Измена. Ты выбрал не меня

1

- Левицкая, успокойся, – голос Ольги давит на перепонки. – Ты сделала все, что могла. Ты не Бог! Отслойка огромной площади. Гипоксия была неизбежна. Судя по карте, у нее проблем с беременностью куча была. Хватит казнить себя.

Вытираю сопли, но в глаза посмотреть Ольге не могу. Ну почему я не смогла? Ведь сложнее случаи были. Что за день сегодня уродский!

- Сейчас воды принесу. Сиди здесь в подсобке и не высовывайся. Не хватало, чтобы твою истерику сотрудники видели. Тоже мне. Несгибаемая леди, а на деле простая рефлексивная идиотка. Сопли утри!

Как только закрывается дверь, содрогаюсь от рыданий. С некоторых пор у меня есть причина горевать, когда деток не удается спасти. Но я борюсь с собой. Не зря на психолога кучу денег трачу. Вот только сегодня прокололась и заплакала.

Истерзанная аварией пациентка скончалась на операционном столе. Травмы не совместимые с жизнью. До нас довезли просто чудом, а здесь я ее потеряла.

- Успокоилась?

Киваю. Беру воду и судорожно делаю первый глоток.

- Все. Все нормально.

- Вот что, дорогая. Это был первый и последний раз. Тебя из Москвы прислали с лучшими рекомендациями, так что соответствуй. Поняла? – строгие слова приводят в чувство. – Меня не волнует, что там у тебя произошло, плевать. Здесь я желаю видеть лучшую из лучших. Ты ученица Горицкого. Го-риц-ко-го! Вспоминай. Еще один фортель и не обижайся. И да, Левицкая, пациенты умирают. И она не последняя. Научись относиться к этому нормально. Даю десять минут и бегом в ординаторскую.

Умываюсь ледяной водой долго, мешки под глазами зверские. В ординаторской никого. Наливаю чашку чая и сажусь на диванчик, поджимая ноги. Ольга права. К сожалению, да. Мне нужно взять себя в руки, если я планирую быть хорошим акушером.

- Елена Алексеевна, – регистратор Марина белее снега. – Там муж вашей умершей пациентки приехал. Орет, как ненормальный. Вы выйдете? Он требует. Только скорее, сейчас все разнесет в пух и прах.

Конечно же пойду.

От неистового надвигающегося ора закладывает уши. Понимаю, что это единственный выход эмоций и стараюсь не реагировать. Говорить о смерти всегда сложно, но это моя работа. Одергиваю форму, решительно прибавляю шаг.

Под звон битого стекла вхожу в фойе. Огромный мужчина в ярости раскидывает охрану. Волосы на затылке всклокоченные дыбом стоят.

- Где врач? – ревет он.

А я невольно останавливаюсь. Не может быть. Просто не может. За что мне все это?

Зарекалась забыть этот голос. Проклинала себя, что не удается похоронить воспоминание в закоулках памяти. Мучилась, страдала, по ночам просыпалась от ужаса. Едва себя до срыва не довела.

Дрожу и молюсь, чтобы все оказалось неправдой.

- Успокойтесь, Станислав Николаевич, – Ольга стремительно влетает в толпу охранников, пытающихся скрутить скандалиста, а я все еще гоню от себя страшную мысль, что это тот, о ком я думаю. – Отойдите, – машет секьюрити, – вон! Демидов, выслушайте.

Он. Все же он. Злая судьба решила добить меня. Черт побери! Провались все пропадом.

- Вы угробили мою жену! – крик разрывает перепонки.

- Травмы несовместимые с жизнью, – подхожу ближе и обхожу его так, чтобы видеть.

Передо мной стоит тот, кто выбросил меня на помойку. Разрушил жизнь и растоптал навеки. Мой бывший возлюбленный, мой палач. Мой личный кошмар двухлетней давности, мой смертельный триггер.

Демидов Станислав. Владелец крупнейшей фирмы в России по медицинскому оборудованию.

Он настолько стремительно поворачивается, что Ольга отлетает к стене. Устремив на меня яростный взгляд, будто спотыкается. Секунда и ядерный взрыв в зрачках. Там все: ненависть, неверие, буря.

А передо мной снова воскресают события из далекого прошлого и причиняют нестерпимую боль.

За меня Демидов так не боролся и не переживал.

Когда меня силой отправлял на прерывание, не заботился. Просто поставил перед фактом, что не намерен иметь детей. Никогда. Предложил выбрать, ребенок или он, а позже и вовсе привел в клинику за руку. Аборт и никакого раздумья. Потом лучше не вспоминать. Другая женщина заменила меня со скоростью ветра. Если не ошибаюсь прямо на следующий день.

- Так это ты убила ее? Что ты здесь … Твою мать! – с силой смахивает карты со стойки. Какого черта! – высекает с ненавистью, – Ты могла ей помочь! Ты! Могла! – крик бывшего режет уши. – Ты же лучший акушер!

Знает. Он все обо мне знает.

- Я не Бог, Демидов.

- Ты-ы-ы! – его лицо перекашивает от ярости. – Отомстила? Да?!

- Не смейте голословно обвинять, Станислав Николаевич. Ваша жена попала в автомобильную аварию. Произошла мощная отслойка, ребенок не выжил в утробе матери. Мы сделали все, что возможно, но тут не работают всесильные. Прошу меня извинить.

На подкашивающихся ногах разворачиваюсь и под удивленные взгляды сотрудников шагаю в ординаторскую. Тяжелый топот оглушает. Крепкие пальцы впиваются в плечо, еще немного и упаду. Демидов с силой разворачивает меня, злобно шипит.

2

- Лен, быстрее, – навстречу летит сменщица Марины. – Там у заведующей гром и молния. Вот, глотни.

Бессонная ночь немного тормозит восприятие действительности. Меня сильно подорвала смерть пациентки и встреча с Демидовым. Не то, чтобы я потеряла опору под ногами. Я врач и все понимаю, что никто не застрахован от страшного, но тем не менее. Потеря всегда ужасна. И каждый переживает страшно свое горе, а такие, как я, когда вроде бы все в твоих руках, но вдруг в один момент становишься абсолютно бессильной. Это … это тяжело.

- Где гром? – принимаю стакан и принюхиваюсь.

Валерьянка?

- У заведующей! – шепчет Валя. – Демидов пришел. Требует провести чуть ли не расследование. Требует, чтобы тебя уволили.

- Даже так? – отдаю Валечке нетронутый напиток, в который она свято верит. – Ты иди, я быстро сейчас переоденусь и выйду работать.

Что мне стоит держаться, известно лишь богу. Колотить начинает со страшной силой, но не от страха. Трясущимися руками достаю форму и задергиваю занавеску. Перед глазами туман.

За что Демидов так со мной?

Я понимаю. Ему сейчас все равно кого отдавать под суд, человеческий или народный, не важно. Основная цель выместить свое горе. Я понимаю.

Я понимаю. Понимаю…

Но какого черта!

Приглаживаю волосы, затягиваю в тугой хвост. Невидяще смотрю на себя в зеркало. И самое невыносимое, что привычно веду руками по тощему впалому животу. Знакомо охватывает тянущая боль. Она выжирает изнутри, просто съедает. Мои шансы стать матерью минимальны теперь.

За что он поволок меня на аборт так и не поняла. Почему вдруг решил, что нам больше не по пути тоже. В одночасье завершилась наша счастливая жизнь. И как мне себя вести, когда теперь я вижу Стаса, где он отчаянно слепо борется за своего нерожденного ребенка! Он жаждет мести. Справедливости?

А с чем осталась я?

С мизерной надеждой на материнство? По сути той самой надежды практически нет.

Я все сделала правильно. Пыталась реанимировать ее до конца. На моем счету блестящие операции, за которые мало кто брался. Моя совесть чиста. Даже если бы я знала, что оперирую женщину Демидова, все равно пыталась бы до последнего. В операционной не место для сведения счетов. Да и какие счеты у нас с ней могут быть, господи? О чем речь.

Не дам больше погубить свою жизнь. Стас достаточно попортил мне крови.

Еще раз приглаживаю волосы и с разительной переменой в настроении направляюсь в кабинет Ольги, не дожидаясь, пока меня вызовут на ковер.

- Доброе утро, – сухо киваю, – разрешите?

Демидов тяжелой глыбой возвышается в кресле. Он мрачен и судя по горящим лихорадочным блеском глазам будет воевать со мной до последнего. Я буквально кожей ощущаю его ненависть. Он пылает ей, как заклинивший фейерверк.

Напротив него сидит всклокоченная Ольга и как бы она не пыталась сохранить хладнокровие, видно, как она нервничает.

- Входите. Станислав Николаевич, я Вас уверяю…

Стас нетерпеливо щелкает пальцами. В какой-то момент мне кажется, что он перемахнет через стол и бросится меня душить или трясти, но он лишь отрывисто бросает.

- Вы не могли бы нас оставить наедине? – затыкает рот настолько наглым образом, что у Ольги лицо вытягивается.

- Что?

- Непонятно говорю? Хорошо, повторю по слогам. Выйди отсюда! Немедленно!

- Что Вы себе позволяете? – вспыхивает моя начальница, а я прихожу в ужас. – В моем кабинете…

- Считаю до двух, иначе Вы выйдете не только из кабинета, но и из центра. Раз!

- Я этого так не оставлю, – бормочет Ольга и зло отстукивая каблуками, громко хлопает дверью.

В абсолютной тишине раздается скрип зубов. Он непрерывно смотрит на меня и мерно двигает челюстью.

Я помню, что это значит. Я знаю.

Под его рукой сжимается лист бумаги. И как только он превращается в крохотный шарик, об поверхность Стас ударяет с мощной силой. Вскакивает и стремительно приближается.

- Давай, Левицкая, – склоняется ниже, – расскажи, как ты просмотрела их. Как у тебя совести хватило прийти на работу? Где твое заявление об уходе?

- Серьезно? – несмотря на страх, мне удается взять себя в руки. – Почему я должна прекратить практику?

- Я тебя размажу. Поняла? Тебя даже санитаркой не возьмут. Ты обязана была спасти моего ребенка!

Больно.

Хлещет прямо по сердцу яд, растекается по венам. Будто получаю ранение смертельным тараном, который бьет в грудь и выносит со спины все: легкие, желудок, гортань. Воздух внезапно заканчивается. Мучительно задыхаюсь, терпеть становится невыносимо.

- Замолчи! Заткнись! Кому ты это говоришь, Стас? Мне? А кто моего ребенка позволил сохранить? Кто я тебя спрашиваю? Ты заставил меня выдрать его из себя. Не дал ни единого шанса на рождение. Ты! И теперь в чем пытаешься обвинить? Ту, что выбросил из своей жизни, несмотря на то что собирались пожениться. Ту, от которой на следующий день смотался в другую постель? У тебя совесть есть хоть какая?

3

- Нам не нужен был ребенок, – усмехается Стас. – В то время нет.

Хорошо, что в кабинете мы одни и нас никто не слышит. Забываю обо всем, уношусь в больное прошлое. С новой силой в душе начинает кипеть обида. Мне так горько, что держаться почти нет сил. Хочется взять тяжелую папку со стола Ольги и колотить ненавистного Стаса по голове. Подонок жестокосердный.

На лице Демидова совершенное безразличие. Еще вчера он готов был меня убить, но сегодня в глазах могильный холод. Что с ним стало? Он и раньше был немягким человеком, а теперь и вовсе зверь в обличье. Безжалостный урод просто.

