Любые совпадения по тексту романа с реально существовавшими историческими персонами случайны. Это авторская версия альтернативной реальности.
(Дорогие Читатели! У серии появился буктрейлер - обязательно посмотрите - на карточке книги во вкладке буктрейлер)
Глава 1
20 декабря 181… года
— Ты уверен, Серж? — ещё раз спросил император Александр III.
Барон Сергей Виленский, с которым император дружил ещё с лицейской скамьи, поднял голову, как будто только очнулся от других мыслей, и вместо ответа поинтересовался:
— Прости, Алекс, ты о чём-то говорил?
— Я спросил, уверен ли ты, что хочешь развестись с Ирэн? — терпеливо повторил император, понимая, что друг, который тянул с этим решением вот уже почти два года, до сих пор не восстановился после предательства жены.
— Да, думаю, что да, — всё-таки ответил Сергей и взял бокал со столика, за которым друзья часто собирались в конце дня, чтобы обсудить то, что не предназначалось для чужих ушей.
Барон отпил вина и продолжил:
— Если ничего не изменилось за два года, то надо дать ей возможность получить ту фамилию, которую она хочет.
— Я рад, Серж, я рад, что ты наконец решился! — с воодушевлением воскликнул император. — Я сейчас же подпишу прошение — и всё. Тебе пора начать новую жизнь, без Ирэн. Оглянись вокруг, есть много девушек, готовых составить тебе партию.
Молодые люди не знали, что маховик судьбы уже начал раскручиваться. У судьбы были свои планы…
20 января 201… года
Народу в электричке было немного, а с горнолыжным снаряжением — только одна пара, сидящая в другом конце вагона.
Ирина сидела с планшетом, но экран его был тёмным. Она полностью погрузилась в воспоминания, как всё начиналось несколько лет назад, и почему она снова едет праздновать свой день рождения одна.
Конечно, её ждут друзья. Институтская подруга, которая замужем за парнем из их «институтской шайки», и ещё одна, ещё школьная, живущая и сейчас в Новосибе. Вот эта не замужем, но каждый раз приезжает не одна. А Ирина вот снова одна, хотя в прошлый раз клятвенно обещала, и себе в том числе, приехать с мужиком.
Вдруг поезд дёрнулся, послышался жуткий металлический звук, и всё поплыло как в дурном сне. Ирина упала с кресла на пол, подняла голову и увидела, как сминаются кресла в начале вагона.
Всё происходило словно в замедленной съёмке, звуки пропали, и в полной тишине на Ирину полетел ком из кресел, людей, багажа и металла.
Пришла мысль: «Ерунда какая-то, этого не может быть, это сон…»
Короткая боль… Темнота…
За несколько часов до аварии
— Ирина Вячеславовна, Ирина Вячеславовна, подождите, пожалуйста. Нам с вами необходимо ещё обсудить возможность проведения аудита завода компанией «Шлезингеник». Они хотят начать покупать ваши базы, но для окончательной квалификации им нужен аудит.
Ирина опаздывала на самолёт, она уже и так задержалась практически на час. Директор завода, принадлежащего компании Ирины Вячеславовны Лопатиной, приехал в центральный офис и буквально «поймал» её в дверях.
— Рустам, дорогой, неужели ты, директор завода, не можешь решить этот вопрос сам? — она злилась, так как всегда была уверена, что форс-мажор возникает только если кто-то что-то «прошляпил».
Ирина редко позволяла себе отдохнуть, но этот пятидневный отпуск в январе считала обязательным. Отпуск совпадал с её днём рождения, и она вот уже пятый год отмечала его в горах, резво скатываясь на лыжах. Все близкие друзья уже собрались на курорте, ждут только её, день рождения завтра, а она никак не может выйти из офиса!
— Рустам, если нужен аудит, пусть делают. В конце концов, ты директор завода, уполномочен принимать такие решения, — резко сказала Ирина, хотя обычно редко позволяла говорить с сотрудниками таким тоном, и с сумкой наперевес пошла на выход из кабинета.
— Ирина Вячеславовна, так они везут с собой представителей косметического Союза, а вы уже давно хотели с ними встретиться. Вот список лиц для оформления пропусков, только сегодня скинули, — Рустам передал ей отпечатанные на листке имена и, перегородив дверь, добавил: — Завтра приезжают.
Ирина поняла, в чём засада. Обычно такие аудиты обговариваются заранее, но здесь, скорее всего, сыграл тот фактор, что она вышла на рынок Европы с химическими базами натуральных ингредиентов для косметики, где безраздельно властвовали промышленные гиганты. Кому-то очень не хочется, чтобы частная компания из России поставляла это сырьё. Вот она, хвалёная «честная конкуренция».
— Рустам, — Ирина приняла решение, что даже этот аудит не повлияет на её планы. — Сейчас мы с тобой посмотрим план аудита, и ты его сам проведёшь, так же, как и переговоры с представителями Союза.
Рустам понял, что «сопротивление бесполезно», и полез доставать бумаги из портфеля.
Пока обсуждали план аудита и стратегию переговоров, прошло ещё два часа, и на самолёт Ирина опоздала. Хорошо, что оставался ещё один рейс, последний на сегодня.
22 января 181… года
Доктор Кирилл Мефодьевич всегда приходил на работу рано. Обычно день начинался с чашки кофея, который он пил с начальником железнодорожного вокзала господином Прицыгайло Прохором Порфирьевичем. Но сегодня доктор сразу поспешил к себе в кабинет, надо было разобраться с женщиной, баронессой, как там её, Виленской.
