Измена. Детский психолог

Глава 1. Наш ребёнок

Ключи выскальзывают из пальцев и со звоном падают на пол. Нагибаюсь, чтобы поднять, и тут до меня доносится женский смех. Не просто смех — хихиканье, переходящее в стон.

В груди что-то обрывается и летит вниз, туда, где должен быть желудок.

— Иди сюда, — голос Димы. Низкий, с хрипотцой. Я знаю этот тон — он так говорит, когда возбужден до предела.

Может, это телевизор? Или он смотрит порно? Да, точно, порно. В наушниках забыл включить, вот я и слышу.

Черт, ну какое порно. Какие наушники.

Ноги сами несут меня к гостиной. Внутри всё сжимается в один огромный спазм — от горла до самого низа живота. Знаю, что увижу. Знаю, но всё равно иду.

Останавливаюсь в дверном проёме.

Наш диван. Тот самый, который выбирали три часа, спорили про цвет обивки. Я хотела бежевый, он настоял на сером — "практичнее будет".

Очень практично получилось. Особенно для того, чтобы трахать на нём блондинку.

Они меня не видят. Слишком увлечены. Дима сидит, откинувшись на спинку, она — сверху, лицом к нему. Топик задран, трусики сдвинуты в сторону. Его руки на её заднице, пальцы впиваются в кожу, оставляя белые следы.

А звук. Господи, этот звук. Влажное чмоканье их поцелуя смешивается с шлепками кожи о кожу.

— Боже, как же хорошо, — блондинка запрокидывает голову. — Я так рада, что ты наконец решился.

Решился? На что решился? Внутри поднимается горячая волна — не то злость, не то тошнота.

— А то я уже думала, — она прикусывает его мочку уха, — что так и будешь до старости со своей... Линой.

Ногти впиваются в ладони. Чувствую, как кожа прорывается, и под ногтями становится мокро и липко.

— С Линой всё кончено, — Дима обхватывает её лицо ладонями, целует жадно, глубоко.

Кончено. Ага. Спасибо, что сообщил. А я-то, дура, думала, что у нас просто сложный период. Что это пройдёт. Что надо потерпеть.

— Точно-точно? — блондинка отстраняется, строит милую мордашку. — А как же ваши попытки? Ты ж говорил, вы так долго пытались ляльку завести.

Мир вокруг начинает плыть. В ушах звенит. Откуда она... Откуда, черт возьми, она это знает?

Это же было только между нами. Наша боль. Наша тайна. Два года анализов, таблеток, процедур. Два года, когда каждый месяц я покупала тест на беременность с замиранием сердца. И каждый раз — одна полоска. Одна сука полоска.

А он рассказал ей. Этой силиконовой кукле. Обсуждал нашу... мою неспособность забеременеть.

— Пытались, — Дима практически выплёвывает это слово. — Всё без толку. Видимо, бракованная попалась.

Бракованная.

Внутри что-то рвётся с мокрым звуком. Будто все внутренности разом вывернули наизнанку и швырнули на пол.

— Зато у нас всё получится, — блондинка гладит себя по плоскому животу. — У нас будет малыш, Димочка. Наш.

Пол уходит из-под ног. Хватаюсь за косяк, чтобы не упасть. Она... она беременна? От него?

Все эти месяцы, пока я глотала фолиевую кислоту, мерила базальную температуру, подкладывала под задницу подушку после секса (интернет сказал — помогает), он делал ребёнка другой.

— Да, детка, — Дима прижимается лбом к её лбу. — У нас всё получится. Мы будем настоящей семьёй.

Настоящей семьёй. А мы с ним что были?

Меня начинает трясти. Сначала руки, потом всё тело. Зубы стучат так громко, что кажется — сейчас услышат. Но им плевать. Они снова целуются, и его рука скользит к её груди, сжимает сосок через тонкую ткань.

— Пойдём в спальню? — шепчет она.

— Зачем? — Дима усмехается. — Лины всё равно нет. Можем хоть на кухонном столе.

Разворачиваюсь и иду к выходу. Не чувствую ног. Не чувствую вообще ничего, кроме пульсирующей пустоты там, где раньше было сердце.

Сумка. Ключи. Телефон. Механические движения. Открываю дверь максимально тихо. Зачем? Чтобы не испортить им момент?

В подъезде прислоняюсь к стене. Холодный кафель приятно студит горящий затылок. Нужно дышать. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Но воздух застревает где-то в горле комком.

Глава 2. Предложение

Мозг буквально закипает, пока несусь по МКАД. Куда вообще ехать? К маме? О да, отличная идея. Сейчас она откроет дверь, окинет меня всезнающим взглядом и выдаст коронное: «Я же говорила, Ангелина». А потом час будет перечислять все тревожные звоночки, которые я старательно игнорировала четыре года. Как он контролировал каждый мой шаг. Как закатывал истерики из-за «слишком откровенных» платьев. Как удалил меня из всех соцсетей, чтобы «посторонние мужики не пялились».

Нет уж, спасибо.

К Светке? Тоже мимо. Моя лучшая подруга — золотой человек, но в кризисных ситуациях у нее один рецепт: залить горе текилой и подцепить первого попавшегося красавчика. «Клин клином, детка!» — это ее любимая мантра. Только вот мне сейчас меньше всего хочется, чтобы какой-то пьяный незнакомец лапал меня в туалете клуба.

Руль сам поворачивает к детскому центру. Наверное, это единственное место, где я могу просто... быть. Не притворяться, что все в порядке. Не выслушивать советы. Просто посидеть в тишине своего кабинета и попытаться собрать мысли в кучу.

Парковка почти пустая — четыре часа дня, самый разгар рабочего времени. А я сбежала пораньше, чтобы устроить сюрприз... Ха. Сюрприз удался. Только не такой, как планировалось.

Выключаю двигатель и какое-то время просто сижу, уставившись в лобовое стекло. В голове крутится одна и та же картинка: Дима на нашем диване, а на нем — эта блондинистая сука. Как они целуются. Как он сжимает ее задницу. Как она стонет.

Господи, да они даже не заперли дверь! Настолько были уверены, что я не приеду раньше времени. Или просто плевать хотели.

Бью ладонью по рулю. Больно. Хорошо. Физическая боль отвлекает от той дыры, которая разрастается где-то в районе солнечного сплетения.

Выбираюсь из машины на ватных ногах. В коридоре пусто — все по кабинетам, занимаются с детьми. Только уборщица тетя Клава моет пол у дальней стены.

— Ангелина Александровна! — всплескивает руками. — А мы думали, вы сегодня не придете. Анна Сергеевна сказала, вы отпросились.

— Планы изменились, — выдавливаю подобие улыбки.

Захожу в кабинет и запираю дверь изнутри. Вот оно, мое убежище. Детские рисунки на стенах, полки с игрушками для песочной терапии, мягкий ковер для занятий с малышами. Здесь все такое... нормальное. Предсказуемое. Безопасное.

Опускаюсь в кресло за столом. Голова гудит. Нужно что-то делать. Нельзя же вечно прятаться в кабинете. Квартира... Черт, это же квартира Димы. Официально. Я там просто жила последние два года. Без прописки, без прав на жилплощадь. Идиотка.

Где я буду ночевать? Сколько у меня денег на счету? Хватит на гостиницу? На съем жилья?

Дверь содрогается от удара. Не стука — именно удара, будто кто-то врезался в нее с разбегу.

Подскакиваю так резко, что кресло откатывается назад. Внутренности превращаются в желе. Сердце выпрыгивает через горло и улепетывает куда-то под потолок.

Дверь распахивается. На пороге — мужчина.

Высокий, под метр девяносто точно. Плечи такие широкие, что едва помещаются в дверной проем.

И этот тип просто заходит. Без стука, без «можно войти», без извинений за то, что чуть не вышиб дверь.

— Ангелина Александровна, — произносит он, усаживаясь в кресло для посетителей.

Кто он вообще такой?

— И вы?.. — голос предательски дрожит.

— Орлов Олег Григорьевич, — он достает из внутреннего кармана кожаное портмоне и протягивает визитку.

Беру ее машинально. Дорогая бумага, тиснение золотом. «Орлов О.Г., генеральный директор». Название компании мне ни о чем не говорит, но судя по качеству визитки — что-то серьезное.

— Чем могу помочь? — пытаюсь взять себя в руки.

Орлов откидывается на спинку кресла.

— Почему вы не на рабочем месте? — спрашивает он вместо ответа. — Насколько мне известно, центр работает до шести.

Что за чертовщина? С каких это пор незнакомые дядьки проверяют мой график?

— Я отпросилась у директора, — сухо отвечаю. — И вообще, простите, но это не ваше дело.

Бровь Орлова едва заметно приподнимается. Видимо, не привык, что ему дерзят.

— Наслышан о вашей работе, — продолжает он, полностью игнорируя мой выпад. — Лучший детский психолог города, если верить отзывам родителей. Хотя, признаться, я ожидал кого-то... старше.

— Спасибо за комплимент, — заставляю себя улыбнуться. — Если вы хотите записать ребенка на консультацию, это можно сделать у администратора. Или я могу сама проверить расписание...

— У меня другое предложение, — перебивает он.

Молчу, жду продолжения.

— Моему сыну требуется помощь, — Орлов наклоняется вперед, сцепив пальцы в замок. — Не разовые консультации, а постоянная работа. С проживанием.

— С проживанием? — переспрашиваю, не веря своим ушам.

— В загородном доме. Круглосуточное наблюдение, ежедневные занятия. Полное погружение в процесс, так сказать.

Это какой-то бред. Родители иногда просят интенсивные курсы, но чтобы психолог жил с ребенком...

— Это весьма необычная просьба, — осторожно замечаю. — Обычно мы работаем по другой схеме. Консультации два-три раза в неделю, домашние задания для родителей...

— Обычные методы не работают, — отрезает он. — Мне нужен специалист, который полностью сосредоточится на моем сыне. Без отвлечения на других пациентов.

В голове загорается красная лампочка. Это же полный отрыв от жизни. Переехать в чужой дом, жить с чужими людьми, работать двадцать четыре на семь...

Но с другой стороны... У меня нет квартиры. Нет денег на гостиницу больше чем на пару ночей. А тут — крыша над головой и, судя по всему, неплохие деньги.

— Какова оплата? — спрашиваю прямо.

Если он удивлен моей прямотой, то не показывает этого.

— Двести тысяч рублей. Каждые две недели.

Челюсть отвисает. Буквально. Я даже рот закрыть забываю.

Двести тысяч? За две недели? Это же... это же безумные деньги!

— Вы серьезно? — выдавливаю, когда способность говорить возвращается.

Глава 3. Трусиха

Телефон вибрирует на столе. Экран высвечивает «Дима».

Блин. Блин-блин-блин.

Палец зависает над зелёной кнопкой. В голове настоящая гражданская война — одна половина мозга орёт «брось эту хрень об стену и забудь», другая скулит как побитая собака «ну послушай, что он скажет, может всё не так».

Дура. Вот кто я.

— Алло, — выдавливаю из себя.

— Лин, ты где шляешься? — его голос такой обыденный, будто час назад я не видела, как он засовывал язык в глотку той крашеной курице.

Зажмуриваю глаза так сильно, что под веками взрываются разноцветные фейерверки. Воздух застревает где-то между горлом и лёгкими — вдох-выдох-вдох, на автопилоте.

— На работе. В центре.

— Когда домой придёшь?

Домой. Ха. Смешное слово. У меня вообще есть дом? Или только квартира, где живёт мужик, который меня четыре года водил за нос?

— Скоро, — вру и жму отбой.

Телефон летит на стол с таким грохотом, что карандаши в стакане подпрыгивают. По щекам текут слёзы — горячие, солёные, злые. И я даже не пытаюсь их вытирать. Пусть текут.

Господи, что скажут мои малыши, если увидят «тётю Лину» вот такой — с размазанной тушью и красным носом? Я же им про эмоциональный интеллект рассказываю, учу справляться со стрессом. А сама сижу тут и реву как последняя идиотка.

***

Ключ скрежещет в замке — звук как из фильма ужасов, когда главная героиня заходит в дом с маньяком. Только маньяк тут не прячется в шкафу. Он сидит в гостиной и строчит сообщения своей беременной любовнице.

Всё тело вопит «беги, дура, беги отсюда». Но мне нужен паспорт. И трусы чистые. И хоть что-то из вещей, если не хочу ходить в одном и том же до конца жизни.

В квартире тишина. Из гостиной льётся голубоватый свет — телевизор или ноутбук. Стою в прихожей как столб, собираю в кучу остатки храбрости. Раз-два-три, поехали.

Захожу — и вот она, картина маслом. Дима на диване, ссутулился над ноутбуком. Вихры торчат во все стороны, футболка помята. Наверное, переживает, бедняжка. Или выбирает коляску для будущего ребеночка.

— Привет, — выдавливаю.

Голова дёргается вверх, и на его лице расцветает улыбка. Та самая, фирменная, от которой я раньше таяла как мороженое на солнце. Теперь от неё только желчь к горлу подкатывает.

— Ты где была? — вскакивает с дивана.

И не успеваю опомниться, как его руки уже на моей талии, притягивают, усаживают на колени. Тело-предатель обмякает, становится ватным. А Дима уже зарылся носом в мои волосы, вдыхает.

— Соскучился, — бормочет куда-то в шею. — Ты вся какая-то напряжённая. Что случилось?

Меня аж передёргивает. Час назад эти губы целовали Алину. Эти руки лапали её задницу. А теперь он сидит тут и изображает любящего парня.

— Работа достала, — вру. — Сложный случай был.

Его ладонь скользит по спине — вверх-вниз, вверх-вниз. Раньше это успокаивало. Сейчас ощущение, будто по коже наждачкой водят.

— Бедная моя, — цокает языком. — Вечно ты всё близко к сердцу принимаешь. Надо проще относиться. Хочешь, закажу суши? Или пиццу?

— Дим, нам нужно поговорить.

Вот и всё. Запустила машину апокалипсиса. Потому что после этих слов ничего хорошего в истории человечества ещё не происходило.

— М-м-м? — он напрягается подо мной, но улыбка остаётся приклеенной к лицу. — О чём, котёнок?

Смотрю в его карие глаза — красивые, с золотыми искорками. Ищу там хоть намёк на совесть. Хоть микрограмм вины. Но там только наигранная забота и лёгкое недоумение.

Может, я правда схожу с ума? Может, никакой Алины не было? Может, мне примерещилось?

Нет. Я видела её руки в его волосах. Слышала, как они обсуждали «нашего малыша». Это было. Всё было.

— Мне предложили новую работу.

О господи, что за бред я несу? Хотела сказать «я всё знаю, ты мерзкий изменщик», а вместо этого...

Трусиха.

— Работу? — Дима расслабляется, откидывается на спинку дивана. Его рука продолжает поглаживать мою спину — механически, по инерции. — Ну и что там за работа?

— Частная практика. За городом.

Глава 4. Уходя - уходи

— За городом? — первый тревожный звоночек в его голосе.

— Да. Работать с ребёнком в семье. Постоянное проживание.

— Постоянное что?!

Дима подскакивает так резко, что я чуть не слетаю с его колен на пол. Хватаюсь за подлокотник, чтобы удержать равновесие.

