Избранница стража мглы

Пролог

Высокий темноволосый мужчина вошел в подземный зал, полный теней и клеток, в которых они томились, — зачарованных зеркал. Приложив ладонь к узорчатой раме одного из зеркал, страж замер в ожидании и не отнимал руки, пока по раме не заструились, мерцая, колдовские символы. Белесое марево в зазеркалье начало густеть, постепенно приобретая очертания женской фигуры. А когда туман рассеялся, взору стража явилась та, что уже давно жила в его мыслях, владела его сердцем.

— Никак соскучился по мне, милый? — Женщина потянулась, мягко, с кошачьей грацией и прильнула к зеркальной глади. Провела ладонью по такой хрупкой на вид преграде и промурлыкала: — Мой любимый муж, маркиз де Шалон дю Ноайли, я тоже по вам скучала.

Страж молчал, неотрывно глядя на рыжеволосую красавицу. Сегодня она предстала перед ним во фривольном шелковом платье. Обнаженные плечи, узкий корсаж, подчеркивающий тонкую талию и пышную грудь, в ложбинке которой поблескивал кулон из турмалина. Такой же зеленый, как и ее глаза.

Еще совсем недавно красоту Серен воспевали все трубадуры Вальхейма. Еще совсем недавно…

Она была жива.

— Не желаете меня освободить, сударь? — игриво повела плечиком кокетка. — Мне одной здесь так одиноко. Так тоскливо, — по-детски надула и без того пухлые губы. — Да и вам, судя по вашей постной физиономии, тоже живется несладко. Я бы с удовольствием скрасила ваше унылое существование. Только освободи, — посмотрела на стража с плохо скрываемым нетерпением.

Мужчина грустно усмехнулся.

Демоническая сущность его покойной жены. Прекрасная с виду и ужасающая внутри. Сколько раз Моран готов был поддаться искушению и уступить сладким уговорам. Тени в зеркалах умели искушать, могли с легкостью затуманить разум.

Именно потому стражам запрещалось бывать в Альнее. А он, рискуя всем, уже не раз нарушал этот запрет. Лишь бы увидеть ее снова.

Обмануть себя хотя бы на несколько коротких минут.

— Я освобожу. Но не тебя. Ее, — тихо проронил он, любуясь женой.

Вернее, той, что была так на нее похожа.

— Ты еще безумнее своего отражения, страж! — расхохоталась первая красавица Вальхейма. — Безумнее всех нас!

Тени в зеркалах, будто с ней соглашаясь, взбудоражено зашептались. Захихикали и заскреблись, со злостью и отчаяньем проводя когтями по зеркальной поверхности своих темниц.

Шелк платья постепенно истаивал, превращаясь в изумрудную дымку, не способную скрыть манящие изгибы столь желанного для него тела.

— Цена такого колдовства может быть очень высока. Да ты и сам это знаешь… — Мгновение, и от наряда не осталось и следа. Девушка соблазнительно выгнулась, заведя руки за спину, упиваясь своей властью над стражем.

Словно зачарованный, Моран шагнул ближе, желая ощутить тепло ее нежной кожи, пропустить через пальцы медовые локоны жены.

Сознание заполнял вкрадчивый, едва различимый шепот:

— Тебе не нужен никто, кроме меня. Освободи меня, любимый…

— Моран!

Страж встрепенулся, услышав за спиной громкий оклик, и спешно отдернул руку от зеркала, тотчас подернувшегося рябью. Ангельское личико девушки исказилось гримасой злобы и разочарования.

— Тебя не должно быть здесь. — Заметив, что с маркизом что-то не так, Касьен нахмурился и ускорил шаг. — Ты только зря себя изводишь. Она — не Серен. Зачем нарушаешь правила? Рано или поздно ее все равно придется отпустить.

— Сделал то, о чем я тебя просил? — проигнорировав увещевания друга, мрачно проговорил Моран.

Страж бросил на пленницу последний взгляд. Из искусительницы в одно мгновение та превратилась в мегеру и теперь с отчаяньем билась о магическую преграду, отделявшую ее от мира живых. Мужчина приложил ладонь к символу, мерцавшему на раме, и исходящее яростью отражение заволокло туманом.

— Сделал, — буркнул шевалье де Лален, не преминув заметить: — Хоть я в сводницы не нанимался. И вообще, почему тебя интересуют только кузины Серен? Жениться на родственнице покойной жены — это прямо извращение какое-то, тебе не кажется?

— Имена, — потребовал страж, не склонный сегодня к задушевным беседам.

Недовольно покосившись на молочного брата, Касьен принялся перечислять потенциальных претенденток на титул маркизы де Шалон.

— …И последние: Лоиз и Соланж ле Фиенн. У обеих довольно заурядные способности. К тому же бедны, как церковные мыши. В общем, ничего особенного. Мадмуазель Анаис де ля Шор, как по мне, самая подходящая для тебя партия. Не красавица, как Серен, зато…  

— Помнится, у барона ле Фиенн были еще дочери, — перебил друга Моран, перебирая в памяти лица и имена ближайших родственниц супруги.

Провожаемые несмолкающим перешептыванием теней, мужчины вышли из зала и по узкому, едва освещенному коридору направились к лестнице, что вела из подземелья.

Глава 1

— …Пленившись красотой земного юноши, пресветлая Витала снизошла с небес, дабы забрать возлюбленного с собой в райские чертоги. Но сердцем молодого человека уже владела другая, и он отверг любовь Единой. Разгневавшись, богиня низринула его в бездну. Так появился первый демон мглы. Мира, которым и по сей день правит претемный Морт — бог смерти и кошмаров. — С трудом подавив зевок, я перелистнула страницу одного из наинуднейших талмудов, когда-либо созданных летописцами былых времен.

«Сказания о пресветлой Витале, Создательнице неба и земли, Повелительнице стихий и жизни» — гласило тиснение на видавшем виды переплете. Некогда золотое, а теперь почти неразличимое.

Данный опус, а также подобные ему не менее скучные книженции, денно и нощно штудировали в монастырях девицы из благородных семей. К счастью или нет, но ни я, ни Соланж с Лоиз в Сент-Луази не попали. Папа просто было нечем платить монахиням за наше с сестрами содержание. Тех крох, что оставались после уплаты королевского налога и сеньориальной ренты, едва хватало на жизнь. А наследство дедушки, покойного барона ле Фиенна, ушло на обучение: сначала Флавьена в коллеже стихий, потом — после того как брата удалось пристроить в королевский флот — Маржери в монастыре.

Стремясь вложить в умы младших чад хотя бы толику знаний, родители решили, что было бы неплохо нам самим заняться своим образованием. Каждый вечер мы собирались в гостиной для чтения «мемуаров» Единой и прочих бесполезностей.

Разумеется, своим мнением о хранившихся в домашней библиотеке книгах я ни с кем не делилась, дабы не шокировать дерзким вольнодумием почтенное семейство. Мама во время наших занятий устраивалась в своем любимом плетеном кресле с не менее любимым рукоделием, папа усаживался поближе к очагу, не способному отогреть после затянувшейся зимы просторное, пронизанное сыростью, дышащей из всех щелей, помещение. Даже гобелены, закрывавшие стены, не спасали от холодов. За долгие годы ткань истончилась, узоры на ней поблекли. Ветхие тканые полотна являлись немым напоминанием о том, каким великим был некогда род ле Фиенн, и что от него осталось. Лишь клочок земли, отданной испольщикам, да старый особняк, полный призраков счастливого прошлого и изъеденной временем мебели.

Пока глава семейства коротал время у огня, сначала сосредоточенно набивая трубку табаком, потом испуская вонючие миазмы или задумчиво посасывая длинный черешневый чубук и при этом безнадежно вздыхая, мы с близняшками читали друг другу вслух. Сегодня была моя очередь. С горем пополам преодолев первые три страницы о похождениях неугомонной богини, я уже отчаянно зевала. А Соланж так и вовсе клевала носом.

— Мама, почему Единая не успевала менять любовников, а мы, ее дочери, всего один раз в жизни имеем право сходить замуж? — с таким скорбным видом произнесла Лоиз, что я не сдержала улыбки.

— Не переживай, ты и раза не сходишь! — хмыкнула Соланж, опередив уже готовую вознегодовать баронессу, и по-детски показала сестре язык.

После чего близняшки дружно повернули головы в мою сторону и надулись, точно бурундучки.