Вчера он чуть было не совершил самую грубую докторскую ошибку — признал даму скончавшейся. Хорошо, что не успел вызвать людей из мертвецкой. Вот бы позору было, кабы дама по дороге в мертвецкую в себя пришла.
Хорошо, что Прохор Порфирьевич заметил, что дама непростая, одета богато, в драгоценностях, что надо бы документы вначале посмотреть. И людей выделил, спаси его Господь, отнесли болезную к нему в кабинет.
***
— Так-с, как наша пациентка? — громко и жизнерадостно произнёс мужской голос, вырывая Ирину из полудрёмы, в которой она находилась.
Марфа торопливо начала рассказывать.
Вскоре доктор, уже переодетый в белый халат, подошёл к кровати, на которой лежала Ирина, сел, сложил руки на животе и сказал:
— Ну что ж, голубушка. Рассказывайте, как вы себя чувствуете?
Ирина честно призналась, что её тошнит, есть спутанность памяти, но в целом жива — и хорошо.
— Давайте мы вас отправим домой, голубушка, — предложил всё так же по-доброму улыбающийся доктор и добавил: — К мужу.
«У меня что, муж есть?» — в панике пронеслось в мозгу у Ирины, но она предпочла не задавать этот вопрос вслух.
Знаками показала, что хочет пить, и доктор помог ей присесть, подав кружку с водой.
Глотнув воды, Ирина всё-таки решилась задать вопрос:
— Марфа сказала, что сейчас 181… год, это правда?
— Да, голубушка, сегодня 22 января 181… года от Рождества Христова.
— А я?
— А вы, голубушка, баронесса Виленская Ирэн, двадцати шести лет отроду, и сейчас Марфа принесёт вашу одежду. Не волнуйтесь, её отчистили, как новая. И поедете домой. К мужу, к нянькам. Отлежитесь, и всё пройдет. И в другой раз будьте внимательны на перроне, когда народу много, очень опасно.
— Я…
— Да, голубушка, — доктор, похоже, читал мысли и отвечал на вопросы прежде, чем Ирина успевала их задавать. — Вас толкнули, и вы упали прямо на рельсы. Хорошо ещё, что машинист поезда успел затормозить, и вся ваша проблема только в ушибе головы, но это пройдёт. Я вам как доктор говорю.
Марфа принесла одежду. Помогла Ирине одеться. Одежда тоже была девятнадцатого века: длинное платье, нижние юбки, завязки по бокам, хорошо, что без корсета. Хотя, пока Марфа помогала одеваться, Ирина успела заметить, что фигура её стала не такой подтянутой, какой была. Живот рыхловатый, а не пресс человека, который каждый день стоит в планке по четыре минуты. Бока несколько кругловаты, ляжки тоже. Нет, она сейчас не была толстой, скорее, оценила бы свою фигуру как поплывшую. Не критично, но если ты привык к другому, то неприятно.
Ирина чувствовала, что доктор спешит от неё избавиться.
«Ну что ж, если я действительно «попала» и теперь баронесса, то посмотрим, что там за муж. Возможно, не всё так и плохо», — подумала она.
Выйдя на улицу, Ирина увидела ожидавшего её извозчика. Доктор, надо отдать ему должное, проводил её прямо до возка, помог подняться, передал сумочку с документами и вежливо попрощался, попросив больше так не рисковать.
Примерно через двадцать минут извозчик остановился около богато украшенных ворот. Это было кстати, потому как Ирина уже начала замерзать, и её сильно укачало. Скорее всего, сотрясение мозга, думала она, иначе бы так сильно не тошнило.
Извозчик помог Ирине выбраться из возка и постучал в ворота. Потом поклонился, вспрыгнул на козлы и уехал, а она осталась стоять возле ворот.
Вскоре выскочил парень в распахнутом полушубке и открыл прятавшуюся в створках калитку. Сначала замер, глядя на Ирину, потом как будто спохватился и, поклонившись, махнул рукой, мол, заходите.
Ирина зашла на просторный двор и, понимая, что, вероятно, баронесса должна здесь хорошо ориентироваться, сразу направилась к высоким ступеням, расположенным перед большой резной дверью.
Не успела подняться на последнюю ступеньку, как дверь распахнулась, и она увидела одетого в очень красивую ливрею дядьку. Дядька был не молод, лет под пятьдесят, с огромными седыми бакенбардами, прямой спиной и в камзоле насыщенного зелёного цвета с серебряным шитьём.
— Госпожа? — лицо его вытянулось в удивлении.
— Я была в лазарете на железнодорожной станции, — почему-то стала объяснять ему Ирина.
— Проходите, пожалуйста, — дворецкий распахнул дверь, и Ирина зашла в дом.
«Ничего себе бароны живут», — подумала она, а сама спросила:
— Господин барон дома?
Почему-то Ирине казалось, что надо поскорее увидеть барона, и уж тогда-то она сможет наконец всё выяснить.
— Нет, госпожа, господин барон уехал на службу, дома только…
22 января 181… года
На Симбирском тракте
Уже стемнело, когда Ирину разбудил кучер. Она даже не заметила, что в печке, которая грела карету, дрова практически потухли.
Она уже обрадовалась, что путешествие закончилось, но, как оказалось, до дома отца Ирэн Виленской ещё было несколько часов пути. Кучер, человек барона, не хотел рисковать и ехать по темноте, поэтому остановился на Арзамасской заставе.
