Измена. Шепот желаний

Глава 1 Всего несколько слов

Я наивно полагала, что моего мужа не уведут. Внешность Леши далека от эталона красоты, да и в принципе, он не идеал. А лишние килограммы веса, скопившиеся в пивном пузе и толстых щеках, лишь укрепляли мою уверенность.

Есения, какая же ты наивная дурочка!

Леша за какой-то месяц с лишним скинул тринадцать килограмм, но останавливаться на достигнутом не собирался.

Сбалансированное питание, ежедневные пробежки, преимущественно по вечерам после работы, посещение тренажерного зала трижды в неделю.

Сначала я радовалась его энтузиазму. Подумала, что это просто желание привести себя в форму на фоне еще достаточно стройной для моих лет жены.

Муж значительно сбавил употребление пива, стал больше ходить, а не ездить на машине. Даже овощи разнообразил вместо привычной картошки в любом виде и горы жареного мяса с сочной хрустящей корочкой.

Я поддерживала его, готовила здоровую пищу, хвалила за каждый сброшенный килограмм. Но постепенно моя радость переросла в беспокойство.

Как оказалось, Леша так усиленно трудился не для себя и уж тем более не для жены, а ради молодой длинноногой кобылы с конским хвостом на голове убойного черного цвета...

Леша... Леша Шестаков, как же ты так, а...

Скрытая зарослью пожухлого кустарника, прислонившись к стволу дерева, сливаясь с ним в единое целое, я стою и старательно навожу камеру телефона на пробегающую по дорожке парка счастливую пару.

Благо дневной свет позволяет без проблем снять видео. Сегодня выходной, и муж ушел на пробежку раньше привычного времени. А я...

Солнце пробивается сквозь скудную листву деревьев, так и не сбросивших ее окончательно, играя на волосах Леши золотыми искрами.

Она бежит впереди, в облегающем спортивном костюме, подчеркивающем пикантные изгибы тела. Девушка звонко смеется, а он, задыхаясь от легкой пробежки, пытается догнать изящную горную лань.

Их руки будто случайно соприкасаются, но он не отпускает. Притягивает к себе, ладонями сжимая ее упругие ягодицы, впиваясь пухлыми губами в ее сочные, силиконовые губы. Он! Мой муж, Алексей Шестаков.

Они дурачатся, словно дети, забыв обо всем на свете. Как будто между нами никогда и не было долгих лет брака… А я…

Стою в тени старого дуба, сжимая в руке мобильный. Наблюдаю за ними, за этим танцем молодости и беспечности, за их светящимися лицами.

Где моя молодость? Куда исчезла наша беспечность?

Мелькает мысль о том, будто я персонаж из чужой жизни. Неужели любовь может так угаснуть, оставив только серый безжизненный пепел от когда-то ярко и жарко пылающего костра?

Леша смотрит на нее так, как когда-то смотрел на меня. И от этого взгляда сердце болезненно сжимается.

Как я узнала?

Леша начал уделять мне все меньше внимания. Вечерами он возвращался с пробежек взъерошенный, но довольный, с сияющей улыбкой на лице. И странное дело, вместо запаха пота его тело благоухало свежестью и ароматом ментолового геля.

На вопрос, как такое возможно, муж тут же отвечал, что после пробежки заскакивал в тренажерный зал, немного занимался там, а после душ и домой.

Да, вполне логично, учитывая, что зал находится неподалеку от нашего дома.

Но вот от ужина Леша тоже начал отказываться, ссылаясь на новые рекомендации диетолога.

А я, оставаясь одна, погружалась в пустоту и недоумение. Мне все больше казалось, что кто-то незаметно подменял моего мужа на активную, целеустремленную копию, которая больше не нуждалась во мне.

Когда сегодня утром Леша принимал душ, в его телефоне брякнуло входящее сообщение. Он никогда не ставил мобильный на пароль, тем самым облегчил мне доступ, но подписал себе приговор.

Всего несколько слов: "Жду тебя в парке".

Номера нет в телефонной книге, но такое ощущение, что абонент пишет неоднократно.

Я прошла в сообщения. История пуста. В списке принятых звонков такой номер не значился.

Хм, странно.

Я отложила телефон и попросту стала ждать, занимаясь привычными делами. Не долго.

Выйдя из душа, Леша тут же проверил мобильный. Быстро ответил на сообщение и засобирался.

"Куда ты?" — спросила я.

"На пробежку. Сегодня выходной, нет смысла ждать до вечера".

"Логично! В парк?"

"Да", — коротко и ясно.

И вот он, мой Леша. Бежит не один. Рядом - знойная брюнетка. Они смеются. Леша что-то шепчет ей на ухо.

Я застываю в тени дуба, абсолютно не замеченная ими.

Мой муж, которого я считала неидеальным, с новым прессом и счастливой улыбкой, убегает. Не только от лишнего веса. От меня...

Сердце бешено колотится. Чувствую, как кровь приливает к щекам, а в горле ком. Хочется подбежать, закричать, устроить сцену. Расцарапать ему физиономию, а кобыле оторвать хвост.

Но что-то меня останавливает. Может быть, банальная гордость, а может, страх услышать правду, которую я так боюсь.

Глава 2 Справлюсь сама

— Как дела? Чем занималась? — буднично спрашивает Леша, усаживаясь за стол.

Ого, неужели голодный? Новая пассия не покормила?

Молча наполняю тарелку борщом и ставлю перед мужем. Сдержанно. Не повторяю действия своих героинь из любовных романов, вылив борщ мужу за шиворот.

Молчу, потому как не могу выдавить из себя ни слова. Боюсь, что голос дрогнет и все станет ясно.

А Леша ест с аппетитом, буквально, уплетает за обе щеки нажористый борщ, забыв о диете. Рассказывает о своих успехах в беге, о том, как здорово себя чувствует.

Я смотрю на него, но вижу чужого человека. И понимаю, что даже сейчас он мысленно не со мной. Хвалится достижениями, а сам представляет ту, с которой бегает. И не только... И не выдерживаю...

— А кто эта девушка с длинными черными волосами?

Леша замирает. С ложки, обратно в тарелку, падает кусочек говядины, поднимая алые брызги в тон его покрасневшим щекам.

— Света. Стажерка в моем магазине. Просто вместе бегаем, ничего больше, — отвечает и смотрит мне в глаза.

Нагло врет, даже не спросив, откуда я узнала. И ложь эта ранит больнее всего.

— Вместе бегаете? Каждый день? — мой голос звучит неестественно ровно.

Леша снова мнется, и этого достаточно, чтобы мир вокруг поплыл. Все, во что я верила, рушится на глазах, оставляя после себя лишь пепел разочарования.

— Малыш, ну что ты там себе навыдумывала? Свои романы решила на меня перекинуть, проверить идеи? — пытается обнять меня, успокоить, но его прикосновения настолько фальшивы и отвратительны, что я отстраняюсь.

— Вот, смотри, — кладу перед ним мобильный телефон, включаю видео.

Ложка опускается в недоеденный борщ. На кухне повисает минута молчания.

— И что? — спрашивает Леша, наконец-то осознав до конца, но тут же из обороны переходит в наступление. — Ты променяла меня на своих любовных героев. С утра до ночи строчишь, создавая идеальные пары, а сама...

— Леш, ты себя слышишь? На каких героев? Мои книги – это такой же товар, как и продукты в твоем магазине. Я создаю вкусные истории и продаю их. Кто на кого променял, Леш?

— Ой, не смеши меня! Продает она. Есения, не надо из себя жертву строить! Ты сама виновата. А еще эти куклы!

— Ах, они тоже повинны в том, что твоя жена – творческая личность, и только ты один это не ценишь! — взрываюсь я, уязвленная его вечным невниманием, иронией и насмешками.

— Да кому они нужны, Есения! Только деньги мои тратишь на детали и запчасти, и ленты с рюшами для кукольной одежды. А книги твои! Одни убытки и зря потраченное время. Да что с тобой говорить!

Его слова больно бьют по щекам. Зажмуриваюсь, на миг забыв о первопричине разговора. Вот так всегда, стоит сделать замечание, как муж выворачивается, перетягивая одеяло, а виновной становлюсь я.

Леша поднимается и уходит из кухни. А через минут пять слышу, как закрывается входная дверь. К счастью!..

Я больше не могу видеть в нем того человека, которого любила. Передо мной лишь лжец и предатель.

В голове пульсирует только одна мысль: как жить дальше? Как смотреть ему в глаза, зная, что он меня обманывает?

В моих романах героини порой прощают, а я...

Решение приходит неожиданно, как удар молнии. Я больше не позволю ему делать из меня дуру. Утром я соберу вещи и уйду, пока Лешка будет занят магазином. Сейчас не получится. Не успею. Слишком много надо собрать.

Да, я не оставлю своих кукол, с таким тщанием создаваемые и разлетающиеся по стране и даже, бывало, по другим континентам.

О, как Леша заблуждается по поводу моего творчества!..

Смеется над ним, злословит, а сам ни одной книги не прочитал. Да что уж! Он даже не знает, под каким именем я пишу...

Ариадна Верман. Мой псевдоним. Любовные романы не только читают, их активно покупают, а иногда даже цитируют. Не так давно увидела у кого-то на страничке в соцсети: "В любви, как и в искусстве, важна не техника, а вдохновение."

Приятно, черт возьми!..

Раздумывая над идеей нового романа, я работала над изготовлением кукол с милыми фарфоровыми личиками, с тонкими изящными пальчиками, в кринолине и шелках. Они, буквально, мне подсказывали диалоги будущих героев, помогали заглянуть в конец сюжета.

А Леша всякий раз крутил пальцем у виска и смеялся надо мной. А когда куклы и первые романы начали приносить мало-мальски прибыль, угорал над этими, как их считал, копейками.

Я тихо вздыхала, поджимала губы, наполняясь решимостью. Твердо верила в то, что не брошу ни то, ни другое. Упорно буду работать, скоплю потрясающую сумму и куплю дом на колесах. Моя мечта! Уехать с семьей в путешествие: я, муж и наша дочь.

Увы, теперь не суждено...

