Избранная

Глава 1. Пробуждение

Как же хочется спать... Ещё одну минутку... всего одну... Нет. Надо вставать. Школа не ждёт, а за прогулы меня по головке не похвалят.

Глаза открываются с таким усилием, будто веки налились тяжёлым свинцом. Голова гудит от усталости. Невольно проклянаю безсонные ночи проведеенные за компьютером, как околдованная экранным светом. Но как же не дать себе торжественное обещание: сегодня обязательно высплюсь. Но тут же горько усмехаюсь — кого я обманываю? От себя не уйдешь, я заложница собственных слабостей.

Пошатываясь и едва удерживая равновесие, я нащупала халат и, не открывая глаз, почти вслепую двинулась к ванной, удивительно точно угадывая путь. Холодная плитка под босыми ступнями отозвалась неприятным ознобом. В зеркале меня встретило недовольное отражение: бледное лицо, слишком юное для своих семнадцати, с яркими, будто клубника, губами и сине-голубыми глазами. Волосы — тёмно-русые, растрёпанные, спадающие мягкой волной ниже плеч. Короткие стрижки я никогда не любила: казалось, вместе с волосами у меня будто отрезают часть самой себя.

Почистила зубы, собрала волосы в хвост и поймала себя на мысли: «Усталость проросла во мне, как корни». Кофе никогда не любила: горечь застревает во рту, а в животе появляется тугой узел, тянущийся часами, будто невидимая петля. Не больно, но от неё не избавиться.

Спешу на кухню сломя голову, едва не подвернув ногу — а как иначе? Мама уже вовсю орудует у плиты, стоит лишь солнцу показаться над горизонтом. «Мама» — какое тёплое и чудесное слово, лучше, пожалуй, ещё не придумали. Но, как ни крути, моя мама — самый темпераментный человек в мире. Она Скорпион. Папа, конечно, не тюфяк, но только он знает, как правильно приручить этого «зверя». Вот уже девятнадцать лет они вместе и неустанно доказывают друг другу любовь и уважение. Я в семье единственный ребёнок. Родители хотели хотя бы ещё двоих, но не сложилось, а потом и вовсе перестали пытаться.

Впрочем, уверена, и со мной одной у них забот хватало сполна. Моё детство было спокойным и счастливым: в доме царили любовь, уважение и мир, хоть иногда находилось место и наказаниям. Я старалась быть послушной дочкой и лишний раз не давать поводов — но, думаю, хлопот всё равно хватало.

Отец уже сидел за столом: в одной руке — газета, в другой — чашка кофе. Кухню наполнял настоящий ураган запахов: свежесваренный кофе, овощной салат, мягкое пюре и румяные котлеты, а для меня — стакан сока. Я поспешно заняла своё место, схватила вилку и с аппетитом набросилась на еду. Нет ничего вкуснее, чем мамины блюда.
Дом всегда был для меня островком безопасности: здесь жило тепло, любовь и спокойствие. Только здесь я ощущала себя по-настоящему защищённой. Каждый уголок этой кухни хранил воспоминания, и все они были светлыми.

— Опять всю ночь за компьютером?! — её глаза метнули молнии, руки привычно упёрлись в бока, а бровь изогнулась домиком — фирменный знак недовольства.

Рот был набит, времени почти не оставалось, но я не собиралась игнорировать маму, поэтому кивнула, сколько смогла. Виновата — ну и что с того.

Мамина любовь всегда была особенной — я чувствовала это с самого детства. Иногда она могла казаться грубоватой или холодной. Но даже самые высокие крепости рушит нежная улыбка ребёнка, и этим ребёнком была я. Роднее неё у меня в жизни не было никого. По вечерам, пусть и редко, мы могли сидеть вдвоём и разговаривать по душам. В такие минуты время будто переставало дышать. Передо мной не было строгой матери, которой она так старалась казаться, а сидела самая близкая подруга — человек, которому можно доверить любую тайну. Взамен я получала лишь полное доверие и тепло.

Её любимая пора года — золотая осень. Мы гуляем по парку, шурша листвой под ногами и ловя тёплые солнечные лучи, держась за руки, как настоящие подружки. На её лице почти постоянно играет лёгкая, довольная улыбка, а глаза, кажется, стараются запомнить каждый такой хрупкий момент в наших жизнях. Она обожает рассказывать о своём детстве: как с сестрой они шалили в маленькой квартире, скакали по комнатам, словно дикие кони, а бабушка недовольно бурчала: «Не бегать!», при этом опасливо подглядывая, не подгорят ли блины на сковороде.
Время летит невероятно быстро. Вчера ещё мой дед помогал нянчить меня, а завтра — и я сама могу стать мамой.

И как тут пройти мимо пруда в парке? Невозможно. Мы занимали свободное место на скамейке и наблюдали за утками, лебедями и другими птицами, которые деловито искали хоть какую-то еду. Голуби же — настоящие бессмертные наглецы, будто могли сказать: «Эй, семки есть?!» Наверное, к лучшему, что их мозг крошечный — они умеют только мило бурчать, заигрывая с посетителями на своей собственной волне.

Помимо мамы, у меня была подруга Аня, ровесница. По её мнению, моя мама — самая лучшая на свете, ведь она часто прощала нам шалости: засиживаться за настольными играми допоздна, слушать музыку, при этом топать ногами в такт или даже петь так, что лучше бы языки отвалились. Конечно, Аня обожала оставаться у нас с ночёвкой — тогда она ощущала настоящую свободу. Мы были не просто подружками, мы были как сестры, настолько близки.

