POV Захар Одинцов.
Смотрю на отца, который зябко ёжится от пронизывающего ветра. Сам мёрзну не меньше, кутаясь в высокий воротник куртки, но, как и все, не спешу запрыгнуть в салон рядом стоящей тачки.
— Почему нельзя было обсудить вопросы в тёплом месте? — не выдерживаю долгого молчания, за время которого успеваю выкурить пару сигарет.
Хоть немного, но иллюзия тлеющего огонька согревает сознание. А ещё предстоящая встреча с Сабинкой. Моя девчонка сегодня утром прилетела с очередного фотосета, и я всем своим существом стремлюсь её увидеть.
Две недели она морозилась, не разрешая прилететь к ней хотя бы на выходные. А всё из-за того, что я во сне назвал её чужим именем. Клянусь, не специально!
И в мыслях не было пойти налево от своей горячей штучки.
Короче, не знаю, что на меня нашло.
— Нельзя, — пожевав губу, батин пиарщик окидывает нас тяжёлым взглядом. — У меня самолёт через четыре часа, надо успеть заскочить домой. Ты, надеюсь, помнишь?
Помню-помню. У Юрьича померла бабка, которую он, как единственный близкий родственник летит предавать родной земле. Любовь к почившей бабке возросла прямо пропорционально нулям маячащего наследства.
Судя по всему, батя скоро останется без проверенного человечка.
— Так что? — демонстративно поглядываю на часы. — Вы спешите, мы спешим. Что за тайны-то?
Юрьич мой сарказм игнорит и переглядывается с отцом. Что-то в выражении их лиц меня напрягает. Срабатывает чуйка, и я делаю стойку, готовый услышать очередную хрень… Но явно не такую!
— Слуцкий объявил о помолвке дочери.
— И? — новостные ленты и паблики так-то гремят об этом событии уже неделю. — Я даже на помолвке был. Нормальный мужик, кстати. Для обычного работяги он, кстати, неплохо справился с ролью.
— Вот! — Юрьич поднимает палец и водит перед нашими лицами. — Работяга! А ты рейтинги видел? Хер догонишь.
— Ну, — вытаскиваю пачку из кармана и подкуриваю новую сигарету, — выборы пройдут и парня бортанут в тот же колхоз, откуда вытащили.
Схема, кстати, нормальная. Выборы губера в области через месяц, и бате придется из кожи вон вылезти, чтобы вернуть утраченные позиции. Избиратели у нас ведь какие? Любят простоту, верят всем тем добрым делам, о которых СМИ орут с экранов и страниц газет.
— Парня, может, и сошлют, а нам время терять нельзя. Поэтому ты, — палец (и как ещё не замерз?) упирается в мою грудь, — до выборов женишься.
— А вы не ох#ели? — повышаю голос, отшвыривая окурок. — Я-то здесь…
Не успеваю до конца развить мысль, чтобы осадить, мать их, гениев.
— Простите, — женский голос сбоку тачки отвлекает, — вы уронили.
В красных пальцах зажаты купюры, успевшие намокнуть от осенней мороси.
Равнодушно мажу взглядом мимо девушки с рюкзаком курьера, и щелкаю пальцами:
— Себе оставь. Не мешай, когда взрослые дяди разговаривают.
Возвращаю внимание к прерванной беседе, краем глаза замечая, как девчонка подходит к мерсу и запихивает деньги под дворники.
«Извините», — скорее даже читаю по губам, чем слышу.
Раздосадованный заминкой, тру переносицу:
— Я не собираюсь жениться. Пока не собираюсь. Да и Сабине надо закончить универ, потом эти её показы…
— А кто говорил об Алиевой? — батя слишком задумчиво смотрит на стекло, по которому вниз стекают грязные ручейки от прицепленных купюр. — Ты женишься не на Сабине, а… Например, на ней.
Кивок Юрьича завершает этот сюр. Наигранно смеюсь тупому розыгрышу. Не прощаясь, отряхиваю рукава куртки и распахиваю дверь в салон, откуда приятно тянет тёплым воздухом.
— Я не шучу, Захар. Завтра же принесёшь мне папку, в которой будут все данные по этой девчонке.
POV Лиза Суворова.
— Мам, я дома! — кричу из тёмной прихожей, аккуратно разуваясь и ставя промокшие ботинки на тряпку у порога.
Несколько секунд тру ладони друг об друга, согревая, и только потом расстёгиваю куртку, с которой на пол успела натечь небольшая лужица.
Свет включать неохота. Я же знаю, что не увижу ничего хорошего, а после беготни по холоду мечтается об одном — ужине и горячей ванне.
Но сначала придётся все-таки зажечь свет и, вздохнув, достать из крошечной кладовки ведро с тряпкой.
Набираю воду, стараясь не забрызгать стены, и намываю пол до блеска. Когда уже заканчиваю, поднимаясь с колен, из кухни выходит мама и сухо приветствует.
— Три минуты, Лиза. Где ты была?
Очень хочется закатить глаза и не отвечать, но я знаю, что будет хуже.
— Транспорт, мам. На улице дождь, автобус задержался. Я так замёрзла, — показываю кисти рук, покрывшиеся противными цыпками. — Бежала бегом две остановки, чтобы не опоздать.
— Плохо, Лиза, — цедит мама, недовольно рассматривая мой растрёпанный вид. — Ещё одна задержка, и я поставлю вопрос о возможности твоей подработки.
Покорно киваю, быстро собирая остатки влаги с пола, и бегу выливать ведро.
Боже! Кто бы знал, как я мечтаю о швабре! О банальной швабре, чтобы не ползать каждый вечер на коленках, натирая старый линолеум. Но у моей родительницы своеобразный взгляд на многие вещи.
«Ни с кем нельзя дружить. Дружба — проявление слабости», — с самого детства внушалось мне, и к девятнадцать годам у меня нет ни одной подруги.
«Мальчики завлекают девочек, а потом их бросают. Никаких кавалеров», — и вокруг меня образовался вакуум.
«Девочка обязана учиться только на отлично», — и я ночами сидела и зубрила, зубрила, зубрила.
Нельзя множились со скоростью света, а я всё больше уставала от запретов, пока полностью с ними не смирилась.
