Из другого теста. Часть вторая

Пролог

Часть первая https://litnet.com/shrt/PL3C

– Ну, уже давай, шевели мослами! – прикрикнула Бинка на Рыжую, прикрыв корзинку чистой салфеткой. – Чо расселась барыней, подзаборница?

– Вот! – нравоучительно задрала пальчик Юлька. – Именно, что подзаборница. А не холопка. Чуешь разницу? Если уж запрягаешь, так это... простимулируй!

– Ё моё! – всплеснула руками Бинка. – Да с радостью! Поди ближе, – поманила она беспуту, что вздумала тут ей хорохориться.

– Наруге пожалуюсь! – пригрозила Рыжая, благоразумно юркнув под стол, и вылезла на другом конце: – Она меня любит. Почти, как дочь.

– Так и я тебя полюблю тем же макаром, – пообещала Бинка.

– Ой, да не любит майор твоих расстегаев! – попыталась втолковать Юлька. – А я люблю. Но мне ты фигу скрутила. И я ещё должна тащить Нутберу мои расстегаи. Тебе надо, сама и тащи.

Бинка приподняла корзинку и поставила её перед носом строптивицы:

– Пошла!

Юлька фыркнула, однако подцепила корзинку и двинула на выход. Но в дверях демонстративно запустила руку под салфетку. Выудила расстегай с рыбой и смачно куснула. Бинка пренебрежительно сделала ей ручкой и вернулась к печи.

В доме стариков-командиров никого не было – она с минуту орала, требуя встретить дорогую гостью. Стол в гостиной по обыкновению накрыт к ужину – Юлька видела, как торопились домой повариха и прочие няньки драгоценных оборотней. Раскланялась с ними издалека, и, понятно, ожидала, что за столом уже вовсю работают челюстями. Но мужиков, как корова языком слизнула.

То, что во дворе ни единого дубля, так это нормально. Они сейчас за озером на дальнем пастбище: борются за уменьшение поголовья скотины, что им отвели на прокорм. На этом берегу всю скотину уже побороли проглоты. Хотя Джаред – сквалыга – мог бы и не жаться. Бедненькая Машка и так лопает в лесу всякую дрянь. Хоть бы дома девочку порадовали. Заслужила, между прочим! В прошлый раз на болоте Юлька лично откопала шесть камней – рекорд сезона. А они…

– А куда они подевались? – пробормотала она под нос, взлетая по лестнице.

На втором этаже так же пустынно. Вот те и раз – подумала Юлька, и вытащила второй расстегай. Нужно лопать, пока тёплые. Нутбер всё равно отдаст ей половину, но тогда она будет остывшей. Так что Юлька на полном праве сожрёт свою долю прямо сейчас, пока…

Внизу хлопнула входная дверь, и она, вернулась к лестнице. Начала, было, спускаться, но замерла. Кобер с Бробером притащили кого-то из людей. Один точно Назар Полть – так глухо в пол бухает лишь его старый протез. Старику торговцы уже два новых притаранили, а он всё на этой развалюхе шкандыбает. Что за манера всякое старьё до полного отказа таскать?

– Мёртвое царство! – насмешливо провозгласил дед Михайла. – Майор-то где?

– У Джареда, – пояснил Бробер. – Закупки обсуждают.

– Слыхал-слыхал, – одобрительно протянул дед Назар, устраиваясь за столом. – Вы, говорят, в последнюю ходку аж два десятка камней взяли. Круто. Всегда бы так.

– Всегда не выйдет. Сам знаешь, – проворчал Кобер, заскрипев прогнувшейся лавкой.

– А то. Тут я целиком с вами: не дело выгребать всё подчистую. С умом надо. Чтобы будущей добыче урона не было, – степенно рассуждал Назар, погромыхивая посудой. – Не последний день на земле живём.

Юлька и сама не понимала, с какой такой нужды застряла на лестнице, не показываясь старикам. Бывает, вроде ничего не предвещает, но печёнкой чуешь: сейчас случится что-то интересное. Она легла на живот, распласталась и потихоньку сползла несколькими ступенями ниже. Замерла, когда ей стала видна вся честная компания. Уставилась на них меж двух грубо отёсанных балясин. По мордам видно: не просто так собрались закинуть за воротник – секретничать будут.