— Ты спятила? — его лицо наливается красным. — Какое, блять, проживание? Ты что, собралась бросить всё и свалить к каким-то левым людям?

Встаю, отхожу на пару шагов. Спина упирается в стену — отступать некуда.

— Там хорошие условия. И зарплата в разы больше.

— Тебе денег не хватает? Я тебе в чём-то отказывал? Что ты хотела — то и покупал! Шмотки, косметика, твои долбаные книжки по психологии!

Долбаные книжки. Вот как он относится к моей профессии.

— Дело не в деньгах...

— А в чём?! — Дима делает шаг ко мне, потом ещё один. — В том, что тебе приспичило податься в бега? К кому? Кто этот ублюдок, который тебе мозги запудрил?

— Это просто работа, — выдавливаю сквозь зубы.

— Просто работа?! — он хватает меня за плечи, пальцы впиваются как клещи. — Ты собираешься жить в доме какого-то мужика, и это просто работа?!

— Там ребёнок...

— Мне насрать на ребёнка! — брызжет слюной. — Ты моя девушка! МОЯ! Мы четыре года вместе! Мы планировали свадьбу, детей...

Вот тут он осекается. В повисшей тишине слышно, как тикают часы на стене. Дети. Которых мы хотели. И которых он уже сделал с другой.

— Если уйдёшь — не возвращайся, — его голос становится тихим, ледяным. — Подумай хорошенько. Бросишь меня — пути назад не будет.

Не будет. Как будто я собираюсь возвращаться в этот токсичный ад.

— Лин, — он встряхивает меня за плечи. — Ты что, серьёзно готова всё разрушить? Нашу любовь, наши планы? Из-за какой-то сраной работы?!

И тут во мне что-то лопается. Как струна, натянутая до предела. Как плотина, которую прорвало.

— Я видела тебя с ней! — ору прямо ему в лицо.

Дима застывает. Руки разжимаются, падают вдоль тела. Лицо из красного становится белым.

— С кем? — хрипит он. — О чём ты?

— Не прикидывайся идиотом! — меня трясёт, но голос звучит на удивление твёрдо. — С Алиной! На нашем диване! «У нас будет малыш, Димочка. Наш». Помнишь эти слова?

Молчание. В его глазах мелькает паника, потом злость, потом снова паника.

— Лин, это не то, что ты думаешь...

— Да пошёл ты!

Разворачиваюсь и иду к выходу. В прихожей хватаю свою сумку, сую туда документы из ящика. Паспорт, СНИЛС, полис... Самое необходимое.

— Лина! Стой! Дай объяснить!

Но я уже за дверью. Лечу по лестнице вниз, перепрыгивая через ступеньки. Где-то сзади грохочет дверь — Дима бежит следом.

— Ангелина! Вернись, блять!

Выскакиваю на улицу. Холодный воздух бьёт в лицо, но мне плевать. Иду куда глаза глядят — лишь бы подальше от него.

Глава 5. Хорошего дня

Рискую приоткрыть левый глаз. Большая ошибка. Солнечный луч врезается прямо в сетчатку, и я со стоном зарываюсь лицом в подушку. Которая, кстати, пахнет чужим стиральным порошком и легкой затхлостью.

Господи, как же паршиво. Это даже не похмелье — я вчера едва притронулась к вину в баре. Это похоже на то, как если бы меня всю ночь катали в стиральной машине на режиме "интенсивная стирка".

Шарю рукой по тумбочке, нащупываю телефон. 11:47. Черт, полдня коту под хвост.

— Ну и физиономия, — бормочу, поймав свое отражение в черном экране.

Щека украшена рельефным отпечатком складок наволочки. Тушь размазалась. Волосы торчат в разные стороны

Сажусь, и комната делает плавный поворот на триста шестьдесят градусов. Хватаюсь за край кровати, жду, пока мир перестанет вращаться. В животе что-то недовольно урчит.

Босые ноги касаются холодного пола, и по телу пробегает волна мурашек. Душ. Мне срочно нужен душ. Может, горячая вода смоет не только грязь, но и воспоминания о вчерашнем дне.

В ванной включаю воду на максимум. Пар мгновенно заполняет маленькое пространство, оседая капельками на зеркале. Сбрасываю халат и залезаю под обжигающие струи.

— А-а-ах! — вырывается, когда кипяток обрушивается на плечи.

Но через секунду становится хорошо. Кожа краснеет, мышцы расслабляются, в голове проясняется. Стою так минут десять, может пятнадцать, пока пальцы не начинают напоминать сморщенный чернослив.

И конечно, именно сейчас мозг решает устроить киносеанс. Дима на диване. Та блондинка верхом на нем. Её задница в его ладонях. Их влажные поцелуи.

Мотаю головой, пытаясь стряхнуть эти картинки. Бесполезно. Они впечатались в память.

Выключаю воду, выхожу из душа. Вытираюсь жестким гостиничным полотенцем.

Возвращаюсь в комнату, плюхаюсь на кровать. Телефон мигает уведомлениями. Неохотно разблокирую экран.

О, какой сюрприз. Дима расстарался. Двадцать три непрочитанных сообщения. Пролистываю, даже не вчитываясь — там все одно и то же. "Детка, давай поговорим", "Это не то, что ты думаешь", "Я люблю только тебя".

— Да пошел ты в жопу со своей любовью, — говорю телефону.

И тут взгляд цепляется за сообщение от неизвестного номера: «Ангелина Александровна, жду вас в центре в 14:00. Орлов О.Г.»

А, точно. Вчера же я в полном отчаянии позвонила этому типу с его безумным предложением. Живи с моим сыном, лечи его круглосуточно. Тогда это казалось единственным выходом — у меня нет ни жилья, ни нормальных денег. А тут хоть крыша над головой и зарплата.

Смотрю на время. 12:15. Если выйду через полчаса, как раз успею.

Телефон вибрирует в руке. Светка.

— Але, Гелька! — её голос такой громкий, что я отдергиваю трубку от уха. — Ты сидишь? Сядь! У меня новости!

— Я лежу, — отвечаю, массируя висок свободной рукой.

— Еще лучше! Короче, помнишь, я тебе рассказывала про Макса? Ну, брюнет из того бара, с татуировкой дракона на предплечье?

— Ага, — хотя, честно говоря, я смутно помню всех её Максов-Русланов-Артемов.

— Так вот! Вчера он подарил мне браслет от Тиффани! От Тиффани, Гель! Настоящий, не подделка! Я проверила в приложении!

В груди что-то неприятно сжимается. Не то чтобы я завидую... Хотя кого я обманываю? Конечно, завидую. У Светки парень после трех свиданий дарит драгоценности, а мой трахал другую за моей спиной.

— Круто, — выдавливаю. — Рада за тебя.

— Эй, — тон Светки мгновенно меняется. — Что-то случилось? У тебя голос какой-то... мертвый.

— Все нормально. Просто устала.

— Ангелина Александровна, — она переходит на полное имя, что означает полную боевую готовность. — Не ври мне. Что стряслось?

Закрываю глаза. Может, рассказать? Нет, не по телефону. Это слишком... много.

— Потом расскажу, ладно? Обещаю. Просто не сейчас.

— Хочешь, я приеду? К черту Макса, подруга важнее!

От её готовности все бросить ради меня на глаза наворачиваются слезы.

— Не надо, Свет. Правда. Давай встретимся на неделе, посидим в "Мяте", я все расскажу.

— Точно?

— Клянусь твоим новым браслетом.

— Ладно, — она все еще звучит обеспокоенно. — Но если что — сразу звони. В любое время. Поняла?

— Поняла, мам.

Она фыркает и отключается.

Встаю, иду к своей сумке. Достаю джинсы. Черную футболку с выцветшим принтом. Белье, носки. Одеваюсь на автопилоте.

К зеркалу подхожу с косметичкой в руках. Ну что ж, попробуем сотворить чудо. Тональник скрывает бледность, консилер маскирует синяки под глазами. Тушь в три слоя создает иллюзию, что я вообще спала этой ночью. Помада нейтрального оттенка — последний штрих.

Смотрю на результат. Нормально. Не красавица, но и не зомби. Для собеседования с потенциально безумным богачом сойдет.

Собираю вещи, проверяю номер. Ничего не забыла. Ключ-карту сую в задний карман джинсов.

В коридоре сталкиваюсь с горничной, пожилая женщина везет тележку, груженную свежим бельем.

— Освобождаете номер? — спрашивает она устало.

— Да, спасибо.

— Хорошего дня, — бросает она машинально, уже проезжая мимо.

Хорошего дня. У меня такое ощущение, что хорошие дни закончились примерно четыре года назад, когда я решила, что Дима — это любовь всей моей жизни.

Глава 6. Прыжок в неизвестность

Стук в дверь. Рука сама тянется к блузке, разглаживает воображаемую складку на воротнике.

— Войдите.

Дверь распахивается, и в кабинет влетает... нет, не влетает — вплывает Орлов.

На стол передо мной ложится чёрная папка.

— Контракт готов, Ангелина Александровна. Всё как договаривались — проживание в доме, работа с сыном, двести тысяч каждые две недели.

Во рту мгновенно становится сухо. Пальцы чуть подрагивают.

Листаю страницы. Юридический язык безупречен, все пункты прописаны. Но... погодите-ка. Где информация о пациенте? Возраст? Диагноз? Хоть что-нибудь?

— Олег Григорьевич, — откладываю папку. — Мне нужны хотя бы базовые данные о ребёнке. Сколько ему лет? Какие проблемы? Почему нужно жить в доме круглосуточно?

На его лбу прорезается морщина. Пальцы выстукивают ритм по столу. Тук-тук-тук. Он явно раздражён.

— Узнаете всё на месте.

— Хотя бы возраст? — под столом ладони сжимаются в кулаки так сильно, что ногти впиваются в кожу.

Он выдыхает через нос.

— Вы же профессионал высшего класса? Лучший детский психолог Москвы? Я плачу суммы, о которых ваши коллеги могут только мечтать. Если вас это не устраивает...

— Устраивает! — слова вылетают раньше, чем мозг успевает их обработать.

А что ещё сказать? Внутренний голос вопит: "Ангелина, ты дура! Это же явная подстава!" Но альтернативы-то какие? Вернуться к Диме и его беременной любовнице? Переехать к маме в её однушку, где мы будем спать валетом? С пятнадцатью тысячами на карте я даже комнату в Подмосковье не сниму.

Хватаю ручку. Ставлю подпись.

— Отлично, — Орлов чуть улыбается, и его лицо на секунду становится почти... привлекательным? Чёрт, наверняка в молодости разбивал сердца пачками. — Едем немедленно.

— Что, прямо сейчас? — внутри всё обрывается и летит вниз.

— Да.

— Но... мне же нужно собраться, предупредить директора, взять вещи...

— С директором вопрос решён. Отпуск оформлен. Всё необходимое купим по дороге.

Что за срочность такая? Сынок взбесился и крушит мебель? Поджёг гувернантку? Построил бомбу из конструктора? Фантазия рисует картины одна другой красочнее.

— Хорошо, — выдавливаю.

Солнце бьёт в глаза. У входа в центр припаркован чёрный внедорожник. Орлов галантно открывает дверь. Ныряю внутрь, и меня обволакивает запах дорогой кожи и какого-то мужского парфюма.

— Можем ехать? — водитель смотрит в зеркало заднего вида.

— Да.

Машина трогается. За окном мелькают знакомые места. Вот цветочный, где я покупала тюльпаны на восьмое марта — Дима тогда сказал, что это банально. Вот кофейня с их фирменными круассанами — мы заходили туда каждое воскресенье, пока он не начал "задерживаться на работе".

Что-то кольнуло под рёбрами — не то боль, не то тоска. Быстро смахиваю слезу, пока Орлов не заметил влажный блеск в глазах. Только рыданий в его присутствии не хватало.

Проносимся мимо указателя "МКАД", и Москва остаётся позади. Вот так просто — села в машину с незнакомцем, подписала контракт без деталей, и теперь еду неизвестно куда. Мама бы сказала, что я окончательно спятила.

Закрываю глаза, считаю дыхание. Раз-два-три-четыре — вдох. Пять-шесть-семь-восемь — выдох. Техника, которую советую всем тревожным клиентам. Сама-то ей пользуюсь только в крайних случаях.

За эти годы повидала всякого. Дети с депрессией, паническими атаками, фобиями. Подростки после попыток суицида. Малыши, пережившие травмы. Справлялась же как-то.

Что может быть хуже того, с чем уже сталкивалась?

Глава 7. Сложный ребёнок?

Внедорожник подпрыгивает на очередной яме, и мои внутренности делают сальто. В горле мгновенно скапливается кислая слюна. Проглатываю. Последние десять километров асфальт сменился каким-то доисторическим гравием, а за окном — лес, поля и ни единого признака цивилизации.

Даже телефон не ловит — проверяла минуту назад. Если этот Орлов окажется маньяком, меня будут искать до второго пришествия.

Пальцы впиваются в ремешок сумки так, что кожа скрипит. Кошусь на своего работодателя — сидит как памятник. Костюм без единой складочки, спина прямая, лицо маска невозмутимости. Я тут чуть не блюю от нервов и тряски, а он спокойно тыкает в телефон.

— Мне придется уехать на несколько дней, — роняет он, не отрываясь от экрана. — Будете на связи с моим помощником. Номер в контракте.

Супер. Просто супер! То есть меня оставят наедине с его сыном в этой глуши? Без подстраховки? В голове мгновенно прокручиваются все фильмы ужасов, которые начинаются именно так.

Машина притормаживает у здоровенных кованых ворот. Они медленно расползаются в стороны. И тут у меня челюсть отваливается.

За воротами... Блин, это вообще дом? Это какой-то космический корабль из стекла и бетона. Газон такого ядовито-зеленого цвета, что глазам больно. Идеальные дорожки, идеальные клумбы, идеальные кусты, подстриженные с точностью до миллиметра.

Водитель паркуется прямо у парадного входа. Орлов выскакивает первым, обходит машину и галантно распахивает мою дверь.

— Прошу, — кивок в сторону входа.

Вываливаюсь на подкашивающихся ногах. Каблуки утопают в мелком гравии. Орлов уже шагает к дому. А я семеню следом.

Внутри... Господи. Потолки под четыре метра. Мраморный пол, в котором можно причесываться. Картины в золоченых рамах. Кожаные диваны. И люстра...

— Кирилл! — рявкает Орлов. — Спускайся! У нас гость!

Где-то наверху хлопает дверь. Шаги на лестнице. Мое сердце начинает колотиться где-то в районе горла. Сейчас увижу пациента. Подростка с кучей комплексов и...

О черт.

О черт-черт-черт.

По лестнице спускается не подросток. Это мужик. Взрослый мужик, которому на вид лет двадцать пять. Плечи такие широкие, что он еле вписывается в лестничный пролет. Темные волосы торчат во все стороны, будто он только что встал. Трехдневная щетина. И глаза... Мать моя женщина, какие глаза. Зеленые, с золотистыми искорками. Смотрят прямо на меня.

Черная футболка натянута на нем так, что видно каждый бугорок мышц. Джинсы сидят низко на бедрах. Босые ноги — даже ступни у него какие-то... мужественные, что ли.

