Иван-царевич и принцесса Нави

Глава 1

Воздух пах смертью и тленом. Ладно, ладно, шучу. Не было там ни смерти, ни тлена. Хотя по всем канонам жанра должен был вонять серой, болотной гнилью и страхами смертных. Навь, все-таки. Царство теней, обитель моего отца. Но я, как предусмотрительная особа, притащила с собой с Земли целый арсенал ароматизаторов! Не эти ваши жидкие пульверизаторы, а мощные, магически усиленные благовония в резных каменных курильницах, расставленные по периметру терема. От них тянулись стойкие шлейфы хвои, спелого яблока, свежескошенной травы и печеного хлеба.

Отец, Кощей Бессмертный, владыка этого сумрачного царства, хоть и хмурился, улавливая в своем вечном мраке душистые нотки земного лета, но слова не сказал. Мол, неси, доченька, в другой мир все, что хочешь. Лишь бы сама туда пошла, своим ходом. Этот пункт был ключевым в нашем молчаливом договоре. Чтобы боги, взирающие свысока, не посчитали, что могущественный маг насильно удерживает свою дочь вдали от родного мира. А то ведь узнают, рассердятся. Ой, и не поздоровится тогда могущественному магу! Его бессмертие — вещь сложная и на таких тонкостях держащаяся.

Так что запахи вокруг были нормальные, для меня привычные, до обмана душистые. И потому я, встав на резном, отполированным до блеска временем и подолами платьев крыльце терема, орала во всю силу легких, сложив руки рупором:

- Арчи! Арчи, где ты есть, сволочь такая?! Найду же и развоплощу! Кости твои пущу на бульон для следующего пришельца!

Тишина в ответ была оглушительной. Только ветер, которого здесь в принципе не должно было быть, шелестел листьями черных, похожих на железо, деревьев. Скелет не отзывался. Точно где-то затаился, подлый хамелеон, слившись с грудой таких же костяшек в кладовой или притворившись частью резного фасада. Гад этакий. Не хочет свою хозяйку развлекать! Надоело ему, видите ли, быть «мальчиком для битья»!

- Имя-то какое, не наше, басурманское, — бухтела позади меня, словно назойливая муха, то ли горничная, то ли нянечка, старушка Арефья лет семидесяти, приставленная ко мне отцом. Ее задача была не столько защищать меня, сколько исправно докладывать Кощею обо всех моих проделках, вывертах и тоскливых вздохах в сторону Земли. Ее морщинистое лицо было похоже на печеное яблоко, а глаза, острые и видящие все насквозь, безжалостно фиксировали каждую мою эмоцию. — Назвала бы ты, Алена, его по-русски, Ванькой, что ли. Или Сеней. А то Арчи... тьфу, даже выговорить-то несладко.

Я только плечами передернула от досады, чувствуя, как закипаю. Мой скелет. Моя первая и самая успешная магическая конструкция. Как хочу, так и называю. Пожелаю, вообще Зигфридом станет! И не надо так осуждающе на меня коситься, словно я порчу этим именем исконную навскую эстетику!

- Нянюшка, я есть хочу, — намеренно сменила я тему, отвлекаясь от бесплодных поисков Арчи. Сам приползет, когда наскучат ему пыльные углы и тараканы в его черепной коробке надоедят. — Что у нас имеется пожевать? Умираю с голоду, пока этого беглеца искала.

- Ах ты ж, дитятко мое голодное! — всплеснула руками старушка, и все ее недовольство мгновенно сменилось суетливой заботой. — Так готово все уже, с самого утра! И пироги с морошкой да мясом лесной твари, дымящиеся, и каша пшенная на топленых сливках, в печи томленая, и квас бодрящий, хлебный, искристый. Пойдем, родная, накормлю тебя, бедненькую.

Угу. От души накормит. До состояния «не могу дышать». А я потом на Земле, в своем старом платье, ни в одну дверь не пролезу, боками зацеплюсь. Здесь, в Нави, метаболизм был странный, и килограммы словно прилипали намертво, не желая уходить.

