Измена. Смертельная Охота

Пролог

Секс в основе мира, и не верьте, если вам будут возражать.

Я стою по колено в воде. Ветра нет, ласковые волны слегка прижимаются к моим бедрам и спешат дальше, к берегу. Надо мной звездное небо, которое не отражается на водной глади, потому что с ним соперничают морские светлячки – молюски, покачивающиеся на темном зеркале, и те, что запутались в моих волосах. Я и всё здесь – свечение. Море сливается с небом, я сливаюсь с ними… Чья-то рука на моём плече выдёргивает меня из волшебства и заставляет обернуться.

– Вы выпили, — я нисколько не боюсь своего преследователя. – Вам надо вернуться в дом и выспаться.

– Да ладно, я ничуть не пьян, – улыбается он. – Хочешь, прыгну с того выступа? И ты увидишь, как в небо взмывают звезды.

– Ага, – я чуть упираюсь ладонями в его грудь. – Подарить звезду с неба – это, писец, как оригинально.

Он отпускает меня, идет к берегу, там снимает джинсы и майку. Остается в одних плавках – красивый, статный… Слава Богу, в южной и юной ночи он не может разглядеть мою глупую улыбку удовольствия.

Без малейшего замешательства, по-кошачьи он взбирается на скалу и, выкрикнув “Эй, Джиллиан”, поджав ноги в прыжке, летит в звездную бездну. Всплеск, светлячки яркими искрами разлетаются вместе с брызгами. Я прыгаю и хлопаю в ладоши.

Он выныривает, ладонью вытирает лицо и кричит:

– Теперь твоя очередь!

– Вам за сорок, а ваши тараканы не стареют! – руками разгоняя перед собой мерцающие волны, я иду к берегу. И смеюсь. Потом сдираю уже намокшее платье, остаюсь в легком купальнике, отряхиваюсь, но мои волосы по прежнему в сотне морских светлячков.

Я боюсь прыгать со скалы. Боюсь моря. Но нахожу в себе силы, чтобы прыгнуть. Уйти на мгновение под воду, чтобы чьи-то руки подхватили и вытащили меня, чьи-то губы прижались к моей шее…

– Да бросьте ваши глупости… – я вроде как злюсь.

Но я не сопротивляюсь. С меня стягивают трусики, а потом прижимают к мшистой скале…

Глава 1

Джиллиан

– Мэм, вы никогда не задумывались, что произойдёт, если не будет контроля за выплатами за коммунальные услуги в Сангейте? – толстяк вытирает пот со лба и смотрит на меня умоляюще.

– Догадываюсь, что цены взлетят, – я делаю вид, что сверяю цифры, а на самом деле просматриваю свою электронную почту. Мой юрист, мистер Лаккара, добавляет:

– И город в одночасье потеряет медсестёр, строителей, уборщиков … и сотню других малооплачиваемых профессий. Им в большом городе на жизнь не хватит.

Одно электронное письмо привлекает моё внимание. “ВЫ ДОЛЖНЫ ЭТО УВИДЕТЬ!” – вот так, заглавными буквами… Машинально открываю его в другом окошке браузера, и сразу запускается видео. Тут же раздаётся сладострастный женский стон, и мои посетители с оторопью пялятся на меня. Они, наверное, решили, что я смотрю порнушку на рабочем месте, пока провожу деловые встречи: у меня от смущения сразу выступают капельки пота на лбу и над губой.

В конце концов, ни толстяк, ни мистер Лаккара не ошиблись. Это действительно порно. На экране извивалась, выгибалась, дергала бедрами какая-то брюнетка с пышным бюстом, и ласкал её самым недвусмысленным образом… мой муж.

Я поспешно жму на иконку “Стоп” и чувствую, как щёки разгораются, на глаза наворачиваются слёзы, и тело немеет от беспомощности. Мэр смотрит на меня в замешательстве, покручивая массивный перстень на пальце, а мистер Лаккара резко поднимается и обращается к толстяку, протягивая ему руку:

– Господин мэр, я думаю, имеет смысл дать мадам Стюарт немного времени, чтобы обдумать ситуацию. Мы известим вас через пару дней о нашем решении.

Толстяк в некотором смущении пожимает руку юриста и целует мою – трясущуюся. Бог весть, что он обо мне сейчас подумал, но это наименьшие мои проблемы.

Мистер Лаккара подталкивает мэра Сангейта к выходу, плотно закрывает за ним дверь и оборачивается ко мне.

– Зайчик, ты с ума сошла? Что ты смотришь в рабочее время? – но он видит, что у меня по щекам потекли слёзы, и у него меняется взгляд. Если ещё пару секунд назад он был готов отчитать меня за легкомыслие, сейчас он понимает: со мной что-то не так.

— Я урод… — бормочу и всхлипываю. — Из меня сделали урода. Я не могу родить ему ребенка! И теперь он мне изменяет. Ларри мне изменяет, – я перестаю себя сдерживать и даю волю рыданиям, а мистер Лаккара, стремительно подходит ко мне, обхватывает за плечи и гладит, успокаивая, прижимая к груди. – Господи, мне надо с ним поговорить! Рассказать ему правду, наконец! Мне надо понять, что я делаю не так! И что мне теперь делать?

– Развестись, – спокойно отвечает мистер Лаккара, но я вижу, что ему неприятен и этот разговор, и видео на паузе на весь экран компьютера.

– Не могу, – я обречённо качаю головой. – Мне придется уступить контрольный пакет акций “Святой Анны”. И тогда я ничего не смогу решить в одиночку.

– Ну хотя бы ты сейчас не сказала “Не могу, потому что люблю Ларри”, – мужчина грустно усмехается. – Да закрой ты уже окошко, любоваться там нечем!

Я всхлипываю, а мой беспощадный собеседник смотрит на меня пытливо, придерживая за талию. Его рука нежно гладит по спине, и с каждым выдохом он прижимает меня всё сильнее и сильнее.

Слёзы, смешавшись с тушью, текут по щекам: меня бьёт крупная дрожь, и я судорожно ловлю воздух воздух, как-будто на шее затягивают верёвку.

– Скажи только слово, Джиллиан… – губы Альберта Лаккары почти прижимаются к моему уху, и горячее дыхание мужчины пробирает меня до мучительного озноба.

Ему слегка за сорок, но виски только стали серебриться. Чувственный изгиб верхней губы, ямочка на подбородке, жесткие германские скулы, и неожиданно — длинные ресницы загибаются вверх. У него необычный и красивый цвет глаз. Они кажутся чёрными, но стоит в них отразиться свету, как становится заметно: они темно-серые, как мокрый асфальт или низкие грозовые тучи. Высокий, спортивный, он привлекает внимание женщин, где бы ни появился. Встречается с моей лучшей подругой, но не торопится делать ей предложение. Я гоню мысль, что виной тому я.