Он меня буквально раздевает взглядом. Медленно, с ног до головы. Останавливается на груди. Скользит по бедрам. Возвращается к лицу. И ухмыляется.

Внутри все превращается в желе. Горячее, дрожащее желе. Хотя на мне строгий костюм, застегнутый на все пуговицы, вдруг кажется, что я голая.

— Очередная психологичка? — он даже не смотрит на меня, обращается к отцу. Голос низкий, с хрипотцой. — Сколько их уже было? Десять? Двадцать? Я, если честно, со счета сбился.

Воздух застревает в легких. Очередная? То есть до меня... А куда делись предыдущие? Сбежали с воплями? Или их закопали где-то под этим идеальным газоном?

— Кирилл, — Орлов-старший цедит сквозь зубы, — будь любезен изобразить хотя бы подобие воспитания. Это Ангелина Александровна. Она будет с тобой работать.

Правая бровь ползет вверх, губы кривятся в ухмылке.

— Работать со мной? — каждое слово он смакует, растягивает. — И какая же у нас запланирована... работа, Ан-ге-ли-на А-лек-санд-ров-на?

В его интонации столько непристойного подтекста, что хочется прикрыться чем-нибудь. Хоть занавеской.

— Кирилл! — рявкает папаша. — Прекрати этот цирк! Ангелина Александровна — профессионал высшего класса. Она здесь, чтобы помочь тебе с твоими... проблемами.

— Проблемами? — Кирилл скалится, демонстрируя идеальные белые зубы. — Ты уверен, что проблемы у меня? Может, это у тебя крыша поехала, раз ты приволок в дом эту... — он окидывает меня взглядом, от которого кожа горит, — куколку?

Куколку?!

Что-то внутри меня лопается с почти слышимым треском. Зубы стискиваются так сильно, что скулы сводит. Кулаки сжимаются сами собой, ногти впиваются в ладони.

Куколка, значит? Пять лет в универе. Красный диплом. Три года практики. Десятки вылеченных детей. И все для того, чтобы какой-то зажравшийся мажор...

— Немедленно прекрати! — Орлов-старший уже почти срывается на крик. Вена на его виске пульсирует.

— Как скажешь, папочка, — Кирилл театрально вскидывает руки. — Давайте займемся... терапией с нашей милой гостьей.

Он поворачивается ко мне, и в зеленых глазах пляшут бесенята.

— Только вот что, Ангелина Александровна. Не ждите, что я буду плакать вам в жилетку. Или рассказывать про несчастное детство. Или, — тут он откровенно ухмыляется, — рисовать домик с солнышком, чтобы вы могли покопаться в моем подсознании.

Глава 8. Взрыв

— Олег Григорьевич, нужно поговорить. Срочно. И желательно без вашего великовозрастного сыночка.

Внутри всё вибрирует от злости — такой чистой и праведной, что хочется что-нибудь разбить.

— Разумеется, — кивает. — Мой кабинет в конце коридора.

Иду за ним, и каждый шаг отдаётся в голове глухим стуком. Ковёр под ногами такой мягкий, что каблуки проваливаются, и приходится балансировать. Господи, да что за день такой...

В кабинете Орлов усаживается за массивный стол, жестом предлагая мне кресло напротив. Я остаюсь стоять — сидеть сейчас всё равно что капитулировать.

— Вы меня обманули.

Выплёвываю это без предисловий. К чёрту дипломатию.

— Я предпочитаю термин "не раскрыл всех деталей", — он откидывается в кресле.

О, ну конечно. Юридические формулировки.

— Не раскрыли деталей? — голос срывается на визг, и мне плевать. — Я детский психолог! Де-тс-кий! Знаете, что это значит? Я работаю с малышами, которые боятся темноты, с подростками в пубертате, с травмированными детьми! А не с... с...

— С моим сыном? — подсказывает он с лёгкой улыбкой.

— С двухметровым жеребцом, который смотрит на меня как на кусок мяса!

Ой. Это я вслух сказала? Судя по приподнятым бровям Орлова — да.

— Интересная формулировка, — он барабанит пальцами по столешнице. — Значит, произвел впечатление?

Меня аж передёргивает.

— Послушайте, — делаю глубокий вдох, пытаюсь говорить спокойно. Получается так себе. — Я три года училась работать с детской психикой. Ещё три года практики. У меня есть специализация, понимаете? Я не какой-то универсальный солдат психологии, который может работать с кем угодно!

— Присядьте, — его тон не терпит возражений. — И давайте поговорим как цивилизованные люди.

Плюхаюсь в кресло. Кожа холодная, и по спине пробегает неприятный холодок. Или это от осознания, в какую жопу я влипла?

— Кирилл не совсем... обычный случай, — начинает Орлов, разглядывая свои идеально ухоженные ногти.

— Это я уже поняла, — бурчу.

Орлов встаёт, подходит к окну. Спиной ко мне — классическая поза "сейчас будет откровение". Я вся превращаюсь в слух.

— Он... нестабилен в отношениях. Очаровывает женщин, добивается их полного обожания, а потом... бросает. Резко, жестоко, без объяснений. Некоторые не выдерживают.

В животе что-то неприятно сжимается.

— Сколько их было? — зачем-то спрашиваю.

— Десятки. Может, больше. Я не веду статистику сексуальных похождений сына, — он поворачивается. — Но в последнее время ситуация ухудшается. Месяц назад одна... особенно впечатлительная особа пыталась вскрыть вены в холле моего офиса.

Мать моя женщина.

— И что вы от меня хотите? Чтобы я научила его быть хорошим мальчиком? Извините, но перевоспитание взрослых социопатов не входит в мою компетенцию!

— Он не социопат, — Орлов хмурится. — По крайней мере, я надеюсь. Просто... сложный.

Я истерически хихикаю. Сложный. Ну да, конечно.

— Почему я? — спрашиваю устало. — В Москве полно психологов, которые работают со взрослыми. С теми, кто специализируется на подобных... расстройствах.

— Потому что вы не из его круга, — Орлов возвращается к столу, садится. — Все предыдущие психологи были либо мужчинами, которых он игнорировал, либо женщинами, которых он соблазнял. Вы... другая.

— В смысле?

— Обычная, — он пожимает плечами, и это "обычная" бьёт больнее пощёчины. — Не светская львица, не доступная красотка. Серьёзная женщина с профессией. Может, это сработает.

Обычная. Ну спасибо, Олег Григорьевич, прямо бальзам на душу. Хотя... он прав. Я самая обычная. Не крашусь особо, одеваюсь скромно, единственное моё достоинство — мозги. Может, поэтому Дима и нашёл себе силиконовую блондинку?

— Допустим, я соглашусь продолжить, — говорю медленно, обдумывая каждое слово. — Что конкретно вы от меня ждёте?

— Помогите ему научиться строить нормальные отношения. Или хотя бы понять, почему он их разрушает. У меня есть инвесторы, партнёры... Репутация Кирилла влияет на бизнес. А главное...

Он замолкает, и впервые за весь разговор я вижу на его лице что-то похожее на настоящую эмоцию.

— Главное — он мой единственный сын. И я не хочу, чтобы он закончил в полном одиночестве.

Вот тут меня пробивает. Потому что за всей этой напыщенностью и деловитостью я вдруг вижу просто отца, который волнуется за своего ребёнка. Пусть этому "ребёнку" двадцать с лишним лет и он выглядит как модель с обложки.

— Хорошо, — киваю. — Я попробую. Но гарантий не даю. И если ваш сын окажется полным психопатом — я сваливаю.

— Договорились, — Орлов встает.

Глава 9. Осмотр территории

Выскальзываю в коридор, аккуратно прикрывая дверь. Господи, что за ощущение... Будто попала в какой-то стерильный лимб между жизнью и смертью. Белые стены без единого пятнышка, мебель как из каталога для миллиардеров-социопатов, воздух настолько чистый, что мои легкие, привыкшие дышать московской гарью вперемешку с выхлопами, чувствуют себя самозванцами.

Стою посреди холла как дура. Три коридора расходятся в разные стороны, и каждый выглядит одинаково зловеще-идеально. Ну что, Ангелина, раз уж ты тут на неопределенный срок изображаешь психолога для великовозрастного оболтуса, может, хоть дом изучишь?

Иду направо — чисто интуитивно, левая сторона почему-то вызывает тревогу. Вдоль стен висят картины, и от одного взгляда на них мозг начинает плавиться. Это что вообще? Будто кто-то дал трехлетке ведро краски, а потом еще и взорвал. Красные брызги, черные полосы, что-то похожее на... нет, лучше не думать, на что это похоже.

Блин, да мои пятилетки в центре рисуют более осмысленные вещи! Вот Машенька на прошлой неделе нарисовала семью — криво, конечно, у папы одна нога длиннее другой, зато сколько любви в каждой линии. А тут? Претенциозное говно за миллионы.

И тут меня накрывает. Музыка — нет, это даже музыкой назвать сложно. Грохот, рев, басы такие, что желудок подпрыгивает в такт. Иду на звук.

Дверь приоткрыта. Заглядываю.

Мать. Моя. Женщина.

Кирилл. Полуголый. Нет, стоп, это слишком невинно звучит. Кирилл в одних шортах, которые держатся на бедрах исключительно силой божественного провидения. Еще миллиметр вниз — и будет полное обнажение.

Он молотит боксерскую грушу с такой яростью, будто она лично виновата во всех бедах человечества. Мышцы перекатываются под кожей, покрытой пленкой пота. Я должна отвернуться. Должна уйти. Это непрофессионально, неэтично, не...

Он останавливается так резко, что груша еще долго раскачивается. Поворачивается к зеркалу, и я вижу его лицо. Господи. Такой ненависти к собственному отражению я не видела ни у одного пациента. Он смотрит на себя так, будто готов разбить зеркало — и, возможно, заодно себя.

Адамово яблоко дергается. Он сглатывает и резко разворачивается, направляясь к двери в дальнем конце зала. Все происходит так быстро, что я даже испугаться не успеваю.

Стой, Ангелина. Разворачивайся и уходи. Ты психолог, а не грёбаный сталкер.

Но ноги уже несут меня следом. Потому что... потому что мне платят за то, чтобы разобраться в его проблемах, верно? А как разобраться, если не видеть полной картины? Отличное оправдание, Геля, почти поверила.

Крадусь за ним. Второй этаж, коридор еще длиннее, чем внизу. Он сворачивает, исчезает за дверью. Я замираю у другой, приоткрытой.

Блин. Ну блин.

Это точно его спальня, и она... живая. После всей этой стерильности внизу — как глоток воздуха после долгого погружения. Книги везде. На полу, на полках, на кровати. Нормальные книги с загнутыми страницами, с закладками из чеков и оберток от жвачки. Стены в постерах. В углу гитара, старая, с облупившимся лаком.

— Интересная методика лечения — вламываться в чужие спальни.

Подпрыгиваю так, что, кажется, на секунду зависаю в воздухе. Сердце выпрыгивает через горло и улепетывает куда-то под потолок.

Он стоит прямо за спиной. Как? Как он подкрался?!

— Я... изучаю обстановку, — выдавливаю, разворачиваясь.

Ошибка. ОШИБКА!

Между нами сантиметров тридцать. От него пахнет потом, мятой и еще чем-то неуловимо мужским. На груди все еще блестят капли, одна медленно сползает вниз, прочерчивая дорожку через пресс к той самой полоске волос, которая исчезает под резинкой шорт.

Он делает шаг вперед.

Я — назад.

Он — еще шаг.

Спина упирается в стену. Все. Приплыли.

— Ну и как результаты изучения? — он наклоняется, упираясь ладонями в стену по обе стороны от моей головы.

Господи, он такой большой. И горячий. Жар от его тела окутывает меня, проникает под одежду, под кожу. В голове белый шум.

— Познавательно, — хриплю я.

— И что же ты узнала? Как планируешь меня лечить? Сказки на ночь? Или, может... — он наклоняется ниже, его дыхание обжигает ухо, — будешь спать со мной, чтобы кошмары отступили?

— Я буду делать свою работу, — заставляю себя посмотреть ему в глаза. — Профессионально. Если ты способен на сотрудничество, а не только на дешевые провокации.

Его глаза... Черт, я думала, они просто зеленые. Но вблизи — это калейдоскоп. Зеленый с янтарными вкраплениями, с темным, почти черным кольцом по краю.

— Сотрудничество? — он наклоняет голову, разглядывая меня. — И что я получу взамен?

— Шанс разобраться в себе. Стать тем, кем хочешь быть, а не тем образом, который навязывают другие.

На секунду — буквально на долю секунды — что-то мелькает в его взгляде. Уязвимость? Страх? Но тут же исчезает, будто и не было.

— А с чего ты взяла, что меня не устраивает то, кто я есть? — он отталкивается от стены, и я могу наконец нормально вдохнуть.

Воздух врывается в легкие, принося облегчение и разочарование одновременно.

Он проходит в комнату, и я вижу, как напряжены мышцы спины. Защитная реакция. Попала в точку.

— Можешь сколько угодно строить из себя психолога, — бросает он через плечо. — Но мы оба знаем, что ты просто очередная неудачница, которой папаша заплатил за попытку меня "исправить". Собирай манатки и вали. Пока я добрый.

Меня будто ледяной водой окатили. Неудачница? Серьезно?

— Знаешь что? — делаю шаг в комнату. — Можешь сколько угодно огрызаться и строить из себя непробиваемого мачо. Но человек, который с такой ненавистью смотрит на собственное отражение, явно не в ладах с собой.

Он замирает. Медленно поворачивается.

— Подглядывала?

— Наблюдала. Это часть работы.

— Нет, — его голос становится тише, опаснее. — Это часть твоего любопытства. Думаешь, я не видел, как ты пялилась? Как облизывалась?

Щеки вспыхивают.

Глава 10. Несгибаемая

Разворачиваюсь и вылетаю из его комнаты так стремительно, что каблук цепляется за порог. Едва не растягиваюсь во всю длину, но в последний момент хватаюсь за косяк. Отлично. Эффектный выход испорчен.

На лестнице чуть не сшибаю Орлова-старшего.

— Ангелина Александровна, — растягивает губы в улыбке. — Вижу, вы уже... пообщались с Кириллом?

Ага, пообщались.

— Первичный контакт установлен, — выдавливаю самым профессиональным тоном, на какой способна. Внутри все еще кипит от унижения. — Как и ожидалось, потребуется время для выстраивания доверительных отношений.

— Разумеется, разумеется, — Орлов кивает. — Позвольте показать вам дом. Вам необходимо ориентироваться в пространстве.

И вот я плетусь за ним по коридорам. Орлов вещает монотонным голосом:

— Ирина Викторовна, наша экономка, готовит завтрак к восьми утра, ужин — к семи вечера. Если потребуется что-то в другое время — обращайтесь к ней напрямую...

Киваю на автопилоте.

— ...охрана дежурит круглосуточно, номер начальника службы безопасности есть в вашем договоре...

Мы сворачиваем в очередной коридор. Ноги уже гудят.

— А вот и ваши апартаменты, — Орлов останавливается у массивной двери.

Апартаменты? Серьезно? Я готовилась к какой-нибудь каморке под лестницей. Или гостевой спальне.

Дверь распахивается, и у меня челюсть реально отвисает. Это... это же целая квартира!

