Варя
— Жень, ты? — кричу из кухни, вытирая руки об фартук и поправляя растрепанные волосы. До нового года осталось буквально четыре часа, а я с утра как белка в колесе, даже не успела навести марафет.
Все хотелось, чтобы к приходу любимого мужа все было идеально, не только дом украшен и праздничный стол накрыт, но и я принарядилась, правда с последним не успела. Зато вон какая у нас елка в гостиной теперь шикарная стоит. Я ее сама сегодня с рынка пёрла на санках, которые у соседки взяла на погонять. Женька всю неделю обещал мне ее домой принести, но куда ему с его новой должностью такие мороки?
И без того работает сутками уже. Вот я и решила лишний раз его не напрягать.
Он у меня вон какой молодец. Карьерист! Не курит, почти не пьет, мне слова обидного никогда не скажет. И все в дом, все в семью тащит. Да и мужик видный — по улице идет, все женщины вслед смотрят. А я с гордостью несу звание его жены. Жалко только, что в последнее время, Женька мой какой-то мрачный ходит. Новый начальник с него столько требует, будто зуб имеет на мужа.
А он горбатится, как Папа Карло, да на работе допоздна задерживается, чтобы боссу угодить, а ему все не так, да все не то.
У-у-у, редиска!
— Привет, Варь...
Оборачиваюсь и расплываюсь в улыбке. Женька держит в руках коробку, перевязанную алым бантом. Это видимо мне подарок на Новый год приготовил.
М-м, родной мой!
— Привет, Жень. У меня тут все почти готово: твоя любимая «шуба» уже в холодильнике пропитывается, оливье я тоже настрогала — как ты любишь, с яблоком и языком, утку только поставила запекаться, мясо по-французски почти готово. Сейчас в душ быстро сбегаю и бутерброды с икрой намажу. Правда, же я у тебя молодец?
И поправила на себе вафельный халат, приосанившись и улыбаясь от уха до уха. Муж еще не знает, а я ему еще и подарок приготовила: свитер связала. Сама! Под цвет его глаз — темно-коричневый. Три месяца пыхтела, но с задачей справилась, и получилось очень красиво. Лучше, чем в магазине!
— Варь...
— М-м?
— Сядь, — указал мне Женька на табурет, стоящий у стены, и я тут же кивнула, понимая, что заботливый супруг видит, как я забегалась за целый день и понимает, что мне нужна краткая передышка.
— Да я быстро ополоснусь. Одна нога тут, другая там.
— Сядь, говорю. И да, это тебе, — и протянул мне коробочку с подарком.
— Ну, ладно. И спасибо! — засияла я и все-таки опустилась на стул, зажмуриваясь и вздыхая с облегчением.
Вот это день! Сумасшествие какое-то!
— Варь, поговорить надо, — строгим, таким серьезным тоном начал он.
— Ага, говори, — закивала я, все еще закрыв глаза и сама себе разминая плечи, — я тебя слушаю.
— Посмотри на меня, Варя.
— Смотрю, — открыла я один глаз и рассмеялась. — Опять начальник кровь пил, да?
— Нет. — Чеканит, как отрезает он. Неужели ему настроение в такой день умудрились испортить? Ну что за люди, ей богу. Праздник же на дворе, могли бы вообще выходной дать. Эх…
— А кто тогда? — подалась я ближе и попыталась накрыть сжатые кулаки мужа своими ладошками, но он тут же отнял руки.
— Варя, я от тебя ухожу.
Не понимаю. Улыбаюсь растерянно, прикидываю в голове варианты. На ум приходит только злыдень-босс, который опять поручений надавал, может он им выходные отменил? А что, вполне себе возможно.
— На работу? — спрашиваю я.
— Нет. К другой женщине.
— Что? — в ушах начинает шуметь. Накрывает паникой, но еще не слишком. Сердце замирает, да и я сама кажется, не дышу. Так и сижу, разинув рот, словно тупая рыба, глотая губами воздух. Послышалось может? Вроде нет.
— Варь, я устал. — Шумно выдохнув, произносит муж.
— От чего? — Недоумеваю я, совсем по-идиотски хлопая глазами.
— От вранья.
— Вранья? — шепчу обескровленными губами и чувствую, что не могу сделать вдох. Легкие отказываются качать кислород.
— Варь, ты прости меня, но я тебя не люблю. И, кажется, никогда не любил. Предложение по дурости сделал, а потом тысячу раз пожалел об этом. Мы же с тобой как с разных планет. У тебя на уме одни лишь дети и домашняя рутина. А потом я твою подругу Ленку увидел и как ото сна проснулся. Меня к ней магнитом потянуло. Никогда ничего подобного не чувствовал, а тут накрыло, что сил нет.
— Сил нет? — снова как во сне повторила я за ним шепотом.
— Сил нет больше приходить к тебе, врать, что люблю, что ты мне нужна. Спать с тобой...
— Замолчи! — закричала я, и слезы все-таки хлынули из глаз.
