Истоки огня

Глава 1

Октябрь в этом году выдался на удивление сухим, тёплым и солнечным. Дожди если и шли, то ни разу не было такого, чтобы развезло дорогу. Как наколдовал кто! Вот и воспользовался одним из таких погожих деньков Михаил Арсеньевич Морозов, пока цесаревич уехал ненадолго по тайному делу, одному только ему известному. Вчера ещё должны были в Петербург выехать, но планы у Александра Ивановича, императора будущего, внезапно переменились.

И нет бы Михаилу Арсеньевичу тренировки продолжить, мастерство своё в огненной магии оттачивать, так князь попросту сбежал из Воробьёвского дворца, оставив только записку на кровати, что скоро вернётся. Хорошо ещё, что слугу своего верного с собой взял.

И сейчас Арсений терпеливо дожидался хозяина в бричке, спрятавшись в почти облетевших кустах в перелеске и всеми силами стараясь не уснуть. И вздумалось же Михаилу Арсеньевичу среди ночи прокрадываться в поместье графини Суздальской! Спасибо ещё, что не к замужней, а ко вдовой полез, как частенько раньше делывал, когда в имении князя Вяземского жил. Много с тех пор воды утекло, Михаил Фёдорович стал Михаилом Арсеньевичем, цесаревич титул ему княжеский пожаловал, землями да поместьями одарил. И шутка ли! Первый и пока единственный огненный колдун не только в Российской империи, но и во всём мире! Ну, может, и ещё где какой выискался, но только о чуде эдаком никто здесь не слыхивал.

Гордилась бы Акулина, мамка Мишина, каким важным человеком стал её кровиночка, даром что сын крестьянки, что отец, князь Вяземский, гад редкостный, не только не признал его, но и из рода изгнал. А, гляди ты, сам всего добился! И князем стал, и колдуном могучим, и с цесаревичем сдружился!

Но всё равно такой же шалопай, как и был… Как слетались на него девки, как пчёлы на мёд, так и слетаются, а он и не отказывается. Мог бы уже и остепениться, и тогда вот так по ночам прятаться не пришлось бы, с женой своей в мягкой постельке бы почивал. Но что взять с мальчишки в двадцать один год? Да и куда ему спешить? Женится, когда время придёт.

Арсений зевнул и закутался поплотнее в плащ – пусть и тёплый, а всё ж октябрь, к тому же и утро совсем раннее, ещё и светать не начало. Князь о слуге позаботился: и еды побольше оставил, и питья. Ещё и огонёк негаснущий, чтоб не совсем в темноте сидел. Сказал, мол, не бойся, Арсений, не обожжёшься, он негорячий. Маленький, яркий, в кулаке спрятать можно и на сухую траву клади без страха – не займётся. Хорошая штуковина, огонёк этот, полезная, жаль только, что гаснет через часов семь-восемь. Михаил Арсеньевич пробовал сделать так, чтоб он горел подольше, но без его колдовской руки он всё равно затухал. Арсений разжал ладонь, глянул на уже не столь яркий комочек огня и снова стиснул его в кулаке – нечего привлекать внимание, хватит уже и того, что лошадь то и дело всхрапнёт или фыркнет. Смирная кобылка, послушная, надо будет ей лишнего овса насыпать, как во дворец вернутся.

Никто не мешал Арсению немного прикорнуть, в то время как хозяин развлекается в объятиях аппетитной вдовушки, но не мог слуга себе позволить сны сладкие видеть, пока не удостоверится, что Михаил Арсеньевич цел и невредим. Хотя чем мог помочь обычный крестьянин, волею судьбы ставший и наставником, и личным слугой и, что уж тут, добрым другом настоящему колдуну? Чем-чем… вразумить того, коли потребуется!

А меж тем потихоньку начало рассветать, ночные звери и птицы попрятались, а на смену им вышли дневные. Солнце пустило смелые лучи сквозь поредевшую крону деревьев, подсветив осенний ковёр. Арсений встрепенулся, он и не заметил, как плавно погрузился в сон. Огонёк успел погаснуть, не оставив и следа. Лошадь перебирала копытами, даже ей, самой терпеливой из конюшен цесаревича, хотелось бы немного размяться.

Арсений забеспокоился – договаривались, что князь с первыми лучами придёт, а его всё нет и нет. Неужто графиня так заворожила?

«Эх, Миша, Миша!..» – вздохнул про себя слуга. Вслух он ни за что бы не осмелился так назвать хозяина, пусть – но то великая тайна, даже сам Михаил Арсеньевич о том не знал! – тот и приходился ему племянником, сыном родной его сестры.

Сколько ни вглядывался Арсений в ту сторону, откуда хозяин прийти должен, а никто там не появлялся. Беспокойство нарастало, и каждый случайный шорох, каждое шевеление заставляли сильнее напрягать зрение и слух. Для себя Арсений решил, что подождёт ещё немного и помчится на выручку. Будь что будет, а хозяина он в беде не бросит!

И вот, когда Арсений уже спрыгнул с брички, на еле приметной дорожке наконец показался никто иной как сам князь Морозов. И не шёл вразвалочку довольный после ночи любви, а бежал со всех ног. Впрочем, со счастливой улыбкой на заросшем лёгкой щетиной лице. Картина очень напомнила Арсению тот случай перед именинами покойной Ольги Васильевны, княгини Вяземской, когда Михаил Арсеньевич сбегал от внезапно вернувшегося мужа одной барыни – звали-то её хоть как? Да и неважно! Главное, что хозяин на сей раз одетый бежит, а не как тогда полностью нагой.

– Арсений, едем скорее! Едем! – на ходу выкрикнул Михаил Арсеньевич, глаза его при этом сверкали неподдельным весельем. – Муж вернулся!

– Как – муж? Она ж вдовая!

– А это не она! – хмыкнул князь и запрыгнул в бричку. – Едем, едем, Арсений! По пути расскажу!

Слуга тряхнул головой, вмиг отвязал кобылку, не так проворно, как молодой хозяин, но всё ж быстро забрался в бричку и погнал так, как только позволяла лесная тропка, что было не так уж споро, как хотелось бы. Однако вскоре они выбрались в чисто поле, промчались по нему с ветерком, а там уж и в лес занырнули, где дорога, пусть и в яминах вся, а наезженная, да и торопиться уже не было необходимости – погони за ними не было слышно.

