Аннотация к книге "Измена. Два чуда для чудовища "
Мне не повезло – семейная жизнь развалилась, не успев толком начаться. В день, когда я сделала положительный тест на беременность, узнала про измену мужа.
Я ушла, но через два года он нашел меня. И на пороге моего дома сделал страшное, неприличное предложение.
Что будет: измена; жизнь после; загадка; трудный выбор; ХЭ
Присоединяйтесь, жмите звездочки на книге)
Два года назад.
Все тайное рано или поздно станет явным. К сожалению, тайна моего мужа стала явной для меня слишком поздно. Слишком.
Я сжала в руках тест на беременность и посмотрела на монитор ноутбука.
На экране грузились сообщения, которыми обменивался мой муж с собеседницей. Игривые, веселые, с намеками, откровенно похотливые.
Какая-то женщина ему отвечала, ставила в переписке смайлики, словом, делала все, чтобы удержать его на крючке. А он и рад стараться.
«Кисуня, ты готова?».
«Котик, жду только тебя».
«Шампанское брать?».
«Твоя киска ждет тебя и без шампанского».
Меня передернуло, и я тут же почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Неужели это уже токсикоз? Слышала о нем, читала даже когда-то в сети, но не думала, что он начнется так рано – практически через несколько минут после того, как я сделаю тест на беременность.
Я оглядела нашу небольшую квартирку и вздохнула. Не могу поверить, не могу это осознать – Олег променял все то, что я с таким трудом создавала, на какую-то чужую женщину!
Мы расписались не очень давно, я мечтала о детях, конечно же, а Олег говорил, что нужно потерпеть. Он вообще всегда много говорил, заставлял смеяться, но при этом плевал на многие правила.
Говорил: милая, все образуется, как-нибудь все обойдем. Станем богачами, даже моргнуть не успеешь! Моргать я не успевала – то на работу в детский сад, где трудилась логопедом, то в языковой центр, на занятия с дополнительной платной группой. Домой – без ног.
А Олег – из дома. Все время какие-то дела. Темные делишки, проекты, встречи с друзьями. «Малыш, все образуется», - говорил он.
Все образуется, ага.
Я почувствовала, как к горлу подкатывает огромный колючий, словно сушеный кактус, ком. Ни сглотнуть, ни выдохнуть.
В грудной клетке что-то засвербело, заворочалось. А слева, там, где находится сердце, кольнуло острой иглой.
Чертов предатель.
Вчера вечером мне стало не хорошо на курсах, и я решила, что дело в йогурте. Но, ведомая предчувствием, или проведением, заглянула в аптеку и решила взять тест на беременность. Выудила из сумки двести рублей, скрипя сердце отдала их кассиру.
— Возьмите вторую пачку, чтобы наверняка. Девушки обычно по три – четыре пачки тестов берут. Вдруг один соврет, — посоветовала мне продавец.
— Да нет, мне и одной хватит, — ответила я. Не признаваться же малознакомому человеку, что до зарплаты еще два дня, в моем кармане – шаром прокати, а законный муж вместо того, чтобы работать, кормит меня все время завтраками о безбедной жизни.
Тест на утро показал положительный результат. Сказать, что я онемела – ничего не сказать. Я и ждала, и не ожидала такого результата. Думала поначалу, что мне показалось. Но нет, вторая полосочка покраснела не сразу, но, однако, была видна отчетливо на белом фоне.
Беременна.
Я побежала за телефоном – хотела сообщить эту новость Олегу сразу, но поняла, что сотовый сел, не поставила его на зарядку, погруженная вся в свои мысли. И потому открыла ноутбук – помнила, что недавно заходила в веб.ватсап.
Но когда страница мессенджера загрузилась, я поняла, что и Олег пользовался ноутом. Но не вышел из страницы. И прямо сейчас переписывался с какой-то женщиной.
У меня на глазах.
Сообщения всплывали и всплывали, сыпались градом.
«Ты далеко? Я уже изнываю».
«Еще десять минут».
«Как долго! А на этот раз что жене сказал?».
«Ничего. Она – та еще курица, я не и не должен перед ней отчитываться».
«Ууу, какой грозный! Я не буду курицей. Буду твоим лебедем».
«Кисуня, ты будешь и раком, и собачкой, и лебедем)))».
«Пошляк!».
Я снова почувствовала, как как тошнота подкатывает к горлу. Наверное, это не токсикоз. А тошнота от предательства близкого, казалось бы, человека. Боль и от его слов, и от его поступка накатила со страшной силой. Я зажмурилась до слепящих искр под глазами, вжала ногти в подушечки ладоней до пестрой боли.
И резко открыла глаза, потому что посыпались сообщения с другого, незнакомого номера.
«Слышь, комар, когда бабки вернешь?».
Олег молчал.
«Ты задолжал много. Очень много. Нужно вернуть. Иначе дяденьки рассердятся».
Мой муж молчал, но я видела, что сообщения доставлены ему и он их прочел. Или это я?
«Мы идем к тебе домой. И ты нам вернешь бабки. Ты или твоя жена. Ясно?!».
Нет, нет.
Так оставлять этого нельзя. Я резко захлопнула крышку ноутбука.
Бросилась собирать свои вещи. Кидала в сумку все, что видела, без разбору: обувь, косметику, плащ и куртку. Поставила табуретку к шкафу, где хранилось постельное белье, засунула руку поглубже – там хранился мой маленький тайник, запас денег, который я откладывала на подарок мужу в честь дня рождения. Сбережения не ахти какие (с моей зарплатой многого и не заработаешь), но для меня сумма очень значимая.
К счастью, Олег про нее и не знал и мои пять тысяч рублей оказались очень кстати.
Страх за собственную жизнь подстегнул меня, заставил двигаться быстрее.
Я знала, что мне нужно делать – бежать к бабушке в деревню. Там я как-нибудь протяну. И без Олега, и без его темных делишек. И сама рожу и воспитаю маленького малыша, что растет у меня в животе. Я выдохнула и прижала руку к пока еще плоскому животику.
— Все будет хорошо, малыш, — улыбнулась я пузожителю. — Все будет хорошо.
Тогда я еще не знала, что у меня получится сбежать из города, выжить в деревне, похоронить бабушку, переехать в другой город и постараться наладить жизнь дальше.
Наши дни.
— Продай мне ребенка.
Глаза девушки напротив расширяются и становятся еще больше, чем были. Мои слова, безусловно, производят на нее ошеломляющее впечатление. Зрачок съедает радужку, и, если бы я не помнил, что ее глаза цвета спелого ореха, то сейчас бы засомневался в этом.
— Про-дай мне ре-бен-ка, — произношу четко по слогам. Всякое бывает, может быть она просто не поняла мои слова, хотя я, конечно, привык, что это происходит с полуслова. Тут же другой случай.
Она очень красива. Красива и не знает об этом, - этакая порочность и чистота в одном флаконе и это очень впечатляет. Будь мы в других обстоятельствах, я бы предложил ей деньги не за мелкого. За совсем другое, если вы понимаете, о чем я. Хотя… поправляю запонки кипенно-белой рубашки, которые выглядывают ровно на два пальца от рукава пиджака от Hugo, усмехаюсь своим мыслям. Не нужно было бы называть цену - она бы сама мне дала все. Абсолютно все.
Но сейчас ее глаза расширены. Пухлый рот приоткрыт в форме буквы “о”. Чувствую, как настроение приподнимается от такого вида заведенной женщины. Пусть и не в предвкушении горячего вечера.
Усилием воли усмиряю зверя внутри себя. Моя цель сейчас - не склеить приличную цыпочку. Моя цель - совсем в другом.
— Ты совсем офигел? — наконец берет она себя в руки. Высокая грудь под тонким трикотажем простого платья вздымается. Руки начинают дрожать - она боится, и правильно делает. Так и должна себя чувствовать мелкая дичь, чувствуя наступление хищника.
Делаю шаг вперед, буквально нависаю над ней и вижу в блестящих от волнения глазах свое отражение, и оно мне нравится.
— Полина, я делаю это предложение первый и последний раз, — тяжело вздыхаю, потому что чувствую тонкий аромат ее простых цветочных духов.
Зверь внутри заинтригован запахом: это ее личный, или парфюм?
Сжимаю зубы одновременно с кулаками - отчего-то девушка напротив совсем не делает мою задачу проще, а наоборот, всячески ее усложняет.
— Зинегин, ты точно больной, — хмурится она. — Тебе к психологу нужно.
Ха, детка, психолог тут не поможет, это точно.
— Я знаю обо всех твоих проблемах, — говорю твердо и спокойно. Дышу через раз, чтобы меньше вдыхать ее чертов влекущий запах. Неприятная неожиданность в ведении переговоров - понять, что оппонент тебе вдруг становится более, чем просто симпатичен. — И решу их одним движением.
— Ты мне денег не давал полтора года, — начинает заводиться она. Глаза разгораются страхом, злостью и яростью. Отчаянная пташка. — А тут вдруг решил ребенка купить?
— Я бы купил и двух. Но могу поступить по совести. Один - тебе, один - мне.
Она усмехается. Думает, что я шучу.
Хмыкает еще раз.
Качает головой.
— Ну так что, Полина? Назовешь сумму?
— Олег, не уйдешь - позову полицию, — поняв, что я не шучу, она берет себя в руки и проявляет невиданное самообладание.
— Что ты им скажешь? Что отец решил повидаться с детьми?
Она прищуривается, и мне вдруг становится не по себе - вдруг она проникнет под кожу и поймет, что я этим двум крохам совсем не отец? Но снова задвигаю зверя в темный угол сознания.
— Я не отдам тебе детей, — твердо говорит она.
— У тебя нет работы и скоро не будет жилья. Я легко могу забрать их через суд, — давлю на нее. — Но я пришел к тебе с предложением - продай одного. И разойдемся, как в море корабли.
Она свирепеет. Разгон от маленькой колибри до храброй львицы в этой хрупкой женщине невероятен. Да она готова костьми лечь за свое потомство!
Девушка размахивается и влепляет мне пощечину. Щеку опаляет резкая боль, в глазах начинает разгораться красная тьма.
— Ты еще пожалеешь! — шиплю я хватаю ее за локоть.
И в этот момент сонную тишину мелкой каморки, где пока еще живет мой наследник, прорывает детский плач.
— Ма-а-а-ама! — на два голоса кричит, испугавшись резкого звука, сначала один, а после и второй голосок.
Девчонка меняется в лице и тут же юрко прошмыгивает под моей рукой. Бежит навстречу к своим котятам.
— Хм.
Может быть, все не так.
Может быть, деньги и власть действительно меняют характер.
Но сейчас я действительно думаю, что был не прав.
И мне нужно забрать не одного ребенка.
А двух.
От автора: спасибо за лайки истории!
Все скоро станет ясно, можете делиться в комментариях, что вы думаете о нашем герое)
А пока можно приобрести со скидкой 10% законченную историю
Вынужденный брак, или Мама для дочки бандита: https://litnet.com/ru/reader/vynuzhdennyi-brak-ili-mama-dlya-dochki-bandita-b290320?c=2804038&p=1
Аннотация к книге "Вынужденный брак, или Мама для дочки бандита "
— Поживешь в моем доме, пока не будут готовы нужные мне документы.
— Я на это не согласна.
Мужчина окидывает меня хищным взглядом с головы до пят.
— Меня это не волнует. Будешь делать то, что я скажу, как я скажу и когда я скажу. А выйдешь за забор – окажешься мертва.
Все в нем звенит от страшного напряжения, пальцы сжимаются в кулак, и я рада, что эта хватка – не на моей шее. Он также порочен, как и красив, но от таких мужчин девушкам нужно держаться подальше. Потому что он – бандит…
✨Если бы я тогда знала, что фиктивный брачный союз разрушит мою жизнь, сожгла бы этот чертов договор с дьяволом и бежала без оглядки…
Но теперь все стало серьезнее. Потому что мне нужно спасти не только себя, но и его маленькую дочку…
Трясусь всем телом. Подбегаю к дочери и хватаю её за ручки. Мне важно оградить своих детей от этого чудовища, монстра, который объявился спустя два года после развода и требует у меня ребёнка.
Когда я была беременна, ему не было до детей совершенно никакого дела, а теперь заявился и начинает качать права.
Да как он только смеет?
Хочет купить собственного ребёнка, но при этом не предлагает помощи их матери, которая вполне справляется с воспитанием малышей.
— Тоня, Толя, всё хорошо! Ничего не бойтесь! Никто вам не навредит и не обидит вас! — шепчу я, поглаживая близнецов.
Дети держатся за край своего игрового манежа-кровати и выглядывают, чтобы понять, что за монстр явился сюда и нарушил их покой, а я напряжённо думаю, как избавиться от присутствия Зинегина, как прогнать его подальше?
Как забыть его ужасные слова?
Он хотя бы думал головой, когда говорил всё это?
Продать ему ребёнка?
Разделить близнецов!
Это тоже самое, что оторвать частичку собственного сердца.
Мне хочется наброситься на Зинегина и выцарапать ему глаза. Хочется напомнить всё, что он сотворил и заставить катиться подальше. Вот только в одном он прав — я плохая мать. Я по уши в долгах. У нас с малышами даже собственного жилья нет. И если он сунет свои поганые щупальца в нашу жизнь, то деток могут отнять у меня. Опека не дремлет, хотя… Кого я обманываю? Где надо они спят беспробудным сном, но если им подкинут деньжат, то быстренько прибегут туда, где их не ждали.
— Кто это тут проснулся? — входит в комнату Зинегин и включает свет.