Захлебнулась ими. Уши закрыла. Зажмурилась, чтобы не видеть эту жестокую картинку, когда мой любимый Женя смотрит на меня, как на грязь под ногтями. Нет! Это просто кошмар! Я сейчас проснусь и...
— Я, собственно, пришёл, чтобы шмотки забрать. И сказать тебе, чтобы ты меня больше не ждала. Я не вернусь, Варь.
Варя
Минут пять сижу ни живая ни мертвая, в уголке, на коврике. У меня тихая истерика, когда осознание еще не пришло, но слезы уже градом катятся по щекам. Тело колошматит страшно и зуба на зуб не попадает.
Больно. Очень больно! Ломка за любимым человеком уже достигла своего апогея. Как он там сказал?
Я не вернусь...
Боже, пусть он соврал, умоляю! Пусть загулял немного, да. С кем не бывает? Вот как мой дед покойный говорил: баб у мужика может быть много, а любимая женщина всегда одна.
И это я! Я! И только я! Ведь правда?
А я его потом прощу, потому что доля такая бабская мужчину своего прощать, когда он оступится. А как иначе? Так ведь любая может прийти, поманить его и он уйдет! А я за своего Женю бороться должна! Что же я просто так возьму и отпущу его после стольких лет брака?
Нет!
О боже, о чем я вообще думаю, тупица? Неужели я себя на помойке нашла?
За окном еще так противно бахают петарды новогодние и по телевизору Басков поет какую-то ужасную праздничную песню. Все это так неожиданно злит, аж кровь в жилах стынет. И я подскакиваю, нервно щелкаю на кнопку пульта, лишь бы поскорее пропали звуки, только от этого ничуть не легче. Наоборот — в тишине даже хуже становится. Начинает тошнить. В ушах так и продолжают звучать слова Жени: «ухожу, не люблю, мы разные».
Слезы бесконечным потоком катятся по щекам, я их вытираю рукавами халата, в надежде, что сейчас они закончатся, однако им хоть бы что — катятся и катятся. А потом меня захватывает новой волной эмоций, и я, поддавшись им, хватаю мобильник, который валяется на диване, и набираю Ленку.
Сама утешаю себя, что вряд ли подруга предала меня. Это Женька просто обиделся на что-то, верно? Может на работе проблемы и он захотел с мужиками где-то посидеть, выпить, а как сказать не знал. Вот и придумал ерунду. Ну точно! Как же я сразу не догадалась. Отношения... их нельзя за один раз перечеркнуть. Тем более мы не первый год вместе, столько пережили, вон недавно ипотеку закрыли. И уже почти решились на ребенка. Женя мне обещал, что у нас их обязательно будет двое.
На том конце раздается голос Лены. Радостный такой, задорный, мой на ее фоне кажется тухлым помидором.
— Привет, Варек, — мурлычет она в трубку.
— Лена, привет, — хриплю я.
— Ну, привет, коль не шутишь, подруга.
— Лен, скажи, скажи... — заикаясь собственной болью, тараторю я. — Ты и Женя? Вы... ну... это же неправда, Лен?
Ленка отвечает не сразу, будто пытается подобрать слова или мне кажется, что время замерло. Вздыхает в трубку, прокашливается, а затем рубит мне голову.
— Он что тебя только что бросил? Тридцать первого декабря? В канун Нового года? М-да, уж..., — каким-то уж больно жалостливым тоном говорит подруга, отчего мне становится еще печальнее.
— Так... это правда? У вас...
— Правда, — сухо сообщает Ленка, словно диктор по радио, который читает скучные новости.
— Ты с моим мужем? — хриплым голосом пищу я в трубку.
— Не понимаю твоего удивления, подруга. Ну какой он тебе муж, если у вас секс только по праздникам? А ты ему лишь борщи варишь, да рубашки наглаживаешь. Так что никакая ты не жена, а бесплатная домработница, Варя.
— Домработница? У нас семья! Мы десять лет в браке! Да как ты могла! — обида захлестывает, я уже плохо соображаю, что говорю. Не сказать, что мы с Ленкой прямо лучшие подружки, но все-таки дружили со школы, многое вместе пережили. Я как сейчас помню, ее на выпускном бросил парень, и, чтобы Лена не отчаялась окончательно, я с ней столько дней провела. Утешала как могла, поддерживала. А как в десятом классе ей бойкот объявили, потому что парень нашей старосты запал на Ленку, и снова я тут как тут, помогла, не отвернулась. И вот ее благодарность!
Но то, что отвечает мне бывшая лучшая подруга повергает меня в настоящий шок...
— Ой, Синицына, ну что ты начинаешь, — таким пренебрежительным тоном восклицает она, что у меня аж дыхание перехватывает от возмущения. — Как будто не знаешь, что если мужик не захочет, баба не вскочит.
Вообще-то, там было наоборот, но я спорить не стала. Лишь всхлипнула несчастно.
— Лена, я же люблю его...
