Изящные рифмы

Глава 1. Рифма

Кривые деревья во мраке напоминают скелеты. Они качаются на ветру и будто тянут ко мне свои костлявые ветви. Я точно попала в кошмар, никак не могу проснуться. Но это не сон. Всё происходит наяву. И мне отчаянно хочется спрятаться, да только от дула пистолета не найти укрытия...

Где-то невдалеке доносится уханье ночной птицы.

Дождь льёт стеной, громко отстукивая от брезента, в который завёрнуто тело.

Труп. Покойник. Мертвец.

Я вздрагиваю, когда пистолет мелькает у меня перед лицом в свете телефонного фонарика. Встречаюсь взглядом с Русланом, и он едва уловимо кивает, будто говоря «я здесь, я с тобой».

Только мне от этого не легче, ведь пистолет целится прямиком ему в грудь.

Месяц назад.

Стеф

Просыпаюсь от того, что по щеке елозит что-то влажное и шершавое. Открыв глаза, обнаруживаю довольную собачью морду с высунутым синим языком. Пушистый рыжий медведь смотрит на меня такими преданными глазами, что я невольно улыбаюсь и привстаю на локтях.

И только потом понимаю, что лежу на полу, закутанная в простыню. Рядом сопит парень, уткнувшись лицом в подушку. Его татуированная рука почему-то обнимает меня под простынёй.

Боже. Только не это.

Приподнимаю тонкую ткань и с ужасом обнаруживаю, что на мне нет одежды. Никакой. Совсем. И на нём тоже!

Резко встаю, озираясь по сторонам, чем пугаю собаку. Она, чихнув, удирает из комнаты, цокая когтями по ламинату. Вокруг разбросаны вещи, среди прочих вижу и свои. А ещё бутылки, пустые картонные упаковки из-под пиццы и раздавленные ломтики чипсов. Это какая-то обшарпанная квартира с жёлтыми обоями и белым замусоленным тюлем на окне, на подоконнике которого чахнет кактус.

Парень переворачивается во сне на спину. Я прищуриваюсь, вспоминая его имя. Кажется, Руслан. Да, точно. Мы познакомились несколько дней назад в социальной сети. Он нашёл мою страничку после того, как увидел меня в кафе вместе с Марго – подругой моего жениха Алекса.

Бывшего жениха.

Ох, твою ж... Я совершенно не помню, как оказалась здесь. А что помню? В голове как будто включили обратную перемотку.

Клуб. Танец на барной стойке. Жаркие поцелуи с Русланом. Шумная компания и литры алкоголя. Разговор с Марго.

Морщусь. От этого воспоминания в желудке начинает бурлить, и тошнота подкатывает к горлу. Мне ничего не приснилось, это случилось взаправду. Я приехала к ней и сказала в лицо, что она сука. Грязно выругалась...

Однажды в детстве, мне было лет десять, отчим услышал, как я произнесла матерное слово, разговаривая с подружкой под окном на скамейке. Я услышала это слово от кого-то из старших мальчишек и решила по глупости повторить.

Отчим выскочил на улицу, схватил меня за волосы и силком уволок в квартиру. В ванной он запихал мне брусок мыла в рот и заставил разжевать. Я захлёбывалась слезами, а мама стояла рядом и просто смотрела, приговаривая «сама виновата». С тех пор я ни разу не ругалась. До вчерашнего вечера, когда приехала к Марго. Как же я её сейчас ненавидела.

На глаза тут же наворачиваются слёзы. Прикрываясь простынёй, собираю свою одежду и быстро одеваюсь, подглядывая на спящего Руслана. Только бы не проснулся. Нужно сбежать прежде, чем он опомнится, и у нас состоится неловкий разговор о проведённой ночи. Мне хотелось поскорее убраться отсюда, залезть в горячую ванную и смыть этот позор.

Как же я так оплошала... Алекс меня не простит...

Стоп. Очнись, Стеф. Ему совершенно неважно, где и с кем ты провела эту ночь. Ведь он сам провёл её не с тобой, а с этой стервозиной. А сколько всего ночей он проводил с ней?

Взяв сумочку, проскальзываю на цыпочках в коридор и натыкаюсь на любопытную собачью морду. Пёс слегка наклоняет голову набок. Вдруг из недр квартиры доносится мужской храп, и это не Руслан. Здесь есть кто-то ещё!

Ох, Господи боже, угораздило же меня так вляпаться.

Беру ботильоны в руки и осторожно поворачиваю дверную ручку, опасаясь, что скрип разбудит спящих людей. Собака продолжает пялиться на меня, виляя хвостом. Задержав дыхание, прокрадываюсь на лестничную клетку и медленно закрываю за собой дверь. Выдыхаю. Надев ботильоны, несусь по ступенькам вниз. Это старая четырёхэтажка без лифта, здесь воняет кошачьей мочой и сигаретами, и мой желудок еле выдерживает эту пытку.

В сумке нахожу телефон, а в нём... Зараза. Одно сообщение от Алекса:

«Я заплатил аренду вперёд на два месяца. Стеф, если что-то нужно, я на связи».

Хочу ответить ему что-то вроде «мне подачек не надо», но, чтоб его, одной мне нашу квартиру не потянуть. А для того, чтобы найти новую, нужно скопить хоть немного денег.

Я несколько минут всматриваюсь в фотографию Алекса и чёрные буквы сообщения, прежде чем заказать такси. Неужели мы и правда больше не вместе? Все мои мечты о счастливой семье украла лицемерная выскочка с премерзким характером и внешностью элитной эскортиницы.

Такси останавливается возле подъезда, и я мигом сажусь на заднее сиденье, продиктовав адрес. В пустую квартиру возвращаться было страшно и больно, Алекс вчера забрал свои вещи. Яркое воспоминание нашего последнего разговора встаёт перед глазами мучительной картинкой:

— Я ухожу. Ухожу к Марго.

— Не уходи.

Обхватываю себя руками и прикусываю щеку изнутри, сдерживая всхлипы.

— Дэвушка! — громко гаркает таксист с акцентом, глядя на меня в зеркало заднего вида. Видимо, он уже звал меня, а я не слышала. — Дальше направо, спрашиваю?

— Нет, остановите, пожалуйста, возле магазина.

Выскочив из такси, направляюсь к ларьку, чтобы купить бутылку томатного сока. В затонированной поверхности витрины вижу своё отражение с растёкшейся тушью, и мне снова становится невообразимо стыдно за прошлую ночь.

Одноразовые отношения были не по мне. С детства я мечтала о собственной семье, потому что моя была ужасной: деспотичный отчим, раздающий затрещины по поводу и без, и безразличная ко всему мать, по вечерам прикладывающаяся к бутылке. Родного отца я никогда не видела, даже имени его не знала. Сбежала из дома на учёбу в восемнадцать и никогда больше не возвращалась.

Глава 2. Сирена

Стеф

Я подскакиваю в ванной так, что брызги летят во все стороны и заливают телефон, лежащий на коврике.

— Зараза...

Только этого не хватало. Приехал! Он теперь не отвяжется, что ли? Ну и дура ты, Стеф. Нужно было не звать его в гости вчера, не сообщать свой адрес малознакомому парню из социальной сети. Но нет же! Мстительно захотелось, чтобы территорию бывшего мужчины осквернил своим присутствием другой.

Хватаю полотенце, висящее на перекладине для шторки, обтираю им телефон, затем вытираюсь сама. Набрасываю длинный махровый халат с красным пятном от свёклы. Дурочка, борщ варила для Алекса, пока он был с Марго...

Прошлёпав в коридор, прислоняюсь к двери, разглядывая Руслана в глазок. Весь из себя суровый, смотрит исподлобья, прислушиваясь к шорохам. Парка с меховым воротником распахнута, а под ней лишь борцовская майка. Рисунки татуировок тянутся по мощной груди до шеи. Бритый под короткий ёжик. Наверное, кого-то такие бугаи привлекают, меня же на трезвую голову Руслан пугал.

— Рифма, я слышу, что ты дома. Воешь там волком. Чё случилось-то?

— Уйди, пожалуйста, — прошу жалобно. — Я же сказала, чтобы ты...

— Не, рифмоплётка, это так не работает, — Руслан опирается двумя руками на дверь, глядя прямо в глазок. — Либо ты открываешь, либо я ломаю.

— Ты ненормальный?

— А ты врачиха, чтобы диагнозы ставить?

От возмущения чувствую, как щёки полыхают. Наверное, я похожа на помидор. Постаравшись вложить в голос максимум твёрдости, говорю:

— Я позвоню в полицию, если ты сейчас же не уйдёшь.

