Я шагнула вперёд. Медленно, будто через вязкую воду, будто каждый мой шаг вёл не вперёд, а назад — туда, где было тепло, где он смотрел на меня иначе, где я верила.
— Кайл… — выдохнула я, не узнавая собственный голос. Он дрожал. Я дрожала.
Но в следующее мгновение рядом, словно взорвавшись тенью, оказался Дейн. Его рука вцепилась мне в плечо — не больно, но с такой силой, что шаг был прерван мгновенно.
— Нет, — отрезал он, низко, жестко, глухо. — Ты не пойдёшь к нему.
— Но… — Я попыталась повернуться, но он только сильнее сжал пальцы.
— Он может быть кем угодно. И кем угодно уже был. Ты не можешь ему доверять.
Слова ударили в грудь сильнее, чем это должно было быть. Не потому, что я не знала. А потому что он сказал это вслух.
Перед нами Кайл не сдвинулся ни на шаг. Он по-прежнему смотрел на меня — не на Дейна, не на Алека. Только на меня. Будто весь ангар исчез, и осталась лишь я.
Но следующее движение сделал не он.
Алек вышел из укрытия, мягко, уверенно, и поднял руку с оружием. Дуло направилось прямо в Кайла, и в его взгляде не было сомнений. Только холодная решимость.
— Ни шагу ближе, — сказал он. — Снимай плащ. Покажи, что у тебя нет оружия. Покажи, кто ты теперь.
И в ту же секунду второй, тот, что всё это время молчал, рванулся вперёд — не на шаг, не на выпад, но достаточно, чтобы из складок его плаща появилась рука. В ней — оружие. Без слов, без предупреждения. Ствол уверенно уставился на Алека.
Краткая, смертельно точная расстановка.
Четыре мужские фигуры.
Два взгляда — напряжённых.
Два — не отрывающихся от меня.
Я стояла между ними.
И невыносимая тишина, звенящая, будто готовая взорваться от одного вздоха.
— Не тебе указывать моей жене, что ей делать, — спокойно, но с тенью стали в голосе произнёс Кайл, переводя взгляд на Дейна.
Слова прозвучали не как упрёк. Как напоминание. Как утверждение права.
Дейн чуть подался вперёд, но его хватка на моём плече лишь усилилась.
— Жене, говоришь, — отозвался он глухо, будто это слово было ядом на языке. — Тогда почему ты предал свою жену?
— Я пришёл за ней, — спокойно сказал Кайл. Его голос был ровным, почти безэмоциональным, но в нём слышалась внутренняя дрожь, напряжение, будто он держался за последнее, что у него осталось. — И не позволю вам увезти её, не дав даже объясниться.
Он сделал паузу, и когда заговорил снова, в голосе зазвенел металл:
— Мало того. Никто из вас не сможет защитить её так, как могу я.
— Ты потерял все свои права, когда заманил ее в ловушку, — сказал Алек, не опуская оружие. Его голос стал тише, но напряжение не исчезло. — Если ты вообще их когда-то имел.
Кайл молчал.
Он не переводил взгляда с меня.
Всё, что происходило вокруг — оружие, угрозы, звенящая тишина — будто не касалось его.
Он смотрел только на меня.
— Мия… ты должна мне верить, — тихо произнёс он. — Это был не я. Это не я заманил тебя туда. Я пытался остановить всё, но было слишком поздно…
Слова застряли где-то между его губами и моим сердцем.
— Где ты был тогда, Кайл? — спросила я. — Где ты был, когда всё началось? Когда меня отвели в тот отсек? Когда она говорила все это…
Он открыл рот, словно хотел ответить — и, возможно, сказал бы.
Но не успел.
Гул. Вибрация в полу. Сквозь бетон и сталь.
Приближающиеся шаги. Чёткие, тяжёлые. Слаженные.
Их было много.
Кайл напрягся. Обернулся к своему спутнику.
— Патруль. Они здесь. Значит вход уже перекрыт.
— Мы успеем через южный тоннель, — ответил его напарник коротко.
Кайл развернулся обратно к нам, но обратился к мужчинам.
— Если вы хотите, чтобы она выжила — двигайтесь. Сейчас. Второй шаттл — наш последний реальный шанс. Мы нашли его, система его не видит. Другой попытки и Мии не будет.
Мужчины переглянулись. Всё в их взглядах кричало нельзя доверять. Но… выбора не было.
Дейн сжал челюсть, но отступил на шаг, освобождая мне плечо.
Алек, напротив, сделал шаг ближе, его оружие всё ещё было направлено на Кайла.
— Если это ловушка, — сказал он тихо, почти ласково, — ты сдохнешь первым. И я позабочусь, чтобы это было больно.
— Не ловушка, — ответил Кайл. — Это выход.
И мы двинулись за ним.
Сомнение в каждом шаге.
Страх в каждом вдохе.
И всё же — надежда, что где-то там, в глубине станции, действительно есть второй шаттл.
Коридоры станции тянулись перед нами, словно узкий змеящийся лабиринт — металлический, полутёмный, чужой. Мы шли быстро, почти бегом, в полной тишине, слыша лишь дыхание друг друга и гулкий топот шагов по полу. Где-то над головой — далёкие сигналы, редкие щелчки системы безопасности, едва уловимый писк камер. Всё, что напоминало: мы всё ещё в их сети, всё ещё под их взглядом.
Кайл шёл впереди, уверенно, будто знал каждый поворот, каждый слепой угол. Его спина была прямой, движения выверенными, как всегда.
И от этого было… тяжело.
Он снова был рядом.
Тот, кто когда-то стал моим домом. Моя опора. Моё утро. Моё всё.
Тот, чьё имя раньше вызывало тепло, а теперь — холодную дрожь где-то в солнечном сплетении.
Мой муж.
И я больше не знала, кто он.
Он не прятался. Не оправдывался. Не прижимал к себе и не умолял простить.
Просто… был. Шёл с нами, защищал. А может вел в ловушку. Говорил мало. Смотрел — будто знал, что каждое его слово может стать последним между нами.
А я шла, как на грани. Как будто внутри разламывалась на две половины.
Одна — всё ещё помнила его руки, голос, тепло.
Другая — кричала, что всё было ложью. Что всё случилось по его вине. Что если бы не он…
И я не знала, где правда.
Я не знала, хороший он или плохой.
И именно это причиняло боль сильнее всего.
Потому что если бы он был монстром — мне было бы легче.
Если бы он был просто предателем — я бы вычеркнула его. Забыла.
Но он не был ни тем, ни другим. Он был Кайлом.