- И не надо меня обвинять, – прибивает еще сильнее.

- А кого? – чтобы хоть чем-то отвлечься, срываю бейдж с кармашка и мну. – Забыл, как это было? Так я напомню, – наверное неудобно в такой трагичный момент вспоминать свое прошлое, но обвинение выбивает за пределы понимая. Тело жены Демидова в морге, я осознаю. Раскаиваюсь почти в несдержанности, но глядя на надменную сволочь, пылаю праведным гневом. Я тоже человек и имею право себя защищать. – Бедная студенточка влюбилась по уши в известного мажора. Я, кстати, проклинаю день, когда меня выбрали единственную по конкурсу среди простых смертных. Если бы знала, училась намеренно на одни двойки! Почему влюбилась, вспоминаешь? Да потому что тот сам волочился за ней, как ошпаренный. Вспоминаешь? Люблю-куплю-женюсь. Цветы, колечки и море обещаний. Я жизнь готова была за тебя отдать, – голос звенит, но остановиться и выровнять не получается. – И как ты помнишь в новогоднюю ночь надел на палец кольцо. Знак скорой свадьбы. Да? А потом я случайно забеременела. Кстати, в ту же ночь, потому что ты уж очень торопился и что? Когда я тебе сообщила, что ты сделал?

- Замолчи уже, – хлопает ладонью. Гул в ушах стоит. – Нечего ошибки вспоминать.

- Ошибки? Моя беременность ошибка?

Слез нет. Я уже взрослая, реветь нечего. Только вот горечь никуда не девается. Она, как серная кислота, прожигает внутренности и использовав лимит дальше расползается по телу. Ничего не осталось, ни одного живого пятнышка. Все выжрало и выжгло напалмом.

Как оставаться этичной в такой ситуации и подходит ли это слово вообще?

Да, я давала клятву, но ради всего святого, я не рассчитывала на то, что столкнусь с суровой безжалостной реальностью, в которой бывший будет яростно защищать то, чего лишил когда-то меня. Разве это справедливо?

Душит досада, перехватывает дыхательные функции, мешает нормально существовать.

- Да. Ошибка.

После подтверждения больше выяснять ничего не хочу. В одном помещении находиться с Демидовым нет желания. Более надменного говнюка я не видела.

- Хорошо, – выдавливаю и делаю короткий вдох. – Оставим наше прошлое. О деле. Зачем ты приехал?

Поднимаю на Стаса глаза и разбиваюсь о темную угрюмость. Был жестокий, а сейчас стал еще жестче. Ни капли человечности во взгляде. Он смотрит на меня, будто я презренная всеми. Как будто я абсолютное ничто и никто.

- Мне нужно подробнейшее заключение патологоанатома и проведение внутреннего расследования. В мельчайших деталях, почти под микроскопом. Я намерен дорыться до правды. Уверен, узнаю много интересного. А ты, – кривит губы, – пиши заявление. На пушечный выстрел больше к центру не подойдешь. Горицкий не поможет ничем в этом городе. Хочешь, поезжай к нему и не высовывайся. Твой единственный шанс. Здесь тебя не будет в любом случае.

Стас настолько спокойно бросает фразы, что я понимаю мне без шансов. Бесполезно доказывать, что я невиновна, он ничего не воспримет и не услышит.

Демидов упивается своей безграничной властью. Он главный спонсор медтехники в стране, несмотря на молодой возраст, да и папаша у него… Прыгать бесполезно.

Он решил, что я причина смерти его жены. Стас уже подвел черту подо всем.

Сцепляю руки в замок и тяжело перевариваю информацию.

Что имею в сухом остатке?

Убежать из прошлого удалось с потерями, но оно настигло. Наладить свою жизнь не получилось, а из-за того, что мне вменяют, теперь и вовсе должна уехать восвояси. Про психологическое состояние просто молчу. Я и в эту минуту едва-едва держу себя в руках.

Вопреки всему решаю задать еще один вопрос. Последний.

- Почему ты так борешься за нее? В чем разница наших беременностей? Мне интересно правда. Скажи.

Стас безучастно смотрит. Он как змей почти не мигает. Зачем спрашиваю? Плевать он хотел на мои рефлексии. Не понять ему, что во мне сейчас не врач говорит, а женщина. Искренне пытаюсь понять.

- Значит, так нужна было, – равнодушно отвечает, но вместе с каждой произнесенной буквой в словах глаза Демидова вспыхивают, как свечи.

Впервые выдает эмоции, которые прочесть не успеваю.

Только лишь на секунду кажется, что я увидела того Стаса, в которого без памяти влюбилась когда-то. Гоню грустный бред, быть такого не может. Через мгновение убеждаюсь, что права. Лед на северном полюсе и то теплее, чем айсберг, что сидит напротив меня.

- Моя совесть чиста, Стас. Ты можешь рыть сколько угодно. Я готова ответить на любые вопросы, что касаются трагичного случая. И знаешь, что самое страшное для меня в этой истории, – немного наклоняюсь над столом, – ты в курсе моей невиновности. Не знаю зачем тебе меня преследовать, но копаться в прошлом больше не намерена. Делай, как считаешь нужным.

4

- Шансов нет, да? – копаюсь ложкой в чашке с чаем, делаю вид, что сахар размешиваю.

Мне так погано, так тоскливо, кто бы знал.

Ольга нервно комкает салфетку. Я ее понимаю. Есть о чем переживать, такая каша заварилась, хоть вой. Она давно шла к должности, добивалась работы именно в этом центре. Команду сколотила продуктивную, вывела всех на новый виток. И тут такое. Кто же готов лишиться нажитого опыта.

Центр для Ольги роднее матери. Выпестованное детище, что показывает отличный результат. Тем более на носу крупнейший грант на новейшее оборудование. Так что я без особой надежды сижу и надеюсь, что меня все еще минует перемена в жизни.

- Лен, ты пойми ситуация врагу не пожелаешь, – отрывисто говорит, отводя взгляд в сторону. Не потому, что не может прямо, она так усиленно думает. Со стороны будто пустыми глазами в никуда смотрит, а на самом деле генерирует ходы и выходы. Уж я-то знаю ее особенность. – Демидов не отступит. Давай рассуждать здраво. Против него ты никто, раздавит и не заметит. Про папочку Стаса тоже в курсе. Лен, ты в жерновах. Нужно время, чтобы все улеглось. Мой тебе добрый совет. Уезжай к Горицкому. Тихо отсидись там до времени. Затаись и жди. А потом разрулим.

Горько усмехаюсь, как же мне обидно. Нет, я не ждала что вопреки всему Ольга вступит в борьбу, но все равно скребет и царапает. И не только трогает, что работы касается, жизнь под откос, да и все.

Не могу забыть реакцию Стаса. Он готов был убить, растереть в пыль. В очередной раз спрашиваю себя, так почему же Демидов так поступил со мной. Чем была плоха?

Отвратительно, что в первую очередь на себя свое же внимание перетягиваю, но, с другой стороны, вот клянусь – совесть моя чиста. Я приложила массу усилий, чтобы спасти его женщину. Сделала все и даже больше.

Я тоже человек.

Я тоже живая.

Мне очень больно, очень плохо, тоскливо и помочь некому.

- Не думай о нем.

- Я не думаю.

- Да уж, – ворчит Оля. Она меня как облупленную знает. – Всю башку, наверное, сломала. Сколько вариантов прокрутила, признайся?

Отодвигаю чай, к которому так и не притронулась. Задела Оля за живое. Она знает о нашей истории, что ж скрывать. Как раз меня после аборта и забирала.

- Оль, я лицом не вышла? – решаюсь ей открыться. Знаю, что не воспользуется потом минутной слабостью. – Что сделала не так? Я же любила Стаса сильно. И мне казалось он тоже. Почему он побежал в чужую постель, пока из меня вытаскивали его ребенка, а? А сейчас готов уничтожить. Чем мой дите был хуже?

Она тяжело вздыхает и молчит.

И вдруг меня осеняет. Знает что-то, но по какой-то причине не рассказывает. А мне край нужно понять. Нет, я не собираюсь бежать с информацией на лютые разборки, хочу разобраться в себе и все. Поставить жирную точку.

- Правды ищешь? А готова ли ты ее воспринять? И надо ли это? Может дела минувших дней, да и на фиг. Не ворошить может?

- Оль…

- Тогда не плачь. Слушай. Мои слова прописной истиной не будут, это только мое мнение. Основано на словах и слухах, что почерпнула в тех, – показывает вверх, – кругах. Я по перебирала версии и составила свое суждение. Ты моя хорошая слишком была занята учебой, чтобы что-то замечать. Ничего не интересовало, кроме углубленных знаний и своего Демидова. Скажи, ты хоть один недостаток его рассмотрела? Зачем спрашиваю, нет, конечно. Короче… Дело в его отце. Именно Демидов-старший влез в ваши отношения. Что там было на самом деле, точно не знаю, но именно в тот период Демидов-старший пёр вверх без остановок. Кстати! Мне кажется, что он считал вашу любовь аморальной, а будущий брак мезальянсом. Ты, Лен, мордой не вышла. Кому нужны нищенки без родословной в их кругах. Даже с талантом, как у тебя. Безупречная репутация, понимаешь? Только ты сказанное за чистую монету не бери, не все так просто. Я пыталась раскопать глубже, но знаешь, – передергивает плечами, – так по носу щелкнули, что … Табу там какое-то на информацию. Вот. Это все.

- Как?!

- Ты забыла кто такой Николай Владимирович? – поднимает Ольга бровь. – Главврач всея Руси. Можно и так сказать. Силу, возможность и власть от определения чувствуешь?

- Подожди. Какая связь между сыном, отцом и решением? Я не понимаю.

- Лен! Не знаю. Надо понимать лишь одно. Дело не только в тебе было, в их отношениях вся соль. Почему ты такая слепая? Неужели жизнь ничему не учит? Или ты считаешь, что он по большой любви женился и завел ребенка, заставив в начале избавиться от вашего? Тут что-то нечисто было.

- Бред какой-то.

- Бред не бред, а встряла ты, моя девочка, по самое не хочу. Не знаю почему вас определила свести вместе судьба снова. Не понимаю. Но! Заруби себе на носу, лучшее решение теперь уехать назад к Горицкому. И о его женщине погибшей я тоже справки навела. Погоди, у меня звонок.

Пока Оля спешно отвечает и потом подает рукой знаки, что надо убегать, я будто в прострации нахожусь. Тысячи мыслей в голове наслаиваются друг на друга и все без ответа остается. Оплачиваю счет, как во сне плетусь на выход. Видимо и правда единственное, что остается написать заявление и причесать мысли в спокойной обстановке. Иначе не вывезу.

5

- Тебя ждут в новом центре, разве не знаешь? Выезжать когда планируешь?

В очередной раз хочу втащить отцу. Сжимаю кулаки, снова стираю зубы. Надменный индюк, достал уже. Я ему ничего не должен. Совсем ничего.

Сколько себя помню, общаемся словно чужие. В широком смысле слова он по сути и отцом никогда не был в нормальном смысле слова. Биологический донор спермы. Но как ни крути, я уродился как раз-таки в папеньку. От лица до яйца.

Достаю пачку, курить в кабинете смерти подобно, но меня достало все. Выбиваю сигарету и подкуриваю. Недовольно морщится, а пепельницу все равно подталкивает. Ничего страшного, потерпит. Я в отношении него со многим примирился, и он не переломится.