Руслан начинает хохотать, и его смех напоминает сиплый лай.

— Ну, звони. А что мне помешает выломать дверь, посмотреть, что происходит и спокойно уйти?

— Я же заявлю на тебя за... за... порчу имущества и вторжение на частную собственность!

— Божечки-ёжечки, слова-то какие знает, — Руслан берётся за дверную ручку и с силой дёргает её на себя, давая понять, что совершенно не шутит. — Ты не Рифма, ты Словарь.

По лестничной клетке разносится громоподобное эхо от рывка. Сердце бухается в пятки, словно подбитая птица. Руслан просто огромен, вчера он таким не казался. Да что уж, вчера после бутылки шампанского мне вообще казалось, что принять его предложение провести совместный вечер – это отличная идея.

Руслан опять дёргает дверную ручку своей огромной лапой. Алекс, конечно, тоже имеет отличную физическую форму, но если тот похож скорее на поджарую пуму, то этот вылитый медведь.

— Хорошо-хорошо! — сдаюсь я и поворачиваю щеколду.

Он предстаёт передо мной с довольной ухмылкой до ушей. Оценивающе проходится взглядом по махровому халату, задерживается на свекольном пятне и останавливается на мокрых волосах.

— Отлично выглядишь. У меня встал.

Я издаю не то рык, не то шипение, и Руслан вновь хохочет. Где-то в уголках сознания мелькает мысль, что впускать его было плохой идеей. Он выглядит, как самый настоящий бандит, каких Алекс ловил. Глаза только добрые. Когда улыбается, вокруг появляется сеточка морщинок. И цвет красивый... Такие ореховые с коричневыми крапинками.

— Ты невероятный хам, — дав себе мысленный подзатыльник, я скрещиваю руки и испепеляю Руслана взглядом.

Он невозмутимо проходит в квартиру, будто званый гость, рассматривая вещи. Бесцеремонно снимает армейские берцы, заваливается на кухню и открывает холодильник.

— Пожрать есть чё? Голова трещит, а тут ещё ты добавила.

— Руслан, что ты хочешь? — практически взмаливаюсь я, следуя за ним попятам.

— Рифма, я же сказал. Твой ответ «это от отчаяния» меня вот вообще не пронял, — он достаёт кастрюлю с борщом и пачку майонеза, которую зажимает подбородком, чтобы донести до стола. — Чтоб ты знала, девки от меня ещё так не сбегали. И это, между прочим, сильно бьёт по моему мужскому достоинству.

— А вламываться в чужую квартиру тебе достоинство позволяет? — парирую холодно. — Я ведь и правда могу полицию вызвать.

Руслан усмехается и снимает парку, вешает её на спинку стула.

— Вызывай, кто мешает? Можешь сразу с фамилией доложить. Святой Руслан Викторович, они там в курсе.

Святой? Какая забавная ирония. Правда такая фамилия?

Пялюсь на его татуировки, пока он достаёт тарелку из подставки для посуды. На коже, незакрытой майкой, виднеются чёрные перья – тату крыльев, как у ангела, покрывающих широченные плечи до локтей и пол спины. На руках до запястий – какие-то иероглифы. Кажется, это руны или что-то такое.

Он оборачивается и ловит мой взгляд. Я быстро опускаю глаза, но он всё равно замечает.

— Ты звонишь, Рифма?

— Почему Рифма? — отвечаю вопросом на вопрос.

— А не помнишь, как стихи читала с барной стойки? — Руслан ставит тарелку в микроволновку, а сам вальяжно располагается на стуле, вытянув ноги на второй.

— Я мало, что помню... Но это не значит, что я согласна на дурацкие прозвища, — хмыкаю, встав рядом с тумбой у окна, на которой переливался подсветкой аквариум. Рыбки меня успокаивали. — Послушай, мне правда неинтересно продолжать общение.

— А с кем интересно? — Руслан поднимает бровь и вдруг кивает на фотографию нас с Алексом в виде магнитика, который удерживает календарь на холодильнике. Это мы были в Крыму. — С этим?

— С этим! — зло выдаю я и отворачиваюсь. — И он не сильно обрадуется, если увидит тебя в нашей квартире.

— Я, может, и хам, но не тупой. Эти твои «от отчаяния» и завывания в ванной красноречиво говорят, что тебя бросили. И ты решила утешиться в моих объятиях. Только я до сих пор не услышал, чем так плох, что ты молча свалила.

Микроволновка издаёт звонкий дзынь, и я по привычке подхожу, чтобы достать подогретую еду. Поздно спохватываюсь, что ухаживаю не за любимым мужчиной, а за нахальным бандюгой, но уже глупо отставлять тарелку и делать вид, что не хотела подать её на стол. Руслан выжидательно смотрит на меня, видимо, рассчитывая, что я как-то прокомментирую его выпад.

Глава 3. Семейные отношения

Рус

Губы у Рифмы – это, блядь, нечто. Пухлые, соблазнительно влажные от того, что она их смущённо облизывает. Никогда таких не видел. Она читала какую-то сопливую лабуду из записной книжки, а я пялился на её рот. Чётко, как школьница у доски, она выговаривала слова, окрашивала строчки о любви драматичной интонацией:

— У зимы горький привкус обид и нечаянной лжи...

Натянув тёплый свитер, декабрь по улицам бродит,

Едким дымом засаленных труб в сером небе кружит

И колючими спицами вяжет чужую свободу.

У свободы улыбка из жести, кривое лицо…

Так и хочется к чёрту послать, да отвесить затрещин!

Отняла – и другой подарила родное плечо,

Лишь на память в комоде оставив забытые вещи.*

И где-то здесь я словил себя на мысли, что давно уже не слушаю, что она там лепечет. Рифма вдруг замолкает, а я соображаю, что она смотрит на меня вопросительно. Что-то спросила? Твою мать.

— Глупые, да? Вообще-то я никому не читала свои стихи, кроме Алекса, — она закрывает блокнот и подпирает подбородок руками, устремляя взгляд на аквариум. — Это я вчера написала после того, как…

Рифма замолкает, шумно выдохнув, но и без объяснений всё понятно. Алекс, надо полагать, это хрен, разбивший ей сердце. Машинально смотрю на холодильник с их фотографией, где Рифма висит у него на шее и целует в щёку.

— Чё это глупые? Нормальные такие стихи. Гиппиус обзавидовалась бы.

Она резко переводит глаза на меня, будто херню ляпнул. Но это ж от чистого сердца. Или её смутило, что я знаю представителей Серебряного века? Это я ещё по-английски ей Байрона не балакал. Выпала бы точно. Впрочем, я давно привык, что люди от меня ожидают чего угодно, кроме интеллекта.

— Правда понравилось? — спрашивает Рифма, видимо, решив не уточнять, откуда у меня такие познания.

— Зуб даю, — улыбнувшись, щёлкаю себя по клыку.

Она расцветает, заливается краской, а я тону в её серых глазах. Как там у Заболоцкого было? «Её глаза – как два тумана». Эта девочка в махровом халате переворачивает всё моё загрубевшее, давно покрытое ледяной коркой похуизма естество.

Когда я впервые увидел Рифму в кафе вместе с какой-то расфуфыренной кралей, сразу поплыл. Пялился на неё, пока та потягивала коктейль из трубочки этими своими невероятными губами. Шустрый меня подначивал, типа, давай, подкати. А я будто оторопел, разом забыл, как с девками общаться.

Вернее, с девками-то я очень хорошо умел общаться, но совершенно не помнил, как это делается с девушками. С такими, как Рифма, всеми из себя неземными. Была у меня такая пять лет назад. Любил её до потери пульса, до дрожи. А потом она вильнула задницей и упорхнула к моему отцу. С тех пор я зарёкся связывать себя с кем-то, кроме шлюх и бухла.

Свалил в Америку с лёгкого пинка отца получать всратое образование, а на деле – чтобы не мешал трахаться новоиспеченным молодожёнам. Ну, мне похуй моментально стало. Что на неё, что на отца. Наверное. Только люто бесился, что Агатка с этими двумя конченными осталась. Наша «мачеха» быстро пристроила её в пансион для богатеньких деток, чтобы сестра только на выходных дома появлялась. А год назад я вернулся. Специально в родительский дом, чтобы своим присутствием доводить Оксану и вызывать нервные тики у папаши.

