Нонна
Рассказать вам, как выглядит самый ужасный Новый год?
Поверьте, рецепт намного проще, чем у рождественского штоллена.
Итак.
Вам двадцать семь. Вы состоите в отношениях шесть лет и вот вас наконец-то зовут замуж в ноябре. Вы успеваете растрезвонить долгожданную новость, отпечатать пригласительные и всерьез заняться сбросом трех "лишних" килограммов для идеального платья.
Примеряете фамилию будущего мужа и визуализируете ваших с ним будущих очаровательных детей, проходя необходимые для быстрого зачатия чек-апы.
Целуете в губы любовь всей вашей жизни, провожая его в последнюю неделю декабря на лыжи с друзьями.
Делаете вид, что не расстроены, когда из-за снегопада у него не получается вернуться двадцать девятого числа, как обещал. Только и тридцатого вернуться у него не получается. И тридцать первого утром тоже.
Вы упрямо готовите новогоднее романтическое застолье.
Тащите домой огромную живую елку, обколов все руки. Наматываете на воинственно-игольчатые ветки гирлянду. Делаете мясной рулет по рецепту его мамы и чистите селедку до последней косточки, чтобы классическая шуба соответствовала его высоким запросам.
О том, что себя вы приводите в идеальное состояние (чтобы не выглядеть убого на фоне идеальной шубы) я молчу.
Вы верите в чудо часов до одиннадцати, а потом вам на телефон приходит видео с неизвестного номера, на котором ваш будущий муж самоотверженно жарит.
К сожалению, не шашлыки.
К сожалению, не вам.
А какую-то шлюху в Альпийском шале.
Так мой прошлогодний праздник стал настоящей катастрофой.
До сих пор помню, как рыдала, выбрасывая елку вместе с игрушками в мусорный контейнер. Как зачем-то выносила туда же салаты и дурацкий рулет.
Как меня жалел и одновременно с этим сердечно благодарил за банкет наш местный бомж.
Я уже позже узнала, что за утилизацию новогодних елок платить нужно отдельно, поэтому символ моего новогоднего предательства валялся в сугробе больше недели. А за утилизацию преданных чувств сколько ни плати… Пережить сложно.
Но это был прошлый год. А в этом всё должно быть иначе.
Сегодня снова тридцать первое декабря. Мне двадцать восемь лет. Я не замужем, не невеста и даже не в отношениях. Благодаря нехилой денежной инвестиции в светлое будущее одного именитого психотерапевта (и, возможно, мое) незамужний статус меня не обременяет. Я вроде бы счастлива встречать следующий год холостой.
Но проснулась сегодня я все равно с ощущением легкой хандры.
Как заново полюбить Новый год?
Я начала с мелочей. Вместо обычного крепкого кофе был какао с шоколадной бомбочкой. Рождественский плейлист на всю квартиру и накрашенные красной помадой губы.
Свитер с оленями. Дурашливые рожки на голове.
Снова тащить домой елку в этом году я не хотела, но увидев по пути в свой любимый магазин женского белья «Éclat» пушистую красавицу, не смогла удержаться.
Теперь мы с ней — я и елка в сетке, — быстрым шагом спускаемся в подземный переход, чтобы вынырнуть и увидеть мое детище и предмет гордости.
«Éclat» — это маленький, созданный моими руками, женский рай. В нем работают лучшие продавцы. В гости к нам ходят лучшие постоянные клиентки.
Впереди у нас — светлые перспективы и уверенность в будущем, ведь бизнес (в отличие от бывшего), не изменит.
Под ногами — снег вперемешку с грязью. Тащить елку сложно, но я не позволяю мелким сложностям портить себе настроение.
В январе я планирую присмотреть еще несколько помещений и из хозяйки маленького бельевого бутика вырасти до владелицы сети бельевого блаженства для женщин «Éclat».
Выныриваю из подземного перехода под громкий гул работающей строительной техники. Поднимаю взгляд на свой магазин и ноги врастают в землю, а челюсть валится следом.
Уши режет угрожающий рокот самосвала. В висках эхом отдают ритмичные удары отбойным молотком.
Сердце обрывается и летит вниз. Только не это…
Не знаю, откуда берутся силы, но я бегом доношу дурацкую елку до витрины своего магазина.
Оттуда мне навстречу выбегают девочки-продавцы.
– Нонна, это ужас!!!
Да я, блин, вижу.
– Вы почему не позвонили мне? – Одновременно ругаю их и всучиваю злосчастные подарочные пакеты. Всё должно было быть не так! Приятная музыка. Хлопок пробки. Шампанская пена. Мои итоги года и планы на следующий. Звон бокалов.
