Изумруды Урала

Глава 1. Москва, Замоскворечье, май 1770 года. (Предыстория)

Теплым майским вечером, возле утопающего в свежей зелени, небольшого деревянного домика, остановилась роскошная двухместная карета. Сидевший рядом с кучером слуга соскочил на землю, открыл дверцу и откинул подножку.

- Вроде здесь, Савва Яковлевич – сказал он, помогая грузному, пожилому мужчине выйти из кареты.

Савве Яковлевичу Яковлеву (Собакину) было уже пятьдесят семь лет, и он по праву считался одним из богатейших людей России. Бывший сын крепостного, начавший свою трудовую деятельность простым посыльным у лавочника, он, благодаря упорному труду и природной смекалке к концу правления Елизаветы Петровны получил жалованную грамоту на дворянство, сменив свою неблагозвучную фамилию на Яковлев. Разбогатев на винных откупах, он к 1770 году купил девять уральских заводов, став крупнейшим промышленником в России, наряду с такими колоссами как Демидовы и Строгановы.

Выйдя из кареты, Яковлев окинул взглядом невзрачный домишко, тяжело вздохнул и, опираясь на массивную трость, которую держал в левой руке, медленно пошел по посыпанной песком дорожке. Он уже подходил к крыльцу, когда дверь вдруг открылась, из дома вышел молодой человек и, увидев Яковлева замер от неожиданности.

- Ну, здравствуй, Тимофей, – спокойным голосом произнес Яковлев, – вижу, что узнал.

- Что вам здесь надо? Вам мало, что меня уволили со службы по вашей милости, так вы решили еще приехать и позлорадствовать лично?

Голос молодого человека дрожал, казалось, еще немного и он перейдет на крик.

- Успокойся, Тимофей. Я понимаю твое состояние, а потому не обижаюсь. Поверь, никакого отношения к твоему увольнению я не имею и узнал об этом совсем недавно.

- Так я вам и поверил. Ваши земли, на которых обнаружили золото, должны были отойти в казну, но вы решили все оставить себе. Я лично проводил пробные работы и написал в отчете, что два месторождения из трех пригодны для промышленной разработки.

- Я видел твой отчет, у меня и сейчас есть копия, которую ты мне тогда дал.

- Но, в Горной канцелярии оказался совсем другой отчет. Там черным по белому написано, что золота на указанных землях нет! Вы единственный, кому это было выгодно.

- Ты имеешь право так думать, Тимофей, но поверь, я к этому непричастен. Клянусь! Вот тебе крест!

Яковлев развернулся влево, где за домами и зеленью садов сверкал на солнце золотой купол приходской церкви, совершил крестное знамение и низко поклонился. Со стороны было хорошо видно, что дается ему все это с большим трудом. Тут же подбежал слуга и помог Яковлеву сесть на узкую скамейку, стоящую возле крыльца.

- Извини, Тимофей, я присяду. Разговор у нас, похоже, предстоит долгий.

Жестом руки он отослал слугу назад к карете и когда тот удалился, продолжил.

- Год назад, я договорился с Прокофием Демидовым о покупке пяти уральских заводов и вот, когда осталось только поставить подписи на документах, всплывает эта история с золотом. Оказалось, что еще шесть лет назад, в 1763 году недалеко от Невьянского завода на реке Ельничной было обнаружено три золотоносных участка и сделку отложили до завершения пробных работ. Вот тогда и появился ты.

- Да, и все вам испортил.

- Чем?

- Я доказал, что золото есть и возможна промышленная разработка, а значит эти земли у вас заберут в казну.

- Ты говоришь все верно, забывая тот факт, что тогда я еще не стал владельцем заводов. Если земли и отберут, то не у меня, а у Демидова, но на самом деле ни он, ни я ничего не теряли.

- Зато могли приобрести.

- Здесь ты тоже ошибаешься. Прокофий, безусловно, человек умный, наделенный недюжинными способностями, вот только предпринимательство в этом списке отсутствует напрочь. Ни производство железа, ни добыча золота его не интересовали. Именно поэтому он продавал свои заводы и продавал настолько дешево, что сама сделка была для меня чем-то вроде покупки золотой шахты.

- Тогда, кто все это подстроил?

-А ты до сих пор еще не догадался? Твой непосредственный начальник с твоим лучшим дружком Федей Забелиным.

- А, им это зачем?

- Когда дело идет о больших деньгах, чиновники должны обязательно получить свою долю, у них на это нюх. Вот и в нашем случае, нашли зацепку и остановили сделку. И ведь даже пожаловаться некому, все законно – горное ведомство печется о нуждах государства. На Урале тогда я был один, Прокофий остался в Петербурге, поскольку мы с ним все заранее обсудили, поэтому вопросы пришлось решать мне. Сначала мне объяснили, что до проведения пробных работ ничего определенного сказать не могут и прислали тебя. Ты обследовал участки и принес мне отчет.

- И вы предложили мне пятьсот рублей за то, чтобы я его переписал. Вас ведь не устраивало, что на этих землях найдено золото, вам нужен был прямо противоположный вердикт. Разве не так?

- Нет, Тимофей, не так. Еще в 1719 году Петр I издал горную привилегию, по которой всем разрешалось добывать и сдавать золото в государственную казну, как это было принято в странах Европы. В этом же документе, чуть ниже следовала оговорка, что прежде чем разрабатывать месторождение, нужно объявить о своей находке. По закону меня, как будущего владельца, можно привлечь к ответственности только за сокрытие данного факта, однако, о найденном на территории Невьянской дачи золоте было известно давно, и при этом никаких действий казна не предпринимала, и земли у Демидова не отбирала.

- А, за что же вы предлагали мне пятьсот рублей?

- За выполненную работу. Ты сделал все быстро, и это было главное. Мне расписали, что работы продлятся, чуть ли не до глубокой осени, а ты управился в три недели.

- И, кто же вам такое наговорил?

- Да, твой же начальник и просветил меня. Я грешным делом думал, что ты с ним в сговоре, но когда увидел, как ты работаешь, понял что ошибался на твой счет. Так, что те пятьсот рублей ты заработал честно. Ведь я же не просил тебя изменить отчет?

- Да, не просили, но я подумал…

Глава 2. Москва, 22 - 25 октября 1797 года (воскресенье - среда).

Дождливым осенним вечером 1797 года в ярко освещенном помещении игорного клуба «Червовый валет», располагавшемся на третьем этаже дома Зайцева в Охотном ряду, в самом дальнем углу, за отдельным столиком два молодых человека играли в шахматы. Одним из них был ювелир Генрих Штейнберг, а вторым, его друг художник Семен Ушаков. Если Генрих Карлович Штейнберг уже приобрел некоторую известность среди московской публики, то имя Семена Ивановича Ушакова было им абсолютно незнакомо. Состоятельные люди предпочитали иметь дело с иностранцами и очень неохотно обращались к соотечественникам, соглашаясь при этом платить втридорога за картины, только из-за подписи. В этом отношении Штейнберг, будучи уроженцем Восточной Пруссии, явно выигрывал у своего русского друга. Впрочем, это никак не отражалось на их отношениях, а Семен Ушаков, был вполне удовлетворен тем, что расписывал вывески трактиров и магазинов, рисовал портреты бородатых купцов и дородных купчих. Оба были молоды, не обременены семьями и, поскольку спешить им было некуда, после обильного ужина в трактире Зайцева, они решили провести вечер за игрой в шахматы. Для этого им нужно было просто подняться с первого этажа на третий и заплатить двадцать копеек за вход. Ушаков не прочь был попытать счастье в карты, что он периодически и делал, правда, заканчивалось это всегда одинаково – художник оставался без денег, а вот Штейнберг начисто был лишен этой пагубной страсти. Фортуне и ловкости рук, он предпочитал состязание умов, поэтому друзья и сидели в этот вечер за шахматной доской. Проиграв вторую партию подряд, Ушаков встал из-за стола.

- Давай сделаем перерыв. Пойду, пройдусь, посмотрю, как спускают состояния.

Штейнберг огляделся вокруг, подозвал официанта и закал чашку кофе. Когда он повернулся, то увидел, что на месте Ушакова сидит незнакомый человек, внешне выглядевший, как купец средней руки.

- Извиняйте, что невольно нарушил ваше одиночество. – Сказал незнакомец, нервно ерзая на стуле. - Вы ведь ювелир?

- Я не помню, чтобы имел честь знать вас. – Резко ответил Штейнберг, надеясь, что непрошеный гость уйдет.

- Мы не знакомы. Мне только что показали вас и объяснили, что вы известный ювелир. Это правда?

- Насчет ювелира – да.

- Вот и отлично. – Сказав это, незнакомец положил на стол, между шандалом с горящими свечами и шахматной доской два камушка зеленоватого окраса.

