Уже пошел седьмой месяц — малыш начал сильно толкаться по утрам, а вечерами я разговариваю с ним, прикладывая к животу наушники и включая или классическую музыку, или колыбельные, а иногда даже детские сказки, разговаривая с ним как со взрослым: рассказывала, как у нас тут дела, в мире, который он скоро увидит собственными глазами, и просила немного подождать, пока мама отдыхает. Совсем немного. До утра.
Я устала. Жутко. Всё тело болело. Спину тянет, ноги отекают, становясь как два французских, залежавшихся на витрине багета, а настроение скачет, как в дурной комедии.
Андрей на это только посмеивался:
- Настоящая семейная жизнь начинается сейчас. Букеты — конфетный в прошлом, милая. Малыш задаст жара другого формата.
Но смеялся он доброжелательно, тепло — я видела, как он старается держаться. Стоически вынося все мои капризы и причуды.
Боже, я даже мел на вкус попробовала, запивая капустным рассолом.
Утром Андрей убегал на работу, а вечером, приходя домой, обязательно приносил мне мой любимый шоколадный пломбир в стаканчике в девять вечера, терпел мои слёзы и жалобы на то, что меня разнесло, как баржу. Мы любили друг друга. Я была уверена в этом.
Лера — моя лучшая подруга с университета — иногда забегала помочь по хозяйству. Не каждый день, но всё чаще, потому что я уже не могла. Хоть наш малыш жил в «домике» один — мне всё равно казалось, что там целый детский сад на колёсиках. Лера помогала готовить, приносила продукты, болтала со мной на кухне часами.
Она, в отличие от меня, ещё свободная птица: лёгкая, стройная, всегда с маникюром и прической, всегда с зарядом какой-то невероятно дерзкой энергетики.
Я же вросла в старую футболку Андрея, с небрежно собранным наскоро пучком на голове и с пижамными штанами под живот. По-домашнему.
Иногда я шутила:
- Лер, может, ты родишь за меня?
И она смеялась, кивала:
- Да пожалуйста, если бы можно было.
На это «можно» я заливалась смехом, а она тихо улыбалась уголками губ.
Андрею, кажется, моя энергичная подруга юности поначалу мешала. Он демонстративно морщился, когда она оставалась на обед, уходил в нашу спальню, пока мы болтали. Но потом как-то поменял своё мнение — смягчился. Случилось это, конечно, не сразу, но он стал иногда шутить, подключаясь к нашим женским разговорам, подливая то мне, то Лере чай. Включал даже музыку. Я была только рада его компании. Две важные части моей жизни наконец-то нашли общий язык.
Но иногда я ловила странные взгляды между ними. Такие… секундные, будто случайные.
Но я отмахивалась. Честно. Не зацикливалась на этом — мало ли что беременным может показаться… Туши свет всем тогда. Подруга и муж. Оба мне дороги. Что я, ревную? Глупости.
И всё же я иногда просыпалась ночью с колющим чувством в груди. Непонятным.
Словно что-то ускользает сквозь пальцы, пока я сплю.
Но я прогоняю мысли. Всё хорошо. Мы же одна команда.
Так мне казалось.
***
Андрей постепенно стал ускользать от разговоров, ссылаясь на очередную запару в офисе. По вечерам задерживался на «разгромной» летучке, телефон дома всё время лежал экраном вниз на прикроватной тумбочке, а он легко, чуть касаясь, целовал меня в щёку как-то рассеянно. Скорее как знакомую, а не любимую женщину и мать его будущего ребёнка.
Я пыталась выяснить, спрашивая, всё ли у него в порядке на работе — он улыбался:
«Ты устала, милая, тебе всё кажется. Всё хорошо. Не накручивай себя».
А мне и правда кажется — кажется, что я теряю опору под ногами, что-то невидимое рушится у меня за спиной, и я сама вишу на отвесной скале, из последних сил цепляясь руками за выступы, которые сыпятся, не выдерживая веса беременной женщины. Которая вдруг стала не любима, не нужна. Стала… Обузой?..
Лера… Она стала приходить всё чаще, помогая мне по дому, даже когда я в этом не нуждалась, а иной раз оставалась ночевать у нас. В гостиной. На раскладном диване. Это случилось раз. Я подумала: ну ладно, от одного не убудет.
