Изнанка

Глава 1

Ночь безлунная и темна,

Во лесочке я одна.

Ты со мною погуляй,

Душу мне свою отдай.

Буду я тебя любить,

Буду травами поить.

Ты поделишься ключом

И затихнешь под кустом.

Ганопатьская колыбельная.

Двигатель моей машины заглох на трассе через лес, когда опустился прохладный октябрьский вечер. За окнами темнеют стволы деревьев, подпирая на половину голыми кронами стремительно гаснущее небо. На трассе пусто, а до деревни ехать и ехать.

Остановившись на обочине, пришлось поставить машину на ручник. После чего, чертыхаясь в голос, я вылез из не первой свежести «калины» и полез под капот. Щурясь, я пытался разглядеть в трубах и железках то, что должно помочь запустить двигатель. Но в хитросплетениях труб ничего и не понял, а на лес быстро опускается ночной полумрак и недостаточная видимость усугубляет положение.

— Блин, — констатировал я.

Если бы отчим изыскал способ отправить меня в армию, где по его словам я «узнал бы, что и куда совать», мне удалось бы придумать, как справиться с заглохшим двигателем. Но мать была против службы, так что выявив плоскостопие, меня отправили на все четыре стороны. И в данный момент я пожинаю плоды собственной недальновидности: стою на дороге тощий, рыжий и туплю на двигатель.

Стыд нагрел щеки и шею.

— Тьфу, — сплюнул я в сторону и снова настырно согнулся над капотом вникать в переплетения трубок.

Не знаю, как долго я изображал механика, но в желудке тоскливо квакнуло, а меня охватила злость — с собой только бутылка минералки и та ополовинена. Мое сухощавое тело снова настойчиво потребовало пищи. В двадцать лет метаболизм такой, что никакой жир не копится. Подружке нравится. Она аспирантка в медицинском и гордо сообщила, что я эктоморф, а это сейчас в тренде.

Подружка у меня действительно умная. Да еще блондинка с третьим размером. Как это получилось – непонятно. Обычно либо ум, либо размер. Но Карина при рождении отхватила сразу два комплекта бонусов, а меня угораздило продать ей страховку. Потом пригласил её на свидание и не удивительно, что вляпался в эту умную и красивую. Сейчас она как раз ждет, когда я ей позвоню и сообщу, как доехал.

Только подумал, как в кармане пиликнуло. Я снова разогнулся и достал из кармана мобильник. Сети нет. Как сообщение от неё пробилось в эту глухомань можно только гадать. Но душа согрелась — ждет, когда отзвонюсь и скажу что все хорошо, я соскучился и, как только разберусь с наследной рухлядью, вернусь к ней. Однако, когда я мазнул по экрану и прочел сообщение, ледяной душ окатил меня с головы до ног.

Сообщение от Карины:

«Артём, ты хороший парень. Но мне нужен кто-то более зрелый. Надеюсь, ты не в обиде. Давай будем друзьями».

— Не день Бекхэма...

В груди засаднило. От злости и обиды зашумело в ушах. Я не понял, как в ярости оказался сбоку машины и со всей силы пнул колесо. Отдача была сильной. Голова зазвенела, а в шее что-то хрустнуло.

— Черт! Черт! Черт! — заорал я в сторону темных деревьях, которые уже едва различимы в надвигающейся ночи. — Нашла время! Гадство! Галимое гадство! На кошелек повелась! Точно! Тот хрен с кафедры! Это точно он!

Обида и злость сперли мне дыхание, я задышал бешено и часто. Попытался набрать ей, но сеть пустая. Попробовал еще несколько раз – тишина. Хотел написать сообщение, но не придумал, что писать.

— Клепаный дюраль... — снова выругался я. — И это когда я застрял на дороге в лесу!

Несколько минут меня колотило, хотелось кому-нибудь набить морду, хотя скорее всего, набили бы мне. Но кулаки туго сжимались и разжимались, впиваясь ногтями в кожу. Так и ходил по пустынной сумеречной трассе туда-сюда, пыхтя и раздувая ноздри с бормотанием.

