Из рода Ворона

Пролог

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека… Нет, нельзя воровать у Блока, плагиатом ведь назовут. Тем более, что картина действительно немного иная. Ночь, кухня, шум Петербуржского ливня, барабанящего по крышам, и кромешная мгла. Мглу эту самую чуть уловимо рассеивали только свеча на чёрном торте и экран телефона. Они тоже погаснут, когда отыграют свою роль. Телефон провозгласит звонком таймера нужное время, свеча унесёт в вечность желание, которое будет звучать роднёй горячечному бреду. Это произойдёт совсем скоро. Но пока… Пока в этом дрожащем свете маленького пламени можно разглядеть силуэт. Профиль прекрасной дамы лет двадцати на вид, сидящей за столом.

Эту девушку, наверное, можно было бы назвать красивой, если видеть только внешность. Цыганская и славянская кровь, причудливо перемешавшись, дали почти безупречный результат. Мягкие черты лица круглого лица, но высокие скулы и лёгкая горбинка носа. Чёрная радужка глаз, обрамлённых густыми ресницами и почти что коричневые губы, но глаза своей формой подобны огромным миндалинам, а не раскосы как обычно у народа горячей крови. И кудри, смоляные, шёлковые, до щиколоток, выглядят так, словно она часами завивает их перед зеркалом плойкой — так безупречны в своей форме тугие кольца. Но завивать ей ничего не надо, достаточно сохранять то, что есть. И кожа — смуглая, чуть золотистая — идеально дополняет всё это. Почти ничего от того, что из века в век передавалось во внешности в детях семьи Вороновых.

Волосы сплетены в этот раз в косу и скручены в «шишку». Тело облегает чёрный бархат платья с широкой юбкой в пол. Оно не оставляет открытым взору ни плеч и ключиц, ни рук, ни даже шеи. И тем не менее выгодно подчёркивает все формы одинокой фигурки. Пальцы, сжимающие чашку с кофе, затянуты в чёрные перчатки, а верхнюю половину лица скрывает чёрная же маска, похожая на маскарадную. Можно подумать, она в трауре. Но нет, она празднует свой день рождения. И знает: с этой свечой погаснет и надежда хоть на что-то в этой жизни. Эта надежда и так тлела в душе слишком долго.

Три секунды. Раз, два… Край чашки коснулся пухлых губ. Маленький глоток. Стук донышка о деревянный стол… Три! Ровно три часа ночи. Ровно час её рождения.

— Хочу быть там, где мне место, — едва слышно шепнули коричневатые губы желание, что раздавалось на этой кухне ровно раз в год в одно и то же время много лет подряд.

Короткий выдох. У пламени нет ни шанса. Не слышный в шуме дождя щелчок кнопки выключения у телефона. Кухня погружается во мрак окончательно.

Как вы, наверное, уже поняли, эта девушка я, Ратори Воронова. Цыганское имя и русская фамилия, да… Пошлость и вульгарность, согласна, но ничего не могу поделать. Так уж меня зовут. Наверняка у тебя, читатель, возникло три вопроса. Почему в свой день рождения я одна, почему родители не гонят меня спать и почему я в чёрном. Если действительно возникли, то я отвечу тебе, что это очень долгая и абсолютно лишённая ноток хоть какого-нибудь веселья история. Но я её тебе расскажу. И начну, пожалуй, с начала. С самого начала. С того крика отчаяния, что был издан мной, как и любым младенцем, которого извлекают из уютной утробы матери в этот бренный мир.

«Э-э-это было прошлым ле-е-е-етом. В се-ре-дине января-а-а-а,» — пела Мери Поппинс в фильме. Тут ситуация схожа. Родители говорят, что я родилась зимой, так записано в моём паспорте и свидетельстве о рождении, но это ложь. Уже давно дядя рассказал мне, что на самом деле я родилась осенью, за три дня до Велесовой ночи*. И дяде я верю гораздо больше, хоть и не знаю, зачем родителям так врать. В прочем, их поступки далеко не всегда наделены хоть крупицей логики.

