Истинные (не) изменяют в марте

Пролог

– А мы тут кофе пролили, – лепечет блондинка, выскальзывая из-под моего жениха.

Вот только что она лежала на столе, раздвинув ноги, а Реналь – мой жених и мой истинный! – на этом же столе ее имел. А как она орала! Из коридора я даже подумала, что кому-то плохо. Ан нет, всем было хорошо.

Кроме меня.

Зашла, называется, к жениху! В белом свадебном платье, при макияже! Да у нас… да у нас свадебная церемония через час!

Под моим взглядом блондинка с пятым размером груди слезает со стола и опускает подол дорогого шелкового платья. И как ни в чем не бывало рассказывает про кофе!

А Реналь просто опускает глаза. Молча. Как будто и не стоит сейчас с голым задом. Белые штаны от его свадебного костюма лежат на столе, и на коленке действительно красуется коричневое пятно. Рядом стоят две чашки, небольшой кофейник и чайник с кипятком. Реналь любит разбавлять кофе горячей водой…

В моей душе поднимается волна горькой обиды.

– Ах, кофе… сейчас вы, двое, увидите кофе!

Тяну руку и начинаю слепо шарить по столу в поисках чайника. Сейчас эти герои-любовники узнают...

Хватаю чайник и поднимаю с многообещающей улыбкой – блондинка чуть бледнеет, голубые глаза округляются. Девушка пятится, пытаясь добраться до безопасной зоны.

Напрасно. Я хорошо метаю чайники. Не помню, правда, откуда мне это известно, но навык явно из прошлой жизни.

– Реналь!..

Блондинка кричит раненой птицей, и мой жених тут же бросается на защиту:

– Марианна, не смей! Поставь чайник, дура!

Он встает передо мной, закрывая любовницу грудью: высокий, стройный брюнет в белом свадебном пиджаке… и с голыми ногами. Кремовая рубашка скрывает безупречный живот и то, что ниже. О, я прекрасно помню, как он выглядит обнаженным!

И еще – как рычит от страсти, наслаждаясь сочным телом блондинки.

Я отпускаю ручку чайника, и любовница Реналя немедленно одергивает платье, опуская подол, поправляет лиф и проскакивает мимо меня, выбегая в коридор и плотно закрывая дверь.

Реналь провожает ее встревоженным взглядом – а мое сердце вот-вот разлетится на куски.

Жених не просто изменил за час до свадьбы – но еще и защищает от меня другую!

Ярость испаряется, к горлу подкатывает тяжелый ком:

– Реналь! Как ты мог?!

Он молчит.

Не опускает глаза, просто молчит, небрежно застегивая пиджак.

Я вижу печать ледяного презрения на лице Реналя, и боль раздирает мою душу на части. Сердце колотится в груди, пальцы комкают край белого свадебного платья.

А мой жених даже не потрудился надеть штаны.

– Хватит смотреть оскорбленной невинностью! – он наклоняется, чтобы натянуть белье, и цедит. – Мне прекрасно известно, что ты изменила первой!

Что?!

Да быть такого не может!

Я – изменила?!

Да я не была ни с одним мужчиной, кроме него! К тому же у меня метка истинности, а ведь истинные не изменяют друг другу! По крайней мере, так пишут в книгах! Не знаю, как это должно работать, но...

– О чем ты говоришь? – мне хочется кричать от обиды и боли, но горло перехватывает судорогой, и получается только сдавленный шепот. – А как же наша метка?

Реналь берет в руки штаны, недовольно трогает пальцем пятно от кофе, но все же засовывает ногу в штанину. Потом вторую.

Я молча наблюдаю, как он одевается, вновь облачаясь в свадебный костюм.

– Метка? Ха! Ты просто подделала истинность! Решила обвести меня вокруг пальца?

– Клянусь, нет!..

Абсурдные обвинения выбивают почву из-под ног, и я едва не забываю, что только что застала Реналя с любовницей. А он… он что, пытается выставить все так, будто это я – изменщица и предательница?!

– Не хлопай глазами, Марианна, – криво усмехается Реналь, затягивая ремень на брюках. – Думаешь, я смог бы заняться любовью с Виолеттой, будь мы с тобой настоящими истинными? У оборотня, нашедшего истинную пару и получившего метку, на другую женщину просто не встанет. Надо же, как удачно, что я успел проверить это до свадьбы.

– Так это… – я не нахожу слов, – ты хочешь сказать, это была проверка?!

– Ну разумеется, – презрительно хмыкает бывший жених. – А теперь покажи свою «метку», Марианна!

Он грубо хватает меня за плечо и принимается расшнуровывать корсаж и безжалостно сдирать платье. Мое белое, такое красивое платье! Я же так… так мечтала…

Внутри как будто прорывает невидимую плотину, и я позорно заливаюсь слезами, повторяя, что все это чушь. Едва ощущая грубые прикосновения бывшего возлюбленного.

Реналь не снимает платье до конца, лишь стаскивает корсаж и опускает лиф. Голая кожа покрывается мурашками, а цепкие пальцы Реналя ощупывают кожу под грудью, касаются метки.

– Так и есть! Это просто татуировка!

Глава 1

Первую брачную ночь я провожу в тюремной камере. Там холодно, мерзко и сыро.

Кажется, сначала меня приводят в участок и пытаются допрашивать. Следователь Петрикор Дагель, стройный сорокалетний мужчина с соломенными волосами, задает вопросы про метку, про знакомство с Реналем, спрашивает даже, нет ли у меня знакомых татуировщиков – но я никак не могу сосредоточиться и только плачу. Потом ко мне приводят штатного колдуна в черном балахоне. Он смотрит метку и выносит вердикт: фальшивка.

Впрочем, в этом никто и не сомневался. Но почему это всего лишь татуировка? Как получилось так, что печать нашей истинности стала обычным рисунком? А, может, она всегда была фальшивой?

Колдун не знает. Он осторожно произносит, что на сотню фальшивых меток нет-нет да и попадется настоящая, но утратившая силу.

– Истинные не изменяют, правда? – всхлипываю я, сидя на жестком стуле в допросной и пытаясь сфокусировать взгляд на соломенных волосах следователя. – Реналь сказал, что пытался проверить истинность... проверить меня и мою любовь, понимаете? Так, может, истинность исчезла из-за этой проверки?..

– Или вы просто нашли себе хорошего татуировщика и сделали нечто похожее на метку, – качает головой Дагель. – Не лгите мне, госпожа Марианна, я вижу вас насквозь.

Что он может видеть? Что после измены любимого мой мир раскололся на части?

Я пытаюсь объяснить, как любила Реналя, и как горько было увидеть его в объятиях другой, но из глаз снова текут слезы.

– У нее же истерика, – влезает колдун. – Оставьте ее в покое. Пусть посидит в холодной.

В итоге моривилльский следователь действительно решает отложить допрос до утра.

Я провожу ночь в одиночной камере – спасибо за это, я бы не выдержала чьего-то присутствия! Дрожу от холода, накрытая тонким одеялом поверх тюремной робы, но сон все равно приходит и утаскивает меня в ледяные объятия.

А утром меня снова ведут на допрос. Колдуна нет, следователь опять не один. Он занял железный стол, а на стуле в углу устроился господин Гейден Аурус, городской судья Моривилля и по совместительству дядя Реналя – и его глаза холодны как лед.

Впрочем, они были такими, сколько я его помню.

Ожидая допроса, я вспоминаю, что господин судья никогда не радовался моему браку с Реналем. Он считал, что я его дорогому племяннику не ровня. А если учесть, что из-за меня Реналь бросил назначенную невесту, то нет ничего удивительного в том, что Гейден Аурус мечтает закрыть меня в каталажку на максимально возможный срок.

– Госпожа Марианна, – вздыхает следователь. – Вы должны рассказать нам все с самого начала.

Что ж. Надо так надо.

Беру себя в руки и мысленно погружаюсь во вчерашний день.

В день, который я считала самым счастливым днем моей жизни.

***

Чуть раньше

– Мари, ты просто светишься! – ласково качает головой мать-настоятельница Эрмина, укладывая мои волосы в пышную свадебную прическу. – Только посмотри!

Бросаю взгляд в зеркало: изящное белое платье, темные волосы, сдержанный макияж и – на контрасте – сияющая улыбка.

Я выхожу замуж за любимого мужчину!

Нет, даже не так. Смотрю на настоятельницу и мысленно поправляюсь: я, Марианна, воспитанница главного сиротского приюта Моривилля, простая девушка без прошлого и будущего, выхожу замуж за Реналя, аристократа и племянника городского судьи. Так и надо говорить, да. И так сказала наша бухгалтерша, составляя письмо благотворителям с просьбой подсобить приюту с довольствием. «Мы должны достойно проводить в счастливый брак наш самый проблемный актив».

Без будущего – из-за того, что у меня нет ни образования, ни профессии. За два года жизни в приюте я научилась только тяжелому физическому труду на ниве хозяйства. И даже там моим главным достижением остается то, что я смогла отмыть приютского кота Мазута до несвойственного ему белого цвета. Разглядывая непривычно-белого и внезапно-пушистого кота, настоятельница приюта сказала, что никогда не забудет этот геройский поступок – но в резюме, увы, не напишешь «Марианна хорошо моет котов». Устраиваться в жизни придется по-другому.

Без прошлого – потому что два года назад меня нашли в главном городском парке Моривилля без сознания, без памяти о прошлом, без документов, без вещей, и, как сказал наш приютский сторож, без стыда и совести. Проще перечислить, что у меня было: серебряная цепочка с маленьким крестом, черная рубаха с коротким рукавом, обтягивающие штаны из кожи, тяжелые ботинки и комплект нижнего белья из серии «выгнать из борделя за разврат».

На рубахе был нарисован череп со странными письменами, поэтому сначала меня попытались определить к местным некромантам. Но тем удалось отбиться от сомнительного подарочка, заявив, что череп черепом, но крестик подозрительно намекает на храмовников. Поэтому рисковать результатами своего труда наши трепетные некроманты не хотят.

Храмовники тоже «потерю» в моем лице не признали, но, почесав бритые затылки, посоветовали мэру определить находку в сиротский приют. Тогда еще «попаданцы» не падали на головы местным чуть ли не каждый месяц, и никто не знал, что с ними делать. Да и само это слово не было в ходу, пока у девчонки в нашем приюте не всплыло в памяти, что вот, она «попаданка» из другого мира. И еще что-то про книги, но она не запомнила.

Глава 2

– Разумеется, Реналя никто не околдовал. Он просто решил… ну, решил, видимо, устроить себе последнее развлечение в холостой жизни. А когда я застала его с другой, представьте себе, заявил, что это я изменила первой! И подделала метку истинности! А что было дальше, вы знаете. Он потребовал расторгнуть помолвку и посадить меня за мошенничество.

Вот об этом я рассказываю скомкано, потому что плохо помню, что же там было, после пощечины. Кажется, я была настолько шокирована поступком любимого, что немного пришла в себя только сейчас.

И теперь я сижу на неудобной деревянной скамье в маленькой, тесной допросной, и моривильский следователь, Петрикор Дагель, с сомнением качает головой, запустив пальцы в соломенную шевелюру.

Не верит.

Боюсь представить, что рассказал Реналь! И где, демон побери, он нашел мне «любовника»! Он же знает, что я никогда и ни с кем… что только с ним…

В глазах снова начинает щипать, и господин Дагель наливает мне стакан воды из графина. После чего безжалостно продолжает допрос, выпытывая малейшие подробности.

Все это время дядя Реналя сидит на стуле в углу и сверлит меня холодным неприязненным взглядом. Спасибо, что хотя бы молчит! Но одного его вида все равно достаточно, чтобы испортить и без того не самое лучшее настроение.

Гейден Аурус невзлюбил меня с самого первого дня.

О, я ведь прекрасно помню, как это было. Реналь – тогда мы еще не знали, что истинные – впервые привел меня к себе. Сказал, что хочет познакомить с домашними: дядей и двумя тетками. Им, кажется, тогда тоже не слишком понравилось, что сын привел домой какую-то попаданку из приюта – но тетки смолчали, скрывая недовольство приветливыми улыбками.

А вот дядюшка тут же попросил Реналя выйти.