Глава 2

– Ох, и попадёт нам от Феофана Ильича, – тихонько вздыхал Арсений, то и дело понукая лошадь двигаться быстрее, но та еле волочила ноги. А никто и не говорил, что самая спокойная и послушная должна быть самой шустрой. – Ох, и попадёт…. Зря мы эту клячу взяли. Надо было соседнюю брать, и то не так бы плелась. – Кобылу его слова нисколечко не заботили, наоборот, она, кажется, ещё больше замедлила шаг. – Эй, кляча, и как ты только в конюшни цесаревича попала?

Михаил не обращал внимания на пыхтение слуги и блаженно улыбался. По небу неспешно плыли редкие облачка, по форме своей напоминая то кудрявых барашков, то одуванчики, то ещё что-то непонятное, но смутно знакомое. Солнце несмотря на утренние часы пригревало по-полуденному, и Михаила потихоньку клонило в сон. Он бы и вздремнул, да бричку то и дело подбрасывало на дороге, под пожухлой травой трудно было разглядеть ямы и каменья. Не сказать, что здесь частенько кто-то ездил, и колеи просматривались не так уж хорошо. Арсений ругался, но поделать ничего не мог.

К Суздальским он привёз хозяина другим путём, кружным – там проехать легче было, но сейчас он как мог сокращал, чтоб поскорее добраться во дворец. И слуга десять раз успел пожалеть, что доверился путнику, от которого и узнал, что ехать нужно этой дорогой. Ему, путнику, может, так и короче, а на бричке оно так споро не получалось. Как бы колесо в ямине какой не оставить!

– Я что думаю, Михаил Арсеньевич, может, назад повернём, а? Я помню, как там ехать.

– Да ну! – приоткрыв один глаз, сказал Михаил. – Сколько уже проехали! Только время потеряем.

– А ежели заплутаем? Феофан Ильич гневаться будет. А что, если Александр Иванович вернулся и только вас и дожидается, чтоб в Петербург ехать? Что тогда делать?

– Прощения просить. – Князь поджал губы и выпрямился, теперь уже и он начал беспокоиться. Одно дело – ответ держать перед секретарём цесаревича, и совсем другое – подвести самого будущего императора.

– Ох, и доведёт вас ваше сластолюбие когда-нибудь до края…

Михаил чуть не брякнул, как в детстве, что-то вроде «я больше так не буду», но вовремя остановился. Князь он, в конце-то концов, или не князь?

А меж тем вдали показалось селенье, как и обещал тот путник. Большое, вон сколько хат! Так сразу и не сосчитаешь. В этих краях ни Арсений, ни уж тем более Михаил никогда раньше не бывали, и всё им было в диковинку. А вдруг здесь всё не так, как в деревнях князя Вяземского?

Они ожидали, что увидят пустые улицы, ведь крестьяне сейчас должны были работать в полях или на своих наделах. Но никак не всем селом от мала до велика столпиться на деревенской площади. И так шумели, что не заметили, как к ним тихо подкатила бричка и остановилась.

– Арсений, что там? – привстав, спросил князь.

– Не знаю, Михаил Арсеньевич, не видно.

Среди общего гама с трудом, но можно было разобрать отдельные выкрики, причём кричали и взрослые, и дети.

– Убить гадину!

– Выгнать!

– Высечь!

– Сжечь!

– Михаил Арсеньевич, вы куда? Стойте!

Но Михаил слугу уже не слышал и шёл напролом. Он не мог иначе – его чуткое ухо уловило детский плач.

– А ну, расступись! – скомандовал князь так грозно, как и сам не думал, что умел. – Живо!

Только сейчас сельчане поняли, что среди них появился чужак. Да непростой, самый настоящий барин. На его пути все тут же разошлись и испуганно на него уставились. Однако он на них и не смотрел, всё его внимание было обращено на съёжившегося в пыли ребёнка, болезненно худую девочку лет пяти-шести. Платьице её было изорвано, она обнимала сбитые коленки, волосы её перепачкались, а на чумазом лице грязными ручейками, оставляя полосы, текли слёзы. Плечи девчушки вздрагивали, а в глазах застыл дикий ужас.

– Что здесь происходит? – рявкнул Михаил, глядя на притихших крестьян.

Первой опомнилась женщина непонятного возраста, но точно не девица на выданье.

– Ведунья она! Бесовское отродье, барин!

– Пригрели сироту на свою голову! – осмелев, добавил мужик с подбитым глазом.

– Кормили её, поили! – выкрикнул ещё кто-то из баб.

– Одёжу дали!

И снова начался гвалт. На сей раз Михаил, чтобы его остановить, не стал повышать голос, а поднял руку и пустил по ней огонь.

– Колдун! – ахнул кто-то рядом, и все мгновенно отскочили от князя подальше, но совсем не убежали. – Огненный!

– Огненный колдун! Правду люди говорили!

Всё внимание теперь перешло на князя, и маленькая ведунья тоже смотрела на него. В глазах её ужас потеснило любопытство.

– Старосту ко мне! – велел Михаил и втянул огонь обратно, решив, что и так достаточно всех напугал.

Вперёд вышел плешивый мужичок с редкой бородёнкой и колючими глазками. Он теребил рубаху и исподлобья смотрел то на князя, то на односельчан.

– Не гневайся, барин, – проблеял он.

– Как зовут тебя?

– Степан я, барин…

– Зачем, Степан, девчонку обижаете? Сделала она вам что?

Глава 3

Вскоре бричка выбралась на более-менее приличную дорогу, и тряска если не прекратилась, то хотя бы уменьшилась, впрочем, ничто сейчас, казалось, не тревожило сон маленькой ведуньи. Михаил и хотел бы её накормить, как собирался, да жалко было будить – натерпелась бедняжка.

– Что мы во дворце-то скажем, Михаил Арсеньевич?

– Тише говори! – шикнул на него князь. – Правду скажем.

– Нельзя правду, Михаил Арсеньевич.

– Это отчего же?

– А то вы не знаете, Михаил Арсеньевич, как у нас к ведуньям относятся. Полина не даст соврать.

– Тёмные люди… – покачал головой князь, и на этом разговор затух. – Арсений! – через какое-то время шепнул князь.

– Да, Михаил Арсеньевич?

– У нас осталось что-нибудь поесть?

– Краюха хлеба только, Михаил Арсеньевич.

– Ну, думаю, лучше, чем ничего.

Он осторожно потряс девочку за плечо, и она мгновенно распахнула глаза.

– Голодная? – улыбнувшись, спросил Михаил, хотя ответ и так был очевиден. – Конечно голодная! Хлеб будешь? Будешь. Арсений!