Всё это Ирина узнала от самого кучера, когда тот пришёл и попросил несколько монет, чтобы пристроить лошадей, экипаж и барыню на ночлег.
Из кареты Ирина вылезла с большим трудом, всё тело затекло, и ни ноги, ни руки не хотели разгибаться. Но пройдя несколько метров до входа в гостевой дом, который был специально выстроен для таких вот непростых путешественников, она уже более-менее прямо держала спину.
Гостевой дом сначала произвёл на Ирину удручающее впечатление: мало света, тёмные стены. Но потом принюхавшись, Ирина поняла, что несправедлива, потому как пахло приятно. В комнате, куда её проводила худенькая девчушка, было чисто и тепло. Кучер уже договорился и всё оплатил. Ирине принесли тёплую воду и ужин.
Ужин был простой — каша с мясом, но для Ирины он показался необычным деликатесом. Её наконец-то перестало тошнить, и впервые за эти два сумасшедших дня она смогла нормально поесть. Ложась в кровать, она уже чувствовала себя почти счастливой, и было всё равно, кто она и почему здесь оказалась.
Утром, когда ещё было темно, к Ирине снова зашла вчерашняя девочка и принесла воду и кашу.
— Барыня, там ужо вас кучер дожидается, — улыбаясь и споро расставляя тарелку и кружку с подноса на стол, чинно проговорила девчушка.
Умывшись и позавтракав, Ирина вышла во двор. С помощью кучера забралась внутрь кареты, там уже было натоплено.
«Хорошие у барона слуги, заботливые, — подумала Ирина. — Почему та, прежняя Ирэн от него ушла? Может, он тиран?»
Мысли в голове бродили разные, но вскоре тряска кареты убаюкала молодую женщину.
***
Проснулась Ирина сама от того, что карета остановилась. Выглянув в окно, обнаружила, что карета стоит перед небольшим каменным двухэтажным особняком. Особняк был выстроен в виде прямоугольной коробки, покрашен в бело-жёлтый цвет, что смотрелось интересно. В окнах поблескивали стёкла, но не во всех. На первом этаже окна были затянуты чем-то непрозрачным.
— Приехали, барыня, — сказал кучер, открыв дверцу кареты. Помог Ирине выбраться, и она сразу же провалилась в снег.
— Осторожнее, барынька, здеся не везде почищено, — с опозданием предупредил её кучер.
Ирина, чувствуя, как в сапожке тает снег, непроизвольно поморщилась.
— Вот, значит, дом вашего батюшки. Вещи я оттащил, теперь поеду, наверное, чтобы уже сегодня обратно добраться.
— Погодите… — Ирина осеклась, сообразив, что баронесса вряд ли будет обращаться к кучеру на вы. — Погоди, прости, не запомнила твоё имя, — исправилась Ирина.
— Дык Никодим я, — ответил кучер и улыбнулся щербатым ртом.
— Погоди, Никодим, сейчас мы тебе еду в дорогу найдем, — по-хозяйски произнесла Ирина и решительно пошла в дом.
Дверь была открыта, но никто не вышел, чтобы встретить гостей. В холле было просторно, но темно, единственным источником света служили окна, расположенные сверху лестницы, которая начиналась в центральной части холла, уходила наверх и сворачивала налево. Пахло пылью и подгорелой едой, и было довольно холодно.
Ирина повернулась к кучеру, который мялся на входе, не решаясь пройти дальше, и протянула ему несколько серебряных монет.
— Прости, Никодим, придётся тебе и лошадкам твоим где-то в дороге едой разжиться, — старясь не сорваться в истерику, сказала Ирина.
Кучеру такой вариант, видимо, пришёлся по душе, и он, низко поклонившись, побежал обратно к карете.
А Ирина осталась в доме.
— Ау, есть кто живой? — громко крикнула она, надеясь, что всё-таки кто-то здесь живёт и сможет ответить на её вопросы.
Наверху лестницы Ирина заметила какое-то движение, пригляделась — кто-то явно прятался за фигурным портиком перил.
— Я вас вижу! — скомандовала Ирина, впрочем, не рассчитывая, что сработает. — Вылезайте.
Но, как ни странно, сработало. Вскоре на лестнице показались два… ребёнка.
Присмотревшись, Ирина поняла, что это мальчишки лет десяти-двенадцати, одетые в одинаковые старые, серого цвета, штаны и растянутые «бабушкины» кофты.
«Худенькие и ещё маленькие. Наверное, всё-таки не больше десяти», — подумала Ирина, вспомнив, как ещё в школе мальчишки-одноклассники в тринадцать-четырнадцать лет ушли на летние каникулы малявками, а вернулись огромными прыщавыми дылдами.
— Подойдите, — ещё раз скомандовала Ирина.
Мальчики подошли ближе, и неожиданно один их них сказал:
— Рад вас видеть, сестра…
Ирина чуть снова не упала в обморок, но «устояла», пока не понимая, надо ли их обнимать, если они её братья. Потом плюнула на всё и раскрыла руки, предлагая мальчишкам самим решать.
После разговора с Пелагеей Ирина поняла, что сил не осталось. Кое-как сбросив платье и протеревшись влажной тряпкой, она рухнула на пыльную кровать в бывшей девичьей комнате Ирэн, куда её проводили братья, и уснула.