Но к слову, Аня не знала маму так хорошо, как я. Иногда она была словно железный терминатор: перечить невозможно, иначе «голову долой». А ещё страшнее представить, если бы мы с Аней закурили в её присутствии — ой-ёй… Уверена, где-то папин ремень уже лежал наготове.

Что касается Анны, я действительно считаю её своей лучшей подругой. Она полная моя противоположность — воплощение редкой красоты, уверенности, магнетизма и крутости. С ней всегда интересно и весело. Хотя она проживает в соседней квартире, учится в совершенно другой школе, и мы часто жалуемся на это. Всё потому, что тут живут ее бабушка с дедушкой, а она сама с родителями на другом конце города. Поэтому каждая наша встреча превращается в настоящий праздник. Анька — мой солнечный луч в пасмурный день: с ней можно смеяться до слёз, строить воображаемые замки и мечтать о невозможном. Мы по-настоящему родные души.

Глава 2. Пелагея

Солнце ласково согревало маленькую деревушку, где в этот самый момент жила хрупкая восьмилетняя девочка по имени Пелагея. Воздух был напоен сладким запахом цветущих яблонь, а в саду за домом её мать с любовью возилась с рассадой, аккуратно поливая каждый кустик и напевая тихую песню.

Отец, мужественный и загорелый от труда, стоял у кузнечного горна. С молотом в руках он слаженно бил по раскаленному железу, из-под его рук рождались подковы, плуги и другие инструменты, необходимые соседям и близлежащим посёлкам. Это была его профессия — кузнец, мастер огня и металла, уважаемый и незаменимый человек в этой простодушной общине.

Пелагея наблюдала за своими братьями. Пятилетний Энджел беззаботно бегал вокруг и играл с деревянным мечом. А двухлетний Илларион только начинал делать первые робкие шаги, держась за край деревянного забора. Их звонкий и искренний смех наполнял воздух и делал день ещё теплее.

Жизнь была простой, но счастливой. В этой сельской глуши, их учил отец ремеслу и мудрости земли, а мать — заботе и терпению. Под светлым небом королевства, где правил мудрый и справедливый король, простолюдины жили в мире и дружбе.

Но тот мир вскоре перевернётся с ног на голову...

Это был обычный солнечный день. Пелагея сидела в поле, окружённая мягкой, ещё чуть влажной от утренней росы травой. Она собирала разноцветные цветы — жёлтые одуванчики, нежные колокольчики и яркие маки, аккуратно вплетая их вместе с зелёными листочками в венок. Этот венок она готовила для себя и своей мамы, а для отца сплела ожерелье из пушистых одуванчиков.

Вокруг порхали стрекозы с прозрачными крылышками, а бабочки нежно порхали с цветка на цветок. Вдалеке журчала маленькая речка, её спокойное бульканье смешивалось с шелестом листвы на ветру. Всё вокруг дышало тихой, мирной жизнью.

Вдруг кто-то тихо подкрался из-за спины и неожиданно дотронулся до плеча девочки. Она вскрикнула от испуга. Раздался звонкий мальчишеский смех.
— Энджел! — засмеялась Пелагея. — Ты меня напугал, дурачок маленький!

Малыш повернулся и с любопытством коснулся пальчиками края своих губ. Его глаза были нежно-голубыми, как ясное весеннее небо. У Пелагеи же были серые, почти серебристые глаза — как сталь, которую иногда ковал их отец для королевской армии. У всех детей были характерные чёрные волосы, как и у их родителей. Их лица были весьма привлекательными — словно выточены кистью художника: с красивыми, мягкими формами.

— А что ты делаешь? — поинтересовался он.

— Ожерелье для тебя и папы, хочешь примерить? — спросила Пелагея, протягивая братику своё хрупкое творение из одуванчиков.
— Да! — радостно вскрикнул Энджел и подпрыгнул от восторга.

Пелагея нежно надела на шею Энджела хрупкое ожерелье из одуванчиков, а потом прицепила венок из разноцветных цветов себе на голову. Она посмотрела на младшего брата Иллариона, который тихо сидел в тени большого дуба, играя с палочкой. Его крошечные ручонки были ещё неуклюжими, но в них уже проявлялась сила и упорство.

— Теперь ты настоящий король! — радостно сказала Пелагея, сияя от счастья. — Чем мы ещё займёмся сегодня, ваше высочество?

Энджел зажурился, нахмурил брови, но в его глазах уже искрилась озорная искорка — было видно, что он вот-вот придумает что-то особенное.

— Хм... — задумался он, — давай построим крепость из веток и травы! А потом я защищу её от всяких разбойников!

Пелагея улыбнулась и кивнула:
— Отличный план, ваше Высочество. А я вам во всем буду помогать!

Он схватил её за руку, и вместе они побежали к краю леса, где солнечные лучи играли на зелёных листьях. Их смех сливался с пением птиц, а в сердце каждого из них жила крепкая уверенность: что бы ни случилось, они всегда будут вместе — настоящая семья, наполненная любовью и заботой.

Мать вышла из дома, вытирая руки об фартук. Её глаза — тёплые и заботливые — остановились на детях, и она улыбнулась.
— Что вы тут затеяли? — поинтересовалась она. — Пелагея, не забудь помочь с поливом сада, а то мои овощи без воды пропадут.

— Дааааа, мама! — издали закричала Пелагея.

Отец, закончив работу у горна, вытер лоб и подошёл к семье. Он был широкоплечим и крепким, с руками, покрытыми старым ожогом — памятью о долгих годах труда.
— Скоро будет обед, дети. Помогайте матери, - крикнул отец и сразу пошел отмывать руки после тяжелой работы.

— Даааа, папа! — в два голоса радостно мчались назад Пелагея с Энджелом, позабыв о своём замке из веток и детских забавах.