Но вместо этого у меня пылает лицо, а девочки не знают, куда деть глаза…
– Нам сказали тебе не звонить. Они же не трогают твой магазин, Нонночка, они вокруг…
Наша эльфийка-Маша обводит рукой окружающую нас территорию, на которой вот сейчас активно устанавливают высоченный строительный забор.
А я снова хочу кого-то убить. В Новый, блин, год!
Развернувшись на каблуках, расправляю плечи, чтобы разбухшей от гнева душе хватало в груди места, и направляюсь разбираться.
Работа кипит. За забором, который почти окончательно скрыл мой магазин от глаз местных жителей и любых перспектив на прибыльность, уже ковшом работает экскаватор. Роет подмерзшую землю.
Делать это сегодня – глупо. Нарвано. Неуместно и не вовремя. Но я знаю, кто за этим всем стоит.
Я практически бросаюсь под работающий экскаватор, развожу руки в сторону и немножечко молюсь.
Водитель замечает меня, тормозит и матерится, тыча в мою сторону пальцами.
С другой стороны на меня летит мужчина в каске. Тычет в нее. В меня. В какие-то бумажки.
Как только подходит, тыкать начинаю уже я ему в грудь. Надеюсь, больно.
– Вы немедленно прекращаете работу! Сносите свой дурацкий забор! Забираете свой дурацкий ковш и улепетываете…!
– Теть, ты мозгом тронулась, да?
Даже не знаю, что поражает меня больше: обращение «теть» от мужчины вдвое старше меня или отсутствие реакции на мои пылкие угрозы.
Трясу головой и усиливаю напор:
– Вы. Не. Мед. Лен. Но… – решаю повторить по слогам, но на сей раз договорить он даже не дает. Сдергивает с себя каску и нахлобучивает мне на голову, сминая игривые оленьи рожки. Хватает за локоть, чтобы оттащить в сторону и не мешать работе ковша, но я дергаю руку назад.
– Я не уйду! Я отказалась продавать свой участок. Передайте этому идиоту…
Мужчина кривится и цокает языком.
– Так это твоя срамота, оказывается?
Широко улыбнувшись, мужик кивает на витрину моей… Срамоты. Ещё немного и я взорвусь от возмущения.
– А у вас жена в мешке для картошки ходит? Это бутик. Нижнего. Белья. И я не собираюсь сносить его только потому, что вашему хозяину…
– Так его и не надо сносить, красивая… – Мужчина, видимо, решает, что он очень близок к решению проблемы. Из «тети» я вдруг становлюсь «красивой». А он улыбается шире и похлопывает меня по плечу. И глазками стреляет, потому что моя срамота нравится всем: и женщинам, и мужчинам. – Распоряжения сносить твой ларек нам не давали, не баись. Давид Викторович Северин сегодня утром получил разрешение на строительство вот тут. – Мужчина любезно разворачивает ко мне свои бумаги, которые оказываются планом будущей застройки. И если для него решение проблемы близко, то у меня земля уходит из-под ног.
Если верить плану, Давид Викторович Северин, чтобы ему икалось, а в идеале еще и поносило, собирается застроить всю территорию вокруг моего… Ларька. А потом выдавить меня как настырный гнойный прыщ.
В ушах все сильнее шумит. Мужик что-то продолжает мне объяснять. Водит пальцами по плану и тычет периодически в мою гостеприимную витрину, из-за которой на нас с ним с сожалением смотрят девочки-консультанты. А у меня перед глазами плывет весь этот притворно счастливый ебучий год.
Сначала я два месяца рыдала из-за измены человека, на которого потратила шесть лет.
Потом у мамы с папой умерла моя любимая собака. Потом на меня натравили налоговую и намного позже я узнала, что сделал это многоуважаемый господин-рэкетир (точнее крупный местный бизнесмен с крепкими связями в горсовете) Давид Викторович Северин.
Потом со мной случился рецидив защемления нерва. Потом была поездка к бабушке, которая нанесла мне, пожалуй, самую сильную травму. Ведь никто так не умеет мотивировать на успех, как бабушка со стороны отца. Возможно, лучше в этом плане работает свекровь, но свекрови-то у меня и нет!
Потом… Северин начал скупать все участки вокруг моего. Я говорила жесткое нет. Я отказывалась изо всех сил. Я думала, что победила титана. Но титан…
– Я вызываю полицию, – шиплю решительно, поднимая взгляд обратно на мужчину. Окружающий нас гул сливается в одно заполнившее мою черепушку месиво.
