Истинная за Завесой

Глава 1. Последний Поиск

Аромат свежесмолотых зерен и шипение пара – обычная симфония утра в «Кофейном Уголке». Катя ловко ставила стаканы, улыбалась сонным клиентам и мысленно составляла список дел после смены: стирка, зайти в магазин, может, даже кино… Планы рассыпались в одно мгновение.

Телефон на стойке завибрировал, как разъяренная оса. Не клиент. СМС из штаба поискового отряда «Надежда».

Экстренно! Пропала Иванова Мария Петровна, 74 года. Район Соснового Леса (кв. 7Г). Нет 2-й день. Родных нет, соседи бьют тревогу. Сбор у Лесной будки, 16:00. Нужны все.

Катя замерла на секунду. Лес. Семьдесят четыре года. Второй день. Холодок пробежал по спине. Она быстро смахнула остатки пены с рук, крикнула коллеге: «Саня, срочно! Подмени, пожалуйста, семейное!» – и, не дожидаясь подробных вопросов, уже мчалась в подсобку за курткой.

Дорога домой пролетела в мысленной суматохе. Мария Петровна… Почему в лес? За грибами? Ягодами? Но вчера шел дождь, сегодня сыро… Или… Катя мысленно перебирала возможные причины, от безобидных до тревожных. Родных нет… Одна? Сердце сжалось. Она знала этот лес, знала, как коварны могут быть тропинки после дождя, как легко заблудиться, даже если ходил тут сто раз. Особенно в семьдесят четыре.

Дома все было привычно и быстро. Рюкзак – вечно собранный, «тревожный», – стоял у двери. Катя проверила содержимое на автомате: аптечка, фонарь с запасными батарейками, свисток, термос, энергетические батончики, дождевик, компас. Надела крепкие треккинговые ботинки, ветровку, схватила шапку. Четыре года волонтерства в «Надежде» научили главному: время – это то, чего у пропавшего всегда меньше всего. И у тебя тоже.

Сколько уже вынесла? – мелькнула мысль, пока она мчалась на своей не первой молодости, но верной малолитражке к месту сбора. Радостные воссоединения, слезы облегчения… и гнетущая тишина, когда поиски заканчивались ничем. Каждый раз она клялась себе, что этот – последний. Но когда приходила смс с адресом «Сосновый Лес, кв. 7Г» – все «последние разы» забывались.

У Лесной будки – небольшой деревянной сторожки на опушке – уже кипела работа. Несколько машин, знакомые лица волонтеров, напряженные голоса по рациям. Координатор Виктор с картой в руках отрывисто ставил задачи.

«Катя! Отлично, что примчалась. Тебя с Аней в квадрат 7Г-4. Там уже прочесывали вчера, но поверхностно. Начинаем с южной границы, идем на север. Бабушка живет в поселке «Солнечный», туда и шла, предположительно, по старой тропе. Но следов вчера не нашли».

Катя кивнула, получила рацию, сверила часы с Аней, своей вечной напарницей по лесным дебрям. Аня – хрупкая блондинка с железной волей – уже была готова.

«Поехали», – просто сказала Катя.

Сосновый Лес встретил их прохладой и густым, влажным воздухом, пахнущим хвоей, прелой листвой и сырой землей. Солнце пробивалось сквозь высокие кроны редкими золотистыми лучами, не в силах прогнать сырость. Под ногами мягко хрустела прошлогодняя хвоя, перемешанная с глинистой почвой. Тишину нарушали только их шаги, далекое карканье вороны и настойчивое жужжание комаров у лица. Катя автоматически шла, сканируя местность: сломанная ветка, неестественно примятая трава, обрывок ткани на кусте. Опытный взгляд выхватывал мелочи.

«Зачем она сюда пошла, Кать?» – тихо спросила Аня, протирая запотевшие очки. «В такую сырость? В ее годы?»

«Не знаю», – честно ответила Катя, раздвигая ветку низкорослой ольхи. «Может, привычный маршрут? Может, что-то показалось? Или…» Она не договорила. Мысли о плохом самочувствии, о головокружении были слишком навязчивы. «Ищем внимательно. Могла свернуть с тропы, споткнуться, упасть…»

Они шли, методично прочесывая квадрат, выкрикивая имя: «Мария Петровнааа! И-и-вано-овааа! Отзовитесь!» Голос терялся в зеленой чаще, поглощался тишиной. Только эхо да треск сучка под ногой в ответ.

И вдруг Катя замерла. У самого края едва заметной звериной тропы, почти в грязи, лежал… небольшой темный предмет. Она осторожно подошла, присела на корточки.

«Аня, смотри».

Это была женская туфля. Небольшого размера. Старомодная, с невысоким, уже стертым каблучком. Рядом, чуть поодаль, торчал из мягкой земли конец… трости. Обычной деревянной трости с резиновым набалдашником.

«Господи…» – выдохнула Аня, подбегая. «Ее?»

«Похоже», – Катя осторожно подняла туфлю. Она была влажной, грязной, но не порванной. «Сняла? Зачем?» – мелькнул вопрос. Она осмотрела место. Трава примята, будто кто-то сидел или падал. Следы? Да, смутные, расплывшиеся от дождя, но ведущие… не по тропе, а вглубь, под сень густых елей, где было темно и сыро даже днем. Туда, где вчерашний поиск, возможно, не заглядывал.

«Надо туда», – Катя указала направление. «Следы ведут в чащобу».

Аня энергично кивнула: «Пошли!» – и сделала резкий шаг вперед. Но нога ее соскользнула с мокрого, скрытого листьями корня. Раздался неприятный хруст и короткий вскрик.

«Ой! Черт!»

Катя мгновенно обернулась. Аня сидела на земле, бледная, схватившись за лодыжку. Лицо исказила гримаса боли.

«Что? Где болит?»

«Голеностоп… Ой, Кать, больно!» – Аня попыталась встать, но снова вскрикнула и осела. Нога явно не держала вес.

Катя быстро осмотрела лодыжку. Уже начинала опухать. Вывих или сильный ушиб. Ходить Аня сейчас не сможет, тем более по такому рельефу.

«Все, хватит», – решительно сказала Катя, доставая рацию. «Ты не пойдешь. Надо фиксировать и выводить тебя».

«Не-е-ет!» – замотала головой Аня, стиснув зубы от боли. «Мы же нашли след! Бабушка там! Я посижу, подожду…»

«Нет, Аня. Во-первых, ты замерзнешь. Во-вторых, если нога опухнет сильнее, потом вообще не выберешься. И в-третьих, правила: травма – немедленная эвакуация». Катя говорила твердо, как на учениях, хотя внутри все сжималось от досады и тревоги за бабушку. Она нажала кнопку рации. «Штаб, штаб, это Катя в квадрате 7Г-4. Прием».

Через помехи ответил Виктор: «Штаб слушает. Катя, докладывай».

Глава 2. Дыхание Трясины

Сумрак под сенью вековых елей сгущался с каждым шагом. Фонарь Кати выхватывал из тьмы лишь островки реальности: мохнатые стволы, корявые корни, ковер из прошлогодней хвои и влажных, скользких листьев. Следы, которые она преследовала, становились все призрачнее, сливаясь с естественными неровностями почвы. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом гниения и стоячей воды. Тишина висела плотным, давящим покрывалом, нарушаемая только ее собственным прерывистым дыханием, хрустом веток под сапогами и монотонным писком рации в руке – она исправно докладывала в штаб каждые пять минут: «Продолжаю движение на север. Следы слабые, но есть. Видимых препятствий нет».

«Мария Петровна-а-а! Отзовись!» – ее крик глухо ударялся о стену хвои и растворялся. Ни ответа, ни шороха. Только комары злобно вились у лица.

Она не заметила, как мягкая подстилка сменилась зыбкой, податливой поверхностью. Нога ступила на кочку, покрытую вязкой слизью, и провалилась глубже, чем обычно. Хлюпнуло. Катя попыталась вытащить ногу – сапог засосало с жадным чавканьем. Сердце екнуло. Болото. Чертово болото!

Она резко шагнула другой ногой на соседнюю кочку, пытаясь перенести вес. Кочка погрузилась, как пончик в чай. Холодная, липкая жижа облепила сапоги по щиколотку, потом по икры. Паника, острая и слепая, ударила в голову. «Нет! Нет-нет-нет!» – вырвалось у нее. Она рванулась назад, к твердой земле, видимой всего в паре метров. Но каждое движение только глубже втягивало ее в холодные объятия трясины. Жирная грязь поднималась уже выше колен, с мерзким бульканьем заполняя пространство между ногами.

«Не паникуй! Не паникуй!» – заклинала себя Катя, отчаянно вспоминая инструкции. «Лечь плашмя! Увеличить площадь опоры! Искать ветку, корень!» Она попыталась наклониться вперед, раскинуть руки. Но трясина уже держала ее слишком крепко. Каждое движение только усаживало глубже. Жижа добралась до бедер, ледяная и неумолимая. Дыхание участилось, сердце колотилось, готовое вырваться из груди.

«Палка! Нужна палка!» – оглядывалась она, диким взглядом выискивая спасение. Но вокруг – лишь гладкие стволы да мягкая, предательская подстилка. Ни одной достойной ветки. Ничего, за что можно было бы ухватиться. Время, каждая драгоценная секунда, работало против нее. Трясина неумолимо поднималась выше, к поясу. Вес рюкзака тянул вниз, мешая движениям.

«Штаб! Штаб! Катя! Прием! Срочно!» – она закричала в рацию, голос сорвался на визг. «Я в трясине! Координаты… Глубина… Быстро!»

Из динамика донесся искаженный тревожный голос Виктора: «Катя! Повтори! Где ты? Держись! Мы уже рядом…» Помехи усилились, слова стали бессвязными, а потом рация захлебнулась резким шипением и умолкла. Связь прервалась. Одиночество и безнадежность сомкнулись вокруг плотнее трясины. Она была одна. Совсем одна. И болото поднималось к груди.

«ПОМОГИТЕ! КТО-НИБУДЬ! АНЯ!» – ее крик был уже чистым воплем ужаса, разрывающим глотку. Слезы жгли глаза, смешиваясь с грязью на лице. Холодная жижа обжимала ребра, давила на диафрагму. Дышать становилось тяжело. Каждый вдох давался с усилием. Она чувствовала, как неумолимая тяжесть тянет ее вниз, к черной, безвоздушной глубине. «Нет… Не так… Не сейчас…»

И тут, сквозь пелену отчаяния, она увидела движение. В просвете между деревьями, метрах в двадцати от края трясины, появилась фигура. Невысокая, сгорбленная, в темном платке и пальто. Мария Петровна? Но как? Она выглядела… неожиданно целой. И двигалась – нет, не шла, а спешила с какой-то странной, не по возрасту резвостью, легко переступая через корни и кочки. Ее лицо, морщинистое и бледное, было напряжено, но в глазах горела не паника, а какая-то лихорадочная решимость.