— Мать моя женщина, — вырывается у меня.

Орлов хмыкает — первое проявление живой эмоции за все время нашего похода.

— Полагаю, вас устроит? — он проходит к встроенному шкафу и распахивает дверцы.

И тут мой мозг окончательно зависает. Шкаф забит одеждой. Платья, костюмы, джинсы, блузки — все с бирками, все явно дорогое. А в выдвижном ящике...

Господи. Белье. Кружевное белье. Черное, красное, белое — целая коллекция трусиков и лифчиков, от которых щеки мгновенно вспыхивают.

— Это... это все для меня? — голос предательски дрожит.

— Естественно, — Орлов даже бровью не ведет. — Полагаю, размеры подобраны верно. Если что-то не подойдет, Ирина Викторовна организует замену.

Стою как дура, пялясь на это изобилие.

— Благодарю, — наконец выдавливаю. — Это очень... щедро.

— Ерунда, — отмахивается. — Кстати, завтра утром я улетаю в Лондон. Деловая поездка на две недели. Все необходимые контакты у вас есть. Надеюсь, за это время вы найдете подход к Кириллу.

Две недели. Я буду заперта в этом мавзолее с его психованным сыном две недели.

— Конечно, — киваю. — Я сделаю все возможное.

Орлов еще раз окидывает меня оценивающим взглядом и выходит, оставив меня наедине с роскошью.

Дверь закрывается, и я выдыхаю. Ноги подкашиваются, плюхаюсь прямо на кровать. Матрас такой мягкий, что я почти проваливаюсь.

— Во что ты вляпалась, дура? — спрашиваю потолок с его идиотской фреской. Какие-то ангелочки с арфами. Тоже мне, рай.

Глава 11. Утро добрым не бывает

Глаза открываются сами — никакого плавного пробуждения, просто бац, и я пялюсь в идеально белый потолок с лепниной.

Рука автоматически шарит по тумбочке. Пусто. Где телефон? А, вон он, валяется на полу. Наверное, скинула ночью, когда в очередной раз лезла проверять сообщения.

Экран светится насмешливой пустотой. Ноль сообщений. Ноль пропущенных. Даже спам не пишет — видимо, и мошенники меня забыли.

Внутри что-то неприятно дергается. Не то чтобы я ждала, что Дима будет рыдать и умолять вернуться. Хотя... Ладно, вру. Какая-то мазохистская часть меня именно этого и ждала. Чтобы он страдал. Чтобы не мог без меня. Чтобы понял, кого потерял.

Но нет. Он сейчас небось нежно гладит живот своей беременной куклы Барби и шепчет ей на ушко всякие глупости про их светлое будущее.

— Господи, Ангелина, хватит, — бормочу вслух и выкатываюсь из кровати.

Спина тут же напоминает, что ей не понравился местный ортопедический матрас за миллион.

Распахиваю шкаф и на секунду зависаю. Это же... это же целый бутик. Шелковые блузки, кашемировые свитера, платья. И все с бирками. Новое. Неношеное. Купленное специально для меня.

Выбираю самое нейтральное — джинсы и серую футболку. Ничего кричащего. Ничего, что заставило бы Кирилла-младшего подумать, будто я стараюсь произвести впечатление.

Выскальзываю в коридор и — бам! — чуть не впечатываюсь в женщину.

— Доброе утро, Ангелина Александровна, — цедит она. — Олег Григорьевич поручил проводить вас к завтраку.

А, так вот ты какая, местная Цербер. Ирина Викторовна, ясно.

Семеню за ней по лестнице. В столовой — та еще картина маслом.

Орлов-старший восседает во главе стола.

А Кирилл...

Ну почему, почему он не может выглядеть как нормальный человек с утра?

— Доброе утро, Ангелина Александровна, — Орлов-старший приподнимается. — Как спалось в новой обстановке?

— Прекрасно, — вру. — Очень комфортная комната.

Ага, если не считать, что я полночи таращилась в потолок, а вторую половину — гуглила "как пережить предательство любимого человека". И гугл не помог.

Опускаюсь на указанный стул. Прямо напротив младшего Орлова.

Он даже не поднимает глаз от телефона. Пальцы порхают по экрану с бешеной скоростью. Кому это он строчит в семь утра? Очередной девице из своего гарема?

Стол ломится от еды. Тут и омлет, и сырники, и блинчики, и фрукты всех цветов радуги, и соки в графинах, и...

Накладываю себе омлет — чисто для приличия. Втыкаю вилку, гоняю кусочек по тарелке. Жевать и глотать — это слишком сложная задача для моего мозга сейчас.

— Кирилл, — голос Орлова-старшего режет тишину. — Телефон. Убери. Немедленно.

О, а вот и первый раунд семейной драмы.

Младший Орлов специально медленно поднимает глаза. И я на секунду вижу в них такую бездонную усталость, что мое психологическое нутро тут же начинает чесаться. Это усталость человека, который устал не от недосыпа, а от самой жизни.

— Да ем я, ем, — бросает он и демонстративно засовывает в рот кусок тоста. — Видишь? Жую. Глотаю. Все по протоколу.

— Мы не "едим", Кирилл. Мы завтракаем. И прекрати чавкать, ты не в забегаловке.

Господи. Боже. Упаси. Я сейчас в реальности или в плохой комедии про богатых? "Мы не едим, мы завтракаем" — это вообще нормально говорить взрослому сыну?

Прикусываю щеку изнутри так сильно, что чувствую вкус крови.

Только бы не засмеяться. Только бы не засмеяться.

— А где я, по-твоему? — Кирилл откидывается на спинку стула с таким видом, будто готовится к бою. — В ресторане? На светском рауте? Или может, на аудиенции у английской королевы?

Его руки скрещиваются на груди, и футболка натягивается... Стоп. Не пялься. Не время.

— Ты дома. И мог бы вести себя соответственно.

— О, так это дом? — в голосе младшего Орлова появляются ядовитые нотки. — А я думал, это филиал ада, куда ты притащил очередную няньку, чтобы следила за твоим непутевым сыночком.

Ой. Ой-ой-ой.

Я мгновенно становлюсь невероятно заинтересованной содержимым своей тарелки. Вот это желтое в омлете — желток или сыр? А эта зеленая штучка — укроп или петрушка? Важнейшие вопросы, требующие немедленного изучения.

— Ангелина Александровна — высококвалифицированный специалист, а не нянька, — в голосе Орлова-старшего появляется сталь.

— Ага, конечно. Специалист по усмирению взрослых оболтусов?

Омлет. Изучаю омлет. Омлет — мой лучший друг. Омлет не втягивает меня в семейные разборки.

— Знаешь что? — Орлов-старший резко встает, и стул с грохотом отъезжает назад. — Я не намерен это обсуждать. У меня встреча через час. Веди себя прилично. Хотя бы попытайся.

Стук дорогих ботинок по мрамору. Хлопок двери. Тишина.

Медленно поднимаю глаза от тарелки.

Кирилл смотрит прямо на меня. И улыбается.

— Ну что, психологичка, — растягивает. — Чем займемся?

Глава 12. Прогулка?

— Пойдем на улицу, а? — голос звучит слишком бодро, фальшиво. — Солнце такое...

Левая бровь Кирилла ползет вверх.

— Прогулка? — в одном слове столько скепсиса, что хоть ложкой черпай.

— Ну да, прогулка. Знаешь, это когда люди передвигают ноги на свежем воздухе, — внутри всё скручивается от напряжения, но я упрямо продолжаю улыбаться. — Или ты разучился ходить?

Несколько секунд он просто смотрит на меня, будто решая, стоит ли тратить энергию на ответ. Потом встает — плавно, без единого лишнего звука. Даже салфетку складывает с какой-то хирургической точностью.

— Ладно, — бросает через плечо и направляется к французским дверям, ведущим в сад.

Выхожу следом. Солнце бьет прямо в макушку, заставляя прищуриться. Ветер тут же хватает мои волосы и начинает творить из них воронье гнездо. Пытаюсь пригладить, но бесполезно.

Газон под ногами упругий. Каждая травинка — одинаковой высоты, одинакового оттенка. Интересно, они что, каждую измеряют линейкой? Внутри поднимается детское, дурацкое желание — снять туфли и пробежаться босиком, оставить вмятины на этом безупречном покрытии.

Запах роз накрывает волной. К нему примешивается что-то еще... лаванда? жасмин?

— Ты давно тут живешь? — спрашиваю, просто чтобы заполнить тишину.

— Достаточно давно, — плечи дергаются в движении, которое при большом желании можно назвать пожиманием.

— И чем занимаешься в свободное время? Кроме превращения жизни отца в ад, конечно.

Он останавливается так внезапно, что я едва не врезаюсь в его спину. Разворачивается. Мышцы под тонкой футболкой напрягаются, перекатываются.

— Информацию собираешь? — зеленые глаза сверкают. — Для отчета папочке?

— Для себя. Хочу понять, с кем имею дело.

Руки скрещиваются на груди, бицепсы вздуваются.

Раздается трель. Кирилл достает айфон последней модели, бросает взгляд на экран. Что-то в его лице меняется — едва заметно, но я успеваю уловить.

— У меня дела, — телефон исчезает обратно. — Срочные.

— Что за дела? — цепляюсь за последнюю соломинку диалога.

Но он уже отвернулся. Даже не удостоил ответом — просто кивнул в сторону дома, мол, развлекайся тут сама. И зашагал к гаражам, оставляя меня стоять посреди идеального газона с идиотским выражением лица.

Вот так. Блестящая попытка установить контакт.

Минуту спустя воздух разрывает рев мотора. Такой громкий, что в ушах закладывает, а в груди всё вибрирует в такт. Ладони автоматически взлетают к ушам, но поздно — из гаража вылетает что-то фиолетовое и блестящее.

Кирилл проносится мимо на скорости, от которой мне в лицо бьет горячий воздух вперемешку с пылью. Волосы хлещут по щекам, в глаза летит какая-то дрянь. Когда наконец удается проморгаться, от машины остается только облако пыли и вонь паленой резины.

Глава 13. Незваные гости

Бум-бум-бум. Басы вколачиваются прямо в череп. Одеяло над головой — жалкая попытка спрятаться от этого звукового террора. Матрас вибрирует в такт музыке, и мое тело невольно подпрыгивает.

— Да что ж такое, — выдыхаю в подушку.

Телефон на тумбочке подсвечивает время — 22:07. Я проспала жалкие полчаса.

Ноги сами находят пол. Мозг еще плавает в остатках сна, но тело уже знает, что делать. Натягиваю шорты, которые валялись на кресле. Майка перекручена, лямка сползла с плеча — плевать. Все равно я иду не на светский раут, а выяснять, какого черта творится в доме.

Босые ноги шлепают по ступенькам. С каждым шагом вниз музыка становится громче, агрессивнее. Это не просто громко — это физическая атака на барабанные перепонки.

На последней ступеньке я застываю, и челюсть медленно отвисает.

Боже...

Холл превратился в филиал ада для мажоров. Везде — и я имею в виду буквально везде — люди. На мраморном полу, на кожаных диванах за миллион, даже на том самом персидском ковре, который Ирина Викторовна холит и лелеет.

Девицы в платьях, которые больше похожи на широкие браслеты, накинутые на торс. Декольте до пупка, подолы едва прикрывают трусы. Если они вообще в трусах — судя по некоторым ракурсам, белье сегодня не в моде. Парни в рубашках с расстегнутыми пуговицами, демонстрирующие накачанные торсы. Все с одинаковыми белозубыми улыбками и стеклянными глазами.

— Охренеть просто, — шепчу, хотя меня все равно никто не услышит в этом шуме.

На журнальном столике две блондинки устроили танцевальный баттл. Или это попытка изобразить вертикальный секс? Их движения настолько судорожные, что сложно понять. Силиконовые губы раскрыты в беззвучных воплях экстаза.

У стены какой-то парень с волосами цвета радиоактивных отходов склонился над китайской вазой. Династия Мин, если не ошибаюсь. Миллион долларов минимум. И вот сейчас в нее блюет какой-то обдолбанный придурок.

А в углу... Господи, они что, правда трахаются? Прямо так, при всех? Девица оседлала парня в кресле, ее платье задрано до талии, и... да, они определенно трахаются. Окружающие даже не обращают внимания.

Но мой взгляд находит главное зрелище этого цирка.

Кирилл.

Развалился на диване. Ноги широко расставлены, одна рука закинута на спинку, в другой — стакан с чем-то янтарным. Вокруг него целый выводок девиц.

Блондинка номер один вцепилась в его волосы, массируя кожу головы. Рыжая прижимается к его боку, шепча что-то на ухо. Брюнетка в чем-то серебристом и микроскопическом положила руку ему на бедро. Ее пальцы медленно ползут вверх, к ширинке.

И знаете что? На его лице — абсолютно ноль эмоций. Глаза стеклянные, взгляд направлен куда-то сквозь происходящее.

Внутри меня что-то лопается. Ноги уже несут меня через толпу потных тел.

— Эй, куда прешь, корова! — какой-то хлыщ едва не обливает меня текилой.

Игнорирую. Продираюсь дальше, расталкивая локтями особо упоротых танцоров. Наступаю кому-то на ногу — плевать. Чья-то рука хватает меня за задницу — отпихиваю, не глядя.

Останавливаюсь прямо перед императором и его гаремом. Скрещиваю руки на груди. Внутри кипит такая ярость, что удивительно, как пар из ушей не валит.

— Что здесь происходит?! — ору, пытаясь перекричать музыку.

Кирилл поднимает на меня взгляд. Лениво. Зеленые глаза изучают меня с ног до головы — отмечают растрепанные волосы, перекошенную майку, злое лицо. И в уголке его рта появляется ухмылка.

— Вечеринка, — роняет он одно слово.

Девицы вокруг него синхронно поворачивают головы в мою сторону.

— Ты серьезно?! — я перехожу на визг, но плевать. — Ты устроил эту... эту оргию в доме без предупреждения?! Люди спят! Я сплю!

— Разрешения? — он приподнимает одну бровь, и я готова оторвать ее вместе с половиной его красивого лица.

Брюнетка презрительно фыркает:

— Кир, это кто? Твоя новая уборщица? Скажи ей, чтоб не мешала взрослым развлекаться.

Уборщица. УБОРЩИЦА.

Щеки полыхают, но не от стыда. От такой ярости, что я готова взять вазу династии Мин с блевотиной и разбить об эту силиконовую голову.

Кирилл молчит. Просто сидит и смотрит на меня. Его глаза следят за каждым изменением моего лица — видят, как я закипаю, как сжимаются кулаки, как дергается веко.

И этот мудак наслаждается шоу.

— Орлов, братан! — кто-то орет справа. — Охренительная движуха! Давай еще текилы!

Кирилл медленно переводит взгляд на кричащего, кивает. Потом встает. Девицы неохотно отлипают от него.

А потом просто разворачивается и уходит.

Мимо меня. Будто я пустое место.

Стою посреди этого бедлама, и внутри все трясется. Руки, ноги, даже челюсть стучит от напряжения. Вокруг продолжается вакханалия — кто-то уже танцует на барной стойке, кто-то целуется так, что слюни летят, парочка в углу перешла к более активной фазе своего публичного порно.