Тем самым.
Словно ничто не изменилось — и всё изменилось одновременно.
На секунду. Незаметно. Неосознанно. Просто — чтобы почувствовать, что внутри всё в порядке. Что мы ещё целы. Что сердце бьётся не только в груди, но и под моей ладонью.
Рядом сдвинулась тень.
Кайл.
Он не остановился, но бросил на меня короткий, внимательный взгляд. Настолько мимолётный, что его можно было бы не заметить. Но я заметила.
В его глазах что-то дрогнуло.
— Тебе плохо? — спросил он негромко, почти на выдохе, будто боялся, что вопрос разорвёт тонкую ткань молчалия, окутавшую нас всех.
Я покачала головой.
— Нет. Нормально. Я могу идти.
Он задержал на мне взгляд дольше, чем стоило бы. Словно искал подвох, пытался понять, что я не договариваю. И в его глазах мелькнула тревога — та самая, живая, настоящая. Тревога не предателя. Мужа.
Но я отвернулась.
Говорить было нельзя. Не сейчас. Не об этом.
Мы миновали ещё один аварийный шлюз, спутник Кайла быстро ввёл код, панель зашипела, открывая путь в узкий туннель, заросший пылью и паутиной. По стенам пробегали тусклые световые линии, будто не веря, что снова включились.
И наконец — старый ангар. Маленький. Потемневший от времени, с обвалившимися панелями и пустыми контейнерами, пахнущий ржавчиной, смазкой и отчаянием.
А в самом его центре — шаттл.
Он выглядел так, будто ему место в музее под табличкой «ранняя эпоха террафлота». Сколотая обшивка, вмятины, выступающие провода, одна нога шасси стояла неровно, будто шаттл был ранен в бою и с тех пор так и не оправился.
— Это он? — тихо спросил Дейн, не веря.
— Он, — подтвердил Кайл.
— Блестяще, — хмыкнул Алек. — Осталось только помолиться.
Кайл уже карабкался внутрь. Проверял питание, панели, вводил команды. Всё внутри потрескивало, мигало, пульсировало — как умирающий зверь. Я вжалась в стену и наблюдала, как его пальцы уверенно скользят по устаревшим интерфейсам.
— Пожалуйста… — вырвалось у меня.
И словно услышав, шаттл вздохнул. Панели вспыхнули светом. Тишину разорвал хриплый рёв двигателя, будто из самых глубин корпуса поднялся забытый голос — и ожил.
— Заводится, — удивлённо сказал Кайл, откидываясь назад. — Он реально работает.
— Потрясающе, — сухо заметил Алек. — Только бы ещё и взлетел.
Мы переглянулись.
Ужасный. Старый. Шатающийся.
Но сейчас — это был наш шанс.
И каждый из нас это понимал.
Кайл шагнул в сторону, жестом указав напарнику вперёд. Тот уже ловко взбирался в нутро шаттла — молча, сосредоточенно, как человек, знающий, с чем имеет дело. Пальцы быстро скользнули по обшарпанной панели, подцепили старый отсек доступа, потянулись к пульту управления. Всё внутри хрипело, потрескивало, мерцало — как старый зверь, которого слишком долго не кормили, но он всё ещё дышал.
Я прижалась к стене, вжалась в неё плечом, затаив дыхание. Сердце билось в горле. Я смотрела, как человек в чёрном, без имени и слов, запускает команду за командой — будто выцарапывает жизнь из металла.
— Пожалуйста… — сорвалось у меня невольно. Тихо. Почти беззвучно.
И словно в ответ — шаттл вздрогнул. Панели вспыхнули, загорелись лампы на пульте, по корпусу пробежал электрический стон. А затем — рёв. Глухой, хриплый, словно из глубин машины поднимался забытый голос, и он был жив.
— Есть! — бросил напарник Кайла. — Питание подано, двигатель в резервном режиме, но жив. Он действительно заводится.
Кайл, стоявший чуть в стороне, выдохнул и обернулся к нам.
— Он взлетит, — тихо сказал он. — По крайней мере, один раз.
— Потрясающе, — хмыкнул Алек, поднимаясь внутрь. — Осталось только не развалиться по дороге.
Мы переглянулись.
Шаттл выглядел ужасно.
Старый. Прожжённый. Весь в вмятинах и ржавчине.
Но он работал.
Напарник Кайла, до этого поглощённый панелью управления, резко обернулся к нему и коротко кивнул в сторону выхода. Кайл, не говоря ни слова, последовал за ним. Они отошли в тень обугленной переборки, и там, в полутоне, началась быстрая, едва различимая перепалка.
Они не повышали голоса, но интонации — жёсткие, рубленые, почти колючие — говорили сами за себя.
Тот говорил быстро, отрывисто, Кайл отвечал коротко, но с нажимом.
Слов уловить было нельзя, но напряжение витало в воздухе, как запах озона перед бурей.
Наконец Кайл вернулся к нам, лицо его было спокойным, но губы сжаты.
— Он вернётся. Я полечу с вами один.
Дейн напрягся.
— Необязательно. Можешь остаться. Так будет лучше для всех.
Голос его прозвучало спокойно, почти равнодушно, но каждый из нас понимал, что Дейн едва сдерживается.
Кайл выдержал взгляд.
— Я не уйду. Не сейчас. И не оставлю её снова.
Молчание стало ощутимым.
Словно сама станция затаилась в ожидании, на чьей стороне окажется эта невидимая чаша весов.
Наконец Дейн медленно кивнул.
— Хорошо. Возможно, ты будешь нам полезен… В свете сложившихся обстоятельств. Но под моим прицелом, понял?
— Понял, — ответил Кайл спокойно.
— Всё прекрасно, — мрачно пробормотал Алек. — Но, может, кто-то скажет, как именно мы вылетим на этом корыте? Его сканеры засекут за три секунды, нас разнесут ещё до того, как мы успеем доползти до атмосферного барьера.
Напарник Кайла вышел из тени, остановился в проёме и на мгновение взглянул на всех.
— Вы взлетите. Я об этом позабочусь, — сказал он, будто речь шла не о смертельном отвлекающем манёвре, а о замене предохранителя. — Но времени у вас будет мало. Очень мало. Не медлите.
Он взглянул на Кайла. Не кивок, не прощание — просто взгляд.
И, не сказав больше ни слова, исчез в дверном проёме, растворившись в тенях станции.
Я посмотрела на Кайла.
Он был спокоен. Слишком спокоен. Почему?