Подслушивать, понятно, некрасиво, но любопытно же. К тому же она не станет трепаться направо и налево – только Наруге. И Гранке, конечно. Шатхие тоже – ей можно. Да и Ракне – та лишь с виду трепло, а язык за зубами держать умеет. Короче, расскажет девчонкам, потому что они все заедино. Таиться от своих – последнее дело.

– Что вздыхаешь, старый пень? – подначил Кобер деда Михайлу и двинул к нему по столу двухлитровую бутыль водки: – Наливай.

Тот внимательно посмотрел на неё, словно видал в первый раз. Неспешно откупорил и взялся разливать: себе с Назаром по стопкам, беррам в полулитровые кружки – без того им водка и вовсе не в жилу. А так хоть ненадолго, но захмелеют.

– Пень я, может, и старый, – задумчиво молвил дед Михайла, подняв свою посудину. – Да тебе во внуки гожусь. Хотя, если так посмотреть, лет через двадцать ты мне во внуки сгодишься. Сам-то не изменишься, а я-то уж точно.

– В ящик ты сыграешь через двадцать-то лет, – хмыкнул Назар, поднял стопарь и бросил тост: – Ну, будем, мужики.

Это русское «будем» - заметила Юлька – означает всё, что угодно. О чём бы ни говорили – без разницы.

– Что-то вы сегодня какие-то квёлые, – заметил Бробер, поставил опустошённую кружку, бросил в рот кусок импортной селёдки и проглотил, не жуя: – Третью неделю ходите с парламентскими рожами. Так и чешется в ухо засветить. Колитесь уже: что стряслось? Бабы, вроде, по крепости никаких ужастей не разносили. А иных СМИ у нас нет.

Глава 1

            Утро выдалось! Не утро, а конфетка. Планета не часто баловала чистым небом – не позволяла мечтательно таращиться туда, куда бы им вздумалось прогуляться. В том, что вскоре им это будет по зубам, девчонки почти не сомневались. Вон Акери же удрала из дома, и ничего, не рассыпалась. Пусть не удрала, а была похищена в самом мелодраматичном ключе – какая разница? Она транспортабельна, и родная планета Кунитаоши не воспротивилась её турне по заграницам – разглагольствовала Бинка, шуруя в битком набитой сковороде деревянной лопаткой.

             Гранка лениво кивала, подперев рукой щёку. Она пялилась на солнечного зайчика, что притаился в уголке у висящей напротив полки с посудой. Заяц отдыхал – Бинка вконец уморила попрыгунчика своей зеркальной крышкой: то закроет, то откроет, туда-сюда, туда-сюда.

Скрипнула входная дверь. По общественной гостиной Таноля что-то прошуршало. Гранка обернулась на кухонную дверь – в проёме мялась Акери. Будто холопка из старинного романа, что притащила барыне на порку свою многострадальную задницу.

– Нагулялась? – добродушно проворчала Бинка, утерев рукой лоб, припорошённый специями. – Ноги вытирай, шлёндра непутевая.

Она успела не только изгваздать вымытые бабами-опекуншами полы, но и подтереть за собой. Теперь мокрая тряпка у порога обещала всякому неучтивому поругателю её трудов поцелуй в бесстыжую рожу. Акери тщательно пошкрябала подошвами мокасин о тряпку, и скользнула за стол. Как и сами берры, всё их барахло имело склонность к самоочищению – верней к непромокаемости и незапятнанности. Но Бинка туго привыкала к столь вопиющему попранию законов природы. И по-крестьянски свирепо блюла даже ничем не поруганную чистоту.

Гранка насмешливо фыркнула, уставилась на зеленушку и ласково осведомилась:

– Есть будешь, лягушонок? Или тебя твой хахаль уже накормил?

– Хахаль? – наморщила лобик Акери.

Припоминала, знает она это слово, или с образованием у неё всё ещё туго.

– Ты, небось, Рига-то ещё не видала? – помогла ей Бинка и плюхнула шкворчащую сковороду на стол.

Открыла крышку, и завтрак зазывно пухнул вверх ароматным паром.

– Вкусно! – обрадовалась Акери, подскочила и слизнула с ложки в руках поварихи комочек каши: – Травки полезные.

– Ты зубы-то не заговаривай, – хмыкнула Гранка, могучей рукой пластая свежий хлеб. – Ешь, давай.