Но потом Андрей предложил мне, когда его на два дня отправили в Ярославль: «Пусть Лера останется в эти дни с тобой — мне будет спокойнее».
Помочь, остаться, вдруг плохо станет. А потом — чуть ли не через день так.
«Мне так проще, — говорил Андрей. — Всё равно ехать в командировку в конце недели. Снова. А тебе одной уже нельзя — скоро в роддом. Через месяц с небольшим».
Я кивала. Да, тяжело. А когда она рядом — и правда… может, легче.
Но почему-то эта лёгкость с каждым днём всё больше напоминала пустоту в душе.
Андрей с ней теперь на «одной волне». Шутят что-то между собой, переглядываются. Иногда я даже не понимаю, о чём речь. Они смеются, а я будто зритель, стою на местах, называемых галёрка. Не жена, не подруга — гость в доме, где когда-то было моё счастье.
Я заглатывала это молча. Плача в ванной по вечерам, пока из крана бежала вода.
Сплю одна, хотя Тима якобы «работает допоздна». Всё чаще чувствую себя лишней — в собственной квартире.
А потом настал день последнего скрининга перед родами, не считая того, когда меня планово примут в родильное отделение. Самый обычный на первый взгляд.
Но Андрей не смог вырваться с работы — начальник задержал.
Я ушла на прием, потом заехала в магазин, что был неподалёку от дома, — купить черешни. Очень захотелось, прямо до невозможности. А сезон в самом разгаре.
А еще радовалась, что не просидела в длинной очереди целый час, а то и больше. Торопилась домой, до последнего не желая гадать на пол малыша, но в этот раз врач, не спрашивая, произнес:
«Какой у вас крепенький мальчуган. Сами будете рожать или кесарево? Плод крупный, а вы девушка миниатюрная по своей комплекции».
Я буквально влетела в квартиру на крыльях счастья, но оно разрушилось в дребезги.
Как будто окно выбило ураганным ветром.
Вот какое это чувство. Предательство. ИЗМЕНА.
Наталья — для всех Ната — уехала в Ярославль на неделю.
Вечные командировки раз в два-три из-за расширения нашего филиала, контроль и наматывание хвостов на яйца новым сотрудникам, и шарики Кегеля — для разнообразия женской части коллектива — обычная рутина. В метафорическом смысле слова. Отчёты, новый клиент, и, конечно же, жёсткий дедлайн. Всё на топ-менеджере, разрывающемся между Москвой и Ярославлем, мать вашу! А другим поручить — ни-ни. Они не такие ответственные мазохисты, как я со своим чёртовым кредитом и «белочкой» в женской мини-фляжке для коньяка от нервного срыва. Никакой личной жизни.
На прощание я чмокнула мужа в висок и, как всегда, на автомате сказала:
— Только не забудь покормить Тошку, ладно?
Влад молча кивнул, не глядя, пальцем листая что-то в телефоне. Я даже не обиделась. Привычно уже. Мы оба работали на износ, чтобы погасить этот чёртов заём. Москва — город не для лежебок, а трутней, пока не скопытятся. И всё же… В нашей паре, скорее, двину кони я, чем он оторвёт зад от дивана или компа. Я уже и не спрашивала, сколько он заработал на фрилансе.
Кота я любила. Нет — люблю. Почти как ребёнка. Поэтому, за день до отъезда, как заботливая мамаша с синдромом гиперопеки, установила по квартире веб-камеры, чтобы следить за проказником круглосуточно. Маленькие такие, аккуратные.
Направила как раз на его лежанку, миску на кухне, оставила в зале. Вообще везде, где Тимоша жил. Основательно. Особенно в спальне. А вот Влада забыла предупредить перед отъездом.
Честно? По коту в последнее время я скучаю сильнее.
***
Первый вечер в гостинице. Белые простыни, бокал полусухого, ноутбук и какой-то дурацкий сериал на фоне — после жопоподгораний новичков. И я вспомнила про камеру. Поставив сериал на «стоп», зашла в приложение фэбки. Кота не было. Зато я узрела кое-что поинтереснее. Моего мужа. Влад был явно навеселе. И ладно бы — простительно. Я тоже далеко не ангел. Рога есть, хвост имеется. Отхлестать любимого по попке — святое. Но зря я этим не пользовалась.