Внутри шаттла пахло гарью, пылью и старой смазкой. Металл скрипел под ногами, панели гудели, будто вздыхали от каждого прикосновения, а воздух был наэлектризован — напряжением, ожиданием, страхом. Мы поднимались на борт поочерёдно, каждый в молчании, будто последнее, что хотелось сейчас — нарушать хрупкое равновесие, в котором держалась наша готовность действовать.
Алек первым прошёл внутрь, бросив сумки на ближайшее крепление, сел у панели и начал проверку интерфейсов, что ещё отвечали. Дейн следовал за ним, его движения были быстрыми, чёткими, и в каждом шаге читалась готовность к худшему. Он занял место у бокового иллюминатора, проверяя своё оружие и то, что лежало в укромных нишах под стенами. Я шла последней, держась ближе к стенке, чувствуя, как внутри с каждым шагом нарастает холод — не от страха, от осознания: вот он, тот момент, когда уже нельзя вернуться назад.
Кайл закрыл люк. Глухой, тяжёлый звук прогремел, словно окончательно отрезав нас от всего, что было раньше. Он остался у входа, проверяя замки и герметичность. Его лицо было сосредоточенным, взгляд — отрешённым. Он не искал моего взгляда. И это — пугало.
— Давление в норме, — бросил Алек. — Навигация работает кое-как, но координаты задать можно. Управление — ручное. Автопилота нет.
— А с кислородом что? — спросил Дейн.
— Хватит на полёт, если не дышать слишком часто, — мрачно пошутил Алек, набирая команды. — Я бы предпочёл не тестировать пределы.
Кайл занял место рядом с главным пультом. Он не пытался перехватить управление, просто молча проверил кресла, помог мне с ремнём, обошёл шлюз. Его движения были такими спокойными, будто он делал это в сотый раз. Как будто не было ужасных дней разлуки, предательства, боли и страха.
— Всё готово, — сказал он наконец. — Как только будет сигнал — взлетаем. В лобовую, через южный шлюз. Если он его откроет — у нас будет двадцать секунд. Не больше.
Мы переглянулись.
Уже не было ни лишних слов, ни споров.
Только взлетаем — или погибаем.
И где-то глубоко внутри шаттла, старый двигатель дрожал в ожидании, словно и сам знал, что от него сейчас зависит больше, чем просто скорость.
Алек занёс палец над кнопкой запуска и бросил на нас короткий, почти равнодушный взгляд — как у пилота, который видел всё, кроме смерти.
— Готовы?
Никто не ответил. Это был уже не вопрос.
Это был приговор.
Он нажал.
Шаттл вздрогнул, загудел, изнутри что-то хрипло застонало, и старый корпус ожил — словно вырвавшийся из комы зверь, который не понял, почему ему снова нужно бежать. Свет замигал, рёв двигателей усилился, и с шипением открылась створка аварийного шлюза, выпуская нас в чёрную пасть космоса.
— Поехали, — выдохнул Алек и вжал рычаг вперёд.
Шаттл взмыл.
Он рванулся с неожиданной силой, будто у него всё ещё осталась ярость. Я вдавилась в кресло, ремни впились в грудь, в ушах загудело от перепада давления. За иллюминаторами промелькнули обломки, тёмные стенки отсека, одинокий прожектор — и свобода.
Но через пару секунд воздух завибрировал.
— Засекли, — процедил Алек. — Вышли на курс. Поздно.
Сразу после — вспышка. Яркая. Ослепляющая.
— Уклонение! — рявкнул Дейн, перехватывая вспомогательное управление.
Шаттл вздрогнул, резко ушёл в сторону, будто его подтолкнули снизу. Что-то пронеслось рядом — всполох, вспышка, удар — и обшивку сотрясла первая волна. Нас качнуло, экран треснул по краю, но шаттл держался. Пока держался.
— Орудия типа «гарпун», — прокричал Дейн, вцепившись в панель. — Они не хотят нас взрывать, хотят поймать!
— Мы им не рыбёшка! — рыкнул Алек и с силой дёрнул на себя штурвал.
Второй заряд пролетел почти впритирку, вспоров воздух рядом с бортом. Сработали инстинкты, слаженность, холодная сдержанность. Ни паники, ни крика. Только маршалы, привыкшие уводить от гибели в самых невозможных условиях.
Шаттл метался в пространстве, как раненая птица, сбрасывая высоту, поднимаясь, закручиваясь по невообразимой траектории — каждый манёвр казался смертельным, но каким-то чудом нас не задевали. Или — не успевали.
— Щиты на нуле, — бросил Дейн. — Корпус держит, но если попадут — всё.
— Держись, держись, родной… — пробормотал Алек, не отрывая взгляда от курса.
И вдруг — темнота.
Мы вырвались из зоны сканирования. Сигналы оборвались. Тишина.
— Атмосферный барьер, — выдохнул Кайл. Его голос был напряжённым, но в нём сквозила надежда. — Сейчас или никогда.
Шаттл вздрогнул, и нас резко бросило вперёд — словно невидимая сила потянула судно за собой. Мы влетели в верхние слои атмосферы, и всё внутри загудело. Металл скрипел под напряжением, обшивку трясло, в иллюминаторе вспыхнуло пламя — горячее, яркое, как язык зверя, пытающегося нас проглотить.
Старый корпус шаттла пел свою умирающую песню: дребезжал, завывал, дрожал от перегрузки. Воздух в салоне стал горячим, как перед взрывом, и пахло озоном, перегретой пластмассой и адреналином. Где-то внизу клацнул разъём, в углу панель мигнула красным, но мы всё ещё летели.
— Скорость набирается… ещё немного… — Алек, хриплый, почти потеряв голос, стиснул зубы, вгрызаясь в рычаги управления.
— Мы не успеем… — прошептала я, вжимаясь в кресло. Сердце билось, как бешеное. Я почти не чувствовала пальцев. Только гул. Только жар. Только страх.
— Успеем, — процедил Дейн. — Ты выживешь. Что бы ни случилось — ты выживешь.
Рядом со мной Кайл крепко держал одну из опорных труб — он не говорил, но я чувствовала, как он смотрит. На меня? На панели? На небо за иллюминатором? Кто знает.
И тогда…
Всё исчезло.
В одно мгновение огонь сменился тишиной.
Шум прекратился.
Металл перестал кричать.
Нас отпустило.
Звёзды.
Чистые, далёкие, безмолвные звёзды вспыхнули за иллюминатором, как тысячи глаз, наблюдающих за нашим бегством. Мы вырвались. Шаттл потряхивало, но он держался. Мы — в космосе.
