Измена. Я выживу без тебя

1

- А куда подевался Артём? – размахивает бокалом веселая крёстная, не замечая, как проливает на моё свадебное платье шампанское. – Где наш молодой?

Пересиливая тошноту, улыбаюсь. Срок маленький, но токсикоз жуткий. Обмахиваюсь руками, хочу хотя бы немного воздуха нагнать, но родственница активно топчется рядом, выкрикивая имя Тёмы. Хорошо, что мама замечает полуобморочное состояние и спасает от назойливой атаки.

Устало выдыхаю. Ведь хотели с мужем тихо расписаться, так нет же. Родители настояли, чтобы не хуже, чем у людей было. Им, видите ли, перед роднёй стыдно.

В столовой очень душно, кондиционеры не справляются. Прохожу сквозь танцующий народ. Очень хочу найти Артёма. Утащу его домой пораньше, а гости пусть добирает веселья без нас. Скоро совсем поздно будет. Я и так героиня, потому что выдержала целый день с улыбкой на лице. При моем зверском состоянии почти подвиг.

- Тёма! – зажав нос, заглядываю в курилку.

- Его нет, – во весь рот улыбается наш свидетель.

- А где Аня? – спрашиваю Сергея. – Ты свидетельницу потерял?

- Да танцует, наверное, – разводит парень руками.

- Ладно, пойду поищу.

Прочесав всю территорию, удивляюсь. Куда делся мой муж? Где его носит?

Прохожу мимо подсобки. Звук хлопающей двери действует на нервы. Только собираюсь прикрыть, как различаю протяжные стоны. Парочка так отрывается, что становится неудобно. Рычат, кричат и такие солёные словечки, что жуть.

Решаю помочь незадачливым любовникам. Всего лишь нужно придавить дверь сильнее, но ужасное любопытство играет свою роль. Невольно заглядываю внутрь и неожиданно замечаю бутоньерку в кармане пиджака.

Подождите…

Я сама ее покупала. Это Тёмина. Это его.

Спиралью скручивает. Окатывает мокрым жаром по спине. Я не верю. Не верю. В груди пережимает колючей проволокой. В голове настойчиво долбит липкий шёпот, что там ОН. Мгновенно зажигает низ живота. Пугаясь за беременность, пытаюсь продышаться. Глаза щиплет, неконтролируемо закипают слезы. Тушь попадает в глаза и начинает дико печь.

Не может быть. Это не Тёма. Просто одолжил кому-то пиджак. Да я пойду сейчас и найду его. Увижу, что он в зале, треплется с парнями, травит очередные байки, а они громко смеются над смешными историями. Все будет как обычно, как всегда.

- Ниже нагнись!

Нет!

- Тёма-а-а… Я и так волосами пола касаюсь. У меня же причёска.

Пожалуйста!

- Поправишь! Ниже давай.

Я не верю. Не верю.

Толкаю дверь с размаху. Старая деревяшка ударяется о стену, с грохотом отскакивает. Мне хочется ослепнуть и оглохнуть.

Мой муж занимается сексом с моей лучшей подругой. Бесстыдно пользует её, пока я развлекаю гостей. Аня первой поднимает голову.

- Лина, я … Не хотела. Я не хотела! Прости!

Она вырывается из-под Артема. Судорожно одергивает платье и поправляет волосы.

Платье, на которое вместе покупали ткань и придумывали фасон, чтобы подружка невесты была такой же прекрасной. Я ведь не пожалела денег, сама часть оплатила, мне так хотелось видеть Аню привлекательной.

Поправляет прическу. То есть ей важно, как она выглядит даже в нелепой ситуации. Её в первый день замужества лучшей подруги застали с чужим мужем, а она просто поправляет свалявшиеся локоны. И кулоном вперед переворачивает колье. Моё… Оно тоже… Я одолжила… Боже!

В голове плывет. От нахлынувшего горя не могу произнести ни слова. Хватаюсь за горло рукой, рву кружевной воротник. Пуговицы не поддаются. Чтобы не задохнуться просовываю пальцы между тканью и шеей.

Мне больно. Мне плохо.

- Лин, как ты себя чувствуешь? Ты же беременная, – Аня начинает квохтать, бежит ко мне.

Только не это. Хриплю, пытаясь отогнать её. Не хочу, чтобы касалась, не нужно подходить. Не надо! Цепляюсь ногтями за стену, пытаясь не упасть.

- Анька, выйди, – чеканит Артём. Бывшая подруга мечется и дёргается. Обхватив пылающие щёки ладонями, пулей вылетает прочь. Дождавшись, когда она пропадет, он поворачивается. – Не бери в голову. Тебя тошнит в последнее время. Беспокоить не хотел. А она так, – кривится и сплевывает, – скорая помощь. Забудь, Лин. Больше не повторится.

- Заткнись, – воротник удаётся разорвать. – Ни слова больше.

- Успокойся, – ловит меня, когда пытаюсь выйти. Оставаться внутри не в силах. Умру сейчас, погибну. – Ребёнку нужен отец. Говорю же плюнь на Аньку. Шлюха дешёвая, а не подруга.

- А ты?

- А я мужик, Лин. Прости, но мы месяц не спим. Я дрочить должен? Ты блюешь все время.

С ненавистью хлещу по выбритой щеке. Артём бледнеет, но молчит. Тянет шеей в бок и сглатывает гнев. Мне плевать. Он растоптал жёстче. Он убил меня. Но самое страшное, что я беременная. Любой стресс может отразиться плохо. И муженёк в курсе, что может случиться несчастье.

Бездушная скотина. Врун, потаскун и кобель. Зачем тогда всё? Свадьба эта? Родители последние деньги собрали на столовую и гостей. Зачем?

2

С трудом открываю глаза. Как же больно!

Заливает белизной тело. Яркий свет невыносим и ужасен. Хочу поправить подушку, но пошевелиться не могу. Руки опутаны проводками капельниц. Мерный звук лекарства дробно падает в пузыре. Это сродни древней пытке, когда капли бьют в одну точку по выбритой голове.

- Очнулась?

Хочу повернуться, но это сложно. Набатом гудит и трескается под черепом. С огромным усилием перебираю в памяти события. Свадьба. Измена мужа с лучшей подругой. Потеря сознания и кровавое пятно.

Ужас окутывает плотнее и тут же к горлу подкатывает истерика. Как жить? Что дальше?

С перебоями веду дрожащими руками по животу. Он там? Мой ребенок жив? Пожалуйста, пусть он останется, пусть сохранится. Охваченная жесткой паникой начинаю подвывать. Не хочу. Я не хочу, что его больше не было. Помогите мне, помогите ему! Из передавленного кошмаром горла выдавливаю.

- Ч-ч-то там? – захлебываюсь страхом. – Скажите мне.

- Тихо, – склоняется кто-то в белом. – Ну что ж ты, дочка? Успокойся.

- Где мой р-ребенок-к? Он жив?

- Тише, – шелест слов рядом нисколько не успокаивает. – Екатерина Васильевна, сюда. Скорее. Сейчас все будет хорошо. Слышишь? Крепись.

- Не хочу! – мне кажется, что кричу.

Губы запеклись. При попытке шевелить ссохшимся ртом по подбородку течет горячее. Кровь. Это кровь.

Звуки глушатся и пропадают. В сгиб втыкается игла и я падаю в пропасть. Меня кружит, излишне сильно переворачивает. Пытаюсь уцепиться за острые края памяти, ломаю ногти, обдираю кожу. Попытки не прекращаются, пока чернота не затягивает.

- Дочка, – голос мамы вырывает из тьмы. – Дочка, как же так-то? – рыдает она.

Разлепляю тяжелые веки, размыто вижу маму. Она, сгорбившись сидит около кровати и сильно плачет. Мое сердце разрывается от жалости.

- Что же вышло-то? Такое несчастье. Тёма так переживает. Мы с ума посходили.

Тёма? Переживает? Она серьёзно? А я? Как же я?

Густая горечь поднимается из желудка. Пытаюсь подняться, чтобы задержать поток желчи, но не получается. Кислый ручей жжет шею, мешает дышать. Проглатываю несколько раз, хриплым голосом каркаю.

- Все. Он мне… не нужен. Развод.

После такого видеть не хочу.

- Как же? – подскакивает мама. – Не городи чушь. У них не было ничего. Тёма нам сказал, что ты неправильно поняла. Да и Аня расстроена.

Несмотря на страшное состояние, усмехаюсь. Выпутались, значит. Так они обрисовали ситуацию. Предатели поганые.

Анька хуже всего. Мы же дружили с детства. Я видела, как она на Артёма смотрит, но никогда не думала, что всерьез виды имеет. При наших ссорах всегда была моей верной союзницей. И с ним, и со мной разговаривала, убеждала, что мы прекрасная пара.

Однажды, когда сильно повздорили, Аня поехала с Соколовым на рыбалку. Просидела с Тёмой всю ночь у костра, описывая в мессендже детали их разговора. В голову не пришло ревновать, потому что были самые родные. А сейчас думаю о том, что у них еще тогда началось. Как же я была слепа.

Откуда уму взяться? Девочка-отличница, идущая на красный диплом. Всю жизнь из-за учебников голову не поднимала. Ведь самое главное в жизни – образование. Аня с трудом вытащила меня на вечеринку, где я и познакомилась с лучшим парнем. Если бы знать, что он предатель, близко бы не подошла. Но он сумел затащить в свои сети, и я страшно влюбилась. До одури, до дрожи в коленках. Артем вроде бы любил меня тоже. Вроде бы.

- Мама, – поворачиваюсь к ней. – Он изменил. Прямо на свадьбе. Понимаешь ты это?

- Ты бредишь, Линочка, – квохчет она, трогая мне лоб. – Расстроилась, что кровь пошла.

- Он изменил! Я все равно разведусь, – не знаю откуда беру силы, но почти кричу.

- Доктор, – шумит мама. – Сюда! Ну что ты, все же бывает, дочка. Вон отец твой тоже… И ничего. Живем. Тебя-то вырастили. Забудь. Забудь!

Ужасные слова потрясают меня сильнее всего того, что произошло. Она знает правду. Ведь только сейчас заметила, как отводит глаза. И до меня доходит. Дело в потраченных деньгах. Нет другой причины. Если сейчас закушу удила, то придется возвращать долги, а так бы свадебные подарки покрыли издержки. Я же просила, говорила, что не нужно торжества. А теперь меня предает самый близкий человек – моя мама.

В дверь заходит пожилая властная женщина. Гневно сверкает глазами из-под толстых линз и твердым голосом просит маму покинуть палату. Та, поджав губы, уходит.

- Пустишь мужа? – проделав необходимые манипуляции, спрашивает. – Он отирается тут с ночи.