«Проходите, Марианна. Не буду предлагать вам сесть, я не займу много вашего времени. Имейте в виду, Реналь Аурус никогда не сможет на вас жениться: он с детства обручен с девицей из благородного рода. Единственное, что он может вам предложить – это роль любовницы. И да, не обманывайтесь, у него гораздо меньше денег, чем можно подумать, глядя на его наряды и экипажи. Так что, если вы ищете богатого кавалера, поищите его в другом месте».

Он говорил это резко и холодно, и его ноздри дрожали от отвращения. Я помню, что вылетела из его кабинета в слезах и долго плакала от обиды в объятиях Реналя. Кем посчитал меня Гейден Аурус? Девицей с низкими моральными устоями или охотницей за чужим приданным? А, может, обоими одновременно?

«Не надо, моя дорогая, он всегда так себя ведет» – шептал Реналь, утешая меня у дверей дядиного кабинета. – «Каким, по-твоему, должен быть городской судья?»

Я не имела дела с городскими судьями, но знала, какими они точно быть не должны: циничными, жестокими и высокомерными. И холодными, как ледышки.

Позже, когда у нас с Реналем появились метки истинности, и Гейдену Аурусу все же пришлось принимать меня у себя дома, его неприязненные, отталкивающие манеры ни разу не давали мне забыть о том разговоре. И даже после того, как мы назначили дату свадьбы, и в семье Аурусов установился хрупкий мир, при виде меня судья первым делом морщил нос.

И вот теперь, когда я сижу в допросной и отвечаю на вопросы следователя, весь вид Гейдена Ауруса говорит, нет, вопит о том, как он презирает несостоявшуюся невестку.

Спасибо хотя бы за то, что он дослушивает допрос до конца! Терпеливо дожидается, когда я подпишу протокол, отложу перо и чернильницу… и холодно, презрительно роняет:

– Вы же понимаете, что опозорили своим поступком не только себя, но и всю нашу семью?

Кажется, это первый раз, когда он вообще открыл рот – но я все равно не выдерживаю и срываюсь на крик:

– Я не подделывала метку, это какая-то ошибка, клянусь! И не изменяла Реналю! Я же люблю его!

– Госпожа Марианна, не кричите, – терпеливо говорит следователь, в его светлых глазах плещется сочувствие. – Сядьте!

Но господин судья непреклонен:

– Племянник рассказывает другое.

– Правда? Он что, не стал говорить, как любил блондинку за час до свадьбы?! Виолетту, или как там ее?

– А вы не хотите признаться, с кем изменили моему племяннику? И что это за молодой человек, с которым вы танцевали на балу в магистрате месяц назад? – с отвращением бросает дядя Реналя.

И мое сердце вдруг замирает в предчувствии беды.

Незнакомец в маске на прошлом балу.

Я вспоминаю, что да, был такой. Кажется, Реналь в тот момент куда-то отошел, и я стояла одна – у стены, в бальном платье и с веером в руке. Человек в маскарадной маске появился из ниоткуда, и его красиво очерченные губы – и вполовину не такие красивые, как у Реналя, но все же! – дрогнули в улыбке, когда он подал мне руку в перчатке, приглашая на танец.

Я потянулась за этой рукой как завороженная. Не в силах отказать… не в силах даже вспомнить о своем возлюбленном, дорогом Ренале. Незнакомец вел меня в танце всего один круг – а потом сдержанно поклонился и удалился, смешавшись с толпой.

Странно, но я не запомнила ни одежду, ни волосы, ни цвет его глаз или волос: только мелькнувшую на губах улыбку и исходивший от незнакомца тонкий запах леса и кожи.

Глава 3

Городской суд располагается в самом центре Моривилля. В соседних зданиях находится магистрат и городская библиотека, чуть дальше, за небольшим сквером – центральная больница.

Мы едем к суду в одной карете со следователем Петрикором Дагелем. Он молчалив и задумчив, да и мне не до разговоров: я нервно смотрю в окно, пытаясь запомнить маленький уютный Моривилль, город, в котором прожила два года.

Других городов я не помню. А впрочем, вся моя прошлая жизнь – это сплошная тайна, скрытая, в первую очередь, от меня. Имя «Марианна» мне дали уже тут, фамилию тоже, а возраст определял местный маг – и я до сих пор не уверена, чем он при этом руководствовался. Ну не ощущаю я себя на двадцать четыре! Лет двадцать, не больше.

Где я жила раньше и как попала в этот мир, тоже неизвестно. В памяти иногда всплывают обрывки воспоминаний: суровый северный город на берегу моря, толпы людей в странной одежде, лестницы под землей. А еще огромные парки с золотыми фонтанами, дворцы и… стихи:

«Сограждане, кто это,

И кем на терзанье

Распущены по ветру

Полотнища зданий?

Как план, как ландкарту

На плотном папирусе,

Он город над мартом

Раскинул и выбросил.

Тучи, как волосы, встали дыбом

Над дымной, бледной Невой.

Кто ты? О, кто ты? Кто бы ты ни был,

Город – вымысел твой *».

(*Марианна не помнит, но это стихотворение Бориса Пастернака «Петербург»)

У других попаданок все то же самое: обрывочные воспоминания о прошлом, новые имена и новые документы. Правда, ни одну из них еще ни разу не обвиняли в мошенничестве! Видимо, тут мне тоже предстоит быть первой.

– Рад видеть, что вы улыбаетесь, Марианна, – отмечает сидящий напротив господин Дагель.

Вздрагиваю и стираю с губ неуместную улыбку. Надеюсь, следователь не будет спрашивать, о чем я думала! В любом случае, я не собираюсь признаваться, что уже примеряю на себя амплуа мафиози для попаданок. Только после первой отсидки!

Карета останавливается. Следователь выходит первым, помогает спуститься… и прежде, чем я успеваю удивиться такой галантности по отношению к подозреваемой в мошенничестве, чуть слышно говорит:

– Здесь ваш бывший жених, постарайтесь держать себя в руках.

Реналь!

Сердце замирает и, кажется, пропускает удар, дыхание перехватывает, а в уголках глаз начинает предательски щипать. Безумно хочется обернуться, обнять, заглянуть в родные глаза…

Резко выдыхаю, спрыгиваю на мостовую и нервно поправляю волосы, пытаясь справиться с наваждением.

Нет! Никаких «родных глаз»! Если уж и заглядывать в бесстыжие очи моего бывшего жениха, то только ради того, чтобы прочитать там ответ на вопрос: чем же тебя, козлину, так привлекла Виолетта?!

Кроме, разумеется, пятого размера груди.

Мы с господином Дагелем с одной стороны, и с конвойным, который был за кучера, с другой, проходим к зданию суда, оставляя сбоку небольшую группу людей. Я действительно замечаю среди них Реналя Ауруса, но прикладываю все усилия, чтобы не сбиться с шага. Много чести!

Теперь я ругаю себя за минутную слабость. Пусть только попробует подступиться!

Поднимаемся в здание суда. Выглядит оно как настоящий дворец правосудия: колонны, широкие двери и три этажа из бежевого кирпича.

Следователь открывает дверь, пропускает меня в коридор. Первым делом меня обыскивают – не принесла ли ничего запрещенного – потом регистрируют в журнале посещений и отправляют с конвойным на второй этаж. За спиной голоса – судебные заседания в Моривилле открытые, и народ собрался послушать. Я их понимаю. Удивительно, что после нашей скандальной свадьбы весь город не собрался!

Среди других голосов слышу голос Реналя, и сердце замирает.

Как же так?

Он изменил мне, опозорил, вытащив к гостям полуголой и обвинив в неверности, а теперь хочет отправить под суд, но мое сердце все ноет, стоит только услышать его голос! Почему ночь в тюремной камере не смогла выжечь из моей души все чувства?

…может, потому, что это всего лишь проверка – последняя проверка моих чувств?

В самом деле, вдруг Реналь действительно хотел всего лишь убедиться в моей любви? Нанял какую-нибудь актриску, чтобы имитировать измену? Ну, он же знал, что я зайду к нему в кабинет, и не мог не понимать, что я увижу эту Виолетту?

Но…

– Госпожа Марианна, пройдемте!

Меня заводят в зал заседаний. Тут еще пусто и потому просторно. Кошусь на огромный стол судьи под флагом Моривилля и с маленькой статуэткой богини правосудия – видимо, для того, чтобы кидаться ею в особо злостных преступников – потом на приставленный к нему стол секретаря и робко устраиваюсь на ближайшую лавку. Но конвойный качает головой и строго показывает на железную клетку. Они что, всерьез думают – я опасная преступница и могу на кого-то напасть?

Глава 4

В зал судебного заседания влетает настоятельница сиротского приюта с какими-то документами в руках. Матушка Эрмина взволнована, короткие полуседые волосы стоят дыбом, оранжевое платье помялось, а туфельки испачканы в пыли.

Споткнувшись о порог, настоятельница бросается к Гейдену Аурусу:

– Господин судья, я…

– Сядьте! – резко отвечает тот.

Настоятельница не из робких, но из-за окрика судьи она опускается на ближайшую скамейку – булочник галантно уступает ей место – и повторяет уже гораздо тише:

– Но я…

– Сядьте и не нарушайте порядок в суде, не то придется вас вывести!.. Суд избирает обвиняемой меру пресечения в виде подписки о невыезде, обеспеченной залогом!

Неужели матушка Эрмина все же успела? Но нет, кажется, она удивлена не меньше остальных.

В зале заседания начинаются волнения. Спокоен только следователь Петрикор Дагель, остальные взволнованно перешептываются и обсуждают случившееся. Кажется, население Моривилля уже приготовилось смотреть, как меня отправят за решетку, а тут такая неожиданность!

– Что?! – кажется, я слышу возглас Реналя. – Не может быть!

– Час назад лицо, пожелавшее остаться неизвестным, внесло на счет суда денежные средства в качестве залога, – хмуро поясняет судья всем любопытствующим сразу. – У суда нет оснований оставить обвиняемую содержаться под стражей. Госпожа Марианна, с этого дня и до конца следствия вы не имеете права выезжать из Моривилля и пригородов, не имеете права покидать свой дом после полуночи и обязаны являться…

– Но она может препятствовать следствию! – выкрикивает с места Реналь.

– Каким образом? – ледяным тоном уточняет у племянника Гейден Аурус.

Пожалуй, еще более ледяным, чем когда судья разговаривал со мной. Еще бы! Я же ничего не орала с места!

– Спрятать улики… соблазнить следователя…не знаю! – теряется мой жених.

Он разве не понял, что дядя не собирается ему подыгрывать?

А впрочем, это не имеет значения. Важно, что я сама поняла слишком много. Мысли о том, что это всего лишь проверка, кажутся глупыми и неуместными.

Впервые за время суда я поднимаю голову и смотрю в красивое лицо когда-то любимого человека. Реналь Аурус выглядит нервным и взволнованным. Пожалуй, он не волновался так даже вчера, когда я застукала его на блондинке.

Он что, боится, что я побегу рассказывать всем о его измене? Но как же это сделать, когда одни только воспоминания заставляют мое сердце сжиматься от боли?!

– Попрошу не превращать суд в балаган, – холодно говорит Гейден Аурус, и Реналь, сверкнув глазами, опускается на скамью. – Итак, госпожа Марианна, вы обязаны являться на допрос по каждому вызову следователя…

Судья еще долго зачитывает мне права и обязанности, да так, что горожане успевают заскучать. Ну и ладно, я, в самом деле, не собиралась никого развлекать.

– Заседание объявляется закрытым. Прошу всех покинуть зал. Госпожа Марианна, задержитесь, вам потребуется подписать кое-какие документы.

Киваю, не рискуя спорить с судьей. Почему-то кажется, что стоит нам остаться наедине, как Гейден Аурус превратится из стража закона в дядю моего бывшего жениха и начнет обвинять меня в измене.

Мимо моей клетки проходят довольные развлечением моривилльцы. Они переговариваются, обсуждая меня, измену и сорванную свадьбу. Краем уха слышу что-то про певичку и разорванную помолвку с неожиданным выводом: Реналя-де прокляли. Теперь он вообще ни на ком не сможет жениться – его везде будут подстерегать измены, травмы, ревнивые кавалеры избранниц и отказы у брачного алтаря.

Ага, как же! Видела я это проклятие. С пятым размером груди!

Одной из последних уходит настоятельница.

Остановившись у прутьев, она ласково говорит мне, что подождет в коридоре.

