Изгнанная жена. А попаданки-таки живучие!

Глава 1. Мама, что с тобой? - Кто ты, девочка?

Елисей Степанович хмуро посмотрел на своего подчинённого.

— Вы принесли мне плохие новости? Афанасий, отчего вы так бледны?

Мужчина откашлялся и протянул Елисею Степановичу конверт.

— Я сделал то, о чём вы меня просили, — произнёс он сдавленно. — Если это всё, разрешите мне уйти?

Аристократ прищурился. Поведение его помощника настораживало. Однако он решил не настаивать.

— Хорошо, иди, — ответил он.

Когда Афанасий скрылся за дверью, Елисей Степанович осторожно распечатал конверт. Некоторое время он не доставал бумагу, вложенную внутрь, и лишь сидел, думая о том, что может там увидеть. Он боялся, что его подозрения оправдаются, что там окажется свидетельство измены его жены. Что будет тогда?

- В таком случае всему придёт конец! — процедил мужчина сквозь зубы, почувствовал яркий всплеск гнева и резко вытянул письмо. Развернув его, он начал жадно вчитываться в строчки, написанные аккуратным почерком.

Лицо Елисея Степановича резко побледнело, глаза расширились. Он выдохнул, и дрожащие пальцы выпустили лист бумаги. Тот с шелестом упал на стол. Мужчина уставился перед собой невидящим взглядом. Он просидел так довольно долго, пока, наконец, не схватил колокольчик и не зазвонил им с такой силой, что чернильница на столе задрожала.

По сигналу в кабинет ввалился низкорослый старичок, глядя на хозяина испуганным взглядом.

— Вызывали, господин? Что случилось?

— Немедленно приведи сюда Анастасию Семеновну!

— Но госпожа отдыхает... — начал оправдываться слуга.

Елисей Степанович с силой ударил кулаком по столу. Чернильница задрожала и упала на пол. Чернила растеклись по паркету, напомнив лужу чёрной крови.

— Немедленно!!! — угрожающе повторил аристократ.

Старик испуганно поклонился и убежал прочь, громко стуча подошвами туфель по каменной лестнице.

***

— Ты изменила мне! — Елисей Степанович с ненавистью смотрел на белокурую супругу, крепко сжимая кулаки.

Испуганная женщина стояла перед ним на дрожащих ногах. Её густые золотые волосы были собраны в идеальную прическу. Изящная фигура была облачена в зимнее платье терракотового цвета с утончённой вышивкой. Ещё недавно он покупал ей это платье в честь годовщины их свадьбы. Не то чтобы он хотел сделать ей подарок, но так уж повелось: все уважаемые мужья поздравляют своих жён в такой день.

Но сейчас он ненавидел и это платье, и его хозяйку, потому что она оказалась изменщицей.

— Мало того, что ты предала меня, — голос аристократа звенел от ярости, — так ты ещё и детей нагуляла!

— Елисеюшка, милый, что ты говоришь? — заторопилась женщина тонким голосом. — Это всё неправда! Я всегда была тебе верна. Твои дети — это твои дети...

— Замолчи, неверная!

Елисей размахнулся, собираясь ударить её, но передумал. Вместо этого он схватил со стола бумагу и развернул перед её глазами.

— Смотри! Смотри, что мне принесли из храма! Оракул всё рассказал. Ты прекрасно знаешь, что он солгать не может.

Женщина смотрела на записи обезумевшими глазами. Всем было известно: информация, поступающая от Оракула, истинна, и засомневаться в этом было кощунством.

— Но это неправда, — запричитала она. — Клянусь! Клянусь своей жизнью, нашими детьми! Это неправда!

— Я тебе не верю, — процедил аристократ, ненавидя жену всей своей душой. — Кто это был? Конюх? Кто-то из моих гостей? А может быть, мой брат Аристарх?

— Да никто же! — Женщина начала всхлипывать, крупные слёзы покатились по её щекам. — Это неправда. Оракул ошибся!

— Оракул никогда не ошибается! — закричал Елисей Степанович, отбрасывая ненавистную бумагу прочь.

Ему хотелось вцепиться в её белую шею и перекрыть дыхание, но он отступил. Резко он стал хладнокровным, взгляд заледенел. Его глаза больше не сверкали яростью — он принял решение.

— Забирай своих выродков и убирайся. Отправляйся в своё старое поместье. Меня вы больше не интересуете.

— Но, дорогой, оно же заброшено! Там ничего нет, это просто развалины!

— А мне всё равно. Ты думала, я буду воспитывать под своим крылом чужих детей?

— Это твои дети, твой наследник и твоя дочурка!

— Это ложь! А теперь прочь с глаз моих! Если вы задержитесь здесь дольше пятнадцати минут, я выставлю вас без вещей, так и знайте.

Женщина упала на колени, но мужчина толкнул её. Она повалилась на бок и начала рыдать.

После этого Елисей Степанович громко позвал слуг. Двое молодчиков с лёгкостью выволокли свою бывшую госпожу из кабинета её мужа.

***

Анастасия Семёновна так продрогла, что зуб на зуб не попадал. Она едва передвигала ноги под тяжестью двух тяжёлых узлов, перекинутых через её хрупкое плечо. Позади шли дети и тихо плакали — девятилетний Алексей и пятилетняя Оля.

— Мама, я устала, — хрипло пролепетала девочка. — Почему мы куда-то идём? Я хочу домой...

Женщина не ответила. Она ничего не слышала и не видела. Её жизнь была окончена. Всё. Ничего не осталось.

"Мы просто умрём," — мелькнуло в её сознании.

Старое поместье, куда они направлялись, было пустым, обветшалым и холодным. Там не было даже окон. Они умрут с голоду. Её скромных сбережений и драгоценностей, что она успела прихватить с собой, хватит ненадолго. Это конец.

Правда… где-то в самой глубине разума теплилась надежда, что муж одумается и вскоре пришлет за ней. Не зря же он приказал отправляться именно в то поместье. Именно поэтому Анастасия Семеновна шла именно туда. А если... она придет и найдет там карету от него, а эта ситуация окажется лишь испытанием?

Глава 2. Заброшенное поместье...

- Послушайте… - начала я, уверенно поднимаясь на ноги. Правда, тут же покачнулась от непонятной слабости. Всё вокруг казалось каким-то нереальным, словно я очутилась внутри чужого сна. Я уже хотела сказать этим детям, что они явно ошиблись, и я абсолютно точно не их мать, но тут мой взгляд зацепился за собственные руки. Боже, что это?

Мои ногти! Где они? Я же всегда обрезала их строго по форме, аккуратно подпиливала, а теперь… Теперь передо мной были какие-то грубые обрубки. Руки холёные, но до привычного идеала им далеко.

Перевела взгляд на свою одежду. Платье странного покроя, ткань грубая, блеклая. Сверху накинут плащ — чёрный, с белым мехом по краю. Вроде бы выглядит богато, но фасон какой-то безумный, честно говоря. А обувь! На ногах красовалась не обувь, а кошмар какой-то! Короткие кожаные сапоги собрались гармошкой. Я бы такую обувь никогда в здравом уме не надела…

А еще я в шерстяном платке! Опустила его на плечи и нащупала волосы. Матерь Божья! У меня оказались очевидно длинные волосы, закрученные в какую-то витиеватую прическу и сколотые на затылке огромной тяжелой брошью. Она была ужасно холодной от мороза.

А ведь меньше часа назад я носила стрижку каре!

— Мама, мы сейчас замёрзнем! — раздался тонкий голос, и кто-то дёрнул меня за юбку.

Я вынырнула из потока мыслей и взглянула на девочку. Она смотрела на меня умоляющим взглядом.

— Дети, что происходит? Как я здесь оказалась? – выдохнула растерянно.

Мальчик, стоявший чуть поодаль, сделал шаг ближе. Его лицо было напряжённым, а взгляд был полным боли.

— Ты… наша мама, — тихо произнёс он. — Неужели ты ничего не помнишь? Так сильно ударилась головой?

Голова и правда болела. Как будто меня хорошенько приложили чем-то тяжёлым. Я почувствовала, как к горлу подступает паника, но заставила себя успокоиться.

— А куда мы идём? — наконец выдавила из себя, стараясь говорить ровно.

Мальчик отвёл взгляд.

— Папа выгнал нас, — ответил он, и его голос прозвучал ужасно тоскливо. — Он сказал, что мы ему больше не нужны…

Девочка снова всхлипнула. Мальчик смахнул слезу с щеки и отвернулся, будто стыдясь своей слабости.

Я застыла. Сердце сжалось, заставив меня почувствовать боль в груди. Какой ужас! Что за мерзавец их отец??? Как можно было выгнать собственных детей на улицу в такой холод??? Чудовище просто!

Мне стало настолько их жаль, что эта жалость заставила отстраниться на некоторое время от собственной растерянности. Я должна что-то сделать, иначе мы тут просто замерзнем до смерти…

— Нужно найти тепло, - произнесла решительно.

Мальчик поднял голову.

— Мы шли в старое поместье. Оно когда-то принадлежало бабушке и дедушке. Оно заброшено, но больше нам идти некуда…

— Ты знаешь дорогу? — спросила я, чувствуя, как холод начинает сковывать движения.

Он кивнул.

— Тогда веди, — бросила я, собираясь с духом.

Я не понимала, кто эти дети и как оказалась здесь, но оставить их посреди поля в одиночестве не могла…

***

Поместье показалось впереди внезапно. Мы шли по заснеженной дороге, когда сквозь серую пелену вечернего сумрака проступили его очертания. Огромное, мрачное – оно отчаянно напомнило мне темные сказки.

Верхние этажи были разрушены: крыша провалилась, кое-где торчали остовы стен, едва прикрытых снегом. Нижние окна зияли пустыми проёмами, а те, что ещё сохранились, были плотно зашиты досками.

Я замерла, невольно восхищаясь его размерами. Величие прошлого всё ещё угадывалось в этом здании, несмотря на состояние. Ограда, когда-то обрамлявшая двор, была наполовину обрушена. От массивных ворот осталась только одна створка, которая висела на ржавых петлях и поскрипывала от ветра. Вторая валялась в снегу.

— Это оно? — спросила я у мальчика.

— Да, — тихо ответил он, глядя на поместье с дикой тоской.

— Вы уверены, что это... безопасно? — я ещё раз окинула взглядом здание, а потом мысленно себя обругала: нашла у кого спрашивать. Это ведь маленькие дети – потерянные и брошенные на произвол судьбы. Что они могут знать о безопасности…

Вздрогнула.

Дети едва держались на ногах. Слёзы малышки давно высохли на щеках, но её взгляд стал таким же пустым, как выбитые окна поместья.

Мы вошли во двор. Снег скрывал абсолютную разруху двора, но под ним угадывались каменные дорожки, обломки фонтанов и сломанные статуи. Всё это словно говорило: "Здесь когда-то жили люди, которые не знали нужды". Я шагала вперёд, крепче сжимая руку девочки.

Подойдя к центральной лестнице, остановилась. Каменные ступени были сильно обледенелыми. Подняться туда без травм казалось почти невозможным. Но отступать было некуда.

— Ну, вперёд, — сказала я себе, подхватывая девочку на руки.

Мальчик шёл рядом молча, стиснув губы.

***

Дверь, массивная, с резной ручкой и облезлая от краски, открылась легко. Скрип был таким громким, что отразился эхом где-то в глубине дома.

Холл внутри встретил гнетущим холодом. Я стояла, медленно оглядываясь. Пыль лежала на всех поверхностях толстым слоем. Когда-то величественные колонны тянулись вверх, к высокому потолку, где теперь зияли трещины. В углу стоял огромный камин с потрескавшимися плитами.

На окнах висели оборванные шторы — тёмные, грязные, едва держащиеся на карнизах. От них остались лишь тени былой роскоши.