Кусаю губы, потихоньку собирая вещи. Так, чтобы не сразу бросилось в глаза, когда Лешка вернется домой. Если вернется, конечно. Теперь уже можно не скрывать, что ушел к молодой любовнице.

Чем взяла то? Только возрастом и активной энергией?

Визуалы

Шестакова Есения Максимовна (Ариадна Верман) 38 лет – автор чувственных любовных романов. Внешне хрупкая и нежная, она обладает сильным духом, который проявляется в ее творчестве. Ее романы полны смелых фантазий, а глаза выражают то дерзость, то грусть. Она создает уникальные куклы ручной работы, отражающие ее внутренний мир.

Алексей Михайлович Шестаков, 40-летний владелец магазина и муж Есении, жил стабильной жизнью. Встреча с молодой стажеркой пробудила в нем желание стать лучше, и он начал заниматься спортом и следить за питанием. Ослепленный новым чувством, Алексей все больше погружался в запретные желания, не думая о последствиях для своей прежней жизни.

Двадцатидвухлетняя стажерка Светлана Герасимова обольстила владельца магазина Алексея Шестакова, разрушив его брак. Она умело манипулировала им, добившись успеха там, где жена была бессильна, склоняя его к диетам и преображению. Под маской невинности скрывается расчетливая натура, целенаправленно покорившая сердце Шестакова.

Глава 3 Начало чего-то нового

С мыслью о новой жизни я ощущаю прилив сил. Впервые за долгие годы я хозяйка своей судьбы. Больше никаких упреков, никакого обесценивания моего труда. Только я, мои мечты и моя маленькая, но такая крепкая опора – моя дочь.

Арише я все расскажу, но чуть позднее. Не хочу ее тревожить накануне сессии. Она поймет.

Я уверена, что Ариша поддержит меня. Она всегда чувствовала мою боль и видела, как я стараюсь. Моя девочка любимая!

Я пересчитала наличные сбережения, открыла новый счет в банке, разделив на копилку и то, что можно тратить, ведь теперь сама, все сама, без Шестакова.

Сумма оказалась внушительной, достаточной для того, чтобы какое-то время не думать о хлебе насущном и полностью посвятить себя творчеству. А у меня в голове крутилась новая идея... Смелая... Амбициозная...

А еще за остаток дня я успела найти небольшую, но уютную квартиру в тихом районе, подальше от воспоминаний о прошлом.

Нет надобности уезжать в другой город. Пусть наш и не мегаполис, но достаточно большой, чтобы затеряться и никогда не встретиться с бывшим.

А Леша вернулся поздно. Ничего не объясняя, молча улегся в спальне, я же легла в комнате дочери.

Удивительно, но он даже не попытался оправдаться, хоть как-то объяснить причину измены.

Что ж, Есения или скорее Ариадна, перо тебе в руки, сама придумаешь, что побудило твоего мужа пойти налево. Не зря же романы пишешь! Будет время поразмыслить на досуге, взвесив собственные промахи в супружеских отношениях.

Я долго не могла уснуть, ворочалась, лишь под утро забывшись тревожным сном...

Но утром тяжесть в груди не позволила глубоко вдохнуть. Кто сказал, что утро вечера мудренее? Возможно, но легче не становится, когда выхожу из комнаты дочери, прислушиваясь к мертвой тишине квартиры. Что ж, ненадолго!

Леша приведет сюда молодую любовницу и...

И мне плевать, что будет дальше, как сложится его жизнь.

Я даже не знаю, как ее зовут. Да и знать не хочу. Ну, кроме имени ее. Главное, чтобы она не трогала вещи Ариши. Чтобы не смела даже прикасаться к ее игрушкам, книгам, одежде. Все это останется здесь, ожидая, когда дочка вернется после учебы, хотя бы на каникулы.

Да, квартира Леши. Его собственность. Появилась еще до нашей свадьбы с ним. Но и Ариша, как дочь, имеет на нее полное право, а я... Куплю себе дом на колесах. Со временем. Но куплю. И плевать, что у меня нет водительских прав. Будет стимул их получить.

Прохожу на кухню, чтобы заварить кофе. Взбодриться перед длинным и тяжелым днем.

Леша уже ушел. На кухонном столе нахожу записку: "Буду поздно. Прости."

Что он имеет в виду под "прости"? За что он просит прощения: за то, что поздно или за то, что изменил?

Меня все же душит ревность, смешанная с обидой и непониманием. Тот мир, который я так тщательно строила, рухнул подобно карточному домику. А обидно из-за того, что я реально не понимаю, чего не хватило моему мужу.

В своих романах я часто писала о любви и измене, но никогда не думала, что это случится со мной и.. растерялась.

Но беру шариковую ручку и дополняю записку мужа от себя: "Бог простит. А я ухожу. Не ищи меня. Арише расскажу сама, как и подам на развод. Прощай, Шестаков!"

Собираю сумку с одеждой. Минимум вещей, максимум решимости. Творчество и ноутбук с зарядным устройством и телефон уже упаковала заранее. Конечно, многое приходится оставить из-за съемного жилья. Но больше здесь не останусь.

Пусть живет, как хочет. Пусть ищет утешение в объятиях другой. Я же найду свое. Пусть не сейчас, пусть со временем, но найду. И плевать, что сердце болит. Заживет. Обязательно заживет...

Звоню риелтору, чтобы ускорить процесс оформления документов на съемную квартиру. Мне нужно как можно быстрее покинуть этот дом, где каждый уголок напоминает о счастливых моментах, которые теперь кажутся лишь иллюзией.

Вызываю такси и в последний раз окидываю взглядом квартиру.

В горле застревает ком, но я глотаю его, вместе с остатками жалости к себе. Впереди – неизвестность, но она манит своей свободой. Свободой от лжи, предательства и боли. Свободой быть собой.

Держусь. Нельзя раскисать. Сейчас главное – действовать. Захлопываю дверь, и замок щелкает, отрезая меня от прошлого.

Спускаюсь по лестнице, волоча за собой тяжелый чемодан, обвешенная сумками, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не зацепиться взглядом за что-то, что могло бы меня сломить.

Такси подъезжает быстро. Складываю сумки в багажник, сажусь на заднее сиденье и отворачиваюсь к окну.

Дождь начинает барабанить по стеклу, словно оплакивая мою прошлую жизнь. Смотрю на мелькающие огни города и думаю о будущем. О том, что напишу книгу, которая станет бестселлером. О том, что встречу человека, который полюбит меня настоящую...

Квартира, которую я сняла, оказывается небольшой, но уютной. Запах свежей краски и чистоты приятно щекочет нос. Распаковываю вещи, ставлю ноутбук на стол и включаю его. На экране появляется чистый лист. Начинаю писать. Писать о своей боли, о своей надежде, о своей новой жизни. Слова льются сами собой, словно поток, прорвавший плотину.

Глава 4 Люблю тебя, доченька

Дочь – это лучшее, что со мной случилось в совместной жизни с Шестаковым.

Аришка... Моя девочка любимая...

— Доченька, — выдыхаю в трубку и не прячу улыбку.

Пусть и не увидит, но почувствует. Обязательно почувствует.

Так получилось, что между мной и дочерью установилась невидимая связь такой силы, что просто дух захватывает. И не потому, что кровь одна, нет. Мы душевно близки с Аришей. Всегда.

– Как дела, мам? – ее голос звучит мелодично и тепло, словно летний ветерок.

– Все хорошо, солнышко. Соскучилась, – отвечаю искренне. И это чистая правда.

Мы можем часами болтать ни о чем. Ариша умело наполняет мою жизнь смыслом, дарит радость. Даже на расстоянии...

Поступление в столичный университет не стало преградой в нашем с ней общение. Каждый день переписываемся, созваниваемся, делимся секретами, смеемся над пустяками.

Аришка так и говорит: "Моя подруга – это мама!" Даже в школе девчонки ей завидовали, а я гордилась и берегла наши доверительные отношения.

— Чем занимаешься, мам?

– Да вот, сижу, работаю немного. Ты как там, моя студентка? Учеба не наскучила? – спрашиваю, зная, что ответ будет отрицательным. Аришка всегда любила учиться, впитывала знания, как губка.

– Да ну что ты, мам! Наоборот, интересно! Предметы новые, люди… столько всего нового вокруг! – в ее голосе слышится неприкрытая радость. И я ликую вместе с ней, зная, что она нашла свое место.

– Это здорово, доченька. Главное, не забывай про себя, отдыхай тоже. И звони чаще, ладно? А то я тут совсем заскучала без тебя, – с легкой грустью говорю я.

– Обязательно, мам. Я люблю тебя, – отвечает Ариша, и эти слова – словно бальзам на душу. — Мам...

— Что?

— Прости, если прозвучит грубо, но ты совсем не умеешь врать. Я ведь слышу по голосу, что не все хорошо, мам.

— Тебе показалось, Ариша.

— Вы поругались с папой? — спрашивает, а у меня холодок по спине.

Я судорожно сглатываю, пытаясь подобрать слова, чтобы не волновать дочь.

— Нет, что ты, милая. Все в порядке. Просто я немного устала, – говорю, надеясь, что мой голос звучит убедительно. Но Ариша не из тех, кого легко обмануть.

— Мам, я знаю вас обоих как облупленных, — в ее голосе слышится тревога, и я понимаю, что скрывать правду больше нет смысла.

— Да, Ариша. Ты права. Мы с папой немного повздорили.

Чувствую, как слезы подступают к горлу, но стараюсь держаться. Не хочу, чтобы дочь волновалась из-за моих проблем.

— Не переживай, дорогая. Мы обязательно все уладим. Главное, чтобы у тебя все было хорошо. Занимайся учебой и не думай ни о чем плохом.

— Мам, с учебой все норм. А вот насколько все плохо у вас? — продолжает давить Ариша.

Видимо, с темы мне не съехать. Приходится выдохнуть и собраться с мыслями. Врать Арише я не умею, да и не хочу. Она уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что в жизни не всегда все бывает гладко.

— Видишь ли, Ариш, у нас с папой немного разные взгляды на некоторые вещи.