А вот Реналь проскакивает мимо клетки с такой скоростью, будто уверен, что любящий дядя непременно всыплет ему ремня за неподобающее поведение на суде.

Гейден Аурус провожает племянника хмурым и недовольным взглядом, а потом поворачивается ко мне.

Да не с пустыми руками, а с плотным бумажным конвертом:

– Вам известно, что это?

Мотаю головой.

– Да выйдете же вы оттуда, так совершенно невозможно разговаривать! – с раздражением произносит судья. – Вам известно, кто внес залог?

Снова мотаю головой, и, взяв себя в руки, отвечаю:

– Нет! Но клянусь, я не изменяла Реналю…

– Не желаю об этом слышать! – перебивает судья.

На подгибающихся ногах выхожу из клетки для подсудимых, и, пройдя мимо седого и выпрямившегося в струнку секретаря судебного заседания, хватаю протянутый судьей конверт.

Мелькнувшая мысль, что это чуть ли не самая короткая дистанция за все время знакомства с этим неприятным типом – а ведь он старался избегать меня даже когда я была невестой его племянника! – заставляет меня вздрогнуть и резко шагнуть назад.

Рассматриваю конверт: самый обычный, из тонкой светло-коричневой бумаги. Почтового штемпеля на нем нет, как и адреса, зато указано мое имя и стоит пометка «лично в руки».

Глава 5

В нашей беседе возникает небольшая заминка – мэр думает, где бы нам уединиться. Надеюсь, он не потащит меня обратно в зал заседания? Тогда я точно стану седой, как секретарь Гейдена Ауруса.

Но нет, мы, к счастью, ограничиваемся тем, что возвращаемся на второй этаж и устраиваемся у окна. В коридорах суда достаточно тихо, лишь изредка проходят какие-то судебные работники.

Меня всегда интересовало, зачем нужно такое большое здание для одного судьи, пока я не узнала, что тут еще есть присяжные, третейские судьи и мировые судьи, рассматривающие мелкие дела. Вот только мне от этого ни жарко, ни холодно, потому что дела о мошенничестве только Гейден Аурус и рассматривает. Был еще один судья, но он ушел на пенсию и смену еще не назначили.

Подарочек демонов.

– Вы знаете, какая сложная ситуация с городским кошачьим приютом? – приступает к беседе мэр.

Киваю.

Об этом все знают. Кошачий приют расположен в полузаброшенной усадьбе на другом конце Моривилля. Мы даже как-то бывали там с настоятельницей, но всего один раз – уж очень далеко и неудобно туда добираться. Помнится, там все было довольно прилично – можно сказать, поприличнее, чем у нас в сиротском приюте. Котики выглядели сытыми и ухоженными, а радушный хозяин, старик-оборотень (кажется, сам он был то ли рысь, то ли манул), налил нам чаю и принялся уговаривать взять еще кота в пару к Мазутику, «чтобы тот не скучал».

«У нас сорок сирот в возрасте от трех до восемнадцати лет, Мазуту и без того очень весело», – отбрила его настоятельница.

Чуть больше года назад старичок-хозяин мирно умер от старости, и магистрат назначил нового управляющего. Но в прошлом месяце «новичка» хватил инфаркт, он загремел в больницу, где скончался через два дня.

И тут же выяснилось, что приют в ужасном состоянии. Здание требует ремонта, мебель вывезена, все более-менее ценное продано, кошки недоедают. Трое уже погибли, остальные исхудали на голодном пайке и нуждаются в дорогостоящем лечении. Не лучше и с людьми – сотрудники приюта полгода не получали зарплату. Из шести человек уволилось пять. У приюта куча долгов, плюс управляющий как-то ухитрился подделать документы и заложить землю под зданием, хотя она должна быть в собственности муниципалитета.

Новый управляющий оказался картежником-игроманом!

Магистрат уже несколько недель думает, что со всем этим делать. На восстановление приюта нужны деньги, но город не может позволить себе сразу выделить из бюджета крупную сумму. И как быть с закладной? Ее можно оспорить через суд, но это время, а по закону ушлый сосед может явиться за деньгами, и, если их не будет, забрать землю в любой момент. Поэтому мэр со своими заместителями и ломают головы, пытаясь найти выход. Знаю, что зарплату двум оставшимся работникам он заплатил из своих личных денег, а новый управляющий до сих пор не назначен. Но это ладно, люди могут прокормить себя сами, в отличие от бедных котиков.

Вот только какое отношение это имеет ко мне?

– Госпожа Марианна, сегодня утром неизвестный благотворитель сделал целевое пожертвование в магистрат на содержание кошачьего приюта. Теперь мы сможем погасить самые крупные долги и закупить корма. Останется только закладная, но я не собираюсь отдавать деньги мошенникам. По закладной мы будем судиться.

– Отличные новости! – на моих губах появляется улыбка.

Подумать только, Аноним и тут смог подсуетиться!

Признаться, я очень волновалась насчет приюта и несколько раз просила Реналя помочь им, но он отнекивался, предлагая подумать об этом после нашей свадьбы.

– Благотворитель пишет, что собирается раз в месяц вносить на свет приюта энную сумму в течение полугода. С одним условием: если управляющей поставят вас, Марианна. Вот уж не знаю, у богатых свои причуды… но ладно. Других кандидатур у нас действительно нет. Я две недели пытался кого-то найти, но никто не идет. Единственное, вам придется довольствоваться минимальным жалованием. Но, с другой стороны, вы будете жить в усадьбе, а, значит, не будете тратиться на жилье. Сколько времени вам нужно на сборы? Завтра вы уже должны подписать договор с магистратом и выйти на работу.

Мэр говорит это так, будто вопрос уже решен, и моего согласия не требуется. А впрочем, мне действительно лучше заняться кошачьим приютом, а не сидеть на шее у матушки-настоятельницы. Сомневаюсь, что после «свадьбы», ночи в камере и сегодняшнего суда мне предложат другую работу.

Да мне бы и эту не предложили, если бы не помощь господина Анонима!

– Спасибо, завтра прямо с утра подойду, куда скажете. Только, господин мэр, вы не боитесь… после вчерашнего...

Хочу сказать «брать на работу возможную мошенницу», но мешает ком в горле. Уголки глаз начинает щипать от слез. На суде я держалась, но все это еще слишком больно…

И да. Один из несомненных плюсов кошачьего приюта в дальней усадьбе – я буду подальше от Реналя.

– Не волнуйтесь, игромана на должности управляющего нам хватило, – жестко отвечает мэр, и я тут же вспоминаю, что он, вообще-то, приятель нашего судьи. – Поэтому я буду строго контролировать все, чем вы там занимаетесь. И приготовьтесь к тому, что работы очень много – усадьба в плачевном состоянии. Кошачий приют придется восстанавливать буквально с нуля. Так что до завтра, госпожа Марианна. Жду вас в здании магистрата в девять утра для заключения договора. Возьмите с собой документы.

Глава 6

Вечер проходит под лозунгом беспорядочных сборов. Еще бы: звезда сиротского приюта переезжает в кошачий! На это сбегаются посмотреть все сироты, и половина, конечно же, сходу уточняет, изменяла ли я Реналю. Вторая половина тоже явно задается этим вопросом, но молча.

Кажется, что еще чуть-чуть, и я сама начну сомневаться!

Но нет, конечно, нет. Я любила Реналя и ни за что не предала бы его, поддавшись страсти!

Вещей у меня в приюте оказывается совсем немного. Хватает одного чемодана, чтобы все собрать. К сожалению, большая часть в особняке у Реналя. Надо бы как-то забрать, но я не хочу там появляться. Да и, подозреваю, очень скоро они вообще окажутся на помойке.

Впрочем, большую проблему доставляет настоятельница, жаждущая устроить вечерние посиделки с проводами меня в сознательную жизнь на должность хозяйки приюта. Вот только нечто подобное мы уже устраивали позавчера и в честь моей свадьбы, так что ассоциации получаются не самыми приятными.

Кое-как удается отбиться, сказав матушке, что я планирую запереться в общей душевой и порыдать, оплакивая несложившуюся свадьбу, измену жениха и мои нервные клетки, погибшие на том ужасном судилище. Настоятельница быстро всех разгоняет.

И да, я действительно иду реветь. Стою под теплыми струями воды и рыдаю, как дура последняя.

Или даже нет! Как первая дура!

Сначала вспоминаю все счастливые моменты с Реналем. Как он носил меня на руках, как дарил цветы и сладости, как называл самыми ласковыми именами…

Куда это делось? Что я сделала не так? В какой момент позволила себе стать для него неинтересной, скучной?

И как же я могла не заметить, что он завел любовницу?

А наша истинность? Я читала, что истинные пары часто связаны невидимой нитью судьбы, которая предопределяет их встречу и дальнейшую жизнь вместе. Между ними существует уникальная магическая и эмоциональная связь, которую никто другой не может разорвать.

Но, конечно, не все так просто.

Род Аурусов – это древний род оборотней, и каждый из них умеет обращаться в медведя. Да-да, и Реналь, и его дядя-судья, и его тетушки. Вот только времена, когда оборотни жили в лесу и изредка принимали человеческое обличье, давно прошли. Цивилизация изменила правила игры, и сейчас оборачиваться в зверя считается неприличным. Реналя я видела в облике медведя только дважды, его дядю – ни разу.

Зато тетушка Геста, та, что любит эпатаж, обожает гулять по городу в облике медведя – якобы чтобы никто не ограбил ее в темной подворотне. На нее, разумеется, еще ни разу никто не нападал. Преступники предпочитают держаться подальше от огромной медведицы с розовой шляпкой на голове. Никто даже ни разу не попытался отобрать у нее дамскую сумочку!

Так или иначе, все Аурусы – оборотни. Истинные пары для них не такая уж и редкость. Говорят, родители Реналя были истинными, поэтому его мать и сгорела в считанные месяцы после смерти отца. Слишком любила и слишком тяжело переживала потерю своей пары.

Кстати, мама Реналя была обычным человеком. Но это как раз нормально – оборотни редко создают союзы друг с другом, и истинные у них, как правило, тоже обнаруживаются среди людей. Дети от такого брака обычно рождаются оборотнями – хотя, конечно, порой бывает и так, что ребенок не наследует зверя.

А вот когда оборотень вступает в союз с другим оборотнем, ребенок может унаследовать двух зверей сразу. Из этого редко получается что-то хорошее: дитя может погибнуть еще в утробе из-за конфликта сущностей, а если ребенок все же родился, он должен подавить одного зверя, или рискует лишиться рассудка. Мало кому из оборотней с двумя зверями удается сохранить контроль над обоими и остаться при этом в здравом уме.

У Реналя есть еще один дядя, и он, говорят, как раз из таких. Натаниэль Аурус – сын Ауруса-старшего от первого брака. Его мать была оборотнем-лисицей, и, говорят, сын унаследовал и медведя, и лиса. Он уединенно живет в старой усадьбе матери в трех днях езды от Моривилля и редко видится со сводным братом и сестрами. Натаниэль Аурус собирался приехать на свадьбу, но нас так и не представили друг другу. Утром тетушка Геста сообщила, что он послал телеграмму о том, что задержался в пути и прибудет сразу на церемонию. Так что я даже не знаю, успел ли он увидеть мой свадебный позор.

В общем, истинность для оборотней – это не миф, а самая настоящая реальность. И то, что я оказалась истинной Реналя, его родные поняли и приняли. Они даже с пониманием отнеслись к тому, что ему пришлось расторгнуть помолвку с какой-то назначенной ему девицей! Ну, кроме Гейдена Ауруса, конечно же. Он сразу дал понять, насколько ему не нравится, что племянник променял сговоренную невесту с приданным из знатного рода на девицу из сиротского приюта.

Хотя и он со временем смягчился и решил, что я еще не худший вариант.

Что он там сказал? Ну, тогда…

Выключаю воду, беру с лавки чистое полотенце, сероватое от частых стирок, и начинаю вытираться.

Думать о дяде Реналя не больно, в отличие от него самого. Сердце не норовит выпрыгнуть из груди и разлететься на кусочки. И я спокойно вспоминаю тот день: две или три недели назад, когда я осталась ночевать у Реналя.

Вообще, такое случалось редко, обычно он все же отвозил меня обратно в приют. Но тут мы задержались до поздней ночи, и я осталась у него.