Малыши жмурятся, а я прикрываю глаза рукой, скорее инстинктивно, но через несколько секунд с ненавистью смотрю на бывшего и загораживаю детей.
— Убирайся отсюда! — рычу я, как мать-волчица, которая готова глотку разорвать за своих щенков.
Это мои дети, только мои.
Я буду бороться за них до последнего, буду рвать врага в клочья, буду до последнего вздоха защищать их.
— Не будь так груба, девочка! Папа пришёл встретиться со своими детьми, и ты не можешь запретить мне этого.
Мой бывший изменился, стал другим. Раньше он был больше похож на трусоватого воробья, а теперь распушил хвост как павлин и считает, что это может что-то изменить. Интересно, что это с ним случилось? Откуда в бывшем появилось столько уверенности в себе?
— Папа! — повторяет Тоня, и я резко оборачиваюсь в сторону дочери.
— Нет, милая. Это просто Серый Волк, и сейчас он уйдёт.
— Вок! — повторяет Толик, поглядывая на своего недоделанного папашу.
Если Зинегин спустя два года вспомнил о каких-то своих правах, то я напомню ему, что его здесь уже никто не ждал.
Надо было думать, когда я узнала о беременности, а он как конь залез на другую бабу. Противно даже вспоминать.
— Вок, лллл! — пытается рычать Тоня.
Дети начинают смеяться, садятся и увлекаются игрой в тянучки, схватив старенького плюшевого зайца, игрушку, которую нам отдала хозяйка квартиры. Отчего-то этот заяц понравился малышам, они увлечённо перетягивали его, как канат, но иногда это заканчивалось дракой.
Вспоминаю, как непросто разнимать детей, если они не поделили что-то, и на мгновение в голове появляется мысль, что с одним ребёнком было бы гораздо проще, я смогла бы без проблем найти себе хорошую высокооплачиваемую работу и занималась бы с малышом, но я тут же отгоняю ее от себя.
Я не отдам своего ребёнка этому монстру.
— Проваливай, Зинегин! — цежу сквозь зубы, в упор глядя на бывшего.
Он кривит губы, морщится и фыркает.
От него пахнет дорогущей туалетной водой. В брендах я не разбираюсь, но точно знаю, что такие ароматы стоят дорого. Он сам выглядит чересчур дорого.
Тогда почему всё это время не платил алименты?
Почему притворялся нищим?
Не хотел, чтобы что-то досталось его бывшей жене?
Так я бы на себя ни копейки не потратила.
Мне детям денег не хватало на нормальную одежду, хорошие игрушки!
А я сама донашиваю платье, которому уже лет пять…
— Если я уйду сейчас, и за мной закроется дверь до того, как ты дашь положительный ответ, то тебя будет ждать тьма неприятностей. Тебе придётся слишком туго, девочка моя. Ты сама будешь искать меня и молить забрать одного ребёнка.
— Этого никогда не будет, — отвечаю я.
Зинегин окидывает небольшую комнатушку, в которой мы ютимся с малышами, вполне говорящим взглядом, в котором читается брезгливость, взглядом,скрипит зубами, разворачивается на пятках и выходит.
Я слышу, как за ним закрывается дверь и облегчённо выдыхаю.
Один из самых страшных кошмаров ожил наяву. Хотя, что уж там? Я даже в кошмарах не могла представить подобный поворот.
Бывший муж решил до основания разрушить мою жизнь, и я уверена, что он ни перед чем не остановится.
Вот только что делать мне?
Куда бежать?
Сердце гулко ударяется о рёбра, а на глаза наворачиваются слёзы.
Я бегу к двери и закрываю её на все замки, а потом прилипаю спиной к холодному металлу и медленно скатываюсь.
Обжигающие ручейки стекают по щекам.
Солёные разводы щиплют растрескавшиеся губы, а я продолжаю кусать их, чтобы физическая боль затмила душевную.
Что мне делать?
Как бороться с бывшим, если всё против меня?
Этот гад возомнил, что может отнять у меня ребёнка!
Купить!
Гад!
Наверное, мне следует снова подать в суд и потребовать алименты на близнецов в твёрдой валюте, тогда этот гад будет платить, он уже не сможет отмазаться, что у него нет работы и дохода, я ведь видела, как он одет. Стоит отметить, что поднялся за эти два года он знатно, но ничего! Где наша не пропадала? Слышу, как малыши начинают ругаться и спешу отвлечь их, чтобы предотвратить беду и появление новых синячков у обоих, а когда залетаю к ним, телефон, лежащий на подоконнике, начинает звонить.
Беру его в руки и уныло выдыхаю.
Снова кредиторы.
Отлично, просто отлично…
Быстро завожу мотор своей ласточки, с удовольствием слушая, как поет мотор. Держу пари, таких тачек этот нелепый двор спального района не видел никогда. Пара секунд, и я успокаиваюсь. Полина каким-то невероятным образом вывела меня из себя, даже сам не понял, с чего вдруг разогнался и решил прессануть ее. Хотя настраивался на другой разговор, конечно. Думал зайти издалека, надавить на сложности жизни матери-одиночки, озвучить сумму. Может быть, поднять ее немного. Или очень намного.
Нет же, с чего-то вдруг завелся.
От воспоминания о ее больших глазах, в которых плескался теплый шоколад, внутри что-то дрогнуло. Дрогнуло, засвербело, заныло. Странное и давно забытое ощущение, сродни легкому голоду, который разгорается, разгоняется и не может быть утолен после ничем.
Жму на педаль газа, отдаваясь вибрации машины.
Веду плечом.
Ну что же, Полина Кац, в прошлом Зинегина, видимо, ты не очень хорошо понимаешь то, что сейчас произошло. Решила отказать мне? Пф. Не смеши мои мокасины. Не пройдет и пары дней, как дело будет сделано. Ребенок будет у меня, причем на совершенно законных основаниях. Никто не может противостоять мне, тем более мелкая девчонка…
Едва приезжаю в офис и паркую БМВ, в голове складывается решение моей небольшой заминки.
— Простите! — охранник на входе в здание повышает голос. Новенький, что ли…Не знает, что меня нельзя останавливать?
Вопросительно смотрю на него, притормаживая в дверях.
— Наденьте, пожалуйста, масочку, иначе не войдете в здание.
Что за день такой?
Сначала одна мелкая чихуахуа решает противостоять мне, а теперь еще и этот…тощий дог?
— Последнее постановление…без маски нельзя, — он встает прямо передо мной. Раздражение изнутри поднимается волной - с чего он взял, что может мне запретить что-то?
Ухмыляюсь.
Просовываю руку в карман брюк.
Охранник внимательно следит за моими движениями, явно считывая мою напоказ расслабленную композицию, за которой прячется тщательно скрываемая ярость, которая может выпрямленной пружиной рвануть вверх.
Мужик изгибает бровь. Она ползет вверх, прямо до линии роста волос. Держу пари, под его тканевой маской губы произносят какое-нибудь непечатное ругательство. Рука на поясе сжимается - не знает чего ждать от меня. Все же телосложение у меня не хлипкое.
Я же медленно достаю пятитысячную купюру, лениво кладу ладонь вместе с банкнотой ему на плечо и медленно, чтобы точно понял, говорю, пристально глядя в его помутневшие глаза:
— А это мое тебе постановление. Мне хоть куда можно, ясно?
Хорошо видно, как в его душе борются два чувства - хочется вписать мне в морду, чтобы показать, кто здесь главный, и одновременно - прибрать к рукам бабло, которое вот так нежданно свалилось в руки.
И побеждает, как всегда, самое главное чувство. Жажда наживы.
Он согласно моргает глазами. Понятливый.
Я уже иду к лифту, и думаю про себя, что некоторые люди, например, как этот охранник на входе в центр, куда более умные и прозорливые, чем мелкая девчонка с двумя детьми…
— Да, Серый, тут такая штука, — откидываюсь в кресле поудобнее и плотнее прижимаю телефон к уху. — Хочу у тебя кое-что прояснить.
— О чем речь, Кирилл, всегда рад помочь, — голос на том конце провода говорит с опаской. Оно и понятно - звоню слишком рано, скорее всего, вырвал человека с какого-то важного совещания. Они там в своей администрации всегда с самого утра важные совещания проводят. Тем более Серый - заместитель главы города.
— Нужно, чтобы органы опеки сходили по одному адресочку, навестили одну молодую мать.
— Что-то случилось? — напрягается он.
— Ничего такого, условия не слишком комфортные - однушка. Игрушек мало, все какие-то сломанные. Кухня маленькая. На столе - одно яблоко. Думаю, овощи там не частые гости.
— Да многие так живут, — не хочет вестись на провокацию Серый. Но я уже настроился. Мне нужно додавить Полину.
— Многие, да не те, кому положено жить в лучших условиях.
— Ты на что намекаешь? — ощеривается собеседник на том конце связи.
Выдыхаю. Как сложно с этими государственными служащими!
— В общем, пусть тетки твои из органов опеки сходят по адресу, скажут, что условия для жизни детей неприемлемые, и если к следующему посещению не будет трехкомнатной квартиры, игрушек там, вещей каких, в общем, не изменится все к лучшему, то детей заберут в детский дом.
— Кирилл, — медленно говорит он. — Но если условия плохие, детей действительно заберут в центр пребывания в сложной ситуации. А уже после они могут попасть в детдом. Ты думаешь, что творишь?
Отмахиваюсь от его слов. Он явно из тех людей, что боятся собственной тени. А тут действовать нужно.
— Я точно знаю, что делаю. Точно.
Едва отключаюсь, перевожу на телефон Сергею не только адрес Полины Кац, у которой сейчас находятся мои племянники по крови, но и приятную сумму, в качестве бонуса. У них там в администрации зарплаты небольшие, а за дело можно и заплатить.
— Кирилл Сергеевич, через пятнадцать минут начнется “зум” с управлением продаж, — заглядывает в кабинет Надежда. Напоминает, печется, чтобы все было по правилам. Я подмигиваю. Она как обычно теряется. — Не забудьте.
Я выдыхаю.
И, прежде чем запустить программу и нырнуть в свои дела, которые требуют внимания, говорю ей:
— Там на вахте новенький охранник. Минут пятнадцать назад точно стоял. Позвони в отдел кадров. Пусть его рассчитают, он больше тут не работает.
— Хорошо, Кирилл Сергеевич, — исполнительная Надежда скрывается за дверью.
А я нахожу в галерее в телефоне фотографию, на которой изображена красивая, хрупкая Полина Кац, увеличиваю ее лицо, так, чтобы было видно коричневые, большие влажные глаза, в которых теплится огонь, и говорю ей:
— И все же будет лучше, если ты отдашь мне ребенка. Иначе мне придется забрать двоих…
Просыпаюсь в холодном поту от плача Тони… Или Толика? Открываю глаза и, кажется, что балансирую где-то на грани с реальностью и совершенно чужим, непонятным мне миром. Голова ватная, а отголоски прошлого и чьи-то цепкие руки не выпускают из объятий Морфея.
Одёргиваю себя, заставляя встать, и иду к малышам.
Они проснулись и хотят есть, поэтому увлекаю их игрушками и спешу на кухню. Ставлю на плиту кастрюлю с молоком, морщась от пульсации в висках. На улице пасмурно. Наверное, погода сказывается и давит на голову? Или вчерашняя перепалка с человеком, которого я не видела бы ещё сотню лет?
Молоко закипает, медленно всыпаю в него манную крупу и начинаю тщательно перемешивать, когда слышу звонок телефона.
Малышам не нравится его звучание, и они начинают хныкать.
Да что же это такое?
Почему?
Убираю кашу с плиты и бегу в спальню, чтобы забрать телефон. Входящий номер на экране не знаком мне, но я всё равно отвечаю. Вдруг, это по работе?
— Слушаю! — чуть вскрикиваю, прижимая аппарат плечом к уху, а сама возвращаю кашу на плиту, чтобы поскорее доварить, а потом остудить.
Кажется, я не добавила соль?
Или сахар?
Да что же за чертовщина такая происходит?
Человек на том конце какое-то время молчит, но вскоре прочищает горло. Понимаю по тонким ноткам хрипловатого кашля, что это женщина.
— Полина Станиславовна Кац? — спрашивает, наконец, незнакомка.
— Да, здравствуйте. А вы кто? — задаю ей встречный вопрос, отключаю плиту и снимаю кашу.
Не дай бог немного пригорит!
Модница Тоня есть точно не станет. А брат последует её примеру. Успеваю взять тарелки и начинаю раскладывать завтрак.
— Меня зовут Ангелина Аристарховна, я представляю службу опеки. Сегодня вы будете дома?
Служба опеки?
Чем я не угодила им?
Вспоминаю вчерашний визит бывшего мужа, и меня начинает трясти как безумную. Зубы клацают друг о дружку, а панический страх тут же затягивает в свой плен.
— Да, я работаю на дому… А что-то не так?
— Наши специалисты приедут к вам, чтобы проверить условия жизни ваших детей. Вам нечего опасаться, если всё в порядке, потому что это будет обычная проверка.
«Обычная проверка»…
Голос Аристархи Ангелинов… ой… Ангелины Аристарховны искажается, словно в замедленной съёмке, а я испуганно выпучиваю глаза и буквально вижу перед собой монстра, разинувшего красные напомаженные губы и с ненавистью глядящего на меня.
«Обычная проверка»…
Так я и поверила.
Это всё дело рук проклятого Зинегина.
Ненавижу его.
Всем сердцем ненавижу.
Решил отнять у меня ребёнка? Двух? Я буду биться до последнего! Вгрызусь в его глотку и разорву на части. Не посмеет притронуться ни к одному ребёнку. За полтора года никаких проверок и вот тебе — примите, распишитесь.
