В Тридевятом Царстве народ некогда мирно да спокойно жил: мед-пиво пил, свадьбы играл, да добра наживал. Но пришло злое время: завёлся там Змей Горыныч о трёх головах да о семи хвостах. Прибыл он из стран чужедальних гостем незваным-нежданным и принялся людоедить.
Змей тот, однако, хитёр был, и до поры до времени предпочитал свой погибельный промысел напоказ не выставлять. Поэтому выбирал себе для еды нищих бродяг или старичков одиноких. Хоть и не шибко вкусно, да зато никто и не хватится, не забьёт тревогу. Лишь изредка позволял себе бабёнкой какой, либо ребёночком заблудившимся полакомиться.
Пропадают себе люди потихоньку и пропадают. Наконец, умные головы из стражи всё-таки тревогу забили и царю об этом доложили. Вот только он корону свою поправил да изрёк:
- Чего их, людишек этих, жалеть? Бабы ещё нарожают!
Так бы оно и шло дальше. Всё бы ему, Змеищу поганому, спокойно жиреть да новые головы с хвостами отращивать, только угораздило его как-то сожрать мужичонку одного, по прозванию Петрович, пьяненького да задрипанного, что в канаве придорожной спал. Рассудил Горыныч: ну кому такой надобен? Да крепко просчитался!
Мужичок тот оказался мастером по канализации. И работал он не где-нибудь, а в царском дворце! Мастер - золотые руки, с детства к своему делу приставлен, и другого такого во всем царстве днём с огнём не сыскать.
Потому как дворец царский давно строился и перестраивался потом много раз. Цари и царицы особы привередливые, подавай им, вишь, удобства, как в Европах да Америках. Вот и получилась там такая система канализации, что сам чёрт ногу сломит. Один лишь Петрович во всём этом разобраться мог. Тут прочистит, там подкрутит, так оно всё и работает, как часы.
Как назло во дворце засор приключился. И попёрло все добро из отхожих мест не туда, куда положено. Царь увидел, ногами затопал, да как заорёт:
- Где Петрович?! Немедленно найти, протрезвить, во дворец доставить!
Вся стража на ушах стоит, Петровича ищет, найти не может. А нечистоты уже по парадной лестнице стекают, стыд-позор на весь мир, а запах...
К розыскам все тайные спецслужбы подключились, да толку никакого. Наконец, нашли бабку одну, которую считали умом тронувшейся. Она, оказывается, из окна видела, как Змей Петровичем закусывал.
Делать нечего, вызвали во дворец мастеров заморских. Одни пришли, посмотрели, руками развели. Это починить, говорят, невозможно. Противоречит законам физики.
Пригласили других. Те походили-посмотрели-посчитали, с царя кучу денег содрали, всю канализацию окончательно раскурочили, да к себе на родину и сбежали, с царскими-то деньгами.
Третьи пришли, а нечистоты уже весь фундамент пропитали. Эти честными оказались - тут, говорят, весь дворец сносить надо и новый строить, по самым современным технологиям. Царь в голове почесал, хотел было на них наорать да прогнать, но тут царица прибежала:
- Что ж ты, такой-сякой, творишь? - кричит. - Дочка на выданье, а во дворце такая вонища, что ни один жених с визитом пожаловать не решится!
Ну, раз такое дело, царь велит министру финансов взять кредит в зарубежном банке и построить новый дворец. А пока стройка идёт, приходится в старом жить по-старинке, как деды и прадеды жили: без канализации.
Живёт царь без канализации неделю, другую. Царица его пилит каждый день. Никакого, понимаешь, удовольствия от царской должности. Зовёт он тогда министра обороны и приказывает изловить того зловредного Змея. А не получится - на месте уничтожить.
Министр обороны спускает царский приказ по инстанциям, и начинают они там операцию разрабатывать. Змей-то не дурак, в горах логово себе устроил, его так просто и не достанешь. А царь всё быстро хочет. Пришлось отрядить целую дивизию, чтоб наверняка покончить с вражиной.
Да воюют-то, известно, не числом, а умением. Так и полегла целая дивизия в тех горах, Змеевым огнём пожжённая.