Наутро я попалась завтракающему в столовой Гейдену Аурусу.

Помню, судья смерил меня взглядом – спокойно, без обычного холодного пренебрежения. Я еще порадовалась, что не позволила себе разгуливать по чужому дому в халате и надела строгое приютское платье, немного мятое, но чистое. Вежливо поздоровалась, пытаясь решить, уйти в комнату или это будет не вежливо.

«Шесть утра, спали бы еще», – глухо сказал дядя Реналя.

«Мне нужно в приют. Там много работы».

«Ничего. Выйдете замуж, перестанете работать и будете высыпаться».

«Я так не хочу. Мне хочется быть при деле, даже если нужно вставать в шесть утра».

Глава 7

Странно, но этой ночью я сплю крепко. Не снится ни суд, ни Реналь, ни его блондинка. Видимо, после ночи в тюремной камере все это как-то меркнет. Я даже не беспокоюсь, что мэр передумает назначать меня на должность хозяйки кошачьего приюта – у него, как и у меня, выбора в сущности и нет.

Утром, в магистрате, мы подписываем договор о моем трудоустройстве. С удивлением обнаруживаю там зарплату и какие-никакие гарантии от внезапного увольнения. Признаться, думала, это все осталось в моем мире.

Мэр дает мне необходимые инструкции, ключи, документы и небольшой запас казенных денег, на пару дней. Основная сумма лежит в банке на счетах, и снять эти деньги можно только с письменного согласия от магистрата.

И я направляюсь в северную часть города. Пешком, потому что отвезти меня некому, своим транспортом я еще не обзавелась – ну и для того, чтобы получше прочувствовать путь, который приходится преодолеть всем, кто хочет взять себе котика!

Правда, часть пути мне все же удается сократить, напросившись на открытую повозку, едущую к зерноскладу. Чудо, что возница оказывается хорошим знакомым матушки-настоятельницы и останавливается, завидев меня. По пути он, конечно, расспрашивает про свадьбу и Реналя, но я считаю, что это небольшая плата за сэкономленный час пути. Тем более что мою свадьбу и без того обсуждает весь город!

Разговорившись, возница пересказывает сплетни о приюте: предыдущий директор развалил все, что не смог продать, кошки голодают, а люди поувольнялись. Ну а те двое, что остались, такие, что лучше бы тоже уволились.

– А что с ними? – спрашиваю я, держась за борт рассекающей лужи повозки.

К тому же я помню, что мэр говорил про одного сотрудника. Откуда взялся второй?

Возница охотно рассказывает, что к приюту прибилась семнадцатилетняя Лисса, дочка одного из городских некромантов. Стрельнуло ей что-то в голову, и решила она помогать животным! Сначала папаша-некромант пришел в ужас, но потом все же подсуетился и отправил ее на все лето в кошачий приют в надежде, что работа с настоящими животными выбьет из нее дурь. Как бы не так! На дворе осень, Лисса вышла на учебу в колдовской колледж, но продолжает бегать в приют как проклятая каждый вечер. Да еще и подружек приводит!

Второй работничек пашет в приюте от самой настоящей безысходности. Это мелкий карманник Джади, осужденный на исправительные работы. Гейден Аурус – надо же, и тут приложил руку! – впаял ему год работ, и если бывший карманник уволится из приюта раньше, то загремит прямо на каторгу!

– Наш моривилльский судья только и мечтает, как бы отправить кого на каторгу, – ворчу я, вспоминая собственный судебный процесс.

Больше ничего возница не рассказывает. Уже на следующем повороте наши пути расходятся: повозка уезжает налево, к зерноскладу, а я спрыгиваю и поворачиваю направо.

К приюту, как я поняла, можно добраться по проселочной дороге или же «срезать» по тропинке. Получается ненамного короче – сорок минут, а не час – но гораздо живописнее, потому что тропинка сначала идет через лес, а потом и вовсе жмется к огромному моривилльскому кладбищу.

После двадцатиминутного созерцания могилок и даже целого некроманта в традиционном черном балахоне – он шел с той стороны ограды и даже не взглянул на меня – выхожу к кошачьему приюту.

Тут тоже когда-то был забор, даже каменный, но теперь он неприлично обветшал и ничего уже не скрывает. Ворота, деревянные и массивные, как ни странно, на месте, только их даже закрывать бессмысленно. Зачем, если забор вокруг приюта настолько дырявый, что его можно рисовать на карте пунктиром?

А впрочем, так было и в прошлый раз – только между отсутствующими деталями забора была натянута проволока. Помню, хозяин приюта, еще тот, старый, к которому мы ходили в гости, сетовал, что никак не разберется с забором. Вроде и надо нанять рабочих, но руки не доходят. Увы! Сейчас ситуация только усугубилась.

Из уважения к памяти милого старичка я все же решаю воспользоваться воротами. Толкаю, прохожу вперед, и передо мной открывается вид на каменное здание с высокими стенами и узкими окнами, окруженное лужайкой и старинным запущенным садом.

Вокруг разбросаны небольшие деревянные постройки – кажется, это не то бывшие конюшни, не то амбар, переоборудованный под жилье для кошек.

Иду к крыльцу, с тяжелым сердцем поглядывая по сторонам.

Помню, внутри кошачий приют выглядел как настоящий дом. Деревянные полы были покрыты коврами ручной работы, а стены украшены гобеленами и старинными картинами. В каминах горели огни, создавая теплую атмосферу, а просторные залы были заставлены мягкими лежанками и когтеточками, где кошки могли играть и отдыхать вместе. Каждая кошка имела свое личное место для сна – маленькие деревянные домики или уютные корзины, а вокруг комнат были расположены полки, лестницы и мостики, позволяющие кошкам лазать и исследовать окружающее пространство.

Но сейчас… боюсь даже представить, что могло от этого остаться.

Вот только впадать в рефлексию мне оказывается решительно некогда. Потому что на крыльце, полубоком ко мне, стоит какой-то хлыщ, чуть за сорок на вид, зато в идеально подогнанном по фигуре костюмчике, да еще и с напомаженными усишками на холеной физиономии. Что он забыл в кошачьем приюте?

Кажется, пытается открыть дверь:

Глава 8

Ага! Так, значит, хлыщ с усиками – это тот, кому предыдущий управляющий заложил землю под приютом? Вспоминаю слова мэра о том, что по условиям закладной ушлый сосед может в любой момент явиться за деньгами, и, если их не будет, забрать землю. А еще, что платить по закладной из бюджета никто не собирается, и магистрат готов судиться.

Прекрасно: стоило мне вырваться с одного суда, как на горизонте тут же появился второй!

Интересно, этот прекрасный суд опять угодит в производство к Гейдену Аурусу? Насколько я помню, дядя Реналя занимается делами, где нужно кого-нибудь посадить. Имущественные споры к нему обычно не попадают, но вдруг?

– Дамочка, ты меня слышишь? – разоряется тем временем хлыщ. – Я даю сутки, чтобы вывезти этих кошек, иначе…

Он делает многозначительную паузу. А я, в свою очередь, терпеливо жду ее окончания. Даже бровь вскидываю, чтобы показать, как мне интересно.

Может, стоило бы испугаться. Но я уже потратила недельный запас страха на ночь в тюремной камере, допрос у господина Дагеля и, конечно, на суд.

И если хлыщ считает, что его напомаженные усы страшнее холодных глаз моривилльского судьи, то для него у меня плохие новости.

– Господин как-вас-там, давайте вы сначала покажете документы, а потом будете что-то требовать! – говорю я, стискивая руки за спиной, чтобы не дрожали.

Я только что подумала, что не боюсь? Это правда, но пальцы все равно трясутся от волнения.

– Да ты знаешь, кто я такой?! – вспыхивает хлыщ.

– Понятия не имею. Господин мэр назначил меня на должность только сегодняшним утром, и я еще не во все вникла. Ну что? Вы собираетесь показывать документы? Или я должна поверить вам на слово?

– А ты сама-то… – начинает хлыщ, но меня так легко не сбить.

Наклоняюсь к чемодану, вытаскиваю из кармашка полупрозрачную слюдяную пластинку, выданную мэром, и демонстрирую ее неласковому собеседнику:

– Я – госпожа Марианна Одари, управляющая городским кошачьим приютом.

Хлыщ тянется за пластинкой, но я ловко отдергиваю руку. Еще не хватало, чтобы он отобрал мое удостоверение. Мэр непременно вычтет его стоимость из моего жалования. А мне еще кошек кормить!

– Ясно-понятно, – хмыкает гадкий тип. – Вижу, наш мэр решил сделать подарок племяннику своего приятеля, городского судьи? Устроить его женушку на тепленькое местечко?

Ого! Так этот хлыщ что, не в курсе последних новостей? Как кстати! Вот так вот сидеть в глуши! Весь Моривилль уже второй день обсуждает нашу свадьбу, а этот – ни сном ни духом!

Я выдыхаю и даже позволяю себе улыбочку, подсмотренную у приютской бухгалтерши:

– А что не так? Магистрат вправе назначить на должность кого захочет. А если вас что-то не устраивает, вы можете обратиться в суд.

– В котором у вас все куплено?! – праведно негодует любитель подсовывать игроманам закладные на городские приюты.

– У нас куплено, а у вас – подделано! – звонко доносится из-за двери.

Похоже, юная некромантка все же не выдержала и решила принять участие в беседе.

Хлыща натуральным образом перекашивает. Он смотрит на меня и бухтит чего-то про кумовство, продажных мэров и судей. Мне даже жаль, что Гейден Аурус это не слышит – он же у нас ужасно принципиальный.

Ну, то есть был – пока Реналь не «поймал» меня на измене.

При мысли о бывшем возлюбленном настроение портится, охвативший меня азарт исчезает, на плечи тяжелым ярмом наваливается усталость.

– В общем, сходите вы, господин хороший, за документами, – резюмирую я. – Пока нам с вами разговаривать не о чем.

И вроде говорю логично и не очень обидно, но хлыщ трет усы, раздраженно поворачивается ко мне спиной и спускается с крыльца, бурча под нос, что «земельку-то все равно придется отдать».

Из-за двери почти синхронно начинают бубнить, что этакому мерзкому типу земли и на кладбище пожалеют. И Лисса, и хлыщ явно пытаются оставить за собой последнее слово.

Но у меня, честно, уже не хватает сил все это выносить!

На брошенной в сторону фразе о том, чем именно я должна заниматься с мэром и моривилльским судьей, вместо того, чтобы рулить приютом, я не выдерживаю. Резко ставлю чемодан на крыльцо и поворачиваюсь к закрытой двери:

– Лиска! Отсыплем господину земельки, неси мне цветок в горшке!..

Хлыщ ускоряет шаг, понимая, что где-то все-таки перегнул, и вскоре скрывается из виду.

А я так и опускаюсь на крыльцо. И сижу, рассматривая лужайку, заросший сад вдалеке, усадьбу, ворота и несчастный забор, пока стук засова и скрип несмазанной двери не заставляет вздрогнуть и выйти из оцепенения.

Поворачиваю голову и вижу мелкую белоголовую девочку с чудесными фиалковыми глазами и выставкой юношеских прыщей на лице. В одной руке она держит горшок с кактусом, а второй прижимает к себе вырывающегося черно-белого кота.

– Уфф… – отдувается девчонка, протягивая мне кактус. – Долго копалась, да? Просто Пинвин решил погулять!.. А ты наша новая управляющая? Ловко ты его! А что, ты правда женишься на судейском племяннике? И когда свадьба? А почему ты в сиротском платье? А судья строгий?

Глава 9

Мои подозрения подтверждаются: кошачий приют на осадном положении. Сосед со звучным именем «Кор Кейндагель», заполучивший закладную на приютскую землю, перешел от попыток подействовать на магистрат и попечительский совет приюта к наглому захвату территории.

Похоже, он рассчитывал провернуть дельце и вышвырнуть кошек и персонал до того, как у приюта появится управляющий, а потом утащить дело в тяжелый безнадежный суд. Возможно, многолетний. Расчет, очевидно, был на то, что магистрат уже забудет, о чем судился, и что тут когда-то располагалось.

Кейндагелю осталось избавиться от надоедливой Лиски и ее помощника, верного Джади, а тут такой сюрприз! На должность назначили… вот как бы помягче выразиться…

– «Блатную», – в памяти всплывает словечко из прошлой жизни. – Блатную хозяйку приюта. Название – хоть книги пиши.