Мне нравится его имя — Альберт. Но обращаюсь я к нему “мистер Лаккара” или “Сэр”. Соблюдаю субординацию.

А ведь он намного старше, и я одёргиваю себя. Он мне в отцы годится…

Тут же освобождаюсь из его рук и отхожу к окну. Достаю из сумочки рядом на столе маленькое розовое зеркальце и, отвернувшись от мужчины, поправляю чуть поплывшую тушь. Не люблю наносить макияж при посторонних, да и не сильно им пользуюсь. Но сегодня на меня будут устремлены сотни камер, и придётся воспользоваться полным набором косметички. Я яркая, броская зеленоглазая блондинка. Не слишком высокая, но с тонкой талией и грудью, которая вполне умещается в ладонь мужа. Детей у нас нет, и в двадцать пять я без косметики выгляжу как девочка-подросток лет семнадцати.

Силой воли беру себя в руки.

– Когда вылет? – я наконец поворачиваюсь к мистеру Лаккаре, который следит за мной с плохо скрытой нежностью.

– Через четыре часа. Мне остаться?

– Ох, не говорите глупостей. Моника мне не простит, если вы отложите вылет, да и вам самому нужен отпуск, – я оборачиваюсь к нему уже с улыбкой, хотя чувствую, что плакать сегодня я буду целый день. – Езжайте, проведите хорошо время. Через четыре часа начнется приём в честь Ларри, я отвлекусь немного. А потом поговорю с ним, – я уверена: это недоразумение.

Брови мистера Лаккары ползут вверх, он смотрит на меня с сомнением. Какое уж тут недоразумение? Но сегодня очень важный день, и я собираю волю в кулак. На меня будут обращены сотни тысяч глаз, когда мы с Ларри, рука в руке выйдем на балкон старинного дворца. Люди уже начали собираться, и лучше мне не выглядеть расстроенной или подавленной.

Словно прочитав мои мысли, мистер Лаккара грустно улыбается:

– Они все придут ради тебя, – потом добавляет серьёзно: – Что с охраной?

Глава 2

Джиллиан

Заходит Ларри Стюарт… Мой муж… Мой любимый муж…

“Одно слово, Джиллиан”, но я отрицательно качаю головой. Я сама должна все решить. Мужчины обмениваются жесткими взглядами: они недолюбливают друг друга. Альберт Лаккара презирает Ларри, а Ларри отвечает ему взаимностью и не понимает нашей с Альбертом дружбы. Альберт оставляет нас наедине, а благоверный слишком недоволен этой мимолетной встречей, чтобы заметить мое расстроенное состояние.

– Ему в твоём кабинете мёдом намазано? Я знаю, что у меня красивая жена, но он слишком явно хочет залезть тебе в трусики.

Нет, нет, мы сейчас ничего выяснять не будем. Поговорим после приёма.

– Не ревнуй, милый. У него чудные отношения с Моникой. Лучше скажи… Ты вчера задержался, а сегодня ушёл рано, – я не видела тебя с прошлого завтрака.

Ларри пожимает плечами.

– Деловая встреча, сама понимаешь, – он чешет висок и избегает смотреть мне в глаза. Находит другие места, которые можно осмотреть:

– Это платье не слишком откровенно? Нарываешься на скандал с жёлтой прессой?

– С кем деловая встреча? – спрашиваю и молюсь, чтобы услышать неправду. Мне нужна эта ложь, чтобы заставить себя верить ему.

Ларри смотрит на меня как-то странно: взгляд его синих глаз, обычно наполненный любовью, сейчас как скальпель хирурга. Холодный и острый.

– Мне не нравится, что моя жена и первая леди проводит столько времени с этим Лаккарой. Ты слышишь меня, Джиллиан?

Боже, он ревнует! Возможно ли, что именно ревность толкнула его на измену?

– Я звонила Брэду Лавину вчера, когда ты задержался. Он весь вечер не выходил из дома.

– Кто тебе сказал, что я встречался с Лавином? И пожалуйста, Джиллиан… Я соглашусь, что твоя затея со “Святой Анной” дала отличные результаты, но кто-то распускает слухи, что ты спишь с собственным юристом. Ты понимаешь какой это удар по твоему имиджу?

По моему имиджу? Видео, где я трахаюсь с Альбертом, никто не посылает тебе почтой, милый. Взломай мой аккаунт сейчас кто-нибудь ушлый, твои похождения разлетятся по всем новостным каналам. Да, конечно, низ размоют или прикроют серым квадратиком те места, которые наши древние предки прикрывали фиговым листом, но у людей воображение работает лучше, чем фотошоп с нейронкой.

У меня округляются глаза, но Ларри не обращает внимание на мое удивление, смешанное с возмущением.

– Может, он сам эти слухи и распускает…

– Ты с ума сошёл! – тут я не выдерживаю и повышаю голос.

– Может, да, – беззлобно соглашается муж. – А может, нет. Ты же знаешь поговорку. Никогда не доверяй Орестовской погоде и аппийцу.

– Это те самые аппийцы, которые привели тебя к победе на выборах! – я буквально закипаю от возмущения.

Ларри всегда утверждал, что нам надо провести мост между Севером и Югом. И всё же муж не выносил аппийцев. Он улыбался, говорил о едином государстве (но никакого единства в государстве не было), о признании малых народов, о равноправии и уважении прав человека. Политик... Красиво на бумаге и на камеру. По сути, всего лишь удачная маскировка ненависти. Да, аппийцев он не переваривал.

Война научила.

Политкорректностью Ларри не страдал, да и аппийца в далекой северной провинции Котнор, где Ларри провел первые годы после войны, найти затруднительно. Те из южан, кто после окончания боевых действий решились перебраться на Север, селились исключительно в больших городах вроде Оресты на востоке и Тангроса на западе. Коронная фраза Ларри, — “Никогда не доверяй Орестовской погоде и аппийцу”, — частенько произносимая им в местном баре, вызывала только одобрительный гул.

Почти все наши общие знакомые прошли войну.

Все они усвоили простую истину: в Аппайях тот, кто улыбался тебе утром, стрелял в тебя вечером. Дороги, обозначенные на карте, могли исчезнуть за ночь под напором оползня. Врагами были не только боевики, самым опасным и коварным неприятелем являлась сама местность. И у Ларри своя тяжесть на сердце: его близкий друг погиб не от пули в бою, а из-за непродуманного решения какого-то чина из старшего офицерского состава.