- Что это? – Спросил Штейнберг.

- Именно это я и хочу у вас узнать.

Штейнберг достал их бокового кармана маленькую лупу и, взяв один из камней, внимательно рассмотрел его со всех сторон на фоне горящей свечи. Он совсем забыл, что буквально минуту назад, собирался отшить этого назойливого типа. Профессиональный интерес заглушил в нем волну негодования по отношению к бесцеремонному посетителю, можно даже сказать, что он на время вообще забыл о его существовании.

- Постой Игнат. - Остановил он проходившего мимо официанта.

Тот послушно застыл на месте, а Штейнберг взял с подноса пустую бутылку из-под шампанского и провел по ней камнем. Раздался неприятный звук, от которого у официанта побежали мурашки по телу, и на бутылке образовалась царапина длиной пару дюймов. Вернув бутылку на место, ювелир махнул Игнату рукой, разрешая продолжить свой путь.

- Вы хотите это продать? – Спросил Штейнберг у своего визави, уже более миролюбивым тоном.

- Совершенно верно. Только не эти два, а партию таких камней, весом около фунта. Если вас интересует мое предложение, я готов обсудить условия продажи.

- Все не так просто. Сначала мне нужно определить, что это за камни, а для этого необходимо оборудование и время. Если вы завтра зайдете ко мне в мастерскую, то я смогу уделить вам пару часов после полудня.

- У меня завтра есть другие дела, и я не знаю, когда освобожусь. Не могли бы вы исследовать камни без меня, а я подойду вечером?

- Если вы готовы доверить мне камни, то ваше присутствие необязательно.

- Я могу отдать вам один камень под залог, например, в пятьдесят рублей.

В боковом кармане у Штейнберга лежали две ассигнации, каждая достоинством в сто рублей .

- У меня только сотня.

- У меня нет сдачи, поэтому забирайте оба камня.

Штейнберг достал сторублевую купюру и отдал ее незнакомцу вместе с визитной карточкой. Они расстались, договорившись встретиться на следующий день в мастерской ювелира. Штейнберг еще немного посидел, выпил кофе и когда, наконец, появился Ушаков, он, сославшись на усталость, предложил отправиться домой. Жили приятели недалеко от Охотного ряда, на Кузнецкой улице, где снимали квартиры в доме Воронцова на первом этаже. Обычно они ходили пешком, но в этот раз дождь нарушил эту традицию и они воспользовались услугами извозчика.

Придя домой, Генрих первым делом хорошо вымыл камни в мыльной воде. Затем зажег свечи и при ярком освещении внимательно, через лупу осмотрел их. При сильном увеличении на поверхности хорошо были заметны темные вкрапления в виде полосок и небольших пятен. Камни явно отчищали от остатков основной породы – слюдита. Впервые, когда Генрих увидел камни, он решил, что ему пытаются продать дешевый зеленый кварц, или гранат, но проверка с бутылкой показала, что эти камни значительно тверже. С одной стороны цвет и твердость этих камней существенно сокращают количество возможных вариантов, а наличие следов сланца явно указывает на изумруд. С другой стороны, откуда у этого мужика целый фунт самых дорогих ювелирных камней в мире? Похоже на мошенничество и под видом изумрудов ему пытаются всучить, например, темно-зеленую разновидность хризоберилла. Определиться можно только огранив камень. Изумруды практически не бывают кристально чистыми и при хорошем увеличении можно рассмотреть многочисленные изъяны, неправильные узоры, пузырьки газа и даже посторонние включения. Растопив камин, Генрих достал старинное пособие по огранке ювелирных камней на немецком языке и, удобно устроившись в кресле перед ярко полыхающим огнем, стал внимательно изучать главу, относящуюся к изумрудам. За свою профессиональную карьеру Генриху приходилось всего пару раз заниматься огранкой изумрудов, да и не любил он это занятие. Его стихия это разработка ювелирных изделий, где полет фантазии ограничен лишь технологическими возможностями производства, а огранка требует внимания, усидчивости и полной концентрации на работе, что создавало для Генриха большие проблемы. Не любил он монотонную однообразную работу, предпочитая творчество ремеслу. Как правило, его терпения хватало максимум на огранку пары камней. Если это действительно изумруды, то придется попотеть, поскольку, как гласит руководство, это очень сложные для огранки камни. Изумруды содержат большое количество минеральных включений и трещин, которые необходимо убрать уже на начальном этапе, а ведь расколоть камень можно только один раз, поэтому и стоимость ошибки велика. Внимательно изучив советы старых мастеров, Штейнберг потушил свечи и отправился спать.

Глава 3. Москва, 26 октября 1797 года (четверг)

Утром Штейнберг проснулся довольно рано, но чувствовал себя вполне отдохнувшим. Камин уже давно прогорел, и в комнате было прохладно, к тому же с вечера дул противный северный ветер и температура за окном явно опустилась ниже нуля. Срочной работы не было, есть тоже не хотелось, да к тому же он вчера принес домой целую кулебяку, на этот раз с рыбой, так что в трактир идти не нужно. Здраво рассудив, он решил, что может еще пару часов спокойно полежать в теплой постели. Мысли его невольно вернулись к недавнему убийству. Ограненный изумруд весил чуть больше трех карат, что резко повышало его потенциальную стоимость. Формула для определения стоимости драгоценных камней, была предложена еще двести лет назад. Она довольно проста: стоимость камня весом в один карат умножается на квадрат веса камня. Стоимость изумруда весом в один карат среднего качества примерно сто рублей. Умножив эти сто рублей на квадрат веса – девять, получим девятьсот рублей, это и будет средняя стоимость изумруда. Если купец не врал, и у него действительно была партия таких камней весом около фунта, то можно смело сказать, что он носил при себе целое состояние. Тогда мотив преступления налицо, даже убийство, которое еще не так давно казалось нелогичным, вполне объяснимо. Сами по себе изумруды не представляют для похитителя никакой ценности, их нужно обязательно продать и вот это самое уязвимое место, поскольку покупателем может быть только ювелир. Что делать? Обращаться в полицию фактически не с чем: кроме двух камней и крайне сомнительных доводов у него ничего нет. Изумруд довольно редкий камень и его месторождения можно пересчитать по пальцам одной руки. России в этом списке точно нет, тогда откуда у простого уральского купца оказался целый фунт изумрудов? Из Африки или Америки? Абсурд! Возможно, что и эта партия изумрудов бред его больного воображения, поскольку никаких подтверждающих фактов, кроме заявления самого убитого нет. Штейнберг понял, что он что-то упустил, что его знаний и опыта явно недостаточно для того, чтобы решить эту задачу. В свое время он немного работал с изумрудами, но сказать, что хорошо разбирался в них, было бы явным преувеличением. Ему нужна помощь опытного специалиста и лучше всего будет обратиться к своему бывшему хозяину и учителю Вильгельму Брандту - дяде Вилли, как называл его Штейнберг.

Брандта Штейнберг решил навестить в три часа пополудни, рассчитывая таким образом избежать встречи с его сыном Теодором, которого, мягко говоря, недолюбливал, впрочем, это чувство было взаимным. До двенадцати лет Генрих с родителями жил в Кенигсберге и работал вместе с ними на мыловарне, которую основал его дед по материнской линии. Благодаря разработанной дедом технологии их мыло отличалось высоким качеством и пользовалось большим спросом даже за пределами Восточной Пруссии. Стремясь сохранить секрет варки мыла, дед никогда не нанимал работников со стороны, поэтому работать на мыловарне приходилось всем членам семьи. Все было хорошо, пока на город не обрушилась эпидемия холеры. Из всей семьи в живых остались только Генрих с отцом. Им удалось миновать кордоны и добраться до Москвы, где их приютил старший брат матери ювелир Вильгельм Брандт. Они стали жить во флигеле, который им любезно предоставил родственник и работать в его мастерской. Через два года, когда умер отец, Брандты взяли Генриха в свою семью. У них с женой был сын Теодор, на два года старше Генриха и они рассчитывали, что дети подружатся, тем более что были близкими родственниками, однако этого не произошло - Генрих и Теодор сразу невзлюбили друг друга. Генрих оказался талантливым художником, ему все давалось легко, и было понятно, что из него получится первоклассный ювелир, в то время как Теодор оказался в этом отношении абсолютно бездарным. Многие отнеслись бы к этому совершенно спокойно, понимая, что не каждому дано, но только не Теодор, у которого эта «несправедливость» вызывала чувство обиды, злобы и зависти. Генрих занимался разработкой дизайна ювелирных изделий, изготавливал сложные восковые модели, в то время как Теодор выполнял самые простые операции, требовавшие минимального навыка. Оценив талант Генриха, Вильгельм Брандт никогда не ограничивал его фантазию и не загружал рутинной работой, что приносило пользу им обоим, но не могло продолжаться бесконечно долго, поскольку рано или поздно владельцем мастерской станет Теодор. Понимая, что с его смертью жизнь талантливого юноши может резко измениться, Вильгельм Брандт помог Генриху открыть собственную мастерскую. Он дал денег и договорился с Воронцовым об аренде помещения на Кузнецкой улице, почти в центре Москвы, среди модных французских магазинов, что вызвало очередную вспышку гнева и возмущения со стороны Теодора. Отношения отца с сыном и без того довольно натянутые, испортились окончательно. Год назад умерла жена Брандта, он решил отойти от дел и передал все Теодору, который продал мастерскую и открыл мануфактуру по производству пряденого золота и серебра. На удивление, он оказался довольно удачливым дельцом, стал брать казенные заказы и его дела пошли в гору. Отношения с отцом тоже постепенно наладились, тем более что Теодор женился и жил теперь отдельно, лишь изредка после работы заезжая проведать одинокого старика. Приходу Штейнберга Брандт явно обрадовался и после взаимных приветствий они расположились на старом удобном диване.