С утра ничего не изменилось, но в пыльное окно светило солнце. Голова почти не болела, и Ирина решила, что не всё так плохо.
В комнате Ирэн была небольшая каморка, в которой стояла тумба с тазом. Ирина поняла, что это для умывания. Отсутствие водопровода в доме казалось сейчас огромной проблемой. Надо найти что-то для чистки зубов, и вообще хотелось бы помыться.
В прежней жизни она обожала воду и принимала душ утром и вечером, по выходным любила попариться.
«Должна же здесь быть хотя бы баня», — думала Ирина, тщетно пытаясь вспомнить историю. По её памяти, вроде бы уже при Петре Первом были построены общественные бани. Это всё-таки не Европа, где вшей ловили специальными приспособлениями.
Но надо было шевелиться, и Ирина, покопавшись в сундуке, нашла простое и мягкое тёплое платье. Внутри него было нижнее платье — довольно плотное, и вся эта конструкция затягивалась шнуровкой по бокам. Надеть и затянуть шнуровку труда не составило. Волосы Ирина заплела в косу и отправилась вниз.
На кухне всё так же суетилась Пелагея, но едой не пахло.
— Пелагея, доброе утро, мальчики ещё не встали?
— Нет, барыня. А вы чего так рано поднялись?
— Помыться хочу. Не знаю, где воду взять.
Оказалось, что водопровод в доме есть, но только на первом этаже. Но вода только холодная, потому как денег на уголь нет, а зимой надо всё время в подвале топить.
Настроение Ирины скакало от ощущения счастья, когда услышала, что есть водопровод, до небольшой грусти, когда стало понятно, что горячей воды нет. Баня в поместье тоже имелась, но она рассохлась и, по словам Пелагеи, плохо держала тепло.
Ирина решила принести ведро и нагреть воду. Вспомнила, что когда-то не было у неё проточного водонагревателя и из ведра очень даже можно было помыться, когда летом в городе отключали горячую воду.
Ещё Пелагея сказала, что отправила деда Афанасия в город за продуктами, а сейчас ждёт, когда их из деревни подвезут.
— Вот посмотрите, барыня, совсем ведь распустились! Барин-то, Леонид Ляксандрович, давно со старостами не встречался, вот и мухлюют.
Пока ведро нагревалось, Ирина решила ещё немного расспросить Пелагею.
Фамилия отца Ирэн была Лопатин. Ирину поразило такое совпадение, она же тоже Лопатина. Возможно ли, что она действительно была потомком этой семьи? Одно время Ирина увлекалась генетическими исследованиями и даже сдала свой биоматериал, чтобы исследовать возможные регионы происхождения. И получила результат, где описывалось, что география её ДНК как раз здесь, по Симбирскому тракту, в сторону Нижнего Новгорода. Но вот, конечно, село Никольское там не упоминалось.
Выяснила Ирина также про деньги. Оказалось, что у неё в кошеле, полученном от дворецкого в доме барона, почти пятьдесят золотых монет. В каждой золотой монете было десять серебряных монет, в каждой серебряной — по сто медных. Так медяшки и назывались — монеты. Золотая монета называлась империал, а серебряная — целкач. На золотую монету крестьянская семья из трёх человек могла жить месяц.
Раздались шаги. В кухню ввалился огромный мужик в тулупе и пробасил:
— Полька, отопри заднюю дверь, продукты привёз…
Запнулся, увидев, что Пелагея в кухне не одна, и Ирина решила этой заминкой воспользоваться.
— Пелагея, пойдём посмотрим, что там привезли, — тоном недовольного начальника произнесла она.
Мужик неуверенно топтался на месте, глядя то на Пелагею, то на Ирину. Ирина хоть и была в простом платье, но явно выглядела не как деревенская девка.
Решив закрепить эффект, она строго спросила:
— Как зовут?
— Дык, Порфирий, значит, староста я из Кротовки. Сегодня наш день, значит.
Пелагея тут же сориентировалась:
— Да, барыня, посмотрите сами, что нам возят, как уважают барина, — тон был саркастический, можно было «порезаться».
«Ну, артистка, Пелагея», — подумала Ирина и, сделав ещё более строгое лицо, махнула ей рукой:
— Веди.
В санях лежало несколько свёртков.
— Разворачивай! — Ирина и не думала давать спуску, видя, что Пелагея одобрительно кивает.
В свёртках было две тощих курицы, немного овощей и небольшой мешочек муки.
Ирина вопросительно взглянула на Пелагею, та скривилась, и сразу стало понятно, что явно недобор. Но свёртки она забрала.
— Почему так мало? — Ирина не представляла себе, что и сколько должны привозить, но Пелагее она в этом доверяла.
— Дык, у самих нет, — жалобно произнёс Порфирий, но по его сытой физиономии было видно, что сам староста явно не голодает.
— Приеду с ревизией — проверю, — наобум, что называется, «пальцем в небо» бросила Ирина.
Надо было видеть, как изменился в лице староста. Сразу стало ясно, что в деревнях есть что скрывать.
— Да что же вы так, барышня, разве ж в наши зимы можно пешком-то ходить, да ещё и не в валенках!
Ирина постепенно приходила в себя. Когда звон колокольчика стал ближе, она даже подумала, что это и есть галлюцинации, благодаря которым замерзающий человек не испытывает мучений. Но вскоре, когда её начали тормошить, и ей удалось открыть глаза, увидела над собой добродушное круглое лицо.
