Измена. Осколки моей души

Глава 1

Воздух был сладким, каким бывает только в самом начале весны, хотя под ногами еще хлюпал, превращенный в грязь, растаявший снег. Я впервые вышла из дома после того, как неделю пролежала с температурой. Шарф, которым я на всякий случай обмотала шею, теперь неприятно колол кожу, я развязала его еще в супермаркете, а теперь он постоянно сползал, но мои руки были заняты, и поправить его мне было неудобно. Я уже чуть ли не наступала на его бахрому, когда проходила мимо вынесенных на улицу столиков возле уютного кафе. Я аккуратно поставила пакеты на стул у крайнего столика и сняла надоевший шарф с шеи, когда мои глаза случайно увидели за стеклом Дарена. Он сидел, улыбаясь какой-то женщине. Мое сердце пропустило удар, но я тут же попыталась себя успокоить. Всего лишь рабочая встреча, не стоит сразу же превращаться в ревнивую истеричку. Но тут рука женщины заигрывающе погладила лежащую на столе руку Дарена. Я ждала, что Дарен отдернет свою руку, но прошло одно мгновение, за ним второе, его рука так и осталась лежать под женской ладошкой. Эффектная блондинка тряхнула головой, откидывая назад завитой локон. Такие прически делают для свидания, холодно прозвучал рациональный голос внутри меня. Но Дарен не мог… возразила я, словно ребенок, готовый расплакаться. Ты сама все видишь, снова холодный голос. Кажется, этот холод стал разливаться у меня внутри, поражая легкие и сердце. Наверняка всему этому есть какое-то объяснение, снова попыталась я защитить своего мужчину. Своего ли? — поддразнил голос. Что ты о нем знаешь? Все, уверенно ответила я голосу. Правда? Прозвучало с издевкой. В этот момент блондинка потянулась вперед и поцеловала мужчину, которого я считала своим мужем.

В моей голове щелкнул какой-то предохранитель, руки взяли пакеты, а ноги сами развернулись и понесли меня к дому, я ничего не видела перед собой и не соображала, лишь пульсирующая боль в том месте, где разорвалось мое сердце, отличала меня от робота. Но лучше бы я и вправду стала чем-то вроде робота-пылесоса, кофе-машинки или посудомойки — железной вещью, которой не надо было дышать, потому что воздух с трудом проходил в мои заиндевевшие легкие.

Я помню, как вставила ключ в замок, про себя подумав, что теперь это вовсе не мой дом. Я не стала включать свет в коридоре, мешали пакеты, которые я не догадалась поставить на пол, я держалась за них, как утопающий держится за спасательный круг, вот только утопленнику круг уже не поможет. Кажется, я прошла на кухню прямо в уличной обуви, хотя сама всегда ругала за это Дарена. Но какое теперь это имеет значение? Открыла холодильник, посмотрела на полки слепым взглядом, дверка холодильника медленно закрылась, снова оставляя меня в полумраке кухни. Я все-таки опустила пакеты на пол. От ручек остались глубокие красные следы, сами руки тоже дрожали, толи от тяжести продуктов, толи от нервного потрясения. Хотелось пить. Я развернулась и направилась к столешнице, чтобы налить воды из чайника, но в следующий момент моя левая нога поскользнулась, я беспомощно взмахнула руками и рухнула навзничь, кажется, я успела услышать неприятный треск, вызвавший у меня ассоциацию с разбитым яйцом, прежде чем провалилась в звенящую болью темноту.

Не знаю, сколько я так пролежала, но вдруг кто-то слегка пнул меня в бок:

— Эй, ты чего развалилась? Вставай, девка!

Голова болела ужасно, в ушах стоял противный звон, но слово «девка» меня настолько изумило, что я широко распахнула свои глаза.

— Ты чего, упарилась, что ли? — надо мной нависала широкая женщина в коричневом платье, переднике с какими-то пятнами и косынкой в цветочек.

Врачи выглядели иначе, это я знала точно.

— Вы кто? — слабо спросила я.

— Ох, видать, сильно ударилась-то. А… вона оно что… воду кто-то разлил. Маришка, наверное, вечно не может ведро донести.

— Так это снег растаял, я с улицы вошла, — выдала я свою версию, плитка на нашей кухне всегда становилась жутко скользкой от воды. От слова «наша» боль судорогой прошлась по душе.

— Чего? Ты где снег-то видела посреди лета? Ты раз лежишь, протри там да вставай потихоньку. Пол-то, поди, холодный, застудишься, а девка еще молодая, детей рожать. — Женщина бросила мне тряпку и вернулась к своим делам.

Я даже не пошевелилась, продолжая разглядывать низкие своды каменного потолка. У нас на кухне такого не было, как, впрочем, и этой женщины. Наверное, я сплю. Ударилась головой и теперь лежу дома на полу и вижу очень яркие, удивительно правдоподобные сны. Мимо меня, между большими корзинами, прошмыгнула мышь. Я равнодушно проводила ее взглядом, продолжая рассуждать о своем. Вот что мне теперь делать? Ну не прямо теперь, а когда проснусь? В маленький городок, так напоминающий средневековье, я переехала только из-за Дарена. Познакомились-то мы с ним в Питере, куда он приезжал по делам, а я в тот вечер просто гуляла по своей любимой набережной, ожидая, когда разведут мост. Дарен попросил меня сфотографировать его на фоне моста, и как-то незаметно мы оказались с ним в кафе, грея руки о горячие чашки с кофе, все-таки ветер от воды всегда веял холодом. А потом между нами завязался стремительный роман. Мы не могли надышаться друг другом, переплетая руки, пересекаясь взглядами. Я с самого начала во всем ему верила. Верила, что он напишет, верила, что приедет. Поверила, что не оставит, если я перееду жить к нему, потому что расстояние убивало нас. Я бросила все, чтобы быть рядом с ним, и он не обманул моих ожиданий. Уже через четыре месяца мы поженились, это была скромная церемония, на которой присутствовало всего несколько человек, но для нас это не имело никакого значения. Главное, что теперь мы были вместе. Навсегда. Как считала я в тот момент. Слезы ручейками стекали у меня из глаз, затекая в уши, смачивая волосы на висках, я совершенно забыла о том, где нахожусь и о незнакомой женщине, когда она вдруг вновь нависла надо мной:

Глава 2

— Еля! Ты чего бока-то отлеживаешь? За водой иди сбегай, — ворвался голос Васи в мою коморку.

