Чтобы доказать отцу свою полезность, младший сын царя вслед за братьями отправляется на поиски Жар-птицы. В пути царевич находит врагов и друзей, обретает любовь, фамильяра и корону, находит семейные скелеты и раскрывает тайны.
Герои:
Иван-царевич глаза карие, волосы темные рост 190
Хорошо жить в царстве Тридевятом — солнышко встает и садится, пшеница на полях зреет, дождик идет, яблочки молодильные омывает… Не то что под куполом Техномагической Академии Златограда! И так ТАЗом учебное заведение кличут, а как посмотришь на приплюснутый купол, так и уверишься — под перевернутым тазом живешь! Ни дождя, ни снега, ни яркого солнца — всегда около двадцати двух градусов по Цельсию. Зато ни печей не надо, ни тулупов — благодать техномагическая.
Иван-царевич полюбовался стекающими по куполу струями дождя, сплюнул неинтеллигентно на землю и пошел собирать свои немудрящие пожитки. Диплом он получил, значок “техномага третьей степени” к мантии прикрепил, пора домой возвращаться, в Тридевятое царство.
Для начала, конечно, учебники сдал. Свитки с лекциями в тубус убрал, а кое-что сжег. Одежду перебрал — мантии студенческие друзьям раздал, благо пошиты из царского сукна, и носить еще лет сто можно. Всякую разную мелочь, с которой домой являться стыдно, тоже выгреб на радость первакам — не солидно царевичу модными техномагическими штучками баловаться, дымить можно трубкой али цигаркой крученой, а блестяшки эти с трубочками… Пусть юнцы в игрушки играют!
А вот то, что своими руками делал царевич — все подгреб в дорожную суму и печатями закрыл понадежнее. Коня своего вывел, плащ на спину закинул, рукой девицам с факультета предсказаний помахал, да и поехал.
Всю дорогу Иван думу думал — как дальше жить?
Царство Тридевятое не мало, не велико, а наследник — Василий-царевич. Любимец папеньки. Политик тонкий, красавец да сухота девичья. Кудри по плечам льняные, глаза голубые, рост высокий, фигура статная и манеры самые царские — одним взглядом и девиц, и послов, и купцов обаять умеет. Потому, наверное, и не женат еще — много красивых девиц на свете, есть и умные, а в царицы не каждая сгодится.
Но наследник на случай беды незваной в Тридевятом тоже есть — Артемий-царевич. Средний брат Ивана. Росточком пониже, волосом — пожиже. Глазки серые, хитрые, прищуренные всегда. Щеки румяные лоснятся. Да и фигурой на свой любимый пирог с визигой похож.
И держит Артемий в руках все торговые дела в царстве. Всех купцов наперечет знает, все цены на товары — и свои, и заморские, и не стесняется сундуки золотом набивать, пользуясь тем, что царевичу мало кто возразить может.
Царь-батюшка старших сыновей любил, во всем им потакал и учил, а меньшого — Ивана-царевича, втайне приблудышем называл за то, что не похож он на старшеньких удался. И рослый, и красивый, а… чужой. Волос темный, глаза карие, и характером в бабку по матери пошел — ту еще ведьму!
Потому и учить его политическим премудростям али купеческим не желал. Царица-матушка к тому времени как меньшой сын подрос вовсе голоса не имела, так что быть бы Ивану дурачком беспамятным, да открылась в Златограде Маготехническая Академия, туда его, благословясь, и сплавили. Или сам помрет, или толк будет.
Десять лет миновало — выучился Иван. Не отрок уже, а муж взрослый и разумный, а куда голову приклонить — не ведает.
Для начала решил в отчий дом вернуться, на родственников посмотреть. Вдруг чем порадуют?
***
До границы Иван-царевич быстро добрался. Златогорское княжество невелико. В самом центре — Академия. В какую сторону ни пойди — всего сутки пути, и ты в другом государстве.
Погранцы резались в дурака и, завидев всадника, неохотно встали. Зато присмотревшись, вытянулись во фрунт и бердыши взяли как положено. Нет, не потому что Иван одет был просто, но дорого, а потому что конь его верный был самым настоящим кадавром! Уж это стражи Златогорские в один миг разглядеть умели. А коли ты не на живом коне едешь, а на новинке техномагической, значит, или чародей сильнейший, или купец богатейший, а то и князь какой али герцог.
— Здорово, служивые, — сказал Иван, придерживая Сивку-бурку.
— Здорово, коли не шутишь, — осторожно сказал старший в карауле.
За долгую службу насмотрелся он на таких вот парней. С виду тихий, благостный, а потом ка-а-ак хлестнет чем-нибудь этаким за то, что ты к нему не эдак обратился, и опять кафтан новый справлять надобно! Да еще дежурный магистр ругается, что защита выжжена в ноль!