Я нервно хлопнула потрепанным томиком. Разве моя вина, что в Вальхейме существует немало глупых традиций, уже давно изживших себя?! По одной из них, младшие дочери не имеют права выходить замуж до тех пор, пока дом не покинут старшие. В нашем случае, читай, никогда. Кому захочется родниться с пустышкой, вроде меня? Да еще и из обедневшей, пусть и дворянской, семьи. А главное, двадцать четыре года — немного поздновато для начала семейной жизни. Я уже давно записала себя в старые девы и даже смирилась с тем, что навсегда останусь в родных пенатах. Значит, на то воля нашей не в меру ветреной и любвеобильной богини.

Но вот смириться с тем, что являюсь невольным препятствием на пути сестер к счастью (после замужества Маржери они словно с ума посходили и только и думают о том, как бы поскорее выскочить замуж), не смогу никогда.

— Что за глупости, Лоиз, лезут тебе в голову! — запоздало возмутилась ее милость и, беря пример с близняшек, обиженно буравящих меня взглядами, тоже покосилась в мою сторону. Неодобрительно покачала головой.

Порой мне кажется, случись со мной какое несчастье, и сестры вздохнут с облегчением. Для них я досадная преграда, которую никак не получается преодолеть.

С каждым годом шансы пристроить меня в хорошие (или не очень) руки уменьшались. Уверена, мама с радостью сбагрила бы меня первому встречному. Главное, чтобы у того имелся хоть какой-нибудь, даже самый завалящий титул, и я не опозорила наше славное семейство еще больше.

Если такое вообще возможно…

И маменька, и сестры как-то быстро позабыли, зачем мы здесь собрались, и все свелось к злободневной теме: я — негодный товар на рынке невест.

— Если бы ты, Ксандра, не была такой ледышкой, сумела бы приворожить того милого шевалье из Тарта.

Под «милым шевалье» подразумевался плешивый месье Бошан «слегка» за пятьдесят — дальний родственник маман, всю прошлую осень гостивший у нас в Луази. Сколько же мне пришлось испытать на себе похотливых взглядов и выслушать сомнительных комплиментов в свой адрес! А однажды чуть не спустила этого молодящегося павлина с лестницы, когда он попытался обслюнявить мне щеку поцелуем.

Глава 2

Пять дней в тесной, скрипучей карете, вместе с родителями и вечно ссорящимися сестрами — то еще испытание. Даже созерцание зеленеющих рощ и нескончаемых виноградников, залитых ярким, но по-прежнему скупо греющим солнцем, не способно было отвлечь меня от этих ни на секунду не смолкающих трещоток.

С виду и не скажешь, что в прошлом месяце им исполнилось восемнадцать. Ведут себя, как дети малые, грызутся по малейшему поводу.

Несмотря на то, что у сестер одна внешность на двоих, характеры совершенно разные. Лоиз — копия маменьки, такая же вспыльчивая и, чего уж греха таить, вздорная. Их обеих хлебом не корми, дай кого-нибудь покритиковать или с кем-нибудь полаяться.

Соланж, в отличие от сестры, более уравновешенная. И этим она обязана отцу, магу земли. Земные колдуны в большинстве своем спокойные, даже в некоторой степени апатичные, предпочитают избегать конфликтов. Вот и Соланж чаще всего идет на поводу у командирши-сестры, но иногда в ней просыпается материнская кровь, и тогда спасайся, кто может.

Я в их сварах, понятное дело, участия не принимаю, но куда деться, когда эти малолетние склочницы сидят напротив? Разве что сигануть в придорожные кусты из несущегося на всех парах экипажа, со свистом разрезающего утренний, пьянящий воздух. Или перебраться к форейтору. Вот только, боюсь, его светлость будет несказанно удивлен, увидав свою невесту в роли кучера.

По словам отца, до усадьбы Валь-де-Манн оставалось меньше двух лье, а это значило, что уже совсем скоро я предстану пред ясные очи своего суженого.

Наверное, сестры потому и нервничали и пытались за перебранкой скрыть волнение, ведь наше путешествие (хвала Единой!) наконец подходило к концу. Я тоже не находила себе места. От беспокойства и «предвкушения» встречи с будущим мужем.

Как он нас примет? Не разгневается ли, что явились всем скопом? Соблаговолит ли объяснить, почему именно я удостоилась чести стать его избранницей?

С одной стороны, я была рада получить предложение руки и сердца и наконец перестать быть обузой для семьи. Тем более, что предложение это (вернее, плохо завуалированный приказ) поступило от молодого красавца-стража. Сколько мессиру стукнуло? Тридцать три? Не такая уж большая между нами разница. Не то что с месье Бошаном, от одной лишь мысли о котором начинало тошнить.

С другой… Не покидало ощущение тревоги, змеей вползшей в сердце в ту самую минуту, когда прочла письмо. Сколько ни пыталась понять, чем руководствовался его светлость, выбирая меня в спутницы жизни, так и не смогла.

Может, погадал на кофейной гуще?

Вот пусть сегодня же меня и просветит. Утолит девичье любопытство, а заодно развеет сомнения. Потому как на сердце кошки скребли.

Чем быстрей приближалась судьбоносная встреча, тем сильнее я волновалась. Даже тихие переругивания близняшек больше не донимали. В нервном напряжении я искусала себе все губы. Не переставая, мяла ленты плаща, глядя на проплывавшие за окном идиллические пейзажи, и каждой клеточкой своего тела ощущала пристальный взгляд матери.

Небось, тоже задается вопросом, на кой демон я сдалась стражу.

Отец дремал, умостив руки на объемистом животе и громко храпя, отчего его пышные усы забавно шевелились. Проспал и каштановые рощи, мимо которых мы проезжали, и поля с зелеными шапками еще не зацветшей лаванды. Наверное, летом здесь потрясающе красиво. Не то что в нашем вечно сумрачном, дождливом Луази. 

Его милость проснулся, громко всхрапнув, только когда карета остановилась. Близняшки захлопнули рты, маман резко выпрямилась, точно спицу проглотила, и вытянула шею, желая разглядеть и оценить будущие владения своей теперь уже обожаемой доченьки.

За изящными коваными воротами начиналась усадьба моего вроде как жениха. Широкая аллея уводила к белокаменному дворцу, прекрасному, точно из сказки, что в детстве читала нам наша кормилица Клодетт. Фасад, будто сотканный из облаков, таким он казался воздушным, с обеих сторон обрамляли ажурные башенки с темными вкраплениями бойниц, носивших скорее декоративный характер, нежели предназначенных для защиты этой волшебной крепости. Острые шпили, золотом отливавшие в лучах солнца, пронзали лазурное небо. Пышная лепнина окаймляла окна и маленькие балкончики, а лестницы, напоминавшие две половинки идеального круга, разделенного пополам, убегали к парадному входу.

Возле которого толпилась прислуга (не удивлюсь, если здесь к каждой комнате приставлено по служанке), а перед челядью, словно главнокомандующий армией, вышагивал нарядно одетый молодой человек.

Заметив, что я прибыла со своей собственной «свитой», месье удивленно дернул бровями, но тут же взял себя в руки и изобразил жизнерадостную улыбку. В два шага преодолев разделявшее нас расстояние, стянул с русой, собранной в хвост шевелюры широкополую шляпу, галантно раскланялся, мазнув по земле синим перышком своего вычурного головного убора, и назвался:

— Шевалье Касьен де Лален, к вашим услугам, сударыни. Ваша милость, — отдельно поклонился моему отцу и коснулся губами заблаговременно протянутой для поцелуя руки маменьки. После чего обратился ко мне: — Мадмуазель ле Фиенн, счастлив познакомиться с вами. Надеюсь, путешествие не сильно вас утомило? — Не дожидаясь ответа, наверное, вопрос был риторическим, затараторил дальше: — Все уже готово к празднованию вашей помолвки. Гости начнут съезжаться ближе к вечеру, поэтому у вас и… — покосился на моих, пребывавших в благоговейном экстазе родственниц (нечасто им доводилось лицезреть молодого, да еще и симпатичного, дворянина), — …и у ваших родных будет достаточно времени, чтобы отдохнуть перед балом.

Глава 3

— Это мое ожерелье!

— Нет, мама разрешила надеть его мне! Отдай! Сейчас же отдай!!! — истерично взвизгнула Лоиз и для пущего эффекта топнула ногой. Потянула на себя несчастное украшение, которое вот-вот готово было рассыпаться аметистовыми горошинами по ковру.

Ожерелье это досталось нам от бабушки. Вернее, покойная баронесса завещала его Маржери, но сестре пришлось пожертвовать фамильной ценностью, так сказать, отделаться малой кровью. Иначе бы близняшки ее живьем съели.

— Ну полно вам! — всплеснула руками нарисовавшаяся на пороге маменька. — Не дай Единая, еще испортите.