Доктор слышала все. Голос ее звучит пренебрежительно, даже жестко. Какой стыд, боже. За что все свалилось?

- Нет, – шепчу ей. – Не впускайте. Умоляю, прогоните его.

- Меня зовут Светлана Петровна. Посмотри на меня, деточка. Жизнь сложная штука. Ты много встретишь дряни на пути, но это не значит, что свет поганый и на земле нет хороших людей. Выкинь из головы и сотри из памяти.

- Доктор, – прерываю её, потому что хочу спросить, что волнует больше всего. – Светлана Петровна! Скажите. Мой ребенок. Он жив?

3

- Покинь мою комнату, Артём. На твоем месте от одного стыда бы не пришел. Но тебе все ни почем.

Гневно показываю пальцем на выход. Соколов хмурит брови и никуда не уходит. Неужели не видит, что мне дышать нечем в его присутствии?

- Ты расстроена, – бросает устало, но убедительно. – Можем поговорить позже.

- Никакого разговора не будет! – потрясаю руками. – Я тебя ненавижу за то, что сделал, понимаешь? Ты понимаешь?

- В тебе говорят эмоции. Если разумно подойти к решению проблемы, то …

- Заткнись!

На мой выкрик одна реакция – удивленно поднятые брови. Соколов поражен. Я всегда была тихушницей, в рот ему смотрела. Но теперь произошла абсолютная перестройка. За время в больнице неимоверные изменения потрясли и изменили меня. Я готова противостоять им. Всем!

Соколов отрывается от стены и медленно идет ко мне. Навешивает ту самую улыбку, на которую повелась когда-то, от которой замирало сердце и билось через раз. Он так всегда решал вопрос, когда дулась на него. А я таяла, дура, потому что думала, что именно так он улыбался только для меня. Дура!

- Прекрати, зай, – воркует и пытается обнять. – Из-за малыша не расстраивайся. Родим еще. Главное твое здоровье нужно сберечь. Непредвиденные обстоятельства, реакция организма, так врач сказала.

- Обстоятельством был ты! Соколов, какой же ты мудак, – зажимаю виски. – Как же я раньше не видела, слепая дурочка. Не хочу иметь с тобой больше ничего общего.

- Прекрати! За «лево» прости. Теперь все наладится. Разводится не нужно. Я тебя люблю!

- Что?!

Начинает трясти так сильно, что в глазах темнеет. Я хочу его убить. Изничтожить на месте. Прибить. Порвать на куски! После всего кошмара говорить о любви низко. Кто бы знал, что мне стоит сейчас держаться. Господи, кто бы знал…

- Ты человек или кто, Соколов? Думаешь я страницу перелистну и все? Я верила. Тебе гаду верила. И суке подруге доверяла, как самой себе. И вы? – клокочет в груди, сердце готово проломить ребра, еще немного и оторвется колотящаяся мышца, покатится к извергу по полу. – Развод. Никакого общения. Вон из моей жизни. Пошел ты!

- Дура! – орет он, встряхивая за плечи. – Я тебя люблю! Эта похотливая сука сама попросила вытащить гребаный сюрприз из подсобки. Арку из цветов! А потом раздеваться начала и штаны с меня стаскивать. Она не узнает, мы всего раз! Ты сама ей трепала, что у нас секса нет месяц, разве не так? Зачем ей все сливала?

Все правда. Я на самом деле рассказывала Ане о наших проблемах. В чем моя вина? Кто не делится с подругами в нашем возрасте подробностями? Тем более у нее парень был. Он же гулял на нашей свадьбе, она с ним пришла.

Да, говорила. Мы дружили с горшков в садике. Наш тандем был неразлучным. Я не знала, что пойдет на предательство. Анька сама такие вещи рассказывала, что волосы шевелились, но я принимала ее такой, какая есть. Мне все равно что об Ане говорили другие.

- Разве сказанное послужило причиной, чтобы переспать с ней на нашей свадьбе? Ты что городишь? При чем тут разговоры?

- При том! Выбирай подруг нормально. Сколько тебя знаю все время с розовыми очками на глазах. Блажная идиотка.

Последнее предложение от него, что могу выдержать. Продолжать выяснение дальше не имеет смысла. Артем не слышит меня, а я его.

- Уходи! – падаю на кровать и бездумно неосторожно кладу руки на живот.

- Болит?

Соколов опускается рядом на колени и зажимает голову. Раскачивается и стонет сквозь сжатые зубы. Острая ненужная жалость вспарывает грудь. Дурак! Какой же дурак! Я все время тренировала ненависть, чтобы не поддаться чувству. Гнала от себя прошлое, давила любовь грязным сапогом. Втаптывала в пыль! А теперь сквозь треснувшую кожу пробивается острота.

- Ничего не болит. Проваливай.

- Лина, давай начнем все сначала. Умоляю тебя на коленях. Что мне сделать? Скажи. Любое испытание пройду. Все, что хочешь. Прости меня, пожалуйста. Все навалилось, – кается Артём. – Праздник, что мы не хотели. Нытье папаши, ор матери. В институте проблемы. Твоя беременность. Я не готов был стать отцом и только сейчас понял, как мне жаль нашего малыша. Я бы жизнь отдал, чтобы вернуть все назад. Прости меня. Прости-и-и.

Его исповедь для меня тяжела и страшна. Наконец, он говорит правду. И какой бы она не была это ничего не изменит. Я переживу свою убийственную любовь. Выживу. Ни я первая ни я последняя. У людей бывает и хуже. Главное, что дитя осталось во мне. И ему быть! Ребенок только мой и ничей больше.

- Уходи, Тём. Хватит. Не переубедишь.

- Я дам время, Лин. Два дня.

- Я любила тебя, Соколов, – сглатываю битое стекло в горле. Тугой колючий ком раздирает гортань и легкие. Сжимаю кулаки и глушу эмоции единым махом. Мне кажется, что взорвусь сейчас, но изо всех сил терплю. – А теперь нет. В один момент отрубило, – пальцы трясутся настолько сильно, что приходится спрятать руки за толстым свитером. – Я тебя ненавижу. Никогда в жизни не прощу.

- Лин, – дергается он, а мне ножом по венам шпарит. – Линочка!

- Нет! – только бы не плакать. Пожалуйста. Пожалуйста!!! – Нет!

4

- Чай и пирожок дайте, пожалуйста. Хотя знаете, мне заверните еще штук восемь. Только отдельно их положите, – прошу приветливую женщину за прилавком. – Они правда свежие? Понимаете, – внезапно смущаюсь. – Мне нельзя отравиться. Я …

- Беременная что ль, дочка? Ты не бойся. Бери-бери. С мясом не надо, а вот с картошкой и фруктами самое то.

- Да? – искренне огорчаюсь. Сглатываю слюну. – А мне мясо хочется.

- Тюх, парень будет! Я дам с мясом других, не этих. Только сразу ешь. В поезде холодильника нет, а на ночь лучше не оставлять. Жара.

До поезда остается минут двадцать. Ем и болтаю с доброй женщиной. Изо всех сил улыбаюсь. Решила провести жирную черту около прошлого. Все что за ней, на выброс. Впереди новая жизнь. Я и мой ребенок. Никого нам больше не нужно. А Тёма… Был и не было. Не хочу! Я не хочу думать больше.

Постоянно прислушиваюсь к себе. С тихой печальной радостью отмечаю, что хорошо себя чувствую. Светлана Петровна долго продержала в больнице. Подлечила основательно. Руки у нее золотые и голова светлая. Удержала моего ребеночка, сохранила. А дальше сказала, что я молодая и сильная, а значит справлюсь. И я справлюсь.

Родить его хочу, несмотря на обстоятельства. Отплакала я Соколова. Отрыдала. В свои двадцать лет все молитвы вспомнила. Просила сил и помощи, чтобы не свихнуться окончательно. Всю ночь на коленях стояла и молила-молила-молила.

Тяжело было по ночам, когда предателя вспоминала. Как мне хотелось, чтобы он пришел, обнял и сказал, что я спала. Мне приснился кошмар и только. Обнял и шептал на ухо что из-за гормонов придумываю всякую дрянь и порчу себе настроение. Что все будет хорошо и даже лучше.

Я вспоминала как Артем завоевывал меня. Как был настойчив и дерзок. Заявлял, что теперь ни один парень ко мне не подойдет, не смеет взглянуть в мою сторону. Клялся, что я только его, а он исключительно мой.

Все-все просеивала в памяти. Каждую секунду счастливо проведенную с ним в песок истирала и по ветру развеивала.

Бабуля говорила мне, лучше переболей, переживи несчастье, не беги от него. А как поймешь, что в самое сердце приняло, то собирай в горсть и выбрасывай. Странный совет помог. Если честно, я думаю, что больше мысль о ребенке действует. Малыш спасение мое. Ради него стресс в полной мере не принимаю. Берегу себя и его. Стараюсь.

- Парень? – вдруг доходит с опозданием. – А почему Вы так решили?

- Мяса много трескаешь?

- Ну да. Хочется в последнее время, когда не тошнит.

- Ну вот! – хохочет она. – А куда едешь-то? – вокруг глаз собираются морщинки.

У меня пирожок застревает в горле. По сути, я еду в никуда. И так мне горько становится, что на глаза слезы наворачиваются.

Так обидно делается, что обманули, заставили пережить ад. Что мама не поняла и несла чушь. Никогда не думала, что она готова отпустить меня жить к Артёму, когда такой сволочью оказался. Что папа первым пострадавшим оказался и то и дело шастал за портвейном, чтобы пережить горе «страшной судьбы дочки». Обо мне никто не думал. Пора бы привыкнуть уже.

Правильно сделала, что уехала. Матери сказала, что позвоню как устроюсь. Поссорились мы сильно. Сказала она мне пару слов на дорогу, а я промолчала и ушла.

- В Деркой.

Отворачиваюсь и смаргиваю слезу. Еще немного и расклеюсь. Я одна. Совсем одна.

- Ох, погоди. Остановиться-то есть где? А то у меня там сестра родная. Комнаты сдает. Да они хорошие, светлые. Адресок дать? А я могу позвонить и попросить, чтобы тебе придержала. Сезон же! Ну! – втолковывает она. – Приедешь и будешь мыкаться. Соглашайся.

- Давайте, конечно.

- Сейчас, – набирает номер. – Алё! Людка! Отставь номер девчушке одной. Получше, и чтобы не жарко. Ага. Денег много не бери. Потом скажу… Потом говорю! Ага. Я наберу тебя вечером. Девку не обижай. Не обижай! Ага, все.

Слезы все же проливаются. Такая хорошая женщина, а я даже имя не спросила. Ведь на самом деле сколько бы прошла домов пока нашла по цене и качеству. Не на неделю же еду. Денег не сильно много. Еще нужно работу найти, накопить сбережений, а потом решу, как быть. А теперь одна проблема долой.