— Следую в Тридевятое царство по семейной надобности. Подпишите подорожную!
Стражник слегка выдохнул. Тридевятое царство дремучее. Техномагию там боятся и уважают, а вот техномага могут и по макушке стукнуть, чтобы воду не мутил да не лез кривыми ручками в праотеческие заветы.
Иван протянул стражнику свиток и с интересом взглянул на границу.
Изысканная вязь охранных заклинаний тянулась непрерывной морозной нитью. Силен был Златогорский владетель, и умен, и магией не обижен. Прерывались охранные заклинания только в арке пропускного пункта, но саму арку перекрывали массивные ворота, слегка приоткрытые по случаю ясного дня.
Стражник неторопливо развернул подорожную, шмякнул магическую печать и махнул рукой своим людям:
— Ворота магистру отворите!
Один из стражей потянул привязанную к створке веревку, и кадавр, тяжело ступая, покинул пределы Златогорского княжества.
В Тридевятом, кажется, и воздух был другой. Иван понимал субъективность этого ощущения, но все равно вдохнул поглубже. Июнь — пахнет нагретыми солнцем травами, дорожной пылью и немного машинным маслом от кадавра.
Едет Иван неспешно, по сторонам поглядывает. Пусто. У границы со Златогорьем простые люди селиться не любят. Простых магов побаиваются, а техномагов считают опасными дурачками.
Как ни убеждал Златогорский князь, что защита, поставленная им вдоль границы, безопасна — не убедил. Покивают крестьяне, а потом говорят, что молоко прокисает, куры яйца без скорлупы несут, пшеница полегла… В общем, нет поселений у границы, только посты пограничные стоят.
Только через несколько часов мерной езды добрался царевич до первого поселения. Там на него смотрели подозрительно, Иван порадовался даже, что кадавра прикрыл конской шкурой и вообще придал ему немодный вид живого коня.
В Златограде студенты-техномаги как только ни изощрялись, придавая кадаврам самый причудливый вид. Даже конкурсы по техно-дизайну проводились. Помнится, Ивана тогда одна молодая магесса ретроградом обозвала за пристрастие к старой классике. А вот въехала бы она на своем ажурном серебристом кадавре, в котором каждый болт на виду, и кристал магической подзарядки бьется, как сердце, мигая алым цветом — тут бы и узнала, что крестьяне с “ведьмами клятыми” делают.
Отбросив дурные мысли, Иван решил, что настало время перекусить и отдохнуть. Добрался до центра деревушки и спросил у прохожего:
— Любезный, где тут у вас трактир?
Крестьянин от такого обращения шарахнулся и ткнул пальцем в строение неподалеку. Иван присмотрелся.
Высокий широкий дом сильно отличался от прочих деревенских изб. В первую очередь, конечно, размерами, а во вторую — резьбой. В приграничных деревушках мало кто украшательством занимался. Наличники чутка солярными знаками обведут — уже хорошо, да коня на коньке обозначат — и довольно. А тут… Конь на крыше так и рвался вперед. Под ним вокруг слухового оконца блестели то ли перья, то ли чешуйки двух птиц с женскими головами. Сирин и Алконост? А уж какие узоры вились по венцам! Глаз не оторвать! Иван свернул к указанному дому и вдруг понял, как устал с дороги. Захотелось прохладного квасу, окрошки, холодной говядины с соленым огурчиком и…
Поймав себя на желании накормить кадавра отборным овсом, Иван тряхнул головой и хмыкнул. Кто-то знающий жил в этом трактире! Умело сплел не только защиту от навета, от нечисти, от злого человека, но и приманку для путников повесил! Надо бы глянуть, кто таков!
Спешившись, Иван неторопливо подошел к раскрытым воротам. Навстречу тотчас выскочил мальчишка лет десяти и зачастил:
— Добро пожаловать, путник! Войди под кров наш, отдохни, отобедай! Позволь коня принять!
И снова что-то дрогнуло внутри.
Слишком церемонное приветствие для простого сельского трактира! А мальчишка уже руку протянул, собираясь перехватить повод, и царевич спохватился — сбруя кадавра, да и сам техномагический конь зачарованы от кражи. Коснется мальчишка поводьев и прилипнет. Нет уж.
— Держи! Отведи в конюшню, овса насыпь, воды налей да вычисти хорошенько. И смотри — хоть бляшка с седла пропадет, худо тебе будет!
Мальчишка обиженно насупился. С его языка явно рвалось что-то этакое с желанием отбрить подозрительного постояльца, но отрок удержался. Иван хмыкнул — он предупреждал не зря.