Прежде чем ответить, выкуриваю половину.

- Подождут. Погребение завтра. Или предлагаешь все бросить?

На лице донора проступает досада. Не нравится.

Он всю жизнь не может терпеть, когда планы меняются. Трава не расти, а нужно все сделать по намеченному. Собственно поэтому в настоящее время занимает кресло, куда другим не под силу вскарабкаться. Медицинский решала всея Руси. Почти всея, нашей столицы точно.

- Извини, я пойти не смогу. Соболезнования родителям покойной принес. Считаю достаточно. Пусть земля ей будет пухом.

- Не рассчитывал на твое присутствие.

Отвечаю без эмоций. Отец и траур? Умоляю. Для него смерть человека не более чем обычный биологический процесс. Плевать хотел на чувства, на чужую утрату. Дела важнее.

- Работы много. Прими и ты соболезнования. Как только все закончится, вернись к решению проблемы. Прошу.

Да что за на хрен. У меня вообще-то жена погибла. Неважно как мы жили, не стоит анализировать наши отношения. Сам факт любому человеку придал бы гуманности по отношению к себе подобному. Только я забываюсь, что да, кому угодно, только не отцу. Робот.

И тем не менее выражаю.

- Отец!

- Жизнь продолжается, Стас, – холодно заключает, а я думаю в очередной раз о том, есть ли у него сердце или там поросший мхом камень. – Так случается. Люди умирают.

Бесполезно. Ладно, проехали.

- Я бы хотел начать проверку. Точнее уже начал.

- Кто оперировал?

- Левицкая.

- Хм, поворот неожиданный, – постукивает идеально запиленной пластиной по столу, – у меня для тебя известие по ней.

- И? Бездарь?

- Зачем же ты так? – пожимает плечами. – Она достойный квалифицированный акушер-гинеколог. Можно сказать лучшая из лучших.

- Раньше ты был о ней другого мнения.

И это так.

Нищая студенточка с большими амбициями, разинувшая рот на слишком сладкий кусок. Цитирую дословно. Правда, я не слушал. Отец не смог повлиять на разрыв, пока я самостоятельно не принял решение. Так нужно было. Левицкая и я с определенного момента стали несовместимы, как неудачные бракованные резусы. Наши отношения были обречены, хотя как дурак верил, что смогу вытащить и преодолеть. Все прахом пошло.

Дела давно минувших дней, что ворошить прошлое. Что было, то было.

А говорят больная любовь не забывается. Хер там. Еще как забывается. Правда не сразу и процесс больнючий, но главное итог. Забыл, предварительно содрав с себя с живого кожу. Ничего. Наросло и не заметил.

- Умоляю, Стас, – морщится отец – серьезно? Еще вспомни свои сбитые колени в детстве. Расстаться с ней в студенчестве было твоим лучшим решением.

- Не без твоего участия.

- Кем бы ты был? – вспыхивает родитель. – Врачишкой? А теперь ты кто? Величина в медбизнесе. Так что оставь рефлексии. Прошу тебя. И не рой под нее, ничего там не найдешь. Патологическая стерильность действий, вот такая акушерка она. Сам удивляюсь, но глупо отрицать, что теперь Елена одна из лучших. А вот смерть Ани… Поверь, все пройдет, ты забудешь, оправишься и начнешь жить дальше.

- Как ты забыл мать?

- Не лезь, – мрачнеет он.

- А то что? Я вырос отец, ты не заметил?

- Жизнь сложная штука и не надо меня осуждать.

- За то, как поступил с ней?

- И за это в том числе.

- Это твоя совесть, не моя. Мне пора.

- Стас, – окликает меня на пороге, – по нерожденному горевать не нужно. Путем не сформировался даже.

- Второй, отец, – не удерживаюсь от укола, – второй! Я слишком дорого плачу по счетам. И не вздумай мне подсовывать дочерей своих партнеров, как было в случае с Аней. Справлюсь сам. Всего тебе.

- Я поставлю за нее свечу.

- Забудь.

Мне хреново. Я не из железа выкован.

На душе скребет, а впереди самое тяжелое. Нужно достойно выдержать удар судьбы и ответить на все вопросы родителей погибшей супруги. Мне жаль, очень жаль, но изменить что-то я не в силах. Полномочий таких не дали ни одному смертному.

Много думал по поводу Левицкой. Как бы не хотел верить, но она правда не способна была намеренно причинить вред. И даже зная это, все равно уберу со своей дороги, потому что ничем хорошим наше внезапное пересечение не закончится.

6

- Зачем мне это? – раздраженно швыряю отцу доки. – Я у себя впахиваю, как раб, только клиники не хватает в довесок, – тру воспаленные веки, всю ночь не спал, упахался вдрызг. – Эля, кофе. Живо!

Отцу не предлагаю, знаю, что не пьет. А напрягать секретаршу походом в маркет спецом для папаши не хочу. Да ему и не очень надо, я так полагаю.

Достало все. В доску заебался. Других слов нет. Людям снятся нормальные сны, у меня же медицинские аппараты из башки не выветриваются. Новинки бесконечные спать толком не дают. Заказы, поставки, обеспечение. Я не семижильный.

Отец смотрит мимо меня. Бесит еще сильнее. Манера общаться со мной же, давая понять, что я будто пустое место для него порядком надоела. Я не помню, чтобы он хоть раз взглянул на меня человечно, искренне, именно по-отцовски. Не то, что парюсь, но все еще продолжаю скупо безмерно удивляться. Ладно, проехали. Я тоже не лучший сын. Все, что нас с ним объединяет это деньги.

- К матери ездил?

Бахает ни с того, ни с сего. Сегодня день удивления, да? Или что? Часто начал интересоваться женщиной, которой угробил жизнь.

- И?

- Как она?

В дверь протискивается бледная Эля. Хорошая девка, исполнительная, но напуганная. Боюсь сбежит. Хотел бы стать мягче, не выходит. Выкручиваюсь из ситуации периодическими приличными премиальными. Наверное, только деньги ее и держат рядом с таким, как я.

- Спасибо, – глухо роняю и тут же рявкаю. – Сорочки готовы?

- Д-да, – струной вытягивается, – в шкафу, как всегда.

- Свободна.

Пулей вылетает, на что отец неодобрительно качает головой. Обсуждать не собираюсь. Со своими работниками как-нибудь сам разберусь.

- Твоя воля. Вернемся к делу. Станислав, тебе и нужно будет побыть в центре всего пару месяцев пока не найду замену. Соблаговоли. Буду признателен.

Челюсти сводит. Но отец же… Какой никакой.

- Пара месяцев и ни днем больше.

- По рукам.

Но руки я, конечно же, ему не подаю. Отец удовлетворенно кивает и уходит. Одним глотком выпиваю кофе. Размеренно заканчиваю свои дела. Натягиваю зама, хотя особо не за что. Безупречная скотина пашет, как вол, но по-другому не могу. Рука на пульсе находится двадцать четыре на семь. И когда всех выпроваживаю за окном ночь.

Мать твою так… Спать хочу, но выспаться без вариантов. Еще папашин пакет смотреть внимательно нужно. Приволакиваюсь в свою берлогу заполночь. Анина квартира стоит нетронутой, завтра должна вывезти мебель и собрать в коробки вещи. Выставлю с молотка и забуду все. Ничего уже не вернуть, а значит нужно просто жить дальше и все.

Мне жаль. Очень жаль.

Говорил же не отпускай водителя. Дурочка своевольная. Всегда выклянчивала свое, несмотря на ангельскую невинную внешность. Ромашка полевая, а не женщина была. А теперь все. И дитя тоже больше нет. Плачу за ошибку юности. Я не фаталист, но все странно складывается. Так что волей не волей закрадывается в скептическое настоящее непонятная дрянь.

Ночь проходит рвано и беспокойно.

Злюсь, что приходится из ритма выбиваться. Хотелки свои прячу, почти трамбую. Монополизм никто не отменял. В моей жизни остается лишь одна радость – счет, потому что остальное профукал с треском. И, по сути, клиника отца прибыльное дело. На нем много что есть, влияние на сферу огромно, я тоже в связке иду. Со всех сторон приумножаем, только все равно мне поездка как шило в зад.

Горицкий встречает на пороге центра. Старый лис стоит как памятник на площади. Неспеша собираю шмотье и медленно иду навстречу Сан Санычу. Не потому, что хочу указать на место, я устал. Вот и вся причина.

- Здравствуй, Станислав, – прищуривается Горицкий.

Его манера смотреть на собеседника, когда он хочет напугать и обескуражить известна. Только Саныч запамятовал, что я не студент уже. Не действуют приемы, вообще по нулям.

- Добрый день, Александр Александрович, – протягиваю руку. Горицкий чуть подумав, качает головой и крепко пожимает в ответ. Даже чуть больше, чем того позволяют приличия. – Как дела?

- А то не знаешь, – фыркает по-молодому.

Если честно, то Саныч мне нравится. Хороший он мужик. На прежней должности он останется безусловно, даже не обсуждается. Я здесь за тем, чтобы убедиться, что с документацией все нормально и оценить работу в целом.

Знаю заранее какие пробелы есть, поэтому чем быстрее обсужу их с Горицким, тем быстрее останется время на персонал. Мне очень важно посмотреть команду. Хорошие имена всегда наперечет и в наших интересах, чтобы именно здесь в центре работала отличная команда.

- В курсе немного.

- Стас, если бы все работали также «немного» наша медицина была номер один в мире. Не нарывайся на комплименты.

- Признателен. Так что? Идем?

В целом все неплохо. Репутация отличная, практически сверкает. Само здание сравнительно новое, оборудованное. Ну это естественно, тут же передовые методы диагностики. Отлично еще то, что удается держать диапазон цен на услуги. Можем позволить себе варьировать. Ставить меньше, чем у конкурентов на некоторые услуги, перекрывая другими более дорогими. Это дает дополнительный пласт средних клиентов.

7

- Успокойся, Лен, – уставший голос Горицкого немного успокаивает. – Бросай вещи, я сегодня … э-э-э… п-ф-ф… до восемнадцати часов. Давай жду.

- Я уже на месте.

- Так что же ты звонишь, а не идешь ко мне?

- Сейчас поднимусь.

Две недели с отработкой пролетели быстро. Больше ничего не держало, да и со временем поняла, что мне на самом деле лучше будет уехать. Иначе центр проверками замучают окончательно. Стас такой армагеддон устроил, что не поленились даже в прессе проволочить. Вымотали всех, почти обескровили.

Я понимала, что не виновата, но оставаться из принципа не стала. Кому он нужен мой принцип? Люди-то страдают. Вот и вернулась в родное гнездо под крыло первого начальника.

И все же горько. Так горько, будто вместо воды кислоту хлебаю.

Мне жаль эту бедную женщину, очень жаль. Ну нельзя за рулем, если есть проблема, ездить. Лучше такси. Кто слушать будет, все же самостоятельные. Я дорылась до всего, нашла доктора, что вел Анну. Та подтвердила, проблема была. Только дело в том, что она от госпитализации постоянно отказывалась.

Первый триместр очень важен, нужно было беречься. А она еще и тяжелый фитнес посещала, боялась, что поправится сильно. В целом все к одному. Голодная, ехала из зала, закружилась голова и резко упали все показатели. Вырулить не смогла и в лобовом столкновении сильно покалечилась. Вот и вся история.