Увы, малолетние склочницы в данный момент не слышали никого, кроме себя, ни одна не хотела уступить столь желанный трофей.

— Оно больше подходит к моим глазам! — решила на сей раз проявить твердость Соланж. Правда, аргумент, как по мне, привела так себе. Глаза-то у них одинаковые, светло-карие с золотыми крапинками, и уж если на то пошло, сестрам больше бы подошли сережки и бусы из янтаря, что я обнаружила в одном из многочисленных ларчиков, щедро пожалованных мне маркизом.

Хвастаться перед сестрами подарками от будущего мужа благоразумно не стала. Иначе точно бы передрались. Да и я пока считала себя не вправе распоряжаться всеми этими богатствами. Мало ли, как все сложится.

Вот если бы его непонятная светлость был здесь и соизволил унять мое любопытство, быть может, я бы и успокоилась.

Тяжко вздохнула. Ответы — роскошь, на которую, по-видимому, я пока не могла рассчитывать.

Близняшки тем временем продолжали спорить. Почему-то полем боя они выбрали именно мою спальню. Спасибо хоть дали возможность спокойно искупаться и осмотреться.

Интересно, эти покои раньше принадлежали Серен? Чудесная купальня, в которой я едва не потеряла счет времени, небольшая гостиная в мрачно-пурпурных тонах и так контрастировавшая с ней светлая спальня с неимоверно широкой кроватью, изголовье которой пряталось в алькове. Тяжелый полог отливал золотом, скрывая от любопытных глаз поистине королевское ложе.

Наверное, одной на таком будет одиноко спать …

До боли закусив губу, отругала себя за непозволительные для воспитанной девицы мысли. Картина, на короткий миг мелькнувшая в сознании, сулила что угодно, но только не одиночество. В последнее время образ мессира стража, которого видела лишь однажды и который почему-то прочно поселился в моей голове, будоражил, заставлял сердце учащенно биться, странным томлением наполнял каждую клеточку моего неискушенного ласками тела.

И самовнушение, что замуж за напыщенного вдовца мне совсем не хочется и делаю я это только по доброте душевной, ради сестер, больше не помогало.

— Угомонитесь! Обе! — в кои-то веки прикрикнула на своих любимиц баронесса, спугнув взявшие в осаду мой разум видения, и отобрала-таки чудом уцелевшее ожерелье. — Не у вас же сегодня помолвка. Оно идеально подойдет к бальному платью Александрин. Я его уже видела. Чудесный наряд!

Близняшки надулись, словно бурундучки, недобро покосились в мою сторону и завистливо завздыхали, рисуя в воображении чужое платье.

Вскоре явилась служанка с тем самым чудесным нарядом.

Баронесса не солгала, ожерелье вписывалось в образ невесты идеально. Верхнее распашное платье оказалось насыщенного сиреневого цвета, навеявшего мне мысли о лавандовых, оттененных закатом полях. Эх, жаль, что сейчас не лето… Расшитая золотом ткань мягко переливалась в лучах неяркого солнца, проникавшего в спальню сквозь высокие стрельчатые окна. Тончайшая паутинка кружев украшала лиф, пышными волнами обрамляла рукава, удачно сочетаясь цветом с фрепоном, богато расшитым по подолу.

Отпустив служанку, ее милость лично помогла мне собраться, после чего под обиженное сопение близняшек, тоже жаждущих материнского участия, занялась моей прической. Расчесала волосы на прямой пробор, пышно взбила над висками. Скрепила тяжелые локоны изящной заколкой, оставив несколько завитков свободно струиться по спине и плечам.

— Жаль, что его светлость так неожиданно вызвали в Навенну, — удовлетворенно осматривая результаты своих стараний, сказала баронесса. — Он бы дара речи лишился, увидев тебя.

Я грустно улыбнулась. Вечер обещал быть… странным. Прежде мне не доводилось слышать о помолвке без жениха, тем более на ней присутствовать. Да еще и в качестве невесты.

Долго отбивалась от попыток маменьки посадить мне над губой пикантную черную мушку. Видите ли, нынче модно цеплять их, куда ни попадя, и я просто обязана идти в ногу со временем. Больше всего ее милость опасалась, что нас примут за невежественных провинциалок.

Как будто не понимала, что с мушками или без для здешней знати мы — никто. Неровня маркизу и его окружению.

Мама уже почти выиграла сражение, и младшенькие ей в этом старательно помогали, когда, на мое счастье, заявился отец. Велел супруге и близняшкам скорей идти прихорашиваться, потому как гости уже начали съезжаться. А сам, наградив меня теплой улыбкой и комплиментом, отправился на бокальчик вина к шевалье де Лалену.

Глава 4

Праздник закончился далеко за полночь. Думала, сморенная усталостью, быстро усну. Но не тут-то было. Долго ворочалась с боку на бок, в этой огромной, чужой кровати, в которой запросто, помимо меня, поместились бы и Соланж с Лоиз.

В голову ядовитыми змеями вползали горькие мысли. Как долго они вместе? Что связывает их? Почему Опаль согласилась стать любовницей? На что надеялась?

Или надеется до сих пор?

Как будто мне Серен было мало, в которую, по слухам, его светлость до сих пор безумно влюблен. А тут еще и эта языкатая стерва! Которую я уж точно не собираюсь терпеть.

«Вот пусть на ней тогда и женится! А меня оставит в покое!» — зажмурилась, тщетно пытаясь выставить сероглазку из своего сознания и снова испытывая жгучую обиду на стража.

В конце концов, изможденная переживаниями, сумела забыться. Кажется, лишь на мгновенье. Проснулась от тревожного ощущения чьего-то присутствия и стала судорожно вспоминать, заперла ли дверь перед тем, как лечь спать. Вроде бы запирала.

Но тогда…

Приподнявшись на локтях, испуганно вскрикнула, заметив вырисовывающуюся в темноте высокую фигуру. Зажмурилась на миг, надеясь, что мужчина в моей спальне — всего лишь галлюцинация, вызванная недавними переживаниями. Но мираж и не думал исчезать.

Поленья в камине почти догорели, и света угасающего пламени было недостаточно, чтобы осветить лицо незваного гостя. Луна, бесстыдно подглядывающая за нами в окна, серебряным контуром очерчивала силуэт широкоплечего незнакомца.

Скорее почувствовала, нежели увидела, как он пристально смотрит на меня. Этот взгляд, принизывающий, тяжелый, я ощущала каждой своей клеткой. От него мурашки бежали по коже.

— Я не хотел вас напугать, — послышался голос, который вот уже несколько дней преследовал меня во снах.

Голос мессира стража.

— Но напугали, — сглотнув осевший в горле комок, выдавила из себя и повыше натянула одеяло. — Что вы здесь…

— Хотел познакомиться, — прозвучал обескураживающий ответ.

Издевается? Заявиться к незамужней девице ночью в спальню — это не желание познакомиться, а самое что ни на есть настоящее оскорбление ее чести и достоинства!

Но, видимо, мессиру стражу было плевать и на мою честь, и на мое достоинство.

Словно уловив ход моих мыслей, Моран вкрадчиво пояснил:

— Мы ведь помолвлены. Думал, жениху простят эту маленькую вольность.

— Вам лучше уйти…

— Подойдите, — перебил он, никак не отреагировав на мое желание выставить его за дверь.

Которую, точно помню, я запирала. Но вот он здесь.

— Или, если не хотите подниматься, я сам к вам подойду.

Прозвучало как угроза.

Поколебавшись с секунду, нерешительно откинула одеяло. Огляделась в поисках пеньюара, но тот, как назло, нигде не просматривался. Вздрогнула, когда ступни обдало холодом каменных плит, и сделала несколько несмелых шагов навстречу стражу.

Глаза быстро привыкли к темноте, и теперь я видела его задумчивую улыбку. Легкую щетину, темневшую на скулах, резко очерченные губы, нос, прямой, с едва различимой горбинкой. Короткие черные волосы и такие же черные, как сама бездна, глаза, неотрывно следящие за каждым моим движением. Наверное, так смотрит хищник за миг до того, как наброситься на свою жертву.

Такой жертвой ощущала себя я.

Обхватила руками плечи, вздрагивая то ли от холода, то ли от волнения. А может, просто хотела прикрыть глубокий вырез сорочки, по которой в данный момент блуждал глубокомысленный взгляд стража.

Рассматривает так, будто оценивает свое приобретение — не переплатил ли.

Наверняка товаром я для него и являлась. Покупкой, спонтанной или, быть может, запланированной. А вот насколько выгодной — оставалось пока под вопросом.