Так вот, двадцать восьмого октября семнадцать лет назад у четы известной певицы и успешного влиятельного бизнесмена, что любят друг друга до безумия — что? правда до безумия, я не преувеличиваю — у четы Вороновых родилась дочь. Дочь эта была прекрасна как лунный свет, как поэтично выражалась эта самая певица. Прелестнейшее дитя позже явило миру и другие свои достоинства, превосходившие все ожидания. Она оказалась вундеркиндом. За что бы она ни бралась, всё ей удавалось, пусть и с разной степенью труда, что безмерно радовало отца, увидевшего в ней свою наследницу. А ещё она прелестно пела и проявляла таланты в игре на скрипке, чем делала счастливой свою мать. Они любили свою дочь. Как куклу. Безупречную, великолепную, идеальную куклу, которой можно гордиться. А девочка была счастлива быть такой для них.

Всё рухнуло в её шестой день рождения. У девочки пробудилась магия, которую она оказалась не способна контролировать. С её рук сыпался снег, а одно лишь прикосновение пальцев обращало что и кого угодно в лёд. Смотрели мультфильм «Холодное сердце»? Так вот у этой девочки с его героиней, Эльзой, много общего. Разве что одного девочке, в отличии от неё, не светит — счастливого конца. И родители испугались. Испугались маленькую девочку, что сама была перепугана до ужаса.

Что они сделали дальше? О, всё просто. Они купили девочке квартиру. Обществу было сказано, что гениальному ребёнку нужно больше, чем обычным детям, личного пространства. Они продолжили обеспечивать девочку деньгами. Они появлялись с девочкой на всех светских мероприятиях, на которых уместно появиться с ребёнком. С того момента им было плевать, что оставшуюся без охраны девочку регулярно пытаются убить и похитить с самыми разными целями, ведь в глазах остальных она — любимая дочь. Им было плевать, что девочка ненавидит себя и плачет по ночам. Им было плевать на то, что она чувствует и чем живёт.

Зато на следующий день после того дня рождения в её жизни появился её дядя, брат отца, о существовании которого она прежде даже не подозревала. Этот дядя научил её очень многому, переведя на дистанционное обучение. Десяткам наук, нескольким видом рукопашного боя, фехтованию, варке ядов и противоядий, метанию холодного оружия, взламыванию замков, освобождению от верёвок и наручников, он отправил её на фехтование, народные танцы и конный спорт, он познакомил её со славянской мифологией и мифологией других народов — не с той, что несут в массы современные историки, а с той, которую он называл настоящей. В прочем, эти мифологии не редко пересекались.

Глава №1. Колдоворот.

К двери я подходила с замиранием сердца. Было страшно верить, что мне не показалось, и одновременно очень хотелось, чтобы вдруг оказалось, что мне не послышалось. Однако на лице не отражалось ничего, кроме лёгкого спокойного любопытства. Если там, за дверью, дядя, он не должен подумать, что за эти два года я забыла, как держать лицо — самоконтролю меня тоже он учил. И учил хорошо, на совесть, как и всему остальному, а потому голос мой, когда я произносила традиционную для нас фразу, тоже не дрогнул:

— Кого нечистые принесли?

— Нечистые бунтуют и требуют отпуск, пришлось выбрать другой транспорт.

Да, действительно он. Этот каркающий голос «Старого Ворона», как его называли в узких кругах, я узнаю из тысячи таких же. Потому что его интонации чужому повтору не поддаются. Вроде и обычные на первый взгляд, ан нет, также говорить ни у кого не получалось. В душе смешались гнев и радость. С одной стороны единственный родной человек вернулся домой, а с другой стороны вернулся предатель, который без предупреждения и без хотя бы намёка на то, что вернётся, оставил меня в гложущем одиночестве на два года! О нет, это была не обида, то удел слабых, это был именно гнев.

Два щелчка замка, и дверной проход, пролив на паркет коридора тусклое освещение парадной, явил мне того, кто за эти два года, казалось, ничем не изменился. Мне временами казалось, что он даже не стареет. Всё то же сухое, белое как у мертвеца лицо мужчины, которому не дашь больше тридцати пяти лет, тот же крючковатый нос, те же чёрные волосы, стянутые в высокий хвост на затылке, острые скулы, густые брови, бледные губы и фиолетовые глаза. Бледность, цвета глаз и цвет волос в нашей семье передавались по наследству — не важно, какой внешностью обладал второй родитель, не урождённый Воронов. Почему так? Не знаю. Как и не знаю, почему на мне эта схема сломалась. Своему отцу я точно родная, проверяла тайком от него с надеждой, что нет, но сейчас не о том.

