Измена в 45. Моя горькая сладость

Глава 1. Я готовила ужин

Я готовила ужин, когда моя жизнь закончилась.

Это был четверг, обычный февральский вечер - за окном темнота, слякоть, мокрый снег. Такая погода, когда кажется, что весна не наступит никогда. Я стояла у плиты в фартуке, подаренном Александром три года назад. На фартуке были вышиты маленькие красные сердечки: девочковый, наивный узор для женщины сорока пяти лет. Но мне он нравился. Сердечки напоминали о том времени, когда муж ещё замечал такие мелочи.

Сегодня была наша годовщина.

Двадцать пять лет вместе.

Серебряная свадьба. Четверть века, которую мы прожили как одно целое: Александр и Вера, Вера и Александр. Кольца, квартира, машины, сын, который сейчас живёт отдельно, общие друзья, графики отпусков, привычки, раздражения, радости. Всё общее. Общая жизнь.

Я проверила утку в духовке, помешала соус из апельсинов и коньяка. Александр любил этот соус, хотя в последние годы всё чаще говорил о холестерине и правильном питании. Но сегодня можно.

Сегодня праздник.

Я улыбнулась своему отражению в окне. В сорок пять я выглядела хорошо: волосы всё ещё русые, фигуру держу, морщины только в уголках глаз. Я старалась сохранять свою молодость всеми возможными способами, даже не ради себя, больше для мужа, который женился на двадцатилетней студентке филфака и, возможно, до сих пор видит меня такой.

Телефон лежал рядом с разделочной доской. Я в третий раз набрала Сашу. Гудки, долгие и безнадёжные, как февральский дождь за окном.

- Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия…

Да, сегодня у мужа важная встреча. Я знала. Он говорил утром. Китайские инвесторы, большой проект, возможно, придётся задержаться. Но не в такой день. Я поправила скатерть на круглом столе в гостиной. Белая, накрахмаленная, с кружевной каймой - реликвия от моей бабушки. На ней стояли тарелки из сервиза, что мы купили в первый год брака. Тогда ещё не было денег на дорогой фарфор, но нам казалось важным иметь "семейный" сервиз. Сколько раз я доставала его за эти годы? Десять? Пятнадцать? Только по особым случаям, чтобы не разбить.

Свечи - длинные, кремовые - ждали своего часа в серебряных подсвечниках. Подарок свекрови на пятилетие свадьбы.

"Храните огонь," - сказала она тогда.

Я хранила. Последние полгода огонь едва тлел, но я верила: это временно, это усталость, это возраст, работа, что угодно, но не конец.

В половине восьмого я открыла вино: красное, сухое, выдержанное. Бутылка дышала на столе, раскрывая аромат. Часы на стене тикали неторопливо, словно говорили: у вас всё время мира впереди.

В восемь я снова позвонила. Без ответа.

В половине девятого я отправила сообщение: "Ужин остывает. Ты скоро?"

В девять я сняла фартук, выключила духовку. Утка стала жёсткой. Ничего. Подогреем.

В десять я села у окна, всматриваясь в ночь. За двадцать пять лет я выучила звук его шагов, скрип половицы у двери под его весом, характерный щелчок замка, когда он поворачивал ключ особым движением запястья.

Я ждала этих звуков, как спасения. Ещё не зная, что спасения не будет.

Он пришёл в одиннадцать двенадцать. Я запомнила время, потому что взглянула на часы, когда услышала его шаги. Эти цифры отпечатались в сознании, как на негативе фотоплёнки: 23:12. Время, когда закончились двадцать пять лет нашей совместной жизни..

Александр вошёл, весь промокший, с каплями дождя на тёмных волосах, в которых уже серебрилась седина. Красивый, мой, уставший, поздний, но всё-таки вернувшийся.

- Прости, - сказал он, не снимая пальто. - Задержался.

- Ничего, - я улыбнулась. - С годовщиной нас. Раздевайся, я подогрею ужин.

Он остался стоять в коридоре. Не проходя в комнату, не смотря на стол со свечами, на бутылку вина, на всю эту декорацию, которую я готовила почти с самого утра. Он просто стоял, как чужой человек, у порога нашего дома, и смотрел куда-то мимо меня.

- Вера, - сказал он тихо. - Нам надо поговорить.

Я знала. Ещё до того, как он произнёс эту фразу - самую страшную фразу в семейной жизни - я знала. Что-то в напряжении его плеч, в том, как он избегал моего взгляда, в том, как впервые за двадцать пять лет не наклонился поцеловать меня в щёку, когда вошёл. Я знала, но всё ещё цеплялась за жизнь, которую считала своей.

- Конечно, - сказала я слишком бодрым голосом. - Давай поговорим за ужином. Я утку запекла, с апельсиновым соусом, как ты любишь.

- Вера, - он наконец посмотрел мне в глаза. - Я ухожу.

Два слова. Они повисли между нами, тяжёлые, как бетонные плиты. "Я ухожу" - такие простые слова, мы говорим их десятки раз в день: я ухожу на работу, я ухожу в магазин, я ненадолго выйду. Но когда в них нет продолжения, нет "и скоро вернусь" - они означают только конец.

- Куда? - глупо спросила я, словно он собирался в командировку.

Александр вздохнул. В этом вздохе было всё: усталость, сожаление и облегчение человека, наконец решившегося прыгнуть с высоты.

- К Ольге. Моей… - он запнулся.

- Секретарше, - закончила я за него. - Вы давно?..

Глава 2. Двадцать пять лет и один договор

Утро встретило меня безжалостной ясностью. Солнце било сквозь неплотно задёрнутые шторы, которые я забыла закрыть вечером. Первые секунды после пробуждения были милосердны: сознание ещё плавало в тумане, не помня о вчерашней катастрофе. Но потом реальность обрушилась на меня всей своей тяжестью.

Саша ушёл.

Я лежала в нашей супружеской постели, теперь слишком просторной для меня одной, и пыталась осознать этот факт. Ушёл. К другой женщине. Молодой. Которая не варила ему по утрам кофе четверть века. Которая не знает, что он морщится от запаха лаванды и не выносит, когда в супе слишком много соли.