- Не знаю, как Вас благодарить? Имя скажите свое, – стираю ручейки, но пытаюсь улыбаться.

- Ох, дева. Не надо. Теть Маша я. Будешь в церкви, свечу поставь за здравие. Большего не нужно. Ох, поезд. Быстрее.

Подхватываю пожитки и несусь к вагонам. Слава богу успеваю. Сажусь на свое место, с удивлением отмечаю мое «плацкарт-купе» почти пустое. Даже тут пусто, как в моей жизни. Никого.

Смотрю на проплывающий пейзаж за окном. Мне грустно. Понимаю, что все не шутка. На самом деле решила перечеркнуть жизнь и открыть новый лист. Взяла ответственность огромную не только за себя, но и неродившегося малышка тоже. Ничего. На свете много мам одиночек, ведь справляются как-то. Я тоже смогу.

На телефон сыплются сообщения от Артёма. Если до посадки была возможность их игнорировать, то сейчас рука так и тянется нажать на зеленую строку и посмотреть, что там. Это заведомый провал, знаю, а побороть себя не могу. Слишком открытая рана, как бы не блокировала. Слишком посыпана ядом. Слишком залита кислотой. Все на грани, все дергает и болит-болит-болит. Сказать некому о колотье в горле. Некому пожаловаться. Я одна. Я сама.

5

- Я не буду больше, – отмахивает Серый.

Опрокидываю стопку, водка выливается на подбородок. Стираю ручеек нетвердой лапой, футболка залита достаточно сильно, как свинья сижу. Свадебка огонь! Так вляпаться постараться нужно. Вот с размаха и уделался по самое не хочу.

Лина… Маленькая отличница и первостатейная тихоня. Нежная, хрупкая и, конечно, никем не тронутая. Была. Не то, что мне она сильно нравилась сначала, нет. Привлекала, манила своей непорочностью, но чтобы втрескаться не дошло.

Спусковым крючком сработал интерес Лютого. Как-то в курилке заметил, что Линку неплохо бы подцепить. Надоели акулы, хочется милого пескарика. Поржали, конечно, но я рванул завоёвывать малыху первым. Повелась почти сразу, а мне того и надо. Выкатив Лютому фак, увел ее на глазах охуевшего поца.

Интересной оказалась моя тихоня. Вроде оглядывается в вечном одобрении, но свое продавливает четко. Упал в свои же расставленные сети. Позже в душе зашевелилось нечто похожее на любовь. Все время хотелось защищать и прятать своё.

- Еще.

Серега крутит у виска, но мне срать.

Я же тварь, значит ужрусь до твариного визга. Спиртное жжет пищевод. Морщусь, но следом пускаю еще стопку.

Трогала исходящая от Лины беспомощность. Вечно настороженная, с опущенными ресницами. Бесконечно трогательная. И вечно сука Попова рядом. Напомаженная дрянь, дешевка. Что их объединяло ни хера не понимал ни тогда, ни сейчас. Рассуждать нечего теперь. Сам на свадьбе почти оприходовал. Дебил.

- Хорош, Тёмыч. Заканчивай херней страдать, – отодвигает друг бутылку. – Блядство не запьешь. Завтра новый день, опять бухать будешь? Ты достал меня уже за неделю. Скоро почки по дороге собирать начнешь.

Этот туда же. Дома родаки мозг выжрали, теперь Серый колупает. Хотя мать обрадовалась, что все расстроилось. Спит и видит, чтобы я с Риточкой начал встречаться. Дочка отцовского знакомого. Невеста с приданным, не то, что голь голозадая.

Везет Сереге, никто его не достает. Сам себе хозяин. Сваливать от предков надо чем быстрее, тем лучше. Иначе отец задавит нытьем о моих расходах. Дескать сам себя обработать не могу, а ему приходится тратиться. Взять бы жопу в руки да вернуться к любимое делу, на которое благополучно хер положил. Быстрее бы.

- Еще одну и покурю.

- Давай травись. Предупреждаю в последний раз. Больше не потащу, потом хоть в канаве ночуй.

Моя пьяная рожа расплывается в улыбке. Врет, сука. Потащит как миленький. В какой мы жопе только не были ни разу не кинул. В свое время дай Боже помог ему, так что потерпит. Делаю первую тягу и роняю башку на стол. Кружит полнейший пипец, не успеваю ловить вертолеты. Припирает конкретно.

Отрубаюсь. Проваливаюсь в илистое болотное дно, где полоскает на максимальных оборотах. Я в аду. В гребаном аду, где мелькают все: обиженная Лина, мой потерянный ребенок, родители, черти и пламя. Лина хватает маленького дитя и стремглав уноситься дальше от меня. Я ору. Прошу чтобы подождала, а она бежит. Хочу посмотреть кто там у нее в руках, но темнота затягивает. Виснет на ногах тяжелое, нагибаюсь, а меня держат за штанины мать и долбаная Ритусечка. Скидываю их, болтаю ногами.

- Да проснись! Тёмыч!

В рожу плещется ледяная вода. Как подорванный подскакиваю и вытираюсь. В голове набатом гудит острая боль. Твою ж мать, будто кто с битой позади стоит и лупит по затылку. Злой Серега протягивает стакан с пузырящейся таблеткой. Жадно пью, в глотке перепаленная гниль бушует. Со стоном откидываюсь на подушки, жду, когда подействует.

Где мне Лину найти? Пропала. Мамаша говорит, что уехала ничего не сказала. Злиться и просит меня сохранить семью. Войти в ее положение, понять. Про мой трах ни слова. Сука меркантильная! Все схавать готова за деньги моих родаков. Ей престижно породниться, такие дела. Знала бы она, что отец после свадьбы кран мне завязал, что бы сказала? Типа своя семья, сынок, тряси жопой сам. Я не против был. Уж Лину обеспечить смог и малыша безусловно.

Сбрасываю шмот и пилю в душ. Долго охлаждаюсь, выхожу почти человеком. Ищу смену одежды, мой компклект всегда у Сереги на хате есть. В кухне со свежесваренным кофе ждет лучший друг. Рожа звериная.

- Сокол, заебал!

- Все, я спрыгиваю. Уймись.

Он кивает и швыряет пачку сигарет. Подкуриваем, напряженно молчим.

- С Линкой что решил?

- Искать буду.

- Не все мозги пропил, – одобрительно кивает.

- Сам не ожидал я, Серый, – смотрю в сторону. – Как глаза замазало.

- И член!

- Да, – понуро соглашаюсь. – Анька правда звала гребаную арку вытащить. И как получилось, что трахнул её сам не понимаю. Сама бросилась, как голодающая. Платье начала стаскивать, в штаны мне полезла.

Серый ухмыляется. Кому как не ему знать, как попадать в неловкие ситуации. Правда за все время, что корешим, он ни разу не попадал в зашквар, а я смог.

- Изнасиловала тебя, да?

- Да я сунуть не успел! Только в руке зажал и приставил. Она стонать как ненормальная начала, будто трахал уже.

- Как не объясняй, – отмахивается Головачёв. – Сам факт, ты же понимаешь. И с ребенком видишь, как получилось. Тебе виноватым до конца жизни быть.

6

- А сколько платить будете?

Управляющая жует губами и озвучивает.

- Тридцать. Больше не могу. Если хочешь, можешь еще помещение убирать, тогда будет сорок. Сорок три потолок.

- Согласна.

- Выходишь завтра к часу дня. Ресторан работает с двух. Помоешь полы, а потом к раковине. Сейчас сезон, народу будет много. Учти, если тарелки замечу грязными, уволю.

Обещаю, что все будет блестеть. Выхожу из прохладного кабинета в жару, сразу бегу купить прохладительный напиток, иначе умру. Отпив глоток, присаживаюсь на скамеечку под зонтик.

Планы на жизнь так и не нарисовались. Смотрю исключительно в ближайшее будущее. Устроиться на приличную работу без шансов. Беременных не берут. Шарахаются как от прокаженной. У них такие глаза, когда говорю о положении, будто у меня проказа.

Благо тетя Люба берет с меня копеечную плату, можно сказать ничего. Гаркнула, как отрезала. Живи и все. Я-то живу, но мне очень неудобно. Однажды она пришла ко мне попить чаю и сообщила, чтобы дурь из головы по поводу никчемного стыда выбросила, а то она мне по шее даст. Я разревелась и долго благодарила. Повезло мне, что такие люди на пути встречаются.

Родителям отзвонилась. Разговор был долгим и тяжелым. Мама зовет назад, прощения просит, но я не хочу. Не могу больше в своем городе находиться, тяжело. Не понимает. Говорит, что Артём не прекращает меня искать, а я бессовестная мучаю парня. На этих словах меня перевернуло. Она осталась при своем мнении и никогда его не изменит.

- Позора не оберешься, – причитает мама. – Сбежала и живешь себе там, а нам как людям в глаза смотреть. Отец-то пьет из-за тебя, переживает. Артёмка избегался, рыщет по кассам, ищет, где билет брала. Скажи хоть в каком городе?

- Все, мне пора. Встретишь, передай искать не надо.

- Дочка! Дочка!!!!

Нажимаю отбой и выбрасываю симку снова. Новую купить не проблема, а родителям впредь телеграммы буду отбивать. Если они на его стороне, что ж, там тому и быть. А я сама как-нибудь.

Отрыдала! Не хочу! Не хочу!!!

Пусть катится к Аньке.

Остаток дня гуляю по пляжу. Дышу морским воздухом. Устав, сажусь на гальку и опускаю ноги в море. Оно накатывает, шумит и немножко волнуется. Как я почти. Теперь это мое постоянное состояние. Кладу руки на живот и мысленно обещаю малышу, что я обязательно что-то придумаю, что мы будем счастливы, что никогда-никогда его не оставлю.

Такая прелесть быть беременной. Мне всего двадцать лет и что? Разве возраст определяет отношение к ребенку? Или наличие благ? Да, есть справедливость в сказанном, но я так его люблю, так обожаю. У меня еще и живота нет, а я трепещу и жду его.

Соколов говорил, что только со мной у него был незащищенный секс. Голову будто терял от близости. Тёма мой первый и единственный. Очередная минутка боли воспоминаний все равно накрывает, как ни сопротивляюсь. Странно, но про себя все равно называю его «Тёма». Надо бы обзывать, но объяснить себе не могу такое. Может просто не хочу подсознательно портить то прекрасное, что испытала с ним или потому что ношу ребенка и стараюсь по максимуму избегать негатива. Запустила в себе программу «держаться». Слепо подчиняюсь и следую ей.