Тошно. Каждое утро хочется свалить нахрен, но я терплю. Живу бок о бок с ними и терплю, пообещав отцу, что либо он в могилу сляжет от моих выходок, либо я сдохну во время очередной безумной авантюры Греха. Иногда я даже мечтал очутиться в эпицентре какого-нибудь пиздеца, чтобы это всё закончилось. Но потом давал себе леща, понимая, что Агатка мне этого не простит.

Отец, вероятно, из чувства вины сносил всё дерьмо, что я вытворял. Вытаскивал из ментовок, в которых я уже был, как родной, и забашлял начальникам, чтобы те глаза закрывали, когда видели мою рожу. Меня вполне устраивали такие «семейные отношения».

На мой телефон приходит сообщение, и мы с Рифмой синхронно опускаем глаза на экран, только она быстро отворачивается, смутившись. Сообщение от Агаты. Ввожу пароль и пробегаюсь взглядом по буквам.

«Америка. Приезжай скорее, Рус».

Вот сука.

— Рифма, — отвечаю на сообщение коротким «уже еду» и смотрю ей в глаза. — Одно свидание. Пожалуйста. Давай вечером?

— Не знаю... — она вжимает голову в плечи, прячась за воротником халата.

— Давай же. Я не обижу. Вообще пальцем не притронусь, пока сама не попросишь.

— Не попрошу! — заявляет Рифма с вызовом. — Если сходим, ты обещаешь отстать?

Я улыбаюсь ей, но, кажется, это больше похоже на наглый оскал, от которого Рифма смущается ещё сильнее, вспыхивает, закусив верхнюю губу. Твою мать, как меня заводили эти её невинные жесты. Особенно потому, что я прекрасно помнил, какой она была горячей прошлой ночью. Как постанывала мне на ухо и царапала спину, феерично кончая. Правда, смутно припоминаю, что называла она меня в тот момент чужим именем. Но ничего, это херня. С этим разберёмся.

— Отстану, если свидание тебе не понравится, — поправляю я, вставая из-за стола. Рифма поднимается следом. — Спасибо за обед. И давай, не реви. На зло бывшему. Это он пусть локти кусает, что такая очаровательная поэтесса достанется другому.

Под другим, разумеется, я уже видел себя. Охренеть как чётко видел. Впервые за пять лет я вообще что-то видел, кроме кромешной черноты, в которую превратилась моя жизнь. Не знаю, как, но эта девочка станет моей. Либо я окончательно поставлю крест на себе и будущем, о котором Агатка мне постоянно талдычит.

***

Домой донёсся за полчаса. Уже въезжая в ворота отцовского особняка, врубаю специально заготовленную на такие «случаи» песню. Ну как песню. Если бы Ад обличили в музыку, он бы звучал именно так: рёв, рык, басы и ударные. Охрана на воротах делает морды кирпичами, привыкшая к подобным перформансам. А я напяливаю солнцезащитные очки и притворяюсь, что тащусь от какофонии звуков. Изображаю барабанщика, отбивая ритм по рулю.

Глава 4. Она точно знает, что у вас свидание?

Рус

— Возмутительно, — отец достаёт из кармана трико мобильник и принимается что-то в нём искать. — Кто это сделал, Агата? Назови фамилии.

Агатка всхлипывает, теснее прижимаясь ко мне.

— Не звони никому, пап! Будет ещё хуже...

— Прекрати реветь! — рявкает он. — Куда у вас смотрят учителя и родительский комитет? За что я плачу такие деньги?

Деньги, ну, конечно.

В отцовском тоне ни капли сочувствия, лишь раздражение. Будто речь не о его дочери, подвергшейся издевательству сверстниц, а о дорогом имуществе, которое испортили. Его не волновали переживания Агаты, он хотел добиться компенсации.

— Эти девочки больше не будут учиться с тобой, — заявляет отец, прижимая телефон к уху. Оксана закатывает глаза, всем видом давая понять, что не понимает такой тревожности. — Я жду фамилии, Агата.

— Пап, ну не надо, — сестра отлипает от меня и начинает виться рядом с отцом. — Можно я просто вернусь в свою старую школу? У меня там подруги и...

— Ещё чего! Ты не будешь менять лучшую школу в городе из-за какого-то недоразумения с малолетними хулиганками. Назови фамилии!

Недоразумение, блядь. Вот, что это для него. Злость внутри вскипает с новой силой. Однако я тут же напоминаю себе, что затеял это ради Агаты. Она, скорее всего, обидится на меня, но я не знал, что ещё могу сделать, кроме как сказать о случившемся отцу и понадеяться на его связи. Не убить же мне собственноручно маленьких сучек.

Наблюдая за прыгающей возле отца Агатой, вспоминаю, как Грех, когда я пару дней назад в баре поделился с друзьями возникшей проблемой, предложил выловить девчонок у школы, а потом отвезти в гаражи к парням на утеху. Я подумал, он грязно стебётся, а когда понял, что нет, чуть не подавился пивом.

— Ты конченный, что ли? Они же дети.

— Слушай, я ведь за Агатку волнуюсь, помочь хочу, — с каким-то приторным благодушием ответил он мне.

— Нахер иди с такой помощью, — огрызнулся я, всё ещё переваривая его идею. Иногда мне казалось, что у Греха в голове совокупляются черти. — Думай, чё несёшь.

Но, твою мать, не могу отрицать, что не хотелось надрать задницы засранкам. Особенно после долгой истерики Агаты и моих уговоров поехать в парикмахерскую, чтобы неровные пряди оформили в какую-никакую стрижку. Агатка теперь выглядела, как юная Твигги.

— Ненавижу! — в сердцах выкрикивает сестра, топнув ногой. Собирается удрать, но я ловлю её за капюшон пуховика.

— Называй фамилии, Агата, — смеряю её выразительным взглядом, пока отец изъясняется с кем-то по телефону. Вроде, с директором. — Со старой школой тоже решим. Обещаю.

— Вы делаете только хуже, не понимаете? — Агатка толкает меня в грудь, пытаясь вырваться. — Если исключат их, останутся другие! Никто не любит стукачей!

— Ну-ка, прекращай. Оставлять всё как есть – не выход. Пусть он поможет, — киваю на отца. — А потом перейдешь в старую школу. Всё наладится.

— Он не переведёт меня, Рус! Ты не слышал?

— Агата, — я вздыхаю, стараясь говорить спокойно. — Пожалуйста. Сказал же, что разберусь.

Сестра ещё недолго противится, затем сдаётся и называет фамилии девчонок, еле сдерживая слёзы. Получив от неё, что нужно, отец передаёт информацию директору с вежливой, но требовательной просьбой «избавить школу от недостойных учениц». Агатка, прошипев тихое ругательство, убегает.

— Нужно было сказать об этом раньше, — упрекает меня отец, когда мы заходим следом за сестрой в дом.

Оксана, играя роль заботливый жены, отдает распоряжение домработнице поставить чайник, чтобы отец «выпил горячего».

— Нужно с дочерью хоть иногда разговаривать. Тогда был бы в курсе, — отвечаю ему сквозь зубы.

Отец хочет ещё что-то добавить, но я уже не слушаю. Повесив парку, поднимаюсь на второй этаж и останавливаюсь возле запертой двери сестры, коротко постучав по ней.

— Пустишь?

— Уходи! — Агата чем-то кидается, и это что-то ударяет в дверь с глухим стуком. — Я думала, ты на моей стороне!

— Конечно, на твоей, — улыбаюсь от её по-детски обиженной интонации.

— Тогда зачем рассказал?

Теперь смеюсь в голос, а сестра опять чем-то швыряется.

— Агатик, он хоть и не супер-внимательный отец, но всё же заметил бы отсутствие волос. Рано или поздно.

— Я бы сказала, что захотела сама такую причёску! Рус, мне же ещё в общежитии ночевать вместе с другими... Что они со мной сделают?

Она всё-таки отпирает дверь и впускает меня в комнату. На пороге валяются две подушки, которыми она кидалась. Агата забирается на постель, обхватывает ноги с острыми коленками, заметными под лосинами, и утыкается в них подбородком. Смотрит на меня грустными зелёными глазищами. Ну вылитый оленёнок Бэмби.

— Глупости. Никто ничего не сделает, — сажусь на край кровати. — У вас в общаге охраны и нянек больше, чем педагогов в школе.

— А вдруг...

— Агата, ну чего ты? — перебиваю её, пока не начала загоняться ещё сильнее. — Давай так. Обещаю, что решу вопрос со школой и отцом на следующей неделе. Потерпишь немного?

— Прям обещаешь? — она поднимает на меня голову.

— Прям слово даю.

— А с Америкой?