Первое, что я сделала - потянулась к телефону. Внутри дрогнула глупая надежда - вдруг он передумал? Вдруг всё, что произошло вчера - чудовищная ошибка, помутнение рассудка, временное безумие? Вдруг сейчас он позвонит и скажет, что возвращается?

Но на экране не было оповещений ни в виде сообщений, ни в виде пропущенных звонков.

Я сама набрала его номер. Один гудок, второй, третий…

- Вера, - его голос звучал устало и отстранённо. - Извини, я сейчас не могу говорить. На совещании.

Конечно. Совещание. Бизнес не ждёт. Даже когда рушатся семьи.

- Ты… - голос предательски дрогнул. - Ты правда ушёл? Насовсем?

Пауза. Я слышала его дыхание в трубке, негромкие голоса где-то на фоне.

- Да, - наконец ответил он. - Мы поговорим обо всём позже. Я позвоню.

Короткие гудки. Я смотрела на экран телефона, словно на нём могло появиться что-то ещё. Какое-то объяснение, способное сделать происходящее менее болезненным.

Квартира была непривычно тихой. Обычно в это время я уже готовила завтрак, слушала новости, планировала день. Сейчас же я просто сидела на кровати, не в силах заставить себя встать. Зачем? Для кого?

Взгляд упал на фотографию на прикроватной тумбочке - мы с Александром в день нашей свадьбы. Я, двадцатилетняя, в простом белом платье, с цветами в волосах. Он - худой, лохматый, в костюме с чужого плеча, смотрит на меня так, словно я - чудо, которое каким-то образом досталось ему. Кто те люди на фотографии? Я их больше не знаю.

***

Мы познакомились на дне рождения общего друга. Я училась на филфаке, Саша на экономическом. У него уже тогда был маленький бизнес, какая-то торговля компьютерными запчастями, которые он возил из Финляндии. Он выделялся среди моих однокурсников - целеустремлённый, серьёзный, с ясными планами на будущее. В то время, когда мы все жили сегодняшним днём, он уже строил завтрашний.

- Я хочу свою компанию, - говорил он мне на наших первых свиданиях. - Настоящую, большую. Знаешь, как у западных бизнесменов. Чтобы люди работали, чтобы создавать что-то важное.

Я слушала, затаив дыхание. В его словах была энергия, притягивающая меня как магнит. Он не просто мечтал, он знал, как воплотить мечты в жизнь. Шаг за шагом, кирпичик за кирпичиком.

- А ты? - спрашивал он. - Чего хочешь ты?

- Писать книги, - отвечала я. - Или преподавать литературу. И… семью. Детей.

Он улыбался и целовал меня: нежно, с обещанием.

- Мы всё успеем. И твои книги, и мой бизнес, и детей. Мы будем командой.

Я верила. Как можно было не верить этому уверенному молодому человеку с горящими глазами?

Предложение он сделал через полгода. Без кольца в коробочке (на него тогда не было денег), без ресторана и шампанского. Просто однажды вечером, когда мы сидели в его съёмной комнате на Петроградской и пили дешёвое вино из пластиковых стаканчиков.

- Выходи за меня, - сказал он. - Я знаю, что мы ещё студенты, что нет денег, что родители будут против. Но я чувствую - мы должны быть вместе. Мы справимся. Вдвоём.

Я согласилась, не задумываясь. Это казалось таким правильным: быть с ним, строить будущее, рисковать, верить. Мы были молоды и полны надежд. Мир лежал перед нами - неизведанный, готовый к покорению.

Свадьбу играли скромную в студенческой столовой, с друзьями и несколькими родственниками. Моя мама плакала - она считала, что мы торопимся. Отец Саши, молчаливый инженер с суровым лицом, - выпил за наше здоровье и вручил конверт с деньгами. Мы были счастливы.

***

Я встала с кровати, подошла к шкафу. Его вещей действительно не было: костюмов, рубашек, галстуков. Он всё забрал, пока я спала тяжёлым сном изнеможения. Остались только какие-то мелочи - старая футболка на дне ящика, домашние тапочки у кровати, бритва в ванной. Те вещи, что не жалко оставить.

На столике у входа лежал его ключ от квартиры. Последний жест - символическое завершение совместной жизни. Я взяла ключ, холодный металл обжёг пальцы. Хотелось выбросить его, но сдержалась титаническим усилием воли.

Телефон в кармане халата зазвонил, заставив меня вздрогнуть. Наталья, моя старая подруга, единственная, кто остался из университетской компании.

- Вера? Ты как? Саша звонил Сергею вчера, сказал, что вы… - она запнулась.

- Расстались, - закончила я за неё. - Да. Он ушёл.

Глава 3. Наш сын - его отражение

Наташа просидела со мной до вечера. Она принесла вино, заказала пиццу и слушала мои сбивчивые рассказы о том, как всё рухнуло. Я плакала, злилась, снова плакала. Потом мы вместе перечитывали брачный договор, и Наташа, бухгалтер с двадцатилетним стажем, качала головой и тихо ругалась.

— Нужен хороший юрист, — сказала она твёрдо. — Я узнаю контакты, у меня есть знакомый адвокат по семейным делам.

Когда она ушла, я осталась один на один с тишиной квартиры и необходимостью позвонить сыну. Откладывать было нельзя — лучше, если Максим узнает от меня, а не от отца.

Я нажала на его номер в телефоне. Длинные гудки. Он мог быть на тренировке или с друзьями, или с той девушкой, о которой говорил в последнее время. Как же её зовут? Алиса? Арина?

— Мам? — голос сына звучал слегка удивлённо. Мы обычно созванивались по выходным, не среди недели.

— Максим, привет, — я старалась говорить спокойно. — Ты сейчас очень занят?

— Да так, в спортзале, — в трубке слышался гул голосов, музыка. — Что-то случилось?

Я глубоко вдохнула.

— Нам нужно поговорить. Это важно, — я помолчала. — Папа ушёл от нас.

Тишина. Даже фоновые звуки, казалось, стихли.