Вон у Соловьёвых из первой квартиры дочка влюбилась и… И теперь качает коляску, сидя на скамейке у подъезда, в окружении пенсионерок. Ни мужа, ни образования. Ни подруги… с которой её благоверный свинтил, когда узнал о беременности.
Эту новость мама сообщила мне с особым смаком, подчеркнув еще раз главные жизненные постулаты, выведенные ею же.
«Девочка обязана уметь всё делать руками», — и в мусорный бак улетела единственная щётка на палке, когда я, десятилетняя, попыталась намотать на неё тряпку, устав от очередной генеральной уборки.
— Когда закончишь, тщательно вымой руки и за стол. Я тебе блины разогрела.
Несмотря на строгий голос, растягиваю губы в улыбке: мама меня любит, просто… Просто она вот такая… Боится за меня, чтобы не повторила её ошибок. Ведь саму её не уберегли от влюблённости в крутого парня из соседнего дома. Он уехал в столицу, оставив маме напоминание в виде меня, родившейся через семь месяцев.
За всю свою жизнь об отце я никогда не слышала: бабушка пока была жива, осыпала его голову проклятиями, мама отмалчивалась или, что еще хуже, наказывала за излишнее любопытство.
«У тебя чересчур много свободного времени, раз хватает мыслей на глупости», — и меня ставили в угол, вручив томик стихов.
Ну, чтобы не было скучно отбывать наказание.
Наверное, стоит отметить, что поэзию я ненавижу, хотя и знаю наизусть все самые известные стихотворения классиков.
***
Вымыв после ужина посуду, целую маму в щёку и прохожу в свою комнату, чтобы приняться за выполнение домашних заданий.
На втором курсе домашки стало значительно больше, и порой приходится до утра штудировать учебники и методички в поисках ответов на вопросы.
Если так дальше пойдет, не знаю, как буду вывозить. Как-нибудь буду.
Ко всем моим «нельзя» у меня есть целый список «должна», составленный уже мной.
Во-первых, я должна удержаться на бюджете и окончить вуз с отличием, чтобы найти хорошую работу.
Во-вторых, я должна до начала практики (а она начнётся через год) накопить достаточную сумму, чтобы снять комнату и уехать от мамы.
Я её очень люблю, конечно, но… Себя я тоже хочу любить…
С невероятным трудом мне удалось уговорить маму разрешить подработку курьером.
Она хотела видеть меня в роли репетитора, но там все деньги шли только через её руки. Да и сколько может заработать студентка, натаскивая нерадивых школьников?
Зарплата курьера помогает мне не только отдавать маме сумму оклада, но и откладывать заначку, которую я прячу в старой плюшевой игрушке.
Копейка за копейкой приближает меня к мечте вырваться отсюда.
Может быть, я даже встречу свою любовь. А, может, буду строить карьеру и путешествовать. Моя мечта — побывать в Италии.
Не во Франции, Америке, Германии, а именно в Италии. Пройтись по шумным улочкам старого города, посидеть в уличном кафе, постоять в тени Пизанской башни и сделать селфи на фоне Миланского собора.
А ещё попробовать знаменитую пасту, фритатту и своими глазами посмотреть, как готовят настоящую итальянскую лазанью.
Открываю учебник, кладу рядом телефон и захожу в альбом с сохраненными фотографиями. Любуюсь дворцом Карла Борромео. Невесомо глажу экран, рассматривая заученные до мельчайших подробностей скульптуры. И выключаю телефон, принимаясь переписывать отмеченные на лекции абзацы с целями и задачами воспитания подрастающих школьников.
О незначительном эпизоде, произошедшем около администрации, забываю напрочь. Подумаешь, подняла деньги… Подумаешь, один из возомнивших о себе слишком многое, нахамил… За те месяцы, пока я вожу пиццы и суши в офисы и квартиры, каких только клиентов не встречала и каких только слов не удостоилась. Правда, чаще всего молодые парни пытаются заигрывать, но, натыкаясь на угрюмый взгляд, быстро отстают.
Мальчики завлекают девочек, а потом их бросают. Никаких кавалеров…
POV Захар Одинцов.
Сизый дым рассеивается, подхваченный порывом ветра. Пепел падает на белоснежный подоконник и некрасивым сером пятном расплывается на ровной поверхности.
Смотрю сверху на залитый дождем город, и думаю.
Как я так умудрился вляпаться?
Отец, отпустив Юрьича, не дал мне возможности уехать. Подсел рядом и долго методично сверлил мозг, расписывая открывающиеся перспективы.
Его цель — заполучить желанный пост, всё остальное по боку.
Аргументы тут же были разбиты, угрозы озвучены, ну и планы на жизнь подкорректированы.
Понимая, что я не собираюсь совершать никаких телодвижений, батя отдал приказ своим парням пробить личность девчонки, чтобы решить, подходит она нам или нет.
Нам, бл#дь.
Наде подумать смешно, что они по-серьёзке собираются заковать меня в примерные мужья, пока отец укрепляет позиции.
Он так и сказал: мол, через пару лет курьерше билет в зубы и подальше отправить, чтобы не отсвечивала. А пока найти, узнать, обаять.
Имидж, бл#дь, народного избранника и примерного отца семейства с самыми что ни на есть демократичными взглядами.
— У тебя что-то случилось? — руки Сабины обвивают сзади, а к спине прижимаются влажные губы. — Ты напряжён…
— Не бери в голову, — накрываю её ладони, докуривая. — Просто устал.
— Отец на тебя столько свалил всего… Разве ты должен?
— Это моя работа, — усмехаюсь, прикрывая окно, — делать вид, что могу, умею, практикую. Перед выборами всегда пристальное внимание, сама же знаешь.
Алиева томно облизывает губы, не заостряя внимания на моих ответах. Её проворные пальчики уже добрались до полотенца на моих бёдрах, где джентльмен в полной боевой готовности дёргается навстречу призывно распахнутому рту.
Не будь я так загружен, увлёкся бы процессом и не выпускал Алиеву до утра. Но долбанный устроенный цирк никак не выходит из головы.
— Захар, — пищит Саба, когда я, с разгона, тараню её горло. — Осторожнее!
— Да-да, извини, — бормочу, собирая длинные волосы в хвост. — Сейчас…
Невпопад что-то ещё говорю. К счастью, Алиева вновь увлечена процессом и не прислушивается к моему бреду. Надо отдать должное её упорству: к финалу я уже полностью сосредоточен на ней, а спустя час, потраченный на лёгкий перекус, натягиваю её на барной стойке, смахнув стаканы.