"Как здесь вообще можно жить?" — мелькнула мысль, в очередной раз приводя меня в замешательство…

***

Когда отец проиграл наш деревенский дом в карты, нам пришлось поспешно съехать из него. Мне тогда было лет десять. Перебрались на дачу намного дальше от города. Дача была заброшенной и пропахшей мышами, сквозняки продували ее насквозь. Помню, как в тот первый вечер мы жались друг к другу, пытаясь согреться. Отец молчал, опустив голову, а мать только повторяла, что всё будет хорошо. Плакала и продолжала это повторять. Но она не сидела сложа руки. Каждый день отмывала грязные стены, заклеивала щели, искала дрова, чтобы хоть как-то пережить зиму.

Глава 3. Незнакомец...

Я замерла, прислушиваясь. Шаги приближались, тяжёлые, размеренные. Звук сапог гулко раздавался по пустым коридорам, пока я лихорадочно оглядывалась по сторонам. Что делать? Где-то в глубине души вспыхнула паника. Дети жались ко мне, и я чувствовала их дыхание у себя за спиной.

Я вспомнила про кочергу, схватила её и подняла над головой, не обращая внимания на то, что рука сразу же измазалась в саже.

— Кто бы ты ни был, — прошептала я, пытаясь подбодрить себя, — только попробуй сунуться.

Вдруг дверь в кухню с треском распахнулась, и на пороге показался мужчина. Даже в тусклом свете нескольких свечей я сразу ощутила его силу. Высокий, широкоплечий, с худощавым, но крепким телосложением – он напугал меня с первого взгляда. Его длинные чёрные волосы были стянуты в хвост, а одежда выглядела слегка небрежной: расстёгнутое коричневое пальто, сероватая рубашка и высокие кожаные сапоги. Он был запущенно небрит, поэтому определить его возраст было довольно сложно, но я могла бы дать ему лет 35-40. Правда, в полумраке вообще было трудно что-либо утверждать…

Он вошёл вовнутрь, и кухня, казалось, мгновенно наполнилась его присутствием. Мужчина остановился, нахмурив брови, и скользнул взглядом по комнате, по мне, по горящему огню в печи.

— Кто вы такая? — холодно произнёс он, возвращая взгляд к моему лицу. Его голос был низким, спокойным, но от этого стало только страшнее. — И что вы здесь делаете?

Моё сердце пропустило удар. Крепче сжимая кочергу, я старалась казаться увереннее, чем чувствовала себя на самом деле.

— Это вы кто такой? — выпалила я, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. — Что вам нужно?

Он усмехнулся, как будто моя «наглость» его позабавила.

— Я хозяин этого поместья. Так что это я должен задавать вопросы.

— Хозяин? — я скептически скривилась. — Это в каком смысле?

Со слов Алёши, я знала, что это поместье принадлежало его бабушке и дедушке. Заброшено оно уже давно, несколько лет точно, с тех пор как пожилые люди умерли. Никаких других родственников мальчик не упоминал.

И тут сам Алёша вышел из-за моей спины, встав рядом со мной.

— Уходите отсюда, сударь! — заявил он громко, хотя голос его предательски дрогнул. — Вы лжёте! Это поместье не ваше!

Мужчина скрестил руки на груди, и его взгляд стал ещё холоднее, но тут из-за меня выглянула маленькая Олечка. Увидев её бледное, испуганное лицо, незнакомец вдруг замер. Суровое выражение в чертах смягчилось, воздух в комнате стал менее густым…

— А вы, пожалуйста, опустите кочергу, — сказал он, повернувшись ко мне снова, и его голос прозвучал уже не так угрожающе…

Я продолжала держать своё орудие, не доверяя ему ни на йоту.

— Ещё чего! — бросила, с вызовом глядя ему в глаза. — Я вас не знаю. Вы можете быть опасны!

Он коротко фыркнул, губы дрогнули в едва заметной усмешке.

— Как будто вы могли бы справиться со мной… — заметил он, прищурившись.

Я затаила дыхание, не зная, что ответить.

— Ладно, не верите моим словам, верьте бумагам, — наконец нехотя произнес он, залезая рукой во внутренний карман пальто. Через мгновение он развернул передо мной сложенный вчетверо лист желтоватой бумаги. Содержание этой бумаги меня удивило. Во-первых, записи были сделаны чернилами, что само по себе было странным, а во-вторых, я заметила в конце слов знаменитую и канувшую в лету букву «ять».

Пригляделась. Почерк был крупным, поэтому я даже издалека смогла прочесть.

«Завещание» – значилось сверху.

Согласно этому документу, мужчина действительно имел право на половину поместья. Его имя звучало, как Валентин Митрофанович Соколов.

Алёша шагнул вперёд, смело взял бумагу из рук незнакомца и принялся её изучать, хотя был очевидно напуган.

— А как докажете, что это не подделка? — бросил он с вызовом, что для такого малолетнего ребенка было настоящим подвигом. Из него вырастит настоящий мужчина…

— Посмотри на печать, — отрезал Валентин раздраженно. — Она подлинная. Только у государственных чиновников могут находиться чернила столь редкого рубинового цвета. Да и герб никто не может подделать столь искусно.

Алёша внимательно посмотрел на печать, а затем нехотя вернул бумагу. По его лицу я поняла, что он поверил.

— Значит, вы действительно хозяин? — спросила я, всё ещё держа кочергу в руках.

— Именно так, — сухо ответил он. — А теперь, если позволите, я хотел бы узнать, зачем вы здесь?

Я почувствовала, как от напряжения начинает пульсировать кровь в висках. Голова тяжелела с каждой секундой. Ситуация выглядела безумной: я в чужом месте, с чужими детьми, а тут ещё этот мужчина — внезапно объявившийся «хозяин» дома.

Кочергу я так и не опустила. Кто знает, что он мог сделать? Вдруг маньяк какой-нибудь? Откуда мне знать…

— Мы тоже имеем право находиться здесь! — выпалила я наобум. Очень жалела, что не спросила у Алеши, имеет ли он какие-то права на поместье, точнее на оставшуюся его половину. Но решила брать ситуацию дерзостью и уверенность в себе. — Вы владеете только частью дома. Вторая половина наша! Убирайтесь на свою территорию и не тревожьте нас больше!

Да, я говорила агрессивно, но какой у меня был выбор?

Этот мужчина мне не нравился. Чем больше я его рассматривала, тем сильнее он напоминал одного ужасного человека из моего прошлого.

Когда я была студенткой, ко мне начал подкатывать парень — из тех, кого принято называть хулиганами. Его двали Олег. Красивый, конечно, но с подлой душонкой. Тогда я этого не заметила, купилась на красивые слова. Он стал моим первым мужчиной. А потом… потом всё закончилось кошмаром. Он бросил меня, рассказав всем окружающим, что я легкодоступная шлюшка. Вокруг меня тут же начали виться такие же, как он, подлые совратители. Мне пришлось бросить учёбу и сбежать.

Воспоминания заставили передёрнуться.

Из-за них я подсознательно чувствовала жгучую неприязнь к этому незнакомцу. А может это вовсе не ассоциации? А вдруг именно интуиция подсказывает, что он опасен???

Глава 4. Осознание...

Учитывая, что в доме было очень холодно, спать лучше всего было здесь, на кухне, но не на голом же полу!

Я огляделась вокруг, но даже намёка на какое-либо тряпьё не нашла. Подавив внутреннюю дрожь, решила, что нужно наведаться в соседние помещения. Возможно, там есть старые матрасы или что-то подобное. Мне было страшно до дрожи в коленях, но пришлось пересилить себя.

Я отцепила крючок, обернулась к детям и строго сказала:

— Никуда не ходите. Если что, вот кочерга. Я быстро.

Олечка захныкала:

— Мам, мне страшно. Не уходи!

— Нам нужно где-то поспать, — ответила я, в очередной раз игнорируя это «мама».

Сунув в руку свечу, вышла в коридор.

Здесь было ещё холоднее, чем в кухне: изо рта вырывался пар. Вдалеке виднелись несколько дверей, что вселяло надежду.

Я начала открывать одну за другой. Все комнаты оказались пустыми, заброшенными. Когда-то они явно были спальнями, но теперь здесь не было ни кроватей, ни мебели, только пыль и непонятные обломки. Ничего полезного я не нашла. Вернувшись к кухне, пошла в другую сторону и вдруг заметила дверь, которая выделялась на фоне остальных.

С любопытством открыв её, я оказалась в огромной кладовой. На многочисленных полках всё ещё стояли кувшины, лежали коробки и свёртки. Сердце забилось быстрее. Несмотря на слой пыли и затхлый запах плесени, я начала разворачивать узлы тканей.

И, наконец, нашла то, что искала. Огромный матрас. Он был страшно тяжёлым, холодным, набитым чем-то шуршащим, возможно, соломой. С большим трудом я стащила его с полки и потащила в кухню. Там разложила матрас на полу, поближе к печке.

Вернувшись в кладовку, нашла несколько простыней — старых, дырявых, с жёлтыми пятнами. Но это всё же лучше, чем ничего. Пока носила всё это, думала о том, куда я вообще попала. Но дети не позволили слишком углубляться в тревожные мысли.

Когда, наконец, всё было обустроено для сна, я закрыла дверь на крючок и облегчённо выдохнула. Чтобы окончательно почувствовать себя в безопасности, я с огромным трудом перетащила дубовый стол к двери, поставив его впритык. Теперь, даже если кто-то попытается войти, просто так дверь выбить не получится.

Оля клевала носом, сидя на полу. Алёша бодрствовал, хотя выглядел ужасно уставшим и несчастным.

— Всё, ложитесь, — сказала я, поспешно укладывая их с одной стороны матраса.

На всякий случай подбросила в печь ещё дров, чтобы тепла хватило на всю ночь. Потушила свечи.

Я устроилась с другого бока. Мы укрылись плащами и пальто. В комнате, благодаря печке, было сравнительно тепло.

Дети мгновенно уснули. А я, несмотря на жуткую усталость, долго не могла сомкнуть глаз.

"Боже, где я оказалась?"

Если бы всё происходящее не выглядело таким безумием, я бы решила, что вижу сон. Но это был не сон. Всё было слишком реальным.

Потрогала свои руки, почесала ногу. Я прекрасно всё ощущала. Это было наяву. Но как? Как такое могло произойти?

Моё сознание лихорадочно искало ответы. Место очень странное, люди необычные. Одежда на всех вокруг явно смахивала на облачения позапрошлого века. Дети же называли меня мамой, будто искренне верили, что это правда.

И самое страшное: это было не моё тело. У меня никогда не было таких длинных волос, таких ногтей.

Сердце заколотилось быстрее. Единственное, кажущееся подходящим предположение, обрушилось на меня ураганом: я в чужом теле и, возможно, в чужом мире…

От осознания этого всё внутри болезненно сжалось. Голова закружилась от страха, непонимания и, кажется, даже паники.

"Как это вообще могло случиться? Такого же не бывает..."

Но всё было слишком очевидным. Что ж, похоже, мне придётся жить в этом новом мире. Хотя бы до тех пор, пока я не пойму, как выбраться…

***

Проснулась на рассвете от странного шума. Тук, тук, тук — ритмичный и гулкий звук проникал через окно, вызывая напряжение. Я открыла глаза и уставилась на грязный потолок, увешанный паутиной. Несколько секунд не могла понять, где нахожусь, но затем воспоминания обрушились немилосердным потоком: несущийся грузовик, удар, снег, чужие дети и этот странный мир.

Боже, это не сон!

Я резко присела, сердце забилось, как безумное. Испуганно оглядываясь вокруг, я, тем не менее, попыталась взять себя в руки. Подрагивающие пальцы напомнили мне, что нужно успокоиться, ибо в страхе правды нет. Если я не смирюсь с положением, то придётся ещё труднее.