— Настолько разные, что он ищет ответы на вопросы на стороне? — выдает дочь, а я зависаю на время, не в силах ответить.

Я не ожидала такой прямолинейности. Кажется, она знает больше, чем я предполагала.

— Это сложный вопрос, Ариш. Дело не в поиске ответов, а скорее… в попытке найти себя. Иногда люди теряются, и им нужно время, чтобы понять, чего они хотят на самом деле. И иногда эти поиски приводят к не самым лучшим решениям.

— Например, завести любовницу. Я права, мам?

— Ариша...

— Мам, я все знаю! Про его пробежки по вечернему парку, про молодую девушку практически моего возраста. Мне Оля Стрельцова рассказала, мам! Одноклассница, помнишь? Она собаку в парке выгуливает. Видела. Не раз.

— Ариша, я не хотела, чтобы ты узнала так. Мне очень жаль. Это тяжело, я понимаю. Но прошу, выслушай меня.

— Да, мам, слушаю, — вздыхает в трубку.

— Ариш, это не просто "завести любовницу", как ты говоришь. Это… это сложная ситуация. Я не оправдываю отца, ни в коем случае. Он поступил неправильно. Но я тоже виновата, — медленно выдыхаю, подбирая слова в попытке и самой разобраться в том, что произошло. — Мы с папой… мы давно отдалились друг от друга. Пытались, правда. Но иногда люди меняются. И иногда, несмотря на все усилия, ничего не получается. Жизнь стала рутиной, и, наверное, он решил, что счастье можно найти где-то еще.

Я поднимаюсь из-за ноута, за которым сидела до сих пор и подхожу к окну, глядя на чужой двор, освещенный уличными фонарями. Снаружи моросит мелкий дождь, размывая очертания домов. Капли стекают по стеклу, словно слезы.

— И что дальше? — наконец спрашивает она. — Ты собираешься его простить? Или вы разведетесь?

— Я не знаю, Ариш. Честно, не знаю. Нам нужно время, чтобы разобраться.

— Папа сейчас дома? — спрашивает дочь, а я шумно втягиваю воздух. За весь день он ни разу мне не позвонил, словно вычеркнул из жизни.

Глава 5 Борщ прокис

Я кладу трубку и, словно завороженная, смотрю в окно. Дождь не просто усилился — он обрушился стеной, стирая очертания мира. Казалось, вместе с ним рушится и моя жизнь. Опускаюсь на диван, обхватываю себя руками, пытаясь согреться, но лед проникает внутрь, сковывая сердце.

В голове – хаос, обрывки фраз, ускользающие воспоминания… Как мы были счастливы. Как мечтали о будущем. И как все это в одночасье рассыпалось в пепел из-за предательства, лжи и недомолвок. Почему так? Почему люди так легко причиняют друг другу боль?

Поднимаюсь и иду на кухню. Наливаю стакан воды и жадно пью, глоток за глотком. Нужно взять себя в руки. Ради Ариши. Сейчас она нуждается во мне больше всего. Я должна быть сильной. Хотя бы ради нее. Завтра… Завтра еще раз надо поговорить. И уверить ее, что я всегда буду рядом, что бы ни случилось.

Завтра… Но до завтра еще нужно дожить, а в доме – ни крошки. Приехала в новую квартиру с куклами и жалкими пожитками, и…

Стоп, не время раскисать! Бросаю взгляд на часы. Еще успею добежать до магазина, купить хоть что-нибудь на первое время.

А сама машинально вспоминаю своих героинь, рожденных моей фантазией. Как они переживали первые дни после крушения брака. Что чувствовали… О чем мечтали… Как выживали…

А я?.. Тоже своего рода героиня, пусть и не книжная, а вполне реальная. И этот разрыв ничуть не менее болезненный, чем у них.

Встаю. Набрасываю на плечи пальто. С запоздалым сожалением понимаю, что это не лучший выбор для ливня, но копаться в дорожной сумке в поисках куртки нет сил. В карман бросаю мобильный, банковскую карту, в руке – зонт и ключи.

В зеркале взгляд сталкивается с осунувшимся отражением, отмечает темные круги под глазами. Но я подмигиваю себе.

— Ничего, Есения, прорвемся! — и выхожу из квартиры.

Перед самым выходом на улицу открываю зонт и… Порыв ветра тут же выворачивает его наизнанку. Холодные капли, словно иглы, пронзают насквозь, но сейчас это даже приятно. Словно смывают всю ту грязь, что скопилась на душе.

— А-а-а, ну что за… Черт!

Втягиваю голову в плечи, поднимаю воротник пальто. Зонт под мышку и бегу, спотыкаясь, к ближайшему магазину. Где выгоднее и вкуснее, разберусь потом, а сейчас – чем богаты, как говорится.

Залетаю в магазин, выдыхая клубы пара. Встряхиваю головой, разбрызгивая дождевые капли, и… Улыбаюсь! Да, черт возьми, я улыбаюсь! Потому что это не самое страшное, что могло случиться в моей жизни. А если так подумать…

Но не успеваю поймать ускользающую мысль, как в кармане начинает вибрировать телефон. Как не вовремя! А вдруг это Ариша вспомнила что-то важное?

Бреду между стеллажами с корзиной в руке, другой вынимаю мобильный и испытываю почти физическое желание сбросить вызов. Морщусь от досады, но все же подношу телефон к уху.

— Да, Леш?

— А ты где?

— В смысле?

— В прямом! — тон мужа более чем далек от дружелюбного, отчего мои губы кривятся в усмешке, особенно учитывая, кто из нас кому изменил. — Я пришел с работы. Тебя нет. Ужина тоже. Борщ прокис. Есения, какого черта?

— Шестаков, ты сейчас серьезно? — едва сдерживаю едкий смех, останавливаясь у хлебного прилавка и машинально наполняя корзину.

— Более чем, Есения!

— Ты читать умеешь? Я же русским языком написала, ответив на твою записку.

— Видел, но не придал значения этому фарсу, — отвечает он, а я застываю с булкой в руке, прижав корзину к бедру. А муж продолжает: — Это ты в своих книжках можешь устраивать истерики, а теперь марш домой! Нечего из себя обиженку строить.

Стою, прижимая мобильник плечом к уху, отламываю кусочки булки и отправляю в рот. Есть хочется ужасно! А она такая ароматная, сладкая, с корицей, м-м-м…

— Бедный! А что ж, твоя кобыла тебя не покормила? Только скакать умеет, а борщи варить и картошку жарить – никак?

— Есения, завязывай херней страдать! Давай, мигом домой! Посидим, спокойно поговорим.

— Поезд ушел, Леш! Надо было вчера, но и тогда сомневаюсь, что у тебя получилось бы оправдаться.

— Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, — тянет муж, словно и правда не понимает. Вот же актер! Готовьте ему «Оскар»! А я закатываю глаза, бросаю остатки булки в корзину и перехожу к другим стеллажам, на автомате выбирая продукты: молоко, йогурт, яйца, фрукты, овощи.

— Да, конечно, не понимаешь! Ты у нас всегда такой честный и порядочный, а все вокруг дураки. Знаешь, Леш, я тут подумала, может, нам и правда стоит поговорить. Только не сейчас и не дома. Лучше в суде и с адвокатами.

— Есения, не вынуждай меня говорить вещи, о которых мы оба пожалеем. Я устал. Вернулся домой к жене, а…

— К той Есении, которая ждала тебя с работы с горячим ужином и выглаженной рубашкой? — зло перебиваю мужа, продвигаясь к кассе. — К той, которая верила в твою любовь и верность? Боюсь, ты опоздал, Леш. Той Есении больше нет. Она умерла, захлебнувшись в твоей лжи.

— Послушай, Есения, давай не будем рубить с плеча. Я понимаю, ты злишься, но дай мне шанс все объяснить.

Но его слова звучат фальшиво, как заученный текст. Ставлю корзину на ленту и решаю закончить этот бессмысленный разговор.

Глава 6 Ее номер телефона, имя и что-то еще

(Александр)

Казалось бы, что общего между кардиологом и фотографом. Абсолютно разные направления. И тем не менее, оба они – художники, только кардиолог рисует картину здоровья, а фотограф – картину момента. Оба стремятся запечатлеть нечто важное, будь то ритм сердца или мимолетное выражение лица.

Кардиолог всматривается в сложные графики ЭКГ, пытаясь разглядеть скрытые признаки недуга, так же как фотограф ищет идеальный свет и композицию, чтобы создать завораживающий кадр. Их инструменты различны – стетоскоп и кардиограф против камеры и объектива, но цель одна: уловить суть.

Во мне парадоксально сплелись два творца. Потомственный хирург-кардиолог, я одинаково виртуозно владею скальпелем и фотокамерой. В операционной я – деспот, одержимый безупречностью. Мой приказ – закон, ослушание равносильно смерти пациента. Но я не допускаю и мысли о подобном – в Кардиоцентре собраны лучшие из лучших, от санитарки до профессора. За стенами же больницы я преображаюсь в мечтательного романтика, тонущего в багрянце закатов и трепетном мерцании свечей. И тогда, вместо скальпеля в моих руках оказывается фотоаппарат, чтобы запечатлеть мимолетную, ускользающую красоту мгновения.

Эти две мои сущности не враждуют, а скорее дополняют друг друга. Хирургия дарит мне остроту взгляда, умение видеть суть, отделять важное от второстепенного – качество, бесценное в фотографии. В свою очередь, фотография учит терпению, внимательности к деталям, умению ценить прекрасное в самых обыденных вещах – навык, помогающий в операционной замечать тончайшие изменения в состоянии пациента.

Каждый щелчок затвора – это своеобразная медитация, отвлечение от напряжения и ответственности, царящих в операционной. Фотография – мой способ отдохнуть, перезагрузиться, чтобы вновь вернуться к спасению жизней с новыми силами и свежим взглядом.

Я не вижу противоречия в этом дуализме. Скорее, это гармоничное сосуществование двух страстей, двух талантов, делающих мою жизнь насыщенной и полноценной. Я – хирург, дарящий людям жизнь, и фотограф, запечатлевающий красоту этой жизни. И в этом – моя уникальность.