Акери послушно приземлилась на лавку. Вытащила из деревянного лоточка детскую ложку – иная в её клювик не лезла – и приготовилась к празднику. Зная её плепорцию, Бинка поставила перед ней миску со скудной горсткой духмяной каши с мясом. Села рядом, умильно любуясь замелькавшей ложкой. И тут не как у людей: нет, чтоб черпать по полной, так эта убогая цепляла кончиком ложки самую малость. Не ела, а клевала. Жёлтые глазки светились нежной благодарностью, отчего у чувствительной славянки цвело и пело на душе: прочие-то подобной умильностью от её стряпни не проникались. А от их банальной благодарности нигде не щекотало.

– Шевелись, – грозно предупредила Бинка, подсунув ей кусок хлеба. – Лопай скорей. Интересно ж узнать, как ты так исхитряешься: залезла с Ригом в постель, а вылезла из дерева?

– Да нет же, всё не так, – удивилась явной нелогичности вопроса Ари, застряв с поднесённой ко рту ложкой.

– Да ну?! – Бинка всплеснула руками в придурковатом изумлении. – Всё ещё диковинней? Неужто он к тебе в дерево залез? А там вы разминулись. Оттого-то он спозаранку и припёрся тебя разыскивать. Позавчера. А после два дня бродил злой, как собака.

– Оставь её, – усмехаясь, велела Гранка. – Дай ребёнку спокойно поесть. После о деревянную головушку зубки поточим.

– Вы шутите, – определилась с происходящим Акери и продолжила завтрак.

– Умнеет на глазах, – вздохнула Наруга, нарисовавшись в дверном проёме.

Она прошла к столу и плюхнулась на лавку рядом с Бинкой. Оглядела древесного духа из сказки, о подвиги которого стёрли языки все поселковые бабы. Уж такого наплели, нагородили, что уши вянут. Да ещё и цеплялись к нескольким очевидцам фантастического нырка дриады в дерево. Тут у них не большой мир: в морду не дашь – бежать после некуда. И несколько охотников – злосчастных свидетелей выкрутасов Акери – терпели бабье любопытство до зубовного хруста. А Джаред тренировался в эпитетах, что однажды обрушит на зелёную голову одной бессовестной заразы.

– Вкусно, – наконец-то, закончила издеваться Ари, отставила миску и обернулась к стряпухе: – Пусть твой Бог тебя наградит.

– А и пускай, кто ж ему препятствует? – благодушно дозволила Гранка. – Только бы поторопился. А то Бинка не доживёт, покуда он прочухается. Разве ты перед ними за неё похлопочешь.

Бинка шикнула на богохульницу и демонстративно покинула стол.

– Я? – вытаращилась на Гранку легковерная инопланетянка.

– А что? – та дурашливо округлила глаза. – Ты у нас и сама теперь в богах обретаешься. Причислена к сонму: огульно и бесповоротно.

– Завязывай, – буркнула Наруга. – Над убогой изгаляешься. Бин, плесни-ка мне чайку. А ты, подруга, давай, не томи: свершилось? Принял тебя местный лес? – тут она не выдержала, хмыкнула и поделилась с Гранкой: – Если бы в меня постоянно залазили, я бы повесилась.

Глава 2

            Боевая обстановка во дворе больше напоминала официальный приём каких-нибудь дипломатических показушников. На виду у всех сливки общества с непробиваемыми масками ломают комедию, держа под контролем каждый взгляд, чих и слово. А где-то в глубине здания всё кипит и лезет из берегов в попытке не облажаться перед хозяином и его публикой. И эти-то ребята не утруждают себя фильтрацией.

            Наруга плохо представляла себе жизнь сливок общества – прочитанных в юности романы не внушали доверия в вопросах достоверности. Но иных ассоциаций на ум не приходило. Все, чьи маршруты сошлись перед дверями главной берровой общаги, были сдержаны и пристойны не на жизнь, а насмерть. А в глубине души у каждого кипело и лезло из берегов.

Даже у мандаринов, что обычно гнездовались у дома Наруги с Акери – из него вышибли всех холостяков, готовясь к пополнению в стае семейных пар. Женатиков пока только двое, а холостых – все остальные. В большом центральном доме кроме Нутбера проживали инструктора и местные крысы размером с разжиревшего земного кота. Но майор и не подумал привести свой мавзолей в порядок, дабы приютить выселенцев из семейки. Молодёжь к нему хрен заманишь, и берры, наконец-то, заселили третий дом, что вечно пустовал. Зато начал пустовать дом Гета с Ригом и их супругами.