Не берусь судить, где был Демидов и почему допускал такое. Не касается. Если начать размышлять, резко становится больно.

- Можно? – заглядываю в кабинет Сан Саныча.

- Заходи, – машет он, – ты посмотри какой нам аппарат УЗИ привезут. Блеск!

Деликатный Сан Саныч. Ничего не спрашивает, хотя больше, чем уверена нарыл всю подноготную. Шикарный он парень, хоть и лет ему много. Каждый раз при виде начальника испытываю искреннюю радость. Горицкий как отец, которого у меня никогда не было. Только мама.

Пока рассматриваем аппарат, он ни слова. Только преимущества обсуждаем. Добрый мой, славный. От того, что рядом почти родной человек, глаза слезами наливаются. И я рвусь, как тряпка. На вопрос какой гель лучше. Начинаю совершенно по-детски реветь.

- О-о-о, – на голову ложится рука и гладит. – Дождя вроде не обещали синоптики. Привезла из соседнего города с собой?

- Й-я… Й-я-а-а не смогла-а-а… – причитаю, окончательно разрушив плотину стойкости. Позорно ухожу под воду. Тону. – Умер-ла-а… И он ... её му-уж… За что мне все это, Сан Саныч?

- Эль, ну-ка принеси нам что-нибудь успокоительного, – щелкает кнопка громкой связи. – Тихо, Лена. Все, хватит. Успокаивайся.

Реву еще сильнее. Может правильнее было по щекам меня отхлестать, быстрее бы замолчала, но мне так плохо, так ужасно, что умереть хочется.

Я устала быть сильной. Устала бороться. Уморилась жить с клеймом непотопляемой. Все внутри, наружу ни капельки. Демидов снова все испортил, испоганил. Зачем появился в моей жизни? Господи, за что? Да еще при таких обстоятельствах.

Где еще выказать свою слабость? При маме нельзя, на работе нельзя, при пациентах нельзя, по большому счету и при начальстве тоже нельзя, но я больше не могу.

- Сейчас, – поднимаю лицо и тру глаза, – простите. Я успокоюсь. Я успокоюсь!

Реки не заканчиваются. Льются и льются, будто кран открыли. Сан Саныч не осуждающе смотрит, просто ждет, когда закончится истерика.

- Салфетка, – протягивает сразу несколько. Постепенно затихаю и прекращаю рыдать. – Все? Теперь можем поговорить? На вот, успокоительное. Пей, не смотри. Травяной сбор.

Глотаю и сразу становится легче. Эффект плацебо срабатывает. Такое бывает да, даже у самых суровых скептиков.

- Готова. Простите меня еще раз, Сан Саныч.

- Лена, если ты думаешь, что твои пути с Демидовым больше не пересекутся, то ошибаешься. Научись с этим жить. Стас скоро станет соучредителем и будет контролировать нашу работу. Но ты должна помнить одно. В первую очередь ты врач, а потом все остальное.

Пока несу по коридору стерильные простыни, вспоминаю как приехала сюда. Все обошлось. Погрустила и пошла дальше. С корнем выдрала и выбросила. Сколько можно жевать одно и то же? Случилось у меня в жизни встретить сволочь на пути, так что же теперь. Ни я первая, ни я последняя.

Долго думала и пришла к выводу. Меня, заядлую максималистку, выбила из колеи не встреча с Демидовым. Не то, что именно его жена стол попала, а что спасти не смогла. Тысячу раз прокручивала в голове ход операции, интерпретировала свои действия. Если бы пациентка была чуть внимательнее к своей беременности, чуть ответственней относилась, то …

- Разрешите? – занятая размышлением, прошу отодвинуться мужчину, прилипшего к двери.

Плевать на все. Так всю жизнь можно трусить и переживать. А почему я это должна делать? Не нравится, пусть выгоняет. Я себе работу найду. В крайнем случае пойду в платку, в женскую консультацию работать. Правда до этого не дойдет, я еще поборюсь за свое место под солнцем хирургии.

8

- Девушка, у вас на губах мороженое.

Напротив стоит симпатичный парень. Он так искренне и заразительно улыбается, что невольно растягиваю губы в ответ.

- Спасибо, – поспешно вытираю рот тыльной стороной ладони.

Отбрасываю почти съеденный рожок в урну и лезу в сумку за салфетками. На улице холодно, но у меня горят все внутренние органы после встречи с уродом всей моей жизни. Пришлось убежать на улицу и остыть. Убьет Горицкий за побег. Хотя что я там пропустила? Морду палача уже лицезрела. Достаточно.

- Вот тут еще, – глазищи парня сверкают неестественным синим светом. Он аккуратно показывает на щеку и снова улыбается. – Капелька.

- Да что ж такое!

Торопливо промокаю салфеткой щеку. Бросаю взгляд на часы, еще минут двадцать посижу. Можно не спешить.

- Иван.

- Что?

- Я Иван. А Вас как зовут?

Так …

Встаю и туже затягиваю ремень на пальто. Я, возможно, со стороны выгляжу как не совсем адекватная, но черт побери, в планах заводить знакомства нет. Не потому, что я дикая или поехавшая, просто разобраться хочу в себе, да и вообще. Только что мощнейший стресс был, в результате которого чуть не подралась с упертым козлом.

Обессиленно падаю на лавку назад. Вот же ненормальная. Иван же жениться не предлагает и встречаться тоже. Человек разговаривает. Обычные дела.

- Лена.

- Очень приятно. Не холодно? Ветер, а Вы еще и мороженое едите. Б-р-р-р. Может по кофе? Я правда переживаю, что заболеете.

- Перерыв заканчивается, Иван, – стучу по часам. – Мне пора.

- Может в другой раз?

- Может.

Подхватываю сумку и машу рукой на прощание. Иван симпатичный парень. Высокий, крепкий и глаза потрясающе добрые, не то что у этого... Он смущенно и непонимающе смотрит, а я пожимаю плечами.

- Как я найду Вас?

- Звоните ноль три.

- Лена, что за атавизм, – улыбается шире и поправляет упавшую челку на лоб, – таких номеров больше не существует.

- Значит не судьба!

Улыбаюсь в ответ. Настроение значительно повышается. Нет не от того, что на меня обратил внимание мужчина, просто я понимаю, что мир может быть другим, если не зацикливаться на одном и том же.

- Еще какая судьба. Лена, подождите.

- Мне пора.

Прибавляю шаг, быстро иду к выходу.

Осень. Моя любимая осень очень быстро наступает. И это хорошо. Это прекрасно. Все у меня будет нормально. Я знаю.

Чтобы укрепиться в самооценке, почти у ворот поворачиваюсь и нахожу взглядом Ивана. Парень, заметив, что я наблюдаю, еще раз машет мне рукой и что-то кричит. Я улыбаюсь ему, хоть он и не видит, но все равно.

Не хочу вспоминать злого Демидова, но как клещ присосался к памяти и вновь влазит в сознание. Кровопийца долбаный. Я так рада, что от души врезала. Сколько можно терпеть издевательства? Ну сколько?

Если честно, ждала что прилетит в ответ что-то, но он просто ушел. Дыхание задержал и ушел. Я так испугалась, кто бы знал. Думала конец. И пусть катится дальше. Надеюсь, что наши пути больше не пересекутся. А нечастые встречи я как-нибудь выдержу. Если, конечно, он и дальше планирует собирать состав для оглашения новшеств. Хотя, если постараться, то избежать и этого можно.

Сейчас надеюсь, что он уже уехал. Не видеть, не слышать его охоты нет.

Послушно жду зеленый свет. Замираю у линии пешеходного. Рядом со мной стоит девушка с коляской. Одной рукой держит ручку люльки, в которой гулит малыш, а второй пытается удержать круглолицего бутуза на дурацком велосипеде без колес.

Внезапно непоседа выдирает руку и соскальзывает передним колесом с крутого спуска. В мгновение пролетают перед глазами последствия. Под истошный крик матери бросаюсь на проезжую часть, за секунду выдергиваю из-под капота едущей машины мальчугана. В ушах стоит ор, мат и визг тормозов.

Удар. Твою ж ма-а-ать… Больно-то как!

Валяясь на мокром асфальте, поднимаю голову, выхватываю как ревет испуганный, но спасенный ребенок и зажмуриваю глаза.

Сходила в парк. Вот тебе и мороженое. Трескай, Лена, чтоб тебя. А завтра у тебя операция. Дура-то еще!

- Как ты? – взволнованное лицо пожилого мужчины склоняется надо мной. – Как ты, дочка? Ах, куда ж вас понесло. Да как же так-то? Ох, Господи, грехи наши… Лежи, не поднимайся. Хорошо еле ехал. Заранее сбавил до минимума. Ох ... сердце… Давит... Ох…

Мужчина оседает рядом со мной и тоже ложится. Вокруг собираются люди. Но мне плевать на все, кроме пары моментов. Ревущая мать, схватившая своих детей, и мужик с серым лицом. Ему плохо.

- Мужчина, слышите? – осторожно поднимаю руку. Так, все двигается. Я пытаюсь произвести инвентаризацию тела. Вроде все хорошо, только коленка болит и бедро. – Я жива. Все хорошо. Граждане, отойдите. Вызовите скорую. Или лучше до центра дойдите кто-то, позовите помощь. Мужчина, слышите? Что у вас?

9

- Моя фамилия Демидов, – надменный голос продавливает травматолога где-то в коридорчике.

Вижу доктора немного с боку и мне кажется, что он уж очень бледен. Или тень падает, не понимаю.

- Узнал.

- Там мой сотрудник. ДТП, – коротко роняет основные факты. – Проверьте ее, возьмите анализы. Она действующий хирург. Динамику посмотрите, координацию. Все ли в порядке? Мне нужна четкая картина.

Чувствую себя нормально. Синяк на ноге правда размером с мою голову наливается и совсем кроху болит колено, но все поправимо. Нахожусь здесь с надменной собакой только потому, что завтра операция и мне нужно самой знать, все ли нормально. В руках будет жизнь другого человека, а значит я должна быть ответственной.

И все равно раздражение разрывает. Серьезно думаю, выдержу ли столько времени рядом с Демидовым. Его становится очень много. Бесит!

- Дедулю посмотрите лучше, доктор, – кричу травматологу. – О дедушке очень беспокоюсь, кардиологу бы показать. У него сердце болит. Судя по таблеткам хронически.

- Все хорошо, его уже увезли, – приятный голос и в проеме появляется мужчина. – Пару минут подождете? И поедем обследоваться.

- Конечно. Без проблем.

Он уходит, а на смену приятному человеку приходит сатана. Отворачиваюсь к окну, разговаривать не хочу. Энергетика Стаса черным облаком распространяется по помещению. Он выпускает щупальца, захватывает все до миллиметра, дышать становится нечем.

Достал. Ушел бы уже. Неужели у него нет дел!

- Минуту поговорим, – цедит сквозь зубы.

Он не спрашивает, утверждает. Как всегда, впрочем.

Разве что-то меняется в жизни? Люди точно нет. Вот я убеждена, если мужик в юности мудак, то в течении жизни он остается таким же мудаком только с нарощенным опытом.

- Не хочу!

- Куда ты денешься, – хмыкает.

- Здесь ты мне не начальник, Стас, – стукаю по столу, брызгая слюной, потому что раздражает до крайности. Выискался здесь всесильный. – Поэтому будь добр, покинь помещение. Разве просила меня сопровождать? Без тебя разберусь разве не ясно?