— Простите, а в котором часу? Мы с малышами можем выйти на прогулку…
— Около пяти, — брезгливо отвечает женщина. — Всего хорошего.
Я ещё какое-то время продолжаю прижимать телефон к уху, а когда понимаю, что Аристарха… Ангелина… бррр… женщина отключилась, тут же спешу попробовать кашу и больно обжигаюсь.
Я готова разрыдаться, но быстро беру себя в руки. Проверяю банковский счёт и понимаю, что перевод за переданную работу пока ещё не поступил. С деньгами у меня сейчас напряжёнка. Редактор, с которым я работаю, в отпуске, а его заместитель не торопится проверять и оплачивать работу. Немного злюсь на саму себя за то, что не беру предоплату, и решаю, что в следующий раз именно так и поступлю.
Сверлю взглядом экран телефона, думая, что делать.
У меня ещё есть время, чтобы побежать в магазин и купить продукты… Что там нужно? Фрукты? Овощи? Всё это есть, но для опеки нужно больше! Ещё больше! Чтобы холодильник буквально ломился от переизбытка. А ещё квартира… Площади у нас маловато, но это единственное, на что мы можем рассчитывать в ближайшее время. Я, конечно, подумывала снять квартиру побольше, но для начала раскидаться бы с долгами, а потом уже и увеличивать расходы.
Решаю позвонить другу детства, который не отвернулся от меня, когда родные повернулись спиной. Набираю его номер и смотрю в одну точку на стене, понимая, что все мои мысли спутались.
—Поля, привет! — отвечает Матвей сонным голосом.
— Привет! Прости, я тебя разбудила?
— Нет, что ты… Не разбудила. Встал и собираюсь на работу. Что у тебя с голосом? Случилось что-то?
— Матвей, тут такое дело…
Рассказываю о вчерашнем визите бывшего мужа и о звонке из органов опеки. Каша постепенно остывает, а я не могу сдвинуться с места и стою как вкопанная.
— То есть как он решил выкупить ребёнка? У Олега совсем уже мозги вытекли? Алименты платить он не может, а ребёнка купить - пожалуйста? Том, я приеду сейчас. У меня всё равно все встречи будут после обеда, а утренние дела можно отложить на потом. Что купить?
— Я не знаю, — признаюсь честно, потому что в голове сейчас творится такой хаос, что лучше вызвать врачей из психбольницы, чтобы помогли навести там порядок. Я до сих пор не могу понять, зачем Зинегину понадобился ребёнок?
—Поль, ты главное не переживай ни о чём, ладно? Я сейчас кофе допиваю и выезжаю!
— Спасибо, — шепчу я и отключаю телефон.
Иду за малышами, чтобы отвести их в ванную и умыть перед завтраком. Как только вхожу в комнату, меня бьёт оглушающая мысль - что, если Зинегин хочет продать ребёнка на органы? Сотворить с ним что-то страшное. Меня начинает трясти ещё сильнее, и я уже подумываю о том, куда можно было бы сбежать отсюда. Где спрятаться с детьми, чтобы он никогда не нашёл нас? Может, поговорить с Матвеем и попросить его позволить пожить какое-то время в деревне с его бабушкой? Я бы помогала ей по хозяйству, делала всё, что скажет, пусть в глуши, без средств связи, без работы и интернета… Пусть долги растут дальше. Главное, чтобы Зинегин не нашёл малышей, чтобы не посмел просунуть к ним свои мерзкие щупальца.
— Вок! Ллл! — рычит Толик, когда я вытаскиваю его из манежа, и я понимаю, что визит их недоделанного папаши отпечатался в их памяти.
Что же мне делать?
Как остановить проклятого зверя и заставить оставить нас в покое?
Может, обратиться в полицию?
Да вот только, что я могу сказать им? Помогите, бывший муж хочет купить у меня одного ребёнка?
Руки трясутся, я достаю Тоню из манежа и замечаю у неё жар.
Только этого ещё для полного счастья не хватало!..
Паркуюсь. Смотрю в окно, где горит свет. За тем стеклом - то, чего я больше всего хочу на данный момент. И я добьюсь своего. Пока что никто и ничего не мешало мне добиться желаемого.
Тем более девчонка с огромными испуганными глазами.
Зачем ей столько детей?
Она и одного-то не прокормит.
Это я точно знаю.
Знаю, как собственное имя.
Когда мы с братом родились, родители были в шоке. Они не ждали двоих. Да и на что они им было прокормить одного, я думаю, слабо себе представляли. Он – инженер, она – студентка.
Я и мой брат Олег, требовали много времени, много сил и много денег. То один болел, то другой. Мать, которая всегда мечтала совсем о другой жизни, сдалась очень быстро. Она оставила двоих младенцев и свалила в закат. На пару лет. А потом вернулась, и сделала предложение отцу.
Ужасное предложение, как по мне. Удивляюсь, от чего он не спустил ее с лестницы. А может, уже и сам замучался возиться с пеленками и кашами для двух пацанов.
Мать вышла замуж за какого-то богача. И тот решил, что у него должен быть ребенок. Она и решила под шумок сделать ему настоящую семью. Вернулась в свой город, нашла отца и приседала ему на уши, чтобы тот согласился отдать ребенка.
Тот, насколько я понял, не собирался этого делать, но в конце концов сдался. Счел, что хотя бы у одного пацана должна быть мать.
Отдал Олега.
Они уехали и ни я, ни отец не знали о том, то с ними и как много, много лет. Отец не дожил – его не стало три года назад. И не узнал, что в богатстве и радости Олег с матерью прожили не очень долго. Отчим разорился. Запил. Запила и она с ним на пару. А Олег опустился – игры, запрещенные препараты.
Только в одном ему повезло – успел жениться и заделать ребенка. Который так необходим мне.
И как только я пропустил, что мой брат-близнец стал отцом для двоих малышей?
Да уж, как причудливо тасуется колода…
Достаю сигарету и провожу ею под носом. Хочется тут же прикурить, втянуть в себя сладковато-въедливый дым, но держу себя в руках. Моя воля - титановая, я, как никто другой, могу удержаться от соблазна. Конечно, столько лет тренировок…
Вижу, как к нужному мне подъезду подходят две женщины. Тетки из опеки, это сразу чувствуется. У них этакий высокомерный вид, будто им кто-то что-то должен, немного стиснутые губы, будто хотят удержаться от язвительного замечания и раздутые ноздри.
Я приоткрываю машину, сигналю. Они нервно оборачиваются, будто ждали какого-то сигнала. Мы идем навстречу друг другу и встаем на пешеходном переходе.
— Здравствуйте, Кирилл Сергеевич, — по-мышиному заискивающе смотрит на меня та, что постарше. — Мы на осмотр жилищных условий к Кац. Но…жалоб на нее не поступало, в поликлинике отзыв педиатра хороший, детки содержатся в нормальных условиях.
Киваю.
— Сергей Васильевич предупредил, что нужно будет доработать карту осмотра квартиры, однако это против правил, мы так никогда не делаем…
Вдыхаю воздух полной грудью.
— Значит, так. Сейчас вы возьмете свои бумажки, и напишете в них, что условия для жизни детей - ужасающие. Кормить их нечем, мать пьет. Может быть, и бьет детей. Если нужны заявления от соседей, я это сейчас организую.
— Нет, нет, — округляют они глаза. — Этого совсем не нужно.
— И я иду с вами.
Они переглядываются, самая активная набирает в грудь воздуха, чтобы возразить, но я уже иду вперед, и они повинуются, идут за мной, как за самым сильным в стае. Этому чувству сложно противостоять, нереально противиться.
Возле двери опека все же вспоминают, что они не просто так сюда пришли. Снова надевают на лица свое пренебрежительное отношение ко всему миру.
И это выражение на лицах сразу сбивает Полину с толку.
Вижу, как расширяются ее глаза, как по темной глади топленого шоколада бежит волна разочарования, страха и боязни.
Она запахивает на груди простой цветастый халатик.
— Я…не ждала вас раньше пяти. — мямлит она.
— Это совсем не важно, — отодвигает первая женщина девушку с порога и профессионально входит в дом. Чуть помедлив, вторая следует за своей коллегой, а я замыкаю шествие.
Первая тут же проходит в кухню, и начинается бедлам.
Наблюдаю за театром двух актеров со стороны.
Зрелище не для слабонервных.
Первая вытряхнула содержимое холодильника на стол и всплеснула руками.
— Консервы! Вы что, кормите детей консервами?
Вторая тут же присоединилась:
— Заветренное яблоко. Одно.
Они многозначительно переглядываются.
— У меня есть фрукты…были…будут… — практически рвет на себе волосы от досады Полина .
Она явно не успела приготовиться к приходу “дорогих” гостей.
Первая сует нос в мойку.
— Каша? Это все, что ели дети за весь день?
— Ну вы бы хоть их чем-то кормили…
— Я кормлю!
— Оно и видно…в холодильнике мышь может повеситься.
— У меня есть деньги, я покупаю продукты!
Но голос Полины жалок и невзрачен. Ей нечем противостоять такому целенаправленному напору.
— Все ясно. ну так дело не пойдет. Одни макароны. Даже мяса нет.
— А может она из этих…Веганов? — ужасающим шепотом оповещает всю округу о своих догадках вторая.
Я усмехаюсь.
Полина вдруг вспоминает о моем присутствии и ужом протискивается к коридор.
— Это ты все! Ты их привел! — она прикусывает губу, чтобы не разреветься. Жалкое зрелище.
Пожимаю плечами.
Она сжимает добела руки в кулачки и бегом возвращается в кухню.
— Вы не думайте, я и гуляю каждый день, и на осмотр к врачу хожу…
Самая главная женщина в этой процессии отодвигает Полину и проходит мимо меня в единственную комнату.
Включает свет и тут же раздается недовольный детский плач.
— Что это у нас тут… — брезгливо морщит она нос, даже мне из коридора ясно, что детей эта тетка из опеки как раз и не жалует. Серега знал, кого отправлять на осмотр жилья…
— Нет, вы не подумайте, я вызывала врача, но на участке очень много болеющих, педиатр еще не подошла.
— У ребенка температура! — восклицает вторая, и я опускаю руки. Эта информация отдается дребезжанием в грудной клетке. Еле заметным, но я его чувствую.
— Она не высокая, мы выпили нурофен…и…
— Без предписания врача?
— Да это же обычное дело…дети болеют… — пытается оправдаться Полина , но безрезультатно.
— Ну вы, конечно, даете, мамочка, — выплевывает первая тетка.
— Аристарх Ангелиновна…простите…не пишите… — Полина резко осекается под взглядом главной. Мне даже не нужно находиться в комнате, чтобы это понять.
И тут дверь отворяется.
В проеме появляется мужской силуэт, и я подбираюсь - кулаки сами собой собираются, взгляд становится яснее.
Это что еще такое?
Кто посмел явиться сюда?
— Полина? — Он делает шаг вперед. Ставит пакет на пол. — Я купил продукты, как ты и просила.
— Ты кто такой? — спрашиваю сразу. Мужик поворачивается ко мне, встает рядом. напряжен. Недоволен. Но не больше, чем я.
— Олег? Вот так сюрприз. Неприятный, — он кидает быстрый взгляд на мои кулаки. — Пришел поглумиться над девчонкой? Детей решил навестить?
Ерничает. Нарывается.
— Матвей! — Полина кидается к нему, как будто к родному. И эта композиция неприятно отзывается внутри, где-то в средоточье сердца. Не нравится, как она стоит перед ним в своем застиранном халатике и смотрит снизу вверх, будто ждет, что этот мужик решит все ее проблемы. Не понимая, что никто не поможет ей, кроме меня.
— Дамы, — он прищуривается. Быстро проходит в комнату. — Что здесь происходит?
— По сигналу жителей - осмотр жилищных условий проживания несовершеннолетних.
— Все в порядке, — он приглушает голос, потому что дети вдруг начинают орать на два голоса, будто ощущая нервозность, которая накаляется между всеми присутствующими. — Условия тут вполне себе приличные.
— Ты кто такой? Вали отсюда! — делаю шаг из коридора, но в комнату не вхожу.
— Олег! — пытается пресечь мои слова Полина .
— Я думаю, что всем лучше уйти, — спокойно говорит мужик. — Видите, Тонечке нездоровится, — она сразу вычленяет главное, и это тоже кажется неприятным. Насколько частый он здесь гость? — Сейчас придет врач, я поднимался с ней на лифте, она сходит к соседям, а после сюда.
— Нам все предельно ясно! — смеривает активистка из опеки его недовольным взглядом, но я уже вижу, что он ей нравится. Своим заступничеством. Своей фактурой. Но я уже заплатил, и в документах будет указано то, что нужно.
Тетки ретируются.
Я делаю шаг к Прлине, которая как заведенная качает ребенка. Девчонка начинает так кричать, что у меня не сразу получается достучаться до девушки.
— Со мной лучше не спорить, — говорю ей, разворачиваюсь к двери.
Они все уходят. Кажется, что кошмар для меня закончился. Тоня успокаивается и засыпает у меня на руках, а Толик ложится рядом с сестрой. Дети спят, а я как робот иду на кухню. Вздрагиваю, когда вижу сидящего за столом Матвея. Со всей этой суетой я совсем позабыла о том, что мужчина ещё не ушёл.
— Поль, я его закопаю, — говорит Матвей, стискивая зубы. — Зарою этого гада. Выбился из алкашей в павлины и распушил хвост? Ну уж нет. Есть у меня приятель в органах. Хороший приятель. Мы не позволим опеке забрать у тебя детей. Видно же, что это всё он проплатил.