Я вздрогнула и стала с трудом разлеплять опухшие от слез глаза. По ощущению было бессовестно рано, а заснуть сразу мне вчера так и не удалось, мысли о предательстве мужа все вертелись в голове, но хуже всего мне сейчас было от того, что этот странный сон так и не закончился.

— Маришка, иди глянь, может, девка-то померла? — снова раздался громкий голос кухарки.

— А чего сразу я? Теть Вась, я покойников жуть как боюсь! Вдруг там и мухи уже…

— Какие еще мухи! У меня там продукты хранятся! — Я услышала приближающиеся к коморке шаги.

— Жива я, жива! — поспешила ответить женщинам, но голос прозвучал пугающе хриплым и безжизненным.

— Чур меня, бес это! — взвизгнула Маришка, когда я показалась на кухне.

— Что, так все плохо? — снова просипела я, понимая, что опухшее лицо и всклоченные волосы выглядят явно хуже, чем я надеялась.

— А ну, освяти себя знамением! — грозно пригрозила Вася, держа в руках удачно подвернувшуюся чугунную сковороду.

Я вяло прочертила на себе крест, с запозданием понимая, что совершенно не знаю, как в этом дурацком затянувшемся сне принято «освещать себя знамением». Было бы апогеем абсурда пережить здесь аттракцион: сожжение на костре гадкой еретички.

— Не бес, нашинская девка, — вынесла свой вердикт кухарка.

Я незаметно выдохнула и села на табурет:

— Кофе у вас есть?

— Чаго?

— Ну кофе, в зернах, молотый, растворимый? Сейчас мне какой угодно сгодится.

— Маришка, чаго ею надобно-то?

— Может, енто… цикорий? Да его только господари пьют.

— Ты, Еля, замашки свои господаревы бросай. Бери ведра, да иди воды принеси.

— У вас что, и водопровода нет? Глухое средневековье? — спросила, пытаясь побороть свое раздражение. У меня жизнь, можно сказать, рушится, а я застряла в нелепом сне.

— Ох, сильно, видно, ты вчера приложилась. Все будто сызнова видишь. Есть у нас водопровод, да только вода из колодца вкуснее. То живая вода, от самой матушки-земли, а эта, что в трубах течет, откудась берется? Да и стоячая она, а всем известно, стоячая вода — мертвая вода. Ею только посуду да полы мыть.

— Ясно. И на том спасибо, — пробурчала себе под нос и взяла два ведра.

Я поднялась по трем каменным, отполированным до блеска за годы пользования ступенькам и оказалась в небольшом коридоре с низким потолком, впереди меня была большая дубовая дверь, а слева еще ступени. Решив, что ступени ведут в столовую, я направилась к двери и потянула на себя. Яркий солнечный свет ослепил меня на несколько мгновений, все-таки в кухне было очень сумрачно, пара маленьких запыленных окошек из мутного стекла, почти под самым потолком, слабо помогали освещать пространство. Зато чистый двор, засыпанный утрамбованным, почти белым песком, был заполнен светом и таким удивительным чистым воздухом. Я замерла на какое-то время на пороге. Для сна все было слишком реально. И плывущие пушистые облака на таком голубом небе, и солнечные лучи, проходящие сквозь мои полуприкрытые ресницы, блеск песчинок, каменная кладка старого имения и пушистый мох, прорастающий между камней. Я даже коснулась его пальцами, чувствуя приятную мягкость.

Почти в центре хозяйственного двора располагался колодец, к которому я и направилась. Вода была студеная, наверное, и вправду вкуснее той, что стояла в трубах. Я остро ощутила жажду, и на глаза тут же попался черпачок, из которого пили все обслуживающие имение люди. Я потратила на сомнение пару мгновений, но потом зачерпнула воды и медленно выпила, от холода ломило зубы, но вода была очень вкусной и какой-то живительной, что ли. Возможно, все дело в том, что я провела ночь в душной каморке, а может, в еще не испорченной экологии. На кухню возвращаться не хотелось, мне было интересно побродить по двору, посмотреть имение, я уже даже сделала шаг в сторону, когда дверь распахнулась и на пороге возникла рыжеволосая девушка:

— Еля, ну где ты ходишь! Мы так завтрак не успеем приготовить!

Мне захотелось ответить: «Ну его, ваш завтрак!», но подоспевшее вовремя чувство голода удержало меня от перепалки. В надежде, что на кухне мне удастся что-нибудь перехватить для себя, я подхватила ведра и поспешила за Маришкой.

Но поесть мне удалось не скоро. Пока тетя Вася замешивала хлеб, я варила три вида каши. В большом котелке разнокрупье для «обслуживающего персонала», в среднем котелке кашу получше для «обслуги высшего звена», а в небольшой кастрюле кашу на сливках с ягодами и медом для господарей. Хлеб тоже делился на категории. Самые вкусные воздушные булочки пеклись строго для хозяйского стола, но я позволила себе взять одну и, по-быстрому разломав, смазала маслом. Как же это было вкусно! Пару ложек каши со дна кастрюльки тоже отправилось ко мне в рот. Про себя я решила, что, когда проснусь, не буду лениться и стану готовить себе такую кашу по утрам. На завтрак также подавались вареные яйца для слуг, пышные омлеты для хозяев и блинчики с набором вазочек с различным вареньем. Один блин с наскоро опущенным уголком в клубничное варенье так же улетел ко мне в рот. Поэтому, когда утренняя суматоха закончилась и кухарка позвала меня завтракать, я была сыта, но посидеть за компанию не отказалась, к тому же ноги уже болели.

Глава 3

— Вас только за безликой посылать, — посетовала Вася, когда мы вернулись на кухню. — Вот не подадим обед вовремя, с кого будут спрашивать? Госпожа Златослава меня позовет да скажет: «Ты, Вассия, стара, поди, стала, нерасторопна. Не место тебе боле на кухне, раз голодные господа твои сидят за пустым столом, дожидаются. Иди-ка ты лучше за скотиной смотреть. Меня вон Клавка давно за сестру просит. Ее на кухню заместо тебя и назначу…»

— Теть Вась, да ладно тебе причитать-то, мы ведь только тудой сбегали и сразу обратно!