«Неужели я действительно попала в тело их матери? — подумала я, бросив взгляд на детей, которые всё ещё крепко спали. - Не хочу нести подобную ответственность! Зачем мне это?» Но тут же перед глазами возникло моё собственное детство. Беззащитность, одиночество. Отец, который почти не заботился о нас, и мать, часто пребывавшая в депрессии. Я слишком хорошо знала, как это — быть оставленной на произвол судьбы. И потому, несмотря на весь ужас происходящего, я не смогла отмахнуться от этих детей.

Шум продолжал дятлом долбить мозг. Тук, тук, тук…

— Что это? — пробормотала я и, с трудом поднявшись, направилась к окну.

Сквозь мутные стёкла увидела заснеженный заброшенный двор. А в его центре — Валентина. Того самого, что вчера появился из ниоткуда и заявил права на этот дом. Он рубил дрова. Мощные удары топора раздавались эхом, нарушая утреннюю тишину.

На секунду я застыла, разглядывая его. Несмотря на мороз и противный мелкий снег, он был одет в одну тонкую рубашку, которая облепляла его тело, не скрывая перекатывающихся мышц на широких плечах. Многодневная небритость и длинные волосы, завязанные в хвост, делали его похожим на дровосека из сказки. Только совсем не доброго и не волшебного…

Подозрительного и, возможно, опасного.

Меня передёрнуло. Внутри всё сжалось от осознания: полицию здесь не вызовешь. Нет ни соседей, ни телефонов, ни привычного мира, в котором я знала бы, что делать…. О, Боже, за что мне это?

Позади послышался жалобный голос:

Глава 5. Договорились...

В этот момент на меня удивительным образом снизошло абсолютное спокойствие, словно я надела броню. Сделала несколько шагов вперёд и дерзко посмотрела мужчине в глаза.

— Послушайте, я заявляю вам, что половина этого поместья принадлежит нам! — сказала с непоколебимой уверенностью.

Еще вчера перед сном я спросила об этом у Алёши. Он, конечно, посмотрел на меня с удивлением (типа, почему мама не знает таких элементарных вещей?), но затем пожал плечами и ответил:

— Дедушка всегда говорил, что это поместье однажды будет моим.

Этих слов мне хватило, чтобы сделать вывод: дети действительно имеют право на эту территорию. Поэтому моё заявление прозвучало уверенно.

Валентин прищурился, внимательно изучая меня. Вдруг заметила, какие у него длинные, слегка закрученные ресницы. И зачем мужикам такая красота?

— Документы покажите, — вдруг заявил он, прерывая мои мысли.

Я нахмурилась. О документах я, конечно, не подумала, но, чтобы не выдать растерянности, гордо вскинула подбородок.

— Эти дети — внуки бывшего хозяина. А показывать вам документы я не обязана. Кто знает, что у вас на уме…

Брови Валентина удивлённо поползли вверх.

— Как внуки? — переспросил он. — Внуки Семёна Борисовича?

— Именно так, — с достоинством ответила я.

— Но почему они здесь? — нахмурился Валентин. — Насколько я знаю, они наследники имения Елисея Степановича Державина…

"Ага, — подумала я, — значит, фамилия женщины, в теле которой я нахожусь, тоже Державина, по мужу, а отчество у неё Семёновна, как и у меня."

— Я не обязана отчитываться перед вами о причинах нашего пребывания здесь, — холодно заметила я. — Но мы здесь. И половина поместья принадлежит нам. Я требую, чтобы вы ни в коем случае не заходили на нашу половину.

— А как же кухня? — поинтересовался он, скрестив руки на обнажённой груди.

Мои глаза против воли задержались на его рельефных мышцах. Валентин выглядел воплощением опасного великолепия, и мне в очередной раз стало не по себе. Спохватившись, я заставила себя смотреть ему только в глаза.

— В таком огромном поместье наверняка кухня не одна, — сказала с видом знатока. — Поищите другую на своей стороне. В крайнем случае, вы всегда можете сложить себе новую печь, не так ли?

Это была дерзость, конечно. Я понятия не имела, как устроены такие дома. Но, к моему удивлению, мои слова прокатили. Валентин недовольно поджал губы, но не стал возражать.

Некоторое время он разглядывал меня с прищуром, будто что-то обдумывая. Затем произнёс:

— А вам не кажется, что это заброшенное поместье совсем не место для слабой женщины с двумя детьми?

Это был логичный вопрос. Но моя фантазия, разыгравшаяся из-за напряжения, увидела в его словах скрытую угрозу.

— Вы мне угрожаете? — резко спросила я, чувствуя, как нервозность последних часов рвётся наружу.

На лицо Валентина набежала тень раздражения.

— Отнюдь, — холодно ответил он. — Где вы в моих словах нашли угрозу?

Его тон был таким искренне возмущенным, что я даже смутилась своей вспышки.

И сама понимала, что сглупила. Это всё из-за того, что я нервничаю. Постоянно ожидаю от него какого-то подвоха, какого-то скрытого действия.

— Ладно, неважно, — бросила я, стараясь казаться равнодушной. — Давайте просто постараемся не попадаться друг другу на глаза. А я сама разберусь со своими делами. Вам не стоит думать обо мне и о моих детях.

— Вы предлагаете мне быть подлецом, а не мужчиной? — вдруг заявил он, приподняв одну смоляную бровь. Честно говоря, это была чертовски красивая бровь.

— Причём здесь подлецы? — раздражённо парировала я. — Мне не нужно, чтобы кто-то вроде вас вмешивался в мои дела. Я сама обо всём позабочусь. Помогите мне тем, что просто не мешайте!

С этими словами я развернулась и пошла в обратном направлении, намеренно не дожидавшись ответа. Всё, чего я хотела, — так это уйти с ветра и холода, которые пробирали до костей. А еще оставить последнее слово за собой.

Сердце бешено колотилось в груди. «Да, мне нужно было максимально провести между нами черту, — подумала я. — Чем меньше мы будем пересекаться с этим Валентином, тем безопаснее буду себя чувствовать.»

Я знаю таких мужчин – привлекательных и властных. По большей части они просто жестокие эгоисты, которые умеют только пользоваться женщинами, попавшими в сложное положение. А потом они вытирают об них ноги, будто так и должно быть.

Я повидала на своём веку достаточно, чтобы с первого взгляда различить подобную натуру. И отец у меня был такой, и мой первый парень тоже. Да и тот, что пришёл после него, оказался ничем не лучше…

Мать всегда говорила: "Все мужчины одинаковы, дорогая. Они либо изменяют, либо бросают, либо ломают женщин, которые в них верят."

С каждым годом я всё больше убеждаюсь в её словах. Даже мои подруги — и те в разводе. Кто-то уставал терпеть, кто-то сам попадал в ту же ловушку, что и я когда-то.

Нет уж, спасибо.

Все эти мифы о благородных мужчинах больше никогда не затуманят моего разума. Я умею выживать.

И мы ещё посмотрим, кто из нас справится лучше.

***

Вернувшись в кухню, я постаралась выглядеть максимально уверенной, хотя внутри всё ещё бушевали сомнения и тревога.

— Дети, — начала я, стараясь сделать голос твёрдым, — у меня для вас новости.

Алёша и Оля сразу насторожились.

— Половина поместья наша. Этот незнакомец будет на своей половине, а мы на своей… Мы с ним договорились. А сейчас, — сказала я, взяв в руки свечу, — мы отправимся в кладовую и посмотрим, что там можно найти. Может быть, там есть что-то полезное для нас…

Дети дружно кивнули и поспешили следом за мной, когда я направилась к двери.

Мы вошли в кладовую, и я сразу ощутила характерный запах пыли и плесени. Надо будет тщательно здесь проветрить… Алёша с Олей начали с любопытством оглядываться.

- А вдруг здесь хранятся настоящие сокровища? – задорно предположила Олечка, отчего я рассмеялась.

Глава 6. Мне всё по плечу... наверное.

Мы с детьми стояли у подножия широкой лестницы, поднимающейся ввысь из холла. Я смотрела на её затёртые ступени, пытаясь понять, с чего начать. Лестница сама собою разделяла дом на две половины. Левая сторона принадлежала нам, правая — Валентину. Это правило, установленное мной и, кажется, без особых возражений принятое мужчиной, было единственным, что дарило хоть какое-то чувство безопасности.

— Ну что, дети, пойдём посмотрим, что у нас наверху? — бодро спросила я, глядя на Олю и Алёшу.

Они дружно кивнули. Оля схватила меня за руку, а Алёша важно зашагал вперёд с видом героического защитника.

Сначала мы поднялись на самый верхний, четвёртый этаж. По пути я начала рассматривать потолки и с сожалением поняла, что они находились в плачевном состоянии. В некоторых местах крыша явно прохудилась, и теперь холодный воздух и сырость превратили комнаты в нечто совершенно непригодное для жизни. Гнилые балки, мокрые пятна на стенах и клочки штукатурки, осыпавшиеся на пол, выглядели достаточно красноречиво.

— Здесь точно жить нельзя, — пробормотала я.

На этаже ниже почти все двери в комнаты оказались заперты. Я досадливо прикусила губу.

— Где же взять ключи? — прошептала я, глядя на массивные замки, покрытые ржавчиной.

Кажется, даже если в этом поместье орудовали мародёры, им не удалось открыть эти комнаты. Это немного радовало. Возможно, за этими дверями могло скрываться что-то, что нам будет жизненно необходимо.

Мы вернулись на второй этаж, который оказался в самом приличном состоянии. Окна здесь были целыми почти во всех комнатах, что уже казалось маленькой победой.

Осмотрели несколько помещений, пока, наконец, я не остановилась в одной из небольших спален.

— Это она, — уверенно сказала я.

Комната была небольшой, но уютной. Большой камин занимал почти всю стену напротив окна. Это означало, что её будет проще отопить. Затхлый запах висел в воздухе, а оборванные шторы небрежно колыхались на сквозняке. Но, несмотря на всё это, в комнате было что-то притягательное. Она напомнила мне о моём детстве — печальном, но всё же родном.

— Кажется, нам это подходит, — сказала я, улыбнувшись детям.

Они тут же побежали исследовать помещение. Алёша подскочил к письменному столу, стоявшему у стены, и ловко потянул за ящики.

— Смотри, тут что-то есть! — воскликнул он, доставая на свет старые, пожелтевшие бумаги.

Оля, тем временем, принялась открывать створки шкафа в углу комнаты. Она вытащила оттуда несколько потрёпанных тканевых мешков и, осмотрев их с серьёзным видом, спросила:

— Мама, а это нам нужно?

— Молодцы, исследователи, — похвалила я их, чувствуя, как на сердце становится чуточку легче.

Теперь у нас всё-таки есть своё место. Далеко не идеальное, но своё. И это был важный шаг вперёд.

Бумаги, которые нашёл Алёша, оказались немного рассохшейся, но всё-таки тетрадью, исписанной мелким женским почерком. Полистав её, я с интересом вчиталась и поняла, что это чей-то дневник.

Во мне загорелось любопытство, но сейчас было не до чтения. Я сунула тетрадь обратно в ящик и решила, что на досуге обязательно её изучу. Мысль о том, чтобы исследовать этот мир и попытаться понять, что он из себя представляет, начала захватывать меня. Раз уж мне довелось здесь оказаться, почему бы не попытаться извлечь из этого максимум?

Время клонилось к обеду. Солнце поднялось достаточно высоко, и я вдруг осознала, насколько сильно хочу есть. Но перед этим мне хотелось хотя бы немного прибраться в комнате.

Спустившись вниз, в кладовую, я нашла несколько старых веников и много тряпья. Там же оказался и невысокий деревянный тазик. Оставалось достать воду, а для этого предстояло сходить к колодцу, который одиноко возвышался на заднем дворе.

Прежде чем выйти, я осторожно выглянула во двор и тщательно осмотрелась. Никого. Что ж, это прекрасно. Встречаться с нашим недовольным соседом мне совершенно не хотелось.

Подошла к колодцу и заглянула вовнутрь. Кажется, он был очень глубоким. Вода где-то очень далеко отражала слабый свет. Я взялась за ручку и начала крутить. Звук цепей и скрип колодезного механизма раздавались так громко, что распугали птиц с соседних деревьев.