- У тебя какие-то проблемы, мой мальчик? – Спросил Брандт.

- Можно сказать и так, дядя Вилли, только причина этих проблем мое чрезмерное любопытство.

- Любопытство, сын мой, есть смертный грех - так говорят святые отцы. Нездоровое любопытство Генрих, может привести к очень печальным последствиям.

- Именно поэтому я и пришел к вам.

- Ты правильно сделал, мой мальчик, можешь доверять старому дяде Вильгельму. Все что ты скажешь, не покинет стен этой комнаты.

- Я хочу, чтобы вы посмотрели кое-что. – Штейнберг достал из кармана и положил на стол ограненный изумруд.

Надев очки, и вооружившись лупой, Брандт взял камень и, подойдя к окну, внимательно его осмотрел.

Глава 4. Москва, 29 октября – 1 ноября 1797 года (воскресенье – среда).

Владелец игорного салона «Червовый валет» Алексей Васильевич Дулов стоял около окна своего рабочего кабинета и с высоты третьего этажа смотрел на вечернюю Москву уже погрузившуюся в кромешную темноту, на фоне которой желтыми пятнами мерцали редкие масляные фонари. Обычно его вечера проходили значительно веселее - под шелест игральных карт, звон бокалов и задорный женский смех, но сегодня предстоял серьезный деловой разговор со старшим братом, поэтому и обстановка была соответствующая. Полутемная, жарко натопленная комната – брат органически не переносил холод - была освещена всего одной свечей, а тишина нарушалась лишь потрескиванием горевших в камине поленьев.

Когда-то Дуловы могли похвастаться древностью рода и княжеским титулом, поскольку вели свою родословную от Ярославских князей (Рюриковичи), однако к моменту появления на свет братьев Александра и Алексея все это было уже в далеком прошлом. Род Дуловых настолько захудал и обеднел, что давно утратил княжеский титул, а его потомки едва сводили концы с концами. Родители братьев Дуловых были мелкопоместными дворянами, владельцами крошечного имения в Ряжском уезде и не могли дать своим детям, ни приличного образования, ни положения в обществе. Пришлось братьям самим пробивать себе дорогу. Старший - спокойный и рассудительный Александр выбрал гражданскую службу, а младший - вспыльчивый и резкий Алексей, стал военным. Александр к сорока годам занимал солидную должность в московской Сохранной казне, был женат, имел двоих детей и жил в собственном доме на Тверской улице. Алексей, начавший свою военную карьеру в армии Потемкина во времена покорения Крыма, закончил ее в 1792 году, выйдя в отставку в чине капитана после очередной русско-турецкой войны. К этому времени родители уже давно умерли, а имение было продано за долги, поэтому Алексей Дулов приехал в Москву к брату, которого не видел около десяти лет. Александр довольно тепло встретил своего младшего брата, помог найти жилье, дал денег на первое время и даже пытался пристроить на службу, подыскав ему теплое местечко, однако все его хлопоты оказались напрасны – работать Алексей не желал. За прошедшие десять лет, все чему он научился, это виртуозно играть в карты, а если называть вещи своими именами, он был шулером, причем очень квалифицированным. Ловкость рук в сочетании с удивительной выдержкой и прекрасной зрительной памятью гарантировали ему выигрыш, а искусное владение шпагой и меткая стрельба из пистолета удерживали горячие головы от попыток обвинить его в нечестной игре и вызовов на дуэль. За два года Алексей не только сколотил капитал, обыгрывая доверчивых простаков и опытных картежников, но и стал владельцем игорного салона «Червовый валет», где под его руководством работали самые виртуозные шулера. Александр, первое время скептически относившийся к деятельности младшего брата, со временем изменил свое мнение, стал вникать во все тонкости, давать советы и даже решать вопросы с администрацией и полицией Москвы. Занимая довольно значительный пост в таком солидном кредитном учреждении как Сохранная казна, Александр Дулов был знаком со многими богатыми и влиятельными людьми, которые часто пользовались его услугами при получении ссуд под залог. Именно его ведомство производило оценку недвижимости, от чего напрямую зависел размер ссуды, поэтому все старались сохранять с ним теплые дружеские отношения, чем старший Дулов беззастенчиво пользовался. Постепенно братья сблизились, и оказалось, что несмотря столь различные характеры у них есть и много общего. Главное, что их объединяло, это злоба и зависть: братья никак не могли смириться с тем, что они, потомственные Рюриковичи вынуждены были влачить полунищенское существование и пресмыкаться перед безродными выскочками. Немаловажным оказался и тот факт, что оба брата были абсолютно лишены совести, они не испытывали никаких нравственных колебаний, никакого раскаяния, а такое чувство как сострадание было им вообще неизвестно. Два умных, далеко не бесталанных, но совершенно беспринципных человека объединив свои усилия, могут представлять для общества серьезную угрозу. Александр, по роду своей деятельности обладал сведениями о движении серьезных сумм наличных денег и драгоценностей – ему отводилась роль информатора и наводчика, а Алексей, имевший вес и связи в криминальной среде был исполнителем. За последние два года в Москве были совершены пять дерзких ограблений на общую сумму почти в двести тысяч рублей, причем никаких шансов раскрыть эти преступления, и найти грабителей у полиции не было, поскольку свидетели бесследно исчезали. Сейчас, стоя у окна своего кабинета, Алексей поджидал брата для обсуждения срочного дела, поскольку Александр не любил афишировать их близкие отношения и никогда домой к себе его не приглашал.

- Зачем ты вытащил меня из дома в такую мерзкую погоду? – Удобно расположившись в кресле около ярко горевшего камина, Александр протянул руки к огню.

- Чтобы ты мне кое-что прояснил, - Алексей зажег свечи на маленьком столике, разделявшем братьев и, пододвинув свое кресло ближе к камину, сел. – Скажи, какие драгоценные камни имеют зеленый цвет?

- Только изумруды.

- А кроме изумрудов?

- Ничего. Тебя ведь интересуют деньги? Так вот, ничего дороже изумрудов нет, все остальные разновидности зеленых камней с ними и рядом не лежали. Брат, не темни, давай выкладывай, что произошло? В камнях ты не разбираешься, почему они тебя так заинтересовали?

- На прошлой неделе в одном из номеров убили уральского купца. Так вот, в тот вечер этот купец был у меня в салоне. Он не играл, ни в карты, ни на бильярде и пришел туда, судя по всему с одной единственной целью – встретиться с ювелиром Штейнбергом. Точнее, он искал ювелира, и ему указали на Штейнберга, так что эта встреча просто стечение обстоятельств. После короткого разговора купец предложил купить у него партию камней весом один фунт.

- У твоих шулеров хороший слух.

- Этот разговор слышал официант.

- Неважно. Перекупщики - обычное явление. За последние четверть века в Москву перевезли, наверное, не одну гору уральских камней. Уверяю тебя, брат, никакой реальной ценности они не представляют. Иногда попадаются приличные экземпляры, но не более того.

Глава 5. Москва, ноябрь 1797 года.

Одно дела спросить совета и совсем другое – последовать ему. Несмотря на увещевание Вильгельма Брандта, любопытство одержало верх над осторожностью, и Штейнберг решил продолжить частное расследование убийства купца Протасова. Правда, несколько дней Генрих усердно работал, решив больше не заниматься изумрудами, но вскоре не выдержал и, выполнив очередной заказ, решил все же пройтись по ювелирным мастерским и лавкам. Начать свои поиски он решил с тех, где работали знакомые ему люди. Первым в его списке был Заботин Сергей Никанорович – именно он обучал еще совсем юного Генриха азам огранки.