Горыныч же после такой удачи совсем берега потерял. Средь бела дня стал людей прямо с улиц утаскивать. Народ в Тридевятом царстве потихоньку роптать начал. Чего это мы, дескать, налоги должны платить, если власть нас защитить не может?
Что делать царю? Забеспокоился он всерьёз: как бы ещё бояре недовольные смуту не устроили. Наконец, объявляет указ - кто Змея поганого уничтожит - тому полцарства и царскую дочь в жены. Царица в слезы, а царь ей:
- Молчи, дура! Сама ж до такого довела!
Ну, той делать нечего, надулась, как мышь на крупу, да и заперлась у себя в покоях.
В ту пору приезжает в город на базар старик-крестьянин с тремя сыновьями. Да не простой, а деревенский староста собственной персоной. Старшему его сыну двадцать годочков, среднему - девятнадцать, а меньшому, Иванушке, всего-то восемнадцатый пошёл. Он хоть и младший, а из всех - самый умный.
Известное дело, люди таких не шибко любят. Ещё и в дураки записать норовят.
Ходят они, значит, по базару, и тут царский указ объявляют. Старик ничего не говорит, а старшие его сыновья только плечами пожимают - нашли, дескать, дураков, жизнью своей драгоценной рисковать. Полцарства, оно, конечно, хорошо бы, да уж лучше синица в руке, чем журавль в небе. Иван же возьми да и ляпни:
- А я бы взял, и пошёл на Змея!
Братья его на смех поднимают, так что он не знает, куда и деваться.
Бредут они дальше по базару, старшие братья с отцом разные товары выбирают да торгуются, а Иван все о царевне думает: - Вот бы хоть на неё посмотреть!
Отпрашивается он у отца и идёт ко дворцу. Ходит вокруг да около, а там стража стоит, никого не пускает. Вечер уже, темнеет, во дворце свет в окнах гаснет, не до праздников с пирами да балами нынче. Только в одной башне маленькое окошечко светится. И тут будто что-то его в сердце колет: там она, верное дело!
Бежит Иван в лавку к купцу заморскому, который трубами подзорными торгует, да и выпрашивает у него одну на время. А в залог одежду новую оставляет, что ему родители к поездке в город по последней моде и за большие деньги справили: сапоги, кафтан, шапку да пояс.
Залезает он на высокое дерево, оно как раз напротив той башни растёт, да и направляет подзорную трубу на то окошечко. И точно - сидит у окна царевна, волосы золотым гребнем расчёсывает. Иван смотрит на неё, глаз оторвать не может. А она гребень откладывает и давай платье снимать.
Тут Иван не удерживается на ветке и летит вниз. Хорошо хоть рубахой за сук зацепиться успевает, иначе бы и костей не собрал. А труба заморская на землю падает и разбивается.
Возвращается Иван к родителям на постоялый двор босой, без кафтана, без пояса да без шапки. Мамаша его, Матрёна Никитишна, только руками всплёскивает и давай браниться:
- Ах, ты, такой-сякой, разэдакий! Только новую одёжу справили! Вечно на тебя не напасёшься: то порвёшь, то измажешь! И куда ж ты вещи-то дел, окаянный? Неужто пропил или на девок спустил?
Братья старшие смеются-потешаются, старик-отец, Степан Егорыч, по случаю поездки в город подвыпивший, брови хмурит, а сам сквозь усы улыбается и думает: - Взыграла и в нём наша порода молодецкая!
А то всё переживал старый, что два сына у него нормальные люди, третий же - дурак. С самого детства как только не куролесил. То крылья, будто у птицы, сделал да с крыши сиганул. Хорошо ещё, что только ногу сломал, а не шею. А то крысу из катапульты соседке в окно спальни нечаянно закинул. Прямо в кровать угодил, и на визг несчастной бабы вся деревня сбежалась. Думали, пожар, или убили кого.
Другие-то дети - как дети. Деньги им дашь - они лакомства да игрушки накупят, или обнову модную, чтоб пофорсить, значит, перед девками. А Ивашка, будто блаженный какой, все на книжки изведёт.