— Тудой-разтудой, до басурманов поди ж добежать успели… Еля, ты давай за суп берись, вона там я петуха положила, ощипать его надо, а пока накипать будет, овощей почисть. Маришка, садись вареники лепи, я тесто уже замесила и творог отвесила. А я на сыворотке сыр стану варить.

Честно говоря, я никогда в жизни никого не ощипывала, но под давлением авторитета тети Васи я села в уголок и взяла в руки дохлого молоденького петуха. Дернула перышко — держится крепко, потянула еще раз — отошло, но мне стало ясно, что процедура будет небыстрой и малоприятной для меня, петуху-то уже все равно. И мне стало за себя как-то обидно, почему, собственно, мне снится сон, в котором я должна работать на кухне, отчего я не хозяйка имения? Я когда-то читала, что если сон доходит до абсурда, то им можно попытаться управлять. Что будет, если я просто встану и выйду с кухни? Поднимусь в столовую и сяду как госпожа?

— Еля! Ты что ж сидишь-то, перья считаешь? Дай сюда петуха, иди овощи чисть, — раздался над ухом голос кухарки, от которого я подскочила.

Уговаривать меня не пришлось, я с радостью вручила тушку Васе и взялась за картошку. Сильно я не утруждалась, морковь и картошка отправились в суп наполовину очищенными, крупными кусками, мне требовалось доказать самой себе, что все происходящее со мной лишь сон и мой дрянной суп никто просто не заметит, он исчезнет из реальности ровно в тот момент, когда слуга вынесет его за дверь на подносе.

Я наливала похлебку для двух конюхов, пришедших на обед, когда мужчина, унесший поднос с едой для господ, вернулся, неся всю еду практически нетронутой. По спине у меня пробежался холодок — неужели мой суп заметили и вернули? Что теперь будет?

— Ох, что случилось-то? Господам не понравилось? — заволновалась кухарка.

— Господин и госпожа разругались. Прямо в столовой. Господин Дарен уехал, будет ли к ужину — неизвестно.

От прозвучавшего имени мое сердце в груди перевернулось. Неужели Дарен тоже здесь и женат на другой женщине? В душе защемило, а на глаза навернулись слезы. За что мне это испытание? Неужели это моя пострадавшая психика так изощренно издевается надо мной?

— А молодой господин отобедал? — продолжала переживать тетя Вася.

— Изволил лишь крендельками угоститься.

— Бедный мальчик, совсем исхудает, а коли жирка не будет — зимой опять болеть начнет.

До меня с некоторой задержкой дошел смысл сказанных слов: у Дарена есть ребенок. Это причинило мне даже больше боли, чем случайно увиденная сцена в кафе, которая немного поблекла в памяти из-за последних ярких впечатлений. Ребенок словно делал Дарена в разы ближе к другой женщине. Это выбивало почву из-под ног, заставляло мою душу раскалываться на кусочки.

— Еля, ты чего бледная такая? Опять поплохело? Ты, случаем, не нагуляла себе проблем-то? — раздался голос кухарки над ухом, от чего я вздрогнула.

— Что? — растерянно посмотрела на женщину.

— Да когда ж ей гулять-то? Из кухни почти не выходит, — вступилась за мою честь Маришка. — Может, с животом плохо? Оно всяко бывает. Помню, я с братом слив зеленых наелась, да так потом мучилась, как есть, думала, помру!

— Так у нас тут и слив зеленых взяться неоткуда!

— Ну это я для пример. Еля-то, может, чем другим потравилась.

— Ох, ну и глупые вы у меня девки! Иди уж приляг, до ужина время есть.

— Я лучше выйду, подышу.

— Ну иди-иди. Только долго не загуливай.

Я быстро преодолела уже знакомый коридор и оказалась на хозяйственном дворе. Светившее солнце казалось мне насмешкой, а летающие высоко в небе ласточки вызывали раздражение. Почему я не вижу сон про Дюймовочку? Почему эти ласточки летают там в вышине, занимаясь своими делами, вместо того, чтобы отвезти меня в далекую южную страну к прекрасному принцу, который никогда меня не предаст и не причинит боли? Чувство несправедливости и обиды сдавливало грудь. Я быстро миновала двор, почти пробежала мимо скотного двора, располагавшегося подальше от имения, чтобы шум и запахи не мешали хозяевам, и оказалась в бескрайнем поле, где колосилась еще зеленая тяжелая рожь, а между колосьев росли васильки и ромашки. Отчего все вокруг словно издевалось надо мной своей красотою? Я устало опустилась на колени и заплакала, мне было горько оттого, что мир так красив, а человеческая душа столь уродлива и лжива. Мне вдруг стало жаль и этот василек, и ромашку, которых никто не оценит, не поймет их простой и искренней красоты, их воли к жизни и любви к солнцу. Я чувствовала себя таким же луговым цветком, который любил и доверял своему солнцу, но однажды его просто скосили ни за что, бросили как ненужный сорняк, растоптав нежные лепестки. Почему? За что? Что я сделала тебе, Дарен?

Я горевала, глотая горькие слезы, обхватив себя руками, покачиваясь, словно баюкая свою боль, застрявшую занозой глубоко в сердце. Когда приступ жалости к себе немного прошел, я легла, прижав колени к груди, наблюдая, как муравей ползет по стебельку, как маленькая голубая бабочка длинным хоботком ищет нектар в желтой тычинке ромашки, я прислушивалась к такому летнему и мелодичному стрекоту кузнечиков. Мне становилось легче оттого, что жизнь вокруг продолжается, несмотря на мою боль и вопреки ей. Я даже не заметила момента, когда мои веки отяжелели и я уснула.

Глава 4

Новое раннее утро было еще более безрадостным, чем предыдущее. Я вновь была разбитой, с опухшими от слез глазами и заторможенной от бессонной ночи. Не вслушиваясь в разговор между Васей и Маришкой, я молча взяла ведра и пошла за водой. Сегодня яркий утренний свет лишь раздражал меня, я прикрыла глаза рукой и быстро пересекла двор.

— Чёй-то на тебе лица нет, девка? От солнца прячешься, будто упырь какой.