«Бабушка! Стой! Не подходи!» – заорала Катя, понимая, что женщина, пытаясь помочь, погибнет сама. «Это трясина! Оставайся там! Они идут! Сейчас придут! Стой на месте!»

Но старушка не остановилась. Она подбежала к самому краю зыбкой гибели, остановившись на твердой кочке. Катя увидела ее глаза – удивительно яркие, пронзительные, полные нечеловеческой печали и… знания.

«Деточка…» – голос Марии Петровны был странно чистым и сильным, без тряски. «Виновата я… старая дура… в лес по глупости полезла».

Катя, уже по грудь в ледяной жиже, из последних сил пыталась откинуть голову назад, чтобы дышать. Грязь хлюпала у подбородка. «Не… виноваты…» – хрипло выдавила она. «Стойте… там… вас… спасут…»

Старушка покачала головой. В ее взгляде не было страха, только глубокая, древняя скорбь и внезапная нежность к утопающей незнакомке. «Тело спасти не могу, деточка. Но душу… душа твоя не пропадет. Обещаю.»

И прежде, чем Катя успела понять смысл этих странных слов, бабушка Мария подняла руки. Не для молитвы. Ее пальцы сложились в причудливые, незнакомые Кате жесты, будто она водила руками в каком-то диковинном, медленном танце. А из уст ее полились слова. Незнакомые, полные шипящих и гортанных звуков, переливчатые и ритмичные, как те заклинания, что Катя выкрикивала в детстве, играя в колдунью. Звучало это одновременно дико и… священно.

«Что вы…» – попыталась крикнуть Катя, но жидкая грязь уже заливала рот, горькая и удушающая. Ледяное касание жижи на губах, в носу, в ушах. Последний судорожный вдох втянул в легкие не воздух, а холодную, едкую грязь. Горло разорвало от невыносимого жжения и спазма. Глаза залило липкой темнотой. Внутри все сжалось в один мучительный, бесконечный крик, который не мог вырваться наружу. Тело билось в последних конвульсиях, судорожно пытаясь извергнуть невыносимое, но трясина сжимала его все крепче, как каменные тиски.

Боль была всепоглощающей. Физической – жжение в легких, разрывающее горло, сдавливающее тело. И душевной – от ужаса, от нелепости, от невыполненного долга. Бабушка… жива… а я… Мысль не закончилась.

И вдруг… боль начала отступать. Не потому, что стало легче. А потому что ощущения тела стали… туманными. Отдаленными. Как будто смотришь на экран. Холод грязи больше не жёг. Давление на грудь ослабло. Даже удушье… оно было, но уже не требовало воздуха. Тело больше не нуждалось в нем.

Глава 3. Пробуждение в Золоченой Клетке

Боль была первым, что вернулось. Не всепоглощающая ледяная агония трясины, а глухая, разлитая по всему телу ломота. Будто ее переехал каток, а потом собрали кое-как. Каждый вдох давался с усилием, грудная клетка протестовала тупой болью. Катя застонала, прежде чем смогла открыть глаза.

Свет. Мягкий, рассеянный, золотистый. Он бил в глаза, заставляя щуриться. Когда пелена рассеялась, Катя замерла, забыв на мгновение и боль, и страх.

Она лежала не в грязной луже посреди леса, не в холодной больничной палате спасателей. Она лежала на невероятно мягкой, огромной кровати под балдахином из струящегося шелка цвета слоновой кости. Высокие потолки были украшены сложной, воздушной лепниной – завитки, розетки, ангелочки. Стены, обтянутые бледно-золотистым штофом, сверкали позолотой картинных рам и бра в виде стилизованных драконов, держащих в пастях матовые шары света. Мебель – из темного, почти черного дерева, инкрустированного перламутром и серебром – выглядела так, будто ее только что вынесли из запасников Эрмитажа. Везде – вазы с невиданными цветами, статуэтки, тяжелые бархатные портьеры. Воздух пах пылью, воском, дорогими духами и… чем-то еще, неуловимо чужим.

Больница? Для миллиардеров? Или... Мысль оборвалась сама собой. Слишком уж это походило на декорации к историческому фильму. На покои Екатерины Великой, если бы те были выдержаны в светлых, почти белых тонах. Красота была ослепительной, но холодной, чужой. Катя почувствовала себя букашкой, затерявшейся в золоченой шкатулке.

Шорох у двери заставил ее вздрогнуть. Дверь приоткрылась бесшумно, и в щель протиснулась девушка. Лет восемнадцати, не больше. Огненно-рыжие волосы были аккуратно собраны в тугую косу, лицо – бледное, с веснушками и огромными, очень серьезными зелеными глазами. Она была одета в простое, но добротное платье темно-синего цвета, напоминающее по форме фартук горничной, но без белых вставок. Девушка кралась на цыпочках, ее взгляд сразу же нашел Катю и замер, полный тревоги и… надежды?

"Миледи?" – прошептала она, подбираясь ближе. Голос был тихим, мелодичным, с легким, незнакомым акцентом. "Вы… проснулись? Как вы себя чувствуете?"

Катя попыталась ответить, но из горла вырвался лишь хрип. Девушка мгновенно среагировала. На столике у кровати стоял изящный кувшин и серебряный бокал с тонкой гравировкой. Рыжеволосая налила воды – чистой, прозрачной, с легким запахом чего-то травяного – и осторожно поднесла бокал к губам Кати. Вода была прохладной, невероятно вкусной. Она смыла сухость и немного притупила боль в горле.

"Спасибо…" – прохрипела Катя, отпивая еще глоток. Глаза ее метались по комнате, цепляясь за незнакомые детали. "Где я? Что случилось? Бабушка… Мария Петровна? Она…"

Девушка поставила бокал, ее лицо стало еще серьезнее. Она оглянулась на дверь, будто проверяя, закрыта ли она плотно, затем придвинула стул ближе к кровати и наклонилась к Кате так, что их лица почти соприкоснулись. Шепот стал еле слышным, полным невероятной важности.

"Миледи… Катя…" – она сделала паузу, глотая. "Вам надо быть очень сильной. И слушать внимательно. То, что я скажу… это правда. Странная, страшная, но правда."

Катя замерла, предчувствие ледяным червем проползло по спине.

"Вы… в своем мире… умерли." – слова повисли в воздухе, тяжелые и нереальные. "Утонули. В том болоте. Спасая бабушку Марию."

Катя резко вдохнула, боль в груди кольнула острее. Картины трясины, ледяной грязи, захлебывающегося крика вспыхнули перед глазами. И голос… голос старухи: "Тело спасти не могу, деточка. Но душу… душа твоя не пропадет. Обещаю."

"Бабушка…" – прошептала Катя, глаза наполнились слезами. "Она… жива?"

Луиза кивнула, ее глаза тоже блестели. "Да. Жива. Но… она не просто бабушка. Моя бабушка Мария… она ведьма. Очень сильная. Она ушла в ваш мир… мы зовем его Завесой, или Миром Пыли… два лунных цикла назад. Чтобы собрать редкие травы, которых нет в Этерии – так называется наш мир."

Луиза сделала паузу, давая Кате осмыслить. "Бабушка готовилась вернуться, но услышала ваш крик, почувствовала вашу отчаянную борьбу. Она… она стала проводником. Для вашей души. Силой своего артефакта и древним заклинанием она вырвала вашу душу из бездны в самый последний миг и… направила сюда. В Этерию."

Катя слушала, не веря ушам. Душа? Проводник? Миры? Это было безумием. Кошмарным бредом умирающего мозга.

"Но… тело?" – хрипло спросила она. "Мое тело?"

"Его не смогли достать. Болото не отдает тела." – в голосе Луизы прозвучала искренняя скорбь. "Бабушку нашли ваши люди, хотя ей и не требовалась помощь. Она… она очень слаба сейчас. Перенос души через Завесу – это титанический труд. Ей нужны время и силы, чтобы восстановиться. Пару лунных циклов. Потом она вернется сюда."

Катя закрыла глаза. Голова кружилась. Она умерла. Ее тело осталось в болоте. Ее спасла… ведьма? И перенесла в другой мир? В виде души?

"А я?" – спросила она, открыв глаза и глядя прямо в зеленые, полные сочувствия глаза Луизы. "Где я сейчас? Чье это тело?" – она с трудом приподняла руку, разглядывая тонкие, бледные пальцы, гладкую кожу без знакомых мозолей и шрамов. Чужую руку.

Луиза сжала губы. "Это… тело Катарины Вейлстоун. Леди Катарины. Ее… убили. Несколько дней назад. Удар магией в спину, замаскированный под падение с лестницы." – голос Луизы стал жестче. "Ваша душа… она пришла сюда, в этот дом, в этот момент хаоса и горя. Пока никто не обнаружил, что дух леди Катарины покинул тело окончательно… вы заняли ее место. Все думали это глубокий обморок."

Убийство. Чужое тело. Катя почувствовала, как волна тошноты подкатывает к горлу. Она сглотнула с трудом.

"Теперь… теперь вам придется жить в этом теле, миледи Катя," – Луиза говорила быстро, но четко, видя, как бледнеет Катя. "Обратной дороги нет. Завеса закрыта для вас. Но я…" – она положила свою маленькую руку поверх холодной руки Кати. "Я буду с вами. Всегда. Я служила леди Катарине… она была… непростой. Но я видела, как ее ломали. Я помогу вам. Объясню все. Защищу, как смогу."

Глава 4. Тени Золоченой Клетки

Сон был без сновидений, глубоким и целительным, как погружение в чёрное бархатное море. Катя проснулась не от крика или кошмара, а постепенно, ощущая сначала мягкость невероятных подушек, потом слабый аромат воска и чего-то цветочного в воздухе, и наконец – всё ещё присутствующую, но уже приглушённую ломоту в костях. Больше не было той удушающей паники, что охватила её вчера. Был... шок. Глухой, ледяной, окутывающий разум, как туман.

Она лежала неподвижно, уставившись в причудливый узор на балдахине. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь тяжёлые шторы, рисовал на стенах золотистые узоры. Тишина была абсолютной. Ни звука шагов за дверью, ни голосов. Она была одна. Совершенно одна в этом огромном, чужом, роскошном склепе.