Впрочем, пофиг. Зато женихи, томные витязи да упитанные князюшки, прекратят косяками к отцу идти, польстившись на мое приданое, в которое, поговаривали, входило несколько зачарованных царств и секрет вечной молодости. А то смотри ж ты, и красавица (по местным меркам — слишком белая и хрупкая), и умница (знаю, что Земля круглая), и стан осиный (пока не объелась нянюшкиных пирогов). Что я только о себе ни услышала, что в том мире, что здесь, — голова кругом шла от комплиментов, в которых сквозила неприкрытая жажда наживы.

С этими мыслями я повернулась и зашла в прохладную полутьму терема. Дверь, тяжелую, дубовую, с коваными железными полосами, оставила распахнутой настежь. Жарко же от раскаленных курильниц! Да и нет того идиота во всем подземном царстве, который попробовал бы нарушить покой дочери самого Кощея Бессмертного, принцессы Нави. Так что опасаться мне точно было нечего. Разве что собственного скелета-дезертира.

В тереме, благодаря моим титаническим усилиям и магии отца, все удобства были как на Земле, только с готическим антуражем. Мылась я под душем, вода в который подавалась из подземного горячего источника, в просторной мыльне, облицованной черным мрамором. Грела воду для чая в закопченном медном чайнике, похожем на котел алхимика, разве что мобильника не имела. И то только потому, что отец был уверен, что я непременно захочу похвастаться подружкам селфи на фоне драконьих черепов и висящих мостов над речкой Калиной. «Слово за слово, Алена, и про тебя поползут слухи, а за слухами явятся незваные гости с мечами и вопросами», — говаривал отец. Так и лишили меня главного цивилизационного развлечения. Ну я и развлекалась, как могла: оживляла скелеты, пыталась скрестить местную ядовитую плесень с земной клубникой и вела задушевные беседы с нянюшкой о политике.

Но не сейчас, нет. Сейчас, отгоняя от себя мысли о предательстве Арчи и навязчивых женихах, я хотела есть, сильно хотела. Проголодалась, как волк, пока по всему поместью своего костяного слугу искала. Пахло пирогами так вкусно, что даже ароматизаторы отдыхали.

Глава 2

Нечисти в Нави было много. Нет, не так. Это было все равно, что сказать: «В океане много воды». Навь практически полностью и состояла из нечисти и нежити, была их плотью, кровью и костями. Упыри, бледные и тощие, шныряли в тенях каменных гротов; мавки, с их бездонными глазами и губами, цвета болотной тины, прятались в чащобах Ведьминого леса; кикиморы, склизкие и шепелявые, хозяйничали на трясинах; скелеты ходячие – от простых воинов до замысловатых многосуставчатых конструкций – бродили по равнинам, лениво перебирая костяшками. Все они жили здесь испокон веку, задолго до того, как мой отец возвел свой чертог из костей дракона. Ведь Навь – это для местных то же, что на Земле подземное царство, с собственными, веками устоявшимися законами и строгой иерархией, где сильный пожирал слабого, а хитрый обводил вокруг пальца сильного.

Которые лично мне были не писаны. Вернее, я обычно соблюдала и то, и другое, если мне это было удобно или если отец смотрел в мою сторону своим пронизывающим, леденящим душу взглядом. Но если меня доводили… если какая-нибудь не в меру амбициозная мавка решала, что я – лакомый кусок, или упырь пытался утянуть за собой в трясину, полагая, что я простая заблудшая душа… В общем, отец пару-тройку раз лично вмешивался, являясь в клубах черного тумана, и просил – не приказывал, а именно просил! – меня не уничтожать на корню местную флору и фауну. Дескать, экосистему нарушишь, баланс, и без того хрупкий, сместится.

Я в ответ обычно огрызалась, смахивая с платья пепел от сгоревшего приведения: «А эта самая флора с фауной сама виновата! Нормального, уважительного отношения не понимает, наглеет больно быстро! Я же просто шла мимо, а оно на меня прыгнуло! Я что, по-твоему, должна терпеть?»