«Мы получили приказ, — однажды поделился он со мной, — доставить груз на базу. Была ночь, плохая видимость... Ну и... не справились с управлением на горной дороге».

А о чём не сказал?

О том, что только идиоту могло прийти в голову отправить тяжёлый тактический грузовик, шириной более двух метров, через ущелье, по дороге, представлявшей собой очень узкую полоску земли, да ещё и с резкими поворотами над крутым обрывом.

Но с приказами не спорят.

Несколько часов до отправки конвоя Ларри с приятелем провели, отвинчивая зеркала, боковые поручни — всё, что могло зацепиться за выступающие каменные плиты.

«Одна из этих паршивых аппийских дорог, Джиллиан. Такая же паршивая, как и сами эти аппийцы. Сначала слегка изогнулась вправо, к горе, а затем резко влево, к речному уступу. Пат думал, что будет второй поворот. Вёл машину близко к краю. А сам-то край был вроде как укреплён, но грузовик оказался слишком тяжёлым. Шутка ли, больше восьми тонн. Мы только почувствовали, как колесо под нами провалилось. Грузовик потянуло вниз к реке. И потом он упал с обрыва».

Ларри тогда вылетел из кабины, повредил спину, а его друг... Тот жил ещё несколько часов.

Ларри никогда не любил вспоминать о войне, но во время предвыборной кампании его команда во главе с Брэдом Лавином настояла: Ларри Стюарт – герой, а страна должна знать своих героев. Только недавно эта земля возродилась из пепла гражданской войны, и не всех устраивал премьер, который воевал на стороне федералов против взбунтовавшейся провинции.

Государство, любое государство, даже с сильно выраженным этническим большинством, никогда не является гомогенной структурой. Его образуют различные группы населения, чьи интересы не всегда совпадают, а иной раз могут принимать и антагонистический характер. В цивилизованном обществе такие группы обладают набором легитимных средств воздействия на политику, в число этих средств входит обращение в суд или участие в выборах с намерением привести к власти президента с устраивающей их предвыборной платформой. Но никто не проголосовал бы за моего мужа в Аппайях, второй по размеру провинции Левантидийской Федерации.

Глава 3

Альберт

Матушка не раз уже намекала, что Альберту пора сделать предложение Монике: подумаешь, неудачный брак за плечами? Она, матушка, всё ещё надеется понянчить внуков, и пусть Альберт не возражает, что у неё уже четыре штуки есть, – как их нянчить, если старшему двадцать пять, младшему двадцать, и эти оболтусы под потолок ростом? И вихры им не пригладишь, и не поговоришь толком. Старший докторскую по физике защитил, а она об этом полгода не знала. А ведь раз в неделю наведывался все эти месяцы с дружком своим закадычным, такой же оглоблей: “Бабуленька, сделай нам суп на кефире”. Сначала с Оглоблей приходил, потом ещё двух товарищей завёл: шустрого жидёнка и негритёнка. И не надо вот ей повторять в сотый раз, что это оскорбительные эпитеты. Она и Оглоблю, и жидёнка, и негритёнка любит как своих родных. И кормит так же. А кого ей любить ещё, если внуки от старшего сына выросли, а младший бобылём ходит. А вот женился бы Альберт на такой хорошей и ещё не совсем старой девушке Монике, она, матушка, и померла бы спокойно. Что значит “при современной медицине люди до ста лет живут”? Это ей внуков еще почти сорок лет ждать? Ну, она-то подождёт. А Мониика? Моника уже старородящая, тридцать годков, часики тикают. Да и он, Альберт, не вьюнош. Импотенция не приговор, но зачем через пять лет пихать в себя всякую нездоровую химию, если детей можно заделать сейчас?

Эту тираду с вариациями Альберт выслушивал, как минимум, раз в месяц. В конечном итоге, вода точит камень, а Моника Альберту всегда нравилась. Она, добрая и покладистая, вносила оживление в его заполненную работой жизнь.

– Милый, ты забыл у меня очки, – голос Моники звучал оживлённо. Она рада предстоящему совместному отдыху, который они планировали целых пять месяцев. Альберт, зажимая мобилу между плечом и ухом, достал чемоданы из багажника. Голос у Моники низкий, томный, бархатный, и глаза цвета темной ночи.

Сейчас Моника в Оресте, а Альберт – на западном побережье, в Сангейте, между ними мили и часовые пояса, но уже к вечеру они будут вместе пить коктейли у бассейна на роскошном курорте Саламандрового Берега.

– У меня регистрация скоро, – перед Альбертом распахнулись автоматические двери, и он в поисках нужного терминала окинул взглядом зал аэропорта. – Я позвоню тебе перед отлётом.

Но уже на входном контроле он увидел текстовое сообщение со слишком хорошо знакомого номера.

“Перезвони мне, сладенький”.

Такие сообщения никогда не предвещали ничего хорошего. Эта женщина, как брахмастра, как сильнейшее мифическое оружие, не оставляла в эпицентре своего влияния ничего живого, что могло бы ей противостоять. Это был самый опасный враг и самый полезный друг одновременно, но Альберт в её присутствии не испытывал ни страха, ни почтения. Его мужскому самолюбию льстило внимание этой львицы: женщина, опасная, непредсказуемая, красивая, бросающая ему вызов во всём, могла оставить вокруг него выжженную землю, и могла возродить его к жизни одним словом.

– Как наша маленькая Джиллиан? – первый вопрос, который Альберт услышал, когда Николь Зулейпек ответила на его вызов.

– В тебе проснулся материнский инстинкт? – Альберт ответил нарочито-раздраженным тоном. – Слушай, я тут багаж оформляю. Давай перезвоню через несколько часов, если что-то важное…

Его перебил язвительный смешок.

– Дворец Сангейта – красивый архитектурный комплекс, музей, лучшее место для приёмов и подписаний договоров. Сладенький, ты знаешь, что там охрана только по ночам?

Альберт насторожился:

– Ты к чему?

– Сегодня под его главным балконом соберется многотысячная толпа. О, они все обожают маленькую Джиллиан, она столько добра сделала в Аппайях. Открыла тысячи новых рабочих мест. На средства “Святой Анны” построила новые поселки. Пособия для матерей-одиночек… Повышение пенсионных выплат… Да она просто святая, эта маленькая Джиллиан. Святая Анна. К чему ей, любимице толпы, нужна охрана? – Николь растягивала каждое предложение, а Альберт похолодел от безумной догадки. – Хватит одного Мерсера и с десяток его людей. У аппийских полицейских есть дела поважнее…

Альберт уже не помнил, как он выскочил из аэропорта, оставив свой багаж и захватив только оружие. Он поймал такси и в первую очередь набрал номер комиссара Мерсера.