— Что значит «ушёл»? — наконец спросил он.

— К другой женщине. Вчера вечером он собрал вещи и уехал.

— Подожди, — его голос изменился, стал напряжённым. — Ты можешь рассказать нормально? Я сейчас не могу говорить. Приеду через час, хорошо?

Я согласилась. Отключилась и стала ждать.

За этот час я попыталась привести себя в порядок. Умылась, причесалась, даже нанесла немного тонального крема, чтобы скрыть следы слёз. Не хотелось, чтобы сын видел меня разбитой. Он и так будет переживать.

Максим приехал через полтора часа. Позвонил в дверь, хотя у него был свой ключ — это уже говорило о многом. Дистанция, которую он обозначил. Я открыла дверь и замерла на пороге.

Мой сын, мой мальчик — высокий, широкоплечий, так похожий на отца в молодости. Те же тёмные волосы, та же линия подбородка, даже поворот головы — всё как у Александра. Двадцать три года, а уже весь в делах, амбициях, планах. Он работал в компании отца последние два года, после окончания того же экономического факультета.

— Привет, мам, — он неловко обнял меня и прошёл в квартиру. — Так что случилось?

Мы сели на кухне. Я поставила чайник, достала печенье, которое он любил с детства. Обычные домашние жесты, за которыми пыталась скрыть волнение.

— Вчера была наша с папой годовщина, — начала я. — Двадцать пять лет. Я приготовила ужин, ждала его. Он пришёл поздно и сказал, что уходит к своей секретарше. Ольге.

Я ожидала увидеть на лице сына шок, недоверие, возмущение. Но Максим смотрел на меня странно спокойно, почти отстранённо.

— Ты знал? — вырвалось у меня.

Он отвёл взгляд и сделал глоток чая.

— Догадывался. В офисе были разговоры.

Я почувствовала, как земля снова уходит из-под ног. Мой сын знал или догадывался, что его отец изменяет мне, и не сказал ни слова?

— И ты молчал? — мой голос дрогнул.

— А что я должен был сделать? — он пожал плечами с той же непроницаемостью, что и его отец. — Это ваши отношения. Я не хотел вмешиваться.

— Максим, речь идёт о твоей семье!

— Которая, похоже, уже не семья, — он произнёс это спокойно, как факт. — Послушай, мам, люди расстаются. Это бывает. Даже после стольких лет.

Я смотрела на него и не узнавала. Мой мальчик, которого я баюкала ночами, возила в музыкальную школу, помогала с домашними заданиями... Когда он стал таким холодным, таким расчётливым?

— Я знаю, что тебе больно, — продолжил он, и в его голосе наконец появились нотки сочувствия. — Но, может, так будет лучше для всех? Вы с папой в последнее время не очень ладили...

— Что? — я ошеломлённо уставилась на него. — С чего ты взял?

— Ну, это было заметно. Он много работал, ты... — он помедлил, — ты всегда сидела дома. Разные интересы, разные круги общения.

Я не могла поверить своим ушам. В глазах сына я была просто домохозяйкой, которая «сидела дома», пока его отец строил бизнес и карьеру.

— Я не «сидела дома», — тихо сказала я. — Я создавала дом. Для тебя, для твоего отца. Я отказалась от своей карьеры, чтобы воспитывать тебя, чтобы поддерживать папу. Это был наш общий выбор.

— Выбор, который ты сделала двадцать лет назад, — Максим говорил теперь как взрослый с ребёнком. — Мам, сейчас другое время. Женщины работают, развиваются. А ты... застряла.

Я смотрела на его красивое, уверенное лицо, и меня захлестнула волна гнева. Гнева на его отца, на весь мир, который научил моего сына ценить только деньги и успех, на себя — за то, что не смогла передать ему другие ценности.

— Ты говоришь прямо как он, — я покачала головой. — Ты даже не спросил, как я себя чувствую. Не возмутился, что он бросил нас ради женщины твоего возраста.

— При чём тут её возраст? — он поморщился. — Отец — взрослый человек, он имеет право...

Глава 4. Две страницы и всё

На следующее утро я проснулась с твёрдым намерением действовать. Достаточно слёз и самоуничижения. Если Александр хотел войны — он её получит. Если мой сын верит только в силу и успех — я покажу ему, что его мать не сломлена.

Первым делом я позвонила по номеру, который прислала Наташа. «Елена Викторовна Соколова, адвокат по семейным делам. Двадцать лет практики.» Секретарь записала меня на приём на два часа дня.

Я надела строгий костюм, который не доставала из шкафа, наверное, несколько лет. Последний раз был на выпускном Максима. Костюм сидел чуть свободнее, чем раньше — я похудела за эти дни на нервной почве. Нанесла макияж, собрала волосы в пучок. В зеркале отражалась собранная, серьёзная женщина, а не та развалина, какой я себя чувствовала.

Офис адвоката находился в центре города, в старинном здании с лепниной на фасаде. Я поднялась на третий этаж, постучала в дверь с табличкой «Адвокатское бюро Соколовой Е.В.»

Елена Викторовна оказалась моей ровесницей — стройная женщина с короткой стрижкой и проницательными глазами. Она пожала мне руку, пригласила сесть и сразу перешла к делу.

— Итак, Вера Алексеевна, я так понимаю, ваш муж решил развестись и есть брачный договор?

Я кивнула и протянула ей папку с документами. Пока она читала, я рассматривала её кабинет — строгий, функциональный, с дипломами на стенах и огромной библиотекой юридической литературы. Интересно, у неё есть семья? Дети? Или она из тех женщин, которые выбрали карьеру вместо дома?

— Так, — Елена Викторовна подняла глаза от документов. — Договор составлен грамотно, но есть несколько моментов, за которые мы можем зацепиться.

— Зацепиться? — я недоумённо посмотрела на неё. — Но там всё указано: бизнес и имущество, приобретённое на доходы от него, принадлежат мужу.