Мужчина легко, словно пушинку, поднял её и перенёс в возок.
— Куда вы шли, барышня?
Ирина тщетно пыталась ответить, но замёрзшие губы не слушались.
Мужчина сам начал размышлять:
— Уж не к Лопатиным ли?
Она кивнула.
Мужчина вгляделся ей в лицо.
— Уж не дочка ли Леонида Александровича?
Ирина снова кивнула, и на этот раз ей удалось выговорить:
— С-спасибо.
— Ладно уж, поехали, до вас-то ближе, а то как бы не обморозилась.
Пока ехали, Ирина рассмотрела мужчину. Высокий, мощный, немного грузный, но не толстый. Лицо добродушное, видимо, благодаря круглой форме и большим пышным усам с бакенбардами. Шапку мужчина внутри возка снял и оказалось, что он лысоват. По возрасту Ирина дала бы ему лет сорок пять.
— Помещик Картузов Иван Иванович, — представился мужчина.
«Картузов», — Ирина вспомнила, откуда слышала эту фамилию. Пелагея говорила, он чай подарил.
— Ирэн Виленская, — почему-то представилась она фамилией мужа.
— А ты, дочка, с мужем приехала или одна? — отвлекая её разговором, помещик Картузов ловко снял с Ирины промокшие сапоги, и она почувствовала, как замёрзшие ноги заломили, начав отогреваться.
— Потерпи, дочка, сейчас доедем. Это хорошо, что я мимо вашей деревни поехал, мне там деревщик ваш одну штуку обещал сделать, да запил, подлец.
Мужчина продолжал говорить, а сам, надев толстые варежки, растирал Ирине стопы. Делал он это как доктор, безо всякого подтекста, да и вид у Ирины был довольно жалкий. Она молчала, терпела боль и думала, что чувствует себя отвратительно. Только бы не заболеть, здесь наверняка ещё никаких антибиотиков не придумали.
Ей было так жаль себя, что она подумала:
«Что ж такое?! Я, самостоятельная, деловая — и так переоценила свои возможности. Всё-таки сложно привыкнуть к тому, что у тебя другие ресурсы: тело чужое, ты его не знаешь, и это твоя слабость. Но как же трудно осознать и принять, что ты больше не Ирина Лопатина — удачливая и молодая предпринимательница. Ведь что такое — тридцать два в двадцать первом веке? Самый прекрасный возраст! Уже есть и опыт, и красота, и деньги, если ты не полная дура. А Ирина дурой не была.
Здесь же ты Ирэн Виленская-Лопатина, никому не нужная нищая баронесса. Немного рыхлая, по местным меркам не очень молодая. Тебе двадцать шесть, а замуж выдали ещё в шестнадцать, да с ворохом нерешённых проблем».
Подъехав к дому Лопатиных, помещик Картузов снова подхватил Ирину на руки и внёс в дом.
Сразу послышалось оханье Пелагеи, прибежали мальчишки, и даже пришаркал дед Афанасий, который с появлением Ирэн вместо тулупа — всё-таки в доме было достаточно прохладно — стал надевать камзол, который, надо сказать, выглядел не лучше тулупа, потому как был достаточно старым.
У Пелагеи стояла горячая вода, поэтому Ирину быстро отправили в ванную отогреваться. Воды хватило только на то, чтобы пропарить ноги. К счастью, Ирина себе ничего не отморозила.
Когда она переоделась в сухое и вышла в кухню, там за столом сидел Иван Иванович, которого Пелагея поила чаем, и они продолжали разговор, начатый до прихода Ирины.
— Вот так теперь мы и живём, Иван Иванович, — закончила фразу Пелагея.
— И что, совсем не выходит? — спросил Картузов.
— Это вы о ком? — поинтересовалась вошедшая Ирина и поспешила остановить Картузова, который попытался встать с её появлением. — Сидите, сидите, Иван Иванович, я тоже присяду.
— Да про батюшку вашего рассказываю, барыня. Совсем ведь человек себя губит, — Пелагея достала платок и промокнула глаза.
— Плохо дело, когда у человека нет интереса никакого, — проговорил Картузов, прихлёбывая чай из блюдца.
Ирине было интересно, чем занимается помещик, и она решила воспользоваться его фразой:
— А у вас какой интерес, чем вы занимаетесь, Иван Иванович?
— Да понятно, чем. Несколько деревень пашут, сеют, а вот мой сердечный интерес — это литейная мастерская.
У Ирины даже руки задрожали от радости. Надо же, какое совпадение, ведь только с утра думала о том, что нужна литейка — и вот, пожалуйста!
Вслух сказала:
— Надо же, как интересно — литейная мастерская! А что вы там льёте, по какой техн… Как это происходит, можно ли будет посмотреть?
И как любой человек, с которым начали говорить о его любимом деле, Картузов улыбнулся и добродушно ответил:
— Отчего нельзя, конечно можно! Вот завтра и приезжайте, может, батюшку вытащите. Когда-то ведь мы с ним дружны были, — на этих словах Картузов загрустил.
Москов. Кремль
— Я их ненавижу! Старые ослы! — император еле сдерживал возмущение.
Александр III был человеком молодым. Родители не готовили его к трону, он был вторым сыном императора Романова и готовился к военной службе. Но его брат Николай, первенец императора и наследник престола, во время путешествия по заграницам заболел и скоропостижно скончался. Поэтому Александру пришлось резко менять образ жизни и переучиваться.
