Исполняющая обязанности жены генерала дракона

Пролог. Тайны и клятвы

— Если он выздоровеет, я заплачу вам десять тысяч золотых. А если он умрет — вдвое больше!

Ее голос прозвучал как шелест шелка.

Я стояла перед ней, не в силах поверить своим ушам.

«Как она может так говорить о собственном муже?» — пронзила меня мысль, когда я вспомнила клятву «и в болезни, и в здравии!».

Жена генерала Моравиа, прекрасная Элеонора, говорила о смерти как о смене платья.

Но шаг назад делать уже поздно!

Женщина, облаченная в великолепное платье из темно-синего бархата с оборками, казалась идеалом красоты и грации. Длинные каштановые волосы, собранные в изысканную прическу, и утонченные черты лица, обрамленные густыми ресницами, скрывали под собой мрак ее истинной натуры.

«Так и травят родственников. А глаза у них при этом добрые-добрые!» — с горькой усмешкой подумала я.

Я уже давно работала сиделкой у богатых людей, но когда меня пригласили в дом генерала Моравиа, я и подумать не могла, что тут творится такое! Эта семья была образцовой. Без лжи, подлости и предательства. По крайней мере, о ней всегда так говорили.

Одеваясь в униформу, я должна оставить чувства за дверью. Это обычно помогало в работе со сложными пациентами.

Но сейчас, когда молодая генеральша рассуждала о том, как бы поскорее избавиться от мужа-калеки, чувства за дверью я оставить не могла.

— Но он же ваш муж, — с трудом выдавила я из себя.

Я все еще не могла поверить, что кто-то способен так легко говорить о смерти близкого. Тем более в такой благородной семье, как Моравиа!

— Элана, вы не понимаете, — сказала Элеонора, глядя на меня с раздражением, вертя в руках веер. Она то раскрывала его, то собирала. — Его ужасно видеть таким. И вы, должно быть, понимаете. Его страдания невыносимы. Он потерял драконью сущность. Заклинание убило дракона внутри него и искалечило его тело. Смерть станет для него настоящим избавлением.

«Для него? Или все-таки для вас?» — подумала я.

Теперь, когда магический договор был подписан и мною была дана магическая клятва о неразглашении, красавица Элеонора могла говорить спокойно. Все как есть. И она ни капельки не стеснялась.

— Ни генерал, ни его многочисленная родня, никто не должен знать об этом разговоре. Для всех я должна оставаться любящей и заботливой женой. — Красавица откинулась на спинку стула, и её взгляд стал ещё более холодным.

В этот момент на моей руке проступил символ клятвы, как бы напоминая о том, что он может убить меня в любой момент. Через мгновенье символ померк.

Магические клятвы в богатых домах были обычным явлением. Никто не желал, чтобы их грязные семейные тайны вылезли наружу и запестрили в газетах. Поэтому магическая клятва часто стоила жизни тем, кто не умеет держать язык за зубами.

У меня от этих магических клятв пробу уже ставить негде. Но самое обидное то, что эти клятвы не имеют срока давности, и ни один суд в мире, ни одна магия не способна ее с меня снять.

«Думай о доме, который ты хочешь построить!» — вертелось у меня в голове. А я постаралась вспомнить старую картинку, которую я нашла в старинном каталоге недвижимости у одной из моих пациенток. В этот момент я почувствовала, что поместье, которое изображено на картинке, — это то, чего я хотела всю жизнь. Душа изнывала при мысли о том мгновении, когда я наконец-то переступлю порог собственного дома. Конечно, на поместье я вряд ли насобираю. Но похожий дом построить смогу! И эта мысль грела меня в самые тяжелые моменты.

— Помимо премии, будет помесячная оплата, — продолжала Элеонора. — Премия по результату.

Еще пятнадцать минут назад, когда я давала магическую клятву о неразглашении, мне и в голову бы не пришло, что в семье герцогов Моравиа бывают такие тайны!

Я ощутила, как стены кабинета сжались вокруг меня, вызывая желание сбежать, вырваться из этого душного пространства, но в то же время я осознала: отступать было некуда.

— Слуг в доме минимум. Кухарка, старая горничная и дворецкий. Мужу больше и не надо. Так что беспокоиться тебе не о чем, — заметила генеральша. — Гостей здесь не бывает. После того, что с ним случилось, мой муж никого не желает видеть!

В глубине души я мазала свое презрение жирным слоем на каждую её фразу, как паштет на хлебушек.

— Иными словами, вы хотите, чтобы я… — начала я, глядя ей в глаза. — Убила вашего мужа?

Арт к главе

Глава 1. Первая встреча

- А не проще ли тогда нанять не сиделку, а какого-нибудь «сидельца»? - спросила я, прочитав ответ в ее глазах.

- Зачем? - спросила генеральша. - Разве убийство не повлечет за собой расследование? Ну и глупости ты говоришь! Я не требую от тебя его смерти. Я же сказала. Если он выздоровеет, ты получишь десять тысяч золотых, а если нет, то вдвое больше. Так что решать тебе.

Внутренний голос шептал мне, что стоило отказаться от всего этого сразу, но я понадеялась на безупречную репутацию семьи Моравиа. И вот во что это вылилось!

- Ну что ж! Пора тебе познакомиться с ним! Учти, характер у него не сахарок! - генеральша с усмешкой перешла на «ты». - Но я на тебя очень надеюсь! И очень рассчитываю!

Правильно говорят: «Не так страшна болезнь, как характер пациента!».

Я сделала глубокий вдох и, с трудом собравшись с мыслями, вышла из комнаты вслед за Элеонорой.

Она пошла по коридору, направляясь к одной из дверей.

- Любовь моя, - проворковала она под дверью, легонько постучавшись. - К тебе можно?

- Входи, - услышала я мужской голос, а Элеонора улыбнулась, приглашая меня внутрь.

Я пересекла порог комнаты, где должен был ждать генерал. «Помни! Эмоции мы оставляем за дверью!» - пронеслось в голове.

Стены комнаты были выкрашены в глубокий, насыщенный оттенок бордового, будто спекшаяся кровь, застывшая в неподвижности. Над головой раскинулся массивный потолок, украшенный лепниной с изящными завитками, которые будто наблюдали за каждым моим движением. Дверь в соседнюю комнату была открыта, а там виднелась массивная кровать с балдахином из тяжелой, полупрозрачной ткани, которая мягкими волнами спадала на пол, словно скрывая что-то под своей пеленой. В углу стоял старинный шкаф из темного дерева с резьбой, а на стенах — портреты в тяжелых рамах из потемневшего золота, взгляды которых казались живыми, следили за каждым моим движением. В воздухе витал запах старых книг, пыли и какой-то едва уловимой нотки магии, которая будто бы пронизывала всё вокруг.

Генерал сидел в кресле спиной ко мне, и его плечо — крепкое, уверенное — было единственным, что я могла различить.

Рядом стояла роскошная трость, аккуратно прислоненная к ручке кресла. Я увидела лишь его мужественный профиль: темные, чуть вздернутые брови, прямой нос, мягкий изгиб губ. Передо мной был молодой мужчина, и это было, пожалуй, самое грустное.

Элеонора заметила мое замешательство. Ее брови нахмурились, губы сжались в тонкую линию.

— Дорогой, — тихо произнесла она, — познакомься. Это — твоя сиделка. Ее зовут Элана. Она будет ухаживать за тобой.

Генерал, словно нехотя, повернул голову, и я почувствовала, как в его взгляде вспыхнуло что-то — смесь недовольства и внутренней боли.

— Зачем мне сиделка? — его голос прозвучал резко, чуть хрипловато.

Но я услышала в нем и нотки скрытой боли, и усталости. Он явно не хотел показывать свою уязвимость.

— Аврелиан, как зачем? — улыбнулась Элеонора, — чтобы ты побыстрее выздоравливал.

Генеральша заметила мое замешательство. Её брови нахмурились, а губы сжались в тонкую линию.

Она подошла ближе, и её аромат, смесь дорогих духов и чего-то ещё, невыразимо женственного, опьянил меня.

Генерал продолжал смотреть на меня вполоборота. Его взгляд был полон раздражения и недоверия.

Я чувствовала, как напряжение в комнате нарастает, словно натянутая струна.

Элеонора, казалось, наслаждалась этой игрой, её губы изогнулись в едва заметной улыбке, как будто она знала, что происходит в душе своего мужа.

— Я не нуждаюсь в сиделке, — произнес генерал, но на этот раз его голос звучал с пугающей твердостью. — Я неплохо справляюсь сам.

Я сделала шаг вперед, стараясь не выдать своего волнения.

Внутри меня бушевали эмоции, но я знала, что должна оставаться спокойной. В голове пронеслось: «Он не доверяет никому и пытается держать дистанцию. Он отвергает любые попытки ухаживания или помощи. Случай тяжелый».

— Господин генерал, — начала я, стараясь говорить уверенно, — я здесь, чтобы помочь вам. Я понимаю, что это непросто, но я обещаю сделать все возможное, чтобы облегчить ваши страдания.

- Страдания, говоришь?

И тут он повернулся ко мне лицом.

О, боже мой!

Арт к главе

Глава 2. Красавец и чудовище

Уродливый росчерк шрама пересекал его красивое лицо по диагонали, проходя сквозь переносицу, и заканчивался чуть ниже мочки уха, разделяясь на две части.

При виде этого шрама внутри шевельнулось что-то похожее на жалость и смущение.

Мне тут же захотелось отвести взгляд.

Судьба! Это слишком жестоко по отношению к такой красоте!

В голове пронеслось: «За что? Такое красивое лицо, и вот так!».

Если бы не этот шрам, то я могла бы сказать, что никогда в жизни не видела более красивого мужчины.

Чувство внутренней несправедливости заставило меня сглотнуть.

От пронзительно серых глаз, казалось, не укрылись мои мысли, хотя я и всеми силами пыталась скрыть. Серые глаза смотрели на меня пристально, словно видели больше, чем нужно.

«Ну что? Полюбовалась?» — спросил меня насмешливо-горький холод взгляда. — «Ну и как я тебе?».

— Вы не понимаете, — наконец произнес генерал, и в его голосе звучала горечь. Он разгадал мой взгляд. — Вы ничем не можете мне помочь. Поэтому убирайтесь.

Элеонора, которая все это время стояла рядом со мной, словно тень, добавила ласковым голосом:

— Это невыносимо. Я хочу, чтобы он снова стал прежним, но для этого ему нужна помощь. Любимый…

Это слово, словно отвертка в сердце, заставило меня дернуть глазом.

Сколько раз я видела и слышала: «Когда же эта старая карга отправится навсегда погостить к родственникам!». И тут же, в комнате, на нее нападали с поцелуями всей стаей многочисленной родни, в шесть рук подтыкая одеяльце и в десяток ног спеша за стаканом воды.

Я почувствовала, как в груди у меня закипает гнев. Но я знала, что сейчас не время для эмоций.

- Давай ты не будешь упираться, — заметила генеральша. Она прошуршала платьем по полу, положила веер на столик и присела в кресло напротив мужа, глядя на него так, словно кроме него на свете нет никого!

И в этот момент я увидела, как его лицо изменилось. Этот взгляд…

Генерал любил жену. И даже не догадывался о том, что буквально десять минут назад она озвучила мне цену его жизни!

- Давай ради меня, — прошептала генеральша, беря его руку и целуя. — Я прошу тебя. Не упрямься… Я так переживаю за тебя. Ты не понимаешь, какую боль ты причиняешь мне сейчас, отказываясь от помощи!

Мне казалось, или эту речь она репетировала перед зеркалом? Я увидела, как генерал смягчился, но не ради помощи, а из-за просьбы любимой женщины. И тут же бросил на меня хмурый взгляд: «Ты еще здесь?».

- И поэтому ты наняла мне сиделку? Я и сам могу поесть, переодеться, принять ванну и лечь в постель. Зачем мне сиделка? Или это все-таки сторож? Боишься, что я куда-то убегу?

Он показал глазами на свою ногу.

— Я здесь, чтобы помочь вам восстановиться, — повторила я, стараясь вложить в слова всю свою искренность. — Давайте начнем с простого. Как вы себя чувствуете?

Генерал откинулся на спинку кресла, его лицо стало еще более мрачным.

— Как вы думаете, как я могу себя чувствовать? — его голос звучал с сарказмом. — Я потерял свою драконью сущность. Я не знаю, что делать с этой пустотой внутри. Мое лицо обезображено. Я с трудом передвигаюсь. А так все отлично!

Элеонора, казалось, наслаждалась этой сценой, её губы снова изогнулись в тонкой улыбке, как будто она была зрителем на театральной постановке, где её муж играл главную роль в трагедии.

— Я вас услышала, — произнесла я, стараясь вложить в свои слова поддержку. — Вы многое пережили. Я вижу, что гордость вам не позволяет принимать помощь, но прошу вас, дайте мне шанс вам помочь.

Генерал повернулся ко мне, и в его взгляде я увидела не только недовольство. Я почувствовала что-то другое. Похожее на отголосок надежды.

— Как ты собираешься это сделать? — спросил он, его голос стал чуть мягче, но все еще полон скепсиса.

— Я могу предложить различные методы восстановления, — ответила я, стараясь говорить уверенно. — Нужно будет осмотреть ногу. Выясним, почему вам больно на нее наступать. Быть может, рана не прошла. Или перелом неправильно сросся. Мы попробуем с вами сначала простые упражнения, а затем перейдем к более сложным. Я буду рядом, чтобы поддерживать вас на каждом шагу.

Элеонора, стоя рядом, прервала меня голосом, полным печали и трагизма:

— Ты не понимаешь, он не хочет выздоравливать. Он хочет, чтобы всё закончилось. Он так хочет, чтобы я страдала и плакала! Но мне невыносимо думать, что потеряю его. А он думает только о себе!

Я почувствовала, как в груди у меня закипает гнев, но сдержалась. Актриса из нее была что надо!

— Каждый имеет право на выбор, — мягко произнесла я, глядя на генерала. - Но не стоит разбрасываться шансами. Однажды у судьбы они закончатся.

Генерал снова посмотрел на меня, и в его глазах я заметила, как что-то изменилось. Возможно, он начал осознавать, что от меня не отвертится.

Или тайная надежда на то, что наступит хоть какое-то улучшение, заставило его сделать над собой усилие. Он посмотрел на лицо жены, которая смотрела на него так, будто ловила каждое его слово.

— Я не знаю, смогу ли я когда-либо вернуться к нормальной жизни, — наконец произнес генерал, и в его голосе звучала уязвимость, которую он так старательно скрывал.

— Это нормально, — с мягкой улыбкой ответила я, стараясь быть максимально поддерживающей. — Восстановление — это процесс, и он требует времени. Но я здесь, чтобы помочь пройти через это.

Я почувствовала, как напряжение в комнате нарастает. Генерал, казалось, разрывался между двумя мирами: миром, в котором он был сильным и уверенным, и миром, в котором он чувствовал себя сломленным и уязвимым.

Внезапно над нашими головами пронесся топот, словно средней упитанности слон пробежал по коридору второго этажа. Даже если натянуть натяжку, то списать все это на мышей и крыс не получится.

Элеонора вздрогнула и побледнела, но виду не подала, что тоже услышала этот странный звук.

— Элеонора, — произнес генерал, его голос стал более решительным, как только он поднял глаза на потолок, — я не нуждаюсь в сиделке. Увези ее отсюда! Ты же знаешь, что я убью эту сиделку, как и всех предыдущих.

Арт к главе

Глава 3. Магия и опасность

— В смысле? — спросила я, словно меня обдало холодом, и застывшие слова застряли у меня в горле. Внутри всё сжалось, как будто я оказалась в ловушке, окружённая туманом недоумения и тревоги.

— В прямом, — тихо, но уверенно произнёс генерал, глядя мне прямо в глаза, словно он мог заглянуть в самую глубину моей души. — Неужели моя супруга тебе этого не рассказывала?

Мои мысли зашевелились, как волосы на голове. Я сжала губы, пытаясь понять, что же происходит.

— Я просто еще не успела, — прошептала Элеонора, её голос был тихим.. — Для начала я хотела, чтобы вы познакомились…

Она посмотрела на меня, а потом снова бросила взгляд на потолок.

- Понимаешь, Элана, мой муж не просто так удалился в это уединённое поместье. После потери драконьей сущности он больше не способен контролировать свою магию. Она — как дикий, необузданный огонь, который теперь пылает без оков, разрушая всё вокруг.

Генерал вздохнул, его лицо стало как вырезанное из мрамора— холодное и неподвижное.

— Договаривай, любовь моя, — произнёс он с тяжестью в голосе, — я опасен для окружающих меня людей.

Мой мозг будто отключился. Шок охватил меня, как волна, сметающая всё на своём пути.

Я посмотрела на Элеонору — и вдруг почувствовала, будто меня окатили ледяным душем разочарования. Если бы я знала это раньше, я бы никогда не согласилась. Не ради денег, не ради пустых обещаний — ради жизни, ради спокойствия.

Но, словно почувствовав моё замешательство и внутреннее сопротивление, Элеонора встала, мягко взяла меня за руку и аккуратно вывела из комнаты.

Как только дверь в комнату мужа закрылась, её лицо изменилось — словно тень тайны промелькнула в ее голубых глазах, скрывая что-то очень важное, что она не могла или не хотела раскрывать.

Приторная маска любви исчезла, оставив лишь холодный, безразличный взгляд. Мы отошли от комнаты, и Элеонора наконец-то заговорила, приглашая меня в гостинную.

— Ты не должна его жалеть, — произнесла она, и в её голосе не было ни капли тепла.

Я не могла сдержать удивление. Меня так и подмывало спросить, почему она мне не сказала про опасность?

- Вы не могли сказать мне об этом раньше? - спросила я. - Мне кажется, я имею право знать такие подробности! Что еще вы мне забыли сказать?

- Теперь, вроде бы все, - произнесла она совершенно спокойным голосом.- Хотя нет, еще кое-что! Особняк очень старый, и здесь бывают сквозняки. Так что одевайтесь теплее!

Элеонора спокойно подошла к зеркалу, я заметила, как она легким движением поправляет прическу, будто примеряя на себя роль актрисы, которая должна выглядеть безупречно даже в самый неподходящий момент. Ее пальцы легко скользили по локонам, придавая себе безупречный вид перед зеркалом, висевшим в коридоре, — словно она всячески старалось сохранить иллюзию идеальности, скрывая внутренний холод и пустоту.

Я рассматривала роскошную гостиную, с которой начались мои приключения.

— Скажите, — произнесла я. — разве вам его не жаль?

— Жаль? — спокойно и холодно переспросила она.

Элеонора стояла, поворачиваясь к зеркалу то одной стороной, то другой, как будто искала идеальный ракурс для портрета. Внезапно ее руки замерли, а она вздохнула, глядя зеркальному двойнику в глаза.

Она повернулась ко мне, и я увидела, как в ее глазах блеснули слезы.

Внутри меня вспыхнула искра любопытства и тревоги: что же скрыто за этой маской? Какие тайны она хранит в глубине своей души, и почему всё это так тяжело держать в себе?

Арт к главе

Глава 4. Любовь и обуза

— Это не его! Это меня жалеть надо! Жизнь меня обманула! — воскликнула Элеонора вдруг, голос зазвучал страстно, полон боли и отчаяния. — Меня! Не его! Меня! Я выходила замуж за бравого красавца, богатого герцога, дракона, генерала! Неужели теперь я всю жизнь должна потратить на то, чтобы крутиться вокруг калеки, который и шагу ступить не может, не стиснув зубы от боли!

Она сделала паузу, будто пытаясь сдержать волну гневных слов, и продолжила сквозь подступающие слезы.

— Ладно, если бы он был старым. Я бы подождала. Но мой муж молод! И если не считать ноги и лица, то вполне здоров! И это обуза на всю жизнь! Как ярмо на шее, как цепь, что тянет меня назад — не дает мне дышать полной грудью! — проглотила слезы она, глядя мне в глаза.

Сделав глубокий вдох, она закусила губу, а по ее щеке стекла слезы.

— Неужели моя молодость должна пройти рядом с ним? Чем я такое заслужила? Я не хочу до конца своих дней строить из себя жену-героиню! Не хочу лишать себя комфорта и радостей жизни из-за того, что постоянно кручусь и верчусь вокруг него? Почему я должна посвятить свою жизнь ему? — произнесла она, сжимая кулаки.

— Но вы могли бы развестись, — заметила я, глядя на нее с удивлением.

— Развестись? — удивилась генеральша. — Чтобы общество набросилось на меня, как свора голодных собак, и растерзало в клочья за их любимого генерала? Чтобы меня растерзали за то, что я бросила своего героя, своего защитника? Как же так! Бросила генерала-победителя! Он за нас здоровье отдал, а ты… Ты неблагодарная. Вот такая вот ужасная жена! А его родственники? Они же первые заклюют меня. Мое имя будут полоскать все, кому не лень. Моей репутации придет конец!

В этот момент магическая клятва снова напомнила о том, что этот разговор тоже должен остаться между нами, будто невидимый шип прохладно пронзил кожу, заставляя сердце сжаться.

— Ты сама представь! Ты замужем? — спросила Элеонора, смеряя меня взглядом, словно оценивая, заслуживаю ли я замужества или нет.

— Нет, — ответила я тихо, чувствуя, как внутри загорается искра сопротивления.

— А представь, что ты вышла замуж за красивого, сильного, умного мужчину, и вдруг случилось нечто такое, что превратило его в калеку. Ты молода, у тебя впереди вся жизнь — яркая, полная планов, надежд и мечтаний, — и вдруг все рушится. Вокруг — красота, успех, а единственная проблема — муж, который уже никогда не станет прежним. Муж — обуза. И тебе приходится всю жизнь таскать его, как тяжёлое бремя, потому что иначе — что? — потеряешь все.

— Я бы не бросила, — прошептала я, нахмурив бровь. — Если бы любила, я бы сделала все, чтобы ему помочь. И даже если бы не любила, я бы тоже постаралась помочь. Для меня это тоже самое, что выбросить котенка на улицу.