Слуга передал замотанный в холщовую тряпицу кусок, и Михаил предложил его девчушке, однако она не взяла его и даже не шелохнулась.

– Бери-бери, не бойся!

– Михаил Арсеньевич, вы б плащ-то раскрыли, она ж и руки высунуть не может.

Князь засмеялся собственной недалёкости, это определённо из-за нехватки сна!

– Прости меня! Вот я болван! – Он тут же развернул плащ так, чтобы ей было удобно вытянуть руку.

Девочка, всё так же глядя на князя своими огромными глазищами, сперва очень осторожно дотронулась до угощения пальчиком, а затем цепкими ручками схватила хлебную краюху, впилась в неё острыми детскими зубками, и вскоре не осталось ни крошки. В глазах девочки мелькнуло удивление, его сменило разочарование, а уже его –смирение.

– Ничего, ничего! – улыбнулся ей Михаил. – Как приедем, наешься до отвала. Арсений, долго нам ещё?

– Не знаю точно, Михаил Арсеньевич. Думается мне, с часок какой.

– Видишь, – снова обратился к девочке Михаил, та по-прежнему смотрела только на него, – недолго совсем осталось. Тебя как зовут-то?

Она приоткрыла рот, но не вылетело ни звука.

– Немая, что ли? – опечалился Арсений, ещё и лошадка замедлила ход и никак не откликалась на понукания.

Девочка замотала головой и выпучила глаза, затем снова попыталась что-то сказать, но исход был тот же.

– Не получается? – спросил Михаил, и получил в ответ кивок. – То есть, говорить ты умеешь, просто сейчас не получается, так? Ну ничего, есть у меня подруга, а неё есть Полина, она тебе обязательно поможет. – Он на несколько секунд замолчал, призадумавшись. –Кивни, если я прав, хорошо? Ты ведь на самом деле ведунья, как они и говорили?

Глаза девочки стали по-взрослому серьёзными, она внимательно, будто бы изучая князя, смотрела на него и в итоге легонько кивнула.

– Вот и чудесно! – Михаил заулыбался шире. – Полина – тоже ведунья. – И вновь невероятные глаза девочки расширились, и теперь в них зажглась надежда. – Ты поспи ещё, если хочешь, я разбужу тебя, когда приедем.

Однако девчушка больше не сомкнула глаз и вовсю оглядывалась по сторонам. По всему выходило, что она впервые покинула деревню, в которой её сегодня едва не закидали камнями. В плащ девочка теперь куталась сама, Михаил сидел рядом, но больше её не держал.

А вскоре впереди показалась дорога, по которой они вчера и сбежали из Воробьёвского дворца. Михаил выпрямился и приготовился ответ держать или перед самим Феофаном Ильичом, или же перед Иннокентием, его правой рукой. Он предпочёл бы перед вторым, потому как секретарь цесаревича одним взглядом умел вселить ужас, в то время как его помощнику пока не хватало то ли опыта, то ли мастерства.

Арсений повёз бричку прямо к конюшням, и как выяснилось, никто лошади не хватился, как и самого князя Морозова.

– Ваше Сиятельство! – поприветствовал его Егор, с ним Михаил сдружился больше других. Впрочем, ни сам князь, ни кучер особенно не распространялись – негоже им было дружбу водить. – Ну как, кхм, улов?

– Улов прекрасный! – засиял улыбкой Михаил. Арсений, кивком поприветствовав кучера, передал ему поводья и спрыгнул. – А ещё вот, смотри кого нашёл! – Князь указал на съёжившуюся девочку. – Сирота. Её в деревне обижали.

– Ох и нелегко вам будет, Ваше Сиятельство! – покачал головой Егор, но всё так же мягко улыбался и даже подмигнул малышке.

– Почему это? – поинтересовался Михаил.

– Добрый вы слишком. Сирот повсюду обижают, всех не спасёшь.

– Так я и не пытаюсь всех спасать, – пожал плечами князь. – Но кого могу, того спасу.

– Я ж и говорю – добрый вы слишком.

– Вот-вот, – поддакнул Арсений и задержался около брички. Хозяину помогать не надо было, но стать на нужное место он всё равно был обязан.

Михаил спрыгнул сам, а затем протянул руки к девочке, и она без промедления подалась к нему. Он поднял её, вытащил из брички и хотел было поставить на пол, но передумал – осень, а ноги босые, непорядок.

Глава 4

В планы Александра совсем не входило откладывать поездку в официальную столицу. Наоборот, он всей душой хотел поскорее встретиться с отцом и теми, под чьё влияние он так неосторожно попал. Однако обстоятельства изменились, дало о себе знать то, что происходило с ним очень редко, но всегда не вовремя: он не мог справиться с собственными силами. Благо происходило это постепенно, и он успевал ото всех спрятаться, объясняя своё отсутствие срочными и тайными государственными делами. И сил обычно как раз хватало, чтобы незамеченным ото всех скрыться. В том был и дар, и проклятие Александра.

Три рода колдунов: Вяземские, Кропоткины и Юсуповы столетиями отрекались от магии не своей стихии, и тем самым становились сильнейшими среди других. К ним теперь присоединился и Михаил Морозов, но история его пока слишком коротка. Другие колдуны хранили в себе все три стихии, но они не могли ими пользоваться в той же мере, как чистокровные стихийники, способны были разве что на нехитрые фокусы. И всё равно владение хотя бы крупицей магии делало колдунов выше других людей, так уж повелось испокон веков.

Царский же род был особенным, никто с ним так и не смог сравниться, ни на Родине, ни где-либо ещё. Только в нём все три вида магии распределялись равномерно без каких-либо перекосов, один лишь Александр выделялся. Возможно, и раньше подобное случалось, но история таких сведений не сохранила. Лиза, великая княжна Елизавета Ивановна, ничем не отличалась от предыдущих поколений. Магия в ней делилась на три равные части и слушалась хозяйку беспрекословно. Александр же был вынужден скрывать, что не столь безупречен, как его предки – в нём притаилась крупица огненной магии. Но именно благодаря ей, как он предполагал, он на какое-то время мог становиться невидимым для остальных. Кроме, как выяснилось, Михаила – тот мог не только видеть его, но и мысленно с ним разговаривать. В том, что всё дело в стихии огня, Александр не сомневался, однако всё равно не мог объяснить, ни откуда в нём появилась искорка, ни как такой сильный огонь, равный по силе другим стихиям, а то и превосходящий их, зародился в Михаиле.