Я подняла глаза, разглядывая представшую передо мной дряхлую неопрятную старуху.

— Бессонница ночью мучила. — Было ясно, что женщина ждет от меня какого-то ответа.

— Значит, мало работаешь. — вынесла она свой вердикт. — Дай мне напиться, а то утро жаркое выдалось.

Сказки про старух у колодцев я помнила, потому безропотно и даже с неким почтением, на всякий случай, чтобы потом лягушками не плеваться, поднесла женщине полный черпачок студеной воды.

— Эк, хороша водица! Ты, девица, умылась бы, глядишь, и полегчало б. Кто тебе судьбой предначертан, твоим останется, а кто с краю проходил, так своим путем и пойдет. Тут и горевать не о чем, радуйся жизни да работай усердно. — На этих словах старуха развернулась и поковыляла прочь со двора.

Я пожала плечами — не прокляла, и славно, — но водой умылась, действительно немного полегчало.

— Ты как за порог выйдешь, так все, считай, лешие унесли, — снова встретила меня ворчанием кухарка.

— Да там старуха приходила, напиться хотела.

— Ягыда, что ли, пожаловала? Я вот каждую зиму про себя думаю: помрет бабка в лесу одна-то, околеет, а деревенские только к весне и заглянут. А она крепкая, как снег растает, на своих двоих объявляется. Ее бы пристроить куда, да госпожа Златослава эту старуху на дух не переносит, собаками грозит со двора гнать. А все потому, что Ягыда ей что-то сказала не по нраву.

— Эта Ягыда — ведьма, что ли?

— Тьфу на тебя, скажешь тоже! Ведуньей она была по молодости, а сейчас уже просто старуха.

Я сделала для себя в памяти пометку, что ведьмой здесь быть плохо, а ведуньей вполне нормально, и принялась за приготовление каш. Когда мы управились с завтраком, Вася вспомнила про обещанную нам прогулку в «свято место». Я попыталась отказаться, уверяя, что мне уже лучше, но женщины отнеслись к моим словам с подозрением, будто бес во мне изгнанию противился. Потому Маришка просто подхватила меня под локоть и повлекла прочь с кухни.

На этот раз мы повернули с хозяйственного двора в другую сторону и подошли к лесу. Я оглянулась, чтобы получше разглядеть имение. Каменное, трехэтажное вытянутое строение со стрельчатыми окнами напоминало постройку в английском стиле. Отсюда мне были видны парадный вход с большими тяжелыми дверями и гравийная дорожка, по которой могли подъехать кареты. Жаль только, что для меня эти двери были закрыты.

Честно говоря, я увлеклась фантазиями о том, как наряжусь в изящное платье и маску и войду через центральные двери в имение, во время бала, все гости будут гадать, кто же я такая, а в середине вечера наши взгляды с Дареном пересекутся, и он застынет, пораженный той силой притяжения, что возникнет между нами. Он сделает ко мне несколько стремительных шагов и притянет к себе.

— Вообще-то даму на танец принято приглашать, — деланно возмущаюсь я, когда он увлекает нас в хоровод танцующих пар.

— Вообще-то гостям принято представляться, — парирует Дарен.

— Но мы с вами уже знакомы. — Я с удовольствием отмечаю его растерянность.

— Я не смог бы забыть вашего имени.

— Вы можете называть меня Элен.

— Элен… — раскатывает на языке мелодичные звуки.

— Ваша жена, кажется, ревнует. Проведите следующий танец с ней.

Под затихающие звуки вальса я выскальзываю из рук Дарена и растворяюсь среди гостей. Незаметно покидаю зал и возвращаюсь на кухню, оставляя Дарена в тщетных надеждах встретить таинственную незнакомку вновь.

— Еля, ну где ты там?

Голос Маришки вырывает меня из красочной фантазии, возвращая на лесную тропинку. Я ускоряю шаг, чтобы догнать девушку, и выхожу к удивительному месту.

Огромный дуб, чей ствол смогут обхватить лишь несколько человек, величественно возвышался на каменном уступе, а из-под его кривых оголенных корней вытекал уверенный ручеек, падающий в каменную чашу, выточенную водой за многие века. Я замерла, разглядывая внушительное дерево, пока по моему лицу прыгали солнечные зайчики, солнечные лучи проникали сквозь зеленую крону, отражались в чаше с водой и задорно перескакивали ко мне на лицо. Опустив глаза ниже, на бугристую каменную породу, я заметила тонкие нити серебра, прочерчивающие гранит. Возможно, местные жители не знали о таком металле или не имели возможности добывать его из камня, а может быть, считали, что лучше оставить все как есть, уточнять я не стала, чтобы не казаться еще более странной.

— Поклонись Дубу Батюшке, да испей воды, — тронула меня за плечо Маришка, выводя из задумчивости.

Я поклонилась настолько низко, насколько позволили протестующие связки под коленными чашечками. И, сделав еще шаг, подставила ладони под холодные струи воды. Когда я поднесла сложенные чашечкой ладони к губам, всего на один взмах ресниц мне показалось, будто я увидела в воде белый больничный потолок и склонившееся встревоженное лицо Дарена. Я замерла, вглядываясь в прозрачную воду, но мое сбившееся дыхание образовывало маленькие волны на ее поверхности, и видение больше не возвращалось. Мне не оставалось ничего другого, кроме как выпить уже ее, пока Маришка не усомнилась в чистоте и порядочности моей души.

Глава 5

Когда мы вошли на кухню, Вася бегала между котелками в седьмом поту.

— Ох, ну наконец-то явились! К нам актеры нагрянули, кто бы потрудился сказать заранее. Так нет же, еда-то на кухне, поди ж, сама по себе, волшебным образом берется. Мало нам забот было! Теперь-то с пирогами всю ночь провозимся.

— Рот причитает, а руки дело делают. Ничего, теть Вась, справимся, нам ли работы бояться!

— Справимся-то, конечно. Куда нам деваться.

На кухне вновь закипела работа, и времени на посторонние мысли у меня не осталось. Собрав подносы то ли с поздним обедом, то ли с ранним ужином, мы с Маришкой понесли их в комнаты, где поселилась выступающая труппа.

В их общей гостиной было шумно и многолюдно, прямо здесь в углу дошивались какие-то костюмы, бегали дети, репетировали артисты. А у большого стола с жаром спорили двое мужчин.