В этой семье слово родителей было законом. Здесь не было места ссорам или обидам. Каждый — от мала до велика — уважал и любил друг друга. Забота витала в воздухе, будто аромат свежего хлеба, наполняя их скромный, но тёплый дом.

Старенькая кухня, выложенная из глины и дерева, была сердцем дома. Пол выстлан простыми досками, местами поскрипывающими от шагов. В центре стоял крепкий деревянный стол, по краям которого уже стерлась резьба — следы времени и множества ужинов. На нём лежала вышитая скатерть в синих и зелёных узорах — мамина работа. По вечерам она часто любит вышивать у камина. В глиняной вазе, украшенной тёмно-коричневым орнаментом, стояли полевые цветы: васильки, ромашки, немного колосьев пшеницы.

Мама накрывала на стол. Из печи тянулся тёплый запах только что испечённого хлеба — румяного, с хрустящей корочкой. На деревянных тарелках уже дымился отварной картофель с ароматными травами. Рядом стояли миски со свежими овощами: сочные помидоры, хрустящие огурцы, пёстрый зелёный лук — всё только что с грядки. В маленьких глиняных пиалах — наваристая похлёбка с кусочком мяса для каждого.

Отец только сел за стол осмотрев на накрытую еду, глубоко вдохнул аромат похлёбки и хлеба, и на мгновение замер, словно стараясь сохранить этот момент в памяти.

— Вот это да, — сказал он, усаживаясь поудобнее. — Кажется, я попал на настоящий королевский пир.

Он взглянул на жену с тёплой улыбкой, в глазах светилось искреннее восхищение.

Глава 3. Тень и сталь

— Ты в порядке? — шёпотом спрашивает она. Голос незнакомки тихий, почти не слышен, но в нём кроется сталь.

Я молчу. Я в каком-то оцепенении — всё тело наливается свинцом, дыхание рваное, руки дрожат, как у наэлектризованной куклы. Бессмысленно даже пытаться скрыть — меня трясёт от ужаса. В голове пусто, только один рвущийся наружу вопрос: что это было?!

Я смотрю вокруг — пустота. Ни души. Ни одного случайного свидетеля. Только я, она и… воспоминание о том, что секунду назад было там.

Демон. Или монстр? Или я просто схожу с ума?

А самое страшное — да кто мне вообще поверит?
Мой разум пытается найти зацепки: может, это галлюцинация? Мигрень? Стресс? Сон?
Но дрожащие пальцы, ускоренное сердцебиение и резь в лёгких от недавнего крика — слишком настоящие.
Мир, который я знала, рухнул. И пусть это звучит пафосно — он больше никогда не будет прежним.

— Что это было?.. — наконец выдавливаю я, язык еле ворочается.

— Демон, порождение тьмы из другого мира, — буднично отвечает незнакомка.

Вот так, просто. Как будто речь идёт о погоде или новой кофейне за углом. Ни паники, ни напряжения — её голос ровен, взгляд спокоен. Меня бы это восхитило, если бы не выбешивало так сильно.

— Я Пелагея, — добавляет она, протягивая мне руку. — А ты…?

— Эм… я… Юлия, — всё ещё на автопилоте отвечаю я, хватаюсь за её ладонь. У неё крепкое, тёплое рукопожатие. Оно заземляет, возвращает меня в тело. Я поднимаюсь, чувствуя подкашивающиеся колени.

— Ясно. Ну, удачи тебе. Не попадай в неприятности впредь, — произносит она и — разворачивается. Просто уходит. Без эмоций. Без объяснений. Как будто только что не убила чудовище из кошмаров и не вытащила меня из петли между мирами.

У меня в этот момент челюсть чуть на пол не отвалилась... Это, это кем же надо быть, чтобы вот так взять и бросить девушку — не объяснив ничего, просто сделать дело, смотать удочки и уйти во все четыре стороны. А ты только и гадай, что это было и повторится ли ещё где-то. Как мне вообще жить после увиденного? Да мой мир только что перевернулся, блин. Всё, что показывали в фильмах, оказывается, правда? Да я теперь спать не смогу. Да я теперь и жить спокойно не смогу.

Серьёзно?!
Вот так просто?!

— Вот так просто?! — срываюсь я. — Ты просто уйдёшь?! Даже не попытаешься объяснить, что вообще произошло?!

Пелагея останавливается. Медленно оборачивается. В её взгляде нет злобы, но и сочувствия — тоже. Скорее, любопытство, будто я таракан, который вдруг заговорил.

— Я спасла тебя. Этого недостаточно?

— Недостаточно?! — горячо отвечаю. — Ты только что разрубила… чёрт знает что, прямо на моих глазах. А теперь просто уходишь, оставляя меня с этим... этим ужасом?! Я должна теперь жить с этим, понимаешь?! Спокойно спать, есть, смеяться с подругами — как?!

Она вскидывает бровь, чуть прищуривается.
На секунду между нами возникает напряжение — как будто её внутренний механизм оценивает: нападать ли, объяснять ли, исчезнуть ли навсегда.

— Ты справишься, — наконец произносит она и поворачивается снова, на этот раз не останавливаясь.

— Да кто ты вообще такая, чтобы решать, справлюсь я или нет?! — почти шепчу, чувствуя, как всё внутри кипит. — Я хотя бы заслужила ответы. Хоть какие-то.

Она не отвечает.
И всё, что остаётся — моё собственное сердцебиение, прерывистое дыхание. Я так сильно разозлилась, позабыв о всех своих манерах. Вообще-то я должна была её поблагодарить, а не нападать. Но сами посудите: без объяснений! Как минимум она обязана всё объяснить. Нельзя вот так просто взять, спасти человека — разрубив демона или тварь на чьих-то глазах — и потом бесследно исчезнуть. А ведь кто-то на моём месте мог бы начать болтать... Не я, конечно. Ну разве что своей подруге Анне. Но никому больше.