— Вот меркантильная зараза... Все мало ей. Всё мало…

Когда первый пар вышел, я опять остановился перед открытым капотом и наклонился над железяками. Голова еще звенит от удара по колесу и от злости. Я сделал несколько вдохов, в носу засвербило от машинного масла, после чего меня охватила решимость вернуться и поговорить с ней — наличие наследства в виде дома повышает мои шансы в борьбе с толстосумом с кафедры.

Кипя в бессильной ярости, я крутил какие-то винтики, трогал провода, будто это может помочь завести машину, продолжая бормотать:

— Эктоморф… Хочет качка? Счет в банке? Ну-ну. Я стану этим качком. Посмотрим, что скажет.

Когда понял, сколько придется для этого пахать, в голове опять беспощадно зазвенело.

— Качка богатого захотела... Зараза... Ничего, я умный, я придумаю, как все исправить. Мать говорит, у меня хорошие мозги....

Правда эти мозги не очень помогают с поломанным двигателем, и мое ковыряние под капотом похоже на попытку отремонтировать космический корабль на заднем дворе.

Я снова сделал несколько вдохов. В этот раз помогло – в ушах звенеть перестало, бить морду расхотелось, а в голове выстроилась логическая последовательность действий: сначала машина, дом, документы. Потом девушка и ее истерики. После чего я оглядел внутренности машины критичным взглядом и трезво оценил силы. Итак, под капотом с какой-то трубки капает масло, от радиатора подозрительно валит жар, куча проводов, трубок и железок.

Глава 2

Она посмотрела себе под ноги, я тоже чуть приподнялся выглядывая через окно в попытке разглядеть, что там внизу. У ног бабули корзинка с грибами. Точнее, даже не корзинка, а корзина с большой буквы «К» — огромная и с горкой набитая подберезовиками, подосиновиками и другими грибами первой категории.

Мой суеверный ужас перед неизвестностью ночного леса как-то сразу померк перед этой героической бабулькой, я присвистнул и открыл дверь машины.

— Ого. Это где столько набрали? – поинтересовался я, вылезая из машины, и ухватился за ручку корзинки, пробуя вес.

На вид килограмма четыре, удивительно, как такая тщедушная бабулька тащит ее в одиночку.

— Да вон, дождик был накануне, — стала рассказывать бабка, — пошла собирать, да набрала дюже много. Я одна живу. В деревне всего домов жилых — мой, да Николаича. Остальные жильцы по городам поразъехались. Подсобишь? Я ужо тащу, сил нет.

— А Николаич это кто? – спросил я.

Бабка отмахнулась и ответила:

— Та… сторож местный. Пропойца. Ему сторожить, а он лыка не вяжет. Хотя, чего у нас там сторожить? Пять домов, да сады с огородами. Только они все бурьяном поросли, кроты все порыли.

Бабкина речь меня разжалобила. Настолько, что за свой животный страх перед ночным лесом стало стыдно. Особенно глядя на одинокую старушку, которая ночью отважно бродит по лесу. Если она не струхнула, то чем я не герой? На дерево уже влезал, пора переходить на новый уровень. Да и теперь отказать в помощи как-то некрасиво.

— Давайте помогу, — предложил я, продолжая держать увесистую корзинку. — Только машина сломалась. Далеко до деревни?

По весу корзинка такая, будто в ней не только грибы, но и штук пять кирпичей. Может так и есть, вдруг бабуля потихоньку с какой-нибудь стройки себе материал таскает, печку перекладывает или сарай какой ремонтирует.

От известия о том, что не придется переть эту кошелку самой, морщинистые губы бабки растянулись в улыбке, обнажая на удивление белые зубы, очень напоминающие протезы. Бабулька даже как-то выше стала и приосанилась.

— До деревни-то? – торопливо переспросила она, будто побоялась, что сейчас передумаю, — пешком пару верст всего. Эт если через лес напрямую. Ты молодой, сильный, быстро дойдем.

Я прикинул, пара верст — это чуть больше двух километров. Значит до деревни действительно близко, и моя тачка отвалилась на самом подъезде. Это называется — везение сотого уровня. В кавычках.