Когда ведро с водой поднялось на поверхность, я поняла, насколько оно тяжёлое. Пришлось перехватить руками и с трудом вылить воду в деревянный тазик. Когда ледяные брызги попали мне в лицо, я вздрогнула.

Поставив опустевшее ведро на край колодца, выдохнула, ослабляя напряжённые мышцы.

"Где моя квартира с горячей водой, идеально чистой ванной и прочими прелестями жизни?" — мелькнула в голове раздражённая мысль.

Но тут же я мысленно надавала себе оплеух. Большую часть жизни я провела в совершенно других условиях: печное отопление, колодец во дворе, вечный холод и недоедание. Всё это было когда-то привычным. Так что, пожалуй, это приключение не должно было стать особенно сложным или невыполнимым.

Я взяла тазик с водой и направилась обратно в дом, размышляя о том, как мне лучше организовать быт в этом новом мире. Что ж, начну хотя бы с малого: чистота и порядок в нашей комнате — шаг навстречу уюту и покою.

Уборка заняла часа три, не меньше. Дети старательно помогали, и я похвалила их за трудолюбие. Удивительно, что такие воспитанные и аккуратные дети могли так хорошо работать. Кто их этому научил?

Наконец, страшно уставшие, мы спустились на кухню. Печь потухла, в комнате стало холодно. Мы перекусили остатками еды и отложили остатки на ужин. Мысль о том, что завтра нам нечего будет есть, заставила меня серьёзно задуматься.

Правда, я видела в кладовой несколько банок с крупами. Возможно, мы смогли бы сварить немного каши, если крупа не пропала еще. В крайнем случае, ближе к вечеру сбегаю в деревню, крыши которой я заметила неподалеку из окна четвертого этажа. Деньги есть, закуплю продуктов впрок…

Место для сна мы нашли, но пока речи не шло о таких мелочах, как помыться или даже переодеться. Нужны были дрова. Нужна была еда. Ответственность и сложность задач немного подкосили мой дух. Я вспомнила, как бодро Валентин вчера рубил дрова, и поморщилась: вряд ли я смогу повторить это так же легко.

Глава 7. Незнакомцы...

Мы переночевали в нашей новой спальне. Благодаря дровам, которые принёс Валентин, мне удалось растопить камин. Комната нагрелась, пусть и не так, как от печи, но мы всё равно не замёрзли.

Проснулась я рано утром, буквально на рассвете. Учитывая то, что есть нам было нечего, я старалась не терять времени даром. Тихонько выбралась из комнаты и направилась вниз.

Порывшись в кладовой, поняла, что крупы безнадёжно испорчены. Они были настолько прогнившими и влажными, что их оставалось только выбросить.

"Ну что ж, времени у меня ещё немного есть," — подумала я и взяла свечу, чтобы пройтись по поместью в поисках чего-то полезного.

Длинный тёмный коридор на первом этаже встретил меня холодом и тишиной. За окнами проказничал ветер, завывания которого прорывались внутрь сквозь щели. Раннее утро больше походило на поздний вечер: темно, мрачно и тягостно.

Каждый мой шаг гулко отдавался эхом под потолком. Я поймала себя на мысли, что мир, в который я попала, кажется мне невероятно неприветливым и странным.

Тряхнула головой, прогоняя скованность.

"Так, Настя, где наша не пропадала? Ты ведь всегда повторяла своей аудитории: выберемся, выкарабкаемся, всё сможем! Ты мастер на все руки. Знаешь тысячу мастер-классов, можешь создать уют из ничего, в конце концов! Не боишься ни работы, ни сложностей. Вот тебе и экзамен для твоих навыков. Давай, действуй!"

Этот внутренний монолог приободрил меня, и я ускорила шаг. Спустя несколько минут заметила небольшую деревянную дверь под лестницей. Она меня очень заинтересовала.

Подойдя ближе, увидела, что дверь была заперта на замок. Замок выглядел старым, ржавым и, казалось, крайне примитивным.

"Что ж, попробуем," — подумала я и вынула из волос булавку.

(Боже, я не расчёсывалась со вчерашнего утра. Интересно, что у меня сейчас на голове? Впрочем, это неважно.)

Булавка была крепкой, дебелой. Я аккуратно придала ей нужную форму и вставила в отверстие замка. Не то чтобы я была взломщицей, но… пару раз приходилось использовать этот прием, когда отец в деревне напивался и не пускал меня домой.

Провозиться пришлось долго, но мои усилия увенчались успехом. Раздался заветный щелчок, и дверь с лёгким скрипом открылась. Я ощутила эйфорию.

"Это чудо! У меня получилось!"

Посветив свечой, я увидела лестницу, уходящую вниз. Она была деревянной и местами уже прогнившей, но всё ещё достаточно крепкой.

— Что у нас тут? Подвал? — прошептала я, начиная осторожно спускаться.

С каждым шагом становилось всё холоднее. Казалось, холод здесь пропитал каждый угол. Даже в пальто я начинала коченеть.

Наконец, оказалась в просторной, но низкой комнате, которая действительно оказалась подвалом для хранения продуктов.

У одной стены стояли громадные бочки, накрытые досками. У другой — деревянные ящики. На полках громоздились банки, кувшины и ведра. С удивлением поняла, что за эти годы сюда никто не пробрался. Подвал остался таким, каким его оставили.

Я огляделась с предвкушением и поспешно начала изучать содержимое.

На дне большинства бочек лежали испорченные овощи: капуста, помидоры, огурцы. Очевидно, здесь их квасили. Осторожно заглядывая в кувшины на полках, я обнаружила не менее удручающую картину.

Однако среди всех сосудов около десятка были тщательно закупорены. Это означало, что их содержимое, возможно, сохранилось. Интересно, что внутри?

Но самая радостная находка ждала меня в ящиках. Там я обнаружила множество сушёных фруктов и овощей. Они выглядели так, словно практически не потеряли своих свойств.

"Как же они могли сохраниться столько времени?" — удивлялась я, но тут же отбросила этот вопрос как неважный.

В одном из углов я нашла большой ящик, в котором стояли стеклянные банки. Их содержимое выглядело как варенье.

Эта находка привела меня в полный восторг.

"Слава Богу, у нас будет еда!" — подумала я с облегчением и улыбкой, прижимая одну банку к груди.

Осталось где-то купить хлеба — и завтрак был бы обеспечен. Решение сходить в деревню пришло сразу. Проснутся дети, будут голодны. А деревенские, вероятно, уже начали свой день, встав с рассветом.

Я вернулась в спальню, оделась потеплее из того, что было, завязала платок, запахнула пальто и взяла мешочек с монетами. Окинув взглядом детей, которые крепко спали, подумала, что они вряд ли проснутся раньше моего возвращения.

Выйдя во двор, я зашагала вдоль забора, пытаясь найти какой-нибудь чёрный ход. Дорожки были заметены снегом, но по очертаниям угадывалось, что они когда-то здесь были. Наконец, найдя выход, я направилась в сторону, где предположительно должна была находиться деревня.

Сначала дорога была очевидной, но вскоре исчезла, и мне пришлось свернуть в небольшой лесок. Было ещё очень холодно, несмотря на приход весны. Я дрожала и от холода, и от волнения.

"Идти через незнакомый лес зимой в чужом мире — это совсем непросто. А вдруг здесь водятся дикие животные?" – мелькало в разуме.

Попыталась отмахнуться от этой мысли, но тревога нарастала. Я шла уже довольно долго, а деревня всё не появлялась. Страх того, что я могла заблудиться, подкрался неожиданно. Остановившись, я оглянулась назад.

"Ладно, если что, я всегда могу вернуться по своим следам," — подумала я, пытаясь успокоиться.

Но сомнения не отпускали. Я развернулась, чтобы пойти назад, и тут неподалёку раздался выстрел. Птицы с шумом сорвались с деревьев.

Я вздрогнула от неожиданности.

Здесь существует огнестрельное оружие? Кто это? Разбойники?

Мысль о возможной опасности окончательно добила меня. Подхватив юбки, я побежала назад, хватая ртом морозный воздух. Лёгкие горели, а тело — моё новое тело — было плохо подготовлено к таким нагрузкам.

Наконец, сквозь деревья рассмотрела знакомые стены поместья. Остановилась, тяжело дыша. Было уже светло, но хлеб я так и не купила.

Однако думать об этом было некогда. У ворот поместья я заметила двух всадников. Всё внутри похолодело.

Глава 8. С чего вы решили..?

Волк неотрывно смотрел на меня своими жёлтыми глазами. Я замерла, как зайчонок, перед хищником, подрагивая от страха. В это мгновение позади него появился Валентин. Его большая ладонь с длинными крепкими пальцами мягко погладила зверя по голове.

— Серый, — негромко произнёс он. — Это друг. Запомни этот запах. Женщину не трогать. Ты понял?

Я громко сглотнула, пытаясь унять дрожь. Волк вдруг расслабился, его напряжённое тело ожило, а длинный хвост начал размеренно болтаться из стороны в сторону. Зверь смотрел на своего хозяина с обожанием, и это было чем-то удивительным — видеть такую преданность в хищнике.

Валентин позвал его за собой, и волк беспрекословно выскочил во двор. Закрыв за ним дверь, мужчина развернулся и направился ко мне.

Мягкость, которая была на его лице, когда он говорил с Серым, исчезла. Теперь его взгляд был напряжённым и внимательным. Казалось, что зверь ему гораздо милее, чем я, что, впрочем, было неудивительно. Я-то и сама была с мужчиной не слишком любезна.

— Простите, если Серый напугал вас, — сухо сказал Валентин. — Обычно я не пускаю его в дом. Но сейчас нужно было его накормить.

— Ничего, — коротко ответила я, чувствуя, как пересохло в горле. Возмущаться из-за присутствия зверя было бы глупо. Фактически он спас нас всех. Правда, теперь было страшно выходить на улицу, но если Серый всё понимает, как говорит Валентин, то, возможно, он и вправду не тронет нас.

— Вы хотели мне что-то сказать? — уточнил Валентин, внимательно глядя на меня.

— Да, — пробормотала я, чувствуя глубочайшую неловкость.

Просить о чём-то было нелегко. Тем более после всего, что произошло. Но ради голодных детей я готова пойти на что угодно. Моё полуголодное детство оставило глубокий след в сердце, и я не хотела, чтобы они испытали что-то подобное.

— Во-первых, спасибо, что прогнали тех… людей, — произнесла смущённо, опустив глаза.

— Благодарите не меня, а Серого. Это всё его верность, — отозвался Валентин.

— Да, я его тоже благодарю, — добавила поспешно. — Насчёт этих людей... Это мои родственники. Точнее, родственники моего мужа. Чего они хотели, я не знаю. Но ничего хорошего от них ждать не приходится…

Валентин прищурился.

— Может, расскажете, почему ушли из дома?

Я почувствовала, как в теле напряглась каждая мышца.

— Простите, но я не хочу об этом говорить, — произнесла тихо.

Он равнодушно пожал плечами.

— Ладно, как хотите. Вы хотели что-то ещё?

И вот настал самый трудный момент. Я глубоко вздохнула, постаравшись справиться с волнением, и подняла взгляд на мужчину.

— Я хочу предложить вам кое-что, — сказала твёрдо.

— И что же? — в глазах мужчины мелькнуло любопытство, а одна бровь грациозно взлетела вверх.

Этот жест я видела не впервые, поэтому поняла: это его типичная реакция. Я даже подумала, что сама так не смогу.

— Дело в том, что… — начала неуверенно. — Во-первых, спасибо за дрова, которые вы принесли…

Он молчал, и это молчание напрягало.

— Я так понимаю, что вы хотели предложить мне некоторую помощь, — продолжила я. — Но я тоже хотела бы кое-что предложить вам… - я снова опустила глаза, не выдержав его напряжённого взгляда. — По крайней мере, на некоторое время. Не могли бы вы поделиться с нами едой, а взамен я помогла бы вам с вашими делами…

Всё. Я сказала это. Никогда не думала, что просить будет так унизительно.