– Ну что вам? – раздался недовольный голос старого полицейского.

– Мерсер, вы в курсе, что кордона из аппийской полиции не будет? – почти прокричал Альберт, делая знак водителю рукой: “Быстрее, быстрее”.

– У нас всё под контролем, – голос Мерсера звучал устало, кажется, он даже зевнул.

– Под контролем? Как десять ваших человек смогут контролировать огромную толпу?

– Лаккара, занимайтесь своим делом, и предоставьте мне делать мою работу, – Мерсер тут же незамедлительно нажал на отбой.

— Поворачиваем, давай на Веллингтон Уэст, немедленно! — закричал Альберт водителю, лихорадочно набирая номер Джиллиан. Она должна вот-вот выйти на балкон: там она простоит минут десять, рассылая королевские приветствия толпе, пока Ларри будет толкать речь о дружбе народов и экономическом чуде. Машина сделала резкий разворот, позади послышался скрип тормозов, но Альберт не слышал ничего, кроме долгих гудков и записи автоответчика. Опять и опять. Джиллиан не отвечала.

Они завернули на Парк Драйвуэй. За ними взревела сирена скорой помощи.

— Не вздумай притормозить, — крикнул Альберт водителю, — они не поедут больше ста пяти километров в час на этом участке, увеличь скорость до ста двадцати.

— Сэр, я потеряю права и окажусь в тюрьме!

— Тебя ждёт что-то похуже тюрьмы, если ты сейчас же не прибавишь скорость.

Водитель скорой нажал на гудок. К сирене добавился протяжный низкий вой, автомобили впереди стали резко заворачивать направо и прижиматься к обочине, и только жёлтая таксишка, воспользовавшись свободной дорогой, рванула вперёд. Им на хвост село несколько полицейских машин.

Глава 4

Джиллиан

Ещё в машине Ларри обратил внимание на мой измученный и уставший вид.

– Бэби, потерпи немного. Скоро лето, парламентская сессия закончится, и мы с тобой смотаемся куда-нибудь отдохнуть. Махнём в Котнор? Устроим себе приключение?

Котнор – крайний север.

Кажется странным, что Ларри не предлагает мне путешествие на какой-нибудь тропический курорт, в элитный отель, или в шоппинг-тур. Но Котнор не похож ни на какое другое место на земле. Он дышит впечатляющей живописной красотой, огромными ледниками, древними, как этот мир, и богатой дикой природой. Я люблю Север, люблю зимой доехать до работы на коньках по обледеневшим каналам Оресты, её кровеносной системе. Люблю те особые дни в октябре, когда не облетели ещё горящие алым клены, и их припорашивает первый снег. Люблю те ночи, когда по небу протягиваются всполохи северного сияния. Если бы Бог существовал, так бы я его себе и представляла: он сидит у костра, в куртке “Коламбия” на гусином пуху, и поджаривает только что пойманного лосося. А за камнями прячутся полярные волки. Что они сделают древнему Богу? Им только остается ждать, когда он закончит свою трапезу, затушит огонь, и уйдет дальше, на север, оставив творениям своим остатки обеда.

От отеля до дворца мы доехали быстро: Сангейт – небольшой город. Его центр прижимается к верфям, а одноэтажные “спальные” районы размазаны тонко, как джем на булке бедняка.

Наконец мы поворачиваем на главную площадь, и толпа рёвом приветствует наш кортеж. Минуем резные ворота, и я с любопытством разглядываю древний дворец аппийских правителей. Древнее название Сангейта – Кизис-Ниби, “солнечная вода”, и говорят, в Сангейте самые красивые закаты. Но мы здесь проездом, и всё, чем я могу полюбоваться, – белоснежный дворец с огромным широким балконом, на котором, наверное, могли поместить с сотню человек. Я опускаю боковое стекло в автомобиле, и кто-то из толпы бросает мне на колени розовые и белые пионы, наполняющие своим терпко-сладким ароматом салон. Я машу, благодарю и замечаю маленькую неполадку в своем туалете. Звено одной подвески на браслете-пандоре чуть ослабло. Если я потеряю её в толпе, то, наверное, уже не найду. Это подарок мистера Лаккары, и, конечно, я куплю похожий на замену в любом магазине “Сваровски”, но у каждого подарка своя сентиментальная прелесть, своя память. Этот подарок хранит тепло рук дарителя, его изучающий взгляд , сотню ассоциаций и ответ на вопрос: почему из всех шармиков мистер Лаккара выбрал именно этот… “Сердце Медведицы”... Просто дорогая стекляшка, если самой приобрести такую же. Часть чего-то незримо большего, часть другого человека в момент, когда он о тебе думает – если это подарок.

И я оборачиваюсь к Ларри:

– Звено слабое, закрепи пожалуйста.

– Дай лапку, – он сжимает моё запястье, поворачивает и проводит губами по бледно-голубой вене. Толпа взрывается ликованием, и те, кто не видел этого жеста безусловной любви, воодушевляются восторгом тех, кто стоит у самого ограждения.

В этот момент я спрашиваю:

– Ты мне изменяешь?

Ларри поднимает на меня глаза, и в них ещё плещется осознание триумфа. Но медленно до него доходит мой вопрос.

– После того, что случилось в Лавантьере, уцелевшие жители ушли в леса, – начинает он, а я молчу, сбитая с толку. – А леса там – топи. И мы не могли их оттуда выдавить на юг. Какие-то были у мятежников свои тропы. Только много лет спустя я узнал: опасное место они определяли по цвету травы. Знали, как обойти, – Ларри делает паузу, но мы уже подъехали к парадной лестнице. – У тебя глаза цвета топи, Джиллиан. Я в эту топь угодил однажды… и остался там по сегодняшний день.

– Ты романтик и понторез, Ларри Стюарт. Когда мы состаримся, я поумнею и научусь относиться к тебе с иронией.

Двери автомобиля распахиваются, нам нужно выходить, но Ларри уличает момент и шепчет мне:

– Когда мы состаримся, я буду лапать колесо твоего инвалидного кресла своим.

Я смеюсь.

Я ему верю.

Выхожу из машины и, под руку с единственным любимым мужчиной, поднимаюсь к распахнутым дверям. Вспышки фотокамер меня не беспокоят, я смотрю только на мужа, он –только вперёд. Может быть, у меня глаза цвета опасного болота, но для Ларри я – самая надёжная опора.