Отец вздыхал – звук, похожий на скрип старых деревьев на ветру, – и старательно ставил невидимые, но прочные барьеры между мной и теми же мавками, пытаясь защитить не свою родную дочь, а несчастную нечисть, почти поголовно истребленную злобной мной на отдельных участках. Я только хмыкала про себя, ощущая щекочущее кожу покалывание его чар. Ну пусть ставит. Надо будет мне – я и отцовские барьеры проломлю. Я могу, да. Проверяла. Однажды, от скуки.

Но сегодня я шла не к мавкам, нет. Сегодня мой путь лежал к кикиморам болотным. Существам противным, ворчливым, но, что греха таить, обладающим своеобразным чувством юмора. Пусть и очень, очень черным.

Арефья говорила, что они воют на болоте. Видимо, скучно им, болезным, тяжко живется без моего присутствия и регулярных «воспитательных» визитов. Ну ничего, я им устрою веселую жизнь, этим воющим созданиям. Разгоню тоску.

Я шла решительным шагом по одной лишь мне известной тропинке, петлявшей меж кривых, корявых деревьев, чьи ветви напоминали сведенные судорогой пальцы. Воздух сгущался, становясь влажным и тяжелым, пахнущим гниющим торфом, тиной и чем-то еще, сладковато-приторным, что я всегда ассоциировала с разложением надежды. Это был верный признак приближения к болотам Забвения. И когда рядом со мной, бесшумно ступая по мягкому мху, появился белый скелет, я лишь раздраженно фыркнула, даже не поворачивая головы.

- Нашелся, да, гад такой? Где тебя носило, Арчи? В кладовой за печкой отсиживался? Или в саркофаге к прабабке Лихонии под бок пристроился?

Скелет промолчал, как и положено скелету. Он просто шел рядом, его пустые глазницы были устремлены вперед, костяные пальцы лениво пощелкивали. Пользы от него в бою было, как от того петуха, что будил по утрам Арефью. Разве что в качестве подставки для шляпы или живой – точнее, неживой – вешалки. Ну пусть идет, мне не жалко. Не ворчит, по крайней мере, в отличие от няньки.

Минут через десять-пятнадцать чаща расступилась, открывая вид на бескрайнее, затянутое зловещим зеленоватым туманом пространство. Болота Забвения. Место, где даже время текло иначе, лениво и обратно вспять.

Считалось, что здесь, чуть ли не на самом краю Нави, на стыке миров, могли выжить только сами боги, да и то не всякие. Ну или я, местная принцесса, чья кровь была наполовину соткана из самой сути этого царства. Всем остальным, включая то самое жалкое чучело, измазанное в липкой, черной грязи с ног до головы, что виднелось метрах в десяти от меня, была уготована жуткая, медленная смерть в трясине или безумие от шепота болотных духов.

Правили на болотах Забвения кикиморы. Вернее, они так свято верили. И теперь они самозабвенно выли, завывали и ухали, нагоняя страху на то самое несчастное существо. Их голоса, похожие то на плач ребенка, то на скрежет железа по стеклу, разносились по всему болоту, заставляя сжиматься сердце даже у меня. Чучело, а при ближайшем рассмотрении это был все-таки мужик, жалко жалось к самому краю зыбкой трясины, отчаянно цепляясь корявыми пальцами за клочок полузатопленной кочки. По широким плечам и крупному, пусть и испачканному грязью, лицу – определенно мужик. Только что ж он такой грязный? Нежить, что ли? Упырь какой-то заблудившийся? Да нет, упыри кикимор не боятся, у них свои разборки. А этот… этот дрожал от страха, и в его глазах, белых от ужаса, читалась паника настоящего, живого существа. Живой, что ли? Но как?! Ну и как он, живой и, судя по всему, совершенно обычный, умудрился попасть сюда, в самую глубь Нави, да еще и на болото Забвения? Вот это уже было по-настоящему интересно.