— Ну так и люби, только какой в этом толк? Он тебя не хочет, раз пришел ко мне. Варёк, где твоя гордость? Мне жаль тебя, но я ничего такого не сделала. Да и он, знаешь, сколько про тебя рассказывал?
— Сколько?
— Да уж достаточно. Например, я в курсе, почему вы вообще поженились, Варя. Потому что ты на третьем курсе от Женьки залетела, а он, как настоящий мужик, тебе предложение сделал. Кто же знал, что у тебя выкидыш будет? Он после сразу хотел развестись с тобой, но родители его попросили тебя не бросать так сразу, мол, стерпится да слюбится. Но, увы, не получилось, как видишь.
— Это все неправда, — шептала я в бреду, понимая, что моя жизнь вся сплошь была фальшивкой.
— Что, думаешь, не знаю я, что вы даже не спите? А когда и спите, то только потому, что ты ноешь все время? Он ведь к тебе шел, как на каторгу, Варь. Мучился он с тобой. Страдал! Ему твои борщи и запеканки поперек горла встали! Но, знаешь, что самое страшное для Жени было, Варь?
Варя
Боже, что же мне теперь делать? У меня ведь, получается, совсем никого не осталось. Я полностью растворилась в браке, в Жене и общалась близко только с Ленкой. А теперь выходит так, что все меня бросили и не от кого ждать поддержки...
Всхлипнув, беру телефон и набираю маму. Хочется простого человеческого доброго слова, банального участия. И выговориться тоже охота невероятно, чтобы вычистить душу от грязи и заполнить ее чем-то светлым, где я не виновата в том, что от меня ушел муж. Где все будет хорошо.
Однажды...
— Здравствуй, Варвара, — на том конце раздается как обычно серьезный голос. Мама у меня вообще скупая на эмоции, будто Сталин в юбке. В школе ее некоторые за глаза так и называли, еще во времена, когда я училась. Она же у меня скоро как двадцать лет будет, преподает физику и астрономию. И у меня преподавала, я тогда жутко комплексовала, особенно когда мама всем двойки ставила за поведение. Ребята потом меня винили в этом, мол, не можешь что ли договорится, что мы все страдаем. А я не могла. Ну не такая она у меня.
— С Новым годом, мам, — всхлипнула я, но родительница даже не заметила этого.
— С новым счастьем, дочь, — сухо и деловито отвечает она.
— Мам, от меня Женька ушел! — и следом рыдания буквально вырываются из меня, не могу ничего с собой поделать. Такого унижения и горя я никогда в жизни не испытывала. Сначала об меня вытер ноги любимый мужчина, а потом и подруга в душу огромную кучу дерьма навалила.
Не жизнь, а малина просто!
— Ушел? Когда? — удивляется мама, шелестя пакетом. Кажется, она тоже во всю готовится к празднику.
— Сегодня? Минут двадцать тому назад!
— М-м, ну понятно.
— Что... что тебе понятно, мам?
— Ну, ушел муж. Ну, с кем не бывает. Все мужики — козлы. Я тебе об этом, между прочим, уже говорила.
— Мам...
— К кому ушел-то хоть?
— К Ленке, представляешь!
— Ну, а чего не представить-то? Охотно верю...
— Пришел и сказал, что все — не любит меня больше. А она такая вся волшебная, что у него там все полыхает, — и снова я заливаюсь слезами, кусаю губы от досады. Взгляд еще, как назло, цепляется на фоторамке, где мы с Женей стоим такие счастливые, в свадебных нарядах. Я склонила ему голову на плечо, а он приобнял меня за талию. Обещание верности и любви до гроба, оказывается, в итоге, и гроша ломаного не стоило.
— Сама виновата, Варвара, — слова мамы бьют под дых. А она, будто почувствовал, что попала в мое слабое место, давай добивать. — Я сколько раз говорила тебе, выходи на работу, займись собой и будь автономной от мужа? Сколько? А ты чего? Все в рот ему заглядывала да отнекивалась, что у вас все хорошо, мол, отстань. Вот тебе и вышло по итогу. Хорошо, хоть детей не нажили, а так бы еще и с прицепом осталась. Ты там, часом, не беременна?
— Мам, да как ты... — нет, моя дорогая родительница и раньше не раскидывалась жалостью, но мне казалось, что в таких ситуациях она поддержит, скажет доброе слово.
— А что мам? Скажешь, я не права? Когда я прошлый раз была у вас, ты вспомни? Ты в трениках и футболке по дому гоняешь, а эта Ленка в платье с прической сидит и глазки твоему Женьке строит. И ты сама эту хищницу в свой дом привела. Так что, кто тебе виноват? Нет, Варвара, жалеть я тебя не буду, даже не рассчитывай. Никакой женской хитрости в тебе нет. Дура дурой, господи тебя прости...