Но все же уточнил:

— А по дороге если? Ну, то есть если бы я на машине ехал?

— На машине-то?

— Угу.

— Так она объездом идет, — стала пояснять бабка, показывая куда-то в темноту, где теряется дорога. – Вокруг Ганопатьской чащи. Верст десять. Они когда дорогу стелили, хотели прям через нее, чтоб оно быстрее. Да не вышло.

Я перехватил ручку корзины поудобнее – видимо, ею пользуются часто и место, где ладонь соприкасается с прутьями отполировалось до гладкости.

— Показывай, бабуля, куда идти.

Старушка заохала, заторопилась.

— Ой, милый, сюда, сюда… — всплескивая руками, проговорила она и заспешила через дорогу к обочине. – Обережней тут, здесь канава, прыгнуть надо…

То, как будет прыгать через кювет бабуля, которой на вид под семьдесят лет, я представлял слабо. Хотел предложить поискать какое-нибудь бревно или мостик, но решил, что она тут не первый раз, наверняка все мосты и бревна знает наперечет.

Потом оглянулся на свою одинокую «калину», которая с погашенными фарами в свете одних лишь звезд, больше похода на холмик, чем на машину. Дорога пустынная, да и вряд ли кому-то будет интересна моя тачка. И все же как-то не по себе оставлять ее здесь. Но делать нечего – уже вызвался помочь. Тимуровец хренов.

Проверив двери, я нажал на брелок ключей, машина пикнула, сообщая, что надежно заперта, и никто не посмеет нарушить целостность ее защиты. Я только хмыкнул – бывают такие умельцы, что без ножа консервы открывают. А тут всего лишь машина.

Я вздохнул – ладно, согласился, значит согласился.

К моменту, когда спустился к канаве, в которой отражаются мелкие звезды, делая её похожей на уменьшенную версию реки Стикс, бабка уже ждала меня на той стороне. Как она перебралась через два метра воды, и при этом, кажется, даже не замочила ботинок – осталось для меня загадкой.

— Давай, милый, — скрипучим голосом подбодрила меня она. – Коли я перелезла, ты-то, молодой, враз смогешь.

Её энтузиазм бодрил не очень, особенно когда посмотрел ей за спину, где чернеет стена леса. Сразу стало не комфортно, а неприятные ощущения, какие бывают только от взгляда в темноту, разом напомнили о себе. Меня несло посреди ночи помогать какой-то бабке и тащить её грибы через лес. Куда разумнее было бы запереться в машине. Но, с другой стороны, бабуля знает местность и до деревни по её словам близко. А значит там я могу найти помощь гораздо быстрее, чем ждать попутку в этой заднице мира в понедельник ночью.

Сноровки в перелезании канав у бабки оказалось гораздо больше, чем у меня, потому что я, даже разбежавшись, умудрился не допрыгнуть и соскользнуть левой ногой. Холодная вода быстро наполнила ботинок, я выругался, чувствуя, как мерзко и противно в нем стало.

Глава 3

Хотел сказать ей, что вести себя можно было бы и повежливее, но рот почему-то не послушался. Я уставился на бабку, которая продолжает смотреть сурово и строго.

— Дом был бесполезен, — продолжила она. – Но твоя бабка завещала тебе не его, а то, что в нем хранится. Ты, дурак, не ездил к ней. Вот она и не смогла тебе это передать. Так что наказала мне сделать это вместо неё. Мы с покойной Агафьей были, можно сказать, коллеги из соседних домов. Так что взялась исполнить ее последнюю просьбу. Там, на дороге проверяла тебя. Думала струсишь, не пойдешь ночь в лес со старухой. А нет, пошел. Значит, дух в тебе есть.

Пока я оторопело переваривал эту ересь, бабка вскочила, протопала к печке и, порывшись в подшестке, вытащила коробок. Вернувшись, поставила передо мной и раскрыла.

— Вот, — сказала она.

Я заглянул внутрь. На бархатном дне коробка один единственный ключ старинного вида. Кое-где поржавевший, местами в пятнах.