— Видимо, ты так рассуждаешь, потому что тебя это не коснулось. Вот поверь, как только это коснется тебя, ты совсем по-другому запоешь, — усмехнулась Элеонора, уверенная в своей правоте.

Её слова пронзили меня, как острый нож. Я смотрела на неё, и в сердце моём разгоралось негодование. Как можно быть такой бездушной?

— А вы не думали, что было бы, если бы беда случилась бы с вами, а не с ним? — спросила я, внимательно глядя на нее. — Если бы он рассуждал так же?

Арт к главе

Глава 5. Горечь и обида

Элеонора, холодная и безупречно элегантная, казалось, не услышала моего вопроса. Она продолжала поправлять волосы, будто мои слова не касались её.

Она вытерла слезы и еще раз внимательно посмотрела на свое лицо.

— Вы не видите, — произнесла я, стараясь сдержать эмоции, — что он нуждается в вас больше, чем когда-либо? Это не обуза, это человек, который страдает. И только в ваших силах помочь ему, поддержать, подарить любовь и заботу. Иногда это способно творить настоящие чудеса!

Она лишь усмехнулась и продолжила поправлять пряди своих волос, будто мои слова — лишь шум ветра.

- Вот именно, что человек! - заметила она, резко повернувшись ко мне. - Потеряв драконью сущность, он стал человеком. Просто человеком. Если бы он не потерял драконью сущность, то его раны бы затянули за несколько дней, как небывало.

Я чувствовала, что её сердце закрыто, будто стальная дверь. Но как можно так жестоко и холодно относиться к тому, кто так нуждается в заботе? Как можно говорить о нем, как о бремени, которое она вынуждена нести?

— Ты не понимаешь, — продолжала она, её голос становился всё более агрессивным. Слёзы на глазах просохли. — Я не могу тратить свою жизнь на заботу о нём. Он был моим идеалом, я просто обожала его, а теперь… Теперь он лишь тень того, кем был. То, что ты видела в кресле, это не он! Не тот, кого я полюбила! Когда я увидела его впервые после ранения, я подумала: «О, лучше бы он погиб в том бою!».

Я смотрела на неё, и в сердце моём разгоралось негодование. Как можно так легко отвергать человека, который когда-то был сильным и смелым, а теперь нуждается в помощи и поддержке?

- Иногда я жалею, что муж - не испорченное платье, которое можно выбросить или отдать служанке, - в ее тоне прозвучало искренне сожаление. - Мне бы так хотелось избавиться от этого уродства, этого шрама, этого страдания…

- Вы брезгуете им? — осознала я.

- О, ты правильно подобрала слово, - заметила она. - Меня ужасают его шрамы… Бррр! А этот ужасный шрам на лице… Разве можно продолжать любить мужчину, когда на него страшно взглянуть? Я уже потеряла надежду на то, что всё может измениться!

- А если бы всё удалось изменить? - спросила я.

Арт к главе

Глава 6. Дракон

Я сидел в тишине, наблюдая за мягким мерцанием свечей. Их свет мягко скользил по изогнутым теням предметов, создавая ощущение таинственности и уюта. В полумраке комната казалась почти черной, словно сама тьма притаилась в углах, подслушивая мои мысли.

Раньше я погружался в мир магических книг, искал ответы, надеясь, что маги что-то упустили. Но ни одна книга не давала мне ответов. Такого история магии еще не видела — выжечь изнутри дракона его сущность, лишив его магической силы, было практически невозможным. Как враги дошли до этого? Какое заклинание они использовали?

- Скорее всего, это какое-то новое заклинание! Какой-то очень сильный маг! Возможно, древний! - в один голос твердили маги-целители. - Если это так, то мы все в опасности! Лишиться на поле боя разрушительной мощи дракона — это равносильно катастрофе! Мы потеряли свое преимущество в войне!

Если раньше драконов сбивали, ранили, временно выводили из боя, пока они восстанавливаются, то сейчас ситуация приняла совсем другой оборот. Опасный для любой военной кампании.

Воспоминания снова уносили меня туда, где слышались крики боли, сыпались обломки башен. Я снова отчетливо увидел тот момент штурма крепости, который должен был стать отправной точкой нашей победы. Последние ее защитники держали оборону, хотя уже знали, что война проиграна. И зря они ее затеяли.

Темные грозовые тучи нависали над уставшими башнями, разрушенные стены зияли каменными ранами.

Противник был уже на грани сдачи, как вдруг я почувствовал резкую выжигающую боль изнутри. От этой боли, идущей из глубины души, на мгновенье потерял чувство реальности.

Казалось, заклинание, попавшее в меня, словно яд разлилось по венам, и в этот момент голос, звучавший внутри меня, голос моего дракона, умолк. Навсегда.

Растворился в потоке непередаваемой обжигающей боли.

Я не помнил самого падения. Я помнил лишь глухой удар моего тела об землю. И то, что очнулся уже человеком среди мертвых тел. Помню, как схватил лежащий в алой грязи меч, как отразил удар, потом еще один. Помню, как крепко сжимал мокрую рукоять. Как делал замах, как выставлял меч, чтобы отразить удары.

Вспомнил, как боль разорвала лицо. Но я не замечал ее. Только кровь, заливающая глаза. Помню искаженные яростью лица противников, когда я дал мечу вдоволь напиться их крови.

Я знал, что я должен выжить. Я должен вернуться живым.

Она ждет меня.

Элеонора ждет меня.

И только эта мысль придавала мне силы и ярости.

Если я и погибну, то только не сегодня. Не сейчас. Не в этом бою.

- Господин генерал! - это последнее, что слышал перед тем, как потерять сознание.

То, что случилось, я осознал уже в госпитале. Первое, что я услышал, так это тишину. Дракон внутри меня молчал. Эта тишина казалась такой непривычной, пугающей. И в этот момент испугался пустоты. Я звал дракона, напрягал все силы, чтобы попытаться обернуться, но… ничего не вышло.

Воспоминания обрывками возвращались, а я вспомнил голос Элеоноры. Он прозвучал, словно свет во тьме. Я узнал его сердцем.

"Я могу его видеть?" - слышал я ее голос, цепляясь за него всей душой, чтобы выбраться из мрака отчаяния.

"Да, да, конечно! Только он сильно ранен. Мы не знаем, почему он не может восстановиться. Прошла уже неделя… И для дракона это не свойственно!" - озадаченный голос лекарей доносился из-за двери. - "Он просил не говорить родным. Только вам!"

Сердце ждало встречи. Я хотел сжать ее руку, обнять ее.

В этот момент она была нужна мне, как единственная надежда, как луч света среди кромешной тьмы. Я знал, что выжил ради этого. Ради этой встречи. Ради того, чтобы снова обнять ее, вдохнуть запах ее волос, почувствовать тепло ее кожи и сердца.

Шелест ее юбки и скрип двери нарушили тишину палаты. Запах ее духов разбудил во мне желание жить. Я вспоминал те счастливые времена — когда она смотрела на меня с нежностью, когда наши руки соприкасались, и я чувствовал тепло её сердца. Я был уверен, что любовь — это всё, что мне нужно. Что ее любовь способна творить чудеса. Мне хотелось обнять ее, прижать к сердцу, замереть, чтобы понять — мне есть ради кого жить. Как в старые добрые времена, когда я был уверен, что ничего не разрушит наше счастье. Что любовь, что связывала нас, непобедима, что вместе мы все сможем преодолеть.

Я видел, как Элеонора застыла на пороге палаты. Как в ее глазах промелькнуло то, чего я больше всего боялся.

Арт к главе

Глава 7.Дракон

Но она взяла себя в руки и подошла к моей постели.

Она что-то говорила. Обсуждала с лекарями. Держала меня за руку. Проводила рукой по моим волосам. Но я чувствовал холод. Я чувствовал, что что-то изменилось.

Очнувшись от воспоминаний, я до боли сжал кулак, словно пытаясь схватить и удержать что-то невидимое, а потом резко разжал его.

Я ощущал, как моя рука — та, что когда-то была сильной и уверенной — теперь лишь дрожит, как лист под порывом ветра.

На столике лежал забытый женой веер.

Я усмехнулся, вспомнив, что жена избегает взгляда на меня, а если и смотрит, то в ее глазах отражается пустота.

Я снова сжал кулак, в иллюзии удержать что-то важное, неосязаемое, ускользнувшее от меня.

- А он поправится? - слышал ее голос из воспоминаний.

- Мы в этом не уверены, - смутились лекари. - Но постараемся сделать все возможное.

И только в этот момент я впервые увидел, как она впервые посмотрела на мое лицо. В ее глазах я прочитал недоумение, ужас и… брезгливость. Словно я — нищий, который тянется к ее роскошному платью грязными руками, умоляя о монетке.

Сначала я был уверен, что ошибся. Что мне просто показалось.

Но потом понял, что нет. Это не ошибка.

Элеонора избегала прикосновений. Может, со стороны казалось, что все в порядке. Но я знал, что между нами что-то не так. Ее рука была холодной. И такой же холод я увидел в ее глазах, когда впервые обнял ее. Она тоже обняла меня. Она что-то говорила о том, что все будет хорошо… Но я чувствовал, словно обнимаю пустую красивую оболочку. Что она сейчас не здесь, не со мной.

Я чувствовал, как Элеонора уходит, словно призрак, исчезающий в тумане.

Её тень — всё тоньше, всё дальше. Я наблюдал за этим в бессилии что-либо изменить. Я ничего не мог сделать, чтобы остановить этот уход.

Нет, она не говорила о разводе, не говорила о чувствах, она убеждала, что все в порядке, все по-прежнему.

Но я знал, что это всего лишь слова. Я видел, сколько усилий стоило ей, чтобы посмотреть мне в глаза. Видел, что за ее глазами скрывалась пустота.

Словно она ушла от меня, не уходя.

Она отворачивалась при виде моего обезображенного лица, избегала моих прикосновений. Отстранялась, как только я ее отпускал. Словно для нее это превратилось в неприятную обязанность.

Я не мог его осуждать.

Но осуждал.

В тот момент, когда одно ее слово нежности, когда тепло ее сердца способно было вернуть мне надежду, я видел лишь красивую оболочку, которая ходит, улыбается, разговаривает со мной. Но душа ее закрыта.

Я взял в руки ее веер, сжимая его.

Каждый раз я прислушивался к шагам в коридоре. Я узнавал ее по шагам. И каждый раз я представлял, что она откроет дверь и скажет, что скучала, обнимет, и я снова почувствую тепло ее сердца.

Но она не придет. Она меня боится.

Я вспомнил ужас в глазах жены, когда посреди одного разговора по стенам побежали трещины. Как порыв магии сбил ее с ног. Как я просил у нее прощения, вымаливал его, боясь, что причинил ей боль.

Горечь охватывала меня, но вместе с тем — и безмолвное понимание.

Я не мог стать тем, кем был раньше, и, возможно, она не могла принять меня таким. Моя слабость и мои раны — будто приговор, лишающий меня достоинства, силы, смысла жизни. Я чувствовал себя разрушенным, заброшенным, как руины старого замка, в которых когда-то кипела жизнь.

Тогда я понял: с этого момента я — всего лишь человек. Слабый, уязвимый и смертный. И все мои раны — не просто физические, а раны души, которые никак не заживают. Они — мой приговор, моя судьба. Я стою в тени, разрываемый между горечью и надеждой, которая почти угасла.

Я жив — и это самое страшное и самое дорогое, что у меня есть.

Арт к главе

Глава 8. Бессилие и тяжесть

- Мы пробовали все. Маститые маги разводят руками. Заклинания его не берут! Даже странно, - заметила Элеонора. - Даже родовая магия рода Моравиа оказалась бессильной.

Элеонора закатила глаза, и в её взгляде я увидела не только презрение, но и глубокую печаль.

— Я не могу любить его таким, — произнесла она, её голос стал тихим, но в нём всё ещё звучала горечь. — Я не могу смотреть на него, не вспоминая, каким он был. Мне это тяжело. Я не хочу так.

Я поняла, что её слова были не только о нём, но и о ней самой.

— Вы должны попытаться, — произнесла я, стараясь донести до неё свою мысль. — Он нуждается в вас больше, чем когда-либо. Иногда любовь, теплота и ласка…

В этот момент мне казалось, что что не все потеряно. Что что-то внутри нее может измениться. И что она - просто уставшая женщина, которая опустила руки, которая мечется из крайности в крайность, сгорая от внутреннего отчаяния.

- Хватит! - отрезала Элеонора. - Прекратите! Я больше не хочу разговаривать на эту тему! Мне пора возвращаться. Скоро бал. Я пришлю тебе распоряжения. А пока осваивайся.

Элеонора, не дождавшись ответа, вышла из комнаты, оставив меня одну с нарастающим чувством тревоги. Я смотрела на её уходящую фигуру, и в сердце моём разгоралось недоумение. Как можно быть такой жестокой? Как можно отвергать человека, который когда-то был её идеалом, а теперь нуждается в поддержке?

Может, в глубине души, она все еще любит мужа?

Я подошла к окну и посмотрела на сад, где цветы распускались, словно жизнь продолжалась, несмотря ни на что.

- О, добро пожаловать, - услышала я незнакомый голос. Обернувшись, я увидела пышную даму в костюме горничной. - Меня зовут Бэтти. Я горничная. Сослана сюда за пьянство, дебош и плохо проглаженные ленты.

- Очень приятно. Я - новая сиделка у генерала Моравиа, - улыбнулась я. - Приехала, чтобы помочь вашему хозяину. А так вроде бы больше нигде не накосячила…

- О, ему уже ничего не поможет, - заметила горничная. - Знаешь, сколько вас таких тут было? И сиделки, и доктора, и какие-то целители!

- Правда? - удивилась я. - Мне об этом не рассказывали! Неужели никто не смог помочь?

- А! Понятно! Видимо, вы еще не в курсе, - усмехнулась Бэтти.

Арт к главе

Глава 9. Горничная и секреты

— Скоро сами всё поймете, — вздохнула Бэтти, слегка улыбаясь, словно предвкушая нечто важное и таинственное.

— Пойму что? — спросила я, чувствуя, как медленно поднимается внутри волнение.

— Всё, — ответила горничная, улыбка на ее лице заиграла мягкими оттенками таинственности.

Она взглянула на меня с легкой насмешкой, и я почувствовала, как в ее глазах загорается искра. Бэтти обошла меня, словно исследуя каждую мельчайшую черту моего лица, оценивая, насколько я соответствую этой загадочной, почти мистической обстановке, в которой оказалась.

Я понимающе улыбнулась в ответ — опыт работы у богатых учит видеть за словами и жестами больше, чем кажется на первый взгляд. Иногда слуги любят напускать загадочность, рассказывая о семейных проклятиях, призраках и прочей дребедени, чтобы скрыть свою слабость или просто развлечься.

— Нас тут немного, — произнесла Бэтти, поднимая брови и делая легкий жест рукой. — Я, кухарка и дворецкий. А теперь — и ты.

Я кивнула, стараясь сохранять дружелюбный настрой, хотя внутри ощутила, как сердце забилось немного чаще.

— И чем вы тут занимаетесь? — спросила я, стараясь изобразить интерес и невинность, но одновременно и проявить немного любопытства, чтобы понять, что скрывается за этой загадочной атмосферой.

— Делать нам особо нечего, — ответила Бэтти, улыбнувшись чуть загадочно. — Мы с кухаркой придумываем сплетни про дворецкого. Он обижается, когда слышит, что его обсуждают. Потом остывает, и всё по кругу.

Она засмеялась мягко, и в этот момент я заметила, как в ее взгляде проскользнула искра удовольствия. Я невольно улыбнулась. Забавная тетка — словно персонаж из старинной сказки, где всё наполнено тайнами и намеками.

— Большинство комнат у нас нежилые, — продолжила Бэтти. — Гости бывают редко. Иногда сюда заезжает генеральша, но ночевать тут она не остается. Как говорят, что одна туфелька здесь, а другая — уже в столице, на балу или в модном салоне. Приезжает она нечасто. Примерно раз в месяц! Иногда чаще, если ей что-то нужно.

— Я слышала наверху шум, — сказала я, наклонившись чуть вперед. — Такой громкий, будто кто-то пробежал по полу. Вы не знаете, что это было?

Бэтти вздохнула, ее лицо стало чуть серьезнее.

— Послушайте, — начала она ласково, — я не сомневаюсь, что вы добрая, милая и честная девушка. Но предыдущие сиделки и врачи, что здесь работали, — все они не задерживались надолго. Они исчерпали все свои возможности. Иногда доходили до крайностей, — добавила она, чуть улыбаясь. — И вам здесь, скорее всего, тоже лучше не задерживаться.

— А почему не задерживались? — спросила я, чувствуя, как внутри загорается любопытство.

Бэтти взглянула на меня с легкой тенью грусти в глазах.

— Из-за проклятия и характера генерала, — произнесла она тихо, словно боясь нарушить какую-то невидимую границу. — Но прежде всего — из-за его характера. И некоторые я лично провожала сметенными в совочек. Хотя это — обязанность дворецкого, — добавила она, чуть усмехнувшись.

Я почувствовала, как в голове всплывает новая тайна, словно занавес медленно поднимается, открывая темные, неизведанные грани этой загадочной истории.

Арт к главе

Глава 10. Игра без победителей

— А что это за проклятие? — тихо спросила я, осторожно оглядываясь, словно боясь наткнуться на что-то невидимое, скрытое во тьме. Я старательно подобрала эпитет «проклятье», намекая на разгулявшуюся силу генерала.

Бэтти пожала плечами, ее лицо выражало искреннее недоумение и немного насмешки.

— А я откуда знаю? — ответила она, делая легкий жест рукой. — Я что, у него документы спрашивала? Проклятие и проклятие.

Я почувствовала, как мороз пробежался по коже, и мой взгляд невольно скользнул по древним стенам — мрачным, покрытым трещинами и облупившейся краской. В этом месте даже воздух казался тяжелым, пропитанным тайнами и забытыми страхами.

— А вы его хоть раз видели? — спросила я, ощущая, как дом вдруг стал мрачным и неприветливым, словно все его забытые уголки ожили под моим взглядом, напоминая о старинных поместьях, где каждый шорох, каждый шепот — часть давно ушедшей эпохи.

Бэтти слегка развела руками, улыбаясь загадочно.

— Ну, раза два, мельком, — призналась она.

Я подняла глаза на старинную люстру в позолоте, сверкающую в тусклом свете, и почувствовала, как внутри просыпается любопытство. Мне показалось, что люстра едва заметно покачнулась.

Бэтти подняла глаза, а потом отошла к стене. Я решила последовать ее примеру. Люстру еще чуть-чуть тряхнуло. Она даже звякнула.

- А почему оно вас не тронуло? - спросила я, не сводя взгляда с люстры.

— Наверное, в тот день мне просто повезло, — усмехнулась горничная, тоже глядя на люстру.

Она легко протерла дверную ручку, не особенно заботясь о пыли или грязи.

- Ты мне нравишься, - заметила Бэтти. - Так и быть, дам тебе совет. Не смотри на лицо генерала. Он этого терпеть не может. Как только начинаешь его рассматривать, он тут же выходит из себя.

- Но ведь он может подумать, что я наоборот прячу глаза от его шрама? Что мне неприятно на него смотреть, - заметила я. - И поэтому я отвожу взгляд.

- Тут игра без победителей, - заметила Бэтти, пожимая плечами. - И палка о двух концах. К дворецкому можешь не соваться. Он всегда пьян и редко выходит из комнаты.

- Ничего себе дворецкий, - заметила я. - А как же его обязанности?

- А он просто иногда оттуда кричит, мол, милости прошу! - заметила Бэтти. - Кухарка в основном на кухне или в огороде. И я тут пыль вытираю…

Бэтти зевнула.

- А с генералом вы не… общаетесь? - спросила я.

- Нет, конечно! - Бэтти посмотрела на меня, как на сумасшедшую. - Мы вообще от него подальше стараемся держаться. Я вообще про него мало знаю. Знаю, что он всегда после того, как попил чай, переворачивает кружку на блюдце. Привычка у него такая.

Бэтти задумалась.

- Тут неизвестно, что его может разозлить! Особенно в дождливые дни! В те дни тут вообще магия знает что творится! Так что мой тебе совет: как только пасмурно и дождик, прячься и побыстрее. Можешь у меня пересидеть. До меня вроде бы не сильно достает. Или на кухне. Там стены ого-го какие прочные.

Глава 11. Веер и тайна

Понятно. Видимо, нога болит на погоду.

- Есть еще что-то, что я должна знать? - спросила я, видя, как Бэтти собралась уходить.

- Не стой возле окон, не стой под люстрами, шкаф, даже если кажется, что дом построен вокруг него, тоже может принести тебе сюрпризы. Я не говорила, что горничных здесь раньше было две? Нет? И не буду!

Она направилась по коридору, оставляя за собой шорохи и звуки, наполняющие тишину. «Мамочки!» - пронеслось в голове, а я снова посмотрела на люстру и погрозила ей пальцем.

Вдруг в коридоре послышался шум, и на пороге появился генерал.

Я вздрогнула, чуть не подпрыгнув, и чуть не схватилась за сердце, словно в тот момент моя душа почувствовала, что один шаг — и я окажусь в мире, наполненном давно забытыми ужасами. Тут мы беседуем про генеральское «проклятие», а потом появляется он — внезапно и таинственно, как будто сам дом ожил, чтобы показать, будто оно реально здесь есть!

Лицо генерала было искажено болью, словно сквозь него пропускали осколки невыносимой агонии. Но в его взгляде горел огонь — огонь, который я не могла игнорировать, огонь, что говорил о внутренней борьбе, о страданиях и о той силе, что держит его на грани.

Он смотрел прямо на меня, и я почувствовала, как сердце забилось быстрее, словно внутренний механизм, запущенный в спешке.

— Где Элеонора? — спросил он низким, угрюмым голосом, в котором слышался тревожный оттенок — как будто он уже знал ответ, и его сердце сжималось от ожидания.

Я сделала глубокий вдох и постаралась скрыть свои эмоции, чтобы не выдать ни тени волнения.