Воспоминания болезненно напомнили о себе. Бывали времена, когда мы с мамой оставались без копейки денег. Она очень переживала за меня и занимала еду у соседей. Но со временем и они перестали выручать: возвращать было нечем, поэтому нам уже никто ничего не давал.

Однажды она взяла меня с собой в деревенский магазин и, унижаясь, просила еды для своей дочки — для меня. Я до сих пор помню, как на нас смотрели. Возможно, у пары человек в глазах и было сострадание, но большинство глядели на нас, как на мусор. Как на бомжей. Как на попрошаек, которыми мы и были…

Продавщица всё-таки немного смягчилась, но положила на прилавок две буханки хлеба и кусок засохшей колбасы с таким отвращением, будто мы вылезли из канавы.

Я была ребёнком, но унижение того дня запомнила на всю жизнь. С тех пор я поклялась себе, что никогда и ни у кого ничего не буду просить.

Но вот я здесь. Прошу. И всё внутри меня горит. Это чувство унижения жгло меня, как раскалённое клеймо.

«Я ведь не ради себя прошу. Я бы потерпела. Но дети… Они не могут ждать.»

Валентин наблюдал за мной несколько мгновений, а потом произнёс:

— То есть вы хотите наняться ко мне, правильно я понимаю?

Я вздрогнула от звука его голоса.

— Ну, возможно, можно и так сказать, — ответила осторожно.

Он прищурился, разглядывая меня с лёгкой усмешкой.

— А с чего вы решили, что мне нужна помощь?

Я замялась.

— Ну… вы мужчина.

— И что? — в его голосе послышалось легкое недоумение.

— Обычно мужчинам требуется помощь женщины, чтобы выполнять некоторые дела по дому… - мой голос прозвучал глухо и немного раздраженно, хотя я старалась себя сдерживать.

Его усмешка стала шире.

— Я до сих пор прекрасно обходился без женщины. Уже не маленький…

Эти слова я восприняла как отказ. Наверное, и в помощи с едой тоже. Моё лицо вспыхнуло, и я резко развернулась.

— Ладно, я поняла. Извините, что побеспокоила, — холодно бросила я и поспешила уйти.

Сердце в груди колотилось как сумасшедшее. Я чувствовала себя униженной до крайности.

«Неужели я попала в этот мир, чтобы пройти испытание и избавиться от своей гордости?»

— Эй, постойте! — выкрикнул Валентин.

Я услышала его шаги за спиной. Уже через мгновение он оказался рядом, схватил меня за руку и развернул к себе.

Я замерла, оказавшись слишком близко к нему.

— С чего это вы убежали? — произнёс он хмуро. — Мы не договорили.

— А что тут говорить? Мне и так всё понятно, — процедила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Глава 9. Отголоски прошлого...

Валентин любезно отрезал по куску мяса каждому из нас и аккуратно положил его на тарелки. Затем нашёл пузатую хлебную лепёшку, разломил её на несколько частей и выложил на блюдо рядом с мясом.

Дети, не сговариваясь, сложили руки и помолились перед едой. Этот жест вызвал у меня огромное удивление. После этого, орудуя ножом и вилкой с настоящей аристократической грацией, они начали есть. Я аж засмотрелась. Сама-то так не умею.

Перевела взгляд на Валентина и поразилась ещё больше. Он ел так же красиво и степенно, словно каждое движение было отточено веками.

«Они что, все аристократы? Или в этом мире у всех такие манеры?»

Подглядев, как правильно держать приборы, я осторожно потянулась к мясу. Оно оказалось восхитительным на вкус, особенно после нескольких дней вынужденного голодания. Я с трудом заставляла себя не торопиться, а тщательно пережёвывать каждый кусок.

Когда все поели, Валентин молча поставил перед каждым из нас по чашке горячего травяного напитка. Сахара в нём не было, но вкус оказался удивительно приятным.

Мне стало неловко и стыдно.

— Благодарю вас, — тихо сказала я, избегая его взгляда. Затем обратилась к детям: — Поблагодарите.

— Спасибо, — хором сказали они и, довольные, умчались на нашу половину дома.

Я же задержалась, чем вызвала у Валентина лёгкую насмешку во взгляде.

— Позвольте мне вымыть посуду, — произнесла приглушённо.

— Не стоит, — ответил он, спокойно собирая грязные тарелки. — Вы были моими гостями. Гости за собой не убирают.

— И всё же, — настаивала я. — Мне хотелось бы вам отплатить.

Валентин поставил тарелки на стол, выпрямился и посмотрел мне в глаза.

— Знаете, Анастасия, в чём ваша проблема? — произнёс он загадочно.

— И в чём же? — спросила я с лёгким вызовом.

— В том, что вы не разбираетесь в людях.

— С чего вы это взяли? — возмутилась я. — Вообще-то я всегда считала себя человеком, способным понять чужие мотивы.

— Вы не разбираетесь в людях и не различаете, кого можно опасаться, а кого нет, кому можно доверять, а кому нет… — невозмутимо ответил он.

— Я в принципе опасаюсь незнакомых людей, — произнесла с достоинством. — И считаю, что это правильно.

— Навязчивость действительно не к месту, — кивнул он. — Но, знаете, в ваших обстоятельствах в одиночку не выжить.

Я напряглась, чувствуя, что разговор принимает неприятный оборот.

— Скажите, почему вы остановились именно в этом поместье? — продолжил он, сверля меня взглядом своих темных карих глаз.

Этот взгляд, как всегда, вызвал во мне странную смесь тревоги и раздражения.

— Это личное. Я не хочу это обсуждать, — отрезала я.

— Как хотите, — пожал он плечами. — Но мы, можно сказать, теперь в одной лодке. Меня удивляет, что вы позволяете своим детям жить в таком доме.

— Вы ведь тоже здесь живёте, — парировала я, немного возмущённо.

— Это не одно и то же. Я взрослый мужчина. Могу жить хоть в шалаше. А это дети. Вы должны были найти им пристанище получше.

— А если у меня нет возможности найти что-то лучше? — спросила я с вызовом. — И кто сказал, что здесь плохо? По крайней мере, этот дом наш, пусть и половина. Нам не нужно платить за аренду, у нас есть крыша над головой. Я уверена, что неподалёку можно найти работу.

Валентин усмехнулся.

— Работа? Мне кажется, вы и работа — это несовместимые вещи.

Его слова задели меня за живое.

— С чего вы это взяли? — резко ответила я.

Валентин слегка прищурился.

— Вы меня не помните?

Этот вопрос заставил меня встрепенуться. Неужели он с прежней хозяйкой этого тела был знаком?

— А должна? — спросила я, стараясь сохранить внешнее спокойствие.

— Может быть, и нет, — неожиданно легко согласился он. — Наша встреча была слишком специфической. Вы вряд ли запомнили семнадцатилетнего подростка, попавшегося вам на пути.

Я попыталась скрыть растерянность.

— Может, напомните, чем закончилась эта встреча? — предложила осторожно.

— Да ничем особенным, — хмыкнул Валентин. — Вы просто выгнали меня взашей. И всё.

Моё лицо вытянулось.

— Кто старое помянет… — пробормотала я, чувствуя, как щеки наливаются краской, как будто это именно я так поступила с Валентином в прошлом, а не местная Анастасия Семеновна…

— Спасибо за завтрак, — сказала я, пытаясь сбежать от этих неприятных чувств, и развернулась, чтобы уйти.

— А вы не изменились, — окликнул он меня.

Я остановилась и медленно обернулась.

— В каком смысле?

— Всё такая же неприступная и высокомерная, как и раньше, — ответил Валентин с неожиданной откровенностью.

Сказав это, мужчина отвернулся и спокойно занялся посудой.

Я поспешила уйти, чувствуя ужасный стыд, хотя понимала, что это не моя вина. Моё поведение вызвано лишь страхом за детей.

«Сегодня же нужно придумать, как найти пропитание, чтобы больше не зависеть от Валентина.»

Его непонятные отношения с бывшей хозяйкой этого тела меня совсем не обрадовали.

Первым делом, вернувшись в комнату к детям, я объявила, что снова попробую сходить в деревню. Они тут же попросились пойти вместе со мной, и я, немного подумав, решила, что это будет разумно. Лучше пусть дети будут под моим присмотром.

Одевшись потеплее, насколько это было возможно, мы вышли на задний двор. Чтобы не заблудиться снова, я перед этим тщательно осмотрела дорогу из окна самого верхнего этажа. Кажется, утром я немного свернула не туда, поэтому сейчас надеялась на удачный исход.

Деревня оказалась довольно унылым местом. Крестьяне смотрели на нас с подозрением, и даже присутствие детей ничуть не уменьшало их настороженности.

Когда я обратилась к одному из них с просьбой продать немного продуктов, названная цена заставила меня растеряться. Даже Алёша ахнул.

— Мама, это очень дорого, — шепнул он мне на ухо.

Я снова порадовалась, что мальчик, несмотря на свой возраст, так хорошо разбирается в таких вещах. Что бы я без него делала?

Глава 10. Незнакомка...

В последующие пару дней мне было не до ниток. Мы окончательно привели в порядок комнату, я занялась кухней.

Алёша помогал как мог — таскал воду из колодца, вытирал старые деревянные полки и столы. Оля тоже что-то тёрла, но больше развлекала нас своим щебетанием. Она была слишком мала, чтобы осознать всю серьёзность перемен в её жизни. Иногда скучала по дому, но чаще носилась со своей фарфоровой куклой. Точнее, фарфоровым у неё было только лицо, остальное — тряпичное. Прическа из конского волоса, платьице с потрёпанными, но всё ещё красивыми кружевами.

Я периодически просила Алёшу рассказывать что-то из нашей старой жизни, ссылаясь на свою потерянную память.

Мальчик поведал немало интересного. Оказывается, Анастасия Семёновна поначалу жила с мужем неплохо. По крайней мере, детям так казалось. Конечно, склоки и разногласия могли проходить мимо их восприятия, но в первые шесть или семь лет своей жизни Алёша был уверен, что в семье всё хорошо.

А потом что-то изменилось.

Отец стал регулярно уезжать в столицу. В доме всё чаще появлялся дядя Захар. Он пытался казаться приветливым, дружелюбным, но Алёше он сразу не понравился.

— Взгляд у него хитрый, — добавил мальчик многозначительно. — Затевающий зло.

— А мне дядя Захар конфетки дарил! — подала голос Олечка, которая, оказывается, внимательно слушала разговор.

— Ну и что? — буркнул Алёша. — Он хотел тебя подкупить! А сам точно что-то замышлял.

— Подожди, Алёшенька, — я мягко прервала мальчика. — Как говорится, не пойман — не вор. Должны быть факты, которые доказывают, что он действительно делал что-то плохое.

— А что такое факты? — спросила Олечка, глядя на меня своими огромными синими глазами.

— Это события или действия, которые показывают истинное лицо человека. То, за что его можно обвинить. Просто считать кого-то злым без доказательств — неправильно.

Оля пожала плечами и снова занялась куклой.

Алёша ушёл в себя. Я уже думала, что тема закрыта, и продолжила мыть окно, как вдруг он встрепенулся, поднял на меня взгляд и приглушённо произнёс:

— Мама, ты, наверное, забыла, но однажды… дядя Захар к тебе приставал.

— Что?! — я уставилась на сына, ошеломлённая.

Мысль о том, что ребёнок мог стать свидетелем чего-то подобного, вызвала во мне жгучее отвращение.

Я хотела спросить, в чём именно это выражалось, но решила не травмировать его воспоминаниями.

— Я тебя поняла, — осторожно произнесла я. — Буду иметь в виду. Надеюсь, этого я точно не вспомню.

— Я и сам не хочу, — грустно улыбнулся Алёша.