— Не всё так просто, — она улыбнулась. — Во-первых, договор составлен очень давно, когда многие нормы семейного права ещё только формировались. Во-вторых, — она постучала ручкой по одному из пунктов, — здесь говорится о бизнесе, но не уточняется, о каком именно. За двадцать пять лет компания вашего мужа наверняка трансформировалась, проходила реорганизации, слияния?

Я кивнула. Конечно, от того маленького ИП, с которого Саша начинал, давно не осталось и следа. Сейчас это был холдинг с несколькими направлениями.

— И, наконец, главное, — продолжила адвокат. — В России ни один судья не поставит договор выше закона. Если бы вас действительно оставили с пустыми руками после 25 лет брака — мы бы этот договор разнесли в пух и прах. Статья 44 Семейного кодекса гласит, что брачный договор может быть признан недействительным, если он ставит одного из супругов в крайне неблагоприятное положение.

Я почувствовала, как внутри просыпается что-то похожее на надежду.

— Вы думаете, мы сможем оспорить договор?

— Не полностью, но частично — вполне, — она сделала пометку в блокноте. — Кроме того, есть вопрос о совместно нажитом имуществе, которое напрямую не связано с бизнесом. Квартира, например. Когда она приобретена?

— Пятнадцать лет назад, — я задумалась. — Но деньги были от продажи акций компании.

— Это предстоит доказать вашему мужу, — Елена Викторовна сделала ещё одну пометку. — А машина?

— Подарок на сорокалетие, — я горько усмехнулась. — От любящего мужа.

— Прекрасно. Подарки не подпадают под брачный договор, если только в нём не оговорено иное, — она перелистнула ещё несколько страниц. — Что-нибудь ещё? Дача, земельный участок, ценные бумаги?

Я покачала головой. Потом вдруг вспомнила:

— Есть старое здание в пригороде. Бывшее кафе моего отца. Мы собирались его продать или сдать в аренду, но руки не доходили.

Елена Викторовна оживилась:

— Расскажите подробнее.

Я рассказала историю, которую почти забыла за прошедшие годы. Как отец открыл маленькое кафе на окраине, как вложил в него всю душу. Как после его смерти оказалось, что у кафе были долги, и его могли забрать кредиторы. Тогда Александр выкупил долги и оформил здание на себя — так было проще с юридической точки зрения. Кафе давно не работало, стояло заброшенным, но я всегда испытывала сентиментальную привязанность к этому месту. Отцовское наследие.

— Так-так, — адвокат что-то быстро писала в блокноте. — Это очень интересно. Если кафе принадлежало вашей семье, а муж просто помог сохранить его, мы можем доказать, что он действовал в ваших интересах, как доверенное лицо. В конце концов, он был вашим мужем, вы доверяли ему представлять ваши интересы.

— Но там его подпись во всех документах...

— Юридические формальности, — она отмахнулась. — Важна суть. Это было семейное дело, и вы имеете на него полное право.

Я смотрела на неё с недоверием. Неужели есть шанс? Неужели я не останусь на улице с одним чемоданом вещей?

— Сколько у вас сейчас денег? — неожиданно спросила Елена Викторовна. — В смысле, свободных средств, которыми вы распоряжаетесь?

Я замялась.

— Немного. Пару сотен тысяч на карте. Ещё есть совместная кредитка, но я не уверена, что Александр не заблокирует её.

Глава 5. Невозможность утонуть в ванной

Вернувшись домой, обнаружила три пропущенных звонка. Один от Натальи - она наверняка волновалась. Один от адвоката Александра - ему явно не терпелось начать делёж имущества. И один с незнакомого номера.

Я решила перезвонить только Наталье.

— Ну как? — спросила она вместо приветствия.

— Была у адвоката, — ответила я, снимая пальто. — Говорит, есть шансы оспорить часть договора.

— Слава богу. А то я всю ночь не спала, думала о твоей ситуации.

Наташа говорила что-то ещё: про суды, про знакомых, которые разводились, про то, что я сильная и справлюсь, но я почти не слушала. Усталость накатила внезапно, как огромная волна, накрывая с головой. Хотелось просто лечь и забыться.

— Вера? Ты меня слышишь? — голос подруги вернул меня к реальности.

— Да-да. Просто устала. Позвоню завтра, хорошо?

Повесив трубку, я прошла на кухню, открыла холодильник. Там было пусто — только бутылка кетчупа, немного сыра и несколько яиц. Раньше я планировала закупки на неделю вперёд, всегда заботилась о том, чтобы в доме была еда. Для них. Для моих мужчин. А теперь… теперь кому это нужно?

Холодильник как символ новой реальности. Реальности пустой, гулкой, бессмысленной.

Я взяла телефон, думая заказать что-нибудь на дом, но осознала, что совершенно не хочу есть. Внутри царила такая же пустота, как в холодильнике. Только пустота эта не была физической, она была душевной, глубокой, как колодец, в который смотришь и не видишь дна.

Вместо ужина налила себе вина — остатки той бутылки, что открыла для несостоявшегося праздничного ужина. Вино выдохлось, потеряло свой букет, но какая разница? Я сделала большой глоток, потом ещё один. Алкоголь обжёг горло, но не принёс желанного отупения.

Включила телевизор, пощёлкала каналы. Счастливые лица, реклама, смех за кадром. Этот мир был так далек от того, что происходило со мной, и я вдруг почувствовала тошноту. Выключила.

Квартира была слишком большой, слишком пустой, слишком полной воспоминаний. Я ходила из комнаты в комнату, не находя покоя. В спальне — наша кровать, в гостиной — его кресло, на полках — наши общие книги, фотографии в рамках на стенах — мы втроём, счастливые, улыбающиеся. Ложь, всё это было ложью!

Раньше я любила принимать ванну с пеной, с ароматическими маслами. Маленькая роскошь, которую я себе временами позволяла. Сейчас я просто включила воду и стояла, глядя, как поднимается её уровень. Вода лилась и лилась, а я думала, что, если просто лечь в неё и позволить себе уйти? Исчезнуть. Перестать чувствовать боль и унижение. Разве не проще было бы?

Я смотрела на воду, и она как будто шептала: «Иди ко мне. Я успокою. Я заберу всё плохое».