— С Америкой тем более, — усмехнувшись, протягиваю ей кулак. Агата прислоняет свой маленький к моему.

Иногда я представлял, что забираю её от отца с «мачехой», снимаю где-нибудь квартиру и живу нормальной жизнью. Но эта жизнь была бы нормальной только для меня, не для Агаты.

Она любит отца, и про то, что случилось между нами, не знает. Да и зачем? Агата ещё маленькая для этого дерьма. А отец, разумеется, ни за что не позволил бы мне увезти сестру. Вот и существовали все под одной крышей. Уехать самому и оставить Агату с этой парочкой даже в мыслях не допускал.

Собираюсь уже встать, чтобы выйти из комнаты сестры, но она вдруг тормозит меня за руку. Поворачивает ко мне экран телефона, на котором красуется физиономия какого-то парнишки. Может, чуть постарше Агатки.

Глава 5. Этика общественного транспорта

Стеф

После ухода Руслана я тут же позвонила своей близкой подруге и по совместительству напарнице по работе – Милане. Она старше меня, недавно отметили её двадцать девять. Миланка меня всему обучала, когда я, ещё зелёная, только устроилась фармацевтом в аптеку. Ворчливо пыхтела, мол, «и чему вас только учат в институтах», однако мы быстро перешли с формальностей на крепкую дружбу.

Я подробно рассказала Миланке, что произошло со мной за два дня выходных, включая уход Алекса и знакомство с Русланом. И о бурной ночи, которую провела.

— Ох-ре-неть, — Милана, забравшись с кружкой чая на кухонный подоконник, выглядывает в окно. — Ну, ты даёшь, подруга. И как он, хорош?

— Кто? — непонимающе мотаю головой.

— Конь в пальто! Руслан этот твой, спрашиваю, хорош?

— Ох, — роняю голову на стол и закрываюсь руками. — Ничего не помню, Милан. Но, кажется... м-м... Да, было неплохо. Зачем ты это спрашиваешь? Я же тебе про Алекса...

— Ну-ка, стоп, — Милана перебивает меня. Слышу, как спрыгивает с подоконника и усаживается рядом со мной за стол. — Алексу твоему туда и дорога. Я тебе говорила, что ничем хорошим эта дружба с Марго не кончится?

— Но он же... — снова пытаюсь возразить, однако Миланка звонко ставит кружку перед моим носом. Вздрогнув, поднимаю на подругу глаза.

— Стефа, мне жаль, что твой принц сменил принцессу, но это было ожидаемо. А когда Маргошка разводиться собралась, так всё, — Милана закатывает глаза. — Я бы порвала с Алексом ещё когда он у подружки ночевать остался, потому что ей, видите ли, плохо.

Глухо застонав, закутываюсь плотнее в махровый халат и вспоминаю неприятный разговор с подругой, который состоялся у нас после того, как я позвонила ей посоветоваться насчёт ночёвки Алекса у Марго. Мы с Миланкой даже пару дней не разговаривали потом, так сильно меня задели её нелицеприятные слова об Алексе.

Милана молчит, играясь пальцами с кончиком длинной светло-русой косы, затем снова заводит разговор о Руслане.

— Ты очень понравилась этому парню, раз он потрудился отыскать твою страничку в соцсети. Может, у него серьёзные намерения?

— Ага, — буркаю. — Такие серьёзные, что затащил меня в кровать спустя несколько часов знакомства.

В голове тут же воскресает саркастическая интонация Руслана, когда он сказал, будто это я забралась на него сверху и просила... Нет, ну не может такого быть! Это совсем на меня не похоже. Руслан наверняка привирает. Тогда зачем ему назначать ещё одно свидание? Он же получил, что хотел...

— Ну, знаешь, судя по твоему рассказу, ты сама была не прочь, — резонно замечает Милана. — Я бы на твоём месте всё-таки сходила на свидание с Русланом и дала себе шанс на новые отношения. Только выясни сразу, есть ли у него подружка.

Может, Милана и права. Чтобы вытравить из сердца Алекса, мне отчаянно нужны новые впечатления, эмоции... отношения?

Вообще-то, так всегда было. Стоило одним отношениям закончиться, я сразу вступала в другие. Все они были с претензией на «долго и счастливо». Кроме тех, конечно, из которых меня вытащил Алекс. Наверное, всё потому, что в детстве я часто чувствовала себя одинокой, а во взрослой жизни всячески старалась избегать этого. Мне важно знать, что кто-то меня ждёт.

В конце концов, я ничего не потеряю, если схожу на свидание с Русланом. Хотя бы ещё на один вечер заполню пустоту, которую оставил после себя Алекс. А там работа, и некогда будет раскисать. Дальше что-нибудь придумаю...

Милана радостно хлопает в ладоши, когда от Руслана приходит сообщение с временем. Она хватает меня за руку и тащит в спальню к шкафу с одеждой.

— Значит, так, — покровительственно начинает Миланка. — Нам надо что-то такое, чтобы он помнил, какая ты страстная, но сильно не обольщался. Куда вы идёте?

— Понятия не имею, — плюхаюсь на кровать, наблюдая, как подруга копается в моих вещах. — Куда может повести девушку такой бугай? Наверное, в клуб какой-нибудь, чтобы напоить.

— Дурочка, что ли? — Милана крутит пальцем у виска. — Это вчера вы отрывались, а сегодня он обязан быть хорошим мальчиком. У него же только один шанс!

— А что тогда? Ресторан?

— Как минимум! А если воображалки хватит, то и поинтереснее что-нибудь. Может, вот это? — Милана показывает мне приталенную тёмно-фиолетовую блузку с треугольным вырезом и лацканами. — С чёрными джинсами. По-моему, интригующе.

— А, по-моему, слишком строго. Он помнит меня в платье-чешуе.

Зараза. Почему я вообще думаю о том, какое впечатление произведу? Какая разница, строго или нет?

— Хорошо, а это? — Милана достаёт комплект из плиссированной юбки миди цвета кофе с молоком и пушистого серого свитера.

— Годится! — заявляю, боясь, что опять появятся мысли понравиться Руслану. Миланка с подозрением косится на меня, но ничего не говорит, только хмыкает.

Переодевшись, усаживаюсь перед зеркалом, чтобы сделать макияж. Краситься я не люблю, ограничиваюсь тушью для ресниц и румянами, но так всё же лучше. А то совсем, как бледная поганка. Милана настаивает на тенях, но я шиплю на подругу, чтобы угомонилась. Всплеснув руками, Милана ретируется на кухню, чтобы снова поставить чайник. Она включает на телефоне какую-то задорную мелодию, видимо, пытаясь создать для меня настроение.

— А что за машина у него? — кричит Миланка, гремя посудой.

— Под стать владельцу, — вздыхаю я, заходя в кухню. — Здоровый такой внедорожник чёрный.

Кажется, первый раз у нас случился именно в машине Руслана, потом уже была чья-то обшарпанная квартира. То, что это не его квартира, я почему-то не сомневалась. По немногочисленным фоткам из соцсети было предельно ясно, что Руслан из тех, кого принято называть мажорами. Ну, или бандитами. Ему бы кожаный плащ с воротником-стойкой, и вылитый Саша Белый из «Бригады», только здоровый и коротко бритый.

— Кажется, он приехал, — Миланка прилипает к стеклу, что-то разглядывая на улице. Я с испугу падаю на стул и таращусь на неё, боясь вдохнуть. Милана улыбается. — Да, точно он! Идёт к подъезду с кем-то.

Визуализация

Та-дам, вроде я собрала всех участников этой истории и готова их представить! Интересно, совпали ли мы с вами в образах? :)

Стефания (Стеф) Дмитриевна Орловская, 24 года.

Эту девочку я нашла ещё с момента выхода "Изящных слов" и потому чётко знала, как она выглядит. По-моему, она совершенно очаровательна (как сказал бы Руслан).

Руслан (Рус) Викторович Святой, 27 лет.

По иронии судьбы Русу до святого далеко, но он будет очень стараться :) Этого мальчишку тоже долго искала (кое-кого ещё дольше!), но, кажется, мы с ним совпали, пусть и не совсем по татуировкам, и не совсем в профиль :)

Агата Викторовна Святая, 14 лет.

Вот, кто действительно святой (или не совсем, но близко?) в их с Русланом семье :)) Совершенно очаровательная четырнадцатилетка! К слову, это её я искала доооольше всех. Как трудно, оказывается, найти четырнадцатилетнего ребёнка, чтобы он выглядел как ребёнок, а не как топ-модель по-американски, которую легко спутать с совершеннолетней :)) P.S. тут Агатка до случая в туалете...