Скоро после того как шаттл выровнялся и пошёл на стабильную тягу, в кабине повисла тяжёлая тишина. Лёгкое дрожание металла, равномерный гул двигателей и звёзды за иллюминатором были единственными напоминаниями о том, что мы всё ещё в пути — где-то между спасением и неизвестностью.
Я сидела пристёгнутая, всё ещё чувствуя, как сердце отказывается верить в то, что мы действительно вырвались. Дышать стало легче, но в голове звенел оглушающий клубок мыслей и эмоций, от которых не было спасения. Я повернула голову и наконец задала вопрос, который давно стучал в груди:
— Куда мы летим?
Кайл, сидевший напротив, тоже повернулся, глядя на Дейна.
— Да. Мне тоже бы хотелось знать.
Дейн взглянул на него с холодным спокойствием, будто ещё решал, сколько информации достоин услышать тот, кто недавно был врагом.
— К друзьям, — ответил он наконец. У них есть база. Лаборатория.
Он сделал паузу, а потом, не отводя взгляда от Кайла, добавил:
— Там… вы сможете сделать противоядие.
Тон был жёстким. Вы.
И это прозвучало почти как вызов.
Кайл слегка кивнул, впитывая информацию. А затем взглянул на меня — впервые за всё время по-настоящему внимательно, словно только теперь, когда пыль боя осела, он осмелился увидеть не только облик, но и суть.
— В каком ты состоянии? — спросил он. — Твое… здоровье?
Прежде чем я успела что-то сказать, Алек выпрямился в кресле, не поворачивая головы, но с явным напряжением в плечах.
— Благодаря тебе — не в том, в каком могла бы быть, — отрезал он.
— И уж точно не в том, в каком должна была бы быть… учитывая её положение.
Кайл нахмурился.
— Какое положение?
И тогда все взгляды невольно обернулись ко мне.
Я вдохнула. Сжала пальцы в кулак, чтобы не выдать дрожи, и посмотрела прямо на него.
Не прячась. Не спасаясь за чужими словами.
Потому что теперь, в этой дрейфующей по безмолвному космосу коробке, было уже слишком поздно для молчания.
— Я беременна, — сказала я просто. Тихо. Ровно. Как факт.
Молчание упало на кабину, как плотное покрывало.
Кайл не сразу понял. Видно было по глазам — он слышал слова, но смысл их ещё не дошёл до сердца.
А потом… медленно… в его взгляде что-то дрогнуло. Сначала — ошеломление. Затем — вспышка боли. И, наконец… на губах начала расплываться улыбка.
Счастливая. Настоящая.
Почти невозможная в этом месте, в этот момент.
— Беременна… — повторил он, будто проверяя слово на вкус.
И прошептал, срываясь:
— Это… это же…
Он осёкся, не договорив. Но всё уже было написано у него на лице.Он был в шоке. Он был счастлив. И он не знал, что с этим делать.
Кайл всё ещё улыбался. Не широко, не победно — нет. Эта улыбка была тронута чем-то почти детским, светлым. Он смотрел на меня так, будто только сейчас понял, что я здесь — живая, настоящая. Что я его жена, и внутри меня новая жизнь.
Но тишина, повисшая в кабине после его реакции, была не радостной. Она была… хрупкой. Леденящей. Наполненной взглядами, в которых не было ни прощения, ни принятия.
— Не торопись радоваться, — тихо произнёс Дейн. Голос его был холодным, как ледяная вода. — Это не значит, что мы тебе верим.
Кайл медленно перевёл на него взгляд, улыбка немного угасла, но не исчезла.
— Я не прошу веры. Я здесь, потому что хочу быть рядом. Потому что...
— Потому что ты был частью той ловушки, в которую она попала, — перебил Алек, не оборачиваясь от панели. — И даже если не знал — не остановил.
Он обернулся тогда. Его глаза были холодны, как вакуум.
— Если ты снова хоть на секунду окажешься на другой стороне — я выстрелю. И не промахнусь.
Между ними снова повисло напряжение — натянутое, как струна перед разрывом.
Но Кайл не ответил. Он просто кивнул.
— Я понимаю.
Он повернулся обратно ко мне, и теперь в его взгляде не было прежней радости. Только горечь и... решимость.
Как у человека, которому придётся доказывать своё право быть рядом шаг за шагом. День за днём. Если время ещё останется.
А я сидела и смотрела на него. На того, кого любила. На того, кого боялась. И теперь, возможно, — на отца своих детей.
Мы сидели в тишине.
Космос за иллюминаторами был безмолвен и равнодушен, а внутри шаттла — как будто не хватало воздуха.
— Расскажи мне, — наконец нарушила я молчание. Голос прозвучал тише, чем я ожидала. — Свою версию. Что на самом деле произошло?
Он выдохнул, будто ждал, что этот вопрос всё же прозвучит.
— Да, — начал он, не глядя в глаза, — я работал над тем проектом. Тем самым.
Он бросил короткий взгляд на маршалов — и я почувствовала, как напряжение вновь затаилось в воздухе.
— Меня допустили в одну из закрытых секций, и я знал, что исследования шли… по краю. Но я не знал, на кого именно это всё направлено. Имён, данных — ничего. Всё было обезличено. Собственно, так всегда проходят военные разработки, поэтому ничего удивительного. Я надеялся, что смогу вернуться к тебе раньше, но проект оказался гораздо запутаннее, чем я думал.
Он замолчал на миг, стиснув челюсть.
— Потом... однажды вечером, я остался дольше. Работал. Устал. Взял кофе — как обычно. Через полчаса отключился прямо на станции. Очнулся — не в лаборатории и явно не в тот же день. В комнате, где меня уже ждали. Миа. Несколько человек, которых я не знал. И всё было по-другому. Они сказали, что ты мертва. Сказали, что если я не соглашусь сотрудничать, то, как и маршалы, буду обвинён в твоей смерти.
Он посмотрел на меня, и в его глазах не было попытки оправдаться.
— Сначала я сделал вид, что согласен, но при первой возможности сбежал. Я... знал, что ты жива. Не имел доказательств. Не знал, где ты, в каком состоянии. Но я знал.
Я судорожно сжала пальцы в ткани комбинезона.
— Откуда?
Он не сразу ответил.
Вгляделся в меня, словно хотел сказать что-то больше, чем просто «чувствовал». Но потом лишь произнёс:
Я больше не могла сидеть.