А вместо опасения в карих глазах прораба я вижу иронию. Он снова улыбается и, даже не пытаясь перекричать гул, «позволяет»:
– Вызывай, красивая. Вызывай, конечно.
Глава 3
Дома меня буквально трясёт. Я даже ключи в замочную скважину вставляю не сразу, дважды подбирая их с пола. Руки дрожат от гнева. Я словно пытаюсь вскрыть сейф в банке, а не попасть в собственную дверь.
Захлопываю её со всей дури и не могу заставить себя ни стоять спокойно, ни сидеть, ни лежать.
Хожу из комнаты в комнату, как разогретая микроволновка на ножках.
Выдох – вдох. Не бесись, Нонна. Технику похуй-нахуй помнишь? Помнить-то помню, но сейчас она не работает!
Телефон вибрирует без остановки – это всё милые новогодние «С наступающим, Нонночка!» и «Пусть чудеса ворвутся в твою жизнь», которые в моменте сводят с ума.
Да они уже ворвались. Вселенная нехило отсыпала мне «чудес» с ковша.
На кухонном столе лежит обертка от шоколадной бомбочки. Смотрю на неё и понимаю, что все мои попытки провести амнистию Нового года были заведомо провальными.
Это не мой праздник. Определенно не мой. И никаких нормальных чудес под Новый год для меня не предвидится.
Мобильный вибрирует входящим звонком от мамы. Я заставляю себя взять трубку и слышу радостное:
– Доченька!
Её голос сейчас напоминает звонкий колокольчик на ёлке и совсем не соответствует моему внутреннему состоянию. Мне испортили праздник и я силой подавляю в себе злобное желание поступить так же с окружающими меня людьми.
– Ну что, как ты встречаешь Новый год? Мы тебя ждем?
Я смотрю в потолок и кусаю нижнюю губу. Мама начала приглашать приехать к ним загород еще в ноябре.
У меня прекрасные родители, которые немного боятся, что я впаду в хандру. Только почему-то ни на секунду не допускают, что сами же в эту хандру, порой, меня загоняют.
– Мам, у меня… – я начинаю, но проговорить что у меня за «жопа» не получается. У всех много дел. Забот. Не до пространных разговоров. Маме тоже.
– Я тебе так желаю, – перебивает она, – чтобы в следующем году ты наконец-то встретила хорошего мужчину, Нонночка! Надёжного. Спокойного. С которым можно строить семью. Мы пригласили сегодня Валуевых. Помнишь Валуевых?
Так хорошо помню, что хочется стонать.
У маминой лучшей подруги Антонины есть залежавшийся в холостяках сынок. Про корзиночки слышали? Вот это – один из них.
И в целом я прекрасно понимаю, что сама такая же для кого-то “залежавшаяся”, но от перспективы провести вечер с душным, нудным, дотошным и эмоционально скупым застрявшим в пубертате Валериком становится только хуже.
Я зажмуриваюсь так, что у меня под веками вспыхивают салюты.
– Приезжай, малыш. Валерчик будет очень рад! Вы присмотритесь друг к другу. Он хороший парень. Из интеллигентной хорошей семьи. Воспитанный. Он не изменит, как тот негодяй. А мы с папой тихонько загадаем на новый год себе внуков...
Вот она – соль на мою рану.
– Мам, – пытаюсь вклиниться в ее монолог, – у меня сейчас немного другая…
– Да-да, я знаю, работа, магазин, но внуки же сами не появляются, Нонночка. Надо личной жизнью заниматься. Год прошел, а ты...
Силы кончаются. Материнская забота преображается в настоящий буллинг.
Я слушаю ещё минуту, отключив голову. Мама щебечет, рассказывая, что папа уже достал шампанское (и она его, видимо, даже попробовала), бабушка будет в восторге, если я «тоже скоро чем-то их всех порадую», очень много важных вещей льется из маминых уст медом про не интересного мне Валерика.
Не выдержав этот поток, я всё же сбрасываю звонок и быстро печатаю: “Связь плохая. Я постараюсь приехать, но не обещаю. Люблю вас”
И я правда люблю, но портить всем праздник своим кислым лицом не хочу.
Падаю в кресло. Лицо прячу в ладонях.
Минуту слушаю только собственное тяжёлое дыхание и узнаваемые новогодние песни, которые включил кто-то из соседей по стояку.