Единственный человек, с кем бы цесаревич мог откровенно обсудить всё что угодно, давно упокоился. Как же Александр скучал по матери, незабвенной, мудрейшей императрице Софье! Как много хотел бы ей сказать, сколько вопросов ей задать! Но увы, теперь Александр был предоставлен сам себе. Елизавету он ни во что не втягивал – хватит и того, что у него самого врагов в Петербурге немеряно. Феофан Ильич, скорее всего, о чём-то догадывался, но ни о чём не спрашивал. А Михаил… Их дружба, их взаимное доверие пока только в начале пути.

Об убежище, в котором цесаревич сейчас скрывался, не знал никто, кроме Феофана Ильича. Но Александр, даже если бы захотел, не сумел бы ничего скрыть от старого секретаря. Наверняка он был самым сведущим во всей Российской империи, во всяком случае в этом Александр нисколько не сомневался. Феофан Ильич, человек без рода и фамилии, не колдун, благодаря покойной императрице Софье возвысился и долгие-долгие годы оставался преданным помощником цесаревича. Он был для него наставником, на которого всегда можно положиться. Отцом, которым не смог стать император.

А первым настоящим другом для цесаревича стал Михаил Морозов. Уже много раз Александр едва не открылся ему, но всё время его что-то останавливало. Раньше ни одна живая душа, кроме матери и Феофана Ильича, и не подозревала о тайне цесаревича, даже сестра Елизавета. Она бы вряд ли поняла, что с ним происходит. К тому же, хоть цесаревич всецело ей доверял, она могла случайно его выдать неосторожным словом. Кроме того, Александр и не сумел бы как следует объяснить, что с ним, потому что и сам не понимал.

Порой его силы, и так не совсем стабильные, выходили из-под контроля, и тогда он начинал «мерцать». На миг становился невидимым и снова появлялся, и так могло продолжаться довольно долго. Иногда час-два, а в редких случаях доходило до нескольких дней. Благо Александр всегда заранее улавливал, когда «мерцание» приближалось, и мог подготовиться. В этот раз он уже двое суток провёл в убежище, крошечной землянке в лесу, столь не подходящей царской особе. Но именно здесь Александр чувствовал себя в наибольшей безопасности, как если бы сама земля защищала его.

Убежище не было постоянным, Александр за несколько секунд мог создать землянку там, где ему заблагорассудится. Главным условием было, чтобы она находилась в лесу и желательно у воды. Неважно, у ручья ли, реки или озера. Ни еда, ни питьё цесаревичу не требовались – только покой. И сейчас Александр ощущал, что «мерцание» уже скоро прекратится, и он наконец сможет вернуться в Воробьёвский дворец, где, как думал цесаревич, Михаил наверняка весь извёлся от скуки, пока ждал, когда же они отправятся в Петербург.

О том, что князь Морозов отнюдь не скучал, Александр не подозревал. И уж тем более о том, что Михаил не только не сидел во дворце, но и умудрился умыкнуть в какой-то деревеньке девочку-ведунью и привезти её к Феофану Ильичу, который, к слову, детей не очень-то и жаловал, если не считать самого Александра и его сестру, но те уже, слава Господу, выросли.

– И что вы, Ваше Сиятельство, собираетесь с ней делать? – Секретарь прищурился так, что его кустистые брови стали пиками торчать, угрожая непоседливому огненному князю.

Михаил, заученно протараторил:

– Накормить, помыть, одеть…

Ирина Григорьевна, стоявшая справа от друга, добавила:

– И имя дать. Или узнать.

Феофан Ильич поджал губы, а затем велел уже своему помощнику:

Глава 5

Больше девочка ничего не сказала, но никто и не настаивал.

– Какое красивое имя! – улыбнулся ей Михаил. – Настасья… Настасья, тебя ведь покормили?

Она кивнула, а горничная доложила:

– Щей миску съела с хлебом, пирог мясной и баранки с чаем.

– Баранки с чаем… – мечтательно протянула Ирина Григорьевна, её-то кофе пить заставили. Собственно, никто её не принуждал, однако отказ был бы равносилен тому, что она оскорбила вкусы Феофана Ильича и самого цесаревича.

– Вот что, – секретарь посмотрел прямо на горничную, и та вытянулась по струнке, – отведи Настасью отдохнуть. И скажи Иннокентию, чтобы пока никого ко мне не пускал. – Горничная вывела девочку и закрыла за собой дверь. – Вот что, – теперь он обратился к сидевшим напротив него колдуну и колдунье, – давайте-ка решать, что будем с ней делать дальше. Михаил Арсеньевич, может, вы уже определились?

Князь медленно покачал головой, призадумавшись, а затем сказал:

– Настасью я привёл, мне за неё и отвечать. Только вот боязно мне её с собой в Петербург брать, да и что делать с детьми, я не знаю, – признался он. – Да и не простой она ребёнок, вы и сами знаете.

– Нельзя её в Петербург! – воскликнула Ирина Григорьевна. – У нас и в Москве ведуний не жалуют, а в Петербурге и подавно! Я бы свою Полину ни за что туда не повезла, а Настасья – совсем кроха, она и сил своих не знает. Михаил Арсеньевич, а давайте я её к себе заберу? С ведуньями я обращаться умею, да и Полине будет веселее, научит нашу Настасьюшку, как с силами своими совладать. Возьмём её с собой, когда Родиона Петровича лечить поедем.

Михаил о таком исходе тоже размышлял, но первым предложить не решился, и сейчас радовался тому, что Ирина Григорьевна сама об этом заговорила. Но в то же время ему отчего-то было не по себе.

– Все расходы Настасьи я беру на себя!

– Ну, разумеется, мой дорогой Михаил Арсеньевич! – Янтарь в глазах колдуньи блеснул по-особенному хитро. – Когда это я занималась благотворительностью?

На том и порешили. Вскоре Иннокентий принёс поднос с чашками, наполненными горячим отваром липового цвета, и Ирина Григорьевна вздохнула с облегчением – пытка кофе закончилась. А затем по велению Феофана Ильича горничная снова привела Настасью.

– Если вы не против, я сам ей скажу. – Михаил по очереди глянул на подругу и на секретаря.

– Ирина Григорьевна, а не желаете ли немного размять ноги? Мне недавно одну картину прелюбопытнейшую доставили, голландский воздушный колдун ветром написал.

– Вот как! – оживилась земляная колдунья. – Очень хочу, Феофан Ильич! Ведите!