Осколки утром уберет приходящая домработница, не до них. Я, бл#дь, реально соскучился по податливому женскому телу и тем ощущениям, которые оно дарит. Даже по хрипловатым стонам Сабы, которые иногда меня раздражают.
***
— И всё-таки? — Алиева вышагивает по кухне в чём мать родила, отвлекая от изучения скинутых материалов.
Довольно скучная и скудная информация, раздобытая за ночь: детский сад, школа, вуз, подработка. В графе отца прочерк, мать — училка.
Да-да, я не просто выкуриваю одна за одной, а читаю ровные строки досье на Елизавету Александровну Суворову. Курьершу, которой недавно стукнуло девятнадцать лет, и которая по своей же тупости попала в поле зрения бати.
— Захар, — обиженно надутые губы напоминают вареники, — что происходит?
Уже не первый раз Сабина зовёт меня, погружённого в собственные мысли.
Да ну нах… Не верю я, что отец решится на бред под кодовым названием «фиктивная свадьба сына». Не настолько же он двинулся головой, чтобы заставлять…
«К пяти будь дома. Есть разговор», — прилетает в мессенджер, закрывая всплывающим окном часть фоток, прицепленных к собранной инфе.
А нет… Может быть, и конкретно двинулся…
— Слушай, — откладываю все-таки телефон на стол, отодвинув горячий кофе, и ловлю свою девушку, устраивая на коленях.
Утыкаюсь в её волосы и зажмуриваю глаза: интересно, Саба как отнесётся к новости, что мне предстоит жениться? Мы, конечно, о далёком будущем с ней не разговаривали, но что-то мне подсказывает, рада она не будет.
Хотя я не собираюсь ограничивать наше общение. Хочет отец штамп в паспорте на потеху публике? Окей. Тем более, это временная необходимость.
Аккуратно подбирая слова доношу свою мысль до Алиевой. Ожидаю всего, чего угодно: слёз, истерики, обид, ссоры… Но не дикого хохота, от которого Сабина почти съезжает на пол. Удерживаю её на месте, не давая упасть, и шокировано смотрю на непонятное веселье.
— Это чё сейчас было? — озадаченно спрашиваю, помогая стереть выступившие слёзы.
Алиева всё ещё подрагивает от смеха, допивая остывший кофе.
— Это… — хрюкает, проливая капли на голое тело.
Свожу брови, дожидаясь продолжения.
— Очень смешная шутка, Захар! — выдаёт, заикаясь. — Взять в жёны уборщицу, чтобы повысить рейтинг? Даже звучит как бред.
Молча переворачиваю айфон экраном вверх, на котором светятся непрочитанные сообщения родителя. В них ссылки на статьи и статистика по Слуцкому, а также десяток фотографий с помолвки его дочери.
POV Лиза Суворова.
Звонок будильника оглушает, хотя я всегда ставлю звук на самый минимум, чтобы не будить маму. Мне в университет к восьми тридцати, а мамины уроки начинаются с десяти часов.
Это раньше мы в школу выходили вместе, но вирус, подкосивший несколько лет назад планету, внёс свои коррективы в график.
Накрываю лицо подушкой и даю себе минутку на то, чтобы проснуться…
— Лиза! — мамин крик врывается в беспокойный сон, окутавший каким-то липким послевкусием, если так можно выразиться о сне.
Скидываю подушку, вытираю мокрые виски и таращусь на недовольную родительницу, уже причесанную и накрашенную.
Сколько себя помню, образ мамы состоит из неизменных строгих юбок, пиджаков и тугого пучка тщательно убранных волос.
Вот и сейчас она тщательно застегивает пуговички на блузке, рассматривая сонную меня, нахмурившись.
— Я… — смотрю на экран телефона и вскакиваю. — Проспала! Боже, проспала!
Начинаю метаться в панике, не зная, за что ухватиться. Я никогда — ни-ког-да! — не просыпала! В моём сознании правильной девочки данная программа просто не предусмотрена. Да и если бы захотела, мама бы быстро помогла избавиться от дурной привычки.
— Умываться и чистить зубы, — перехватывает мою суету строгая Елена Радоевна, уже включившая режим педагога.
Просачиваюсь мимо мамы и быстро привожу себя в порядок, ополаскивая лицо ледяной водой. Кожа горит, когда я растираю её махровым полотенцем, а зубы аж сводит от холода, но настраивать тёплую водичку уже нет времени.
Первую пару я уже бессовестно проспала, и кровь из носа, должна успеть на вторую.
— Надевай, — на кровати лежит приготовленная одежда.
Натягиваю шерстяные брюки, которые сползают ниже, чем положено. Держатся на выпирающих косточках и ремешке, который я затягиваю, думая, что надо бы проколоть новую дырку. Работа курьера в движении и спешке повлияла и на мой вес в том числе: за последний месяц я похудела на три килограмма, что с моим ростом уже почти на грани.
Но переживать об этом некогда.
Тунику накидываю на бегу. Она скрывает все недостатки и в принципе меня саму тоже скрывает.
Путаясь в длине, обуваю ботинки, не успевшие полностью высохнуть после вчерашнего дождя. Надо было их просушить на батарее, но я так устала, что теперь сама же расплачиваюсь за недальновидность.
Чмокаю маму и выбегаю из квартиры, таща в руке рюкзачок и куртку.
Времени всё меньше, и если автобус уйдет, то я совершенно точно получу два пропуска и, как следствие, две отработки. А мне нельзя отработки! У меня работа…
Прислонившись затылком к холодному стеклу остановочного комплекса, пытаюсь отдышаться, прикрывая глаза и прячась за ресницами от осуждающих косых взглядов бабушек, сидящих на металлической скамейке.