Я решила не церемониться. Подняв руку, я не стала бормотать заклинания – зачем, если сила и так клокотала на кончиках пальцев, готовая вырваться по одному лишь моему желанию. Я просто сконцентрировала в ладони сгусток чистой, нефильтрованной магии Нави, той самой, что заставляла содрогаться даже самых древних обитателей царства. Энергия зашипела, и над моей головой вспыхнул призрачный шар холодного, лилового пламени, озаривший болото неестественным, мертвенным светом.

Глава 3

До терема мы дошли без приключений, если не считать того, что найденыш пару раз спотыкался о собственные ноги, беспрестанно оглядываясь то на меня, то на бесшумно шествующего за нами Арчи. Скелет, надо отдать ему должное, держался в почтительной дистанции, но его костяное присутствие явно действовало на нервы нашему гостю.

Под изумленным, до предела вытаращенным взглядом Арефьи, застывшей на пороге с зазубренным охотничьим ножом в руке (видимо, собралась рубить капусту для щей), я властным жестом направила найденыша в сторону мыльни.

– Вон туда. Дверь с резной ручкой. Внутри найдешь кабину, где вода льется сверху. Крути левую ручку на горячую, правую – на холодную. Моешься, пока не станешь похож на человека, а не на грязевого голема.

Он лишь кивнул, не в силах вымолвить и слова, и побрел, оставляя на чисто вымытом полу грязные, влажные следы. Я вздохнула и, достав из резного шкафа большой махровый халат цвета спелой вишни, сунула его ему в руки прямо в дверях. Женский, правда, с вышитыми по краям алыми цветами. Но не в той ситуации было это чучело, чтобы выбирать между модой и необходимостью смыть с себя болотную скверну.

– Кто это, Алена? – негромко, почти шепотом, спросила Арефья, едва дверь за найденышем закрылась. Ее глаза сузились до щелочек, полных подозрения.

– Понятия не имею, – честно ответила я, плюхаясь на лавку и снимая сапоги. – На болотах Забвения кикиморы его в качестве развлечения использовали. Выли так, что уши закладывало. Отбила. Попросил спасти его. Вот, спасла. Не бросать же живого человека, в самом деле, на съедение нечисти.

Арефья только головой покачала, безмолвно выражая весь спектр своих эмоций – от удивления до смирения. Но при этом, не теряя ни секунды, она стала споро накрывать на стол, двигаясь между печью и массивным дубовым столом с привычной ловкостью. Она справедливо полагала, что после подобных приключений захочется есть и мне, и найденышу. На столе в мгновение ока появилась глиняная миска с дымящимися щами, половник, деревянная плошка с гречневой кашей, пироги с капустой и тот самый кувшин с квасом.

Найденыш вышел из мыльни, когда все уже было готово. Пар от него так и валил, а волосы были мокрыми и зачесаны назад. И оказался... совсем не тем жалким существом, что мы привели. Это был молодой мужчина, лет двадцати пяти, высокий, широкоплечий, с рельефом мышц, проступающим сквозь тонкую ткань моего халата. Довольно смазливый, что и говорить. Каштановые волосы, темные, почти черные глаза, в которых читалась смесь страха, любопытства и некой врожденной уверенности. И выдвинутый вперед, упрямый подбородок, выдающий характер.

– И кто ты, такой презентабельный, в моем халате и на моей территории? – насмешливо, подперев подбородок рукой, спросила я со своего места за столом.

– Иван, – буркнул тип, слегка смутившись от моего прямого взгляда. Он стоял посреди горницы, подобно античной статуе, неловко стягивая на себе коротковатые полы халата. – Спасибо, что... вытащила. Спасла.

Он передернул плечами под малиновой тканью, явно стесняясь нелепости своего вида, но затем, словно собрав волю в кулак, решительно уселся на лавку напротив меня. Его взгляд стал более собранным.

– А ты кто? И... что это за место?

– Алена, – представилась я коротко, указывая ложкой на Арефью, которая смотрела на Ивана с нескрываемым любопытством. – Это нянюшка моя, Арефья. А место это – мой дом. Терем в Нави. Ты, если что, в мире мертвых оказался.

Иван кивнул, проявив зачатки воспитания, но по его лицу пробежала тень. Было ясно, что слово «Навь» и «мир мертвых» не вызвали у него того оторопелого ужаса, которого можно было бы ожидать от случайного путника.