И они тактично вдвоём удалились, горничная исчезла ещё раньше, а за всеми закрыл дверь Иннокентий, сам же он остался снаружи кабинета, чтобы никто не смог туда войти. Впрочем, никто бы и не осмелился.

Настасья стояла на том же месте, где её и оставили. Она сцепила тоненькие пальчики в замок, зажав кусочек платья, и еле заметно теребила его. При этом девочка не спускала настороженных глаз со своего спасителя.

– Настасья, – Михаил подошёл к ней и опустился на корточки, чтобы не пугать её своим ростом, – мне нужно тебе кое-что сказать… – Он сглотнул, слова давались ему с огромным трудом. – Я забрал тебя из твоей деревни, но дальше с собой я тебя взять не смогу. Там, куда я еду, к ведуньям относятся ещё хуже. Но ты не думай, я тебя не бросаю! Ты пока поживёшь у моей подруги – той красивой женщины, которая только что отсюда вышла, у Ирины Григорьевны. Она очень хорошая, ты только слушайся её. И Полину слушайся, она тебя всему научит. – Он осмотрел её с ног до головы. Прекрасное платье Елизаветы Ивановны мешком висело на девочке, хоть горничная и сделала всё, что было в её силах, чтобы его подогнать. – И ты больше не будешь голодать. Никогда! Это я тебе обещаю!

Настасья хлопнула своими невозможно огромными глазами, губы её мелко задрожали, и она тихонько произнесла:

– Барин… ты вернёшься?

– Обязательно вернусь! – ответил он, на душе сразу же стало чуточку легче.

Она совершенно по-взрослому взглянула на него и кивнула, больше она не издала ни звука. Ни когда вернулись Ирина Григорьевна и Феофан Ильич, ни когда карета увозила её в доходный дом госпожи Ирины Григорьевны Зайцевой, в девичестве Кропоткиной.

Остаток дня Михаил посвятил тренировкам. Неясная тревога никак не давала ему сосредоточиться, и он то и дело не попадал по мишеням, выпускал больше огня, чем следовало бы, и едва не подпалил слугу, пришедшего, чтобы позвать князя Морозова на ужин. От которого Михаил, впрочем, отказался – совершенно не хотелось есть. Зато он выпил столько воды, что любому другому хватило бы на целую неделю. Во всяком случае так показалось ещё одному слуге, которого князь и посылал за всё новыми и новыми кувшинами.

И только поздним вечером Михаил наконец покинул тренировочную залу. Арсений весь извёлся, пока его дожидался.

– Как же так, Михаил Арсеньевич! – распекал он хозяина, когда тот наконец соизволил вернуться. – Разве ж можно без ужина-то? Вы ж столько сил на своих тренировках тратите! Мало того, что всю ночь не спали, ели мало, так ещё и вместо отдыха огнём пошли кидаться! Михаил Арсеньевич, совсем вы себя не жалеете! И меня не жалеете!

Михаил только отмахнулся, принял ванну и отправился спать. Арсений, продолжая бубнить себе что-то под нос, ушёл к себе – ему полагалась небольшая комнатка, прилегающая к хозяйским покоям.

Глава 6

Когда-то очень давно, когда маленький Мишенька верил, что ему удастся завоевать если не любовь, то хотя бы уважение Петра Алексеевича, князя Вяземского, он частенько играл в доме с Родионом. Тот на шалости шёл неохотно, но увлечённость старшего друга и дальнего родственника – ох, если бы они тогда только знали правду! – вдохновляла и его.

Мишенька пользовался тем, что Арсений довольно крепко спал после полуночи, и, дождавшись тихого храпа, сбегал из охотничьего домика в лесу, куда князь определил его со слугой, и тайком пробирался в Большой дом Вяземских. Особого труда это не составляло – Мишенька знал там всё. Да и не сказать, что так уж и охраняли имение – где сыскать того, кто посмеет напасть на владения самого́ Петра Алексеевича, сильнейшего воздушного колдуна в отечественной истории? Разве что самогубец какой, но таких что-то не находилось.

Ночью Большой дом ещё больше страха нагонял, чем днём, но только не на Мишу – он чувствовал себя не то что бы хозяином, но и не незваным гостем. Все давно спали, а он, Михаил Фёдорович Вяземский, ходил по дому, никого не боясь, и представлял, что когда-нибудь прославит свой род воздушных колдунов. И не один прославит, а вместе с Родионом! Здоровье бы только тому поправить… А то в мамку слабым телом пошёл, в княгиню Ольгу Васильевну. Ах, как Миша иногда мечтал, чтобы она и ему матерью была, а Родя – братом ему родным.

Каким же наивным он тогда был…

И в то же время счастливым, когда под покровом тьмы прокрадывался к Родиону и вытаскивал его на ночные приключения. Вместе они выбирались сперва в коридор, оглядывались, представляя, что вот-вот явится какое-нибудь чудище и начнёт охоту на них. Воображение рисовало таких страшилищ, что мальчишки одновременно со страхом и восторгом сражались с ними не на жизнь, а насмерть. Понарошку, конечно, но от этого только веселее. И особенно эти ночные вылазки нравились Родиону. Даже когда он был прикован к постели – тренировки с магией разрушали изнутри его собственное тело, – Михаил всё равно приходил и нёс лучшего друга на спине, благо дюжим уродился.

А сейчас Родя не то что ходить не мог, но так и не выбрался из бесконечного сна… Повернуть бы время вспять да спасти брата, но на всё воля Божья.

Те ночные похождения из детства живо вспомнились нынешнему Михаилу, когда он выглянул в коридор, чтобы убедиться, нет ли кого-то поблизости. Разумеется, у стены стоял слуга, готовый в любую секунду сорваться с места, если кому-то что-то потребуется. А Михаилу как раз требовалось, чтобы тот куда-нибудь ушёл. И не только он, а и все остальные слуги на пути к опочивальне будущего императора.

Князь тихонько прикрыл за собой дверь и повернулся к всё так же стоявшему у окна цесаревичу.

– Есть у меня одна мыслишка, Ваше Императорское Высочество… – хмыкнул Михаил, и тут же прокашлялся, когда увидел, как цесаревич недовольно поджал губы от такого обращения. – Не волнуйтесь, Александр, никто не пострадает! Только действовать придётся быстро.

– Так действуй, Миша, действуй.

Незабвенная Полина снабдила его сонным зельем и строго-настрого наказала принимать только в самых крайних случаях, если уж совсем невмоготу. Она же рассказала, как можно его использовать и в других целях, если что. Главное при этом самому не пострадать, чего, собственно, Михаил и не собирался делать. Его взял такой азарт, будто он снова стал беспечным мальчишкой и готовился совершить какую-то шалость. Так оно почти и было, ведь, как он и пообещал Александру, он никому не навредит.