Мой телефон опять вибрирует. Я машинально смотрю на экран и не верю глазам, читая имя, от которого у меня одновременно сжимается сердце и сводит скулы.
Илья. Мой изменивший бывший.
Вместо того, чтобы вышвырнуть мобильный из окна прямиком в снег, тянусь за ним и несколько раз читаю:
«Привет. Всё утро думал о тебе и нашей ошибке. Я в городе. Давай я вечером приеду? В Новый год бывает всякое. Я надеюсь на чудо»
В груди зарождается что-то похожее на истерику. Желания смеяться и плакать бьются друг о друга равноценными штормовыми волнами. Часть меня хочет послать его сразу. Другая – вылить на него все мои тяжести: стройку, Северина, погребенную заживо под кучей жижи ёлку, боль, отчаяние, мою беспомощность, Валерика. Его предательство.
Иногда мне очень хочется разреветься, чувствуя такой знакомый запах мужской туалетной воды и плотный хлопок его футболки. Но сегодня спасает то, что от всех мужиков после всего как-то ужасно воротит.
Бубню себе под нос:
– А давай ты пойдешь нахер...
Картами подруга увлеклась больше пяти лет назад и с каждым годом я слышу о ее хобби всё больше. Я всегда относилась к ее предсказаниям легкомысленно, но сегодня достигла такого уровня отчаянья, что даже в карты готова поверить.
Со страхом и трепетом слушаю, как она шуршит ими в тишине. Всматриваюсь в экран, на котором вижу не очень четкий силуэт подруги в полумраке, как мелькают карты и горит свеча.
– Так… – бормочет Вика. – Карты… Что у нас карты… Пентакли... Это хорошо, что пентакли... Так, Нонна, слушай. Что я вижу… Год у нас будет щедрый. Я вижу… залёт.
Я давлюсь воздухом и начинаю резко кашлять.
– Что ты видишь?! – Сощурившись, переспрашиваю. А вдруг послышалось?
Но подруга очень трезво и без сомнений повторяет:
– Залёт. Такой хороший, уверенный залет.
– Вика... – Я закрываю глаза и качаю головой. Оголяется абсолютный идиотизм всей этой затеи. – Я не планирую беременность. Я хочу спасти свой магазин...
– Картам всё равно, что ты хочешь. Слушай нас и думай головой. В этом году ты залетишь. Поняла?
Со вздохом киваю. Вика смягчается.
– Просто у тебя тут всё так переплетено... Личное. Неприличное. Рабочее. Враги станут друзьями. Друзья врагами... Но это не я, если что... Давай свечу ещё посмотрим...
Ну давай.
Особенно с учетом того, что меня никто не спрашивает. Слышу шорох, шипение загоревшейся спички.
– Так-так-так… – тянет подруга. – Теперь видно лучше. Я вижу красный плащ… Красивые чулки… Бельё… И ещё вижу… Нонна… – Вика делает паузу. Я не верю во все это, но получается, что немного таки верю, потому что жду продолжения в напряжении. Подруга расплывается в улыбке, пока у меня отчаянно мокнут ладоши. – Ну всё будет по-твоему, малыш.
С плеч слетает целая гора. А потом она же приземляется на голову, потому что став серьезной, Вика уточняет:
– Единственное… Может быть придётся отсосать.
Я снова давлюсь воздухом, в уголках глаз собираются слезы, которые я сушу, размахивая руками.
– Кому, Вика?! – Повышаю голос, даже этого не замечая. За окном минута за минутой темнеет. И я не представляю, что делать, когда подруга скинет вызов. – Начальнику полиции? Будущему тестю моего Северина?
– Карты со скептиками не работают! – Вика вычитывает серьезно, хмуря брови. – Так что ты прекращай... Да и Валентин Николаевич… – Она изгибает губы в оценивающем жесте, раскладывая карты ещё раз. Я запоздало вспоминаю, что ее муж – Андрей – работает под началом будущего тестя одного наглого застройщика. – Он мужчина импозантный. И усы такие…
В моменте мне вообще не смешно. Но мы переглядываемся с Викой и одновременно прыскаем. А параллельно я потихоньку смиряюсь. Хмурюсь и прикусываю язык.
Чувство безысходности настолько сильное, что перспектива отсосать начальнику полиции не кажется такой большой бедой. Может я даже из семьи его уведу. Мама с папой порадуются...
– Нонна, я всё поняла.
Вика резко задувает свечу.
Отставляет ее. Берет в руки колоду и смешивает карты. Молча смотрит в экран, а потом раскладывает.