Рука сама потянулась к пузырьку со снотворным, который я иногда принимала, когда бессонница становилась невыносимой. Сколько их нужно выпить, чтобы больше не проснуться?

Телефон зазвонил так неожиданно и пронзительно, что я вздрогнула. Он лежал на краю раковины, вибрируя и высвечивая имя «Саша».

Я уставилась на экран. Что ему нужно? Зачем он звонит? Может, всё-таки опомнился? Вспомнил о двадцати пяти годах, обо всём, что было между нами?

— Алло, — мой голос прозвучал хрипло.

— Вера, — голос Александра, деловой, спокойный. — Мой адвокат не смог до тебя дозвониться. Нам нужно обсудить детали раздела имущества. Я хотел бы сделать всё цивилизованно.

Цивилизованно. Вот опять это слово. Как будто можно «цивилизованно» уничтожить человека.

— Пошёл к чёрту, — ответила я и нажала отбой.

Телефон снова зазвонил. Я выключила его совсем. Вода в ванне уже почти достигла краёв. Горячая, манящая.

Я начала раздеваться. Движения были заторможенными, словно во сне. Сняла халат, футболку, бельё. Посмотрела на своё отражение в зеркале — тело сорокапятилетней женщины, всё ещё стройное, но с неизбежными следами времени и материнства. Тело, которое я столько лет берегла для него. Которое стало ему неинтересным и ненужным.

Я шагнула к ванне, опустила в неё руку. Вода обожгла кожу, но боль была почти приятной — настоящей, физической, понятной.

Может быть, я бы и сделала этот последний шаг, если бы не звонок в дверь. Настойчивый, резкий.

Я замерла. Кто это мог быть? Наташа? Максим? Александр с адвокатом?

Звонок повторился, и к нему добавился стук.

— Вера Алексеевна! Откройте, пожалуйста! Это из банка!

Я остановила воду и, набросив халат, подошла к двери.

— Кто вы? — спросила я, не открывая.

— Служба безопасности банка «Восток», — ответил мужской голос. — У нас зафиксирована подозрительная активность по вашему счёту. Нужно срочно подтвердить или отменить операцию.

Я приоткрыла дверь. На пороге стоял молодой человек в строгом костюме, с бейджем банка на груди.

— Вера Алексеевна? — он сверился с планшетом в руках. — С вашей карты был совершён перевод на крупную сумму. Это вы авторизовали?

— Я ничего не переводила, — я нахмурилась. — О какой сумме речь?

Глава 6. Кафе отца

Автобус до пригорода был полупустым. В нём ехали в основном пожилые люди с тряпичными тележками на колёсиках, видимо, на дачи, да пара студентов с рюкзаками. Я сидела у окна, прижимая к себе сумку с вещами, и смотрела на проплывающий мимо город. Город, в котором я прожила всю жизнь, но который вдруг стал чужим.

Маршрут становился всё более знакомым. Вот здесь, в детстве, была старая библиотека, куда меня водил отец. Теперь на её месте торговый центр. А там дальше парк, в нём мы гуляли по воскресеньям. Он почти не изменился, только деревья стали выше.

Чем ближе подъезжали к кафе, тем сильнее я волновалась. Что я собираюсь там делать? Жить в заброшенном здании без элементарных удобств? Без электричества, возможно без воды? Но выбора не было, либо туда, либо в гостиницу, но деньги на неё быстро закончатся.

Я вышла на нужной остановке и пошла по знакомой дороге. Кафе стояло в стороне от основной улицы, окружённое старыми липами. Когда-то здесь была оживлённая трасса, но потом построили объездную дорогу, и район опустел. Наверное, это и стало началом конца для отцовского бизнеса, который так и не вошёл в полную силу, после приобретения им здания мечты.

Подойдя ближе, я внимательнее осмотрелась. Одноэтажное, кирпичное, с большими окнами, сейчас заколоченными фанерой. Крыша местами протекла, о чём свидетельствовали тёмные пятна на потолке внутри. Но стены были крепкими, фундамент надёжным.

Я открыла дверь, вошла и поставила сумку на пол. Дневной свет проникал сквозь щели в фанере, освещая интерьер пыльными лучами. Теперь, когда первый шок прошёл и я была готова морально, я могла оценить ситуацию более трезво.

Кафе было в запустении, но не разрушено. Основная мебель сохранилась: деревянные столы и стулья, барная стойка из массива дуба, даже старый буфет, в нём отец хранил свой лучший фарфор. Кухонное оборудование тоже осталось: старая плита, холодильник, кофемашина. Всё, конечно, нерабочее, покрытое пылью и паутиной.

В подсобке обнаружилась раскладушка, видимо, отец иногда ночевал здесь, когда работал допоздна. Рядом располагался крошечный санузел с туалетом и душевой кабиной. Я повернула кран и, о чудо! вода пошла. Сначала ржавая, потом более чистая. Значит, водопровод всё ещё подключён.

Проверила электричество. Выключатели не работали. Видимо, питание отрубили давно, за неуплату. Но это решаемо, нужно просто обратиться в электрокомпанию и возобновить договор.

Обойдя всё здание, села на стул и задумалась. В этом запустении странным образом чувствовалось больше жизни, чем в моей стерильно чистой городской квартире. Может быть, потому что здесь были настоящие воспоминания, не лживые, не фальшивые.

Я встала и подошла к стене, где когда-то висели фотографии. Их не было, остались только следы от рамок. Но я помнила каждую: отец за стойкой, мама рядом и я между ними.

Отец устроился сюда поваром в начале девяностых, когда всё рушилось. Он сразу же влюбился в это место. Кафе “Бриз” - так оно называлось. Простое, домашнее место, где подавали честную еду и хороший кофе. Где отец знал каждого посетителя по имени и помнил, кто какой пирог предпочитает.

Потом, подкопив немного, он взял кредит и выкупил здание. Сменил название на “У Алексея”. И первое время всё было хорошо, но после, когда построили объездную, дела пошли хуже. Он ничего мне не говорил, о дополнительных кредитах на рекламу тоже, папа ни разу не попросил у моего бывшего мужа денег или иной помощи.