Пелагея просто исчезает на моих глазах — не ушла, не скрылась, а будто испарилась, растворившись в воздухе. Ни вспышки, ни звука. Только пустота, в которую я пялюсь с минуту, не веря себе.

Я даже не попыталась бежать за ней. Да и зачем? Быть навязчивой, как назойливая муха, которая вечно лезет не в своё дело? А вдруг она и меня своим мечом — как сэндвич порубит, нашинкует тонко, как морковку по-корейски... без доски, прямо на весу. Бр-р.

Отряхнула одежду, тяжело выдохнула. Всё. Пора домой. У меня просто не осталось другого выбора.

Позже, развалившись на кровати, уставившись в потолок, я чувствую, как мысли накрывают меня волной.
Тысяча "почему?" разрывает голову. Почему это произошло? Почему я? Почему она ушла? Почему мне показали этот ужас, а потом бросили на произвол судьбы?

Чем больше думаю, тем глубже вязну в этом болоте. Моя маленькая, полу-пустая головёнка не справляется с таким объёмом информации.

Эх… ну подскажите кто-нибудь, что нас всех ждёт?

Дз-з-з-зынь!

Резкий звонок в дверь прерывает поток мыслей.
Кто-то пришёл. Я внутренне напряглась — никого я сегодня не ждала.
Родителей дома не было: отец, как обычно, зависал в баре с друзьями, а мама болтала где-то с подругами за чаем или кофе. Я была одна. Слишком одна.

Подкрадываюсь к двери, заглядываю в глазок...
Никого.
Лестничная площадка пуста. Даже тени нет.

Может, это уже всё — поехала крыша окончательно? Странности сегодняшнего дня не кончаются.

Собиралась уже развернуться, как звонок повторился.
Нет, мне не показалось. Он реально звонил.

Подошла снова. Глазок — пуст. Никого.

— Кто там?.. — спрашиваю неуверенно, голос звучит как у чужого человека. Тихий, слабый.

Тишина. Даже лифт не шумит. Мир будто затаился.

Я повернула голову к телефону. Первая мысль — кому звонить? Кто приедет быстро? Кто поверит? После всего, что случилось, я уже и сама себе не верю.

БУХ!!!

Громкий удар в дверь заставляет меня подпрыгнуть.
Сердце стучит в груди как бешеное, словно хочет выпрыгнуть наружу.

Глава 4. Осколки прошлого

Прошло два с половиной года с того самого дня, как я узнала правду о себе.
Я — Избранная.
Но тогда это слово звучало как загадка, как красивое, но пустое пророчество. Я не понимала, что оно несёт за собой. Только позже пришло осознание: это был не дар. Это был приговор.

С того момента моя реальность изменилась. Я больше не принадлежала привычному миру — шумному, бездумному, спешащему в никуда. Передо мной распахнулся другой мир. Тот, о котором обычные люди даже не подозревают. Мир, где магия — не вымысел, а первородная сила. Мир, откуда пришла Пелагея.

Пелагея стала моей наставницей. Жесткой, холодной, неумолимой. Её лицо редко отражало эмоции, но за взглядом скрывалось нечто большее — знание, что мне суждено пройти через ад, и что жалость только ослабит. Я тогда еще даже не подозревала на сколько я была близка к правде....

Она говорила, что я одна из немногих, кто способен овладеть боевой магией — древним искусством, утерянным для человечества.
Монстры, которых мы называли Охотниками, приходили в наш мир не случайно. Они искали таких, как я. Чувствительных. Уязвимых. Особенных.

Как оказалось, когда-то давно люди в нашем мире обладали магическим даром. Он был в крови предков. Но цивилизация сделала выбор — мы отреклись от магии ради технологий, рациональности, железа и стекла.
В то время как мир Пелагеи пошёл иным путём. Он выбрал силу стихий, духа и природы. Это единственное, что отличало нас.

Мы с Пелагеей пытались найти других, подобных мне. Изучали форумы, закрытые архивы, статьи на всех языках, какие только могли перевести. Погружались в анонимные сообщения, леденящие душу рассказы очевидцев, истории исчезновений. Но всё было безрезультатно.
Если кто-то и был, они или исчезли... или слишком боялись признаться себе в правде.
Мы часто натыкались на сообщения о пропавших без вести — дети, подростки, взрослые, старики. Их не находили. Совсем.
Может, и они были чувствительными. А может, просто стали жертвами.
Я была единственной кто владел магией, до определенной поры.

Анна…
Моя лучшая подруга. Мой земной якорь.
Она не была одной из нас. В ней не было дара. Пелагея говорила, что ей нет места в нашей миссии.
Но как можно было просто вычеркнуть Анну?
Тот день — день, когда она увидела монстра и почти погибла — изменил её до неузнаваемости.
Раньше она была лёгкой, весёлой, обожающей внимание мужчин, с дерзкой улыбкой и вечным блеском в глазах. После… всё это исчезло.
Будто её сердце забрали, а взамен вставили цель.
Помогать. Спасать. Найти способ стать такой же сильной, как те, кто может защищать.
И, самое главное — овладеть боевой магией, несмотря ни на что.

Но магия не откликалась ей. Ни разу.
Она пробовала всё — тренировалась до изнеможения, искала артефакты, допрашивала Пелагею, ломала себя и снова собирала по кусочкам.
Анна изменилась. Стала жёсткой, отчуждённой. Её перепады настроения были резкими, словно у неё внутри бушевала буря, которую она пыталась сдерживать. Впервые в жизни она не получала того, чего хотела, и это разрывало её на части.