Губы дрожат, сердце на измене бегает волчком. Меня будто со всех сторон зажали и требуют прыгнуть с парапета. Ужасное ощущение, безнадежное. Не понимаю, чем заслужила такое? Я столько лет жила, думая только о доме, о будущем, о детях. Мне казалось, что у нас идеальная семья. Хотела угодить мужу постоянно. Рано вставала, несмотря на то, что спать ой как хотелось. Готовила завтраки, экономила на всяких мелочах, прокладки и те покупала подешевле, чтобы лишнюю копейку сэкономить, и каждый раз пыталась что-то новенькое придумать. Женьке вообще ничего не приходилось делать: я даже тарелки со стола не заставляла его убирать. И вот чем моя забота обернулась...
Не такая.
Недостаточно красивая.
Ленка лучше.
— А ничего, что Женя сам меня дома просил сидеть, мам? Я что должна была делать, если ему все было не так: то должность не такая, то в коллективе слишком много мужчин, то начальник ему мой не нравится. Я же не сама вся такая на попу ровно села, а потому что мужу пыталась угодить!
— Ну и как, угодила, Варвара? — жестоко рассмеялась мать, а у меня нижняя губа задрожала. — Наверное, еще и гордилась тем, что муж тебя содержит пока ты дома деградируешь, да? Пока он развивался и любовниц вне дома заводил пачками, ты ему блинчики пекла и трусы наглаживала, считая его пупом всей твоей вселенной. Вот тебе и закономерный итог. Так что, подтирай свои сопли, слюни, дочь и делай соответствующие выводы.
Обида так захлестывает меня, что я сбрасываю вызов, не дослушав мамины нравоучения. У них-то то с отцом все гладко, она его тотально контролирует. Матриархат! Идеальные, блин, отношения, когда мужик под каблуком даже дышать боится. Куда уж мне и Женьке до них...
Поднимаюсь с дивана, бегу в коридор и на ходу накидываю на себя куртку. Впервые хочу напиться вдрабадан. Да так, чтобы забыть обо всем на свете и той пустоте, что образовалась в груди. Гори оно все синем пламенем!
Варя
Захожу в круглосуточный магазин, который стоит у нас на остановке, возле дома, и славится тем, что может в любое время дня и ночи продать алкоголь из-под полы. До меня доносятся голоса продавщиц:
— Ой, Зойка, вот же непруха, отмечать праздник тут — за кассой, — бурчит полненькая женщина, подкрашивая губы бордовой помадой и разглядывая себя в зеркальце. — Дома муж еще такую поляну накрыл. А я тут сижу. Где справедливость?!
У меня от слова «муж» внутри все сжимается, и сразу перед глазами мелькает, как мы в прошлом году собирались у Жениных родителей. Он жарил шашлык на улице с отцом, а я с его мамой нарезала салаты. Она, конечно, постоянно тыкала, что я режу неправильно, но я готова была терпеть. Все-таки семья, как иначе-то?
Глаза застилают слезы, до того горько и обидно, но я делаю глубокий вдох и хватаю с полки первую попавшуюся бутылку водки. Да не пошло бы оно все? Выпью и забудусь. Точно! А утром пусть будет плохо от похмелья, а не оттого, что мне сердце в дребезги расколошматили все кому не лень.
Женя, Лена, мама...
На кассе еще, как назло, оказывается, что я забыла карту дома. Неудобно, жуть. Краснею, прячу глаза, а у самой руки трясутся. Благо продавщица позволяет взять в долг и записывает мою фамилию в один столбик со всеми забулдыгами района. Боже, как низко я пала...
— Мне только компресс спиртовой сделать надо. Муж поскользнулся на льду и вот, ушибся, — мямлю я какую-то ересь и чувству, что уши мои под вязаной шапкой вспыхнули, словно два факела.
— Не переживай и не оправдывайся, Варь, я же знаю вашу семью. Вы же с Женькой порядочные. Завтра занесешь, — отмахивается по-свойски женщина. Благодарю ее, и пулей вылетаю на улицу. Снег валит, как никогда: крупный, пушистый, какой-то сказочный. Подставляю ладони, и вдруг вспоминаю, что в детстве услышала от одной бабули: если поймать снежинку, сжать руку и успеть загадать желание, пока снег не растаял, все сбудется. Глупость, конечно, верить в такое в моем возрасте. Тридцать лет — не пятнадцать. Но я все равно пробую.
Зажмуриваюсь и изо всех сил прошу, кого не знаю даже, просто прошу, чтобы и в моей жизни случилось что-то очень хорошее. Чтобы меня любили просто за то, что я есть, и хотели ко мне возвращаться. Чтобы я нравилась без пластики носа, накачанных губ и силиконовых грудей. И ребенка бы. Хотя бы одного. Мне много ведь не надо.
Мальчика я бы назвала Егоркой. А если бы родилась девочка, то Милашей.
Женька так-то был против детей, все просил чего-то подождать. Говорил, еще рано, не время. То с ипотекой рассчитаться, то новую машину купить, то участок за городом и дом построить. А я ему, дура, верила и соглашалась, забивая на свои желания, лишь бы он был доволен. Но я ведь тоже не молодею, годики тикаю, правда... какие уж тут дети? Да и от кого мне теперь рожать?!