Так что обрадовался Степан, что сын его младший, наконец, к молодецким утехам потянулся. Журит, конечно, для порядку. Но не сильно - дело молодое, когда и погулять-то ещё.
Стоит Иванушка посреди горницы, с ноги на ногу переминается да краской заливается, но молчит. Потому как правду сказать стыдно, а врать он не умеет.
Наутро просыпается Иван и понимает, что влюбился в царевну по уши. Падает он отцу в ноги и просит:
- Благослови меня, батюшка, на Змея Горыныча идти! Хочу царскую дочь в жены, и полцарства в придачу. Про полцарства это он так говорит, для пущей убедительности, ему-то самому оно без надобности.
Выслушивает его старик, да не знает, что и сказать. Это какой же, думает, мне убыток будет: коня ведь ему надо справить, ружьё да саблю, а как уйдёт, и работника лишусь. Хотя полцарства тоже на дороге не валяется...
Тут Матрена Никитишна прибегает, кудахтает, как курица:
- Что ты, что ты, сыночка! Даже не думай! Опасно это! Змей тебя побьёт да огнем пожжёт!
Тут Степан Егорыч вмешивается:
- Чего ты, старая, не в своё дело лезешь? Гляди, побьёт он Змея, будем мы с тобой, как царь с царицей: на золоте есть, на золоте спать, на золоте нужду справлять!
Матрена как слышит, аж подскакивает:
- Не отдам сыночку на погибель! Даже не думай, старый! Давно сковородкой по башке не получал или скалкой вдоль хребта?
- Ну что ты, что ты, уж и пошутить нельзя! - принимается юлить Степан, на том разговор и оканчивается.
**********
Дорогие читатели!
Моя книга участвует в самом сказочном и искренне народном литмобе «Наши сказки»
Жили-были на просторах Литнета сказители, что любили родную землю всей душой. И задумали они великое дело – оживить старые сказки, да так, чтобы заиграли они новыми красками, но сохранили светлую душу Руси. И понеслись по свету строки о Василисах Премудрых да Иванах-царевичах, о говорящих волках да мудрых воронах, о селениях, где люди живут в ладу с природой, а зло одолевают не силой одной, да умом да честью. А, главное, в каждой истории светится любовь к Отчизне, вера в добро и напоминание: сказки – они не просто были когда-то. Они и сейчас живут в нас, стоит только поверить.
Читать все истории литмоба тут: https://litnet.com/shrt/EO93
Что делать Иванушке? Встаёт он посреди ночи, берёт свою одежонку старенькую да пару сухарей из дорожных припасов, и идёт налегке со Змеем воевать. Авось, думает, по пути разживусь конем да оружием, за любую работу возьмусь, заработаю и куплю.
А дорога к горам, где Змей Горыныч поселился, идёт через Златоборье. Так огромный дремучий лес называется, что с незапамятных времён на этом месте растёт. Изобиловал он всегда родниками хрустальными да ручьями звонкими, что текли в речку полноводную. Были там и болота топкие, они раньше всё царство клюквой, морошкой да голубикой кормили. А деревья в нём росли такие красивые и высокие, что дух захватывало.
Идёт Иван по лесу, перешагивает ручьи пересохшие и удивляется - где ж красоты и богатства те, о которых люди говорили? Вдоль дороги одни пни торчат, а что остались из деревьев - все корявые да кривобокие. Да что там, даже листья у них какими-то блошками изъедены. Редко когда и птичья трель прозвенит.
Слышит вдруг Иван стук топора и идёт на него. Дай, думает, спрошу, что за напасть со Златоборьем приключилась. А там, слово за слово, может, и насчёт работы какой договорюсь.
Доходит он до вырубки и видит: работники, маленькие да кривоногие, как жуки чернявые, так кишмя и кишат. Одни облепят ствол дерева, ну что твои муравьи, и тащат, а другие, с топорами да пилами, деревья валят, сучья рубят.
Вот пилят двое дерево большое, а по стволу белочка мечется, из дупла бельчат спасает. Дерево уже качается, того гляди, упадёт, не успеть ей.