Он помолчал, потом тихо добавил:

— Знаешь, я не хочу возвращаться к отцу, - в этот момент он выглядел как маленький воин, но в глубине его взгляда таилась боль. — Он так легко нас бросил, будто мы для него ничего не значим.

Мальчик приблизился ко мне и зашептал:

— Давай никогда не вернёмся, даже если он позовёт. Давай будем жить сами!

Я растерялась.

— Ты знаешь, малыш… — мягко сказала я. — Мне трудно тебе что-то обещать. Вы привыкли к другой жизни, обеспеченной. Нам будет тяжело. Деньги рано или поздно закончатся. Придётся учиться зарабатывать. Уровень жизни будет совсем другим.

— Ну и что? — глаза Алёши вспыхнули. — Я всё смогу! Я чуть-чуть подрасту — и смогу работать!

Он гордо выпрямился.

— Меня дед Климент учил. Я и пахать могу, и за конём ухаживать! Без дела никогда не сидел. Учился, потому что знал: когда поступлю в военное училище, там никто не пожалеет. Хоть ты князь, хоть крестьянин…

Я улыбнулась. Какой характер! Истинный воин растёт.

Но от этого мне не стало легче. Эти дети уже повидали слишком многое.

Однако решимость Алёши придала решимости и мне.

Раз уж даже ребёнок не пасует перед трудностями, то мне и подавно стыдно.

С удвоенной энергией я взялась за кухню, и к четырём часам вечера мы наконец закончили.

Конечно, до идеального порядка было далеко, но теперь кухня выглядела прилично. Мы собрали всю посуду, что только смогли найти: жестяные кастрюли, глиняные горшки, кружки, ложки и вилки — деревянные и металлические. Нашлось даже несколько мисок и пара тупых ножей.

Мне отчаянно не хватало клеёнки, мочалок для посуды, скоб. Но, наверное, привыкну. Уже привыкаю.

Валентина за два дня я видела пару раз: каждое утро он приносил нам дрова.

Я его благодарила. Искренне. Сердце уже не колотилось так, как в первые дни, от жгучего подозрения.

Но всё же мне было немного неловко.

Валентин не обременял нас своим присутствием и сразу уходил.

На третий день, он снова пригласил нас на завтрак. Но я отказалась, сославшись на то, что у нас теперь есть продукты.

А вот вечером четвёртого дня в холле раздался громкий женский голос.

***

Я выскочила в холл, и тут же остановилась, резко подавшись назад.

Передо мной стояла незнакомая молодая женщина. Свет из кухни выхватывал её фигуру из полумрака. Рыжеватая коса спадала на грудь, выбившиеся пряди облепили покрасневшее от мороза лицо. Снежинки, застрявшие в тканях её простого пальто, медленно таяли, оставляя влажные пятна. Платок она уже стянула и спустила на плечи, будто здесь, в прохладных стенах поместья, чувствовала себя в безопасности.

Я не успела ничего сказать, как девушка вдруг сорвалась с места и бросилась ко мне. Я едва не отшатнулась.

— Госпожа моя!

Казалось, ещё немного, и она заключит меня в объятия, но в последний момент незнакомка вдруг рухнула на колени и вцепилась в мои лодыжки.

— Госпожа Анастасия! — воскликнула она, дрожа, словно от холода, хотя, скорее всего, от эмоций. — Почему вы не взяли меня с собой?

Я в ужасе смотрела на неё сверху вниз, чувствуя себя крайне неловко.

— Простите, что?..

Но девушка, казалось, не замечала моего недоумения.

— Я, как вернулась от родителей… — её голос срывался от всхлипов, а пальцы сжимались на ткани моей юбки. — Узнала, что вы, бедненькая, с детками покинули поместье, так и сердце моё разорвалось!

Глава 11. Чем дальше в лес, тем больше дров...

Следующим утром Ульяна проснулась с первыми лучами солнца, выглянула из кухни, зевнула и радостно улыбнулась, будто выспалась в пуховой перине, а не на жёстком матрасе.

— Госпожа, чем бы мне заняться? — проворковала она, стряхивая с себя одеяло.

Я скрестила руки на груди, прищурилась.

— Коридоры надо отдраить, — сказала я, внимательно наблюдая за её реакцией.

Едва ли лентяйка будет рваться в работу. Ну посмотрим…

Ульяна, к моему удивлению, даже глазом не моргнула.

— Конечно! Сейчас всё будет сиять, — заявила она бодро и тут же подхватила ведро, выбежав во двор к колодцу.

Я переглянулась с Алёшей, но он только пожал плечами.

Ульяна трудилась с завидным рвением: носила ведро за ведром, терла полы, вытирала стены, подметала, стряхивала паутину.

— Хм, — пробормотала я, проходя мимо неё на кухню.

Алёша мрачно прислонился к косяку.

— Странно, — заметила я. — Ты ведь говорил, что она лентяйка.

— Именно, — подтвердил он. — Она никогда так не работала.

Я посмотрела на Ульяну с лёгким сомнением.

— Может, изменилась?

— Может, хочет нам понравиться, — буркнул он, и в его голосе прозвучало куда больше взрослого скепсиса, чем мне бы хотелось слышать от ребёнка.

Я вздохнула. Время покажет. Лишние руки сейчас не помешают.

Оставив Ульяну возиться с коридорами, я занялась завтраком. Приготовила ячневую кашу, положила в каждую тарелку немного кислой капусты, сварила по яйцу. Начала резать лук.

Время от времени поглядывала в окно.

И всякий раз, замечая там Валентина, машинально замедляла движение ножа.

Он снова колол дрова. И снова без рубашки.

Мощные руки вздымались и опускались с каждым взмахом топора. Крепкие мышцы перекатывались под загорелой кожей, длинные волосы разметались на ветру, создавая великолепное зрелище.

Я так засмотрелась, что даже забыла, чем занималась.

Как ему не холодно?

— Мама, что там? — вдруг спросила Олечка, заглянув в окно снизу.

Я вздрогнула, покраснела и поспешно продолжила резать лук.

— Ничего особенного, — бросила я, чувствуя, как лицо предательски горит.

Вот так женщины и теряют свои мозги!

Я с раздражением принялась накладывать кашу по тарелкам, пытаясь выбросить из головы нелепые мысли.

Но тут из поместья во двор выскочила Ульяна.

Я посмотрела на неё и… замерла.

Она тоже застыла, глядя на Валентина так, будто увидела живого бога.

Я видела, как её губы неприлично приоткрылись от изумления. Она разглядывала его с восхищением. Я ещё не видела, чтобы кто-то так смотрел на мужчину.

Значит, они ещё не встречались…

И вот теперь встретились.

Я наблюдала, как она судорожно поправляет выбившиеся из косы пряди, одёргивает пальто, чуть вздёргивает плечи, выпрямляя осанку, а потом начинает совершенно по-иному двигаться к нему…

Походка теперь совсем другая – виляющая, бесстыдная.

Хочет понравиться!

Я почувствовала раздражение. Совершенно необъяснимое раздражение. Но тут же его утихомирила.

Какая мне разница?

Мне ни до одного, ни до другого дела нет…

Валентин прекратил рубить дрова, когда заметил Ульяну. Он обернулся, лениво провёл рукой по лбу, стряхивая пот, и чуть сощурился, рассматривая незнакомку.

А Ульяна тут же оживилась, подскочила ближе и, сияя улбкой до ушей, начала расспрашивать его о чём-то.

Я не слышала, о чём именно шла речь, но он отвечал непринуждённо. Раз, другой коротко кивнул, что-то ответил с прищуром.А потом даже ухмыльнулся.

Ухмыльнулся!

Я так громко рубанула ножом по разделочной доске, что сама вздрогнула.

Олечка взвизгнула, Алёша удивлённо на меня посмотрел.

Я моргнула, пытаясь унять раздражение, и поспешно вернулась к нарезке хлебной лепешки, сделав вид, что ничего странного не произошло.

Нет, так не пойдёт.

Мне это не нравится!

Нечего служанке крутить носом перед мужчиной!

Не дай Бог интрижку заведут, а тут дети!

Либо пусть ведёт себя прилично, либо убирается отсюда.

Решив, что поговорю с Ульяной позже, я успокоилась. Хотя собственная эмоциональность мне определённо не нравилась.

— Завтрак готов! — объявила я, привлекая внимание детей.

Каша, немного кислой капусты с луком, по варёному яйцу и кусок лепешки. Скромно, но сытно.

Ульяна прибежала в кухню через несколько минут, довольная и сияющая. Как только села за стол, я, никуда не торопясь, подлила себе травяного отвара и с самой невинной улыбкой заметила:

— Ты уж смотри, не слишком отвлекайся на соседа. Всё-таки мы тут не в гостях, а обустраиваем свой быт.

Ульяна, уже потянувшаяся к ложке, на секунду замерла.

Её улыбка сползла, губы недовольно поджались. Но через миг она снова расплылась в благодушной улыбке, будто ничего не произошло.

— А кто он, госпожа? Почему живёт здесь?

Я пожала плечами.

— По документам владеет половиной поместья.

Ульяна, поднеся ложку ко рту, вдруг остановилась, задумалась, а потом выпалила:

— Так это же получается… ваш сводный брат, госпожа!

Я замерла с чашкой в руках.

— Что?

— Разве вы не помните? — Ульяна подалась вперёд. — Вы сами рассказывали мне, что однажды ваш отец привёл мальчишку, которого усыновил.

Я перестала жевать.

— Усыновил?

— Да! Он был на пару лет вас младше. Правда, вы его видеть не желали.

Я молча уставилась на неё.

— Вы… ревновали батюшку, — продолжала Ульяна. — Потому что он всегда мечтал о сыне. Боялись, что теперь он будет меньше вас любить.

Мне вдруг стало не по себе.

— И что дальше?

— А дальше… дальше ваш батюшка увёз его куда-то, - она понизила голос. — Говорят, в соседнее княжество.

В голове звенела тишина.

Я перевела взгляд на детей.

Алёша смотрел на меня хмуро.

Глава 12. Конфуз...

Спицы были немного ржавыми, как и крючки, которые я нашла. Над ними придётся поработать. Нитки пришлось просушить на печи, но в целом они были в полном порядке. Всё благодаря тому, что комната для хранения находилась не на первом этаже, и сырости в ней фактически не было.

Внутри корзины с нитками обнаружились сушёные растения, которые были мне незнакомы. Видимо, от моли. Они до сих пор немного пахли, вызывая необычные ассоциации.

Я притащила одну из корзин на кухню, чтобы в перерывах между работой пытаться вязать. И не потому, что этого требовала душа. Нет, я отчаянно искала возможность заняться хоть каким-то делом для заработка.

Ульяна, увидев меня за этим занятием, вытаращила глаза:

— Госпожа, что ж вы делом-то таким холопским заняты? Это только крестьянки вяжут да шьют, а аристократки к такому даже не притрагиваются.

Я посмотрела на неё мрачно. Что-то в ней казалось мне неискренним. То ли в голосе, то ли во взгляде. Поэтому ответила холодно:

— Как видишь, аристократки также не сидят посреди кухни и не готовят еду на кухонном столе. Если ты до сих пор не поняла этого, пораскинь мозгами.

Ульяна почувствовала моё раздражение и тут же замолчала, поспешно удрав убираться в коридорах второго этажа.

Я застыла, уставившись перед собой.

До сих пор не могла привыкнуть к тому, что очутилась в другом мире. Тосковала. Тосковала о своей прежней жизни.

Но тоска — это первый враг сильного человека.

Не буду тосковать.

Тряхнула головой. Пусть это будет истинное приключение. Приключение, в котором я смогу испытать все свои навыки. В котором докажу и себе, и другим, что я чего-то стою.

Это ведь так здорово — создавать что-то из ничего.

Вспомнив свой старый девиз, я улыбнулась.