Матвей говорит очевидные вещи.
Я с самого начала догадалась, что опека решила наведаться не просто так.
Им заплатили.
Этот визит был для галочки.
Они искали любую зацепку, чтобы лишить меня самого дорогого, но у них ничего не выйдет.
Ни-че-го…
Вспоминаю оскал бывшего мужа, аромат парфюма, от которого стало удушливо тошно, когда он склонился ко мне и процедил сквозь зубы: «Со мной лучше не спорить». Меня начинает трясти как безумную. Кажется, адреналин, на котором я всё это время держалась, отпускает, и я начинаю потихонечку всхлипывать, скрестив руки на груди. Чувствую слёзы, которые катятся из глаз, чувствую, как сотрясаются плечи, понимаю — истерика неизбежна.
— Тсс! — тихонько шепчет Матвей, встаёт из-за стола и обнимает меня.
В объятиях мужчины тепло и хорошо. Я тону в них и позволяю себе расслабиться. Плачу, уткнувшись носом в его плечо, сминаю пальцами его рубашку и льну всем телом к тому, кто сейчас мне кажется надёжной каменной стеной, опорой.
— За что он так со мной? Матвей? Я же любила его! Я так сильно любила его! — рыдая бормочу я.
— Любила. Я знаю, что ты его любила, милая, но эта свинья не оценила твоей любви. Я говорил тебе, что не тот он мужчина, которого следует любить. Говорил ведь?
Шмыгаю носом и пытаюсь успокоиться, но ничего не получается, а Матвей продолжает обнимать меня, бережно поглаживая по спине.
— Ты мне веришь, Поля? — спрашивает мужчина.
Ничего не отвечаю, просто киваю. Я сейчас не в состоянии и слово из себя выдавить. Не могу ни о чём думать, не хочу ни о чём говорить.
— Я не позволю ему отнять у тебя детей. Если нужно будет, я ему лично кадык вырву, но он не тронет моих крестников. Клянусь тебе.
Мне кажется, что единственный выход — собрать вещи и сбежать подальше, чтобы проклятый Зинегин не смог найти меня и малышей. Уехать в какую-нибудь глушь, пока он не успокоится…
— Матвей, может, мне уехать в деревню? К твоей бабушке? Он никогда не догадается искать меня там…
— Оставь это на самый крайний случай. Мы ещё повоюем. В крайнем случае переедете на время ко мне, и никакая опека не посмеет к вам подобраться, а если Зинегин хочет судиться, то пусть попробует побороться с владельцем лучшей в городе юридической конторы.
Впервые за эти сутки улыбаюсь, не выдавливая из себя улыбку. У меня появилась надежда на то, что на самом деле получиться побороться против Зинегина.
— Мне нужно ехать на работу, сегодня будет несколько важных встреч и заседание вечером. Давай я приеду к вам вечером? До этого момента никому не открывай дверь и вызывай полицию в случае чего. Я свяжусь со своим приятелем и ещё попытаюсь пробить твоего бывшего мужа, чтобы понять, как ему удалось так быстро разбогатеть и выбиться из грязи в князи, а потом мы с тобой что-то придумаем.
— Да, хорошо. Конечно, — киваю я.
Провожаю Матвея и закрываю за ним дверь, вспомнив, что вызвала детского педиатра, и не получится никому не открывать дверь, но я уверена, что смогу разобрать, врач ко мне пришёл или бывший муж.
Немного успокаиваюсь. Нервы начинают постепенно отпускать. Страхи отходят на дальний план.
Кто такой этот Зинегин?
Что с ним стало за эти два года, что мы не виделись?
И самое главное — вопрос, который не отпускает меня, не даёт мне покоя и до сих пор до ужаса мучает — зачем ему нужен мой ребёнок?
Захожу в комнату и присаживаюсь на диван. Буквально несколько мгновений, и мозг отключается. Я проваливаюсь в какой-то крайне беспокойный сон, из которого меня вырывает звонок в дверь. Вздрагиваю, подумав, что это снова бывший, а потом вспоминаю, что вызывала врача. Спешу открыть, по пути заглядывая в дверной глазок. Так странно, но это не наш участковый педиатр.
— Кто вы? — спрашиваю я.
— Дежурный педиатр, Арина Валерьевна.
Ладно.
Хотя бы это женщина.
Она ничего нам не сделает.
Открываю, и женщина входит, презрительно морщась, словно она оказалась в свинарке. Странная она какая-то.
Впрочем - обувь не снимает и бахилы не одевает, точно: педиатр.
Приходится разбудить малышей. Вроде бы температуры у Тони больше нет, она даже не хнычет и улыбается Арине Валерьевне. Толик увлеченно смотрит на женщину. Врач прослушивает лёгкие Тони и покачивает головой.
— Мне совсем не нравятся хрипы в лёгких у ребёнка.
— Хрипы? — настороженно спрашиваю, потому что ничего подобного не замечала, а дочь даже не кашляла.
— Хрипы. Стоит сделать рентгенологическое исследование или КТ. Я отвезу вас в больницу, а там будет видно.
Странно, что она не сказала вызвать скорую, но если так нужно…
Спешу одеть детей. Толика мне не с кем оставить, поэтому приходится взять его с собой. Хватаю пару яблок и бананов, если вдруг дети захотят есть, бутылочки с водой, вещи на случай, если вспотеют, закидываю сумку на плечо и спешу за Ариной Валерьевной.
Мы выходим из подъезда.
Моё сердце готово выскочить из груди от переживаний за дочь.
Идём за женщиной к машине, и я испуганно отшатываюсь, когда она останавливается около огромного тонированного внедорожника.
На таких машинах педиатры точно не ездят.
Начинаю чаще дышать и озираюсь по сторонам в поисках помощи. Толик испуганно дёргает меня за руку. Из автомобиля выходят два амбала, и один из них угрожающе смотрит на меня.
— Либо ты сядешь в машину по доброй воле, либо поедешь в багажнике, — рычит он.
— Серый? — их высочество отвечает сразу же. — Спасибо, все сделано нормально. Тетки твои из опеки пришли, все как надо разыграли. Если завтра я не получу ответ нужный мне, детей сдаем в тот приют, где они содержатся на передержке.
— Это дом для детей, оказавшихся в трудной ситуации, — мой собеседник явно идет по улице, слышно городской шум на заднем плане. Я же поглядываю на сигарету, которая лежит на приборной панели автомобиля.
— Да не важно. Важен результат.
— Нет, слушай, все изменилось.
— Не понял?
Я даже выпрямляюсь в кресле после его слов. Не нравится мне это. Терпеть не могу всякие заминки. Тем более, что тут сам все решаю, вместо того, чтобы давно уже уехать домой, сижу в тачке возле дома и жду чего-то…
— У меня ЧП российского масштаба в роддоме произошел. Подмена детей. И сейчас сюда едет проверка, вернее, она летит… — тут он ругается забористо и быстро. — И, чувствуется, камня на камне не оставят. А потому сейчас что-то делать я не могу. Просто не могу, пойми.
— Да ты…— я отвечаю ему по-боцмански быстро.
— Если только позже.
Скидываю звонок.
Промедление мне не нужно. После этого Полина , как любой человек, привлечет помощь, одумается, а сейчас она достаточно запугана, чтобы принять мое предложение. Пусть и не совсем законное. Дополнительное время все усложнит.
Надо действовать быстро, нахрапом.
Я смотрю на подъезд.
На окна, где находится то, что мне нужно.
На свой сотовый телефон.
Никогда не жаловался на быстроту реакции, и в этот раз инстинкты не подводят. Реагирую как спортсмен на подходе к финишу - все силы фокусируются в одном месте, в одной точке.
Взлетаю на нужный этаж, параллельно набиваю сообщение своей службе охраны. Ни одна птичка не может вылететь из моих силков. Ни одна.
Не буду ждать решения Полины, тем более, что тут нарисовался какой-то мрачный тип, который вполне однозначно реагирует на девчонку. Если он за нее впряжется…То, конечно же, окажется, позади меня, ему никак не обойти ни меня, ни мое желание выиграть. Но нервы попортит. И время заберет. Мне же не нужно ни того, ни другого. А потому…
— Здравствуйте, — женщина смотрит на меня немного испуганно. Моргает несколько раз. Она только что спустилась с этажа выше и совсем не ожидала засады у двери в квартиру к следующему пациенту.
— Что вам нужно? Пропустите, я иду по вызову к больному ребенку.
— Отлично, вы-то мне и нужны, — открыто улыбаюсь, включая на полную мощность свою харизму. — Моя жена…Бывшая жена…Немного не справляется со своими обязанностями…Ей нужна помощь.
— Это не мое дело, — обрубает она. — Решайте вопросы опеки через суд.
— Конечно же, и таким образом я тоже пойду, — достаю руку из кармана, открываю в телефоне заметки и быстро печатаю сумму с довольно большим количеством нулей. — Но я хотел бы сначала попробовать решить вопрос легче и быстрее. Обращаюсь к вам за помощью. Мой сын должен находиться в лучших условиях, а жена совсем не дает мне их улучшить.
— Чем я -то могу вам помочь? — теряет терпение она.
— Если выведете их из квартиры, переведу вам эту сумму на счет, — показываю запись в заметках на телефоне. Она несколько раз прищуривается. округляет глаза, когда понимает, СКОЛЬКО я предлагаю за простую услугу.
— Все это немного странно…
— Никто не узнает, поверьте, — делаю ангельские глаза. — Бог не выдаст - свинья не съест. Вы, кстати, можете не помогать мне, — делаю драматичную паузу. — Но, кто знает, чем это для вас может обернуться…
Женщина сглатывает.
— Ладно, записывайте мой номер. Карта привязана к телефону.
— Отлично! — не улыбаюсь торжествующе. Исход этого разговора я знал заранее. Потому что все женщины продаются. Все. Вопрос только в цене. Или во времени.
Когда через какое-то время врач выходит из подъезда, она все делает правильно. Ведет Полину с детьми туда, куда нужно. К машине моих ребят.
Пацаны не задают лишних вопросов. Пригнали тачку. Сделали серьезные лица. впечатление будет точно то самое, которое нужно.
Врач ретируется, и я вижу, как Полина оглядывается вокруг.
Но кто ей может помочь в спальном районе?
Здесь живут только сраные коты и драные собаки.
Никто не придет ей на помощь.
А после она сама будет благодарить небо, что так получилось. Что никто не встал на моем пути.
Девушка залезает внутрь машины.
Усаживает на коленях мелкую. Малого садит рядом.
Дверь закрывается.
Я выжимаю педаль газа.
Все идет ровно так, как нужно.
— Ну что же, Полина Кац. Добро пожаловать в мою вселенную. Дом уже готов к твоему приходу.
Прикрываю на мгновение глаза, и перед внутренним взором встает большая детская комната, отделанная в синих и голубых тонах. Краска, может быть, еще не совсем обсохла на стенах, но ведь и я совсем недавно узнал о своем диагнозе.
Причине моих сегодняшних действий.
Все в этом мире продажные.
Сколько мой бывший заплатил врачу, чтобы она привела нас в лапы этого проклятого монстра?
Я видела, как она дрожала, как заикалась, когда прощалась с нами, и извинялась, глядя мне в глаза. Впервые продавала людей. Тварь.
Машина медленно въезжает в ворота дорогущего огромного особняка и останавливается.
Не могу поверить собственным глазам.
Олег ограбил банк?
Как ему удалось сколотить такое состояние за столь короткий срок? Случайное наследство от объявившегося вдруг отца, которого он никогда не знал? Или какая-нибудь богатая бабушка вспомнила о нём перед самой смертью? А может, он занялся торговлей детьми? Мне страшно от последней мысли. Стараюсь прижать малышей к себе. Сложно с двумя. Если бы был один, то схватила бы в охапку и бежала сверкая пятками, а с двумя так не выйдет.
Амбалы велят нам выходить из машины.
Оказавшись на улице, вдыхаю приятный аромат цветущих вокруг кустарников.
Устроился Олег просто прекрасно. Мне такая роскошь и во сне не снилась. На мгновение допускаю мысль, что детям действительно было бы лучше жить в таких условиях, но как же они без мамы? Как я без них? Как мы сбежим с этой громадной охраняемой территории. Оставалось надеяться на Матвея, что он поймёт о случившемся, будет искать нас и найдёт.
— Проходи в дом и не вздумай совершить какую-нибудь глупость, о которой пожалеешь, — угрожающе цедит сквозь зубы Цербер, стоящий за моей спиной.
Ладно.
Выдыхаю.
Выравниваю дыхание и решительно беру детей за руки.
Раз Зинегину было мало одной встречи — поговорим с ним ещё раз.
Правда на моей стороне, и я буду бороться до последнего вздоха. Надеюсь, что он не случится сегодня.
Мы поднимаемся по ступеням крыльца и входим в огромную прихожую. Я даже боюсь представлять, сколько всё это стоит. Малыши в восторге. Кажется, что у Тони не осталось и следа от температуры. Может, та поднялась от волнения? Или какие-то зубы начали прорезаться?
Амбал буквально пихает меня в коридор, и малыши бегут в распахнутые двери огромной гостиной, где лежит мягкий пушистый ковёр, а по нему раскиданы игрушки.
Зинегин постарался на славу.
— Тоня, Толик, не стоит брать чужие вещи, — спешу догнать малышей.
— Ну почему же чужие? — тенью откуда-то появляется мой бывший, и я вздрагиваю.
Пищу себе под нос, как мышь, которой прижали хвост, и ёжусь под напором его взгляда.