Что делать? Психануть? Начать выкидывать этих людей? Позвонить охране? Или Орлову-старшему, чтобы он увидел, чем занимается его «сложный ребенок»?

Последняя мысль отрезвляет. Нет. Стучать — это последнее дело. Да и какой смысл? Кирилл специально устроил это шоу. Специально позвал всех именно сегодня, когда отца нет. Специально не предупредил меня.

Это послание. Ясное как день: ты здесь никто, твое мнение никого не волнует, и вообще вали отсюда.

Ну и прекрасно.

Разворачиваюсь на пятках и иду к лестнице. Обхожу целующуюся парочку. Перешагиваю через чьи-то ноги. Игнорирую похабные комментарии вслед.

Поднимаюсь по ступенькам, считая каждую. Раз — и музыка чуть тише. Два — уже не так бьет по мозгам. Три, четыре, пять...

В комнате захлопываю дверь. Прислоняюсь спиной и медленно сползаю вниз. Колени подтягиваю к груди, обхватываю руками.

Телефон в кармане шорт вибрирует. Достаю. На экране...

"Дима"

Внутренности делают сальто. Палец зависает над кнопкой.

И почему-то рука не спешит сбросить вызов.

Глава 14. Не твоя забота

— Алло.

— Господи, Лина! Наконец-то! — его голос врывается в ухо, и я морщусь. — Ты где? Что происходит? Я уже всех обзвонил!

Всех. Интересно, кого это «всех»? Мою маму, которой он врал про нашу скорую свадьбу? Светку, которую терпеть не мог? Или может свою беременную куклу Барби?

— Я в порядке, — выдавливаю сквозь зубы.

— В порядке?! — в трубке что-то грохочет, будто он ударил кулаком по столу. — Ты исчезла! Просто взяла и свалила! Это что за детский сад?

Детский сад... Застать его с другой бабой — это взрослое поведение, а уйти после этого — детский сад.

— Дима, чего ты хочешь? — устало растираю переносицу свободной рукой.

— Чего хочу? Поговорить! Объяснить! Лин, детка, ты всё не так поняла...

Внутри поднимается горячая волна — не то ярость, не то тошнота.

— Не так поняла? Я видела, как ты трахал её на нашем диване! Слышала, как вы обсуждали вашего будущего ребёнка! Что именно я не так поняла?!

— Это... это не то, что ты думаешь! — он явно паникует. — Алина... она... Мы просто...

— Просто что? — перебиваю, чувствуя, как трясутся руки. — Просто решили проверить диван на прочность? Или репетировали сцену для порнофильма?

— Не говори так! — теперь уже он повышает голос. — Я люблю тебя! Только тебя! То, что случилось...

— Сколько раз? — выпаливаю, сама не знаю зачем. — Сколько раз ты её трахал, пока я покупала тесты на овуляцию и высчитывала благоприятные дни?

Молчание. Долгое, тягучее, как смола. В этом молчании — все ответы.

— Лина...

— Заткнись, — шиплю, и по щекам текут злые слёзы. — Просто заткнись и не звони мне больше.

Краем глаза замечаю движение. Кирилл. Стоит, привалившись плечом к дверному косяку, руки скрещены на груди. На лице — смесь скуки и легкого любопытства.

Сколько он тут торчит? И главное — какого черта подслушивает?

— Ангелина, не вешай трубку! — Дима почти кричит. — Где ты? Я приеду! Мы всё обсудим!

— Нет, — выдыхаю, не отрывая взгляда от Кирилла.

Он отлипает от косяка плавным движением. Подходит неспешно, и от каждого его шага внутри что-то сжимается.

— Я найду тебя! — истерика Димы достигает апогея. — Ты моя! Слышишь? Моя!

Кирилл останавливается в полуметре. Протягивает руку ладонью вверх — жест настолько властный, что я подчиняюсь не думая. Телефон перекочевывает в его пальцы.

— Алло, дружище, — его голос бархатный, с издевательской ноткой. — Не знаю, кто ты такой, но у нас тут с Ангелиной Александровной запланированы... занятия. Весьма интенсивные, если ты понимаешь, о чем я.

Глава 15. Сеанс

Телефон в руке Кирилла вибрирует как бешеный. На экране снова высвечивается «Дима».

Кирилл смотрит на дисплей. Большим пальцем сбрасывает вызов и протягивает мне телефон обратно.

— И что это было? — беру трубку, стараясь не коснуться его пальцев.

— Помощь, — он пожимает плечами.

Из меня вырывается какой-то истерический смешок. Или всхлип. Черт его знает. Просто звук, которым мое тело пытается выразить весь этот бардак в голове. Телефон снова оживает в моих руках. Жму на красную кнопку.

— Знаешь что? — скрещиваю руки на груди, пытаясь выглядеть уверенной. — В следующий раз я сама разберусь со своими бывшими. Без твоей своеобразной помощи.

И тут этот... этот наглец просто разворачивается и идет к моей кровати. К МОЕЙ кровати!

— Эй! — позвоночник прошивает ледяной иглой. — Ты вообще в курсе, что такое личное пространство?

Ноль реакции. Кирилл растягивается на моей постели. Закидывает руки за голову, и футболка задирается, обнажая полоску загорелой кожи над поясом джинсов. Там виднеется дорожка темных волос, уходящая вниз, и я... Блин. Я пялюсь.

— Ну? — он даже глаза не открывает. — Начинай.

Левое веко дергается. Раз. Два. Три. Басы снизу долбят по полу, по стенам, по моим и так натянутым нервам. Делаю глубокий вдох — воздух царапает горло, — считаю до трех и иду к креслу. Сажусь, скрещиваю ноги и пытаюсь выглядеть профессионально. Что, мягко говоря, сложно.

— И что конкретно я должна с тобой делать?

Левая бровь взмывает вверх.

— Свою работу. За которую тебе, между прочим, платят неплохие деньги, — он потягивается, и мышцы под футболкой перекатываются. — Или ты получила диплом психолога в подарок с коробкой хлопьев?

Ах ты ж... Прикусываю язык, чтобы не выдать что-нибудь. Он резко садится. Движение такое внезапное, что я вздрагиваю. Глаза — эти чертовы зеленые глаза — смотрят на меня с такой серьезностью, что внутри все сжимается в тугой узел.

— Вот скажи мне, Ангелина Александровна. Если человек не может нормально чувствовать. Если все эмоции для него как будто... через стекло. Это делает его психопатом? Или он просто сломанный ублюдок?

Ого. Из всего, что я могла ожидать — язвительных шуток, попыток соблазнения, игнора — это было последним в списке.

— Эмоциональная отстраненность может иметь массу причин. Защитный механизм после травмы, особенности развития, даже банальное выгорание. Нельзя ставить диагноз по одному симптому. Что именно ты имеешь в виду под «через стекло»?

На его лбу появляется маленькая складочка. Крошечная морщинка между бровей, которая делает его лицо... человечнее, что ли. Уязвимее.

— Возьмем любовь, — он смотрит мне прямо в глаза. — Или там привязанность, сопереживание. Вся эта муть, которой люди травятся добровольно. Как вообще понять, что ты это чувствуешь? Откуда знать, что это именно оно, а не... не знаю, несварение желудка?

— Любовь... — слово застревает в горле комом.

Память услужливо подкидывает картинку. Дима под проливным дождем возле «Маяковской». Мы оба насквозь промокшие, с меня течет тушь, волосы прилипли к лицу, а он смотрит на меня так, будто я — восьмое чудо света. «Ты самая красивая», — сказал он тогда. Я растаяла. Дура...

— Любовь — это когда с человеком легко дышать, — выталкиваю слова, отгоняя воспоминания. — Когда его радость для тебя важнее собственного комфорта. Когда после дерьмового дня хочется позвонить именно ему и рассказать, как начальник опять вынес мозг.

— А привязанность? — он наклоняет голову. — Это то же самое или как?

— Привязанность — это... — заправляю прядь за ухо, и замечаю, как его взгляд следит за движением. — Это когда человек становится частью твоей жизни. Когда не знаешь, где он и что с ним, и тебя начинает физически корежить от неизвестности.

Кирилл медленно кивает. Сжимает и разжимает кулаки.

— Ладно. А эмпатия? — в голосе появляется странная настойчивость. Почти требовательность. — Давай про эмпатию.

Сглатываю. Горло пересохло, будто наждачкой прошлись. Почему он спрашивает? Зачем ему это? И почему я чувствую себя так, будто это не профессиональная консультация, а что-то гораздо более личное?

— Эмпатия — это резонанс, — наклоняюсь вперед, сама не замечая. — Когда видишь, что кому-то больно, и у тебя внутри все скручивается в такой же болезненный узел. Или наоборот — кто-то смеется, по-настоящему, от души, и ты невольно улыбаешься в ответ. Даже если секунду назад был готов весь мир послать. Это стирание границ между «я» и «другой».

Тишина накрывает комнату тяжелым одеялом. Слышно только приглушенные басы снизу да мой собственный пульс, который грохочет в ушах как сумасшедший.

— Ясно, — Кирилл поднимается одним плавным движением. — Спасибо за... консультацию, психологичка. Познавательно вышло.

Он идет к двери, и внутри меня что-то обрывается... Это чувство — как в детстве, когда мама уходила на ночную смену, а я лежала в темноте и душила в себе желание крикнуть: «Не уходи!»

— И все? — слова вылетают раньше, чем мозг успевает включить фильтр. — Это весь сеанс?

Кирилл замирает в дверях. Медленно поворачивается. На губах играет полуулыбка.

— На сегодня хватит, — и добавляет, уже выходя: — Сладких снов, Ангелина Александровна.

Дверь закрывается с тихим щелчком. Комната мгновенно становится огромной и пустой. Холодной. Будто он забрал с собой все тепло.

Падаю на кровать лицом в подушку. Простыни еще хранят отпечаток его тела, вмятину там, где он лежал. От подушки пахнет мятным шампунем и чем-то мужским. Втягиваю этот запах полной грудью.

Переворачиваюсь на спину, пялюсь в потолок. Надо проветрить комнату. И голову заодно.

Глава 16. Три дня тишины

Семьдесят два часа. Четыре тысячи триста двадцать минут. И каждую из них я существую в доме с человеком, который вычеркнул меня из реальности.

Кирилл не просто игнорирует — он стер меня. Я для него пустое место. Воздух. Даже хуже — воздух хотя бы вдыхают.

Первый день я провела в каком-то тумане. Бродила по дому. Трогала корешки книг в библиотеке. На одной полке обнаружила целую коллекцию Ремарка.

В гостиной включила телевизор. Какое-то ток-шоу, где люди выясняют отцовство. "Ты не отец!" — вопит ведущий, а я думаю: блин, хоть у кого-то есть ответы на вопросы.

Когда услышала, как хлопнула входная дверь и взревел мотор его машины, внутри что-то щелкнуло. Ноги сами понесли наверх, к его спальне. Сердце колотилось так, будто я собиралась ограбить банк, а не просто зайти в комнату.

Толкнула дверь. Книги валялись стопками на полу, одежда висела на спинке кресла, на тумбочке — пустые кружки из-под кофе. И запах. Его запах.

На стене висели фотографии. Не семейные — виды городов. Токио на рассвете. Нью-Йорк в дождь. Париж с высоты птичьего полета.

Второй день начался с решимости. Я же психолог, черт возьми! У меня красный диплом и три года практики. Неужели не справлюсь с одним упрямым мужиком?

Села за кухонный стол, достала блокнот. Написала: "План покорения Кирилла Орлова". Потом зачеркнула. "Стратегия установления контакта". Тоже фигня. В итоге просто нарисовала его профиль и добавила рожки. Зрелая реакция профессионального психолога...

Подготовила список вопросов-провокаций. Что вы чувствуете, когда... Расскажите о своих страхах... Опишите идеальные отношения... Господи, да это же бред! Как будто он сядет напротив и начнет изливать душу.

Весь день прождала его в гостиной. Сидела на диване как дура в полной боеготовности. А он просто не приехал. Вернулся уже за полночь, когда я спала.

К третьему дню меня начало подташнивать от этого дома. Все слишком правильное, слишком дорогое, слишком бездушное.

Сейчас сижу в столовой, смотрю на омлет с трюфелями. Ирина Викторовна постаралась — яйца взбиты до воздушности облака, трюфельная стружка уложена с точностью ювелира. И мне от этого совершенства тошнит.

Дома я бы сварганила яичницу-болтунью, подгоревшую с одной стороны. Добавила бы кетчупа побольше. И ела бы прямо со сковородки, обжигая язык. А тут... тут я должна орудовать серебряной вилкой и делать вид, что это нормально.

Телефон вибрирует. "Орлов О.Г."

— Доброе утро, Олег Григорьевич, — голос звучит бодро. Научилась-таки врать.

— Ангелина Александровна, как продвигается работа с Кириллом?

Работа. Ха. Если полное игнорирование можно назвать работой, то да, продвигается отлично.

— Мы достигли определенного прогресса, — вру. — Кирилл начинает открываться. Вчера обсуждали его эмоциональные блоки.

Вчера я обсуждала эмоциональные блоки с бутылкой вина из его погреба. Очень продуктивная беседа вышла.

— Рад слышать. Продолжайте в том же духе.

— Непременно, — внутри все скручивается от собственного вранья.

— Кстати, вынужден сообщить, что командировка продлевается. Минимум на две недели.

Вилка выпадает из рук, звякнув о фарфор. Еще две недели?

— Понимаю, — выдавливаю сквозь стиснутые зубы.

— Дополнительная оплата поступит в ближайшие дни.

— Благодарю вас.

Отключаюсь и швыряю телефон на стол.

А потом вспоминаю про другие сообщения. От Димы. Открываю переписку и... их же десятки.

"Ангелина, ответь!!!" "Что за мужик взял трубку? Ты с кем-то????"
"Детка, я все объясню, это не то что ты думаешь" "Алина ничего не значит, клянусь" "Я умираю без тебя, не ем, не сплю" "Вернись домой, прошу"

Каждое сообщение — как маленькая игла под ребра. Мы же были счастливы. Или мне так казалось? Четыре года просыпались в одной постели, пили кофе из парных кружек, спорили, какой фильм смотреть вечером. Обычная жизнь обычной пары...

Черт. Хватит. Я не буду сидеть и ждать, пока Кирилл соизволит меня заметить. Не буду жевать эти идеальные омлеты и врать его отцу о несуществующем прогрессе.

Если гора не идет к Магомету, то Магомет купит билет и поедет к горе. Или что-то в этом роде.

Поднимаюсь из-за стола, оставив омлет остывать в одиночестве. В голове уже зреет план. Безумный, нелепый, но хоть какой-то.

Глава 17. Должна же я его зацепить!

Стою перед зеркалом в этом платье-катастрофе и чувствую себя проституткой из дешевого борделя. Черная тряпка, которую язык не поворачивается назвать платьем. Полчаса назад это казалось гениальной идеей. Сейчас же...

Делаю глубокий вдох. Ладно, Ангелина, ты уже влезла в это платье. Обратной дороги нет.

Спускаюсь вниз на ватных ногах. Каблуки-шпильки — еще одна гениальная идея. В животе все переворачивается и завязывается в морской узел.