Он был не один, а с какой-то условной Маруськой, размалёванной.
Девка появилась из-за кадра в нижнем белье с ниточкой промеж ляжек — как во второсортном фильме для повышения мужской самооценки. Или падения. Уже зависит от поджанра, ребятушки. Женщина, которая улыбается только половиной губ — силикон на большее не способен. Даже без звука можно услышать: хы-хы-хы. Смех? Не, попердывание утки, перед тем как снесёт яйцо. Как будто даже радость от совокупления продаёт со скидкой в тридцать процентов.
Вопрос: где ты её нашёл, Владик?
Высокие каблуки, юбка едва прикрывает, помада цвета дешёвого леденца. И взгляд — сквозной. Я таких взглядов насмотрелась у проходных секретарш, что отдаются боссу за красивые слова. Они не спрашивают. Они берут в…
Тошка, если и был в спальне, то убежал почти сразу. Мой осторожный, трусливый и подозрительный к чужим комочек шерсти.
А они остались. Муж смеялся. Обнимал её, мацая задницу Шуши. Потом припал к надувной кукле в страстном поцелуе. Долго. Спокойно. Как будто это был её дом, а он её муж, а я, наоборот, — любовница с края кровати.
Я не кричала. Не схватила сотовый, чтобы позвонить или написать ему в истерике:
“Что ты творишь, козлина?!» Или: «Боже, милый, как ты мог мне изменить?! В нашем доме, в нашей супружеской кровати?!”
О нет, оставьте для сценария сериала на втором канале.
Я просто сползла с компьютером на мятный ковролин гостиничного номера — в чужом городе, под жужжащий шум кондиционера — и смотрела фильмец онлайн, включив звук в наушниках. Стала их тайным зрителем.
А что такого?!
Только внутри что-то дрогнуло. Ниточку каната надрезали, и, спустя ещё одно мгновение, все чувства, что я испытывала к Владу — разбились. Даже чёртов ковролин не помог. Промелькнула глупая мысль. Даже жалкая.
“Может, это ошибка?.. Ну, с кем не бывает…”
Оправдание? Нет, Ната, прекратить!
Но в это мгновение эта «ошибка» застонала в голос, как львица, которую только что окончательно наполнили до краёв — так что уже и не лезет.
И прямо на моих глазах, соскользнув с достоинства пока ещё моего муженька, начала его ублажать. Ртом. Да так профессионально, что любая обзавидовалась, какой у неё «поглотитель».
А Владик реально кайфовал, схватив её за черепушку и не давая сдвинуться ни на миллиметр. Прямо по самое не балуй вжаривал. Я уж реально забеспокоилась, что невзначай кастрацию кота без наркоза проведёт своими зубками. Владик чувствовал себя королем положения. Так не занимаются «растяжкой» со случайной женщиной. Это не первый раз, под каким углом ни взгляни. Скорее — на регулярной основе. Режим, слава богу, есть. И это мои командировки.
Давай, зарабатывай бабло, милая. А я тут бабу в нашей постели иметь буду.
И вот тогда — не в момент поцелуя, не когда она смеялась — а тогда, когда он имел эту мразь, я поняла. Всё. Закончено. Без скандала. Без финальных сцен с психоделическими аккордами. Просто точка. Я ещё глотнула вина. И закрыла ноутбук. Завтра — новый день.
А Тошка… он вернётся в кадр. Обязательно. Своих я не предаю.
***
Я смотрела их пируэты практически каждую ночь. Не моргая, не отрываясь. Мне казалось — если отвернусь хоть на секунду, предательство исчезнет, рассосётся, окажется дурным сном. Но нет. Оно становилось рутиной. Их рутиной. И моей. Отчасти.
Мой Владик — теперь не «мой». Он каждый день приходил домой, переодевался в свободные, чистые рубашки «семидневки», те самые, что я когда-то ему дарила, но при мне он её ни разу не надел. Это тоже — ещё одно маленькое предательство. Он старается для неё. А значит, там больше, чем плоть и кровь.
Она появлялась размалёванной курицей, смеясь, подмигивая в камеру, будто знала об этом. Но уже наш Владик — олух, ни слухом, ни духом. Хотелось сказать громко в микрофон: тебе точно нужен идиот? Так забирай!