Часть первая. Лигр*
– Моя тигрица! – я заваливаю Наташу на широкую постель, стоит мобильнику из ее ладони перекочевать на прикроватную тумбочку.
– Как ты думаешь, лев и тигрица могут трахаться?
Чувствую, что вопрос с подвохом. Меня зовут Лев. Но мне нынче не до тонкостей.
– Почему же нет?
К разговорам во время сношений Наташку приучил я. Она отменно умела сопрягаться с мужчиной и до меня. О чем мой приятель, Женька, по пьяной лавочке большой любитель побахвалиться, уже все уши прожужжал.
Только подмахивала она раньше молча. Даже без стонов. А это был не порядок. Живые люди должны издавать звуки. Так мне сказала одна авторитетная в теме дама, патологоанатом, два романа назад. И я научил новую партнёршу поддержанию пикантной беседы в процессе. Ну не стонать же мне ее учить было?
– Я имею ввиду, по-настоящему…
Она старается не ускоряться, подмахивая. Хотя я уже чувствую степень ее вовлеченности. Ей хочется. Очень хочется перейти к энергичному, как тверк, ритмичному драйву.
– Что значит «по-настоящему»?
– Так, чтоб у них потомство родилось… после.
Я на минуту цепенею. И останавливаюсь. Наташка придумала любопытный признак подлинности траха. И обоснованный. Нет, правда. Ведь, в конце концов, природой вся тяга к противоположному полу, вся эта канитель и даже все безумства, устроены с единственной целью. Продолжение рода. Даже при таком сомнительном союзе, как в ее примере, где не понятно, продолжается ли он. Род. Или в результате смешения генов на свет норовит заявиться нечто абсолютно новое. А к чему это она? Ладно, потом разберусь!
Иметь Наташку офигительно приятно. Влажная, податливая, послушная. И умелая.
Игру в медленные тягучие толчки, она переняла сразу. И удачно разнообразит ее сейчас приличествующим моменту разговором.
Наташка замужем за Женькой. А мы с Женькой, так уж вышло, друзья. Не очень, конечно, расклад. Он в рейсе сейчас. Выгружается где-то под Калугой. Наташка проверила. Позвонила перед тем, как начать. Чтобы потом не отвлекаться по пустякам и не вздрагивать от каждого шороха. И чтоб муж был уверен в крепости семейного тыла. А я стою сейчас на коленях позади его нагой жены. И, никуда не торопясь, как раз проверяю этот самый тыл на прочность. Опираясь на него руками, прижимаюсь животом к бархатным, аппетитно-сметанным, упругим полушариям. Приподнятым над плоскостью простыни под самым благоприятным для проникновения в ворота крепости, углом. Крепости, давно уже выкинувшей белый флаг. Вон он, свисает ажурной смятой тряпочкой со спинки стула.
Член почти покидает теплое гнездышко, когда его кончик оказывается сжат и задержан опытной хваткой сомкнувшихся створок. Женские бёдра наезжают равномерно и неотвратимо. Расселина поглощает всю длину обелиска до самого основания. И отпускает его из объятий, позволяя сменить направление движения. Совсем, как на кинопленке, пущенной в обратном направлении.
– Черт, хорошо то как, Натусик! – не могу удержаться от искреннего комплимента я. Она улыбается широко и открыто, оборачиваясь и помогая себе рукой перекинуть гриву светло пшеничных волос на другое плечо.
– Так что ты думаешь?
– О тиграх и львах?
– Да.
Ее бедра совершают небольшие покачивающиеся движения. И это превосходно.
– Не знаю. У Ольгиной тетки кролик декоративный жил. И периодически перепахивал ее же похотливую кошку. Никакого потомства у них и в помине не было.
– Ты знаешь, что Женек стал заглядываться на Ольгу?
Это неожиданная смена темы. Во всех смыслах.
– Твой Женек? На мою Ольгу?
– Мой Женечка на твою Ольгушку, – не прерывая соития информирует Наташка.
Ха! Вот это фортелек! Ольга моя жена. И воспитана она в довольно строгих правилах. Не замечал за ней стремления сходить налево. Да, и Женька вроде бы ей никогда не интересовался. Тем более, что у него под боком вон какая мастерица постельных дел!
Я вгоняю своего малыша резко и на всю длину.
– Ай!
– Тебе больно?
– Нет! Да. Немножко. Не важно… продолжай. Бери меня, как тебе нравится.
– Ты откуда взяла про Женьку и Ольгу?
– Он мой муж. Женщины такое нюхом чуют!
Может и чуют. Я ведь знаю Женьку гораздо дольше, чем Наташку или даже Ольгу. С детства знаю. Однажды даже жизнь ему спас. Без всякого фиглярства и двусмысленности. Спас. Но мы оба не любим вспоминать об этом. Я, – из-за того, что чуть не струсил и не сбежал тогда. Совсем не по-геройски. А он не знаю почему. Парни вообще редко задумываются о чужих мотивах. Мы, самцы, отдаем предпочтение действиям. Раз, – и квас!
– Подкатывает, значит. Ну, а Ольга что?
– Она обычная женщина. Ей мужское внимание лестно.
– Уверена?
– В чем?
– В том, что между ними что-то было… есть. Или только намечается?
– Лео, ты ревнуешь? Скажи, ты ревнуешь ее?
– Я… я … не знаю.
Черт, Наташка обескуражила меня. И даже, немного, малыша. Он как-то растерял половину энтузиазма, когда разговор вильнул не в ту сторону. Ревную ли я? Без всякого сомнения. Ольга моя! И пошли все на х.й! Признаюсь ли я в этом Наташе? Нет, нет и нет!
– А меня… меня ты не ревнуешь?
– Тебя? К кому?
– Как к кому? К мужу, разумеется. Ты же знаешь, что я ложусь с ним вот в эту самую кровать, когда он дома. И мы с ним не кроссворды разгадываем под одеялом…
Приостановившиеся было бедра снова пришли в движение. Тихое, якобы робкое, почти незаметное глазу. Но очень ощутимое другими частями тела.
– Ну... Мы же не пересекаемся… наши интересы… то есть…
– Вы не пересекаетесь, потому что я уговорила перейти его на другую машину. И теперь он день дома, а пять – нет.
В словах Наташи есть резон. И да, это она обеспечила нам режим наибольшего благоприятствования и комфорта. Пока Женька в рейсе я с неизменным наслаждением и азартом имею его благоверную. В их же супружеской спальне.
И нам обоим хорошо. В смысле, мне и ей. Мы нашли друг друга. Совпали по фазе. И слились в экстазе. Или просто сьебужились, переплелись-переб..сь, если по-народному. И нам такое по кайфу.