"Я умерла". Мысль пронеслась ясно и холодно. Картины трясины, ледяной грязи, захлёбывающегося крика – они были тут, под поверхностью сознания, острые и жуткие. Утонула. Спасая бабушку Марию. И последнее, что слышала... обещание. Странное, страшное обещание спасённой ведьмы.

Но я здесь. Катя медленно подняла руку – тонкую, бледную, с аккуратными ногтями. Чужая рука. В чужом теле. Убитом теле. Катарина Вейлстоун. Леди Катарина. Вот и всё, что она знала. Имя. Фамилия. Титул. И ужасающий факт, который озвучила Луиза: её убили. Ударом в спину, замаскированным под падение.

Катя сглотнула комок в горле. Страх никуда не делся, он клубился где-то внутри, но поверх него нарастало что-то другое. Огромное, невероятное недоумение. И... благодарность. Смешанная с ужасом и безысходностью, но – благодарность.

Мне дали второй шанс. Мысль прозвучала почти кощунственно в этом контексте. Шанс жить в теле убитой девушки из неизвестной семьи, в чужом мире, с убийцей, возможно, где-то рядом. Но... шанс. Она могла остаться в той трясине навсегда. Её душа могла рассеяться, как дым. Но старуха-ведьма, Мария, вырвала её. Передала сюда. Луиза, внучка, приняла. Помогла.

Значит, надо жить. Простое, железное решение спасателя, выкованное в десятках критических ситуаций. Выжить. Разобраться. Адаптироваться.

Но как? Кто она теперь? Кто были эти Вейлстоуны? Родители? Братья? Сёстры? Друзья? Враги? Кто убийца? И почему все, судя по вчерашнему дню и этой гнетущей тишине, так равнодушны к её состоянию? Сама мысль о том, что убийца может быть рядом, заставила Катю напрячься. Надо быть осторожной. Очень осторожной. Не знать ничего – смертельно опасно.

И кто была Катарина Вейлстоун? Луиза говорила о ней с сочувствием вчера... Значит, не просто холодная аристократка? Что скрывалось за титулом "леди"? Надо узнать правду. Всю правду. Срочно.

План действий начал вырисовываться сквозь туман шока:

Лёгкий стук в дверь вывел Катю из раздумий. Она инстинктивно потянулась к кулону на шее – "Серенада Тумана" – почувствовав его прохладное успокоение.

"Войдите."

Дверь открылась, и Луиза проскользнула внутрь, неся поднос. На нём дымилась большая чашка с ароматным напитком, напоминающим какао, но с терпкими нотками, и несколько тарелочек с едой.

"Доброе утро, миледи Катя," – Луиза улыбнулась, её зелёные глаза внимательно скользнули по лицу Кати, оценивая состояние. "Надеюсь, сон помог? Я принесла завтрак. Должен помочь восстановить силы."

Она ловко расставила всё на придвинутом к кровати столике. Катя села, с любопытством разглядывая незнакомые блюда. Были какие-то хрустящие лепёшки, похожие на тонкие вафли, но с лёгким ореховым привкусом. Маленькие пирожки с начинкой из... чего-то? Напоминало грибы, но слаще и с дымком. И ярко-красные ягоды, похожие на крупную землянику, но с синеватым отливом и вкусом, где сладость смешивалась с лёгкой цитрусовой кислинкой. Напиток оказался густым, шоколадно-пряным, согревающим изнутри.

"Это... необычно," – проговорила Катя, пробуя ягоду. "Но вкусно. Спасибо, Луиза."

Луиза кивнула, отойдя к окну и приоткрыв штору, чтобы впустить больше света. Она стояла, скрестив руки, и молча наблюдала, как Катя ест. На её лице играла лёгкая, почти незаметная улыбка – смесь облегчения и... гордости? Будто она радовалась, что Катя ест, что она здесь, что принимает этот странный завтрак.

Катя ела медленно, наслаждаясь вкусами и собираясь с мыслями. Голод давал о себе знать – новому телу явно требовалась энергия. Закончив последний кусочек лепёшки, она отпила из чашки и посмотрела на Луизу.

"Луиза?"

"Да, миледи Катя?"

"Мне нужно знать. Всё. О Катарине Вейлстоун. О том, кто она была. О её семье... кто в ней есть? Какое у неё было положение? О том... что с ней случилось. И о тех, кто её окружал."

Голос Кати звучал тихо, но твердо. В нём не было истерики вчерашнего дня, была сосредоточенность следователя, готового к тяжёлому разговору.

Луиза вздохнула, её улыбка исчезла. Она подошла ближе, села на стул.

"Это... долгая и невесёлая история, миледи. И я знаю только часть. Ту, что видела сама, и то, что слышала по углам. Начнём с семьи. Дом Вейлстоун – древний магейский род, но... не самый влиятельный сейчас. Глава семьи – граф Оливер Вейлстоун, ваш... то есть, леди Катарины... отец." (Луиза осторожно поправляется). "Его супруга – графиня Элеонора. И... у них двое детей. Леди Катарина... была старшей. И младший сын, господин Себастьян."

Глава 5. Гроза в Образе Дракона

Сон Кати был беспокойным, переполненным обрывками прочитанных легенд о древних битвах драконов и артефактах, способных менять судьбы. Она ворочалась на шёлковых простынях, когда мир взорвался.

БАМ!

Дверь в её опочивальню с грохотом распахнулась, ударившись о стену так, что задрожали хрустальные подвески люстры. Катя вскочила на кровати, сердце бешено заколотилось, глаза, затуманенные сном, не сразу смогли сфокусироваться.

В дверном проеме, залитый светом из коридора, стоял мужчина.

Мужчина был... сокрушительно красив. Высокий, с плечами, казавшимися слишком широкими для дверного проёма, он был одет в чёрные, идеально сидящие одежды из тяжелой ткани, напоминавшей кожу, но с металлическим отливом. Чёрные как смоль волосы были слегка растрёпаны, будто он мчался сюда на всех парусах. Черты лица – резкие, словно высеченные из гранита: высокие скулы, решительный подбородок, прямой нос. Но глаза... Глаза были ледяными озёрами, цвета бледной стали, и в них бушевала настоящая буря.

"ВСТАВАЙ!" – его голос прогремел, как удар грома, заставляя воздух вибрировать. Он не кричал, просто его обычный разговорный тон обладал силой, способной сбить с ног. "Ты что, решила избавиться от навязанного жениха самым идиотским способом? Свернуть себе шею на лестнице?!"

Катя замерла, словно кролик перед удавом. Она не могла пошевелиться, не могла вымолвить ни слова. Шок от внезапного пробуждения смешался с первобытным страхом перед этой титанической силой и яростью, что исходила от него волнами. Он был воплощением неконтролируемой стихии – Огня и Металла, сжатых в обманчиво человеческую форму. От него пахло... озоном, как после грозы, и холодной сталью.

Его стальные глаза скользнули по её бледному, перепуганному лицу, по простыням, сбитым в комок у её ног. Взгляд был унизительно оценивающим, полным презрения.

"Неуклюжая дура," – выдохнул он сквозь зубы, и каждое слово било, как плеть. "Вечный позор Вейлстоунов нашёл новый способ себя проявить."

На шум сбежалась вся семья. В дверях возникла графиня Элеонора, бледная, с неестественно гладким от напряжения лицом. За ней – граф Оливер, его взгляд скользнул по Кате с таким отвращением, будто она была плесенью под плинтусом. И Себастьян, молодой маг, застывший в дверях с высокомерной усмешкой.

"Герцог Далин!" – начала графиня, голос дрожал, пытаясь принять светский тон. "Мы не ожидали..."

"Очевидно!" – Далин резко обернулся к ним, и его ярость нашла новую мишень. Казалось, температура в комнате упала на несколько градусов. "Вы не ожидали, что ваша драгоценная наследница, за которую я должен нести ответственность по дурацкому завету прадедов, решит разбить себе голову из-за собственной неуклюжести? Вы плохо смотрите за тем, что МОЁ!"

Граф Оливер побледнел еще сильнее, губы сжались в тонкую ниточку. Графиня Элеонора вздрогнула, будто её ударили. Даже Себастьян потерял на миг свою нарочитую надменность.

"Мы... мы приставили к ней лучших лекарей, герцог Далин..." – пробормотал граф.

"Лекари?" – Далин фыркнул, звук был похож на шипение раскаленного металла в воде. "Они нужны, чтобы вытирать сопли и лечить порезы от бумаги, а не последствия падений с высоты! Если она не способна ходить по ровному полу без угрозы для жизни, привяжите её к кровати!"

Его взгляд снова метнулся к Кате, которая всё ещё сидела, словно парализованная. На мгновение, всего на долю секунды, в этих ледяных стальных глубинах мелькнуло что-то... иное. Не смягчение, нет. Скорее, искра острого, почти животного интереса. Будто он учуял что-то необычное, что-то, не вписывающееся в картину жалкой "пустышки". Но искра погасла так же быстро, как появилась, задавленная волной раздражения.

"Приведите её в порядок. И чтобы это больше не повторялось. Или я сам найду способ её обезопасить. От неё самой."

Не дожидаясь ответа, он резко развернулся. Его плащ (Катя только сейчас заметила его – тяжёлый, тёмный, с едва уловимым мерцанием) взметнулся. Он вышел так же стремительно, как и ворвался, оставив за собой гулкую тишину, пропитанную страхом, унижением и запахом озона.

Мгновение все застыли. Потом графиня Элеонора резко шагнула к кровати. Её лицо, обычно холодное и совершенное, исказила гримаса бешенства. Она наклонилась так близко, что Катя почувствовала её резкий, цветочный запах, смешанный с гневом.

"Довольна?" – прошипела она, и каждый звук был как укол иглой. "Устроила спектакль? Навлекла на нас гнев Далина? Ты продолжаешь позорить этот дом!"

Она выпрямилась, не дожидаясь ответа, и вышла, не оглядываясь, высоко задрав подбородок.

Граф Оливер бросил на Катю взгляд, полный такого немого, леденящего презрения, что ей стало физически плохо. Он молча развернулся и последовал за женой.

Себастьян задержался на мгновение. Его взгляд скользнул по Кате с откровенным удовольствием от её унижения.

"Дура," – бросил он с легкой усмешкой и громко хлопнул дверью.