Замерла посреди комнаты, не решаясь еще больше сократить разделявшее нас расстояние. Этот мужчина, потомок древних морров, излучал такую мощь и силу, такую властность, что я вдруг почувствовала себя совершенно перед ним беззащитной. Мелкой букашкой, которую Моран мог при желании запросто раздавить и даже этого не заметить.

— Вы меня боитесь, Александрин? — одними уголками своих идеально-красивых губ усмехнулся маркиз.

— Вы заставляете меня нервничать, — призналась честно. Вздрогнула, когда страж, устав ждать, пока я к нему доплетусь, приблизился сам.

Попросил мягко:

— Подойдите к зеркалу. — Прочтя в моих глазах недоумение и немой протест, вкрадчиво продолжил: — Мне очень жаль, что меня не было на нашей помолвке. И в качестве извинения хотел бы преподнести вам подарок.

— Думаю, за сегодняшний день я получила от вас достаточно подарков.

— Этот особенный, — загадочно улыбнулся де Шалон и встал у меня за спиной.

Глава 5

Утром меня разбудили громкий стук и требования сию же минуту открыть дверь. Перевернувшись на живот, накрыла голову подушкой, наивно полагая, что таким образом удастся заглушить вопли сестер, и надеясь, что рано или поздно тем надоест истерить, и они отправятся осаждать какую-нибудь другую «крепость». Например, покои маменьки. Или шевалье де Лалена, при виде которого у обеих начиналось обильное слюноотделение, из груди вырывались томные вздохи, а ресницы порхали, словно пойманные сочком бабочки.

Увы, отступать от своей затеи эти садистки и не думали. Им было без разницы, что я глаз не сомкнула минувшей ночью. И до встречи с мессиром стражем сон не шел, чего уж говорить про после! Забыться удалось только под утро, тревожным сном, в котором продолжилось наше с маркизом знакомство.

Нигде от него нет покоя.

И от этих приставучих пиявок, увы, тоже.

— Александрин! Ну сколько можно дрыхнуть?! Мы знаем, что ты здесь! Открывай! — голосили Соланж с Лоиз слаженным дуэтом.

Пришлось подниматься. Стоило распахнуть двери, как я едва не оказалась сбита с ног этим галдящим торнадо. Вернее, двумя: розовым и голубым. Близняшки вырядились, как на смотрины. Пышные платья, обильно украшенные рюшами и бантами, нарядные прически, маменькины драгоценности — всего было вдоволь и даже с излишком. Щеки горели румянами, просвечивающими сквозь толстый слой пудры. Хотя сегодня, если мне не изменяет память, никаких балов не предвиделось.

Наверняка не обошлось без пагубного влияния матери, единственной целью в жизни которой было как можно скорее и как можно удачнее пристроить дочерей замуж. И что-то мне подсказывало, что в группе риска, в первых ее рядах, оказался бедолага Касьен.

— Ну, как мы тебе? — кокетливо покружилась Лоиз, в то время как Соланж, прилипнув к зеркалу, зачем-то щипала себя за щеки, хотя они и без того были красными, словно спелая вишня.

«Как шуты гороховые», — чуть не ляпнула я.

К счастью, вовремя опомнилась и сказала то, что так жаждали услышать от меня сестры:

— Как всегда, очаровательны.

— Месье де Лален пригласил нас на прогулку, — сияя улыбкой, похвасталась Соланж и, взяв пример с сестры, тоже покрутилась. Только не передо мной, а перед зеркалом.

— Очень за него рада, — рассеянно пробормотала я, вспоминая себя, стоящей возле того самого зеркала… в объятиях стража.

И снова по телу разлилось непонятное, дурацкое волнение.

Тряхнула головой, отгоняя непрошенные воспоминания. Надо как-то брать себя в руки и избавляться от этого наваждения. Иначе и сама не замечу, как стану похожей на близняшек. А превращаться в дрессированную болонку мессира стража, счастливо виляющую хвостиком от малейшего знака его внимания, мне как-то не улыбалось.

Сначала надо разобраться с его мотивами и этой белобрысой налетчицей на чужих женихов. А уже потом решать: влюбляться или не влюбляться.

— Ах, какой красивый кулон! — подлетела ко мне Соланж.

— Где взяла? — деловито осведомилась Лоиз, оценивающе оглядывая полуночное подношение маркиза.

К счастью, ответить я не успела, иначе бы пришлось объяснять, когда уже Моран успел мне его подарить. В дверях так удачно показалась баронесса ле Фиенн, такая же нарядная, как и ее любимицы.

— Папа еще спит, — зачем-то сообщила ее милость.

Просеменив к обитому узорчатой тканью креслу, что стояло возле камина, грациозно в него опустилась. Не в камин, конечно, в кресло. После чего обратила свой царственный взор на меня, еще до конца не проснувшуюся.

Неодобрительно (впрочем, как и обычно) покачала головой.

— Ксандра, ты похожа на чучело, — без обиняков выдала «комплимент» баронесса. — Немедленно приводи себя в порядок. Я слышала, его светлость уже вернулся.

— В курсе, — мрачно буркнула я и тут же прикусила свой не в меру длинный язык.

Моя маленькая оплошность не осталась без внимания.

— Откуда узнала? — навострили уши близняшки.

Вот ведь пройды, ничего от них не утаишь.

— Мари рассказала, — выдала первое, что пришло в голову.

Так звали приставленную ко мне служанку — пухленькую, розовощекую хохотушку из Санжа, с которой я вчера успела немного пообщаться. До того, как заявились сестры, и принялись вытрясать из меня душу одним своим присутствием.

Близняшки переглянулись и нахмурились, но приступить к допросу не успели, слово снова взяла мама:

— Значит, сегодня наконец познакомитесь.

Угу, во второй раз.

— Деточка, подойди-ка сюда, — поманила меня изящным пальчиком с острым ноготком баронесса.

Пришлось опуститься в соседнее кресло.

— Когда будете общаться, — подавшись ко мне, доверительно заговорила маман, — не забывай показывать, что ты на седьмом небе от оказанной тебе чести. Мужчины такое любят, это льстит их самолюбию.

Глава 6

Пьянящие поцелуи, жар прикосновений, сладостное томление волной накрывают меня. Я знаю, что он здесь, рядом. Как тогда, в ночь после нашей помолвки, смотрит, лаская взглядом. Я ощущаю его каждой клеточкой своего тела. Тепло дыхания на губах за миг до того, как он начинает меня целовать. Неторопливо, словно желая растянуть эти мгновения близости, насладиться моей беззащитностью, вкусом моих губ. Я задыхаюсь под тяжестью мужского тела. Хочу взмолиться, чтобы остановился, не толкал в бездну греха. Но дразнящая ласка требовательного языка гасит все мысли.

— Моран… — в тишине комнаты слышится шепот, смешиваясь с едва различимым вздохом. Не знаю, каким должно быть окончание фразы: приказом прекратить или же мольбой продолжать эту опасную, сводящую с ума чувственную игру.

Страж не дает мне времени на раздумья. Прикусывает в поцелуе губу, и вновь я ощущаю, как его язык сплетается с моим, заставляя трепетать от нового, доселе неизведанного чувства.

С каждым мгновением ласки становятся все требовательнее, все настойчивее. Высвободив из плена кружевной сорочки грудь, малейшее прикосновение к которой рождает внутри невозможно сладкую дрожь, он начинает покрывать ее поцелуями, опаляя нежную кожу, заставляя выгибаться ему навстречу, лишь бы снова ощутить прикосновения жадных губ.

Понимаю, что близость эта запретная, но желание быть с ним сильнее благоразумия.

Страж смотрит на меня, не отводя взгляда, и я погружаюсь в этот темный, бездонный омут. Такой же темный, как узоры татуировок, вырисовывающиеся на стальной груди и плечах во мраке спальни. От этого взгляда я возбуждаюсь даже больше, чем от любых ласк. Чувствую тяжесть ладони на другом, сладко ноющем полушарии. Требовательные пальцы, горячие, немного шероховатые, задевают тугую горошину соска, и мне кажется, что я сгораю заживо. Огонь растекается по венам, концентрируясь внизу живота.

Безумные, незнакомые ощущения, от которых кружится голова и сердце колотится, как сумасшедшее.

Безумная я.

Мне бы оттолкнуть его, собрать воедино остатки здравого смысла и заставить остановиться, но мысли лишь об одном: что будет, когда я почувствую его внутри себя. От мимолетного, бесстыдного образа, мелькнувшего в сознании, с губ срывается стон удовольствия.