Я поднял на бабку взгляд и вопросительно уставился, потому что выдавить из себя не смог и слова. Бабка будто спохватилась, махнула рукой.

— Говори, — разрешила она.

Не знаю, нужно ли мне было это разрешение, но губы послушались только после него.

— И что это? – спросил, на всякий случай, проверив губы и шею пальцами.

— Как что? — изумилась бабка. – Ключ!

— Я вижу, что ключ. На кой он мне?

Бабка покачала головой.

— Вот бестолочь…

— Вы простите, — насколько возможно, попытался быть вежливым я, — но я не понимаю.

Она всплеснула руками.

— Еще бы! Конечно не понимаешь! Знаться с бабкой надо было, а не в городе дурью маяться. Знал, бы кем была она.

— Выжившей из ума старухой, которая не захотела переезжать в город? – предположил я, уже сам раздражаясь от необоснованных обвинений и претензий, но под взглядом карги прикусил язык.

— Следи за словами, олух, — пригрозила она. – Твое счастье, не соображаешь, что несешь. И достался же ключ такому, как ты… В общем, так. Это ключ запирает то, что должно быть запертым. Агафья хранила этот ключ, а тебе он переходит по наследству. Его надо беречь и прятать от всяких посягателей.

Сказанное бабкой неплохо вписывалось в клиническую картину старческого маразма, но хотя говорит с непоколебимой уверенностью. Психи всегда уверены в том, что они вменяемые.

Я решил ее не волновать, поскольку не известно, спокойная она или буйная. Стараясь выглядеть терпеливым и спокойным, я произнес:

— Ладно, бабуля. Пускай. Давайте мне ключ и я пошел. Где тут у вас остановка, станция, или как вы до города добираетесь?

Взгляд бабки стал разочарованным и изобличающим. Она хмыкнула и покачала головой.

— Не веришь, — констатировала она со вздохом. – Как хочешь. Это уже не моя проблема. Ключ отдала, всё рассказала. Иди на все четыре стороны. Автобус по дороге мимо Ганопатьской чащи в обход. В неё не заходи. Через нее быстрее, но… Я тебе уже все про неё сказала.

Это пренебрежительное «все про неё сказала» привело меня в такое раздражение, что цапнув ключ и сунув его в карман, я наскоро поблагодарил за хлеб-соль, ночлег, и выскочив из дома сбежал по скрипучим ступенькам.

Воздух здесь чистейший, на небе ни облачка, спокойно, птички поют. Бредятина, которую несла бабка моментально померкла и растаяла под лучами осеннего солнца. Бабку понять можно — пожилая женщина, живет одна, в какой-то дыре. Тут и у молодого мозги поедут, не то что у бабули.

Сделав несколько глубоких вдохов, я обошел ее бревенчатый дом, и направился прямо по дороге, вдоль которой одинокими рядами вперед уходят опустевшие дома. Хозяева побросали и уехали в город, к детям. Или, как я, никак не соберутся продать ветшающее наследство.

Вышагивая по пыльной грунтовке, я прикидывал — что с машиной, приезжал ли эвакуатор. Если приезжал, то куда увез, а если нет – то как указать геолокацию, чтобы забрал. К тому же, надо разобраться с домом, который, по словам чокнутой старухи, пошел под бульдозер. Вообще-то разваливать его никто не имел права, ведь есть реальный хозяин, то есть я. Значит, если и правда развалили, надо обращаться в суд. А у меня выходных на работе всего два дня взято. Удаленка, но все же.

Мысли о делах очень помогали взбодрить мозги, я даже расслабился, а лес вокруг, который ночью казался жутким и непролазным, теперь дружелюбный и зеленый. Вообще-то было бы неплохо в таком месте отстроить дачу. Может и отстрою, когда денег накоплю, потому что с нашей инфляцией только успевай выплачивать кредиты.

Дойдя по дороге до последнего дома, того самого, где вчера ночью горел свет, увидел мужичка, очевидно, Николаича, вяло орудующего граблями в поросшем бурьяном огороде. Он меня заметил и лицо озарилось таким радушием, что я непроизвольно улыбнулся в ответ.