Да, Настя, что ты сопли развесила? Всё ещё будет хорошо. Может, выполнишь какую-нибудь миссию, из-за которой попала в этот мир, и вернёшься обратно. Продолжишь заниматься любимым делом. А сейчас давай, трудись!

Подбодрив себя таким образом, я быстро пересмотрела мотки ниток.

Алёше не помешает новый свитерок. Тот, что на нём, совсем тоненький, да и всего один. Детской одежды я пока не нашла. В узелке, который захватила Анастасия Семёновна, тёплых вещей не было. Может потому, что она просто не смогла унести их с собой.

Очередной раз вспомнив недобрым словом её мужа, я сбегала наверх, нашла мальчишку и замеряла его пропорции при помощи веревки. Он удивился, но ничего не спросил.

Вернувшись, я принялась вязать.

Рассчитать петли на глаз было легко. Захотелось создать для Алёши не просто однотонный свитер, а с рисунком, который подошёл бы ему больше всего. Например, с орлом. Это смелая, гордая птица.

Когда мальчишка подрастет, он станет похожим на него. Орёл — величественное создание. Символ силы и могущества.

Улыбнувшись, я принялась за дело.

Руки двигались с такой лёгкостью и скоростью, что я почувствовала глубокое внутреннее удовлетворение.

Да, лучшее средство от плохого настроения — это делать что-то своими руками.

Целый час я потратила на то, чтобы связать одну деталь – спинку.

Ну вот, навык со мной. Никуда не делся, родимый!

Вернув вязание в корзину, я схватила ключи и рванула на третий этаж. Решила под настроение попробовать открыть ещё одну из запертых дверей.

Меня ждало большое разочарование.

Ни один из ключей не подошёл.

И только последний из имеющихся наконец-то повернулся в замке крайней двери.

Когда я вошла туда, то ахнула.

Здесь лежали книги. Много-много книг. А ещё бумаги, папки, даже чернильницы с пером. Странно. Получается, родители Анастасии Семёновны предвидели упадок поместья и всё перенесли в эти комнаты, тщательно заперев двери? Или же это сделал кто-то после них? В любом случае было приятно оказаться посреди этого храма знаний. Однако книгами не приготовишь обед, ими не укроешься холодной ночью. Разве что в печь годятся, хотя это прямо святотатство какое-то…

Настроение тут же ухудшилось.

Как открыть остальные двери? Их осталось ещё три. Только взламывать. Но у меня на это не хватит сил. Просить Валентина? Нет, пока не могу.

Ладно, подожду. Вряд ли за этими дверями меня ждут золото и бриллианты. Скорее всего, просто предметы обихода. Схватив первую попавшуюся книжку — потрёпанную, с кожаным переплётом, — я вышла, заперла дверь и спустилась вниз. Дети отдыхали в комнате. Я разрешила им часок поспать — они очень устали за последние дни. Зайдя к ним, я укрыла их ещё одним одеялом, посмотрела на их спокойные лица и вышла. И вдруг что-то потянуло меня к окну.

Я выглянула во двор, пробежалась глазами по утоптанному снегу и… замерла. Там, чуть поодаль, с левой стороны заднего двора, я заметила небольшое строение. Что-то напоминающее летний душ. Строение было ветхим, покосившимся. Между досками виднелись щели в палец шириной. Сквозь них вылетал пар, а из-под двери вытекала вода. И вдруг дверь приоткрылась. Оттуда высунулась крепкая мужская рука, схватила стоявшее рядом ведро — и снова скрылась за дверью.

Валентин купается!

О Боже, по такой холодине! Но в этом он весь.

Я бы просто отмахнулась и пошла дальше, если бы не заметила Ульяну. Она осторожно кралась к душу. Я даже видела её лицо — преисполненное возбуждённого любопытства. Честно говоря, мне захотелось схватить её за космы и отлупить. Что за похотливая бабёнка?! Не сдержавшись, я рванула вниз, выскочила во двор и бросилась вперёд. Ульяна была так увлечена своим подсматриванием, что не заметила моего приближения. Я подбежала ближе и схватила её за косу.

Рывок. Она вскрикнула и резко обернулась. На её лице отразился ужас.

— Ты что здесь делаешь? — прошипела я одними губами. — Разве так можно?! А ну, быстро отсюда!

Служанка дико покраснела, вырвалась из моих рук и помчалась в поместье. Я же облегчённо перевела дух и повернулась, тут же ошеломленно замерев.

Валентин вышел из душа.

Глава 13. Загадки прежних отношений...

Ульяне я устроила нехилую трёпку, чтобы не вздумала больше так себя мерзко вести. Она смотрела на меня волком, но понуро клонила голову.

— Простите, госпожа, больше не повторится.

— Ишь ты, чего удумала! — не успокаивалась я, — Подглядывать за мужчиной! Где это видано? Можешь возвращаться в своё поместье, откуда пришла, и там подглядывать за кем хочешь. Из-за тебя я попала в неловкую ситуацию!

— Простите, простите, — продолжала мямлить Ульяна, а я наконец-то взяла себя в руки.

И хотя от этой девчонки была значительная польза (она перемыла коридоры почти на всех этажах с нашей стороны), поведение у неё было отвратительным, да и мотивы непонятны. Ладно, пока ещё подожду, понаблюдаю. Мне ведь действительно не помешает пара рабочих рук. Дети ещё малы, чтобы помогать по-настоящему, а у нас довольно отчаянное положение.

На обед ели то же, что и на завтрак. Я чувствовала дискомфорт. Действительно, не помешало бы устроить комнату для купания. Может, найдётся какая-нибудь бадья, куда можно натаскать нагретой воды? Конечно, мысли снова возвращались к предложению Валентина — найти купальню. Там, наверное, условия получше, но...

Во мне вновь и вновь восставал страх. Я не хотела сближаться с этим мужчиной. Нет. Терять голову очень страшно.

Однако обстоятельства снова сложились не в мою пользу.

На следующее утро я встала очень рано. Пока обходилась умыванием из миски.

Решила закончить свитер для Алёши до завтрака. Орёл получился потрясающим — я использовала разноцветную пряжу. Посмотрела на рисунок с любовью. Я вложила в эту работу свою душу. Думаю, мальчишке понравится.

Когда он проснулся и пришёл на кухню, то замер перед моим подарком, разглядывая его с изумлением.

— Мама! Как ты это сделала? Это же удивительно! Он как живой!

Я рассмеялась.

— Ну, до живого ему далеко, но думаю, тебе очень пойдёт.

Он поспешно снял старый свитер (который уже пора было постирать) и надел новый. Просиял.

— Спасибо, мама! — кинулся ко мне, обнял.

Сердце защемило.

В этот момент я поняла, что нащупала нужную дорожку, нашла нужную стезю, по которой стоило бы пойти.

Вот только… Навязать-то я могу много всего — и для Оли, и для Алёши, и для себя… Даже для Ульяны не против.

Но вот как на этом заработать?

Мне нужно место, где я могла бы предложить вязаные вещи на продажу.

Эта мысль вертелась у меня в голове во время завтрака и после него, пока вдруг в кухню осторожно и немного смущённо не вошёл Валентин.

Он был одет в полушубок, правда, без шапки, как будто куда-то собрался.

— Можно вас на минутку? — попросил он.

Я удивлённо вышла за ним в коридор.

Он выглядел напряжённым. Я тоже напряглась, не зная, чего ожидать.

Но мужчина просто произнес:

— Мне нужно в город. Он здесь неподалёку, версты три…

Я молча ждала продолжения.

— Знаю, что вы не любите, когда я предлагаю помощь… но я всё же предложу.

— Угу...

— Не хотите ли съездить со мной? Присмотреться? Вряд ли вы там бывали, насколько я знаю.

— Насколько вы знаете? — уточнила я осторожно. — А вы следили за моей жизнью?

Он неопределённо пожал плечами.

— Может, и следил какое-то время, — загадочно ответил Валентин, — но следил так, чтобы вы не узнали об этом.

Эта новость крайне озадачила меня. Что бы это значило? Он всё ещё не мог забыть обиду, нанесённую Анастасией Семёновной?

Я задумалась над его предложением. Всё внутри меня бунтовало и противилось.

— Я не могу бросить детей надолго, — произнесла категорично. — Пожалуй, откажусь.

— А мы и не будем долго, — парировал Валентин. — На коне доберёмся уже за час. Справимся до обеда.

— На коне? У вас есть конь? — удивилась я.

— Да, есть.

— И мы на нём вдвоём поедем?

Я представила, как буду прижиматься к Валентину сзади, и испугалась. Какое-то уж очень сомнительное предложение...

Однако… я же только сегодня думала о том, где бы сбывать вязаные вещи, если это вообще возможно. А ведь это шанс.

Шанс узнать дорогу в город, посмотреть, что там есть.

Но могу ли я Валентину доверять?

Впрочем с тех пор, как я узнала, что он—сводный брат Анастасии Семёновны, подумала, что вряд ли его стоит бояться. Этих двоих что-то связывало.

И, возможно, довольно крепко.

Я решилась. Знала, что тысячу раз пожалею, но ради детей и нашего будущего была готова стерпеть всё.

Ворвалась на кухню, строго-настрого приказала Ульяне следить за детьми и не выходить из поместья.

Оделась. Сообщила, что мы с Валентином вернёмся к обеду.

Ульяна, услышав, что я собираюсь в дорогу не одна, недовольно зыркнула на меня.

Ах ты ж ревнивица!

Алёша нахмурился, а Олечка захлопала в ладоши и, закричав, попросила привезти ей леденец.

Я пообещала.

Схватила с собой деньги. Надела тонкое пальтишко—единственное, что было у Анастасии Семёновны с собой. Повязала платок.

Выгляжу в этих тряпках, конечно, ужасно...

Но, наверное, по нынешним меркам—вполне обычно.

***

О, ужас! Валентин посадил меня на своего коня впереди, а не сзади, как я думала, и теперь я прижималась к его груди. Чувствовала себя или пленницей, или героиней исторического романа.

Конь бежал резво, Валентин управлял им с завидной лёгкостью. Мы молчали, но я всеми силами старалась сидеть ровно, чтобы меньше соприкасаться с широкой мужской грудью. В конце концов, устала, а Валентин вдруг схватил меня под грудью и надавил на себя.

Я собралась возмутиться, но потом поняла, что он просто пытается меня расслабить, и позволила ему это сделать. Прислонилась к нему спиной.

От странного аромата, исходящего от Валентина, я замерла. Скорее всего, он пах мылом, а еще немножко травой, цветами, свежестью…

Около него было тепло.

А ещё я отругала себя: вот дуреха, начинаю всему этому поддаваться!

— Зачем вам город? — спросила я, чтобы как-то отгородиться от своих нелепых чувств.

Глава 14. Исследование рынка...

Я отмерла первой и поспешно отвернулась. Так смутилась, что начали гореть щёки. Из головы вылетело всё, что собиралась сказать. Валентин принял моё молчание за отказ отвечать на его вопросы и молча тронул коня. Тот снова зашагал по заснеженной дороге. Я же никак не могла прийти в себя. К счастью, первые городские постройки отвлекли наше общее внимание и избавили меня от необходимости продолжать разговор.

Город встретил нас тишиной зимнего утра. Снег лежал плотными пластами на крышах деревянных и каменных домов, кое-где на улицах были протоптаны узкие тропки, а местами сугробы доходили почти до окон первых этажей. Люди спешили по своим делам, кутались в тулупы, платки и меховые воротники. Валентин уверенно правил конём, ловко сворачивая в проулки, и я быстро поняла, что запомнить дорогу не смогу даже при всём желании. Улицы путались между собой, заворачивали под неожиданными углами, сливались одна с другой, а редкие фонари, увешанные сосульками, добавляли ещё больше загадочности этому лабиринту переулков.

Наконец, мы выехали на просторную площадь, шумную и оживлённую, несмотря на ранний час. Здесь, среди сотен голосов, смеха и перекличек торговцев, город, казалось, просыпался по-настоящему. По краям площади стояли добротные каменные здания с высокими окнами, над некоторыми возвышались резные вывески: «Булочная», «Аптека», «Трактир». Однако главным местом притяжения был, конечно, рынок.