Катя осталась одна. Дрожь, которую она сдерживала, наконец вырвалась наружу. Она схватилась руками за простыни, пытаясь унять тряску. Уши гудели, в висках стучало. Лицо горело от стыда и ярости. Так вот он какой. Настоящий Далин.

"Миледи..." – тихий голос Луизы заставил её вздрогнуть. Девушка стояла в тени, у стены, её зелёные глаза были огромными от страха и сочувствия. Она подошла, осторожно присела на край кровати. "Вы... вы в порядке?"

Катя с трудом покачала головой, пытаясь прогнать комок из горла.

"Что... что это было, Луиза?" – её голос звучал хрипло и прерывисто. "Он... он ненавидит меня. Они все..."

"Это был герцог Далин," – подтвердила Луиза, ее голос был тихим, но твердым. "Он примчался, как только услышал о... о вашем 'падении'. Для него это не просто несчастный случай. Это угроза договору, клятве, которую он не может нарушить, но всей душой ненавидит. И он ненавидит все, что угрожает его контролю. Да, он страшен. Да, он ненавидит... образ Катарины, который вы теперь вынуждены носить. И да," – Луиза вздохнула, – "врагов у вас много. Граф и графиня видят в вас причину гнева Далина. Господин Себастьян рад любому вашему унижению. А сам Далин... он опаснее всех."

Глава 6. Вода, Огонь и Мокрые Неприятности

Утро пришло в опочивальню Кати с ароматом свежих булочек и чего-то шоколадно-ягодного. Луиза, как всегда тихая и заботливая, расставляла завтрак на столике у окна. Катя потянулась, чувствуя, как остаточная ломота в теле почти исчезла. Солнечный свет играл на позолоте, и даже эта золочёная клетка сегодня казалась менее угнетающей.

"Доброе утро, миледи! Надеюсь, отдохнули?" – Луиза улыбнулась, подвигая тарелку с румяными круассанами и незнакомыми, но маняще пахнущими фруктами.

"Утро, Луиза. Отдохнула," – ответила Катя, присаживаясь. Она с аппетитом принялась за еду, наслаждаясь вкусами. Этерийская кухня определенно была одним из плюсов этого безумного приключения. Но по мере того, как голод утолялся, росло другое чувство – нетерпение. "Хватит валяться," – заявила она решительно, отодвигая пустую тарелку. "Пора брать быка за рога. Или дракона. Не суть. Помоги встать."

Луиза замерла с чашкой в руке, глаза округлились.

"Миледи! Немыслимо! Вы еще не оправились до конца! Лекари говорили..."

"Лекари не знают, кто я," – перебила ее Катя, уже осторожно спуская ноги с высокой кровати. Ее мышцы немного ныли, но это было ничто по сравнению с тем, как она таскала пострадавших из завалов или ходила на смену с температурой под тридцать девять. "Я не Катарина Вейлстоун, привыкшая к хрустальным носилкам. Я Катя. И я привыкла работать. Даже когда тело просит пощады. Так что, давай, поддержи."

Луиза покачала головой, но в ее глазах мелькнуло что-то теплое, почти восхищенное.

"Вы сумасшедшая, миледи Катя. Настоящая сумасшедшая."

Но она тут же подошла, осторожно обняла Катю за талию и помогла ей встать.

Первые шаги были неуверенными, ноги немного подкашивались. Но Катя упрямо двигалась вперед, опираясь на Луизу. Мягкий, невероятно глубокий ковер под босыми ногами был восхитителен.

"Боги, какой ковер!" – восхищенно выдохнула она, с удовольствием погружая пальцы ног в густой ворс. "Как ходить по облакам."

Она медленно, но целеустремленно исследовала свою огромную комнату. Тяжелые гардины у окон, массивный письменный стол из темного дерева, уставленный непонятными безделушками, которые наверняка стоили целое состояние, огромный платяной шкаф, доверху набитый нарядами, от которых веяло дороговизной и безвкусицей. Потом она добралась до двери, ведущей в личные апартаменты. То, что она увидела, заставило её ахнуть.

Это была не просто ванная комната. Это был небольшой, но роскошный личный бассейн, выложенный молочно-белым мрамором с золотыми прожилками. Вода в нем была кристально чистой, слегка дымилась и... пузырилась, как дорогая минералка. От неё исходил легкий, свежий аромат, напоминающий дождь в лесу и что-то целебное, травяное.

"Боже мой..." – прошептала Катя, забыв на мгновение о боли. "Можно... можно поплавать? Пожалуйста?" Она посмотрела на Луизу с мольбой в глазах, как ребёнок, увидевший аттракцион.

Луиза заколебалась, но, увидев неподдельный восторг на лице Кати, сдалась.

"Только под моим неусыпным контролем, миледи! И недолго! Поплещетесь немного у края, и всё!"

"Клянусь!" – Катя подняла руки в знак капитуляции, счастливо улыбаясь.

Луиза помогла ей спуститься по широким ступеням в воду. Теплота обняла Катю, приятно покалывая кожу миллионами нежных пузырьков.

"Целебные источники Эльфийских Гор," – пояснила Луиза, стоя на краю. "Герцог Далин прислал бочку по случаю... ну, вашего 'выздоровления'. Дороже золота."

Катя погрузилась по плечи, ощущая, как усталость и остатки боли буквально растворяются в этой волшебной воде. Она сделала несколько осторожных гребков. Вода обтекала тело, нежно массируя. Она почувствовала прилив сил и чистую, детскую радость. "Не всё тут плохо", – подумала она, отталкиваясь ногами и плывя к центру маленького бассейна. Она нырнула, позволив пузырькам щекотать лицо, и вынырнула, отбрасывая мокрые волосы со лба. Она смеялась. Искренне, громко.

"Луиза, это потрясающе! Я чувствую себя... ого!" – её восторг оборвался. Она замерла, глядя вокруг. Вода... вела себя странно. Небольшие шарики воды, размером с теннисный мяч, медленно, но, верно, отрывались от поверхности и поднимались вверх, к мраморному потолку. Они мерцали в свете магических светильников, как хрустальные шары.

"Миледи?" – Луиза наклонилась, приглядываясь.

"Вода... она поднимается. Шариками. Как... как мячики!" – объяснила Катя, указывая пальцем.

Лицо Луизы стало абсолютно белым. Её глаза расширились до невероятных размеров.

"Ку... кулон?" – прошептала она, потеряв дар речи. "Где... кулон?!"

Катя инстинктивно потянулась к шее. Гладкая кожа. Пустота. Ужас сковал её.

"Нет... Он... он слетел, когда я ныряла!" – она оглянулась на дно бассейна. И увидела его. Небольшой, изящный кулон "Серенада Тумана" лежал на белом кафеле, чуть в стороне, на глубине.

В тот же миг шарики воды стали отрываться от поверхности с пугающей скоростью. Десятки, сотни мячиков понеслись вверх, наполняя пространство под потолком мерцающей, хрустальной тучей. Уровень воды в бассейне стал стремительно падать!

"Луиза!" – вскрикнула Катя, пытаясь плыть к краю. Но вода уходила из-под нее слишком быстро, обнажая скользкий, чистый мрамор. Она поскользнулась, едва удержав равновесие.

"НЕ ТРОГАЙ ЕГО!" – закричала Луиза так громко, как никогда. Она, не раздумывая, спрыгнула в стремительно мелеющий бассейн и, поскользнувшись сама, буквально поползла по мокрому дну к кулону. Катя, цепляясь за стену, пыталась ей помочь, но это было бесполезно. Луиза схватила кулон, сжала его в кулаке и, тяжело дыша, повернулась к Кате. "Миледи! Помогите!"

Выбраться из глубокого бассейна без воды и с мокрым, скользким дном было испытанием. Они цеплялись за выступы, за ступени, помогая друг другу, пока наконец не вывалились на мраморный пол ванной комнаты, мокрые и запыхавшиеся.

Глава 7. Экспресс-курс для "пустышки"

Вода с шипением стекала с них на драгоценный ковер, оставляя темные пятна. Смех, сперва нервный, потом очищающий, постепенно стих, уступив место ощущению леденящей реальности, нависшей над ними после ухода графини. Ужин с герцогом Далином. Сегодня. И они выглядели как выловленные из фонтана крысы.

"Потоп – это, конечно, впечатляюще, миледи," – выдохнула Луиза, отжимая мокрый подол платья. – "Но теперь нам нужен огонь другого рода. Скорость и решимость. Воды больше нет." Она метнула взгляд на залитую ванную. "В прямом и переносном смысле. Начнем?"

Катя кивнула, все еще сжимая кулон, как якорь спасения.

"Да. План такой: сухость, знания, образ. И никаких водных экспериментов!"

Действовали слаженно. Луиза бросилась к шкафу за полотенцами из невероятно мягкой, впитывающей ткани, о которой Катя могла только мечтать в своей прошлой жизни спасателя. Они наскоро обтерлись, оставив на ковре мокрые островки. Луиза помогла Кате снять промокшую ночную рубашку. Движения были быстрыми, деловыми, без тени стеснения – сейчас было не до условностей.

"Нужно что-то простое, сухое, пока я буду учиться не ронять вилки в суп герцогу Далину," – заявила Катя, подходя к гигантскому платяному шкафу. Ее взгляд выхватил что-то шелковое, нежно-голубое, без излишних рюшей. "Вот это."

Луиза мгновенно извлекла платье-чехол – легкое, струящееся, с короткими рукавами.

"Хороший выбор, миледи. Практично."

Катя натянула его, с облегчением ощутив сухую ткань на коже. Луиза стянула с себя своё мокрое платье и облачилась в просторный халат, висевший рядом.

Следующий этап был самым пугающим. Катя уселась на краю кровати, Луиза – напротив нее, на стуле. В руках у служанки появился... набор столовых приборов, бокалов и тарелок, явно припасенный для подобных случаев.

"Миледи Катя, глубокий вдох," – начала Луиза с серьезностью полководца перед битвой. – "Забудьте все, что знали. Здесь – другой фронт. Правило первое: начинаем с приборов, лежащих дальше от тарелки, и двигаемся внутрь. Суповая ложка – вот эта большая. Вилка для рыбы – с тремя зубцами и широкими... нет, миледи, не так держать!"

Катя чувствовала себя медлительным роботом. Ее пальцы, привыкшие к спасательному оборудованию, отказывались изящно обхватывать тонкую ножку бокала для белого вина. Луиза терпеливо поправляла ее хватку, показывала углы наклона, объясняла, когда класть приборы параллельно на тарелку ("Вы закончили, миледи?"), а когда крест-накрест ("Пауза, но еще не все").