— Это кого занесло в нашу дыру? – спросил он радостно, перестав грести и опершись на черенок.

Николаич выглядел, как хрестоматийный деревенский пьянчуга: на голове картуз, синяя с белыми полосками ветровка расстегнута, под ней белая майка. Треники на колене порвались, а может так задумано. Но глаза на обветренном, загорелом лице внимательные и ясные.

Глава 4

Рассказы бабки накатили разом, и про Ганопатьскую чащу, и про разваленный дом, и про ключ. Не знаю, что повлияло на мое решение больше: ее россказни, или то, что нереальная девка вдруг сорвалась с места и кинулась на меня, но через секунду я со всех ног несся через лес, перепрыгивая кусты и ветки.

Здравый смысл подсказывал, что бегство моё нерационально, ведь если девки не существует, то в данный момент я, как полоумный, несусь по лесу. Но глаза на человеческие инстинкты влияют больше, чем доводы рассудка, а они, пусть и под бабкиными пирогами, показали то, от чего у нормально человека встают волосы дыбом. К визуальным присоединились звуковые галлюцинации: теперь за спиной творилось невообразимое – визг, крик, хохот, будто за мной гнался безумный цирк, и я даже не пытался понять, как это возможно и почему.

— Клю-у-у-уч!.. – выла несуществующая девка и, кажется, догоняла.

Ноги мои, не подготовленные к нагрузкам, налились тяжестью, поскольку бегать не привык. Но никогда я еще не проявлял таких чудес затяжного спринта, а обманутый пирогами инстинкт подсказывал – в рукопашную с этой чокнутой лучше не вступать. У психов сила возрастает в разы. А то, что она психичка, видно невооруженным глазом.

Пальцы запекло, я не сразу понял, что все еще сжимаю врученный бабкой ключ. Можно было бы швырнуть его в девку, и конец гонке, но я и так собираю имущество по крохам. И раздавать его крайнее расточительство. Ключ тем временем в пальцах нагрелся ещё больше, на секунду показалось, что даже засветился медно-желтым.

В пульсирующих висках заныло, мысли перемешались, дыхание от бега сбилось, в спорте я профан и долго такой темп не выдержу. Но глупые инстинкты реагируют быстрее мозгов и, не сбавляя скорости, я вывернул шею, чтобы глянуть назад. И обомлел на бегу. Так и не понял, что конкретно увидел, но выглядело это, как черное, густое облако с проступающими чертами огромного лица девки. Оно несется за мной и вот-вот догонит.

Животная жуть затопила мое тело, здравые мысли о том, что во всем виноваты бабкины пироги выветрились, как утренний туман, а я в ужасе завопил:

— Сгинь!

Облачная девка немного отстала, я не поверил, что мой вопль помог. А если и так, то ненадолго, и я продолжал бежать, изо всех сил работая ногами.

Дыхание все тяжелее, тело с каждым рывком будто наливается свинцом, тело ноет. Продолжая бежать, хотя делать это с каждой секундой всё труднее, я посмотрел на ключ. Но глаза застилает пот, и реально кажется, что ключ подсвечен матовой бронзой.

— Нахрен ты сдался… — сглатывая на бегу вязкую слюну, выдохнул я.

Позади снова раздался визг и вой. Похоже, девка очухалась и кинулась вдогонку. Адреналин, который бешено колотит мое сердце, придал сил, я смог наподдать, свернув вправо к двум огромным ёлкам, прямым и одинаковым, на расстоянии друг от друга в метр. Необъяснимая дрянь позади меня сейчас в несколько раз больше проёма, стволы должны ее немного задержать. Хоть на полсекунды, ибо дыхалка уже совсем с ума сходит. Что меня так заставило думать — неизвестно, вероятнее всего, те же бабкины угощения.

— Отдай! – заверещала девка из-за спины, и я с холодком понял, что она снова близко.

Дерева, два дерева… Только бы успеть… Почему-то сейчас эти две ёлки показались оплотом спасения. И, собрав последние силы, я рванулся к ним, буквально чувствуя, как непонятная, хохочущая жуть хватает за пятки. Кажется, девке эти деревья не нравились, потому что орать и выть она начала еще сильнее.