Я разом будто стала старше как минимум на пять лет. Хотя Анька говорила, что по возрасту я старуха всегда была. Кто же виноват, что уродилась такой. Бабуля всегда убеждала, нужно быть ответственной за каждый шаг, пытаться обдумать каждое решение. Работало, пока Соколов не обратил на меня внимание. Весь институт ахнул. Как же первый красавчик польстился на замухрышку. А я летала, была с ним, как в раю. Закончился рай. Здравствуй, новая жизнь.

На следующий день выхожу заряженная на работу. Ничего страшного не вижу. Коллектив неплохой. Особенно подружилась с официанткой Зариной. В первый день начали болтать о том о сем. Ресторан днем был обычной столовой, а ночью развешивали гирлянды и украшали сцену. Все как в любом приморском курортном крошечном городке.

- Знаешь, как Надир поет, – закатывает глаза Зарина. – Заслушаешься! Публика на ушах стоит. Он местная звезда.

- Талант, да? – мою тарелки и укладываю в сушку.

- Да, – кивает она. – Устала? Подменить тебя?

- Да ты что! – отмахиваюсь. – Я нормально. Зарин, у тебя самой ноги гудят.

- Есть такое. Сейчас к одиннадцати народа еще больше будет. Вот тут только успевай. Сядь отдохни пока, потом боюсь свалишься с непривычки.

Домыв, падаю рядом. Болтаем о всякой ерунде. Наша повариха приносит поесть, ругается, что плохо кушаем. Со смехом поедаем огромную порцию спагетти в сливочном соусе, но Гуле этого мало. Тащит нам томатный сок. Выпиваем под надзором строгой женщины и отдаем пустую тару.

- Вот так, тощие жерди! Я вас откормлю, а то, как палки. А теперь смело за работу.

- Спасибо, Гулечка, – машет Зарина. – Ты наш ангел.

- Да ладно. Ой, лиса. Позже сладкое получите. Тирамису. Не хватайте больше ничего, а то аппетит перебьете.

Через час начинается беготня. Кухня работает быстро, готовят заказы. Зарина разносит их с огромной скоростью. Я стою по локоть в мыльной воде и только успеваю намывать посуду. Все перекрикиваются, немного ругаются, но все равно чувствуется сработанная команда. Разгружаемся лишь через пару часов, когда гости уделяют больше внимания танцам под песни Надира.

7

Неодолимый ужас накатывает. Мгновенно тело покрывает испарина. Не могу ничего контролировать, меня будто парализует. Тихий теплые вечер, наполненный положительными эмоциями, пропадает, уступая место охватывающему страху. Беспомощно озираюсь. Не могу поверить, что это происходит со мной. Тишина, никого нет. Даже фонарь и тот потух, лишь тихо шелестят кроны южных деревьев и огромные звезды расплываются перед глазами. Слезы подкатывают и мешают видеть.

- Развлечемся? – хватает за руки.

В нос бьет запах перегара. Ненавижу его. Алкоголь не перевариваю. Смрадное дыхание окатывает все больше и больше. Инстинктивно задерживаю кислород в легких. Дергаюсь, как рыба на крючке, но хватка только сильнее становится.

- Пусти.

- Хватит выебываться. Не порти нам вечер.

- Я не пойду!

Мой ответ веселит их. Безотчетно поднимается паника, подавить которую не могу. Организм настраивается на глубокое отрицание контроля и разума, он орет об опасности. Тряска поглощает и проглатывает. Пропадаю в ее ненасытной пасти.

Думай-думай-думай. Сопротивляйся.

Я не могу. Ребенок… Чем закончится… Надо вырваться… Надо спасти его…

Нет. Нет. Нет!

- Садись в машину, – тянет за руку верзила.

Только теперь замечаю стоящий на обочине внедорожник. Он черный, как и мысли этих ублюдков. Если они меня туда засунут, то конец.

Тошнота подкатывает, бороться с ней становится все труднее. Парни гогочут и отпускают сальные шутки, только один из них пристально пялится. Как только пересекаюсь с ним взглядом, понимаю мне конец.

Так смотрят садисты. Они изощренно мучают своих жертв, получая несоизмеримое удовольствие. Таких сколько не умоляй, бесполезно. У него мокрые полные губы, мутные глаза и рябая кожа. Пристально рассматривает, шлепает влажным ртом, перебирает пальцами будто уже трогает меня. Гопники подмечают интерес рябого, сильнее начинают ржать, обещая, что отдадут ему меня первому.

- Я беременная, – обезумев, шепчу. – Пожалуйста. Отпустите.

- Че ты пиздишь? – хрипит рябой. – Отмазаться хочешь? Не получится.

- Я не вру. Не вру!

Последняя надежда тает, когда мое откровение на них не действует. Липкое ползет по спине, раскидывает щупальца по всему онемевшему телу, забирается в каждую пору, оставляя там отравленное и ядовитое. Ползет по голове, забирается в мозг, окончательно отключая его. Не остается мыслей, сплошная каша из ужаса и паники парализует, делая меня окончательно беспомощной.

- Тащите ее, – командует рябой. – Ни хуя с ней не случится. Даст, как и все шмары. Беременная даже лучше, – облизывает толстым языком мерзкие губы. Они настолько мокрые, что бежит слюна. Мутной каплей на подбородке повисает влага. Тошнота подкатывает сильнее, желчь жжет нестерпимее. – Сегодня поработаешь одновременно всеми дырками, овца.

- Нет, – слезы градом проливаются и покрывают лицо. – Вы не можете… Пожалуйста. Пожалуйста. Я буду кричать. Я буду кричать!

На самом деле шепчу. Голос пропал. Не могу выкрикнуть ни слова, лишь сиплю со скрежетом. За что мне держаться, за что хвататься и цепляться? Я как вата! Хочу сжаться в комок и исчезнуть, пропасть, только бы не трогали. Даже лицо руками не могу закрыть, потому что верзила держит.

- Глянь, сиськи большие у нее, – орет один из толпы.

Стоящий рядом с треском разрывает футболку на груди. Цепляет белье и с силой грубо хватает кружево, царапая ногтями. Обломанные пластины вспарывают кожу и капельки крови скатываются вниз.

- Эй, не порть девку, – кричит кто-то. – Пригодится же.

- Ебать у нее рот. Я первым буду. Блядь, зудит аж.

- Попеременно глотать будет, не тебе одному кайфовать.

Голоса убивают на месте. Захлебываюсь сипом, дергаюсь и пытаюсь вырваться. Судорожно хватаю воздух, но дышать все равно не могу. Ледяной пот пробивает.

- Нормальные, – тянет рябой. Его голос различаю даже сквозь панику. – Потрогай давай, упругие нет? – урод больно щиплет сосок. Как из тумана доносятся голоса, но среди этого ужаса вижу только рябого садиста, который не стесняясь других, гладит себя через штаны. Я парализована от происходящего страшным ужасом. Что мне делать? Как дальше? – Все, трамбуй суку в тачку.

Бешеный пульс перекрывает шум в ушах. Колотится все тело, зверски пульсирует. На поверхность кожи выходит биение всех точек. Голова начинает кружиться с бешеной скоростью. Еще немного и отключусь, а этого делать нельзя. Господи, как мне страшно. Я хочу вырваться из кошмара. Не могу поверить, что подобное происходит со мной. Хочу вырваться и быстро убежать. Почему никто не идет мимо? Ну хотя бы одна человеческая душа была рядом. Куда все пропали?

- Отпустите, – мобилизирую оставшиеся силы. Смотрю на рябого, потому что его команды выполняются беспрекословно, значит он лидер. Это мой затуманившейся мозг воспринимает. – Я могу отдать вам все деньги, что есть. Не берите грех на душу. Я правда беременная, – зубы лязгают, слова выходят рвано и хрипло, но должна же я использовать последний шанс на спасение. – Я не та, за кого приняли. Пожалуйста. Пожалейте меня. Я не хочу! Не хочу-у-у…

Может они и правда перепутали. Яркой вспышкой надежда появляется. Я видела, что по кафе и набережной ходят девочки в поисках приключений. Может они увидели новое лицо и решили, что тоже такая. Как им объяснить, как донести не представляю возможным. Слова с трудом связываю и воспроизвожу.

8

- Темочка, что скажешь насчет Ритусечки?

Вопрос вызывает блевотину. Сколько раз предупреждал, что положить на эту гребаную косоглазую жирную Маргариту. Ведь не двенадцать лет, чтобы творить судьбу за меня. Перманентные попытки родительницы навязать благость, как она считает, достали.

Мать всегда представляла себе невестку по-своему, поэтому Лина ей не зашла, что стало фатальной ошибкой. Я не просил благословения, принимал решение сам, но никто из родаков не думал, что все зайдет далеко. Они и свадьбу нашу как игру принимали, разве только беспокоились, чтобы перед родственниками не стыдно было.

Мне же ритуал поперек глотки был. Главной для меня была Линка. Но я ее проебал!

- Какая Ритусечка, ма! Забудь, – стараюсь давить на пониженных.

- Ну как же, – растерянно разводит руками. – Я уже и с мамой ее говорила. Мария Константиновна не против.

Сжимаю кулаки и просто дышу. От бесива расплывается перед глазами каменная поверхность стола. Совсем в доску оборзели.

Никогда не был маменькиным сосунком, вопросы решать умею. Руки не отбиты, по крайней мере способен заработать денег самостоятельно. Плохо одно, что просрал момент развития афрейм, но это была вынужденная мера. Поставили условие либо сейчас, либо никогда. Снесло новостью о беременности Лины и вопрос был упущен, а потом завертело.

- На хуй твоя Ритуся не впилась! Я еще женат, ты забыла?

- Проблема что ли? Разведут заочно, она черт знает где болтается, – кричит мать.

- Все. Тема закрыта.

Она обижается и отворачивается. Ничего нового.

Меня же мысли терзают и дробят. Жизнь была налажена ровно до момента в гребаной подсобке. Единственное, о чем жалею, что повелся на суку Аньку. На хрена? Вопрос риторический.

Не догулял. Анализировал много и пришел именно к такому выводу. Мне не хватило времени докуражить. До Лины менял девок, как перчатки, а с ней застыло все. Глядя на тусы парней, испытывал нездоровую зависть. В курилке больше молчал, слушая как они проводили выходные. И на душе скребло. Срывался пару раз с ними, но до измены не доходило. Дома ждала беременная Лина. Добирал с ней в постели, мотая в памяти увиденных телок. Ни разу себя не выдал. Обделенной она себя точно не ощущала.

Подло рассуждаю, но хотя бы сам перед собой честен. Дебил, ничего не поделать. Дно уже пробито, так что осталось только с низа постучать и нормально.

- Я съезжаю от вас, мам, – спокойно говорю. Мать закрывает рот рукой, пытается реветь. – Хватит! Теперь только сам двигаюсь. Без претензий и слез, хорошо?