Возможно, когда-нибудь я выставлю свои работы. Но пока это лишь личное, сокровенное, способное понять лишь того, кто умеет видеть сердцем.

И я увидел...

Я увидел ее сразу, как только силуэт незнакомки возник в дверях магазина. Промокшая до нитки, закутанная в тяжелый, словно свинцовый, пальто-халат, измученный ветром зонт зажат под мышкой. По плечам, словно темные водоросли, струились мокрые пряди, роняя обильные слезы на потемневшую ткань. И все же… на ее лице играла улыбка. Не просто улыбка – сияние истинного счастья, опьяняющей свободы.

Я увидел в ней отражение чего-то давно забытого, чего-то, что когда-то было и во мне. Это было похоже на отблеск утренней зари, пробивающийся сквозь серую пелену будничной рутины. Вокруг нее словно сгустился воздух, и все остальные покупатели, с их нахмуренными лицами и списками покупок, вдруг стали казаться блеклыми тенями.

Я застываю, словно завороженный, не в силах отвести взгляд от ее плавных движений меж стеллажей. Взгляд скользит по полкам, торопливый, но ищущий, а рука, словно сама по себе, грациозно извлекает продукты, бережно укладывая их в корзину. И вдруг, мерное жужжание пронзает тишину, исходя из кармана ее пальто.

Я не двигаюсь, притворяясь, что изучаю замысловатые символы на упаковке макарон.

Незнакомка достает телефон, и в этот миг тень недавнего прошлого на мгновение омрачает ее лицо. Улыбка гаснет, уступая место мимолетной боли, от которой, я уверен, ее сердце начинает биться чаще. О, я это знаю слишком хорошо...

Я узнаю этот взгляд, эту мимолетную тень скорби, что умела так искусно прятаться за маской безразличия. Это было отражение моей собственной души, израненной и уставшей. Неужели и она несет в себе этот груз?

Незнакомка что-то тихо говорит в трубку, ее голос звучит приглушенно и отстраненно. Я не могу разобрать слов, но чувствую, как напряжение нарастает в ее хрупкой фигуре.

Тонкие, по-зимнему красные пальцы терзают несчастную булку, кроша ее на мелкие кусочки. И лишь малая часть попадает в рот, пока она, застыв, слушает голос, который в одно мгновение стирает улыбку с ее лица.

Голос, только что тихий, теперь крепчает, в нем звенят осколки злости, обиды и горького разочарования. Теперь я слышу каждое ее слово, а она не замечает ничего вокруг.

Мир сужается до узкого коридора между стеллажами, но незнакомка, как раненый боец, держит голову гордо. Ее слова в ответ обжигают, словно хлыст, но по лицу пробегает тень боли.

Незнакомка движется к кассе, с тихим стуком поставив корзину на ленту.

Я больше не могу притворяться, что не вижу ее страдания. Инстинкт толкает меня вперед, но я замираю в нерешительности. Кто я такой, чтобы вторгаться в ее личную драму?

Но в глазах незнакомки плещется такая вселенская боль, что игнорировать ее просто невозможно.

Собравшись с духом, я делаю шаг вперед, готовый предложить ей свою поддержку, хотя бы просто молчаливое, понимающее и сочувствующее присутствие.

Но тут вмешивается кассирша, с томной ленцой объявив: "Оплата только наличными".

О, этот растерянный, мечущийся взгляд! Словно слова кассирши звучат, как окончательный приговор ко всем несчастьям, обрушившимся на эту промокшую под дождем, но старающуюся сохранить достоинство, несчастную и еще такую молодую женщину. Сколько ей? На вид, чуть больше тридцати.

Глава 7 Прости, я не смогла

(Александр)

Я стою, как вкопанный, глядя ей вслед. Десять шагов? Неужели она живет в соседнем доме? Сердце бешено колотится, как пойманная птица. Нужно что-то делать, но что?

Завожу машину и медленно еду вдоль тротуара, надеясь увидеть, как она заходит в подъезд. Вот она! Грациозно поднимается по ступенькам, и я успеваю заметить едва уловимую улыбку, брошенную в мою сторону.

Глушу мотор и набираю ее номер. Гудок, второй… Наконец, она отвечает:

— Да, Александр?

— Есения, это я. Просто хотел убедиться, что вы благополучно добрались до дома.

— Добралась, спасибо! – в ее голосе слышится легкое смущение. – Всего доброго!

Кладу трубку и улыбаюсь, как мальчишка. Всего доброго? В этих словах – обещание. Надежда на что-то большее, чем случайная встреча у кассы супермаркета. В душе расцветает что-то нежное, трепетное, волнующее… Предчувствие счастья. Оно опьяняет, словно первый глоток выдержанного вина.

Сижу в машине, улыбаясь, наверное, глупо, и перебираю в памяти каждое ее слово, каждый взгляд, каждый жест. Есения… Какое дивное имя, словно музыка ветра. И она сама – воплощение изящества и грации.

Нестерпимо хочется снова увидеть ее, услышать ее голос, но нужно сдержаться, не спугнуть эту хрупкую, едва проклюнувшуюся надежду своей торопливостью. Пусть все идет своим чередом, естественно и непринужденно. Главное – не упустить этот шанс. Я заслуживаю его. Разве не так?

Ночь опускается на город, укрывая его бархатной темнотой. В окнах домов зажигаются уютные огоньки, словно светлячки в густой траве. А я все еще сижу в машине, припаркованной напротив ее дома, словно зачарованный. Не могу оторваться от этого места, словно привязанный невидимой нитью.

И все же, с тихим вздохом повинуясь неизбежности, запускаю двигатель. Какая ирония судьбы – ехать-то всего ничего, до соседнего двора рукой подать! Словно сама Вселенная подстроила этот момент… Но я обрываю свой порыв, осаживаю себя на скаку.

Вечер ползет мучительно медленно, словно улитка по битому стеклу. Телевизор мерцает бессмысленным экраном, словно насмехаясь над моим вниманием. Книга, которую я пытаюсь читать, рассыпается на отдельные буквы, не складывающиеся в слова, в смысл. В голове властвует лишь она – Есения. Ее улыбка – солнечный луч, ее голос – тихая мелодия.

Собравшись с духом, отправляю короткое сообщение, словно выпускаю птицу из клетки: «Есения, как насчет чашки кофе завтра днем?»

Сердце замирает в томительном ожидании, каждый удар отдается гулом в ушах. Время растягивается в бесконечность, пока телефон не издает долгожданный сигнал: «Буду рада. В три?»

Пальцы танцуют по экрану, выбивая лаконичный ответ: «Буду ждать в машине у подъезда. В три!»

Но она играет по собственным нотам: «Как насчет того, чтобы сразу в "Апреле"? Надеюсь, вы не против».

"Апрель"? Кафетерий в самом сердце города. Никогда там не бывал, но знаю, где искать. И как символично – ведь и в календаре скоро апрель, и встреча, назначенная ею, словно предвестие весны…

Я набираю ответ: "Хорошо. Встретимся в "Апреле". В три". Без лишних вопросов, без намека на свое удивление. Но внутри уже зарождается предчувствие чего-то необычного.

Время до встречи тянется с невыносимой, почти садистской медлительностью. После двух изматывающих смен в больнице, этот выходной кажется дарованным свыше.

Пробуждение похоже на выход из густого тумана, сквозь который смутно проступает предчувствие чуда. Все мысли, как назойливые мошки, кружатся вокруг предстоящей встречи. Какие слова подобрать? Как скрыть волнение, грозящее выдать с головой?

День проносится в лихорадочной суете: душ, бритье, мучительный выбор одежды. Хочется предстать перед ней безупречным, но без малейшего намека на нарочитость. В итоге побеждает сдержанная элегантность casual: джинсы, идеально сидящая рубашка, мягкий, уютный свитер.

В кафе "Апрель" я прихожу задолго до назначенного часа, занимаю столик у окна, откуда открывается вид на улицу. Вглядываюсь в лица прохожих, тщетно пытаясь угадать в каждой девушке Есению. Нервно поглядываю на часы, казалось, стрелки застыли на месте. Каждая минута превращается в мучительную вечность.

Стрелки приближаются к трем… потом, словно издеваясь, ползут дальше. Сердце колотится в груди, как пойманная птица, с каждым ударом все громче и отчаяннее. А в душе растет ледяная паника: Она не пришла…

Разочарование обрушивается внезапно, подобно ушату ледяной воды, парализовав на мгновение. Заказанный кофе вдруг кажется безвкусным, словно его разбавили пеплом. Лица прохожих сливаются в одно размытое, безликое пятно. Собрав остатки воли, решаю подождать еще немного, дать ей шанс. Может быть, пробки? Может быть, что-то случилось?

Достаю телефон, погрузившись в чтение нашей переписки, словно ища там ответ. Все четко и ясно. "Встретимся в "Апреле". В три". Никаких недомолвок, никаких намеков на отмену. Набираю ее номер – в ответ лишь длинные, равнодушные гудки в пустоту. Пытаюсь снова – безрезультатно. Тишина.

Поднимаюсь, расплатившись, и выхожу на улицу. Холодный, пронизывающий ветер обжигает лицо, словно пытаясь вернуть к суровой реальности. Наверное, это все было ошибкой. Глупая, наивная надежда, с треском разбившаяся о жестокую действительность. Но нет… Сердце, которое я столько раз исследовал как кардиолог, не могло меня обмануть. А безупречное зрение фотографа безошибочно определило вчера, что мой образ запечатлелся в памяти Есении, словно мимолетный кадр. Нет, что-то случилось, это однозначно… Вчерашний вечер… проливной дождь… Сашка, какой же ты идиот! Она промокла до нитки! Такому хрупкому созданию, как она, вполне хватило этого, чтобы слечь с простудой, особенно учитывая свирепствующие в городе вирусы.

Глава 8 В омуте небытия

Номер телефона случайного знакомого еще свеж в памяти. Едва мобильный вздрагивает в кармане, эти цифры вспыхивают узнаванием. Улыбка невольно расцветает на лице, и я словно не чувствую, как колючие капли дождя прокрадываются за шиворот и без того промокшего пальто.