– Вы б присели пока, – Михаил указал на кресло в углу спальни, а затем на кровать, чтобы цесаревич сам выбрал, где ему удобнее было бы подождать. – А я постараюсь побыстрее.

Александр кивнул и не мешкая выбрал кровать – она находилась ближе, а не ему сейчас перебирать. За окном разразилась самая настоящая буря, что было весьма на руку Михаилу – не было необходимости в излишней осторожности, ливень и ветер прекрасно скрывали любой шум.

Ветвистая молния расплавленным металлом прорезала небо, и в комнате на миг стало светло как днём, и Михаил сглотнул – ему не показалось: Александр и вправду выглядел лишь чуточку живее мертвеца. Что с ним произошло? Где он был? И… как ему помочь?

Но цесаревич определённо не собирался ничего рассказывать, а Михаил не был уверен, имеет ли он право на расспросы. Да, они очень сблизились за последнее время, но кто он цесаревичу по сути? Кого он в нём видит? Сам же Михаил нисколько не сомневался: в этой комнате с ним в эту минуту находился его добрый друг и покровитель. И князь был готов ради него с жизнью расстаться, если понадобится.

К счастью, нужды такой пока не было.

– Я сейчас, я сейчас, погодите… – Михаил достал тёмно-коричневый бутылёк из выдвижного ящика, несколько капель из него вылил в кувшин с водой, что стоял у кровати, тщательно размешал, а потом опустил в него носовой платок, достал и слегка отжал. – Ни в коем разе отсюда не пейте! – на всякий случай предупредил князь. – Я серьёзно!

– Миша… – устало произнёс цесаревич, он полусидел-полулежал на подушках. – Иди…

– Уже бегу!

И князь, держа платок как можно дальше от своего лица, снова приоткрыл дверь, выглянул, вышел и закрыл её за собой. Не теряя ни единой лишней секунды, он быстрым шагом направился к слуге. Тот тоже его заметил и мгновенно выпрямился, хотя до этого, ссутулившись, отчаянно зевал.

«Ничего, отдохнёшь сейчас немножечко!» – усмехнулся про себя Михаил и в три больших прыжка оказался перед слугой.

Глава 7

В доходный дом Зайцевой Ирина Григорьевна возвращалась не одна, а со спасённой Михаилом Арсеньевичем девочкой. И не предполагала же ничего подобного, когда ехала за советом к Феофану Ильичу. Удачно съездила, к слову, счетовода тот пообещал хорошего на днях прислать – тому ехать до Москвы далеко, поэтому надо будет подождать. Денег, правда, придётся отдать больше, чем Ирина Григорьевна изначально думала, но тут уж ничего не поделаешь – и так на вороватых шельм спустила целое состояние, а точнее, они унесли его в своих карманах из-за того, что она недоглядела. И как вообще людям верить, если каждый на тебе нажиться норовит? Если б, конечно, сама все дела вела, то никто б мимо неё и копеечки не пронёс, но с колдовской натурой не поспоришь, рвётся магия наружу, ею заниматься надо. К тому же пытливый ум учёного никак не давал успокоиться и заниматься исключительно преумножением богатств.

– Настасьюшка, может, пить хочешь?

Та покачала головой и ещё сильнее вжалась в угол. Настасья и Ирина Григорьевна сидели друг напротив друга, хотя колдунья предпочла бы делить с ней одно сидение, но настаивать не стала – ей ещё только предстояло завоевать доверие девочки.

Больше всего Ирину Григорьевну поражали её глаза – они словно принадлежали взрослому, а не ребёнку. Когда-то земляная колдунья видела такой взгляд, но со временем он смягчился, и она надеялась, что и с Настасьей сумеет найти общий язык. А если не она, то тогда Полина, всё же они обе ведуньи и у них даже больше общего, чем хотелось бы.

Ирина Григорьевна никому не рассказывала, при каких именно обстоятельствах она нашла Полину. И по правде говоря, хотела бы, чтобы её личная служанка и подопечная ничего не помнила. Но разве такое забудешь?

На всём свете один лишь Михаил Арсеньевич знал, что Ирина Григорьевна нашла Полину в лесу, худющую и еле живую от голода. Знал он и о том, что жила юная ведунья у своей старой наставницы, да та померла. Вот только дело было куда страшнее. Когда Ирина Григорьевна наткнулась на отощавшую Полину, та уже несколько недель жила одна.

Земляная колдунья как сейчас помнила тот день, а точнее, ночь. Тоскуя по недавно почившему горячо любимому супругу, она сорвалась из Москвы и отправилась куда глаза глядят. Наняла небольшую охрану из слабеньких, но всё ж колдунов, для виду больше и отправилась в путь. Заночевать пришлось в лесу, потому как небо хмурилось и ни единой звезды, не говоря уж о луне, не было видно.

Охрана уснула быстро, Ирине Григорьевне же не спалось. Какое-то время она провела у костра, но ей совсем скоро надоело, и она решила прогуляться, всё равно от долгого сидения у неё затекли ноги.

Потихоньку расходились облака, пока не исчезли совсем, и лес осветила прятавшаяся за ними полная луна. Ветер, трепавший до сих пор листву, успокоился, и повсюду наступила блаженная тишина. Такая же пустая, как и сама Ирина Григорьевна. Или всё же не совсем?

Колдунья шла не вперёд, а назад, потому что помнила, что неподалёку должен находиться ручей – проезжали его по дороге. Где-то рядом пролетела ночная птица, ухнула сова, кто-то перепрыгнул с ветки на ветку, а чуть поодаль зашуршал куст. Звуки Ирину Григорьевну не пугали. Урождённая Кропоткина, талантливая земляная колдунья, она могла дать отпор и зверю, и человеку. Да такой, что тот на всю жизнь запомнит. Если уцелеет, конечно. Равного же ей по силе Ирина Григорьевна вряд ли встретит ночью в лесу. А ежели такая встреча и состоится, то ни Кропоткины, ни Вяземские, ни Юсуповы – а настолько сильными могут быть только они – на ссору не пойдут, дабы не потерять союзника. Как бы там ни было, а три главные ветви стихийной магии держались вместе, хоть и соперничали между собой. Кто тут будет разбираться, что она давно не общается с семьёй?