"А если я просто... не буду есть?" – робко предложила Катя, глядя на лес приборов вокруг воображаемой тарелки.

"Не вариант, миледи," – Луиза покачала головой. "Молчание и отказ от еды Катарина Вейлстоун тоже использовала. Часто сопровождалось слезами или... метанием предметов. О чем, собственно...Да и герцог Далин может рассердиться." – она сделала паузу.

Катя отложила вилку для устриц (кто вообще их ест?).

"Расскажи, Луиза. Как она себя обычно вела? Что от меня ждут?"

Луиза вздохнула.

"Ожидают... худшего. И готовы к нему. Настоящая леди Катарина была... непредсказуема. Она могла просидеть весь вечер, уставившись в тарелку, не проронив ни слова. Могла начать плакать без видимой причины. Могла резко вскочить и убежать. А могла..." – Луиза понизила голос, – "...в ярости швырнуть чем-нибудь. Чашку, тарелку, хлебницу. Особенно если чувствовала на себе взгляд герцога Далина или насмешливый шепот. Графиня называла это 'истериками пустой души'."

Катя потерла виски. Отличный набор вариантов. Молчаливая истеричка или метательница посуды.

"Значит, любое отклонение от этого шаблона – подозрительно. Но и повторять... невозможно." Она сжала кулон. "Значит, золотая середина. Спокойствие. Минимум слов. И никаких тарелок в полет."

"Идеально, миледи!" – Луиза просияла. "Просто ешьте медленно, аккуратно. Отвечайте, если спросят, кратко и вежливо. Смотрите в тарелку или на руки. Как будто... как будто вы боитесь, но стараетесь держаться. Это будет правдоподобно."

После получаса интенсивной дрессировки с приборами Луиза объявила:

"Теперь – лицо. Время познакомиться с новой собой, миледи Катя."

Она подвела Катю к огромному трюмо в золотой раме. Катя впервые увидела себя. И замерла.

В зеркале отражалась не просто красивая девушка. Это была хрупкая фарфоровая кукла. Изумительно правильные черты лица: большие, чуть раскосые глаза цвета весеннего неба, обрамленные густыми темными ресницами; прямой, изящный нос; пухлые, естественно-розовые губы; лебединая шея; тонкие, как тростинки, запястья. Кожа – фарфорово-белая, без единого изъяна. Волосы – водопад шелковистых каштановых волн, спадающих почти до талии. Это была красота неземная, почти нереальная. Совершенная картинка из сказки. И абсолютно чужая.

"Боже..." – прошептала Катя. Она привыкла к своему сильному, спортивному телу с характерными чертами. Здесь же была невесомая нимфа. "Я... я как будто сломаюсь, если дотронусь."

"Вы не сломаетесь, миледи," – успокоила Луиза, уже раскладывая кисти и баночки с косметикой. "Вы просто... другая. Теперь. И мы должны подчеркнуть эту красоту по высшим канонам Этерии!"

Луиза принялась за дело с рвением художника. Кисти мелькали. На лицо Кати легли слои тона, румян, теней. Луиза старалась изо всех сил, следуя, видимо, последним веяниям придворной моды. Результат...

Катя открыла глаза после нанесения последнего штриха – ярко-алой помады, и ахнула. В зеркале на нее смотрел... клоун. Чрезмерно белое лицо, неестественно розовые щеки, синие тени, заляпанные до бровей, и этот огненно-красный рот. Она была похожа на дорогую, но безвкусно раскрашенную фарфоровую статуэтку.

"Луиза... это... высшая мода?" – Катя еле сдержала смешок.

Глава 8. Ужин с Кинжалами

Дверь в столовую, огромную и помпезную, словно вырубленную из цельного куска темного мрамора, распахнулась. Катя, опираясь на руку Луизы (больше для моральной поддержки, чем физической, но и ноги все еще слегка дрожали), сделала шаг внутрь. Шаг в поле боя.

Первое, что ее поразило – тишина. Гулкая, тяжелая. И взгляды. Четыре пары глаз, прикованных к ней, как к призраку.

Граф Оливер Вейлстоун, сидевший во главе стола, замер с бокалом вина на полпути ко рту. Его обычно холодное, надменное лицо исказилось чистым, немым шоком. Брови взлетели к волосам, губы приоткрылись. Графиня Элеонора, сидевшая по его правую руку, побледнела так, что ее тщательно нанесенный румянец стал похож на два мазка краски на мраморе. Ее пальцы судорожно сжали край скатерти. Себастьян, напротив матери, фыркнул было, собираясь отпустить очередную колкость, но звук застрял у него в горле. Его насмешливый взгляд сменился недоумением, смешанным с досадой. Он уставился на Катю, словно увидел нечто совершенно немыслимое.

И только герцог Далин, сидевший по левую руку от графа, казался невозмутимым. Он не шелохнулся, его поза оставалась расслабленной, почти небрежной. Но глаза… Глаза выдавали его истинную природу. Они были не человеческими. Зрачки – вертикальные щели в золотистой радужке, как у змеи или… дракона. И в них горел холодный, оценивающий, невероятно интенсивный взгляд. Он скользнул по ее лицу, лишенному прежнего штукатурного грима, по простому, элегантному платью без бантов, по собранным волосам – и задержался на мгновение дольше, чем нужно для простой вежливости. В этом взгляде не было восхищения. Был анализ. И что-то еще, нечитаемое, но опасное.

Катя, слегка прижав руку Луизы (сигнал «держимся»), сделала еще шаг, стараясь идти плавно, как учили. Она подошла к своему месту – слева от Далина. По этикету, который Луиза вбила ей в голову за последний час, она наклонила голову в легком, почтительном поклоне, сначала в сторону графа и графини, потом – Далина, и наконец, кивнула Себастьяну.

«Добрый вечер».

Ее голос, тихий, но четкий, прозвучал в тишине, как удар хлыста. Казалось, он заставил всех вздрогнуть.

Первым очнулся Далин. Он не встал. Просто отодвинул стул рядом с собой – ее стул – с таким видом, будто выполняет неприятную, но необходимую формальность. Движение было резким, лишенным галантности.

«Ну, раз теперь все в сборе, – его голос, низкий, вибрирующий, с легким металлическим отзвуком, разрезал тишину, – можно и начать ужин. Садись, Катарина. Не заставляй ждать.»

Его слова не были громкими, но они прозвучали как приказ. Катя почувствовала, как Луиза незаметно подталкивает ее к стулу. Она опустилась на него, стараясь не упасть и не задеть Далина. Тот отодвинулся на сантиметр, как будто боялся соприкосновения.

«Спасибо, герцог Далин,» – прошептала она, глядя на свою тарелку. Рядом с ней запахло холодным металлом и чем-то диким, дымным.

Едва она уселась, как, с другой стороны, почувствовала приближение холода иного рода. Мать. Элеонора наклонилась так, что ее губы почти коснулись уха Кати. Шипение, полное яда, впилось в ее сознание:

«Что ты себе позволяешь, мерзкая девчонка? Этот вид? Эта… скромность? Ты что, решила поразить его? Или свести с ума? Ты – позор! Позор! Сиди и молчи, как истукан!»

Катя сжала кулон под платьем. Не реагировать. Нельзя реагировать.

Ужин начался. Лакеи разносили блюда. Катя машинально брала правильные приборы, стараясь не дрожать. Луиза стояла чуть поодаль, готовая в любой момент прийти на помощь. Катя чувствовала на себе тяжелый взгляд Далина, скользящий по ее рукам, следящий за каждым движением. Он не ел. Он наблюдал.

Себастьян, оправившись от шока, видимо, решил вернуть статус-кво. Он фыркнул, глядя на Катю.

«Знаешь, Катариночка, – начал он сладким, ядовитым тоном, – ты сегодня выглядишь… почти прилично. Видно, хороший стилист поработал.» Он оглядел стол с напускным весельем. «Наверное, после такого «преображения» даже герцог Далин захочет ускорить свадьбу, а? Хотя, что он там сможет найти под этим новым фасадом? Ту же пустоту?»

Граф фыркнул, притворяясь, что поперхнулся вином. Графиня язвительно улыбнулась. Далин оставался неподвижен, лишь его драконьи зрачки сузились еще больше.

Катя подняла глаза. Не на Далина, а на Себастьяна. В ее взгляде не было ни страха, ни злобы. Была… усталая смущенность. И легкая, почти незаметная улыбка тронула ее губы.

«Ты всегда отличался… своеобразным чувством юмора, Себастьян,» – сказала она тихо, но так, что было слышно всем. Ее голос звучал искренне, почти тепло. «Оно… освежает. Особенно в такой формальной обстановке.»

На столе снова воцарилась мертвая тишина. Себастьян остолбенел, его самодовольная ухмылка застыла. Граф перестал жевать. Графиня замерла с бокалом. Даже Далин слегка наклонил голову, его взгляд стал еще пристальнее. Никто не ожидал… комплимента. От Катарины. И уж тем более в ответ на издевку.

Себастьян покраснел, смущенно и зло, и уткнулся в тарелку. Напряжение висело в воздухе, как грозовая туча.

Разговор, точнее, монолог графа и осторожные реплики графини, переключился на безопасные темы: погоду, светские сплетни. Катя молчала, клевала еду, стараясь быть невидимой. Но Далин внезапно нарушил это хрупкое перемирие. Он повернулся к ней, его золотисто-змеиные глаза приковались к ее лицу.

«А ты, Катарина, как себя чувствуешь?» – спросил он. Голос был вежливым, ледяным. Каждое слово – как удар отточенного кинжала, обернутого в бархат. В его тоне не было ни капли тепла, ни тени искренней заботы. Только формальность и… скрытое презрение.

Он ненавидит ее. Ненавидит всей душой, – пронеслось у Кати в голове.

«Уже лучше, герцог Далин. Спасибо,» – ответила она, не поднимая глаз, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

«Как же так получилось?» – продолжил он, не отводя взгляда. Его интонация требовала ответа. «Ты умудрилась пострадать в собственном доме. Удивительная неосторожность. Или… фатальность?»

Глава 9. Снежинка и Приказ

Гробовая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием графини и едва слышным звоном в ушах Кати, повисла в столовой. Катя лежала на холодном полу, щека пылала, мир плыл перед глазами. Она видела только фигуры на пороге, застывшие в шоке.