Понимаю, что для них я выгляжу явно девицей лёгкого поведения: растрёпанная, запыхавшаяся, едущая в неурочное время, но… Но в том проблема общества — люди привыкли судить поверхностно, задаваясь вопросами «как, почему, зачем»… Просто так принято: если молодая девушка со следами бессонницы — значит чуть ли не проститутка; если одета неброско и немодно — значит, нищая…
Вчерашняя случайная встреча в очередной раз доказала однобокость мышления. Стоит вспомнить, с каким презрением на меня смотрел тот парень… Будто я грязь под его ногами…
К счастью или сожалению, философствовать и жалеть себя долго не приходится. Запрыгиваю в подъехавший транспорт и забиваюсь в углу, отогревая у печки озябшие ноги. Для этого приходится терпеть запах навалившегося на поручень мужика, дышащего перегаром на весь салон. Но это… мелочи…
Мелочи, да… И мужика я не осуждаю. Кто знает причину, по которой приличный с виду дядька едет в переполненном автобусе в помятом пальто? Вот и я не знаю, но стараюсь все равно задерживать дыхание. А когда выхожу на своей остановке, принюхиваюсь, не успела ли пропахнуть. С мамы станется решить, что я нарушаю заповеди и правила нашей небольшой семьи.
***
За полчаса до окончания последней пары мой телефон начинает отчаянно вибрировать, отвлекая не только меня, но и преподавательницу, начитывающую нам лекцию по психологии учеников младшей школы.
Зная характер преподши, лишний раз не только телефон не возьмешь, но и голову от тетради поднять не осмелишься.
А он всё вибрирует и вибрирует…
— Суворова!
— Извините, — наклоняюсь к лежащему на полу рюкзачку и достаю аппарат. Номер, с которого светится входящий вызов, мне отлично знаком. — Простите, можно? Это важно…
Почти шепчу и смотрю самыми умоляющими глазами.
— С вещами. За дверью можешь делать всё, что захочешь!
— Извините, — присаживаюсь обратно, отключая любой звук. Смартфон теперь только мигает, но я быстро прячу его в карман.
— Суворова, я же сказала, с вещами и за дверь! — преподавательница спускает на кончик носа свои модные очки и ждет, пока я поднимусь и соберу тетради. — Чему вас только учат в ваших школах… Амурные дела, Елизавета, решать надо в свободное от учёбы время!
— Это с работы, — пищу в свою защиту, но кто бы слушал.
Стереотипы… Вновь они…
— Подружкам своим расскажешь про работу… И не забудь, в пятницу жду на отработку, — летит в спину, когда я уже закрываю дверь аудитории.
Подавив непрошенные слезы, рвущиеся с утра от того, что всё идёт наперекосяк, устраиваюсь на широком подоконнике и перезваниваю начальнице.
Она мне звонила всего один раз напомнить про справку от врача. Но это было, когда я только устраивалась. Сейчас жду ответа с некоторым беспокойством.
В голову лезут мысли от возможной жалобы до банального увольнения. Настрой, как и настроение, у меня сегодня не радужные.
— Лиза, — раздаётся звонкий голос менеджера, — как хорошо, что ответила! Слушай, я помню про твою учёбу, мы тебя никогда не дёргали, но тут такое дело… Короче, можешь сейчас подъехать? Надо заказ доставить, клиент хочет конкретно тебя.
POV Захар Одинцов.
Растираю шею полотенцем, когда слышу какую-то возню в холле. Без предположений понимаю, кто там.
После изучения доков, ничего умнее не придумал, чем накидать в корзину рестика разной хрени и заказать «постоянного» курьера. Я умею быть убедительным, тем более, доставкой этой я неоднократно пользовался.
Ускоряюсь и натягиваю домашние штаны на влажное тело. Буквально вываливаюсь из ванной комнаты, но слышу только хлопок закрывающейся двери.
Однако… Быстро приехала — а я ведь вместе со стандартными данными получил и расписание занятий девчонки — и также быстро свалила.
Саба уже суетится в кухонной зоне, раскладывая на тарелки обед, а я зависаю у окна, высматривая тонкую фигурку, торопливо удаляющуюся с территории. Если бы не яркий рюкзак, и не рассмотрел бы.
— Проголодался? — Алиева двигает блюдо, на котором разложены запеченные мидии.
Серьёзно? До сих пор не запомнила, что я не перевариваю подобную дрянь?
Она обожает морских гадов, улиток и прочие дары моря, я же предпочитаю находиться с ними в разных сторонах стола. Не знаю, чем думал, когда нажимал «заказать»…
Впрочем, можно же вывернуть заботой о своей спутнице…
— Только для тебя, — улыбаюсь как можно шире, и отлепляюсь от подоконника.
Сабине это однозначно нравится: она медленно облизывает губы и ещё медленнее прихватывает моллюска и отправляет в рот, не забывая держать мой взгляд. Это могло бы сработать и вызвать реакцию, не помни я о содержимом раковины.
— Не дразни, — всё-таки реагирую, пусть и не так, как она ждёт.
Не собираюсь ссориться с Алиевой даже в угоду новым обстоятельствам. Плюс, я всё ещё надеюсь отговорить отца от тухлого плана, которым они с Юрьичем загорелись.
Сворачиваю кусок пиццы и отправляю в рот, параллельно доставая упаковку любимого кофе, чтобы взбодриться.
Есть и более приятный способ, но время не резиновое, а с отцом мне сейчас ссориться не с руки. Во-первых, я всё ещё не теряю надежды на положительный исход. Во-вторых, после выборов у меня в планах классный замут, поддержка которого зависит от губера.
— Бл#дь, — вырывается с шипением, когда Саба без предупреждения сползает на колени и тянет руку к резинке брюк.
Только что налитый кофе грозит ошпарить обоих, поэтому я торопливо отодвигаю чашки от края столешницы.
Увлеченная Алиева не замечает моих телодвижений, а через пару минут работы умелым ртом уже и сам отдаюсь процессу.
Собираю, как она любит, волосы в кулак, и подаюсь бёдрами вперёд, позволяя заглатывать глубже.
По подбородку течёт слюна, которую я вытираю пальцами свободной руки и, наклонившись, размазываю по груди.
Чертовка снова не стесняет себя одеждой, возбуждая совершенным видом шикарной троечки.
— Твою мать, — уже опаздываю на встречу, поэтому душ отменяется.
Влажными салфетками убираю последствия «обеда» под довольным взглядом Сабы. Она все ещё на полу, ласкает себя, призывно раздвинув ноги.
— Не сегодня, — наклоняюсь и чмокаю её в макушку.
Минута на то, чтобы выбрать подходящий костюм, заканчивается быстрее, чем я успеваю застегнуть ремень. Запонки бросаю в карман: их можно закрепить на месте. А вот опозданий кандидат в губернаторы Одинцов не прощает. Требовательный к себе, требует максимума и от остальных, не делая скидок на родственные связи.
