
Муж засыпает, просыпается мафия.
Едва он начинает храпеть - я выбегаю, босая, из нашей спальни, легко спускаюсь по лестнице и выхожу в наш огороженный сад. Бегу к посту охраны – там меня ждёт любовник.
Молодой красивый чернокожий Пьер!
Пьер! Такое сладкое имя, как пирожное. Про себя я произношу его по многу раз. Пьер! Пьер! Пьер!
Сладкий!
Ммм!
Он – мой сладкий темнокожий ротик, который любит меня лизать.
***
Забегаю в маленькую охранную кабинку, торопливо сажусь на стульчик, спускаю штанишки или задираю сорочку — когда как — и…
… кайф!
Он горячо лижет мою киску. Я содрогаюсь от восторга и наслаждений, от пряной смеси эмоций - потаённых запретных чувств.
Его руки обнимают мои бедра, он с силой притягивает меня на свой рот.
Губы! Ммм... Пухлые, мягкие и такие приятные, что хоть раз ощутив их нежным местом - хочется ещё и ещё.
***
Маленькая будка охранника, тепло от электропушки и от его языка.
Пьер плохо говорит по-русски, но каждый раз целуя меня так смешно бормочет:
— Айс бэби.
А я и правда “айс”. И в душе — порой, и в постели, если секс меня не заводит. Десять лет брака, все на что муж соглашался — перепробовали. Инициатор чего-то новенького была всегда я.
Теперь у нас с ним всегда одно и то же — заезженная колея. Сначала классика, потом сзади. Иногда минет — и на этом все.
Так что я реально “айс”, а не просто от того, что замерзла.
Но Пьер имеет в виду простое: мои губы, щечки, шею — я прибегаю к нему вся ледяная. Бегу по ночному саду в ночнушке, даже не накидывая сверху ничего. И прибегаю внешне холодная, а внутри — обжигающий жар.
Пока бегу — уже начинает пульсировать клитор. Тело жаждет горячей ласки, сердце бешено стучит — вот-вот… Вот-вот… Вот-вот…
Пока бегу — безумно боюсь, что муж может увидеть. А когда сажусь перед Пьером — мне уже наплевать.
Вот и сейчас я несусь со скоростью ветра. Холодно до безумия, на дворе поздний октябрь, темная ночь.
***
Я не считаю это изменой. Я замужем, муж меня старше, с сексом все в порядке.
Хотя как посмотреть.
Муж не делает куни. Да, он трогает меня пальцем, гладит, тычет.
Но не лижет.
За десять лет брака ни разу не лизал. И никогда не будет, мол, не мужское это дело.
А я люблю и безумно скучаю по таким ласкам, вспоминая бурную молодость.
Тело требует. Но муж – в отказ.
Да и просто секса у нас мало.
Ему все время не до меня. Он занят – бесконечно работает. Да-да, чтобы содержать семью.
А мне всего тридцать два. Мужу под сорок. По идее мы молоды. Но работа-работа-работа сожрала у мужа практически все.
***
У нас большой дом и громадный сад с небольшим озером. И как-то раз пока я в нём плавала – ко мне подошёл Пьер. Афроамериканец огромного роста. Широкие плечи, кудрявая голова. А глаза… Он на меня смотрит одновременно дико и возвышенно – как на белую богиню, которую позарез хочется трахнуть.
В тот день я робко дотронулась до него и быстро убежала.
Ночью ко мне пристал муж, я закрыла глаза и представила, что это Пьер.
Это первая попытка изменить – слабая и робкая, типа примерки. И она мне пришлась по душе.
***
Высокий, крепкий, накачанный, кожа как шоколадка! Работает на мужа – охраняет дом в группе других. Остальные белые и простые, а он — чернокожий и сладкий парень. Самый-самый лучший, самый хороший!
Часто тусит в баре и живёт в комнатке в подвальном этаже.
Я узнала о нем все, что только можно. Осталось дело за малым – побороть свой страх и увидеть его ещё раз.