Забытая жалость режет по груди, когда мать поникнув головой, сокрушенно соглашается.

- Хорошо, Темочка. Только про Риту…

- Хватит сказал!

Чтобы не разгонять волну, сгребаю вещи и сваливаю в квартиру, что снял заблаговременно. Небогатая хата, но на первый срок хватит. Жмёт в дороге сердце, все же мать… Жалко ее, но если сейчас не вырвусь, дальше будет хуже …

Заворачиваю мысли в другую сторону, счищаю копоть.

Не думать. Просто не думать.

Пока расшвыриваю шмот по хате, оглушает внезапный звонок. На пороге маячит Серый.

- Как кобель сутулый, – с ходу комплимент отсыпает. – Родаки?

- Не будем, – останавливаю вопросы. – Принес?

- Да. Жрать тоже притащил. Будешь?

Пока распатрониваю мешки, Серый заряжает бук. Пара чашек кофе и к работе готовы. В айфрейм еще есть шанс прорваться. Вопрос какое место доступным будет, территории захватываются арендаторами со скоростью ветра. Впахиваем пару часов, перебираем варианты.

В башке кручу, не останавливаясь мысли об Ангелине. Найти ее невозможно. Землю изрыл, как в воду канула. Поговорить нужно, расставить все точки. Понять, как дальше двигаться.

Не оставляет меня ни днем ни ночью. Кажется, что даже башка вспухла. Ладно, я гандон. Согласен, отрицать не стану. Понимаю, что не простит. Она не из тех, кто будет глотать. Я знал это. Но лажануть непреложный факт не помешал.

- Где искать? – бурчу больше себе под нос, но Серега улавливает о чем я.

- Болты?

- Не то слово, сквозь пальцы утекла. Знаешь, я сожалею. Никому правда мое сожаление на хер не нужно, – в сердцах обжигаю рот кипятком. Сплевываю в салфетку, но ожег приводит меня в чувство, что заставляет ощутить, как облил бурлящим Линку. Это больно! – Прикинь, на вокзале кассир ментов вызвала. Еле разрулил. Мать её колода, сука. Не ищет даже. Живет в обиде на дочь, а куда она пропала не волнует. Прощения просит за Линку, что бессовестная. Я в ахере, как можно так, Серый? Ей наплевать, заботится только о себе. Как ей плохо, да как ноги болят. Чуть не втащил в последний раз. Лина ей позвонила, но не сказала, где она. А короста не нашла слов, чтобы подход найти. Вот же мамаша!

- Тебе же можно, – рассекает надвое друг. Сникаю под ударом катаны, бить в ответ нечем. Оружие затупилось и рассыпалось. – Со всех сторон ей прилетело.

- Ну да…

Никогда так херово не было, как сейчас. Стыд сжирает. Ползет ядреными язвами по телу, как раковая опухоль разбрасывает щупальца. Опускаю голову и переживаю мучительное чувство. Иной раз себя ненавижу. Оправданий все меньше, но, если честно, их не было особо много.

9

Спокойный голос взрывает воздух. Умудряюсь повернуть голову. Перед нами стоит крупный человек. Сквозь размытое слезами зрение вижу, что в руке у него трость, которой мужчина небрежно поигрывает. Я настолько напугана, что не могу никак воспринять, что Бог услышал мой страх и послал ангела, но так ли это по правде?

- Че надо, дед?

- Отпустите девушку. Настоятельно рекомендую не совершать глупостей.

- Да кто ты такой? – выступает вперед рябой. – Иди мимо, пока ребра не пересчитали.

В дали загорается свет, который непостижимым образом доходит отблесками. В слабом пятне рассматриваю седую голову. Вдруг на меня обрушивается понимание, что вот мой шанс на спасение. Мне все равно, что он стар. Тупится понимание, что он может не справится с толпой озверевших мужиков. Само ощущение, что рядом кто-то, кто хочет защитить вселяет истеричную веру.

- Помогите!

Хриплю ссохшимися потрескавшимися губами. Тело вдруг перестает слушаться, я оседаю в лапах громилы. Он грубо трясет, возвращая в ужасную реальность.

Мужчина поджимает губы и хмурится сильнее. Он указывает тростью в толпу и властно давит интонацией.

- Ты, – показывает на рябого. – Иди сюда.

- С хуя?

- Я – Давид, – будто имя что-то должно ему объяснить, но гопники мгновенно замолкают. – Понятно? Или пояснить дополнительно?

Свора хранит тишину. Даже руки держащего ослабевают. Опомнившись, сбрасываю и интуитивно отшагиваю к мужчине. Запахиваю на груди рваную футболку, прячусь за спину спасителя. Он оборачивается, цепко осматривает, задерживая взгляд на лохмотьях. Цокает языком, недовольно качая головой. Смахиваю слезы, хватаюсь за горло. Он так внимательно смотрит на меня. Пробегает еще раз взглядом по лицу, кивает и тихо произносит.

- Там за углом машина. Белая мазда. Сядь в нее. Ничего не бойся.

Слушаю Давида. Бегу на подламывающихся ногах к автомобилю и забиваюсь на заднее сиденье.

- Здравствуйте, – раздается с водительского.

Ору с перепуга. Мужчина за рулем успокаивает, спрашивает, что случилось. Сбивчиво объясняю, в запале произношу имя спасителя. Водитель приказывает сидеть на месте и отправляется в сторону проулка, в котором меня чуть не изнасиловали. Я же несмотря на колотун пытаюсь расслабиться. Мне неважно в чьей машине затаилась, факт того, что избежала страшное притупляет панику.

Сижу тихо воды ниже травы, напряженно прислушиваюсь, что происходит за углом. Внезапно оттуда на большой скорости вылетает темная машина. Прочесывает угол и скрывается из вида. Тревожно всматриваюсь, неужели случилось страшное?

Наконец различаю идущих людей. Они курят, тихо переговариваются. Выхожу из автомобиля. Направляюсь к ним, очень хочу отблагодарить за спасение. Меня так трясет, что зубы лязгают.

- Спасибо Вам. Огромное спасибо. Если бы не Вы, я не знаю. Просто не знаю…

- Меня зовут Давид Артурович.

- Лина.

- Ты в порядке? – цепкие глаза исследуют меня прицельно. Опять изнутри прорывается страх. Он замечает начинающуюся тряску и успокаивающе гладит по плечу. – Меня бояться не нужно. Зла не причиню.

Киваю. Опускаю голову, вытираю выкатившуюся слезу.

- Дай ей прикрыться, – просит водителя.

Водитель выносит мне широкий полувер, в который закутываюсь. Оборачиваюсь в мягкую шерсть два раза. От кофты пахнет чем-то родным и уютным. Утыкаюсь носом в ворот, не могу надышаться.

- Лина, тебя больше не тронут.

- Не знаю, как благодарить Вас. Я так испугалась, Давид Артурович.

- Ну-ну, не трясись. Пойдем чаем угощу. Горячий, душистый. Мигом все забудешь. Не бойся! Мне охоты приставать к тебе нет. Слава Богу шестьдесят годков натикало. Хватит сверкать глазами, дочка. Пошли в машину, дрожишь вся.

Я сажусь. Еле на ногах держусь. Просто не дойду сейчас до дома. Стресс немного отпускает, и Давид Артурович не кажется мне плохим человеком. Он внушает чувство уверенности и покоя. Седой, высокий, худощавый. Но вот взгляд… Пронзительный, внимательный и бесконечно сверлящий. Словно изнутри читает тебя. Очень тяжелый, прямо внутренности вытаскивает. Что-то подсказывает мне, что при определенных обстоятельствах он может быть очень жестоким и безжалостным.

Давид наливает мне и себе чай из большого термоса, водитель отказывается от предложенного. Он исчезает из машины, уходит купить сигарет или еще что-то, я не расслышала. Отпиваю напиток и блаженное тепло разливается по замерзшему телу.

- Рассказывай, Лина. Говори все. Не держи в себе. Тебе же есть, что сказать, верно?

И меня прорывает.

Вновь реву и вываливаю всю правду в неприглядных подробностях. Об Артёме, семье, Аньке и своей беременности. Про деньги, работу. Про то, что сбежала и не знаю, как дальше жить. Про обиду, про слезы по ночам в подушку. Про больную боль, разрывающую меня на части. Давид не перебивает, просто внимательно слушает. Говорю долго, сбивчиво, пока не иссякаю словами и ручьями соленой влаги.

Некоторое время спаситель думает, а потом слышу фразу, которая переворачивает мою жизнь с ног на голову.

- У меня предложение. Думай. Не отказывайся сразу. Иди ко мне в содержанки. Не в традиционном смысле. До тебя не прикоснусь, мне не нужно этого. Дам образование, жилье и деньги. Ребенка родишь, за внука мне будет. А для общества, Лина, будешь ты моей сожительницей, женой, называй как хочешь. Конечно, лучше брак заключить. Мне так удобнее. Для людей красивая картинка, для меня выгода, а для тебя закончатся страдания. Что скажешь?

***

Такой спаситель на пути у Лины. Что думаете, девочки?

10

Всякому терпению наступает предел. Никогда не думал, что у Лины отъедет чердак настолько, что она перечеркнет свое прошлое. Следа нет! Сухие отписки матери, что здорова, а последняя и вовсе о том, чтобы не искали. Но самое страшное, что сука-мамаша отказывается писать заявление в ментовку и мне кислород перекрывает. Скрывает что? Может все же знает, где она? Порой хочется взять за шкирку и вытрясти из нее поганое нутро, но мараться охоты нет. Прячет что-то внутри, меркантильная собака, но молчит. Уперлась, как ослиха, не заявлять в розыск и все. Лина же отвечает, значит живая.

Ни в одной кассе города ничего не нашел, обзвон знакомых ничего не дал. Пусто. Зеро!

Припер Аньку к стене, каждую мелочь выпытал. Вопрос в том, что Лине скрывать было нечего, вся на ладони была, обнаружить тайного не удалось. Кроме мечты о нашей семье ее ничего не интересовало. После интервью, сука вновь полезла, но указал на место раз и навсегда. Дешевка!

- Не попадайся мне больше, ок?

- Тём, – бежит она следом. – Ну, Тём! Может попробуем?

- Ты дура? – останавливаюсь около двери машины. – Реально считаешь, что залезу на тебя после всего?

Анька растерянно хлопает глазами и делает шаг назад. Мне же мерзко просто труба. Словно впервые вижу какая она убогая. Не внешне, внутренне блестящая побрякушка. И ведь встал же на нее. Противно, словно в дерьме испачкался. Угораздило же вляпаться!

- Ты же хотел меня, – блеет она, бледнея под моим ненавидящим взглядом.

- Считай, что был под наркозом. Ты никто. Запомни. И больше не приближайся.