Гибель родителей в результате теракта стала для Александра трагедией не только как для сына, но и как для человека, которому пришлось взвалить на себя ответственность за огромную империю в двадцать шесть лет. Самому Александру пришлось срочно жениться, причём женился он на бывшей невесте брата, данцигской принцессе Деймаре, в Стоглавой получившей имя Мария.
Но несмотря на обстоятельства их женитьбы, в браке Александр был счастлив, жену свою и детей нежно любил, и она отвечала ему тем же. Марию не интересовала власть, но она была от природы ревнивой и постоянно ревновала мужа, хотя поводов ей он не давал, наоборот, старался лишний раз порадовать жену, советовался с ней и прислушивался к её мнению.
Внешностью император пошёл в мать, роста был среднего, лицо круглое и улыбчивое. Он был ровесником барона Виленского, тоже тридцать четыре года.
У человека, плохо знакомого с императором, могло возникнуть ощущение, что он довольно мягок на характер, но на самом деле император Александр был настоящим политиком — умным, проницательным и жёстким, когда это необходимо.
Только что закончилось заседание Государственного Совета Стоглавой империи. Барон Сергей Михайлович Виленский делал доклад на тему изменения государственной системы образования. Сейчас к техническому образованию допускались только дворяне, но барон верил, и император его поддерживал, что Стоглавая империя теряет много талантов и среди крестьянских детей.
Главный противник Виленского, князь Ставровский Константин Петрович, ухмыляясь в ответ на речь барона, саркастично высказался:
— Сейчас мы их научим, а потом они к нам свататься придут… Вы бы лучше, барон, в семье порядок навели, а потом на государство посягали.
— Это ведь он специально сказал, — продолжал говорить Александр, когда он и Сергей Виленский вышли из зала Совета и перешли на закрытую территорию Кремля, где находились личные покои императора и его семьи. — Специально, чтобы лишить тебя преимущества! Вот же паук, и половину Совета за яйца держит. Все сидят и вякнуть боятся, при отце он так себя не вёл.
— Твой отец, Алекс, во многом потакал Ставровскому. Вспомни, он тоже не поддерживал реформации, — барон старался говорить спокойно, но внутри тоже всё кипело. Хотелось вернуться и набить морду Ставровскому.
— Надо тебя женить, — вдруг сказал император, и Виленский удивлённо застыл, не понимая, что могло привести всегда разумного Александра к такому выводу.
— Мы подберём тебе невесту, за которой будет стоять фигура не меньшая, чем князь Ставровский, и «прижмём» паука. Пусть тогда попробует насмехаться! — Александр довольно улыбался, найдя, как ему казалось, шикарный выход. Он был другом Сергея Виленского ещё с детских лет, но в большей степени он был императором, и сейчас хотел, чтобы друг стал сильнее, потому как это усилит и его личную позицию.
— Алекс, я не готов…
— Погоди, не отказывайся. Походишь полгода в помолвке, привыкнешь к этой мысли, да и, может, девица тебе понравится.
— Но, Саша…
Император не хотел слушать никаких но, и барон получил список девиц и приказ до конца недели определиться с кандидатками.
***
Только на пятый день Ирина проснулась и поняла, что у неё ничего не болит. Она кряхтя выбралась из пропахшей потом кровати, накинула халат, валенки, которые появились у неё в комнате, после того как помещик Картузов принёс её всю мокрую домой, и побрела вниз. Ей хотелось вымыться, ну или, на крайний случай, просто умыться.
Спускаясь по лестнице, Ирина обратила внимание на то, что стало гораздо чище и даже светлее. Откуда-то снизу раздавался голос Пелагеи, которая командовала, как генерал на плацу:
— Вы трое — на чердак! Разобрать и вымыть. А ты давай иди баню заканчивай! Вот барыня выздоровеет, она с вами разберётся со всеми, ишь, лентяи!
Ирине даже весело стало, так уверенно от Пелагеи прозвучало, что «барыня со всеми разберётся». Пришлось соответствовать.
Как могла, она выпрямила спину, сделала «переговорное» лицо и степенно стала спускаться по ступеням. Вынырнувшие со стороны кузни три бабы с вёдрами даже отшатнулись и стали сгибаться в поклонах, когда увидели Ирину.
«То-то же, — подумала она. — Видимо, нельзя здесь быть добренькой, только «кнут и пряник» вместе работают, а доброту за слабость воспринимают».
Насколько Ирина помнила из истории и произведений того же Чехова*, люди сопротивлялись жестокости, а строгость ценили, доброту воспринимали как слабость, и часто это приводило к трагедии. Кто похитрее, начинали обманывать, и в результате разочарованный помещик был вынужден или применять наказание, или получал разорение, как в рассказе Чехова «Моя жизнь».
Ирине даже запомнилась такая фраза: «Пока наши отношения к народу будут носить характер обычной благотворительности, до тех пор мы будем только хитрить, вилять, обманывать себя, и больше ничего. Отношения наши должны быть деловые, основанные на расчёте, знании и справедливости». **
— Здравы будьте, барыня, а вот и мы с Танюшей к вам, — устало улыбнувшись и попытавшись поклониться, сказала девушка.
Ирина обернулась на голос, девушка явно её знала.
— Здравствуй… — на этом Ирина замялась, рассчитывая, что девушка подскажет ей своё имя.