- Генрих, рад тебя видеть. – Искренне улыбаясь, приветствовал Заботин бывшего подмастерья.- Давно собираюсь заглянуть к тебе в мастерскую, да все никак не выберу время. Ты по пути зашел, или дело, какое?

- Заказ получил на ремонт колье фрейлины Сурмиловой, нужно подобрать несколько камней.

- Что за камни?

- Изумруды. – Штейнберг достал из кармана завернутый в бумажку ограненный образец. – Вот посмотрите.

- Хорош! – Заботин взял с руки камень и стал рассматривать его на фоне ярко освещенного осенним солнцем окна. – Не хочу тебя огорчать, Генрих, но таких камней ты в Москве не найдешь.

- Вы в этом уверены!

- Ручаться, конечно, не могу, но думаю, что именно так и будет. Ты только зря ноги собьешь. Я почти тридцать лет занимаюсь огранкой, и изумрудов такой окраски не встречал. В России вообще мало изумрудов, а таких красавцев днем с огнем не сыщешь. К тому же тебе нужен не один камень, а несколько. Рассуди сам, если бы у моего хозяина было два – три таких камня, стал бы он их продавать как сырье? Конечно, нет! Он бы тут же пустил их в дело, неплохо заработав на этом. Сейчас под огранку можно купить только уральские самоцветы, да и те не лучшего качества. Самые ценные экземпляры ювелиры придерживают для себя, да ты это знаешь не хуже меня.

- И что же мне делать?

- Можно заменить изумруды другими камнями, например желтыми цитринами, или сочными аметистами, как это будет смотреться? Желтое и зеленое, довольно неплохое сочетание, как зеленое и фиолетовое.

- Хорошая идея, Сергей Никанорович, я об этом как-то не подумал.

Поговорив еще с полчаса, Штейнберг распрощался с бывшим наставником и отправился дальше. «Заботин абсолютно прав в том, что никто не будет продавать необработанные камни высшего качества, да еще и в таком количестве». – Размышлял Генрих, шагая по залитой солнцем улице. – «Хорошо, что я начал с него, теперь нужно будет смотреть ювелирные изделия, вполне возможно, что украденные у купца камни, уже заняли свое место».

Однако все его попытки найти хоть какие-то следы пропавших изумрудов ни к чему не привели. Необработанных изумрудов в продаже не было совсем, а ювелирных изделий – кот наплакал. Как и предсказывал его бывший наставник, он два дня промотался просто так, без всякой пользы. Единственное, что радовало, это погода - сухо, тепло и тихо. Поэтому Генрих не брал извозчика, а наслаждаясь последними погожими деньками уходящего года, предпочитал пешие прогулки. Результатов ноль, зато устал, как собака.

Не найдя никаких следов «протасовских изумрудов», Генрих решил, что пришла пора подкрепиться, и направился прямиком в трактир Зайцева. И тут, по пути ему в голову пришла интересная мысль. Если дядя прав и убийство Протасова, это уральские разборки, то нужно собрать как можно больше сведений об этом купце, а кто знает больше, чем земляки? Поскольку трактир Зайцева изначально был рассчитан именно на уральских гостей, то встретить здесь купцов из Невьянска, не такая уж сложная задача. Штейнберг, как постоянный посетитель был хорошо знаком с персоналом, обслуживающим номера второго этажа, поэтому, войдя в трактир, первым делом отыскал коридорного Степана Хитрова. К просьбе Генриха тот отнесся с пониманием и не стал задавать лишних вопросов. Всего и дел-то – сообщить ювелиру, когда у них остановится купец из Невьянска и за эту услугу получить серебряный рубль.

Ждать пришлось более двух недель и вот однажды, когда Штейнберг в очередной раз пришел в трактир отобедать, к нему на всех парах подлетел Степан и шепотом произнес:

- Второй столик от окна - господин из Невьянска.

Получив обещанный рубль, Степан, мгновенно испарился, а Генрих стал внимательно изучать указанного ему человека. Крупный мужчина, примерно пятидесяти лет, судя по одежде среднего достатка, правда, среди провинциальных купцов редко кто следит за модой и одевается со столичным лоском, поэтому данное суждение могло быть ошибочным. Черты лица крупные, усы и густая черная борода с заметной проседью были аккуратно подстрижены, впрочем, как и редкие волосы обрамлявшие голову только с боков и сзади, а спереди блестела довольно широкая лысина, отчего лоб казался очень большим. Судя по всему, мужчина только что сытно пообедал и пребывал в некотором раздумье: закончить трапезу рюмочкой-другой, или отправиться в номер отдохнуть. Штейнберг решил избавить его от мучительных сомнений:

- Добрый день.

Купец, пребывающий в состоянии сытого блаженства, уставился на подошедшего ювелира, словно пытаясь сообразить, что нужно этому московскому франту, которого он первый раз видит.

- Чем обязан?

- Извините, что нарушаю ваше одиночество, но мне сказали, что вы с Урала.

- Да, из Невьянска. – Уральский гость явно начал выходить из полусонного состояния.

- Случайно купца Протасова не знали?

- Это вы про Демьяна? Знал я и Демьяна и отца его Емельяна. Царствия им Небесного.

- А что, отец тоже….

- Убили его, также как и Демьяна.

Штейнберг понял, что запахло жареным.

- Разрешите представиться: Штейнберг Генрих Карлович, ювелир.

- Толстиков Артамон Матвеевич, купец второй гильдии. - Отрекомендовался уралец, вставая и протягивая Штейнбергу руку. – Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет.

- Артамон Матвеевич, - начал Штейнберг, удобно расположившись напротив купца, - я хочу знать, что произошло в Невьянске, и предлагаю маленькую сделку: вы мне расскажите, все что знаете, а я оплачиваю выпивку по вашему выбору. Что вы предпочитаете: вино, водка, коньяк?

Глава 6. Москва, 23 ноября 1797 года (четверг).

Прошло несколько дней, Ушаков так и не появился, и Генрих откровенно заскучал, поскольку художник был его единственным другом. Как-то раз, вернувшись после обеда, домой Штейнберг обнаружил записку, которая была засунута в ручку входной двери. Вильгельм Брандт просил его зайти, когда появится свободное время, а так как никакой срочной работы не было, Генрих решил не откладывать визит и отправился прямиком на Мясницкую улицу.

- Генрих, на прошлой неделе меня пригласил на обед мой старый друг Штольц. Мы никогда не были особенно дружны, и последний раз виделись лет пять назад, поэтому его предложение меня, мягко говоря, удивило. Я давно не у дел и ему это прекрасно известно, поэтому никакой реальной пользы от меня сейчас нет, но как оказалось, я заблуждался на этот счет. Ты знаешь, что он сейчас является одним из главных пайщиков «Алмазного цеха»?

- Про цех я слышал.

- Так вот, год назад у него уволились два опытных огранщика, и эта потеря не ощущалась до последнего времени, пока цех не получил заказ на огранку партии крупных алмазов. Вот тут и выяснилось, что у тех, кто остался недостаточно опыта и квалификации для выполнения этой работы. С мелкими алмазами проще, там не так заметны ошибки, а вот с крупными доверяют работать только самым опытным огранщикам, поскольку цена этой самой ошибки слишком высока.

- В таком случае, зачем ему понадобился ты?

- Ему нужен был не я, а ты, Генрих. Он откуда-то узнал, что ты хороший огранщик и хотел пригласить тебя на работу. Поскольку лично с тобой он не знаком, то решил действовать окольными путями – через меня. Он предлагает тебе контракт на очень выгодных финансовых условиях.

- Я даже не буду это обсуждать.

- Примерно так я ему и сказал, правда, в более мягкой форме.

- Он что не смог за целый год найти замену?

- Это не так просто, Генрих и ты это знаешь не хуже меня.

- Полагаю, что увольнение огранщиков было связано с деньгами.

- Этот вопрос мы не обсуждали, но думаю, что ты недалек от истины.

- Тогда можно попытаться их вернуть. Поговорить, предложить больше денег.

- Он бы с удовольствием сейчас это сделал, вот только разговаривать не с кем.

- Как так, не с кем?

- Их нет в Москве, они просто исчезли.

- Хорошо, но семья, родственники, знакомые. Наверняка кто-то знает, где они.

- Семьи исчезли вместе с ними, родные и знакомые ничего не знают, а может быть, просто не хотят говорить.

- Но ведь есть в других мастерских опытные специалисты, даже я могу назвать несколько имен.

- В лучшем случае, ты назовешь еще трех человек, но дело в том, что они тоже уволились и исчезли год назад.

- Вы хотите сказать, что пять лучших огранщиков Москвы одновременно уволились неизвестно куда?

- Именно так. На случайное совпадение это явно не похоже, но тогда мы должны признать тот факт, что исчезновение огранщиков это спланированная акция.

- Кому могли понадобиться сразу пять квалифицированных огранщиков?