И больше уже не хочется сопротивляться. Зарываюсь пальцами в мягкие волосы, когда страж, задрав край моей сорочки, оставляет дорожку из поцелуев на внутренней стороне бедра. Снова и снова, намеренно не касаясь самого сокровенного и тем сильнее распаляя меня, изнывающую от страсти, уже готовую принять его в себя.

Покориться.

— Возьми меня, — шепчу, словно в бреду. — Возьми, — умоляю.

Вскрикиваю от невозможного, невероятного наслаждения, когда кончик языка, дразня, касается самой чувствительной, пульсирующей желанием точки. Еще и еще, умело подталкивая к наивысшему пику блаженства. Кричу, повторяя его имя, а он все не перестает меня ласкать, доводя до умопомрачения…

…И тут я просыпаюсь с его именем на губах.

— Александрин! Ну сколько можно?! Ты вообще думаешь нам открывать?! — бушевали за дверью сестры.

Я шумно выдохнула, тщетно пытаясь прогнать отголоски желания, разливавшегося по телу. Сорочка была влажной, тонкий шелк прилип к коже, остужая разгоряченную плоть. Кружевной подол был задран, ну прямо как в моем непристойном сне. Кажется, сама того не осознавая, я ласкала себя, бесстыдно рисуя в мечтах образ искусителя-стража.

Даже обида на Морана не отрезвляла.

Единая, да что же со мной творится?!

— Александрин!!! — голос Лоиз взметнулся на октаву выше, перейдя в оглушительный визг.

Страдальчески застонав, пошла открывать своим истязательницам, так жестоко прервавшим мой сон. Который я боялась и в то же время жаждала досмотреть до конца.

Губы пылали от поцелуев, по телу пробегала дрожь, стоило вспомнить прикосновения сильных рук. Словно ночное видение являлось не плодом моей фантазии, а безумной реальностью.

Огляделась настороженно, не без оснований опасаясь обнаружить в своей опочивальне его бесстыжее чародейство. Ведь как-то же он вчера сюда проник.

— Чего это ты такая красная? — с порога приступила к досмотру Лоиз.

А Соланж участливо поинтересовалась:

— Заболела? Может, у тебя жар? — прижала ладонь к моему покрытому испариной лбу.

— Обидно будет, если сляжешь с простудой. Я слышала, как месье де Лален обсуждал с маркизом предстоящую охоту и пикник в лесу. Уверена, будет весело! — расцвела счастливой улыбкой Лоиз.

В то время как Соланж глубокомысленно констатировала:

— Нет, вроде бы температуры нет.

Странно. А такое ощущение, будто внутри меня заточено пламя, которое сжигает медленно, но верно, грозясь превратить в жалкую кучку пепла.

Может, я действительно больна? И имя этой болезни — «любовная лихорадка».

Оказывается, близняшки явились за тем, чтобы развлечь меня до прихода портнихи, а заодно порасспрашивать о вчерашней прогулке с его обольстительной светлостью. Вероятно, установку получили от маменьки. Вместе с приказом выяснить, почему за ужином мы с маркизом и парой слов не перекинулись.

Глава 7

Следующие пару дней, а особенно ночей, стали для меня настоящим испытанием. Я не могла думать ни о чем, кроме будущего супруга, он всецело завладел не только моими мыслями, но и, кажется, сердцем. И что самое постыдное — тело мое тоже жаждало оказаться в его власти.

К счастью или нет, но его светлость больше не пытался меня соблазнять. Более того, на прогулки не приглашал, а когда мы встречались за обеденным столом, был хоть и учтив, но весьма сдержан. Я бы даже сказала холоден.

Изображал из себя этакий айсберг, в то время как я сгорала от желания. Украдкой поглядывая на жениха, только и мечтала о том, как его губы сминают мои в жадном поцелуе, как он властно прижимает меня к себе, и я вновь ощущаю каменную твердость мышц у себя под ладонями, млею от каждого прикосновения.

Это чувство пугало, и в то же время, стоило только подумать о страже, как меня охватывал неописуемый восторг, и сердце в груди трепетало от радости. Самое странное, я никогда не влюблялась так быстро. Тем более не испытывала к кому бы то ни было столь сильное, сводящее с ума влечение.

Возможно, потому что до сих пор все мое общение с противоположным полом сводилось к дружбе с вилланами из окрестных деревень. Некоторые крестьянские отпрыски даже пытались за мной ухаживать, несмотря на возмущения маменьки. Но ни к одному из этих юношей я не испытывала ничего, кроме дружеской симпатии.

А его колдовская светлость каким-то непостижимым образом умудрился вскружить мне голову за считанные дни.

Признаюсь, я уже мечтала о том, чтобы как можно скорее выйти за него замуж и помахать ручкой своим родным. Мама продолжала действовать мне на нервы, ежечасно напоминая о том, что я обязана переговорить с его светлостью о будущем близняшек. У меня же язык не поворачивался обратиться к нему со столь деликатной просьбой. К тому же мы вроде как в ссоре, а я создание гордое и неприступное.

Хотя насчет последнего можно было поспорить.

Поздно вечером, накануне дня, которого с таким нетерпением ждали сестры, когда весь цвет Гавойи соберется вместе, чтобы заняться травлей оленя в Артонском лесу, Мари принесла мой костюм для охоты.

Что тут скажешь, ничего шикарнее видеть мне прежде не доводилось. Потягаться с творением мадам Катель могло разве что платье, пошитое для бала в честь нашей с маркизом помолвки.

Под восторженные вздохи служанки я примерила наряд. Камзол сел как влитой. Он полностью облегал фигуру, выгодно подчеркивая мою осиную талию, которой я очень гордилась, и пышную грудь. Сзади бархатное чудо драпировалось и заканчивалось коротким шлейфом, который прятал иные, не менее соблазнительные выпуклости моего тела. И на которые его отмороженная светлость в последнее время принципиально не смотрел!

Спереди камзол едва прикрывал бедра. Поэтому каждый желающий завтра сможет полюбоваться моими стройными ножками в узких кюлотах и длинных сапогах из мягкой кожи. К костюму прилагались перчатки, белоснежная сорочка с пеной кружев у горловины и кокетливая широкополая шляпа с плюмажем.

Единственное, как по мне, наряд был вызывающе-ярким — цвета спелой вишни, резко контрастировавшего с моими темными волосами и светлой кожей. Зато, если верить Мари, глаза смотрелись ярче. Словно вобрали в себя всю лазурь небес, что простирались над землями Гавойи.

В общем, ложилась я спать в прекрасном расположении духа. Проснулась с зарей, когда небо только окрашивали розовые лучи восхода, и сразу принялась за сборы.

Мари помогла мне одеться, собрала волосы в замысловатую прическу, украсив всю эту смоляную красоту расчудесной шляпкой. В который раз поинтересовалась, как я себя чувствую, о чем в последнее время спрашивала с завидной регулярностью (вот ведь заботливая), и, получив в ответ заверения, что энергия во мне бьет ключом, радостно заулыбалась.

— Вам обязательно нужно перекусить. Я мигом обернусь. — Сказав это, шмыгнула в коридор.

В столь ранний час аппетита и в помине не было, но под бдительным надзором служанки, так радеющей за мое здоровье, пришлось позавтракать.

За сборами и препираниями с Мари, с упорством ослицы пытавшейся влить мне в рот какой-то не слишком приятный на вкус отвар, что якобы должен был придать мне сил во время охоты, время пролетело незаметно. И вот к воротам дворца начали подъезжать первые кареты.

Не прошло и часа, как парк заполнили разряженные гости: мужчины в темных костюмах и пышно завитых париках, дамы — в ярких амазонках. Единицам хватило смелости облачиться в новомодные кюлоты, в которых раньше могли позволить себе щеголять только сеньоры. Кажется, только я и Опаль не постеснялись выставить на всеобщее обозрение свои ножки. У меня по сути-то и выбора не было, за свою невесту все решил мессир маркиз. А вот мадмуазель де Вержи, голову даю на отсечение, намеренно нарядилась так, чтобы привлечь внимание любовника.

Очень надеюсь, что уже бывшего.

Из окна своей комнаты я заметила, как эта воровка чужих женихов, демонстративно виляя бедрами, приблизилась к Морану, облаченному в простой черный костюм, едва тронутый золотым шитьем. Тут уж ноги сами вынесли меня из спальни.

Правду говорят, ревность — самый опасный яд, от которого умираешь медленной, мучительной смертью. Снова и снова. И только что, пока спешила к нему, я пережила самую настоящую предсмертную агонию.