Система управления кадавром была замаскирована под сбрую, а седло служило своеобразным блоком, в котором сходились все манопроводы и линии управления. Без седла кадавр превращался в металлический скелет, обтянутый конской кожей. Маленькая страховка царевича от кривых и любопытных рук.
Конь послушно утопал за мальчишкой — хозяин дал разрешение на подзарядку, а царевич направился к дому, разглядывая защиту. Интересно! Вот бы вынуть из поясной сумки специальные очки с защитными стеклами да тестер и поковырять особенно интересные узлы!
Дверь распахнулась навстречу, пропуская гостя внутрь. Иван вошел и огляделся. Здесь тоже звучала едва слышная магическая музыка — резной край навощенной стойки перекликался с досками, украшенными птицами и вьющимися травами под потолком. Едва заметная вязь на опорных столбах и знаки на спинках тяжелых стульев и скамей дополнялись солярными знаками на посуде, венками и чесночными косами по углам, да крупной солью у порога. Присмотревшись, Иван даже рукоять серебряного ножа в притолоке разглядел. Затейливо. Нечисти сюда хода нет. Только мысль набежала — коли так тут нечисти берегутся, значит, ходит она рядом?
Иван повел плечами, ощущая внезапно, как устал. Все в этом трактире шептало уютом, чистотой, безопасностью, все звало отдохнуть в тихом теплом углу. Он почти поддался… Потом зевнул и, вспомнив лекции для студентов-путешественников, насторожился.
В Техномагическом студентов учили хорошо. Был у них такой предмет: “Мифы, легенды и магическая реальность”. Вел его Кот ученый. Делился опытом, любил, когда вопросы задавали. Так вот, была в его коллекции легенда о трактирщике, который так ценил гостей и так хотел им угодить, что в его чайхане все гости просто спали. Тихо, уютно, безопасно…
Делая вид, что поправляет волосы, царевич кончиком пальца начертил на виске руну бодрости, а потом увидел за стойкой хозяйку трактира — румяную брюнетку в цветастом платье. Одета она была просто, а все же иначе, чем одевались деревенские бабы. Платок волосы не прикрывал, а лишь подвязывал, чтобы на лицо не падали, да и серьги длинные с каменными бусинами позвякивали подвесками в такт мелодии большого зала. Магичка? Нет, аура другая. Непонятная какая-то, а все ж тянет на нее смотреть.
— Добро пожаловать, гость дорогой, — пропела женщина с улыбкой. — Квасу холодного, меду хмельного али молока парного с дороги подать?
— Квасу налей, хозяюшка. Да говядины холодной принеси, если есть. Окрошки…
Иван постарался выглядеть расслабленным и сонным, словно поддался чарам. Хозяйка споро выставила на стойку кувшин, плеснула в кружку холодного кваса и на стол кивнула:
Проснулся Иван в то зыбкое время, когда до рассвета остается совсем чуть-чуть, но мир еще окутан плотными сумерками. Ты знаешь и веришь, что солнце взойдет, но пока, в самый темный час, все кажется застывшим и безмолвным.
Разбивал эту мистическую тишину только шепот под окном.
Сначала царевич вскинулся, желая шикнуть на болтунов, потом затаился. Очень уж необычно звучали голоса. Вроде и женские, но не совсем. Один говорил с плачущими интонациями, словно пел грустную песню, второй с радостными, словно собирался пуститься в пляс.
— Царевич, у нас остановился царевич, — плакал грустный голос, — мла-а-адшенький, бе-е-е-едненький!
— Красивый царевич, сильный царевич, — радовался веселый голос, — маг одаренный, родовую силу взявший. А денег заработает!
— Глу-у-упый царевич, — снова рыдал грустный голос, — не знает, что братья его не ждут, хотят, чтобы сгинул в дальних краях! Да и царь-батюшка подкидышем считает!
— Да зачем ему знать? — веселился кто-то. — Братья сами по себе, Иван — сам по себе. Царь-батюшка сыном еще гордиться будет!
— А вот царица-матушка любимого сыночка не уви-и-идит!
— Зато обнимет!
— Но ведь не уви-и-и-идит!
— Зато внуков понянчит!
— Как же понянчит, если его убивцы ждут?
— Пустяки, старые пряхи ворожат Ивану долгую жизнь.
— Долгую, да печальную!
— Ничуть не печальную, — возражал веселый голос, — не каждому столько удачи отсыпает Доля.
— Так и Недоля щедро сыплет!
— А Доля все-таки больше!
Ивану этот спор уже надоел. Он подкрался к окошку и выглянул в него. Внизу под окном густо росли кусты шиповника, и никто не прятался в колючих ветвях.