— Это всё ваше, малыши. Папа решил сделать вам подарок.
— Папа, — счастливо вскрикивает Тоня.
— .дялок! — подхватывает Толя.
Они ещё совсем маленькие и ничего не понимают, а мне больно. Я не могу заставить себя посмотреть в наглые глаза того, кто ощущает себя победителем. Наверняка радуется, что смог завлечь детей, ведь я не могу позволить им и крохи того, что дал он.
— Поговорим у меня в кабинете, чтобы дети не слышали твоих визгов? — спрашивает Зинегин на удивление спокойным голосом. — Вера Петровна приглядит за детьми.
В гостиную входит испуганная пожилая женщина.
Наверное, она понимает, что происходит, но из-за денег не идёт против своего хозяина, и я легко могу понять её. По виду женщины отмечаю, что зла она малышам не причинит, и соглашаюсь отойти ненадолго с бывшим мужем, потому что хочу расцарапать ему глаза, вырвать сердце из груди.
— Детки, мама скоро вернётся. Ничего не бойтесь.
Иду следом за Зинегиным, и как только мы оказываемся в его кабинете, с кулаками набрасываюсь на него. Бью его по плечам, пытаюсь пробиться сквозь крепкую броню, достучаться до того человека, с которым познакомилась однажды.
— Хватит! — рявкает бывший, больно хватая меня за плечи.
Резким движением он прижимает меня к стене, кладёт ладони по обе стороны от меня и часто дышит. В его лазуритовых глазах плещется лёд, бьётся с такой силой, что кажется, словно громадная лавина сейчас обрушится на мою голову. Наверное, я только раззадорила его своей ярость, но я не могла не выплеснуть эмоции.
— Как ты можешь? Как можешь вести себя по-скотски! — кричу я, пытаясь выбраться, но его грудь как камень. Он сам напоминает огромную глыбу, которую я не в силах сдвинуть. Раньше он был не такой. Из хлюпика превратился в мачо? — Пожалуйста, Зинегин, оставь нас в покое! — хриплю я. — Что тебе нужно от детей? Хочешь продать на органы, чтобы ещё сильнее озолотиться?
— Хочу стать отцом! — отвечает рвано и хватает меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза.
Мне противны его прикосновения, но вырваться я не могу. Взгляд мужчины какое-то время сосредоточен на моих глазах, но медленно сползает на губы.
— Оставь меня, Зинегин! Оставь! Не трогай нас с детьми!
— Я просил тебя продать мне одного ребёнка. Просил по-хорошему, — продолжает удерживать меня одной рукой, а вторую бесстыдно кладёт мне на талию. — Но ты не захотела. Теперь я хочу двоих! Мне плевать на твои права, на всё плевать. Это мои дети, и я забираю их у тебя.
— Ты не посмеешь! — кричу я.
Адреналин закипает в крови, и я готова дать отпор.
Кажется…
Вот только сделать ничего не успеваю, потому что бывший резко приникает к моим губам и начинает жадно терзать их. Его поцелуй больше напоминает смертельную пытку. Он совсем не похож на те, что были у нас раньше. В поцелуй Зинегин вкладывает власть, пытается показать, что стал выше меня, что я должна пасть перед ним на колени, но не тут-то было.
Как могу, ногой бью его в коленную чашечку, и мужчина ревёт от боли. Он резко отпускает меня, а я успеваю увернуться и хватаю с его стола тяжелую статуэтку.
— Не смей больше прикасаться ко мне! — пытаясь отдышаться, угрожающе говорю я.
Зинегин посмеивается, облизывает верхнюю губу, специально проводя кончиком языка слишком медленно, как хищник.
— Ты даже не представляешь, что сейчас сделала, девочка моя, — мотает головой он.
Клубничный вкус ее губ тревожит, отзывается звоном внутри. Нарастающим откуда-то снизу, поднимающимся по капиллярам вверх. Словом, будоражит.
Вкупе с этими широко раскрытыми глазами картина сейчас стоит передо мной очень и очень влекущая.
Но дело есть дело, и мне нужно решить его поскорее с этой Полиной Кац, в прошлом Зинегиной.
— Ты уже поняла, что я все равно сделаю по-своему, добьюсь своего. А поэтому слушай,— говорю жестко, четко, чтобы поняла каждое слово. — Здесь - документы об отказе от детей. Тихо-мирно подпишешь, я все сделаю, чтобы их не распределяли в центр содержания, а оставили сразу тут, где они и останутся навсегда. Я перевожу тебе очень неприличную сумму денег для того, чтобы больше не видеть тебя нигде и никогда. Лишние проблемы мне не нужны. Если не согласишься играть по моим правилам, будет намного хуже. Будет суд, тяжелый, выматывающий, и по его итогам дети останутся с отцом… — тут я замолкаю, сглатываю, потому что эту проблему я решил еще не до конца. Но и ее можно решить. Главное - все правильно рассчитать. — Или…в детском доме. Ясно?!
Снова делаю шаг к ней, она же отшатывается.
Интересная девочка…очень интересный экземпляр. Впервые вижу, чтобы меня не боялись, противостояли вот так открыто, преодолевая себя, правда, но все равно пуская в ход и кулаки, и колкие слова.
Все женщины вокруг либо находятся в моем подчинении, либо ждут момента, чтобы оказаться в моем подчинении, а потому такое противостояние будоражит кровь, заводит.
Именно по этой причине дам ей немного форы. Да и денег докину.
— Ты - настоящий придурок, Зинегин, — говорит она, блестя глазами. — И психопат. Да, точно, ты - сумасшедший.
Я усмехаюсь.
Спасибо за идею, девочка моя, спасибо.
Я беру бумаги, которые были готовы уже с утра, показываю ей, где нужно подписать, беру со стола ручку, протягиваю ей.
Она с ненавистью морщится, сжимает ладони в кулачки.
— Детям здесь будет очень и очень хорошо. У них будут лучшие условия. Еда, игрушки, репетиторы, учителя, а после - лучшее европейское образование. Я дам им такую жизнь, о которой никто и мечтать не смел. Ту, которую ты им дать не сможешь ни при каких обстоятельствах.
— Зачем тебе это нужно, Олег? — лицо ее опадает, уголки глаз наполняют слезы. — Мы же не были нужны тебе все это время. Даже алиментов не было. А сейчас…С чего это все? Зачем это все?
Чувствую, как мое лицо деревенеет.
Потому что мне нужен наследник.
Потому что мне нужно продолжение на этой земле.
Но раз судьба решила сыграть со мной несмешную шутку, я приму правила этой игры и сам раздам карты, приглашая разыграть свой вариант.
— Вперед, — показываю глазами на отказ от детей.
И тут она качает головой. Отрицательно.
— Нет, это уже слишком. — Не с первого раза, но попадает дрожащей рукой в карман джинс, достает оттуда сотовый телефон, проводит пальцем по нему, вводит пароль. Начинает набирать какой-то номер.
Поскольку ни родни, ни заступников, ни близких людей, насколько я знаю, у Полины нет, понимаю, что звонит она этому напыщенному додику, который заявился к ней на помощь в квартиру.
Закипаю мгновенно.
Несмотря на то, что хотел только посмеяться над ее жалкими попытками найти лазейку из моей мышеловки, сейчас ощущаю буквально бушующее цунами злости, красная пелена опадает на глаза. Не нравится, что за помощью она бежит к этому мужику. Очень не нравится.
Быстро выхватываю ее телефон, бросаю на пол и каблуком ботинка вдавливаю его в пол, чувствуя, как прогибается под моим весом экран.
Полина визжит.
Она в шоке.
А после снова кидается мне на грудь, наклоняется, думает, что еще сможет спасти свой сотовый.
Я носком ботинка отталкиваю его так, чтобы он врезался в стену, что и происходит. Девушка кидается вперед, наклоняется, и я с удовольствием осматриваю все ее стройные изгибы. Несмотря на то, что Полина - мать двоих детей, выглядит она очень и очень горячо, это нужно признать. Со мной соглашается все мое тело, которое реагирует сразу же, как и должно реагировать у молодого, полного сил мужчины на сочную женщину.
Полина встает, вытирает слезы, смотрит на меня.
— Ты - чудовище. Настоящее чудовище, — голосок дрожит, но решимость в ней поднимается все больше и больше.
Мы смотрели друг на друга молча, не меньше минуты и понимали, что что-то происходит. Видел по ее глазам - она тоже чувствовала то электричество, которое затрещало на небольшом расстоянии между нами.
Юрким розовым языком она облизнула полную нижнюю губу, чем спровоцировала новый шторм внутри меня, и, увидев это движение, вдруг резко бросился вперед.
Не мешкая, не давая ей одуматься, притянул ее к себе, неторопливо прикоснулся своими губами к ее. Я почувствовал, как каждый мускул, каждая клеточка ее тела напряглась, но она не отстранилась, как могла бы, как хотела, и тогда, низко гортанно зарычав, я усилил напор.
Ласкал ее до тех пор, пока ее губы со вздохом не открылись, впуская мой язык в рот. Углубив поцелуй, я почувствовал себя наверху блаженства, в средоточье рая, под древом познания, сквозь ветви которого пробивался свет первозданных звезд. Меня прожгло огнем, кипяток пробежал по венам, заставив напрячься руки и плечи, отозвался в паху невыносимым томлением. Все чувства обострились, хотя дальше, казалось, уже некуда.
Поцелуй оказался именно таким, каким я себе и представлял. Огненным. Потрясающим. Фантастическим. Трепещущим.
Меня с головой накрыло желание, и я заскользил рукой по тому маршруту, который мысленно проложил по ее телу с первой минуты нашего знакомства… Но вдруг почувствовал резкую боль в губе.
Полина Кац меня укусила.
Одумалась, пришла в себя и выпустила на волю злобное животное, которое жило внутри нее.
— Придурок, — выдохнула она.
“Кошка драная”, - с удовольствием подумал я.
— Можешь делать что угодно, запугивать, подкупать кого-то, я все равно не оставлю своих малышей. Да и как ты можешь их воспитать? — отшатнувшись, с ненавистью зачастила она. — Заставить беременную с двумя детьми жить впроголодь? Оставить с двумя детьми, совершенно не помогая ничем? А после явиться, козыряя своим богатством, и сказать, что я больше не нужна? Кого ты вырастешь, Зинегин? Таких же эмоциональных банкротов, как ты сам? Ну уж нет. Подотрись своими бумажками.
В конце своей пламенной речи, чтобы не показать, что голос задрожал, как и руки, Полина быстро повернулась на каблуках, твердым и уверенным шагом направилась к двери, отшвырнула ее так, что та ударилась о стену.
— Что же, идем по плану Б…
Я медленно шествовал за ней, удивляясь самому себе. Своим чувствам, которые на минуту захлестнули с головой в тот момент, когда она вдруг ответила мне. Мне казалось, что я пропал и возродился. Непередаваемое ощущение…Правда, до тех пор, пока она меня не укусила. Я усмехнулся. Губа немного саднила. Я дотронулся до ранки языком. Но это было приятное чувство. Оно говорило о том, что я все еще жив…
Полина забежала в комнату к детям и начала их судорожно собирать, одевать, приговаривая что-то вырывающимся детям.
Я достал телефон, сделав знак своей сотруднице не отсвечивать, и начал снимать видео. План Б…
— Ваш папаша рехнулся, — довольно внятно нервничала Полина . — Он больной! хочет купить вам игрушки! Хочет купить вам образование! Только подумайте! Да как он может вообще!
Я сохранил запись.
— Полина , спасибо за прекрасную сцену, — ухмыльнулся. — Ее и покажу на суде, продемонстрируем, кто же у нас тут сумасшедший.
Она сделала круглые глаза. Мысленно прокрутила в уме свои последние слова. И тут ее буквально прорвало! Поняла, что сказала совсем не то, что покажет ее прекрасной матерью. Она поставила на ноги девочку и рванула ко мне.
Но по пути, неожиданно для всех свидетелей этой сцены, наступила на машинку, проехала на ней несколько сантиметров, замахала руками, пытаясь удержать равновесие. По инерции я протянул руку, пытаясь ее ухватить, рывком дернул на себя. Она завизжала. Оказалась рядом. Пару мгновений только хлопала глазами, и вдруг зарыдала, прижимая руку к себе.
— Ты мне руку слома-а-ал! Боже, как больно!
Я тут же задрал рукав ее кофты, оценивая на предмет повреждений. Черт, так сразу и не понять. Конечно, рука не сломана, но вывих вполне может быть. Через несколько минут он даст о себе знать еще большей болью. Черт.
Голова заработала как часы.
Нужно было решать эту проблему быстро и оперативно.
— Ты остаешься тут. В доме, — громко сказал, глядя в глаза Полине. Пока не удостоверюсь, что ей не причинен вред, лучше не выпускать ее из дома, чтобы не заявила на меня в органах, ведь это может сыграть против меня. Любая мелочь может сыграть против. — Вера Петровна! Дети на вас! Звоните Андрею Петровичу, пусть срочно выезжает сюда. Здесь нужен лучший травматолог.
Она кивнула, сразу все поняв.
Полина снова заскулила от боли.
Я подхватил ее на руки и снова понес в кабинет. Девушка сопротивлялась слабо, только что-то шипела от боли, баюкая поврежденную руку.
— Сейчас выпьем лекарство, — обнадеживающе сказал ей.
Внутри лавой пульсировала кровь.
Как я мог причинить ей ТАКОЙ вред…
Как я мог?!