Воздух в кабине стал слишком плотным, тяжёлым — как будто с каждым словом здесь становилось всё меньше кислорода. Слова Алека, взгляд Кайла, напряжённое молчание Дейна — всё давило на грудную клетку так, будто кто-то сжал её изнутри.
— Я… — начала я, но не договорила. Просто поднялась, и, едва не задев локтем стенку, пошла прочь, в узкий коридор, ведущий к небольшому жилому отсеку.
Шаттл тихо гудел, дрожал, будто и он сам не был уверен, выдержит ли полёт. Пол выстилала старая прорезиненная панель, свет мерцал на грани перегорания. Я почти на ощупь добралась до койки, откинула тонкое покрывало и осторожно легла, закрывая глаза.
Сердце всё ещё стучало слишком громко.
Живот ныл — не больно, но тревожно. Я положила ладонь на него и замерла, прислушиваясь. Живы.
Там, внутри мои дети в порядке. Несмотря на всё.
Я выдохнула медленно, глубоко, чувствуя, как по спине ползёт усталость, но тело не позволяет расслабиться. Всё гудело от напряжения, от тишины, от того, сколько ещё нужно выдержать.
Я не знала, что теперь думать о Кайле. О маршалах. Даже о себе.
Сквозь тонкую дрему, будто сквозь водную гладь, я услышала шорох открывающейся двери. Не сразу поняла, что это не сон.
Потом — лёгкие шаги. Осторожные. Почти неслышные.
Я приоткрыла глаза.
В отсек вошёл Алек. В руках — небольшой герметичный контейнер, знакомый по виду: армейский сухпаёк. Запаянный, с еле уловимым запахом прогретой пластмассы и специй. Он не сразу заметил, что я проснулась — поставил контейнер на полку у изголовья, проверил, как я лежу, словно по привычке.
Только потом посмотрел мне в глаза.
— Прости, что разбудил, — сказал он спокойно. — Но тебе нужно поесть.
Голос был ровным, но сдержанная тревога в нём не пряталась.
Он опустился на корточки рядом с койкой, открыл упаковку. Тонкая струйка пара вырвалась наружу, запах стал ярче — тушёное что-то с зерновой пастой, совсем не изысканно, но вполне съедобно.
— Это не банкет, — хмыкнул Алек, — но энергии тебе сейчас нужно много. Особенно… тебе.
Я медленно села, откинувшись к стенке, прикрыв глаза на миг от резкой лампы над койкой. Всё ещё ныло в пояснице, и грудь наливалась тяжестью, но это было знакомо.
Живое.
Тихое.
— Спасибо, — прошептала я, принимая из его рук пластиковую ложку.
Он не ушёл.
Сел на краешек соседней ниши, вытянул ноги, сцепил пальцы.
Смотрел не на меня — в пол, в пустоту, в то, что каждый из нас пронёс на этот шаттл вместе с собой.
— Мы не знаем, как всё сложится, — сказал он наконец. — Но если есть хоть что-то, что можно контролировать… например, твой ужин… я сделаю это.
И я не знала — благодарить или плакать. Поэтому просто ела. Медленно, сдерживая подступающее комом в горле тепло.
Когда я доела, отложив ложку в пустую упаковку, руки дрожали от усталости и тепла еды. Хоть что-то напоминало о нормальности. Хоть что-то напоминало, что я ещё человек — не цель, не носитель, не загадка, а просто женщина, уставшая до глубины костей.
— У тебя… — Алек слегка наклонился ко мне, указал на уголок губ. — Подожди.
Он не стал ждать разрешения. Осторожно, почти невесомо провёл пальцем по коже, стирая след еды.
Жест был заботливым — слишком личным, чтобы быть просто вежливым, но слишком сдержанным, чтобы перейти грань.
Я подняла на него взгляд, и в этот момент он замер. Его рука осталась в воздухе, а потом медленно опустилась… и скользнула к моей щеке, задержалась в пряди волос.
Он наклонился ближе.
И прежде чем я успела понять, что делает, — уткнулся носом в мои волосы.
Медленно вдохнул, как будто вбирал в себя не только аромат, но и кусочек покоя, ускользающего, как песок между пальцами.
— Ты пахнешь обворожительно, — прошептал он.
Я удивлённо моргнула и тихо выдохнула:
— Это вряд ли.
После всех этих дней, после побега, пота, слёз и нервов… обворожительное было где-то далеко.
Он чуть усмехнулся, не отстраняясь.
— Истинные всегда так пахнут.
Он говорил это так, будто вспоминал что-то, услышанное давно.
— Как что-то невероятно вкусное и сладкое. Мне рассказывали… но я не верил.
Он чуть отстранился, взглянув мне в глаза.
— А ты и правда так пахнешь. Как будто ты... самый вкусный десерт на свете. И тобой невозможно надышаться.
Я застыла.
Тело не двигалось, дыхание перехватило — словно кто-то внезапно распахнул окно в самую душу. Слова Алека эхом отдавались внутри, и в этом эхо было что-то слишком знакомое.
— Все расы… это ощущают? — спросила я шёпотом, не отрываясь от его глаз.
Он чуть пожал плечами, но не отстранился, его ладонь всё ещё была рядом, почти касаясь моей щеки.
— Вроде как да, — ответил тихо. — Но это не точно. Никто не может сказать с уверенностью. Это просто… чувствуется. Внутри.
Он прищурился.
— А что?
Но я уже не слышала.
Мир в этот момент сжался до одной-единственной мысли. До одной фразы, всплывшей из памяти, такой же яркой, как свет вспышки, такой же липкой, как страх.
"Пахнешь как тортик. Или свежая булочка. Так аппетитно. Моя маленькая булочка."
Тогда… Тогда это показалось мне милым. Забавным. Чуть нелепым, как дразнилка. Но теперь…
Теперь это звенело в ушах, как сигнал тревоги. Он тоже это чувствовал. Он знал.
Я медленно отстранилась, сбрасывая с себя всё тепло этого момента — не потому что не хотелось, а потому что нельзя. Слишком много совпадений. Слишком мало ответов.
— Мне надо поговорить с Кайлом, — сказала я. Резко. Твёрдо. Словно только это теперь имело значение.
Алек напрягся, но кивнул. Он не стал спрашивать зачем. Просто встал, открыл дверь отсека и позволил мне пройти первой, будто понимал, что я не вернусь, пока не задам этот вопрос.
Мы вместе вернулись в главный отсек.
Кайл сидел всё там же — на своём месте, чуть склонившись вперёд, опираясь локтями о колени. Он поднял голову, когда я вошла, и сразу выпрямился, взгляд встревоженно метнулся ко мне.