Гостиная. Диван. Я. План такой: сесть, закинуть ногу на ногу, изобразить из себя роковую женщину. Ха. Ха-ха. Роковую. Скорее жалкую.

Устраиваюсь на диване. Платье задирается, оголяя бедра почти до трусов. Дергаю подол вниз, но бесполезно — ткани банально не хватает.

Минута. Две. Пять. Десять.

О боже, он не придет. Конечно, не придет. Наверное, вообще уехал куда-нибудь. А я сижу тут как...

Щелчок замка — и мое сердце ухает куда-то в район кишечника. Шаги. Господи-господи-господи, что я делаю?

Кирилл появляется в дверном проеме и замирает. Вижу, как его взгляд фокусируется на мне.

Внутри все вспыхивает и тут же гаснет. Жар сменяется холодом, потом снова жаром. Ладони мгновенно становятся мокрыми.

— Что это?

— А на что похоже? — пытаюсь изобразить небрежность, но голос предательски дрожит.

Кирилл делает шаг в комнату. Потом еще один.

— На попытку привлечь мое внимание, — уголок его рта дергается. — Довольно... очевидную попытку.

Щеки вспыхивают. Ну конечно, очевидную. Господи, да я же выгляжу как полная идиотка!

— Если тебе не нравится, я могу пойти переодеться, — выпаливаю, готовая сбежать.

— Я не сказал, что не нравится.

О. Ох. Внутри что-то обрывается и летит вниз.

Он подходит ближе. Еще ближе. Останавливается прямо передо мной, и я вынуждена задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Зачем? — спрашивает просто.

Язык прилипает к небу. Что ответить? "Потому что ты игнорировал меня три дня"? "Это был план, чтобы привлечь твоё внимание и установить контакт?"

— Мне... мне надоело ходить в мешковатых свитерах, — вру. — Решила примерить что-то из того, что купил твой отец.

— Ясно.

Он протягивает руку и касается моего плеча. Всего лишь кончиками пальцев, но от этого прикосновения по коже бегут мурашки размером с горошину.

— И что дальше? — его пальцы скользят по ключице. — Какой у тебя был план, Ангелина Александровна?

— Никакого плана, — шепчу, потому что голос куда-то пропал. — Я просто...

— Просто что? — он наклоняется ниже. Его лицо в сантиметрах от моего.

— Просто хотела, чтобы ты меня заметил, — выдыхаю правду.

Тишина. Его рука замирает на моей шее. Большой палец лежит точно на пульсирующей жилке, и он наверняка чувствует, как бешено колотится мое сердце.

— Заметил, — говорит наконец. — И что теперь?

Вопрос повисает между нами. Что теперь? Понятия не имею. Весь мой гениальный план заканчивался на моменте "надеть платье и сесть на диван".

— Кирилл, я...

Но договорить не успеваю. Мой телефон вдруг взрывается мелодией звонка.

Кирилл отстраняется, разрывая момент. Хватаю телефон, готовая швырнуть его в стену.

— Да? — рычу в трубку.

— Лина! Наконец-то!

Дима. Твою же мать. Дима.

Глава 18. Разборки

Весь жар мгновенно улетучивается. Внутренности превращаются в ледяную кашу.

— Дима, что тебе нужно?

— Я приехал.

— Куда ты приехал?

Сердце пропускает удар, затем наверстывает упущенное бешенными толчками. Кровь приливает к щекам, а затем резко отливает к ногам.

— Как куда, котёнок? К тебе на новую работу. Охренительный, кстати, домик. Настоящий дворец.

Нет. Только не это. Дима не может быть здесь. Физически не может находиться у ворот дома Орловых.

— Как ты... как ты меня нашёл?

Рука с телефоном трясётся так, что приходится придерживать запястье, чтобы не выронить. Боковым зрением замечаю движение: Кирилл подходит ближе.

— Да ладно тебе, Лин. Ты же знаешь, если хочу чего-то, всегда получаю. А сейчас я хочу тебя. Очень. Кстати... Тут такое дело. У вас какие-то амбалы на воротах. И почему-то им плевать, что я хочу войти. Может, выйдешь? Надо поговорить. Столько всего нужно сказать...

— Я...

Язык будто налился свинцом.

— Что ты там бормочешь? — раздражение прорезается сквозь притворную заботу. — Просто выйди и поговори со мной. Сейчас! Не заставляй ждать. Я три часа к тебе ехал, блять!

Палец нажимает на отбой практически сам.

— Твой Ромео?

Кирилл стоит напротив, скрестив руки на груди.

Ноги подкашиваются, и я тяжело опускаюсь обратно на диван. Телефон выпадает из онемевших пальцев.

— Он здесь, — шепчу, глядя на Кирилла. — Он... он у ворот.

Что-то меняется в его лице. Челюсть напрягается, в глазах вспыхивает... что? Злость? Раздражение?

— Сиди здесь, — бросает он и направляется к выходу.

— Куда ты? Кирилл!

Но он уже вышел. Быстрые шаги удаляются по коридору.

Вскакиваю с дивана. Платье задирается, но мне плевать. Бегу за ним, спотыкаясь на проклятых каблуках.

— Кирилл, подожди!

Выскакиваю на улицу. Холодный вечерний воздух бьет по разгоряченной коже. Кирилл уже на полпути к воротам, идет быстро, целеустремленно.

Черт, что он собирается делать?

Срываю туфли и бегу босиком по дорожке. Камешки впиваются в ступни, но я едва замечаю боль. Догнать его не успеваю — он уже у ворот.

Прячусь за кустами, стараясь унять дыхание.

— ...какого хрена ты тут делаешь? — голос Кирилла долетает ясно.

— А ты кто такой? — Дима явно не ожидал такой встречи. — Где Лина? Я знаю, что она здесь!

— Во-первых, это частная территория. Во-вторых, здесь нет никакой Лины. В-третьих, убирайся, пока я не вызвал полицию.

— Да пошел ты! — Дима повышает голос. — Я от ворот не отойду, пока не увижу свою девушку! Лина! Лина, я знаю, ты здесь! Выйди! Нам нужно поговорить!

Сжимаюсь в комок за кустом. В горле стоит ком, глаза щиплет от слез. Господи, как же это унизительно. Как же...

— Охрана, — Кирилл говорит спокойно, но властно. — У нас тут неадекватный посетитель. Проводите.

Слышу топот ног, возмущенные крики Димы, звук отъезжающей машины. И тишину.

Выползаю из кустов на подгибающихся ногах.

Кирилл стоит у ворот, глядя в ту сторону, куда уехал Дима. Потом поворачивается и видит меня.

Он подходит. Останавливается в паре шагов.

— Спасибо, — выдавливаю сквозь сжатое горло.

— Не за что.

Разворачивается и уходит, оставляя меня одну в темноте сада, с бешено колотящимся сердцем.

Глава 19. Неожиданное утро

В дверях столовой застываю с открытым ртом. Кирилл. За столом. Ест завтрак. Моргаю раз, другой — картинка не меняется. За все время, что торчу здесь, только один раз видела, чтобы его высочество снизошло до утренней трапезы. А тут сидит себе, уплетает яичницу с беконом. Ту самую яичницу, о которой я мечтала всю неделю, но так и не решилась попросить у Ирины Викторовны с ее вечно перекошенным от недовольства лицом.

Смотрю, как он подносит вилку ко рту. Губы смыкаются вокруг кусочка бекона. Кадык на его шее двигается, когда глотает, и я ловлю себя на том, что пялюсь на эту шею как завороженная идиотка.

Крадусь к столу, стараясь не шуметь. Плюхаюсь на стул — он даже не поднимает головы. Тяну к себе вазу с фруктами и начинаю катать по тарелке несчастное яблоко. Туда-сюда, туда-сюда. Увлекательнейшее занятие.

Желудок издает звук, похожий на рев умирающего кита. Блин, ну да, я поняла — есть хочется. Но как только поднимаю взгляд на Кирилла, аппетит испаряется.

Воздух между нами становится плотным, как кисель.

— Погнали, — Кирилл даже не удосуживается взглянуть на меня.

— Это еще куда?

Тишина. Он просто встает и идет к выходу. Вот так — без объяснений, без "пожалуйста", без ничего.

Черт бы его побрал. Но что мне остается? Сидеть тут и гипнотизировать фрукты?

— Кирилл! — догоняю его возле гаража, запыхавшись. — Мы вообще куда едем?

Молчит. Жмет на кнопку, и ворота гаража расползаются в стороны. Внутри — автомобильный рай. Или ад, смотря с какой стороны посмотреть.

Он запрыгивает внутрь одной из машин одним движением. Пассажирская дверь открывается сама, приглашающе. Ну что, полезла.

Падаю в кресло, и оно обнимает меня со всех сторон. Мягкая кожа, идеальная поддержка... Никогда не думала, что автомобильное сиденье может быть настолько уютным. Хочется свернуться калачиком и заснуть.

Мотор ревет. Вибрация проходит по позвоночнику, добирается до самого копчика и застревает там приятным теплом. Мы вылетаем из гаража на такой скорости, что я вжимаюсь в спинку. За окном мир превращается в размытые цветные полосы.

— Слушай... — начинаю, когда желудок перестает пытаться выпрыгнуть через горло. — Зачем ты позавчера это сделал? Ну, с Димой?

Та сцена до сих пор стоит перед глазами. Дима у ворот. И Кирилл, который просто взял и отшил его.

Он бросает на меня быстрый взгляд.

— Хотела сама с ним разобраться? — уголок рта приподнимается.

— Да нет... — верчу в руках ремень безопасности, наматывая и разматывая на палец. — Просто... Ты же мог... не вмешиваться.

— Мог, — он пожимает плечами, крутя руль одной рукой. — Но захотелось вмешаться.

Машина сворачивает с трассы на какую-то второстепенную дорогу. Потом еще поворот. И еще. Я окончательно теряюсь в пространстве. В затылке начинает пульсировать тревога — куда он меня везет?

И тут мы резко тормозим. Перед нами — знакомое до боли здание. Стеклянный параллелепипед бизнес-центра, где работает Дима.

— Зачем мы здесь?

Кирилл выходит из машины и обходит ее. Открывает мою дверь — сам, руками, хотя есть же кнопка.

Выползаю наружу на ватных ногах. В глазах темнеет от прилива крови, но я упрямо расправляю плечи.

Стеклянные двери разъезжаются перед нами с тихим шипением. О, это лобби. Сколько раз я тут торчала, ждала Диму с его "срочными делами".

Кирилл устраивается на диване посреди холла — нога на ногу, руки раскинуты по спинке. Сажусь рядом, но держу дистанцию.

Вокруг кипит офисная жизнь — звонят телефоны, цокают каблуки, шипят кофемашины. Люди в дорогих костюмах снуют туда-сюда с важными лицами.

— Кирилл... — начинаю от нетерпения. — Объясни, какого черта мы тут делаем?

— Расскажи про него, — он поворачивается ко мне, и его взгляд пробирает насквозь. — Про твоего бывшего. Но только честно. Без этой херни про "хороший человек, просто не сложилось". Мне нужна правда.

— С чего вдруг такой интерес? — настораживаюсь.

— Любопытно.

— Дима... — набираю воздух в легкие. — Дима — это ходячее противоречие. Может психануть из-за того, что я неправильно сложила его рубашки. Кричать, размахивать руками, а через минуту делать вид, что ничего не было. Если пытаешься поговорить — сразу включается режим жертвы. "Ты вечно все преувеличиваешь", "У тебя паранойя", "Это все твои подружки тебе в голову вбили".

Кирилл слушает молча. Внимательно.

— Он обожает спорить, — продолжаю, чувствуя, как внутри поднимается волна злости. — Особенно когда неправ. Тогда начинает скакать с темы на тему, переходить на личности, припоминать что-то из прошлого. Все что угодно, лишь бы не признать свою ошибку. А еще... — глубокий вдох, — он считает, что яркая помада — признак шлюхи. Обтягивающая одежда — тоже. "Зачем выставлять напоказ то, что должно принадлежать только мне?" — передразниваю его интонации.

В горле встает ком. Глаза начинает жечь, но я не дам себе разреветься.

— Типичный контролер с комплексами, — кивает Кирилл. — Неудивительно. А теперь смотри туда.

Поворачиваю голову, куда он указывает.

О. Мой. Бог.

Алина.

На ней... это вообще можно назвать платьем? Красный лоскут ткани, который держится на честном слове и паре ниточек. Юбка настолько короткая, что видны кружевные трусики. Черные. С какими-то стразами.

Декольте до пупа. Груди выпирают так, что вот-вот выскочат поздороваться с окружающими. Губы накрашены той самой "шлюхиной" помадой — ярко-алой, кричащей.

Внутри что-то обрывается и падает вниз. Прямо в желудок, где растворяется в кислоте.

Это она. Воплощение всего, что Дима называл вульгарным. Все, от чего он меня "защищал". Все, что было "недостойно приличной женщины".

— Забавно, правда? — голос Кирилла врывается в мой ступор. — Такие мужики всегда хотят противоположное тому, чего требуют. Контролируют одних, а возбуждаются от других.

Алина щебечет по телефону, откидывая волосы театральным жестом. Мужики провожают ее голодными взглядами.

Глава 20. Что ты хотела увидеть?

Кручусь в постели. Простыни липнут к спине, подушка превратилась в раскаленный кирпич.

Что-то царапает по стеклу. Ветка? Нет, слишком ритмично. Приподнимаюсь на локтях, прислушиваясь. Ничего. Наверное, показалось. Падаю обратно на подушку, и тут...

Стон. Женский, протяжны. Потом еще один — громче, театральнее.

Выскальзываю в коридор, стараясь не дышать слишком громко. С каждым шагом звуки становятся отчетливее. И идут они не из спальни Кирилла, а откуда-то из конца коридора. Гостевая комната?

Дверь приоткрыта. В щель видна узкая полоска света от прикроватной лампы. Еще один стон. Подкрадываюсь ближе, прижимаюсь к стене и заглядываю внутрь.

Черт.

Кирилл на спине, голый. Руки закинуты за голову, бицепсы напряжены. На нем — брюнетка с идеальными локонами до поясницы. Она подпрыгивает на нем, откидывая голову назад. Ее стоны становятся все громче, все театральнее.

Но лицо Кирилла... Господи, его лицо.

Пустое. Абсолютно, стерильно пустое. Глаза смотрят в потолок с таким отсутствующим выражением, будто он мысленно составляет список покупок. Или считает трещины на потолке. Или вообще астрально путешествует где-то в другой галактике.

Это настолько... неправильно, что я не могу оторваться. Мой взгляд скользит по его телу — по напряженному прессу, где собираются капельки пота, по широкой груди, поднимающейся в ровном ритме, по сильным рукам с выступающими венами. По острой линии челюсти и плотно сжатым губам.

И тут он поворачивает голову. Наши взгляды сталкиваются.

Внутри все обрывается и летит вниз. Щеки вспыхивают. Сейчас он... что? Взбесится? Смутится? Остановится?

Но Кирилл просто смотрит на меня. Прямо в глаза. И медленно, очень медленно, уголок его рта ползет вверх. Ни капли удивления. Ни грамма смущения. Только... что? Веселье? Интерес?