Разжимаю ладонь, и смотрю как капелька стекает на землю. Скорее всего, и здесь у меня не получилось. Неудачливый человек, он во всем такой.
Хмыкнув, смотрю на бутылку в руке и читаю название беленькой: «Бабьи слезы». Надо же, даже водка надо мной насмехается. Но менять уже не решаюсь, запихиваю бутылку водки в пакет и бреду к себе во двор.
Повсюду толпами уже провожают уходящий год пьяные компании. Тут и там взрываются салюты. А мне на весь этот праздник жизни смотреть невыносимо. И сразу же в голову пролезает страшная мысль о том, что именно сейчас мой Женька отряхивается на пороге нового дома от снега и с облегчением прижимает к себе Ленку. Смотрит на нее с любовью в карих глазах, а затем, улыбаясь, говорит:
— Мы свободны, моя дорогая. Эта очкастая дура теперь в прошлом и отныне мы можем трахаться, не боясь быть застуканными. Я ее бросил, как ветошь в старом году, чтобы новый начать с тобой — с любовью всей моей жизни. А Варька? А Варька была мне небом послана, чтобы лишь с тобой познакомиться...
Боже мой, как все это пережить и не сойти с ума?
Сворачиваю в темную арку, ведущую к моему дому, и на мгновение притормаживаю, опираясь рукой о кирпичную стену и прикрывая глаза. Дышу часто. Сердце от боли на куски разрывается, а сознание измывается над поруганными чувствами, подкидывая мне цветные картинки, где Женя самозабвенно целует мою подругу, раздевает неторопливо, а затем разводит ее ноги и вонзается в нее, хрипло выстанывая о том, как ему с ней хорошо.
Не то, что со мной, с ненужной женой.
А-а-а!!!
— Де... девушка, — слышу я страшное рычание и вздрагиваю, а затем взвизгиваю, замечая почти в кромешной темноте прямо перед собой черную фигуру, которая полулежит в сугробе арки. И тянется рукой ко мне.
Фу ты ну-ты, только облезлого бомжа мне и не хватало для полного счастья! Наверное, уже налакался в дугу, а теперь на мои «Бабьи слезы» покуситься собрался, окаянный! Шиш! Не отдам!
Огибаю это тело по широкой дуге и припускаю в сторону своего подъезда, но, оглянувшись, понимаю, что и пропитый бомжара не бросает своих намерений спереть мой заветный бутылек.
— Девушка, — хрипит он страшным, сиплым от многочисленных возлияний голосом, — по-помогите.
Мне бы кто помог!
Еще сильнее ускоряюсь, понимая, что бездомный синяк уже почти нагнал меня. Вскрикиваю и осознаю, что со свистом падаю, поскользнувшись на обледенелой мостовой. Шлепаюсь, ударяясь головой о наледь, но пакет с водкой прижимаю к себе, как зеницу ока. Мне почему-то кажется, что она меня спасет ото всех бурь.
Варя
Иду на кухню, ищу там нашатырь, а сама вся изнервничалась. Руки вон как трясутся, ну что за непруха такая? Народ веселится, выпивает, наяривает «оливье», пока я тут пытаюсь растормошить мужика, свалившегося камнем на мою голову.
Возвращаюсь в комнату, а он все лежит на диване, и глазом не моргнет. Подхожу к побитому, несколько секунд мнусь невнятно, потом все же подношу ватку с нашатырем к его носу. Ну давай, друг, открывай глаза, неужели мне скорую вызывать придется? И что я им скажу? Нашла незнакомца на улице? А вдруг он потом на меня кляузу напишет? Нет, буду ждать.
И мужик, в самом деле, открывает глаза, постанывает, кажется, окончательно в себя приходит. Беру графин на столе, наливаю воды и подношу к нему. Он бегло окидывает взглядом комнату, затем на мгновение замедляет его на мне. Улыбается зачем-то.
Наверное, все же, сотряс...
И пока незнакомец меня осматривает как-то блаженно, едва ли не пуская слюнку, успеваю несколько раз нервно сглотнуть. Он осушает стакан воды, затем кое-как, не без кряхтения, поднимается и теперь предстает передо мной в сидячем положении. Дотрагивается пальцами у висков, видно голова болит.
И смачно так, трехэтажно материться. Воспроизвести не смогу — то из непереводимого.
— Я вас на улице нашла, — решаюсь я начать конструктивный диалог первой. — Хотя... вы и так, наверное, это помните. Правда ведь?
Но мужик лишь смотрит на меня как-то уж больно странно и упорно молчит. А я начинаю не на шутку психовать. Ну, как бы, посидели и расходимся. У меня тут бутылка водки без дела пропадает и горе не запитое сердце бередит.
— Слушайте, кому нужно позвонить, а? Все-таки Новый год на носу. Вас, уверена, ваша семья ищет, волнуется.
Мужик несколько раз моргает, словно пытается сообразить, что ответить. К слову, если приглядеться, он такой — видный. Холеный, если убрать кровоподтеки на лице и чуть поплывший взгляд.