Кайл медленно выдохнул. Не оправдывался. Он словно думал, как лучше ответить, а потом чуть подался вперёд, будто хотел оправдаться. Но не успел.
Шаттл вдруг задрожал. Не привычно, не размеренно, а резко, будто его дернули за невидимую ось. Погасли две лампы, из панели управления вырвался слабый запах гари, и в ту же секунду раздался предупреждающий писк.
— Что это? — я инстинктивно схватилась за стену.
Алек уже метнулся к пульту, пальцы вбивали команды с отчаянной скоростью.
— Перегрузка по питанию. Щиты сбоит. Тяга срывается.
— Это не должно было случиться, — пробормотал Кайл и бросился к соседнему терминалу.
— Да ну?! — рыкнул Дейн, перехватывая мой локоть. — Быстро. В кресло. Сейчас же!
Я не сопротивлялась. Меня почти усадили, Кайл уже застёгивал ремни, проверяя замки. Сам он сел первым, не теряя ни секунды. Дейн бросил на меня взгляд и закрыл мою пряжку с резким щелчком, потом вбросил сумку в крепёж, заблокировал её и занял место справа. Алек остался у заднего терминала, удерживая шаттл от полного развала, судя по выражению лица.
Всё вокруг шаталось — не как раньше, а по-настоящему. Внутри — гудение, треск, красные лампы вспыхнули по периметру, как кровоточащие глаза.
— Мощность падает. Мы теряем импульсный вектор, — бросил Алек, — Нам не хватит, чтобы выйти на орбиту. Всё. Тяга провалена.
— Вижу гравитационный объект рядом, — выдохнул Дейн. — Планета. Не в базе. Атмосфера нестабильна, но держит. Можем попробовать сесть.
— Или развалимся в воздухе, — добавил Кайл сквозь зубы.
— У нас нет другого выхода, — отрезал Алек. — Готовьтесь к посадке. Жёсткой.
Я вжалась в кресло, ремни впились в грудь. Воздух дрожал. Металл визжал, как зверь на грани смерти. Иллюминатор полыхал красным, и в глубине я увидела: планета. Синяя, зелёная, с бурыми вихрями в атмосфере. Красивая. Неизвестная.
— Высота падает, — сообщил Алек. — Входим в атмосферу.
Всё затрещало, затряслось. Обшивка скрипела, как будто шаттл умолял нас не делать этого.
Но мы уже падали.
И никто не мог остановить это.
Огонь за иллюминатором вспыхнул, когда мы вошли в плотные слои. Нас трясло, качало, бросало вбок — как кукольный ящик в ураган. Я зажмурилась, потому что всё, что можно было сделать, — ждать.
И потом — глухой удар.
И ещё один.
Скат вниз. Металл кричал. Шаттл прыгал на выровненной тяге, пока наконец с хрипом не врезался в землю. Нас тряхнуло, ремни резанули по плечам, и где-то за спиной щёлкнул выбитый отсек.
А потом всё стихло.
Двигатели заглохли. Панели погасли. Только капающая вода из пробитой трубки и треск остывающего корпуса нарушали тишину.
Мы были на планете. Незнакомой. Дикой. И, возможно… враждебной.
Тишина после посадки звенела в ушах. Всё вокруг потрескивало и остывало, словно сам шаттл пытался прийти в себя после адской встряски. Я сидела, ошеломлённая, с шумом в голове, и только начинала осознавать, что мы всё-таки… живы.
Но Кайл не ждал.
Он отстегнулся первым — пряжка с глухим щелчком отлетела, и он почти сразу оказался передо мной, на одном колене, ловко приподнимая край ремня, не дёргая, не пугая.
— Скажи мне, — выдохнул он, глядя прямо в глаза. — Болит? Где-то тянет? Давит?
Он уже проводил ладонью по низу живота, так осторожно, что я едва почувствовала прикосновение. Его пальцы были холодны, но уверены — не суетливы, как всегда. Взгляд стал сосредоточенным, как в тот раз, когда я впервые увидела его в медблоке.
— Успокой дыхание, Мия, — тихо сказал он. — Я проведу экспресс-скан. Это займёт секунды.
— Я… нормально, — прошептала я, но он уже не слушал.
Из внутреннего кармана он достал тонкий, почти прозрачный сканер, активировал сенсорный режим. Светлая матрица пробежалась по моей коже, и я почувствовала едва уловимое тепло, исходящее от прибора. Он вел его медленно, будто боялся задеть что-то важное — или, наоборот, упустить.
— Сердцебиение стабильное… — Кайл вел сканером по низу живота, и голос его с каждой секундой становился всё тише.
Он замер.
— Оба, — прошептал он.
Медленно, почти незаметно, он поднял взгляд. Глаза его расширились, дыхание сбилось.
Он будто забыл, где находится. Застыл в пространстве, как человек, которого внезапно выбросило в другую реальность.
— Их двое… — выдохнул он, почти беззвучно. — Два ребенка.
Он на секунду прикрыл глаза, вскинул лицо к потолку, как будто это облегчение хлынуло в него с неожиданной силой.
Потом вновь склонился ко мне, пальцы чуть дрожали, но голос стал ровнее:
— Матка не в тонусе. Повреждений нет. Организм реагирует стабильно. Всё… всё хорошо. Они в безопасности.
Он произнёс это с тем благоговением, которое звучит в храмах — как молитва, как исповедание, как спасение.
И только тогда, когда убедился, что я цела, что они целы, он посмотрел мне в глаза. По-настоящему. И в этом взгляде не было слов. Только слепая, разрывающая изнутри боль и трепет. Как будто он искал прощение и не смел надеяться получить его.
Позади нас — тишина. Маршалы не сказали ни слова. Но их взгляды ощущались почти физически: Тяжесть Дейна — как глухой камень за спиной. И взгляд Алека — внимательный, острый, но уже не такой враждебный.
Они не вмешались. Не сделали ни шага. И это говорило о многом.
Кайл аккуратно убрал сканер. Не отстранился. Только смотрел, словно боялся оторваться.
Я всё ещё чувствовала его руку на своей — горячую, реальную. Я так долго мечтала, чтобы он снова был рядом.
— Спасибо, — прошептала я, и голос едва вырвался наружу.
Он кивнул. Словно ничего другого и быть не могло. Я видела, что он принял этих детей сразу же. Никаких сомнений. Так странно и приятно.
*****
Дорогие читатели, приглашаю Вас в свою новую МЖМ-историю об упрямой туристке-попаданке, которая по воле Богов оказывается избранной на роль «сосуда» среди палящих песков и страстей! 🐍🔥
Дейн первым нарушил тишину, словно натянутая струна в кабине шаттла наконец лопнула.