Первым двинулся Далин. Не спеша, с хищной грацией, он пересек зал и остановился возле Кати. Его золотисто-змеиные глаза, холодные и нечитаемые, скользнули с ее пылающей щеки на искаженное яростью лицо графини. Без единого слова, без тени усилия, он наклонился, подхватил Катю под руки и поставил на ноги, как пушинку. Его пальцы, обхватившие ее локоть, были тверды как сталь и холодны как могила. Он не отпускал, поддерживая, но этот жест был лишен всякой заботы – это был жест владения.

Затем он повернул голову к графине Элеоноре. Его голос, когда он заговорил, был тихим, ровным, но прорезал тишину как лезвие по льду:

«Графиня. Объясните. Что здесь происходит?»

Элеонора Вейлстоун, еще секунду назад пылавшая неистовым гневом, вдруг побледнела. Она поняла, что перегнула палку не просто перед дочерью, а перед ним. Перед драконом, который только что объявил ее своей собственностью. Она засуетилась, пытаясь придать лицу извиняющееся выражение, но получилась лишь жалкая гримаса.

«Герцог Далин, я… я просто… учила дочь уму-разуму!» – залепетала она, голос дрожал от страха и подобострастия. «Она… она наговорила вам дерзостей! Я должна была…»

«Учить вы можете, графиня, – перебил ее Далин, его ледяной тон не изменился ни на йоту. – Кричать, ругать, даже, простите за прямоту, оскорблять. Это ваше право, как матери.» Он сделал микроскопическую паузу, и следующая фраза прозвучала как приговор: «Но прикасаться к МОИМ вещам – вы не можете.»

Слова «моим вещам» прозвучало с такой неоспоримой, первобытной силой, что даже граф Оливер содрогнулся. Себастьян замер, как вкопанный.

«Поэтому, – продолжил Далин, его взгляд скользнул по бледным лицам Вейлстоунов, – я начинаю сомневаться в безопасности… моего имущества… под этой крышей.» Он резко повернул голову к Луизе, стоявшей у стены, бледной как смерть, но неотрывно смотревшей на Катю. «Служанка. Собери вещи твоей госпожи. Все необходимое. Без излишеств. Катарина переезжает в мой замок. Немедленно. На правах невесты, под мою личную защиту.»

В столовой повисло ошеломленное молчание. Графиня ахнула, прижав руку ко рту. Граф открыл рот, но не смог выдавить ни звука. Себастьян остолбенел. Луиза лишь кивнула, слишком напуганная, чтобы говорить, и метнулась к двери.

Катя, все еще оглушенная пощечиной и поддерживаемая стальной хваткой Далина, почувствовала, как ледяной ужас сменяется волной протеста. Она не может туда! Рядом с ним, под его постоянным наблюдением! Как она будет учиться магии? Как скрывать свою истинную сущность?

«Нет!» – вырвалось у нее громко, резко, прежде чем она успела подумать.

Все головы, как по команде, повернулись к ней. Взгляды графа и графини – шокированные и злобные, Себастьяна – насмешливо-изумленный. Взгляд Далина – ледяной, бездонный, полный предупреждения. И только глаза Луизы, остановившейся у двери, стали вдруг невероятно широкими. Она смотрела не на Катю, а чуть выше, на плечо Далина.

Катя инстинктивно проследила за ее взглядом. И увидела. На темной ткани камзола Далина, прямо на его плече, лежала одна-единственная, идеальной формы… снежинка. Она медленно таяла, оставляя крошечное влажное пятнышко.

Кулон! Мысль ударила как молния. Он перестал работать? Когда? Когда она крикнула "Нет"? Сердце Кати бешено заколотилось. Она судорожно сжала кулон под платьем. Он был на месте, холодный и гладкий. Но снежинка… ее видели? Луиза – да. Но остальные? Все были слишком потрясены ее возгласом и решением Далина. Далин, казалось, вообще не заметил ничего, кроме ее неповиновения.

«У тебя, – произнес Далин медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, его голос стал тише, но опаснее во сто крат, – нет права голоса. Ты – часть договора. Мое обязательство. Моя… собственность. Ты едешь.» Он отпустил ее локоть так резко, что она едва удержала равновесие. «Я жду до конца ужина. Вы будете готовы к отъезду. Вещи…» Он бросил взгляд в сторону, откуда скрылась Луиза. «…успеют или нет. Мне плевать. Ты – главное, что нужно собрать.» Он резко развернулся и, не глядя больше ни на кого, вышел в библиотеку. Граф и Себастьян, бросив на Катю взгляды, полные немого вопроса и страха, поспешили за ним.

Катя, оставшись одна с графиней, тяжело опустилась на свой стул. В голове бушевал ураган мыслей.

Не могу к нему уехать! Он будет следить за каждым шагом!

Учиться магии? Забудь! Он сразу почувствует, если кулон снова даст сбой!

Снежинка… Лед? Третья стихия? Но как? И почему именно сейчас?

И вдруг, как луч света в темноте:

Расторгнуть помолвку! Должна же быть лазейка! Какая-то причина, условие… Надо выяснить!

Рядом графиня Элеонора тяжело дышала, пытаясь прийти в себя после унижения и страха перед Далином. Постепенно ее дыхание выровнялось, лицо приняло привычное выражение холодного презрения. Она повернулась к Кате.

«Ну что ж… – прошипела она, – может, так даже и лучше. Не желаю видеть в своем доме такое убожество. И позор.» Ее губы искривились в брезгливой гримасе.

Катя медленно подняла на нее глаза. Боль в щеке пульсировала, унижение от слов Далина и материнской пощечины горело внутри. Но сейчас горел не только стыд. Горела ярость. Холодная, ясная. Она посмотрела прямо в глаза графине, этой женщине, которая ненавидела собственную дочь.

«Да заткнись ты уже,» – сказала Катя тихо, но с такой ледяной, неоспоримой силой, что графиня буквально захлопнула рот. Ее глаза округлились от шока, она заморгала, губы беспомощно задвигались, словно рыба, выброшенная на берег.

Глава 10. Полёт Дракона и Мысли Змея

Ночь. Холодный воздух бил в лицо, наполняя легкие чистотой высоты, но не принося облегчения. Далин летел мощными взмахами крыльев, его бронзово-золотистая чешуя мерцала в лунном свете, как расплавленный металл. Каждый взмах был резче, сильнее, чем нужно – выплеск ярости, не нашедшей выхода внизу. Внизу, как жалкая букашка, покачивалась на дороге его карета, увозящая... её. Катарину Вейлстоун. Его цепь. Его проклятие. Его... собственность.

Ненавижу.

Мысль пронеслась, ясная и жгучая, как пламя его стихии, выжигая все остальное. Ненавидел с самого детства. Ярко всплыл образ: девочка лет семи, жеманно одетая, с бантом больше её головы. Её привели, толкнули вперед. "Познакомься, Далин, это твоя будущая невеста, Катарина". Она смотрела на него большими, испуганными глазами, потом робко улыбнулась, протягивая что-то смятое – вышитый платочек, пахнущий детской пудрой. Глупость. Слабость. Он, уже тогда ощущавший в себе мощь дракона, даже не взглянул. Отвернулся. Сказал отцу что-то резкое о "ненужном хламе". Свет в её глазах погас мгновенно. Он сделал это. И почувствовал... удовлетворение? Нет. Пустоту. Но это было лучше, чем принимать навязанную участь.

Годами он отталкивал её. Ледяным презрением. Насмешками, когда она пыталась заговорить в Академии. Полным игнорированием на редких семейных сборищах. Он видел, как она сжималась, как её лицо заливала краска стыда, как глаза наполнялись слезами. Потом слезы сменились озлобленностью. Истериками. Глупыми выходками, чтобы привлечь внимание, которое он отказывался давать. Безвкусные, кричащие наряды, штукатурка на лице, скрывающая... что? Её превратили в карикатуру, и он был одним из творцов этого превращения. Позор. Живое напоминание о его бессилии перед глупой клятвой предков.

Она не виновата, – пронеслось вдруг, неожиданно и раздражающе, как песчинка под веком. Её продали. Как вещь. Её же семья презирает её слабость. Логично. Но логика не тушила пламя ненависти. Оно горело ровно и яростно. Потому что ненависть была проще. Она была щитом. Щитом от чего? От жалости? От чувства вины за её сломанную жизнь? От осознания, что он, могучий дракон, тоже скован? Иначе он не мог. Не мог позволить себе слабость. Ненависть была топливом, на котором он держался.

Но после того падения... что-то сломалось. Или, наоборот, встало на место?

Он видел её тогда, в полумраке опочивальни. Бледную, как смерть, но... не сломленную. Глаза, обычно тусклые или залитые слезами, горели странным огнем – смесью боли, страха и... упрямства? Она не ныла. Не звала маму. Она смотрела на него, когда он ворвался, и в этом взгляде не было прежней истеричной мольбы, а было что-то оценивающее, почти... вызов. Это зацепило. Как заноза.

Сегодня вечером... Сегодня вечером он велел ей прийти. Под предлогом формальности? Да. Но истинная причина была глубже, темнее. Он хотел увидеть. Наблюдать за этим феноменом – Катариной, которая не ломается. И он наблюдал. Пристально, как хищник у водопоя. Как она вошла – без привычной маски штукатурки, обнажив лицо, которое оказалось... поразительно красивым. Хрупким, как фарфор, но с силой в линии подбородка. В простом платье, подчеркивающем стройность, а не прячущем её под рюшами идиота. Она шла не по-утиному, а... держалась. Как? Как она вынесла колкости этого щенка Себастьяна? Как она посмотрела на него и сказала тот странный, обезоруживающий комплимент? Ни истерики, ни слез. Спокойствие. Неуклюжее, но подлинное. Это было... неестественно. И потому бесконечно интригующе.

Вдыхал её запах.

Он делал это весь вечер, тонко, незаметно втягивая воздух, фильтруя его драконьими рецепторами. Обычный, ничем не примечательный запах "пустышки". Ни намека на тот опьяняющий, сводящий с ума аромат Истинной Пары, который мог бы оправдать весь этот кошмар. Обычный. Человеческий. Травяной шампунь, легкие духи, что-то еще... нейтральное. Ничего необычного. Так почему же он не мог оторвать ноздри от воздуха вокруг неё?

Но дракон вел себя странно.

Он это чувствовал в каждой мышце. Его собственная ярость после её ответа о "цепях" была знакомой, чистой, как пламя кузнечного горна. Но под ней, в глубине, клокотало что-то иное. Непонимание. Смущение? Она его озадачила. Осмелилась бросить вызов! Прямо в лицо! Не запинаясь, не заливаясь слезами, а с этой... ледяной, отточенной вежливостью, которая резала глубже любой истерики. Откуда это?! Где она взяла эту... сталь в позвоночнике? Раньше любое его резкое слово, взгляд – и она разваливалась на части. Но не в этот раз. В этот раз она ответила. И это было... неожиданно сильно.