- Обрати внимание, что зарабатывали они в среднем четыреста рублей в год, а это уровень восьмого класса - майора или коллежского советника. Чтобы их переманить, нужно предлагать, как минимум в два-три раза больше. Кто в России может платить огранщикам такие деньги? Никто!

- Думаете, они перебрались в Европу?

- Я не исключаю такой возможности. - Брандт внимательно посмотрел на Генриха.- Ведь, допускаем же мы, что российские изумруды уходят в Европу, почему по тому же пути не могут проследовать мастера. Однако, никому из европейских ювелиров мысль, нанять огранщиков из России, даже в голову не придет, а вот для тех, кто незаконно добывает уральские изумруды это беспроигрышный вариант.

- А вы хитрец, дядя Вилли, как тонко подвели исчезновение огранщиков к уральским изумрудам. Вы серьезно полагаете, что эти события взаимосвязаны?

- Генрих, я ничего не утверждаю, а лишь констатирую странный, на мой взгляд, факт, только и всего. Ты вообще знаешь, как проходит торговля изумрудами на товарной бирже в Амстердаме?

- Нет, никогда этим вопросом не интересовался.

- На первом этапе добытые камни сортируются по цвету, качеству и весу и комплектуют из них небольшие партии – лоты, которые и поступают в продажу. Это делается для того, чтобы продать все имеющееся сырье, независимо от его качества, по приемлемой средней цене. Кстати, наши уральские перекупщики, действуют точно также. Если раньше они разрешали выбирать и покупать отдельные понравившиеся экземпляры, то сейчас предлагают небольшие партии, где смешаны камни разного качества.

- Подобная практика создает большие проблемы мелким покупателям.

- Справедливое замечание, Генрих. Поставь себя на место ювелира, которому нужно подобрать небольшой комплект из трех камней, например, серьги и кольцо. Где гарантия, что в купленном тобой лоте ты их найдешь? Поэтому покупают эти партии изумрудов только крупные фирмы, занимающиеся огранкой камней. Именно они, после дополнительной сортировки и огранки подбирают комплекты и продают их ювелирам. Из практики могу сказать, что имея сто камней одного цвета и оттенка можно подобрать не более двадцати комплектов, по три камня в каждом. Что делать с остальными? Многие фирмы идут уже проторенным путем и продают ограненные изумруды мелкими партиями, где перемешены камни разного качества, реализуя, таким образом, всю продукцию по средним ценам.

- Все это интересно, дядя Вилли, но я не понимаю какая здесь связь с уральскими изумрудами?

- Я не говорил, что такая связь существует, я лишь наглядно показал тебе, как можно продавать изумруды в Европе. Существует два основных варианта. Первый – это продажа изумрудного сырья через Амстердамскую торговую биржу. Вариант всем хорош, кроме одного – слишком маленькая прибыль. Для того чтобы заработать приличные деньги нужно реализовывать крупные объемы, а это возможно только при промышленной разработке, но, увы, на Урале даже на государственных рудниках все работы ведутся кустарным способом. Второй – продажа уже ограненных камней, что явно выгоднее, особенно в том случае, когда объемы добычи не велики, и качество камней выше среднего. Возьмем, к примеру, твой изумруд, сколько он стоит после огранки?

Глава 7. Москва, 1 декабря 1797 года (пятница).

Савелий Лукич Зотов, прослуживший в московской полиции свыше тридцати лет, отличался умением всегда находить компромиссное решение к обоюдной выгоде сторон. Его одинаково ценили и уважали, как обыватели, так и преступники. Он не гнушался брать взятки, мог закрыть глаза на мелкие проступки, но никогда не шел на преступление - не покрывал убийц и грабителей. Это был типичный служака, основательный и надежный, прекрасно знающий преступный мир Москвы. Даже после выхода в отставку к нему продолжали обращаться за помощью люди, находящиеся по разные стороны закона. Зотов жил одиноко: детей им бог не дал, а жена умерла незадолго до выхода в отставку и подобная работа несколько скрашивала его существование, да и деньги были не лишними. Платили ему хорошо, и не только за саму работу, но и за молчание, а молчать Зотов умел, это знали все. Правда, его молчание объяснялось не какими-то принципами, а простой житейской мудростью - длинный язык до добра не доведет. Несмотря на свои шестьдесят лет и излишнюю полноту, это был довольно крепкий мужчина, среднего роста. Его гладко выбритое лицо в сочетании с роскошной седой шевелюрой, пышные усы и бледно-голубые глаза, насмешливо смотревшие из-под кустистых бровей, оказывали магическое действие на людей - они сразу понимали, что этому человеку можно верить. Сам Зотов всячески старался оправдывать ожидания своих клиентов, тем более что это приносило ему солидный доход.

- Мы следили за господином Штейнбергом в течение тридцати дней, начиная с 1 ноября и по 30 ноября. Свои еженедельные отчеты я регулярно отправлял Александру Васильевичу.

- Мы их читали, Савелий Лукич, - Александр Дулов утвердительно кивнул головой, - но это всего лишь хронологическая последовательность действий Штейнберга: когда и куда пошел, с кем встречался, где обедал и ужинал.

- В этом и состоит работа филера, господа. Дотошно, буквально по минутам расписать каждый день своего подопечного. Ему некогда вникать в смысл того, что происходит, да и не его ума это дело. Вы заказывали слежку за ювелиром Штейнбергом, мы выполнили свою работу, но мы не знаем, зачем вам это нужно, а потому и не делаем никаких выводов. Анализировать полученную информацию это уже ваша забота.

- У нас нет претензий к вашей работе. Все изложено четко и ясно, но некоторые моменты мы хотели бы обсудить более подробно, для чего и пригласили вас на эту встречу. Вот, вы пишете, что с 8 по 10 ноября Штейнберг обошел все наиболее крупные ювелирные лавки и мастерские Москвы. Где он конкретно был?

Зотов раскрыл папку, которую принес с собой и достал два листа бумаги, исписанных мелким красивым почерком.

- Вот список всех заведений, которые посетил Штейнберг в эти три дня, там же фамилии тех, с кем он беседовал.

Александр Дулов взял листы, мельком их просмотрел и отложил в сторону.

- Очень хорошо, Савелий Лукич, а теперь поведайте нам, что он там делал?

- Подбирал камни для колье.

- Какие именно камни?

- Его интересовали только изумруды. У него на руках был образец, на который он ориентировался в своих поисках. По его словам, он получил заказ от фрейлины императрицы Сурмиловой, на ремонт изумрудного колье, часть камней которого была толи утеряна, толи повреждена.

- Вы выяснили, есть такая фрейлина?

- Насколько я помню, Александр Васильевич, это не входит в мои обязанности.

- Извините, но за те деньги, что мы вам платим, можно было узнать и эту мелочь.

- Хорошо, если уж вы так ставите вопрос, то отвечу - в свите императрицы действительно есть фрейлина Анна Степановна Сурмилова, восемнадцати лет.

Зотов собрал сведения о Сурмиловой, но предпочел не выкладывать все карты на стол. Он знал, что фрейлина бедна и ей не по карману изумрудное колье, тем более старинное, но решил, что эта информация должны оплачиваться отдельно.

- Прекрасно, Савелий Лукич, стоило из-за этого ломаться? В результате, нашел Штейнберг, что искал?

- Увы, господа, его вояж по ювелирным мастерским не дал никаких результатов. Судя по тому, что нам рассказали мастера, у них никогда не было изумрудов подобной окраски, более того они в своей практике вообще никогда не встречали подобных камней. В России крайне скудный выбор изумрудов.

- Пойдем дальше. Вы пишите, что 17 ноября Штейнберг беседовал в трактире Зайцева с уральским купцом Толстиковым. О чем конкретно шла речь?

- Мы выяснили, что Толстиков из Невьянска. Вам конечно известно, что ночь с 22 на 23 октября здесь был убит его земляк?

- Это знает вся Москва.

- Так вот, Штейнберг собирал информацию об убитом невьянском купце Демьяне Протасове.

- Что мог рассказать ему Толстиков?

Зотов подал Александру Дулову следующий лист.

- Мы это выяснили, вот запись нашей беседы. Если коротко, то за две недели до убийства Демьяна Протасова в Москве, в Невьянске был убит его отец Емельян Протасов и два работника. Если верить Толстикову, то Демьян уехал в Москву за день или два до этого, и о смерти отца он не знал. Временной отрезок в две недели позволяет предположить, что убийцей отца и сына мог быть один и тот же человек.

- Московская полиция знает об этом?

- В деле нет упоминаний об убийстве Емельяна Протасова.

- Вы знакомы с материалами дела?

- Конечно, это не так уж сложно, тем более для меня.

- Уже поделились этой информацией со своими бывшими коллегами?