Ключи, айфон и купленная заранее брошь для матери падают в карманы. Сабина развлекается и не слышит моего «пока», брошенного перед уходом, а я, спускаясь в лифте, вдруг понимаю, что и особо не ждал от неё ответ.
***
Нарушая правила, к родительскому дому приезжаю все равно с опозданием.
Мать уже стоит на улице и ждёт меня, укрытая лишь легким плащом.
— Мам, — начинаю издалека, добавив в голос строгости, — простудишься.
— Я недавно, — возражают мне, привычно проводя рукой по щеке и взлохмачивая волосы.
Вытаскиваю коробочку с подарком и передаю, спрашивая, где наш великий и ужасный.
— В кабинете. Тебя ждёт. Недовольный, — добавляет мама, примеряя обновку. — Спасибо, очень красивая.
Родительница у нас фанатка ювелирки, причём кольца и серьги её интересуют мало. Броши, кулоны, подвески — она коллекционирует изделия с натуральными камнями.
— Дема… Короче, на демона похож, — труднопроизносимое название изумруда вылетело из головы.
— Я знаю этот камень, — посмеивается мама. — Не заставляй его ждать, Захар.
Да уж… Потерял бдительность и задержался дольше положенного.
Для порядка стучу в дверное полотно и прохожу без разрешения.
— Прибыл, — почти по-военному рапортую, придвигая себе стул.
Батя хмурит брови, изучая что-то на экране ноута.
Жду.
Покашливаю, напоминая, что мне так-то велели явиться, а сами не соизволят обратить внимания.
— Может, мне позже приехать, — проведя в молчании минут двадцать, начинаю терять терпение.
— Ты задержался на двадцать три минуты, — кивают на часы под старину, удачно вписавшиеся в интерьер. Подарок моего старшего брата на юбилей отца.
Воспитывает, бл#дь. Окей. Еще три минуты я готов посвятить изучению с детства знакомых стен.
Сколько раз делался ремонт, а кабинет всегда неизменен.
Шкаф с книгами, за которым мы с братом любили прятаться, подсматривая за папой.
Часы рядом с ним появились позже. Раньше там висели антикварные, в виде иллюминатора корабля, но на моё шестнадцатилетие мы их кокнули. Криков было-о-о… Мать испугалась за наши головы, отец тоже испугался больше за нас.
А теперь… Свадьба?
Серьезно, папа?
— Изучил? — тишина прерывается тихим скрипом кресла и отцовским тяжёлым вздохом.
— Изучил, — киваю, прекрасно понимая, о чём нам предстоит разговор. Точнее, о ком.
— И я… изучил, — хмыкает. — Она нам подходит. Бедная студентка, из простых. Мать училкой трудится.
POV Захар Одинцов.
— Останешься, сынок? — мама снова обнимает, с надеждой заглядывая в мои глаза.
Пожимаю плечами, стараясь её не обидеть: после разговора с отцом нет никакого желания продолжать общение сегодня. Но и мать обижать не хочется.
— Дела, — коротко формулирую причину, по которой могу свалить.
— Да знаю я, какие у вас дела, — машет рукой родная женщина. — Слышала, как по телефону орал, да и потом… Заглянула я в папку вашу…
Хмурюсь — зная маму, она сто процентов будет против затеянной аферы. И точно!
— Сдалось ему это кресло? Хорошо же живём. Сытно, тепло. Вот чего ему не хватает? — в сторону кабинета следует короткий кивок.
— Власти, — без промедления нахожу ответ. — Власти, мам. Ну и ресурсов много не бывает. Аппетит приходит во время еды, — со смешком подвожу итог.
— Аппетиты… А про девочку кто-то из вас подумал? Влюбить в себя, уму непостижимо! Ты красивый у нас вырос такой, сынок… Она может по-настоящему отдать тебе своё сердечко…
В глазах моей милосердной мамы чуть ли слёзы собираются, навеянные судьбой неизвестной ей девчонки.
В некотором шоке отстраняюсь от неё и рассматриваю с удивлением, словно увидел впервые.
— Ма, ты сейчас… серьезно? Ты плачешь из-за чужого человека?
Молчание длится несколько минут. Слезы вытираются, а губы прикусываются, прежде чем я получаю настоящее откровение.
— Не по ней, Захар. За тебя боюсь, сынок.
Это даже веселит: со мной-то что может произойти? Брак, безусловно, не входил в мои планы, но полгода потерпеть штамп в паспорте и выходы в свет с женой… Если не брать в расчёт неприятную процедуру ухаживания, то выглядит даже забавно.
— Я в порядке, мам! Ты уже накрутила, так накрутила…
Хочу продолжить, но слышу приближающиеся шаги отца. Вот с ним пересекаться пока охоты нет. Меня злит… Да злит! То, что он даже не предложил заняться продвижением своему старшему сыну! Между прочим, Льву было бы полезно обзавестись поддержкой будущего губера, если он собирается приезжать сюда.
— Поеду я, мам. На созвоне.
Чмокаю в макушку и почти выруливаю на улицу, но в спину слышу негромкий совет:
— Попробуй с ней договориться. Это будет честнее, Захар.
Договориться? Мысль-то неплохая, но хватит ли у девчонки актёрского мастерства? Вездесущие журналисты под микроскопом будут рассматривать нашу пару, выискивая бреши. Нет, мам, здесь всё должно быть натурально.
Покинув участок, съезжаю на обочину и достаю распечатку, изучая ещё раз материалы. К тому, что было собрано ранее, добавились новые пункты.
Девушка одинока. В связях с противоположным полом не замечена. Друзей и подруг нет.
В школе держалась особняком, хотя учителя её постоянно хвалили. Копии грамот и даже скрины из школьного паблика приложены в самом конце.
Там же добавлены и новые фотографии, позволяющие рассмотреть девушку детальнее.
Ну-ка, какая ты, Лиза Суворова, моя будущая супруга?
На общей фотографии группы универа студентка Суворова выделяется невысоким ростом и излишней худобой. В сравнении с другими студентками, Елизавета кажется какой-то щуплой даже, немного похожей на подростка.
Я совершенно не помню фигуры девчонки-курьера, и вряд ли бы рассмотрел за слоем одежды. Но сейчас мне её... жаль?