Вся польза от этой кадрили досталась мандаринам: они застолбили место перед семейным домом под своё гнездо. Даже Дубль-Гет с Дубль-Ри уступили скандальным оранжевым бабам, которые давно перестали их бояться.

Сейчас в этом фруктовом гнезде все страсти в растопырку. Зачинщицей по понятным причинам была Дубль-Гра – обстоятельная и несгибаемая Граша. Топающая к Наруге Гранка столкнулась во дворе с некой персоной, что возбуждала в ней тягу к членовредительству. Персона была сверх меры красива и нахальна, как олень, гоняющий соперников в брачный период. Уже пару месяцев она, как заведённая, лезла на абордаж, стремясь отвоевать ценнейший приз. Приз как раз выбрался из дома и хладнокровно ожидал развития события.

Майор вовсе не желал лицезреть на своей территории никаких бабских боёв в свою честь. Даже вязался к Наруге с просьбой уладить это досадное недоразумение. Она, понятно, могла вмешаться и навалять, кому следовало, но Гранка попросила не вмешиваться. Событие нерядовое – она никогда ни о чём не просила – и Наруга послала Нутбера с его подростковыми комплексами куда подальше. Ведь выложила ему всю подноготную, чего ещё-то надо? Но майор был не в состоянии поверить, что может вызывать у такой крали, как Гранка, пресловутый женский интерес. Куда уж там лирике с романтикой и прочим серпантином!

– Доброе утро, вожак! – мелодично пропела персона, опасливо огибая задницу Дубль-Ди.

Дибер стоял на крыльце рядом с героем разворачивающихся событий. Подлец даже не почесался расчистить даме дорогу. Он злорадно любовался, как нынешняя звезда борделя прекрасная Бланка судорожно тискает ручку корзинки с подарками. Подарками, как всегда были сласти и свежие круасаны к утреннему кофе.

– Интересно, сколько ей понадобится времени, чтобы до неё дошло: вожак это не ест, – иронично заметил Риг на ухо Наруге.

Он всё-таки не выдержал и спустился в первый ряд партера на крыльце.

– Мы едим, – процедила она еле слышно, дабы не злить майора. – Пусть таскает. Мне, к примеру, лень ходить по утрам за круасанами. А есть их не лень.

Между тем прекрасная Бланка миновала Дубль-Ди и на цыпках засеменила мимо Дубль-Нута. Ощущая раздражение хладнокровного с виду Нутбера, медведь открыл глаза и чуть оскалился – прямо перед носом назойливой красотки. Та не стала визжать – пройденный этап – но дёрнула к крыльцу, затаив дыхание. Выпирающие из лифа шары грудей высоко вздымались. Ещё немного и начнут перекатываться с места на место – хмыкнула про себя Наруга. Ей давно осточертела дежурная клоунада «нежной девы». Месяц сюда таскается, если вычесть дни, когда Нутбер смывается из крепости. За это время дауна можно чему-то научить, так что все эти предобморочные трепыхания сплошная рисовка.

Но берры просто не умеют вышвыривать надоевших дамочек: ни грубо, ни в принципе. А беррихи умеют, но обязаны следовать законам корпоративной этики.  Любая грубость с их стороны воспринимается поселенцами, как нечто эпохально трагичное. Люди страшатся потери их расположение больше, чем любого катаклизма с человеческими жертвами. Без оборотней поселенцев сожрут в два присеста.

– Доброе утро, – холодно отчеканил Нутбер, едва до него донесли все прелести явившегося тела.

Огромные голубые глаза Бланки засияли, заискрили, распахнулись во всю ширь физических возможностей. Прелестные губки отмерили ровно такую улыбку, какую не обвинить в нарочитой слащавости. Утренний ветерок с гор теребил идеально сформированные и разложенные по голове золотистые локоны. При посадке на планету они были пепельными, но золотая Гранкина шевелюра подстегнула кокотку к экспериментам в максимально выигрышном направлении.

Сама Гранка в этот момент выясняла отношения с мандариновой клумбой. Та шла крупными волнами и шипела, будто в неё плеснули кипятку. Не будь здесь Нара, Граша давно бы ринулась выкорчёвывать источник дискомфорта. Сколь бы сдержанными не были оборотни, дубли просвечивали их чувства мгновенно и до самых печёнок. Медведи относились к этому философски, реагируя лишь на сильные эмоции. А вот фрукты экзальтировали в хвост и в гриву, порой неимоверно докучая – особенно дамочки.