Глава 8

Черной стрелой Демон летел сквозь чащу, тяжелыми ударами копыт сотрясая землю. Разлапистые деревья, густые кустарники проносились перед глазами стража, сливаясь в сплошную изумрудную массу. Борзые мчались, кто впереди, кто следом, оглашая окрестности дружным лаем, и напоминали бело-рыжие пятна, в беспорядке разбросанные по темной глади леса.

Опаль слушала его, но не слышала… Мужчина остервенело вонзил шпоры в бока своего скакуна, и Демон, перелетев через корягу, понесся дальше, как будто именно он, а не его одержимый преследованием жертвы хозяин первым стремился настичь животное. Это был крупный олень с большими ветвистыми рогами, из последних сил боровшийся за жизнь.

Которую стражу не терпелось отнять. Маркиз надеялся, что охота поможет хотя бы ненадолго отвлечься от навязчивых мыслей об Александрин, сотрет, пусть и на короткое время, воспоминания о молодом, совершенном теле, жаждущем его ласк. То еще испытание — каждую ночь наблюдать за невестой, сходящей с ума от желания, и не сметь к ней прикоснуться.

Иначе уже точно было себя не сдержать.

Страж и сам не мог толком объяснить, почему его так тянет к этой незнакомой, вечно настороженной, опасающейся всех и вся девушке. Так не похожей на дерзкую, бесстрашную красавицу Серен. Которую он по-прежнему горячо любил. И отступать от задуманного был не намерен.

Вероятно, причина временного умопомрачения кроется в чарах ведьмы, что должны были связать его и мадмуазель ле Фиенн.  

А вот к Опаль после знакомства с невестой Моран окончательно охладел. Когда-то давно она действительно была ему интересна. Или же просто привлекала ее доступность… В то время маркизу нужен был кто-то, кто угодно, чтобы забыться. И дочь соседа подвернулась так кстати. Сама добровольно преподнесла ему себя, взамен не требуя ничего. Вот только очень быстро это щенячье обожание в глазах девушки наскучило магу и даже более того — начало раздражать.

Опаль как должное приняла его решение снова вступить в брак, и маркиз уж было успокоился. Но сегодня, вслушиваясь в «милое щебетание» прекрасных дам, понял, что де Вержи не смирилась.

Моран направил своего коня вниз по крутому, поросшему густой травой склону. Адриен отстал, впрочем, как и остальные участники охоты. Оставив его светлость один на один со своими мыслями.

Поглощенный размышлениями и преследованием животного, страж не сразу уловил перемену в окружающем мире. Не сразу заметил, что краски поблекли, и все вокруг сделалось черно-белым. Тревожно зашумела листва в высоких кронах. Потускнело солнце, еще минуту назад разливавшее свой янтарный свет по всему Артонскому лесу. К горьковатому запаху грибов и мха, облепившего вековые стволы деревьев, теперь примешивалось тошнотворное зловоние.

Которое мог источать только демон.

Едва уловимое, а значит, расстояние до твари было неблизким.

Не прошло и секунды, как грудь прошила знакомая острая боль, словно меж ребер всадили кинжал. По самую рукоять. Так происходило всякий раз, когда где-то в окрестностях появлялся демон. И единственное, что могло ее унять, — это уничтожение исчадия мглы.

Наверняка то же самое сейчас испытывал и Адриен. 

Моран стиснул зубы, чтобы не закричать. Зажмурился на миг, впитывая в себя окружающие запахи и звуки, пытаясь понять, откуда несет демоническим смрадом.

Обжигающей лавой ярость растекалась по венам — неконтролируемое чувство, с которым невозможно совладать. Как и от боли, избавиться от него можно было, только превратив демона в прах.

Повернув коня, всадник помчался в обратном направлении, гонимый одним единственным желанием — поскорее настигнуть жертву.

Пока последняя сама не превратилась в охотника.

Я стояла, не в силах пошевелиться. От неожиданно нахлынувшего осознания, кому по глупости пришла на помощь, тело сковал дикий, первобытный ужас. В чертах маленькой девочки, еще мгновение назад заливавшейся горькими слезами, не было ничего человеческого. Вот ее губы растянулись в хищной улыбке, обнажив желтые острые клыки, с которых текла слюна. Там, куда она падала, оставались выжженные прогалины. Вместо носа у «малышки» зияла дыра, черным цветом контрастировавшая с мертвецки-бледной кожей. И глаза… Опасные, безумные — в них застыла бесконечная тьма.

Осклабившись, лжестрадалица медленно поднялась и протянула ко мне руку. На моих глазах маленькие детские пальчики стали вытягиваться и превращаться в кривые когти. Я отпрянула, едва не закричав. И рада была бы, но меня сковал страх, не давая вырваться наружу ни одному звуку.

Еще шаг, за ним другой. Демон двигался со мной в унисон, как будто, издеваясь, намеренно копировал мои движения. Наверное, хотел позабавиться, насладиться моей беспомощностью, прежде чем разорвать в клочья.

Глупо, конечно, но следовало хотя бы попытаться бежать. Вот только от одной лишь мысли повернуться спиной к твари, с которой ошметками опадала человеческая личина, обнажая истинную омерзительную ипостась, становилось невыносимо жутко. Ноги ни в какую не желали слушаться.

И я продолжала трусливо пятиться, ощущая, как от страха немеет тело и слезы обжигают глаза. Где-то глубоко внутри теплилась надежда, что Моран, аки бесстрашный рыцарь, примчится меня спасать. Успеет.

Глава 9

Следующие дни прошли в предпраздничной суете и романтических свиданиях. Вечерами, когда возвращалась к себе после очередной прогулки по парку, губы горели от поцелуев. Всякий раз, оказываясь в объятиях стража, я чувствовала себя щепкой, которой достаточно было одной искры — прикосновения, чтобы заполыхать пожаром.

Благо Моран, как самый стойкий из нас, умел вовремя остановиться, хоть порой выдержка изменяла и ему. В эти сладостные и опасные мгновенья, когда маркиз с жадностью осыпал меня поцелуями, уделяя особое внимания какой-то весьма чувствительной точке за ушком, плечам и груди, я чувствовала себя самой счастливой на свете.

А вот у меня, как оказалось, выдержка напрочь отсутствовала. Вздумай его светлость переступить через запретную черту и пойти дальше, я бы его вряд ли остановила.

Словами не передать, с каким нетерпением ждала грядущего праздника и нашей первой ночи любви. От этих мыслей голова кружилась сильнее, чем от молодого вина. Я только и жила встречами с маркизом и грезами о нашем совместном будущем.

Каждое утро являлась портниха на очередную примерку свадебного платья. Роскошный наряд из голубой парчи и тончайшего серебристого кружева вызывал вздохи зависти у близняшек, а у баронессы и Мари — приступы восхищения.

В последнее время маменька не переставала петь мне дифирамбы. Ласково называла любимой доченькой, а иногда даже своим ангелом. Не забывая при этом ненавязчиво напоминать, что сейчас, пока маркиз мной очарован (а я околдована им), самое время побеспокоиться о судьбе младшеньких.

У меня же язык не поворачивался о чем-то его просить. Не дай Единая, посчитает меня корыстной особой, согласившейся на брак исключительно ради выгоды, а не по любви.

И поди потом докажи, что я действительно влюблена в него по уши. 

Обычно перед ужином я уединялась в одной из беседок парка с книгой или рукоделием. Иногда просто бродила по присыпанным мелким камнем дорожкам, подсвеченным закатом, и предвкушала, как через каких-то пару часов вернусь сюда вместе с женихом.

Милые сестрички меня больше, к счастью, не доставали. Вся их энергия была направлена в иное русло — на бедолагу Касьена, уже при жизни заслужившего памятник в свою честь. Главное, чтобы не пришлось в ближайшем будущем беспокоиться о надгробном. Эти пиявки способны свести в могилу кого угодно, даже нашего терпеливого шевалье.

Из задумчивого состояния меня вывели близнецы. Сначала я услышала их веселые голоса, а спустя пару мгновений на дорожке, что убегала к беседке, показались юные прелестницы. Как всегда, нарядные, аккуратно причесанные, обвешанные маменькиными драгоценностями.

— А, вот ты где, — завела Лоиз, устраиваясь у меня под боком. — А мы тебя по всему дому ищем.

— Что-то произошло? — со вздохом закрыла я книгу.

— Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? — вопросом на вопрос ответила Соланж, прохаживаясь вокруг увитой виноградной лозой беседки и многозначительно косясь в мою сторону.

— Все в порядке. А что?

Сестры переглянулись и тихонько захихикали.

— А ночами… хорошо спится? — сияя улыбкой, как новенький алидор, продолжила наседать Лоиз.