Она похожа на маленького потерявшегося котёнка, забытого и замёрзшего.
Прикуриваю и, выпустив дым в окно, продолжаю осмотр.
Большие выразительные глаза. С каждой фотки она смотрит прямо и слегка печально. Интересно, кто-то обидел? Или есть причины для грусти?
Впрочем, отсутствие друзей может оказаться следствием стервозного характера. Сплошь и рядом ходят такие «обиженные котята», на поверку оказывающиеся теми еще прожженными сучками.
А вот волосы у девчонки хороши! Длинные, темные, с непослушными завитушками, которые она старательно прилизывает.
Заказать что ли новую доставку, раз с прошлой не срослось?
Или…
Или лучше сделать вид, что случайно пересеклись в её вузе? Расписание у меня есть, а причин для появления в педе (прим. — педагогический университет) можно придумать массу.
Проверяю рабочий календарь и переношу несколько дневных встреч. Времени остаётся не так и много, поэтому завтра же начну… наше знакомство…
POV Лиза Суворова.
Довольно отряхиваю ладони и накидываю на плечи лёгкий рюкзак, который в сравнении с набитым кажется просто пушинкой.
Если честно, я не поняла, в чём была суть именно моего прихода: девушку, принимающую заказ, я видела впервые. Отдала всё быстро, оплата была он-лайн, никаких чаевых мне не дали. Не то, чтобы я прям рассчитывала, но странности с доставкой занимают мои мысли до возвращения в ресторан.
Там, правда, приходится переключиться на новые заказы. В чём-то я благодарна настойчивой клиентке или клиенту, выдернувшему меня с последней пары. За освободившееся время успеваю обойти на четыре адреса больше, чем вчера и позавчера.
Ещё и с погодой везёт: люди не хотят выходить под дождь, предпочитая обедать или ужинать дома.
Единственный минус — моя одежда. Без одной минуты до обозначенного родительницей комендантского часа влетаю в квартиру, сразу расстегивая куртку. Её бы на батарею, чтобы просохла к утру, но я так устала и замерзла, что даже пол вытираю в непонятном сонном состоянии.
На столе чуть остывший суп, который я выпиваю через край, и крадусь мимо мамы. Когда она проверяет тетради, водя красной ручкой по неровным строчкам сочинений, её лучше не отвлекать.
— Мамуль, я дома, — шёпотом сообщаю. — Убрала, поела, посуду вымыла.
Рапортую и, не дождавшись ответа, шмыгаю к себе. Забираюсь с ногами под одеяло и, дрожа всем телом, открываю чат группы, в которой учусь, пробегаясь по последним новостям.
Ребята бурно обсуждают планы на предстоящие выходные. Девчонки предлагают поход в клуб, кто-то голосует за загородный дом, чтобы оторваться своим коллективом.
С грустью листаю сообщения с фотографиями нарядом, отчётом с прошлых встреч…
Мне бы тоже хотелось наряжаться и готовиться приятно провести вечер. Может быть, я бы потанцевала со всеми. А, может, посидела в стороне и посмотрела, как веселятся другие.
Я не знаю, потому что никогда не бывала на подобных мероприятиях. Мой потолок — обязательные школьные «огоньки» под присмотром учителей, и концерты в вузе, где также присутствие отмечается кураторами.
На дискотеки и вписки, как их называют в чате, я не оставалась ник-ког-да.
Если бы мама узнала о том, что в школьные годы, оставаясь дома, я включала музыкальный канал и училась танцевать… Думаю, она бы меня пожизненно посадила на цепь и запретила бы покидать стены квартиры. Возможно, не отпустила бы учиться даже в институт, ведь там, по её словам, настоящий ад и процветание порока и разврата.
Конечно, я догадываюсь, в чем дело. Наверняка в моём отце, бросившим маму, беременную мной. Я же не живу в глухом лесу и о таких случаях наслышана, поэтому выводы сделать несложно.
Неужели все матери-одиночки так себя ведут?
Мне ведь даже спросить не у кого.
В одиннадцатом классе, отчаявшись, я зарегистрировалась на одном форуме и задала мучающие вопросы. Ответы опытных, как я подумала, людей, меня смутили. Или не смутили, а взбудоражили… Возможно, даже два в одном.
Но мой смелый эксперимент быстро закончился скандалом. Бабушка узнала и передала маме, а та выпорола меня старым армейским ремнём, висящим на крючке в прихожей.
Сколько себя помню, он висел там всегда: потрепанный, с заломами, очень жёсткий.
Мне несколько раз прилетало им за непослушание, и я быстро сделала правильные выводы — надо слушаться. Или делать вид, что принимаю условия, пока не могу ничего изменить.
Спохватившись, вскакиваю с постели, и вытаскиваю из кармашка купюры разного номинала. Каждую разглаживаю и укладываю аккуратно, чтобы свернуть трубочкой и спрятать в жирафе, из которого я вытащила пластиковую коробочку с батарейками.
Игрушка эта мне досталась от соседского деда. Он купил её внучке, но ей не понравился подарок, и тогда его отдали мне.
Я с радостью приняла, всем сердцем обожая соседа. Иногда, перед сном, засыпая, мечтала даже, чтобы это мог бы быть мой дедушка. Он бы любил меня и водил по воскресеньям в парк, чтобы покормить уток и поесть мороженого.
Но он водил туда свою внучку, а мне оставалось смотреть за ними в окно и вздыхать, когда дед брал мою ровесницу на свои плечи.
Позже семья переехала, а жираф… Жираф вот остался.
***
© Выложено для сайта Litnet. Любое копирование без письменного разрешения автора книги является нарушением законодательства.
— Сегодня у тебя выходной, — мама цепляет меня в пороге, готовую бежать на учёбу.
Куртка не успела полностью просохнуть, и влажная ткань не очень приятно соприкасается с открытыми участками кожи.
— Мокрая вся. Шарф надень, — мама протягивает мне вязаный хомут, который я обычно ношу зимой. — Надо тебе куртку что ли посмотреть, эта тонкая совсем.
— Сегодня не могу, мамуль. Девочка одна заболела, я взяла её смену. А завтра у меня… дополнительное занятие, — с заминкой произношу в надежде, что мама не заметила, как дрогнул голос.
Если только она узнает о прогуле, мне несдобровать!
Пришлось специально меняться с девочкой, чтобы закрыть вопрос по отработке.