Дубль Нар на общем фоне являл собой памятник терпению и выдержке. И сейчас, ловя Наругу левофланговыми глазами, он верещал на Грашу, не давая той раздуться и броситься творить опасные глупости. С другой стороны чихвостила свою дублиху Гранка. Мандаринка покорно склоняла к ней зубастый край блина. Но передними глазами пожирала недоступную золотоволосую котлету с мерзким запахом из мозгов.

Глава 3

            Ракна поднажала, рванула к поверхности и выбросила на берег голову с изрядным куском тулова. Разлепила набитую грунтом и вязким илом пасть. Навалила кучу, мазнула взглядом по мутной фигуре медведя и попыталась съехать назад в воду. Но явно переборщила на всплытии, и теперь уплытие могло не состояться. А причалившая рядом Шатхия наверняка уже в воде и ждёт её для нового погружения. Ракна, было, решила покинуть субмарину – та запаниковала и забилась, роя под собой ямину. Лучше уж вылезти, пока эта змеюка не самоликвидировалась, с перепуга вдохнув какой-нибудь камень. Задохнётся ведь с затычкой в глотке, и тогда…

            Она и не заметила, как Дубль-О оказался рядом. Медведь заарканил хвостом её глупую башку и сбросил недотёпу в воду. Субмарина с зазевавшимся пилотом рванула на глубину. Ракна изо всех сил натянула вожжи и завернула рубку с иллюминаторами вправо – длинное тело амфибии с Шатхиёй пронеслось мимо торпедой. Ракна сосредоточилась и бросилась её догонять.

             Мимо поднимались Ойбер с Юлькой, набитые грязью по самые уши. Ракне показалось, что одна из тупорылых добытчиц укоризненно скосила на неё глаз. Бред, конечно, но она поклялась себе больше не косячить. Добравшись до дна, осторожно пошла над ним, забирая подальше от мутного облака, поднятого предыдущими добытчиками. Шатхия держалась рядом, готовясь распахнуть пасть и загрести в неё породу. Но не всякую, а ту, над которой не колосятся лохмы водорослей. Именно в этих проплешинах знакомого тёмного песочка – их прозвали грядками – и вызревали раковины с «панацеей».

            Вдруг в спину Ракны прилетел такой удар, что машина плюхнулась на дно. Она мгновенно кувыркнулась на спину и распахнула пасть. Жирдяй пролетел над ней впритирку, и Ракна успела прочертить нижними зубами три борозды на тёмной пузатой туше. Да ещё наподдать ему зазубренным хвостом. Этот гад ожидаемо свалил на сторону – машина хутамки ударила ему в бок и вырвала изрядный кусок вместе с частью перепончатой лапы. Ракна крутанулась, и они с подругой разошлись, но не в стороны, а на разные глубины. Шатхия поднялась чуть выше и завертелась юлой, приманивая идиота, который испоганил им эту ходку.

            Ну, погоди, паскуда – мстительно пригрозила Ракна и легла на дно. Замерла в ожидании манёвра. А на хутамку уже неслась громадная пасть в треть жирдяева тела. Лишённое одной загребной конечности, оно то и дело съезжало с траектории, и урод заметно вихлял, теряя в скорости. Сабельно длинные загнутые внутрь зубы белели в мутной воде, выдавая хозяина. Шатхия завязала узлом последний виток долговязого гибкого тела. Изогнулась и дёрнула вверх перед самым носом гада. Тот потянулся за ней и подставил под удар брюхо. Ракна свечой взмыла вверх и вонзила в него клыки.

            Мимо неё скользнуло тело то ли Ойбера, то ли Юльки. Она просемафорила хвостом, дескать, всё в порядке, и кинулась догонять жирдяя. Раз уж ей возвращаться без добычи, так хоть порвёт эту скотину, чтобы не крутилась под рукой. А пока они с хутамкой будут его добивать, Юлька и Ойбер спокойно затарятся и уйдут наверх разгружаться. На этой позитивной мысли Ракна догнала хвост жирдяя и сомкнула на нём челюсти. Изо всех сил рванула в сторону: хвост не оторвала, зато притормозила поганца. С такими пышными формами ему не согнуться пополам и не перекусить досадную помеху. Но мощный хвост в её зубах устроил такую пляску, что Ракну замотало из стороны в сторону.