– А как ты вообще к кикиморам попал? – с неподдельным любопытством спросила я, прожевав очередную ложку гречневой каши с маслом. – Не каждый день живые люди прогуливаются по болотам Забвения. Заблудился, что ли, до такой степени?

Иван, успевший за короткое время проглотить две тарелки наваристых щей и половину пирога, мрачно хмыкнул, отодвигая от себя пустую посуду.

– Портал засбоил, – проворчал он, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Портативный. Должен был выбросить меня на окраине Ведьминого Леса, а швырнул прямиком в эту... трясину.

Он произнес это с таким видом – сжав челюсти и сверкнув темными глазами, – что мне искренне стало жалко того незадачливого мага или инженера, вручившего ему этот портативный портал. Я мысленно поставила на несчастном жирный крест. Недолго бедняге осталось ходить по земле, раз он подвел такого клиента. Вот выйдет Иван из Нави… А, кстати. Стоп. Что он вообще в Нави забыл? И каким образом у него оказался портал, ведущий в самое сердце царства мертвых? Просто так сюда порталы не настраивают и не раздают первому встречному. Это вам не автобусный билет.

И я бы спросила, честное слово, спросила бы. Открыла бы рот, чтобы излить на него водопад неудобных вопросов. Но тут в дальнем углу горницы, за плетеным лукошком с сушеными грибами, мой зоркий, как у ястреба, взгляд заприметил быстрое, юркое движение и знакомый голый, чешуйчатый мышиный хвост, скользнувший за ножку стола.

Я завизжала. Не испуганно, нет. С ненавистью, с остервенением, с тысячелетним ужасом всех женщин перед этими мелкими тварями. Я подскочила со своего места так, что табурет с грохотом отлетел назад, и, не думая о последствиях, стала палить в тот самый угол серией мелких, но очень ярких и громких заклинаний.

Глава 4

Ночь я спала крепко, как убитая. Выпустив пар на бедных, ни в чем не повинных пауках из гардеробной (теперь от них остались лишь аккуратные кучки пепла, напоминающие о моем праведном гневе), я улеглась в свою широкую кровать с балдахином, утонула в груде подушек и почти мгновенно провалилась в сон.

Но это был не тот тяжелый, насыщенный образами Нави сон, что обычно снился мне здесь. Нет. Меня унесло далеко-далеко, в другую жизнь. Снилась мне Земля. Причем странно — не родители, хотя Кощей и Василиса сейчас как раз жили там, в столичной квартире с панорамными окнами. Отец с его вечной холодной серьезностью с головой ушел в какой-то невероятно сложный бизнес — то ли сделками с душами руководил, то ли слияниями магических корпораций, а мать с блеском и легкостью несла в светские салоны мудрость веков, приправленную последними сплетнями. Но нет, они в моем сне были лишь фоном, размытыми силуэтами на заднем плане.

Мне снился мой вуз — престижный, модный, один из лучших в столице. Снились шумные перерывы в просторных холлах, где студенты толпились вокруг кофейных автоматов, болтая о последних новостях и предстоящих экзаменах. Снились мои однокурсники — яркие, амбициозные, всегда на связи благодаря смартфонам последней модели. Мы могли сидеть в идеально оборудованной библиотеке с панорамными окнами, делая вид, что готовимся к семинару, а на самом деле — шепотом сплетничали и смотрели смешные видео. Мы прогуливали лекции по макроэкономике, сбегая в ближайший торговый центр, чтобы просто побродить по магазинам и посмеяться.

Снились преподы. Особенно тот, невыносимо педантичный доцент, который читал лекции с идеальными презентациями, но принципиально не ставил «автоматы», требуя от всех безупречных ответов на зачете. Как мы его тогда «ненавидели» за его безупречность! Как закатывали глаза, когда он снова говорил: «Алена, ваш вывод требует более глубокого методологического обоснования». Сейчас эта «ненависть» казалась милой и забавной игрой в серьезных взрослых.