Я совершенно не верю во всю эту чушь, но с каждой секундой тишины всё больше хочу верить в чудо. Сердце трепещет, когда подруга с загадочной улыбкой обводит руками сложившуюся картину и выстреливает озорным взглядом в меня.
– Значит план такой, махарошая. У твоего Северина сегодня помолвка.
– С чего ты это взяла?!
– Карты так легли. И свечи подсказали. А если серьезно: об этом две недели талдычит мой Андрей. Что у шефа дочка наконец-то нашла жениха. Все знают, что предложение он будет делать сегодня. Пригласил всех: тестя и тещу, дочку, её старшую сестру. Мы тоже должны быть там.
Моргаю и смотрю на полную энтузиазма Вику.
– Кто мы? – Уточняю осторожно.
– Ты.
– Где там?
– У Северина, Нонна!
– Вика... А елка точно не на тебя упала?
Мой осторожный вопрос вызывает бурную реакцию. Вика фыркает и смотрит на меня страшными глазами, которые в ужас приводят ее детей, мужа-подполковника полиции, двух котов и трех собак. И сейчас – уже меня.
– Слушай внимательно, неверующая Фома. Я говорю раз и повторять не буду. Сейчас ты садишься и пишешь расписку от его имени, что он отказывается от строительства вокруг твоего магазина. Дальше – надеваешь самое развратное белье, которое найдешь. Со всеми дырочками, которые только существуют. Мажешься шиммером с блестками. Делаешь укладку. Бреешь ноги. Надеваешь чулки. О сапогах даже не думай – только туфли. Духи – самые вонючие. Баккара есть? Купаешься в ней!
– Вика... – Подругу несет, я хочу ее остановить, но это, кажется, уже невозможно.
– Не Вика. Поверх всего этого – красный кожаный плащ. Чтобы аж блестел, поняла? Ты должна выглядеть чисто как шляха!
– Зачем?!
– Мы будем рушить его вечер, дурочка! И жизнь тоже, если надо. Ты едешь к нему, даешь расписку и ставишь условие: или он отказывается от своих строительных планов... Или мы громко портим ему Новый год.
Впервые я еду к кому-то в плаще на голое тело почти в тридцать.
И лет, и, по ощущениям, градусов.
Мой взрослый, трезвомыслящий мозг протестует, потому что он давно отвык от подвигов, которые подразумевают готовность отморозить задницу. Мы завязали с этим ещё на втором курсе университета, но кто мог знать, что судьба и карты решат иначе?
Такси уезжает, и я остаюсь перед сияющей стеклянной высоткой, от этажности которой кружится голова.
Давид Северин – наглый гений регионального девелопмента. Его компании принадлежат самые смелые проекты, глядя на которые часто спирает дыхание. И у меня, признаться, тоже. Но восхищаться не дает тот факт, что одному из его амбициозных проектов мешает мой маленький магазин.
Подтягиваю ворот плаща выше. Проскакиваю в просторный холл высотки вместе со смеющейся компанией. Улыбаюсь консьержу, лучась уверенностью, которой от меня и не пахнет, в отличие от Баккары. Ею я залилась по уши. Всем своим видом даю понять, что мне не холодно, я так и планировала. Прохожу к лифтам и нажимаю на кнопку нужного мне этажа.
Откуда я знаю, где живет господин застройщик? Нет, на сей раз подсказали не карты, а муж Вики – тот самый подполковник полиции, который расплачивается за упавшую елку должностным преступлением, совершенным во имя нашего с Викой плана.
В кармане лежит сложенная вчетверо расписка. Тонкая бумага жжется, но тепла не добавляет. Лифт поднимается быстро, торопясь доставить меня поскорее. А я тем временем борюсь с желанием сдаться и вернуться домой.
Такое поведение мне не свойственно. Я не из тех, кто будет бороться за свое. Вот только если я сейчас сдамся, то перестану себя уважать.
Лифт пищит. Двери раскрываются. Я делаю шаг вперёд, поправляю волосы и тренируюсь держать лицо. Убеждаю себя, что рассекать по бесценным метрам элитной квадратуры на шпильках и в кружевном белье под плащ — это привычная часть моей рутины.
Коридор тихий и широкий. Плитка под графитовый камень слегка блестит в мягком точечном освещении. От моих каблуков отскакивает приглушённый цокот, который тонет в идеально продуманной акустике.
Я нахожу ту самую дверь и замираю. Сжимаю-разжимаю пальцы, отдавая себе отчет, что сейчас — мой последний шанс сбежать.