            Не тут-то было! Передок её машины был сродни морде мастифа: челюсти транспортёрами не растащишь. Она будет висеть на этом хвосте, пока в лёгких остаётся хоть капля воздуха. А жирдяй будет крутиться в попытке догнать собственный хвост, пока Шатхия не изловчится, и не оборвёт ему все лапы. Тогда они просто-напросто утопят эту свинью и отправятся обедать. Покинут свои субмарины, и те дёрнут обратно, пока на их законную добычу кто-нибудь не позарился.

            Ящер всплыл, ткнулся мордой в берег, и Ракна ловко покинула кабину. Обычно вмиг отупевшая машина тут же пыталась сцапать и сожрать своего пилота. Но сейчас её ожидал кусок пожирней. Ракна только-только материализовалась, как за спиной плюхнуло, брызнуло и всё стихло. Хвост Дубль-О, что лёг между ней и тварью, подтолкнул под задницу, торопя покинуть опасное место. Ракна послушно отбежала от кромки болота и удовлетворённо потянулась.

– Классно вы его! – подлетела к ней восторженная Юлька. – Жаль, было плохо видно. И некогда. Я только на секундочку замерла, а Ойбер мне плюху отвесил. Я так и зарылась мордой в грядку. Едва успела пасть распахнуть, чтобы хапнуть породы.

– Правильно отвесил, – одобрила действия берра Шатхия.

Она присела на комковатую кочку и вытянула ноги. Усталости, став беррами, они не испытывали. Но в голове засела привычка её чувствовать – что-то сродни фантомной боли.

– Ойвинд умный. И осторожный. Нельзя так. Сдохнешь, это будет на его совести, – укорила хутамка.

– А я и не в претензии! – попыталась огрызнуться Рыжая.

Шатхия искоса глянула на зарвавшуюся задрыгу, и Юлька захлопнулась, состроив извиняющиеся глазки. Сердиться на неё было совершенно невозможно – даже после жгучего желания прибить заразу. А уж когда к ней на подмогу являлась Машка, так и вовсе дело дрянь – несколько тонн неистребимого обаяния и неутешительной бесперспективности в вопросах воспитания.

Эта примадонна  досконально изучила свои права всеобщей любимицы и совала их под нос всем подряд по любому поводу. Вот и сейчас поторопилась на выручку подружки, которой кто-то отдавил прыщавый гонор. Переполненная решимостью треугольная морда хлюпала носом и вызывающе зыркала на хутамку. Даже хвостами защёлкала, в надежде произвести впечатление серьёзной угрозы.

Глава 4

            Наруга неохотно, с треском, но пошла на эксперимент. Идея этой затейницы Бинки показалась ей тупой сценкой из мыльной оперы. К чему драматизировать военные операции: догнали, сократили численность личного состава, скрутили то, что осталось от противника, и выколотили информацию. Колотить есть чем: целая стая жутких монстров. Ну, или примитивно сапогом в промежность – подходящие органы у противника имеются. Из всех военных хитростей одно предупреждение: стой, вы окружены, стволы на землю.

            Бинка же предложила напустить в боевую операцию мистического артистизма в духе планеты – поддержать, так сказать, репутацию земли-матушки. Ожидаемой критики в стиле «дура стоеросовая» от мужиков не поступило. Кобер, ломая стереотипы, похвалил «умницу девку», мол, ударим по психике – не помешает. Однако Наруга почуяла, что дело тут совсем в другом: он, кажется, решил наладить с диверсантами контакт. С этим она могла согласиться: стоит попробовать.

            Сценарий накидали быстро, без споров. Полуголых огромных мужиков примут за однозначную угрозу, с которой и разговор один: прикончить любой ценой, а после разберёмся. Девиц же можно послушать, если интерес к ним перевесит желание прихлопнуть их на всякий случай. Может, и услышать, если мозги всё-таки есть, причём с обеих сторон. А то и прислушаться к рекомендациям полуголых огромных мужиков, которые выйдут на сцену, когда там не останется ни одного оглушённого страхом психа, способного выстрелить.

            Шатхия лицедействовать отказалась наотрез. Что поделать, издержки воспитания: на её родной планете Хутама за лицедейство расчленяли живьём. Даже факт её нынешнего проживания на другой планете не смог переломить вбитое с детства отвращение. Биография Наруги не содержала столь прискорбного опыта – ей отвертеться не удалось.