***
– Моя дорогая, сегодня я лягу пораньше. У меня завтра длинный сложный день, – говорит муж и оставляет меня без секса.
А я уже с вечера теку.
Хотя бы на пять минут…
Хотя бы приласкал, да хоть пальцами погладил! Лоно горит, пульсирует, я до одури хочу секса. Но, блин…
Ложусь с ним рядом и когда слышу храп – трогаю себя между ног. Это даёт быструю разрядку – за годы брака я уже привыкла.
После нее можно и спать.
***
— Бэби, — шоколадные губы растягиваются в улыбке.
— Пьер!
Я приникаю губами к его пухлым темным вареникам и не без удовольствия понимаю — скоро они окажутся внизу.

Я не могу! Клитор так сильно пульсирует в ожидании кунилингуса! Это отдельный вид изнеможения от любовного кайфа — его предчувствие. Я жду этого мгновения, и, вместе с тем, радостно оттягиваю.
Самое сладкое — это ожидание. Момент, когда он задирает мою сорочку, усаживает меня на стул и опускается вниз.
О, да!
Был бы такой аттракцион где приходишь — и тебя хорошенько вылизывают. По идее, знаю, такое есть. Но не в нашем маленьком городе и в моем случае об этом точно узнает муж.
Сердце разрывается от случившегося. Ноги сводит от холода, живот — от возбуждения и отсутствия разрядки.
Бегу по ночному саду назад, в постель к мужу. Сейчас лягу, прижмусь к нему боком и буду себя гладить, пока не станет хорошо.
Тьфу! Терпеть не могу самоудовлетворение, считаю, что для этих целей и придуман мужик.
“Пьер хочет большего, чем просто кунилингус”. Досадно, досадно.
Пока гоню от себя мысль о том, как быть дальше. Ведь без стабильного кунилингуса я не смогу.
Останавливаюсь под большим раскидистым деревом просто перевести дыхание. Холод сразу окутывает, лед подступает к горлу. А может, меня просто тянет плакать.
Вот секундочку только передохну и пойду…
— Люси…
Отшатываюсь как от ночного призрака. А Пьер в ночи очень на него похож.
— Уйди отсюда, — злобно шепчу.
Неподалеку окна спальни. Хрен знает чем сейчас занимается муж. Он хорошо поужинал, запросто ему приспичит встать кое-куда ночью. А тут мы с Пьером под окном! Красота!
— Нее, — он тянет гласную, обнимает своей крепкой рукой за шею.
— Мать твою, бл…
Пьер целует и затыкает мне рот.

Я теряю равновесие — он мягко роняет меня на землю, задирает подол ночнушки…
— Нооо…
Я шепчу как змея — мое шипение кого угодно напугает! Но только не Пьера. А жаль.
Озираюсь — окна спальни черные, но они выходят прямо на это дерево.
Я в белой ночнушке — то еще привидение. Меня явно видно издалека.
Упираюсь руками в землю, с ужасом думаю о том, как сейчас буду отмываться. Но вектор мои мыслей быстро смещается.
— Ааахх…
Его губы… Рот… Горячий язык на фоне моей озябшей плоти.
Ммм. Это просто невозможно… Прямо посреди сада… На улице…

Лихорадочно соображаю, что на доме, к счастью, нет камер. Но в доме есть муж, который частенько встает по ночам.
Тело больше не может сопротивляться. Выдыхаю, расслабляюсь и разрешаю себе кайфовать. Плевать, что ночнушка будет вся грязная, а я сама в земле и прелых листьях.
Пофигу.
Тело вздрагивает как на электрическом стуле:
— Ууу…
Его губы обхватывают всю мою киску, а язычок пронырливо лезет внутрь. Как он сохраняет его таким горячим?
Как-как! Пьер — сам по себе кипяток! Крутой, причем, очень.

Лежу на сырой земле, раздвинув перед чернокожим ноги. Его курчавая голова движется, извивается у моих ног.
Я смотрю и мне хочется одного… Я это уже много раз делала. Но сейчас для этого не место и точно не лучшее время.
Но хочется, блин.
Ммм!

