Холодный осенний дождь отбивал по подоконнику дробь, словно отсчитывая последние секунды ее прежней жизни. В воздухе витал горьковатый аромат свежемолотого кофе – единственным утешением в этом вечере. Виктория стояла у окна, бездумно следя, как капли сливаются в причудливые, извилистые пути, точь–в–точь как ложь ее мужа, такая же запутанная и грязная. В ее изящной, еще недавно такой уверенной руке, замер планшет. Пальцы онемели от напряжения, а белые строки на темном экране жгли сетчатку, отпечатываясь в мозгу.
Катя, 19:03:
Жду. Захватила то вино, которое ты любишь.
Сергей, 19:04:
Вызываю такси. Через 20 минут буду. Скучаю.
Горькая усмешка сама сорвалась с ее губ:
– Идиот.
Она подошла к кофемашине, и горьковатый, пьянящий аромат зерен на мгновение заполнил собой все пространство. Она налила чашку черного кофе, не добавляя сахар.
Ровно в половине девятого в замке повернулся ключ. Шаги в прихожей были легкими, почти порхающими.
– Вик? Ты не спишь? – голос мужа прозвучал нарочито бодро, с фальшивой нотой, которую она узнала бы из тысячи.
Он вошел на кухню, снимая пиджак, от которого пахло дорогим, чужим парфюмом.
– Мартынов, как всегда, – он бросил пиджак на стул, избегая встречаться с ней взглядом, – опять эти отчеты до ночи, замучил...
Вика медленно, с подчеркнутой театральностью, поставила фарфоровую чашку на стеклянный стол. Звон прозвучал оглушительно в тишине кухни, эхом отразившись в напряженном пространстве между ними.
– Как отдельный кабинет? – ее голос был ровным, холодным, будто лезвие скальпеля.
Сергей замер, как вкопанный.
– Что?
– Ты говорил, что у Мартынова теперь отдельный кабинет. Мне просто интересно, – она наклонила голову, и ее взгляд стал острым, как игла, – как там поместился тот огромный фикус, который он с таким трудом притащил в общий зал?
Она видела, как кровь отливает от его лица, оставляя на коже сероватый, землистый оттенок.
– Я не понял...
– И вино, – продолжила она, поднимая на него взгляд, в котором плескалась вся накопленная за месяцы боль и презрение. – Какое именно вино ты любишь? То, что мы покупали в прошлом году на Новый год? Или то, что ты заказывал на корпоратив в июне? Я, кажется, уже перестала разбираться в твоих вкусах.
Сергей отступил на шаг, будто от физического удара. Его маска добропорядочного мужа и отца треснула, обнажив испуганного, загнанного в угол мальчишку.
– Ты следила за мной? – прошипел он.
– Нет, – она горько усмехнулась, и в этой усмешке звучала вся горечь пятнадцати лет. – Просто ты оказался таким идиотом, что даже не проверил, на каких устройствах у тебя висят чаты. Твоя любовь ослепила тебя, дорогой.
Он резко рванулся к столу и схватил планшет. Его пальцы дрожали, выдавая всю его ничтожность.
– Вика, это не то, что ты думаешь... – начал он заученную, жалкую речь.
– А что я думаю, Сереж? – ее голос оставался стальным, но в нем уже вибрировала боль. – Что ты уже три месяца спишь с двадцатипятилетней стажеркой? Что ты врешь мне в глаза, пока выбираешь вино для ваших романтических вечеров? Что наши пятнадцать лет, оказались дешевле, чем молодое тело?
– Перестань! – он с размаху ударил ладонью по столешнице, пытаясь запугать ее, вернуть себе контроль, как делал это раньше. – Она... это просто...
– Просто что? – Вика поднялась с места. Ее спокойствие, наконец, дало трещину, и из него хлынула ярость. – Просто понимает тебя лучше? Проще? Или просто у нее нет ребенка, и она не жена–дура, которая верит твоим сказкам?
– Ты сама все испортила! – выкрикнул он, и в его глазах вспыхнула знакомая, трусливая злость. – Ты меня достала! Понимаешь? Рядом с тобой я не чувствую себя мужчиной! А твоя мать... твоя мать вечно меня попрекает, что такой как я не достоин их идеальной доченьки! Что карьеру я тебе загубил! Какую карьеру, а, Вик?! Ты же даже магистратуру не закончила!
Вика медленно кивнула, словно получив подтверждение самой страшной своей догадке.
Боже, он пытается сделать меня виноватой.
– Ну, видимо, ту карьеру, что ты получил, защищая мои отчеты перед советом директоров. И ту, что ты построил на моих идеях для твоей диссертации. Да, какая же я неблагодарная... – ее голос сорвался на шепот, полный презрения.
Она резко развернулась и вышла из кухни. Он бросился за ней.
– Куда ты?! Прекрати этот театр! Давай поговорим как взрослые люди!
В спальне она уже доставала дорожную сумку. Методично, почти механически, она складывала вещи: блузки, джинсы, косметичку, документы. Каждый предмет был гвоздем в крышку гроба их брака.
– Вика, хватит! Успокойся! – он схватил ее за локоть, его пальцы впились в ее кожу.
Она вырвала руку с такой силой, от которой он отшатнулся. В ее глазах горел лед.
– Не прикасайся ко мне. Никогда. Мишу я уже отправила к маме. Пока мы будем разводиться, он поживет там.