— Она ушла, — ответила я тихо, стараясь говорить ровно, — она очень спешила.

Генерал нахмурился, и я заметила, как его руки сжались в кулаки, словно он сдерживал нечто — гнев, тревогу или, может быть, отчаяние.

— Так и не попрощалась? — его голос стал чуть мягче, с нотками надежды, словно он все еще цеплялся за ту малую искру, что могла помочь ему в этой тьме.

— Она забыла свой веер на столе.

- Я отнесу его ей, - сказала я, избегая его взгляда. И лишний раз не останавливать взгляд на его лице, как советовала Бэтти.

Он посмотрел на меня с той особенной тенью в глазах, которая будто говорила о том, что ему не все равно, и одновременно — о том, что ему все равно, что я знаю.

Я быстро вышла из дома, направляясь к входной двери, и заметила, что карета генеральши еще не уехала.

Занавески кареты были плотно зашторены, и снаружи ничего не было видно, — но я чувствовала, что внутри происходит нечто важное, словно это — ключ к разгадке всего.

Интересно, почему она еще здесь?

Арт к книге

Глава 12. Тайна генеральши

И быстро направилась в сторону входной двери с огромными, тяжелыми ручками, украшенными тонкой ковкой.

Звук моих шагов эхом разнесся по гулкому холлу, когда я с легким усилием толкнула дверь и вышла наружу.

Передо мной раскинулся заросший сад, окутанный легкой, почти невесомой завесой тумана, которая словно прятала его тайны и воспоминания. Густые ветви старых деревьев, искривленные временем и ветрами, тянулись ввысь, как бы пытаясь поймать в свои когтистые лапы звезду.

Свет, пробиваясь сквозь густую листву, создавал причудливые узоры на земле — тени и свет, сплетающиеся в замысловатые картины, словно сама природа рисовала свою сказку.

Мох, мягкий и влажный, укрывал тропинки и корни, превращая их в зеленый ковер, по которому хотелось ступать осторожно, как по таинственной тропе, ведущей в забытые уголки прошлого. Запах диких цветов — сладкий и насыщенный, с оттенками лаванды, полыни и старой древесины — наполнял воздух, напоминая о давно прошедших летних вечерах, когда в этом саду звучали смех, музыка и голоса гостей на званых обедах и балах.

Заброшенные аллеи, обрамленные диким шиповником и вьющимся виноградом, казались таинственными путями, ведущими к невидимым сокровищам. Они вели к старинному фонтану, чей каменный рот, покрытый мхом и лишайником, хранил в себе шепот забытых признаний и потерянных надежд. Сейчас эти сухие губы, кажется, потрескались от жажды, словно хотели пить уже много десятков лет.

Я прошла по извилистой дорожке, покрытой мелкими трещинами и проросшей травой, направляясь к карете, которая стояла чуть в стороне, в тени старых деревьев.

Воздух был насыщен тишиной, только издалека доносились редкие звуки — щебетание птиц, тихий шелест листьев под легким ветерком.

Не доходя до кареты, я вдруг услышала приглушенные голоса. Они звучали изнутри, и их было два: один — приятный, бархатистый мужской голос, а второй — знакомый, женский. Второй явно принадлежал генеральше.

Эти звуки словно разбудили во мне что-то неожиданное — я даже сбавила шаг, замерев в нерешительности. Может, я не вовремя?

- …мне кажется, что скоро нам понадобится новая сиделка, - послышался голос генеральши.

— Любовь моя, тебе больше поговорить не о чем? — раздался незнакомый мужской голос, с легким оттенком насмешки.

Занавески кареты были плотно зашторены, и снаружи ничего не было видно, только слышно — голос и тихий шелест ткани.

— Ты что? Боишься, что придет муж и постучит в карету? — усмехнулся голос генеральши, с легкой ироничной ноткой. — Такими темпами он придет сюда только к следующему году!

Я почувствовала, как во мне просыпается очень плохая девочка — та, что не терпит секретов и притворства.

Внутри закипела решимость, и я взяла и постучала в дверь кареты.

Глава 13. Ложь во благо

Голоса притихли.

Внезапно одна из занавесок медленно открылась, и я, не раздумывая, протянула в окошко веер — тонкий, изящный, с узором в виде золотых цветов.

— Вы забыли, — мягко сказала я, — на столе в комнате мужа.

Генеральша мгновенно улыбнулась, тонкая и холодная, словно лед под солнцем. Ее глаза заискрились хитростью, и она, словно беззвучно, кивнула.

— О, благодарю! — произнесла она, улыбка на лице исчезла так же быстро, как и появилась, — и тут же, с легким, будто случайным движением, она дернула штору, убирая с моих глаз все лишние детали.

Печать магической клятвы снова проступила у меня на руке, как бы намекая, что генералу об этом знать не положено.

Кучер, послушно и без суеты, стегнул лошадей, и карета тронулась с места, мягко покатилась по узкой, извилистой дороге, ведущей в тень мрачного леса.

В воздухе повисла тишина, глухая и тяжелая, словно сама природа притихла в ожидании, когда карета скроется в чаще.

Я отправилась обратно в поместье, чувствуя внутри какое-то странное, гнетущее ощущение.

Генерал ждал в коридоре.

— Вы отдали веер? — вдруг спросил он, его голос прозвучал чуть глухо, словно из глубины души.

Я кивнула, хотя внутри было горько и неприятно — словно на сердце повесили тяжелый камень. Пока она тут сюсюкалась с мужем, в карете ее ждал кто-то другой — мужчина, о существовании которого она явно не собиралась говорить супругу.

— Она что-то сказала? — спросил генерал, следя за мной пристальным взглядом.

— Она поблагодарила, — ответила я, стараясь придать голосу легкость, но внутри ощущала необычайную тяжесть.

Генерал смотрел на меня так, словно всё было ясно без слов. В его глазах застыла непреодолимая боль, и в этот момент я заметила, как тяжело ему дается каждый шаг — его лицо исказила усталость, а тело будто бы сжималось под невидимым грузом.

Он опирался на дорогую трость. Трость казалась слабой, как хрупкая веточка, что вот-вот сломается под мощью его тела, которое раньше было символом силы и непоколебимости.

- Она ведь была не одна? - внезапно спросил он, а я почувствовала в его словах нечто странное.

Арт к главе

Глава 14. Вопрос и утверждение

Тонкая грань разделяла вопрос и утверждение.

«Он обо всем догадывается!» — пронеслось в голове, и я почувствовала, как внутри всё сжалось от неопределенности.

В этот момент я не могла произнести ни слова. Врать было бы предательством, а говорить правду — словно бросить вызов судьбе. Поэтому я молчала, словно замерев, ожидая следующего удара или откровения.

Увидев мой взгляд, генерал вдруг посмотрел на меня с горькой, почти насмешливой улыбкой — той, что скрывает драмы, разрывающие сердце изнутри. Его глаза, обычно полные силы и власти, сейчас казались пустыми, усталыми. В них отражалась вся его трагедия, вся его потеря.

— Не надо так на меня смотреть, — тихо произнес генерал, голосом, насыщенным усталостью и разочарованием, словно он сам уже принял свою судьбу. — Не надо так.

Я не могла понять, что именно он имеет в виду. Что за «так»? Почему его взгляд полон боли? Почему его слова звучат как шепот, в котором слышится вся тяжесть мира?

— Как «так»? — спросила я робко, пытаясь понять его внутренний посыл.

Он указал рукой на меня, и его голос прозвучал как эхо боли, которая разрывала его сердце — безжалостная, непреодолимая.

— Вот так, — сказал он тихо, — как ты сейчас смотришь.

И в этих словах — вся его безысходность, вся его потерянная вера. Он казался тенью самого себя — сломленным, потерявшим свою мощь и достоинство. Величие, которым он когда-то обладал, исчезло, уступая место внутренней ране, которая не заживает с годами.

— Я не хотела… — начала я.

Но генерал перебил меня. Его голос стал тихим, но в нем звучала решимость, словно каждое слово было клятвой, произнесенной в бездну.

— Не нужно ничего говорить, — произнес он твердо. — Я знаю, что она думает. Я знаю, как она меня воспринимает.

Я смотрела на него, сердце разрывало сочувствие. Передо мной стоял человек, которого судьба сломала, а он все еще держится, не позволяя себе сдаться. В его глазах я увидела не только усталость, но и глубокую боль — ту, что не видна окружающим, ту, что скрыта за маской силы.

— Ваша жена… — робко начала я, — она просто…

Мне не хотелось выгораживать его супругу. Но я знала: лишать генерала надежды — значит, оставить его в бездне отчаяния. Иногда даже слабая искра надежды, призрак, которой мы боимся потерять, способен сотворить чудо. Хотя я прекрасно понимала, чем это может закончиться.

Но генерал снова качнул головой — словно отгонял свои мысли, словно боролся с внутренней бурей, раздирающей его душу.

— Она не понимает, — произнес он голосом, полным эхом боли. — Что я не выбрал этого. Я не хотел стать таким. Впрочем, ты, наверное, думаешь так же, как и она. А я не хочу быть ни для кого обузой.

Он резко повернулся, и в этот момент раздался стиснутый зубами стон — крик боли, который будто прорезал тишину, как кинжал, пронзающий сердце. Его тело задрожало, а лицо исказила мучительная агония.

Что случилось? Почему он остановился? Что за невидимая рана вдруг прорвала его изнутри? В этот момент я почувствовала, как вокруг нас словно сгустилась тишина, наполненная тяжелым дыханием судьбы.

Арт к главе

Глава 15. Дракон

Я догадывался.

Догадка напоминала тень, которая подкрадывается в самый темный час.

Знаки — мельчайшие, почти незаметные — складывались воедино, и я понимал: моя драгоценная, моя любимая, моя Элеонора мне изменяет.

Я чувствовал это в каждом движении её тела, в каждом взгляде, в каждом слове, которое она произносила.

Как будто бы всё было продумано заранее, чтобы скрыть правду, чтобы спрятать боль, которую она мне причиняет.

Почему? Почему она не могла сказать мне правду? Почему я должен был догадываться, чувствовать, угадывать? Неужели я настолько чужой, чтобы она могла так легко забыть о том, что когда-то нас связывало?

Но одновременно с этим ощущением предательства я понимал.

Понимал, что осуждать её я не могу.

Я не в силах был винить её, ведь я — искалеченный, разбитый, с ранами не только на теле, но и на душе. Моя магия — дикая, неконтролируемая — чуть было не уничтожила всё, что было дорого мне, и в глубине я знал: она, наверное, видела во мне опасность.

И я не могу ей упрекнуть за то, что она искала утешения, — пусть даже у другого. В конце концов, кто я такой, чтобы судить её за то, что она ищет свет, когда мне самому давно нечего держать в руке, кроме пепла?

Но при этом мне было обидно.

Обидно до глубины души. Обидно за то, что я — не тот могучий дракон, которым был когда-то, что магия и раны сделали меня чужим даже для себя. И теперь, когда я думаю о ней, о её тайных взглядах и тихих словах, я чувствую, как внутри всё сжалось, как будто бы я — пленник собственных чувств, заперт в камере из боли и разочарования.

Но я не могу остановить поток мыслей, не могу отрицать то, что чувствую.

Я знаю: она — часть меня, хоть и изменяет, хоть и скрывает это под маской заботы и любви.

Мне все еще казалось, что она вот-вот повернётся ко мне, и я смогу сказать ей — не словами, а тишиной, что я всё ещё жду её. Что она нужна мне. Сейчас! Как никогда раньше! Что ради нее я выкарабкивался из темноты. Что ради нее я выбрал жизнь…

— Я не имею права осуждать тебя, — мысленно прошептал я. — Ты тоже страдаешь, тоже ищешь спасения. И, может быть, в глубине души ты всё ещё любишь меня.

Я не знаю, правда ли это. Не знаю, есть ли у меня ещё силы поверить в то, что даже в этом разрушенном мире, в сердце которого — предательство и боль, всё ещё есть что-то ценное.

Может быть, я всё ещё способен простить? Простить ее холод. Простить ее слабость.

А должен ли я прощать?

Острая боль от резкого движения пронзила меня, но что значит эта боль по сравнению с тем, какая боль терзает мою душу?

Арт к главе

Глава 16. Чужая боль

Подняв на меня взгляд, обжигающий ненавистью и яростью, генерал сделал невероятное усилие, чтобы переставить ногу. Каждое движение казалось ему непосильным, словно внутренний пожар охватил его изнутри, а воля сопротивлялась боли.

— Давайте я помогу вам! — поспешно бросилась я к нему, чувствуя, как сердце сжимается от беспомощности. Но в этот момент вдруг прозвучал резкий рык — и я остановилась, словно удар молнии прошел по воздуху:

— Не трогай меня! — прорвалось из его горла с такой яростью, что даже воздух вокруг словно сжался.

Я не знала, чем еще могла помочь. Перед глазами у меня мелькнули картины — его лицо, искаженное страданиями, тело, борющееся с болью, словно какой-то ужасный демон. Я видела, как ему невероятными усилиями удается просто стоять на ноге, которая, похоже, вот-вот предаст его.

— Не вздумай ко мне подходить! — сквозь зубы процедил генерал, словно его слова — последний щит, который держит его в этой борьбе.

Растерянная, я смотрела, как трость выпала из его руки и легла на роскошный ковер с узором, похожим на древние руны, — словно сама судьба решила оставить свой знак. Генерал, опершись рукой на стену, медленно, с трудом опустился на край кресла. Его лицо — смесь боли, гнева и усталости, словно он на грани полного разрушения.

Я поспешила к трости, подняла ее и протянула ему.

— Может, не надо так резко вставать? — мягко спросила я, стараясь говорить спокойно, хоть внутри меня чувствовалось, будто я балансирую на тонкой грани. — Если вам больно, можете опереться на меня.

Он взглянул на меня с недоверчивым выражением, словно я сказала что-то совершенно абсурдное.

— На тебя? — произнес он с легкой усмешкой, которая быстро исчезла, уступая место новым волнам боли.

— Да, на меня, — повторила я, внутренне напрягаясь, будто собиралась взять на себя весь этот груз. — Я могу помочь.

Генерал, словно услышав что-то невероятное, усмехнулся сквозь зубы:

— У тебя позвоночник на пол ссыплется, — произнес он, и в его голосе звучала ирония и усталость.

Я почувствовала, как внутри зашевелилось что-то — смесь обиды и решимости.

— Еще чего! — заявила я, подставляя плечо, — я бабушек на себе носила! Средней крупности…

Он посмотрел на меня с недоверием, его глаза были полны боли и ярости, словно он боролся с внутренним штормом.

— Я вешу, как три такие бабушки, — добавил он с легкой улыбкой, — а то и четыре. Так что не ерунди.

— А давайте проверим? — предложила я, делая шаг вперед и снова подставляя плечо.

Он сжался, словно ощутив, что я действительно могу стать его опорой, и резко бросил:

— Еще чего! — и, с трудом собрав силы, встал с кресла, стоящего в коридоре, сделал усилие и повернулся обратно в свою комнату.

Я последовала за ним.

Наконец, он сел, поставив трость на место, словно закончив еще одно сражение.

— Я понимаю, что помощь для вас — это слабость. Но вы не слабый, — тихо сказала я, стараясь донести до него свою искреннюю мысль. — Сила — не в том, чтобы не просить о помощи, а в том, чтобы уметь ее принимать, когда она действительно нужна.

Генерал посмотрел на меня долгим взглядом, в котором читалась вся гамма чувств — от гнева до отчаяния.

— И сколько же вам заплатили за то, чтобы я побыл вашей обузой? — прошептал он, и в его голосе прозвучала горечь, словно он уже давно смирился с этой мыслью.

Пока я думала, что ответить, на стене за его спиной прямо по обоям поползли предупреждающие языки пламени. Позади меня что-то с грохотом упало на пол.

Но как только я протянула руку, чтобы помочь, стены комнаты вдруг затрещали. Люстра на потолке зазвенела, а я резко сделала шаг назад. Но что-то говорило, что уже поздно.

Арт к главе

Глава 17. Потерявшие все

Генерал глубоко вздохнул, крепко зажмурился и сжал кулаки.

- Перестань! - прорычал он, а я видела, как лицо стало напряженным.

Сейчас я стояла, застыв в одной позе, словно мир вокруг меня вот-вот рухнет, если я сделаю хоть одно неверное движение.

Словно в замедленной съемке, я увидела, как пламя вдруг исчезает, растворяясь в воздухе, оставляя лишь легкое ощущение недосказанности.

“Ни фейхосебе!” — мелькнуло у меня в голове. Между прочим, за такое, по правилам, сиделкам полагается очень солидная доплата и больничные!

Я сделала шаг вперед, стараясь держать спокойствие, и тихо произнесла:

— Ваша супруга пока еще ничего мне не заплатила, — хотя внутри меня все сжалось от страха и неизвестности. — Я просто хочу помочь вам.

Генерал повернул голову, взглянув на меня с недоверием, и в его глазах я заметила внутреннюю борьбу — между гордостью и нуждой в помощи, которая, кажется, с каждым мгновением разгоралась с новой силой.

— Ты не понимаешь, — произнес он тихо, словно шепотом, в котором таилась решимость. — Я не могу позволить себе быть обузой. Не могу позволить видеть меня таким. Я люблю свою жену, но вижу, как изменилось ее отношение. Я чувствую это… Я вижу, как она отворачивается от меня, как ее взгляд смотрит вроде бы на меня, но как бы сквозь. И я знаю, какую опасность я для нее представляю! Как ее пугает моя внешность!

“О! Пугает — это мягко сказано!”, — подумала я. Но в целом я понимала, что генерал чувствует в верном направлении. И он куда более проницательный, чем я предполагала.

— Но вы не обуза, — возразила я, стараясь донести до него свою мысль. — Вы человек, который страдает, и это нормально — нуждаться в помощи.

Я присела возле его ноги, осторожно, чтобы не вызвать еще больше боли.

— Болит? — спросила я, перед тем как прикасаться к ней.

Генерал, с саркастической усмешкой, ответил:

— Догадайся сама.

— Болит, когда вы встаете? Когда опираетесь на нее? — продолжила я. — А когда просто сидите — не болит? Когда к ней прикасаются — болит?

Генерал отвернулся, словно боясь столкнуться с моими словами.

— Отстань, — тихо сказал он.

Я улыбнулась сквозь внутренний трепет. Ну, хотя бы я почти подобралась к ноге.

— В следующий раз говорите: “Отстань, Элана”. Тогда мне будет намного приятней, — мило улыбнулась я.

Генерал поднял брови, чуть удивленный, и спросил:

— Намного приятней что?

— Отстать, — повторила я, спокойно вставая и делая шаг вперед. — Не мешать вам и дальше погружаться в вашу бездну отчаяния, из которой вы никак не хотите выбираться.

Генерал посмотрел на меня с недоумением, и в его глазах мелькнула искра интереса — несмотря на всю его горечь и усталость.

— Ты действительно не понимаешь, что я не могу позволить себе быть таким, — произнес он, голос его звучал как тихий шепот, наполненный усталостью и горечью. — Я был сильным, я был героем, я был драконом. Да я крепости мог по кирпичам разбирать… А теперь…

— Теперь вы просто человек, — перебила я мягко, — и это нормально. Каждый из нас проходит через трудности, и важно уметь признавать слабости.

Он вздохнул, и я заметила, как его плечи немного расслабились.

— Ты не знаешь, что такое быть на моем месте, — произнес генерал, и в его голосе зазвучала горечь. — Ты не знаешь, что значит потерять все.

- О, поверьте! В деле «потерять все» я — непревзойденный мастер! — вдруг в памяти всплыло, как однажды я оказалась в этом мире, где каждое утро — битва за выживание.

Говорят, выносить мусор на ночь — плохая примета. Так говорили мне бабушки, требуя, чтобы заветный пакетик непременно благоухал в прихожей до утра. Видимо, они что-то знали про открытые люки, которые сложно заметить в темноте. Я была уверена, что после тихого писка и падения я очнусь в травматологии, а врачи будут между собой шептаться: «Какашечка». Но я пришла в себя с отбитым копчиком посреди незнакомой улицы, одна, без друзей, без родных, без квартиры — зато в теплой куртке и с ключами в кармане. Ключами от квартиры, которая осталась где-то в другом мире.

— А что ты потеряла? — спросил генерал.

Так, интерес уже хорошо. Потихоньку налаживаем диалог.

Я вздохнула и ответила:

— Дом, близких, родных, друзей и немного нервных клеточек. Однажды мне пришлось начать жизнь с чистого листа, — я улыбнулась.

Старушки любили мою болтовню. А самые словоохотливые делились со мной семейными секретами, от которых у маньяков волосы дыбом вставали, а список фобий расширялся.

— Могу я осмотреть вашу ногу? — спросила я. — Или мы еще не перешли на нужный уровень доверия?

Генерал покачал головой, словно отгоняя навязчивую мысль.

— Какое тебе дело до моей ноги? — буркнул он. — Неужели ты не думаешь, что я не догадываюсь? Что я не знаю, за что тебе платит моя жена?

Глава 18. Тяжелый характер

- Моя жена платит тебе не за то, чтобы на ее месте была ты. Чтобы ты сидела здесь со мной вместо нее. Избавила ее от необходимости проводить здесь со мной дни напролет, - произнес генерал. В его словах чувствовалась горечь. - Так что весь дом — в твоем распоряжении. Делай что хочешь, получай деньги. А меня — не трогай. Договорились? Так вот, мне нужна она, а не ты.

Все сиделки сталкиваются с одной морально-этической проблемой. Нельзя вот так вот спокойно взять и, сидя возле больной бабушки, ткнуть пальцем в портреты своих работодателей и рассказать всю правду об истинном отношении к ней ее любящей семьи: «Вася сегодня предлагал придушить тебя подушкой!», «Лена называла тебя «старой клюшкой» и рылась по шкатулкам в поисках фамильных драгоценностей!». Но иногда так и хочется сказать правду!