Виктор Алексеевич Святой, 50 лет.

Ослеплён и влюблён. По-другому не скажешь. Ох, ну посмотрим, есть ли шанс у него искупить вину. Может, если не с Русланом, то хоть с Агатой он ещё не всё потеряет? Автор пока сам не знает, а Руслан красноречиво даёт понять, что для него эта страница перевёрнута, а раны зализаны, пусть временами и кровоточат. Но... вдруг?

Оксана Александровна Святая (в девичестве Соловьёва), 27 лет.

Совершенно не святая и поёт, как соловей :)) Но такова её природа, а бедное и голодное детство выковали из неё хищницу, которая своего не упустит. И, конечно, любовь и прочие прелести - это хорошо, но Оксана ни за что больше не вернётся в нищету, даже если для этого ей придётся растоптать когда-то счастливую семью.

Ой, ну и передаю привет от Марго :)) Её имя тут часто поминают всуе, но она не расстраивается, потому что абсолютно счастлива с любимым мужчиной, обживается в новом доме и строит планы на будущее! Смотрите, какая совершенно очаровательная (!) у неё получилась рыбка :))

Глава 6. Грех

Стеф

— Ты меня удивил, — признаюсь с улыбкой. — Не думала, что так серьёзно отнесёшься ко... — собираюсь сказать «ко мне», но вовремя осекаюсь и говорю: — К моему увлечению.

— А я удивлён, что до меня этого не делали, — беспечно пожимает плечами Руслан и пропускает нас с Агатой вперёд.

Внутри кафе напоминает уютную библиотеку при богатом дворянском доме. Шкафы из тёмного дерева с книгами разделяют столики, накрытые кружевными салфетками. На каждом столике есть по прозрачной стеклянной вазе с сухоцветами. Рядом с барной стойкой гордо сверкает чёрно-белыми клавишами пианино, а правее – небольшая сцена с микрофоном. И снимки на стенах самого Владимира Набокова.

Людей в кафе много, я не вижу ни одного свободного столика.

— Добро пожаловать, — здоровается приятная блондинка-администратор в винтажном синем платье из бархата. — У вас бронь?

— На имя Руслана Викторовича, — отвечает мой спутник «на вечер», осматриваясь по сторонам.

— О, поняла! Пойдёмте.

Девушка подводит нас сначала к одной из напольных вешалок, искусно спрятанных между книжными шкафами. Мы раздеваемся, и она пристраивает наши куртки. Агата почему-то наотрез отказывается снимать шапку, отмахнувшись от просьбы брата.

Затем администратор ведёт нас мимо пианино и сцены, останавливаясь возле уединённого столика у окна. Рядом с меню лежит роскошный букет розово-белых пионов.

Не может быть. Как он понял, что я их люблю?.. У меня была одна единственная фотография с букетом пионов в соцсети, я его дарила Миланке на свадьбу. Может, поэтому пионы?

Снова смотрю на Руслана, гадая, какие тайны скрываются за фасадом грубости. Что ж... Надо признать, он меня заинтриговал. Совсем немножко.

— Когда будете готовы сделать заказ, нажмите на кнопку вызова персонала, и я подойду, — блондинка вежливо улыбается и убегает по направлению к барной стойке.

Агата забирается на диван ближе к окну, я сажусь рядом с ней, а Руслан – напротив нас. Осторожно прикасаюсь к цветам пальцами, провожу по нежным лепесткам бутонов. Агатка ныряет в них носом, шумно вдыхая аромат.

— Нравится? — вкрадчиво спрашивает Руслан.

Поднимаю на него взгляд и улыбаюсь.

— Очень красивые. Спасибо.

Он просто кивает, только в глазах мелькает намёк на довольство, отчего мне снова хочется улыбнуться. Агата протягивает мне свой телефон.

— Сфоткай, пожалуйста. Можно же?

— Конечно, давай.

Я разворачиваюсь к ней полубоком, подбирая ракурс. Но Агата такая фотогеничная, что трудно сделать неудачный кадр. Разве что меховая шапка бросает тень на её выразительные зелёные глаза.

— Может, попробуем без неё? — мягко предлагаю я, дотронувшись до меха.

— Да, Агат, хорош, — вмешивается Руслан немного строго. — Сними уже эту дурацкую шапку.

— Она не дурацкая! — горячо возражает Агата, и я замечаю, что у неё начинает дрожать нижняя губа. Кажется, ещё немного, и девочка заплачет.

— Ты же не в школе, — продолжает напирать Руслан.

— Хочу и ношу! Отстань, Рус! — Агата вместе с букетом пионов откидывается на спинку дивана, едва не сползая под стол.

— Да без проблем, — хмыкает он и прячет глаза в меню, благоразумно заканчивая перепалку.

Я перевожу взгляд с одного на другую, сообразив, что проблема вовсе не в шапке, а в том, что под ней. Вариантов немного – либо неудачное, по мнению Агаты, окрашивание, либо причёска. И её это расстраивает.

— Эй, пс-с, — наклоняюсь к Агате и заговорщически прислоняю ладонь к губам. Руслан слегка опускает меню, наблюдая за нами. — Хочешь посмотреть, какая у меня была причёска на школьном выпускном?

Агата показывает нос из-за букета цветов и прищуривается.

— Наверняка красивая, — говорит она с грустью.

— А ты посмотри, — достаю из сумочки телефон и залезаю в галерею, прилично отлистывая назад. — Вот.

Разворачиваю экран к Агате, показывая фотографию семилетней давности. На ней я в хлопковом бирюзовом платье в белый горошек и... бритая, совсем как Руслан.

Агата округляет глаза, по очереди смотря то на меня, то на фотографию.

— Ого-о! Зачем ты это сделала? У тебя же такие красивые волосы!

Руслан совсем опускает меню и теперь с любопытством старается подсмотреть в телефон. Усмехнувшись, показываю фото и ему, на что он удивлённо поднимает брови.

— Это сделал мой отчим, — отвечаю, пожав плечами. — Он был очень строгим. Не разрешал общаться с мальчиками, не отпускал в школьные поездки и походы. Я никогда не отмечала день рождения, потому что мне нельзя было приглашать друзей к себе домой.

Агата жалостливо смотрит на меня, а потом вдруг гладит по плечу.

— Бедная. Он тебя за что-то наказал, да? — она показывает на мои волосы.

— За то, что увидел, как я целовалась со своей первой любовью возле школьных ворот, — я почему-то улыбаюсь, хотя семь лет назад для меня это казалось концом света. — Мы скрывались почти год, а перед самым выпускным глупо попались. Отчим заявил, что сделает так, что на меня вообще ни один парень не посмотрит. Ну, и побрил своей машинкой, которой бороду ровнял.

— А мама тебя не защитила? — Агата вздыхает, снова рассматривая мою фотографию.

— Маме было не до меня.

— Моему папе тоже не до меня, но он всё равно попытался меня защитить. Только кажется, что сделал хуже.

Руслан издаёт глухое шипение, в котором улавливаю что-то похожее на злость или досаду. Он вновь берёт меню и утыкается в него взглядом. А я легонько толкаю погрустневшую Агату в бок.

— Но знаешь, что?

— Что?

— Я специально не стала покупать парик или прятать голову под всякими платками. Если бы я это сделала, то тогда призналась самой себе, что мой отчим победил.

— Победил? — не понимает Агата.

— Ну, да. Это значило бы, что его поступок заставил бы меня считать себя недостойной внимания других. Но это ведь не так.

Агата задумчиво накручивает мех на палец, о чём-то размышляя. Руслан напряжённо наблюдает за сестрой поверх меню. А потом Агата неуверенно стаскивает шапку. Под ней оказывается всего лишь короткая стрижка, вполне симпатичная. Совсем не бритая голова, как у меня на выпускном. Агата напоминает милую эльфийку, а зелёные глаза, тонкий вздёрнутый носик и пухлые губы лишь усиливают сходство со сказочным персонажем.

Глава 7. Вот, б***ь, совпадение

Рус

Визг Агаты махом сбивает романтический флёр, оставленный поцелуем Рифмы. Мимолётный испуг сменяется раздражением, когда узнаю в четвёрке парней рослого сухопарого Греха, коренастого и суетливого Шустрого, вечно хмурого атлетичного Дока и шкафоподобного Клыка.

В паре парковочных мест от моего Гранда Чероки торчит тёмно-фиолетовый зад клыковской Тойоты Селики.

Какого хера они вообще здесь забыли?

— Грех, ты совсем, что ли? — Агата, опомнившись, выбирается из машины.