— Раз с тобой всё в порядке, — его голос был низким, сухим, — пора вернуться к реальности.
Он посмотрел на Кайла, потом на меня, и наконец перевёл взгляд на панель управления.
— Эта железяка больше не взлетит. Очевидно.
— Тяговый контур сгорел, — подтвердил Алек, подходя к терминалу и проверяя остаточную диагностику. — Половина систем в перегреве, обшивка повредилась при входе. Мы хорошо сели… слишком хорошо для того состояния, в котором она была. Второго раза она не выдержит.
Дейн выпрямился, его лицо уже снова собралось в сосредоточенную маску.
— Передатчики?
— Молчат, — буркнул Алек. — Весь блок связи выгорел. Даже на короткой частоте — тишина. Ни сигнала, ни сканирования. Мы глухи и слепы.
— Прекрасно, — процедил Дейн.
Он прошёлся по отсеку, остановился у обломков отломанного крепежа.
— Осталось выяснить, где мы. И как отсюда выбраться.
Я молча смотрела на них, чувствуя, как с каждой секундой холод возвращается в пальцы. Адреналин сходил на нет, оставляя после себя тупую тревогу. Мы были на планете. Неизвестной. Без связи. Без транспорта. И, вероятно, без времени.
Но я была жива. И мои дети — тоже.
— Что это за планета? — спросил Кайл, поворачиваясь к Алеку. Голос был спокойным, но в нём уже сквозило напряжение.
Алек не отрываясь вбивал команды в уцелевшую часть навигационного модуля, который, на удивление, ещё подавал признаки жизни. На экране мигнули координаты, затем — название.
— Сектор IX-47-B. Планета Сиэла. Необитаемая. В картотеке числится как нестабильная зона.
Он хмыкнул.
— Точка в пустоте. Ни станций, ни спутников. Только камни, грязь и, судя по влажности, джунгли.
Кайл при этих словах нахмурился. Заметно. Глубоко.
— Сиэла, — пробормотал он и провёл ладонью по щетине, будто стирая из памяти сомнение. — Да… Это одна из опасных планет.
Он бросил взгляд в сторону шлюза.
— Здесь водится несколько десятков ядовитых видов. И животных, и растений. Некоторые яды проникают через кожу. Уровень адаптации местной флоры зашкаливает.
Он вновь посмотрел на маршалов.
— Мы здесь долго не протянем, если не будем осторожны. Лучше бы нас отсюда поскорее забрали.
Дейн прищурился.
— Откуда ты это знаешь?
Кайл спокойно выдержал его взгляд.
— Я — медик. Это входит в базовую программу. Оценка угроз, токсичные среды, биологическая безопасность.
Он сделал шаг в мою сторону, задержал взгляд на моём удивленном лице, и голос стал чуть мягче.
— Это проходят на старших курсах.
А я лишь сжала губы, глядя на шлюз, за которым раскинулся неизвестный, враждебный, живой мир и неосознанно погладила живот.
Дейн поднял обломанный корпус связи, с силой дёрнул за одну из панелей и выругался сквозь зубы.
— Чёрт. Эта часть шаттла окончательно сдохла. Рация мертва.
Он провёл пальцами по разбитому терминалу, затем взглянул на внутренние провода, торчащие из разъёма.
— Попробую восстановить. Если повезёт — выйду на связь со станцией, куда мы направлялись.
Он бросил быстрый взгляд на меня.
— Если всё получится, нас заберут. Но это займёт пару дней.
— Оптимист, — усмехнулся Алек, проверяя другой блок. Он хлопнул по корпусу воздухообменника, и с характерным шипением пошёл сброс давления.
— Есть хорошие новости: атмосфера пригодна для дыхания.
Он перевёл взгляд на меня.
— Без фильтра вы бы продержались не больше часа, особенно ты.
Пальцы ловко перебрасывали переключатели.
— Сейчас перевожу систему на внешний забор воздуха. Фильтрация будет работать, хоть и в щадящем режиме. Так что задохнуться мы не успеем…
Дейн кивнул и, молча, углубился в проводку, вжавшись с инструментами в узкий отсек. Работал быстро, сосредоточенно, как всегда. В таких моментах он был похож на человека, которому поручили судьбу всей галактики, и он просто делал, что должен.
Кайл тем временем отошёл к задней части шаттла, проверил гермоблок с припасами, и уже через пару секунд его голос прозвучал резко и сухо:
— Плохо.
Он вернулся ближе к нам, сжимая в руках треснувший пластиковый резервуар.
— Бак с водой пострадал. Течь. Большая часть уже ушла.
Он поставил бак на пол и выпрямился.
— С тем, что есть, мы не продержимся даже двух суток. А это — в режиме абсолютной экономии.
— Прекрасно, — пробормотал Алек.
Кайл перевёл взгляд на шлюз. В глазах появилась решимость.
— Я пойду наружу. Найду источник воды. Нужно как минимум пополнить запас — иначе ждать помощь будет бессмысленно.
— Один? — Дейн не отвлёкся от проводов, но напряжение в голосе было отчётливо слышно.
— Я — медик, — спокойно ответил Кайл. — Я умею различать токсичные растения и знаю, как отфильтровать воду, если найду. У меня есть фильтрующие капсулы, если источник будет сомнительным. Всё под контролем.
Он уже потянулся за медицинским рюкзаком, проверяя карман с таблетками, водозаборник и ручной анализатор, когда раздался голос Алека:
— Никуда ты не пойдёшь один.
Кайл замер и медленно выпрямился, бросив на него быстрый, чуть удивлённый взгляд.
— Почему?
— Потому что это слишком удобно, — холодно ответил Алек, скрестив руки на груди. — Мы разбились на неизвестной планете, шаттл почти не функционирует, ты узнаёшь её как одну из опасных, и тут же вызываешься исчезнуть в джунглях на несколько часов?
Он прищурился.
— Прости, но мне как-то не улыбается оставлять тебя наедине с лесом, из которого ты можешь не вернуться. Или — вернуться не один.
— Ты думаешь, я сбегу?
— Я думаю, что слишком много раз тебе верили на слово.
Алек взял со стены снаряжение — лёгкий нож, дыхательную маску, одну из сохранившихся пушек, и уже направился к шлюзу.
— И теперь мне не нравится, что за этим словом ничего не стоит. Поэтому я иду с тобой.