Но мы всё ещё были рядом. Даже ближе, чем раньше.
Связанные общей тайной.
И общей тьмой, которая всё ещё шевелилась по ту сторону портала…

Я не знала, почему, но каждый раз, когда смотрела на Анну и её безуспешные попытки вызвать в себе магию, внутри поднималась тяжёлая, тягучая грусть. Это была не жалость — нет. Это было нечто глубже. Боль от того, что я не могу ей помочь. А так хотелось.
Мы говорили об этом много. Вспоминали тот день, когда всё началось. Я делилась каждым ощущением, каждой эмоцией, мельчайшими деталями — вдруг это даст ей хоть что-то, хотя бы намёк.
Но время шло, и магия по-прежнему молчала.

Пока я тренировалась — изматывала себя до последнего удара сердца, до последнего вдоха — она бежала рядом. Сначала с трудом, потом — замирая от боли в боку, задыхаясь, но всё равно не отставала.
Мы умирали на дистанциях вместе.
Я ощущала каждую её слабость как свою.
И в какой-то момент заметила — она стала "слушать" меня. Не просто кивать, как раньше. Она впитывала мои слова, будто это было руководство к спасению. Даже глупости, которые я бросала между делом — она ловила и принимала всерьёз.
В её глазах не было сомнения. Только неистовое желание быть рядом. Быть как я.
Впервые в жизни.

Я знала, как много это для неё значит. И именно поэтому, через какое-то время, я смогла убедить Пелагею остаться с нами. Пускай Анна не обладает магией — память мы ей стереть всё равно не могли. Значит, она могла учиться, могла тренироваться.
Хотя бы физически.
Пелагея нехотя, но согласилась. С оговоркой: Анне нельзя участвовать в бою. Только наблюдать. Только впитывать. Только ждать.
И мы ждали.

Тренировки были адом.
Я видела, как Анна падает от изнеможения, как она не может подняться с земли, как пальцы не слушаются, не в силах сжать посох. Но она поднималась.
Всегда.
Снова и снова.
Босые ноги в кровь, ладони в мозолях, синяки, рваные сухожилия — и всё равно она продолжала.
Сражалась.
Даже если противником была сама усталость.
Пелагея не щадила ни нас, ни себя.
Она двигалась, как буря, словно ветер, режущий кожу. Грациозная, быстрая, смертельно точная.
Анна не сводила с неё глаз. Хоть магия была ей недоступна, она училась телом. Движениям, стойке, ловкости.
А я…
Я смотрела на неё и чувствовала, как сжимается сердце.

Если бы я могла — отдала бы ей часть своей силы. Хоть крупицу. Хоть искру.
Но всё, что я могла — это быть рядом. И видеть, как она сгорает в этом огне безответной жажды.
С тех пор как я в тот день случайно прикрыла нас щитом — прошло уже больше месяца.
К сожалению это был единственный раз когда у меня получилось. Пыталась на эмоциях, в тренировках, в медитациях, в страхе — но ничего. Может, потому что тогда мы были на грани смерти, а теперь вокруг было слишком спокойно?
Я не знала.

Глава 5. Преданная тьмой

После отказа проводить ритуал на крови мы не прекратили поиски альтернативного пути — теперь мы знали, что магия реально может проникнуть в Анну. Осталось лишь найти точную инструкцию и подходящего носителя силы. В принципе, роль донора могла бы сыграть и я, но моя магия пока была слишком слабой, чтобы заметно повлиять на Анну. Ей нужен был кто-то мощнее, кто знал все тонкости ритуала и согласился помочь добровольно.

Пелагея была уверена, что после её решительного отказа мы перестали пытаться, что ей удалось переломить нашу волю. Но как сильно она ошибалась — она едва ли знала своих подопечных, и особенно Анну. Девушка оказалась гораздо решительнее и настойчивее, чем она могла предположить.

Время шло, и моя магия крепла. А клинок всё быстрее появлялся в моих руках, почти как по щелчку пальца, без эмоций, без гнева, а сами тренировки приносили ощутимые плоды. Пелагея сфокусировалась на мне — видела не только ученицу, но и почти родственную душу. Между нами возникла тонкая нить доверия и тёплых чувств, которых раньше у Пелагеи почти не было. Ледяное сердце медленно начало таять, уступая место чему-то более человечному и живому.

Благодаря своему таланту и усердию, я развивалась стремительно, и Пелагея видела во мне потенциал стать по-настоящему сильной. И возможно даже превзойти ее лично, и не только...

И вот, в этой кампании Анна всё чаще ощущала себя лишней, словно тенью на заднем плане. Её стремление найти силу и выйти из тени, казалось, только отдаляло её от тех, кто был ближе. Она всё больше оставалась наедине с собственной болью и сомнениями, а между Пелагеей и мной возникал новый мир — мир, где для Анны, казалось, не находилось места.

Как-то вечером, когда за окнами лениво шел дождь, а тёплый свет ночника рассеивал мягкие тени по комнате, мы с Аней лежали на кровати. Всё было по-домашнему уютно — тишина, приглушённая музыка, укутанные ноги в одном одеяле, безмятежное тепло, в котором не хотелось думать о проблемах. Просто девчачий вечер. Разговор никуда не спешил, переливался от воспоминаний к мечтам, от смешков к признаниям.

— На следующей неделе она хочет взять меня на охоту, — проговорила я виновато. Я знала: Анна всё равно бы узнала, но почему-то именно сейчас хотелось сказать это первой.

— Серьёзно? Так скоро? — удивилась Анна, повернув голову и вглядываясь в лицо подруги.