Лиска хихикает. В свои семнадцать она мелкая, вредная, неугомонная и очень симпатичная, несмотря на коллекцию прыщей на щеках.

Ее напарник Джади – постарше. Он долговязый, светловолосый, по возрасту что-то среднее между мной и Лиской. Но в их тандеме он явно на вторых ролях. С Кейндагелем, например, Джади не лаялся, предоставив это подруге. Все, на что его хватило, это караулить черный ход, чтобы никто не пробрался через него в приют.

А то прецеденты уже бывали! Позавчера, например, Кейндагель отправил в обход своего слугу. Правда, никто не успел выяснить, зачем – бедолага наступил на развалившуюся у порога кошку Матрону, и та, конечно, воткнула в незваного гостя все двадцать когтей. На вопли едва не примчались некроманты с ближайшего кладбища.

Сколько когтей осталось в драпающем захватчике, никто так и не узнал. Но на следующий день соседушка требовал уже не только впустить его, но и возместить убытки.

А сегодня – снести приют!

– Обычно Кейндагель не требует ничего сносить, – со знанием дела говорит Лиска. – Это он тебя, Марианна, увидел, решил действовать нахрапом. А потом – ха – отвалился!

– Подожди, – вздыхаю я. – Сейчас он разберется и снова начнет наглеть. Я сама тут, знаешь… пойдем, посмотрим котов, расскажу. Мне нужно знать, сколько их тут и кто в каком состоянии, чтобы решить, на что будем тратить приютские деньги в первую очередь. Там было анонимное пожертвование, так что я надеюсь закрыть долги и, возможно, заплатить кому-то зарплату…

– Джади, – кивает Лиска. – Он уже полгода на голодном пайке. Меня папа содержит, а он один.

– А остальные сотрудники что? Разбежались? – спрашиваю я, когда мы приходим на кухню.

Я уже слышала об этом от возницы, но все равно нужно проверить из первых рук.

– Их выжил этот хмырь-игроман. Уходили по одному, кошек, кто мог, брали домой. А потом, у-у-у!

– Чего «у»? – вопрошаю я, рассматривая грязную, скверно пахнущую комнату.

Очередную грязную и скверно пахнущую, да. Тут и комнат всего ничего: холл, переходящий в большой зал, кухня, кабинет и чулан на первом этаже. На втором этаже несколько хозяйских спален, ванная с туалетом и две гостиных, северная и южная.

Обстановочка в каждой – шаром покати. Все ценное вывезли, остался только бардак, грязища и кошачьи лотки в самых неожиданных местах.

Кошек тут, кстати, двадцать три. И не в таком они ужасном состоянии, как говорят в народе. Тощие, исхудавшие, трое болеют, но в целом – могло быть и хуже. Одна, рыжая Мурлыка, беременна, так что скоро будет еще и котятки.

– Ну так что там?

– Сначала наш хмырь-директор разогнал всех сотрудников, – Лиска переходит на зловещий шепот. – Потом заложил приют! А потом попросил меня вызвать отца! Знаешь, зачем?

Молча мотаю головой. В этот момент я обнимаюсь с черно-белым котом Пингвином, и он тут же принимается играть моими длинными волосами.

– Он сказал, что видел призрака!

Вздрагиваю и чуть не роняю Пингвинчика.

– Что?!

– Призрака, – с удовольствием повторяет Лиска. – Это было за день до того, как он загремел в больницу. Папа не смог прийти, он был занят на кладбище. А потом уже стало поздно. Хмырь заболел да так и умер, и мы с Джади остались вдвоем. Почти на месяц!

Качаю головой – ну и история! – и снова глажу Пингвина. Остальные котики, увы, пока не горят желанием со мной знакомиться. Получилось погладить только самых компанейских: Пингвина, серого Грибка, рыжую Мурлыку, любопытную Дилайлу. Остальные при виде меня прячутся пестрыми тенями. Но получается так себе, потому что лежанки, корзинки и когтеточки предыдущий директор успешно продал.

Ну ничего! Завтра по линии магистрата привезут купленный на пожертвования корм, и буду приручать котов вкусняшками.

Лиска еще немного развлекает меня то веселыми байками про призрака, то ледянящими душу историями про похождения предыдущего директора-игромана, а потом наступает вечер и она уходит домой. Я же нахожу ведро, грею воду в чайнике – тут есть водопровод, но котел, нагревающий воду для ванны, сломан – и до ночи мою и чищу все, что вижу. Выясняя при этом, что Джади мне не помощник. Все, что он может – это принести ведро с водой или поставить чайник, а от чего-то более серьезного начинает старательно увиливать. Неудивительно, что тут так грязно! С одной Лиски-то какой спрос!

Глава 10

Молнией добираюсь до центра города – посыльного все-таки удается догнать и убедить подвезти – но потом все равно долго хожу кругами вокруг нужного здания, пытаясь найти сначала вход, потом кабинет Петрикора Дагеля.

В кабинете Дагеля тесно и неуютно: маленькое окно, стол, стул для следователя и лавка, видимо, для подсудимых. Когда – с помощью уборщицы – мне все-таки удается до него дойти, выясняется, что следователь не ждал меня так рано.

Он спешно убирает со стола какие-то грязные чашки, хватает папку с документами и запирает ее в тяжелый сейф, после чего кивает мне на деревянную лавку.

С ужасом осматриваю ножные кандалы, и следователь усмехается:

– Не бойтесь. Это для тех, кто обвиняется в тяжких преступлениях. А у вас всего лишь мошенничество.

«Всего лишь»! А ничего, что за него меня могут отправить на каторгу?

Кажется, эта мысль все же читается на моем лице, потому что Петрикор Дагель принимается меня успокаивать. Даже чаю предлагает! Ну, прежде, чем приступить к допросу.

– Марианна, постарайтесь вспомнить вашу первая ночь с Реналем Аурусом, – звучит первый вопрос.

Ну ничего себе! Кажется, теперь я понимаю, зачем на скамье кандалы! Это чтобы допрашиваемые от шока не падали!

В светлых глазах следователя плещутся смешинки, когда я робко спрашиваю:

– А вас прямо все-все подробности интересуют, да?..

Так, сейчас главное, чтобы показывать не заставил! А потом еще и в суде воспроизводить!

Следователь хватает какие-то документы и кашляет, скрывая смех.

– Нет, интимные моменты не надо! – говорит он. – Просто по времени: как вы оказались в гостинице, что делали… нет, ну понятно, что, точнее, как…

– Прямо так, да?! – кажется, я тоже сейчас начну смеяться на нервной почве.

– Нет! – берет себя в руки следователь. – Постарайтесь не выходить за рамки приличий. Мне просто нужно знать порядок событий и время, чтобы проверить обстоятельства появления метки. И знаете ли вы что-нибудь о татуировочном деле.

Вздыхаю с облегчением, обнаружив, что следователь все-таки не хочет пикантных подробностей. А что касается татуировок, то мне известно о них до обидного мало. В памяти всплывает что-то про «татуаж на бровях», с которым можно перестараться и «стать похожим на Брежнева».

Понятия не имею, кто или что такое «Брежнев», но, видимо, что-то устрашающее.

Впрочем, это не так важно. Нужно собраться, потому что следователь ждет ответа.

Собраться – и вспомнить ту самую ночь, когда я впервые была с Реналем.

– Тем вечером мы ходили в цирк, – вспоминаю я. – Было представление с дрессированными собачками. Реналь говорил, что его медвежья сущность не очень воспринимает собак. Кошек – еще куда ни шло, а вот собак не очень. И что он пошел в этот цирк только ради меня.

Да. Ради меня. Путано рассказываю про цирк и про то, как я была счастлива, но слышать об этом Петрикору Дагелю, кажется, неприятно, и он просит меня «вернуться к делу».

Видимо, к делу лишения меня невинности.

– Хорошо-хорошо, – рассказываю я. – Цирк, как вы знаете, достаточно далеко от приюта. Мы задержались покормить собачек, а потом Реналь повел меня в гостиницу. Сказал, что приготовил сюрприз. Там был номер, украшенный цветами, вино, фрукты и…

… и страстные поцелуи Реналя, и его горячие руки, снимающие с меня платье, и…

– Можете без подробностей, – спешно говорит следователь. – В общем, вы вступили в интимную связь. Что было дальше? Вы пошли спать?

Хмурюсь, восстанавливая в памяти цепочку событий. Да, я действительно пошла спать, но не сразу. Сначала мне потребовалась ванная, а Реналь…

– К нему пришел портье, – вспоминаю я. – Сказал, что его ищут какие-то люди. Мужчина и женщина. Он резко ответил, что никого не ждет, но портье не отставал, и Реналю пришлось спуститься в холл. Потом он вернулся и сказал… сказал…

«Старые знакомые», – с отвращением произнес любимый. – «Увидели нас с тобой в цирке и явились спрашивать, все ли серьезно».

Я хотела выяснить, кто это, и что они хотели от Реналя, но он только отмахивался, и, расстроенный, тянулся за вином. Потом мы все допили, доели и легли спать.

А наутро я обнаружила у себя под грудью странный знак. Реналь нашел у себя точно такой же. Сказал, что это метка истинности, и мы теперь связаны с ним до конца жизни. И он немедленно расскажет об этом семье.

Вот тут непрошенные слезы подступают к моим глазам, и следователь предлагает платок.

И спрашивает:

– Вы можете вспомнить, кто из вас заснул первым?

– Реналь, – уверенно говорю я. – Помню, я еще лежала и смотрела на него. И проснулась я тоже раньше, по приютской привычке. Но не в шесть, как обычно, а в десять.

– А ночью вы не слышали ничего подозрительного? – вопрошает Петрикор Дагель, и я отмечаю странный блеск в его глазах.

Он что-то заподозрил? Думает, что те двое могли вернуться и… и что? Подделать нам метки? Но зачем?

Глава 11

Голос Гейдена Ауруса – это точно не то, от чего я хочу просыпаться. Даже если он говорит приятные вещи:

– Спасибо, что вызвал меня, а не Реналя.

Вот это правильно. Кого я точно не хочу видеть и слышать, так это моего бывшего жениха. Даже его дядю можно как-нибудь потерпеть, если тот не будет угрожать каторгой.

– Не за что, Гейден, – слышу, как отвечает Петрикор Дагель.

Но что со мной? Откуда такая слабость, что я даже глаз не могу открыть? И вкус какого-то лекарства во рту? А, точно: ритуал.

Кажется, все прошло хорошо, и хотя бы следователь поверил в то, что я невиновна. И занес это в протокол! Как жаль, что это не поможет полностью снять обвинение, и нужны еще доказательства!

– Эту отвратительную, варварскую процедуру давно пора запретить, – говорит Гейден Аурус холодно и резко. – Как она? Что сказал врач?

– Маленькая упрямая мышка потеряла много крови, – вздыхает следователь. – Все хотела доказать – и мне, и тебе с Реналем. Я зафиксировал в протоколе: она говорит правду. Или, во всяком случае, сама в это верит.

– Мне все равно.

А судья, похоже, только расстроился. Еще бы. Тогда ведь получается, что его племянник – изменщик и врун!

Голоса стихают, и я снова соскальзываю в забытье. Просыпаюсь от того, что меня куда-то несут. Кажется, вниз и наружу. В повозку?

На моем лице пляшут солнечные лучи.

– Гейден, подержи ее, мне дверь надо открыть.

– Я не собираюсь к ней прикасаться.

– Гейден! Ну я же не могу положить ее на мостовую!

Как хорошо, что я уже лежу. А то точно упала бы в обморок от ужаса. Потому что аргументы у судьи наконец заканчиваются, он берет меня на руки и прижимает к себе, к плотной, пахнущей бумажной пылью мантии. Несет куда-то, а потом опускает на что-то жесткое.

Прохладные пальцы бережно поправляют мне волосы.

Нет! Это невозможно. Только не от этого человека. Я от Реналя-то не могла дождаться такой случайной ласки! А тут – судья!

Слышу чуть насмешливый голос Дагеля:

– Ну вот, и ничего не случилось, земля не разверзлась, и тебя не вышвырнуло в Эббарот…

Не могу разобрать, что происходит дальше. Кажется, холодные пальцы судьи касаются моей руки на сгибе локтя, там, где только что брали кровь. Секунда чужой заботы и чужого внимания окутывают теплом, и я снова соскальзываю в забытье.