Но если он диктовал свой номер, откуда Александр узнал мой? Ах да! Уведомление из мобильного приложения банка: номер телефона и имя того, кто перевел деньги.

Я ведь тоже получаю переводы от покупателей моих кукол. Они, бывает, и чек прикладывают. А тут достаточно короткого упоминания, чтобы тут же перезвонить.

Хм, однако изящный способ познакомиться с девушкой. Надо запомнить, пригодится в романе. Собственно, как и сама встреча в магазине. Спасибо, Александр, за идею и за своевременную помощь!

Признаться, я бы и не подумала просить об этом незнакомца, а он тут как тут! Класс! Вот это я понимаю – мужчина!

Ответив на звонок, влетаю в дом. Сбрасываю мокрое пальто, перекинув его через межкомнатную дверь. После повешу на батарею, а пока спешу стянуть джинсы, влажные от колена до щиколоток. Да уж, ливень меня не пощадил!

Ставлю чайник. Продукты – в холодильник. Телефон снова трезвонит, но уже сообщением.

И снова Александр. И снова здравствуйте! Что на этот раз? О, приглашение на кофе! Не теряет времени даром, находчивый.

В машине будет ждать? Вряд ли. Мне нужно пополнить запасы лент и прочего волшебства для моих кукол, а потому после обеда отправлюсь в любимый магазин рукоделия. Он в центре, а оттуда рукой подать до "Апреля". Не утруждаю себя объяснениями, но Александр, к моему удивлению, не переспрашивает, сразу соглашается на встречу там, в кафе.

А почему нет? Приятный мужчина, галантный. Чашка кофе – это ведь не предательство? Хотя, о чем это я? По сути, я теперь свободна от обязательств. Независимая и самодостаточная… И дрожу от холода так, что зуб на зуб не попадает.

Наливаю в кружку пакетированный чай, хватаю недоеденную булочку и ныряю под одеяло. На большее нет сил и желания. Только бы согреться. Пишу дочери в чат, что промокла до нитки, надеюсь, без последствий. Желаю сладких снов, получаю в ответ не менее сладкие и слова любви. На сердце разливается тепло и покой. Я не одна. А Леша… Да бог с ним, с этим Лешей. Не маленький, справится. У него теперь есть, кому о нем заботиться, раз меня было мало.

Допиваю чай. Проверяю напоследок литплощадку, где выкладываю свои романы. Заказов на кукол пока нет. В работе только одна, дивная красавица, принцесса.

Кладу мобильный на тумбочку и, закутавшись в одеяло, мгновенно проваливаюсь в сон…

Меня вырывает из забытья жуткий тремор. Голова гудит набатом… Склеившиеся веки разомкнуть оказывается непосильной задачей. В комнате царит непроглядная тьма, значит, властвует ночь.

Состояние отвратительное… Надо бы подняться, принять хоть что-то. Но тело словно налито свинцом. Да и что принять? В спешке бегства я забыла об аптечке. Кто ж знал, что болезнь обрушится так внезапно.

Во рту пересохло, мучит жажда. Превозмогая слабость, заставляю себя встать и брести на кухню, но сперва – в туалет.

Ледяной холод мгновенно сковывает тело. Озноб крепчает, перерастая в безудержную дрожь. И в то же время обжигающие волны жара окатывают с головы до пят, и обратно.

На кухне, нашарив в темноте кран, жадно припадаю к воде. Живительная влага немного облегчает страдания. Но стоит только оторваться, как все возвращается с новой силой.

Я добредаю до кровати и падаю на нее, пытаясь согреться. Тщетно. Зубы выбивают чечетку, тело бьет дрожь, а пот ручьями стекает по лицу.

В голове мелькают обрывки мыслей, смешиваясь с бредом. Бежать… Нужно бежать… Но куда и от чего? Воспоминания о недавних событиях размыты, словно сквозь пелену.

Засыпая и просыпаясь, я проваливаюсь в забытье, чтобы снова вынырнуть в кошмарную реальность. Где-то на подсознание брезжит мысль, что мне нельзя болеть. Читатели ждут проду. Да, есть запас в пару глав, но... Болезнь держит меня в своих когтях, не давая ни единого шанса на спасение.

В полумраке комнаты силуэты предметов пляшут причудливый танец, превращаясь в жутких монстров, когда нет-нет, но открываю глаза. Каждый звук – скрип, вой ветра за окном – отдается болезненным эхом в голове.

В какой-то момент я перестаю различать явь и сон. Мне кажется, что я лечу в бездну, где нет ни времени, ни пространства. Лишь мучительная боль и страх, сковавший все мое существо. Я зову на помощь, но голос мой звучит лишь шепотом, тонущим в гулкой пустоте.

Но нет… Сквозь плотную вату в ушах продирается истошный, надрывный крик телефона. Замолкает, даря обманчивую тишину. Я снова камнем падаю в омут небытия. И вот опять – настойчивая трель, мольба снять трубку. Шаря рукой вслепую, нахожу его. Сквозь сомкнутые веки, словно сквозь мутное стекло, едва различаю пляшущие цифры номера. Отвечаю, и слова вязнут во рту.

— Саша… прости… я не смогла…

И снова тьма обволакивает, унося в беспамятство. И снова звонок… Трель разносится по квартире, болезненно бьет по вискам. Затем – глухой, настойчивый стук в дверь. С трудом отрываясь от липкого забытья, словно лунатик, бреду в прихожую. Распахиваю дверь в непроглядную пустоту.

— Саша…

Глава 9 Я доверяю вам

(Александр)

Как безмолвный страж, днем и ночью, час за часом, я неотступно бдил за Есенией. Весть от вызванной на дом службы анализов прозвучала как тихая музыка надежды: вируса нет! Гора с плеч.

От госпитализации отказался, оставив Есению под своей неусыпной опекой. Зачем ей, хрупкой и изможденной, рисковать в больничных стенах, где тень заразы крадется повсюду? Вылечу сам, поставлю на ноги, чего бы это ни стоило.

Короткий звонок на работу – и нерастраченные отгулы, словно верные союзники, пришли на помощь. Единственное место, куда покидал Есению, – аптека, за спасительными медикаментами.

Таблетки она принять не могла, поэтому приходилось делать инъекции. Вводил лекарство бережно, внутримышечно, стараясь причинить как можно меньше дискомфорта. Капельница, чтобы поддержать ее угасающие силы – капля за каплей возвращали ее к жизни. А когда придет в себя, тогда и нежный, словно шепот, куриный бульон. А пока…

Сижу в кресле, рядом с ней, словно тень. То и дело меняю ей промокшие футболки. Пот – это хорошо. Значит, болезнь отступает. Уже легче моей девочке… Моей ли?.. Ну, не важно. Сейчас это не имеет значения. Главное – чтобы она поправилась.

Ночь уступила место рассвету, а минуты растворились в нескончаемом марафоне времени. Забыв о сне и голоде, я живу лишь ее призрачным дыханием, едва уловимым, но таким жизненно важным для меня. Каждый проблеск улучшения, каждый робкий глоток воды, принятый ею, отзывается во мне ликованием победы.

Монотонность ожидания нарушает вибрация телефона, вырвавшая меня из полузабытья. На экране высвечивается имя: Арина. Ее дочь.

Судьба распорядилась так, что именно мне предстояло ответить на ее отчаянные мольбы. Арина тщетно пыталась достучаться до матери, засыпая чат тревожными вопросами о ее состоянии, о причинах молчания, одолеваемая страхом, что та заболела и осталась совсем одна… Мама!

Сердце не выдержало, и я ответил Арине. Но уже со своего номера. Подробно рассказал о случайной встрече с ее матерью, о внезапно обрушившейся болезни и о том, как оказался здесь, рядом с ней. Оставил свои данные, чтобы развеять любые сомнения, чтобы девочка убедилась: перед ней не мошенник, не хищник с большой дороги, решивший воспользоваться беспомощностью женщины.

Информация обо мне легко найдется в интернете, но там я представлен лишь как врач. Да, у меня есть страница в социальной сети, но она давно заброшена. Скорее, она нужна мне, чтобы изредка приглядывать за жизнью племянницы. Та еще непоседа растет! Настоящий подросток со всеми его бунтарскими проявлениями…

Прихватив телефон, я тихонько выскальзываю из комнаты на кухню, оставив дверь приоткрытой тонкой щелью, чтобы не пропустить хрупкий шепот Есении, когда она пробудится.

На сообщение Арины отвечаю незамедлительным звонком.

— Доброе утро!

— А оно правда доброе, Александр? Как мама? Ей лучше? — в голосе плещется тревога, как рябь на воде от брошенного камня.

— Значительно, Арина. Температура больше не поднималась, осталась лишь слабость. Но целительный сон восстановит силы, а после – хорошее питание, свежий воздух. Все будет хорошо, Арина! — стараюсь, чтобы голос звучал убедительно, чтобы рассеять густую тень беспокойства.

— Когда проснется, пусть позвонит мне, хоть на минуту, пожалуйста! Хочу услышать ее голос и…, — слышу как звучит тоска, отчего сердце у самого кольнуло.

— Конечно, Арина! Ты все еще сомневаешься во мне? — спрашиваю я, настороженно, несмотря на отправленное ей фото, сделанное здесь же, в съемной квартире Есении. Такой еще неуютной, необжитой. Она не успела.

— Нет, — следует незамедлительный ответ. — Учеба в университете МВД дает свои преимущества. Мне помогли собрать о вас больше информации, чем есть в открытом доступе в интернете.

— О, даже так! И каково мнение обо мне, Арина? — спрашиваю с легким любопытством, скрывающее внутреннее напряжение.

— Вы – человек слова, Александр. Надежный, ответственный. Но… слишком закрытый. Слишком много тайн, которые вы тщательно оберегаете. Это настораживает.

Я вздыхаю. Нельзя быть идеальным. Всегда найдется ложка дегтя.

— Все мы носим свои маски, Арина. И у каждого есть скелеты в шкафу. Главное – не дать им вырваться наружу и испортить настоящее. Сейчас важно, чтобы Есения поправилась. А прошлое… пусть остается в прошлом.