После его смерти я не нашла в себе сил продолжить его дело. Тогда мне казалось, что у меня другой путь: семья, дети, поддержка мужа в его растущем бизнесе. Кафе осталось реликвией прошлого, о которой редко вспоминали. Только в документах на наследство.

А теперь я снова здесь. И, глядя на пыльные столы, на выцветшие стены, я вдруг ощутила странное чувство... спокойствия? Дома? Это было необъяснимо, но тут, среди руин прошлого, мне дышалось легче, чем в роскошной квартире, из которой я только что сбежала.

- Что же, - вслух заговорила я, нарушив тишину, - пора приниматься за работу.

Первым делом нужно было сделать место пригодным для жизни. Я нашла в подсобке старую швабру, ведро, тряпки. А мусорные пакеты, средства для дезинфекции и мойки купила в магазинчике неподалёку. Начала с малого: чистки сантехники, мытья пола в той комнате, где собиралась спать.

Работа заняла весь день. Физический труд оказался спасением, он не оставлял времени на мысли, на жалость к себе, на бесконечное прокручивание одних и тех же обидных сцен. Я тёрла, мыла, выметала пыль, выносила мусор. Руки болели, ногти сломались, одежда пропиталась потом и грязью. Но к вечеру небольшая комната в подсобке стала почти пригодной для жизни.

Снова пришлось пойти в магазин, теперь куда дальше и купить плед, который я расстелила на старой раскладушке. Закупила также питьевой воды и сэндвичи. Зажгла свечу - единственный источник света, кроме фонарика в телефоне.

Сев на импровизированную постель, взяла телефон. Десятки пропущенных звонков: снова от Саши, от его адвоката, от Ирины. Ни одного от Максима. Я горько усмехнулась, сын даже не поинтересовался, где его мать и что с ней.

Зато было сообщение от Натальи: «Вера, где ты? Я заезжала к тебе, никто не открыл. Волнуюсь. Перезвони!»

Я набрала её номер.

— Вера! Наконец-то! — Наташа говорила громко, взволнованно. — Ты где? Что случилось?

Глава 7. Первая чашка

Утром я составила список необходимых дел. Первым пунктом значилось электричество, без него невозможно было нормально жить, не говоря уже о работе кафе. С этой мыслью я застыла, глядя в блокнот. Работа кафе? Неужели я всерьёз думаю об этом?

Ещё три дня назад я была женой успешного бизнесмена, хозяйкой большой квартиры, женщиной, которая заказывает продукты с доставкой и ходит в спа-салон раз в неделю. А теперь сижу в пыльной подсобке и размышляю, как восстановить дело отца.

Удивительно, но эта мысль не вызвала паники. Наоборот, в ней чувствовалась какая-то правильность, словно жизнь, сделав круг, вернула меня туда, где я всегда должна была быть.

В городской электросетевой компании меня приняли с подозрением. И их можно было понять: немолодая женщина с кругами под глазами просит восстановить подачу электричества в заброшенное здание, предъявляя документы двадцатилетней давности.

— Нам нужны актуальные документы о праве собственности, — хмуро сказала девушка за стойкой. — И заявление от владельца.

— Я и есть владелица, — настаивала я. — Это здание принадлежало моему отцу, а теперь перешло ко мне по наследству.

Два мучительных часа ушло на объяснения, звонки, заполнение бланков. В итоге мне выдали временное разрешение на подключение — на месяц, до предоставления всех необходимых бумаг.

— И учтите, — строго сказала девушка, — это только временно. Если не предоставите документы, мы снова всё вам отрубим.

Я поблагодарила с подобающей случаю смесью трепетного внимания и смирения. Сейчас это было победой. Маленькой, но такой необходимой.

К обеду в кафе появилось электричество. Щёлкнув выключателем, я едва не расплакалась от восторга, когда старая люстра под потолком вдруг засветилась тусклым, но тёплым светом. Часть лампочек перегорела, но даже этого хватило, чтобы помещение сразу ожило, стало менее мрачным.

Следующим пунктом была генеральная уборка. Я снова вооружилась перчатками, тряпками, чистящими средствами, купленными в большом количестве в хозяйственном магазине по пути из электросетей. И принялась за работу.

Слой пыли на столах и стульях был таким толстым, что его можно было собирать лопатой. Паутина свисала с потолка причудливыми гирляндами. В углах обнаружились мышиные гнёзда, сухие листья, занесённые ветром через щели, окурки, видимо, кто-то из местных подростков забирался сюда зимой погреться.

Я мыла, терла, выметала, выносила мусор. Распахнула настежь двери, впуская свежий воздух и свет. Сняла фанеру с окон, и они засияли, хоть и грязные, но целые.

Устав и проголодавшись, сбегала в магазин, купила сэндвич, прихватила небольшую упаковку кофейных зёрен и пару пачек три в одном, две бутылки воды, сливки, печенье, и отправилась назад.

К вечеру главный зал кафе преобразился. Деревянные столы и стулья, вычищенные от грязи, оказались на удивление крепкими и даже стильными в своей простоте. Барная стойка из тёмного дуба снова обрела благородный блеск. Старый буфет, протёртый от пыли и паутины, выглядел как винтажный элемент интерьера, за который в модных заведениях платят большие деньги.

Я разобрала полки за стойкой. Мытьё посуды, сохранившейся с тех времён, превратилось почти в археологические раскопки. Каждая чашка, каждое блюдце хранило воспоминания. Вот эту большую керамическую кружку любил пожилой профессор, заходивший каждое утро перед лекциями. А из этих синих чашек с белым рисунком пили кофе молодожёны, снимавшие квартиру неподалёку.

Среди старой посуды я нашла кофемолку - ручную, тяжёлую, с чугунным механизмом. Отец всегда настаивал на свежемолотом кофе, говорил, что только так раскрывается настоящий аромат. Я повертела её в руках, протёрла от пыли. Механизм проворачивался с трудом, но работал.

Под прилавком обнаружился пакет с кофейными зёрнами, конечно, давно выдохшимися, но сам факт вызвал улыбку. Словно отец оставил для меня послание из прошлого.