В третий раз просыпаюсь под тихий, мерный скрип. На этот раз сил достаточно, чтобы открыть глаза, и я понимаю, что лежу в повозке. Узкое сиденье чуть покачивается в такт движениям колес, сквозь задернутое занавеской маленькое окошко пробиваются лучи солнышка.

А на сидении напротив устроился моривилльский судья. Вот прямо в длинной черной мантии, как будто только что из здания суда. Хотя, наверно, так и есть – сейчас же рабочий день.

Ко мне Гейден Аурус сидит полубоком, и, кажется, еще не видит, что я очнулась. Он задумчиво смотрит в окошко, изучая городские пейзажи Моривилля.

Кажется, надо поздороваться, а то будет невежливо. Или не стоит разводить церемонии с человеком, который едва не закрыл меня в каталажку?

Хотя не закрыл же.

– Господин Гейден… – звучит хрипло, и я облизываю губы, снова ощущая вкус лекарства. – Что… что случилось?..

Дядя Реналя поворачивает голову – его взгляд из спокойного и задумчивого становится внимательным и острым – и чуть подается вперед, рассматривая меня:

– После ритуала вам стало плохо, и Петрикор Дагель вызвал меня как ближайшего несостоявшегося родственника. Географически ближайшего, разумеется. Настоятельница сиротского приюта, госпожа Эрмина Эрбо, слишком далеко.

Кое-как сажусь и спрашиваю:

– Куда мы едем?

– Сначала к нам. Я хочу, чтобы вас осмотрел врач. Все-таки это серьезное магическое вмешательство. Потом заберете вещи, и повозка отвезет вас в приют. Можете выбрать, какой: кошачий или сиротский.

Ничего себе, это что, шутка? Гейден Аурус умеет шутить? Но это не важно, главное, что они не выкинули мои немногочисленные вещи, и я смогу их забрать. А то, чувствую, в ближайшие месяцы денежное довольствие от магистрата будет уходить на приют, а не на гардероб.

– Спасибо, – выдыхаю от облегчения. – Но врач не нужен, мне уже неплохо.

– Как знаете.

Господин Гейден спокойно кивает и отворачивается к окну, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Обсуждать измену Реналя, свадьбу, суд и остальное он явно не намерен. Спасибо ему за это! Мне тоже будет проще без взаимных претензий. Быстрее бы доехать!

К счастью, мы действительно очень скоро добираемся до дома. Я вижу в окне знакомые ворота, особняк и нервно вжимаюсь в сиденье. Никогда бы больше не видела это место! Слишком многое связано тут с Реналем. Но нет, надо быть сильной и не демонстрировать ничего искоса рассматривающему меня Гейдену Аурусу.

Что это, интересно, он стал мной интересоваться? Неужели боится, что я откину коньки после ритуала, и он останется без подозреваемой? Хотя нет, Петрикор Дагель же сказал, что судить будет приглашенный королевский судья.

Глава 12

Пешком успеваю пройти два квартала. Потом злость отступает, накатывает усталость, и я замедляю шаг. Так, теперь надо сориентироваться. Вспоминаю, что нужно пройти центр города и выйти на тракт, ведущий к пригороду. Дальше прямо и прямо, мимо парка, мимо огромного элеватора, мимо спальных райончиков, больше напоминающий отдельные деревеньки, мимо кладбища, и потом, еще через час пешим ходом, можно дойти до кошачьего приюта. Если никто не подвезет, конечно. Вроде Айка! Несущегося вслед прямо по бульвару!

– Марианна, стой! – кричит старый слуга, сидя на козлах, и я едва успеваю убраться из-под копыт его лошади. – Да стой ты, я один!

– Судья послал? – уточняю я.

Останавливаюсь, и слуга Аурусов подъезжает поближе. Копыта лошади, серой в яблоках, стучат по брусчатке, а две бабульки в розовых шляпках недовольно обсуждают манеры возницы. От этой картины веет чем-то знакомым, кажется, еще из моего мира.

– Гейден велел догнать тебя и отвезти в кошачий приют, – Айк решает не отпираться. – Что ты с ним сделала? Он ушел из дома еще злее, чем пришел!

Мне, если честно, немного неловко: судья не обязан давать мне транспорт. Явно не после того, как я хлопнула дверью у него перед носом.

– Да все насчет того же, – уклончиво отвечаю я. – А что? Очень злой? Хуже, чем в день свадьбы?

Подхожу к повозке, с разрешения Айка закидываю мешок со спины на сиденье, но сама устраиваюсь на козлах, рядом с возницей. Если честно, немного страшно так ездить, но ничего. Главное, сейчас-то я его расспрошу про свадьбу! И про Виолетту! Никуда не денется, главное, чтобы гнал лошадь не очень быстро. А то наш Айк любит задвигать речи, как будто он тоже в суде. Прокурор или адвокат, например.

– А что, ты правда видела Виолетту? – спрашивает Айк. – Это бывшая возлюбленная Реналя. Его несчастная любовь. Они расстались чуть ли не за полгода до тебя. Гейден ее терпеть не мог.

– Да он, я смотрю, вообще всех женщин Реналя воспринимает своими личными врагами, – вздыхаю я. – Это из-за того договорного брака, да?

– К тебе Гейден вроде попривык, – утешает меня Айк. – И мы все. Может, вы с Реналем все-таки помиритесь, и недоразумение прояснится? Окажется, что он не изменял тебе, а ты ему? А? Кстати, Виолетту не видели в Моривилле несколько месяцев.

– Ну, как же. Я видела все своими глазами!

Вот этими, да, которые снова начинает щипать. Украдкой смахиваю слезы и поворачиваюсь к тут же замолчавшему Айку:

– Честно, это Реналь назвал ее «Виолетта». Я видела только, что это стройная блондинка с копной пышных волос, большой грудью, симпатичным личиком и круглыми голубыми глазами. И…

Не знаю, как объяснить. Я очень хорошо помню любовницу Реналя, хотя видела ее не так долго. Вот врезалась эта сцена мне в память, ничего не могу поделать! Виолетта не выглядела наивной глупышкой. Да, она хлопала глазами и испуганно отшатнулась, когда я схватилась за чайник, намереваясь прибить им любовников – но на ее капризном личике всего на пару секунд вспыхнула тонкая, чуть ироничная улыбка.

Словно она даже обрадовалась, когда я застукала их с Реналем.

– Виолетта – актриса, – рассказывает тем временем Айк. – У нее была пара второстепенных ролей в городском театре Моривилля, но начинающим тяжело…

На этом месте слуга Аурусов задвигает мне целую речь о том, как начинающим актрисам тяжело пробиться на нормальные роли.

Ага, ну-ну. Зато я знаю, куда легко пробиться – в постель Реналя!

Старик Айк рассказывает, что Виолетта настолько вскружила молодому Аурусу голову, что тот начал пренебрегать учебой и целыми днями кутил с компанией безработных актеров, предаваясь всевозможным порокам. Домашние это, конечно, не одобряли, а потом и вовсе схватились за головы – когда он собрался жениться!

Добрый дядюшка Гейден тут же заявил, что у племянника есть брачные обязательства с некой девицей, и если он так хочет жениться на Виолетте, то наследства после родителей ему не видать. Опозорит род, предаст память отца и будет таким же бедным и безродным актером, как и его возлюбленная!

Быть бедным и безродным Реналь не захотел. Он предпочел трагически расстаться с Виолеттой и погрузиться в депрессию. Несостоявшаяся невеста покинула Моривилль, забрав с собой сердце Реналя и спокойствие всех остальных жителей особняка Аурусов.

– Поэтому мы очень обрадовались, когда он встретил тебя, – рассказывает Айк. – Тихая, скромная девушка, не пьет, не курит, не гуляет, котиков любит, да еще и истинная!

Повозка сворачивает на тракт, и слуга чуть-чуть натягивает поводья. Лошадь недовольно машет хвостом, но послушно замедляет шаг. Мимо проплывают домишки – уже не такие богатые и ухоженные, как в центральной части Моривилля. Поскромнее.

Ненадолго замолчавший Айк снова косится на меня и вздыхает, рассказывая, что я влияла на Реналя очень положительно. Он даже перестал пить, гулять, приводить женщин каждую ночь! Взялся за учебу, увлекся юриспруденцией, хотя раньше терпеть это не мог. Все домочадцы Аурусов ужасно обрадовались, узнав, что Реналь собрался на мне жениться.

– Кроме дяди, да? – вздыхаю я.

– Гейден потом тоже смирился, против истинности не попрешь, – отмахивается старый слуга.

Глава 13

Лиска и Джади, конечно, не слишком довольны тем, что новая хозяйка приюта весь день ходит не пойми где. Но после того, как я параллельно с обходом котиков рассказываю помощникам про события сегодняшнего тяжелого дня, они проникаются: бывший карманник хочет сдать судью на мыло, а добрая деточка Лисса жаждет познакомить семейство Аурусов со своим папой-некромантом.

– А мама у тебя есть? – спрашиваю я, почесывая за ухом одноглазого Грибо.

У нас тут двое котов с почти одинаковыми именами: Грибок, или Грибочек, серый, большой, лохматый и охотно идущий ко всем на ручки кот, и Грибо, хищный, одноглазый и резкий, не терпящий фамильярных тисканий, но обожающий, когда его чешут за ушком. Оба котика достались приюту уже с именами, но я не совсем поняла, как. Джади рассказывает, что новые коты каким-то неведомым образом вылезают из камина в кабинете хозяина приюта – поэтому, собственно, камин уже много лет не используется по прямому назначению – а в журнале регистрации появляется новая кличка. Но так случается редко – один или два раза в год. Обычно котов приносят жители Моривилля.

Так или иначе, вопрос переименования одного из котов стоит очень остро. Я даже решила, что назову кого-нибудь из них «Ленин», но не могу выбрать, кого – Грибо или Грибка.

– Мари, ты про маму у кота спросила или у меня? – спрашивает Лиска, отвлекая меня от раздумий.

– Про твою, конечно. Просто ты так редко про нее говоришь…

– Умерла много лет назад, – пожимает плечами девочка, и я запоздало прикусываю язык. Вот же дура! Надо было спросить у кого-то другого!

– Прости, котеночек! Я не хотела!

– Да ничего, – отмахивается Лиска. – Это же было ужасно давно! Я ее даже не знаю! Представляешь, она запретила папе ее поднимать! Прямо в завещании написала: кремировать и не оживлять ни при каких обстоятельствах! Ужас!

В легком шоке от семейных традиций потомственных некромантов я приступаю к уборке. Джади крутится рядом, старательно предлагая помощь там, где она не нужна, и таинственно исчезая, когда доходит до реального дела. Так что менять пять кошачьих лотков с песочком приходится мне.

Занятие это неблагодарное, потому что кошек у нас двадцать три, и пользуются лотками они с завидной регулярностью.

– Нужно больше лотков, – решаю я, почистив последний лоток с помощью юной некромантки. – Пять на двадцать – это мало. Лиска, у нас что, песка нет? Ну, кроме мешка возле входа и кучи возле крыльца, где использованный?

Стоит ли говорить, что гора песка из грязных лотков возле входа – это отдельный пункт в моем списке претензий к ведению приютского хозяйства? Вообще, я планировала скидывать песок в компостную яму возле забора, но сегодня, после сдачи крови на нужды следствия, с трудом дотащила до забора один лоток. Все остальные позорно вытряхнула у крыльца.

– Экономия у нас по песку, – признается снова нарисовавшийся на горизонте Джади. – Раньше приютские ходили на соседний участок. Там речка, вот с бережка и брали. А потом участок выкупил этот Кор Кейндагель и все, стало нельзя.

– Правда? А в моем мире реки в общественном пользовании, – вспоминаю я. – Их никто не присваивает!

Джади жмет плечами: он не юрист. Увы, я тоже не слишком хорошо разбираюсь в законах Моривилля, а оба известных мне юриста хотят меня либо допросить, либо отправить на каторгу!

После недолгих расспросов выясняется, что когда песок в куче заканчивается, Джади с Лиской приходится тырить его под покровом ночи! Интересно, что бы сказал на такое Гейден Аурус? Это вам не метки истинности подделывать!