— Твою мать! — вырывается у него, и я снова вздрагиваю от неожиданности.
— Что? При чем тут моя мать?
— При том, что я нихрена не помню. В голове пустота и мертвые с косами стоят.
— Вы шутите?
— А я похож на Петросяна?
— Да вроде бы нет, — поджимая губы, разглядываю его более внимательно.
— Значит, я абсолютно серьезен, Ангел.
— Меня Варя зовут, — зачем-то говорю я.
— Эх, Варвара, нам ли быть в печали..., — чешет мужик макушку и снова улыбается мне как шальной. А меня начинает реально напрягать этот разговор.
— Так погодите. Давайте еще раз: вы что правда ничего не помните? Совсем-совсем ничего? — мое сердце ухает в пятки.
— Угу, — он снова вздыхает, затем закрывает глаза и какое-то время сидит так. Начинает рыскать по карманам. Долго. Пытается найти хоть что-то, за что бы можно было зацепиться, но не находит ровным счетом ничего. И с разочарованным стоном констатирует неутешительный факт. — Пусто. Даже телефона нет.
— Ох, как же нам теперь... ох, я... я и не знала, что такое бывает от, что там с вами могло приключится? — тараторю, поднимаясь с табуретки. Меряю шагами комнату, нервно кусаю ногти.
Это что ж теперь получается, мне его никуда не выгнать?
— Может, в полицию? — предлагает он, переводя на меня мутный взгляд. От слова «полиция» я едва не подскакиваю на месте. Нет! Нет! Нет! Только не полиция. Уверена, там слушать небылицы про амнезию не станут, а мужик всяко расскажет, как я его огрела. Или постойте... он это вообще помнит?
А если пока нет, но потом его накроет неприглядной правдой, и он меня подведет под монастырь? Ну уж нет, лучше потяну время. И хотя бы бой курантов провести дома, а не в изоляторе. А потому, раз и моя вина тут однозначно есть, надо выправлять карму.
— Может... есть хотите? — с лучезарной улыбкой выдаю я.
— Хочу. Очень хочу, — кивает он и снова мне улыбается, от чего я зачем-то краснею, как маков цвет. Ну а что? На меня давно так мужчины не глазели. А может быть и вообще никогда.
— Тогда мойте руки и будем садиться, — бормочу я невнятно.
— А в душ меня пустишь? — я даже не замечаю, как мужик переходит на «ты», но внезапно иду ему на уступки.
— Конечно! Встать-то сможете?
— Не тыкай мне, Ангел, — мужик поднимается, его пошатывает, но вижу, уже явно себя лучше чувствует. Слава богу!
— Варя я, — повторяю вновь, протянув руку. Он правда не пожимает ее, и я тут же убираю ладонь, отчего-то снова смутившись.
— Ангел мне нравится больше, Варя. — Как-то сухо отзывается он.
— А как мне... вас... ой, то есть, тебя называть?
— Я...
— Так?
— Блядь, — сокрушается незнакомец. — Что за херовая ситуация? Но я реально не помню, ни кто я такой, ни как меня зовут. Давай пока оставим мое имя в покое, дай свыкнуться с мыслью, что я ничего не помню, даже когда в последний раз пил.
Ничего не отвечаю, только понимающе киваю. Приятного явно мало, узнать, что ты забыл даже свое имя. Хотя я бы не отказалась от такой функции, может не было бы настолько обидно из-за Женьки, себя, неудавшегося семейного счастья и будущего. Ладно, не время накручивать. Сперва нужно с этим товарищем разобраться.
Денис
Вот это баба!
Стыдно признаться, но, чего уж греха таить — я бы вдул. Потом еще раз. И еще, так сказать, дабы результат закрепить. Ну и член хоть ненадолго посадить на цепь, а то вон как взбеленился и рвется в бой. Давно ли такое вообще было, чтобы у меня от прыти этой аж в глазах плыло и кровь шарашила по венам с такой силой, что, казалось, еще немного и меня Кондратий хватит.
А взгляд отвести не могу...
Смотрю на тело это женское. Охуенное со всех сторон, как не посмотри. На задницу орехом смачным. На грудь такого уверенного третьего размера. На ножки стройные и осиную талию. Вот прямо чисто женщина, а не силиконовая неваляшка на одно лицо, к коим я уже давно привык. И которые приелись до зубовного скрежета.
А тут все свое. И даже волосы видно, что не крашеные. Настоящая натуральная блондинка. Я думал, они давно уже вымерли, как динозавры. А нет — стоит, облаченная в кружева блядские и прямо так и выпрашивает, чтобы я подошел к ней сзади и показал небо в алмазах.
Маленькая. Ладненькая. Как по заказу специально под меня скроенная!
Чума!
Так стоп, Морозов, ты вообще-то у незнакомой женщины в гостях находишься. Чистенькой. И по всей видимости замужней, коль у нее на безымянном пальце колечко поблескивает. Она не какая-то там стрекоза продажная.