Ещё четверть часа мы обмениваемся любезностями с политиками, сенаторами, послами, но приходит момент, когда нетерпение толпы выливается в шквал криков. “Джиллиан! Ларри!”

“Нам пора!” – шепчет муж, и рука об руку мы выходим на балкон. Ларри поднимает руки в приветствии, я – тоже, и вдруг один из шармов, тот самый, “Сердце Медведицы” срывается и катится куда-то в угол. Ларри подходит к микрофонам. У него заготовлена речь, но он не верит в чтение по бумажке. Он её три часа учил, а я сидела с конспектами и выверяла каждое слово, каждое движение. Потом он уехал к Брэду Лавину, нашему политтехнологу, “обкатать” речь на нём.

Но он сказал мне, что не был у Лавина…

На какой же кобылке он “обкатывал” свою речь?

Как пьяная, я иду за бусиной, пустым украшением на браслет-пандору. Балкон из белого мрамора, дворец из белого мрамора – всё сливается в одно пятно, и только в самом конце алый шарм ещё покачивается на краю бездны. Я склоняюсь, поднимаю украшение, а когда оборачиваюсь, ничего белого больше нет. Кровь на стенах, кровь на моем платье, обвал под ногами, а на земле какая-то мешанина из бутафорских частей человеческих тел.

Мне кажется, я вижу внизу Ларри. Его глаз смотрит куда-то вверх: наверное, на кроны столетних тополей. Я вижу только половину его лица. Какое-то месиво залило всё остальное.

Я делаю шаг к краю.

Вы спросите, как я не услышала взрыв? Услышала, наверное. Просто сейчас уже не помню.

Глава 5

Альберт

Окна выбило.

Мелкие осколки и стеклянная пыль покрыли пол. Пошатываясь, Альберт поднялся и огляделся. Охваченные паникой люди бросились к выходу, но в зале оставались раненые. Задело и Мерсера: он нетвердой походкой, дезориентированный в пространстве, почему-то направился к старинному шкафу и попытался открыть его. Нельзя сказать, что взрыв был очень сильным, но безусловно, все, стоявшие в этот момент на балконе, либо мертвы, либо смертельно ранены. От одной мысли об этом, о Джиллиан, закололо в левой части груди.

Альберт рванул к окнам, выходящим на балкон. Но центральная часть полностью разрушена, и только непонятно как уцелевшая Джиллиан, в крови, стояла неподвижно на не тронутой взрывом плите и с ужасом смотрела вниз. Окна во дворце, по счастью, были в пол. Альберт бросился к девушке и в момент, когда она уже собиралась шагнуть с плиты, не представляя жизни без своего Ларри, Альберт выхватил её с того самого неповрежденного островка, куда девушку заманило подаренное им украшение. Если бы не это быстрое и грубое движение, Джиллиан довела бы решение до конца: ступила бы с надежной опоры и, скорее всего, разбилась бы насмерть рядом со своим любимым Ларри. Но сразу, как только Альберт выдернул её через разбитое окно в зал, Джиллиан обмякла в его объятиях, глаза остекленели, и с её губ закапала кровь. Неожиданно раздался звук, который Альберт ни с чем не мог перепутать.

Треск автоматной очереди…

С нижних этажей до него донеслись крики, полные отчаянья, и Альберт понял, что единственный шанс спастись – затаиться где-то в верхних комнатах и рассчитывать на быструю реакцию полиции. Он огляделся и нашёл то, что искал: приоткрытую дверь, ведущую к запасному выходу. Вероятно кто-то ею уже воспользовался, пытаясь выйти из здания, но сейчас Альберт сомневался, что оставалась возможность покинуть западню.

Он подхватил легкую девушку на руки и, пользуясь всеобщим замешательством, рванул наверх по запасной лестнице.

На последнем этаже его ждала анфилада комнат, – их использовали как склад для старой офисной мебели, каких-то коробок с документацией и прочего барахла. Пахло тут сыростью и пылью.

Джиллиан закашлялась и вроде как пришла в себя. Альберт донёс её до самой последней комнаты, положил на пол, а потом передвинул офисную копировальную машину к углу так, что девушка могла поместиться в образовавшемся пространстве. Джиллиан наблюдала за ним со отстраненным выражением лица. Казалось, ей понадобилось несколько минут, чтобы узнать Альберта.

— Что вы здесь делаете? У вас же вылет…

— Треники забыл, — Альберт присел рядом с Джиллиан на корточки и попытался определить, насколько сильно её задело осколками.

Джиллиан, похоже, перестала понимать, где она, и что происходит.

— Зачем они вам?

— Вместе бегать предлагала? — взгляд у Альберта сосредоточенный, он оценивал, сильно ли она поранилась. Левый рукав платья пропитался кровью, и Альберт осторожно закатал его. Раны — многочисленные, но мелкие, — больше походили на царапины.

— Предлагала, — У Джиллиан кружилась голова, всё плыло перед глазами, она не верила, что её мистер Лаккара рядом — не галлюцинация. — До старой мельницы и обратно.

Альберт наконец посмотрел ей прямо в глаза:

— У меня последние шесть лет — сидячая работа. И я курю. Так что это ты побежишь до старой мельницы. А я — до инфаркта.

Джилли через боль потянулась его обнять:

— Вы пришли...

— Ага, успел на последний лифт. Тихо, тихо, не дергайся. Сиди спокойно.

...Так, порезы на лице, руках, груди и ногах. Альберт потянулся к какой-то коробке из под обуви, вытряхнул из неё всю мелкую канцелярию и разорвал. Зачем-то свернул картон в трубки. Потом приподнял ногу Джиллиан, подложил одну трубку под сустав, вторую — сверху. Джиллиан поняла, что он пытается зафиксировать ей колено, наложить своеобразную шину.

— У меня не перелом, не волнуйтесь, — пробормотала она. — Я могу пошевелить пальцами.

Альберт был сосредоточен на чём-то другом:

— Не кричи. Нам не нужно, чтобы тебя услышали. Когда буду вытаскивать осколки, дыши глубоко и держи глаза открытыми, — будет не так больно.

Джиллиан ощутила, как шнурок перехватил ей ногу сантиметров на десять ниже бедра. Самый большой порез у неё оказался на боковой поверхности голени, но конечность уже зафиксирована, и если он сейчас вытащит стекло, кровотечения быть не должно.

— Рану на ноге надо будет обработать и перевязать. Подожди, я видел в этой свалке кое-что. — Альберт собирался сделать шаг к двери, но Джиллиан удержала его за рукав:

– Ларри жив, да? Позаботьтесь о нём!! Умоляю вас!

Нет, там никого не осталось в живых. Альберт слегка сжал её пальцы:

— Сейчас, зайчик, потерпи. Всё будет хорошо.