Удивился Иван, лег на спину, вгляделся в конек крыши и выругался шепотом:
— Твою ж техномагическую корреляцию!
Прямо возле его оконца, на карнизе лобовой доски сидели две птицы с женскими головами! Одна была бледной и грустной, с полураспущенными черными косами и тяжелым венцом на голове. Вторая — румяной, веселой, с узким блестящим венчиком в рыжих кудрях.
“Сирин и Алконост!” — в панике подумал царевич.
Он так удивился появлению этих мифических красавиц, что прослушал все, что они говорили дальше. Только отдельные слова уловил: “друг, конь, девица”. А когда все же пришел в себя, солнце протянуло первый луч сквозь серую мглу, и птицы, взмахнув крыльями, вспорхнули в вышину, а на подушку Ивана приземлились два перышка — черное и рыжее.
Полежав некоторое время в ступоре, царевич бережно подобрал перышки, скрутил ниткой, выдернутой из опояски, и прибрал в футляр с маготестером. Пусть учеба в Техномагической Академии Златогорья выбивает из головы разную чушь, но легенды, сказки, предания — всему этому техномаги находили объяснения, да и реальные примеры приводили не скупясь.
Ивану в босоногом детстве много сказок рассказывали — он до них великий охотник был. Вот и про Сирин да Алконост немало поведали. Одна поет песню радости, предвещая счастливое будущее, вторая поет песню печали, суля беды и несчастья. Однако человеческая жизнь странная и сложная. Если является герою только одна птица — быть беде. Запоет Сирин о печали, а на деле человеку прибыток будет. Наследство, например. Запляшет Алконост от радости, а радость та — пир поминальный. А коли обе-две над оконцем поют, значит, жизнь будет долгая, интересная, и всему в ней место найдется — и печалям, и радостям.
Полежал Иван еще немного, дождался, как внизу забрякают ручки ведер да кастрюли, давая постояльцам знак, что на кухне уже хлопочут насчет завтрака, и встал.
Спустился вниз, вышел во двор, нашел колодец, вылил на спину пару ведер ледяной воды, выпрямился во весь свой немалый рост, взглянул на встающее солнце и улыбнулся — хорошо!
Тут хозяйка из двери кухни выглянула, усмехнулась, плечом повела, да к столу пригласила. Уже направляясь за ней в трактир, Иван вдруг заметил вышитые по подолу темной юбки колеса судьбы. А на переднике — двух птиц с женскими головами, поющих на затейливо закрученных ветках. Уж не к самой ли Пряхе в гости он угодил?
Впрочем, поглощая горячую мясную кашу, что всю ночь томилась в печи, царевич о своих подозрениях позабыл. Кроме него в трактире постояльцев не было, лишь кутнувшие вечером мужички забегали за рассолом и чарочкой, получая от хозяйки пару слов или щелчок по лбу.
Плотно наевшись, Иван прикинул путь до столицы и решил не рисковать. Не зря птички над окном распелись.
— Хозяюшка, собери-ка ты мне припас дорожный, — попросил он. — Поплотнее, дня на два.
Трактирщица улыбнулась, кивнула и скрылась в кухне, оставив за стойкой дочь. Та к мужикам была помягче — и рассолу наливала, и чарку, по лбу не стучала, но тяжелым взглядом окорачивала любителей пошуметь и повозмущаться.
Хозяйка обернулась быстро — сунула Ивану добротный дорожный мешок, даже с лямками, и уставилась с усмешкой.
Этот фокус царевич тоже знал. Вынул золотую монету и отдал без сожалений. Если Пряха решила тебя наградить — не копайся в гостинцах, обидится. Но плати щедро, даже если там сухой калач и гнутая подкова — видно, нужны они тебе будут в пути, а то и жизнь сохранят.
Монета мелькнула и пропала, а хозяйка неожиданно поторопила царевича:
— Поспешай, гость дорогой, а то мимо счастья своего проедешь!
Удивился Иван, обрадовался. Была у него заноза в сердце. Рано царевича из отчего дома на чужбину выпихнули, долго он привыкал к учебе, к чужим лицам вокруг, и потому, наверное, запер свое сердце. Много в ТАЗу девушек училось. И умницы, и красавицы, и магички отменные — а ни одна по сердцу не пришлась. Погулял с ними Иван, в трактирчик сводил, на звезды полюбовался, но ни одной предложения не сделал. А тут сама Пряха ему счастье сулит!
Быстро собрал Иван вещички, кадавра своего из конюшни вывел, сел да поехал куда глаза глядели — по тракту, до самой столицы проложенному.