- Скажите, почему вы не хотите, чтобы, пока ее не было, я посидела с вами? - мягко и ласково спросила я. - Зачем вы так настроены против меня? Я ведь не враг. Я здесь, чтобы помочь, а не навредить.

Я посмотрела ему прямо в глаза и почувствовала, как внутри нарастает противоречие: с одной стороны — его гордость и желание сохранить лицо, с другой — очевидная нужда в помощи, которую он отказывается признавать.

Может быть, другая бы и согласилась на такое заманчивое предложение. Жить в роскошном, пусть и старом доме, валять дурака и греть душу тем, что ее кубышка пополняется ежемесячно на приятную сумму.

Но не я.

Генерал продолжал молчать, его глаза были полны неприязни и усталости, словно он носил внутри себя тяжелый груз, который никак не хотел отпускать. Его плечи опустились чуть ниже, и в тоне его вдруг прозвучала усталость, как у человека, который давно устал бороться с самим собой.

— Вот что, — наконец произнес он тихо, — я не собираюсь тебе ничего объяснять. Ты — тут за деньги. Тебе платят за вот это вот показное добродушие и милосердие. Твоя улыбка, твои слова — это театр заботы был оплачен.

Я сделала шаг вперед, чуть наклонившись, чтобы он мог меня лучше услышать.

- Да, это так. Мне платят за то, чтобы я находилась здесь. Но у меня и правда есть выбор. Я могу просто разгуливать по поместью и валять дурака. Или проводить время с вами. Но я почему-то выбрала именно второй вариант.

Я улыбнулась. Мне казалось, что я сейчас «упукнусь» сдвигать огромную стену, которую генерал выстроил вокруг себя.

Он несколько секунд смотрел на меня, словно пытаясь понять, есть ли во мне хоть капля искренности. В его взгляде зажглась искра — не яркая, но достаточно заметная, чтобы понять: он всё еще не полностью закрыл сердце. И шанс сдвинуть эту стену есть.

— Почему никто из вас не хочет понять, что я устал от всего этого, — наконец признался он, словно немного снимая с себя тяжелую маску.

Я внимательно слушала, и внутри меня зазвучал тихий голос: «Вот она — правда».

— Я понимаю, — сказала я, — что вы устали. И я готова подождать. Время — лучший лекарь. Может, со временем вы станете видеть меня не только как «сиделку за деньги», а как человека, который действительно хочет помочь вам выйти из этой ситуации.

- Хватит! Надоело! Ты испытываешь мое терпение! - резко произнес генерал. - Говори, во сколько моя жена оценила то, что ты каждый день будешь видеть мое изуродованное лицо, чтобы я заплатил тебе в два раза больше, чтобы не видеть тебя здесь?

Глава 19. Милосердие и деньги

Я посмотрела на его шрам, пересекающий лицо.

— Я не вижу тут уродства, — произнесла я мягко, словно пытаясь развеять тень оскорбления, которая могла бы скользнуть по моим словам. — Я не вижу в вашем лице ничего такого, что могло бы заставить меня отвести взгляд. Я вижу красивое лицо мужчины…

Мои глаза не отводили взгляда, и я чувствовала, как внутри что-то меняется, словно сама говорила это не только ему, но и себе.

— В этом лице есть что-то сильное, — продолжила я, чувствуя, как слова растекаются внутри меня, — очень мужское…

В этот момент я смотрела пристально в его серые глаза — и вдруг внутри вспыхнула какая-то странная женская слабость, словно осознание, которое приходит не сразу, а медленно, как рассвет, расплывающийся по горизонту.

Так и по мне растекалось это чувство женственности. Рядом с таким сильным мужчиной так и хочется быть женственной, плавной и нежной.

Я поняла, что шрам — не порок, не уродство. Он — скорее, часть его истории, её отпечаток, который ничуть не портит, а, напротив, делает его сильнее. Знак того, что однажды этот мужчина уже бросил вызов судьбе. И готов его повторить.

Более того, он придает ему какой-то оттенок мужественности, глубины, загадки. Я не могла это передать словами, но внутренние чувства были довольно интересными: шрам, полученный в битве, шептал мне о том, что это — не комнатный аристократ, вызывающий скорую при виде занозы в пальце. Передо мной тот, кто прошел через огонь и воду, переживший что-то настоящее и опасное.

- Меня не интересует то, что ты скажешь, - произнес генерал, отворачивая лицо. Но один его мимолетный взгляд все-таки дал мне подсказку. Нет, его интересует. Еще как интересует!

- Я вижу красивого мужчину, который, - прошептала я. - Который однажды бросил вызов судьбе и опасности. И готов повторить этот подвиг в любой момент. Рядом с таким мужчиной хочется быть женственной и нежной… Мужчина, который может защитить…

- Прекратите! - произнес генерал, резко оборвав меня. - Я прекрасно знаю, что это ложь!

- Я не вижу в вашем лице ничего такого, что способно оттолкнуть женщину! - произнесла я. - Ничего!

- Не видите, значит? - спросил генерал, усмехаясь. - Ну что ж! Браво! Из всех, кто здесь был, вы единственная пока что заслужили мое признание как актриса! Надо отдать вам должное. Сыграли вы великолепно. Я почти поверил.

— Вы сейчас меня серьезно обидели, — тихо сказала я, стараясь не показать, как меня задели его слова. — Хотя, может быть, я просто умею видеть в людях то, что они сами не хотят признавать.

Я почувствовала, как напряжение в воздухе нарастает, словно над нами висит невидимый вызов. Он отвернулся, но я не могла позволить ему уйти от разговора так просто.

Я замерла на мгновение, чувствуя, что слова, которые я собираюсь сказать, могут изменить или разрушить всё, что было между нами. Взгляд его серых глаз, скрывающих много тайных граней, наполнил меня пониманием: он уверен, что я не осмелюсь сделать шаг. Что моя слабость — лишь маска, и я не способна на то, чтобы поставить всё на карту.

Но я знала, что именно сейчас — момент, когда нужно сделать что-то большее, чем просто говорить.

И даже знала, что именно я должна сделать.

"Ты что? С ума сошла?! Так нельзя!" - забилось что-то внутри, когда я посмотрела на его губы.

Глава 20. Так нельзя!

Выбор был непрост.

Как доказать мужчине, что он привлекателен? Можно хоть цирк устроить, хоть жонглировать фразами вокруг него, крутить мяч аргументов в воздухе, танцевать вокруг него лезгинку — но всё это было бы лишь пустой тратой времени, не дающей настоящего результата.

Внутри меня всё кипело. Мысли в голове кричали наперебой: «Ты — сумасшедшая!» — потому что он был женат, потому что его взгляд — холоден и отстранен. Логика шептала: «Ты — безумна, и ты это знаешь». Но сердце — другое. Оно говорило: «Это последний шанс. Сомневаюсь, что до такого додумались мои предшественники!»

Я вспомнила сестер милосердия, тех женщин, что заигрывали с ранеными солдатами не ради собственной выгоды, а чтобы дать им надежду. Вернуть им веру в то, что война, даже оставив раны и шрамы, не способна уничтожить желание жить, любить, быть любимым.

Медленно, словно не желая спешить, я сделала шаг вперед, чуть наклонившись, чтобы почувствовать его дыхание. Его запах — смесь пыли, холодных металлов и чего-то неуловимого, хищного, цепляющего за душу. Я не сводила взгляда с его губ, и внутри меня разгорелась решимость.

— Вы знаете, — тихо произнесла я, — я удивлена, что вы — тот, кто нуждается в подтверждении. Но, может быть, сейчас я дам вам его.

Генерал отвернулся, будто пытаясь уйти, словно закрыться от этого момента, от меня, от правды, в которую не желал верить. Но я не позволила. Легко, почти игриво, я провела пальцем по его шраму, что пересек лицо, — как бы отмечая его историю. Затем остановилась у его губ и, взглянув прямо в глаза, произнесла:

— Вы были и остаетесь красивым мужчиной. И я хочу, чтобы вы сами почувствовали это.

Мой голос стал чуть мягче, чуть соблазнительнее, словно подчеркивая: это не просто слова — это вызов.

— Позвольте мне доказать вам, что даже с этим шрамом вы — привлекательнее, чем вы думаете, — прошептала я, едва заметно улыбаясь улыбкой, которая могла означать всё и ничего.

Я медленно подалась вперед и, не давая ему времени отказаться, легонько, словно случайно, коснулась его губ своими.

И в самый последний миг, когда мои губы запечатлели осторожный поцелуй, я почувствовала, как сердце моё бьется сильнее. Потому что я знала — это не просто поцелуй. Это его шанс вспомнить, кем он был и кем может стать снова. А я — его провокация, его искра.

Поцелуй был коротким, даже можно сказать, невинным, — но его сила скрывалась в другом. В том, что я показала генералу: даже с раной и шрамом он остается мужчиной, способным притягивать к себе женщин, желанным и сильным.

— Разве это — не доказательство? — прошептала я шепотом, глядя ему в глаза, ожидая его реакции.

В моем взгляде крылись вызов и одновременно надежда.

Тишина, которая последовала, была какой-то тяжелой, насыщенной ожиданием.

И я отстранилась, оставив его с этим легким поцелуем на губах, на растерзание собственным сомнениям.

Глава 21. Никто не узнает!

И вдруг генерал медленно повернулся ко мне. Взгляд его стал чуть мягче, чуть внимательнее — словно пробуждая внутри себя что-то, что он давно прятал под маской равнодушия.

- И сколько же моя супруга заплатила за этот поцелуй, который должен вернуть мне чувство привлекательности? - спросил он с насмешкой.

Я улыбнулась, чувствуя, как внутри загорается искра надежды. И в этот момент поняла — его выбор сейчас зависит только от него самого. А я сделала то, что могла. Остальное — в его руках.

- Нисколько. Она об этом даже не догадывается, - заметила я. - И сомневаюсь, что будет в восторге от того, что я целую чужих мужей.

Генерал усмехнулся.

- И как часто вы целуете чужих мужей? - спросил он. И я услышала в его голосе что-то похожее на нотку ревности.

- Ну, обычно у меня бабушки, - заметила я. - Я - сиделка-бабушатница…

В этот момент генерал, услышав новое слово, вдруг рассмеялся. Но тут же опомнился. В его глазах наконец-то появилась искорка жизни.

"Да, молодец! Давай, выныривай из своего омута отчаяния!", - мысленно подбадривала я, в надежде, что жена генерала об этом никогда не узнает. Я хорошо изучила договор. В договоре таких вещей не было. У Элеоноры и в мыслях не было, что я решу проявлять знаки внимания к ее искалеченному мужу.

И вдруг генерал медленно повернулся ко мне. Я заметила его привычку отворачиваться от собеседника, чтобы не показывать шрам.

Взгляд его стал чуть мягче, чуть внимательнее — словно пробуждая внутри себя что-то, что он давно прятал под маской равнодушия.

- И все же. Давайте честно, сколько же моя супруга заплатила за этот поцелуй, который должен вернуть мне чувство привлекательности? — спросил он с насмешкой.

— Я еще раз повторяю вам. Нисколько. И очень надеюсь, что она о нем не узнает, — ответила я тихо.

Он поднял бровь, чуть усмехнулся:

— Вы, кажется, умеете очень тонко играть словами и чувствами других, — произнес он. — Но я не уверен, что это сработает на мне.

Генерал посмотрел на меня долго, словно взвешивая каждое слово, каждое движение.

— А я уверена, — ответила я, улыбаясь.

— И что, если я скажу, что я не поверил вам и вашему поцелую? — спросил он.

Генерал вдруг резко схватил меня за руку.

В его взгляде вспыхнуло что-то неожиданное — недоверие, возможно, или даже вызов.

Он дернул меня к себе, глядя мне прямо в глаза.

Глава 22. Гулящая сиделка

- Сколько же вам усилий стоило преодолеть себя? - спросил он с явной насмешкой в голосе. В глазах генерала был холод стали.

- Нисколько, - ответила я, понимая, что он сейчас пытается поймать меня на лжи.

- Нисколько? - произнес генерал насмешливо. - Не верю.

В этот момент он грубо дернул меня к себе, а я почувствовала короткий, почти неуловимый поцелуй, но такой, что будто бы выжигал до глубины души. Он был мучительным, страстным, словно искал в этом прикосновении подтверждение своих мыслей. Этот обжигающе страстный поцелуй должен был заставить меня отшатнуться, закричать: «Вы что делаете?!» И в этот момент генерал жаждал увидеть в моих глазах страх и отвращение.

Губы его жадно искали мои, но внутри я почувствовала нечто большее — боль, тоску, тревогу. В этом поцелуе не было ни капли легкости, ни игры, а уж тем более романтики. Он пытается проверить, отшатнусь ли я, отпряну ли, и какими глазами я буду смотреть на него после.

Я заметила, как его рука сжалась, словно он сдерживал себя, и в этот момент почувствовала, как меня охватывает непонятное волнение. Мое сердце забилось быстрее — я не ожидала этого поцелуя, и уж тем более не ожидала, что он мне настолько понравится. В его губах было что-то жесткое и страстное, одновременно болезненное и манящее — словно он хотел, чтобы я почувствовала всю глубину его боли.

Когда он отстранился, его дыхание было тяжелым, глаза — полны скрытых эмоций. Он смотрел на меня с таким напряжением, будто искал подтверждения своей догадки.

Немного растерянная, я смотрела на него, чувствуя, как на щеки наплывает румянец стыда. Сейчас мне, как любой приличной девушке, полагалось отвести взгляд, смутиться, но я так растерялась, что потеряла над собой контроль.

Этот страстный и жёсткий порыв, этот странный поцелуй без любви затронули меня глубже, чем я могла предположить. И сейчас я пыталась это всячески скрыть.

- Ну вот видите, - заметил генерал, отпуская мою руку и давая мне возможность отодвинуться от него. В его голосе звучала горькая насмешка. - Что и требовалось доказать. А теперь убирайтесь с глаз моих!

Я почувствовала, что такой противник может оказаться мне не по губам! Тьфу ты! Не по зубам.

- Любая женщина, которой хорошо заплатят, способна на такой подвиг! - усмехнулся он, даже не зная, что сейчас творилось у меня в душе.

- То есть прямо сейчас вы сравнили меня с гулящей девкой? - спросила я.

- Нет, что вы! Целуют же как-то молодые цветущие невесты дряхлых безобразных стариков у алтаря, чтобы потом жить и ни в чем не нуждаться? - спросил генерал.

- То есть вы только что сравниваете меня с меркантильной дамочкой, которая за деньги способна на все, что угодно? - спросила я.

- Да, - произнес генерал, глядя на меня в упор.

Я услышала, как что-то позвякивает. Кружка, стоящая на столе, дрожала, словно стояла на капоте заведенной машины. Легкое шевеление занавесок тоже мне не понравилось. Точно так же как позвякивание стекла в оконных рамах.

Я увидела, как со стола, там, где лежала стопка бумаги и какие-то конверты, в воздух поднялся острый канцелярский нож. Он завис в полуметре над столом и стал медленно поворачиваться в воздухе. Лезвие медленно, словно стрелка компаса, поворачивалось в мою сторону.

От страха и неожиданности я замерла. Казалось, еще мгновенье, и он сорвется и вонзится в меня!

- Быстро уходи, - произнес генерал, глядя на нож. В его голосе прозвучала тревога.

Глава 23. Неожиданный удар

Я стала медленно, словно под гипнозом, пятиться к двери. Над столом в воздухе все еще завис нож. Острие смотрело на меня, словно живое существо, следя за каждым моим шагом. Его блестящее лезвие излучало холод, а тень, отбрасываемая в тусклом освещении, казалась длиннее и зловещей. В комнате царила напряженность, будто сам воздух напрягся, готовый взорваться моим криком и брызгами моей крови в любой момент.

Краем глаза я видела, как генерал стиснул зубы, словно от боли. Он добела сжал кулаки, а его напряженные плечи подрагивали.

Только я спиной уперлась в ручку двери, я услышала, как сердце бешено колотится где-то в горле. В воздухе повисла тревога, словно зловещий шепот. Я пятилась от смерти, словно от дикого зверя.

“Нет, нет!” — услышала я шепот сквозь зубы, полный отчаяния. — “Нет! Я сказал!”

Отведя руку назад, я нащупала ручку, собираясь открыть дверь, — и тут вдруг нож сорвался и со свистом пронесся через всю комнату.

Крик генерала разорвал тишину: “Осторожней!”

То, что произошло дальше, я не помнила. Всё расплывалось в тумане, словно меня окутала мягкая пелена забвения. Очнулась я лежащей — на спине, в коридоре, ноги мои пересекали порог комнаты, как будто я сама намекала, что выносить меня придется вперед ногами.

Время замедлилось, и я, словно в застывшем кадре, оценила свои ощущения: болевой шок или просто счастливое везение?

Время было словно растворилось, а вокруг — тихий, гнетущий шепот собственных перепуганных мыслей.

Я медленно встала, чувствуя, как ноги дрожат, будто у меня внутри всё трещит по швам. В стене, возле золотой рамки портрета, выполненной из почерневшего серебра, я заметила нож, вбитый прямо на уровне моей головы. Его рукоять — черная, гладкая, холодная, казалась воплощением опасности, которая подстерегает меня в каждом уголке этого зловещего дома.

— Ма-ма, — прошептала я, словно старая кукла — раритет, которую опрокинули на пол.

Мне нужно было отдышаться. Внутри бушевала буря, но я знала: так нельзя продолжать. Пациенты иногда доводили меня до белого каления, — но я ни разу не позволяла себе сорваться. В такие моменты я просто выходила, стараясь взять себя в руки. Закрывала глаза, делала глубокий вдох и медленный выдох — так я возвращала себе контроль. Пока внутри не исчезало желание убивать.

Я осторожно двинулась по коридору, нервно оглядываясь, будто за каждым углом притаилась опасность. Руки тряслись, и даже сама я ощущала, как меня трясет изнутри, словно нервные клетки разрывали меня на части. Нащупав ручку первой попавшейся двери, я вошла и упала в кресло, словно на островок безопасности.

— О, боже мой, — прошептала я, обнимая себя руками, словно пытаясь укрыться от невидимых теней опасности.

Страх по-прежнему гнездился внутри, холодный, липкий и парализующий. Я вдруг поняла, почему жена генерала отказалась жить с ним, почему он сам удалился сюда — он действительно опасен. Его магия — неконтролируемый поток, который способен разрушить всё вокруг.

Я снова вздохнула, стараясь успокоиться. Нет, так работать нельзя. В таких условиях — точно нет!

Глава 24. Ритуалы горничной

— Спокойствие! — тихо произнесла я, словно заклинание.

У меня были разные пациенты, каждый со своей историей и странностью: бабушки, впавшие в детство, с которыми я играла в куклы; бабушки с манией преследования, превращавшие меня в верную радистку Кэт, следящую, чтобы за мной не было хвоста, и требующие плотно задергивать шторы. Но пациенты с неконтролируемой магией — впервые.

Я взяла себя в руки и решила: нужно обезопасить себя. Первым делом — составить план. Пока я осматривала его ногу, мне не хотелось, чтобы что-то ещё внезапно прилетело в меня.

Я взяла бумагу со стола, сдула пыль с нее пыль и принялась быстро писать.

— Убрать из комнаты всё лишнее и опасное, — записала я. — Ножи, ножницы — всё в другую комнату. Переставить мебель, прикрепить её к полу. Снять люстру… — мысли шли быстро, как по рельсам. — И только после этого — осмотр и лечение.

Сложив бумажку в карман передника, я расправила плечи. Даже самый неудачный план казался лучше, чем бездействие.

Время было позднее, я ничего не ела, но аппетит пропал — только мысль о ножах и магии держала меня в тонусе.

— Придумать задвижки для ящиков, — вспомнила я и тут же криво дописала: — и замки на дверцы. Холодец.

В этот момент раздался голос Бэтти:

— О, я увидела приоткрытую дверь и сразу подумала, что ты тут! Ты эту комнату выбрала? Что ж! Отличный выбор! — заметила она. — Правильно. Чем дальше, тем безопасней!

Она вошла и поставила на стол обед.

— О, спасибо, — прошептала я, чувствуя, как внутри меня вялый аппетит просыпается и ворочается от запаха еды.

Я вздохнула, чувствуя, как внутри всё еще кипит, но понимала: нужно держать себя в руках. В этом доме, среди теней и магии, я — единственная, кто может остановить хаос.

— Гвозди я поищу, — сказала я, — а с кухаркой будешь сама разговаривать. Я в этом ничего не понимаю! Сейчас я отнесу обед генералу, а потом пойду трясти дворецкого. Может, он помнит, где у нас гвозди и молоток.

Бэтти кивнула и направилась по коридору со вторым подносом — видимо, оставленным на столике в коридоре перед тем, как зайти в комнату.

Чем ближе была дверь в покои генерала, тем медленнее и тише становился ее шаг. Она остановилась перед ней, глубоко вздохнула, подняла подбородок и стала что-то шептать, поглядывая на потолок — словно от этого зависела судьба всего мира.

Потом, удерживая поднос одной рукой, она залезла себе в декольте, достала какое-то украшение и поцеловала его три раза, словно собираясь провести магический ритуал. Сжала его в руке, еще что-то шепча — явно, чтобы привлечь удачу или защиту.

Потом она посмотрела на свои ноги. Она собиралась шагнуть с левой, но потом исправилась и выставила вперед правую ногу.

Весь этот ритуал вызвал бы у меня удивление и недоумение, если бы я увидела его раньше. Но сейчас я считала, что он вполне оправдан!

Наконец, горничная постучалась. Ее лицо было бледным и напряженным — на нем читалась тревога и решимость.

— Войдите! — раздался мрачный голос.

Бэтти медленно вошла, словно боясь потревожить что-то очень хрупкое, и я поняла: сейчас начнется самое интересное.

И тут из комнаты послышался ее крик! И следом громкий удар.

Глава 25. Дракон

Когда на пороге появилась рыжая девушка в белом костюме сиделки, я почувствовал ярость.

«Я же убью ее!» — ревело все внутри. — «Зачем ты ее привела?!»