Но трусихой быть мне поздно.
Верим картам, Нонна. Что ещё нам остается?
Нажимаю кнопку звонка и удерживаю. Замки щёлкают один за другим.
Дверь открывается мне навстречу и на пороге появляется тот самый застройщик-Северин. Он высокий, уверенный в себе молодой мужчина атлетического телосложения.
Брюнет с пронзительными темными глазами. Ожидание важных гостей в нем выдает идеально сидящий тёмный костюм из тех, которые если и найти – то только в столице. К его уху прижат телефон, холодный оценивающий взгляд скользит вниз по моему плащу и я не уверена, что хотя бы когда-то в жизни волновалась так сильно.
Северин хмурится. Не здоровается. Делает шаг вглубь квартиры и жестом показывает проходить.
Я… Ожидала не этого.
— Накрывайте. Стол там. — Давид бросает определенно мне, а потом разворачивается и уходит в другую сторону, оставив квартиру нараспашку и продолжая важный телефонный разговор. — Да... Да... Нет. Категорически, ты слышишь? Мы не будем вестись на провокации мелких сошек...
Я отмираю и закрываю дверь уже за собой, не веря, что казавшаяся самой сложной часть моего плана уже реализована.
Я боялась, что Северин даже на порог меня не пустит, а теперь... Мелкая сошка внутри его замка.
Передо мной — двухэтажный пентхаус с винтовой лестницей, украшенной огнями и хвойными ветками. В квартире не меньше шести комнат. Стоя в конце коридора, я отлично вижу, что в гостиной от пола до потолка тянется стекло панорамных окон, в котором отражается ночной город.
Делаю шаг за шагом, пользуясь “гостеприимством” врага.
Огни снизу похожи на россыпь холодных звёзд на асфальте, и какое-то странное ощущение высоты пробирает кожу даже под плащом.
Интерьер дороговалютной квартиры выполнен в серо-синей гамме. Всё выглядит так, будто дизайнер собирал эти оттенки в лаборатории: древесина холодного ореха, графитовые поверхности, гладкие стены глубокого синего цвета. Металл, стекло, ровные линии. Ничего лишнего, ни одной случайно оставленной вещи.
Лестница на второй этаж — стеклянная, с тонкими металлическими креплениями. Она кажется почти парящей.
Но всё это теряется на фоне неправдоподобно идеальной ёлки.
Она огромная (не ниже трех метров), пушистая, безупречно ровная, будто специально выращенная для новогодней рекламы. Я подхожу и трогаю иголки, чтобы убедиться: ещё и настоящая. На ветках стеклянные сосульки, прозрачные шары, тонкие хрустальные подвесы и красивые шишки. Гирлянда светится холодными огоньками и обвивает ствол идеальной спиралью.
По комнате расставлены подсвечники из матового серебра и толстого стекла. На низких консолях стоят композиции из ели, белых веточек, хлопка и свечей.
Пахнет здесь не настоящим лесом, а дорогим ароматом с нотами хвои, морозного воздуха и эвкалипта. Безумно красиво. И какое же яркое ощущение, что всё это лишь декорации, лишенные души!
На лице Северина проходит смена. Но не блюд, а эмоций. Сначала он смотрит на меня пустым, ничего не понимающим взглядом, будто пытается вспомнить, кто я такая и почему стою в его квартире.
Потом брови сдвигаются сильнее, взгляд темнеет, и я буквально вижу тот самый момент, когда в его глазах вспыхивает узнавание. Он соединяет факты, бросает быстрый взгляд назад на открытую дверь и, кажется, уже жалеет, что впустил меня так просто.
Это вы правильно, Давид.
А я жалею только о том, что не опрокинула перед выходом хотя бы стопку водочки. Было бы проще. Но жалеть поздно.
Потому что наш звёздный час, Нонночка, настал.
Я расправляю плечи и тянусь к поясу плаща. Развязываю его, расстёгиваю пуговицы и раскрываю полы, выставляя ногу вперёд, чтобы он видел всё, что должен увидеть.
Взгляд мужчины снова скользит вниз по моему телу, задерживается на кружевной резинке чулка, но вместо прежнего высокомерия в его взгляде появляется раздражение и жёсткое недовольство.
— Что за цирк? — он спрашивает сухо.
— Примерно такой же, какой вы устроили сегодня утром мне, — отвечаю спокойно. — Решив обнести мой магазин забором, вы поздравили меня с праздником перформансом с высоким бюджетом. У меня таких денег нет, поэтому поздравляю вас лично. Чем богаты — тем и рады.