Его драконья сущность ревела.

Ревела от оскорбленного величия. Как она смеет?! Ничтожество! Пустышка! Но под этим ревом, в самых потаенных уголках его звериного сознания, шевелилось нечто иное. Интрига. Навязчивая, как зуд не зажившей раны. Кто ты? Тот же сосуд, но... с каким новым, опасным содержимым? Почему твои слова, твой взгляд – он чувствовал их физически, как удар? Почему его чутье, всегда безошибочное как стрела, вдруг дрогнуло, замерло в нерешительности, как пес перед незнакомой добычей? Запах обычный. Аура – тусклый, едва теплящийся огонек "пустышки", как и должно быть. Но... что-то не так. Что-то неуловимое, как дрожь земли перед обвалом. Что-то, что заставляло его чешую непроизвольно шевелиться, а когти впиваться в воздух.

И эта пощечина.

Картина врезалась в память: Элеонора, гиена в шелках, заносящая руку; резкий хлопок; Катарина, падающая как подкошенный цветок, с пылающей щекой и глазами, полными шока и унижения... Его драконья сущность взревела тогда так, что мир потемнел. Не трогать! Никто не смеет! Это был не рассудочный гнев. Это был первобытный рев собственника, дикий, неоспоримый, сжигающий все на своем пути. Его вещь. Его добыча. Его... нечто. Даже если он ненавидит её всеми фибрами души, она принадлежала ему. И только он имел право... что? Наказывать? Уничтожать? Защищать? Мысль споткнулась, вызвав новый прилив бешенства. Он ничего не понимал в этой слепой ярости, в этом инстинктивном порыве вступиться за то, что он презирает. И это непонимание бесило его сильнее всего. Оно делало его уязвимым.

Глава 11. Переезд в Логово Герцога

Карета мягко покачивалась на дороге. Катя, забыв на мгновение о страхах и предстоящих трудностях, прилипла к окну. Высоко в ночном небе, очерченный силуэтом на фоне луны, парил Далин. Его бронзово-золотистая чешуя переливалась в лунном свете, могучие крылья плавно рассекали воздух. Он был воплощением силы и свободы, о которых она могла только мечтать в своем прошлом мире.

«Смотри, Луиза, – прошептала Катя, не отрывая взгляда. – Как в самом крутом фильме… только настоящий. У нас такого не увидишь. Только на экране.»

Луиза, сидевшая напротив, хихикнула.

«Да уж, зрелище завораживающее. Хотя, думаю, герцог поселит нас подальше от своего крыла. Надеюсь, в каком-нибудь тихом флигеле.» Она задумчиво потерла подбородок. «Завтра, как только освоимся, все исследуем. Обязательно найдем укромный уголок, где можно будет… приступить к занятиям.» Она многозначительно подмигнула.

Катя кивнула, уже предвкушая возможность проверить теорию о третьей стихии, но тут Далин резко взмахнул крыльями и выпустил в небо длинную, раскаленную струю дыма и искр. Она отпрянула от окна.

«Ой! Он что, нас запечь собрался?» – воскликнула она, наполовину в шутку, наполовину всерьез.

Луиза только покачала головой, улыбка не сходила с ее лица.

«Нет, миледи. Просто разозлен. Вот так… выпускает пар.» Она замолчала, осознав буквальность выражения, и встретилась взглядом с Катей.

«Да, – фыркнула Катя, – теперь это выражение обретает совершенно новые смыслы.» Они посмотрели друг на друга и не сдержались – захихикали, как две школьницы-заговорщицы, делящиеся тайной.

Внезапно карета резко качнулась, будто подпрыгнула, а затем словно провалилась в бездну на долю секунды. Катя вскрикнула и схватилась за поручень, выглянув в окно. За стеклом мелькали странные, перекрученные тени и вспышки света, но ландшафта не было видно.

«На кочку наехали?» – предположила она, потирая ушибленный локоть.

«Нет, – успокоила Луиза, привычно поправляя саквояж. – Мы просто проехали через портальную арку. Иначе до замка герцога добирались бы месяц, а то и больше.»

«Ого!» – глаза Кати округлились от восхищения. «У вас и такое есть? Портал? Это же фантастика!» Она снова прильнула к окну, но теперь за стеклом был уже совсем другой пейзаж – темные, неприступные горы, гораздо ближе и выше, чем прежде. Она тут же высунулась, пытаясь разглядеть Далина в небе. Пусто.

«А где…?» – начала она тревожно.

«Не переживайте, – Луиза опередила вопрос. – Догонит. Драконы летают очень быстро. Очень.»

И действительно, едва Катя успела сделать пару глубоких вдохов, как вдалеке, над вершиной горы, появилась быстро растущая точка. Через несколько мгновений Далин снова парил над каретой, его огромная тень скользила по земле. Катя не могла оторвать взгляда.

«Очень красиво, – призналась она тихо, почти про себя. – Честно.»

«Да, – согласилась Луиза, тоже глядя вверх. –Но, миледи Катя, смотрите вниз – мы подъезжаем.»

Замок герцога Далина возник перед ними внезапно, вырастая из скал как их естественное продолжение. Огромный, величественный, высеченный из темного камня, он напоминал скорее неприступную крепость, чем жилище. Башни вздымались к небу острыми шпилями, узкие окна-бойницы смотрели на мир с холодной отстраненностью. Он был красив своей суровой, первобытной мощью, но дышал ледяным одиночеством. Казалось, кроме своего хозяина, здесь никто не жил веками. Свет горел лишь в редких окнах, и те казались крошечными огоньками в огромной каменной гробнице.

Карета с грохотом подкатила к массивным ступеням главного входа. Далин уже стоял наверху, ожидая. Он успел принять человеческий облик, но в его позе и взгляде все еще чувствовалась ярость полета и нерастраченное напряжение. Катя, выйдя из кареты, невольно съежилась от ночного горного холода. Она оглядела мрачные стены, устремляющиеся ввысь башни и холодный камень под ногами.

«Мрачновато у вас тут, – заметила она спокойно, поднимая глаза на Далина. – И тихо.»

Глаза герцога мгновенно сузились, зрачки стали вертикальными щелями в золотистой радужке.

«Вам покажут ваши комнаты, – отрезал он, ледяным голосом. – К завтраку разбудят.»

«О, – Катя невольно оживилась, – меня тут будут кормить? Уже обнадеживающе.» Ее тон был легким, почти шутливым, что явно контрастировало с атмосферой места и настроением хозяина.

В следующее мгновение Далин оказался рядом с ней так быстро, что она даже не успела моргнуть. Катя инстинктивно отпрянула, оступилась на высокой ступеньке и потеряла равновесие, начав падать назад. Сильная рука обхватила ее за талию, мягко, но неумолимо вернув в устойчивое положение и поставив на ноги. Катя замерла, чувствуя холод его пальцев сквозь тонкую ткань платья и его близость – пахнущую холодным металлом, дымом и чем-то диким.

Далин смотрел на нее сверху вниз, его лицо было непроницаемой маской, но в глазах бушевали эмоции – гнев, раздражение, и что-то еще, нечитаемое. Он явно собирался сказать что-то язвительное, уничижительное. Катя видела, как напряглись его скулы.

Но он лишь холодно процедил сквозь зубы:

«Даже обед и ужин полагается.» Он резко отпустил ее, словно обжегшись, развернулся и, не оглядываясь, скрылся в зияющем черном провале огромных дверей замка.

Катя перевела дух, потирая талию, где еще чувствовалось прикосновение. Она повернулась к Луизе, которая осторожно поднималась по ступеням следом.

«Ну и нервный, – вздохнула Катя. – Сам сказал, что буду тут жить, а теперь ходит, будто ему под ноги гвозди сыплют.»

Луиза тихонько фыркнула, прикрыв рот рукой, но в ее глазах читалось понимание и легкая тревога. К ним приблизилась другая служанка – строгая, немолодая женщина в темном платье, с лицом, высеченным из того же камня, что и замок.

Глава 12. Первая Ночь в Логове и Утро в Тишине

Хмурая служанка Элсбет провела их по бесконечным каменным коридорам, освещенным редкими магическими светильниками в виде драконьих голов, извергавших холодное синее пламя. Обстановка внутри поражала: гобелены с батальными сценами из жизни драконьих кланов, витражи, изображающие летящих змеев, скульптуры из черного мрамора и темного дерева, инкрустированные золотом и самоцветами. Все дышало несметным богатством и древней мощью. Но вместе с роскошью в воздухе висело… одиночество. Гулкая тишина, отсутствие признаков жизни кроме редких слуг, мелькавших как тени, холодный камень под ногами – все говорило, что замок был скорее величественной тюрьмой или мавзолеем, чем домом.

Комната, которую Элсбет им указала, оказалась отрезвляющим контрастом. Скромная, даже аскетичная. Чуть больше, чем келья для служанки. Две узкие кровати, простой шкаф, умывальник с кувшином, маленький столик и один стул. Никаких излишеств. Окно – узкое, как бойница.

Катя осмотрелась и… рассмеялась. Коротким, отрывистым смехом.

«Ну, могло бы быть и еще хуже, – сказала она, плюхнувшись на ближайшую кровать. – В каморке под лестницей, например. Или в башне с привидениями.»

Луиза же закипела от возмущения. Её щеки пылали.

«Да как он посмел?! – прошипела она, швыряя саквояж на вторую кровать. – Это же оскорбление! Вы – его невеста! Пусть формально, но все же! Поселить вас… здесь! Рядом со мной!»

Катя встала, подошла к Луизе и положила руку ей на плечо.

«Лу, успокойся. Во-первых, я в своей прошлой жизни спала и не в таких условиях после смены. Во-вторых, так даже… привычнее. Меньше пафоса. И главное, – она понизила голос, – мы вместе. И никто не помешает нам ночью обсуждать планы. А теперь пора спать. Завтра – день исследований. Нам понадобятся силы.»

Луиза еще пару секунд пыхтела, но взгляд Кати подействовал успокаивающе. Она вздохнула и кивнула. Быстро и ловко, как опытный боец, разбирающий оружие, она начала распаковывать вещи. Катя попыталась помочь – разложить платья в шкаф, но один взгляд Луизы, полный такого немого укора и решимости, что Катя тут же отступила, подняв руки в знак капитуляции. Стало ясно: посягать на священный ритуал укладывания спать "её миледи" – смерти подобно.