Аккуратно прикрываю дверь и пячусь назад. Босые ноги шлепают по холодному полу. Лестница предательски скрипит под моим весом.

На автопилоте добираюсь до кухни. Руки трясутся так сильно, что стакан едва не выскальзывает из пальцев. Наливаю воду, делаю большой глоток. Холод обжигает горло, но это хотя бы возвращает способность соображать.

Плюхаюсь на диван в гостиной. Голова гудит. В груди — странная тяжесть, как будто там поселился камень.

Черт, черт, черт. Я что, совсем с катушек слетела? Подглядывать за чужим сексом — это уже клиника. Но дело даже не в этом. И не в том, что увидела Кирилла с другой женщиной. В конце концов, какое мне дело?

Но эти глаза... Пустые, мертвые, отстраненные. Как будто его тело занималось сексом, а сам он был где-то далеко. Как будто это была не близость двух людей, а... механическая функция. Как чистка зубов или мытье посуды.

Наверху хлопает дверь. Потом шаги — два человека спускаются по лестнице. Женский голос что-то щебечет, смеется. Выпрямляю спину, делаю вид, что разглядываю свои ногти. Очень увлекательное занятие...

Кирилл проводит девушку к выходу. Она все еще висит на его руке, что-то воркует про "в следующий раз" и "позвони мне". Он молчит. Открывает дверь, кивает — все, пока, до свидания. Даже не целует на прощание.

Дверь закрывается. Шаги направляются на кухню. Холодильник открывается с присосом. Звяканье стекла. Потом он появляется в дверном проеме гостиной. В одних спортивных штанах, с бутылкой воды в руке.

— И что ты хотела увидеть?

Глава 21. Игры взрослых детей

Мой взгляд упорно изучает геометрический узор на персидском ковре. Красный ромб, синий завиток, золотая нить. Что угодно, лишь бы не встречаться с его глазами.

— Услышала шум и...

— И решила постоять у двери минут эдак... пять? Десять?

Бутылка минералки в его руке покачивается туда-сюда, и я невольно слежу за этим гипнотическим движением.

— Я не... — начинаю оправдываться, но слова застревают где-то между гортанью и здравым смыслом. — Ладно, черт. Да, я смотрела. Доволен?

Кирилл обрушивается в кресло напротив — не садится, а именно обрушивается, всем своим немаленьким весом. Ноги взлетают на журнальный столик, и я невольно провожу взглядом линию от босых ступней до...

— Что тебя так взбудоражило? — делает глоток воды, и я как завороженная слежу, как капля срывается с его подбородка. — Не первый же раз голого мужика видишь. Или первый?

Капля исчезает за вырезом футболки, а я всё смотрю. Тик-так, тик-так — часы на камине отмеряют неловкую паузу. Он изучает меня. А я изучаю его. Замкнутый круг.

— Твой отец рассказывал, — начинаю, собирая мысли в кучу. — Про твои... игры с женщинами. Что ты их используешь и бросаешь.

Смешок.

— Папаша — тот еще сказочник, — он встает одним текучим движением. Еще глоток воды. Тыльная сторона ладони небрежно стирает влагу с губ. — У него талант из мухи слона раздувать. Особенно когда дело касается моих грехов.

— То есть это неправда?

— А что именно? — он снова растекается по дивану. Мебель жалобно скрипит. — Что я сплю с женщинами? Это правда. Что не собираюсь на каждой жениться? Тоже. Что не притворяюсь влюбленным? И это тоже. Так в чем обвинение?

— В том, что ты их используешь, — мои пальцы вцепляются в подлокотники. Ногти царапают обивку.

— Использую? — он откидывает голову назад, и я не могу оторваться от линии его горла. — Интересная формулировка. Я с самого начала говорю: никаких обязательств, никаких обещаний, никакого будущего. Только настоящее. Только удовольствие. Все карты на стол. Где тут использование?

Логично. Чертовски логично. Но что-то внутри меня противится этой логике.

— И многие потом приходят с истериками?

— Меньше, чем ты думаешь. Большинство вполне адекватны. Но да, находятся особо одаренные, которые решают, что их волшебная... — он делает паузу, подыскивая слово, — киска способна меня перевоспитать.

— А как ты вообще... проворачиваешь все это? В смысле, твоя схема соблазнения?

Уголок его рта ползет вверх.

— А тебе зачем? Профессиональный интерес? — в его голосе появляются бархатные нотки. — Или личный?

— Исключительно профессиональный.

— Профессиональный, — повторяет он с усмешкой. — Ну что ж... Все начинается с внимания. Настоящего. Я слушаю. Запоминаю мелочи — любимый цвет, нелюбимую еду, детские травмы, тайные желания. Потом использую. Дарю то, о чем она мечтала, но никому не говорила. Вожу туда, где она всегда хотела побывать. И в постели... — пауза, — изучаю. Что нравится, что заводит, где границы. И никогда, слышишь, никогда не делаю того, чего она не хочет.

Его слова рисуют картины. Слишком яркие, слишком детальные. Вижу, как его пальцы скользят по чужой коже, находя точки наслаждения. Как губы шепчут вопросы между поцелуями. Как он наблюдает, запоминает, подстраивается...

И внезапно понимаю — я хочу этого. Хочу мужчину, который будет думать о моем удовольствии. Который будет спрашивать, а не просто брать. С Димой все было... механически. Пятнадцать минут миссионерской позы, его кряхтение, мое притворное постанывание. "Было хорошо?" — спрашивал он после, и я кивала, хотя хорошо не было ни разу.

Сглатываю вставший поперек горла ком.

— А та девушка? Сегодняшняя?

— Лика? — он пожимает плечами. — Старая история. Встречаемся, когда обоим нужна разрядка. Никаких чувств, чистая физиология. Шокирует, Ангелина Александровна? Что люди могут трахаться просто ради процесса?

"Ангелина Александровна" в его устах звучит как пощечина. Официально, холодно, с издевкой.

— Нисколько, — голос предательски дрожит. — Просто ты выглядел таким... отсутствующим. Будто тебя там вообще не было.

Не могу выкинуть из головы его лицо. Пустое, безучастное.

— Потому что меня там и не было, — подтверждает спокойно. — Телу нужна разрядка — тело ее получает. Но если там, — он стучит себя по виску, — неинтересно, то весь процесс превращается в физкультуру. Полезно, но скучно.

— Тогда зачем вообще? — вырывается прежде, чем успеваю прикусить язык. — Если тебе неинтересно, если нет эмоций — какой смысл?

Кирилл смотрит на меня долго-долго. Зеленые глаза темнеют, становятся почти черными в полумраке гостиной.

— А вот это, дорогая моя психологичка, совсем другой разговор. И боюсь, ты к нему не готова.

Не готова?

— Какие девушки тебе вообще нравятся? — меняю тему, но не отступаю.

Он откидывает голову назад, и я пялюсь на его шею. На выступающий кадык, на едва заметную щетину, на пульсирующую жилку...

— Разные, — голос льется лениво. — Иногда тянет на стерв — которые строят из себя недотрог, а потом умоляют не останавливаться. Иногда на скромниц — которые краснеют от каждого слова, а в постели оказываются вулканом. А иногда плевать какая — лишь бы не выносила мозг и выглядела аппетитно.

Ну конечно. Внешность важнее содержания. Хотя... спасибо за честность. Без розовых соплей про "душу" и "внутреннюю красоту".

Подтягиваю колени к груди, обнимаю их руками.

— И ни разу не влюблялся? По-настоящему? Чтобы не только секс, но и... все остальное?

Знаю ответ. Конечно знаю. Человек, способный заниматься сексом с таким отсутствующим видом, вряд ли вообще способен на глубокие чувства. Но почему-то важно услышать.

— Ты реально веришь в эту муть? — его улыбка режет. — После того, как твой благоверный засадил другой?

Удар точный, болезненный. Но справедливый, черт возьми.

— Любовь существует, — упрямо гну свое. — Просто она сложная и...

Глава 22. Она не котенок. Она человек

Колючка впивается в палец, и я чертыхаюсь сквозь зубы. Кровь выступает алой капелькой на подушечке большого пальца. Засовываю его в рот. Металлический привкус растекается по языку.

Вчерашний разговор крутится в голове. Кирилл и его мертвые глаза, когда он говорил о чувствах. Что там внутри у него? Пустота? Или наоборот — такой хаос, что проще притвориться роботом?

Телефон вибрирует в заднем кармане джинсов. Достаю, размазывая по экрану кровь с пальца.

"Светка"

Черт. Совсем забыла, что обещала ей позвонить еще на прошлой неделе.

— Ангелина Александровна, наконец-то снизошла! — Светкин голос врывается в ухо.

— Прости, Свет, тут такое творится...

— Стой-стой-стой! — перебивает она. — Сначала выслушай меня!

Опускаюсь на каменную скамейку. Прохлада просачивается сквозь джинсы.

— Выкладывай.

— Я сегодня в "Атриуме" за новыми босоножками зашла — ну, помнишь те, бежевые, с ремешками? Так вот, стою в очереди в кассу и вижу... Димку! — она выдерживает драматическую паузу. — С какой-то телкой!

Внутренности делают сальто и приземляются где-то в районе колен. Воздух становится густым как кисель.

— И?

— И?! — Светка явно разочарована моей сдержанной реакцией. — Гель, они там практически трахались у всех на виду! Целовались так, что слюни летели!

Закрываю глаза, и перед внутренним взором всплывает та картина — Дима на нашем диване, а на нем... Желудок скручивается в тугой узел, к горлу подкатывает кислая волна.

— Свет, я в курсе. Она беременна от него. Мы расстались.

Молчание. Такое долгое, что я проверяю — не прервался ли звонок.

— ЧТО?! — вопль такой силы, что я отдергиваю телефон от уха. Где-то на дереве с криком срывается ворона. — Ангелина Александровна, ты охренела?! Беременна?! Расстались?! И ты молчала?!

Краем глаза замечаю движение. Кирилл выходит из дома, крутит ключами на пальце. Солнце бьет ему в спину, превращая фигуру в темный силуэт.

— Я сама только недавно узнала, — веду пальцем по шершавому камню скамейки. — Пришла домой пораньше, хотела ужин романтический устроить. А там... — голос срывается. — Они обсуждали ребенка. Она сидела на нем верхом и...

Кирилл поворачивает голову в мою сторону. Даже на расстоянии чувствую его взгляд. Киваю ему. Он отвечает тем же коротким жестом и исчезает в гараже.

— Твою мать, — выдыхает Светка. — Вот же мудак конченый! Четыре года вы вместе были! Четыре! И он вот так просто... Гель, милая, где ты сейчас? Я сейчас приеду, привезу вина, будем реветь и материть козлов!

— Не надо, — улыбаюсь ее заботе. — Я не дома. Работаю... За городом. В частном доме.

— За городом?! — недоверие в ее голосе можно ложкой черпать.

Мну подол футболки, скручивая ткань в жгут.

— Свет, это долгая история. Давай встретимся на неделе, все расскажу? И про Диму, и про эту работу.

— Ладно, — она явно не удовлетворена таким ответом. — Но учти — я из тебя все вытрясу! И вообще, ты как? Нормально?

— Знаешь что? Странно, но да. Даже лучше, чем я думала.

И это правда. Боль есть, обида грызет изнутри, но той разрушительной пустоты, которую я ожидала, нет. Может, потому что здесь некогда раскисать.

— Ну смотри. Если что — звони в любое время. Хоть ночью. Я всегда на связи.

— Спасибо, Светик. Люблю тебя.

— И я тебя, дурында. Береги себя там.

Отключаюсь. Из гаража доносится рев мотора — низкий, утробный. Машина Кирилла выползает на подъездную дорожку. Но вместо того чтобы поехать к воротам, он резко сворачивает и несется прямо к ним.

Что за черт?

Поднимаюсь и иду следом.

У ворот маячит женский силуэт. Невысокая, в обтягивающем платье, которое оставляет мало простора для воображения. Светлые волосы собраны в высокий хвост.

Прячусь за толстым стволом дуба. Да, по-детски, но любопытство сильнее здравого смысла.

Кирилл выходит из машины. Лицо как каменная маска.

— Я же сказал не приходить, — его голос долетает четко, несмотря на расстояние.

— Кир, ну не будь таким, — девица делает шаг вперед. — Я соскучилась! Две недели тебя не видела!

— И что? Я обещал тебе ежедневные встречи?

— Нет, но... — она закусывает губу. Даже отсюда вижу, как дрожат ее руки. — Мы же так хорошо проводили время. Я думала...

— Вот в этом и проблема. Ты думала.

Ох. Жестко. Девушка словно съеживается от его слов.

— Кир, детка, ну хватит ломаться! Впусти меня, и я покажу тот трюк с языком, который ты так любишь...

О боже. Мне срочно нужно промыть уши святой водой.

— Алиса, — он перебивает ее. — Уходи. Не заставляй меня повторять.

— Но почему?! — ее голос срывается на визг. — Что изменилось? У тебя кто-то появился?

Кирилл молчит. Долго. Потом:

— У меня другие планы на сегодня. И ты в них не вписываешься.

Тишина такая плотная, что, кажется, даже птицы перестали петь. Мое сердце колотится так громко, что я боюсь — они услышат.

— Другие планы, — повторяет Алиса глухо. — Понятно.

— Отлично. Тогда пока.

Он разворачивается, чтобы идти обратно. Алиса хватается за прутья ворот.

— Кир! Кир, подожди! Не уходи! Пожалуйста!

Но он даже не оборачивается. Идет размеренным шагом, руки в карманах. За воротами начинается настоящая истерика — Алиса колотит кулаками по металлу, всхлипывает, умоляет.

Прижимаюсь спиной к дереву. Кора впивается через тонкую ткань футболки, но я боюсь пошевелиться.

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — голос Кирилла раздается прямо надо мной.

Выхожу из-за дерева, чувствуя, как щёки горят.

— Я просто... гуляла.

— Ага, — он поворачивается ко мне. — Гуляла за деревом. В метре от ворот. Чисто случайно.

— Она громко орала, — пожимаю плечами, пытаясь выглядеть безразличной. — Трудно было не услышать.

Кирилл подходит ближе. Слишком близко. Я чувствую запах его парфюма — что-то древесное с нотками табака.

Глава 23. Обед втроём

Зубы впиваются в нижнюю губу так, что чувствую металлический привкус крови.

— Идём обедать.

Кирилл бросает эти слова, даже не удосужившись повернуться.

Обедать. Втроём. С ним и этой... Господи, да я лучше стекло жевать буду. Желудок делает очередное сальто, и я чувствую, как поднимается кислая волна. Нет-нет-нет, только не блевануть сейчас на идеальный газон Орловых.

Тащусь за ними, соблюдая дистанцию в пару метров. Не то чтобы я боялась заразиться силиконом и ботоксом, просто... Просто смотреть на это невыносимо.

Алиса висит на Кирилле. Её накачанная грудь трётся о его руку с каждым шагом, пальцы с наращенными когтями впиваются в бицепс. Интересно, он вообще чувствует что-то через ткань рубашки? Или нервные окончания уже отмерли от постоянных женских прикосновений?

А Кирилл... Чёрт, что с ним? Где тот человек, который минуту назад отшивал её у ворот? Испарился. Вместо него — услужливый кавалер с приклеенной улыбкой. Рука на талии, лёгкие прикосновения, даже дверь придержал.