Трещу от напряжения. Готова заклинившим контактом планету поджечь. Мне не больно уже физически, я всерьез опасаюсь за нестабильное психическое состояние.

Ненавижу! Вытягиваю руку, а кисть ходуном. Боже, до чего я дошла.

- Сиди! – рявкает Демидов.

От неожиданного крика дергаюсь. Тут же вспышка. Задушу сейчас!

- Уйди, – сипло выдыхаю.

Изо всех сил пытаюсь успокоиться, нельзя так расходится. Только бесполезно. Вся тщательно выстроенная защита, занятия с психологом, броня – осколками расходятся. Больше всего на свете хочу, чтобы время отмоталось назад, и я со Стасом никогда не встретилась. Вся судьба наперекосяк из-за него.

- Не надумывай, Левицкая, – разваливается на кушетке. – Контроль. Ты хороший доктор. Я не только за тобой планирую смотреть. Мотивация. Команда и так далее. Улавливаешь?

Насмешливый взгляд в буквальном смысле разрубает напополам. Мгновенное затемнение и в него летит ручка от пластикового окна. Сочно впивается в стену, не причиняя никакого вреда. Промахнулась.

Стас ошарашено смотрит на разломанный кусок и крутит пальцем у виска.

- Отъехала головой? Что творишь?

- И будет мало! – шиплю кошкой в ответ. – Послушай, давай по-хорошему. Я работаю, приношу тебе деньги. Как ты и хотел. Ты платишь. Знаешь без всяких там … доктор я нормальный. Так что тебе еще нужно? Не преследуй, не вызывай, не сопровождай. Не нужно от тебя ничего, понимаешь или нет? – расхожусь не на шутку. – Терпеть тебя невыносимо. Всю жизнь испортил. Я забывала тебя, как страшный сон. Так зачем ты снова явился?

С каждый произнесенным словом лицо Демидова мрачнеет. Становится серым, почти обескровленным. А глаза… Это угли, а не глаза. Блеск дьявольский, неземной. Злой. У обычного человека такого быть не может.

Будто заперты в нем глобальные противоречия. Будто бродят они скопом и нет им выхода. Война внутри осязаема, потому что все остаточные просачиваются, оседая на рецепторах как липкая пыль. И мы задыхаемся. Оба.

Он зол, как черт. Даже волосы на затылке приподнимаются.

Сверкает глазами. Они как молнии сыплются.

Скулы напряжены до судорог. Играют на лице, волнами ходят. Губы плотно сжаты. Демидов будто склеил себя изнутри, я же, наоборот, издевательски улыбаюсь. Не знаю, как получается, но мой рот в бесовской усмешке изгибается. Только не уверена, что произвожу впечатление. Под веками собирается соленый кипяток.

Господи, да когда же все закончится!

- Ну ты и сука, Левицкая. Невинная овечка, да?

- Нет? Разве не так?

Он молча поднимается и вытаскивает пачку купюр. Швыряет на стол, купюры веером разлетаются и падают частично на пол. Сверлит стену с фатальным отвращением, снова цедит, не размыкая губ.

- На лечение. Компенсация. Пользуйся. Просьбу я услышал, только выполнить не обещаю. А если и выполню… Должна будешь.

10

Невиновна.

Можно подумать я не знал.

Морщусь, отшвыривая ненужные подробности. Заебало все! Сколько можно проворачиваться в центрифуге воспоминаний? Зачем? Было и было, теперь не вернуть.

Все пережито, пережевано в фарш, выблевано и забыто.

Удивительно получается в жизни. Зарабатывая огромные деньги, становишься крепко зависимым от дел, привязанным и припаянным. Иногда минуты свободной нет, чтобы вздохнуть свободно. Бесполезно.

Чем успешнее становлюсь, тем напряженнее пашу. Хотя со стороны для кого-то родился с золотой ложкой во рту. Не спорю.

Только люди забывают, что в большинстве своем отпрыски богатеньких родителей втянуты с младых ногтей в беспросветную пахоту, потому что являются продолжателями дел. Есть конечно мажоры, которым наплевать. Они прожигают жизнь в бесконечной тусе, всей херне, что приписывает легенда, но на выходе в основной поток такие сдуваются. Становятся понтярщиками, балластом для семьи. Каждому свое безусловно, просто меня эта чаша минула. Покуражил немного и в борозду. Не жалею. Свое отгулял.

Не жалуюсь. Моя работа спасение. Не циклюсь на мелочах. Не отвлекаюсь. Заваливаюсь по макушку, только бы не думать о том, как прожита часть жизни. И ни хрена хорошего в итоге. Просрано все с треском. И я сейчас не о счете в банке и не о сети центров и оборудовании по стране. О другом, больном и неудобном.

Утешает одно, свой хлеб я зарабатываю честно. Башка варит на сто процентов. Да, не спорю, знакомства отца сдвинули с места, но теперь давно стою на ногах крепко и не завишу ни от кого и от Николая Владимировича в том числе. Такие дела.

Все было нормально … Все было… И на хрен треснуло! Твою мать!

Как проклятый сижу в ненавистном центре. Осталось свести немного и свалю. Горицкий знает дело на пять, мне останется только иногда приезжать.

Выдохну потом. Потом. Потом… А сейчас вполсилы, вполвдоха.

Сука-судьба, надо же было тебе снова испытать меня. Разве мало было, когда почву из-под ног выбило? Не напилась крови моей, тварь кровожадная? Сжимаю виски и уношусь в прошлое, а там ни хрена хорошего.

Зачем ты мне встретилась, Левицкая? Как хроническая болячка воспаляешься в самый неподходящий момент. Даже если и лечить, побочки столько, что еще хуже становится. Гнал из памяти, убегал и удалось же! Нет! На тебе, лови Стас чуму бубонную. И ни хера прививка не работает, обходит в два счета вакцину упрямая эпидемия.

Звонок телефона выдирает из сомнамбулического состояния. Передергиваю плечами, стряхиваю. Досадую жутко на трезвонящий кусок пластмассы. Жизнь с трубой в руке иногда дико раздражает, хочется выбросить и забыть, но это невозможно. Недовольство пропадает, как только вижу фамилию.

- Слушаю.

- Добрый день, Станислав. Она спрашивает, когда Вас ждать.

- Минуту.

Листаю настольный календарь. С долбаным графиком и дня не выкроить. Хотя, о чем думать, когда чертов звонок взрывает мне мозг. Обвожу ручкой первое попавшееся число.

- Постараюсь десятого. Как она?

- Как обычно. В настроении.

- Что-то привезти?

- У нас все есть. Ничего не нужно.

- Хорошо. До встречи.

Отбиваю звонок. Что за суета? Многочисленные спешные события кромешно сменяют одно на другое, я не успеваю. Критически не хватает хотя бы пару часов дополнительно в сутки. Был бы рад использовать волшебное время для сна без видений. Вот только херня в том, что я не сплю нормально уже долгое время. Но это мелочи.

Тру глаза, резко вспоминаю, что для Ани нужно согласовать эскиз памятника. Спешно связываюсь с человеком и вношу маленькие поправки. Мраморная вуаль закрывает руки молодой женщины, держащей на руках крошку. Последнее желание ее матери, после которого мы прерываем все отношения и связи, несмотря на ряд обстоятельств, что известны и ей и мне.

Осуждать маман Анны трудно, да и ни к чему. Женщины! Существа с другой планеты, что с них взять. Копаться в делах давно минувших дней нет ни сил, ни желания, так что оставлю и это на волю провидения. Надеюсь, ты простила меня, Анечка.

Сентиментализм ни разу не мое, но пробивает. Мне жаль. Очень жаль. Случилось так, что изменить ничего невозможно. Есть то, что сильнее нас. К сожалению. Я бы с особым удовольствием отмотал назад. Горько усмехаюсь сам себе. Мгм. Не волшебник и даже не учусь, если перефразировать слова феячного пажа из одноименной сказочки.

- Разрешите?

Радость пришла откуда не ждали. Нарисовалась неугомонная. Лезет везде, где не просят. Скороспелая карьеристка. Стоит красуется, но смотрит настороженно. Почву прощупывает, как тут настроение у самодура и первостатейного хама. Знаю, как меня окрестили, что уж.

- Проходите.

Заведующая цокает каблуками до звона в ушах. Морщусь.

- Станислав Николаевич, у меня конфиденциальный разговор.

- И что там такое?

- Я хотела бы поговорить о Лене. То есть о Левицкой.

Так. Приплыли.

- Серьезно?

11

- Домой?

Не слышу Валечку, тороплюсь. Могу не успеть к уходу, черт его возьми, барина, а мне еще деньги возвращать. Перед дверями в преисподнюю шаг сбавляю. Негоже пред очами демона запыхавшейся грешницей появляться. Три медленных выдоха и готова. Стою, как новенькая, сжимаю пачку. Сейчас пульну прям в морду, чтобы неповадно было.

Нездоровое взаимодействие с демоном делает из меня истеричку, только не поддамся больше. Хватит. Сеанс с психологом даром не прошел. Кстати, он был последний. Закончила долгую терапию и теперь готова к обороне. Максимальная перезагрузка завершена. Я сохранилась. Стою во всеоружии. Приоритеты точно разложены по полочкам. Вот только деньги верну и буду свободна, как ветер в поле.

Злит, конечно, что посмел выразить «беспокойство о контингенте» в хамском эквиваленте, но такова его натура. Баблишко решает все в его жизни. За бумажки покупается любовь, счастье, нежность, семья. Истинно в мире Демидова все вышеперечисленное наполнено иным смыслом, не как у нас простых смертных. Интересно, Стаса хоть кто-то любил безвозмездно? Ну хоть кто-то, кроме меня? Отец? Тетки? Дядьки? Бабушки и дедушки? Не берусь судить.

Не мое дело теперь.

Тук-тук.

Не дожидаюсь ответа, сразу открываю.

Что это? Картина маслом, как говорил незабвенный Гоцман.

Красная Ольга сидит, почти сжавшись в комок. Непривычная для нее поза. Несмотря на взъерошенность, упрямо сверкает глазами. Она, как воробей, испугавшийся кошки, но готовящийся отчаянно сопротивляться. Мол, попробуй, я тоже кое-что могу. Зачем она здесь непонятно, явно не по делам центра пришла. Я знаю, как она решает текущие вопросы, а тут что-то вне работы обсуждается.

Делаю шаг вперед и захлопываю дверь. Ольга чуть заметно вздрагивает. Она прекрасно видит, что я вошла, но намеренно не смотрит.

- Станислав Николаевич, – раскрываю рот и, о боже наконец-то, ровно говорю, – я к Вам по делу.

Исчадие сверкает угольными глазами. Ничего не отвечает. Переводит взгляд на Ольгу и ледяным голосом спрашивает.

- Ко мне вопросы еще есть?

- Нет.

Отражает она и ровной походкой с абсолютно прямой спиной выходит из кабинета.

Мне очень хочется знать, что здесь произошло, но спрашивать не стану. Не те обстоятельства и не те отношения. Зашла значит нужно было. Мне свои дела хотелось бы закончить и побыстрее свалить из пекла, то есть из кабинета пособника сатаны.

- Слушаю, Левицкая.

М-да.

Я не претендую на теплоту, но хотя бы как-то по-другому можно обращаться, по имени отчеству, например. Мне нравится моя фамилия, но в последнее время ее произносят очень часто. И зачастую с дичайшим раздражением.