Я сделал все, чтобы не быть ни для кого обузой. Я мог полностью обслуживать себя сам. И помощь мне была не нужна.

Быть может, я просто надеялся, что на месте сиделки будет моя жена?

Может, я просто хотел, чтобы не чужие руки прикасались к моим ранам, а руки любимой жены, теплые, родные. Которые хотелось сгрести и покрывать поцелуями благодарности.

Я смотрел на нее, на эту незнакомку в белом, и в сердце поднялась волна разочарования. Внутри всё сжалось, будто я снова оказался на поле боя, окруженный врагами, готовыми нанести последний удар. Мое тело напряглось, словно предчувствуя опасность, и я знал — я опасен. Не только для нее, но и для всех, кто осмелится приблизиться.

Я ощущал, как сердце бьется в груди, и вдруг — страшное осознание: я не могу позволить довериться.

Не сейчас.

Не этим чужим рукам.

Я — тот, который больше не верит ни во что, кроме своей боли и одиночества.

Я наблюдал, как она, рыжая, в белом, осторожно приближается, словно опасаясь, что я могу разразиться гневом в любой момент.

Ее глаза полны сочувствия, сострадания. Мне хочется крикнуть ей: «Ты не понимаешь! Ты не знаешь, что я опасен. Что моя боль — не только внутри, и причиняет вред даже тому, кто пытается мне помочь. Оставьте меня в покое! Забирайте обратно ваше сочувствие и вашу помощь!»

Но тут же я вспомнил, как давно я мечтал о простом тепле, о том, чтобы кто-то обнял меня, чтобы руки любимой — теплые, родные — успокоили мою раненую душу. Мечтал о тех чувствах, что прятались в глубине, о надежде, что однажды всё станет иначе.

Я прекрасно понимал, глядя на жену, что она просто нашла себе замену.

Та, которая за деньги будет сидеть рядом, улыбаться, говорить, что все будет хорошо. Которая за деньги должна разыгрывать понимание и милосердие, мысленно подсчитывая в уме, сколько ей заплатят за этот театр.

Эта девушка должна была подарить мне иллюзию заботы и иллюзию нужности.

И от этого я ненавидел ее еще сильнее.

Но в тот момент, когда она поцеловала меня, я, к своему стыду, на секунду забылся. Это мгновенье, словно глоток свежего воздуха в душной комнате. Я почувствовал вдруг внутри что-то странное. Словно что-то шевельнулось. Это продлилось долю секунды и тут же померкло, оставив меня в растерянности.

Не помню, чтобы сиделки целовали. И в этот момент я видел в ее глазах искренность. Прикосновение мягких губ почему-то дало такой отклик. Наверное, потому что я давно мечтал об этом. В эту секунду я попытался представить Элеонору. Но, открыв глаза, я увидел рыжие кудри и глаза не то зеленые, не то голубые. Они смотрели на меня, а я ненавидел их. Ненавидел за то, что это не те глаза! Но в то же время почувствовал идущее из них тепло.

- Нет, — прорычал я, а пламя свечей дрогнуло. — Нет, нет! Она просто хорошая актриса, которая отлично играет свою роль за деньги! Не более! Она из той породы женщин, которые готовы за деньги целовать безобразных стариков, улыбаться горбунам и делать вид, что пылко и безумно влюблены!

Мое сердце забилось так быстро, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди. Комната пришла в движение. Я видел, как все вокруг затряслось, задергалось.

Я не хотел верить, что кто-то способен к искренности в этом мире, где все лишь игра и маски. И я чувствовал, как внутри меня зреет новая волна гнева, желание разорвать все на части, избавиться от этой фикции, от этой лжи.

Я проклинал тот миг, когда мне показалось, что я увидел не актрису, не наемную сиделку — я увидел человека, который, несмотря ни на что, искренне пытается понять меня. И в этом вдруг проснулся в моей душе импульс — желание отвернуться, закрыться, уйти от этой боли, от этой иллюзии.

Я сжал кулаки, ощущая, как мои пальцы побелели от напряжения, и произнес с трудом, сквозь зубы:

— Всё это — ложь. Всё, что ты делаешь, — лишь игра для денег. Я не хочу быть частью этого фарса. Не хочу, чтобы кто-то притворялся, что заботится обо мне, когда внутри — лишь холод и пустота.

И не важно, кто передо мной — истинная или притворная, — я не могу больше доверять. Я уже не знаю, как отличить правду от лжи.

Если она сейчас войдет, я убью ее. Я это чувствовал. Я ничего не мог с собой поделать. Горе тому, кто прямо сейчас откроет дверь этой комнаты!

Я услышал стук, понимая, что не успею даже предупредить.

Смерть уже затаилась и ждет.

На дрожащих ногах в комнату вошла горничная. Она поставила поднос на столик возле двери, звякнув чашками.

- А! - закричала она, увидев, что кресло за письменным столом поднялось в воздух.

Я не успел ничего сказать, но горничная бросилась прочь. Удар кресла об дверь заставил меня выдохнуть. Она успела. В этот раз успела.

Когда на пороге появилась рыжая девушка в белом костюме сиделки, я почувствовал ярость.

«Я же убью ее!» — ревело все внутри. — «Зачем ты ее привела?!»

Я сделал всё, чтобы не быть ни для кого обузой. Я мог полностью обслуживать себя сам. И помощь мне была не нужна.

Быть может, я просто надеялся, что на месте сиделки будет моя жена?

Может, я просто хотел, чтобы не чужие руки прикасались к моим ранам, а руки любимой жены, теплые, родные. Которые хотелось сгрести и покрывать поцелуями благодарности.

Я смотрел на нее, на эту незнакомку в белом, и в сердце поднялась волна разочарования. Внутри всё сжалось, будто я снова оказался на поле боя, окруженный врагами, готовыми нанести последний удар. Мое тело напряглось, словно предчувствуя опасность, и я знал — я опасен. Не только для нее, но и для всех, кто осмелится приблизиться.

Я ощущал, как сердце бьется в груди, и вдруг — страшное осознание: я не могу позволить довериться.

Не сейчас.

Не этим чужим рукам.

Я — тот, который больше не верит ни во что, кроме своей боли и одиночества.

Глава 26. Дом, милый дом

- О, боги! - схватилась я за сердце.

Не прошло и трех секунд, как Бэтти вылетела за дверь уже без подноса и стала отбегать от комнаты, косясь в сторону двери.

Она снова достала из декольте украшение, пылко с благодарностью поцеловала его и пошла прочь.

Может, и мне пора обзавестись бронежилетом? И каской?

Я вернулась в комнату, нервно ковыряя вилкой свой обед. Как вдруг дверь открылась, и Бэтти внесла мои пожитки.

- На, держи молоток! Если что, я сделаю вид, что ничего не видела, - заметила она. - Только лучше бить сзади!

- Да ты что? - дернулась я.

- Ты действительно думаешь, что молоток мне нужен для убийства?

Бэтти положила молоток и пыльную коробку гвоздей: «Рейнхарт и сыновья». Гвозди были солидные, не мелкие. И банку со старым клеем.

- Клей нашла рядом. Решила принести, а вдруг пригодится? - усмехнулась Бэтти. - Если что, генерал не любит, когда кто-то хозяйничает у него в комнате. Так что сразу скажи, а лучше напиши мне список родственников, чтобы я им сообщила о твоей смерти!

После такого начала продолжения уже не очень хотелось. Я воззвала к своему энтузиазму, а он блеющим от страха тихим голоском мяукнул, что он еще здесь.

Я достала из саквояжа картинку поместья в рамке, поставив ее на столик, и смотрела на цветущий сад, высокие окна и красиво подстриженные деревья.

На поместье у меня, разумеется, не хватит. Но если мне удастся, то уже скоро я построю себе свою мечту.

Для себя я давно решила. Мне нужен мой дом! Место, где единственной хозяйкой буду я!

Мне надоело скитаться по съемным квартирам, переезжать каждый раз, как кто-то из хозяйской родни вдруг решил пожениться или приехать на учебу, брезгуя студенческим общежитием. Я с ужасом ждала звонка о том, что у меня есть две недельки на то, чтобы подыскать себе новое жилье, потому что хозяину вдруг приспичило продать квартиру.

Мысли уносили меня все дальше и дальше, во времена, когда я, отучившись на медсестру, переехала жить к бабушке и «досматривать» ее. А квартира бабушки в итоге достанется мне. Если в мире и существовал Сатана, то я даже знала адрес его проживания. Старческие изменения в голове бабушки превратили ее в находку для сектантов и пособие по экзорцизму. Минут пять назад она мирно разговаривала с тобой, а потом вдруг замолкала и начинала визжать, что я собираюсь ее убить. По ночам она вставала и стояла над моей кроватью, покачиваясь, словно призрак, пока я была на работе - рылась в моих вещах. Несколько раз она сжигала деньги, стригла себе волосы и чудила так, что по ней смело можно было снимать фильм ужасов. Я не злилась на нее. Я понимала, что на меня визжит уже не моя любимая бабушка, а противная болезнь. Но каждый раз на работе я сильно очковала, что вернусь на пепелище. Под конец бабушка слегла. И в этот момент наступило просветление. Она была почти как прежняя. После ее смерти в квартиру заявилась моя мать. И оставила меня ни с чем. Свою квартиру она продала, чтобы сделать ремонт в новой. И я снова осталась на улице.

Может, я и могла взять ипотеку, но тогда пришлось бы брать уроки у соседской кошки, как правильно ловить воробьев и голубей на обед. А пока что вываливала большую часть зарплаты на съемное жилье.

Отношения у меня не клеились. Наверное, потому что мне некуда было уходить. И терпела всё, лишь бы снова не остаться на улице. Или до зарплаты, пока не насобираю на съемное жилье.

Столько раз я представляла, что у меня есть своя квартира, что я в любой момент могу туда вернуться из неудачных отношений, спрятаться от всех неприятностей и невзгод, укрыться от неудач, и наконец-то почувствовать, что у меня есть дом. К тому же я могла бы завести себе зверушку, о чем давно мечтала.

И пусть не в том, а в этом мире, но я была близка к мечте. Так близка, что внутри все начинало теплеть и расцветать, когда я мысленно переступала порог собственного дома.

Иногда судьба словно дразнила меня.

Я вспомнила, сколько раз в порыве вселенской, распирающей душу благодарности, местные бабки обещали вписать меня в свое завещание.

Но я решила, что однажды добьюсь своей цели!

Вдохнув в себя решимость, я почувствовала, как страх отступает.

- Ну, погнали! - выдохнула я, глядя на пустые тарелки.

Я набралась мужества и направилась в комнату генерала. Перед самой дверью я сжала кулаки. Внутри все замерло, а я не знала, что меня там ждет.

Глава 27. Дракон

«Сбежала!» — усмехнулся я, откинувшись на спинку кресла.

Я сидел в кресле, окружённый тенью, которая казалась почти живой.
Магия — моя собственная магия — взорвалась внезапно, будто бы дикая волна, и подняла нож. Он, словно живой, колыхался в воздухе, и я ничего не мог поделать, чтобы не дать ему сразить её.
Но этот момент — мгновенье, что могло стать последним — прошел. Она спаслась. Чудом.

И теперь я знаю: она уже ушла.

Так и должно быть.

Это — единственный правильный исход.

Никто в здравом уме не останется в такой опасности. Пусть уйдет, пусть забудет меня, пусть исчезнет из моей жизни так же легко, как и появилась.
Я даже рад.

Рад, что не пришлось смотреть ей в глаза и видеть ее страх, прочитать в них: «Ты — чудовище!».

Рад, что она избавилась от этого кошмара. Пусть эта комедия с оплаченным милосердием закончится. Пусть исчезнет навсегда.
Но внутри не давало покоя.

Что-то расстроилось. Что-то — словно крошечная искра — всё ещё горело в глубине моей души.

Я вспомнил её лицо. Я не мог назвать ее красавицей. Она была милой, приятной, но до красавицы ей было далеко.

Но всё искупали глаза — тёплые, добрые, полные сочувствия. Так похожего на искреннее.

Цвет волос — рыжий, как огонь, что ярко пылает в моей памяти. Нет. Это не пламя пожаров. Это, скорее, огонь в камине. Уютный, умиротворяющий.

Звук ее голоса, ее слова — тихие, спокойные.

Мне вдруг показалось буквально на мгновенье, что я хотел бы, чтобы она побыла рядом ещё немного.

Мне казалось, что я все еще способен услышать её слова, увидеть её глаза — хоть и в своей памяти, но всё же живые.

Потому что в этом мире, полном боли и разрушения, даже оплаченное милосердие — это нечто большее, чем просто слова. Это — единственный свет, который я всё ещё могу ощутить.

Внезапная мысль, которая вдруг заставила почувствовать надежду.

— А что, если она всё же осталась?

Нет. Такого не может быть! Она же не сумасшедшая! Ладно, деньги. Но мертвым деньги не нужны. И никто ни за какие деньги не согласился бы оставаться после такого!
И если она осталась — может быть, мне стоит рискнуть. Довериться.

Может быть, я всё ещё способен поверить в что-то большее, чем просто проплаченная забота?

Так или иначе, я осознавал, что почти купился на нее.

Глава 28. Меры предосторожности

Генерал сидел в мрачной задумчивости, погружённый в свои мысли. Но едва я вошла, его голова мгновенно поднялась, и взгляд устремился прямо на меня.

— Вы живы? — заметил он, и в его голосе прозвучало облегчение, словно он боялся потерять меня. Эта мысль вдруг немного взбодрила меня и порадовала. —С вами все в порядке?

Я увидела, как он выдыхает с облегчением.

Я улыбнулась, чуть приоткрыв губы, и с лёгкой иронии ответила:

— Как видите! Сегодня у смерти явно не её день!

В комнате воцарилась зловещая тишина. Я внимательно следила за каждым движением, каждым жестом, словно играла в шахматы с судьбой. Внутри вызревал страх, словно вулкан, готовый взорваться, но я старалась держать себя в руках.

— Вы меня поражаете! — с насмешкой в голосе произнёс Аврелиан. — И всё ещё здесь? Не убежали же?

— А с чего мне сбегать? — удивлённо спросила я, вспомнив, как нож висел над столом, словно угрожая смертельной опасностью. — Я, наоборот, решила у вас похозяйничать. А то спать с ножом в спине — неудобно. Придётся спать на животе! А на животе я спать не люблю!

Я улыбнулась, чтобы поднять ему настроение.

— И что же вы собираетесь делать? — спросил генерал, его голос стал более серьёзным.

— Как что? Лечить вас, — проворчала я, разворачиваясь к нему с милой улыбкой, а сама направилась к столу.

— А что вы забыли у меня на столе? — спросил он, подложив руку под подбородок, словно желая лучше рассмотреть.

Я уже рассматривала люстру, прикидывая, как её снять или приколотить намертво.

— Тяжкие телесные повреждения, — вздохнула я, не зная, за что хвататься. — Скажем так, я стараюсь минимизировать риски.

Я принялась перебирать предметы на столе. Сомневаюсь, что стопка бумаг способна отправить меня на встречу к покойным родственникам, потому бумаги оставила. А вот получить этим увесистым томом по голове было бы некстати.

Карандаши, книги, перья и приборы для письма полетели в корзину, которую я вытащила из-под стола.

— Не переживайте. Я просто перенесу ваши вещи в дальнюю комнату. Если что-то понадобится — я принесу, и тут же унесу обратно! — предупредила я, с улыбкой собирая все потенциально опасные мелочи.

— Ладно, книга, — заметил генерал. — Но чем помешал карандаш?

— Не хотелось бы потом рассказывать внукам, что бабушка лишилась зрения из-за прилетевшего в нее карандаша, — с усмешкой заметила я, сгребая всё, что могло представлять хоть малейшую опасность.

Закончив с столом, я перешла к каминной полке. И тут же взяла увесистую статуэтку — часы.

— Если что, они мне нравятся, — заметил генерал, внимательно глядя на меня.

Я настороженно посмотрела на него и вокруг, словно ожидая, что в любой момент всё может пойти не так.

— Отлично! — с улыбкой сказала я, принося банку с клеем. Старой кистью я щедро мазала часы и каминную полку, а на банке красовалась надпись: «Клеим всё ко всему!» — выцветшая и покрытая подтеками.

Прижав часы намертво, я перешла к статуэткам и тоже приклеила их.

Со стен исчезли портреты и картины.

— А портреты с картинами зачем? — спросил генерал.

— Я не очень хочу увидеть королевский дворец и умереть! — шутливо ответила я, рассматривая огромное полотно. — Или узнать, кто из ваших родственников больше всех на меня сердит: дедушка или бабушка.

Я перенесла картины в самую дальнюю комнату, которая находилась напротив моей. По пути вытащила из стены нож и сложила его в корзину. Всё это перекочевало в сундук с ключом.

Без картин комната стала выглядеть пустовато и не так уютно. Я вооружилась молотком и гвоздями и, встав на колени, приступила к креслу генерала.

С остервенением прибила к полу ковер гвоздями, вколачивая их так, словно они сожгли мой дом.

— Можно вопрос? — спросил генерал, наблюдая за моими усилиями и то, как я трясу слегка ушибленным пальцем, морщусь от боли, а потом открываю рот в беззвучном крике.

Глава 29. Пустота внутри

— Конечно! — подула я на палец, глядя на прибитый ковёр.

— А ковёр зачем? — спросил Аврелиан.

— Для того, чтобы вы не упали, — ответила я. — Ковры — очень коварны! Чуть что не так ступишь, так всё! Смотри на люстру, жди помощи!

— Теперь нужно избавиться от лишней мебели, чтобы в комнате почти ничего не осталось! — заявила я, снова возвращаясь к шкафу.

Я вытаскивала из него книги и носила в дальнюю комнату тяжёлыми стопками. За полчаса шкаф опустел, и я заколотила створки гвоздями.

Пока всё шло как по маслу, комната стремительно пустела. Я взяла кресло, но тут же поняла — оно очень тяжёлое.

— Поставьте его! Немедленно! — резко произнёс генерал. — Надорвётесь!

Я поставила кресло на пол и начала мужественно толкать его в сторону дверей, при этом стараясь не упасть сама.

Бэтти прибежала на шум, но близко к комнате не подошла.

— Не-не-не! Даже не проси! — мотала головой горничная. — Я туда не пойду!

Кресло переехало в соседнюю комнату. А я, запыхавшись, вернулась к диванчику — софе. Не имея сил его сдвинуть с места, я залила ножки клеем.

Оставались ещё ящики стола. С молотком я не очень умела обращаться, но дошла до той стадии остервенения, когда забить гвоздь — проще простого. Даже если из шести ударов попадала только два — я считала это успехом!

— Зачем ты всё это делаешь? — произнёс генерал, его голос звучал удивлённо, устало и раздражённо одновременно. Но это было не недовольство мной — что-то другое.

— Как зачем? — удивилась я.

— Это бессмысленно, — выдохнул он, проводя рукой по волосам.

— Почему? — спросила я, искренне удивляясь.

— Потому что я всё прекрасно знаю, чего хочет моя жена, — заметил он, поднимая на меня глаза.

Я застыла с молотком в руках, глядя ему в глаза.

— Вы уверены? — произнесла я, а у самой холодок пробежал по спине.

— Раны — не самое страшное, — сказал генерал, его голос стал более серьёзным. — Самое страшное — другое. Ты не знаешь, что я чувствую.

Он мотнул головой, словно пытаясь избавиться от тяжести слов.

— Я чувствую пустоту, — произнёс он тихо. — Это самое страшное. Как будто кто-то вырвал у меня часть души. Просто взял и вырвал! Кусок меня — то, к чему я привык, без чего я чувствую себя словно пустой стакан. Это — не жизнь.

Я замерла, молоток в руке застыв в воздухе.

— Давайте вы будете говорить мне такие вещи, когда у меня в руках не будет молотка, — сказала я тихо. — Потому что я могу и не сдержаться. Может, хватит говорить глупости?

— Я опасен! — внезапно произнёс генерал, а его голос зазвенел сталью. — Сегодня я чуть не убил тебя. Я чуть не стал причиной твоей смерти. Я потерял контроль над собственной магией! Я не могу контролировать ее!

В этот момент всё вокруг начало дёргаться и качаться. Люстра над головой закачалась, словно кто-то тянул за цепи. Ящики задергались, пытаясь открыться, но клей и гвозди делали своё дело. Стол ходил ходуном, словно на нём разыгрывали страстную любовную сцену две невидимые силы.

— Ещё... — прошептала я, схватив пачку гвоздей и молоток, прижав их к груди, как родных. Стёкла в окнах дрожали, и я осматривалась, словно готовая к бою.

— Ну? — улыбнулась я. — Кажется, я в полной безопасности...

Но тут всё внезапно замерло. И я почувствовала, как внутри меня зашевелилось что-то очень зловещее. Предчувствие.

Эта тишина была словно затишье перед бурей.

И в этот момент я вспомнила то, о чём забыла!

Глава 30. Снимай штаны!

– Карниз! – пронеслось у меня в голове, словно зловещий предчувствия.

Договорить я не успела, как вдруг почувствовала мощный удар по голове. Всё вокруг зажглось яркими вспышками, и затем — тьма.

Очнулась я, лежа на кровати. Но самое страшное было не это. Я слышала стон боли — он словно эхом отдавался в моём сознании, пробуждая меня к жизни. В комнате стоял тяжёлый запах — пыли и давно забытых страданий. Всё было погружено в полумрак, освещённое лишь тусклым светом, просачивавшимся сквозь запылённые дорогие шторы.

На кровати, спиной ко мне, сидел генерал. Его могучая фигура казалась изломанной внутренней болью — он то поднимал глаза к потолку, словно ища там утешение, то опускал их, словно борется с невыносимой мукой. Его дыхание было тяжёлым и прерывистым. Я слышала, как воздух проходит сквозь его плотно сжатые зубы.

- Показывайте ногу! - произнесла я, поднимаясь с кровати.

- Отстань, - сквозь зубы процедил генерал. Трость стояла прислоненной к кровати, а я подошла к его ноге, присев на колени.