Шокированная такой «кражей века», я предлагаю договориться насчет стружек на лесопилке. Видела такую, пока ехала сюда с Айком.

Домочадцы озадачены таким необычным наполнителем для лотков, но не протестуют. Убеждаю их, пересказывая смутные воспоминания насчет ухода за кошками в моем мире. Решено – завтра отправлюсь на лесопилку!

А вот интересно, остальные попаданки принесли из своего мира что-то полезное? Или у них там тоже достижение уровня «усовершенствовать кошачий лоток»?

Вечер после ужина я снова посвящаю уборке. Это еще что! По прогнозам, тут до конца недели все драить, чтобы дошло до нормального состояния. И это если меня не будут никуда вызывать, как сегодня! А потом и вовсе придется красить, ремонтировать, делать котам нормальные полочки и лежанки и все такое. Но сначала нужно, чтобы обитатели приюта ко мне попривыкли – пока на ручки идет только черно-белый Пингвин и лохматый серый Грибочек, а одноглазый Грибо разрешает себя чесать. Впрочем, я в приюте только сутки, так что не удивительно. Мазут тоже долго ко мне привыкал.

Утром я просыпаюсь от воплей Джади. Второе утро в приюте из двух! Надо же, это уже традиция. Как назло, именно сегодня я планировала отсыпаться после сдачи крови на нужды следствия часов до девяти, а не вставать в шесть, как обычно. Сейчас, правда, восемь, но все равно.

– Марианна, к тебе посыльный! С запиской от… от… да дайте же посмотреть, может, это не срочно, и она еще может поспать!..

Ага, как же. После того, как бывший карманник разбудил весь приют, я точно уже не посплю. И еще не хватало, чтобы Джади засовывал нос в мою личную переписку! А то повадился, тоже мне!

Спешно влезаю в синее сиротское платье, надеваю тапочки и бегу на первый этаж. Перепрыгиваю через кота Пингвина, оббегаю метнувшуюся просить еду Кариатиду и выскакиваю в холл.

Глава 14

– Марианна, я к тебе, – заявляет Реналь. – Надо поговорить.

Казалось бы, раннее утро, а он одет так, словно собрался пойти на бал в городской магистрат вот прямо сейчас. В девятом часу утра! На нем светлый, с иголочки, костюмчик, такого же цвета жилет, бежевая рубашка и начищенные до блеска туфли. Волосы расчесаны на пробор, а щеки чисто выбриты по моривилльской моде – никакой щетины.

С высокого крыльца приюта видно карету за забором: кажется, Реналя, как и меня вчера, привез Айк. Но почему так рано? Это же не посыльный из магистрата. Неужели бывший жених решил заехать ко мне перед тем, как отправиться на учебу? Странно, он у нас, мягко говоря, не любитель посещать университет.

Пока я изучаю Реналя, он рассматривает меня. Ну что сказать? В день свадьбы я явно выглядела симпатичнее. Сейчас на мне синее приютское платье длиной до середины икры, тапочки на ногах и чайник в руке.

При виде чайника Реналь хмыкает, видно, решив, что я теперь всегда так вооружаюсь. Увидела изменщика и схватила, что первое под руку попалось! А я ведь просто шла набирать воду для чая, да и то не успела.

Так что бывшего жениха мне даже полить нечем!

– Марианна, надо поговорить, – настаивает Реналь.

– Я не хочу с тобой разговаривать! Убирайся! – вылетает из моих уст раньше, чем я успеваю продумать речь. – Катись к своей Виолетте!

Бывших жених морщит красивый нос, изящным жестом отбрасывает с глаз прядь волос и заявляет:

– Мари, ты думаешь, я правда тебе изменил? Глупышка, это была всего лишь проверка! Я только хотел убедиться, что ты меня любишь, а не прикидываешься.

– Правда?..

Да этого… да этого быть не может!

Реналь щурится, а я смотрю в любимые глаза жениха и, кажется, почти забываю прошедшие дни унижения и позора. Один этот взгляд – и я снова влюбленная девочка, застукавшая жениха на измене.

Мечтающая, чтобы она оказалась ложью.

Аж три секунды – пока он снова не открывает рот!

– Чистая правда, Марианна. Я всегда любил только тебя. И мы действительно истинные. А все, что случилось дальше, было нужно только для того, чтобы проверить наши чувства. Но я не думал, что ты воспримешь все настолько серьезно, что побежишь требовать у следователя провести всякие сомнительные ритуалы!

Ага, как же.

Реналь стоит в дверях, изящно прислонившись к косяку, а я вспоминаю, как Виолетта лежала на столе, задрав ноги, а мой жених двигался между ними, рыча от страсти. Это была не игра. Я видела его внутри нее, видела, как откликается ее тело.

Поверить, что это проверка, может только полная идиотка!

– Ты ведь на самом деле был с ней. По-настоящему. Я… я все видела.

– Увлекся, – разводит руками Реналь. – Понимаешь, это просто физиология. Но люблю я только тебя.

– Но… но… – у меня ком стоит в горле.

Я тоже хочу сказать, что люблю его! И забыть обо всем! Но там слишком много чего забывать! Пощечина! Рваное платье! Оскорбительные слова! А как меня допрашивали? Волокли в суд? А еще я сидела в клетке, а Реналь жаловался кому-то, будто вытащил меня чуть ли не из-под любовника!

– Мари, пойми же, после того танца на балу я стал сомневаться в твоих чувствах! – не отступает бывший жених.

И принимается рассказывать, что придумал это все для того, чтобы проверить меня. Якобы после того злополучного бала! И я бы поверила, но…

Но между нами по-прежнему стоит (лежит!) тень Виолетты. И еще одна тень, в судейской мантии, смотрит холодными глазами – прямо в здании суда, по другую сторону решетки.

– Реналь, я… твой дядя предлагал мне денег за то, чтобы я уехала. Он знал, что это проверка?..

Реналь на мгновение замирает, а потом качает головой:

– Дядюшка Гейден слишком много на себя берет. Уверяю тебя, он хотел как лучше. Ну так что? Ты возвращаешься?

Вернуться? Правда? Начать все сначала? Я понимаю, что не хочу возвращаться, даже если мне сотрут память!

– Ты можешь просто оставить меня в покое?

Угол красивого рта Реналя дергается, а потом… бывший жених опускается передо мной на колени.

И мое сердце трепещет раненой птицей, когда он говорит:

– Прости меня, Марианна. Я понял, что ошибался. Давай вернем все назад.

– Реналь, нет, – качаю головой. – Это невозможно. Даже если ты…

Что там говорил Гейден Аурус? «Если Реналь напишет, что не имеет претензий…»

Интересно, а он уже это написал? Или хочет, чтобы сначала я согласилась вернуть все назад?

Бывший жених поднимается с колен и брезгливо отряхивает светлые брюки.

– Что? Ну, я собирался поехать туда после того, как мы помиримся. Я же пообещал дяде.

– А если мы не помиримся? – зачем-то уточняю я.

– Слушай, если не хочешь возвращаться ко мне, Мари, давай просто договоримся: я подписываю эту проклятую бумажку, а ты не поднимаешь тему с Виолеттой.

Глава 15

– …а потом Марианна схватила чайник и погналась за этим Реналем. А что она орала! Ты бы слышала! – рассказывает Джади.

Лиска сегодня пришла в приют рано, так что бывший карманник вместе с завтраком потчует ее отборными байками.

А что у нас отборное? С кошачьими лотками и моим несостоявшимся женихом, разумеется.

Жаль, я не вижу выражение лица Джади, потому что они сидят на кухне, за столом, и вдвоем поедают яичницу прямо со сковородки. И если я сейчас зайду, то этот рыжий балбес – сначала я подумала, что он блондин, но на солнце ясно видна рыжина – конечно, насчет рассказывать настоящую версию событий. А так он фантазирует будь здоров! Я серьезно, роман можно написать.

О том, как я спустила бывшего жениха с крыльца, избив его чайником и обмакнув мордой в содержимое кошачьего лотка!

– Ну что там, что там? – звенит голос Лиски.

Джади драматически чавкает, но потом все-таки формулирует:

– О! Там была целая речь! Про то, где Марианна видела Реналя вместе с его дядей-судьей и чем они при этом занимались!

– Втроем с Марианной? – шепчет Лиска, понизив голос, но я все равно слышу. – Или вдвоем, между собой?..

Ну все, это уже перебор! Она же потом папе-некроманту будет пересказывать! Да еще и, наверно, в лицах! А у некромантов, как известно, количество тех, кому можно передать сплетню, гораздо больше, чем у людей традиционных профессий!

Резко открываю дверь в кухню и натыкаюсь взглядом на две пары невинных глаз.

– Послушать тебя, так я его спустила с крыльца, стукнула чайником, и под конец погналась за ним до самых ворот!..

– Да, а что? – скалится Джади. – Что-то не так? А! Забыл! Все это время ты ревела.

Что?! Ну поревела немного, подумаешь, но далеко не все время! И это было уже после того, как Реналь ушел!

– А почему? – спрашивает Лиска. – Если ты его любишь, то зачем выставила? А если не любишь, то чего сопли лить?

Пожимаю плечами. Я правда любила Реналя! И мне больно, невыносимо больно выставлять его из приюта. Особенно после того, как он попросил прощения! И все же я это сделала.

И дело было уже не в Виолетте, уже не в измене. Я просто поняла, что не смогу быть счастлива с человеком, который… который…

– Марианна, ты что, опять ревешь?! – с ужасом вопрошает Лисса. – Я… да я его с папочкой познакомлю!

Кажется, это ее любимая угроза. Понять бы еще, в каком виде дочь некроманта собирается знакомить Реналя с отцом: в живом или в мертвом. Вытираю глаза и иду ставить чайник. Зря, что ли, я его набирала?

Под ноги бросается черно-белый котик Пингвин и его молодой приятель, рыжий Месяц. Они явно решили, что я иду к плите неспроста и собираюсь их накормить. Увы! Я закупила корма, но даем пока все равно по нормативу. К тому же наша живность позавтракала раньше нас, и теперь просто выпрашивает вкусняшки. Надо, кстати, продумать, что для этого покупать.

Пингвин и Месяц – это не единственные любители крутиться на кухне. Вчера я видела, как Лиску за ужином осаждала целая кошачья стая! Просто ко мне остальные еще не привыкли, так что за мной ходят только эти двое. Ну ничего, я тут надолго – если, конечно, Реналь не побежит жаловаться дяде на эпизод с песком для кошачьего лотка, и Гейден Аурус не придумает, за что бы меня закрыть.

Хотя, может, и обойдется. В прошлый раз же он был настроен довольно мирно… ну, по крайней мере, пока я не отказалась брать деньги и не хлопнула дверью у него перед носом.

Поставив чайник на плиту, я возвращаюсь к столу за сковородкой: тоже хочу яичницу. Джади и Лиска тем временем продолжают обсуждать нас с Реналем, а именно, что я постоянно реву.

– Это иррациональные женские слезы, – заявляет рыжий знаток женщин.

– «Иррациональные» – сколько «р»?

– Допустим, четыре, – с подозрением отвечает Джади. – Лисса, ты с нее пример не бери! Надо решать проблемы, а не рыдать!

Угу, как же. Нашелся решающий проблемы! За что там у него судимость, за кражу?..

– Стараюсь, – говорю я, решив, что «переводить стрелки» будет не слишком красиво. – Как могу. Начну вот с приюта, наведу тут порядок. Сначала мы тут все вычистим, вымоем… не смотри на меня так, Джади, у меня уборка до конца недели по дням распланирована… потом постепенно займемся ремонтом. Начнем с этого ужасного дырявого забора, знали бы вы, как он меня раздражает. Выкинем хлам из комнат, покрасим стены и полы – конечно же, не все сразу, а то мы тут все задохнемся, со временем поменяем мебель…

В общем, я расписываю план на осень и зиму, и глаза Лиски и Джади становятся все больше и больше. Не пойму, чего это их удивляет? Ни разу не занимались ремонтом? А я вот успела поучаствовать в ремонте сиротского приюта. Там, конечно, не было такого страшного бардака, но азы-то я запомнила.

– А мы втроем-то потянем? – с ужасом спрашивает Джади. – Может, наймем работников?..