— Лизетт не подойдет на роль Орландины! Можешь не переубеждать меня в этом. У нее совершенно другое амплуа!

— Но у нас нет выбора. Шерри́ совершенно охрипла и кашляет.

— Можно дать эту роль Ферджине. Она давно хочет выйти из тени.

— Для этого ей надо научиться читать! Никто не станет всю ночь напролет зубрить с ней текст.

— Мы можем поменять постановку. В истории про пастушку Ферджине знает роль наизусть.

— Пастушку мы показывали здесь в прошлом году.

— Тогда я не приложу ума, что делать!

— Соглашайся на Лизетт! Ты на сотню верст отсюда не найдешь умеющую читать девушку.

Расставляя еду, я из чистого любопытства заглянула в исписанные торопливым почерком листы, проверить, понимаю ли я местную письменность.

— Постой-ка! Эй, ты ведь читаешь?

Я вздрогнула, будто меня поймали на чем-то неприличном.

— Как тебя зовут?

— Еля, — как-то само выскочило изо рта.

— Арнольд, брось, девчонка с кухни не может уметь читать.

— Но я видел собственными глазами. Так ты читаешь?

— Так, совсем чуть-чуть…

— Слава доброму случаю! Элоиза — наше спасение. Только взгляни на нее, она вылитая жрица, эти тяжелые каштановые локоны, выразительные глаза, а брови!

— Что с моими бровями? — Я тревожно коснулась бровей, надеясь, что в этой реальности они не срослись у меня на переносице.

— Она, наверное, едва складывает буквы. Полночи только потратит на то, чтобы прочесть роль.

— Боюсь, ваш спор бессмыслен, господа, у меня много работы на кухне, и я совершенно не хочу выступать, — вклинилась я в разговор.

— Как? Все хотят выступать!

— Все просто мечтают выступать у нас! — хором воскликнули оба мужчины, задетые, кажется, в самое сердце.

— Но я не хочу, извините, мне надо вернуться на кухню.

— Девчонка просто набивает себе цену.

— Но ты слышишь, как она говорит?

— Хорошо, Арнольд, хорошо. Даю серебряный всего за одно выступление!

На моем лице не отразилось так ожидаемое мужчинами восхищение, я просто понятия не имела, много это или мало.

— Мне уже платят за работу на кухне, — а платят ли? — и я должна в первую очередь выполнять ее. Завтра праздник, нам и так всю ночь возиться с пирогами. При всем желании вам помочь, у меня не получится сделать то, что вы хотите.

— Гермонд, прошу тебя!

— Два серебряных, что просто немыслимо, и я пошлю людей на вашу кухню.

Я искоса глянула на Маришку, ее глаза округлились до размера блюдец, что-то подсказывало мне, что помощницы кухарок от таких денег в этом мире не отказываются, да и помощь на кухне нам не помешает…

— Ладно, но это в первый и в последний раз.

Про себя я очень надеялась, что текст будет небольшим, а их выступление слабо отличается от сельского кружка самодеятельности.

Гермонд фыркнул сквозь большие пушистые усы, Арнольд с тоненькими усиками и пенсне возмущенно ткнул его в бок, глядя на меня, как на восходящую приму.

— Элоиза, сядем тут, пробежимся по тексту. Вам знакома история про царя Квентино? Да уберите эти похлебки! Эй, вы двое, идите на кухню и помогите чем надо, да позовите с собой Люсиль и Джорджу, все равно без дела шатаются.

С историей царя Квентино я оказалась не знакома, но сюжет напоминал мифы Древней Греции, чем-то подобным для этого мира, наверное, и являясь. Стихи были несложные, а роль хоть и значимая, но небольшая. Я почти убедила себя в том, что ничего непосильного на себя я не взваливаю, оставалось только надеяться, что в нужный момент меня не настигнет боязнь сцены и я не замру в немом оцепенение под светом софитов. Хотя какие здесь могут быть софиты, максимум масляные лампы. Закончив обсуждение роли с господином Арнольдом, я взяла свой листок с текстом и вернулась на кухню, где Вася не знала куда деваться от неожиданно по набежавших помощников.

В веселой женской компании мы быстро управились и с ужином, и с заготовками для завтрашнего праздника, потому у меня осталось достаточно времени, чтобы заучить текст.

Глава 6

Весь день у меня прошел как в тумане, предстоящий выход на сцену заставлял меня нервничать все сильнее с каждым часом, пока Вася не подсунула мне небольшой графинчик с яблочным сидром. Вкусный, словно лимонад, напиток придавал мне какой-то легкости и веселья, потому уже без дрожи в коленях я отправилась к актерам на сборы. Мне начесали волосы, выразительно подвели глаза, надели на голову серебристый ободок и платье прямого кроя на бретелях. Для местных порядков, насколько я успела понять, оголенные по плечи руки были неприемлемы, но сцена должна дарить своему зрителю волнующее зрелище.

Небольшая сцена была собрана в саду, прямо напротив больших стеклянных дверей, из которых вот-вот должны были появиться гости. По замыслу режиссера, все действо должно было происходить в лучах уходящего солнца. Красиво и драматично с точки зрения Арнольда, и практично и экономно с точки зрения Гермонда, которому не нужно покупать множество свечей, чтобы осветить сцену.

Все актеры уже собрались и толпились за помостом, вытаптывая ухоженный газон, когда дворецкие распахнули двери на террасе. Первой появилась очень красивая женщина с гордой осанкой, сложной прической из сияющих золотом волос, в пышном нарядном платье, а на ее шеи и в ушах ярко сверкали украшения. Она вела за собой гостей, словно заботливая гусыня выводок птенцов. Догадаться, что это и есть госпожа Златослава, было несложно. Я буквально сверлила ее ревнивым взглядом, стоя под прикрытием широкой туи. Так хотелось, чтобы она споткнулась, спускаясь с террасы, чтобы с ее лица слетела эта победная улыбка, но каждый шаг женщины был легок и грациозен. Я проследила за ней до кресла, в которое она опустилась, расправив вокруг себя юбки и кокетливо выставив кончик туфельки. В числе последних, быстрым шагом, полянку пересек Дарен, усаживаясь рядом со своей женой. Я тяжело вздохнула, заметив, как Златослава положила свою руку на подлокотник кресла мужчины. Мне не придется играть роль обманутой жрицы. Я и так чувствую себя обманутой и растоптанной.