— Дополнительное? Это хорошо! Я рада, что современные педагоги уделяют столько времени своим студентам. Тогда, может, в субботу? Съездим на рынок, подберем тебе потеплее?
Пожимаю плечами, соглашаясь. Выбора-то нет. Да и эта действительно износилась, я несколько раз уже подшивала расползшуюся подкладку, но не осмелилась подходить с таким вопросом. Недавно просила купить мне джинсы, получив в ответ отповедь на полчаса минимум.
Пыталась объяснить, что меня уже в лицо называют монашкой и старухой, но мама… Это мама… Она даже слушать не стала…
— Я пойду? — шарф убираю под воротник, и пячусь к двери.
— Не задерживайся, — красноречивое постукивание по наручным часам напоминает об ограничениях.
Сбегаю вниз и останавливаюсь под козырьком, улыбаясь. Вчерашний день чуть-чуть, но приблизил меня к мечте.
POV Захар Одинцов.
Утренний кофе, бодрящий и крепкий. С грустью поглядываю на девственно чистую кухонную поверхность. В родительском доме мама, сколько себя помню, всегда занималась и занимается готовкой.
Сейчас у них есть повар, но она каждое утро встает к плите, чтобы лично приготовить отцу любимые тосты с джемом.
Алиева, проследив мой взгляд, демонстративно отворачивается, надув губы.
До рассвета, после того как она приехала поддатая ночью, мы молча трахались, полируя все горизонтальные поверхности гостиной и спальни. В кровать не тянуло, тянуло к столу, подоконнику, комоду. Сброшенные в спешке вещи так и валяются на полу, ждут, когда приходящая домработница расставит их по своим местам.
— Я поехал, — раскатываю рукава рубашки, поправляя запонки.
Сабина тоже одета, но не торопится покидать мою квартиру, хотя этот момент мы как раз успели обговорить.
Одно из условий отца — до свадьбы никаких контактов с посторонними женщинами. Слухи, СМИ, да даже банальная женская интуиция… нельзя проколоться…
Чувствую себя практически шпионом на здании, но мой приз в этой борьбе стоит некоторых временных неудобств. Вместе со свободой через несколько месяцев я получаю разрешение и поддержку на строительство салона по продаже элитных авто. Да и другие в другие проекты батя тоже обещал вложиться.
Зачем это мне?
Для того, как минимум, чтобы дальше в жизни не возникало похожих ситуаций. Чтобы годам к тридцати не зависеть от семьи и не нуждаться в посторонних инвестициях, распоряжаясь своей жизнью и финансами самостоятельно.
На счёт Сабы уверенности нет, но настоящую супругу и мать будущих детей я хочу выбирать не по указке.
— Сабин, мне действительно пора, — делаю слабую попытку примирения. — Здесь пока не показывайся. Я сам тебя наберу. Что-нибудь придумаю, слышишь?
Слышит она. Улыбается довольно, но тут же прячет эмоцию, сверкая тёмными глазами.
Добилась своего, чертовка! И похожа на неё — темноволосая, стройная, секси… Губы огонь. Когда заняты делом, особенно.
Невовремя я, конечно, о губах подумал, не вовремя. Вернуться что ли?
Уже протягиваю руку, чтобы бросить ключи на полку, но входящий вызов быстро приземляет.
— Ушёл, — кричу Алиевой и захлопываю дверь.
В лифте отвечаю отцу, решившему проконтролировать выполнение договорённостей. Недоволен, естественно, что я уехал вчера так рано, но проявляет типа понимание. На самом деле стратег он отличный, пока я проходил стадию принятия, батя успел просчитать расклад на несколько ходов вперёд. Недаром в молодости он был одним из лучших шулеров своего города. Так и поднялся. А навыки… навыки и в политике пригодились.
Выслушиваю ценные указания, высказанные в приказном порядке, и прощаюсь, пообещав появиться в администрации вовремя. На дорогу уйдёт примерно час, потому что я собираюсь заехать до начала рабочего дня по одному адресу.
***
На проспекте, как всегда оживлённо, но я спокойно дожидаюсь сигнала светофора, не высовываясь вперед, как люблю делать в другие дни. Сегодня мне даже нравится стоять в потоке и наблюдать за другими водителями и пассажирами, и размышлять о жизни. Период философствования не длится долго: стоит загореться зеленому, я вжимаю педаль в пол и проскакиваю несколько перекрестков, сокращая расстояние до вбитой в навигатор промежуточной точки.
Чем ближе нужный мне дом, тем плотнее движение, но класс машин явно ниже. Никогда в центре не обращал на это внимание, но сейчас, уступая дорогу очередному автобусу, зачем-то делаю пометку в голове.
При въезде во двор снова приходится объезжать и уступать дорогу. Только теперь не автобусам, а спешащим женщинам, держащим за руку орущих детей. Хорошо, что шумоизоляция нормальная, в салон проникают только самые громкие крики.
Подумав, сдаю назад и нахожу удобное место для наблюдения, изучив все тропинки и дорожки на карте.
Ближайшая остановка в нескольких метрах от меня, пропустить не должен.
Мелкий дождь противно моросит, скапливаясь на стекле в надоедливые ручейки. Дворники лениво смахивают капли, делая обзор лучше.
Подкуриваю и настраиваюсь на длительное ожидание, но Елизавета приятно удивляет.
Куртка на девчонке та самая, что на фотографиях в отчёте. Я вычисляю её легко среди мамаш. Она перепрыгивает лужицы и то и дело поглядывает на часы. Спешит?
Может, подвезти?
Дергаюсь, но передумываю, продолжая просто смотреть. К этому времени Лиза уже успешно прячется в остановочном комплексе, от которого одно название. Крыша и та дырявая, поэтому люди практически жмутся руг к другу.
Щелкаю камерой и пересылаю помощнику отца: хочет народной любви? Пусть сделает хоть что-то для этого народа.
Девочка топчется на месте в нетерпении и часто обхватывает себя руками. Сканирую её: волосы влажные, собраны в косу. Руки без перчаток. Она несколько раз подносит их к губам, чтобы согреться.
При этом улыбается.
Она, блядь, улыбается какой-то старухе! И помогает той присесть, перехватив палку. Пальцы еще больше краснеют от соприкосновения с холодным металлом, и я не выдерживаю.