Он вернулся с бумажными салфетками и антисептиком для рук.

— У меня останутся шрамы, — Джиллиан пыталась держать себя в руках, но дышала быстро и поверхностно, — Ларри будет любить меня со шрамами?

— Будет, будет, — Альберт снял пиджак, рубашку.

Джиллиан фыркнула.

— Чего ты, глупая?

— А вы меня любить собираетесь прямо здесь и сейчас?

— Вот точно дурная. Бинты нужны.

Для бинтов — несколько полос, рукав — на жгут. Джиллиан лучше бы что-то сжать в зубах, иначе, как только он начнёт обрабатывать рану антисептиком, девушка может вскрикнуть, — а им надо сидеть очень тихо. Джиллиан уже начала отходить от шока.

Внешне сохраняя полное спокойствие, Альберт снял «шину», но затянул шнур над коленом чуть сильнее: вроде артерий там быть не должно, но он сейчас не поручился бы, что прав. Осторожно вытащил крупный осколок, — хорошо, что этот кусяра влетел в ногу, а не в шею. Джиллиан всхлипнула и застонала, зажимая рот ладонью. Беднягу трясло уже настолько сильно, что Альберту приходилось крепко фиксировать её ногу рукой.

Крови всё равно было много. Альберт отвык от этого запаха, ему пришлось бороться с подкатывающей тошнотой.

Глава 6

Альберт

Он, крадучись, вышел на лестничный пролет. В этом крыле дворца стояла мертвая тишина, которую сейчас нарушила вибрация его мобильника. Моника… Альберт принял звонок и услышал её встревоженный голос:

– Ты уже в самолете? Знаешь, что происходит в Сангейте? Говорят, что временно отменили все вылеты.

– Я не в самолете, – Альберт старался говорить как можно тише и даже спустился на пролет ниже. Если нападавшие решат проверить пожарный выход, он сможет увести их от Джиллиан. – Я во дворце…

– Мой хороший, что ты там делаешь? Сообщили, что по предварительным данным Ларри убит. Скорее всего и Джиллиан.

– Джиллиан в безопасности… пока. Послушай, что говорят в новостях? Есть предположение сколько боевиков во дворце и торговом центре?

— Они устроили настоящую бойню на парковке, никому не дали уйти. Сейчас собрали заложников в нижнем зале «Терра Новы». Так утверждают в новостях… Где ты?

— Мультики иду смотреть.

— Какие мультики, Альберт?

— Думаю проверить, можно ли выйти через старый кинотеатр.

— Выбирайся как можно скорее.

— Мика, что-нибудь планируется? Какие силы стягиваются к зданию?

Мика с минуту молчала. Альберт понял, что она прокручивает новостные каналы и, когда она заговорила, голос её дрожал.

– Боятся, что будут теракты в Оресте и Тангроссе. Усиливают охрану у Здания Парламента. Про Сангейт… Террористы выдвинули требование, чтобы им выдали Джиллиан Уэллс. Значит, они знают, что она ускользнула.

– Хрен им в зубы, а не Джиллиан, – пробормотал Альберт. Он спустился на ещё один пролет и вышел в злополучный зал для банкетов. Огляделся и от души выругался. Встревоженная Мика спросила, что он видит.

– Они раненых добили. Теперь понятно, почему они не поднялись по пожарной лестнице, – зачищали и им надо было убедиться, что Ларри и Джиллиан оба мертвы.

– Они перекрыли все выходы. Ты оттуда не выберешься.

– Ну точно не без Джиллиан.

Мика всхлипнула:

– Альберт… я люблю тебя. Ничего не говори, просто выбирайся оттуда.

Предложению ничего не говорить в ответ на признание в любви Альберт даже обрадовался. Мика ему нравилась и он даже подумывал перевести отношения на другой уровень. Джиллиан казалась ему чем-то недосягаемым. Но и лгать себе он не мог. Не мог найти в себе слова любви для другой.

Стратегия «затаиться и переждать» тут не подходит. Выбираться из здания надо любой ценой. Альберт хотел уже проверить переход, но по лестнице послышались чьи-то шаги. Не задержались у зала, прошли выше. Альберт, держа оружие наготове, бесшумно проследовал к пролёту. Джиллиан спрятана надежно, но он не любил предположений.

Боевики, вероятно посчитав, что в приемном зале уже не оставалось живых, теперь обследовали последние этажи. Их, судя по голосам, было двое. Они вели себя самоуверенно, не крались, не таились. Ещё немного, и они войдут в ту самую комнату, где Альберт спрятал Джиллиан.

Первого боевика он положил мгновенно. Второй успел вскинуть к: Альберт выстрелил ему в грудь, ранил и автоматная очередь прошла прямо над головой. Добил уже пулей в лоб.

Альберт вытащил из накладного кармана у одного из террористов гранату и сделал несколько крадущихся шагов к выходу, выглянул осторожно в пролёт. От дверей анфилады была видна лестница, ведущая на третий этаж. Лаккаре это давало преимущество: если кто-то будет подниматься, он сможет первым среагировать.

Но видимо, никто не слышал выстрелов. Из чего Альберт сделал вывод: боевиков не так уж много, кто-то должен удерживать заложников, кто-то – стеречь выходы.

Услышав шаги, Джиллиан зашевелилась, и импровизированная стена из коробок рассыпалась.

– Это мог быть и не я, – в голосе Лаккары смешались одновременно и нежность, и упрёк.

– Вы нашли Ларри?

– Нет, – соврал он с тяжёлым сердцем. – Нам надо выбираться отсюда, зайчик. Эти мерзавцы ищут тебя и, если мы будем медлить, обязательно найдут.

– Сколько у вас пуль?

Альберт протянул ей “Беретту”:

– Там сейчас тринадцать. Но у нас пополнение боевого комплекта: два автомата я сейчас сниму с этих тварей, и гранаты.

– Тринадцать… Счастливое число. Последняя из этих счастливых тринадцати – для меня.

– Нам главное пройти по переходу в центр, а там будет легче, – успокоил Альберт девушку. — Ну что, зайчик, двигаемся? Держись близко и чтобы без самовольства.

Кроме кинотеатра, другим вариантом спасения был магазин «Скай» на третьем этаже. Он находился на противоположной стороне от «Терра Нова». Там внутренняя лестница вела на второй этаж, — что позволило бы избежать основных переходов. Альберт и Джиллиан покинули укрытие, без приключений перешли в торговый центр и быстро спустились на третий уровень. Догадка Альберта оказалась верной: отряд боевиков был немногочисленным и, возможно, они даже не планировали захват заложников. На эту меру они пошли, когда поняли, что Джиллиан ещё жива.