Чтобы не бросать постоянные тревожные взгляды на Дарена, я постаралась увлечься спектаклем, но когда подошло время обвинительной речи, я не сдержалась и произнесла ее, глядя бывшему мужу прямо в глаза:

Ты лгал, но медом была ложь,

Что в сердце нежное вползала,

Его ночами отравляла,

Но этим счастлива была,

Покуда был со мною царь мой,

Но ты нашел себе царицу

Под стать своих благих кровей

И променял слепую жрицу

На бархат, злато и елей!

Я произнесла это с едкой горечью разбитого женского сердца, а ответом мне был удивленный заинтересованный взгляд мужчины, вдруг разглядевшего собственную кухарку на сцене. Я слегка устыдилась своей выходки и больше в его сторону не смотрела.

Спектакль прошел с относительным успехом, задние ряды гостей хлопали нам вполне искренне, несмотря на то, что сидевшие спереди старались вести себя сдержанно под стать хозяйке.

— А теперь давайте попросим госпожу Златославу порадовать нас своим пением! — с переднего ряда поднялся один из гостей.

— Марсеус, ну зачем вы? Гости и без того, наверное, устали.

— Поверьте, моя дорогая, мы все собрались здесь именно ради вас! Не томите нас ожиданием!

— Ну, раз вы так настаиваете…

Златослава встала, приняв руку угодливого кавалера, и поднялась на сцену. Музыканты, озвучивающие наше выступление, взяли первые ноты, и по саду полился совершенно волшебный, чарующий голос, увлекающий за собой в прекрасную страну грез.

В лучах заката встретил деву —

Малиною ее уста меня манили, обещая,

Что с нею жизнь будет сладка.

Ее глаза в ночи, как звезды,

Сияли радужным огнем,

И мы сгорали без остатка

В траве шелковой с ней вдвоем.

Когда рассвет коснулся неба,

Румяней яблочка была,

Но отчего слова прощанья

Она шептала мне тогда?

Росою устлано все ложе,

Слезами полнится душа,

Я встретил деву на закате,

Она с рассветом прочь ушла.[1]

Мою душу переполняли тоска и сладость любви, перед глазами плыли картины и запахи, я с усилием воли заставила перевести свой восторженный взгляд от стоящей на сцене Златославы, чтобы увидеть восхищение в глазах Дарена, который с жадностью впитывал каждый звук, слетающий с губ красавицы жены. Сердце устало сжалось от боли. На меня он никогда не смотрел так. Наверное, она и вправду невероятная женщина, красивая, талантливая, и его любовь к ней можно понять и даже со временем простить. Я поспешила в дом, чтобы переодеться, стало уже прохладно, слуги незаметно разожгли повсюду фонарики, а сад наполнился запахом роз. Было так романтично, но в этой истории я оказалась по другую сторону от праздника жизни.

Буквально влетев на кухню, я чуть не сбила с ног Васю, нарядившуюся в цветастое платье.

— Прибежала, актриса наша! Что, с господарями, поди ж, никакого веселья? Давай собирайся, в деревню на праздник пойдем. Мы тебя уже заждались.

Глава 7

Сославшись на усталость, я быстро отделалась от явно разочарованного ухажера и поспешила в имение, пока он не догадался проводить меня. Хотя, возможно, я была слишком высокого мнения о своей персоне, вполне вероятно, что молодой человек и не хотел покидать праздник, где было много более отзывчивых девушек. Я уже шла по темному саду, когда различила черный силуэт на скамейке.

— Полагаю, в деревне праздник проходит куда веселее, — раздался голос Дарена.

— Мне показалось, что и в имении было не скучно.

— Злате — наверное, она любит, когда ею все восхищаются.

— А вы разве не восхищаетесь?

— Ее голосом — да.

Я задумчиво замолчала, стоя напротив скамейки, вспоминая выражение его лица во время выступления госпожи. Тогда он явно испытывал восхищение, но сейчас не был похож на влюбленного мужчину.

— Вы прекрасно играли сегодня на сцене. У меня даже создалось такое впечатление, будто некоторые ваши слова были обращены ко мне. Но мне совершенно не ясно, чем я заслужил подобную честь.

— Это вышло случайно, я была в образе, простите.

— Однако вы очень натурально исполняли свою роль. Даже странно, откуда у такой молодой девушки может быть подобный горький опыт. Возможно, вас кто-то обидел?

«Да ты издеваешься надо мной, Дарен!» — мысленно воскликнула я.

— Это слишком личная тема для разговора. — Прозвучало сдавленно.

— Я вынужден не согласиться с вами. Если в моем имении есть мужчина, который ведет себя неподобающе с женщинами, то мой долг разобраться с этим.

Полагаю, ты бы огорчился, узнав о поступке твоего двойника из моего мира? Снова пробежали мысли, которые нельзя было озвучивать. Как бы ты с ним разобрался? Но вслух произнесла всего лишь:

— Нет, ничего такого нет.

— Что ж… Просто знай, Элен, если тебя кто-то обидит, ты всегда можешь обратиться ко мне, как и любая другая девушка в имении. Тебе нечего бояться.

— Спасибо. — От произнесенного им имени у меня сдавило горло.

Я так соскучилась по нему, так устала и запуталась в происходящем, увязла, словно муха в янтаре в другом странном мире, когда он остался дома с таким важным нерешенным вопросом. Я заглянула в темные глаза мужчины, тонкий месяц и крупные звезды на небе придавали им печального блеска, какого-то всепоглощающего одиночества, от которого мне хотелось его спасти, прижать к себе… Мы замерли, глядя друг на друга.

— Полагаю, уже поздно, — хрипловато произнес он, поднимаясь с лавки.

— Полагаю, что так. — Я даже не отступила назад, оставаясь с мужчиной практически нос к носу.

— Полагаю, на кухне встают рано.

— Вы правы.

— Я не ошибусь, предположив, что за день ты очень устала.

— Вы хотите предложить мне руку, чтобы опереться? — Было невозможно удержаться от желания спровоцировать его на прикосновение.