Выкручиваю руль, разворачиваясь через сплошную.
POV Захар Одинцов.
— Чёрт! — сжимаю кулак, понимая, что опоздал буквально на минуту.
Шустрый водила подрезает меня и останавливается перед капотом тачки, открывая двери.
Люди потоком несутся в нутро буса. Елизавета исчезает вместе с толпой, а мне остаётся лишь плюнуть повторно на правила и гнать в офис, отбиваясь от звонков лучшего друга. Он еще не в курсе изменений, произошедших в моей жизни, если Сабина не успела открыть рот.
Они неплохо общаются и было время, когда Платон подкатывал к моей тогда ещё потенциальной девушке.
«Позже», — пишу короткое сообщение, не выпуская смартфон из рук.
Покручиваю его, постукивая углом о колено, и на парковке нахожу баланс, который не мог уловить.
В поисковой строке приложения вбиваю запрос и зависаю от предложенного выбора. Надо, наверное, выбрать что-то нежное и нейтральное, но я раз за разом возвращаюсь к жёлтому цвету.
Странно думать об этом, но я представляю, как Елизавета обрадуется моему подарку. Все девочки любят внимание, и эта наверняка такая же.
POV Лиза Суворова.
За рассеянность, проявленную на первой паре, получаю не самый высокий балл. Конечно, расстраиваюсь. А ещё думаю над тем, как буду объяснять маме то, что материал не доучила.
Я действительно плохо подготовилась, борясь со сном, который окутывал сознание, когда тело начало отогреваться.
Да и сейчас я всё ещё дрожу, потому что влажная куртка успела пропитать влагой и остальную одежду, а в аудиториях прохладно.
Ой, только бы не заболеть!
Твержу, как мантру, и на перерыве позволяю себе сделать то, чего обычно избегаю: иду в буфет и покупаю картонный стаканчик горячего чая.
После него становится значительно лучше, и моя надежда не заболеть только крепнет.
На следующих занятиях я уже активнее записываю материал и отвечаю на несколько вопросов, заслуживая одобрения. Жаль, баллы за мои ответы не ставят… «Хорошо», конечно, хорошая оценка, но не для моей родительницы, стремящейся к идеалу. Сама она тщательнейшим образом готовится к каждому уроку и очень требовательно оценивает учеников.
У неё никогда не было любимчиков, чем мама безумно гордится. В её профессии сложно разделять личные эмоции от рабочих моментов, но она прекрасно умеет держать дистанцию, выстраивая ровные отношения со всеми.
Если честно, мне иногда кажется, эта её черта и не позволяет стать… Не знаю… Счастливее что ли. Со мной — единственным родным человеком — мама тоже выдерживает свою дистанцию, словно боится открыть сердце или проявить чувства.
Неужели она думает, что от поцелуя или тёплых материнских объятий я превращусь в неблагодарное чудовище?!
Не знаю, смогу ли я вести себя также, как мама, дистанцируясь от чужих проблем… Мне тяжело пройти мимо, если человек нуждается в помощи. А если в помощь нужна ребенку… Нет, сомневаюсь в своих силах.
Мне кажется, я буду любить свой класс и постараюсь стать для детей не просто проводником в мире знаний, но и другом, с которым можно поделиться или к которому можно прийти в минуты слабости.
Размечтавшись, иду по коридору, ловко обходя группы студентов, бурно обсуждающих планы. Стараюсь не думать, как накануне мечтала оказаться частью такого коллектива, примерять образы и собираться на тусовку.
— Суворова!
Ну вот… Потираю плечо, которым, задумавшись, врезалась в угол папки.
— Летишь и не смотришь!
— Извините, — отступаю на шаг, не отнимая руки от плеча. Кажется, там будет синяк: преподавательница торопилась, да и я не ползла.
— Не нравишься ты мне, Елизавета, последние дни! Витаешь в облаках, сбегаешь с занятий… Если это будет продолжаться, придется поднять вопрос о дисциплине.
Сильнее надавливаю пальцами на то место, где болит. Это чуточку отвлекает и не дает иронично изогнуть бровь. Надо бы опустить глаза в пол, но мне почему-то становится смешно. Нет, правда! У нас на потоке половина прогульщиков, но за один пропуск готовы четвертовать меня. А всё потому, что мамина знакомая приходится какой-то там родственницей моей учительницы.
Аррр! Ну сколько можно, а?
— Про отработку помнишь?
Киваю: при желании не забудешь.
— Да, как раз хотела зайти за темой для реферата после занятий.
— Считай, что зашла. Запоминай: воспитание гуманности у старших дошкольников на основе нравственных идеалов народной педагогики. На четвертой паре поднимешься к Герасименко в триста восьмой, поняла?
— Герасименко, триста восьмой, — повторяю, печатая в заметках тему, чтобы не забыть.
— От руки, Лизавета… А то знаем мы вас.
Склонив голову, корчу гримасу. Можно подумать, рукописный реферат добавляет знаний. Тем, кто его пишет, конечно, добавляет, но уже давно существует «такса» на такого рода услугу. Жаль, у меня нет свободных денег, я бы тоже с радостью переложила написание двадцати страниц текста на чужие плечи.
А так придется сидеть ночью… Но я сама виновата, знала, на что шла.
Ещё раз сверив название темы, прощаюсь, и бегу на занятие, чуть не опоздав. Опережаю доцента буквально на минуту. Когда он входит в аудиторию, я уже успеваю отдышаться и приготовиться к записи. Здесь главное не уснуть под монотонный ритм. Доцент никогда не проверяет присутствующих, не делает замечаний, но поговаривают, что на экзамене всегда и всё про всех знает. И если кто-то пропускал, то имеет шансы вылететь за заваленную сессию. Если верить всё тем же слухам, то договориться с ним нереально.
Пишу, еле успевая за мыслью, и откидываюсь на стуле, когда объявляют перерыв. В аудитории тишина, слышен только шелест страниц.
Практикум по методам психологии в области развития и образования, ко всему прочему, важная дисциплина, но вот читали бы нам материал динамичнее. Да и на практикуме хочется практики, а мы голов не поднимаем от конспектов.
Пока разминаю пальцы, перебираю в памяти фамилии педагогов. О Герасименко вроде бы слышала, что она в возрасте и любит придраться. Спрашиваю у впередисидящих девчонок, и они подтверждают мои мысли.