Я слегка шевелю подол плаща, делая вид, что поправляю его, хотя на самом деле просто поднимаю ставки. Северин продолжает смотреть на мою ногу с таким вниманием, будто ищет укрывшийся от трех лет сеансов лазерной эпиляции волос. А может быть у меня просто красивые ноги, а он точно такой же негодяй, как все мужчины? Нравится тебе?
Я дергаю подол, скрывая ногу. Он резко поднимает взгляд:
— Как вас зовут, девушка?
— Нонна.
— Нонна, послушайте. Я не понимаю, чего вы от меня хотите, но ведёте себя глупо. У меня всё легально. Стройка согласована. Вы можете оспаривать...
— Но ваш будущий тесть — начальник полиции — сделает всё, чтобы у меня не получилось оспорить, — я перебиваю, не отводя взгляда. Его глаза темнеют, но он держится уверенно.
— Можете оспаривать, — повторяет спокойно. — Но я вам не советовал бы. И проникать в чужое жильё без приглашения — тоже.
— Без приглашения? — улыбаюсь я. — Вы прекрасно меня пригласили. Открыли дверь. Показали, где располагаться.
— Прекращайте, девушка, — бросает он хмуро.
Давид делает шаг ко мне, и я сразу понимаю, что он намерен схватить меня за локоть и вывести. Позволить себе трогать меня я не собираюсь, поэтому делаю быстрый выпад к столу, хватаю расписку и поднимаю её в воздух.
— Давид, всё очень просто, — начинаю уверенно. — Есть два сценария и вы выбираете, какой сегодня получит публика. Вот расписка: вы отказываетесь от планов на застройку. Подписываете её прямо сейчас. Я восхищаюсь вашей елкой — она правда великолепная — желаю прекрасной ночи, идеального предложения руки и сердца, а завтра вы сносите свои заборы и мы забываем об этом инциденте.
— Я ничего подписывать не собираюсь, — отвечает он ровно.
Это не сюрприз для меня, но горечь всё равно расползается по языку.
— Тогда сценарий номер два, — говорю я нарочито спокойно. — Когда ваша невеста и её семья появятся на пороге, я скажу, что являюсь эскортницей, которую вы регулярно заказываете. Что приехала сегодня по собственной инициативе поздравить вас с праздником. Устрою сцену ревности. Расскажу, какой вы в сексе. Поверьте, все мужчины плюс-минус одинаковые — ваша невеста мне поверит. А тесть — тем более.
— Никто вам не поверит, Нонна. Прекратите и уходите, пока я не вызвал полицию.
В дверь снова звонят. Жмут от души и с энтузиазмом. Сначала этот звук бьет по моим нервам, но потом я замечаю, как у хозяина квартиры на виске вздулась вена, и её ритм точно совпадает с нарастающим раздражением.
Значит, я его задела.
Давид делает шаг ко мне, и я начинаю снимать со стола тарелки, создавая себе пространство для манёвра.
— Значит, вы выбираете второй вариант, Давид? Замечательно. Я люблю ярко встречать Новый год!
Сбрасываю плащ и забираюсь на праздничный стол, стараясь не задеть бокалы. Замираю в позе, в которой безусловно выгляжу очень соблазнительно, но в то же время крайне странно. Готова ли я к этому? Нет. Но смело сжимаю пальцами расписку, выдерживая скользящий по мне взгляд.
В дверь снова звонят.
— Слезьте со стола и оденьте плащ, — требует Северин.
— Подпишите расписку, — отвечаю тем же тоном.
Мы боремся взглядами. Моя грудная клетка вздымается. Я на грани нервного срыва, адреналин хлещет из всех пор. И в какой-то момент мне даже кажется, что он готов пойти на попятную, но проходит секунда – Северин хмыкает, пожав плечами, разворачивается и выходит в коридор.
Стоя полуголой на обеденном столе, я слышу щелчки замка, голоса, шаги и какое-то движение.
Внутри поднимается паника, но точку невозврата я прошла.
А в чужую гостиную заходит вереница людей из кейтеринга. Все они одеты в строгую форму. И на их фоне я чувствую себя ещё более обнаженной.
У каждого — коробки, сумки-холодильники и длинные подносы. Они видят меня на столе, замирают и переглядываются так, будто попали не на корпоратив, а на эротическую постановку.
У двух девушек глаза округляются, парень чуть не роняет сумку. И вся эта странная процессия начинает по дуге обходить стол.