— Агатик, ну ты мастер верещать, — Грех ловит сестру в объятия и кружит на руках под гогот парней. — Соскучился по тебе страшно!

— И я! Да блин, Рус говорит, вы занятые очень, и в ваших гаражах не до меня.

— Агатик, нам всегда до тебя, — Грех ставит её обратно на ноги и поправляет съехавшую набок шапку.

Агата по очереди обнимает Клыка, Дока и Шустрого, а Грех уже направляется к нам с Рифмой. Она вдруг хватает меня за локоть, что-то тихо бормочет и пятится к двери подъезда. По инерции следую за ней, оглянувшись. Вся белая, точно мел, в глазах-туманах неподдельный ужас, как будто увидела приведение.

— Эй, ты чего? — останавливаюсь и накрываю её ледяную руку своей, немного сжав тонкие пальцы. — Это мои друзья, они не обидят. Мы ночевали у Шустрого, помнишь его?

— Отпусти, пожалуйста, — еле шепчет Рифма дрожащими губами.

— Стеф, что не так?..

Не успеваю договорить, как на плечо опускается тяжёлая рука Греха с сигаретой в пальцах, а Рифма, сдавленно выдохнув, утыкается лицом мне в грудь.

— И давно ты подружкой обзавёлся? — ухмыляется Грех, стараясь рассмотреть Рифму поближе, но я скидываю его ладонь. Слегка разворачиваю Рифму так, чтобы она оставалась за мной, а Греха отстраняю на расстояние вытянутой руки.

— Грех, свали, а? Не вовремя.

— Да познакомь, чё ты? Твоя подружка – наша подружка, — он продолжает стебать меня, чем злит ещё сильнее.

— Свали, сказал, — рявкаю на него, кивком указав направление.

Рифма, кажется, совсем растерялась от повышенного внимания. Чувствую, как дрожит, крепче сдавив мой локоть.

— Святой не в духе чего-то, — подтягивается Клык в обнимку с Агатой. Грех тут же перетягивает сестру к себе, небрежно набросив ей руку на шею. Клык пробегается по мне насмешливым взглядом и, сунув в рот сигарету, спрашивает: — Из-за этой красоты вчера слился с дела?

— Твою мать, вы оглохли, что ли?

— Точно из-за неё, — поддакивает Шустрый. Он вообще всегда поддакивает, потому что самый мелкий и самый безобидный из нас. Ему всего двадцать, и Грех взял его в банду только потому, что он крутой хакер. Ну, и кулаками помахать не прочь, хотя по этой части спецы мы с Клыком. — Похожа на ту, к которой Святой в кафе подкатывал.

— Хоть поздоровайся, принцесса, а то невежливо как-то, — подхватывает Док.

Тихие всхлипы Рифмы за спиной, ржание и издёвки парней, и долбаная рука Греха с сигаретой в пальцах на плечах Агаты, которая морщит нос от дыма, но терпит, выводят меня окончательно.

— Нахер пошли все, — рывком убираю руку Греха с сестры и отталкиваю его под насмешливое улюлюканье пацанов. Затем зыркаю на Агату: — В машину сядь.

Агата без возражений убегает, а Грех вскидывает бровь, давая понять, что я охренел. И если не прямо сейчас, то позже обязательно получу от него по щам за наглость. Но тут его взгляд цепляется за что-то позади меня, и лицо из разозлённого становится удивлённым.

— Опа, — на его губах появляется улыбка. Такая, с какой Грех обычно общается с жертвами нашего промысла. — Стеффи, это ты, что ли?

Рифма ещё пару секунд смотрит ему в глаза, а потом бросается к домофону. Грех с какого-то хрена кидается за ней. Я успеваю перехватить его у дверей, позволяя Рифме сбежать.

— Что ты делаешь? — спокойно спрашиваю, не давая ему последовать за ней в подъезд. — Вы знакомы?

— Стеффи? — оживляется Клык. Он тушит сигарету о балкон первого этажа и тоже подходит к нам. — Грех, та самая?

— Какая – та самая? — не понимаю я, продолжая держать Греха, хотя тот уже не сопротивляется. Только пялится на железную дверь задумчиво.

— Ну, тёлка, которая Греху рога наставила, а потом за неё впрягся какой-то мудак в погонах, — со знающим видом поясняет Клык. — Ты в Америку уже свалил, когда это было.

— Ну, да. Очень похожа, — наконец, говорит Грех и удостаивает меня взглядом. — Вот так совпадение. У вас серьёзно?

— Серьёзно, — отвечаю не мешкая. Даже раньше, чем успеваю подумать, что означает для меня это «серьёзно».

— Святой, ты ж мне как братишка младший, — Грех по-доброму улыбается и протягивает мне кулак, чтобы стукнуться. Я машинально реагирую на примирительный жест, который сопровождает нас со школьной скамьи. Грех всего на год старше, но очень любит об этом напоминать. — Я для тебя только лучшего хочу. Поверь, Стеффи, — он глазами указывает на дверь подъезда, — не лучшее. Не хочу, чтобы она разбила тебе сердце.

— Блядь, да ты романтик, — иронизирую я. Уж моему сердцу давно разбиться не страшно, и Грех об этом прекрасно знает. Только он и знает. — Спасибо за заботу, но я как-нибудь сам разберусь. Надеюсь, без обид?

— Да какие обиды, — Грех улыбается ещё шире. — Главное, чтобы тебе было не обидно... ну, знаешь... подбирать чужое.

Су-у-ука.

Док и Клык моментально отзываются конским гоготом, Шустрый неловко отводит от меня взгляд, а Грех, как всегда, оказывается победителем. Абсолютно признанным лидером. Мне остаётся только кисло усмехнуться в ответ и сделать вид, что этот выпад меня не задел.

Грех, или Илюха Грехов, был из тех, кто способен растоптать соперника лишь словами. Проблема в том, что соперника он мог увидеть даже в близком друге, и его это не останавливало. Для Греха не существовало ограничений, тормозов или общественной морали. Мораль у него была своя. Его воспитывали улицы, отцовские шлюхи из эскорт-агентства и криминальные авторитеты, с которыми Грех-старший строил бизнес в секс-индустрии.

Глава 8. И чё?

Рус

Боковым зрением замечаю, что Агата изучает меня взволнованным взглядом, пока я выезжаю со двора Рифмы. Она смотрит на меня в упор и не моргает. Ждёт пояснений тому, что случилось?

— Пристегнись, — бросаю, не глядя на неё.

— Я немного слышала ваш разговор с Грехом, — начинает она осторожно, потянув ремень безопасности. — Получается, они со Стеф раньше встречались?

— Подслушивать некрасиво, — отвечаю ворчливой отцовской интонацией и сразу же мысленно даю себе подзатыльник. Агате хватает одного папаши с нравоучениями. Выдохнув, добавляю: — Видимо, встречались.

— Почему она убежала?

— Агат, откуда я знаю?

— Так, позвони ей! — сестра подсовывает мне мой телефон под нос.

— По-моему, это не твоё дело. Как считаешь? — всё-таки поворачиваюсь к ней лицом и улыбаюсь. Агата только фыркает, однако кладёт телефон обратно в отверстие в бардачке между сидениями.

— Мне не понравилось, что сказал о ней Грех. Вдруг она правда... — Агата крутит ладонью, пытаясь подобрать слова. — Ну, знаешь... разобьёт тебе сердце.

Не могу сдержать хохот, на что сестра снова фыркает и обиженно складывает руки на груди. Я выруливаю на главную дорогу, встраиваясь в плотный поток машин.

— С чего ты взяла, что Грех говорит правду?

— Он же твой лучший друг! Зачем ему врать тебе? — Агата поджимает губы. — Хотя Стеф мне понравилась. Не очень она похожа на ту, про какую говорил Грех... Не знаю, Рус.

Вот и я не знал. Но одно знал точно: реакция Рифмы на Греха – это что-то ненормальное. Я бы понял неловкость, смущение или бурные восклицания в духе «козёл!» и «стерва!». Но, твою мать, нет. Рифма бежала так, будто столкнулась лицом к лицу с персональным кошмаром. А Грех пялился на неё... плотоядно, что ли.

Проехав светофор, беру телефон и нахожу номер Рифмы. Агата наблюдает за мной краем глаза, притопывая ногой в такт тихой музыке из колонок. Рифма отвечает не сразу, я уже думал не возьмёт.

— Руслан, — она произносит моё имя надломленным голосом. — Прости меня...