Завожу машину и рву с места. Мне мерзко и блевоточно, что я таким же предателем оказался. Я весь в фарчме! Заляпан полностью. Сука! Ухожу юзом от столкновения. От распирающих мозг мыслей повело конкретно, выехал чуть на встречку. Нужно внимательнее, но в последнее время я, как гончий пес по следам иду, только бесполезно.

Массу мыслей перебрал. Как быть теперь? Ладно бы найти, переговорить, но меня стало задрачивать бессилие. Наплевать на все и самому в розыск заявить, только мамаша покажет другое – дочь на связи и кто откроет дело? В бытовуху никто не полезет, примеров много.

Внезапно накатывает жгучая злость на Линку. Ведет себя, как идиотка. Да виноват, да гандон. В очередной раз повторяю и не отрицаю, но сколько можно крутить колесо в холостую? Замкнутый круг не иначе.

- Алло, – с закрытыми глазами тащу по экрану. Толком номер не посмотрел даже.

- Артем, через пару часов можно посмотреть загородные места.

Агент звонит по поводу афрейма.

Новость не вызывает упоения, понимание, что сдвигаюсь с мертвой точки мажется и неровно мерцает. Разорваться на поиски становится сложнее, шанс уже был упущен, я не могу повторить ошибку еще раз, иначе родаки так и будут прожирать плешь. Но Лина… Как с ней?

Агент торопит, ждать некогда, а меня разбирает внезапная горькая злость. На эмоциях соглашаюсь, принимаю предложение и договариваюсь о встрече. На хрен все!

В ярости швыряю из бардачка все на пол, ищу гребаную пачку сигарет так не кстати запропастившуюся. Меня раздирает на куски, просто разматывает.

Злюсь на Лину допом, что беременность скрыла. Короче скопом все чувства через край вертятся с бешеной скоростью. Чувствую же, что опять предаю, выбор в пользу иного делаю, а пересилить себя не могу. Обвиняю Линку заочно больше, чем себя. Признание себя гнилым еще больше по нервам шарашит.

Хватаю себя за волосы и тяну, надеюсь, что физической болью перебью душевные терзания. Что я ощущаю, вину или любовь? Наизнанку здесь сам перед собой выворачиваюсь и правду говорю. Вину! Сейчас окончательно понимаю, что в сногсшибательном смысле слова не любил Ангелину. Имею в виду, когда по ногам шпарит от женщины.

Что тогда было? Зачем все было?

Давай, Тёмыч! Последний рывок и чистосердечное. Давай, сука, признай это. Скажи себе, что не вываливал никогда. Будь мужиком хоть в текущую минуту. И я решаюсь.

Не любил.

Привязанность, сексуальное желание, азарт первого. Все это было, а не любовь. Бьюсь башкой о подголовник и до рези и пятен в глазах зажмуриваюсь, пока не начинаю ловить красные пятна. Тут же прописную истину ловлю, нужно срочно узнать есть ребенок или нет. Не знаю теперь что изменить наличие карапуза, но поддерживать их точно нужно. И поговорить обязательно.

Вопрос в том, для чего обманула? Что за детский сад? Она одна, разве легко тащить груз? Не понимаю.

Серый расстарался, добыл информацию. Тетка его матери в той больничке трудится. Он слышал, как они терли на кухне нашу свадьбу. Но самый треш начался, когда она рассказала, что доктор, которая Лину вела могла нахимичить в документах, точнее за каким-то хреном скрыть беременность жены. И, якобы, у тетки большие подозрения на этот счет.

Обмозговав с Серым ситуацию, решил навестить брехучую докторицу.

- Какие Вам документы? – сверкает мегера из-под толстых стекол очков. – Ангелина была прооперирована. Отслойка. Вы же муж! Должны быть в курсе. Или не знаете?

Внезапно замечаю на столе медкарту жены. Перегибаюсь через стол, выуживаю и раскрываю. Докторица орет, что резаная свинья, но мне похер. Нахожу нужную страницу, где написано, что беременности больше нет.

11

– Ангелина, не забудьте Вам сегодня к доктору. Давид Артурович распорядился.

Откладываю учебники и благодарю Антонину Ильиничну. У меня есть еще минут двадцать до выхода. Осторожно подхожу к окну, отодвигая плотные шторы любуюсь на шикарные клумбы. Такой красоты я никогда не видела. В доме целый штат садовников, которые ухаживают за необыкновенными растениями.

Стягиваю сумку с дивана, проверяю положила ли распечатку анализов. В последнее время очень забывчива до невероятности. Приходится даже записки себе оставлять, иначе рискую не сделать и половины из задуманного. А у меня планов громадье!

Последний месяц мы живем здесь в этом чудесном доме и переезжаем в мегаполис. Беременность уже ощущаю сильнее, но с увеличением срока есть несомненный плюс. У меня закончился токсикоз! Это счастье. Я так довольна, что не склоняюсь перед каждым деревом и могу нормально есть! В остальном великолепно.

- Ангелина! – со двора сигналит машина.

Подхватываюсь и в последний раз посмотрев не помялось ли платье, спускаюсь вниз. Ныряю в прохладный салон комфортного автомобиля и затихаю на заднем сиденье. От жары настоящее спасение, благодарю Бога что не толкаюсь в душном автобусе.

Незаметно вытягиваю учебник из сумки и погружаюсь в материал. Давид сказал, что поможет восстановиться в аналогичном вузе в городе, куда отправимся на постоянное местожительство. Учу на всякий случай, могут потребовать подтверждение изученного курса. Всерьез опасаюсь за распространение сведений с прошлого места учебы, но Давид Артурович сказал, что не нужно забивать голову лишними заботами. Каждый раз спотыкаюсь, нужно привыкать называть без отчества и черт побери это мега-сложно.

Я адаптируюсь к нему.

Высокий худощавый мужчина. Седой и величественный. Хищные черты лица смягчают как ни странно небольшие усы. Он властный, грозный и очень опасный. Иногда глубокие карие глаза заливает чернотой, когда меня рассматривает. Кажется, что Давид владеет гипнозом или магией. Я теряюсь, но почему-то не особо боюсь его, хотя изморозь по спине прокатывается. Лавров не обидит, уверена в этом.

Не знаю кем он был в прошлой жизни, никогда не спрашивала. Есть догадки, что непростой мужчина. Не берусь анализировать, потому что опыта практически не имею в силу возраста, но тут и незаурядного ума человеку будет понятно, что Лавров связан с каким-то криминалом. Насмотрелась приходящих людей сюда. С виду в костюмах с галстуками, а лица волчьи. Я молчу, не мое дело.

Давид не такой. У него глаза все равно человеческие.

- Как дела? – улыбается врач лучшей клиники. Рейт до небес закшаливает. Но Лавров выбрал место не только из-за звезд, а потому что врачи классные. Человек старой закалки, доверяет мозгам и рукам, а не обстановке и тому, как встречают на ресепшн. – Все хорошо? Проходите. Сначала на весы, потом осмотр.

Пока доктор совершает необходимые манипуляции, ёжусь. На подсознании каждый раз дергаюсь после того ужасного случая. Каждый раз слышу, что опасаться больше нечего, но испуг был сильнейшим, вот и жду постоянно подтверждения что все хорошо.

Получаю рекомендации, довольной покидаю доктора. На сегодня вопросы по здоровью закрыты. Смело можно заниматься своими делами. Вопрос в том, что кроме подготовки к вузу у меня больше нет никаких забот. Дом полон персонала, который отвечает за разные сферы. Мне велено привыкать и заниматься собой. Хорошо кушать и читать, гулять и наслаждаться жизнью. Что я и делаю.

Нет, я не обнаглела и не включила дрянь, потому как мне как ничего не принадлежало, так и не принадлежит, мне просто дали условия. Наша сделка оплачивается, на мой счет каждый месяц падает приличная сумма. О такой и мечтать не могла. Давид в материальном плане честен до безобразия.

Каждый шаг должен быть оплачен.

Это его слова. Можно сказать девиз по жизни, которому четко беспрекословно следует. Ни разу от курса не отклонился. Боюсь представить, что может сдвинуть с истины утверждения.

Медленно бреду от калитки, домой не особо хочется. На воздухе остаться нужно. Прячусь в огромной тени густющих веток сплетенного винограда. Солнце почти не проникает сквозь плотную листву. Покачиваясь на резных качелях, прикрываю глаза.

Как хорошо, что Давид даже с родителями вопрос решил. Я созваниваюсь с ними, но редко. Так и не могу простить, что предали, что обиделись на неудачу от продажи меня подороже. Мама каждый раз высказывает какая я неблагодарная и считает убытки. Говорит, что не все долги раздали еще, а я бессовестная ни копейки не прислала. А я присылала… Но видимо мало.

Давид Артурович, оказавшись случайным свидетелем разговора, решил проблему. Он позвонил и объяснил, что я выхожу за него замуж и в качестве свадебного подарка родителям перевел приличную сумму. Теперь родители твердят, что правильно я Артема бросила. Такие дела.

Правда Лавров сказал, что они к нам приезжать не будут, но если я когда-нибудь со временем захочу их навестить, то поеду одна. Что-то мне подсказывает, что не захочу. В ближайшее время точно.

- Спряталась?

- Жарко.

- Подвинься, Лин, – Давид устраивается рядом и тоже блаженно прикрывает глаза. Молчит. Мне мешает пауза в разговоре. Не смущает ни капли. – Что врач?

- Вы же знаете. Вам же вперед меня докладывают, – улыбаюсь я.

12

- Я заплатила за ночь приличные деньги, – возмущается растрепанная красотка в сексуальных очках, стоя на пороге моего лучшего треугольного домика. – Хотела уединения, тишины! Просила Вас, чтобы подобрали именно такое место, – сокрушается, потряхивая серебристым ноутом, – а вместо этого всю ночь на соседней территории орали, как резанные.

Мило улыбаюсь, потираю виски. Господи, что же она так кричит. В череп со скрипом входят дребезжащие пронзительные звуки, ржавым винтом раскраивают кости. Я не спал всю ночь, твою мать.

Пять лет пашу, как проклятый. Ни сна, ни покоя, ни отдыха. Не жалуюсь, результаты есть и очень неплохие. Таких зон отдыха у меня теперь несколько. Обычно не приезжаю разбирать дерьмо с клиентами, но случай эксклюзив. Эта мило орущая красотка – писательница. Мой мудак управляющий напутал что-то в записях и вместо отдаленной хаты поселил рядом с компанией отчаянно веселящейся молодежи. Четвертую рассеянного придуря, в следующий раз умнее будет.

- Надеялась, что смогу спокойно поработать, – сокрушается очкастая нимфа.