— Глаша я, барыня, запамятовали? — стоять ей было не очень удобно. Ребёнок, завёрнутый в тулуп, хоть и сидел тихо, но, видимо, был тяжёленьким.
— Да ты садись, Глаша, — Ирина решила сначала помочь девушке, а потом уже разбираться.
Подошла и взяла у неё из рук ребёнка. Тулуп свалился на пол, и Ирина увидела, что это девочка, примерно годовалая, может, чуть больше. На ней было тёплое платьице из дорогого материала с красивой отделкой.
У Ирины не было своих детей, и что с ними делать, вот с такими малышами, она себе не очень представляла.
— Хорошо, что я до вас добралась. Барыня-то денег совсем не дала, двадцать медяшек отсыпала, да на телегу нас посадила до ближайшей заставы. А холод-то какой, думала, не довезу Танюшу, — Глаша скинула платок, и Ирина увидела, что та сама ещё совсем девочка, лет четырнадцати-пятнадцати.
Пелагея, которая вышла в холл, напряжённо застыла, увидев Ирину с малышкой на руках и девчонку в крестьянской одежде, сидящую на стуле.
Возникло страшное подозрение, но она всё ещё не верила, что так влипла, поэтому спросила:
— А что за барыня такая жадная?
— Так сама Елизавета Петровна. Приехала давеча в деревню, да и говорит, что надо тебе, Глаша, к матери дочь отвезти, нечего ей здесь без неё делать, — на этих словах у Глаши выступили слёзы. — Вот как же так, она ведь ей тоже, чай, родная, а она её на мороз?
— А где мать-то? — спросила Пелагея, заслужив благодарный взгляд со стороны Ирины.
Глаша испуганно посмотрела на Ирину, потом на Пелагею, но нашла в себе силы и почти прошептала:
— Так здесь, Ирэн Леонидовна… Вы что, это же Танюша, ваша дочка…
У Ирины закружилась голова. Вот никогда она в обморок не падала, и всегда было интересно, каково это, в обморок упасть. А сейчас была на грани.
Что?! И это она? Да что же это за баронесса была? Мужа бросила с ребёнком, да и ещё один ребёнок есть! Может, она ещё и в заговорах против императора участвовала? Ирина подумала, что уже ничему не удивится.
Пелагея непонимающе смотрела то на Ирину, то на Глашу.
— Понимаешь, Глаша, я ведь сильно головой ударилась и болела после, и совсем не помню ни тебя, ни Танечку, ни её отца. А кто её отец, кстати? — в обморок всё-таки удалось не упасть, Ирина взяла себя в руки и решила пока есть возможность, всё выяснить.
Глаша засуетилась и вытащила из-за пазухи свёрток, передала Ирине. В свёртке были документы, метрика о рождении Татьяны Кирилловны Балашовой. В графе титул и отец стояли прочерки, матерью была указана Виленская Ирэн Леонидовна. Второй документ принадлежал Глаше, точнее, Глафире Земовой, где было указано, что её отпускают во владение баронессы Виленской.
— Так что теперь я ваша совсем, барыня. Вот буду с Танюшей вам помогать, — видно было, что Глаша расслабилась, когда выяснилось, что никто не собирается от ребёнка отказываться и выгонять их на улицу.
— Так это что, барыня, ваша дочка, что ли? — рухнув в кресло, как будто её ноги не держат, спросила Пелагея.
— Выходит, что моя, — Ирина не знала плакать или смеяться, и не понимала, что она такого сделала или не сделала в прошлой жизни, что ей вот это всё досталось.
Да, в прошлой жизни иногда приходилось быть жёсткой, особенно когда после института решила остаться в Москве, а не возвращаться к родителям в Новосибирск. Но Ирина никогда не была подлой, её и родители так учили: мама врач и отец военный, возглавлявший оперативную группу в новосибирском управлении МЧС. Не можешь что-то сделать — так и скажи, а взяла на себя — тяни до конца.
И вот теперь, глядя на Пелагею, Глашу и маленькую девочку, от которой все отказались, Ирина поняла, что вот это и есть теперь её жизнь и её родные, и пора уже принять себя здесь. И возможно, даже перестать думать о себе как об Ирине. Теперь она Ирэн Виленская со всеми вытекающими. Но жизнь научила Ирину, что не бывает безвыходных ситуаций. Выход есть, она его пока просто не видит.
Девочка на руках у Ирины начала хныкать и вертеться, и Глаша тут же вскочила, попытавшись её забрать. Но Пелагея опередила, взяв ребёнка на руки.
Ирина решила, что сегодня они никуда не поедут, потому как и настроения нет, и надо девочку устроить. Поездку решили перенести на следующий день.
Когда девочку отмыли и переодели, оказалось, что она выглядит словно маленький ангелочек. У неё были золотистого цвета волосики, пухленькие щёчки, ножки и ручки ещё были в перевязочках. Девочка уже уверенно ходила, что-то балакала, но внятно пока ничего не говорила.
Прибежали мальчишки. Ирина их познакомила, сказала, что теперь у них есть племянница, а значит, они для неё дяди.
Мальчишки возгордились такой ответственностью, и пока Глаша вместе с приглашённой горничной разбирала малышкины вещи из мешка, который они привезли с собой, играли с Танюшей.
***
Улица, где располагались ювелирные мастерские, была пешеходной, поэтому карету пришлось оставить на площади. Пелагее было трудно ходить по морозу, да и подустала она, и Ирина решила оставить её в местной едальне, тем более что Пелагея знала хозяина с хозяйкой. Оказывается, они и были поставщиками разносолов в поместье Лопатиных.