Но стойку я уже сделал капитально. Правда наблюдение за прекрасным пришлось прервать, потому что член мой, как долбанный компас стоял до пупа и раскачивался из стороны в сторону, очевидно, возражая против такого исхода дела. Он ждать вообще не привык.
От слова «совсем».
А тут такая Снегурка на нашу с ним голову.
Вернулся в ванную, снова встал под упругие капли воды, но на этот раз уже ледяные. Едва ли не заорал во все горло, но сдержался. Да и эффекта достиг нужного. Так я милую блондиночку не напугаю своим стояком, а там уж и окучивать можно.
Жалко только, что придется делать это в этой малогабаритной каморке со скрипучими полами и подтекающим краном. Я как-то от такой «роскоши» совсем отвык. Ну, да ладно...
Зачесал назад свои мокрые волосы и еще раз критично осмотрел себя в зеркале. Вроде бы ничего. Губа чуть кровит, на скуле ссадина и малость бровь пострадала, но в остальном — красавчик. Надо только придумать, как в этом доме гостеприимном на подольше задержаться. А там уж, как говорится, с Новым годом, с новым счастьем, Денис.
Кстати, хорошо, хоть в голове прояснилось. Душ помог, да и при виде полуголого женского тела меня так адреналином вставило, что все извилины начали работать на полную катушку. Вот и свалилась на меня непривлекательная правда.
Я с мужиками сегодня же встречался. Мне Воронин бабки торчал, да и вообще надо было увидеться перед праздниками, кое-какие дела перетереть. Выпили крепко, но не криминально. Мяса пожрали. Насчет охоты договорились. Обычный мужской треп, в общем-то. А потом, когда с посиделками закончили, я вышел на улицу, но сразу в тачку не сел. Покурить решил и мозги чуть проветрить. Парням своим наказал за мной не соваться. И побрел, не разбирая дороги...
Как раз мать позвонила, давай с наступающим поздравлять.
За угол свернул и вот там-то и получил первый увесистый удар по затылку. Затем второй и третий. В темноте и не разобрать сколько их было, но явно поболее, чем трое-четверо. А иначе меня бы хрен кто так в одну калитку вынес.
Затем был небольшой пробел в памяти. Видимо замесили все же. Немного припомнил, как ехал куда-то. А затем мою тушку как куль с мукой сбросили в подворотне. И теперь вот: бабла при себе нет, телефона тоже, часы и печатка аналогичным образом испарились. Но мало мне было для полного счастья — меня еще и пакетом с чем-то тяжелым добили. И не абы кто, а сам Ангел во плоти.
И вот я здесь. И, странное дело, не планирую никуда уходить.
Только надо бы как-то с Пашкой связаться и предупредить, что их начальник не загиб в сугробе, а всего лишь временно словил амурное настроение и отличную задницу в ажурных трусах.
Кивнул сам себе и двинул снова к своей Снегурке, замирая в дверях ее спальни и вновь зависая на ее зачетных округлостях. А в голове только и стучит нескончаемым набатом: «хочу, хочу, хочу». Да что ж такое?
— Мне тут кто-то вещи обещал сменные, — улыбнулся я, когда блондинка повернулась ко мне, да так и застыла с открытым ртом, явно шокированная тем, что видела перед собой.
Смешная. Будто бы мужика настоящего впервые в жизни видела.
— А-а-а... да! Кх-м... они здесь, — невозможно смущаясь, девушка указала на шкаф-купе, в котором тут же принялась рыться, чуть прогнувшись в пояснице и выпячивая передо мной свой соблазнительный орех.
А у меня сразу давление подскочило. Без шуток! И руки зачесались, так захотелось ее по этим упругим ягодицам шлепнуть от души. Нет, ну она явно смерти моей хочет: сначала пакетами прикладывает, потом своим телом охуенно-соблазнительным добивает.
— Вы... ты большой, — бормочет она из недр своего шифоньера, а я сглатываю, зачем-то думая о том, что будет, если я прямо здесь и сейчас ее завалю.
— Не нравится тебе? — делаю я пару шагов к ней, словно меня магнитом притягивает, и едва ли успеваю оттормозиться перед тем, как она поднимается и разворачивается ко мне передом, сжимая в руках запакованную белую рубашку и какие-то штанцы. А мне до этих тряпок и дела нет.
Варя
Утро первого января выдалось, мягко скажем, тяжелым. Я еле разодрала глаза и едва ли не заплакала от того, как адски гудела голова. Мне срочно требовалась таблетка, а может сразу две, чтоб уж наверняка. Фу, еще и во рту такое ощущение, как будто всю ночь кошки старательно гадили.
Надо ж, оказывается, эйфория во время выпивки — явление краткосрочное. Вот знала же, что алкоголь — это не мое, а все равно сунулась. Уж лучше бы я заменила игристое на бутерброды с красной икрой и мандарины. А что? Стрессы, либо запивают, либо заедают. А от еды хотя бы не бывает так гадко наутро.
Ой...