Я понимаю, что так нельзя… Но виноват сам Пьер: его язык настолько меня завел, что я хватаю его за курчавые волосы и с силой притягиваю к себе.
Он лижет профессионально. Даже странно, что работает охранником. С такими умениями он мог неплохо бы получать, обслуживая какую-нибудь богатую тетушку.
А он лижет меня. И не получает за это ни шиша.
Всем руководит мой муж. А я ничего с этим не могу поделать. Разве что… Убегать ночью к любовнику. И считать, что я — права.
***
Его курчавые волосы скользят между моими пальцами, но я сильнее притягиваю его рот к своему варенику.
Мне можно!
Пьеру это нравится. Он начинает рычать и агрессивнее меня облизывать. Вот и сейчас слышу его грозное “ррр” и…
— …ааах!
Раскрываю ножки широко, рвано вздыхаю, открываю словно выловленная рыба рот.
Ммм! Пьер посасывает мой клитор — безумно-безумно сладко!
— Как слааденько, — шепчу я тихо, прикрывая от наслаждения глаза.
Я ощущаю, как Пьер движется к финалу и во мне взыгрывает вечное: “Надо оттянуть на подальше”.
Но, блин, мы прямо под окнами, не считая тени и веток дерева.

Он ничего не видит, — говорит мой сонный разум.
Легонько толкаю Пьера в лоб. Не помогает. Начинаю давить сильнее и клитор ненадолго отклоняется от его ласк.
Перевожу дыхание, ощущаю, как пульсирует возбужденное лоно. И… вновь притягиваю его за волосы, про себя командуя: “Давай, чернокожий, продолжай”.
Бегу в туалет на втором этаже. С достоверностью в девяносто девять процентов я сейчас узнаю вставал ли муж ночью или я мне все придумалось.
Конечно, он мог и без туалета проснуться и посмотреть в окно. Но это мало похоже на правду.
Подбегаю, включаю свет и открываю дверь…
Сердце падает в пятки. Тело прошибает пот — липкий, противный — откуда он взялся на чистом теле? В голове сплошные помехи как у старого телевизора. И бессмысленная фраза “Ну зачем же я…”
Уже поздно.
Стульчак на унитазе поднят — муж опять забыл его опустить. А перед сном я не просто опускаю, а еще и закрываю крышку.
Все.
Хуже всего, что муж молчит. Лучше бы устроил мне жуткий скандал — так я бы знала, что у него на уме.
Но он делает вид что спит. Почему?
Я не решаюсь возвращаться в нашу спальню, иду в маленькую комнатку и сажусь на софу. Лихорадочно перебираю ответы и понимаю, что все они сводятся к одному: “Ты не делаешь мне куни”.
“Но разве из-за этого нужно изменять?” — похоже, голос совести проснулся.
Это не измена. Это… просто… как мороженое. Захотела — получила удовольствие и потом забыла. Если надо — то навсегда.
***
— Люси, — меня будит домработница, — Люси!
Я забылась и заснула на софе.
О, боже! Просыпаюсь и… Не хочу ни о чем думать. В голову приходит моя жуткая проблема и полное отчаяние — я не знаю как ее решать.
— Люси! Альфред оставил вам записку. Просил передать, как проснетесь.
Смотрю в глаза Милы — простое наивное лицо, но расстроенное чем-то или напуганное. И в руках конверт.
— Мила, дорогая… Он что-то сказал?
— Да нет вроде.
— А… Выглядел как?
— Задумчивый. Как будто не слышал, что я к нему обращалась.
— То есть думаете… Он сегодня был не такой, как всегда?
Пытаюсь у Милы вытащить хоть каплю подробностей. Мой муж — сложный человек, но многие его эмоции хорошо читаются на лице.
— Ну да. Может, дела у него? Я подумала, что занят.
— Занят, — повторяю эхом как дура.
— Так вот, — и она протягивает письмо.
У меня задрожали руки. Не просто бумажка, а реально — в конверте. То есть он неторопливо писал, складывал, упаковывал конверт и искал помощницу. А я в это время спала.
Трясущейся рукой беру конверт и прямо при Миле начинаю плакать. Она бежит на кухню, подает стакан воды и добивает меня одной фразой.
По-живому. Всего одной простой фразой, сказанной невзначай:
— Альфред ночью вставал попить. Вот, этот стаканчик я нашла около его кровати.
Кровь отливает от лица, а потом и от всего тела. Я становлюсь бледная как мел. Руки больше не слушаются.
Кое-как делаю глоток, с трудом глотаю, и ночной стакан-путешественник с грохотом падает из моих рук.