— Даже не начинай, — перебиваю я. Интуиция подсказывает, что Рифма хочет запеть старую песню «не звони больше». — Что случилось? Ты знаешь Греха?

— Мы... недолго встречались больше года назад, — она всхлипывает. Слышу, как шумит вода. — Я не хочу это вспоминать.

— Он тебя обидел?

— Пожалуйста... Мы с тобой слишком...

— Стеф! — шиплю в трубку, понимая, что она вот-вот скажет «давай всё забудем». Сердце отчего-то ускоряет бег. — Прошу. Я должен отвезти Агату домой и съездить кое-куда, но можно мне заехать позже? Поговори со мной.

— Это... плохая идея, — всхлипы Рифмы переходят в плач. — Мне завтра на работу. Уже очень поздно...

— Я не отниму много времени. Раз этим вечером ты дала мне шанс, Рифма, так будь добра – держись до конца.

Она судорожно вздыхает, гремит чем-то в динамик. Звук напоминает удар душевой лейки о ванную. Тихо, слово переступая через себя, говорит:

— Хорошо.

— Скоро буду, — коротко отвечаю и сбрасываю звонок.

Агата печально заглядывает мне в глаза, но я утыкаюсь в дорогу и делаю музыку погромче, давая понять, что не в настроении разговаривать. Она не настаивает.

К дому мы подъезжаем, когда на часах высвечивается пятнадцать минут одиннадцатого. Охрана запускает мою машину, и я паркуюсь между отцовским Лексусом и Оксаниной Инфинити напротив укрытого на зиму фонтана. В окне отцовского кабинета на первом этаже мелькает силуэт, затем зажигается свет над входной дверью.

Агата первая заходит в дом, я следом. С порога ловлю хмурый взгляд отца.

— Ты опоздал.

— И тебе привет, — усмехаюсь я и киваю Агате, которая топчется рядом с ним, ожидая родительских объятий: — Я на связи.

Уже собираюсь выйти, как по лестнице со второго этажа спускается Оксана. В руках у неё небольшая коробка, в которой что-то позвякивает. Она с цветущей улыбкой ставит её на комод в прихожей, затем притягивает Агату в объятия и целует в лоб. Агата кривляется, отпихивая «мачеху», но Оксана притворяется, что ничего не заметила.

— Милый, я всё приготовила, — она с грацией кошки фланирует к отцу и обнимает его за шею. — Скажешь утром Инне, чтобы отнесла старые вещи в гараж?

Агата с любопытством приоткрывает коробку. По искрящимся глазам Оксаны и тому, что она не возражает Агате, догадываюсь, что в коробке не просто старые вещи. Агата подтверждает это визгом:

— Пап, это же мамины вещи! Мамины фотографии! — сестра разворачивается к отцу с расширенными от ужаса глазами и нацеливает на Оксану указательный палец. — Ты что, разрешил ей их выбросить?!

— Не выбросить, — спокойно поправляет отец. — Оксана просто предложила отнести вещи в гараж, чтобы...

— Папа! — Агата топает ногой и со слезами хватает коробку. — Скажи ей! Пусть она не смеет их трогать!

Агата вместе с коробкой уносится на второй этаж. Оксана переводит на меня фальшиво-беспокоящийся взгляд, и тут я вскипаю. С какого хера она решила, что имеет право распоряжаться вещами матери? С какого хера отец ей позволяет это делать?

— Сука, — рычу ей, а Оксана невинно поджимает губы.

— Следи за языком! — ощетинивается отец.

— Пошёл ты.

Выхожу из дома. Он за каким-то хером идёт за мной, останавливает меня за плечо и разворачивает лицом к себе. Поднимаю бровь, ожидая от него порцию дерьма, но во взгляде его воспалённых серых глаз только усталость. Он проводит пальцами по отросшей щетине с проседью и качает головой.

— Слушай, эти вещи...

— Не оправдывайся. Тошно, — отмахиваюсь я, однако отец не позволяет мне уйти.

— Куда ты собрался? Опять к своим уголовникам?

— О как, — у меня не получается задавить саркастичную ухмылку. — Поздновато ты решил поиграть в заботливого родителя.

— Однажды ты перейдёшь черту, и тогда я ничем не смогу тебе помочь. Не понимаешь? — отец снова проводит пальцами по щетине. — Хватит. Успокойся.

Глава 9. "Код красный"

Стеф

Это не мог быть он. Только не он. Прошло больше года, но я до сих пор помню, как пахли его футболки – табаком, пряной мятой из-за автомобильного ароматизатора и иногда бензином, потому что он любил ковыряться в машинах.

Илья Грехов был из тех, кто очаровывал так же легко, как и смешивал с грязью. Он обладал каким-то невероятным магнетизмом, дьявольской харизмой, заставляющей проникаться его идеями, мыслями, и вот ты уже не знаешь, твоя ли это точка зрения или его. Мы познакомились совершенно банально. Так же, как и тысячи других пар, но с той лишь разницей, что с самого начала я знала: Илья Грехов принесёт с собой несчастье.

Он заметил меня в ресторане, когда мы отмечали день рождения коллеги из аптеки. Подошёл к нашему столику и спросил, не хочу ли я потанцевать с ним. Звучала популярная песня «Мне всё Монро», и Миланка, бросив на меня выразительный взгляд, едва заметно мотнула головой, мол, не стоит. Но я уже тонула в омуте его серо-карих глаз, казавшихся в приглушённом освещении ресторана янтарными.

Чёрные, как смоль, волосы, спадающие на широкий лоб, острые скулы, кривая презрительная ухмылка, татуировки на руках и массивная цепь на шее с подвеской-бритвой. Илья выглядел, как типичный «код красный». Вёл себя, как одно сплошное «стоп». Но то, как он умел себя подавать — смело, самоуверенно, с вызовом, — притягивало внимание.

Наши отношения были такими же бурными, неудержимыми и нестабильными, как и сам Грехов. Нас шатало от нежных поцелуев и касаний руками до грубого секса где-нибудь в тёмном гараже на старом матрасе. Никогда это не было при свечах в удобной постели. Всегда по-животному, грязно и извращённо.

Мне не нравилось. Когда я пыталась об этом сказать, получала ядовитые насмешки. Обижалась, плакала, и тогда мы возвращались к ласковым прикосновениям, которые непременно кончались так, как хотел Илья. Он умел убеждать.

Иногда Грехов насиловал меня. Ну, то есть мне казалось, что это обжигающее, нестерпимое влечение – так сильно он любил меня и не мог удержаться. Но его страсть была мрачной, ненормальной. Он без разговоров и предупреждений мог зажать меня где-нибудь в укромном закоулке, закрыть ладонью рот, не обращая внимания на протесты, и долго, грубо использовать. Именно использовать, потому что я ни разу не получила в этот момент удовольствия, а Грехова это не волновало.

После секса с ним я разглядывала синяки на теле и обещала себе: «Это в последний раз. Больше ты этого не допустишь». Но потом снова были ласковые слова, нежные поцелуи, и он убеждал, что я сама этого хотела. Хотела же?..

Грехов постепенно заполнил собой мою жизнь, вытравил друзей. Осталась только Милана, с которой мы встречались лишь на работе. С семьёй я и так не общалась. Его сомнительное окружение стало моим, его интересы требовалось разделять и мне. И не дай Боже было проявить пренебрежение.

Грехова раздражало, если я была слишком медленной. Выводило из себя, если я была слишком заботливой. Он не терпел возражений, лишних вопросов, громких интонаций, мой смех, считая его глупым, и открытые наряды, считая их шлюшьими. Хотя сам непременно обращал внимание на длинные ноги, прикрытые короткими юбками. Мой гардероб заполнили платья под горло, бесформенные свитера, свободные джинсы и блузки скучно-блеклых цветов. Я вся растворилась в Грехе, таком ярком на фоне меня, таком несравненно обаятельном. Превратилась в его послушную тень, не имеющую право голоса.

Я до конца так и не узнала, чем занимался Грехов, но короткие фразы, шуточки и постоянные «сходки» явно не характеризовали его, как положительного героя. Милана била тревогу, умоляла раскрыть глаза, а я лишь отмахивалась. Ей же просто завидно, она же просто одинокая. Тогда подруга ещё не встретила будущего мужа.

А потом Грехов впервые ударил меня. Сейчас даже не вспомню, за что. Кажется, я попросила сделать потише звук на телевизоре, потому что было уже очень поздно. Мне почудилось, что Грехов сам удивился тому, что сделал. Он разглядывал свою ладонь, смотрел на неё, как на что-то чужеродное, а потом перевёл глаза на выступившую на моей губе кровь.