Медленно и не торопясь пытаюсь разлепить веки, устало зевнув. Все так болит, словно я не спала, а всю ночь разгружала вагоны. Однозначно, больше ни капли в рот, ибо шампанское — зло! И вообще, я ведь девушка порядочная, напиваться мне не к лицу.
Ох...
Рука затекла. Надо бы как-то перевернуться, что ли.
Кряхтя, все же делаю это и тут же испуганно икаю, забывая, как дышать.
Так-так-так! Что я там про себя только что думала? Порядочная девушка? Пожалуй, этот пункт из моей характеристики можно смело вычеркивать. Вот же черт...
Да уж, а мое утро явно начинается не с кофе. А прям с события года! От которого я, на минуточку, едва ли не падаю с кровати. Почему? Да потому что рядом лежит тот самый забулдыга с напрочь отбитой башкой, которого я сначала огрела бутылкой водки, а затем зачем-то потащила к себе в гости. И сейчас этот мужик сладко так посапывает на той самой подушке, на которой всегда лежала русая макушка моего мужа.
Кажется, я пробила дно!
Смотрю на него отупевшим взглядом, сглатываю, и ничего не понимаю. А потому не замечаю, как начинаю подвисать. Успеваю разглядеть мужественные скулы, и лицо такое, умиротворенное и очень привлекательное, между прочим. Такое обычно по телевизору показывают или на страницах модных глянцевых журналов, где состоятельные и зажравшиеся мужики хвастаются своими крутыми часами, золотыми запонками или нишевым парфюмом.
Вот этот такой же, почти один-в-один, только голый.
Мать моя женщина! Что я наделала? И больше ни единой трезвой мысли: как, зачем, какого черта? Быстро поднимаю одеяло и медленно выдыхаю — мужик в трусах, да и я в белье, только вместо вчерашнего красного платья на мне белая домашняя футболка. Не припоминаю, чтобы переодевалась сама...
Приходится как следует напрячься, чтобы воспроизвести хотя бы крупицы вчерашней новогодней ночки.
Вот мы пьем шампанское, и я прошу еще. А вот рассказываю про Женьку, про наше знакомство и то, какая я по его меркам некрасивая, неухоженная и вообще уже давно не любимая. Незваный гость меня утешает, обнимает, по голове гладит, говорит всякие комплименты, на которые я не обращаю внимания. Он же явно их для моего утешения кидает, из жалости. Ну разве от красивой женщины уходят мужья? Конечно, нет. А потом я снова тянусь к бутылке, осушая раз за разом стаканы с шампанским.
У меня же горе, как ни крути.
Стояла цель напиться — я напилась. Я вообще девушка так-то ответственная, если за дело берусь, то делаю его до конца и обязательно хорошо. Но в этот раз я, кажется, все-таки перестаралась.
И когда мой организм доходит до пика, случается тот конфуз, за который мне теперь безумно стыдно. Помню не прямо досконально, но вот как этот мужик держал мои волосы, пока я обнимала толчок унитаза и общалась с Зеленым Змеем, в моем памяти сохранилось отчетливо. Затем он отпаивал меня водичкой с лимоном и даже умывал мое лицо, заботливо протирая его полотенцем. А потом...
Мамочки! Ну какая стыдоба! Это ж надо было так опозориться. Блин! Ужас! Кошмар!
Потом мы оба как-то доползли до спальни, правда в процессе я пару раз упала тут и там, а он поднял меня и понес, словно пушинку до кроватки. А дальше я, кажется, отрубилась, а потому не припомню, как снимала платье и трясла перед незнакомым мужиком своими прелестями, завернутыми в кружевное белье, купленное специально для мужа.
Нет, я не могла так низко пасть! Не могла...
Итак, резюмируя все эти воспоминания, на ум приходит только следующее: с Новым годом, Варвара! Сама напилась в дугу, так еще и мужику бедному праздник испортила.
Ох...
Сказать, что я в жизни попадала в более нелепую ситуацию, ничего не сказать. Это вообще мое первое такое утро, и столько выпитого алкоголя. Я ж не пью толком, не умею. Позорище. Можно стереть память? И лучше нам обоим. Как там надо? Бутылкой водки по голове? Я готова!
Ладно, мечты мечтами, но реальность исправлять стоило бы. Начать новый год с такой ноты, я не могу. Надо как-то загладить свою вину, за удар бутылкой по голове и за пьяные выходки тоже. Точно! Испеку блинчиков, у нас как раз и варенье есть, и творог, и рыбка красная. Отлично! Думаю, успею. Но сперва, конечно, сбегаю в душ, приведу себя худо-бедно в порядок, и сразу на кухню. Тихонько прикрываю дверь в спальню и в путь.
С готовкой у меня никогда не было особых проблем, а уж спустя столько лет, я многое делаю на автомате, как, допустим, блины. Они у меня выходят поджаристые, тоненькие, ажурные, почти прозрачные. Начинку тоже быстро делаю, решаю, как говорится, угощать на широкую ногу: с мясом, вареньем, с творогом и без ничего.