- Вы плохо обо мне думаете, Александр Васильевич. В этом деле я работаю на вас, все сведения, что я собрал, принадлежат вам, и только вы вправе распоряжаться ими.

- Похвально, Савелий Лукич, что вы это понимаете. Что еще сообщил Толстиков?

- В сентябре Демьян Протасов и с ним еще дюжина человек отправились в тайгу, якобы на охоту. В Невьянск вместе с Демьяном, вернулись только двое. Сразу после его отъезда убивают отца и тех двоих, что пришли с ним, а через две неделе в Москве та же участь постигла и самого Демьяна. Не нужно быть гением, чтобы понять - эти события связаны друг с другом и разгадку убийства Демьяна Протасова нужно искать на Урале, а не в Москве.

Глава 8. Москва, 11 апреля 1798 года (среда), Большая Лубянка. (Этот дом Ростопчин купил только в 1811 году, а в 1798 году он его снимал).

Генерал-адъютант императора Павла I Федор Васильевич Ростопчин, уволенный со всех должностей, правда, по его собственному прошению, возвращался из Петербурга в свое имение и, будучи проездом в Москве, задержался здесь на несколько дней. Известие о том, что некогда всесильный фаворит императора уже три дня проживает в первопрестольной, в доме на Большой Лубянке мгновенно облетело город. Однако никто за это время не только не навестил опального вельможу, но даже не удосужился хотя бы написать пару теплых слов. Впрочем, Федор Васильевич никого не винил и ни на кого не обижался. За свою жизнь он видел падение таких «монстров» как Орловы, Панины, Зубовы, по сравнению с которыми его собственная фигура казалась ему мелкой и незначительной. Все идет по кругу: еще вчера ты в зените славы, люди ловят твой взгляд, заискивают и пресмыкаются, а уже завтра от тебя шарахаются как от чумного, боясь не то что заговорить, даже поздороваться. Остановившись в своем московском доме, он не собирался разъезжать с визитами по друзьям и знакомым, ставя тех в неловкое положение и уж, тем более, устраивать приемы, он просто хотел отдохнуть. Последние полтора года были очень напряженными, отняли много сил и сейчас Ростопчин наслаждался тем, что с утра до вечера валялся на диване в своем кабинете, отвлекаясь только обед и ужин. Любой врач, не задумываясь, поставил бы диагноз – жесточайший приступ меланхолии, и был бы в корне, не прав. Никакой депрессии, а тем более апатии к жизни у Федора Васильевича не было, просто его энергичная, деятельная натура была выбита из привычного рабочего ритма, и требовалось время, чтобы это осознать и найти себя на новом поприще. Вынужденное безделье и одиночество Ростопчина были нарушены вечером третьего дня, появлением неожиданного посетителя.

- Штейнберг Генрих Карлович, ювелир. – Отрекомендовался незнакомец, подавая слуге шляпу и саквояж. – К его превосходительству по государственному делу.

Старый камердинер Ростопчина Петрович, был ошарашен подобным заявлением и, не зная, как поступить отправился к хозяйке.

- Барыня, там посетитель к Федору Васильевичу, прикажите доложить?

Екатерина Петровна, жена Ростопчина, молодая, смуглолицая брюнетка, стоя у стола, помогала кормилице пеленать недавно рожденную дочь.

- Кто такой? По какому делу?

- Ювелир, говорит по государеву делу.

- Петрович, какое государево дело? Всем известно, что …

Продолжать Екатерина Петровна не стала, просто махнула рукой.

- Ладно, иди, я сама сейчас доложу Федору Васильевичу.

Войдя в кабинет, Екатерина Петровна подошла к дивану, села рядом с мужем и стала гладить его кудрявые волосы.

- Федя, там к тебе пришли.

- Кто? – спросил Ростопчин, ловя руку жены и покрывая ее поцелуями.

- Какой-то ювелир, говорит по государеву делу.

- Странно, о том, что я в отставке знает уже, наверное, каждая собака в Москве, какой смысл обращаться ко мне, да еще с подобными вопросами?

- Тогда я скажу ему, что ты болен.

- Нет, Катюша это не вежливо, поскольку человек пришел, надо его хотя бы выслушать. Предупреди только, что мне нездоровится, и что я приму его у себя в кабинете.

Екатерина Петровна вышла, а Ростопчин встал с дивана, поправил бархатный халат и, взяв шандал с тремя свечами, стоявший в изголовье, перенес его на стол. Когда в дверях появился посетитель, Ростопчин уже привел себя в порядок и сидел за рабочим столом. Вошедшему было не более тридцати, чуть выше среднего роста, худощавый, довольно приятной наружности, одет был аккуратно, по последней европейской моде. Густые русые волосы волнами спускались на плечи – «никаких париков не надо» с завистью подумал Ростопчин.

- Разрешите представиться ваше превосходительство – Штейнберг Генрих Карлович, ювелир. Благодарю, что изволили принять.

- Приятно познакомиться, Генрих Карлович. Сразу хочу предупредить, что в настоящее время я нахожусь в отставке и никакого влияния на государственные дела не имею.

- Мне это известно, ваше превосходительство.

- Ну, если вас не смущает мое положение опального, то прошу садиться. И, поскольку я не занимаю никаких должностей, обращайтесь ко мне по имени отчеству.

- Спасибо, Федор Васильевич – произнес ювелир, усаживаясь в кресло напротив хозяина – учитывая состояние вашего здоровья, постараюсь быть краток.

- Да, пожалуйста.

- В конце октября прошлого года мы с другом засиделись в трактире Зайцева, что в Охотном ряду. Погода стояла плохая, дождь, слякоть, домой идти не хотелось и мы решили провести вечер в игорном салоне «Червовый валет», что располагается в этом же доме на третьем этаже. Карты я не люблю, поэтому мы играли в шахматы. В перерыве между партиями, когда мой друг решил немного размяться, ко мне подошел незнакомец и, уточнив, что я ювелир, выложил на стол два зеленых камушка, вот таких.

Штейнберг достал из кармана и положил на стол камушек в форме призмы, с полдюйма длиной, невзрачного травянисто-зеленого окраса. Ростопчин взял камень, покрутил его около горящей свечи, рассматривая со всех сторон, и положил обратно. По выражению лица опального фаворита было понятно, что это чудо природы не произвело на него никакого впечатления.

- Напоминает осколок бутылочного стекла – резюмировал он.

- Вы недалеки от истины, Федор Васильевич, поскольку ювелиры действительно используют стекло для имитации драгоценных камней. То, что передо мной камни ювелирного качества, пригодные для огранки мне было понятно, но какие? Камней зеленого цвета довольно много, от дешевого агата, до баснословно дорогих изумрудов и в необработанном, природном виде их легко спутать. Я решил, что он хочет продать эти камни, и как оказалось, не ошибся, вот только продавал он не два камня, а партию весом около фунта. Предложение меня заинтересовало, нужно было только определиться, что это за камни. Незнакомец согласился дать мне один камень под залог в пятьдесят рублей. У меня была только сотенная купюра, а у него не было сдачи и по обоюдному согласию я забрал оба камня. Договорились встретиться на следующий день вечером у меня в мастерской.

Глава 9. Петербург, 23 апреля 1798 года (понедельник).

- А ты неплохо устроился в этой варварской России. В старой доброй Англии, насколько я помню, ты жил гораздо скромнее.

Ричард Скотт, глава русского отделения ювелирного дома «Alice» с неприязнью смотрел на своего гостя – Льюиса Барнса, по-хозяйски развалившегося в кресле. Еще не так давно, когда оба только начинали свою карьеру в ювелирной компании, они были закадычными друзьями, однако, эта идиллия закончилась довольно быстро. Причина проста и банальна – дочь главного акционера компании очаровательная Эллис Уитворт. Скотт так и не понял, почему она вышла замуж за Барнса, которого, по ее собственным словам терпеть не могла. В итоге Льюис Барнс стал зятем одного из самых состоятельных ювелиров Англии и членом совета директоров компании, а Ричард Скотт отправился в холодную Россию. Эта ссылка, как не без оснований полагал Скотт, была делом рук его, теперь уже бывшего друга. Прошло пять лет, и они опять, как в старые добрые времена сидят рядом у полыхающего камина, с наслаждением потягивают из высоких бокалов настоящий шотландский виски, только вот говорить им не о чем.

- Послушай, Ричард, я не виноват, что Эллис тогда выбрала меня. Я понимаю, что ты обижен, но моей вины в этом нет.

- Не думаю, что ты проделал этот долгий путь, только для того, чтобы обсудить со мной дела пятилетней давности.

- Нет, конечно. Будь моя воля, я вообще не поехал бы в эту богом забытую страну, тем более для разговора с тобой.

- Поэтому давай ближе к делу.