— Стеффи, малыш, прости, — его хриплый голос окрасился в тёплые тона. — Не знаю, что нашло на меня. Ты в порядке? Больно?

Грехов впервые спросил о моих чувствах. Потом он всегда спрашивал, как я, когда распускал руки. Не знаю, что творилось в его извращённом сознании, но мне казалось, что после ударов он начинал любить меня больше. То есть, по-настоящему любить: одаривал вниманием, говорил комплименты, клялся заботиться и сделать самой счастливой. И я почему-то верила. Плакала, угрожала, что прощаю в последний раз, но верила ему и снова бросалась в этот Ад. Пока однажды не наступил конец.

Грех не сдержал себя в общественном месте. В парке Галицкого, средь бела дня и при своих друзьях. Размахнулся и ударил наотмашь, потому что я имела неосторожность сказать, что заведующий аптекой пригласил наш коллектив в ресторан по случаю своего юбилея. По мнению Грехова, где были мужчины, там случались измены.

Это увидел Алекс, проходивший мимо вместе с другом. Он заступился за меня, сцепился с Греховым, а потом бесцеремонно увёл, хотя я сопротивлялась.

— Куда отвезти? К родителям или друзьям? — Алекс стрельнул в меня недовольным взглядом карих глаз, когда я упрямо скрестила руки и надулась, оказавшись в его машине. Он непонимающе мотнул головой. — Тебе это нравится?

Алекс кивнул в сторону парка, и я непроизвольно перевела туда глаза, но тут же фыркнула и отвернулась.

— Это не ваше дело! Выпустите, иначе мой парень...

— Мудак твой парень, — отрезал Алекс и без спроса задрал рукав моей хлопковой блузки, такой тёплой для жаркого лета. Постыдные синяки расцвели на коже. — А ты, кажется, мазохистка. Знаешь, чем это может кончиться? — Я не ответила, продолжая дуться, и Алекс вздохнул: — Я такую девчонку, чуть постарше тебя, года три назад из леса в трупном мешке выносил.

Глава 10. Эротический экспромт

Стеф

— Нет, останься, — настаиваю я и крепко сжимаю крупную сухую ладонь Руслана. Он хитро прищуривает глаз, вызывая у меня смущённую улыбку. Закусив на миг припухшую от поцелуя губу, продолжаю: — Просто так. Мне правда очень тоскливо, я отвыкла жить одна.

Руслана, кажется, такой аргумент убеждает больше, чем моё порывистое, необдуманное предложение ещё раз заняться сексом. Его губы трогает лёгкая полуухмылка, и он возвращается обратно в квартиру. Поспешно закрываю за ним дверь.

Мне не было страшно рядом с ним несмотря на то, что Руслан оказался знакомым Грехова. Я не боялась, что он обойдётся со мной плохо, пусть до джентльмена он и вправду не дотягивал. Мне подумалось, что человек, который так внимателен к чужим чувствам, не может поступить дурно с другим человеком, доверившимся ему и впустившим в свой дом.

Сейчас я очень хотела довериться Руслану. Почти точно так же, как и Алексу, когда тот помог мне выкарабкаться. Только теперь мне нужно было за что-то зацепиться, чтобы не провалиться в тоску по Алексу.

А ещё я боялась, что Грехов может подкараулить меня. Ведь он знает мой подъезд...

— Может, ты голодный? — спрашиваю у Руслана, забирая у него парку, чтобы повесить в шкаф.

Он глядит на меня исподлобья, будто я сказала какую-то глупость. Потом до меня доходит, что это скорее удивление. Неужели о нём редко беспокоятся? В такой-то обеспеченной семье...

— Нет, спасибо, — Руслан мотает головой. — Но кофе я бы выпил.

Алекс всегда пил по утрам кофе без сахара, потому я отлично научилась варить его в турке. Я вообще много что научилась делать, чтобы радовать любимого мужчину. Даже прошла кулинарные курсы, хотя раньше моим коронным блюдом были макароны с сосисками.

С грохотом отодвинув кастрюли, достаю из ящика под духовкой турку, наливаю в неё воду и насыпаю две ложки ароматной арабики. Затем ставлю турку на плиту на средний огонь. Руслан тем временем рассматривает аквариум с рыбками-телескопами.

— Я таких впервые увидела у подружки. Ещё в школе, — зачем-то говорю, тоже бросая взгляд на аквариум. — Мне очень понравились их вуалевые хвосты.

— Что у тебя было с Грехом? — он отвечает вопросом, не повернув головы.

Глубоко вдохнув, задерживаю воздух в лёгких, прежде чем шумно выдохнуть.

— Я не хочу это обсуждать.

— Я пытаюсь разобраться, — Руслан поворачивается ко мне и пристально вглядывается в глаза. — Ты его боишься.

Не вопрос, а констатация факта. Я прячу взгляд в чёрной кофейной глади.

— У нас были не самые здоровые отношения, — уклоняюсь от прямого ответа.

Наверное, стоит рассказать немного правды, чтобы Руслан больше не пытался ворошить прошлое. Ведь наше прошлое с Греховым – это вовсе не выпавшие из старой книги засушенные цветы, что навевают приятную грусть. Такое прошлое, возможно, у нас с Алексом. А с Греховым – это запёкшиеся разводы крови на старом матрасе.

— Илья... очень вспыльчив. Часто терял контроль, если ему что-то не нравилось, — говорю я, снимая с плиты кофе и не давая ему закипеть.

— Он позволял себе лишнего? — голос Руслана остаётся спокойным, но в нём проскальзывают металлические ноты.

Я снова вздыхаю, не решаясь озвучить, что Грехов поднимал на меня руку. Но, кажется, Руслан понимает это и так, потому что тихо выругивается и ничего больше не спрашивает. А, может, он подумал о чём-то другом. В любом случае я благодарна ему за то, что его устроил ответ.

Переливаю кофе в фарфоровую кружку с изображением корабля на фоне заката и ставлю её на стол. Нахожу в хлебнице пакет с печеньем «Топлёное молоко», беру сахарницу и чайную ложку. Обернувшись, вижу Руслана с моим букетом пионов, которые так и не поставила в воду.

— Достань, пожалуйста, вазу со шкафа в коридоре, — я указываю на верхнюю полку, где пылится ещё бабушкина ваза с индийскими слонами.

Руслан приносит вазу и сам набирает воду, пока я раскладываю печенье на блюдце. Водрузив букет на столешницу возле микроволновки, он садится напротив меня и притягивает дымящийся кофе.

— Как Агата? — я поднимаю глаза на Руслана. — Больше не переживает из-за волос?

Он, улыбнувшись, качает головой.

— Ты сотворила чудо. Моих слов ей было недостаточно.

— Конечно, ты же её брат, — усмехаюсь я. — Когда моя бабушка говорила, что я очень красивая, я тоже ей не верила. А как... как...

— Это случилось? — заканчивает он за меня и тут же кривит губы в мимолётном раздражении. — Девчонки из пансиона постарались. Парня не поделили.

— Ох... Дети бывают жестокими.

— Особенно, если придурки-родители забивают на них хер, — Руслан отпивает кофе, а я считываю в его словах что-то глубоко личное.

— Ты не ладишь с отцом? — слова срываются с губ раньше, чем успеваю подумать.

Бровь Руслана дёргается вверх.

Зараза! Это совершенно не моё дело. Нетактично залезать в его душу после того, как он деликатно закрыл тему с Греховым. Глупость с моей стороны.

— Прости, пожалуйста. Иногда я болтаю всякую ерунду.

— Нет, всё нормально, — морщина на его лбу разглаживается. Руслан выглядит абсолютно спокойным, будто и не было замешательства от моего неудобного вопроса. — Просто отец однажды выбрал не меня. Не уверен, что тебе понравится эта история, Рифма. Подумаешь ещё, что мы все там больные на голову.

— Была бы сама здоровая, может, и подумала бы, — беспечно пожимаю плечами и надкусываю печенье. — Бабушка любила говорить «не суди и не судим будешь».

Руслан тоже берёт печенье, крошит его в пальцах, словно размышляя, хочет ли он приоткрыть мне душу. Учитывая, что сама я осталась для него закрытой, ему необязательно было откровенничать. Но, видимо, он слишком долго об этом молчит.

— Несколько лет назад я был влюблён в девушку, — начинает он негромко. — Мы познакомились в универе. Вся из себя скромница, умница, отличница. Вперёд всех тянула руку на лекциях. Меня хорошие девочки всегда притягивали, но она... Знаешь, было в ней что-то с перчинкой.