— Угу... — кивнула, почти безэмоционально. — Говорит, у меня настоящий талант. Я слишком быстро научилась вызывать боевой меч...

Но голос звучал рассеянно, как будто что-то другое не давало покоя. И действительно — в груди теснилось тяжёлое чувство: страх потерять Аньку. Постепенно, день за днём, у меня было чувство что я теряю свою подругу. А Пелагея наоборот все больше тянулась ко мне, стремлению научить меня еще больше, дальше больше знаний которые могут пригодиться в будущем, а Анна будто оставалась позади. Хотя я знала Аньку почти с детства, но сейчас я всё чаще ловила себя на ощущении, будто между ними растёт стена.

Анна чуть вздрогнула, поднялась и села на край кровати, повернувшись ко мне спиной. Тёплый свет ночника ласкал пол и стены, отбрасывая мягкие отблески на книжную полку, кружку с чаем и слегка распахнутую занавеску, из-за которой выглядывало ночное небо. Музыка едва слышалась, просто фоном — будто обволакивала нас в кокон тишины.

Анна сунула руку в карман юбки и достала небольшой пузырёк с тёмной, почти чёрно-красной жидкостью. Она молча вертела его в пальцах, словно решая — поделиться или спрятать обратно.

— А ты... что ты думаешь? — спросила она наконец, не глядя на подругу.

— Я бы хотела, чтобы ты пошла с нами... — я продолжала смотреть в потолок, — но она против. Считает, это слишком опасно.

Сделав не большую паузу, а потом добавила:

— Я считаю, ты уже готова. Ты не хуже меня. Единственная разница — у тебя нет магии...

Слова кольнули. Анне будто перехватило дыхание. Губы задрожали, в горле запершило. Глаза заслезились, и она сжала колбочку сильнее — но не настолько, чтобы её раздавить.

— Даже если она откажется брать тебя с нами... я скажу, где будет охота, — я повернулась к ней боком. — Приходи. Твоя помощь нам точно пригодится.

Анна быстро вытерла слезу, провела рукой по щеке и обернулась. Я увидела её лицо: глаза покраснели, и в них была та боль, которую она обычно прятала за своей привычной гордостью.

— Эй, ты чего? — встревожилась я. Подскочила и села ближе, обхватила Анины руки у плечей, начала нежно растирать, будто пыталась согреть.

— Ты знаешь… ты моя сестра. Не по крови, но по духу. Я не хочу тебя терять, — прошептала Аня, срываясь на всхлип.

— Конечно, я ради тебя на всё готова, — мягко проговорила я, сжимая ладони Ани. — А знаешь что? К чёрту Пелагею и её запреты!

Лицо Анны резко изменилось. В её взгляде, казалось, вспыхнула надежда — будто она услышала то, что так хотела услышать.

— Давай попробуем. Возьмём мою кровь. Если она не подействует — ну что ж, хотя бы попытались. А если подействует, у неё не останется выбора, как признать тебя и начать учить... — и тут я замолчала. Я просто повисла в собственных мыслях, но при этом мыслей не было совсем.

— Вот только... что? — осторожно спросила Анна, сжимая пальцы подруги.

— Мы не знаем, как работает этот ритуал, — почти с отчаянием выдохнула я.

Анна замерла на миг, потом тихо проговорила:

— А если я скажу, что уже всё знаю?

Я посмотрела на подругу вопросительно, приподняла бровь. Это было совсем не то, чего я ожидала услышать. Но ей молча кивнула, давая понять: «Говори».

— Кровь нужно выпить, — спокойно добавила Анна.

— Вот так просто? Это и есть весь ритуал?

— Да, — коротко ответила она, спрятав пузырёк с кровью обратно в карман.

Я недоверчиво посмотрела на неё, но в глазах уже вспыхивал азарт.

— Ты уверена? Всё-таки это не игрушки. Я не хочу, чтобы ты сошла с ума, выпив моей крови, — вдруг усмехнулась я, уже по-дружески, как раньше.

Глава 6. Где звёзды дышат ближе

Я падала.

Сквозь черноту. Сквозь вязкую, холодную пустоту, в которой не было ни верха, ни низа. Всё вокруг будто исчезло — звук, свет, даже время.
Меня окутал мрак, и с каждой секундой он становился всё плотнее, тяжелее, как будто хотел растворить меня в себе, стереть.

Но страх перед неизвестным был не самым страшным.
Самым страшным была боль.

Не физическая. Душевная.

Предательство.
Анна. Моя Анна.

Почему?

За что?

Эти вопросы метались в голове, как сорвавшиеся птицы.
Что я сделала не так? Или... может быть, это была не она? Может, кто-то овладел ею, кто-то заставил?
Я до последнего пыталась найти оправдание. Хоть какое-нибудь. Потому что если это была она — осознанно, намеренно, — то мне просто нечем дышать.
Словно весь воздух мира ушёл вместе с её толчком в спину.

Я вспоминала её глаза. Те секунды перед тем, как всё произошло. В них было... что-то. Неуверенность? Страх? Или всё же решимость?
Я не знала.

Я просто падала. И понимала: всё рушится. Всё, что было построено нами за эти месяцы — доверие, поддержка, дружба, почти сестринская любовь —
всё было ложью?

И родители...
Мама, папа...
Они будут искать меня. Волноваться.
Может быть, с ума сойдут от неизвестности.

Я не успела ничего сказать, не успела попрощаться. Не обняла, не сказала, как сильно их люблю. Не оставила ни намёка, где искать.

Меня больше нет. Для них, для мира.

А что дальше?

Где я окажусь? Уж не в аду ли, за этим черным порталом? Среди тех самых тварей, которых мы столько месяцев уничтожали?
Я больше не знаю, кто я. Я — просто частица боли, несущаяся сквозь темноту.

