Элира
Я стояла на пороге кабинета мужа и не верила своим глазам.
Всё было как всегда: грязный стол с пустыми кружками, диван у стены, стойкий запах его одеколона. Всё, кроме нескольких мелочей. Диван был разложен, а в воздухе, помимо привычного аромата, витал приторно-сладкий, чужой запах.
Я смотрела, как мой муж остановил судорожные толчки бёдрами, как белые тонкие ноги, обвившие его талию, раздвинулись. Морен повернулся, и я увидела его раскрасневшееся, покрытое потом, лицо. Заметив меня, он скривился:
— Что ты здесь делаешь?
Так вот чем это пахло! Приторная вонь духов и их возбуждение. Запах был такой невыносимый, что я не могла вдохнуть. Голова закружилась:
— Так сегодня же среда, наш день… Принесла кофе… Там дождь… вот и пришла пораньше.
Морен нехотя отстранился от девушки, поднялся, застёгивая штаны.
— Я быстро, — бросил, выставляя меня за дверь и прикрывая её за нами.
Всё ещё не веря в то, что происходит, я смотрела на мужа, ожидая хоть какого-то объяснения.
— Знаешь… даже хорошо, что ты узнала, — сказал он, словно размышляя вслух. — Всё равно собирался познакомить вас с Севирой. Надоело прятаться.
В глазах потемнело, ноги вдруг стали ватными, так что едва удержалась, чтобы не осесть на пол. Дыхание сбилось, стало прерывистым и мелким, а сердце заколотилось, будто после изматывающего бега.
Он, правда, собирался привезти любовницу в наш дом? Тот самый, где я годами всё обустраивала: подбирала занавески, покупала сервиз с крошечными расписными чашечками и наводила порядок.
Дверь открылась, и в коридор вышла она. Теперь я смогла рассмотреть молодую девушку лет двадцати трёх, с худым лицом, шёлковыми волосами и пухлыми, раскрасневшимися от поцелуев губами. На ней была клетчатая юбка до колен и застёгнутая на несколько пуговиц рубашка с гербом Академии в виде переплетённого синего круга.
Получается, она студентка? Как я когда-то?
Севира скользнула по мне презрительным взглядом и, резко повернувшись к Морену, потребовала:
— Лучше от неё избавиться. Я понимаю, ты женился из жалости и всё такое, но объяснять это всем подряд будет утомительно. Может, проще развестись? — девчонка скрестила руки на груди.
— Она ведь человек, — начал Морен профессорским тоном, словно читал лекцию. — У неё долг перед Академией в три миллиона виолов и привязка ко мне. И вообще, она отлично справляется с домом, работой и бумажками. Да и бросить её вот так… это было бы некрасиво. Знаешь, люди любят сплетни, а мне ни к чему, чтобы обо мне судачили, как о каком-то бездушном мерзавце.
Мир рухнул так внезапно, что на секунду я потерялась. Слова долетали, но смысл ускользал. Они говорили так, будто не видели, как это уничтожает меня, словно никого и вовсе тут не было.
Получается, всё это время Морен сохранял брак, потому что так было… удобно? На моих плечах лежал дом, все заботы и почти вся его работа: конспекты, планы занятий, разработка миров, проверки дипломов, отчёты. Лишь лекции он вёл сам. Я считала это правильным, ведь отдавать всю себя без остатка, посвящать жизнь другому человеку — это и есть любовь. И мы с Мореном любили друг друга. По крайней мере, я в это верила.
Вспомнился тот день, когда после провала на экзамене я в отчаянии прибежала к своему профессору. Рыдала у него на груди, а он, сжимая меня в объятиях, покрывал поцелуями лицо и шею, гладил по волосам и страстно шептал, что всё будет хорошо.
И вот, за плечами десять лет «счастливого» брака, где я старалась изо всех сил окружить Морена заботой и любовью.
— Иди домой. Вечером всё обсудим, — спокойно сказал муж, возвращая меня в реальность, и потянулся за кофе, который я всё ещё сжимала в руке. Я резко отдёрнула её, будто защищая последнее, что осталось.