Одежда на дяде тоже была такой же, что и в нашу последнюю встречу. Примятая фетровая шляпа, шарф, обмотанный вокруг шеи и плащ. Ах да, и трость с серебряным наболдажником в виде ворона с гордо поднятой головой и расправленными крыльями. Всё чёрное, как и у меня, словно в вечном трауре. Только в этот раз мокрое. И не мудрено, с таким-то ливнем.

— Явился, — криво усмехнулась я, окидывая его скептическим взглядом.

— Потом мне всё выскажешь, — мотнул головой дядя, по-хозяйски входя в квартиру. — А сейчас собирайся, больше ты сюда не вернёшься. Технику не бери, там, куда мы полетим, она работать не будет. Твои родители будут здесь не больше, чем через час, и мне не хотелось бы с ними сталкиваться и ругаться, как, думается мне, и тебе. В дороге всё объясню.

Будь на его месте кто-нибудь другой — послала бы куда подальше. Однако Владимир Воронов приказывать без острой необходимости не начинает, а уйти отсюда, тем более насовсем, я всегда рада.

На сборы ушло минут пятнадцать, не больше. Дядя приучил меня никогда не захламлять комнату лишним, всегда аккуратно складывать одежду и держать под кроватью дорожную сумку — на всякий случай. А потому даже коллекция статуэток в виде всякой нечисти типа домовых, эльфов, водяных, русалок и прочих, которых я лепила из глины от нечего делать, и необходимость открыть сейф с неплохим запасом наличных, надёжно спрятанный в стене, не помешали мне уложиться в столь краткий срок. «Будь готова сорваться с места раз и навсегда в любой момент,» — учил дядя, и теперь я понимала, почему. Потому что планировал однажды ворваться ко мне ночью и сообщить, что я покидаю этот дом.

На переодевание ушло и того меньше — семь минут максимум. Переодела платье на такое же, как на мне было, глухо закрытое и бархатное, но с тёплым подкладом, натянула чёрные башмачки со стальной красивой обивкой по носку и на каблучках — очень помогает в драке — железные наколенники и налокотники, не заметные под одеждой, по кинжалу за голень, отмычки и метательное оружие по тайникам плаща и шарфа, дамская шляпка, немного украшений и, самое главное — шпильки в пучок. Шпильки эти, красивые, изящные, являются страшным оружием. Каждая таит яд на кончике и противоядие под шляпкой. Вот и всё, что мне требовалось в дорогу.

— Шумно ходить стала, — хмыкнул дядя, которого я обнаружила стоящим на кухне со сложенными за спиной руками и смотрящего в окно.

Да, я умела ходить беззвучно даже с металлом на обуви. Тоже он научил.

— Так специально шумлю, чтобы ты не прирезал случайно, — парировала я, зная, что в любом случае не прирезал бы, но почему бы не ответить уколом на укол. Он ведь этого и ждёт.

Дядя кивнул, принимая ответную колкость, и неожиданно для меня настежь открыл окно. Высунулся из него, осмотрелся, вздохнул и вдруг вылез — и это на двадцать седьмом этаже! Но уже следующую секунду до меня донеслось:

— Лезь за мной.

Из чистого любопытства высунув голову под дождь, я едва смогла удержать на лице невозмутимость — настолько удивительной была картина, представшая моим глазам. В свете луны, выглянувшей из-за туч, серебрился дракон! Живой! Настоящий! С огромными крыльями, загнутыми назад шипами на голове, четырьмя лапами и металлической ромбовидной чешуёй, о которую испарялись капли дождя! А у него на спине уже сидел дядя.

— Тебя долго ждать? — крикнул мне дядя, перекрикивая шум ливня.

Качнув головой и решив ничему уже не удивляться, я бросила последний взгляд на стоявший под окном стол, где стыл в чашке кофе и стоял не тронутый торт. Прощай, прошлая жизнь! Прочь отсюда, прочь из этого дома и ото всего, что так опостылело! Меня вдруг охватило предвкушение чего-то нового, что пока не известно, но точно будет менее постыло, чем-то, что я теряла! А потому, передав дяде сумку с вещами, я безо всяких колебаний перепрыгнула на спину невиданному зверю.