Один. Два. Три. Выдох. Вдох. Выдох. Мне все равно.

- Заберите, – аккуратно кладу на край стола пачку. – Я не нуждаюсь в пожертвованиях.

- В чем?

- Я же сказала. В пожертвованиях.

Демидов резко откидывается на спинку кресла из серии «у нас все по богатому» и снова топит в грозной угольной реке чернющего взгляда.

- Вот как называется забота о кадрах, – выворачивает губы, превращая их в тонкую линию.

Гневаться изволит. Ничего, нам холопам не привыкать. Погневается, да и перестанет. Куда ж ему без крепостных-то своих, какие неутомимо казну пополняют.

- У нас медицина бесплатная, – что я несу, я в коммерческом центре работаю. Откашливаюсь и продолжаю. – Меня обследовали абсолютно безвозмездно. Я здорова. Ушибы и только.

- Травматолог постарался? Бесплатно провести по кабинетам или как?

- А хотя бы и он. Вам-то какое дело? Главное, что я в норме. Кстати, еще одна операция сегодня прошла успешно. Знаете уже?

Медленно кивает. Удовлетворенно отмечаю, что вытащила один из самых заковыристых случаев весьма успешно.

- Поздравляю. Очередной сложняк на отлично. Молодец, – кривится Демидов.

Ничего. Пусть морщится. С него не убудет. Надо было ему лимон притащить для усиления эффекта на окружающих. Сожрал неспелый и бегом с народом говорить, пусть видят, как идол недоволен, хотя должен быть по всем показателям. Радость не для серьезных людей, что вы!

Жизнерадостно улыбаюсь в ответ на мину Демидова.

- Спасибо. Всего доброго, Станислав Николаевич.

Я справилась. Никакой агрессии наружу, все прошло без резких поворотов на виражах. Контролирую себя нормально. У меня получается.

- Лен.

В спину будто разрывной пулей бьет. Поражена настолько, что едва не падаю. Лен? Это мне? Или он с кем-то по телефону разговаривает?

- Тебя зову.

Внутри начинает звенеть. Морозом все органы сковывает, делая их тонкими и хрупкими. Только кожа живой остается, остальное заморожено. Дело не в том, что назвал по имени, а в том, как он сказал. Интонация.

Долбаная интонация.

Сколько забывала волнующий кровь низкий объемный голос лучше не вспоминать. Все в прошлом. Сейчас для чего Стас это делает? Нет, я не хочу навешивать разной дребедени на ежесекундную ситуацию, мне действительно интересно для чего он вытаскивает то, чего не повторить ни при каких условиях.

12

Секунду раздумываю что делать. Подходить или нет?

Отбрасываю сомнения не сразу. Но потом напоминаю себе, что взрослой, много испытавшей женщине нечего бояться. Самое большое, что может сделать самодур – уволить, а если пуститься в мечты, то возможно на горизонте мелькает туманом согласие на существование.

Дергаюсь, что говорить. Даже дрожу. Слишком многое по ране хлещет. Пусть по зажившей, по почти зарубцевавшейся, но все же. Не то, что я еще что-то чувствую, дело не в этом. Не ожидала долгого контакта, думала, что наша нечаянная встреча разовая акция, а тут приходится терпеть Стаса почти каждый день.

Очень медленно разворачиваюсь вокруг своей оси, думаю, что же предпринять. За мной мысли каскадом тянутся. Раздваиваются в полосы, перехлестывают друг друга и смазываются. Кажется, кручусь очень долго, будто в вертушку воспоминаний попала.

Боюсь. Боюсь того, что сломаюсь. При всеобъемлющей неприязни, в которую как в вуаль заворачиваюсь, опасаюсь пропустить спрятанное, ненужное. До ужаса сотрясаюсь. Как не пролить, не расплескать того, что за крайней стенкой главной мышцы надежно запрятано.

Пожалуйста … Пожалуйста … Я не хочу …

Тряхнув головой, улыбаюсь.

Ладно. Я не ребенок. Бежать смысла нет. Как бы не выпендривалась, Демидов мой работодатель. И я (провались все пропадом) завишу от прекрасной зарплаты и в первую очередь мощнейшей практики, а это, простите, основополагающий выбор.

- Говорите, Станислав Николаевич.

- Присядь.

- Постою.

- Присядь!

- Постою!!

- Лена!

Грубый окрик вгоняет в транс. Что каждый раз так будет, когда по имени называть станет? Казалось бы, что такого? Да ничего. Но только не в нашем случае. Не в нашем! Называть друг друга по имени беспредельно недопустимо. Неполное имя слишком интимно, слишком лично.

Переминаюсь с ноги на ногу. Ловлю баланс. Пытаюсь понять отчего тревожно тренькают струны в душе, но все же прихожу к выводу, что худой мир лучше ссоры.

Практика важнее. Не должна забывать. Не должна. В первую очередь я кто? Врач. Так что остальное по боку. Может мне не суждено больше любить и быть любимой. Может я должна быть первостатейным доктором. Может … Ах, мамочки! Что же так сложно все стало.

- Ладно, – поджимаю пальчики на ногах, бормочу еле слышно, – черт с тобой.

- Что?

- Ничего!

Решительно возвращаюсь. С шумом отодвигаю стул, закидываю ногу на ногу и скрещиваю руки. Закрываюсь полностью. Стас безусловно замечает мою невербальную защиту, но конечно же молчит. А что ему сказать? Как хочу, так и сижу.

Почему так смотрит? Что во мне не так?

Кошусь на Демидова, поднимаю брови, даю понять, что жду. Он как вкопанный. Только по-прежнему пальцами по губе постукивает, будто оттуда ответ должен прийти. Дурдом ей-богу.

- Так и будем молчать? – тихо спрашиваю.

- Забери деньги.

Спокойный голос падает между нами и тяжесть свалившихся слов давит на тонкий лед призрачного, относительного, намечающегося общения. Разбивает на мелкие осколки. Ни хрена не изменилось. Все, как и тогда. Купюры решают все. Ничему его жизнь не учит особенно в отношении меня.

- Нет.

- Я знаю, что они не лишние. Купишь витаминов, таблеток и что еще полагается. Мне нужен здоровый работник.

- Я помню цепочку. Я - деньги – центр - твой счет, – леденею голосом. Не хочу явно морозить, только эмоциональная окраска вперед всех прорывается. – Не беспокойся. На больничный не иду. Чувствую себя нормально.

- Не исправима.

- Представляешь?

- Хватит. Перебарщиваешь.

- Это ты перебарщиваешь. Я не просила ни о чем. Хватает зарплаты. Что еще? Напомнить при каких еще обстоятельствах субсидировал? Напомнить, как мне пачку в конверте принесли после … После …

- Лена! – рявкает он, хлопая ладонью с силой по столу. – Не хочешь, не бери! Не заставляю, а предлагаю. Разницу ощущаешь? Видит бог, я пытаюсь. Пытаюсь найти гребаный компромисс. Или думаешь, что я безумно рад тебя вновь видеть? Нет! Все бы отдал, чтобы вновь с тобой не встречаться. Хватило по горло!

- Не тебе одному, – шиплю в ответ, потому что тоже хочу сказать, – я спокойно жила. Нет, надо было появиться. Почему среди всех врачей мира она попала именно ко мне?!

Не нужно. Не нужно говорить об этом. Как бы не относилась к Демидову, но бедная женщина ни при чем. Крича в гневе слова, вовсе не имею в виду, что хочу обидеть покойную. Да понятно же, что на самом деле хочу сказать. Но мне все равно неловко.

- Я задаю себе такой же вопрос.

- Извини.

Он встает и молча сует руки в карманы. Окатив меня безразличным взглядом, подходит к окну. Долго смотрит в стекло, покрытое каплями. Отсюда вижу, как они торопливо сползают по поверхности. Гнетущая атмосфера начинает меня давить.

Чтобы как-то очухаться, не знаю почему, встаю и становлюсь рядом. Не впритык безусловно стою, на расстоянии. Льет, как из ведра. Совершенно дурацкая погода. А, впрочем, что удивляться? Какое настроение, такая и погода.

13

Тихо.

Только ветер шумит и никаких больше звуков.

Прохожу в ограду. Рукой смахиваю налипшую пыль с фотографии улыбающейся Аньки. Дурында моя. Куда летела? Зачем? Не ответит уже никогда.

Сорвав ленту, распределяю ее любимые цветы в вазе, прикрепленной к кованным прутьям. Только после этого выхожу и сажусь на резную лавку. Поднимаю ворот пальто, зябко ежусь. Рваный дым Блэка уносит порыв.

Дождь что ли скоро начнется? Небо затягивает. А уходить все равно не охота.

Как ни странно, не охота. Слабость есть у каждого человека. Вот сижу здесь и будто с Аней разговариваю. Правда не раскрывая рта, но это неважно. У нас иная связь существовала. Да каким бы скептиком и циником не был, совершенно точное ощущение, что я ее чувствую. Не глазами, другим зрю. Услышал бы кто, психушка обеспечена.

Как дите жила, дитем неразумным и погибла.

Жалко. До скрипа зубов крепко сожалею о необратимой трагедии. Сколько раз говорил при встречах, чтобы бросила мотаться по залам. Нет! Маниакально следила за телом. До истерики лишний грамм боялась наесть. Путем не питалась сколько не бился. Бесполезно.

Показатели в заднице, а все равно переубедить бессмысленно было.

Задираю к верху лицо. Таращусь в сизое небо. Что там хочу?

Усмотреть смеющийся лик Аньки? Бред. Не будет такого. Я прагматик до мозга костей (убеждаю сам себя, отмазываюсь от мыслей неземных, что в башке бродят), а все равно в душе тренькает.

Ну, пожалуйста, хоть на миг мелькни где-нибудь. Дай убедиться, что у тебя все хорошо.

Я замучился, Анька! Думаешь не грызу себя, что не уберег? Еще как полоскаю, даже не представляешь. Надо было дома тебя запереть и не выпускать никуда. Единственная родная душа.

Да, Ань, ты ей остаешься, несмотря на то что тебя больше нет. Прости меня. Прости! Наш план рухнул. А мы могли быть счастливыми. Уж ты – точно, но не судьба. Выплачиваю, Ань. За грех свой такие кредитные проценты судьбе отдаю, что хоть в петлю.

Окурок жжет пальцы. Тушу его, прячу в пустую пачку. Выброшу около ворот в мусорку.

- Не ожидала.

Твою ж … Вашу-нашу!

Ясно. Приехала. Если бы знал, что она здесь будет, подобрал бы другое время. Поднимаюсь и разворачиваюсь к матери Ани.

- Добрый день.

- Добрый ли?

Ирина Эдуардовна рассекает взглядом надвое, но к, счастью, мельком. Вытаскивает из кармана отутюженный платок и аккуратно стирает слезу. Как всегда, до одури боится, что макияж испортится.

- Собственно и всего хорошего. Мне пора, – наклоняю голову в язвительном полупоклоне, спешу свалить.

Тошнит от ее присутствия. Грешен в крамоле. Я и задушить суку могу, если не уйду вовремя. В радиусе десятка метров находится с ней невыносимо. По пафосу отца моего за пояс заткнет.

- Конечно, – успевает шипеть. – Угробил мою дочь и бежать.

- Разве?

Поднимаю бровь, навешиваю привычное выражение лица. Она наизусть знает, что может быть если зайти за край. Хотя красным глаза заливает, но ни за что не позволю себе выйти в сигналящую зону. Хотя бы из уважения к памяти.