— Нет, — прошептала, глядя в пол. — У меня теперь нет дома. Я хочу развод.
Элира
Морен усмехнулся:
— И кто тебе его даст? Будешь вести себя покладисто и работать усердно, тогда в наших отношениях ничего не изменится. А если начнёшь брыкаться, узнаешь, что я могу быть не таким добрым хозяином. — Он пропустил Севиру вперёд, затем сам вошёл в кабинет и захлопнул дверь.
Я выскочила из корпуса Академии, зло швырнув стаканчик в урну у входа. Сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из груди. Холодный дождь хлынул на голову. А слово «хозяин» хлестнуло по щекам порывистым ветром.
Территория Академии осталась позади. Под ногами заскользила вымощенная камнями набережная.
Что теперь делать? Идти домой, прислуживать мужу и его любовнице? Прилюдно выслушивать, что я слуга, которую он держит из жалости, и быть за это благодарной?
Я больно укусила себя за нижнюю губу, так, что во рту появился привкус крови. Паника захлёстывала вместе со всё усиливающимся дождём.
Затравленно оглядевшись, я увидела мост. Подойдя к перилам, уставилась на свой силуэт, маячивший далеко внизу в бурлящей воде.
— Неужели ты правда превратилась в это? — прошептала себе под нос, и с его кончика упали несколько капель. То ли слёзы, то ли дождь.
Всё равно придётся вернуться домой, у меня долг и привязка к мужу, другого выхода нет.
Ещё одна капля сорвалась с лица и полетела вниз к реке. Проследив за её полётом, я перелезла через перила. Встала на самый край моста, прижавшись к мокрым металлическим прутьям, и посмотрела в воду.
Я не могу вернуться!
— Ну что, прыгать будешь или так постоим? — голос раздался у самого уха.
Вскрикнув, я вцепилась в перила и оглянулась. За спиной стоял невысокий сухонький старичок с горящими глазами и хитрой улыбкой.
— Оставьте меня, идите своей дорогой.
— Да я и хотел бы. Но ты так верещала, что не смог пройти мимо.
— Я не кричала.
— А вот тут… — скрюченный палец ткнулся мне в лоб.
Я фыркнула и неожиданно для себя пошутила:
— Нехорошо мысли подслушивать, чтоб вы знали. Неужто всемогущим себя возомнили?
— Ха! — он хлопнул себя по колену. — А то как! Слежу, конечно, чтобы мир не рухнул. Равновесие поддерживаю, ошибки исправляю.
— Мои уже не исправите. И вообще, ваша всесильность, как вы могли допустить то, до чего я докатилась?
Он хмыкнул, посмотрел на меня долгим взглядом, от которого стало не по себе:
— Что я, по-твоему, должен был сделать? Бежать за тебя экзамены сдавать? Искать предателя? Спасать любимого?
— Любимого!? — у меня аж воздух в груди сперло, — да я уже наспасалась за десять-то лет!
— А кто сказал, что я про этого слизняка?
— Других-то и не было.
— Н-да? — старик внезапно подмигнул. — Как будто умница, красавица, а со слухом проблемы! Я тебе что сказал? — и тут же повторил, не дожидаясь ответа, — на экзамен топать, предателя найти, любовь спасти. Усекла? — он опять постучал мне по лбу. — Хотя, даже если нет, время того… пришло.
— В каком смысле? — ошалело переспросила я и заметила, что капли дождя застыли в воздухе, будто подвешенные на невидимых нитях. От удивления не сразу расслышала, что он продолжает говорить:
— В смысле, спасать пора. Себя, мужика своего и мир заодно. И это, — старик закряхтел, — не вздумай потом говорить, что я в чём-то виноват и не помощник ни разу!
Дедок резко толкнул меня в спину, ладони разжались, воздух хлестнул по телу, дыхание перехватило.
— А-а-а, — сипло выдохнула я, хотя казалось, что ору. — Я не хочу умирать! Я очень хочу жить!
«Так живи!» — прошелестело прямо в моей голове стариковским голосом, пока я проваливалась в темноту.