            И теперь она сидела на одной из нижних веток молодого кедра – у старых они в полсотне метров над землёй – и ломала комедию. Изображала из себя мифическую дриаду, выступающую в тяжёлой весовой категории. Ради пущего эффекта пришлось распроститься со штанами, оставшись в шортиках, от которых никак не получалось отвыкнуть. Короткий топ на узких бретельках Бинка предлагала уполовинить – для достоверности роли. Но, заглянув в глаза Гетбера, сценарист-постановщик поёжился и обнажёнку для отдельно взятой артистки отменил. Сами они с Ракной беспощадно расправились с майками, оставив узкие полоски – прикрыть соски. Хотели вообще растелешиться, но Кобер разврат не утвердил.

            Дубль-Нар околачивался неподалёку. Наруга чувствовала, как он мандражирует в предвкушении охоты на живца – это дубль сообразил махом. Метрах в десяти от неё на таком же насесте куковала Бинка: в заманушно-сексуальном темпе чесала волосы. Они у неё самые длинные и белоснежно-искристые с уклоном в эльфийскую породу. Только мордаха подкачала: круглая, загорелая и нахальная – полное разночтение со сказками. Третьим углом в выбранном треугольнике была светлокожая брюнетка дивной красоты с уклоном в древнеиндийский эпос. Эта ничего не чесала и сексуальностью не разбрасывалась. Ракна не нуждалась в репетициях и откровенно скучала в ожидании добычи, что гнали на них мужики.

            Только бы не промахнулись мимо сцены – раздражённо кипятилась Наруга, оценивая пятачок открытой земли в середине треугольника. Хрен их знает – этих вторженцев – куда они ломанутся, сообразуясь со своей индивидуальной тактикой выживания. Известный факт только один: в стороны не брызнут, будут держаться вместе до конца. Сконструируют ежа, утыканного стволами, и пойдут пулять во всё, что шевелится. Нынче диверсант пошёл продвинутый: стрелково-гранатомётные комплексы и ручные пулемёты. Никакой электроники и прочих наворотов – работа над ошибками. Ещё бы мозги захватили, тогда, глядишь, Наруге не пришлось бы торчать на дереве ощипанной курицей. Их бы никакой силой не выпихнули из корабля в логово оборотней.

            Она язвительно усмехнулась и села поудобней. Прислонилась спиной к стволу, одну ногу вытянула вдоль ветки, вторую закинула сверху. Расслабилась, сложила руки на животе и бросила взгляд на Ракну. Та ироничной ухмылкой оценила посадку неисправимой мужички. Тоже прилегла на ветку, но бочком, эротично отклячив бедро. Тряхнула волосами…

            И тут же рухнула вниз, успев только взвизгнуть. Бинка ойкнула, а Наруга заржала. Рядом с косорукой дриадой моментально нарисовалась Дубль-Ра. Её непутёвый пилот, глухо ругаясь – видать что-то сломала – развоплотился и залез в кабину. Через несколько секунд Ракна выкатилась обратно целёхонькой. И послала кудахчущей напротив дылде русскую матерную трель. Теперь заржала Бинка. Дубль-Ра обиженно обквакала насмешниц, приняла пилота на макушку и подросла. Ракна снова взгромоздилась на ветку и сделала Наруге рожу. Но тут же замерла, прислушалась и посерьёзнела – добыча приближалась. Дубль-Ра сдулась и смылась в засаду, а приманка приготовилась – каждая на свой лад.

            Добычу гнали вчетвером: Кобер и Шатхия с тыла, Ойбер с правого фланга, Дибер слева. А Гет забежал вперёд, дабы приговорённые не проскочили с разбега своё счастье. Вскоре Наруга уловила первое движение меж стволов. Затем показался предсказанный ею ощетинившийся ёж-двадцативосьминог с четырнадцатью парами глаз – офтальмологический рекорд для планеты. Будь ёж единым неделимым да ещё трансформером – придирчиво оценила Наруга – мог бы посоперничать один на один с местными грибами. За ним бы такие стаи прилипал таскались, что богомолы удавились бы от зависти. Она хмыкнула и повозилась, упрочивая равновесие.

            Наконец, кучка дебилов – или бессовестно обманутых – докатилась до мистического треугольника. Где-то впереди забуянил Дубль-Гет, имитируя толпу кровожадных монстров. Место для обороны в треугольнике подходящее – обзор более-менее. Поэтому отчаянные головорезы притормозили и сложились в кольцо спинами внутрь, приглашая пробить их железную защиту.