А потому Ирина Григорьевна шла совершенно бесстрашно, только под ноги глядела да по сторонам, чтобы ненароком нос себе не расквасить или дорожное платье не порвать. Вот и ручей показался, а в нём вода студёная, манящая, так и переливалась серебром в лунном свете. Колдунья вдруг почувствовала небывалую жажду, преклонила колени и ковшиком опустила руки в ручей. Кожу мгновенно закололо тысячами крошечных иголочек, ладони заледенели, но отчего-то не хотелось их доставать. Жажда и здравый смысл всё же победили, и вскоре колдунья вдоволь напилась.

И только она собралась уходить, как услышала треск сбоку, как будто кто-то наступил на сухую ветку. Так оно и было – Ирина Григорьевна краем глаза заметила, что справа от неё тонюсенькая девчонка замерла в страхе. Чтобы её не спугнуть и ничем не выдать себя, колдунья снова зачерпнула воды из ручья и сделала несколько глотков, хотя пить больше не хотела.

Внезапно она дёрнулась вправо, и девочка, готовая сорваться в любую секунду, бросилась прочь, но зацепилась босой ногой за выступавший над землёй корень, вскрикнула и упала. Ирина Григорьевна вмиг оказалась подле неё и не дала той встать, легонько надавив ей ладонью на спину, у девочки совсем сил не осталось, чтобы сопротивляться, и она затихла, обречённо ожидая свою участь.

– Я тебя не обижу, – тихонько пообещала колдунья и осторожно убрала свою руку. – Давай я тебе помогу.

Колдунья бережно перевернула девочку – та почти ничего не весила, настолько тощей она была. И эти бездонные глаза… В них отражалось звёздное небо, хоть сейчас оно и скрылось за кронами деревьев. Ирина Григорьевна могла бы поклясться, что видит крошечные огоньки звёзд в глазах девочки. Таких серьёзных, испуганных и по-взрослому внимательных.

– Я тебя не обижу, – повторила колдунья и ласково ей улыбнулась. Сердце сжималось от одного взгляда на измождённую дикарку. А таковой она и выглядела: волосы растрёпаны, вместо одежды лохмотья, ноги босы. Но не чумаза и, кажется, ни единой царапины или синяка. Во всяком случае при первом беглом осмотре, но кто знает, что скрывается под всем этим тряпьём. – Меня зовут Ирина Григорьевна. А тебя?

Глава 8

Когда Михаил ушёл, Александр разрешил себе скривиться от боли – до сих пор он старался держать лицо и не показывать слабость. Друг и так видел больше, чем хотелось бы.

В лесу всё пошло не так, хотя сперва ничего беды не предвещало. Тело постепенно восстанавливалось, хаос сил превращался в какой-никакой порядок. Но внезапно исцеление, если его можно таковым назвать, остановилось и стихии вновь пришли в смятение. Крупица пламени то разгоралась, то едва не гасла полностью, но в последнюю секунду оживало. Александр одновременно и желал, и опасался, что огонь покинет его навсегда. Тогда бы цесаревич стал таким же, как его семья, но он совсем не был уверен, хорошо ли это. Огненная стихия одинаково и усложняла, и облегчала жизнь наследника Российской империи. Дар и проклятие.

Почему обычная тактика не сработала, Александр не понимал. И сколько бы он ни размышлял, никак не мог объяснить того, что произошло. По крайней мере, сил и удачи хватило, чтобы незамеченным пробраться до спальни Михаила.

«Кто бы знал, что так здорово иметь настоящего друга!» – Улыбка цесаревичу далась с трудом, но не улыбнуться он не мог.

Сейчас стихии временно прекратили буйствовать, перестав мучить тело Александра, и он хотя бы ненадолго получил возможность расслабиться. Веки сами собой сомкнулись, и он задремал под утихающий грохот осенней грозы.

Утром Александр проснулся оттого, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Даже не открывая глаз, цесаревич знал, кто именно мог позволить себе подобную вольность.

– Доброе утро, Феофан Ильич.

– Ваше Императорское Высочество! – Секретарь поклонился. Вопросов он не задавал, но ждал распоряжений.

– Подготовь отчёт о том, что произошло, пока меня не было.

– Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество.

Цесаревич наконец приподнял веки, прищурившись, на него посмотрел и не удержался от лёгкой улыбки.

– Он ведь уже у меня на столе, ведь так?

– Всё верно, Ваше Императорское Высочество.

– Там есть что-то срочное?

– Ничего такого, что не может подождать, Ваше Императорское Высочество.

– И просто по имени ты ко мне, конечно же, обращаться не можешь? – Александр и так знал ответ, но всё равно спросил. Всё же вера в чудеса в нём не до конца угасла.

– Вы как всегда правы, Ваше Императорское Высочество.

Еле заметно – но только не для Феофана Ильича! – Александр поджал губы и сел, поудобнее устраиваясь на подушках.

– Который час?

– Начало восьмого, Ваше Императорское Высочество. Если вы не возражаете, я бы посоветовал вам сегодня весь день отдыхать. Неотложных дел у нас нет.

Цесаревич так не считал, но спорить не стал – вряд ли в таком состоянии он был способен на что-то серьёзное. И уж точно не стоило пока никуда ехать.

– Есть какие-нибудь новости из столицы?

– Если кратко, Ваше Императорское Высочество, всё как обычно: Его Императорское Величество развлекается, всю политику ведут его фавориты, в частности, Бурмин.

– То есть, действительно как обычно… – в задумчивости протянул Александр. Годами ситуация почти не менялась, но именно это и настораживало – рвануть могло в любое мгновение.

– Я всё подробно описал в отчёте, Ваше Императорское Высочество. Вам принести завтрак?

– Будь добр.

Феофан Ильич поклонился, но уходить пока не торопился.

– Что-нибудь ещё?

– Ваше Императорское Высочество, не будете ли вы против, если вас навестит Её Императорское Высочество? Она места себе эти дни не находит. – Секретарь на миг замолчал, его кустистые брови чуть нахмурились, и он добавил: – Как если бы почуяла что-то.

Прикрыв глаза, Александр задумался. Он не рассказывал сестре о том, что с ним происходит, и пока не собирался – сперва сам должен разобраться. В таком состоянии она его тоже никогда не видела, но Александр не был уверен, что в ближайшее время сможет если не чувствовать себя, то хотя бы выглядеть как обычно. На здоровье он никогда не жаловался, даже в детстве на удивление всего двора почти не болел, так же, как и Елизавета. К счастью, никто так и не прознал, что во многом здоровью наследника и Великой княжны можно было позавидовать благодаря снадобьям и амулетам ведуний – императрица Софья тайком не раз к ним обращалась. Если бы это стало известным, последствия были бы разрушительными.