Самым сложным оказался ремонт кофемашины. Старая, итальянская, она была гордостью папы, он приобрёл её на последние деньги, когда только-только выкупил здание. Теперь она стояла, покрытая слоем пыли и жира, с кальцинированными трубками и проржавевшими деталями.

Я провела за её очисткой несколько часов. Разобрала, насколько позволяли мои знания, вымыла каждую деталь, прокипятила трубки в растворе лимонной кислоты, как делал отец. Потом собрала, молясь, чтобы ничего не осталось лишним.

Подключив машину к сети, затаила дыхание. Сработает ли? Столько лет без использования, без обслуживания...

Старый агрегат загудел, затрясся, но ожил! Из трубок с шипением вырвался пар, запахло горячим металлом и чем-то ещё, смутно знакомым.

Я засыпала в кофемолку несколько зёрен из найденного пакета, перемолола их с трудом — всё-таки они высохли от времени. Засыпала в холдер, установила чашку и нажала кнопку.

Машина снова загудела, потом неохотно протолкнула воду через молотый кофе. В чашку упало несколько капель тёмной, маслянистой жидкости, пахнущей так сильно, что перехватило дыхание.

Я поднесла чашку к губам. Вкус был ужасным горький, кислый, с привкусом затхлости. Но в этот момент я вдруг отчётливо вспомнила отца: его руки, державшие точно такую же чашку, его смех, его голос: «Кофе, Верочка, это не просто напиток. Это целая философия».

Глава 8. Замки

Следующее утро началось раньше обычного. Я проснулась с первыми лучами солнца, отдохнувшая, полная энергии. Тело, непривычное к физическому труду, ныло, но это была приятная боль — боль действия, а не бездействия.

Умывшись и выпив быстрый кофе, я отправилась в ближайший супермаркет. Купила продукты, чистящие средства, ещё несколько лампочек для люстры. На обратном пути заглянула в хозяйственный магазин за инструментами — мне предстояло снять остатки фанеры с окон.

Вернувшись в кафе, я с энтузиазмом принялась за работу. Последние, освобождённые от фанеры, окна, впустили в помещение ещё больше света, и кафе окончательно преобразилось. Стёкла в этих проемах были грязными, в некоторых местах треснутыми, но в целом сохранными. Я тщательно их вымыла. А к полудню, как и обещал, пришёл вчерашний посетитель: и не один, а с тремя товарищами.

— А я говорил! — с гордостью сказал он друзьям. — Лучший кофе в округе.

Я хоть и была готова, но всё равно как-то растерялась. Кафе всё ещё было в процессе восстановления, но отказать этим людям, пришедшим с таким энтузиазмом, было невозможно.

— Проходите, — я улыбнулась. — Только учтите, у меня пока очень ограниченное меню. Кофе и... — я замялась, вспоминая, что купила в магазине из продуктов, — сэндвичи. Могу сделать простые, с сыром и ветчиной.

— Отлично! — они расселись за столом у окна.

Следующий час я провела за стойкой, заваривая кофе и делая сэндвичи. Руки вспоминали движения, которым меня учил отец: как правильно молоть зёрна, как утрамбовывать, как держать чашку под правильным углом. Это было странно, словно мышечная память хранила то, что мой разум давно оставил в прошлом.

Строители ушли довольные, пообещав вернуться завтра и «привести ещё народ». Я убирала со стола, когда колокольчик над дверью снова звякнул.

В дверях стоял мужчина, которого я никогда раньше не видела. Высокий, с широкими плечами, одетый со вкусом, но неброско, с аккуратной седеющей бородой. Его внешность не выделялась бы ничем особенным, если бы не глаза — удивительно ясные, серо-голубые, с морщинками в уголках от улыбки.

— Здравствуйте, — он слегка наклонил голову. — Вы открылись?

У него был приятный, глубокий, с лёгкой хрипотцой голос, и неуловимый акцент, словно русский был не совсем родным языком.

— Не совсем, — я смутилась. — Я ещё только ремонтирую. Но если вы хотите кофе, то могу предложить.

— С удовольствием, — он прошёл к стойке, сел на высокий стул. — Давно проезжал мимо и всё думал, откроется здесь что-нибудь или нет.

Я начала готовить кофе, чувствуя на себе его взгляд. Не назойливый, не оценивающий, просто внимательный.

— Вы владелица? — спросил он.

— Да, — я кивнула. — Вернее, это кафе принадлежало моему отцу. А теперь я решила его возродить.

— Доброе дело, — он улыбнулся. Улыбка преобразила его лицо, сделав моложе и мягче. — Я Ярослав, кстати. Владею цветочным магазином в двух кварталах отсюда.

— Вера, — я протянула руку. Его рукопожатие было крепким, но не грубым. — Цветочный магазин? Не знала, что здесь есть что-то подобное.

— «Северный сад», — он кивнул. — Открыл три года назад, когда переехал из Петербурга. Специализируюсь на растениях, которые хорошо чувствуют себя в нашем климате. Розы не продаю, только местные цветы.

Я поставила перед ним чашку кофе. Он сделал глоток, потом ещё один, с явным удовольствием.

— Превосходно. Настоящий, крепкий кофе, без этой модной кислинки, от которой сводит зубы.

Я улыбнулась:

— Спасибо. Рецепт отца.

— Он научил вас готовить?

— Да. Но потом я выросла и стала заниматься другими вещами.

Я не знала, почему рассказываю это постороннему человеку. Но в его присутствии было легко говорить, словно мы были знакомы давно.

— А что ещё будет в меню? — он спросил с искренним интересом. — Кроме великолепного кофе.

— Пока не решила, — я пожала плечами. — Может быть, простые завтраки, сэндвичи. Нужно посмотреть, что востребовано на районе.

— Учитывайте, что здесь много рабочих с ближайших строек и складов. Они оценят сытные, домашние обеды. Простые, но качественные.

— Как раз то, что готовил мой отец, — я кивнула. — Борщ, котлеты, пироги...