Кричать она стала тише. Еще бы, моя извиняющая улыбка действует безотказно. Проверено не раз. Тают все, хотя нет. На одну девушку мой оскал так и не подействовал. Ладно, наплевать. Зачем листать прошлогодний календарь, смысла не вижу.

- Екатерина, мы все исправим. Хотите остаться еще на сутки? Ваши вещи перенесут в новый дом. Атмосфера очарует Вас, поверьте.

- А кто мне потерянное время вернет? – не сдается девушка.

Наплевав на приличия, протягиваю ей руку.

- Пройдемте покажу, куда приглашаю. Не разочаруетесь.

Ну давай же! Подгоняю ее внутри себя, хотя внешне остаюсь самым милым парнем на земле. Обычно предлагая вредным клиентам экс-вариант, вижу, что они не сильно сопротивляются, но сейчас передо мной другое тесто. И придется постараться вылепить послушную форму.

- Отдаленная территория, елки, цветы. Уютные гамаки. Бассейн и особое меню. И все бесплатно, Екатерина. Сутки в подарок за испорченную ночь.

Наконец растрепанная мегера соизволила улыбнуться в ответ, и я улаживаю вопрос. Сам перевожу шмотье, устраиваю ее на новом месте и мило прощаюсь. С раскалывающейся башкой рулю в офис, чтобы закопать там Михаила. Нахожу такого же всклокоченного зама. Стол уставлен кружками со следами кофе. Он поднимает на меня красные глаза и запарено кивает.

- Миш, что за херня?

- Она истеричка.

- Истеричка оплатила нехилый счет, а в ответ не получила ничего.

- Ребята не были такими шумными. Ее не устроило, что они разговаривали на улице. Просто разговаривали!

- Пришлось подарить еще сутки. Давай аккуратнее в следующий раз. Оставлю без зарплаты. Ты меня знаешь.

- Знаю. Я понял. Не повторится. Смотри, всю ночь грёб то место, где перспектива огневая, – протягивает мне ноут, и мы начинаем изучать.

Кусок земли находится рядом с заповедником. Урвать его все равно, что на золотую жилу нарваться. Странно то, что охотников почти нет. Конкуренция в моей сфере огромная. Люди не всегда вырываются на отдых за много километров. Я же даю возможность отдохнуть за пределами города в шикарных условиях. Правда стоит недешево, так и условия прекрасные.

- Почему Козлов не заинтересовался, а? – сую в рот сигарету. – Он же всю жопу порвал, захватывая куски рядом со мной.

- У него ищейки на зондирование хреновые, – бурчит Миша, продолжая шариться по участку. – Смотри, вот тут можно свободно заплыв на сапах устроить, тут…

- Уже продумал. Есть у меня одна идея, – швыряю на стол исписанный блокнот.

Впахиваем до поздней ночи. Кофейник выпит до дна, кофе грозит политься через глаза. В ушах шумит и звенит. Но время беспощадно, если профукать очередной кус, то можно остаться с носом. Предельно себя измотав, расходимся по домам на выходные. Нужно выспаться, иначе каюк просто.

Вяло доехав, забираюсь в берлогу и падаю на кровать прямо в одежде. Силы покидают меня. Еле стягиваю штаны и рубаху, накидывая простынь сразу же отрубаюсь.

Уже многим позже, выныривая из тяжелого сна отхожу от тяжести на кухне, заливая в себя тот же привычный кофе. Пять лет пашу, как проклятый. Но зато есть результат. Жизнью своей доволен. Мать, конечно, повыжирала мозг, когда институт бросил прямо перед самым окончанием. А смысл был учиться? Период был будь здоров. Мотался, как больной искал свою ненаглядную пропажу.

Лина мутным воспоминаем прошла. Корежило первое время, наизнанку пялило. Хоть и понимал, что не люблю, но что-то держало. Совесть все же есть, наверное, у меня. Хотел найти по-хорошему поговорить, но Лина предпочла вычеркнуть меня из жизни.

Что ж. Значит ей так легче было.

Признаю, иногда пасу страничку в популярной соцсети. Но она не обновлялась уже тысячу лет. Фото старые, заходов на профиль не наблюдаю. Однажды задался целью и шерстил интернет на предмет поиска бывшей жены. Ни-че-го!

Угу, развелись. Не знаю, как ей удалось, но позвонили из ЗАГСа и пригласили на беседу, где сунули под нос свидетельство о разводе. Такого вроде не должно быть, да?

Помню, как хернуло известием событий по голове, но после моих настойчивых вопросов серьезный дядечка, что оказался в кабинете с бледной сотрудницей настоятельно рекомендовал не поднимать волну. Затеял скандал, орал, требовал объяснить. В итоге провалялся в больнице с переломанными ребрами. Так окончательно заглохла охота искать ответ.

13

- Поверить не могу, что она любит тебя, Лавр.

Противное хихиканье улетает под свод огромной гостиной Давида. Терпеть не могу вечно усмехающегося Последова. Он настолько мерзок, что после его визита хочется немедленно дом проветрить.

- Не завидуй, Викентий, – холодно бросает Давид. – Не про твою честь моя Лина. Чистая девочка. Не трогай сколько раз предупреждал.

- Прям чистая? – не унимается тот.

Слышу глухой удар и сдавленное покашливание. Секундный хлопок заканчивается приглушенным стоном. Замираю около стены, прикладываю руки к груди. Ладонями чувствую колотящееся сердце. Сволочь не уймется никак. Я еще не рассказала Давиду, как он…

- Еще один грязный намек и ты больше не переступишь порог дома, След. Забыл с кем разговариваешь? Вольности для шавок беспородных оставь. Мой дом не для грязи, в которой ты привык жить.

Металлический голос Лавра утихает. Через паузу задушенный голос Викентия едва пробивается.

- Прости, Давид.

- Уходи. На глаза пока не показывайся.

Осторожно выглядываю из-за укрытия. Угнув голову в плечи, Последов медленно уходит. Меня очень пугает перекошенное злобой лицо. Он не в силах ее скрыть. Губы сволочи быстро шевелятся, словно ругань бесшумно выталкивает. Смелости не хватает открыто заявить Давиду о чем-либо. Не понимаю зачем муж принимает его? Ведь видно, как исходит злобой.

- Выходи, – раздается голос Давида. – Что прячешься?

Непроизвольно вздрагиваю. Сквозь стены он видит, что ли? Чувствует меня везде и на расстоянии тоже. Никогда не забуду, когда начались схватки. Не прошло и минуты, как передо мной оказался. Стремительно вошел в комнату, будто за дверью был. Обомлев, вытаращилась на него, как на восьмое чудо света, на секунду забыв о нарастающей боли. В короткий миг приехала скорая и через восемь часов я благополучно разрешилась самым великолепным, самым сладеньким малышом на свете.

- Давид, каждый раз вздрагиваю.

- Иди сюда, Лина, – хлопает рядом по мягкой подушке дивана. – Присядь.

Размеренно иду. По пути наливаю кружку огненного чая, опускаюсь на мягкое сиденье, грею руки о керамику. Мерзну жутко. После родов гемоглобин не восстановился. Некритично, конечно, но периодически пью поддерживающее лекарство.

- Что хмуришься?

Лишь год назад я позволила себе перейти с Лавром на «ты». Он меня можно сказать в очередной раз с того света вытащил. Банальная ангина оказалась практически смертельной. Запустила себя настолько сильно, что последующее самолечение не давало фактически никаких результатов. Давид, вернувшись из поездки, нашел меня почти в бреду. За ночь скосило с ног. И, как назло, в доме никого не оказалось, даже помощницу отпустила в тот момент. Думала, что справлюсь, но не тут-то было. Как сын не заразился ума и сейчас не приложу.

- Не бойся Последова.

- С чего взял? – настораживаюсь мгновенно.

Уж чего чего, а внимательности мужу не занимать. Неужели он знает?

- Лина, в другое бы время Викентию не топтать уже землю было, но в теперешнее подождать нужно. Ты не бойся, не тронет. Кишка тонка. Ребятки-то научат как о чужих женах говорить с уважением нужно.

- Давид, я должна сказать тебе.

Решаюсь вскрыться. Долго молчала, но сил уже нет.

- Знаю я, – по-отечески похлопывает по плечу. – Язык отрежу, но немножко попозже, – смеется он, а у меня мурашки ползут по спине. – Приставал к тебе гаденыш.

- Он предложил уйти от тебя к нему. Рук не распускал. Не позволила.

- Угу, – кивает муж, поджав губы. – Слыхал.

- Так что же тогда пускаешь его? – возмущаюсь я.

Понимаю, что наш брак договорной, но Лавр сила из силищ, чтобы разрешать червякам приносить нам малейшее беспокойство. Все, кто здесь бывает всегда почтительны с Давидом, а этот мерзкий Викентий позволяет себе колкости. Не в наглую, но почву прощупывает. Не знала, как сказать Давиду о намеках и предложениях Последова. Не хотелось быть предательницей даже несмотря на в чьи-то дурные фантазии. Грязно и стыдно было говорить, пачкать Лаврова мерзостью не желала. Он судьбу мою изменил, разве могу нарушить доверие и договор.

- Всему свое время, Лина. Все будут награждены по заслугам.

Киваю. Давно привыкла к эзоповым фразам мужа. Не стараюсь вникать, не мое дело. Давид давно сказал, что мое дело поддерживать легенду семьи. Я и теперь не имею понятия зачем он меня подобрал. Пыталась спросить подробнее. Ответ один – в моих глазах нет предательства. Что это значит для Давида не знаю. Как по мне я самый обычный человек со своими недостатками.

- Как прикажешь, Давид.

- Налей-ка лучше чаю мне тоже.

Молча поднимаюсь, наливаю в его любимую кружку чай. Он пьет без сахара песка, поэтому пододвигаю наколотый в блюдце мелкими кусками рафинад. Собираюсь уйти. Давид пьет чай всегда в одиночестве. Пьет долго, устремив взгляд в пустоту, будто проваливается в нее и решает там неведомые никому теоремы и формулы. Потревожить мужа во время церемонии смерти подобно. Единственный, кто всегда будет прощен и не тронут – Гордей.

14

- Тема, можно мне с тобой пойти?

Анька призывно изгибается на кровати, демонстрирую отлично сделанную грудь. Заметив, что смотрю, пошло приоткрывает губы. Мерлин Монро недоделанная. Пошлятина в лучшем виде. Года идут, в дурь все та же. Так в народе говорят?

- Сколько раз просил не строить из себя непорочную деву, Ань, – щелкаю ее по голой жопе. – На старую поношенную проститутку сразу похожей делаешься.

- Ну, Те-е-м! Не обзывайся, – тянет голосом обиженной первоклашки.