— Вы правы, — тихо отвечает Арина. — Я доверяю вам, Александр. Позаботьтесь о ней. Это все, что сейчас имеет значение.

Разговор заканчивается, оставив после себя ощущение хрупкого перемирия. Я ставлю чайник и смотрю в окно.

Рассвет окрашивает небо в нежные розовые тона. Новый день, новая надежда. Нужно сделать все возможное, чтобы этот день принес Есении облегчение.

Глава 10 Важно услышать твое мнение

Подслушивать нехорошо, но... дверь в комнату приоткрыта, а квартира настолько крохотная, что кухня, куда ушел Александр, буквально в паре метрах от спальни. Я слышу каждое его слово, а об ответах дочери могу лишь только догадываться.

Аришка... Даже не сомневаюсь, что она собрала целый ворох документов, подтверждающий личность моего нежданного спасителя. С самого детства дочь бредила расследованиями, а началось все с простого квеста на день ее рождения.

Сердце щемит от ее заботы, от этой взрослой ответственности в столь юном возрасте. Всего-то восемнадцать. Арина – моя гордость, моя опора. Но сейчас, когда я слаба и беспомощна, хочется поскорее вернуться к прежней жизни, чтобы вновь стать той сильной матерью, на которую она всегда могла положиться.

Звук льющейся воды возвещает о том, что Александр делает чай. Он так внимателен и заботлив. Не ожидала встретить такого человека в самый темный час. Интересно, что скрывается за маской его таинственности?

Запах свежезаваренного чая наполняет комнату. Аромат бергамота и чего-то еще, неуловимо пряного. Александр знает мои предпочтения. Или просто угадал? А может, Арина подсказала. Дверь приоткрывается шире, и он заглядывает внутрь с чашкой в руках. Его глаза светятся теплом и заботой.

— Доброе утро, Есения. Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, подходя к кровати.

— Лучше, спасибо. Арина звонила? — шепчу я, пытаясь приподняться.

— Да, она очень волнуется. Вы обязательно поговорите с ней, но сначала чай. И я сварил куриный супчик. Тебе нужно набраться сил.

Я морщусь, ощущая, как футболка противно прилипает к коже, сковывая движения. Нестерпимо хочется в ванну, под струи горячего душа, смыть с себя остатки болезни и ночной липкости.

Александр бережно ставит чашку на прикроватную тумбочку, присев на край кровати. Его близость ощущается почти физически, тепло исходит не только от его рук, но и от всего его существа. Он протягивает руку и нежно убирает с моего лица прилипшую прядь волос.

— Не торопись, все успеешь, — говорит он, заметив мое нетерпение. — Сначала чай, потом суп, а потом, если захочешь, я помогу тебе принять ванну.

－ Шутишь?

От его слов по телу пробегает легкая дрожь, не слабость – трепет. Благодарность и нежность обрушиваются лавиной, грозя затопить с головой, и еще что-то неуловимое, зыбкое, как первый луч солнца после долгой ночи…

Невольный румянец вспыхивает на щеках, и дело тут вовсе не в горячем чае. Обрывки воспоминаний всплывают в памяти: вот он осторожно снимает с меня липкую от пота футболку, обтирает мокрым, пахнущим уксусом полотенцем, бережно надевает свежее белье. Господи, да я ведь совсем нагая была, но тогда сознание застилала пелена болезни, и я не отдавала себе отчета ни в чем.

— Есения, ты серьезно? — Он склоняет голову, и тихий смех трогает его губы. — Решила смутиться?

— Тогда я не контролировала себя.

— А сейчас?

Сейчас – другое дело. Сейчас каждая клеточка тела помнит его прикосновения, пусть и продиктованные заботой, а не желанием. Память услужливо подбрасывает детали: сильные руки, уверенные движения, запах его кожи, смешанный с ароматом лекарств. И от этой смеси становится жарко.

Я отвожу взгляд, стараясь скрыть замешательство за глотком чая. Кружка предательски дрожит в руках. «Да, серьезно, – мысленно отвечаю я. – Очень даже серьезно». Но вслух произношу лишь невнятное:

－ Просто… вспомнила.

Его смех стихает, в глазах появляется понимание. Он протягивает руку и накрывает мою ладонь своей. Теплая, шершавая, такая знакомая. По телу снова пробегает дрожь, но теперь уже совсем иная – волнующая, трепетная, пробуждающая.

– Есения, – тихо произносит он, – тогда я просто хотел помочь. Я врач. Кардиолог, но и с простудой справиться могу. Ты была больна и нуждалась во мне.

Слова обжигают, как кипяток. Я поднимаю глаза и вижу в них нежность и… что-то еще. Надежду? Желание? Страх? Не знаю. Но знаю одно: между нами что-то изменилось. И это что-то пугает и притягивает одновременно.

Краем глаза замечаю озарившийся экран телефона, но ни сигнала, ни вибрации. Видимо, Саша отключил звук, чтобы никто меня не беспокоил. Только с Аришей связался. Он признался в этом сразу, едва я пришла в себя, стоило сбить температуру.

— Пожалуйста, подай мне мобильный, — прошу, отставляя чашку.

— Хорошо, но как врач, я запрещаю долгие разговоры, волнение и работу.

— Слушаюсь и повинуюсь, — улыбаюсь, получая в руки телефон, а Саша идет на кухню за супчиком. Так мило!..

Первое сообщение, которое попадается на глаза, от мужа. Черт, Шестаков! Я и забыла про тебя за эти пару-тройку дней беспамятства. Ну что тебе нужно? Горная лань борщ варить не умеет?

Но открываю смс. Читаю: "Ариша сказала, что ты заболела. Есения, прошу, ответь! Где ты, малыш? Ну, прости меня, идиота! Возвращайся домой, пожалуйста!"

Так, значит Леша уже с дочерью переговорил, либо Ариша с ним, но так или иначе, муж в курсе событий. Надеюсь, что Арише хватило благоразумия не рассказать отцу об Александре, ухаживающим за мной во время болезни.

Еще раз перечитываю сообщение. Со слов Шестакова выходит, что он не знает про Сашу, но муж так удачно скрывал про свою измену, так натурально играл свою роль верного супруга, что… да уже не важно.

Глава 11 Нужно поговорить

(Арина)

Телефон, словно раскаленный уголь, жжет ладонь, сжатую в кулак. Будто ему стыдно за отцовскую подлость, больше, чем мне – единственной дочери.

Лбом прильнув к ледяному стеклу, безучастно смотрю на серый плац университета МВД, а мысли блуждают в далеком прошлом, где наша семья купалась в счастье. Или это лишь мираж, любовно сотканный руками мамы? Почему? Как это случилось? Была крепость семьи, и вот – руины…

"Ариш, у твоего отца любовница, – словно из-под земли, всплывают в памяти слова Ольги Стрельцовой. – Я их не раз видела в парке, когда Грома выгуливала. Ариш, она совсем девчонка, как мы, наверное, ну, может, чуть постарше".

Ольга Стрельцова… Одноклассница, подруга... Зачем она это сказала? Ведь жила же я в своем розовом мирке, где папа – герой, мама – королева, а я – принцесса. Теперь же все перевернулось с ног на голову. Каждое воспоминание, каждая улыбка отца кажутся фальшивыми, пропитанными ложью.

Слезы предательски щиплют глаза, но я не позволяю им вырваться наружу. Не здесь. Не сейчас. Я должна быть сильной.

В голове пульсирует одна мысль: "Почему?". Неужели ему не хватало мамы? Ее любви, заботы, красоты? Или дело во мне? Может, я недостаточно хорошая дочь? Слишком много вопросов и ни одного ответа.

В кармане вибрирует телефон. Снова он. Отец. Но я не могу ответить. Не сейчас. Мне нужно время, чтобы все переосмыслить, чтобы понять, как жить дальше с этим грузом. С предательством самого близкого человека.

Но стоило лишь одной мысли возникнуть, как другая тут же цепляется за нее, плетя сложную паутину причин и следствий. Университет МВД, словно опытный ремесленник, выковал во мне способность анализировать, выискивать закономерности в мельчайших деталях: будь то социальные сети, круги общих знакомых или пыльные архивы, хранящие молчаливые свидетельства прошлого.

В сознании, словно на огромном тактическом столе, разворачивается сложная схема, где каждый фигурант дела, окрещенного мной "Крах", связан тонкой нитью с другим. В центре – фотография из парка, сделанная Ольгой: отец, крепко обнимающий худенькую черноволосую девушку, и их отдельные снимки, запечатлевшие моменты радости и близости.

Узнать личность незнакомки оказалось на удивление просто. За эти полгода я, словно искусный ткач, сплела сеть полезных знакомств, охватывающую и курсантов, и преподавательский состав. Они, в свою очередь, умело дернули за нужные ниточки, проложив путь к подробному досье на некую Светлану Герасимову.

Недавняя выпускница филфака, отличница, активистка – воплощенный идеал, как сказали бы в эпоху комсомола. Безупречный фасад, за которым, я чувствую, таится нечто большее, чем просто амбиции юной карьеристки.

Ключ к разгадке Герасимовой, словно древний артефакт, погребен в песках ее прошлого. Семейные узы, хитросплетения связей, скрытые мотивы – все это звенья одной цепи, способной раскрыть истинную подоплеку дела под кодовым названием "Крах". Нужно лишь нащупать тонкую нить Ариадны, которая выведет из лабиринта лжи к свету истины.

Но, быть может, я драматизирую? А ларчик открывается проще, чем кажется. Неужели эта юная особа просто влюбилась в моего отца? Успешный бизнесмен, не лишенный мужского обаяния, несмотря на лишние килограммы, а в последнее время еще и активно взявшийся за свое здоровье и внешность…

Задумчиво выдыхаю, словно смакуя горьковатый привкус этой мысли. Что если в ее отношениях с собственным отцом зияет пропасть? Недостаток внимания, отеческой заботы, а затем – и нездоровое влечение к более зрелому мужчине? Вопросов больше, чем ответов. Пища для размышлений, терзающая душу, словно острый камень.