– Она ведь уже не спит?

– Нет, Ваше Императорское Высочество, уже час как на ногах.

– Тогда пусти её ко мне после завтрака.

Секретарь с поклоном удалился и вскоре вернулся с подносом, тот немного дребезжал – руки старика еле заметно тряслись, – но слуг звать пока нельзя было, чтобы цесаревич в таком виде не попался никому на глаза. Поставив поднос ему на колени, Феофан Ильич отошёл на шаг и замер, намереваясь здесь и стоять, пока наследник не закончит завтракать.

– Феофан Ильич, здесь стулья есть, кресла. Вы б присели, отдохнули.

– Всё в порядке, Ваше Императорское Высочество. Не беспокойтесь.

Глава 9

Ночная гроза оставила после себя размытые дороги и серое небо, хотя всё ещё теплилась надежда, что вот-вот распогодится. Однако солнце будто готовилось к зимней спячке и вовсю окружало себя мрачными облаками, не предвещающими приятной погоды в ближайшее время. Без особой надобности никому на улицу выходить не хотелось – того и гляди ударит проливной дождь.

В Воробьёвском дворце, хоть и было не так холодно, как снаружи, а всё ж нет-нет, да и поведёшь зябко плечами. И только Михаил нисколько не мёрз, с недавних пор он обнаружил, что при желании может и вовсе обходиться без одежды – внутренний огонь с успехом согревал его. Впрочем, на то уходило довольно много сил, поэтому поэкспериментировав так несколько раз, он пришёл к выводу, что умение полезное, но просто так на него растрачиваться смысла нет. К тому же привлекать к себе внимание разгуливая легко одетым, когда другие кутаются во всё, что можно, – так себе идея. А не было ему холодно сейчас потому, что он ни секундочки не мог спокойно устоять на месте, чем немного злил своего слугу-камердинера.

– Михаил Арсеньевич, негоже в такую рань беспокоить Его Императорское Высочество! – ворчал Арсений, однако послушно помогал хозяину подобающе одеться. Тот и сам прекрасно бы справился, но слуге было важно чувствовать себя нужным, вот Михаил и подыгрывал ему.

– Я и так долго ждал. – Князь поднял подбородок повыше, чтобы было удобнее завязывать шейный платок.

– И ничего не долго, Михаил Арсеньевич! Вы ещё даже не завтракали.

– Ничего, подождёт.

– Завтрак, значит, подождёт… Михаил Арсеньевич, ну куда без завтрака? Где силы-то брать будете?

– Вот ты заладил – завтрак, завтрак! Ничего со мной не случится, если я поем попозже.

Арсений продолжил ещё что-то бубнить себе под нос, но князь его уже не слушал. Он вышел в коридор и сразу же столкнулся со стражем, стоявшим неподалёку от двери в комнату, которую занимал князь Морозов. Его лицо Михаил помнил, но это был не тот человек, которого он ночью «уложил спать». Оно и понятно – дневная смена.

– Ваше Сиятельство? – Князь так долго на него смотрел, что стражник подумал, будто бы ему от него что-то нужно.

– Ничего, – со своей обычной улыбкой покачал головой Михаил.

Дальше он пошёл быстрым шагом, сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Покои цесаревича сегодня охранял Иннокентий – спасибо ещё, что не сам Феофан Ильич. Видимо, никому другому доверить столь важное дело пока было нельзя. Всё бы ничего, но князь Морозов был почти уверен, что правая рука секретаря его, мягко говоря, недолюбливает. О причинах можно было только догадываться.

– Доброе утро, Ваше Сиятельство. – И вроде бы вежливо сказал, и поклониться не забыл, и смотрел вполне учтиво, а ощущение осталось такое, как если бы отчитал.

– Доброе, Иннокентий, доброе. Я могу войти?

– Разумеется, Ваше Сиятельство, – снова поклонился он и открыл для князя дверь.

Михаил застал цесаревича сидящим за рабочим столом. Ничего необычного, но внушало некоторую тревогу. Если уж Феофан Ильич не смог его заставить хотя бы денёк отдохнуть, то вряд ли у кого-то другого получится, но попытаться всё же стоило.

– А, Миша, заходи, – ненадолго оторвавшись от бумаг, сказал Александр. Выглядел он одновременно и обеспокоенным, и бесконечно уставшим.

– Ваше Императорское Высочество! – проворчал Михаил. По имени он пока не рискнул его назвать, Иннокентий – это всё же не Феофан Ильич. Надо хотя бы от двери отойти. – Вы что, совсем не спали? – При этом у него у самого выветрилось из головы, что именно он как раз и провёл бессонную ночь.

– Миша, прекрати, – поморщился Александр и отложил в сторонку бумагу, которую только что внимательно читал. А точнее, всеми силами пытался внимательно читать. – Мне и одного Феофана Ильича хватит.

Однако Александра внезапно посетило чувство, что ему нравится, когда о нём заботятся. Не потому, что он наследник могущественной империи, а потому что он человек, которым дорожат просто потому, что он есть.

– А я считаю, недостаточно! – Михаил подошёл к письменному столу и взглядом попросил дозволения сесть в кресло напротив. Получив его, князь уселся как можно удобнее и подумал, что не отказался бы от такого же. В его спальне тоже одно имелось, но оно не шло ни в какое сравнение с этим.

– Дарю, – хмыкнул цесаревич.

– Что?

– Кресло это тебе дарю.

– Но я же… Вы смогли мысли мои прочитать так, что я не заметил?

– Придётся тебя расстроить: я так не умею. А сейчас ещё и не могу.

– Так не можете или не умеете? – нахмурил брови Михаил.

Александр, посмеиваясь, покачал головой, мол, понимай, как знаешь.

От царского подарка князь Морозов конечно же отказываться не стал.

– Благодарю вас, Александр! – оглаживая подлокотники, сказал Михаил. Превосходнейшее кресло!

– Так-то лучше, – усмехнулся цесаревич. – А то заладил: Ваше Императорское Высочество, Ваше Императорское Высочество… Миша, мы здесь одни.

– Александр, – не стал спорить он и всё-таки обратился к нему по имени. Впрочем, Сашей его назвать у него язык не повернётся, хоть цесаревич не раз предлагал. – Я задам вам сейчас странный вопрос… – Михаил почесал затылок, оторвавшись наконец от ощупывания кресла.