По щеке скользнула слеза.
Единственная, настоящая. Не от страха. От потери.
Она сорвалась и исчезла в бездне, как и всё, что у меня было.

Я потеряла всё.

Но сильнее всего жгла не сама неизвестность.
Жгло предательство.

Анна…
Ты была моей сестрой. Моей семьёй. Моим домом в этом аду.
Почему ты разрушила всё?

Я падала. Всё ещё.

Но с каждым метром этой бездны что-то внутри меня менялось.

Боль предательства не ушла — нет. Она прочно засела в груди, но рядом с ней появилось нечто иное. Более тяжёлое, но и более стойкое.
Гнев? Нет, не совсем.
Это было… словно в глубине души начала гореть искра. Нечто новое. Стойкость? Сила? Отчуждённая решимость?

Что-то рождалось. Во мне.
То, что больше не даст сломаться. Не позволит стать жертвой.
Словно сама темнота пыталась выжать из меня всё слабое — и оставить только стальное.

Я больше не та, что была в том лесу.
Я — больше.

И именно в этот момент, когда внутри родилось это ощущение — мрак начал рассеиваться.

Где-то вдалеке вспыхнул свет. Слепящий. Тёплый. Яркий, как солнечное утро после бесконечной зимы.
Портал?
Свет в конце туннеля?

— Это рай? — невольно подумала я. Ну, было бы неплохо.

Меня вынесло из портала рывком, как пробку из бутылки шампанского, и я полетела вперёд, уже не вниз, а по касательной. Под ногами появилась твёрдая горизонталь — земля? пол? тропа?

Всё бы хорошо, но...

Он.

Прямо передо мной, спиной ко мне, стоял... ну, мужчина.
Совершенно обнажённый.

— НУ ТОЛЬКО ЭТОГО МНЕ НЕ ХВАТАЛО, — пронеслось в голове с дикой истерической интонацией.

Он был... ну, совершенен. Статуя. Нет, даже лучше.
Белокурые волосы до плеч, ухоженные, чуть волнистые.
Широкие плечи. Прямая, гордая осанка.
А задница... ну, извини, но такие формы даже я не могла не оценить. Она была идеальной. Как у богов.

— Это точно рай?! — на секунду я даже засомневалась.

Пока мой мозг яростно переключался с "я только что умерла и попала в другой мир" на "я падаю на голого Аполлона", случилось то, что случилось.

Он повернулся.

Он увидел меня.

Я в буквальном смысле вылетала из портала прямо ему в лицо.

Он успел только распахнуть глаза от ужаса, как мы столкнулись, и я врезалась в него всем телом.

Мы рухнули.
Он — подо мной.
Я — на нём.

И он голый... мама дорогая!

Минутка абсолютной тишины и неловкости.
Тишина, в которой даже муха постеснялась бы жужжать.

Я лежу на красивом голом мужчине.
Мои руки — на его груди.
Моё бедро — на его бедре.
Я чувствую тепло его тела. Его дыхание. Его кожу. Его всё.

Я покраснела так, как в жизни не краснела. Даже когда мама нашла у меня тот самый журнал под подушкой. Пальцы предательски начали дрожать, выдавая меня.

Он открыл глаза. Больше страха на лице не было.
Теперь — только удивление. И странное… узнавание?

Он смотрел на меня, как будто видел кого-то важного. Я не могла понять, кого.
А я…
Я просто смотрела в его глаза. Голубоватые, как ледяная вода, но тёплые.

— Он человек. Я чувствую... Он настоящий.
Он не демон. Не иллюзия. Он — живой.

Я лежала, не шевелясь, не зная, куда деть руки, ноги, всё, и в голове только и билось:

— Что, чёрт побери, происходит?..

В более неловкой ситуации, чем эта, трудно было бы себе представить.
Я лежала на незнакомом голом мужчине, но черт возьми на таком горячем, наверное потому что он был абсолютно голый, по крайней мере ранее я не ощущала таких чувств, я буквально сгорала от стыда и желания в одном флаконе.

Щёки горели, будто кто-то приложил к ним утюг, губы пересохли и пекли, как после обветренного ветра. Я смотрела в его лицо — светлые волосы, гладкая кожа, спокойный взгляд.
Мои волосы, заплетённые в высокий хвост, свисали по обе стороны, словно тёмный занавес, почти касаясь его щёк.

Он поднял руку и мягко коснулся пряди. Легко, почти невесомо, будто боялся, что может повредить что-то хрупкое. Его пальцы были тёплыми, сильными... и это прикосновение сбило с толку ещё сильнее.

Глава 7. Прощание на краю света

Я проснулась не сразу. Долго лежала с закрытыми глазами, будто стараясь задержаться в том тёплом, волшебном ощущении, что окутывало меня с прошлой ночи. Казалось, я всё ещё чувствую лёгкое касание воды, мерцание бабочек и дыхание Аввакума у своего лица.

Комната медленно наполнялась светом. Через полупрозрачные занавески лился золотистый утренний луч. Пахло деревом, пылью, чем-то печёным — может быть, хлебом? Снизу доносились тихие голоса. Деревня просыпалась.

Я потянулась и села на кровати, укрытая тонким шерстяным пледом. Одеяло, которым меня закутал Аввакум, аккуратно лежало на краю. Всё было на месте, но внутри что-то изменилось. Как будто ночь смыла с меня тревогу. Или нет — не смыла, просто отодвинула в сторону, позволив на мгновение дышать.

Я накинула рубашку поверх белья и осторожно выглянула из комнаты. Лестница скрипела, но мягко, как будто и сама понимала, что утро требует тишины.