Замечает это Иван, жалко ему становится и кричит работникам, чтоб подождали немного. Те пилить перестают да на Ивана с руганью накидываются. Пока тот с ними препирается, белка своих бельчат как раз на другое дерево перетаскать успевает.
Понимает Иван, что работы ему здесь не светит, и идёт дальше своей дорогой. Вдруг ему на плечо та самая белочка прыгает, и говорит человеческим голосом:
- Спасибо тебе, добрый молодец, что деток моих спас! Может, и я тебе пригожусь!
Иван сначала ушам своим не верит. Как такое может быть вообще?
- Так Златоборье же! - объясняет ему чудесная зверюшка. - Место это испокон веков очень непростое! Не просто так здесь и беда приключилась. Знают враги, что родная природа саму душу Тридевятого Царства животворит!
Говорит ей Иван, куда путь держит, а белочка ему к Бабе-Яге дорогу показывает. Она, говорит, самая старая в Златоборье, всё знает, должна помочь.
Приходит Иван на полянку, там избушка на курьих ножках, и в ней Баба-Яга сидит. Двор у ней мусором завален, огород бурьяном зарос, в избе грязища. Поводит она своим носом крючковатым туда-сюда, да вдруг улыбается во все свои три зуба:
- Эх, давненько же я русского духа не чуяла!
Иван её приветствует, кланяется, как положено. Тут уж бабка совсем ошалевает от радости. Бегает, суетится, со стола пыль да объедки смахивает. Горшок со сметаной из погреба достаёт и принимается гостя потчевать. А он вынимает свои сухари, сам ест, и её угощает.
Макает Баба-Яга сухарик в чай, из лесных трав заваренный, да рассказывает о той беде, что со Златоборьем приключилась:
- Приехал сюда купец один. Сначала всё высматривал, вынюхивал, да ко мне в друзья-приятели набивался. А я-то, старая дура, на его речи льстивые да подарки заграничные и повелась. Угостил он меня мёдом хмельным и подсунул бумагу какую-то подписать. А потом оказалось, что я ему спьяна отдала всё Златоборье в аренду на сорок девять лет!
- И давно это было, бабушка? - спрашивает Иван.
- Вот уж семь годков минуло
- Так ведь через сорок два года здесь одна голая пустыня останется! - ужасается парень.
- Останется, - кивает Баба-Яга. - Купчишка этот так и сказал: "Миллионов десять отсюда вытрясу, а потом хоть трава не расти!" А что делать - ума не приложу!
Пригорюнивается бабка, даже слезу пускает. И тут стук в дверь раздаётся.
- Кого это там ещё несёт? - ворчит Баба-Яга.
- Да я это, Леший! На Кикимору жаловаться пришёл. Она, зараза мокроносая, мой последний нетронутый кусочек леса заболачивать стала! Я уж хотел было ей космы зелёные повыдирать, так она разревелась. Нет больше, говорит, моего болота. Купец канавы прокопал, воду в речку спускает, собирается торф добывать. Ну, я плюнул и пошёл к тебе. Может, посоветуешь, как дальше-то быть. И Водяной ещё совсем обнаглел...
- Эх, старый, я и сама не знаю, как дальше жить будем. Намедни летала я к этому аспиду, за Кикимору просила, чтоб болото её не трогал. Так он меня обругал да выгнал, ещё и ступу продырявил и помело сломал!
Иван их разговор слушает, слушает, решает, что утро вечера мудренее, и спать ложится. Наутро поднимается, Баба-Яга его завтраком кормит да в путь проводить хочет. А он вместо этого заглядывает в чулан, берёт оттуда лопату заржавленную, точит её, черенок новый выстругивает и идёт огород копать.
Ну, раз такое дело - растапливает бабка печь, греет воду, избу моет, баньку топит да обед сытный варит.
Видит адруг Иван - идёт к избушке старичок сгорбленный. До того старенький, что песок из него сыплется. Приветствует его парень, тут и сама Баба-Яга подходит:
- Чего тебе, дедка Песчаник, надобно?
А тот принимается всё на того же купца жаловаться. Лучшие, говорит, бугры песчаные срыл, а Водяной тут как тут - затопил всё.