Но об условиях освобождения заложников Альберт умолчал. Девушке могла прийти в голову мысль пожертвовать собой, а сам он, чтобы спасти подругу, был готов оставить весь Сангейт в руинах.

Лестница вывела их к небольшому отделению банка. У его дверей лежал полицейский с развороченным крупнокалиберными пулями животом. Альберт хотел сказать девушке, чтобы отвернулась, но... она уже видела и не такое.

Дальше по коридору они шли крадучись, прижимаясь к стене, но по возможности быстро. Альберт держал автомат в готовности для ведения огня: это успокаивало Джиллиан, но он прекрасно понимал, что второй раз им вряд ли повезёт.

— Если нарвёмся, сразу же падай на пол и притворяйся мёртвой, — проинструктировал он спутницу, про себя подумав, что, притворяться, возможно, им обоим не придётся.

Они наткнулись ещё на несколько трупов. В этом переходе оставшиеся в живых забаррикадировали двери в магазин с электротехникой — слабая защита против гранат, однако боевики, похоже, не ставили перед собой задачу уничтожить всех и каждого сразу.

Глава 7

Альберт

Они поднялись на второй этаж, и оказались у кафешки, где ещё утром продавали мороженое. На полу, на ярких пластиковых столиках вповалку лежали маленькие искорёженные тела... Альберт стащил со столиков скатерти, принялся разрывать их на лоскуты и закрывать лица мёртвых.

...Детей положили, сволочи, детей... Свои же… Ведь если отозвали аппийскую полицию, искать заказчика надо в высших органах. Кому-то встала поперёк горла политика Стюарта и деятельность его жены, всё нарастающая её популярность.

Альберт стиснул челюсти.

— Убивать, всех убивать, — пробормотал его спутник, судя по всему, левантидиец .

Альберт повернулся к нему.

— Так уже убивали. Деревнями. Городами. И что, сработало? — с горечью спросил он.

Тот не нашёлся, что ответить.

Уже ближе к выходу их нагнал коммисар Мерсер с остатками своих людей. Его глаза округлились, когда он увидел Джиллиан, робко прижимавшуюся к Альберту.

– Как? – только пробормотал Мерсер.

– Какого черта вы меня не послушали? – огрызнулся Альберт. Напряжение последних часов начало сказываться, и ему уже хотелось дать Мерсеру в морду за халатность, унёсшую жизнь стольких людей.

Коммисар не нашёл что ответить. Вместо этого он обратился к Джиллиан:

– Мадам, вы ранены? Мы выведем вас из здания и под охраной отправим в госпиталь.

– Ну да, отдам я её вам, как же! – голос Альберта приобрел хорошо знакомую девушке хрипотцу, и Джиллиан поняла: он злится. Посмотрела на него с испугом, но ничего не сказала. Зато Мерсер сново почувствовал себя на своём поле.

– Мадам, вам нельзя здесь оставаться. Но и мистер Лаккара не может следовать за вами, – это вопрос национальной безопасности. Террористам известно, что вы выжили, выдача вас им – их единстве…

Мерсер не договорил, – хук справа в челюсть отправил его полётом на руки своих подчинённых. Один из них вклинился между Альбертом и коммисаром, вытянул руку:

– Эй, отставить! Мы при исполнении! За решетку хотите?

Потряхивая кисть, Альберт бросил гневно-саркастическое:

– Я – адвокат, я отмажусь! – и тут же Мерсер, гневно взревев, бросился на Альберта. Хрупкая Джиллиан закрыла его и скомандовала неожиданно звонким голосом:

– Прекратите!

– При всём уважении, мэм, – Мерсер потёр ушибленную челюсть и сплюнул кровью, – я приносил присягу повиноваться первой леди, но вы больше не первая леди…

Альберт поднял дуло автомата:

– Ещё одно слово, Мерсер.

Но Джиллиан положила руку на его рукав. Кивнула.

– Ларри мёртв. Конечно… – горький вздох. – Я не могу сейчас плакать… Господин комиссар, вы правы. Но если я не могу больше отдавать вам распоряжения, то и отказываюсь от вашей защиты. И я отказываюсь покидать центр.

– Мадам, это безумие и самоубийство.

– Если в обмен на меня они отпустят заложников, значит, они получат меня…

– Чёрта с два они тебя получат, Джиллиан. Только если ты не пожалеешь патрон на меня.

Нет, сказала она. Без Ларри её жизнь потеряла всякий смысл, и всё, что ей остается сделать, обменять эту бесполезную стекляшку на жизни невинных людей. Произнесённые эти слова, без пафоса, с каким-то трогательным смирением, сразу потушили в каждом огонь ярости.

И в то же время догадка пронзила Альберта. У него не было еще времени задаться вопросом: а зачем, собственно, боевикам нужна Джиллиан? После смерти Ларри она – ничто, простая женщина, пусть и безумно богатая наследница своего мужа.

– Джиллиан, – осененный неожиданной догадкой, произнёс Альберт. – Кто-то положил глаз на “Святую Анну”. Если тебя убьют, твоя доля – львиная доля пакета акций– будет считаться вымороченой. И перейдёт государству. Мне пока непонятна вся эта многоходовочка, но я знаю одно: ты сделала невозможное. Ты стала строить мост между Севером и Югом, и без тебя мы можем встать на порог новой войны.

– Прям святая заступница, – невесело усмехнулась Джиллиан.

– Нет… – Мерсер осознал, какую глупость сотворил и теперь пытался поправить ситуацию. А кроме того, его поразила и преданность любящей женщины, и мужество настоящего лидера, поэтому он добавил:

– Не просто заступница. Святая Анна.

И Альберт, и Ларри любили одну женщину. Только для Ларри Стюарта она стала боготворящей его подругой, а для Альберта так и осталась мороком. Но любовь к Джиллиан объединяла их обоих, как объединяла Север и Юг.

Мерсер преклонил колено и положил правую руку ладонью на сердце:

– Я клянусь в верности своему флагу, Левантидийской Федерации и вдове действующего премьер-министра, первой леди, Джулии Анне Стюарт. Я буду защищать вас, мадам, до последнего патрона, до последнего вздоха, и отныне я и мои люди подчиняемся вашим приказам.

Все мужчины так же, в едином порыве, встали на колени и повторили слова присяги. Только Альберт стоял скалой за её спиной. Никакие обещания, никакие присяги ему были не нужны. Клятву защищать Джиллиан он дал много лет назад. Ничего с той поры не изменилось. Он положил руку на плечо девушки:

– Первый приказ, мадам?