— Звучит отлично, — он допил кофе. — Я бы и сам приходил на такие обеды.

Я поймала себя на мысли, что мне приятна эта перспектива: этот спокойный мужчина с внимательными глазами будет приходить в моё кафе.

— Буду рада, — я улыбнулась.

Он посмотрел на меня с лёгким удивлением, словно только сейчас по-настоящему увидел. Потом улыбнулся в ответ, широко и без тени кокетства или заигрывания.

— Здесь нужно проделать немало работы, — он окинул помещение профессиональным взглядом. — Особенно с окнами. Некоторые рамы подгнили.

— Да, я заметила, — я вздохнула. — Но пока не представляю, как с этим справиться. Нанимать кого-то — дорого, а сама я не умею.

Глава 9. Соседки и советы

Утро следующего дня началось с неожиданного визита. Я только успела открыть окна, впуская свежий весенний воздух, как дверь кафе распахнулась, и на пороге появилась пожилая женщина с плетёной корзиной в руках.

— Здравствуйте! — громко сказала она, оглядывая помещение. — Так значит, правду говорят, кафе Алексея снова открывается?

Я растерянно улыбнулась:

— Здравствуйте. Планирую, а пока пытаюсь восстановить хоть что-то.

Женщина решительно прошла внутрь, поставила корзину на ближайший столик и сняла с неё клетчатое полотенце. В корзине лежали свежие пирожки: аппетитные, румяные, источающие такой умопомрачительный аромат, что у меня мгновенно потекли слюнки!

— Я Анна Петровна, — представилась незнакомка. — Живу в доме напротив. Алексея хорошо знала, царствие ему небесное. А ты, значит, дочка его? Верочка?

Я кивнула, удивлённая тем, что она меня помнит.

— Конечно, помню, — словно прочитав мои мысли, сказала Анна Петровна. — Ты тут в подростком бегала, потом уехала учиться. А потом, говорили, замуж вышла удачно, за бизнесмена.

Она пристально посмотрела на меня, явно ожидая подтверждения или опровержения слухов.

— Было дело, — уклончиво ответила я, не желая вдаваться в подробности. — А вы давно здесь живёте?

— Всю жизнь! — гордо сказала она. — С самого рождения, почитай, уже семьдесят лет. Всё тут знаю, всех помню. Вот, пирожки принесла. Подумала, может, в меню возьмёшь? Я их по старому рецепту делаю, бабушкиному. С капустой, с яйцом, с яблоками.

Я взяла пирожок, надкусила. Вкус был изумительным! Хрустящее тесто, сочная начинка с тонкими нотками специй.

— Очень вкусно, — искренне сказала я. — Но я не уверена, что смогу…

— А чего тут думать? — перебила Анна Петровна. — Я каждое утро пеку, могу приносить. Ты продавай, мне процент. Как в старые времена, у отца твоего так и было. Я ему пироги, ватрушки, а он мне денежку. Все довольны.

Я вспомнила, что отец действительно сотрудничал с местными жителями. Кто-то приносил выпечку, кто-то варенье, домашние соленья. Это была особенность его кафе — домашняя, натуральная еда.

— Хорошо, — решилась я. — Давайте попробуем.

Глаза Анны Петровны победно блеснули:

— Вот и славненько! Я пока немного принесла, на пробу. Завтра больше сделаю. И знаешь что? Я соседкам скажу, нашим пенсионеркам. У Марии Степановны варенье отменное, у Зинаиды соленья. Как раньше всё будет!

Она ушла, довольная, оставив мне корзину с пирожками. Я расставила их на блюде за стойкой, подумав, что, возможно, это и есть решение моей проблемы с меню. Я ведь не профессиональный повар, но могу организовать поставки домашней еды от местных жителей. Это будет и вкусно, и аутентично, и поможет пожилым людям заработать.

Тут зазвонил сотовый, увидев имя, я тут же ответила:

– Доброе утро, Елена Викторовна.

— Доброе, Вера Алексеевна. Скажите, это правда, что вы открыли кафе? До меня докатились слухи, и я решила уточнить непосредственно у вас.

— Пока не совсем, — я смутилась. — Просто варю кофе соседям, делаю простые бутерброды.

Елена Викторовна недолго помолчала, а после с напряжением в голосе уточнила:

— А как у вас с оформлением документов на работу кафе?

— Каких документов? — растерялась я.

— Разрешительных. Роспотребнадзор, пожарная инспекция, СЭС… — она перечисляла, и я буквально видела, как она загибает пальцы. — Вы же не просто так открылись, верно?

Я почувствовала, как холодеет внутри. В порыве энтузиазма я даже не подумала об этой стороне вопроса.

— Я… я пока только тестирую, — неуверенно сказала я, протирая и без того чистую стойку. — Просто привыкаю, учусь заново.

— Понимаю, — в её голосе звучала смесь сочувствия и профессиональной строгости. — Но даже для этого вам нужно хотя бы минимальное оформление. Иначе при первой же проверке получите такой штраф, что прибыль за полгода не покроет.

— И что мне делать? — паника всё нарастала. — К тому же, юридически кафе оформлено на мужа.

— В этом как раз есть и плюс, — задумчиво сказала она, в трубке послышалось шуршание бумаг. — Пока идёт бракоразводный процесс, вы имеете законное право пользоваться совместно нажитым имуществом. А поскольку суд уже принял наше ходатайство о сохранении кафе за вами как семейного наследства, формально вы действуете с позиции предполагаемого будущего владельца.

— Звучит сложно, — вздохнула я, присаживаясь на стул.

— Не сложнее, чем весь наш судебный процесс, — я услышала в её голосе улыбку. — У меня есть знакомый, который занимается оформлением таких вопросов. Он поможет. К тому же, в вашу пользу играет то, что раньше здесь уже было кафе, все коммуникации проведены по нормам. Сообщением скину вам его контакты.

– Спасибо вам, Елена Викторовна, даже не знаю, как вас благодарить.

– Не волнуйтесь, Вера Алексеевна, я всё прекрасно понимаю и поддержу вас. Увидимся в моём офисе, я вам заранее скажу время.