— П-п-прошу прощения, — самый смелый сотрудник обращается к Северину, запинаясь. — Нам с учетом девушки накрывать? У нас тут должна была утка стоять…
Тут — это в центре стола. Я медленно и верно покрываюсь красными пятнами. Ненавижу Северина всей душой. А он, кажется, от души наслаждается всей этой ситуацией.
— Не обращайте внимания на девушку, санитары за ней уже едут. — Давид отвечает, отмахиваясь и проходит мимо, сохраняя невозмутимый вид. — Делайте свою работу. Двигайте девушку — ставьте утку.
Звучит действительно не сложно, но когда тот самый смелый парень пытается исполнить приказ хозяина, я отталкиваю блюдо носком своей лодочки. Предупреждаю взглядом: не дури.
Он слушается. Может быть, потому что не имел никогда дела с буйными. А я… Кажется, очень даже такая.
Сотрудники кейтеринга смотрят на меня, стараясь держать серьёзное лицо, но на их губах дрожит плохо скрываемый смех.
Они накрывают стол вокруг меня, как будто я — огромная хрупкая ваза, которую нельзя трогать, но и не замечать тоже как-то не получается.
Всё это время Северин бродит где-то по своей огромной квартире или спокойно стоит в стороне. Что-то печатает на телефоне. Поднимает голову, щурится и смотрит на меня так, будто пытается что-то просчитать.
— Сколько будет стоить, чтобы разбираться мы начали завтра?
Я оказываюсь права: он правда хочет меня купить. Но я уже по уши нырнула в бочку стыда. Поэтому поджимаю губы и мотаю головой.
— Только сегодня. Подпишите и я сразу же уйду.
Проходят долгие секунды. Группа кейтеринга заканчивает сервировку и точно так же струйкой, как вошла, исчезает в коридоре. Оттуда слышится смех, приглушённые голоса и то самое многозначительное «ты видела?» вполголоса.
Северин, ещё раз отлучившись, закрывает входную дверь, чтобы никого случайного в нее больше не задуло.
Вернувшись в гостиную, закрывает створки, отрезая нас от внешнего мира. Тишина становится почти осязаемой.
Меня впервые пробирает первый настоящий страх: а что, если он просто решит избавиться от меня?
Но страх придаёт сил. Назад пути уже нет.
Мужчина подходит к столу. Медленно отодвигает один из стульев и подаёт мне руку, как будто я пришла не угрожать, а на приём.
Я мотаю головой, отказываясь. Он продолжает держать руку, не отводя глаз.
— Как я должен подписать тогда? Забраться к тебе на стол?
Я ему не верю, но звучит… Резонно.
Хмыкнув, спрыгиваю со стола, проигнорировав его помощь. Но сама же стреляю себе в ногу, потому что пошатнувшись на каблуках, чуть не падаю. Мы оказываемся очень близко друг к другу. Я цепляюсь за лацканы дорогущего пиджака и топлю его в океане из запаха дубайских эскортниц.
Поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза, и чувствую, как сквозь мое беспросветное облачко всё же пробивается аромат его парфюма — тёплый, пряный, с нотами чёрного перца, кедра и едва уловимого дыма.
Аромат человека, который знает, что такое власть. А мне как-то очень по-женски вдруг хочется ему… Подчиниться.
Я же просто оделась, как блядь, а не стала ею, правда же?
— Нонна, — говорит он тихо, — вы не понимаете, с кем связываетесь. Кому пытаетесь угрожать. Вы красивая девушка. Я уверен, вы любите своё дело, но...
Всё становится совершенно ясно. Морок спадает. Очарование тоже.
Подписывать он не собирался и не собирается.
Мои пальцы соскальзывают по пиджаку и сами собой ложатся на его ремень. Я тяну пряжку, и металл с лёгким щелчком поддаётся. Давид опускает взгляд, наблюдая за каждым моим движением. Когда ремень расстёгнут, я кладу пальцы на пуговицу брюк и смотрю ему в глаза.
— Если вы не подпишете, — говорю спокойно, — я публично вам отсосу.
— Это прикол? — он уточняет тихо.
— Это угроза, — отвечаю твёрдо.
Я держу пуговицу двумя пальцами.
Он смотрит на меня и молчит.
Взгляд методично спускается по моему лицу и тормозит на губах… Надолго. Очень надолго. Настолько надолго, что они начинают гореть.
Я облизываю их, Северин выстреливает вверх:
— Вы так плохо сосете, Нонна?
Возмущение смешивается со страхом. Думаю, из моих глаз сейчас в него летят столпы искр. Но он все гасит.