– Мы освободим заложников любой ценой. Даже ценой моей жизни.

– Но для начала попробуем без этого, – усмехнулся Альберт. – Вы её слышали, парни. Для начала попробуем вывести тех, кто успел спрятаться.

“А там подтянутся войска и полиция, – подумал он. – Никто не станет рисковать своим теплым местом, если эта байда затянется надолго.”

...К их группе присоединилось несколько охранников, ещё пара отставных военных. Следующие четыре часа они выводили людей из центра. Выводили по два-три человека, стараясь поставить раненых «в пару» с относительно уцелевшими. Стучали в двери магазинов, убеждая и объясняя тем, кто прятался: они не враги, они помогут. Некоторые из пострадавших теряли связь с реальностью. Один мужик схватил Мерсера за грудки, тряс, орал: «Где моя машина?» . Получил кулаком в зубы и вроде успокоился. Мудак, раскис, как баба. Мерсер был готов и ботинком под рёбра добавить, но того остановил Альберт. Мерсер бросил зло: «Чего ты лезешь?», однако взял себя в руки. Впрочем, этот Лаккара не раздражал. Подвижный, как голодный одичалый кот, давно не трахавший кошек, с фигурой пловца и ресницами, как у девчонки, он Мерсеру казался разве что слишком рафинированным. А его преданность мадам Стюарт невольно вызывала уважение, и комиссар не задумывался, чем эта преданность была продиктована: чувством долга или страстью.

Глава 8

Мерсер пытался настоять, что в услугах Альберта они больше не нуждаются. В нём говорило уязвленное самолюбие, но Альберт плевать на это хотел. Когда военные, наконец, перестреляли бандитов и освободили людей, пришла пора убедить Джиллиан поехать в госпиталь. Альберт сопровождал ее в служебном автомобиле. И в больнице тоже не отходил от неё ни на шаг. Только раз отлучился принести ей воды со льдом и в коридоре неожиданно столкнулся с высокой эффектной блондинкой. Николь Зулейпек. Его университетская подруга, его старинная любовница и заклятый враг. Их многое связывало, многое разобщало: Альберт не мог избавиться от щемящего теплого чувства, когда вспоминал их совместные часы в библиотеке, острый язычок и наблюдательный ум подруги юности, и всё же к прошлому нельзя возвращаться.

Деревья бывают большими только в детстве. Любимые девушки прекрасными только в незрелой юности. Сейчас Альберт руководил юридическим отделом огромной корпорации, а “пластиковый лорд” Николь Зулейпек держала в страхе все Ничейные Земли к западу от Федерации.

Николь вышагивала, как королева, в окружении своих “быков” и, увидев Альберта, приветливо кивнула ему.

– Ещё один шаг, Николь, – Альберт не тратил время на приветствия и тут же направил на женщину “Беретту”. – Я тебе не позволю к ней даже приблизиться.

Тут же телохранители выхватили оружие, но Николь только лениво махнула рукой.

– Не горячись, сладенький. Ты застрелишь меня, они – тебя, а тем времен какая-нибудь медсестра совершит досадную ошибку и вколет что-нибудь не очень смертельное, но кто же знал, что у маленькой Уэллс аллергия именно на это лекарство.

– Что ты здесь делаешь?

– Я приехала помочь, – изящным жестом Николь открыла сумочку от Гуччи и вытащила какие-то бумаги. Протянула их Альберту: – Пусть она подпишет. А ты воспользуешься услугами моих людей.

– С чего это? – но оружие опустил, и взял у Николь протянутые бумажки. – Генеральная доверенность?

– Видишь, я обо всём позаботилась.

– С какой стати мне пользоваться услугами твоих людей?

– Ну, хотя бы с этой… – Николь кивнула куда-то ему за спину, и, когда Альберт обернулся, он увидел Мерсера с руками за затылком, и его людей – на коленях.

– Кто же доверяет своё самое большое сокровище левантидийской полиции? – Николь буквально мурлыкала от удовольствия. – Мои люди с этой минуты подчиняются тебе, но этого мало. Маленькая Уэллс должна подписать эту доверенность, чтобы развязать тебе руки. И поверь мне, мимо этих парней ни одна мышь не проскочит.

Мерсер сверкнул глазами:

– Ты мне за это заплатишь, Лаккара.

– Мальчики в песочнице делят игрушки? – Николь рассмеялась. – Бросьте, господин комиссар, у вас никакущие ресурсы.

Альберт просмотрел документ: доверенность составлена грамотно, что неудивительно. В конце концов, они с Николь с одного курса. Женщина же приблизилась и беззастенчиво обняла его за шею:

– Сладенький, мне ранняя кончина этой девочки не выгодна. Мне нужна она и твое сотрудничество. Когда маленькая Джиллиан подпишет доверенность, ты станешь единственным, кто обеспечит ей безопасность. А с моими людьми тебе удастся вывезти Уэллс в Оресту и предоставить ей охрану, которую не может ей гарантировать ваша жиденькая полиция.

– Тот момент, когда я должен сказать “Спасибо”?

– Ерунда, отблагодаришь сегодня ночью. Ну или при других обстоятельствах.

Когда Альберт вернулся в палату к Джиллиан, та лежала неподвижно, уставившись в угол.

– Зайчик, – окликнул он нежно девушку. – Ты должна подписать вот это. Тогда я буду единственным действующим от твоего имени.

Джиллиан странно посмотрела на него.

– Я ничего не понимаю в этих бумажках, – выдохнула она.

– Но ты мне доверяешь? Просто подпиши.

Вытащив из нагрудного кармана ручку и положив доверенность на поднос, он протянул это Джиллиан. Она подписала без колебаний. Теперь можно избавиться от нерадивых полицейских и под видом контракта с охранной фирмой поставить людей Николь у палаты.

– От вас пахнет Шанелью, – прокомментировал Джиллиан без эмоций.

– Скажем так, нас посетила наша с тобой давняя знакомая.

Джиллиан кивнула:

– Да, я так и поняла, – она наконец подняла глаза на Альберта. – Ларри приходил.

– Что? – Альберт похолодел. – Когда?

– Десять минут назад. Видите в углу кровь?

Белые стены были безупречно чисты. Страшная догадка поразила Альберта.

– Зайчик, – начал он осторожно. – Можно я взгляну на твою ногу?

Джиллиан кивнула. С деликатность он отодвинул край больничного одеяла, – так, чтобы Джиллиан не чувствовала себя обнаженной, – и приподнял угол халата. На бедре он нашел метку, похожую на девятку.

Третий штрих-код. Альберт тихо застонал.