- Как ты уже знаешь, с недавних пор я занимаю должность одного из директоров компании, и только по одному этому факту можешь судить о важности и секретности моей миссии.

- Раньше ты не занимался демагогией.

- Слушай, я уже сказал, что не в восторге от этой поездки и от нашей встречи. Более того, там, в Лондоне, при обсуждении, я был против твоей кандидатуры, но у нас нет другого специалиста по России, кроме тебя. Так что давай работать вместе, поскольку речь идет о компании, а не о нас с тобой.

- Согласен, но ты еще, ни слова не сказал о деле.

- Ты помнишь свой отчет двухгодичной давности, относительно той ювелирной школы в Екатеринбурге.

- Чем собственно могла эта захолустная школа заинтересовать такую крупную фирму, как наша?

- Я понимаю твой скепсис, поскольку еще недавно сам рассуждал точно также.

- Ты хочешь сказать, что мы ошибались в своих оценках?

- Можешь назвать это как угодно - ошиблись, проявили близорукость или недальновидность, главное в том, что мы оказались в глубокой жопе, и все из-за этой долбаной школы. Компания уже потеряла четверть своих постоянных клиентов, а наши лучшие сотрудники разбегаются как крысы с тонущего корабля. Если это не остановить, то завтра мы станем банкротами.

- Ты извини, но я чего-то недопонимаю. Как такое вообще возможно?

- По пути сюда наш корабль три дня простоял на рейде в Амстердаме. Все эти дни я провел, наблюдая за работой магазина, продающего русские самоцветы.

- У этого голландца всего один магазин?

- Представь себе, и к тому же совсем небольшой. Располагается он в здании товарной биржи, только с внешней стороны. Внутри строгая деловая обстановка, никакого блеска и изобилия, к чему мы так привыкли в ювелирных лавках. Под стеклянными витринами выставлены образцы камней, рассортированных по виду, цвету, весу и форме огранки, а вдоль стен стоят высокие шкафы с множеством маленьких ящиков, снабженных ярлыками. В помещении царит идеальная чистота и образцовый порядок.

- Ты хочешь сказать, что этот магазин забит ограненными камнями?

- Именно так. Там, в Амстердаме произошла настоящая революция. Огромный выбор ограненных камней всех цветов и оттенков позволяет не только расширить ассортимент ювелирных изделий, но и значительно сократить сроки их изготовления. Раньше годами приходилось подбирать камни, чтобы закончить то же самое колье, а сейчас это вопрос нескольких дней. При мне один брюссельский ювелир сделал заказ на шестьдесят камней аметиста, при этом камни разного веса были еще и разной огранки. Представь себе, мое удивление, когда он получил свой заказ на следующий день!

- Но ведь это не драгоценные камни?

- Да, это не бриллианты, но смотрятся они ничуть не хуже. Там продавалась великолепная брошь в виде кисти винограда, а сами ягоды были выполнены из уральского аметиста. Самое интересное, что каждый ряд виноградин отличался от соседнего по тону и этот переход от темного к светлому придавал изделию объем, то, чего нельзя добиться, работая с бриллиантами. Они блестят, сверкают, завораживают взор, но холодны и безжизненны в отличие от уральских самоцветов.

- Честно говоря, я считал, что Европу не заинтересуют эти дешевые стекляшки.

- Не ты один так думал. Конечно, цена сыграла основную роль, но надо отдать должное и качеству камней, которые по окрасу и чистоте можно смело отнести к высшей категории.

- Теперь, я могу понять молодых талантливых ювелиров, у которых сейчас развязаны руки и они могут самостоятельно воплощать свои фантазии в металле, покупая уже ограненные камни в Амстердаме.

- Теперь я тоже понимаю, но мне от этого не легче. Мы теряем лучших работников и, если это не остановить, то скоро некому будет создавать новые коллекции ювелирных изделий.

- Думаю, ты сильно сгущаешь краски. Компания специализируется на алмазах и изумрудах - эти камни всегда будут пользоваться спросом, а художников и исполнителей вы найдете в избытке.

- Твои слова, да богу в уши. К сожалению, с алмазами и изумрудами тоже возникли проблемы.

- Открылись новые богатые месторождения?

- Можно сказать и так, вот только нам от этого ни тепло, ни холодно. Рудник Мусо в Перу испанцы закрыли еще два года назад, и на европейском ювелирном рынке сейчас наблюдается явный дефицит изумрудов, в то время как магазин этого голландца забит ими до отказа.

- Если изумрудов нет на бирже, то где он их берет?

- В России.

- Но в России нет изумрудов?

Глава 10. Петербург, 24 - 25 апреля 1798 года (вторник - среда).

Скотт появился в Петербурге пять лет назад. Основная задача, которая ставилась перед ним руководством компании – войти в число придворных ювелиров императорского двора. С тех пор, как великий Позье в 1774 году бежал из России, ювелиров такого масштаба при русском дворе не было. Скотт решил ничего не выдумывать, а действовать по примеру своего соотечественника барона Вольфа. Назначенный консулом при дворе русской императрицы Елизаветы Петровны, Вольф прибыл в Петербург и с удивлением узнал, что сукно для всей русской армии поставляет Пруссия. Понятно, что англичанина подобное положение дел сильно возмутило и Вольф начал поставлять в Россию сукно по более низким ценам. Он потерял на этом двести тысяч рублей, но своего добился: Пруссия лишилась российского рынка. Когда конкурент был устранен, Вольф без зазрения совести вернулся к прежним ценам. За этот «подвиг» английское правительство наградило Вольфа серебряным сервизом с королевским гербом. Таким же образом решил действовать и Ричард Скотт. Правда, здесь были свои сложности, поскольку Вольф был официальным представителем своей страны, а Скотт всего лишь служащим частной ювелирной компании, но это только подстегивало молодого энергичного англичанина. Он стал налаживать связи при дворе и вскоре в поле его зрения попал один из директоров Сохранной казны Федор Афанасьевич Забелин, который был в хороших отношениях с молодым фаворитом императрицы Платоном Зубовым. За ужином в трактире у Демута они быстро нашли общий язык, правда, по мнению Скотта, директор явно переоценил свои услуги, но вспомнив о затратах барона Вольфа, англичанин решил не обращать на это внимание и тогда же передал Забелину красочные эскизы изделий ювелирного дома «Alice» с сильно заниженными ценами. Началось хорошо: эскизы попали к Платону Зубову, правда, фаворит в своем плотном графике не нашел время для личной встречи и Скотту пришлось довольствоваться аудиенцией у его сестры – Ольги Жеребцовой, что отнюдь не расстроило молодого ювелира. Помимо красоты и образованности Ольга Александровна также отличалась умением тонко вести переговоры: она искусно обходила острые углы и легко находила компромисс в спорных ситуациях, так что стороны быстро пришли к соглашению. И вот, когда Ричард Скотт уже праздновал победу и мнил себя новым Вольфом, внезапно скончалась императрица Екатерина II. Эта смерть разом перечеркнула все результаты его трехлетней работы. Финансовые потери были не велики, и с этим еще можно было примириться, но утрата с таким трудом налаженных при дворе связей, была невосполнима. Из всех, кого Скотт за глаза уже называл «своими людьми», сохранить место удалось лишь возрастному Забелину. Он по прежнему занимал должность директора одного из отделов Сохранной казны, но от былого влияния не осталось и следа: в ведомстве новой императрицы правили бал совсем другие люди. Политика экономии, проводимая Павлом I, вынудила англичан умерить аппетиты и отложить на неопределенное время свои амбициозные планы, но ювелирный дом «Alice» решил сохранить представительство в России. Примерно за полгода до смерти императрицы и произошла та встреча, которой Скотт не придал тогда никакого значения.

Встреча состоялась как обычно в трактире Демута за ужином, только на этот раз все оплачивал Забелин. К разочарованию ювелира, речь шла о консультации по поводу ограненных уральских самоцветах, которые какая-то периферийная школа собиралась поставлять в Голландию через ведомство императрицы. Забелин даже предложил деньги за эту консультацию, но англичанин категорически отказался. Камни, были обычной дешевкой: разновидности горного хрусталя, гранаты, турмалины. Они были красивы, но не более того, и никакой реальной ценности собой не представляли, что Скотт и поспешил озвучить своему визави, однако, к его удивлению Забелина этот вердикт вполне устроил. Вот и пойми этих русских!?