Рука болит не так сильно, но я цепляюсь за возможность остаться рядом со своими детьми, уверенная в том, что в ином случае Зинегин вышвырнет меня, и мне придётся на какое-то время разлучиться с малышами. Я не могу допустить такого исхода, не могу оставить детей с этим монстром.
Он разбил мой телефон, и мне теперь никак не связаться с Матвеем. Оставалось надеяться, что мужчина догадается, где мы находимся, найдёт нас и явится в этот проклятый дом с отрядом ОМОНа.
Как Зинегину пришло в голову похищать детей?
Неужели он на самом деле думал, что я поставлю эти проклятые подписи?
Какая мать согласится отдать свою кровинку бывшему мужу, который даже не хотел этих детей?
Вспоминаю, с каким пренебрежением он заявил, чтобы я делала аборт или сама справлялась со «спиногрызами», которые ему не нужны, и меня пробирает до мозга костей.
— Как себя чувствуешь? — буркает себе под нос мужчина.
Я лежу на кровати после осмотра врача. Он сообщил, что ничего серьёзного не заметил, и мне неплохо поехать на снимок, если боли не прекратятся или появится отёк. Вот только болей почти нет, мне приходилось наигранно стонать и жаловаться на каждое его прикосновение, чем я ввела мужчину «без белого халата» в заблуждение. Мне даже показалось, что он раскусил мой обман, однако не стал говорить об этом вслух.
— А как я могу чувствовать себя с вывернутой рукой? Никогда не думала, что ты превратишься в такое чудовище. Бабы, с которыми ты изменял мне, сделали тебя увереннее? Правда, Зинегин? Не знаю, как ты добился всего того, что у тебя есть, но я не стану плясать под твою дудочку. Посмеешь отнять у меня детей — сядешь.
На лице бывшего мужа появляется злой оскал. Он посмеивается, словно играет со мной в кошки-мышки. Мне досталась не самая приятная роль в этом спектакле.
В дверь стучат.
— Открыто! — рявкает Зинегин.
— Кир…
— Вера Петровна, — резко перебивает испуганную женщину мой бывший муж. — Какого дьявола вы оставили детей в одиночестве?
— Я посадила их в манеж и прибежала сюда. Малыши не успокаиваются, зовут маму. Я уже все способы перепробовала. У девочки, кажется, поднимается температура.
Я подскакиваю с кровати и лечу к приоткрытой двери. Забываю о том, что должна разыгрывать больную и страдающую женщину, протискиваюсь мимо няньки и бегу к детям. Сердце разрывается на части от мысли, что малыши плачут. У Тони и без того была температура утром. Она может наплакать куда более высокую.
Спешно спускаюсь вниз, забегаю в гостиную и тут же хватаю на руки плачущую дочь. Толик тоже тянет ко мне ручки, а я покрываю поцелуями пухлые щёчки своей малышки, а затем целую сына и пытаюсь обнять и его тоже.
— Вижу с рукой у тебя уже всё в порядке! — сквозь зубы цедит Зинегин.
Я вздрагиваю и медленно оборачиваюсь в его сторону. Со злостью смотрю на человека из своего прошлого и не узнаю его. Кажется, что передо мной совершенно чужой мне мужчина. Я словно никогда не была знакома с ним. С ужасом смотрю на бывшего мужа, а он глядит на меня с вызовом.
— Я не позволю тебе отнять моих детей! — загораживаю малышей, отворачиваю Тонечку от монстра, прижимая её к своему плечу.
— Я передумал. Ты останешься в этом доме, пока дети не привыкнут к нему. После того, как они начнут называть меня отцом, ты свалишь отсюда, сверкая пятками, — холодным расчётливым тоном говорит бывший муж.
Откуда у него появилось столько уверенности в себе? Почему он считает себя царём вселенной? Хочется наброситься на него и выцарапать ему глаза, но я держусь.
— Не думай, что таким образом заставишь меня поменять решение. Ты держишь нас в плену. За это тебе придётся ответить перед законом. Меня будут искать. И найдут. Будь уверенным в этом. Ты сядешь, и никакие деньги не помогут тебе сбежать от расправы.
— Тот додик, который прискакал с продуктами, чтобы закрыть глаза органам опеки? Не переживай, я наведу на него справки и найду, за что его можно потопить. Признай уже, что у тебя нет защиты, нет сильного мужского плеча, на которое можно будет опереться. Ты одна. Совсем одна. Тебе нужен такой мужчина, как я, но… Таких больше нет.
— Но у меня есть то, чего нет у тебя! — заявляю я, продолжая смотреть в ненавистные глаза, которые пытаются расплавить меня. — Я люблю своих детей, и эта любовь сделает меня сильнее. А они любят меня. Не тебя, недоделанного папашу, а меня.
Зинегин покачивает головой, словно крутит пальцем у виска.
Ему плевать на мои слова, на попытки огрызнуться.
Он смотрит на меня как на идиотку.
Деньги свели этого человека с ума.
У него и без того раньше не много мозгов было, а теперь, кажется, что их не осталось совсем.
Как я смогла полюбить это чудовище?
Почему сразу не разглядела монстра, живущего внутри него?
— Я заставлю тебя передумать, Полина . А пока займись детьми и уложи их спать, вон пацан глаза трёт. Позднее, когда ты немного успокоишься, мы вернёмся к этому разговору, а пока делай вид, что всё хорошо и даже не думай сбежать отсюда. Двор охраняется. Попытаешься сбежать, получишь разряд соли в своё мягкое место. Дальше думай.
Зинегин разворачивается на пятках и уходит, а я всхлипываю, трясущимися руками опускаю дочь в манежик и кладу ладонь на голову сына. Ему жарко. Дети голодны. Мне нужно взять себя в руки и чем-то накормить их.
— Давайте я покажу вам детскую комнату? — предлагает Вера Петрова.
— Да, но для начала вы бы не могли помочь мне накормить детей? — спросила я уставшим голосом.
— Конечно, конечно! — засуетилась служанка, а я подумала о том, что могла бы попытаться воспользоваться её помощью, чтобы сбежать из этого дома.
Или хотя бы дать Матвею знать, где именно я нахожусь.
Но не сейчас.
В это мгновение я готова была рухнуть без чувств и заснуть вечным сном.
Понятно…все понятно…
Кручу в руках третью чашку кофе и чувствую, как голова после такого количества кофеина становится пустой, мысли оседают нефтяными разводами.
Такое ощущение, что судьба решила вставить мне палки в колеса, только бы не дать исполнить желаемое, не дает получить то, чего я так сильно хочу.
Кажется, она впервые ведет себя как последняя тварь - именно тогда, когда я совсем не ожидаю подножки.
Или…это такая возможность проверить мое желание на прочность? Отступлю, значит, не сильно и хотелось? Ну уж нет, я не позволю кому-то испортить мне веселье!
Достаю из ящика стола разбитый телефон Полины. На экране трещина, но сам он нормально функционирует.
Включаю.
Захожу в мессенджер, просматриваю сообщения.
Да, не густо…
Ничего толкового.
И вот так живут матери - одиночки? Печальное зрелище.
Я открываю контакт, помеченный только именем: “Матвей”. Ага, значит, это тот додик, который может мне помешать. Как там говорила Полина ? Он - юрист? Нет, мне такие свидетели сейчас не нужны.
Набираю ему сообщение, и по мере того, как начинается и разворачивается наш диалог, не могу удержаться от того, чтобы не рассмеяться.
“Матвей, привет. Я уезжаю с малышами на родину. Не могу говорить - некогда, занята сбором вещей”.
“Полина! Я через полчаса буду у вас. Дождись меня, не делай глупостей! Это из-за Олега?”.
Трубка тут же начинает вибрировать - этот несдержанный ухажер начинает ей звонить. Да, кажется, айкью у этого юриста не очень высокое: ему сказано, что девушка занята, однако он все равно пытается поговорить. Но “Полина ” не настроена на разговор!
“Олег тут не при чем, я решила поехать домой. Там малышам будет лучше”.
Понятия не имею, где родилась мадам Кац, но будет лучше, если этот олух решит, что девушка находится далеко отсюда. По крайней мере, какое-то время.
“Я отвезу вас на вокзал”.
О как. Рыцарь в сияющих доспехах, мля.
— Никогда мужчины ради меня не срывались вечером в тьмутаракань, только чтобы помочь перевезти вещи, — хохочу и чувствую, как гадливенькое чувство удовольствия растекается по душе.
Если так пошло, можно немного и поиграть, тем более, что сам мой оппонент совершенно не против, более того, горит желанием!
“Если хочешь сделать приятное - купи нам пирожное в «Медовике». Поезд завтра утром в пять”, — отправляю задание, прекрасно зная, что заведение уже несколько часов, как закрыто, и доставку заказать можно будет только на следующий день.
Из окна подкрадывается ночь, сумерки наполняют комнату, я смотрю в чашку с остывшим кофе и мысленно подгоняю этого лошка, чтобы тот выразил согласие исполнить последнюю просьбу Полины Кац.
“Полина …возьми трубку. Поговори со мной. Не уезжай”.
— Надо же, какие эмоции, я сейчас пущу слезу, — смеюсь про себя. — Ну настоящий Айвенго!
Пока Матвей молчит, я быстро обдумываю все варианты наступления. Полина еще не понимает, но она находится в самой сердцевине военных действий, и от того, как я разыграю следующий шаг, зависит многое.
Решение приходит быстро - стоит только посмотреть на телефонные звонки за последний день.
Я открываю сообщение с номером арендатора квартиры. Жму на звонок.
— Доброй ночи, — здороваюсь сухо. — Звоню по поручению Полины Кац.
—Полины?!Полины! — глуховато звучит невротичный женский голос. — Она должна мне за два месяца! Пусть платит! И прямо сейчас!
— Что, часто затягивала с оплатой? — спрашиваю очевидное.
— Постоянно! Так что платите, и выметайтесь из квартиры!
Мне даже становится немного неловко за Полину. Женщина на том конце провода, по сути, выкидывает на улицу малышей. Если бы они сейчас не спали на большой кровати в уютной детской комнате, под завязку набитой дорогими игрушками, я бы, конечно, высказал этой владелице квартиры все, что думаю о ней. Но сейчас говорю совсем по-другому.
— Я переведу вам деньги за три месяца. Но вы сегодня же проедете на квартиру. Соберете вещи. Все вещи. Выбросите их. Смените замки. И скорее найдете арендаторов. Ясно?
На том конце провода тишина. Тетка оглушена моим начальствующим тоном, но при этом слышно, как шевелятся ее мозги. Она просчитывает выгоду.
— Ну! — подгоняю ее.
— Хорошо! Поеду сейчас же, — рапортует она. — Но игрушки…одежда…как же…
— Выкинуть все. Подчистую.
— Будет сделано.
Я отключаюсь и удовлетворенно ерошу волосы.
Полине просто некуда будет пойти, эти силки затянулись. Она в ловушке. Женщине придется подписать мои бумаги, а после получить деньги и начать новую жизнь, в которой ей ничего не будет напоминать о том, что она когда-то родила для меня наследников.
Я отрубил связь с прошлой жизнью Полины Кац.
Постепенно перережу все остальные нити, которые мешают ей принять нужное решение.
“Полина , как приедете, напиши город и адрес. Я приеду к вам”, — приходит сообщение от почти забытого Матвея.
Я злорадно улыбаюсь.
Обязательно, обязательно!
Накормив малышей и уложив их спать, я расстилаю постель. Несмотря на то, что Вера Петровна предложила мне отдельную гостевую комнату, которую мне «любезно» выделил бывший муж, я всё равно решила остаться с детьми. Страшно от мысли, что усну, а когда открою глаза, детей уже не будет рядом, что он перевезёт их в другое место и начнёт шантажировать меня.
Запираю дверь изнутри и ложусь, но засыпать боюсь.
Пытаюсь вспомнить, насколько всё плохо с моим телефоном. Быть может, его ещё можно подключить? Хотя бы для совершения одного звонка. Мне важно поговорить с Матвеем, попросить его о помощи.
Мысли в голове сменяют одна другую.
Что случилось с Зинегиным?
Почему мой бывший настолько ожесточился?
Когда мы с ним расставались, он подсел на какие-то запрещённые препараты, шлялся по бабам и совсем не походил на человека, который однажды получит кучу денег и решит обзавестись семьёй.
Так почему теперь вдруг стал таким?
На мгновение вспоминаю его поцелуй. Властный, порочный и какой-то особенный. Он ничуть не походил на то, что было раньше. Этому искусству его обучили его девки?
Мне становится противно, а на глаза тут же наворачиваются слёзы.
Шмыгаю носом, всхлипываю и смотрю на малышей, которые мирно спят в своих огромных кроватях. Конечно, я никогда не смогу позволить себе дать им всё то, что предлагает отец, но он никогда не полюбит детей по-настоящему. Даже сейчас ведёт себя с ними холодно, словно они игрушки, вещи. Он не попытался познакомиться с детьми, не попробовал расположить их к себе. Он просто решил забрать их себе. Присвоить. Потому что может себе это позволить.
Дрожу всем телом, хоть и укуталась в тёплое одеяло. Меня буквально подбрасывает от озноба, который появляется из-за мыслей, насколько всё плохо.
Я не стану ставить подписи, даже если Зинегин начнёт угрожать мне. Следует дать понять ему, что я не из тех, кто говорит ему «да», немного поломавшись.
На губах появляется коварная улыбка от мысли, появившейся слишком неожиданно, слишком опасно. Знаю, что мне придётся пройтись по острию, но не вижу другого выхода. Уверена, что бывшему моё предложение не понравится.