Меня аж передёргивает от фальши.

В столовой Алиса проделывает целое представление — протискивается между стульями так, что задница оказывается в сантиметре от лица Кирилла, а потом плюхается рядом с ним. Прямо впритык. Ещё ближе, и она окажется у него на коленях.

Сажусь напротив.

— Кир, ты в курсе про новый ресторан на Кутузовском? — Алиса запускает свою трещотку. — Там крыша вообще бомба! Стеклянный купол, вид на весь город. Маринка говорит, туда без связей вообще не попасть. Очередь на три месяца вперёд!

— Слышал что-то.

Его голос такой скучающий, что хочется проверить пульс. Жив ли вообще?

— Давай махнём туда в субботу? — она прижимается к нему ещё теснее, если это вообще возможно. — У меня как раз новое платье от Версаче. Красное. С таким вырезом... — проводит пальцем от груди до пупка. — Обалдеешь.

— Посмотрим.

Ковыряю вилкой листья рукколы. Горькая зелень, заправленная каким-то соусом с труднопроизносимым названием.

Алиса тем временем переключается на новую тему. Подружка Кристина (или Каролина? я уже путаюсь) закрутила с продюсером. Или режиссёром. Или с тем парнем, который кофе приносит.

— ...и представляешь, он подарил ей сумку Биркин! За сорок тысяч евро! Я офигела, когда увидела. Хотя, если честно, цвет такой... ну не знаю. Я бы взяла чёрную. Классика же.

Мой мозг отключается от этого потока сознания. Сорок тысяч евро за сумку. Это два миллиона рублей. За кусок кожи с ручками. У меня мама за такие деньги квартиру купила.

А потом Алиса выдаёт:

— Слушай, мы сегодня трахаться будем или как?

Я как раз делаю глоток воды.

Большая ошибка.

Жидкость летит не в пищевод, а прямиком в дыхательное горло. Начинаю кашлять — резко, судорожно, с хрипами. Глаза слезятся, в груди горит, перед глазами пляшут цветные точки.

Хватаю салфетку, прижимаю к губам. Кашель не унимается. Наоборот, становится сильнее. Лёгкие выворачивает наизнанку.

Краем глаза вижу, как Кирилл наблюдает за моими страданиями. На его губах играет едва заметная улыбка.

— Не сегодня, — наконец удаётся взять дыхание под контроль, и я слышу его ответ. — У меня планы.

— Какие ещё планы? — в голосе Алисы появляются капризные нотки.

— С Ангелиной Александровной.

О нет. Только не это.

Алиса поворачивается ко мне.. Её взгляд скользит от моих растрёпанных волос до... в общем, ниже некуда. Останавливается на груди — оценивает размер. Переползает на бёдра — прикидывает объём. Задерживается на лице — ищет недостатки.

Я знаю этот взгляд. Каждая женщина знает. Это сканирование потенциальной угрозы.

— И кто это?

— Мой психолог.

— Психолог? — она выплёвывает это слово, как что-то грязное. — С каких пор тебе нужен психолог?

— У каждого свои развлечения, — Кирилл пожимает плечами. — Ты покупаешь шмотки и перекачиваешь губы. Я разбираюсь в своих тараканах.

— И чем вы... занимаетесь?

В её интонации столько подтекста. Она реально думает, что мы трахаемся? Серьёзно? Я?

Хочется расхохотаться. Истерично, до слёз.

— Работаем над его эмоциональными проблемами, — отвечаю максимально профессиональным тоном. — Это долгий процесс.

— О да, очень долгий, — подхватывает Кирилл, и в его голосе слышится издёвка. — Иногда занимает всю ночь.

Зараза. Просто зараза.

Алиса явно не знает, как это интерпретировать. С одной стороны, я выгляжу как типичная "серая мышь" — никакого макияжа, простая одежда, нулевая сексуальность по её меркам. С другой — Кирилл явно намекает на что-то, и это её бесит.

— Пойдём, — Кирилл встаёт, и стул с грохотом отъезжает назад. — Вызову такси.

Берёт Алису за руку. И — о чудо! — она мгновенно превращается в шёлковую. Вся злость испаряется. На лице расцветает улыбка. Плечи расслабляются.

Это пугает. Как легко он управляет людьми. Одно прикосновение — и готово. Марионетка послушно идёт за кукловодом.

— Кир, но мы же ещё увидимся? — мурлычет она, пока он ведёт её к выходу. — Может, завтра? Или на выходных?

Её рука скользит вниз. Ниже. Ещё ниже. И — оп! — ладонь ложится прямо на его пах.

Мать моя женщина.

Отворачиваюсь. Не хочу это видеть. Желудок снова начинает выделывать акробатические номера.

— Быть может.

Голос Кирилла доносится уже из коридора.

Остаюсь одна в столовой. Вокруг — остатки обеда. Недоеденный салат. Пустые бокалы. Скомканные салфетки.

И тишина. Оглушительная, звенящая тишина.

Что за цирк я только что наблюдала? Зачем Кирилл это устроил?

Глава 24. Разный

Телефон вибрирует на тумбочке, высвечивая уведомление о переводе. Двести тысяч от отца Кирилла.

Забираю ноги на подоконник, устраиваюсь поудобнее. Чай обжигает язык — заварила покрепче, чем обычно.

Орлов-старший звонит через день, выспрашивает о "прогрессе в терапии". А я вешаю ему лапшу на уши — рассказываю про несуществующие сеансы, придумываю психологические прорывы.

Телефон снова оживает. Орлов-старший.

— Ангелина Александровна, добрый вечер. Как продвигается работа?

Закатываю глаза.

— Добрый вечер, Олег Григорьевич. Всё идет по плану. Кирилл становится более открытым, мы проработали несколько важных моментов.

Вранье льется так легко, что самой противно.

— Отлично, отлично. Держите меня в курсе.

Отключаюсь и откидываю телефон на кровать. Господи, до чего я докатилась — вру человеку, который платит мне бешеные деньги. Хотя... технически я не совсем вру. Контакт с Кириллом действительно налаживается. Просто не так, как представляет себе его папа.

Взгляд цепляется за часы — 21:37. Внутри что-то дергается. Он опаздывает.

Черт, когда я успела превратиться в ждущую у окна собачонку? Последние дни сложился негласный ритуал — около десяти Кирилл вламывается ко мне без стука. Приносит что-нибудь — гитару, книгу, бутылку вина. Мы разговариваем обо всем и ни о чем. И я... я этого жду.

Сегодня утром даже волосы помыла специальным шампунем с кокосом.

Дверь распахивается так резко, что я вздрагиваю и проливаю чай себе на колени.

— Черт! — выпаливаю, подскакивая.

— И тебе добрый вечер, — Кирилл ухмыляется, глядя, как я пытаюсь промокнуть джинсы салфеткой.

В руках у него гитара и бутылка воды. Волосы взъерошены.

— Научись стучать, а? — ворчу, усаживаясь обратно.

— Зачем? Ты же все равно ждешь.

Краска заливает щеки. Вот гад. Знает же, знает, что я тут сижу и жду его как дура.

Кирилл плюхается в кресло напротив, закидывает ногу на ногу. Смотрит на меня тем своим изучающим взглядом, от которого хочется натянуть одеяло до подбородка.

— Сыграешь что-нибудь? — киваю на гитару, чтобы отвлечься от его пристального внимания.

Он молча берет инструмент, устраивается поудобнее. Пальцы касаются струн, и комната наполняется звуком.

Господи. Когда он играет, с ним что-то происходит. Вся эта броня из цинизма и язвительности слетает, остается что-то настоящее. Брови сдвинуты, глаза прикрыты, пальцы порхают по струнам с такой легкостью, будто он родился с гитарой в руках.

А потом он начинает петь.

Меня будто током шарахает. Голос у него... черт, да это несправедливо, чтобы у одного человека было столько всего. Низкий, с хрипотцой, он проникает под кожу, растекается по венам, оседает где-то в солнечном сплетении горячим комком.

Прижимаю колени к груди покрепче, обхватываю их руками. Иначе начну ерзать. Потому что его голос делает со мной что-то неправильное. От него мурашки бегут по спине, внизу живота скручивается тугая спираль, а соски под футболкой твердеют.

Блин. Это просто песня. Просто парень с гитарой. Успокойся, Ангелина.

Но я не могу оторвать взгляд от его лица. От того, как двигается кадык, когда он берет низкие ноты. От рук — господи, эти руки. Длинные пальцы, выступающие вены, уверенные движения...

Музыка обрывается, и я понимаю, что задержала дыхание.

— Нравится то, что видишь? — Кирилл смотрит на меня с ухмылкой.

— Что? Я... нет, то есть да. В смысле, песня красивая.

Черт, ну что за детский сад.

— Угу, песня, — он откладывает гитару. — Ты меня пожирала взглядом. Неприлично.

— Не пожирала!

— Пожирала.

— У тебя талант, — выдавливаю первое, что приходит в голову. — Кстати, сколько тебе лет? Мы вроде уже... ну, общаемся, а я даже этого не знаю.

— Двадцать четыре.

Двадцать четыре? Он младше меня на три года?

Мозг услужливо подкидывает информацию из курса физиологии — пик тестостерона у мужчин, максимальная выносливость, способность к многократным оргазмам за ночь...

Стоп. Стоп-стоп-стоп. К чему вообще эти мысли?

Кирилл встает, подходит к окну. В вечернем свете его профиль кажется вырезанным из мрамора — четкая линия челюсти, прямой нос, эти чертовы ресницы, которые длиннее моих даже с тушью.

— Почему ты позволяешь отцу так рулить твоей жизнью? — вопрос мучает меня с того дня, как я узнала правду о доме. — Ты же не маленький сыночек на содержании. У тебя свой бизнес, свой дом. А он нанимает тебе нянек-психологов, как будто тебе пять лет.

Кирилл оборачивается, вскидывая бровь:

— С чего ты решила, что я ему позволяю?

— Ну не знаю... Он же нанял меня без твоего ведома. Названивает каждый день, выпытывает детали. Считает, что может "вылечить" тебя от чего-то там.

— А тебя это волнует потому что...? — он прищуривается.

Пожимаю плечами.

— Просто интересно.

Хмыкает, возвращаясь в кресло.

— Ладно, раз так хочется знать... Отец любит чувствовать себя нужным. Спасать заблудшего сына, оплачивать терапию. Я не мешаю. Пусть развлекается.

— Но это же... странно.

— Многое в жизни странно. К тому же многие из тех психологов реально нуждались в деньгах. Считай, благотворительность с моей стороны.

Ой. Что-то кольнуло под ребрами. Неужели я для него тоже просто... очередной нищий психолог, которому он позволяет заработать? Обидно, черт возьми

— Другие психологи... ты с ними тоже вот так общался? Музыка, разговоры по вечерам?

Кирилл долго смотрит на меня, и от этого взгляда внутренности скручиваются в узел.

— Нет. Других игнорировал. Скучные были.

"Скучные". А я, значит, не скучная? Почему-то от этого становится тепло. Дурацкое чувство.

— Твой отец часто здесь бывает? — меняю тему.

— Когда не в командировках — да. Живет тут большую часть времени.

Киваю, обдумывая. За эти недели я заметила одну вещь — Кирилл с разными людьми ведет себя по-разному. Не просто меняет манеру общения — меняется весь.

Глава 25. Будь моей девушкой

Хватаю телефон, готовая швырнуть в стену, но экран высвечивает имя Светки. Ладно, это можно пережить.

Вчера я два часа выкладывала ей всю эту безумную историю — от застуканного с поличным Димы до моего нынешнего статуса "живу в доме миллиардера и лечу его от женоненавистничества". Светка слушала с открытым ртом, периодически подливая мне вина и восклицая что-то вроде "Да ты гонишь!" и "Ну ни хрена себе!"

Новое сообщение мигает на экране. Щурюсь — утреннее солнце лупит прямо в лицо через незадернутые шторы.

«Короче, я всю ночь не спала, гуглила. Этот твой Кирилл — он же просто ходячий оргазм, судя по фоткам в инете!»

Внутри что-то неприятно дергается. Светка нашла его фотки?

«Во-первых, он не мой. Во-вторых, он младше меня на три года. В-третьих, я его ПСИХОЛОГ. Понимаешь разницу?»

Ответ прилетает мгновенно:

«Психолог-шмихолог! Давай по факту: ты живешь в доме с богатым красавчиком. Вы одни. Он холостой. Ты — тоже. Природа возьмет свое!»

«Светка, это профессиональная этика. Я не могу спать с пациентом»

«А кто говорит про спать? Можно и стоя.»

Фыркаю. Светка неисправима.

«Хотя бы фотку скинь. Я нашла только официальные с каких-то конференций»

Экран вдруг меняется — входящая картинка. Открываю и внутренности скручиваются в тугой узел. УЗИ-снимок. Подпись: «Наш малыш уже размером с фасолинку! Дима так счастлив!»

Телефон чуть не выскальзывает из рук. В горле мгновенно пересыхает, а в груди разливается что-то горячее и колючее. Не то злость, не то... даже не знаю что.

«Поздравляю их».

«ПОЗДРАВЛЯЮ?! Ты серьезно?! Может еще подарок на выписку купишь?!»

«А что мне делать? Рыдать? Проклинать? Я уже отрыдала свое»

«Кстати, он тебе пишет?»

О да. Пишет. Каждый чертов день. Меняет номера как перчатки, создает новые аккаунты в соцсетях. Вчера было восемнадцать пропущенных. Позавчера — двадцать три. Сегодня с утра уже пять.

«Пишет. Стандартный набор — "вернись", "я все объясню", "она ничего не значит"»

«Козел. Хочешь, я Максу скажу? У него есть знакомые ребята, которые могут... ну, объяснить, что так делать нехорошо»

«Не надо. Я справлюсь»

Рев мотора врывается в утреннюю тишину. Подскакиваю, чуть не роняя телефон. Этот звук ни с чем не спутаешь — агрессивный, нарочито громкий.

Подхожу к окну. Фиолетовый Ламборгини Кирилла вылетает из-за ворот и резко тормозит посреди идеально подстриженного газона. Прямо по клумбе с какими-то дорогущими цветами.

«Светка, позже напишу»

Не дожидаясь ответа, лечу вниз. К тому времени, как добегаю до входной двери, Кирилл уже идет по дорожке.

— Ты в курсе, что только что уничтожил ландшафтный дизайн за несколько тысяч евро? — киваю на следы от колес на газоне.

— Утро доброе тебе тоже, — он проходит мимо меня в дом. — Где кофе?

— На кухне, где ему и место, — иду следом. — Что случилось? Ты выглядишь как... как человек, который всю ночь не спал.

— Проницательность — твой конек, — он наливает себе кофе из кофеварки. — Хочешь?

— Уже пила. Кирилл, что происходит?

Он делает большой глоток, морщится и поворачивается ко мне. В его глазах что-то такое... решительное.

— Есть идея.

— Твои идеи обычно заканчиваются чем-то безумным, — сажусь на барный стул. — Выкладывай.

— Будь моей девушкой.

Воздух застревает где-то между горлом и лёгкими. Кашляю, пытаясь протолкнуть кислород дальше.