— Ключ! Ключ! Отдай! Отдай мне!

Чем больше она визжала, тем меньше хотелось его отдавать, а животный страх холодной жижей потек по моим венам, когда я ощутил за спиной ледяное дыхание. Холодные и кривые пальцы ухватили меня за плечо в тот самый момент, когда я со всего разбега ворвался в проем между ёлками.

Что-то произошло.

Вспышка, яркая и желтая. Дикий визг, запах паленого мяса вперемешку с озоном, меня крутануло, как в центрифуге, а потом с силой швырнуло на землю. В ушах зазвенело, и кроме этого звона я не слышал ничего. Звон нарастал, раздуваясь в голове, как воздушный шар, виски заболели, пульс зашелся и сердце страшно ударяется в ребра.

Пару секунд я лежал неподвижно и таращился вверх. А вверху голубое безоблачное небо. Его не должно здесь быть, потому, что я в лесу. Точнее, я был в лесу, когда убегал от непонятной галлюциногенной дряни. Сейчас я на самой его окраине рядом с грунтовкой, а непонятная дрянь исчезла, иначе я не лежал бы вот так, раскинув руки.

Что это было? Однозначно галлюцинация. Бабка напихала в пирожки не те грибы. Хотя пирожки были с мясом. Тогда что? В чай подсыпала? В кашу? Только непонятно, зачем. Я ей помог, как мог. Денег бы дал, если бы попросила. У меня нет так много, но старой женщине подсобил бы. А она мне мало того, что мозги запудрила, так зачем-то гадости подмешала.

Я стал делать глубокие вдохи и протяжные выдохи, как учили на одном из тренингов на тимбилдинге. Покупатели бывают разные, стресс, все дела, и начальство заботилось о нашей психике – заказывало тренинги.

Как ни странно, дыхание помогало. Кое-как я начал последовательно соображать, а не метаться с мысли на мысль. Но в четкую картинку все равно ничего складывалось. Бабка, Николаич, чаща – их еще можно увязать. Но то, что несколько минут назад привиделось, описать не получалось. Или же моё видение — эффект от пережитого стресса при поломке машины и ночевке среди леса неизвестно где. На том же тимбилдинге рассказывали, что нервные перегрузки могут вызывать псориаз и температуру. Вполне резонно, что галлюцинации тоже. К тому же, вопрос с бабкины грибами остается открытым.

Глава 5

Не знаю почему, но я зачем-то проверил карманы, где спрятаны безсетевой мобильник и ключ, потом произнес:

— Э… Сарын, слушай, я тут, сам говоришь, башкой стукнулся. Мы куда уехали? А то мне на автобус бы и до города.

Мужик крякнул, я думал – сейчас точно с локтя зарядит и выкинет нафиг с телеги, мало ли кого на дороге встретишь. Но он только кивнул чему-то и ответил:

— Ага, Артёмка, вижу. Знатно приложился. К знахарке, к знахарке тебе надо. Точно тебе говорю. У нас в Ганопати такая знахарка! Меня от простуды за день на ноги поставила. Вот зайдешь к ней, она тебе поможет. Алевтина звать. Она, тоже пришлая. Как-то забрела в нашу деревню, так и осталась. А лекарствует знатно. Нам такой не хватало.

Телега скрипела, колеса подпрыгивали на кочках, а я глазел то вперед на убегающую лентой дорогу, которая теряется за поворотом в деревьях, то на Сарына. Он настолько самобытный, что даже удивительно, как не поддался веяниям времени. Сидит в своей безрукавке и дергает поводья. Судя по тому, что в этой Ганопати только знахарка, деревня не просто удаленная, а накрепко застрявшая в семнадцатом веке, если про электричество он мне так и не сказал.

Сарын продолжал:

— Вообще оно бывает. Если крепко шандарахнуться, память отшибет. Или ум повредится. Память может пошатнуться. Но это временно, не дрейфь. Алевтина мигом тебя на ноги поставит. Ты главное, к корчеванским не суйся.

— Почему? – спросил я. — Вы же с ними торгуете.