На подоконнике стоит стаканчик с недопитым кофе. Я отхлебываю остывший напиток, чувствуя, как кофеин медленно проникает в кровь, разгоняя вялость. Герасимова… Ее имя звучит в моей голове, словно навязчивая мелодия. Нужно отбросить все домыслы и сосредоточиться на фактах.

Нельзя исключать и версию о ее корыстных мотивах. Молодая, амбициозная, готовая на все ради карьеры… Мой отец – пусть не самый влиятельный человек, но связи с ним открывают множество дверей.

А может, все гораздо прозаичнее, и я просто ревную отца к молодой и красивой сотруднице в его магазине. В любом случае, узнать правду – моя первоочередная задача. От этого зависит будущее моей семьи и бизнеса отца.

Но и это далеко не последняя фигура в деле. Одним глотком допиваю содержимое стаканчика, сминая его в руке... Александр Волков. Не менее загадочная личность, но уже со стороны моей мамы. По его словам, он появился в ее жизни на самом пороге болезни, в тот роковой день, когда предательство отца разломило ее мир на части и заставило бежать из дома.

В скупой россыпи найденных сведений о нем – лишь сухие факты врачебной практики да отзывы пациентов и коллег. В целом, портрет вырисовывается положительный, но ореол таинственности окутывает его личную жизнь. Абсолютная пустота, зияющая информационная брешь, заполненная лишь констатацией факта: не женат, детей нет. Лишь тени родителей, сестры и племянницы мелькают на горизонте его биографии.

Волков… Как опытный врач, он умело залечивал раны, нанесенные отцом, но не скрывал, что шрамы останутся навсегда. Что им двигало? Простое сострадание к больной женщине? Или же что-то большее? Слишком много вопросов. Они, словно стая голодных волков, терзают мое сердце, не давая покоя. Я не могу позволить себе роскошь доверять кому-либо безоговорочно, пока не увижу всю картину целиком.

Глава 12 Какая мерзость

(Есения)

Почему бы и нет? Почему бы не нанести визит в прошлое, туда, где когда-то билось мое сердце? Шестаков умолял вернуться, но я не настолько наивна, чтобы прощать предательство. Меня тянет туда не зов сердца, а оставшиеся там вещи, особенно Аришкины. Что, если эта змея уже свила гнездо в моей квартире? Впрочем, Леша тогда написал бы что-то другое, невинно интересуясь моим здоровьем.

Хватит гадать на кофейной гуще. Ключи в руке, вызываю такси и… Мелодичный трезвон телефона разрывает тишину. Саша. Идиотская улыбка расползается по лицу, сердце колотится, щеки пылают. Неужели я влюбилась? Неужели и меня настигла эта участь?

И я еще смела осуждать мужа! Вот как оно бывает, оказывается. Но стоп! Леша предал, будучи окольцованным. Увлекся юной нимфеткой, годящейся ему в дочери. Я же практически свободна. Да, заявление еще не подано, из-за болезни. Но вот наведаюсь в старую квартиру, расставлю все точки над "i" и…

— Да, Саш?

— Привет, — выдыхает он в трубку, и я словно вижу его нежную, искреннюю улыбку. — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо… Правда, хорошо, Саш! Вышла прогуляться.

— Свежий воздух – это замечательно, но будь осторожна, Есения. Ты еще слаба!

— Твоя забота умиляет. Спасибо! Ты сегодня в ночную?

— Нет, вечером свободен. Увидимся?

— Я приготовлю ужин, — выпаливаю, и краска снова заливает лицо. Саша придет в гости, уже не как врач, а… как мужчина.

— Звучит заманчиво, — едва ли не мурлычет в трубку, или это трепетное предвкушение играет со мной злую шутку… — Я принесу вино и торт. Любишь сладкое, Есения?

— Да, очень… Особенно, мороженое.

— Я запомню, но с ним пока повременим. Согласна?

— Да, ты прав. До вечера?

— Непременно! Уже скучаю, милая…

Отключаюсь, прилипнув взглядом к стеклу такси. Знакомые улицы проплывают мимо, дома, магазины внизу, как кадры старой кинопленки. И сердце предательски сжимается, словно предчувствуя недоброе.

Такси вздрагивает и замирает. Выскальзываю наружу. Рука тянется к двери подъезда, но нога словно примерзает к тротуару, не решаясь переступить порог. Будто невидимые путы удерживают, шепчут о том, что ждет за этой дверью. Все же ныряю в сумрак, вдыхая терпкий, до боли знакомый запах старого подъезда. Лифтом не пользуюсь. Плетусь вверх по ступеням, словно иду на казнь. Время тянется мучительно медленно.

Вот и она – дверь цвета горького шоколада, когда-то такая родная. Ключ с тихим щелчком входит в замочную скважину. Поворот. Вхожу и…

— Да… Леш… Еще… Даааа, вот так… О, как хорошо…

Вот, значит, как… Как там в сообщении? "Прости меня, идиота! Возвращайся домой, пожалуйста!"

Что ж, Леша, я вернулась! И уходить, хлопнув дверью, не собираюсь. Как и бежать, сломя голову. Мне стыдиться нечего, а вот тебе…

Тихо прикрываю за собой дверь и, не разуваясь, словно в бреду, прохожу в спальню.

Зайчики мои… Как мило трепещут в любовном танце, не ожидая незваных гостей. Ну, еще бы, я же сама написала ему, чтобы не волновался, у меня все хорошо. Вот Шестаков и не беспокоится, утопая в жарких объятиях любовницы. Уже в нашей квартире, на нашей кровати. Какая мерзость!

— Леш, а вы хоть предохраняетесь? — не выдерживаю, разрезая тишину словно ножом. — На кой тебе на старости лет ребенок?

Глава 13 Больше не о чем говорить

(Есения)

В спальне воцаряется мертвая тишина. Леша, застывший в нелепой позе, медленно поворачивает голову. Его глаза расширяются от ужаса, а лицо стремительно теряет краски. Подруга, чье имя я даже не удосужилась запомнить, судорожно пытается прикрыться смятым одеялом, но получается это у нее довольно неуклюже. Ах да, Света, кажется. Память-таки, неумолимо подсказывает. Хотя, какая мне разница, как зовут любовницу мужа.

— Я все объясню, — шепчет Шестаков, пряча глаза, а я усмехаюсь:

— А зачем, Леш? Я не слепая. Вижу что вы здесь не в шахматы играете.

Волна гнева захлестывает меня, но я стараюсь сохранять спокойствие. Не хочу опускаться до уровня истерик и скандалов. Я пришла сюда не для этого.

— Мне нужно время. Ты не могла бы...

— Выйти из спальни? Да пожалуйста, — саркастически отвечаю.

Разворачиваюсь на каблуках, чувствуя, как внутри все сжимается в тугой узел. Не хочу больше видеть эту картину. Она уже навсегда отпечаталась в моей памяти, как самое мерзкое воспоминание.

Шепот за спиной – будто рой назойливых мух, неразборчивое бормотание, которое я стараюсь не слышать. Шагаю в гостиную, и взгляд, словно рентген, пронзает пространство, выхватывая перемены, что успели прорасти здесь, словно сорняки, за несколько дней моего отсутствия. Ванная. Комната Ариши… Сложно сказать, любовница тут окопалась или просто частая гостья, но даже воздух пропитан чужим, приторным запахом женских духов.

Не тратя ни секунды, достаю из шкафа в прихожей дорожную сумку, ее утроба жадно поглощает остатки моей жизни. Больше сюда ни ногой. Никогда!

— Могла бы и предупредить о своем визите, — ворчит Шестаков, словно я нарушила его священный ритуал.

— А ты не оборзел, Леш? Вообще-то, это ты вымаливал прощение, в письменной форме, если память отшибло. Забыл?

— Да, но…

— Мне абсолютно неинтересно слушать твою жалкую исповедь. Достаточно того, что я увидела. Финита ля комедия! Одна просьба, Леш.

— Какая?

— Ариша прописана в этой квартире и имеет полное право на свою долю. Ее вещи неприкосновенны. Я же, разумеется, ни на что не претендую, так что развод пройдет быстро и безболезненно.

— Есения…

— Что? — захлопываю сумку с таким усилием, словно запираю в ней все свои надежды, и резко выпрямляюсь. Слишком резко. В глазах вспыхивают слепящие искры, мир кренится, и я непроизвольно ищу опору.

— Есения, тебе плохо? — Шестаков тут же оказывается рядом, хватает за плечи, а меня пронзает волна омерзения. Сбрасываю его руки, но он упрямо удерживает.

— Леша, я вам не мешаю? — голос Светы, словно осколок льда, пронзает комнату. Она стоит в дверях, прожигая нас испепеляющим взглядом.

— Воды принеси! Не видишь, Есении плохо, — рычит Шестаков, будто цепной пес.

Ого, вот как? Но нет… Обойдусь! Инстинкт самосохранения вопит. Мало ли что эта волчица подмешает в воду, чтобы избавиться от соперницы. Воображение романиста тут же рисует зловещие картины. Но я отбрасываю их:

— Не стоит беспокоиться! Я ухожу. Нам больше не о чем говорить, Шестаков.

— Черт, Есения… Я не хотел, чтобы так…

— Все, Леш! Просто заткнись, ладно? — перевожу дыхание, хватаю сумку и резким жестом отталкиваю его руку, когда он пытается помочь. Еще чего не хватало, чтобы муж помогал мне бежать из собственного дома. Сама уйду!

Миную прихожую и с удовольствием… Да, с каким-то болезненным, но все же удовольствием покидаю эту квартиру. В мыслях клянусь, что больше никогда сюда не вернусь… Впрочем, как и не буду больше писать про измены. Сыта по горло! Хватит с меня чужих драм… В голове уже зрел новый план… Смелый, дерзкий… И в нем нет места ни разводам, ни слезам.

Глава 14 Он и Я

(Есения)

Руки дрожат, но я стараюсь не показывать этого. Нож скользит по столешнице, нарезая сочные овощи для салата. Каждый кусочек – маленький вызов, маленькая победа над разрастающейся внутри пустотой. Красный помидор, хрустящий огурец, сладкий перец – яркие краски против серости, что поселилась в моей душе.