Я нахмурилась, предчувствуя подвох. Не к добру, что они переглядываются. Да еще эти улыбки… Того и гляди прыснут со смеху. И что-то мне подсказывало, что причиной неожиданного веселья являюсь я.

— Знаешь, бывает, с виду красив, ведет себя самоуверенно, и думаешь — мужчина хоть куда! — непонятно зачем принялась философствовать Лоиз, а Соланж тем временем продолжала глупо хихикать. — А потом выясняется, что у красавца куча комплексов, и собственными силами ублажить супругу он не в состоянии. Вот и приходится прибегать к разного рода хитростям.

— Ну и к чему это все? — кисло осведомилась я, мысленно подыскивая предлог, чтобы избавиться от надоедливого общества.

— Вот скажи, Ксандра, ты в последнее время не чувствуешь себя слегка… перевозбужденной? — задевая носком туфельки желтую головку цветка, с самым невинным видом поинтересовалась Соланж.

— Что зна… — я осеклась, оглушенная громким хохотом.

Соланж повисла на перилах беседки, Лоиз чуть не сползла под скамейку. А я сидела, пунцовая, тщетно пытаясь понять, что же явилось причиной столь бурного веселья.

— Сейчас же объясните, что происходит?! — негодующе подскочила с места.

— Мы слышали, — вытирая слезы, выступившие на глазах, и давясь смехом, начала Соланж, — как служанки шептались о каком-то приворотном зелье, которое его светлость велел добавлять тебе ежедневно в питье.

— А ночами, по словам Мари, ты стонешь и зовешь во сне своего стража, — добавила страшно довольная чем-то Лоиз, и сестры снова покатились со смеху.

Я же пылала, как факел. Вот только уже не от страсти.

От ярости, которая вдруг заглушила все остальные чувства.

Сбежав по ступеням беседки, рванула в сторону дворца, ощущая, как щеки заливает краска стыда и гнева.

Глава 10

Сказать, что я себя ругала, — это ничего не сказать.  Как можно было поступить так необдуманно?! А вдруг он отравится? Или того хуже — приворотную дрянь отведает кто-нибудь другой. Например, Адриен.

Не хотелось бы, чтобы граф пострадал по моей милости. Я ведь понятия не имею, насколько сильное это зелье. В душе теплилась надежда, что гнусное оружие было нацелено исключительно на меня, а на других попросту не подействует.

Хотя это вряд ли. Скорее всего, будет влиять на всех без разбору. Ну или, как вариант, только на влюбленных. Вот мне, допустим, его подленькая светлость сразу понравился, а значит, коварное пойло только усилило мои чувства.

Что, если я ему тоже все-таки небезразлична? Тогда точно влипла.

Подумала так и тут же отогнала от себя глупую мысль. Горько усмехнулась. Кому-кому, а мне тревожиться не о чем. Скорее всего, негодяй помчится к своей блондинке. Или рванет в семейную усыпальницу к драгоценной женушке…

Тьфу ты! И чего только от стрессов не полезет в голову.

Хотя предположение, что одурманенный чарами маркиз поспешит на ночное рандеву к любовнице, больно меня задело.

Несколько раз порывалась пойти к стражу и во всем сознаться. А заодно в красках живописать, какой он негодяй и что я о нем думаю. Гордо заявить, что расторгаю нашу помолвку. Конечно, матушка потом меня со свету сживет. Но это будет потом. А сейчас очень хотелось хотя бы словами наказать мерзавца.

Но что-то меня останавливало. Так и промаялась до самого ужина.

Подумывала сослаться на плохое самочувствие и трусливо отсидеться у себя в комнате, однако заявилась мама и не успокоилась, пока я не пошла за ней следом. Вниз спускалась с таким видом, будто шла на эшафот, отчаянно моля Единую помочь мне выкрутиться из щекотливого положения.

А вдруг чудо-напиток никто не попробует? Хорошо бы! Тогда я ночью незаметно проберусь в кабинет и выплесну отраву в окно. Ну а утром уже буду решать, как быть с его гадкой светлостью.

Не сейчас. Сейчас мне и видеть его не хочется.

Врала, конечно. Должно быть, колдовская зараза еще не вывелась из моего организма, потому как, когда в зал вошел маркиз, предательское сердце снова сладко заныло.

На протяжении всего ужина я чувствовала на себе обжигающий взгляд, казалось, сумевший пробраться и под подол платья, и под тонкую сорочку, льнувшую к коже. И теперь он блуждал по всему моему обнаженному телу. От напряжения на висках выступила испарина, щеки алели.

Моран выглядел не лучше. То ли злой, то ли чем-то раздраженный. С горящими глазами, взгляд которых не сулил ничего хорошего.

Догадался? Или Мари настучала?

Впрочем, выяснять это в данную минуту совершенно не хотелось.

Поэтому, как только завершилась трапеза, я попрощалась с присутствующими низким реверансом и рванула наверх. Минуя темную анфиладу, чуть подсвеченную догорающими свечами в канделябрах и бледным светом луны, царственно скользившей в дымчатом ореоле по небу, услышала за спиной быстрые шаги.

Мурашки побежали по коже, когда тишину залы нарушил громкий, яростный крик:

— Александрин!

Надумала от него сбежать? Не выйдет.

Страж последовал за девушкой, не замечая никого и ничего вокруг. Вязкое марево заволокло пространство, окружающие лица стерлись, приглушились голоса. Единственная, кто сейчас имел для него значение, — это Александрин. Как же хотелось оказаться с ней рядом! Разорвать к демонам платье, под которым скрывались соблазнительные изгибы такой манящей девичьей фигуры. Перестать мучить себя бессмысленным созерцанием и наконец вдоволь насладиться прелестями невесты. Утолить всепоглощающее желание.

Он и так ждал слишком долго. Больше — не будет.

От мыслей о голубоглазой девчонке голова шла кругом. И даже образ Серен, в последние месяцы ни на мгновенье не покидавший его сознание, вдруг потускнел и растворился в этом мареве вожделения.  

Кажется, де Лален пытался его задержать, спрашивал о каких-то пустяках. Но Моран ничего не ответил, прошел мимо, даже не взглянув в сторону друга.

Взбежав по лестнице, бросился за девчонкой следом. Та, как назло, тоже ускорила шаг.

— Александрин!

Девушка вздрогнула, замерла на миг, а потом рванула еще быстрее. Добежав до своих покоев, успела заскочить внутрь. Но вот на то, чтобы запереться, времени уже не хватило. Да даже если бы и посмела спрятаться от него в спальне, он бы разнес эту демонову дверь в щепки. Никакие замки не могли его сейчас удержать.

Александрин испуганно взвизгнула, когда его светлость остервенело толкнул створки, и отскочила в сторону.

— Что же ты со мной делаешь? — С глухим рычанием мужчина бросился к невесте, мысленно отмечая, как раскраснелись от волнения ее щеки и несколько завитков выбились из аккуратной прически. Сейчас он распустит их все и будет любоваться тем, как черный шелк волос окутывает обнаженные плечи.

Глава 11

Бессонная ночь не прошла даром. Я приняла решение, окончательное и бесповоротное, хоть и далось оно мне непросто. Не знаю, было ли тому виной приворотное зелье, что изо дня в день отравляло мое сознание и из-за которого меня даже сейчас непреодолимо тянуло к стражу. Или, быть может, глупые надежды, с которыми так сложно было расставаться. За эти дни я успела не только влюбиться без памяти, но и поверила всем сердцем, что рядом с маркизом де Шалоном действительно обрету счастье. Наконец-то почувствую себя любимой.

И вот…

Спрашивать, с какой целью его светлость опаивал меня колдовской дрянью, не хотелось. Какое это теперь имеет значение? И даже если попытается все объяснить, не уверена, что после случившегося смогу ему поверить.

Впрочем, как вскоре выяснилось, объясняться и каяться никто не собирался.

Проснулась я с первыми лучами. Собралась без Мари — сколько ни дергала за витой шнурок, темневший в изголовье кровати, служанка так и не появилась — и, не откладывая дела в долгий ящик, отправилась в крыло, где располагались покои его бесстыжей светлости.

Миновав бесконечно длинную анфиладу, окрашенную светом зарождающегося дня, задержалась на мгновенье у дверей, что вели в кабинет хозяина Валь-де-Манна. Избавлюсь от чудо-отравы, а потом сразу к стражу. Чем раньше мы с ним распрощаемся, тем раньше смогу отсюда уехать.

С тоской оглядела просторный зал с высоченным потолком, с которого хрустальными каплями свешивалась окаймленная лепниной люстра. Солнечный свет растекался по шелку обоев, золотом подсвечивал распускавшиеся на них алые бутоны, бликами касался изящной мебели и дорогих ковров.