- Кто же? Если не ты?

- Ирина Эдуардовна, по-моему, Вы как никто в курсе нашего брака.

- Он у вас какой-то другой был? Это ничего не значит. Ответственность лежала на тебе.

- Конечно …

- Лучше бы я настояла на свадьбе с Мариком. Парень, по крайней мере, за ней ухаживал.

Ебать! Вспомнила дебила. Теперь он Марик. Вот же тварь амнезийная. А про то, что он наркоша конченый запамятовала.

- Она не хотела. Помните?

- Ерунда! Зато была бы жива.

Стискиваю зубы. Условную пощечину стерпеть уже трудно. Втягиваю воздух и прогоняю через всю дыхательную систему. Пытаюсь успокоиться. Выдаю на пониженных.

- Мне пора.

- Я хочу переделать памятник. Что за нищебродство здесь? У моей дочери будет достойный. Вот этот, – презрительно тычет перчаткой, – снесу.

Лучше уйти, иначе зарою в канаве и травкой сверху присыплю. Идиотка. Чванливая жаба в шиншилле. Молча разворачиваюсь и немедля сваливаю.

День просто адское пекло. Меня настолько достало все, что решаю напиться. Напряжение не отпускает, лишь накручивает сильнее. У меня ресурсы на хрен заканчиваются. А еще в пару мест нужно съездить. И про десятое число не забыть. Она меня ждет. Если не приеду, то сам себе не прощу.

А пока…

А пока я хочу выпить.

И еще нужно с Левицкой пару вопросов утрясти. Решить с центром и уехать уже отсюда по своему прямому назначению. Не видеть никого, не слышать. Елену Алексеевну в первую очередь. В последнее время непростительно много сталкиваемся.

В себя прихожу, когда уже дома пью текилу. В одно лицо, как конченный алкаш. Нет, запоями не страдаю. Опрокидываю редко, тупо некогда вообще-то по кабакам ходить. Просто сегодня невмоготу. Достало все нахер!

14

- Невозможно, ма, – решительно отвергаю.

- Лена, может хватит? Пора бы отпустить ситуацию.

Мама грустно смотрит и несмело теребит края праздничной скатерти. Почему-то всегда достает накрахмаленную, торжественную, белую громадину и накрывает овальный стол в гостиной. Будто не дочка родная в гости приезжает, а делегация. Не знаю зачем мама это делает, не спорю. Если нравится, то пусть.

Она, конечно, узнала почему я переехала назад. И о работе Стаса в центре тоже знает. Беспокоят очень наши соприкосновения с Демидовым. Помнит, как выбиралась из болючего болота. Стараюсь как можно меньше посвящать детально, но узнает же. Общих знакомых никуда не деть, к сожалению, они все очень любят потрепаться.

Ну что вы! История Золушки и Наследного Принца в свое время потрясли общественность. Делать было людям нечего, вот и трепали как могли. А у некоторых языки, что метла. И бездарь я, только за счет богатого женишка пролезла в люди, и никакая, и всякая разная. Ладно, что было, то было. Всем рот не заткнуть.

Главное результат и чего я стою на данный момент, так что … Остальным до свидания.

- Знаешь, может курсы повышения как раз кстати. Могу спокойно учиться. Узнаю много нового.

А в голове ураганом несется, хотя с Демидовым меньше встречаться стану. Пока туда-сюда он может и уедет, если повезет. Должно же мне повезти!

- Ты и так у меня умница.

- Но это же не значит, что нужно останавливаться, – приобнимаю за плечи. – Все новое двигает только вперед. А вдруг стану светилом? – тормошу маму, улыбаюсь в тридцать два зуба. – Будешь мною гордиться.

- Я и так горжусь, дочь, – гладит меня по руке.

Обнимаю крепче. Хорошая моя, самая-самая.

С этого момента разговоры о Демидове оставляем. Болтать болтаю с мамой, только внутри снова дыра. Где же мне раствора крепкого взять, чтобы залепить ее, господи? Будто с разгона выбило.

Так всегда происходит, когда о нем вспоминаю. Таковы суровые реалии моей жизни. Борюсь, извлекаю, купирую, выбрасываю и пытаюсь жить дальше. Все будет хорошо. Ненавижу эту фразу, но без нее не выкарабкаться. Параллельно всплывает вопрос когда? И ответа, как всегда, нет.

Сижу с мамой до вечера. Уже решила, что на вокзал поеду от нее, а то потом лишь телефонные разговоры, увижу не знаю когда. А я по ней скучаю. Хотя и взрослая давно, но ужасно скучаю. Такие дела.

Падаю в постель за полночь. Спать осталось пять часов, но на горизонте следа Морфея не видно. Насильно закрываю глаза и вытягиваюсь под одеялом. Бесполезно. С удовольствием бы посчитала баранов, только это не работает.

Вытягиваюсь под одеялом. Складываю руки на животе и от звука звонка подскакиваю над кроватью.

Стас?! Что за …

Тупо таращусь на экран. Взять в руки истошно орущую трубу не решаюсь. Отодвигаюсь к спинке, пячусь как рак, подтягиваю ноги под себя и практически не дышу. Ну что тебе еще от меня надо? Когда уже отстанешь? Только начну в полвдоха дышать, так снова под колени лупит с размаху.

- Ленка, иди сюда, – тянет за ногу. – Давай. Подползай, отличница моя.

Щекотно. Смеюсь открыто и свободно. Какая же я счастливая.

- Хватит, – брыкаюсь, – пожалуйста! Ты же знаешь, как боюсь щекотки.

- Не упирайся, – подминает и нависает сверху. Трется носом о мой подбородок. Невесомо целует, а я млею. – Ты ж моя бабочка, – прижимается лбом и нежно ведет губами по моим. – Красивая моя … Моя, Лен… Вся ладненькая… Вкусная… Каждый раз сожрать тебя хочется… Ленка, как мне с тобой повезло… Моя. Моя!

Зачем я вспоминаю?

Если раньше могла проигнорировать, то теперь без вариантов. Барин изволит говорить. А может к черту все? Забыть и бросить демидовский центр. Свет же клином не сошелся. Ну подумаешь, разрушу свою единственную мечту. И что? Все, что у меня осталось на данный момент готова псу под хвост спустить?

Годы учебы, годы практики. Преодоленный этап жизни, удачные операции? Готова лишиться будущего лучшего опыта, после которого меня потом с руками везде оторвут? Или плюнуть на все и поддавшись рефлексии и необузданной женской гордости, а порой и самодурству, принести себя в жертву шатающимся эмоциям? Поступить, типа, из серии назло бабушке отморожу-ка я себе уши.

- Алло.

- Привет.

- Что случилось?

- Ничего. Просто поговорить хочу.

- О чем?

- Хороший вопрос.

Непонятный смешок прорывается в мембрану. Я внутренне подбираюсь и не понимаю, что происходит. Демидов и смех что-то из ряда вон. Хриплый выдох и вовсе лишает меня подвижности. Сквозить очевидная неровность. Демидов, кажется, выпил.

Прокашлявшись, сама сиплю будто простуженная.

- Я не понимаю. Цель твоего звонка.

- Не знаю. Просто захотел услышать твой голос.

Каменею.

- Ленка, ты звони. Хочу слышать твой голос. Клянусь, скоро приеду.

- Конечно, – киваю, вцепившись в его плечи. – Вот ты только сейчас уйдешь, скроешься из вида, уже начну.

15

Положила трубку. Ха, вашу мать!

В принципе предсказуемо.

Нетвердой рукой доливаю остатки и отправляю в рот. Мое сегодняшнее лекарство действует самым успокаивающим образом. Зашло.

Не думал долго, сказать о своих вывороченных кишках или нет. Само вывалилось. Как у смертельно раненого в живот кровавой лентой размотало. А как теперь во внутрь слипшийся комок запхнуть, вопрос интересный.

Не понимаю особо, что будет чувствовать после признания. С моей стороны очень странно его произносить. При таком поведении и в принципе образе жизни и отношении… Клиника. А кто спорит.

У нас так, кто первый халат надел тот и доктор. В моем случае точно.

Но не сказать не мог.

Носить в себе это … Бл… Невыносимо.

Пусто. Все закончилось. Трясу бутылку, но там ничего. Отшвыриваю. Катится, гремит на всю квартиру. Да и хер с ней.

Устраиваюсь удобнее в кресле. Сползаю, нахожу удобное положение для головы и отплываю в рваные покачивающиеся облака. Ха-ра-шо…

М-м-м … Хуево …

Только внутри высасывает снова. Закручивает и завинчивает, даже алкашка не помогает. Так, отпустило чуть и все.

- Шутишь?

- Представь себе нет.

- У меня нет оснований верить тебе.

- Твое право. Тебе с этим жить. Я предупреждал.

- Когда предупреждал? Что несешь?

- Станислав, – гремит ненавистно менторский тон. – Дальше собственного носа нужно видеть. И слушать, что говорят. Разве тех слов, что связывать с ней свою жизнь нельзя было недостаточно?

Недостаточно.

Ни разу недостаточно.

Сплю или нет не понимаю. Прыгаю, как по кочкам. Джиппинг, а не сон. То падаю, то поднимаюсь. Даже во сне так. Расслабиться без вариантов. Мотает, как на канате в грозу и ветер. Провалиться можно от злости.

Блядство, а не жизнь.

Зажимаю голову руками, раскачиваюсь, пытаясь унять боль. Трещит, будто кости сейчас разъединятся и рассыплются. Слепо шарю рукой по столику. Не глядя распаковываю блистер и сую в рот пару капсул. Средство огневое, сейчас через минут двадцать отпустит.

Выжидаю время и обретя способность двигаться, ползу в душ.

Жалею уже, что набрал Лене. Минутная слабость перекорежила дальнейшее и что делать? Только по этой причине ненавижу алкоголь. Потеря контроля всего, мать его. Но терпеть сил не было. И вот последствия. На хрен бы все послать, но не могу. Обещаю себе, что больше не прикоснусь, как бы хреново не было.

- Стас, пожалуйста, – ревет Лена. – Не делай этого!

- Другого пути нет, – горло раздирают острые глыбы слов.

- Ты же говорил, что любишь.

- Да.

- И что теперь?

- Теперь все.

- Я же беременная! От тебя!

- Делай аборт, Лен.

Искры в голове не прекращают свой беспощадный фейерверк. Мне жаль. Жаль.

Как перебороть свои мысли, как избавиться? Сколько можно-то? Вдалбливаю себе отбойным молотком в мозг, что все. Дороги назад нет ни при каких условиях. И вроде внешне никаких попыток не совершаю, все ровно делаю, но в мозгах все равно взрыв при столкновении с Левицкой.

Бывает же такое. Провались все в пропасть. Это, мать ее, болезнь. Чувствую себя последним уродом, что избавится от позорных симптомов не могу. Только терапию пройдешь и все заново. Мне необходим наидлиннейший период ремиссии. Продлить его можно лишь одним способом – убрать с глаз долой возбудитель.

Моя мантра. Мое заклинание.

Убрать.

Убираю. Но даже если с глаз смывает, то из мыслей однозначно нет.

Из зеркала на меня смотрит хмурый тип. Безупречный костюм и галстук вросли в мою кожу. Другой одежды не знаю. Все замечательно за исключением перекошенной морды. Людоед на минималках. Свирепость и агрессия вылазят, как ни маскируй.