— Теперь с моей стороны было бы невежливо отказаться. — усмехнулся Дарен, подставляя мне свой локоть.

Я оперлась на его руку, вдохнув такой родной мне запах. Как непредсказуема жизнь, человек, которого я могла касаться, когда мне было угодно, теперь практически недосягаем для меня. Хотелось попросить его здесь и сейчас не предавать меня, не причинять мне эту боль, но мы молча шли по дорожке, под шорох гравия, в направлении входа для слуг.

— Доброй ночи, Элен, — произнес мужчина, останавливаясь у двери.

— И вам, господин Дарен.

Я легонько сжала его локоть, пытаясь удержать наворачивающиеся слезы, было стыдно за свою слабость, но рана в душе была слишком свежей, я мышью юркнула за дверь, не в силах больше выдерживать его общество. Наверное, я вела себя неподобающе для служанки, но сейчас мне было все равно.

Утром, стоило мне перешагнуть порог гостиной с подносом, неся завтрак, как ко мне подскочил Арнольд:

— Элоиза, звезда моя! Куда ты пропала вчера вечером? Я искал тебя повсюду. Понимаешь, это триумф! О тебе спрашивало трое господ, они готовы сделать тебя своей протеже. Театру необходимы спонсоры.

— Но я работаю на кухне. Если они хотят спонсировать мои кулинарные шедевры, то милости прошу.

— Что за вздор! Все девушки мечтают стать актрисами. Чего ты добьешься на своей кухне? А театр открывает перед тобой двери во все приличные дома.

— Но только по праздникам.

— Это возможность найти себе достойного мужа.

— Или стать содержанкой.

— Это все равно лучше, чем целыми днями варить харчи.

— Вы мне, кстати, так и не заплатили.

— Не будь такой мелочной. Выступление на сцене — это полет души…

— Полетали и хватит.

Расставив все тарелки, я уже собралась уходить.

— Гермонд! Гермонд, заплати нашей жрице. Эти женщины такие коварные! Ты перед ними раскрываешь душу и двери в светлое будущее, а они цепляются за два серебряника.

— Мое почтение, Элоиза, талантливая и умная девушка — большая редкость в наши дни. — Гермонд протянул мне деньги, с одобрением глядя на меня.

Глава 8

Привычка — сильная вещь. Постепенно ранние подъемы перестали оставлять у меня ощущение, будто я каждый раз выныриваю с того света. Работа стала привычной и понятной, она затягивала меня в рутину, не оставляя в голове ненужных мыслей и переживаний. Появились общие темы для разговоров с Васей и Маришкой, и перекусы с ними во время перерывов доставляли настоящее удовольствие. Кроме этого, я любила прогуляться по лесу или посидеть на большом бревне, разглядывая прекрасный вид на поле и кусок леса.

Я как раз шла к своему любимому месту, когда заметила, что бревно занято каким-то мальчишкой. Вечер был таким чудесным, что менять своего плана мне не хотелось. Солнце уже клонилось к закату, мягко лаская кожу, какие-то птички щебетали, прощаясь с очередным наполненным заботами днем, и я тоже хотела попрощаться с ним здесь, на большом бревне от упавшего дерева.

— Привет, как тебя зовут? — Я подошла к темноволосому парню.

— Артур, — немного растерялся мальчишка.

— Как король Артур?

— Я не знаю, а что есть такой король?

— Ну конечно, это знаменитый король, который вынул из камня прославленный меч Экскалибур.

— Я не слышал о таком.

— Неужели? И о рыцарях Круглого стола тоже?

— Нет, расскажи мне, пожалуйста! — Искренний интерес звучал в голосе ребенка.

Я стала рассказывать, насколько помнила сама, историю о доблестных рыцарях и так увлеклась, что не услышала шаги позади нас.

— Папа! — обернувшись, радостно воскликнул мальчик.

Я вздрогнула, встретившись взглядом с внимательными темными глазами Дарена.

— Тебе уже пора готовиться ко сну.

— Но я хочу дослушать историю!

— Она очень длинная, я могу продолжить рассказ в другой раз, если, конечно, твой папа будет не против.

— Мне и самому было бы интересно послушать. А теперь беги, твои наставники уже с ног сбились, тебя разыскивая.

— Мы играли в прятки, но мне надоело ждать, когда они меня найдут.

— Тогда завтра я расскажу тебе историю про мальчика, который слишком хорошо прятался.

— А давай сейчас?

— Нет, Артур, сейчас ты пойдешь домой. И чем быстрее ты заснешь, тем скорее наступит завтрашний день.

— Ладно, но вы мне обещали истории, не забудьте об этом!

— Ни в коем случае.

Артур побежал в имение, а Дарен, к моему удивлению, сел на место, которое только что занимал его сын.

— Я не помню, чтобы Злата хоть раз рассказала ему сказку. Мальчику очень не хватает женской ласки, — со вздохом произнес мужчина.

— Мне жаль, — сказала я полуправду.

Да, Артура мне было очень жалко, но Дарена — нет, ведь он сам предпочел мне эту женщину. Причем в обоих мирах.

— Что это за история про короля и меч?

— Так, старая сказка. — Я уже поняла, что в этом мире короля Артура не было.

— Ты слишком образована для деревенской девушки.

Прозвучало обидно для человека из Культурной столицы с высшим образованием, я невольно усмехнулась.

— И ведешь себя без заискивания и лепета, как другие слуги.

— Простите, это, наверное, вас задевает.

— Нет, мне, наоборот, нравится, что с тобой можно просто поговорить.

— Мои уши всегда к вашим услугам, господин Дарен.

— Можно просто Дарен, — сказал мужчина и, кажется, сам смутился.

Я кивнула. Хотелось положить голову на его плечо и забыть обо всем случившемся. Хоть в этом мире, хоть в том, мне все равно не нужен никто кроме него. Как жаль, что для Дарена все оказалось иначе.

— Хорошее тут место, душевное. Мы завтра вечером с Артуром придем дослушать сказку?

— Конечно. А мне было бы интересно узнать про мальчика, который слишком хорошо прятался.