— Я не знаю, какая у вас внутри пустота, — сказала я строго, сдерживая эмоции, — но жить с такой мучительной болью я вам не позволю. Так что давайте, не стесняйтесь! Тут кровать — она вас не осудит! И сомневаюсь, что подушки будут рассказывать всем о вашей слабости! Так что свидетелей нет!

- А вы? - произнес генерал. - Я не могу показывать слабость перед женщиной.

- А сейчас я не женщина! Сейчас я - сиделка. Существо бесполое. И поверьте, я видела такое, что вам в кошмарах не приснится, - спешно заметила я. - Так что не надо упрямиться. Я - не леди, а мы не на балу!

Он пытался взять себя в руки, глаза искали опору.

— Что ты можешь сделать, если лучшие целители не справились? — спросил генерал тихо, со скрытой усталостью. Неужели он донёс меня на руках? Или волоком дотащил? Не хочу об этом думать. Я вижу, чего ему это стоило! В его состоянии это - настоящий подвиг. И мысль об этом заставила меня почувствовать какой-то странный отклик в душе, смешанный с восхищением.

Когда ты привыкаешь обо всех заботиться, когда забота становится твоей работой, когда все смотрят на тебя, как на неиссякаемый источник этой заботы, они просто забывают о том, что забота нужна и тебе. Ни одна старушка не спросила, а ела ли я сегодня? Как я спала? Спала ли я? Я уже забыла, когда кто-то заботился обо мне.

И этот жест меня тронул до глубины души.

- Штаны снимайте! Или закатывайте! - произнесла я строгим голосом, чувствуя, что на затылке у меня наливается синячище. - Может, хватит играть в героя? Достаточно того, что вы столько времени героически превозмогали боль!

- Нет, - упрямо произнес генерал, а я положила руки ему на колени, глядя с прищуром в его глаза.

- Я не знала, что вам нравится, когда женщина вас сама раздевает, - кокетливо усмехнулась я, а мои руки потянулись к пряжке его пояса.

- Прекратите! - произнес он, положив руку на пряжку.

- Так бы и сказали, что я вам как женщина не нравлюсь, - улыбнулась я.

- Ты только что говорила, что ты - существо бесполое, - заметил он, осторожно убирая мои руки от пряжки.

- Рядом с вами, - улыбнулась я. - Сложно оставаться бесполой…

Пусть немного кокетства успокоит его. Быть может, это даст ему снова возможность почувствовать себя мужчиной. Но мне нужно осмотреть ногу! Я не знаю, с чем я работаю. Я не могу работать наугад!

- Вам это не понравится, - заметил он, словно пытаясь предупредить.

- О! Если у вас там не требование налоговой палаты, то остальное мне все нравится, - улыбнулась я.

- Ладно, - произнес Аврелиан, щелкая застежками сапога и снимая его. Он закатил штанину, а я увидела жуткие шрамы.

- Одну минутку, - прошептала я, осторожно прикасаясь к его ноге. Мои пальцы скользнули по его колену, потом спустились ниже… Вроде бы перелом был. Сросся правильно.

Я ощупывала ногу и думала, в чем же дело. Шрамы уже зажили, перелом выглядел неплохо. Откуда боль?

- Понятно, - вздохнула я. - А давайте я вам погадаю?

Глава 31. Болит - не болит

— Что? — спросил он, голос его прозвучал тихо, почти хрипло, словно из глубины забвения.

— На вашей ноге, — усмехнулась я, стараясь скрыть тепло в голосе. — Перелом сросся правильно. Но если вы думаете, что обычный человек после перелома снял гипс и тут же пошел плясать, вы ошибаетесь.

Мои слова прозвучали как предостережение, как тихий вызов судьбе, которую он все еще пытался контролировать.

— Нога болит из-за нагрузок. Вы резко встаете, не размяв мышцы, потом делаете марш-бросок, а потом снова садитесь. А ведь так нельзя! Нужно все делать постепенно, с передышками и разминкой.

Я подняла глаза на его лицо, и в этот момент заметила, как тень сомнения скользнула по его глазам. Внутри него — будто буря, которая не собирается утихать.

— Ваши мышцы перестали работать, — продолжила я мягко, но настойчиво. — Долгое время они были без нагрузки, и вы резкими движениями снова рвете их. Зачем? Мышцы нужно подготовить.

Я аккуратно стала массажировать его ногу, ощущая каждое напряжение, каждую каплю боли, которая словно застряла в тканях, требуя выхода.

— Вы что делаете? — спросил генерал, его голос звучал с недоверием, словно я нарушала какую-то неписанную заповедь.

— Разогреваю их, — ответила я. — Готовлю к вашему походу в сторону кресла. Осторожно, потихонечку. Потом мышцы привыкнут работать, и боль уйдет. Я думала, что тут полный трындец, а оказывается, еще ничего…

Я почувствовала зажатость в его теле, словно он боялся расслабиться, опасаясь, что любой неправильный жест может вернуть его к исходной точке страдания.

— Вот зажим! — прошептала я, нажимая на мышцу. — Он болит, да? Тише, терпите… Когда отпустит — скажете.

Я приложила усилие, и вдруг его лицо исказила боль, будто кто-то прорезал его ножом.

— Отпустило, — хрипло произнес он, глядя на меня с удивлением. — Отпустило!

— Вам надо не только мышцы ног, но и мышцы спины, поясницы, — пояснила я, продолжая аккуратный массаж. Внезапно раздался резкий звук, и чашка, словно предательски предвещая беду, пролетела мимо меня, разбившись о стену с хрустом. Осколки фарфора разлетелись на пол, словно крошечные бури, шурша и звеня.

— Уходите, — произнес генерал с тревогой в голосе, его глаза сузились, словно он чувствовал нечто опасное, что приближается.

— Сейчас закончу… — прошептала я, сердце колотилось в груди, словно барабан, предвещая беду. — Готово! Можете пробовать. Только не торопитесь. Медленно. Спокойно… Вставайте! Только не резко. Опирайтесь на меня и на трость.

Я наблюдала, как он медленно, с трудом поднимается.

— Тише, тише, не спешите! Никто за вами не гонится, — шептала я, стараясь поддержать его, хотя сама чувствовала, как напряжение сжимает мое сердце. — Отлично… Ну что? Лучше?

Он посмотрел на меня, и в его взгляде читалась не только усталость, но и искра надежды — та, что горит в самых темных уголках души.

— Да, — произнес он, голос его был тих, но в нем звучала твердая решимость. — Болит, но не так.

— Вот и славно, — выдохнула я, чувствуя, как тяжелый груз немного отступает. — Еще шажочек. Еще…

Но вдруг, когда я отвлеклась, мое внимание привлек роскошный стул, обитый бархатом — словно приглашая присесть, словно обещая передышку в этой битве за жизнь.

— Стойте, отдыхайте, — сказала я, беря его за руку и ведя к стулу. — Еще шаг… Еще… А теперь садитесь. Медленно, плавно. Не торопитесь.

Я аккуратно усадила его и облегченно вздохнула.

— Ну вот, — запыхавшимся голосом произнесла я, — у нас получилось! Десять шагов без адской боли — это уже победа!

Внезапно мое зрение остановилось на чем-то необычном — роскошный стул, обитый бархатом, словно приглашая продолжить отдых.

Я посмотрела на лицо генерала, и в нем зажглась искра — даже несмотря на всю боль и усталость, внутри загоралась надежда. Но вдруг за стеной раздался тихий звук… Что это? Где та опасность, которая все еще могла притаиться?

Не успела я подумать, как генерал резко дернулся и резко прижал меня к себе, словно закрывая своим телом что-то внутри. Его руки крепко сжали мои плечи, а лицо излучало решимость, будто он собирался защитить меня любой ценой. В этот момент я почувствовала, как внутри заиграла тревога, и сердце забилось сильнее — ведь опасность была так близко.

Глава 32. Свежие сплетни

Я увидела, как в стену вбиваются гвозди.

- Тышь, тышь, тышь! - один за другим гвозди вошли в стену, словно рой пчел из мультика.

- Попало? - тяжело дыша произнес генерал, а я выдохнула.

Пара секунд мы стояли в обнимку. Мой взгляд устремлен прямо в серые глаза генерала, и вдруг ощущение, словно холодный ветер прошел по позвоночнику. Я не могла понять, что это — страх, трепет или что-то иное, что трудно назвать словами.

Глаза его были глубокими, серыми, как туманное утро после дождя. Его точки зрачков расширились. И было в них что-то странное, что-то такое, что сжигало меня изнутри, вызывая одновременно и волнение, и тревогу. Я чувствовала, как по коже пробегает мороз, словно его взгляд — нечто большее, чем просто взгляд.

Я не могла объяснить этого ощущения. В моем сердце — странное, смятенное состояние. Волнение, которое трудно удержать, и воодушевление, будто я вдруг оказалась на грани чего-то важного, чего раньше не могла даже представить. Кажется, что в этот момент мы с ним говорим на каком-то невидимом языке, который только мы двое понимаем.

Я испугалась этого, поэтому поспешила оторвать глаза и с улыбкой отстраниться.

- Нет, прямо даже удивительно! - прошептала я, тут же бросаясь к молотку. Такое орудие убийства лучше держать при себе! - А теперь плавно встаем, опираемся на меня и на трость и идем в кресло… Не спешите, мы никуда не опаздываем!

Я помогла ему опуститься в кресло и тяжело оперлась обеими руками на ручку.

- Ну как? - спросила я. - Так же больно, как раньше?

- Меньше боли, - произнес он, поглаживая свое колено. Я вздохнула, чувствуя прилив радости внутри.

- Сначала вам нужно научиться жить без боли. А потом будем разбираться с вашей магией и драконом, - улыбнулась я.

Генерал промолчал.

- А сейчас мне пора. Без меня долго не ходите. Вставайте аккуратно, как я вас учила! - произнесла я, глядя на его ногу.

- В следующий раз скажи: «Аврелиан, без меня не вставай!» - произнес генерал. - И на «ты».

Я улыбнулась. Кажется, контакт налаживается.

- Спасибо за разрешение, - прошептала я, глядя ему в глаза. - Теперь вы убедились, что я хочу помочь?

Вместо ответа я услышала шумный вдох. Где-то на меня плевалась ядом мужская гордость, но ее била по голове человеческая благодарность. Ладно, потом узнаю, кто победит, а сейчас мне пора узнать, где здесь ближайшая деревенька! Сомневаюсь, что далеко, иначе бы поставок провизии бы не было. А узнать это можно у Бэтти.

Я вышла из комнаты. Но потом я вспомнила про кухню и решила спуститься вниз по ступеням, ведущим в какое-то подземелье.

- … наш дворецкий надел одежду шиворот-навыворот! - послышался голос Бэтти, а я среди пара увидела еще одну даму крупных форм, которая нарезала морковку на доске.

- … да ты что! - удивилась кухарка. - И панталоны поверх штанов…

- … неглаженных! - продолжала Бэтти. - … с дыркой!

- … для хвоста! - закончила кухарка.

- О, так всем и расскажем! Что наш дворецкий — оборотень!

- О, а вот и наша сиделка! - тут же улыбнулась Бэтти. - Слышала новость? Наш дворецкий — оборотень!

Глава 33.Хня

- Ничего себе, - подыграла я. - А оборачивается он во что?

- В одеяло! - заметила Бэтти. - И воет на…

- …на стену-у-у! - усмехнулась кухарка.

Я улыбнулась, понимая, что дворецкого я еще не видела, но уже знаю, что его ждет.

- Мне нужно узнать, есть ли у нас коровьи копыта? - спросила я.

- Что? Откуда? - спросила кухарка. - Мы такого не держим! И не готовим!

- А где ближайшая деревня? - спросила я. - Мне очень нужны коровьи копыта или куриные лапки!

- Как выйдешь, на иди сразу направо. Там будет дорога. Пройдешь прямо, прямо, прямо, через поле, а там и деревенька.

- Кто у нас тут за экономку? - спросила я, не зная, у кого просить деньги.

- Ну, я, - заметила Бэтти. - А сколько денег надо?

- Думаю, что десять лорноров подойдет! - улыбнулась я.

Кряхтя, Бэтти встала и повела меня в сторону выхода из кухни. Ворча, она завела меня в комнатушку и достала деньги.

- Отлично! - кивнула я.

- Ты что-то готовить собралась? - спросила она, окинув меня недовольным взглядом, словно я лезу в чужое дело.

- Ага. Холодец, - вздохнула я.

- Мороженое что ли? - мечтательно спросила Бэтти. - Ах, как же я хочу вернуться в Столицу и снова поесть мороженое. Я помню, как ела его после званого ужина. Доедала из вазы... Столица-столица... Ах... Все бы отдала, чтобы в нее вернуться!

- Типа того. Из мяса, - кивнула я. Меня раздражали долгие объяснения, но я старалась быть вежливой и доброжелательной.

Время было уже позднее, и я решила отложить визит в деревню на завтра.

Утром я появилась в покоях генерала, видя, что он уже одет и сидит в кресле.

- Надеюсь, ты правильно вставал? - спросила я. - Не делал марш-бросок?

- Я растер ногу сам, перед тем как вставать, - послышался мрачный голос.

- Мне сегодня нужно будет уйти. Возможно, надолго, - предупредила я. - Я хочу сходить в деревню. На кухне кое-чего не хватает. Я могу сходить в деревню?

- Иди, - мрачно произнес Аврелиан.

Я кивнула и вышла.

Постараюсь вернуться быстро, а там как получится!

Полюбовавшись садом — его аккуратной зеленью, яркими цветами и ароматами — я вышла за калитку и взглянула на мрачные окна особняка. Он казался нависающим, словно древняя стена, охраняющая свои тайны.

Я свернула на тропинку, ведущую через лес. Огромные деревья поражали своей высотой и древностью; их кроны сливались в зеленый купол, а стволы были покрыты мхом. В лесу было тихо, лишь где-то вдали слышались щебет птиц и шелест листвы. Вдыхая свежий, влажный воздух, я чувствовала, как наполняюсь энергией природы.

И вдруг, словно из ниоткуда, раздался жуткий, пронзительный голос, который мог принадлежать только твари из преисподней:

— Хня-я-я!

Я мгновенно остановилась, прислушиваясь. Звук был необычный, словно кто-то зовет или предупреждает. В лесу стало тихо, и я почувствовала, как по коже пробежал холод. Что это было?

Глава 34. Дракон

Я сидел в полумраке задернутых штор, глядя в одну точку на стене, но мысли кружили вокруг нее — Эланы.

Это странное, непривычное ощущение, словно кто-то тихо протягивал мне руку в темноте, пытаясь вытащить меня с такой настойчивостью, что я даже сам удивился.

Я никогда не замечал, чтобы сиделка так рьяно старалась помочь. Они, скорее, пытались мне угодить или просто коротали время.

Но тут я видел в ее глазах огонь. Она словно пыталась меня зажечь, чтобы тьма вокруг рассеялась.

Даже когда я сопротивлялся, когда говорил, что могу справиться сам, она не сдавалась.

Ее голос — ласковый, чуть настаивающий, с той нотой, которая одновременно и раздражала, и согревала. Иногда мне казалось, что он — как теплое прикосновение, которое не отпускает.

Я удивлялся ее упорству. Почему она так настойчиво пытается помочь мне, будто я — какой-то сломанный механизм, который нужно постоянно подталкивать, чтобы он не остановился?

Внутри что-то противилось этой заботе, словно я был слишком горд, чтобы позволить ей видеть мои слабости. Но в тот же момент, когда я пытался отвергнуть ее ласковые слова или жесты, внутри что-то тянулось к ней.

Так быть не должно, — произнес я отчетливо, чтобы самому услышать это в тишине комнаты.

Я не хотел признать, что она мне нравится. Нет, это было бы неправильно. Я женат, у меня есть обязанности, и она — всего лишь сиделка, помощница, человек, который помогает мне выжить.

Но почему тогда я ощущаю, как ее теплота проникает в меня, пытаясь согреть меня изнутри?

Почему ее настойчивость кажется мне чем-то большим, чем просто заботой?

- Я просто повелся на заботу, — выдохнул я. — Мне этого не хватало. Мне не хватало рядом жены, поэтому сейчас я просто переношу чувства с одной на другую. Но так быть не должно!

Вспоминался ее голос, мягкий и немного упрямый, он был одновременно и раздражающим, и невероятно приятным. Его тепло отзывалось внутри, словно тихий шепот, который я не хотел слышать, но не мог игнорировать. Он был как рука в темноте — протягивающая, уверенная, обещающая, что я не один.

- Глупости все это! — резко произнес я, вслушиваясь в свои слова. Я поморщился, стараясь думать о чем-нибудь другом. Но думать о другом не получалось.

Я вспомнил прикосновение ее губ. Мягкое, теплое, нежное и короткое. Но в этот момент я впервые почувствовал, что внутри что-то изменилось. Что-то дернулось. И это чувство вдруг показалось мне знакомым.

Потом я вспомнил свой поцелуй. Я ведь это сделал нарочно, чтобы проверить, что я почувствую.

В этот момент я снова почувствовал, что внутри что-то пошевелилось. Это случилось так быстро, что я толком не разобрал свои чувства. Я не мог понять, что это… Может, это просто фантом? Просто показалось?

И вдруг — словно в ответ на мои мысли — внутри меня послышался тихий шорох, как будто кто-то остановил дыхание. Я напрягся, почувствовал, как сердце забилось чуть быстрее.

- Нет… — прошептал я, выдыхая. Тишина. Снова внутри тишина. — Видимо, показалось.

Я не знаю, как быть дальше. Я уже не могу остановить этот поток чувств. Потому что в глубине души я уже начал понимать. Я начинаю привязываться.

- Нет! — резко произнес я, словно отсекая чувства.

Я ведь понимал. Быть ласковой, доброй и заботливой — это ее работа. Ей платят за эту доброту и милосердие. И никаких чувств она ко мне не испытывает. И испытывать не может. Я уверен, что она так вела себя со всеми пациентами.

И я не должен думать о ней. Не должен!

Но мои мысли возвращались к ней. Она пошла в деревню, а что, если с ней что-то случится?

Глава 35. Ноги и копыта

Когда наконец показалось заветное поле, я вздохнула с облегчением. Над горизонтом расплывались серые дымки, и на фоне неба маячили силуэты домов — моя маленькая гавань, мой шанс на спасение. В ту минуту сердце словно облегченно выпустило весь накопившийся страх, и я чуть ли не бегом направилась туда, стараясь не потерять ни секунды.

Но вскоре я выбилась из сил.

Только тут, посреди поля, я наконец смогла остановиться и перевести дух. Глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя.

- О, боже… — простонала я, сгибаясь в три погибели и зажимая рукой колющий бок. Боль словно нож колола меня, но я не могла позволить себе остановиться.

Я отдышалась и поспешила в сторону деревни, надеясь, что именно там я найду то, что мне нужно. Каждая секунда казалась тягостной, а мысли о том, что придется возвращаться через этот зловещий лес, наполняли меня ужасом — словно возвращение будет стоить мне жизни.

Когда я вошла в деревню, меня сразу же облепили собаки. Их лай разносился эхом по узким улочкам, и я почувствовала, как сердце сжалось от страха. Но после крикливого «хня-я-я» все это казалось такой «хней», что я лишь топнула ногой, отгоняя местных тузиков за кривой забор.

На дороге паслись куры, где-то протяжно мычала корова. Разбросанные по земле клочки сена — будто кто-то торопливо что-то уносил, теряя их на ходу, дополняли картину.

Из ближайшего дома донесся мужской голос:

- Цыц!

Из-за угла вышел мужчина — крупный, с широкими плечами и чуть сутулой спиной. Лицо у него было грубое, с морщинами и бородой, торчащей в разные стороны.

- Что нужно? — хмуро спросил он, топая ногой на подкравшуюся ко мне собачонку.

Я улыбнулась, стараясь выглядеть дружелюбно:

- Мне бы в лавку попасть, — ответила я, заметив, как любопытные дети сбегаются, чтобы поглазеть на меня. Их глаза светились интересом.

Мужчина махнул рукой в сторону одного из домов со старой вывеской:

- А, мамзель, тогда вам туда.

Я поспешила в лавку, поднимая подол платья, чтобы не испачкать его в грязной луже.

Когда я вошла, она казалась гораздо больше внутри, чем снаружи. В тесном помещении стояло множество полок, заставленных всяким барахлом: бочки, ящики, инструменты и банки с разной мелочью. Тут продавалось всё — от иголок до свежей рыбы. Запах здесь был странный, рыбно-дёготный, а воздух спёртый.

Передо мной стоял хозяин лавки — крепкий, коренастый мужчина лет пятидесяти — с широкой, добродушной физиономией, зализанными рыжеватыми волосами и хитрыми лисьими глазками. На его лице видно было следы давно прошедших забот и трудных дней, а в глазах — искра добродушия и чутьё на выгодную сделку. Он был одет в старую мешковатую рубаху, которая явно побывала не один десяток раз в стирке, и тёмные штаны с прорехами у колен.

- Мне нужны говяжьи ноги или куриные лапы, — сказала я, улыбаясь.

Хозяин небрежно обтёр руки о полотенце, которое висело у него на шее, и задумался, прищурившись.

- Нет, такого у нас нет, — покачал он головой. — Но могу предложить рыбу. Хорошую, недорогую.

- Нет, спасибо, — кивнула я.

- Ну хоть купите что-то из вежливости, а? — нахмурился хозяин, бросив в мою совесть укор. — Раз уж зашли!

- Нет, спасибо, — улыбнулась я.

- Нитки, кружева, духи… рыба? — не отпускал меня хозяин. — Кто купит духи — рыба в подарок!

- Нет, спасибо! — уже серьёзней повторила я, не чая выбраться за дверь.

- А я вам скидку сделаю! На рыбу — двойную? — догнало меня предложение возле самой двери.

- Спасибо, я потом! — ответила я, прикидывая, как открывается дверь. Тянуть её или толкать?

Я толкнула дверь на улицу и решила подойти к тому самому бородатому мужику, который внимательно следил за мной. Перепрыгнув через лужу, я поспешила к нему.