Утром просыпаюсь ещё до пробуждения малышей. Проверяю, в порядке ли они, и потихоньку выныриваю из комнаты. Мне нужно приготовить детям завтрак, но судя по запаху, доносящемуся из кухни, Вера Петровна успела первой.
Налетаю на бывшего, утыкаясь носом в его стальные мышцы на груди. Медленно поднимаю взгляд и отшатываюсь назад. Смотрю на Зинегина, а он глядит на меня.
— Как спалось? — спрашивает сухим безэмоциональным тоном.
— Спасибо, могло быть лучше, спи я в своём доме.
— У тебя нет своего дома, — отчеканивает бывший. — У тебя больше нет даже вещей, потому что хозяйка квартиры, за которую ты умудрялась задерживать платежи, уже вышвырнула всё. — Я отрицательно мотаю головой, а Зинегин посмеивается. — Не веришь? Ну тогда смотри.
Он ловко достаёт из кармана свой телефон и показывает фотографии, которые ему отправила хозяйка квартиры. Мой небольшой старенький ноутбук, на котором вся работа… Вещи… игрушки малышей… Она нещадно вышвырнула всё.
— Это ты! — рычу я и замахиваюсь, чтобы отвесить Олегу оплеуху, но он ловко перехватывает мою руку, сжав пальцы в районе запястья.
— Рука, вижу, в порядке? — ухмыляется Зинегин.
— Пус-сти! — шиплю я.
— Видишь ли, радость моя, вся проблема в том, что я тебя не держу. Подпиши бумаги, которые я велел тебе подписать, получи бабки за детей и проваливай на все четыре стороны.
— Какой же ты тупой! — взрываюсь я, вырываю руку и снова отшатываюсь, выдерживая дистанцию с мужчиной.
— Я могу быть и острым, — приглушённо говорит Зинегин, резким движением сокращает расстояние между нами, хватает меня и прижимает к стене.
Кажется, однажды такая близость не закончилась ничем хорошим.
Я не хочу снова целоваться с ним.
Прикосновения этого мужчины омерзительны мне.
Я ненавижу его и не хочу проводить с ним время.
— Дети не товар, пойми ты, наконец. Мне не нужны никакие деньги мира без них. Я люблю своих детей, живу ими, и я не отдам тебе ни одного ребёнка. Если хочешь проявить себя заботливым и любящим папочкой, хоть и отправлял меня на аборт, когда сообщила о своей беременности, так попробуй сделать это иначе. Просто помогай детям. Я не против вашего общения, если ты сменишь тактику.
Зинегин хмыкает, после чего начинает ржать в голос, как возбуждённый конь, которого ужалила в одно место муха.
— Ты серьезно? Думаешь, я соглашусь на твоё предложение?
— Если хочешь стать отцом, тебе придется сделать это, — отворачиваюсь, потому что мне противно смотреть ему в глаза.
Бывший склоняется и шепчет мне на ухо, обжигая кожу своим горячим дыханием:
— Ты хочешь повоевать, Полина? На самом деле думаешь, что у тебя хватит на это сил?
— А ты уверен, что выйдешь победителем? — спрашиваю с вызовом и всё же вынужденно смотрю на него.
Наши взгляды скрещиваются, а губы находятся в паре сантиметров. Одно неловкое движение, и мы снова поцелуемся, чего я не хочу допустить. Не должна. Я оставила Олега в прошлом и не смогу простить его за тот ад, что он устроил мне в настоящем… Или?.. Я могу сделать вид, что готова пойти на всё, что могу даже простить его, чтобы бывший потерял бдительность, и мы с детьми смогли сбежать от него.
— Что скажешь, Зинегин? — спрашиваю приглушённым голосом, ставя из себя соблазнительницу, коей никогда не была.
Чувствую, как сильно колотится сердце мужчины и понимаю, что я на верном пути. Я симпатична ему как женщина, пусть мы и развелись. Об этом говорит всё тело мужчины, все его части, которые могут не просто говорить, а кричать о симпатии к женщине.
Прикусываю нижнюю губу, улыбаюсь и двигаю бровями, заигрывая с бывшим мужем, которого убила бы без капли сожаления.
Шоколад в ее глазах топится, становится тягучей карамелью…Он затягивает меня в свой омут, как муху в мед, и нет никакой силы противостоять ей…Все внутри плавится, тянется, изгибается. Я точно знаю, что сделать, чтобы доставить ей удовольствие, отчего-то точно знаю, на какие точки нужно нажать, лизнуть, прикусить, чтобы она стонала от удовольствия, и точно знаю, что это и мне доставит невыразимое блаженство. Ибо нет ничего лучшего, чем видеть настоящую отдачу.
Я провожу носом по ее шее и ощущаю, как дрожит жилка под ухом и ощущаю, как ее тело начинает звенеть в предвкушении…
И мне самому остается сделать только одно: дотронуться. Прижать. Сдавить. Погладить.
Полина прикрывает глаза и томно произносит еле слышно:
— Олееег…
И от этого имени меня будто окатывает колодезной водой с головы до пят. Чувствую такое омерзительное чувство, как будто бы меня уличили в воровстве и осмеяли прилюдно.
“Олееег”. Лучшего противовозбудителя и не придумаешь.
Отшатываюсь от девчонки в сторону и замечаю, как в ее глаза мелькает неудовольствие. Она недовольна! Она! Не довольна! А я?!
— Моей лучшей помощью детям станет то, что я заберу их у тебя. От матери, которая не может позаботиться даже о простых вещах, — говорю сипло и кратко.
Глаза Полины наполняются болью, но она сразу же сменяется яростью.
— Я! Только я могу быть лучшей матерью для них! Иного быть не может! — пытается она докричаться до меня. Но все бесполезно. Моя цель ясна, путь четкий и прямой.
— Я буду дома днем, поэтому будь готова к разговору, — прохожу мимо и стреляю глазами в приоткрытую дверь. Вижу, как девчонка осторожно съезжает с кровати и встает на пол. Сует палец в рот и смотрит на меня, улыбаясь.
Я киваю на девчонку Полине.
— И лучше следи за детьми.
— Ты - чудовище! — несется мне в спину. — Настоящее чудовище!
Едва я спускаюсь вниз, сажусь за стол и ожидании своего кофе, звонок.
Серега.
— Кир, — сквозь ужасающий шум улицы, воя машин скорой помощи и криков людей его голос доносится не очень хорошо. — Срочно нужна твоя помощь, собираем комиссию по чрезвычайным происшествиям. Будь на месте срочно.
Он отключается.
Я перевожу ничего не понимающий взгляд на Веру Петровну и вижу, как она стоит, прижав ладонь ко рту и смотрит в телевизор. Прибавляю звук и понимаю, где сейчас находится мой друган из администрации.
В самом средоточье горя и ада на планете земля.
Возле полуразрушенного дома, куда съехались все службы: скорая помощь, пожарные машины, собрались зеваки.
Один подъезд полностью обвалился, два рядом пострадали. Вокруг - глыбы строительного мусора, меловая пыль и страхи ужас в глазах всех, кто может быть. Уже слетелись все генералы от МЧС и следственного комитета, явно начата проверка.
А пока…расчищаются завалы, идет поиск людей под плитами перекрытий между этажами старой пятиэтажки.
Здесь произошел взрыв бытового газа…
Я быстро вскакиваю со стула, хватаю сотовый телефон, ключи от машины и жму на газ.
Понимаю, что припарковаться у места происшествия сложно, оставляю тачку на параллельной улице, иду пешком.
Все словно с ума сошли, город сейчас похож на кадры фильма про зомби.
Дороги перекрыты, спецтехника везет огромные обломки.
Прямо у дома стоит оцепление.
Все довольно тихо, только слышно, как работает строительный кран - он выполняет свою работу, убирает огромные покосившиеся плиты.
Под которыми, возможно, находятся люди.
Женщины.
Мужчины.
Дети…
— Ваши документы, — останавливает меня полицейский.
Я молча достаю удостоверение.
— Моя фамилия должна быть в списках, я по вызову, на комиссию, — отвечаю четко. Он цепко осматривает меня, документы, отходит в сторону, чтобы пропустить.
Прохожу вперед, оставляя позади себя зевак.
Суматохи нет.
Все службы работают оперативно.
Сергей цепляет меня взглядом, подходит ближе.
— Вот такие дела, — он дает какое-то поручение мужчине в форме, и тот буквально испаряется. Из микроавтобуса через окно, здороваясь, мне машет без улыбки прокурор. Кажется, сюда съехались все…
— Что случилось.
— Дедок из сорок шестой решил самостоятельно подрубиться к газу. Газоснабжение ему было перекрыто еще пять лет назад, а тут решил все самостоятельно исправить, Кулибин херов, — чертыхается мужик.
— Пострадавшие есть?
Глаза у Сереги хрустальные, видно, что на нерве уже давно. Судя по всему, с момента взрыва.
— Есть, братан. Есть. Трое уже в больнице, деда на вертолете отправили в столицу, здесь наши не потянут его спасать.
Приподнимаю брови вверх.
— Ничего не говори, ага, — сплевывает Сергей в сторону.
— Чем могу помочь?
К нему снова подходят за поручениями люди, и он просит одну минуту, берет меня под руку и ведет в сторону, за небольшой автобус, где сидят все официальные лица.
— Сейчас открываем счет для помощь пострадавшим, и… — он вскидывает на меня глаза. — Выручай, брат.
Я киваю.
В голове, если честно, крутятся цифры – сколько моя компания может потерять денег на этих работах. Реально очень, очень много.
— Сильно пострадал один подъезд, два рядом - несколько квартир. Нужно будет срочно восстановить все. Поднять этажи, стены, полы. В общем, полностью. Есть мысль отдать это дело твоей фирме. Только не подведи - работы нужно завершить оперативно, чтобы людям не мыкаться по съемным квартирам да гостиницам.
Я жму его руку.
— Сутки на объекте работает следственный комитет, как они дают отмашку, заводи сюда своих ребят.
— Будем сутками работать, — киваю ему.
Сергей больше ничего не говорит - к нему подходит глава МЧС. Мужики начинают что-то обсуждать тихо, быстро, четко.
Я набираю сотовый своего зама и даю ему инструктаж действий. Думаю, что следственный комитет закончит работу уже сегодня до темноты - в их распоряжении полный световой день. А наутро уже можно вызывать парней из стройнадзора. После этого в дело вступим мы. Но нужно знать технические параметры дома: пятиэтажка старая, плиты перекрытия сейчас делают намного тоньше, чем в восьмидесятые годы, современные технологии шагнули вперед.
В доме темно. Горят только несколько бра - они как взлетные сигнальные огни расположены так, чтобы дом всегда казался наполненным. Нижние бра холодным свечением показывают дорогу в спортзал в подвале - иногда бессонные ночи лучше всего забивать физической нагрузкой, после которой просто отрубаешься без сил и мыслей.
Но сейчас у меня нет никаких сил ни моральных, ни физических, для того, чтобы колошматить грушу, выбивая их нее дух, или крутить педали на тренажере.
Я прохожу в кабинет.
Света нет, только отдернуты шторы, которые пропускают лунный свет. Медленно сажусь в кожаное кресло и откидываю голову на подголовник.
Перед глазами все плывет. Проявляются заплаканные лица женщин, опустошенные взгляды мужчин, которые смотрят на разоренный дом. Слышатся перешептывания, сдавленный плач, но я знаю, что все это не в реальности - все это я видел и слышал на месте взрыва дома.
Воспоминания, тщательно загнанные в уголки сознания, сейчас под покровом ночи выползают на волю, чтобы заполонить нефтяной жижей все конечности, все синапсы мозга.
— Ты тут? — в приоткрытую дверь просачивается тонкая фигурка. Вижу ее сквозь прикрытые веки и только машу рукой - медленно и лениво, хочется прогнать непрошенную свидетельницу своей слабости.
— Уходи, — скрипуче отзываюсь из темноты.
Но эта кошка и не думает слушаться.
Как обычно.
Она медленным шагом подкрадывается к моему креслу. Опирается на столешницу и явно осуждающе смотрит на меня.
И потом вдруг дотрагивается до руки.
Невинный, простой жест.
И от него мое сердце будто сходит с ума.
Ба-бах, ба-бах, ба-бах, - стучит в ребрах.
— Я знаю, что ты помог сегодня племяннице Веры Петровны. Она живет…жила в том доме, где сегодня был взрыв бытового газа. Ее поселили в гостинице, сказали, что твоя фирма оплатила проживание пострадавших на первое время. Их там хорошо кормят в ресторане, все им предоставляют…
Она молчит и проводит пальцем по ладони моей руки, и от этого жеста бегут мурашки.
— Я не знала, не думала, что ты такой…
Мы смотрим друг на друга в темноте. Я вижу, как луна освещает половину ее лица. Как гладит щеки, как путается в длинных ресницах, как ныряет в вырез простенького домашнего платья.
— Что еще…говорила тебе Вера Петровна? — мой голос раздается скрипучим звуком рассохшегося дерева.
Но Полина и ухом не ведет.
— Сказала, что ты не мог поступить иначе.
Я усмехаюсь.
Мог.
Не мог.
Кому какое дело.
Между нами с Полиной сейчас - темнота и лунный свет. Тишина и много, много несказанного.
Но прямо сейчас я хочу поставить наш разговор на паузу.
Очень короткую.
И поэтому провожу горячей ладонью по ее бедру.
Чувствую дрожь ее тела и второй рукой за талию притягиваю ее ближе.
Сейчас Полина находится аккурат между моих ног, смотрит на меня сверху вниз, но я уверен: не видит моего лица. Я полностью остаюсь в тени.
Тогда как она сейчас вся раскрыта - луна щедро обливает ее своим светом.