Сарын кивнул.

— Ага. Но это мы. Потому как знаем, как с ними дела вести. А ты пристукнутый. К ним не суйся. Они всякое умеют. Да не всякое простому человеку надобно. Понял?

При словах о том, что их корчеванские соседи «всякое умеют», у меня дернулся глаз, а память сама напомнила о рассказах бабульки с грибами. Я всегда знал, что деревни полны суеверий и живут в каком-то своем мирке, но никогда бы не подумал, что меня не только занесет в такие места, но ещё и сделает участником событий.

Нервно сглотнув, я ответил честно:

— Вообще не понял.

— Ох же, пристукнутый... — запричитал Сарын. – Что ж ты такой скудоумный. Ох, Алевтина тебе в помощь. Нечего к корчеванским соваться, ясно? Тем летом у нас моровым поветрием выкосило половину скота. А у них чего?

— Чего?

— А ничего! — изобличающе выдохнул Сарын и так шлепнул по крупу лошади поводьями, что та пошла резвее. — Ни одной скотины у них не издохло. Ладе цыплята и те выжили. А нашенским пришлось сызнова скотинку заводить. У корчеванских, опять же, мелюзгу выменивали. Думаешь спроста такое? Да кукиш с маслом!

Сарын говорил еще что-то. Про то какие корчеванские хитрые и нелюдимые, их секреты и тайны, благодаря которым у них и кони крупнее, и куры несутся чаще, а яйца крупные и желток, как зарево. Я слушал его в пол-уха, глядя по сторонам на густой лиственный лес. Едем мы долго, но это не значит, что быстро. На бричке мы проехали может километров пять, может десять. Но неизвестно, в какую сторону

Через некоторое время деревья по боками стали редеть, ещё спустя минут десять лес сменился морем желтоватой ржи, которая на ветру колышется плавными волнами. Среди этого моря торчат одинокие пеньки в шляпах и размахивают косами, опасно сверкающими на солнце при каждом взмахе. Косари. Надо же. Один раз я украдкой покосился в карман на мобильник – единственный оплот моей цивилизации. Тот еще работает, но если не зарядить – сядет, что печально.

Лишь когда впереди показались крыши домиков я воспрял духом. Если здесь есть знахарка, которая откуда-то пришла, то прийти она могла из города. А значит, знает, как туда добраться. Моя же задача, поговорить с ней и быть дружелюбным, чтобы она мне помогла выехать из этой чащи. Кто знает, может я ударился башкой и всё еще лежу где-то в лесу с галлюнами после бабулькиных пирожков. Но это вряд ли – слишком реалистично трясет на ухабах, и безрукавка возничего пахнет тоже более чем убедительно.

По мере приближения крыш я стал понимать, откуда в Сарыне столько восторгов по поводу деревеньки. Ганопать действительно выглядит ухоженной старинной деревенькой с белеными домиками и деревянными крышами с толстыми каменными трубами. Деревенька, для такой удалённости от цивилизации довольно крупная — только на подъезде к ней я насчитал шесть домов и это только по сторонам. А ведь там ещё и вглубь есть. Главная улица, которая начинается метров за пятьдесят до домом, выложена брусчаткой, что вообще роскошь по лесным меркам. Только небу известно, откуда они приперли столько камней. Правда ехать по брусчатке в телеге оказалось то ещё удовольствие. Никогда больше не буду жаловаться на жесткую подвеску в своей «калине».

На въезде нас встретил румяный мужик в картузе, белой рубахе, подвязанной веревкой и свободных холщовых штанах. Он помахал моему извозчику и крикнул:

— Здоров, Сарыныч! Кого опять везешь?

— Да пристукнутого нашел, — откликнулся Сарын, замедляя коней. — Нашел у леса. Вот, подобрал.

— Добрая ты душа, Сарыныч, — отозвался мужик.

— Ну а как иначе, — пожал плечами Сарын. — Они ж твари безвольные, сами не понимают, куда идут и чего творят.

Определение меня, как безвольной и тупой твари снова не порадовало. Сперва он меня нарек юродивым, теперь ещё и воли лишает.