Каюсь, за минувшие дни я успела поверить, что в скором времени вся эта сказочная красота станет частью моей жизни. А главное, хозяин всего этого великолепия займет в ней важное место.

Тяжело вздохнула. Что ж, некоторым мечтам просто не суждено сбыться. Мне не впервой разочаровываться, давно уже пора бы привыкнуть.

Толкнула створки, заставляя те раскрыться. Вздрогнула от неожиданности, увидев Морана. Маркиз стоял ко мне вполоборота, со скрупулезным видом изучая злосчастный графин.

Вид у его светлости был слегка помятый. Кажется, он еще даже не ложился. Одет во вчерашний костюм, только что без камзола. Рубашка кое-как заправлена в штаны, как будто ее снимали, а потом надевали впопыхах… Я вспыхнула. Коварное воображение, словно издеваясь, подсунуло живописную картину: его светлость утоляет страсть в объятиях какой-нибудь продажной девицы.

Раз со мной не получилось.

Машинально коснулась кулона, так преданно оберегавшего меня в минуты опасности, и тихо произнесла:

— Лучше вылейте. Пока еще кто-нибудь не отравился.

Маркиз негромко усмехнулся:

— Сами додумались до столь изощренной мести или кто подсказал? — Вернув графин на место, повернулся ко мне и замер в ожидании ответа.

— Это вышло случайно. Я не собиралась никого опаивать. В отличие от вас, у меня есть совесть! — гордо вздернула подбородок.

— Видимо, вчера она крепко спала, — издевательски хмыкнул страж.

Нет бы извиниться за то, что чуть не лишил меня невинности. Напугал до полусмерти. А он вместо этого стоит и ухмыляется.  

Вот точно ни стыда, ни совести.

А значит, и говорить нам с ним больше не о чем.

— Я расторгаю нашу помолвку. — Хотела, чтобы голос прозвучал как можно тверже, но он все равно предательски дрогнул на слове «помолвка».

— Вы в этом уверены, мадмуазель? — подозрительно сощурился де Шалон, как будто не поверил моим словам. — Хорошо все взвесили и обдумали? Поставили в известность родителей?

— Еще нет. Подумала, вам первому стоит узнать о моем решении… И да, у меня было достаточно времени на раздумья. Целая ночь. После того, как вы ушли, оставив меня один на один с тревожными мыслями, в платье, разорванном в клочья. — Обычно, глядя стражу в лицо, я тушевалась и спешила отвести взгляд. Но в этот раз — ничего, выдержала и лед черных глаз, и полыхнувшую в них на короткий миг ярость, которую маг тут же успешно спрятал в глубинах своей темной души.

— Вы ведь понимаете, другого предложения руки и сердца вряд ли дождетесь. — Опустившись на краешек письменного стола, Моран небрежно скрестил на груди руки и смерил меня взглядом, в котором читались ирония и превосходство.

— Вы так любезно не даете мне об этом забыть, — растянула губы в язвительной улыбке.

— Пострадают ваши сестры, — продолжал бередить и без того не заживающую рану садист. — Вряд ли найдется такой дурак, который согласится дать хотя бы за одну из них выкуп, чтобы жениться и при этом не нарушить древней традиции. Увы, нынешнее положение вашей семьи оставляет желать лучшего. Вы, Александрин, рушите не только свою жизнь, но и будущее ваших родных.

— Наоборот, я ее спасаю. Ну а что касается моих родных… Уверена, они все меня поймут и поддержат.

Глава 12

Моран был зол. На себя, на взбалмошную девчонку, так не кстати решившую на него обидеться и под воздействием эмоций разорвать помолвку. На старую каргу ведьму, к совету которой опрометчиво прислушался. Вместо того чтобы набраться терпения и постепенно самому приручать невесту. Но он поспешил и теперь расхлебывал последствия этой спешки.

До самого вечера страж не покидал своих покоев, надеялся и ждал, что девчонка образумится и явится к нему с мольбами о прощении. Или ее «образумят» родители. Те-то уж точно не позволят Александрин уехать, наверняка сумеют переубедить дурочку. Тем более после данного баронессе обещания: его светлость великодушно согласился выступить в роли крестной феи и пристроить ее младшеньких дочерей.

Оставалось только найти несчастных, которые согласятся взять этих демонов в юбках себе в жены…

На все попытки Касьена поговорить с ним маркиз отвечал безразличным молчанием. Больше всего на свете его светлость ненавидел вести задушевные беседы, неважно с кем. Никто и никогда не смел прокрадываться к нему в душу.

Никто, кроме Серен.

Время от времени чародей подходил к зеркалу, чтобы взглянуть на невесту. Видел, что та в смятении. Сначала безутешно рыдала в парке, и в заледеневшем сердце стража на один короткий миг шевельнулось нечто, похожее на сострадание. Которое в ту же секунду поглотил очередной приступ злости и раздражения.

Не думал, что с этой пустышкой, которая, по идее, должна была сходить с ума от счастья и радоваться оказанной ей чести, придется столько возиться. Тратить время, которого у него нет.

Мужчина снова приблизился к зеркалу. Стоило к тому прикоснуться, как отражение пошло рябью, и перед взором стража предстала просторная спальня в кремовых тонах. В последний раз, когда Моран проверял, в каком состоянии пребывала его избранница, Александрин сидела на кровати, понуро опустив голову, и вертела в руках подаренное ей украшение.

А сейчас… девушки не было. Зато остался зачарованный кулон и белевшее на шитом золотом покрывале прощальное послание. Маркизу не составило труда догадаться, куда подевалась строптивая красавица.

Сбежала.

Идиотка!

Сорвавшись с места, страж кинулся к лестнице. Слетел по ступеням вниз, едва не сбив с ног так не вовремя нарисовавшуюся в холле баронессу.

— Ваша светлость, я хотела с вами пого…

— Потом, — отрезал де Шалон. Даже не взглянув в сторону будущей родственницы, помчался в конюшню.

Как и предполагал, Искра, которую удалось отыскать в Артонском лесу после нападения демона, исчезла. Вместе со своей хозяйкой.

— Зачем выпустил?! — рыкнул на перепуганного привратника, топтавшегося у ворот, разъяренный маркиз.

— Мадмуазель отправилась на прогулку, — вперившись взглядом в мыски своих давно нечищеных сапог, испуганно промямлил слуга.

Еще один идиот.

— В следующий раз… — Моран не договорил, выругался сквозь зубы. Остервенело пришпорил Демона, заставляя животное сразу перейти в галоп.

Очень скоро широкоплечую фигуру всадника поглотили сумерки, которые с каждой минутой становились все гуще. Будто подстраиваясь под его настроение, небо затянулось тучами. Где-то вдалеке раздавались первые громовые раскаты, наполняя пространство тревожным гулом. Начал накрапывать дождь, грозясь в любой момент превратиться в настоящий ливень.

Демон мчался по проселочной дороге, разрывая сырой, холодный воздух. Поднявшийся ветер трепал смоляную гриву цергейского скакуна. Редкие вспышки молний, пронзавшие небо, казалось, отражались в опасно сузившихся черных глазах охотника, неотвратимо настигавшего свою добычу.

Свинцовые тучи закрыли собой все небесное пространство. Крупные капли забарабанили по земле, быстро превращая дорогу в вязкое месиво. Должно быть, это холодный весенний ливень подействовал на стража отрезвляюще. Моран почувствовал, как ярость отступает, ее вытесняет страх. Страх упустить девушку. Не догнать.

Потерять свой единственный шанс.

Много ли у Серен родственниц, не владеющих магией?

Только Александрин.

Сейчас его светлость готов был наступить на горло собственной гордыне, наобещать невесте любых глупостей, клясться и божиться, что влюбился в нее без памяти, а потому пытался приворожить при помощи магии, боясь не получить ее согласия. Умолять, лишь бы ему поверила и согласилась вернуться.

Добровольно.

Страж мысленно возликовал, заметив мелькнувшую вдали наездницу, и снова вонзил шпоры в лоснящиеся бока своего скакуна. Услышав звуки погони, Александрин испуганно обернулась. Надеялась оторваться, но уже через каких-то несколько минут дорогу незадачливой беглянке преградил взмыленный Демон.

Которого уже успевшая промокнуть до нитки всадница попыталась упрямо объехать, но Моран ухватил ее лошадь за повод, не давая той сорваться с места.

— Пусти! — гневно выкрикнула девушка и по привычке гордо задрала голову, точно королева. Правда, без короны и королевства. А в скором времени останется и без крова, если продолжит проявлять норов.