Я заставлю Полину нагнуться ко мне.
И она повинуется.
Запускаю руку в ее мягкие волосы, провожу пальцами сквозь это жидкое золото и оставляю ладонь на затылке.
Мы оба знаем, что будет дальше.
Я знаю, что ее заячье сердце дрожит.
Она знает, что я смотрю на нее по-мужски требовательно, голодно.
Я касаюсь своими губами ее, ловлю вдох, выдох, и тут же обрушиваюсь, сметая все слова, все границы, варварски покоряя и расставляя свои границы.
И она слушается, идет за мной, позволяя разрушать ее изнутри, прорастать в ней огнем, бушевать цунами.
С усилием отстраняюсь, лбом приникаю к ее лбу, и мы оба дышим ассинхронно, часто, будто пробежали стометровку.
— Что…что ты творишь… — шепчет она. — Что ты себе позволяешь, Зинегин.
Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю из темноты на то, как часто вздымается ее грудь, как блестят глаза от удивления собой, мной, нами. Отираю свою губу большим пальцем.
— Кажется, Вера Петровна слишком много говорит. С ней пора попрощаться…
От автора:
Дорогие читатели, скоро на историю будет открыта подписка. Сумма за нее будет небольшой. Подписка открывается для того, чтобы автор точно дописал книгу и держал график выкладки глав)
— Ты не можешь так с ней поступить, — отрицательно мотаю головой я. — Не поступишь…
Совсем не знаю, о чём я думала, когда пришла к бывшему?..
Мне хотелось убедиться, что он не такая сволочь, каким выставляет себя, но это не так. Как я могла поверить в его благие намерения? Да ведь он наверняка решил помочь только для того, чтобы помелькать в новостях, чтобы ещё больше людей привлечь к своему бизнесу. Такие люди не могут делать добро безвозмездно. Зинегин уже показал себя с дурной стороны, и мне важно принять это. Он изменился. Сильно изменился. И зависимым бабником он нравился мне больше - хотя бы никому не вредил.
— Я могу поступить и не так, Поля… Или ты думала, что я стану желейным медведем от твоих поцелуев, поверю в твою искренность и соглашусь отпустить тебя с детьми? Ты ведь ради этого попыталась строить из себя покорную пластилиновую девочку, правда? Думала, что я потеряю бдительность, а ты сможешь по-тихому свалить? Побежишь под крыло к своему додику и будешь клясться ему в вечной любви и преданности? Со мной такое не прокатывает! Уж слишком хорошо мне известна ваша бабская сущность.
Отшатываюсь от бывшего и понимаю, что он догадался о моих планах. Мне нужно бежать. Брать детей в охапку и бежать как можно дальше из этого места. Вот только как снизить бдительность охраны? Как сделать всё правильно и тихо, минимизируя психологическое травмирование малышей?
Зинегин говорил о “бабской сущности”, словно это не он отправлял беременную жену на аборт и говорил, что ему никогда не нужен будет этот ребёнок. Тогда он даже не подозревал, что я жду двойню. А теперь решил отнять у меня малышей, которых хотел убить. Ужасаюсь от внезапно пришедшей мысли, что он решил сделать это сейчас, чтобы не оставалось наследников, которые смогут заполучить его состояние. Хочет замести следы?
С ужасом думаю, что теперь и Вера Петровна может пострадать из-за меня. Что это чудовище на самом деле лишит её работы. Следовало держать язык за зубами, не приходить к нему.
Сердце бешено колотится, а я спешу уйти. Мне нужно продумывать план побега, раз соблазнить бывшего не получается.
— Сегодня привезут шмотки. Я заказал сразу несколько размеров. Для тебя и для детей. Выберешь, что подойдёт, а то ходишь и спишь в одном и том же, — с пренебрежением бросает Зинегин, а я резко оборачиваюсь в его сторону и зло гляжу ему в глаза.
Он решил позаботиться обо мне? Слабо похоже на заботу… Или таким образом пытается искупить вину за то, что все мои вещи оказались на помойке? Хозяйка никогда не выкинула бы всё вот так просто. Наверняка, это он убедил её сделать это.
Гад!
Вспоминаю о кредиторах и о том, что мне должны были перевести деньги как матери –одиночке. Мне ведь следует внести ежемесячный платёж, иначе из-за этого монстра у меня начнутся проблемы куда посерьёзнее. Впрочем, что может быть серьёзнее необходимости сбежать от монстра, решившего забрать у меня детей?
— Мне ничего от тебя не нужно, — сердито выдавливаю я, хоть и понимаю, что пара сменных вещей не помешала бы.
Скоро от меня дети шарахаться начнут, если буду ходить в одном и том же. Да и самой запашок не приятен, плюс ко всему ужасные ощущения от одежды. Вот только и принимать такие “дары” мне никак не хочется.
— Вероятно, ты не совсем понимаешь, с кем имеешь дело… Мне придётся объяснить тебе, но не сегодня. Уходи. Курьер приедет минут через тридцать. Вещи занесут в дом. Разберёшь пакеты и возьмёшь всё, что нужно. Считай это презентом и моим извинением за твою руку.
Я фыркаю.
Думает, что может сделать больно, а потом обязательно откупится?
Гад!
Какой же он гад.
Покачиваю головой и выхожу из кабинета.
Пока иду в гостиную, где сейчас Вера Петровна играет с детьми, думаю о поцелуе, который окончательно запутал меня.
Почему мне всё сильнее кажется, что я имею дело с совершенно чужим человеком?
Он не похож на того Олега, за которого я когда-то по собственной глупости выскочила замуж.
Это другой человек.
Жёсткий.
Уверенный в себе.
Притягательный.
От последней мысли мне становится страшно, потому что я не могу просто взять и сдаться напору бывшего, не должна растаять от его жарких прикосновений и поцелуев.
В первую очередь он монстр.
Тиран.
Абъюзер.
Он не достоин моего расположения.
Не достоин!
Я не должна позволить каким-то странным ощущениям одержать верх, потому что в этом случае превращусь в жертву домашнего насилия, из которой будут верёвки вить.
Ну уж нет, Зинегин!
Я не позволю тебе пользоваться мной.
Вхожу в гостиную, и на сердце становится теплее, потому что вижу своих деток. Они — моя единственная радость. Они — моя жизнь.
Мне вдруг становится интересно - ищет ли нас Матвей.
Он уже должен был понять, что мы пропали, должен был зацепиться за ниточки, ведущие к моему бывшему мужу.
Телевизор включён, и мой взгляд падает на экран. В репортаже говорят, что доблестный рыцарь “Кирилл Сабурин” решил помочь людям, пострадавшим при взрыве газа в подъезде. На экране показывают моего бывшего мужа, и я ничего не понимаю.
Кирилл Сабурин?
Олег решил сменить имя?
Или это не Олег?
Вера Петровна спешит выключить телевизор и виновато смотрит на меня. Она боится, что хозяин накажет её за то, что по неосторожности позволила мне увидеть это. А меня снова и снова прошибает от мысли, что это не мой бывший муж.
— Кирилл Сабурин? — спрашиваю, глядя на женщину и слегка щурясь.
— Ради бога, не говорите ему, что увидели это… Вы не должны были знать правду.
— Правду? — переспрашиваю и беру из ручек Тони игрушку, которую она тянет мне.
Бежать…
Нужно бежать подальше…
С такими мыслями я засыпаю и просыпаюсь.
Не хочется встречаться с Зинег… Сабуриным, потому что теперь я боюсь его ещё сильнее. В детстве я частенько слышала о том, что мы боимся того, что не понимаем особенно сильно, и это так. Пока я считала этого человека своим бывшим мужем, я хотя бы предполагала, что от него можно ждать, а теперь не знаю. Я не понимаю, зачем вдруг некоему Кириллу потребовались дети. Чужие дети, которые не имеют к нему совершенно никакого отношения. Одно знаю хорошо – он известен, поэтому побоится огласки своих «промахов». Если я дам интервью, в котором расскажу, что он пытается украсть моих детей, его бизнес может рухнуть. Сабурин должен опасаться этого. Вот только для начала я должна выбраться из проклятого особняка, которого охраняет толпа церберов.
Малыши просыпаются, поэтому я переодеваю их в новую одежду, которую уже вечером постирала и достала из сушилки. Пусть мне и неприятно принимать подачки этого “волка в овечьей шкуре”, но по-другому пока не получается. Он не позволил мне забрать наши вещи. Сама надеваю лёгкое платье. Признаться, я не носила раньше подобные вещи. Кажется, это настоящий шёлк, но я могу и ошибаться, потому что в дорогих тканях не разбираюсь. Да и вообще не разбираюсь в них особо. Как-то я скачивала описания различных видов ткани, хотела добавить его в книгу, но так и не вышло, потому что её синопсис был безжалостно отбракован редактором. Я так и не решилась написать собственную книгу, хоть частенько порывалась сделать это. И вот теперь понимаю, что точно никогда не напишу ничего.
Увидев роскошный манеж, в котором лежат их любимые игрушки, малыши покачиваются и бегут в его сторону.
С кухни снова доносится приятный аромат готовой еды. Кажется, Вера Петровна приготовила пирожки? Слюнки образовываются во рту, и я думаю, что неплохо будет позавтракать перед тем, как я сделаю задуманное. Мне нужно набраться сил.
Вера Петровна ласково улыбается, войдя в гостиную.
—Полечка, ты покушай. Суп остынет, и я покормлю детишек, — предлагает женщина, и я киваю.
Вот только я даже не подозреваю, что на кухне столкнусь с лже-Олегом. Мужчина пьёт крепкий кофе и поднимает на меня свой волчий взгляд.
Чем жизнь так сильно обидела его?
Он хочет отнять у меня детей, чтобы потом зацепить своего брата?
Смотрю на родимое пятно в районе виска Сабурина и убеждаюсь, что это не мой бывший муж. Раньше я этого не замечала, но теперь все детали бросаются в глаза. Пусть это пятно и маленькое, но у Олега такого точно не было.
— Доброе утро! — едва слышно говорю я и наливаю себе чай.
— Добрее не бывает, — буркает себе под нос Сабурин. — Сегодня нам с тобой придётся подписать бумаги, потому что я уже утомился от твоего нахождения рядом. Ты мельтешишь перед глазами и раздражаешь меня. А это платье тебе не подходит.
Открываю рот, чтобы сказать, что он сам заказал его, и я не выбирала, просто это первое, что попалось под руку.
— Оно бесстыдно оголяет тебя, — дополняет мужчина.
Вот только он говорит явно не то, потому что это максимально закрытое платье из всех, что он предложил мне. Сам ведь выбирал. Или не сам?Впрочем, какая разница? Никакой…
Решаю ничего не говорить монстру, сидящему рядом, чтобы не раззадоривать его ещё сильнее. Я больше не стану спорить с ним, ведь уже сегодня же покину его дом, и он не сможет найти нас с малышами. Другого выхода у меня нет. Если Матвей и начал искать нас, то он попытается выйти на Олега, вряд ли он догадается, что у моего бывшего мужа есть близнец. Удастся ли ему найти настоящего Зинегина? Да и в этом ли городе он живёт? Кончики ушей начинают гореть от мысли, что Матвей мог видеть выпуск новостей, тогда он мог догадаться… Вот только надежды мало, потому что мой приятель не любит смотреть или читать новости.
Тяжело вздыхаю, беру пирожок в руки и откусываю его. Кусок в горло не лезет в присутствии мужчины, которого я даже не знаю. Который бесстыдно целовал меня и теперь жадно смотрит на мои округлости. Откуда он узнал вообще обо мне и детях? Олег продал информацию? Он мог! Но тогда я вообще не вижу смысла во всей этой затее отнять малышей. Они не нужны Сабурину. Вряд ли он сможет полюбить их как родных. Да мужчины своих-то детей не любят. Зачем им чужие?
Телефон мужчины звонит, он отвечает и обещает, что скоро будет, а моё сердце разрывается от бешеного стука. Это мой шанс.
Сабурин, словно чувствует моё настроение, он зло глядит на меня, но через мгновение смягчается.
— Меня не будет до вечера, а вечером нас с тобой ждёт крайне непростой разговор, если ты откажешься поставить подписи, — цедит Сабурин, встаёт из-за стола и уходит.
Чувствую себя вором, пробравшимся на чужую территорию, но выхода у меня нет. Я должна бежать. Бежать как можно быстрее.
Завтракаю и жду, когда Вера Петровна покормит малышей. Толик называет женщину “баба”, и я уверена, что детям будет не хватать её, но я не потяну оплату няньки. Мне бы как-то самой научиться выживать в этом суровом мире.
Когда Вера Петровна ведёт близнецов на прогулку, я понимаю, что этой мой шанс. Возможно первый и последний. Спешу в отведенную нам комнату и собираю вещи в сумку. Самые необходимые. У меня осталось немного денег в сумке - этого хватит на такси. Спасибо хоть Сабурину за то, что не обшарил её и не попытался лишить меня всего. Он не догадывался, что мне придёт в голову обмануть охрану.
Прячу сумку на первом этаже, а сама устраиваю на кухне небольшой пожар. Всё как задумала, чтобы отвлечь охрану. Выбегаю во двор и кричу, что в доме пожар, зову на помощь.
Охранники в недоумении мечутся, но бегут проверить, что происходит, а я хватаю сумку, когда они оказываются в доме, подбегаю к Вере Петровне и хватаю малышей. Мне главное сбежать за ворота, а дальше я обязательно что-то придумаю. Вызову такси, когда буду как можно дальше от этого места.
— Полина , что же ты творишь, глупая? — спрашивает Вера Петровна.