Снились приятели и знакомые. Походы в модные бары с видом на ночной город, где коктейли стоили как ползарплаты обычного человека. Совместные поездки за город на выходные, бессонные ночи перед сессией в общих чатах, глупые и такие дорогие сердцу моменты простого человеческого общения.

Я скучала. Не по родителям — с ними я виделась. Я скучала по своему образу жизни, по той легкой, беззаботной реальности, которую сама для себя создала. По миру, где главными проблемами были дедлайны, легкие обиды на подруг и выбор, в каком кафе устраивать вечеринку в пятницу.

Я тосковала по той иллюзии нормальности, что была у меня там. По возможности быть просто Аленой — студенткой из хорошей семьи, а не принцессой Нави, дочерью Кощея. Здесь, в своем тереме, я была центром пусть и мрачной, но вселенной, закованной в ожидания и древние законы. А там я могла быть просто частью толпы, одной из многих, свободной и по-настоящему невидимой.

Проснулась я с этим комом тоски в горле. Сон растаял, оставив после себя горькое послевкусие и осознание пропасти между двумя моими жизнями. Я лежала и смотрела на резной потолок своего терема, и его сказочная роскошь вдруг показалась мне самой утонченной и одинокой тюрьмой.

К завтраку я вышла, злая на весь свет.

- И кто тебя ночью покусал? – хмыкнул Иван, с интересом разглядывая меня.

Вот же, смертничек! Так разговаривать с принцессой Нави! Сидит, холеный, лощеный, довольный жизнью. Еще и умничает тут! А у меня, можно сказать, жизнь сломлена!

– Аленушка, – тихо, но твердо сказала Арефья, не отрывая от меня взгляда, полного материнской тревоги. Она стояла у печи, снимая золотистые блины со сковороды. – Твой отец, хоть он и далеко, не поймет и не одобрит, если ты гостя прибьешь.

Я видела, как она мысленно примеряет на себя роль посредника между моим гневом и благополучием этого наглеца. Иван, впрочем, угрозой не впечатлился. Он лишь пожал плечами и засунул в рот еще один пышный блинчик с творогом, щедро сдобренный сметаной.

Я раздраженно передернула плечами, словно сбрасывая с себя невидимые оковы.

- Его проблемы, - буркнула, не уточняя, о ком говорю. – Нянюшка, компота хочу на сливах. Он где? В подполе?

Арефья, видя, что я отступаю от немедленной расправы, кивнула, слегка расслабившись.

- Там, родная. В самом углу, под ветошью. Принесу сейчас.

- Сама схожу, - отмахнулась я.

Повернулась и потопала в дальний угол горницы, к тяжелой, дубовой крышке, вмонтированной в пол. Большая, массивная, с кованой железной ручкой-скобой, она лежала, прикрытая старым, но еще добротным домотканым ковром с выцветшими птицами-сирин.

Я щелкнула пальцами — резко, с тем легким пренебрежением, с каким истинная хозяйка обращается с привычной домашней утварью.

Ковер сам собой, с тихим шелестом, отплыл в сторону и аккуратно сложился в углу. Железная скоба на крышке звякнула, и массивный щит беззвучно приподнялся на пару сантиметров, будто его сняла невидимая рука. Из темноты подпола тут же ударил в лицо прохладный, насыщенный запах земляной сырости, сушеных трав и забродивших ягод. И следом, одна за другой, в глубине зажглись крошечные, тусклые огонечки — не магия живых, а призрачные огоньки-светики, послушные воле обитателей Нави, осветившие узкие ступени, уходящие вниз.

Я аккуратно спустилась по прохладным, земляным ступеням, огляделась в тусклом свете призрачных огоньков, выхватывавших из мрака полки с вареньями, бочонки с квасом и связки сушащихся трав. Решительно направилась к заветной ветоши в самом дальнем, пыльном углу. Подошла, приподняла грубый холст, и вот она – стеклянная трехлитровая банка, в которой плавали темные, наливные сливы и палочки гвоздики. Я снова щелкнула пальцами, и банка, подхваченная магическим импульсом, плавно улетела вверх, в горницу, прямо на стол.