В голове до сих пор крутятся обрывки той сцены... его лицо, ее… Нет, стоп. Хватит!

Саша придет через час, и я должна быть в порядке... Мне нет больше дела до бывшего мужа и...

Оливковое масло льется тонкой струйкой, обволакивая овощи, легкий аромат трав заполняет кухню.

На горячее я решилась на стейк, рассудив, что перед искушением сочного мяса не устоит ни один мужчина.

Вот он, передо мной – искуситель, источающий дразнящий аромат, влажный от аппетитного сока. Я солю стейк крупной солью, перчу свежемолотым перцем. Мои движения точные, уверенные, как будто я не видела пару часов назад то, что сломало мой мир окончательно... Но я видела... И я здесь. Готовлю ужин.

Жгучее шипение масла возвращает к действительности. Раскаленная сковорода, взрывается фейерверком звуков, когда кладу на нее стейк. Вплетаю в это кулинарное таинство розмарин и тимьян, и вот уже воздух наполняется терпким ароматом наслаждения.

Запах жареного мяса заполняет кухню, перебивая горечь воспоминаний, успокаивая. Нужно подрумянить его с каждой стороны, запечатав сок внутри. Стейк шипит, обжаривается, а я, будто зачарованная, наблюдаю, как меняется его цвет. Не уверена, какой прожарки любит Саша, но выбираю medium-rare.

Ужин для Саши. Странно звучит. Но сейчас он – моя опора. Я хочу, чтобы ему понравилось. Хочу, чтобы он увидел во мне не сломленную женщину, а… просто женщину.

Все выглядит аппетитно. Очень аппетитно. И я чувствую, как медленно, по крохам, ко мне возвращается уверенность. Не в мужчинах. В себе.

Извлекаю из коробки два бокала. Новые, изысканные. Приобрела их для этого вечера. Специально для нашего… первого свидания. А почему бы и нет? Имею право на маленькое чудо.

Саша обещал принести красное вино… терпкое, как привкус моей сегодняшней реальности.

Звонок пронзает тишину квартиры. Мимолетное отражение в зеркале – беглый оценивающий взгляд. Легким движением пальцев приглаживаю скромный вырез платья, ничего кричащего, лишь сдержанная элегантность. Непослушная прядь ускользает за ухо. Глубокий вдох, задержка дыхания на мгновение, и… открываю.

Саша стоит на пороге, немного запыхавшийся, но с ослепительной улыбкой. В руках букет алых роз, коробка с тортом и бутылка вина.

Наши взгляды встречаются, и все вокруг перестает существовать. Забываю про ужин, про стейк, про свои сомнения. Забываю про бывшего мужа и его предательство. Остается только Саша и его взгляд, полный тепла и… желания?

Розы пахнут так сильно, что кружится голова. Он протягивает их мне, и наши пальцы случайно соприкасаются… и будто ток проходит сквозь меня....

— Есения, — выдыхает Саша, и вот я уже в его объятиях.

Торт и вино на полу, как и розы, но мы этого не замечаем.

Его губы находят мои... О, сколько же в нем нерастраченной страсти! Чувствую по губам, как они дрожат... Нежность моментально уступает место безудержному рвению.

Поцелуй становится глубже, требовательнее. Воздуха не хватает, но оторваться невозможно. Это как глоток воды после долгой жажды... и головокружительное чувство, что я снова жива.

Его руки скользят по спине, прижимая меня все ближе и ближе... и я готова раствориться в нем.

С трудом отрываемся друг от друга, тяжело дыша. В его глазах – отражение моего смятения, моей жажды. Он не говорит ни слова, просто смотрит, и в этом взгляде – обещание, поддержка, понимание. Берет меня за руку, ведет в глубь квартиры.

Оказываемся в спальне. Саша не зажигает свет, лишь луна призрачно подглядывает в окно. Он нежно касается моего лица, большим пальцем проводит по губам. Снова целует, но уже медленно, чувственно, словно изучая каждую клеточку моего тела.

Платье скользит на пол, вслед за ним рубашка Саши. Кажется, будто время остановилось. Остались только мы, наши тела, наши чувства.

Его прикосновения обжигают, исцеляют, дарят новую жизнь. Я чувствую, как боль отступает, как на ее место приходит нежность, страсть, желание.

Он обнимает меня крепко-крепко, так, словно боится отпустить. И я тоже боюсь… Боюсь, что это всего лишь сон, что завтра все вернется на круги своя. Но сейчас есть только этот момент… только он и я.

Глава 15 Челюсть отвиснет

(Арина)

Я стою у окна своей комнаты в общежитии, за окном – унылый пейзаж чужого города. Серое небо, мокрый асфальт, редкие прохожие, кутающиеся в шарфы. Весна не спешит в столицу. А как хочется сейчас оказаться дома, в тепле и уюте нашей кухни, где мама всегда ждет с ароматным чаем и свежей выпечкой. Но дома больше нет. Есть лишь осколки воспоминаний и горький привкус предательства отца.

Жду его звонок. Договорились поговорить, как только вернусь в общежитие. Не хочу, чтобы кто-то слышал наш разговор, видел мои возможные слезы. Постараюсь сдержаться, конечно, но...

Телефон в руке дрожит. Я смотрю на экран, где высвечивается "Папа", и чувствую, как внутри все сжимается в тугой, болезненный узел. Кажется, будто этот звонок – детонатор, готовый взорвать хрупкий мир, который я построила вокруг себя.

Глубоко вздыхаю, пытаясь унять дрожь в руках. Нужно взять себя в руки. Я – будущий следователь, а не истеричная девчонка. Нужно мыслить трезво и хладнокровно, даже если внутри бушует ураган. Нажимаю на кнопку ответа.

— Папа, привет.

Мой голос звучит на удивление спокойно. Я даже сама себе не верю.

— Ариша, доченька! Как я рад тебя слышать! Как учеба? Все хорошо?

В его голосе столько неприкрытой радости, что меня тошнит. Как он может так спокойно говорить со мной, зная, что он сделал? Неужели он думает, что мне ничего не известно?

— Учеба идет своим чередом, пап. Все нормально. А у вас с мамой как дела?

Я стараюсь говорить как можно более нейтрально, но чувствую, как голос предательски дрожит.

— У нас все хорошо, доченька. С мамой все в порядке.

Каждое его слово – нож в сердце. Он говорит о маме так нежно, как будто ничего и не было. Как он может быть таким лицемерным? Я делаю паузу, собираясь с духом. Сейчас или никогда.

— Пап, ну зачем ты? Неужели и меня ты готов окунуть в эту грязную ложь? Во-первых, мама… она же заболела! И знаешь, пап, даже в этом сквозит твоя вина. Не сбежала бы она из дома, спасаясь от твоего предательства, ничего бы этого не случилось.

Я слышу, как он тяжело вздыхает.

— Арина, я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Понимаешь, пап. Прекрасно понимаешь. Я знаю о Светлане Герасимовой.

Тишина. Такая густая и оглушительная, что кажется, будто она давит на мои барабанные перепонки. Я жду, затаив дыхание.

— Арина, откуда ты…? Мама сказала?

Он замолкает, но и не отрицает. Отчего становится невыносимо тоскливо на душе.

— Неважно, пап, кто сказал. Важно то, что это правда. У тебя есть любовница. Ты изменяешь маме.

Мой голос срывается, несмотря на все мои усилия. Боль и разочарование вырываются наружу.

— Арина, пожалуйста, давай поговорим об этом спокойно. Я все объясню.

Он пытается говорить мягко, убедительно, но меня это только раздражает.

— Объяснишь? Что ты можешь объяснить, пап? Как ты мог предать маму? Как ты мог предать нас всех?

Я не могу сдержать слезы. Они катятся по моим щекам, обжигая кожу.

— Арина, я люблю твою маму. Я всегда ее любил и буду любить. Света… это просто ошибка. Глупая, роковая ошибка.

— Ошибка? Пап, ты серьезно? Ты называешь это ошибкой? Ты думаешь, что можно просто так перечеркнуть годы нашей жизни, нашу семью, и назвать это ошибкой?

Я кричу в трубку, не в силах сдержать гнев.

— Арина, успокойся, пожалуйста. Я знаю, что я поступил неправильно. Я виноват перед вами всеми. Но я хочу все исправить. Я хочу сохранить нашу семью.

— Исправить? Как ты собираешься это сделать, пап? Ты думаешь, мама сможет тебя простить? Ты думаешь, я смогу тебя простить?

Я плачу навзрыд, захлебываясь слезами.

— Я сделаю все, что угодно, Арина. Все, что потребуется. Только дайте мне шанс.

Я молчу, не зная, что сказать. Я хочу верить ему. Я хочу, чтобы все это оказалось страшным сном. Но я знаю, что это не так.

— Пап, я не знаю, что делать. Я не знаю, как жить дальше.

Я говорю это тихо, почти шепотом.

— Арина, я понимаю. Тебе нужно время, чтобы все обдумать. Я не буду тебя торопить. Просто знай, что я всегда буду рядом. Я всегда буду твоим отцом.

Он замолкает. Слова отца звучат как пустой звук. Что значит "всегда буду рядом"? Как он может быть рядом, когда между нами пропасть, вырытая его же руками? Как я могу доверять ему после всего, что узнала? Боль сдавливает грудь, не давая дышать. Я чувствую себя маленькой девочкой, потерявшейся в огромном, чужом городе.

— Мне нужно время, пап. Много времени.

Я отключаю звонок, не дожидаясь ответа. Телефон выпадает из руки и глухо шлепается об пол. Мне все равно. Я сползаю по стене на пол, обнимая колени. Слезы льются ручьем, и я не пытаюсь их остановить. Пусть текут. Пусть вымоют всю боль, всю обиду, всю горечь.

В комнате тихо. Только всхлипы нарушают тишину. Я закрываю глаза и пытаюсь представить себе дом. Мамин смех, запах пирогов, ее куклы в кринолинах. Но вместо этого вижу лишь лицо Светланы Герасимовой. Молодое, довольное, торжествующее. И лицо отца, полное вины и раскаяния.