Из жизни второплановых

Где-то за тридевять земель древняя, но не утратившая стати бабушка в очередной раз постучала отросшим ногтем по гладкой отражающей поверхности. Ничего. Даже дату не узнать, не то что новости посмотреть или путь-дорогу проложить! Хоть в болото!.. Она уже глянула на ставни с намерением распахнуть их и швырнуть поломку, но передумала: гулянки находчивых соседей, прикарманивших старую тарелку после прошлого приступа гнева, сильно портили жизнь. Ну хоть сейчас не шумят — у них-то тоже не ловит!

Попробовала потрясти несчастное устройство – иногда помогало. Не в этот раз. Тарелка явно сбоила — видно, быть грозе.

— И то ладно, — заключила бабушка. — Токмо зрение порчу. Останусь еще и без глаз на старости лет, и так нога ни к чер…

В болоте подозрительно булькнуло.

— Ни к чему не годна, — поправилась она. — Кваску попьем, на стихию поглядим!

Вопреки жалобам на здоровье, старушка легко стащила крышку люка в избяном полу и полезла было по лестнице в погреб — но тут снаружи раздался жуткий скрежет и кудахтающий рык: сработала сигнализация. Кто-то явился без приглашения и неровными прыжками с кочки на кочку уже приближался к крыльцу.

— Ну точно. Ванька! Черти принесли.

—Это не мы, — аукнуло из болота, но никто сей протест не услышал.

По объемистому томику в руках молодца бабуля сразу поняла, что он снова пришел в поисках творческой поддержки. Незваный, наплевав на сигнализацию и новейшие средства устрашения, хлопнул дверью и прямо в сапогах вломился в избу.

— Что дома сидим? Гляди, прирастешь! Ха-ха!

«Опять он с этой шуткой!»

— Не надоело? — спросила она вслух, имея в виду другое.

— Мне — нет. А вот вам всем наверняка! — буркнул юноша, устраиваясь за столом и раскрывая свою книгу.

— Ваня, Закон.

— Дуракам закон не писан!

— Ты не такой уж дурак.

— Но был же наверняка! Да ты смотри сама. Читай!

— Да и не был толком. Ваня, — устало повторила невесть в какой раз почтенная женщина, — существуют Законы. Ты он них никуда не денешься, ни одна душа не денется, и к счастью. На них мир держится, недотепа ты этакий. Архетипы. Пропп, время сновидений, Юнг. Читал?

— Чукча не читатель, чукча писатель! Да что, трудно, что ли, иль грамоту забыла?

Бабушка со вздохом раскрыла потрепанную тетрадь. Ознакомившись только лишь с началом первой главы, она побледнела, а потом густо покраснела.

— Ну дела…

Она долго подбирала слова, лучше всего подходящие для описания творящихся в сюжете непотребств, но в конце концов произнесла:

— И все это без наркоза?

— Ха-ха, смешно! Юмору учишься, карга?

— Цитата. Раневская.

— К чертовой бабушке твои цита…

— Вот туда не надо, — оборвала парня обитательница избы, на всякий случай отходя от окна. — Ты старших-то послушай. Знание — могучая сила. Народ ленивый пошел, без выдумки, это да: все бы цифры да факты, да денег побольше, жгут их, что ли. Вот и нам скучно. Но есть на свете и поныне люди толковые: книги пишут, синематограф осваивают. Каркуша как-то к свету-то летал и про потехи новомодные докладывал: этакая картинка, а там человечки, зверье всякое ну как живое; кто картинки глупые делает, злые, а кто — разумные и поучительные. Порой попадают — как в воду глядят. Вот так, постепенно, может быть, кто-нибудь и…

— Это все мелочи, несущественные вариации, — заспорил горе-писатель. — А у меня — потенциал! Революция!

— Помолчи, умник. Видали мы ужо революцию, еле живы остались! — рассердилась бабка. — А то, что ты тут нафантазировал — стыд и срам. И ужас. Экзистенциальный и неописуемый.

— Какой?

— И Лавкрафта не читал?

— А на что мне? Я, бабусь, патриот.

— Можно быть патриотом и образованным человеком. В общем, мотай на ус: все это, — она помахала тетрадью и бросила ее автору, — не то что на новый канон, а на самый разнесчастный «фанфик» не пойдет! Хуже только «ян адульт», или как его, что нынче на свете пишут. И то поклясться не могу.

Молодец открыл было рот, но получил по голове клювом — от Каркуши.

—А ежели тебя такие думы мучают, — продолжала его хозяйка, — к брату Барсика лучше наведайся, принеси сметанки и испроси пару-тройку успокоительных…

Не дослушав, Ивашка надулся, еще сильнее хлопнул дверью и зашагал по кочкам восвояси, на ходу умудряясь что-то править в своей писанине.

— Скатертью дорожка! — ухнула бабуся напоследок. Не всерьез, конечно. На самом деле она рада была видеть парнишку, но сумятица у него в голове творилась — ни в сказке сказать, ни пером… тьфу, привычка.

— И чего Машка на него Костика променяла? Вот баба дура, — поделилась с Барсиком женщина.

— Что поделаешь. Закон, сама говоришь.

— Угу.

Тарелка все не показывала.

— А сами-то: «яблочное качество, яблочное качество»! — ворчала бабка. — Все бы брехать. Тишка! Который нынче месяц?

— Июнь, бабушка, — пропищало из угла.

— А, так, кажись, Иван Купала скоро?

— Да, бабушка.

— Ну жить можно. Что-то да случится, что-то да совпадет.

В голову снова пришел неугомонный Ванька. И как его убедить? Стоит чуть двинуть канву — и мир рушится. Она сама, держась за голову от возмущения, видела по тарелке истории из света, в которых псевдо-Машенька превращала жизнь Медведя в кошмар, из Варвары делали эту… фифимистку, Илью забрасывало в африки какие-то… То ли дело годов тому пятьдесят. Милляр — загляденье!

Тут же хозяйка вспомнила про не к добру упомянутую революцию, потом про другой переворот, лет этак две тысячи назад — и ностальгия, как всегда, мигом отпустила. Пережили, и это переживем. Разумеется, всякие бездумные вольности их не затрагивали, но сильно влияли на сам свет. Далеко не лучшим образом. Вон зараза, война, протесты всякие глупые. Бабы готовить не хотят…

С такими тяжелыми мыслями старуха выудила из сундука полузабытое вязание (готовь носки с лета!), налила травяного настоя от бессонницы и уселась на крыльцо ждать бури.