На первом этаже пахло травами и печёными лепёшками. В доме было уютно и просто: деревянные лавки, плетёная корзина у двери, очаг с ещё тёплыми углями. У стены висели несколько засушенных пучков трав — может, шалфей или чабрец. В углу, рядом с входом, стояли деревянные сапоги — большие, мужские.

Аввакум стоял у стола, спиной ко мне. На нём была простая светлая рубашка, волосы слегка растрёпаны. Он что-то перекладывал на тарелки — похоже, старался сделать завтрак.

Он обернулся, услышав мои шаги, и на мгновение его лицо стало удивительно тёплым.
— Доброе утро, — сказал он, мягко улыбаясь. — Я подумал, ты, возможно, захочешь поесть.
Он не задал ни одного лишнего вопроса. Ни про пруд, ни про то, почему я выбралась ночью. И именно это, наверное, тронуло сильнее всего.

— Спасибо, — прошептала я. И присела за стол.

Еда была простой — кусочки сыра, лепёшки, какой-то сладкий корень, сваренный с травами. На удивление вкусно. Я всё ещё не была голодна, но отказываться было бы нечестно. Я отломила кусочек и положила на язык.

— Как ты? — осторожно спросил он.

Я пожала плечами.
— Немного пусто внутри. Но… ты знаешь, мне легче. После вчерашнего. Спасибо тебе.

Он кивнул и ничего не сказал. Но я видела, как его пальцы чуть дрогнули. Он чувствовал.

— Ты не обязана идти, — прошептал он, сжав мою руку. — Можно остаться. Хотя бы на день. Хотя бы до утра…

Я посмотрела в его глаза. Там было всё: и боль, и страх, и… то, чего он не сказал.

— А если бы я попросила… ты бы пошёл со мной?

Он молчал. Но пальцы не разжимались.

— Я бы пошёл, — наконец сказал он. — Даже если бы за этим путём был конец.

Через несколько минут в дверь постучали.
Аввакум поднялся, открыл. На пороге стояла невысокая женщина в льняной тунике с корзиной. Внутри — свежие травы, ягоды, кусок ткани. Она кивнула мне с интересом, изучающе, но без враждебности.

— Для гостьи, — сказала она.
— Спасибо, Ала. Я передам.
Женщина бросила ещё один взгляд на меня — уже с оттенком уважения — и ушла.

— Ты стала интересом всей деревни, — усмехнулся Аввакум.
Я вздохнула.
— Это чувствуется.
— Старейшина хотел бы поговорить с тобой. Он нашёл нечто в свитках. Думаю, тебе стоит его выслушать.

Я кивнула. Значит, всё же есть надежда.

И пусть пока всё в этом мире было чужим, странным, непривычным — я чувствовала, что не одна.

…Старейшина ждал нас у себя в хижине, окружённой полками с книгами, связками трав и пыльными свитками. Свет проникал внутрь сквозь высокое узкое окно, падая ровным лучом на большой деревянный стол. Там, среди разложенных пергаментов, один был аккуратно развернут.

— Подходите, — негромко позвал он, не отрывая взгляда от бумаги.

Я шагнула ближе, рядом со мной встал Аввакум, слегка касаясь плечом — вроде бы случайно, но я знала: он просто хотел, чтобы я чувствовала поддержку.

— В этих текстах, — начал старейшина, медленно проводя пальцем по потемневшим строчкам, — рассказывается об исчезновении людей. Об избранных, которые не принадлежали этому миру, но оказались здесь. Никто не знает, как и зачем. Но есть одна фраза, — он замолчал и наклонился ближе: — «Тропа звёзд укажет дорогу домой. Там, где сверкают воды и огонь танцует в небе, ключ откроет врата.»

Он осторожно развернул ещё один пергамент, пожелтевший от времени. В его строках говорилось о древнем пути — проходе в мир без солнца. Портал открывался лишь при редком совпадении обстоятельств: в ночь полнолуния кровавой луны, на краю мира.

Он продолжил читать: «Врата удерживаются двойной печатью. Стальной символ силы рода хранит путь. Артефакт трёх стихий — ключ к звёздной тропе.»

— К счастью, стальной ключ хранился у нас всё это время, — сказал он, передавая его мне, - Артефакт, о котором говориться, к сожалению был утерян, - добавил старейшена.

Тех, кто осмеливался пройти через портал, больше не видели. Ни сведений, ни слухов об их возвращении не осталось, и потому невозможно было понять, насколько опасен этот путь. Оставались лишь таинственные записи и страх перед неизвестным.

Я повторила про себя: тропа звёзд... сверкающие воды… огонь в небе… ключи?

— Это всё, что есть? — спросила я.
— Боюсь, да. Но в других записях упоминается место, которое может быть связано с этим описанием. Мы называем его Тропа бесконечности. Туда не ходят. Считается проклятым. Но если ты действительно хочешь найти путь домой — путь может начинаться именно там.

— Я пойду с ней, — тут же сказал Аввакум. Без паузы. Ни тени сомнения в голосе.

— Пойдём, — отозвался кто-то с порога. Высокий темноволосый мужчина в кожаных доспехах вошёл внутрь с легкой ухмылкой. — Я слышал, вы отправляетесь к Мгле? Без меня такие штуки не делаются. Меня зовут Тир. И да, — он посмотрел на меня и подмигнул, — я умею держать меч. И молчать, когда надо.

— Надо, чтобы ты хотя бы иногда молчал, — пробормотал Аввакум, закатив глаза, сделал недовольное лицо.
— Что? Не слышал, ты бурчал, — подвел пальцы к уху пытаясь расслышать о чем там говорил блондин, с легкой насмешкой.