— О, эта забавная история случилась со мной в детстве. Я убежал от нянек и спрятался в чулане на кухне, в большой корзине с какими-то овощами, накрытыми тряпками. А пока я ждал, что меня найдут, уснул и проспал большую часть дня. Няньки обежали весь дом и двор. Уже маменьке доложили. Кто-то даже стал думать, что меня похитили, якобы видели бродячих торговцев, проходящих мимо. А кто-то говорил, что я на пруд убежал, что там за лесом. Шуму подняли много. К тому моменту, как я проснулся и сам вышел, на ушах стояли все слуги. Дворецкий меня прямо за ворот к отцу на ковер и повел. Я думал мне ремня не избежать, но отец посмотрел на меня задумчиво и сказал: «В большом доме очень много мест, где можно спрятаться так, что никто и никогда тебя не найдет. Но смысл игры в прятки в том, чтобы тебя нашли. Момент, когда ты прячешься, и момент, когда тебя находят, приносят больше всего радости. В следующий раз играй в прятки правильно, сынок».

— У вас очень мудрый отец.

— Это так, а мне, к сожалению, не досталось даже десятой части его мудрости.

Я с удивлением взглянула на Дарена:

Глава 9

Я не раз еще согревала себя воспоминаниями о том вечере, и моя коморка на кухне стала мне как-то ближе после того, как я узнала, что маленьким Дарен заснул здесь, прячась от нянек. Но сегодня утром для посторонних мыслей времени не было. Госпожа Златослава устраивала пикник на природе. Вчера, услышав эту новость, я решила, что нам надо просто собрать пару корзинок с едой, но как же я была неправа. Пикник в понятиях Златославы представлял собой роскошный банкет на берегу озера, под растянутыми шатрами, где соберутся все сливки общества. Мы должны были подать холодный суп, множество закусок, бутербродов, рулеты из мяса с черносливом, холодную птицу в специях и, разумеется, десерты. На кухне мы провозились до глубокой ночи и с утра в спешке доделывали некоторые блюда. Но красиво собрать брускетты и канапе можно было только на месте, как и украсить кремом пирожные. Потому нам с Маришкой «выпала честь» присутствовать в закулисье сего праздника.

Единственным преимуществом для себя в этом я видела лишь в возможности попробовать те угощения, что мы готовили. Я по-прежнему не отказывала себе в радости запихнуть по-быстрому в рот «яства с барского стола», считая это своего рода компенсацией за доставленные мне судьбой неудобства.

Маришка унесла очередной поднос с угощениями, а я украшала кремом пирожные, когда раздавшийся неожиданно голос за моей спиной заставил меня вздрогнуть:

— Рифмоплеты успели неплохо поморочить мне голову, пока ты все это время была здесь.

Я обернулась, с сожалением заметив, что дернувшаяся рука задела кремовую шапочку.

— Здесь я появилась только сегодня утром.

Светловолосый мужчина, вошедший в закрытый шатер для слуг, усмехнулся одной стороной губ.

— Дарен скрывает настоящее сокровище на своей кухне. Не кажется ли тебе, что он собрал вокруг себя слишком много талантливых женщин?

— Мне кажется, что мы слишком мало знакомы, чтобы переходить на «ты».

— Я спешу это исправить.

В один широкий шаг мужчина преодолел расстояние между нами и, придержав мою застывшую в воздухе руку, слизал крем с испачканного мной пальца, при этом вызывающе глядя мне в глаза. Я замерла с приоткрывшимся от изумления ртом.

— Меня зовут Леонардо, прекрасная Элоиза. — довольный произведенным эффектом, произнес он.

— Если вы хотели меня шокировать, то вам это, несомненно, удалось. — Я высвободила свою руку и демонстративно обтерла ее о передник.

— Прости, мне тяжело держать свои чувства при себе, я так долго искал тебя.

— Язык, видимо, тоже. Что вам от меня надо? — Я попыталась отступить на шаг назад, но уперлась поясницей в стол.

— Я пришел собрать твое сердце из осколков, юная жрица, и исполнить твои мечты.

— Вы местный джинн?

— Кто?

— Волшебник, живущий в чайнике.

— Я живу в прекрасном имении, побольше этого, между прочем.

— Стало быть, вы предлагаете мне руку и сердце?

— Нет, я предлагаю тебе свой кошелек, что, согласись, ничем не хуже.

— А если я женщина с высокими моральными ценностями?

— Я и не ожидал иного от восходящей звезды. Но как бы ни были высоки твои ценности, я смогу их оплатить. — Мужчина вновь попытался завладеть моей рукой, но я спрятала их за спину.

— Боюсь, вы не так меня поняли. Я обычная кухарка и на сцене оказалась случайно. А мои мечты ограничиваются тем, чтобы удачно выйти замуж и нарожать кучу детишек.

— Вздор! Я неплохо знаю женщин, моя дорогая Элоиза. И сейчас ты пытаешься меня обмануть.

— В любом случае становиться содержанкой не входит в число моих жизненных целей. А теперь мне нужно вернуться к работе, эти пирожные скоро надо будет подать к столу. — Я попыталась отвернуться.

— Таким людям, как я, не отказывают, Элоиза. — Леонардо сжал мой локоть, на его скулах играло раздражение.

— Тогда давайте считать, что мы с вами пока просто не пришли к компромиссу. — Проблем я не хотела, а обещание таковых уже светилось в глазах мужчины.

— В таком случае, будем считать, что нам обоим надо подумать.

Леонардо развернулся и вышел так же стремительно, как и ворвался в мое личное пространство.

— Ой! — раздался испуганный голос Маришки за навесом, затем появилась и сама девушка. — Князь Светлозарович как у нас оказался-то?

— Светлозадович ошибся шатром, — буркнула я. — Ходят тут, только от работы отвлекают, давай я тебе с кремом помогу, а то уже скоро подавать надо будет, а я хотела послушать, как господарыня поет. Голос у нее просто волшебный, так прям в сказку и уносит.

Мы быстро украсили все пирожные и вышли из шатра, как только заиграли музыканты, вскоре над озером понесся чарующий голос. Здесь он звучал еще более завораживающе, перекаты и трели обволакивали, рисуя перед глазами прекрасные образы, заставляя сердце замирать, а глаза наполняться слезами. Но на этот раз, обведя взглядом слушателей, я заметила, что не все поглощены выступлением. Дарен и Леонардо смотрели на меня, а мой метнувшийся с одного на другого взгляд заставил мужчин заметить друг друга и нахмуриться.