- Мне нужны говяжьи ноги, копыта, куриные лапы, — сказала я, делая акцент. — Меня из поместья послали.

Мужик удивлённо прищурился:

- А зачем вам это?

- Нужно! — твёрдо кивнула я. — Сказали купить. И побольше!

Мужик посмотрел на меня, потом, заметив деньги, его лицо мгновенно просветлело. Взгляд его стал более дружелюбным.

- У меня есть немного, если собакам не дал, — сказал он и вошёл в дом. Через минуту он вышел с корзиной, в которой аккуратно лежал десяток куриных лапок. Я быстро достала лорнор и сунула его в качестве оплаты.

- Дам ещё, если найдёшь в деревне, — улыбнулась я, позвякивая кошельком. — Короче, скупаю говяжьи ноги и лапы. Нужно много.

Мужик внимательно посмотрел на меня, затем почесал подбородок и спросил:

- А ты не ведьма, случаем?

Глава 36. Холодец

— А вам какая разница? — спокойно ответила я. — Если есть — несите еще. Десять лорноров, если соберете мне лапы и ноги.

Когда мужик увидел деньги, его лицо мгновенно просветлело, и он словно стал другим человеком. Он кинулся со всех ног, стуча, к своему соседу. Старик внимательно выслушал, они оба посмотрели на меня.

- Понеслась, - вздохнула я, видя, как наш герой стучится в следующий дом.

На меня смотрели с подозрением, но я терпеливо ждала.

— Вот! — сказал мужик, возвращаясь и вручая мне целую корзину лап и коровьи ноги. — Держи.

Я быстро достала еще деньги и вручила их ему.

— Мне теперь это будет нужно часто, — сказала я, улыбаясь. — Так что я буду к вам заходить.

- Заходи, конечно! Всегда рады! - закивал мой добродетель.

Пока деревня делила деньги, я неспеша шла обратно с добычей, чувствуя себя победительницей.

Стоило мне ступить под сень деревьев, как ноги стали ватными. Я шла так, словно вот-вот меня съедят. Я готова была отбросить копыта в любой момент. Не свои, правда, а говяжьи. Это чтобы легче было бежать!

Но в лесу было довольно тихо. Однако, это был не повод сбавлять темп. Надо будет спросить, что это такое?

Вернувшись в поместье, я выдохнула. Чувствовала я себя так, словно за мной волки гнались.

Немного переведя дух и приоткрыв дверь, я прислушалась к звукам, доносившимся из лесу. Там было тихо.

Вздохнув, я направилась на кухню.

Сбежав по лестнице, я увидела, что кухарка переполошилась.

- О, боги! Как ты меня напугала! - прижала она руку к сердцу. - Я уж подумала, что опять…

- Мне нужен огонь. Сильный. И пара крюков. А также нож и кастрюля с водой. Надо почистить копыто и бросить его вариться, - произнесла я, выкладывая добычу на стол. А еще лук, морковка, перец, лавровый лист…

Два часа я мудохалась с копытом, пока кухарка смотрела на меня, как на безумную. Потом почистила куриные ножки и поставила на огонь.

- Теперь нужно ждать часов шестнадцать, - вздохнула я. - Чтобы уварилось…

- Можно магией попробовать. Так быстрее будет, - заметила она, беря кастрюлю и ставя на магическую печать.

За секунду вода закипела, а я видела, как процесс готовки ускорился в разы. Так, запомнили.

- Это нужно для хозяина. Чтобы укрепить его. Вы запомнили, что делать? - спросила я, видя, что холодец почти готов! А ведь прошло от силы минут тридцать!

- Ну да, - заметила кухарка. - Надо будет - повторю!

- Теперь его нужно остудить, чтобы он стал такой дрожалкой, - произнесла я, показывая рукой колебания воздуха.

- Одну минуту! - шмыгнула носом кухарка и поставила кастрюлю на другую печать. На моих глазах происходило чудо!

- Так, стоп! Надо почистить мясо, а кости выкинуть! И лапки тоже! - вздохнула я.

- Сейчас все сделаем! - произнесла кухарка, ловко счищая мясо.

Через десять минут передо мной стояла целая кастрюля холодца. Я сняла пробу. Очень даже ничего! Я выложила холодец на тарелку, украсила зеленью, которую отщипнула от ветки, и понесла в сторону выхода.

- Ну, посмотрим! - расправила я плечи. - Обычно мужики без ума от холодца!

Глава 37. Обязанности сиделки

Я постучалась, услышала неизменно мрачное «Войдите». И тут же внесла холодец.

- Это что? - спросил генерал. Холодец на тарелке задрожал в знак приветствия.

- Это - новое блюдо, - улыбнулась я. - Холодец. Вам… то есть тебе! Я всё забываю… Тебе нужно его съесть…

На красивом, изуродованном шрамом лице читалось отвращение.

- Попробуй, это вкусно! - предложила я.

- Нет, - отвернулся генерал. - Я такое есть не буду.

Ну вот опять! Началось в колхозе утро!

- Даже не уговаривай, - произнес Аврелиан, глядя на тарелку. - Ни за что!

- А надо! - вздохнула я. - Очень надо!

- Нет, - категорично произнес генерал.

Вот упрямец! Ну вот что с ним делать?

- Это вкусно, - убеждала я.

- Нет!

Категоричное «нет» и холод в глазах намекали, что сломать это сопротивление будет непросто.

- Ну хорошо, - вздохнула я.

- И вообще, я собираюсь спать, - мрачно произнес Аврелиан, косясь на холодец так, словно ему плохо только от одного его вида.

- Тогда пойдем, - вздохнула я, понимая, что сейчас найдет коса на камень. Но я тоже умею добиваться своего. Я села и стала разминать ногу перед забегом в спальню. Стул все еще стоял возле двери, как бы намекая на передышку.

Морщась от боли, генерал встал, опираясь на трость, а мы медленными шагами направились в сторону кровати.

- Я могу идти и без твоей помощи, - произнес он, когда я попыталась поддержать его за локоть.

Когда мы добрались до спальни, я прикинула, что отсюда не помешает вынести. Сбегав за корзиной, я быстро сгребла все, что может превратиться в орудие убийства. Благо в спальне этого было не так много. Пока я бегала туда-сюда, генерал успел раздеться и лечь в кровать.

- Ты точно не будешь холодец? - спросила я.

- Точно, - с льдинкой в голосе ответил Аврелиан.

- Ну ладно, - улыбнулась я, вставая и выходя из комнаты. Где-то здесь должна быть библиотека. Я открывала двери, пытаясь найти заветное место. Неужели в таком доме нет библиотеки! Не верю!

И вот мои поиски увенчались успехом. На втором этаже я ее нашла.

- Так, мне срочно нужна книжечка, - просматривала я корешки книг. - Нет, не эта… И не эта… Где она! Неужели ее здесь нет. Ну не верю! У нее был такой тираж, что ею камины впору топить было!

Я прошлась вдоль полок, а потом увидела знакомый переплет.

- Есть! - усмехнулась я. - Ну что! Сам виноват!

Я вернулась в спальню, таща за собой стул.

- Давай я почитаю, - произнесла я.

- Это что? Входит в обязанности сиделки? - спросил Аврелиан.

- Ну разумеется, - улыбнулась я. - Итак…

Я открыла книгу и набрала воздуха в грудь.

Глава 38. Любовный роман для генерала

Розамунда бежала, спотыкаясь о свои ноги, когда граф гнался за ней, как дикий вепрь. Он почти настиг ее… - начала я, поглядывая на генерала, который прислушался, пытаясь понять, что это такое.

- А можно что-то другое? - спросил Аврелиан.

- Нет, - вздохнула я. - Пока нет! Там есть и вторая часть! Мы до нее еще дойдем! Так, на чем мы остановились! Кстати, надо будет сделать закладочку. А, вот! Нашла! Розамунда кричала, когда похотливые руки графа скользили по ее персикам! — О, Розамунда, милая моя, — начал он, делая паузу, чтобы не запутаться в словах и штанах. Он содрал с себя штаны, отбросив их в сторону. — Я тут подумал… Как бы мне сказать тебе, что ты — как самый сладкий мед, который я когда-либо ел, но я — как пчела, которая очень хочет тебя ужалить! Будь моей, Розамунда! Я обещаю дарить тебе цветы каждый день, даже если я забуду их нарвать! - прочитала я, видя, как глаз Аврелиана дернулся. У меня тоже он дергался, но я не подавала виду.

- О, Бертольд Ужасный! - прочитала я с выражением. - Будь моим пчелом! Ужаль меня! Прямо здесь! На этом ужасном кладбище!

Мне казалось, что от этого романа стошнило даже холодец.

- Граф сорвал с себя штаны, и Розамунде тут же стало понятно, что перед ней настоящий граф… - продолжала я со стоическим спокойствием.

- Он уже срывал, кажется, - послышался голос.

- Неважно! Граф — богатый. И штанов на нем может быть сколько угодно! Не мешайте, - продолжала я, поглядывая на лицо Аврелиана. - Граф узнал эту могилу. Она была совсем свежая. «Саманта Данвер!» — подумал он и тут же овладел ею!

- Кем? - спросил генерал. Его глаз дернулся. - Боюсь спросить, потому как все указывает на то, что живая девушка просто стояла в сторонке, пока граф кем-то владел.

- Неважно! - прокашлялась я. - На то он и граф, чтобы решать, кем владеть, а кем нет!

- Прекратите! - произнес генерал. В голосе его прозвучала строгая резкость, не терпящая неповиновения.

Я демонстративно шмыгнула носом и перелистнула страницу.

В момент неумолимо приближающегося экстаза ее тело забилось конвульсиями, а Розамунда поняла, что внутри у нее что-то шевелится. Она поняла, что это шевелится любовь… Со смаком прочитала я, вздохнув и вопросительно посмотрев на генерала. Она чувствовала, что жестокая реальность вырвала крылья всем бабочкам в ее животе. И теперь они ползают внутри нее тоскливые и грустные, пожирая ее изнутри.

- Да кто это написал? - прорычал генерал, а я посмотрела на него внимательно и перевела взгляд на холодец. По стене пробежала трещина, но я решила умирать так с музыкой.

Шел по дороге и прижимался к ней своими теплыми губами… - прочитала я.

- К дороге? - спросил Аврелиан. - Губами к дороге?

Пыль скрипела на его губах, и он чувствовал, что вот-вот выпрыгнет из штанов от счастья, - смачно продолжала я.

Это была пятнадцатая страница. Стекла угрожающе задрожали, как бы намекая, что пора все это прекратить. Но я знала, на что шла.

Неужели тебе нравятся такие книги! - произнес генерал, будучи явно обо мне лучшего мнения.

- Нет, - вздохнула я, перелистывая страницу. - Но они не нравятся тебе, поэтому у тебя все еще есть выбор. Попробовать холодец или услышать, как граф овладел Розамундой в лесу. Только не говори, что я не предупреждала. Итак, поехали! Моя любовь к тебе — как любимая книга: я всегда хочу в тебя заглянуть! Ты — моя любимая причина держать руку у сердца… И иногда — у штанов, потому что ты вызываешь у меня очень яркие чувства. Граф освободился из оков штанов, как вдруг Розамунда присмотрелась и увидела, как в непролазных дебрях что-то шевелится. И это что-то смотрит на нее. Мне кажется, сказала Розамунда, я его знаю! Мы с ним немного знакомы! Это Альберт! Я его уже видела один раз! Альберт смотрел на нее, а она на Альберта. И наконец, он, видимо, понял, что его заметили, поэтому поднялся.

Я сделала паузу. Ну я же не совсем чудовище, ведь так?

- Но это же бред! - произнес генерал.

- Бред — не бред, но холодец уже скучает, - ответила я.

По стене поползла еще одна трещина, а люстра покачнулась. Как вдруг она сорвалась с потолка и со звоном рухнула прямо на пол. Хорошо, что я предусмотрительно отодвинулась от нее подальше.

- Как ты могла? - закричал Альберт и отвесил Розамунде пощечину. Розамунда схватилась за больной затылок и посмотрела на Альберта глазами, полными слез. - Ты не посмеешь! Она больше не принадлежит тебе! - закричал граф. Но Альберт уже удалился в сторону поместья. - Тише, любимая! - прошептал граф.

- Отставить! - произнес Аврелиан, а на его лице читалась смачная рецензия.

- А! Хотите про «отставить»? Это мой любимый момент. Отставив от себя бокал, Розамунда бросилась к Альберту. «Прости меня!» - закричала она. - «Я не хотела тебе изменять!» Она схватила его за лицо, но Альберт оторвал ее руку. Глаза посмотрели друг на друга, и в каждом из них читалось раскаяние. «Я не должен был тебя бросать! Это я виноват!» - произнес Альберт, пылко вставая на колени. И тут Розамунда увидела графа. Он стоял в дверях, мрачнее тучи. «Значит, вот ты как!» - произнес граф, гневно глядя на Альберта и Розамунду. «Я думал, ты моя!» - в голосе графа прозвучала ревность! Розамунда поняла, что он достал свое мужское начало и положил его конец на их отношения. «Между нами с Альбертом все кончено! Мы с ним порвали!» - произнесла она с женской гордостью. - «Мы можем начать все сначала! О, Бертольд!» Ее губы пришли в движение. «Ты хочешь начать все сначала? Ну что ж. Давай! Попробуем начать все сначала!» - произнес Бертольд, целуя ее в губы. Она пылко задышала, глядя на его мускулистые ноги. «Представь себе, бал, ты стоишь в нежно-голубом платье, в твоих руках бокал, в ушах бриллианты. Ты выглядишь чарующей феей из сказки. А я просто прошел мимо!»

- Все! Хватит! - услышала я гневный голос. Стул подо мной дернулся, словно хотел убежать. - Съем я твой…

- Холодец, - подсказала я, откладывая книгу и протягивая ему тарелку.

Глава 39. Дракон

Мои чувства к ней — это не просто благодарность или привычка.

Это что-то более глубокое.

Опасное.

Но я женат.

Моя жена — моя семья.

Я никогда не обращал внимания на других женщин, словно мир сомкнулся на одной. Я прислушался к себе, к своим чувствам.

Сейчас я чувствую нежность.

Нежность.

Но не к жене.

Я попытался представить Элеонору. Отголосок чувств коснулся моей души, покрывая ее далекий образ, словно туман.

Я рылся внутри себя, пытаясь отыскать ту самую любовь, которая там должна была быть, под слоем обиды, понимания, раздражения, вины, боли, привязанности…

Сейчас я напоминал ученого, который роется под своими записями в поисках нужного листа. «Где-то я его видел. Совсем недавно. Он же был! Я помню!»

Но чувства перерывались, но любви не было.

Зато я понял одно.

Я не простил.

Холод, когда я хотел согреться.

Ложь, когда мне нужна была правда.

Не простил отстраненность, когда мне нужна была поддержка. Я ведь никогда ни у кого не просил поддержки. Я привык всегда быть сильным. Но в момент, когда моя жизнь рухнула, я впервые обратился за поддержкой, протянул руку и поймал пустоту. Холодный призрак смотрел на меня глазами жены.

Я осыпал ее драгоценностями, она ни в чем не нуждалась. Я делал для нее все.

Но она не сделала для меня ничего.

Внезапно я в собственной тьме словно услышал мягкий голос. Я даже не понял, что он сказал, но я обернулся, рыжие локоны в тумане, белое платье и глаза. Словно теплая рука легла поверх моей руки. Я словно услышал голос Эланы. Она смотрела на меня, а я не понимал, что она говорит. Но мне это было неважно. Важна была ее теплая рука, которую я сжимал. И от ее волос шло сияние. Вокруг нее казалось светлее. Я снова чувствовал ее руку, маленькую теплую руку, понимал, что без боя не сдамся, но не хотел отпускать.

Я знаю, что должен остановиться, уйти, уйти от этой мысли. Но она не дает мне покоя.

Я снова поймал себя на том, что хочу снова коснуться ее губ, чтобы понять — что я чувствую? Шевельнется ли что-то внутри, или нет снова?
Это просто дружеское тепло или что-то большее? Я знаю, что нужно найти повод — еще раз, еще один раз, чтобы поцеловать ее, проверить свои ощущения. Может, тогда я разберусь, что это за чувства — нежность, страсть, что-то еще.

Но тут же в голове звучит мой собственный голос — холодный, твердый: «Нет!». И я отбросил мысль. Я не могу. Не должен.

Я сомневаюсь, и в то же время чувствую, как внутри нарастает тепло. От одного звука ее имени. Э-ла-на.

Нежность. И ведь я знаю — если я сделаю это, то все изменится.

И я не уверен, готов ли я к этому.

Но так хочется снова почувствовать ее прикосновение, услышать ее дыхание. Просто еще раз — чтобы понять, что со мной?

Я сжал кулаки, отворачиваюсь, и сердце мое забилось в груди, как безумное. Нежность — это опасная штука.

- Нет! - твердо произнес я.

Это просто слабость. И она пройдет. Сейчас она пройдет. Я знаю, что она пройдет. С чего бы ей не пройти?

Глава 40. План сиделки

- Так, - прошептала я, чтобы успокоиться. - Рассуждаем логически. Если магия так реагирует на его настроение, значит, между ними есть связь? Не так ли? Значит, он как-то, пусть и неосознанно, управляет ею? Что-то же дает импульс магии? Дает...

Забыв обо всем на свете, я рисовала на своей коленке невидимые загогулины, которые помогали мне сосредоточиться на мысли.

- А если импульс есть, - продолжала я. - Значит, есть надежда, что магию можно взять под контроль? Поводок остался, значит, его можно потянуть?

Я не смыслила в магии от слова «совсем», но эта странная мысль вдруг показалась мне интересной. Надо будет завтра проверить.

Я решила пока не говорить о своей догадке никому. Лишняя надежда сейчас не нужна. Если вдруг все это окажется неверным, то станет только хуже!

Люди иногда считают, что ложная надежда не повредит, и дарят ее человеку. Они хотят как лучше. Хотят просто выиграть время, чтобы дать возможность человеку найти в себе силы пережить тяжелый момент. Но они не догадываются о последствиях. Когда человек уцепился за эту надежду, когда почти вытащил себя из бездны, и когда вдруг осознает, что на самом деле никакой надежды не было, он просто разжимает пальцы и падает в эту бездну снова.

Такого я допустить не могла!

С этими мыслями я легла спать.

Утро встретило меня прохладой, а я сползла с кровати, надевая свою униформу.

- Доброе утро! - вздохнула я своему отражению, повязывая белый передник на талии.

Я поспешила из комнаты, направляясь в покои генерала.

- Доброе утро! - произнесла я, видя, что он уже сидит в кресле, а перед ним стоит перевернутая кружка и пустые тарелки.

- Как себя чувствуешь? - улыбнулась я, распахнув шторы и пуская в комнату свет. Я видела, как генерал зажмурился, прикрываясь от солнечных лучей.

- Терпимо, - мрачно бросил он.

- Ну тогда сегодня мы погуляем по коридору, - заметила я. - Устроим забег.

- Я смотрю, у тебя хорошее настроение? - произнес он, а я с удивлением обернулась.

- Да! - кивнула я. - Потому что вчера ты делал успехи. Я очень рада этим успехам. Сегодня мы попробуем их закрепить! Одну минутку. Мне нужно привести коридор в соответствие!

Он смотрел на меня, как на электровеник, со смесью удивления и настороженности.

Я выпорхнула из комнаты, а потом закатала рукава и стала снимать все портреты. Я таскала их в тайную комнату, в которую скоро можно будет заходить только, пропихивая вещи с ноги. Туда же переехали столики, вазы и прочие украшательства, способные прилететь в меня.

Отряхнув руки от пыли, я стала бегать по комнатам, вытаскивая и вставляя возле каждой стул или кресло. Расправив ногой гармошку ковра, я закрыла дверь. И вообще! Тут двери надо закрывать на ключ! Мало ли что прилетит из комнаты! Зачем столько комнат держать открытыми?

- Бэтти! - позвала я, а потом поняла, что она на кухне.

- А потом скажем ему, что он бегал по дому голый и приставал ко всем! - закивала Бэтти, потирая руки.

Я смотрю, что дворецкий здесь существо мифическое! Проклятие видела, а дворецкого нет!

- Мне нужны ключи от всех комнат. Их нужно закрыть, - попросила я, протягивая руку. - И ключи пока полежат у меня. Ты не против?

- На. Мне же меньше убирать! - Бэтти вручила мне ключи, не отрываясь от разговора. Она потерла ногу об ногу, продолжая придумывать новые сплетни. - Да, быстрее бы в Столицу! А то тут скукота одна...

Я взяла ключи и направилась в коридор, поглядывая на символы на замке и сверяя их с символами на ключах. Закрыв все двери, я вошла в комнату генерала. Он повернул голову в мою сторону, а я опустилась возле его ноги, начиная массировать.

- Будет больно - говори, - шепнула я, тщательно разминая мышцы.

Я сосредоточенно работала, чувствуя в пальцах усталость, а потом подняла глаза, почувствовав пристальный взгляд.

- Что? Больно? - спросила я, а мои руки замерли.

- Нет, продолжай, - кивнул генерал.

Я пожала плечами, продолжая свою работу. Но этот взгляд не давал мне покоя. Я еще раз подняла глаза, снова встречаясь взглядами.

- Что-то не так? - спросила я.

- Нет, все так, - кивнул Аврелиан, а его рука сжала подлокотник кресла. Я с подозрением смотрела на него. И этот взгляд меня тревожил.

- Ну что? Теперь можно осторожно вставать. Сегодня мы дойдем до конца коридора! Вы ходили туда уже или нет? У нас будет две остановки.

- Нет, - произнес генерал, полоснув меня взглядом, когда я попыталась ему помочь подняться. Тяжело опираясь на трость, он сделал шаг, потом второй, а я уже стояла в дверях, придерживая их.

Медленно, стиснув зубы от напряжения, он дошел до меня. Сделав еще два шага, генерал медленно опустился в кресло.

- Болит? - спросила я, глядя на его ногу.