Они сполоснулись ледяной водой из кувшина (горячей воды, видимо, не полагалось), смывая дорожную пыль. Луиза с нежностью, граничащей с материнской, помыла Кате длинные каштановые волосы, бережно расчесала их, облачила в чистую, простую ночную сорочку и уложила в постель, поправив одеяло.

«Ну что, Лу, – пробормотала Катя, уткнувшись лицом в подушку, – а сказку на ночь прочитаешь? А то я чувствую себя лет на пять.»

Луиза, тушившая последний светильник, фыркнула, но в её голосе слышалась улыбка:

«Надо будет – и сказку прочитаю, миледи Катя. И колыбельную спою. А сейчас – спите.»

Тишина опустилась на маленькую комнату. Усталость взяла свое, и Катя быстро провалилась в сон. Сон был странным, ярким. Ей снилось, что она лежит на своей кровати в этой же комнате. Сквозь щели под дверью и вокруг неё медленно, как живая субстанция, просачивается легкий, зеленоватый дымок. Он заполняет комнату, обволакивая все мягким, мерцающим туманом. Дверь бесшумно открывается. На пороге стоит Далин. Его фигура в свете зеленоватого дыма кажется еще более внушительной и зловещей. Он сначала смотрит на Луизу, спящую на соседней кровати, его взгляд – холодный, оценивающий. Потом его глаза медленно, неумолимо переходят на Катю. Он подходит бесшумно, как призрак. Останавливается у её изголовья. Его рука, холодная, как мрамор, касается её щеки. Легко, почти невесомо. Во сне Катя видит его лицо крупным планом. Его глаза – чисто драконьи, вертикальные зрачки светятся в полумраке. Он медленно, глубоко вдыхает воздух рядом с её лицом… и хмурится. На лбу залегает резкая складка непонимания, раздражения. Потом он просто садится на краешек её кровати. Сидит. Молчит. Смотрит. Его рука поднимается и отводит прядь волос, упавшую ей на лицо. Прядь тут же норовит упасть снова, будто живая. Он поправляет её снова. И снова. Проходит время, кажущееся вечностью. Потом он так же бесшумно встает. Перед тем как закрыть дверь, он еще раз оборачивается. Его драконьи глаза на мгновение встречаются со спящим взглядом Кати. Дверь закрывается. Зеленоватый дым начинает медленно рассеиваться. Сон погружается в глубокую, спокойную темноту.

Утро началось с того, что Луиза мягко разбудила Катю. Солнечный луч пробивался в узкое окно. Элсбет уже ждала у двери с кувшином горячей воды – видимо, утренняя поблажка. Луиза помогла Кате одеться в одно из немногих привезенных простых, но добротных платьев, аккуратно уложила волосы. Никакого макияжа – Катя наотрез отказалась.

Элсбет безмолвно повела их обратно по лабиринту коридоров в столовую. Она была огромной, с длинным дубовым столом, способным усадить два десятка человек. Но за столом сидел лишь один – герцог Далин. Он читал какие-то бумаги, даже не взглянув на вошедших. На столе перед ним стояла почти пустая тарелка и чашка. Напротив него был накрыт прибор для Кати.

Они молча сели. Слуги тут же начали подавать завтрак. Яства были изысканными, но явно приготовленными из незнакомых Кате продуктов: странные фрукты, похожие на кристаллы, мясо с перламутровым отливом, прозрачный, мерцающий напиток. Напряжение, исходившее от Далина, было почти осязаемым. Он не смотрел на Катю, сосредоточенно ковыряя вилкой в остатках еды. Катя ела медленно, пытаясь разобраться во вкусах и наблюдая за ним краем глаза. Зачем он забрал меня сюда? – вертелось у неё в голове. Если одно мое присутствие, мое дыхание за этим столом так его напрягает, зачем подвергать себя этой пытке? Чтобы мучить меня? Или себя?

Он внезапно встал. Стремительно. Бумаги шуршали.

«Приятного аппетита,» – бросил он ледяным тоном, формально поклонившись, и, не дожидаясь ответа, чуть ли не побежал к выходу, его плащ развевался за ним. Он буквально сбежал из столовой.

Глава 13. Искры, Снежинки и Звериный Рёв

Исследование замка превратилось в настоящее приключение. Катя и Луиза, забыв на время о страхах и Далине, бродили по бесконечным коридорам, заглядывали в полутемные залы, восхищались величественными арками и витражами. Казалось, каменное сердце логова дрогнуло от их присутствия. Звонкий смех Кати и сдержанный смешок Луизы, как живые искорки, прыгали по мрачным стенам, отражались от высоких потолков, наполняя пространство непривычным звуком – радостью. Они шутили, спотыкались на неровных плитах («Ляп номер пять, Катя!» – «Это не я, это замок старый!»), искали потаенные уголки и чувствовали себя неутомимыми первооткрывательницами.

Поднимаясь по винтовой лестнице одной из дальних башен, они наткнулись на дверь, приоткрытую в просторное помещение. Комната была пуста. Совершенно. Ни мебели, ни ковров, ни украшений. Только высокие окна, пропускавшие скупой горный свет, и толстый слой пыли на каменном полу. Но она была светлой, отдаленной от основных путей, и главное – тихой.

«Идеально!» – выдохнула Катя, оглядываясь. – «Как будто ждала нас.»

Запомнив извилистый путь, Луиза на всякий случай оставляла едва заметные метки-обереги на стенах, они спустились вниз как раз к обеду. Обедала Катя одна, в той же огромной столовой. Она ела с явным удовольствием, пробуя новые, экзотические блюда, и слуги, расставлявшие приборы и уносившие тарелки, не могли не заметить этого искреннего удовольствия на её лице. Когда она отложила приборы и снова поблагодарила, старший слуга, тот самый, что утром, задержался на мгновение.

«Простите мою дерзость, леди Катарина, – сказал он тихо, но твердо. – Но вы… изменились. Вам очень идет улыбка. И смех. Он… оживил эти стены.» В его обычно бесстрастных глазах светилось что-то тёплое, почти отеческое.

Катя смущенно улыбнулась, чувствуя легкий румянец на щеках. «Спасибо. Это… очень мило с вашей стороны.»

Контраст с прежней Катариной, должно быть, был разительным. Слуги явно были ошеломлены, но приятно.

От одного из младших слуг, принесшего воду для рук, они осторожно выведали, что герцог Далин срочно улетел по делам сразу после завтрака и вернётся не раньше вечера. Новость обрадовала девушек как манна небесная. Время для первого урока!

Сердце Кати бешено колотилось, когда они снова поднимались в пустую комнату наверху башни. Луиза тщательно закрыла тяжёлую дверь и даже шёпотом наложила простейший барьер тишины, чтобы звуки не вышли наружу.

«Готова?» – спросила Луиза, ее глаза горели решимостью и волнением.

Катя кивнула, пальцы сами потянулись к застежке кулона. «Готова.»

«Снимай. Но будь осторожна. Магия, долго сдерживаемая, может хлынуть мощно.»

Катя расстегнула цепочку. Холодный камень «Серенады Тумана» лег на ладонь Луизы. И мир… изменился.

Катя ахнула. Будто внутри неё открыли шлюзы. Мощный, бурлящий поток чего-то невероятно живого, сильного, дикого хлынул по её венам, наполнил каждую клеточку. Воздух вокруг неё затрещал, запахло озоном, как перед грозой. Наэлектризованные волоски на руках встали дыбом.

Щелк! Фzzzt!

От её пальцев, от кончиков волос, даже от складок платья стали бить крошечные, ярко-синие молнии. Они змеились по каменному полу, лизали стены, уходили в потолок, огибая Луизу широкой дугой, будто чувствуя её. Комната озарилась мерцающим, холодным светом. Луиза стояла, завороженная, с широко открытыми глазами, держа кулон как святыню.

«Лу… это… нормально?» – с трудом выдавила Катя, чувствуя, как энергия бурлит внутри, прося выхода. Её голос звучал с легким гудением.

«Это… молнии, Катя! – прошептала Луиза. – Стихия Воздуха в чистейшем, самом мощном её проявлении! Такого я ещё не видела!»

Но на этом чудеса не закончились. Через пару секунд тонкие струйки молний начали обвиваться… снежинками. Нежными, ажурными, мерцающими холодным блеском. Они кружились в электрическом поле, создавая сюрреалистичное зрелище – буйство энергии и хрупкую красоту. Луиза замерла, её дыхание остановилось.

«Катя, попробуй сконцентрироваться! Закрой глаза! Представь внутри себя… шар. Ядро. Источник этой силы! Попробуй его увидеть!»

Катя послушно закрыла глаза, стараясь игнорировать покалывание на коже и гул в ушах. Она искала внутри этот шар, точку сосредоточения. Но чувствовала только бурлящий океан, необъятный и неуправляемый. Никакого ядра. Разочарованная, она открыла глаза, чтобы сказать Луизе…

И застыла.

К молниям и снежинкам добавились… вода и огонь. Тонкие струйки чистейшей воды обвивали электрические змейки, а среди них плясали крошечные, но яростные язычки пламени. Все четыре стихии сплетались в причудливую, мерцающую спираль, не гася, а лишь подчеркивая друг друга. Комната наполнилась шипением пара, треском пламени, шелестом снега и гудением молний. Это было одновременно прекрасно и пугающе.

«Луиза…» – прошептала Катя, охваченная благоговейным ужасом.

Луиза, поборов оцепенение, сделала осторожный шаг. Потом второй. Её лицо было бледным, но решительным. Она медленно дошла до Кати, её рука с кулоном дрожала.

«Это… невероятно, – ее голос сорвался. – Четыре… Четыре стихии, Катя. Такого… такого не было никогда.» Её глаза встретились с Катиными, полными немого вопроса. Луиза резким движением набросила цепочку кулона на шею Кати и застегнула её.

Эффект был мгновенным. Яркий свет погас. Молнии исчезли, снежинки растаяли в воздухе, вода испарилась, огоньки погасли. Остался лишь легкий запах озона и дымка пара, быстро рассеивающаяся. Только на стенах и потолке кое-где ещё потрескивали и тухли крошечные искорки, оставшиеся от молний. В комнате воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием девушек.

Луиза схватила Катю за руки.

«Ты не нашла шар? Ничего! Мы… мы будем учиться по-другому. Медленнее. Осторожнее. Но сейчас… сейчас нам срочно нужно уйти!»