Дура она совсем, что ли. Надо завязывать с ней потрахушки. Чем дальше, тем хуже. Связался по старой памяти, а теперь сам не рад. Как была недалекая, так и осталась. Дубина стоеросовая.

- Я не обзываюсь, Анька, – подмигиваю ей, выпуская дым к потолку. – Я констатирую. Веди себя согласно возрасту, умнее будешь. У тебя года на лбу выбиты, как не полируй капризным тоном. Это совет друга на будущее. Мужики жеманство не любят.

Она пыхтит. Спускается с кровати. То и дело поглядывая, натягивает кружевное хламье и виляя жопкой семенит ножками. И на хрен я приперся к ней сегодня?

Фото Лины ядерным взрывом прошло по черепу. Нашлась пропажа. Какая же она сука! Наврала всем и каждому, а сама к богатому хрену смоталась. Только невинную овечку из себя играла на Оскара. Да она могла все победы кинематографа тогда забрать не глядя. Что там дают? Ника, Тэфи. Брехучая сволочная прагматичная дрянь.

Поэтому и не хотела, чтобы нашел ее. Променяла на деда и глазом не моргнула за столько лет. Кто из нас тварью-то оказался по большому счету? Ненавижу ее. Нет, я виноват не отрицаю. Так она тоже не в белом. Рыло в пуху почище, чем у меня.

- Тема, – тянет руки Анька, – не злись.

- Ань, – отшатываюсь назад, – хватит. Потрахались и будет.

Может я больной, что связь с прошлым не могу разорвать? Может врачу показаться? Анька связующая нить между не отпущенным прошлым и настоящим, в котором бреду как в вязком соке. С трудом объяснил сам себе дебильную теорию. Мой проступок тащу дальше за собой, как чемодан без ручки.

Зачем?

У меня куча планов на жизнь, воплощать которые не успеваю. Все быстрее и быстрее закручивается волна обязательств по всем сферам. Не догоняю ритм ни хрена. Наизнанку выворачиваюсь, чтобы поспеть за круто взятым рывком. Другие женщины тоже присутствуют. Хотя они и скоротечны и никакого значения не придаю постельным партнершам, тем более не собираюсь связывать с ними хоть какую-то часть своей судьбы, Анька упорно появляется вновь на горизонте. Надоела хуже полыни, но все равно цепляется, а мне получается все равно куда сливать свою сперму. Что за замудья жиза?

- Ты меня бросаешь?

Да чтоб тебя!

- А у нас было серьезно, чтобы тебя бросать? – выдуваю никотин ей в лицо. Она морщится, но не отходит. – Не смеши.

Собственных проблем куча. На кой хрен еще ее вплетаю в раздолбанную жизнь? Равнодушно взираю, как она корчится, пытаясь состроить жалобную мину. Забавная обезьянка, ведь не заревет, что ж надрывается? Ровно через полминуты Анька и впрямь прекращает попытки, а я снова курю.

Анька даже не запасной аэродром. Так, редкая заброшенная взлетная полоса в кочках, да и то слишком короткая, чтобы раскатывать ее дальше. Короче, когда не охота искать кого-то и заморачиваться, я спускаю пар здесь. Вот и все. Просто свалить накопившийся балласт нужно. По итогу облегченно вздыхаю, когда окончательно определяю для себя порнографические приезды.

Анька всегда согласна принять и обслужить по полной программе. Толк она знает, за здоровье можно не беспокоиться, ни разу не подкачала. А то, что пытается что-то предъявить, так все тлен. Я ей ничего не обещал.

- Тема, а может продолжим? Разве тебе плохо было?

- Хватит, Ань. Поеду я. Мне пора.

- Может…

- Нет. Все. Больше не приеду. Хорош уже.

Под вялое нытье быстро собираюсь. Хлопнув дверью, скоро иду на улицу. С удовольствием вдыхаю прохладный воздух. Прежде чем сесть в машину, вынимаю телефон и проверяю наличие звонков. Миша отсвечивает, но ему перезвоню позже, а пока вновь лезу на страницу Лины. После той фотки ничего больше. Немудрено. Теперь еще лет через сто что-то появится.

Обычно девки каждый чих выкладывают, но Лина не такая. Для нее сети, как чума болотная. В нашу бытность не особо выкладывала. Я ждал подсознательно, когда намеки на наши встречи и весь гребаный лямур начнет постить, но того не случилось. Так что не из серии одержимых лайковщиц.

Против воли снова кадр на весь экран растягиваю. Заскриншотил себе на память, чтобы оправдать себя, что я не такой уж и конченый гандон оказался. Сука! Сука! Сука!!!!

Выглядит на сто баллов. В конкурсе красоты без труда гран-при хапнет. Холеная холодная неземная фея. Замороженная спесью и надменностью. Я не знаю такую Лину, но на фотке она именно такая. При таком-то бабле это естественно. Но дед! Почему он?!

В груди начинает печь словно там расплавленная сталь мотается туда-сюда. Брызжет и льется куда попало в хаотичном порядке. Все прошло давно, так что же цепляет меня? Отчего возвращаюсь постоянно к долбанной фотке, а? И к Аньке вон стресс поперся снимать, хотя сегодня просто завалиться спать хотел.

15

- Сверкаешь, Лина.

Вот же прицепился гад!

Оглядываюсь по сторонам в поисках Давида. Он внезапно исчез с радаров. Понимаю, такое количество встреч в один вечер выдержать сложно. Его рвут на части, попеременно приглашая на приватные разговоры.

- Оставь меня в покое, Викентий, – цежу злобной пантерой, при этом улыбаюсь не переставая. Слишком много взглядов устремлено на нас. Кто-то в открытую пялится, а кто-то делает вид что случайно. – Разве Лавр плохо объяснил тебе? Не нарывайся.

Последов меняется в лице. Глаза наливаются кровью. Я наблюдаю как подобие человека превращается в пламенеющего запретным желанием зверя. Но самое страшное не это. В самой глубине зрачков плещется похоть и сжижающий адский жар. Он не спеша лапает мой вырез на платье, слюнявит декольте и жадно пялится на губы. Сволочь. Поганая сволочь!

- Разок?

Сиплый голос рвет ушные раковины. Дежавю уносит назад в прошлое. Будто оказываюсь снова в темном переулке, где хрипатый рябой изрыгает из глотки пошлятину. Только вместо страха теперь клокочет дикая злость.

Да кто такие они, если решили, что женщины по одному мановению их засохших членов, которые и поднимаются после лошадиной дозы виагры, сразу же должны прыгнуть на них. Не потому что сами вожделеют, а только лишь по призрачному разумению одной похотливой мыслишки.

- Еще одно слово, – выплевываю прямо ему в рожу, – и Лавр тебя размажет. Я постараюсь. Вонючие намеки оставь при себе или прибереги их для своих шлюх, которых без разбору пользуешь.

- Ах, ты ж… – еще немного и Последова взорвет от бурлящей смеси чувств. – Вангую, сука. Сама приползешь. Просить сильно будешь, а я подумаю.

Неясной природы беспокойство скребет и исчезает мгновенно. Бред какой-то, показалось мне. Сжимаю кулаки и не обращая внимание на людей, брызжу ядом приправленным хорошим количеством изрядной порции злости.

- Пошел ты, След. Еще раз приблизишься – берегись.

Натянув на лицо улыбку, шагаю в залитый огнями зал. Спину сверлит тяжелый взгляд ненавистного идиота. Это его третья попытка.

Черт меня дернул купаться в бассейне в тот злосчастный день. Я же не знала, что за мной наблюдают. Была уверена, что в доме никого. Гордей спокойно спал в беседке, собаки заперты в вольере, персонал отпустила на рынок за продуктами. Последов проник на территорию, как ассасин. Ни о чем не подозревая резвилась, прыгала с небольшой вышки, плавала под водой. Он подошел, когда я стягивала верх купальника.

Лавру я рассказать про этот случай постеснялась. Стыдно было, что кто-то увидел меня полуголой. Выгнала Викентия, сразу же пригрозила овчарками. Он ушел, но взгляд его не забуду никогда. Так смотрят те, кто кусает жертву и ходит за ней зная, что она умрет.

- Проблема? – сбоку появляется Степан. Нечитаемым взглядом косится на ненавистного мне Последова.

С облегчением выдыхаю, висну на могучей ручище.

- Стёп, он меня достал. Почему его Давид не уберет из круга?

- Лин, – щелкает по-отечески по носу. – Да не наше дело. Ты пойди пока съешь мороженку. Хочешь мороженку? А я тут немножко объясню. Иди-иди, Лин, – подталкивает меня к столу, находящемуся в противоположной стороне огромного помещения.

Я и вправду решаю убраться подальше, но не удерживаюсь от любопытства, от которого не одна кошка сдохла. Степа выходит на улицу вместе с Викентием. Драки конечно же не будет, я уверена, но камень с души падает. Он приструнит наглого гада, я смогу свободно передвигаться не опасаясь, что еще раз окажусь в неприятном положении.

Замечаю выходящего из тяжелой основательной двери Лавра в окружении статных мужчин. Они переговариваются неспешно и веско. Дава самый представительный из них. Не по внешнему виду, а по повадкам, внутренней серьезности и могучей силе. Возраст у него почтенный, но Лавр не является стариком по сути прожитых лет. Он сила, он разум и крепость.

Лавров едва бросает взгляд, как я понимаю, что нужно. Навешиваю на лицо самую радужную из улыбок и чуть ли не бегом мчусь.

- Дава, вы закончили? – обнимаю за шею.

Он хлопает меня по пояснице, усмехается. Склоняет голову, зарываясь в мои волосы у шеи и шепчет.

- Не переигрывай, Лин. Что радуешься на грани истерики? – а потом громче. – Нет, милая. Пока развлекайся.

- Прости, – прижимаюсь губами к уху. – Потом расскажу, – и влюбленно заглядываю в глаза. – Без тебя не развлекается, но я буду ждать сколько потребуется.

Пока мы мило по-семейному разговариваем, кожей чувствую, как остальные глазеют. Что им так далась жизнь Лавра не понимаю. Иногда он актерствует, создавая впечатление влюбленного старого дурня, а иногда и мне приходится стараться играть главную роль. Почему-то ему нужно создать впечатление того, что теряет хватку из-за молодой жены. Навроде этого мотив преследует. Зачем ему это я не спрашиваю. Надо значит надо.

Он приличный бизнесмен. Решает вопросы с землей. Причем сила его слова не только в области, он еще по регионам влияние имеет.

- Хочешь мороженки? – заботливо спрашивает муж.

Их со Степой переклинило что ли? Один к сладкому посылает, другой посылает. Киваю, счастливо растягивая губы и отхожу. Давида отгораживают другая группа лиц, и они скрываются вновь за дверями переговорной. Так я нарекла комнату с тяжелыми дверями.