– После закупки материалов на работников денег не хватит, придется своими силами делать. Матушка Эрмина, конечно, сказала, что отправит мне кого-нибудь в помощь, у нее там есть парочка здоровенных лбов. Но пока это все планы. Я тут на завтра хочу позвать ветеринара, пусть он осмотрит котиков. Прикинем, сколько потребуется на лечение, на корма, и только потом начнем планировать ремонт.

Глава 16

Как-то незаметно пролетает остаток сентября и половина октября. Мы занимаемся ремонтом: чиним злосчастный забор, отмываем и отчищаем пол, стены и потолок, закупаем клетки для кошачьего лазарета, корма, дополнительные лотки, игрушки, делаем лежанки из подручных средств. Правда, с древесной стружкой в качестве наполнителя для лотков пока не получается – лесопилка не жаждет сотрудничать. Ну и ладно, пока обходимся без них.

Вскоре удается познакомиться с папой Лиски – суровым и очень представительным некромантом по имени Гарос Летификус. Втроем мы пьем чай в кабинете бывшего владельца приюта, и я выясняю, что дочка унаследовала папины чудесные фиалковые глаза и любовь к животным.

А что она не унаследовала, так это усы, лысину, худое лицо, похожее на обтянутый кожей череп, и аллергию на шерсть! Собственно, поэтому Лисса и не берет котов домой: она-то обожает животных, но стоит папе погладить котика или долго побыть с ним в замкнутом пространстве… увы. Суровый некромант обвешивается соплями и уползает подальше, вытирая слезящиеся глаза.

Поэтому, жалуется Лисса, они не смогли оставить себе даже зомби-кота! Пришлось вернуть его обратно в приют.

Вот тут-то я чуть со стула не падаю! Прямо посреди кабинета! Кстати, аллергия господина Летификуса это одна из причин, по которой мы не пошли пить чай на кухню – у нас там редко когда крутится меньше шести хвостатых морд. Вторая причина это Джади, я не хотела обсуждать дела некромантов при нем. Он убежал в магазин, но мало ли когда ему приспичит прийти.

Но я отвлеклась!

– Так, минуточку, Лисса, у нас тут что, зомби-кот? А который?

В круглых глазах Лиски вспыхивает паника. Еще бы! О таких сюрпризах надо говорить сразу! А то мне уже вспомнилась книга «Кладбище домашних животных» из прошлой жизни.

– Сейчас принесу, – дрожащим голосом говорит девочка.

Лиска убегает. Некромант спокойно отхлебывает чай и рассказывает, что да, был у них эпизод с зомби-котом: дочка притащила ему своего любимца, погибшего под колесами соседской повозки. Гарос Летификус расстарался, поднял кота, даже душу ему вернул – а за это некроманты отдают год жизни и платят огромный налог! – но увы. Менее аллергенным котик не стал. Пришлось нести обратно, да еще и скрывать эту историю от хозяина приюта – того, который игроман.

Лиска возвращается с рыжим котом на руках.

– Вот, это Персичек! Но, Мари, он совсем безобидный!..

Мрачно изучаю зомби-кота. Подумать только!.. Выглядит Персик абсолютно нормально. Ну, как – потрепанный, хромает, шерсть лезет клочками, с остальными котами не спит, вместо мяуканья страшно сипит, ну и холодный, как будто дрых в погребе! Собственно, он там обычно и дрыхнет. Но я-то думала, он болеет!

– А раньше не могла сказать? Зачем я, по-твоему, неделю пичкаю Персика витаминами?!

– Я боялась, что ты решишь его выкинуть! – в глазах Лиски появляются слезы, и папа-некромант тут же хмурит брови. Но пока молча.

– Куда, по-твоему? У нас тут нет специальных приютов для зомби! Главное, чтобы Персик ни на кого не набросился!

– Это так не работает, – убеждает меня господин Летификус. – Зомби не становятся более агрессивными, чем при жизни. Это крестьянские байки. К тому же я вернул Персику душу, а, значит, он даже не подчиняется моим приказам и руководствуется свободной волей. Не бойтесь, госпожа Марианна. Я профессиональный некромант высшей категории.

Перевожу взгляд с папы на его дочку, потом на кота. Кот выглядит как обычно, висит на руках с присущим ему пофигизмом, а вот сама Лиска смотрит так, будто вот-вот разревется. Ну и что мне с ней делать?..

– Ну все, прекращай, Персик остается у нас. Только не говори Джади, мало ли, вдруг испугается. Господин Гарос, я же смогу, если что, обратиться к вам? Ну, вдруг Персику потребуется помощь?

Некромант кивает: да пожалуйста. Только не приносить ему других погибших котов, потому что год жизни – это высокая цена. Персика он поднял только ради дочки, и операция это была разовая – да и то у него от резко возросшего груза возраста половина волосы выпала.

– А можно глупый вопрос? – осторожно спрашиваю я. – А людей тоже так оживляют? Чтобы с душой?

– В теории можно. Но цена высока: двадцать пять лет жизни, – объясняет господин Летификус. – Но, знаете, когда на тебя в одну секунду сваливаются болячки за столько лет сразу… некромант должен быть очень здоров и молод, чтобы это пережить.

Еще какое-то время мы обсуждаем профессию некроманта, а Лиска пьет чай от стресса и тискает утробно мурлыкающего Персика. Вообще, если знать, что с котом что-то не так, то заметить можно…

Минуточку!

– А скажите-ка вы мне, дорогие некроманты, почему это ветеринар ничего не заметил?! Я ему говорю: капли не помогают, витамины не помогают, таблетки прописанные Персик есть не хочет... ну, я их, конечно, потом ему впихнула с паштетом, но! Ветеринар шарлатан или идиот?!

Я даже вскакиваю со стула от возмущения. Надо же! Неделю! Неделю я мучилась со здоровьем зомби-кота, потому что этот дебил-ветеринар ничего мне не сказал!

Папа-некромант улыбается в усы, а Лиска сначала прячет глаза – она как раз видела, как я пытаюсь пичкать зомби-Персика полезным, но боялась сказать, что это все зря. Под конец даже сам кот смирился и покорно глотал паштет с витаминками! Но эффекта, конечно же, не было. Но потом и Лисса начинает смеяться.

Глава 17

Нормальному человеку не придет в голову, что взрослые люди будут тырить чужой песок прямо при свете дня.

Все приличные взрослые люди занимаются этим ночью!

Но у нас, конечно, ситуация особенная. Грабить нашего соседа-хлыща под покровом ночи не получится, потому что берег крутой, а октябрь дождливый, и ночью мы элементарно можем оттуда не выбраться. А нам еще ведра таскать!

Поэтому обычно мы устраиваем засады, дожидаясь, пока он куда-нибудь не уедет – благо дорога всего одна – и только потом идем «на дело» с лопатами.

Кстати, Кор Кейндагель, разумеется, уже выяснил, что свадьба сорвана, и с семейством Аурусов я не породнюсь. Он дважды притаскивался требовать приют, и оба раза я с улыбочкой отправляла его судиться. Ну а что? Он правда думает, что после того, как я посидела в клетке для подсудимых, меня можно напугать судом по какому-то земельному делу? Не меня же там будут судить!

Но до суда соседушка еще не дошел. У него новая придумка – уговорить меня подписать соглашение о том, что Кейндагель разрешает приюту находиться на его земле до конца следующего года. Якобы тогда хлыщ отстанет.

Вот с одной стороны вроде и тянет отделаться от этого типа хотя бы на год, а с другой, зачем-то же ему нужно такое подписывать! Как бы потом не оказалось, что я таким соглашением случайно признала законность его абсурдных претензий!

В общем, это еще один повод жалеть, что у меня нет знакомых юристов. Ну, если не считать семейство Аурусов, конечно. Но что-то я сомневаюсь, что Реналь с дядей побегут помогать нам с приютом.

Так что Кора Кейндагеля с его соглашением я просто посылаю подальше.

Но песок нужен приюту до зарезу, поэтому приходится все-таки отправляться «на дело».

Мы дожидаемся, когда соседушка уедет по своим делам в центр Моривилля. Слежкой обычно занимается Джади. Отследить это несложно – дорога проходит так, что наш приют соседу не миновать, вот помощник сидит и караулит, а потом зовет нас с Лиской.

Я как-то пробовала засылать на пост нашу юную некромантку, но поняла, что это просто потеря времени. Она очень много делает для приюта, так что во время ожидания «фронт» хозяйственных забот оголяется.

А вот для бездельника Джади естественно пинать воду, изображая страшную занятость, так что пусть сидит, караулит. А потом ведра таскает, у него все равно грузоподъемность лучше нашей. Точнее, моей, потому что мы запрещаем Лиске поднимать тяжелые ведра с песком. Она просто за компанию ходит.

И сегодня она первая замечает опасность.

Мы с Джади только начинаем наполнять ведра, а она уже кричит:

– Сосед вернулся, назад!..

Скотина! Проклятый Кейдагель все же приехал пораньше! Зачем? Забыл что-то? Или у него в усадьбе есть неверная жена, которую он все пытается застукать с поличным, для чего сначала куда-то демонстративно уезжает, а потом возвращается на полпути?!

Спешно хватаю ведро… и слышу вопль соседа:

– Чем это вы тут занимаетесь?!

Оборачиваюсь и вижу повозку соседушки с открытым верхом. Знаю, что это самая модная и дорогая модель. Так и что ж в ней по песку-то разъезжать?!

Дальше все происходит за считанные минуты.

Раз – и мы бросаемся в разные стороны.

Два – из повозки вылезает Кор Кейндагель.

Три – кучер соскакивает с козел.

Четыре – эти двое бросаются ко мне, хватают за руки и затаскивают в повозку!

Пять – отбиваюсь от Кора Кейндагеля и пытаюсь выскочить из повозки, а он хватает меня за руки и что-то кричит вознице.

Шесть – повозка трогается, от неожиданности я падаю на соседушку, и мы оба валимся на пол.

Следующие несколько минут мы барахтаемся на полу, а повозка скачет по кочкам, выезжая с бережка на дорогу. Я безуспешно пытаюсь вырваться из лап соседушки и выскочить, пока повозка не набрала скорость, а хлыщ хватает меня и запихивает обратно.

За время нашей борьбы руки Кейндагеля успевают побывать у меня и на платье, и в декольте. Но я не остаюсь в долгу! Мои пальцы впиваются ему в нос, а коленка вонзается в другое труднодоступное место.

В какой-то момент мы оказываемся на противоположных сиденьях: взлохмаченные, красные, тяжело дышащие. У меня в кулаке зажата прядь соседских волос, а в руках у Кейндагеля – папочка с документами.

– Подпиши соглашение, милочка, и я не буду на тебя доносить! – шипит сосед. – Или пеняй на себя!

– Разбежалась! Вы что себе позволяете!

И мы снова начинаем перепалку! Я отказываюсь, сосед настаивает, а повозка несется с ужасающей скоростью!

– Куда вы меня везете?! – кричу я, когда разговор в очередной раз заходит в тупик.

– Не подпишешь – узнаешь! – продолжает хлыщ, прижимая руку ко рту. Там, кажется, наметилась какая-то ассиметрия, но мне некогда рассматривать соседа – я то ругаюсь, то пытаюсь оглядеться в поисках обходного пути.

Пока повозка не останавливается рядом… с особняком Аурусов!

А на мерзкой роже соседа не появляется глумливая улыбочка:

– Представь, как обрадуется моривилльский судья такому подарочку! – и он машет папкой с документами. – Подписывай, или он узнает, что ты воровка! И ты окажешься в камере!

Соседушка что, думает, что сможет запугать меня Гейденом Аурусом?!

В каком-то смысле он прав, мне страшно...

Но я не собираюсь ничего подписывать!

– Вы не скажете ему! – кричу я, пытаясь дотянуться до папки и растерзать ее. – Вы блефуете! Выпустите меня! Это незаконно!

Кажется, мерзкий сосед немного теряется, отпускает, и мне удается выскочить из повозки...

Едва ли не под колеса другой! Такой подозрительно-знакомой!

Демон! И принесло же судью! И хуже того, он без кучера, правит лошадью сам, то есть не может нас не увидеть!

Нервно хихикаю, понимая, что принесло-то судью как раз к себе домой. Имеет право, зараза.

– Что здесь происходит?

Гейден Аурус слезает с места кучера и холодно рассматривает нас с Кором Кейдагелем. Под его взглядом начинаю дрожать от страха.