Мистер Рочестер ни дать ни взять. Когда-то Левицкая читала мне эту книгу. Не всю, отрывки.

Водитель приезжает ровно через пятнадцать минут. Путь он знает. Пока едем ни роняю ни единого слова. Разглядываю огромный букет, что лежит рядом. Ее любимые хризантемы. Никогда не понимал любви к простецким цветам, а ей нравится. О вкусах не спорят.

У ворот меня всегда встречают. Подхожу, жму руку.

- Ждет?

- Конечно.

- Идем.

Снова в тишине двигаюсь. Тут знают, что я не люблю разговаривать ни о чем. Все должно быть по делу. Трепаться просто так увольте. Я уже и прошлую жизнь не вспоминаю, где был огненным вихрем и подбивал компанию на всякие безумства. Теперь все по-другому. Уже давно. Тот Стас давно прекратил свое существование. Сейчас существует только Станислав Демидов, наследник отцовской и своей империи, самый молодой миллионер в стране. Кому-то зашло бы, но мне от всего блевать хочется.

16

- Елена? Вот так встреча!

Удивленно оборачиваюсь и вижу того парня из парка. Вот неожиданность. Правда странности судьбы иногда зашкаливают своими поворотами. Прямо передо мной сияющие смеющиеся глаза. Невольно улыбаюсь в ответ.

Нет, ну просто фантастика!

- Иван? Как вы здесь?

Всплескивает руками, а я все еще улыбаюсь. Мнусь с ноги на ногу, скрещиваю руки. Одновременно с этим ругаю себя за непроизвольную зажатость. Он же просто подошел и болтает, долго я шугаться буду парней. Рука-лицо, господи боже мой. С неудовольствием одергиваюсь внутренне, наружу смятение не выпускаю. Внутри молча колочусь.

Растянув уголки губ, киваю вопрошающе.

Нужно отдать должное Ивану. Он и глазом не ведет на мои странности.

- Видимо так же, как и вы. На повышение квалификации.

- Вот это поворот.

- Судьба, – назидательно поднимает палец к верху.

- Почему?

- Вы же отказались знакомиться со мной в парке ближе. Вот, – разводит руками, – здесь продолжим. Кофе?

А и правда, почему не глотнуть ароматного.

- Тут автомат.

- Не пойдет? – хмурит брови.

- Почему же? – пожимаю плечами. – Давайте. Время еще есть.

Мама дорогая, неужели я как сноб выгляжу. Произвожу впечатление недотроги-гурмана, что брезгует кофе из аппарата. Мгновенная рокировка ощущений переворачивает сознание. Блокирую стеснительность, тряхнув головой, пару раз приглашающе показываю на коробок с кнопками.

- Идем … Ваня, – давлюсь своей же смелостью, но не отступаю.

Лучезарно улыбается и подхватывает под руку. Радостно рассказывает о блестящей возможности окунуться в новые ощущения, потому что на работе кромешный аврал, он не прочь на время отключиться от пациентов.

Все ненавязчиво, не пошло. У меня ощущение, что мы с ним тысячу лет знакомы. Вот бывает же такое буквально за несколько минут. Мозг странная штука, когда его разгадают? Перенастройка системы мгновенная. Только что стеснялась, а теперь нет. Да нормальная я, просто события последних дней не дают включиться полноценно в жизнь.

Сейчас немного разгребу и снова в поток влечу. Все будет хорошо. Все. Будет.

Несмотря на долбаный правый глаз, который все время зудит последнее время. Глаз-вещун, я его уже ненавижу. Предвестник плача. Никогда предсказатель не обманывает, но сейчас я его стойко игнорирую.

- Может на «ты»?

- А давайте, то есть давай.

Мило болтаем, пока ждем наполнения стаканов. Кстати, напиток не так уж плох. Собеседник тоже. Он интересен и весьма симпатичен. Галантен. Не заносит на поворотах. И, кажется, не ищет коротких любовных приключений. Меня устраивает.

Кто во мне сейчас сидит и рассуждает? Бабушка Лена? Вероятно так.

Я совсем забыла, что значит легкое ничем не обремененное общение.

Та-ак… А ну-ка быстро убрала свою корзиночку с клубками и спицами. Это я к себе обращаюсь. Всю жизнь километровые носки вяжу, все никак дышать нормально не научусь. Да, боже, что я той жизни видела. Синий чулок! Книжки-учеба-работа. Встретила один раз Стаса, так и не вышло ничего хорошего. Вышла из битвы с громадными потерями, да и только.

Минус моей жизни, что по нагибало меня в разные стороны. Боюсь уже открыться и не искать подвохов. Везде одни подлецы кажутся. Вот не странно? Хотя и не странно, если честно.

Куда бы разогнать своих тараканов, а то последний кавалер сбежит в неизвестном направлении.

Господи… Кавалер! Баба Лена и несмелая куртизанка в одном флаконе. У меня биполярочка. Вызывали? Вроде нет, а она подъехала.

Парень просто болтает, а я уже черт знает что надумала. Я не виновата. Просто в последнее время в голове мусор. Угу. Хорошо, что отвлечься с поездкой пришлось, а то бы наворочала дел, замучилась бы разгребать потом. А все подлец Демидов виноват.

Только из-за него земля под ногами шатается. В последний вечер так вообще жесть. Не знала как в себя прийти после невнятного признания. Что значит, потерял меня. Он меня жестоко вышвырнул из жизни. Как использованную тряпку утилизировал, несмотря на большие планы на будущее. А теперь? Потерял? Может он себя потерял?

Спросил, как жила без него? Как вновь себя склеивала? Нет. Все свое что-то пытается выговорить. Не хочу слушать. Не буду.

И пусть заткнется мое израненное сердце. Пусть зарастет дыра и тянущие воспоминания. Изыди, Стас. Просто пропади из сознания, дай мне дышать. Дай мне дышать полной грудью. Нервы ни к черту. Пусто уже. Последние рвутся.

Да пошел он куда подальше. Что мне теперь все время с оглядкой жить?

- Согласна?

Врывается голос Ивана в мое потухшее сознание. Вяло улыбаюсь и переспрашиваю.

- Прости. Что?

- Вечером сходим? Там все собираются, кто приехал. Банкет по случаю. Будет весело, обещаю.

Поняла. Речь о сегодняшней корпоративной встрече всех участников. Ужин, танцы, все такое. Почему бы и нет. Правда я платье не взяла. Не рассчитывала, что куда-то ходить буду. Но у меня есть приличный брючный костюм. Может сойдет?

17

- Вина?

- Спасибо, но нет. Одного бокала достаточно.

- Лен, прекрати, – смеется Иван, – детская доза. Давай еще подолью.

- Нет, я вообще-то не пью особо.

- Да? А я думал, что расслабимся.

- Подпоить? – той дозы, что выпила с лихвой хватает на лукавый взгляд. Чем и беззастенчиво пользуюсь. Правда зачем не знаю. – Нет, Ваня. Ни в моем случае.

- О, – закатывает глаза и цокает языком, – называй меня так всегда. Пожалуйста.

- Ваня?

- Еще!

- Ваня! – смеюсь громче.

- Да! Да! Именно так!

Это безобидный флирт. Болтаем просто чтобы доставить друг другу приятное. Я не рассчитываю на продолжение банкета, мне и так хорошо. Надо признаться, что дамы, присутствующие на сегодняшнем вечере, в прямом смысле слова моего спутника глазами поедают, но мне без разницы. Я наслаждаюсь общением без второго дна и только.

- Потанцуем?

- Ты согласен вальсировать с дамой, когда на ней не шпильки, а всего лишь белые кеды? Не комильфо. Не находишь?

- Ой, плевать я хотел на дурацкие условности. Сегодня ты моя королева вечера.

Дурашливо прикладывает руки к груди. Шутит.

- Смело.

- Зато искренне.

- Вань, больше не пей.

- Не буду. Руку давай, – требовательно произносит и я иду.

Не потому, что мне прямо приперло потанцевать, я, наверное, хочу взять от вечера максимум. Не знаю, что завтра будет, может я сгорю от стыда, но давно не чувствовала себя так свободно.

Смело вышагиваю за кавалером, собирая удивленные перешептывания. Знаю-знаю, в противовес всем выгляжу будто из офиса на минуту сюда забежала. А девчонки-то подготовились. Разнаряжены и раскрашены, а я мышь. Серая и бесцветная. Да еще и с резинкой на волосах.

- Не вальс, – командует Иван. – Танго!

- С ума сошел, – шиплю ему в ухо, – я не умею.

- Поведу сам. Расслабься. И-и-и… голова. Выше. Плечи! Шаг!

Боже! Повисаю, как тряпка, но пытаюсь делать то, что велит. Иван настолько уверен, ритмичен и резок, что мое тело внезапно собирается в кучу и что-то пытается повторять. Я красная и сосредоточенная.

- Нога!

Мама дорогая.

- Еще. Шаг!

Убью. Вот вернемся за столик и задушу.

- Увереннее! Наклон на тебя. Прр-о-огиб!

Это у меня хрустнуло? Мотнув головой, мету пол волосами. Резинка-спираль отскочила и улетела к кому-то под стол. Напряжение достигает апогея и все внезапно заканчивается. Иван выхватывает розу у проносившего мимо букет официанта, сует мне. М-м-м, пахнет.

Замечательно. Украденных роз мне еще никто не дарил.

- Небезнадежна.

- Вердикт?

- Диагноз.

- Да. Мы же медицина.

Внезапный танец поднимает настроение. Давно так не веселилась. Иван прекрасный собеседник. Мне с ним легко и свободно. Без всяких там задних мыслей. Я наслаждаюсь вечером. Но меня точит изнутри, как бы не отбрыкивалась.

Дурацкое сообщение не дает покоя.

Оно меня жрет.

Без конца думаю о том, что Демидову от меня нужно. К чему никому не нужные разговоры. Для чего?

Пока Иван отлучается по делам, мысли накатывают девятым валом. Мне интересно. Любопытно. И не страшно от того, что от сего порока Варваре на базаре нос оторвали. Понимаю, что в моем случает это не нос, а что-то посущественнее.

Но все равно. Как тот самый светлячок, что гибнет при встрече с электролампой, лечу. И хоть бы мне крылья кто оборвал, иначе и правда сгорю.

- Лен, ты выйдешь за меня?

- Серьезно? Мы же еще учимся, Стас.

- Плевать. Я всегда рядом хочу быть.

- Вытянем? Стас, я очень хочу, но боюсь.

- Чего боишься? Квартира у меня есть. Деньги начинаю зарабатывать. От отца не завишу.

- Я не об этом. Меня не материальные блага интересуют.

- А что?

- Не обидишься? Я просто поверить не могу. Понимаешь? Я и ты … Как в сказке. Принц и Золушка.

- Ты моя сказка, бабочка моя, – смеется он, – только ты. Люблю, Лен. Очень.

- И я тебя. Так люблю, ты даже не представляешь.

Опять. Снова наши диалоги из прошлого всплывают. И от них больно. Так больно, что задыхаться начинаю. Почему это не проходит. Дерет как кошка когтями. Рана не заживает. Больше пульсирует и дергает невыносимо.

Настроение падает в ноль. Мне хочется уйти и зарыться головой в подушку. Такая я странная, да. Но что мне с собой делать. Какая уродилась. Наверное, я создана для того, чтобы выбешивать людей своим непростым характером.