Улица была хорошо расчищена от снега, очевидно, что «простые» люди здесь не ходили, вдоль неё стояли фонари.
«Вот интересно, как они работают? Наверное, на масле, лампочки-то ещё точно не изобрели».
Ирина шла по улице и размышляла. Она одна, женщина, довольно молодая. Пусть не девочка, но и не убелённая сединами дама. Ещё раз посмотрела на себя: шубка выглядит дорого, из-под шубки видно платье, на руках несколько перстней, сапожки. Видно, что на карете приехала, подол платья чистый.
Насколько Ирина помнила, можно было нарваться на бесчестного человека. Э-эх, надо было хотя бы Пелагею с собой взять или сказать Путееву, что пошла к ювелиру.
В результате размышлений Ирина выбрала самую нарядную лавку с большой двойной дверью и вывеской, на которой было написано «Ювелиръ Абруаз Фельдъ». Перед дверью, немного попрыгивая, видимо, чтобы не замёрзнуть, стоял швейцар.
«Ну не убьют же меня там», — подумала Ирина и, приняв такой надменный вид, какой только могла, подошла к двери в лавку.
Швейцар, сразу оценив внешний вид, заботливо распахнул обе створки. Ирина, гордо подняв голову, вошла в лавку.
Внутри лавка уже не казалась такой помпезной, как снаружи. Размером с привокзальный магазинчик, в который они с мамой ходили, когда ездили на садовый участок. Три небольших прилавка, расположенных вдоль стен буквой «П», и по свободной стене — два кресла и столик. Вдоль прилавков стояло несколько подсвечников, но света не хватало. С улицы окно было небольшим, поэтому в лавке было темновато.
К Ирине сразу подскочил молодой человек в чёрном удлинённом жакете, на голове у него был этакий чуб, а с боков волосы прилизаны и как будто чем-то жирным намазаны.
— Сударыня, мы счастливы вас видеть в лавке Абруаза Фельда! Только здесь вы сможете найти самые достойные вас украшения, — продавец, или кто он там, заливался соловьём.
Ирине надо было, чтобы её проводили к хозяину. Непонятно только, что там за Абруаз Фельд, немец, что ли?
— Я хочу говорить с владельцем лавки, — Ирина подумала, что если владелец такой успешный ювелир даже в таком небольшом уездном городе, как Никольский, значит он либо мошенник, либо умный человек. В любом случае, даже если он мошенник, он же не грабитель с большой дороги. Вероятно, он попробует её обмануть, но никакого физического вреда причинить не должен. А если он умный человек, то с ним можно будет взаимовыгодно договориться.
Прилизанный молодой человек кому-то кивнул за спиной Ирины, она лишь успела заметить, что там стоял ещё один мужчина, но уже одетый в потёртую куртку. Видимо, подсобный работник. Этот мужчина прошёл в дверь, расположенную за левым прилавком, и вскоре из неё вышел… вот если бы у Ирины было настроение шутить, то она сказала бы — Хоттабыч*!
Абруаз Фельд был маленьким, тощим, смуглым и с длинной белой бородой. На голове у него красовалась круглая чёрная шапочка, очень напоминавшая маленький берет. Этакий добрый дедушка. Но Ирина не стала обманываться внешностью и решила, что с таким надо ухо держать востро.
*(Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб или Хоттабыч — джинн, один из главных героев повести-сказки «Старик Хоттабыч» (1938; книжное издание 1940), написанной Лазарем Лагиным).
— Я Абруаз Фельд, сударыня, — слегка поклонившись, тихим, но твёрдым голосом представился владелец лавки.
— Баронесса Ирэн Виленская, — представилась Ирина, надеясь, что торговец ювелирными украшениями не собирает светские сплетни.
Судя по отсутствию негативной реакции и ухмылок, так оно и было.
— Я бы хотела кое-что обсудить с вами наедине, — Ирина решила не светить в общем зале дорогие и редкие украшения. Ведь как часто бывает, кто-то из работников имеет каких-то мутных родственников, укажут, что вот, мол, баронесса из города домой поедет, а у неё с собой украшения — и всё, не найдут потом эту баронессу. Нет уж, бережёного Бог бережёт!
Абруаз Фельд пригласил Ирину пройти за дверь, из которой сам недавно вышел. Там находился небольшой кабинет, где стоял стол, было окно. Ювелир прошёл за стол, но не садился, пока Ирина не устроилась в кресле.
— Баронесса, и какое у вас ко мне дело? — мягко поинтересовался Абруаз Фельд.
Вместо ответа Ирина достала заранее приготовленную серьгу из набора и положила на стол перед ювелиром. Прямо на подложку из куска бархата, рассудив, что она используется как раз для того, чтобы класть на неё украшения.
Ювелир посмотрел на Ирину, тоже молча взял в руки серьгу и внимательно всмотрелся, потом потянулся за подсвечником и ещё раз посмотрел при свете свечи.
Ирина ждала, что скажет Абруаз Фельд, потому как от этого зависело, оставит ли она ему набор и будет договариваться о залоге, или скажет, что заходила оценить и уйдёт.
— Что бы вы хотели? — ещё раз спросил ювелир.
— Я бы хотела, чтобы вы проконсультировали меня, сколько могут стоить серьги, — Ирина умела отвечать так, чтобы не выдавать лишнюю информацию.