Глава 41. Первые шаги

- Не так, - сознался он. - После того, как ты ее разминаешь, боли намного меньше. Но я не чувствую в ней твердости… Словно она вот-вот куда-то провалится.

- О, это нормально! - заметила я, стоя рядом с креслом. - Ей нужно ходить. Я уверена, что уже скоро ты сможешь выйти в сад! И мы будем гулять по саду!

- Я все думаю, - заметил он, растирая колено. - Люди, они такие слабые и хрупкие…

- Да не скажи! - отрицательно помотала я головой. - Люди порой бывают очень сильными. Но у людей есть одно качество, которое не повредит и вам! Люди просто с детства учатся беречь себя. Они знают, что раны на них мгновенно не затягиваются, переломы быстро не срастаются! Вот и вся разница. Тебе нужно просто научиться беречь себя. Вот и все.

Аврелиан со вздохом стал подниматься, а я держала руки на весу, словно страхуя.

- Я вот только одного не понимаю. Ты это делаешь за деньги или потому что действительно хочешь помочь? - спросил он, тяжело опираясь на трость.

- Не буду лукавить. Деньги были бы совсем не лишние, но я люблю эту работу. Я люблю видеть результат. Я действительно чувствую себя счастливой, когда вижу улучшение, - заметила я.

- Ты сказала, - произнес генерал, делая шаг за шагом. - Что деньги были бы совсем не лишние. У тебя какая-то цель?

- Ну, - смутилась я, понимая, что не вижу ничего странного в том, чтобы рассказать ее. - У меня никогда не было дома. Места, которое я могла бы назвать своим. И я хочу насобирать денег и купить одно… поместье! Только не смейтесь!

- Поместье? - спросил Аврелиан. - Но содержать поместье это затратно. Нужен штат слуг, иначе оно развалится, как это…

- Я понимаю, - вздохнула я. - Но я так его хочу… Помнится, у одной бабушки в каталоге я увидела его, что-то внутри мне сказало: «Это моя судьба!». Я пока не могу выяснить, что это за поместье, но если уж выяснять, то с деньгами на руках. Оно небольшое. Примерно как это.

Я почувствовала, как мечты уносят меня на светлую лужайку, и едва не зажмурилась от счастья.

- Если я снова смогу нормально ходить, - заметил генерал. - Я куплю тебе это поместье.

- Нет, что ты! - дернулась я, внезапно испугавшись такой щедрости. - Я сама! Не надо мне помогать! Я… я сама!

Я видела удивленный взгляд Аврелиана, словно кто-то впервые отказался от его подарка.

До окна осталось еще пять шагов.

- Не устал? - спросила я, видя стул, который стоит возле окна и ждет.

- Нет, вроде бы, - послышался голос.

Пять шагов были преодолены, а генерал опустился на стул. Я почувствовала, как меня в глазах защипало. Слезы потекли по моему лицу, когда я смотрела на весь проделанный путь.

- Ты почему плачешь? - спросил он, не понимая, что меня распирает от счастья. Мы сделали это! Мы смогли! Это первая победа!

- Прости, - шмыгнула я носом, вытирая слезы. - Я просто так рада… Это такая огромная победа! Ты себе не представляешь!

Я не могла сдержать чувства гордости за него и за себя. Я оперлась на подоконник.

- Разве это победа? - спросил генерал, нахмурив бровь.

- Конечно, - выдохнула я. - Маленькие победы однажды превратятся в одну большую!

И тут я придумала, что я сделаю! Карту побед и целей! А еще надо будет придумать упражнения, в которых нужно ходить. Но так, чтобы еще и назад! Пока что у меня не было никаких идей, но я была уверена, что скоро они появятся!

- Ну хватит, - заметил он, а его рука легла поверх моей руки. - Я так не радуюсь, как ты.

- А стоило бы! - заметила я, глядя на его руку, лежащую поверх моей. - Пока ты не научишься радоваться маленьким победам, ты так и будешь чувствовать себя несчастным.

Мы побыли у окна, а я видела, как генерал смотрит на улицу, положив свою руку поверх моей руки.

Обратный путь занял полчаса, но мы никуда не спешили.

- Одну минуту, - выдохнула я, когда генерал медленно присел в кресло. Я вышла из комнаты, бросилась в свою, беря бумагу и перо. Исписанные листы складывались аккуратной стопкой. Я бережно прижала их к груди, неся в комнату генерала. Один листок я отметила звездочками и нарисованным салютом.

- План нашей битвы! - объявила я, беря листики и клея их на обои. - Сначала дойти до окна! Выполнено! Потом дойти до другого конца коридора! Потом подняться и спуститься по лестнице! Потом погулять в саду. Потом дойти до конца сада!

Я клеила бумажки прямо на стену перед самым его носом. В самый низ я приклеила наше первое задание. А остальные стала клеить все выше и выше.

- Ну вот! Начало положено! - улыбнулась я. - У нас есть первая победа. Предлагаю отметить ее.

- Танцем? - мрачно с сарказмом спросил генерал.

Да! Танцем! Как еще заставить его двигаться назад? Танец! Как же я не догадалась!

- Сейчас передыхаешь, а потом будем танцевать, - произнесла я. - У нас теперь каждый вечер танцы!

Глава 42. Потанцуем?

- Шутишь? - изумился Аврелиан.

- Нет! Я совершенно серьезна! - кивнула я. - Так что мы будем танцевать! Сначала потихонечку. Тебе нужно не только ходить вперед, но и учиться делать шаг назад.

Внезапно в дверь постучали, а я подошла к двери, видя Бэтти, которая прячет свой оберег в декольте.

- Обед, - прошептала она, сгружая мне в руки поднос и бросаясь наутек.

Я внесла обед в комнату и поставила обед на столик, радуясь, что сегодня половина дня прошла без магических эксцессов. Меня так и распирало поделиться своими мыслями с генералом, но потом я прикусила язык.

Рано еще. Надо будет попробовать посмотреть что-то в библиотеке.

Вдруг я сумею что-то отыскать? Но сомневаюсь, что генерал не перерыл библиотеку до меня.

Хотя, возможно, что я увижу что-то, что могло бы подтвердить мои мысли.

- Ешь, - кивнула я, глядя на холодец. - Он нужен, чтобы укреплять мышцы и не только. Он очень полезен. Так что на ближайшее время - он твой лучший друг.

Взгляд мой был полон нежности и уверенности — я говорила не просто о пище, а о чем-то большем, о заботе, о том, что даже в самых простых вещах скрыта сила.

- И ты ешь, - произнес он, протягивая мне вилку.

Я смотрела на нее, а потом на него.

- Я не голодна, - соврала я, вспомнив, что сегодня не завтракала.

- Ешь! - В голосе послышался приказ.

- Я лучше схожу за своей порцией, - улыбнулась я, чувствуя смущение.

Обычно заботу проявляю я, поэтому, когда заботу проявили ко мне, я вдруг растерялась!

Закончив с обедом, я размяла плечи и снова принялась массировать ногу. Мягко, с осторожностью, я вновь принялась массажировать ногу — пальцы скользили по коже, возвращая ей ощущение жизни.

— И как ты видишь, чтобы мы танцевали? — с легкой иронией спросил генерал, его голос — глубокий, чуть хрипловатый, как будто он сам не до конца уверен в своих силах. В его глазах — искра сомнения, и я знала, что он чувствует то же, что и я: страх перед новой попыткой, перед возможностью снова потерять равновесие, — перед чем-то, что кажется невозможным.

— Ты опираешься мне на плечи, — начала я, мягко, чтобы не напугать, — и мы медленно, словно две улитки, начинаем двигаться. Я хочу, чтобы ты понял: мы не спешим, сегодня — просто эксперимент. Мы танцуем рядом со столом, чтобы ты мог за него схватиться, если что.

Генерал смотрел на меня с легкой настороженностью, его лицо было сосредоточенным, чуть напряженным, словно он боролся со своими сомнениями.

— Мне кажется, это очень глупая затея, — произнес он со скепсисом, голос его звучал как вызов, в нем — и страх, и желание доказать себе, что он может.

Я улыбнулась, и в моих глазах зажглась искра уверенности.

- А мне кажется, что танцы - отличный способ давать нагрузку на ногу, - ответила я, протягивая ему руку.

Аврелиан посмотрел на мою руку с легким вопросом в глазах, а затем взял трость и медленно встал. Его движения были плавными, будто он боялся нарушить что-то важное, что-то очень хрупкое.

— Идем к столу, — пригласила я, поглядывая на люстру, которая мягко освещала комнату золотистым светом. — Так, прислоняем трость к столу и опираемся на меня. Нет, не так. Именно опираемся на плечи!

Я почувствовала, как тяжелые руки легли мне на плечи — словно груз, который нужно нести с осторожностью, чтобы не сломать. Внутри заиграли смешанные чувства: и ответственность, и теплота, и легкое волнение.

- Шаг вперед у тебя, шаг назад у меня с левой ноги… - произнесла я, глядя на наши ноги. Я медленно шагнула, чувствуя, как тяжесть вдавила меня в пол. Генерал оторвал ногу от пола и с усилием шагнул на меня.

— Отлично! — улыбнулась я, ощущая, что внутри что-то сжимается и разжимается одновременно. — Чувствуешь? Тяжело, да? Но ничего — прорвемся! Теперь приставляем вторую ногу…

- Прорвемся! - Теперь приставляем вторую ногу…

Когда его вес полностью перенесся на больную ногу, я словно ощутила, как он вкладывает в это все свои силы, всю свою волю. Его руки, тяжелые и уверенные, сжали мои плечи чуть сильнее. Он не хотел причинять мне боль, а я не хотела ее показывать.

- Ничего, ничего, - шептала я. - Теперь шаг назад…

Мы сделали три движения, и тут я почувствовала, как он теряет равновесие….

Глава 43. Внезапно!

Мощное тело накренилось, и я почувствовала, как напряжение в воздухе нарастает. Я подхватила генерала, пытаясь удержать.

Внезапно, словно разряд молнии в тишине, он резко уперся рукой в стол, а свободной рукой прижал меня к себе. Его дыхание стало тяжелым, горячим, и я почувствовала выдох — теплый, влажный — на своей шее.

— Почти, — прошептала я, чувствуя его страх и усталость. — Почти получилось. Тяжело?

Голос генерала прозвучал чуть хрипло, словно он боролся с эмоциями, с болью и с собой.

— Да, — сглотнул он, и я заметила, как его рука чуть дрогнула, когда он попытался оторвать ладонь от столешницы.

— Ну, на сегодня танцев пока достаточно, — сказала я мягко, чувствуя, как сердце бьется в груди, — каждый день будем добавлять по одному шагу.

Я потянулась за тростью, чтобы передать ее генералу, но в этот момент наши взгляды пересеклись. И вдруг — эта мгновенная, незримая искра, что будто пробежала по коже. Сердце забилось гулко, сильнее, чем обычно. Я почувствовала, как мороз пробежал по спине. Я почувствовала в этом что-то тайное, почти запретное.

Я знала, что иногда забота умеет творить чудеса. Но у заботы были и острые грани.

Иногда капелька заботы и участия способны были найти в душе человека неожиданный отклик. Особенно, если раньше он был ее лишен. Как сиделка, я знала, что пациенты быстро привязывались к тем, кто начинал о них заботиться. Для сиделки это всего лишь работа — быть безгранично доброй, милосердной и поддерживающей. Но пациенты быстро переставали чувствовать эту грань. И начинали отвечать настоящими чувствами.

Но вот что самое страшное. Я впервые внутренне нарушила кодекс, чувствуя к пациенту то, чего чувствовать не должна. Это было больше, чем милосердие и желание помочь. И это чувство меня пугало.

Я думала, как сказать ему мягко о том, что мы не должны так сильно сближаться, что это неправильно…

“Это я во всем виновата. Это я дала ему повод!” — мысленно уколола себя. — “Я его поцеловала. Этого оказалось достаточно, чтобы он стал проявлять ко мне чувства, которых между сиделкой и пациентом быть не должно”.

Я высвободилась, вежливо улыбаясь.

— У вас получается! — заметила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ободряюще.

Время словно остановилось, и только дыхание, тепло его тела и тихий шепот моих волнений создавали вокруг нас невидимый кокон. Я чувствовала его тепло, его дыхание — и в этой мгновенной тишине казалось, что никто и ничто не может помешать нам.

Однажды я унесу этот момент в своем сердце, навсегда покидая этот дом, чтобы помочь кому-то еще. И к тому моменту, я надеюсь, у Аврелиана все будет хорошо.

Но вдруг, словно взрыв, дверь распахнулась с неожиданной силой. В комнату вошла Элеонора. Ее фигура — изящная, сдержанная, в элегантном платье — словно сразу же разрезала пространство между нами. Ее глаза, яркие и острые, мгновенно зажглись удивлением, трепетом, а может, и легким шоком.

Глава 44. А что это вы тут делаете?

«А что это вы тут делаете?» — гнусаво, подражая герою какого-то забытого фильма, спросил мой внутренний голос.

Я почувствовала, как сердце сжалось в груди, словно кто-то затянул тугую петлю.

Внутренне я зажмурилась — не потому, что боялась, а потому, что вся моя душа напряглась, словно натянутая струна.

Взгляд Элеоноры остановился на нас, и я заметила, как ее глаза мельком скользнули по моему лицу, но переметнулись на генерала.
В её взгляде — смесь удивления и внутреннего смятения. Казалось, она хочет сказать что-то, но губы сжаты, словно она сдерживает внутри себя бурю. Все эти чувства проходили по ее лицу, будто тень, скользящая по поверхности спокойствия.

Я почувствовала, как в меня закрадывается желание оправдаться, объяснить, что всё — просто случайность, что мы только учимся ходить, что это просто очередной этап реабилитации, но слова застряли в горле. Вместо этого я лишь чуть приподняла подбородок, стараясь сохранить спокойствие.

Элеонора сделала шаг вперед, и ее глаза оставались неподвижными, словно она пытается понять, что именно происходит, что скрыто за этим мгновением.

Она остановилась в нескольких шагах, словно не решаясь приблизиться, и мягко, и с легким оттенком холодка в голосе, произнесла:

— Простите, я не хотела прервать... — её взгляд пронзал меня, и я почувствовала, как внутри все сжалось. — Просто вдруг почувствовала, что мне нужно проверить, всё ли в порядке.

- Пока все в порядке, — спокойно ответила я. — Сейчас мы учимся делать шаги без трости. Вы можете поприсутствовать, если вам это интересно. Несколько шагов вдоль стола вперед. И несколько шагов назад.

Я вложила в свой голос столько спокойствия, что лицо Элеоноры изменилось. В глазах еще осталась искорка подозрения, но мое спокойствие заставило ее вежливо улыбнуться.

Взгляд Элеоноры все еще был проницателен, и я знала — эта сцена еще не закончена. Внутри же я продолжала держать себя в руках, надеясь, что мой внешний холод и спокойствие скроют всю бурю чувств, бушующую в душе.

— О! — заметила Элеонора, глядя на мужа, словно впервые увидела его в новом свете, и в ее глазах зажглась искра любопытства, смешанная с легким оттенком иронии. — Получается?

- Как видишь, — произнес генерал.

Я кивнула, словно отвечая на её невысказанный вопрос, и мягко добавила:

— Да, — чуть улыбнувшись, — мы сегодня только начали это упражнение.

Внутри меня закипали чувства, и я сознательно выбирала холод и спокойствие, чтобы скрыть волну смятения и тревоги. В моем голосе звучала твердость, профессиональный нейтралитет, чтобы стереть любое ощущение уязвимости или тревоги. Если бы она услышала в моем тоне хоть искру волнения, заметила бы дрожь в голосе или увидела тень в моих глазах — всё стало бы ясно.

Сейчас будет скандал! Точно будет!

Глава 45. Пей до дна!

Но, казалось, она и не собиралась скандалить.

Внутренне я гадала, догадалась ли она, и, быть может, догадалась. Но сцен ревности Элеонора не закатывала. В ее взгляде, в тонких линиях лица — холодное спокойствие, чуть заметная игра лицемерия, словно она подавляла внутренний шторм.

Я подняла руку, протянула генералу трость — его рука легко, почти без усилия, отпустила меня, и он направился к креслу, словно уставший путник, ищущий тень в жаркий день.

В это мгновение я увидела, как глаза Элеоноры следили за его движением, как тонкая ниточка подозрения проскользнула в них.

- Дорогой, — улыбнулась она, вынимая из сумки небольшой флакон, — я спешила к тебе, чтобы привезти вот это!

Ее голос звучал мягко, искренне, и в нем таилась скрытая надежда. Я остановилась, чтобы рассмотреть её лицо, и внутренне почувствовала, как тревога опутывает меня, словно паутина.

— Что это? — спросил генерал, глядя на флакон. Его голос прозвучал чуть более настороженно.

— То, что тебе поможет! — расцветая улыбкой, ответила Элеонора, и в ее глазах я заметила искру уверенности, будто она уже представила, как этот маленький сосуд изменит их судьбу. — Ректор магической Академии разработал для тебя зелье. Он нашел какой-то старинный рецепт и сегодня с утра связался со мной. Он сказал, что оно должно помочь…

Я смотрела на флакон, который Элеонора вложила в руки мужа, и внутри меня зашевелилось смятение. А вдруг это яд? Или, наоборот, настоящее зелье, способное вернуть генералу драконью сущность?

Капелька янтарной жидкости сверкала в свете лампы, словно магический артефакт, и я ощущала, как сердце бьется чаще.

Что, если это ловушка? Или же — надежда?

Внутри я чувствовала смятение, и каждая клетка тела говорила мне: будь осторожна.

Я задержала дыхание, глядя на флакон, словно он мог скрывать в себе нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Внутри меня бушевали противоречивые чувства — страх и надежда, сомнение и желание поверить.

Мысленно я представляла, как капля этого зелья может изменить всё — перевернуть судьбу, избавить от боли или, наоборот, привести к опасности, о которой я и подумать не могла.
Элеонора улыбалась, ее глаза горели, как будто она уже увидела финал этой игры. В ее взгляде я уловила искру опасной уверенности, и вдруг поняла — она верит в это без остатка. А я? Я вот, например, уверенности не чувствовала.

Аврелиан принял из рук жены флакон. Казалось, стекло было прохладным, гладким, словно обещание. Я подошла ближе, пытаясь понять — яд ли это или спасение.

— Вы уверены, что это поможет? — тихо спросила я, голос дрожал чуть заметно.

— Я доверяю ректору, — ответила Элеонора, — и его интуиции и опыту. Он много лет занимается магическими рецептами, и он не стал бы рисковать своей репутацией.
Сейчас я хотела быть экстрасенсом, чтобы узнать наверняка, что скрыто за этой хрупкой оболочкой стекла.

Элеонора вскинула брови, улыбнулась чуть шире, и в ее взгляде я заметила искру решимости.

Я чувствовала, как внутри разгорается неясное ощущение опасности. В голове мелькали мысли: а что, если она предлагает мужу яд? А что, если это хитрая ловушка, и он сейчас держит в руках свою смерть?

- Пей, любовь моя, — улыбнулась Элеонора.

Глава 46. Яд или лекарство?

Мой разум метался: а что, если это яд? А что, если это хитрое оружие, спрятанное под видом лекарства? Внутри всё путалось — надежда и ужас, вера и предчувствие катастрофы.

В памяти всплыли её слова, её мечты о смерти мужа, шёпот о том, как он исчезнет из жизни навсегда. В этот миг я почувствовала, как тревога превращается в острый холод, сковывающий сердце.

Генерал открыл флакон.

Красивая пробка легла на стол, и в свете лампы она казалась крошечной, хрупкой, словно последняя надежда, которую можно разбить одним движением.

Я чуть поджала губы, словно сдерживая крик тревоги, и внутренне сжалась, будто оказалась между двух огней. Внутри всё противоречило друг другу: желание верить, что это лекарство, и страх, что тут кроется опасность.

Я не могла сказать Аврелиану о возможных планах жены. Магическая клятва убила бы меня на месте. Вся моя внутренняя борьба — между правдой и ложью, между долгом и страхом — застыла в горле.

И тут я не выдержала.

— Я бы, наверное, проверила бы его для начала, — произнесла я, стараясь говорить как можно более профессиональным и спокойным голосом, хотя внутри костёр опасений разгорался всё ярче. — Среди зелий бывает много неудачных.

Мои слова были адресованы не Элеоноре, а генералу, который смотрел на флакон, словно он мог уже почувствовать яд, таящийся внутри. Он внимательно посмотрел на жену, и я заметила, как его глаза чуть сузились, словно он пытался найти ответ в её глазах.
— У меня уже были случаи в практике, когда, казалось бы, безопасное зелье чуть не становилось убийцей, — пояснила я, делая паузу, чтобы подчеркнуть важность слов. — И, поскольку это зелье — скорее экспериментальное, не мог бы сам его создатель, ректор, присутствовать при его… эм… употреблении? Чтобы в случае чего оказать помощь?

В этот момент я заметила, как Аврелиан подносит флакон к губам. Я сглотнула, чувствуя, как напряжение растекается по телу, будто я стою на грани — и в любой момент может случиться что-то ужасное.

Не успела я придумать хоть одну вескую причину, чтобы генерал не сделал глоток, как он, не медля, осушил флакон и поставил его на стол.

Я застыла на месте, не сводя взгляда с пустого флакона, словно он мог внезапно ожить, раскрыться и рассказать всю правду. В груди заструилась слабость, будто вся моя энергия убывала через тонкую щель, оставляя меня уязвимой и бессильной.

— Ничего не поменялось, — тихо произнёс генерал, его голос звучал ровно и спокойно, но внутри я почувствовала, как дрожь волнения пробежала по его тону.

Взгляд Элеоноры был прикован к мужу.

— Точно? — спросила она, чуть наклонив голову, словно пытаясь услышать ответ из самой души мужа. — Я сейчас же поеду к ректору и выясню, что не так.

Она повернулась, словно тень, и вышла из комнаты, оставляя меня одну с этим смертельным туманом тревоги, что заполнял пространство.