Прошло два года, ситуация изменилась и уже Скотт вынужден искать встречи с Забелиным по поводу этой самой школы, о продукции которой он еще недавно высказывался с таким вызывающим пренебрежением. Понятно, что столь резкое изменение взглядов и оценок в отношении провинциальной ювелирной школы со стороны англичанина, не может не насторожить Забелина и неизвестно, как он отнесется к просьбе предоставить всю необходимую информацию. Конечно, можно предложить деньги и пообещать в отдаленном будущем должность директора школы, но только вряд ли он на это клюнет. Два года назад Скотт сам, буквально на пальцах доказал ему, что заработать на этом нельзя, что Европа никогда не будет покупать эту дешевку, и вот сейчас он должен с не меньшей убедительностью доказать обратное. Если бы Скотт оказался на месте Забелина, поверил бы он в подобную метаморфозу взглядов? Скорее всего, нет. Ведь и он сам скептически отнесся к рассказу Барнса, но только до тех пор, пока тот не выложил на стол свой самый главный козырь – изумруды! Чтобы добиться сотрудничества Забелина, придется посвятить его во все детали, а это огромный риск. Нет никаких гарантий, что Забелин, имея на руках эти сведения, не начнет свою игру, лично Скотт так бы и поступил. Чтобы добиться от Забелина лояльности необходимо иметь нечто большее, чем пустые обещания, напыщенные клятвы и уверения в вечной дружбе и верности. Еще в самом начале их сотрудничества Скотт стал собирать сведения о директоре и выявил один интересный эпизод в его биографии. Осенью 1769 года, никому не известный молодой человек Федор Забелин приехал в столицу из Екатеринбурга и через месяц занял ответственный пост в Петербургском отделении Сохранной казны. Обеспечить провинциалу такой гигантский скачок в карьере мог только один человек – граф Валуев Павел Игнатьевич, именно он в тот период заправлял всеми делами в Опекунском совете. Скотт пожалел, что не продолжил тогда свои изыскания в этом направлении, глядишь, что-нибудь, да и раскопал. Поскольку все рано ничего другого у него не было, он решил с утра навести справки о престарелом графе, не питая впрочем особых надежд на его счет.

В этот раз фортуна оказалась на его стороне. Граф, которому было уже за семьдесят, давно отошел от дел, жил в Петербурге на Невском проспекте и практически все свободное время проводил за карточным столом. Эта пагубная страсть сильно подточила его финансы, на чем и решил сыграть Скотт. Он предложил Валуеву двести рублей только за то, что тот вспомнит один эпизод тридцатилетней давности. Увидев перед собой, две сторублевых ассигнаций, граф тут же все вспомнил, как будто это было вчера, и просветил любопытного англичанина насчет того, как делают карьеру в России. Забелин дал Валуеву взятку в пять тысяч рублей. Отказаться от такого подарка могут только идиоты, а граф себя к таковым не относил. Когда Скотт уже собрался уходить, граф его остановил:

Глава 11. Москва, 12 – 25 апреля 1798 года (четверг – среда).

Когда Штейнберг вышел из особняка Ростопчина, было уже около девяти часов вечера. Идти ему было недалеко, и он уже представлял себя сидящим в любимом кресле у полыхающего камина с книгой в руках. Потрескивание горящих поленьев, наполняющий комнату легкий запах дыма, приятное тепло, разливающееся по всему телу от выпитой чашки ароматного китайского чая, что может быть лучше прохладным апрельским вечером. Увы, его мечтания были прерваны самым неожиданным образом, когда он уже стоял перед дверью своей мастерской.

- Штейнберг Генрих Карлович? – голос раздался откуда-то сзади.

Штейнберг повернулся и увидел, как от стены соседнего дома отделилась неясная тень. Фонарь находился довольно далеко и лица двигавшегося к нему человека он не видел, да и голос был не знакомый.

- В чем дело?

- Полиция! Вам придется проехать с нами.

- Вы из какой части?

- А вам не все равно?

- Конечно, нет.

В это время за спиной Штейнберга раздался хруст ломающегося льда, и кто-то цепко схватил его за левую руку.

- Хватит, с ним церемонится, и так целую неделю мерзнем здесь из-за этого козла.

Штейнберг хотел развернуться, но в это время, стоявший рядом с ним вцепился в его правую руку, сковывая его движения. Нужно закричать мелькнула запоздалая мысль, и все померкло перед глазами.

Очнулся Штейнберг в незнакомой комнате. Он лежал на кровати, на правом боку, лицом к единственному окну. Яркий солнечный свет, заливавший всю комнату, наводил на мысль, что уже давно наступил день. Он захотел встать, но как только оторвал голову от подушки, в глазах все поплыло, и резкая боль пронзила затылок. Наверное, он на какое-то время потерял сознание, потому что когда снова открыл глаза, то взгляд его уперся в сидящего напротив в кресле, дородного мужчину с роскошной седой шевелюрой на голове.

- Как вы себя чувствуете, молодой человек? – спросил тот, увидев, что Штейнберг открыл глаза.

- Где я? – Еле шевеля губами, спросил Штейнберг.

- В особняке Федора Васильевича Ростопчина. Все не так плохо, могло быть и хуже. Вас ударили чем-то тяжелым по голове, но, слава богу, только рассекли кожу. Сотрясение мозга средней тяжести, и все, что вам сейчас нужно, это полный покой в течение нескольких дней. Лежите спокойно, старайтесь не делать резких движений и не трясите головой. Вы все поняли?

- Да. – Прошептал Штейнберг.

- Вам что-нибудь нужно?

-Нет.

- Прекрасно, тогда спать, сон это лучшее лекарство для вас.

Через пять минут после ухода врача Штейнберг уже спал.

Через два дня ему стало значительно лучше, он уже мог вставать с кровати и ходить по комнате.

- Как вы себя чувствуете, Генрих Карлович? - Вошедший Ростопчин был бодр и весел, - Врач сказал, что есть определенный прогресс, даже аппетит появился. Он разрешил поговорить с вами, правда, всего десять минут, не больше.

- Да, спасибо за заботу, Федор Васильевич, сегодня гораздо легче. Как я здесь оказался?

- Так, вы ничего до сих пор не знаете?

- Увы, все эти дни я видел только моего ангела-хранителя Ивана Семеновича, а он не слишком разговорчив.

- Семеныч у нас известный молчун, а насчет ангела-хранителя это вы верно подметили. Именно он отбил ваше бесчувственное тело у грабителей, когда они пытались затолкать его в карету. Вы что-нибудь помните из событий того вечера?

- Только то, как я дошел до своего дома. Там меня ждали двое.

- Что собственно они хотели от вас?

- Не знаю. Сказали что из полиции, схватили меня и дальше я ничего не помню.

- Они больше ничего не говорили?

- Мне нет, только этот второй заметил, что ему все надоело, поскольку они торчат здесь уже неделю.

- Почему неделю?

- Я ездил в Петербург, отвозил заказ для фрейлины императрицы Сурмиловой, заодно хотел встретиться с вами, он вы уже были в отставке, и так получилось, что неделю не был дома.

- Вот, теперь кое-что проясняется. Выходит, охота на вас была объявлена в день отъезда в Петербург. Судя по тому, как с вами обращались, ничего хорошего эта встреча не предвещала.

- Федор Васильевич, а как Иван Семенович там оказался?

- Это я его попросил «проводить» вас до дома, мы ведь теперь партнеры. Пока вы описывали изумруды у меня в кабинете, я инструктировал Семеныча. Он должен был всего лишь убедиться, что вы благополучно добрались до дома, только и всего. Я не всевидящий и не мог даже предположить, что возникнут какие-то трудности, просто перестраховался.

- И что он с ними сделал?

- Ничего. Когда они начали грузить вас в карету, он подошел сзади и оглушил их буковой дубиной, которую всегда носит с собой. Затем вывернул их карманы и отволок с проезжей части в ближайший переулок. Любой представитель закона не усомнится в том, что это банальное ограбление, однако я уверен, что в полицию они обращаться не будут.

- Никаких документов при них не было?

- Ничего, кроме денег. Правда, насколько Семеныч разбогател в тот вечер, я не интересовался.

…

Следующую неделю Штейнберг провел в одиночестве, если не считать редких визитов лечащего врача. Ростопчин куда-то срочно уехал по делам, и Генриху пришлось довольствоваться обществом своего молчаливого ангела-хранителя Семеныча, который состоял при нем вроде слуги или адъютанта. За это время он окончательно поправился, его перестали мучить головные боли, наладился сон, появился здоровый аппетит. Одиночество его несильно удручало, тем более что к его услугам была обширная домашняя библиотека, больше волновали вынужденное безделье и неизвестность. Как-то вечером, после ужина, когда Генрих, сидя в кресле перед горящим камином читал комедию Фонвизина «Бригадир», раздался стук, дверь отворилась и вошел Семеныч, толкая перед собой сервировочный столик на котором стояла открытая бутылка шампанского, два бокала и ваза с фруктами. Вслед за слугой вошел сам Ростопчин в домашнем халате.

- Рад вас видеть в добром здравии, Генрих Карлович. – Приветствовал он Штейнберга.