С одной стороны площади выстроились деревянные лавки, за которыми бойко торговали всем, что только можно было себе представить. Крестьянки в толстых шерстяных платках предлагали яйца, молоко, крупу, кислую капусту, варенье в глиняных крынках. Мужики с красными от мороза лицами грузили на санки мешки с мукой и пшеницей. Кожевники и ремесленники расставили свои товары: сапоги, поясные ремни, кожаные кошельки, сбитые меховые шапки. Запахи здесь смешивались причудливо: аромат свежеиспечённого хлеба, дым копчёного мяса, терпкая горечь дёгтя, сладость горячего сбитня, который продавали из больших самоваров.

Валентин остановил коня, легко соскочил с седла и протянул руки, чтобы помочь мне спуститься. И я не стала противиться — сама бы, скорее всего, просто свалилась. Он подхватил меня за талию и мягко опустил на землю. От его прикосновения по телу пробежала непрошеная дрожь, но Валентин даже не взглянул на меня. Он выглядел хмурым и отрешённым.

Я почувствовала себя немного виноватой. Он пытался разобраться с прошлым, а я — не Анастасия Семёновна — не могла дать ему ни ответов, ни удовлетворения. Но хватит о нём думать. У меня достаточно своих проблем.

— Боюсь, вы заблудитесь здесь без меня, — заявил Валентин бесцветным голосом. — Поэтому давайте сначала сходим по моим делам, потом по вашим.

Я огляделась. Торговые ряды на площади выстроились так ровно, что заблудиться здесь было бы сложно. Поэтому самоуверенно сказала:

— Нет, вы занимайтесь своими делами, а я пойду по своим. Встретимся здесь.

Валентин удивлённо посмотрел на меня. Видимо, думал, что я более избалована. Но я ведь не Анастасия Семёновна. За свою жизнь мне доводилось находиться в куда менее приятных местах, чем оживлённый рынок.

— Как пожелаете, — коротко кивнул он, развернулся и пошёл влево. Перед этим привязал коня к деревянному столбу возле постоялого двора, где уже стояли несколько чужих лошадей.

Я выдохнула и направилась вдоль длинного, широкого ряда.

Воздух был наполнен сотнями запахов — пряным дымком жареного мяса, свежей выпечки, крепкого дёгтя, хвои и даже каких-то трав, что продавались пучками прямо на прилавках. Кричали торговцы, зазывая покупателей:

— Подходи, дорогая! Свежая рыба, только с реки!

— Овечьи шкуры, мягкие, тёплые! Такого добра днём с огнём не сыщешь!

— Лён, лучший лён! На рубаху мужу, на сорочку себе!

Я мельком глядела на товары: связки сушёных грибов, кадки с солёными огурцами, лотки с мёдом в восковых сотах, корзины с румяными яблоками. Старый торговец с густыми седыми бровями расставлял кувшины с молоком, а дальше кряжистый мужчина с красным носом продавал какие-то бочонки, от которых тянуло чем-то хмельным.

Но мне нужна была одежда. Я искала глазами ту часть рынка, где могли продавать готовые вещи. Бродить среди лавок было волнительно. Здесь я чужая. И если ошибусь, то могу нарваться на неприятности.

Атмосфера рынка затягивала. Гул голосов, запахи, суета — всё это будоражило и в то же время казалось непривычным. Но что удивляло меня больше всего — это сам товар.

Некоторые вещи выглядели откровенно странными. Например, связки сушёных лягушек, разложенные рядом с мешочками, набитыми травой. Видимо, лекарственные снадобья. Или солёные муравьи, которые, судя по словам продавца, помогали «от боли в желудке». Сколько ни жила, но таких рецептов ещё не встречала. Дальше моё внимание привлекли массивные деревянные гребни для волос, по размеру напоминающие маленькие лопаты. Я даже не сразу поняла, что это расчески. А ещё кто-то продавал шапки, сплетённые из конского волоса — жёсткие, колючие, похожие на настоящие рыцарские шлемы.

Прошлось пройти три ряда, прежде чем я наткнулась на первые тканые изделия. Здесь продавали одежду и разную домашнюю утварь из ткани — домотканые полотенца с вышивкой, простые рубахи, толстые шерстяные чулки. Были даже тяжёлые лоскутные одеяла, явно сшитые вручную из кусков старой одежды.

Вязаных вещей было не так много, может, всего пять лавок. И все они продавали что-то очень однотипное: грубые шерстяные кофты, длинные безрукавки, тёплые носки и варежки, которые выглядели, как мешки для рук. Почти всё тёмных, серых или коричневых оттенков. Ни тебе узоров, ни изящных переплетений, ни красивых деталей. Всё исключительно для практичности.

Я прикинула, что местные явно не привыкли к разнообразию. Интересно, можно ли было бы привнести сюда что-то современное? Что-то, что заинтересовало бы людей этого склада?

Продавцы выглядели обычными, небогатыми крестьянами. Дородные женщины в длинных платьях и грубых шерстяных кафтанах. У всех на головах платки, но шапок я не видела вовсе. А ведь шапка — это самое простое, что можно связать! Если что-то и внедрять в местную моду, то, пожалуй, именно её. Хотя слишком уж выделяющиеся вещи люди могут не принять. Нужно что-то, что будет выглядеть привычно, но при этом чуть лучше, чем то, к чему они привыкли.

Глава 15. Покажи истинное лицо!!!

Катерина быстро опомнилась, спрятала своё удивление и поспешила пригласить меня за стол.

— Ах, ну что же мы стоим? Прошу, присаживайтесь, Анастасия Семёновна, — её тонкий палец указал на резной стул у круглого столика, заставленного фарфоровым сервизом.

Я неуверенно подошла к нему, всё ещё пытаясь удержать на лице приветливую, но сдержанную улыбку. В груди неприятно ёкало: эта женщина явно хорошо знала прежнюю хозяйку моего тела, а вот я её — нет.

Как бы не попасть впросак.

Катерина налила мне в чашку горячего чая с ароматом трав, затем взяла небольшое блюдо с рассыпчатым печеньем и пододвинула его поближе.

— Угощайтесь, дорогая. Ах, как давно вас не было видно в городе! — она улыбнулась тонкими губами, но глаза смотрели на меня оценивающе.

Я осторожно взяла чашку в руки, стараясь потянуть время, и лихорадочно обдумывала, что сказать. Признаваться в своём бедственном положении было бы ошибкой. Слишком уж надменным было выражение лица хозяйки, слишком уж пристально она наблюдала за мной.

— Что же вас привело в наш скромный магазин? — продолжала Катерина, отпивая из своей чашки и поднимая брови. – Хотите обновить гардероб или интересуетесь модными новинками?

Я сглотнула.

— Тут у меня… служанка одна появилась, — начала неуверенно, подбирая каждое слово. — Талантливая очень. Замечательные вещицы вяжет…

Катерина удивлённо приподняла бровь, но ничего не сказала, поэтому я продолжила:

— Задумалась я, где бы сбывать её работы. Они очень… необычные и могут стать популярными.

В ответ мне досталась долгий изучающий взгляд. Затем губы хозяйки магазина тронула чуть надменная улыбка.

— Ну что вы, Анастасия Семёновна, — её голос прозвучал высокомерно и снисходительно. — Вязаное только крестьянки покупать будут. Разве что ваша служанка вяжет тонкие кружевные митенки и накидки? Но чтобы такое уметь, нужно обучаться на курсах у иностранных мастериц. Вряд ли она на это способна.

Катерина элегантно поправила край своего рукава и добавила:

— А другие изделия у нас не пойдут. Дамы постесняются покупать подобный ширпотреб…

От её слов у меня вспыхнули щёки. Сколько презрения было в её голосе!

Однако я быстро нашлась с ответом, вложив в тон как можно больше достоинства:

— Вы просто не видели этих изделий. Она сама родом из дальнего княжества. Привезла с собой умение создавать то, что популярно у них. Причём носят там это весьма состоятельные люди!

Катерина продолжала улыбаться, но в глазах мелькнуло откровенное неверие.

— Ах, как интересно… — протянула она, делая вид, что задумалась.

Я поняла, что больше мне тут делать нечего. Поднялась, поставила чашку на блюдце и поблагодарила за угощение.

— Не смею вас больше задерживать. Благодарю за чай, но мне пора.

Разумеется, мне хотелось уйти как можно скорее.

Но тут Катерина заговорила уже елейным голосом:

— Уж не обидела ли я вас, Анастасия Семёновна? Не обижайтесь, правду вам молвила.

Она посмотрела на меня с притворной заботой и мягко добавила:

— Ну, уж если вы утверждаете, что служанка ваша настолько талантлива, принесите её изделия. Я на них посмотрю.

Мне совсем не хотелось принимать её снисходительное предложение. Но сейчас не о гордости следовало думать, а о будущем.

Я медленно кивнула.

— Хорошо. Я принесу.

Вышла из магазина и глубоко вдохнула, прогоняя мерзкий осадок.

Вернулась на место встречи, но Валентина там не было.

Остановилась, нахмурилась. Неужели я так задержалась? Вроде бы нет. Мы не договаривались о точном времени, но однозначно собирались вернуться в поместье до обеда. А сейчас солнце уже стояло в зените.

Прошла минута, другая, третья, десять минут, полчаса… Он всё не появлялся.

Я нервно сжала пальцы на тонкой ткани пальто. Ульяна с детьми осталась в поместье, но всё же… Они одни. Чужое место, неприветливый мир. Что за черт? Он же обещал, что мы быстро управимся!

Проходящие мимо люди всё чаще бросали на меня любопытные взгляды. Я вздохнула, прикидывая, сколько ещё ждать. Уже всерьёз начинала злиться. Если не собирался быть пунктуальным, мог бы и предупредить.

Но в разуме всё-таки всплыла пугающая мысль: а если с ним что-то случилось? И вроде бы он мне никто, но всё же…

И вдруг из-за ближайшей лавки показался Валентин.

Я застыла.

Кафтан его был порван в нескольких местах, щека опухла и приобрела багровый оттенок, а над бровью алела небольшая кровоточащая рана. Он выглядел так, будто только что участвовал в уличной драке. Или не просто участвовал — а победил, пусть и с потерями.

Правда, был мрачным.

Всё внутри похолодело. Я машинально дёрнулась ему навстречу, но тут же остановилась.

Валентин шагнул ко мне, глаза его странно блестели.

— Что произошло? — выдохнула я.

— Ничего, — буркнул он и, отвязав коня, резво вскочил в седло. Затем протянул мне руку, приглашая последовать его примеру.

Но я всё стояла, вглядываясь в его лицо.

— Вы так и не объясните, кто вас ранил?

Он нахмурился, губы его сжались в тонкую линию.

— Зачем? — наконец отозвался Валентин, голос его прозвучал раздраженно и горько. — Как вы сами сказали, мы чужие друг другу люди, поэтому вам незачем знать, чем я занят и почему…

Меня словно окатило ледяной водой.

Вот же упрямый…

— Садитесь, нам ещё долго ехать домой, — отрезал он, не давая мне времени на ответ.

Я закусила губу, но спорить не стала. Подала руку, и он легко подхватил меня, усаживая перед собой.

Сердце предательски дрогнуло, когда я снова оказалась так близко к нему, чувствуя исходящее от него тепло, но Валентин больше ничего не сказал.

Конь поспешил тронуться с места, а я попыталась разобраться в собственных мыслях…

***

Шумный город остался позади.

Я ещё на рынке поняла, что с раной на лице Валентина нужно что-то делать, но до сих пор молчала. Подумала — это уж точно не моё дело. Однако, чем дольше мы ехали, тем больше раздражало его упрямое молчание и, если честно, даже какое-то показное безразличие к тому, что кровь у него вот-вот в глаз потечёт.