Я долго молчала после того, как шлюз за Кайлом и Алеком закрылся. Шум пыли за панелями, лёгкое гудение отключённых систем, дыхание — всё казалось слишком громким в этой новой, тягучей тишине.
Дейн сидел у панели связи, по-прежнему сосредоточенный, с головой погружённый в проводку. Но я знала, он всё слышал. И всё чувствовал.
— Ты любишь его, — вдруг сказал он, не отрывая взгляда от искрящихся контактов. Спокойно. Без укора. Просто как факт.
Я повернулась к нему, и слова вырвались сами:
— Я не знаю. — Сказала я, а потом задумалась. — Раньше — знала.
Я вздохнула, потянувшись к ребру кресла.
— Теперь… теперь во мне всё путается. Всё, во что я верила, оказалось не таким. И я… я не уверена ни в нём, ни в себе.
Дейн наконец посмотрел на меня. Его взгляд был прямым, но в нём не было осуждения. Только тень усталости и… понимания.
— Возможно, ты и не узнаешь наверняка, кем он был тогда. Или зачем всё это начиналось. Но теперь… — он медленно выпрямился, вытирая ладонь о штанину, — теперь я знаю одно.
Он подошёл ближе, опёрся на край консоли, глядя на меня чуть сверху. Голос стал тише, почти хриплым.
— Он не сможет причинить тебе вред.
Я моргнула.
— Потому что?..
— Потому что ты — его Истинная.
В этих словах не было попытки меня порадовать. Только правда. Грубая, прямая, как всё, что касалось Дейна.
— Никто не может причинить вред своей Истинной. Не физически. Не по собственной воле. Это… вшито в нас. Неодолимо. Если бы ты была другой, если бы ты была просто человеком для него, он мог бы солгать. Мог бы использовать тебя. Даже убить. Но сейчас…
Он замолчал на мгновение, пристально глядя в мои глаза.
— Сейчас ты — его слабость. Наша общая слабость.
Я выдохнула, будто эти слова стянули с меня невидимую тяжесть.
— Знаешь, — тихо сказал Дейн, не отводя взгляда, — я бы хотел, чтобы ты смотрела на меня так же, как на него.
Я невольно хмыкнула, коротко и беззлобно. Не от насмешки, а потому что боль внутри давно уже переплавилась в усталое понимание — ничего в этой жизни не идёт по плану. Ни чувства. Ни выбор. Ни то, как реагирует сердце.
— Говоришь так, будто это просто… — пробормотала я, но не договорила.
Дейн шагнул ближе, но медленно, не спеша, как будто каждое его движение было просьбой. Не требованием.
Он опустился на одно колено передо мной, не касаясь. Только смотрел. А потом, осторожно, почти благоговейно, протянул руку и провёл ладонью по моему животу.
Живот пока был почти плоским, едва заметная округлость, которую можно было заметить только если знать, что искать.
— Я не прошу, чтобы ты делала выбор, — сказал он тихо. — Я просто… здесь.
Его ладонь лежала спокойно.
— Если нужно — я буду ждать. Если будет больно — я стану стеной.
Он поднял взгляд, тёмный, глубокий.
— Но если ты когда-нибудь посмотришь на меня так же — по-настоящему, я буду счастлив.
Мои губы дрогнули. Я не знала, что сказать. Но слова, кажется, были и не нужны.
Алек
Джунгли дышали жаром и сыростью. Воздух был густой, как суп, и пах гниющей листвой, пыльцой и чем-то терпким — почти ядовитым. Каждый шаг давался с усилием: влажная почва засасывала ноги, а лианы норовили поймать за шею. Мы с Кайлом шли молча — слишком долго, чтобы это оставалось просто молчанием. Это было ожидание. Напряжённое, тяжёлое, неизбежное.
Я взял мачете у бедра и срезал очередную мясистую ветвь, что загородила тропу, и в тот же момент Кайл нарушил тишину:
— Зачем ты на самом деле пошёл со мной?
Я хмыкнул. Не остановился, перепрыгнул через полусгнившее бревно, с которого лениво уползал светло-зелёный паук размером с мою ладонь.
— У меня есть вопросы, — ответил я.
— Я так и думал, — отозвался Кайл, пройдя чуть впереди. Его голос звучал спокойно, но в нём пряталось что-то выжидающее. — Что ты хочешь знать, маршал?
Я раздвинул очередные ветки, пропуская его вперёд.
— Начнём с простого, — произнёс я. — Мия сказала, что ты знаешь ту женщину. Ту, что устроила всю эту ловушку. И что её имя не Миа.
Кайл обернулся через плечо, не останавливаясь.
— Я думал, ты сперва захочешь поговорить о моей жене.
— О ней мы поговорим. Позже.
Он кивнул и, не сбавляя шага, сказал:
— Это правда. Я знаю, что она не Миа. Её настоящее имя — Верита.
Я резко остановился. На долю секунды всё замерло. Только влажные капли падали с листвы где-то в стороне.
Верита.
Это имя я слышал. И оно несло за собой не просто шлейф слухов — оно было красной меткой в любом досье, где встречалось.
Верита — оперативник Империи Сайлексов. Химик. Убийца. Манипулятор.
Если это правда…
Я медленно выдохнул, глядя ему в спину.
— Если она действительно та самая Верита, то дела у нас ещё больше дрянь, чем я думал, — пробормотал я. — Она никогда не позволит нам вернуться живыми.
Особенно с ядром. Но этого Кайлу я говорить не стал.
Кайл остановился, внимательно посмотрел на меня.
— Знаю.
— Откуда ты её знаешь? Не похоже, чтобы она тебя узнала.
Он чуть прищурился, и уголок губ дёрнулся в сдержанной полуулыбке.
— Потому что она меня и не знает. Я умею оставаться незаметным.
Я сжал рукоять мачете сильнее.
— Значит, я не ошибся. Ты тоже шпион.
Пауза.
— На кого ты работаешь?
Он смотрел прямо, не отводя взгляда.
— К твоему счастью — на Альянс.
Вокруг нас зашуршала трава — крупное насекомое пронеслось у лица, но я не шелохнулся.
Просто продолжал смотреть в глаза тому, кто знал больше, чем должен. Кто слишком многое скрывал. И кто, возможно, был единственным шансом моей истинной выбраться отсюда живой.
Мия
Дейн сидел у полураскрытого блока связи, склонившись над внутренностями устройства с видом человека, которому поручили невозможное — воскресить мёртвое железо. Его движения были ловкими, выверенными, будто он слышал музыку проводов и шорох микросхем, и только от точности его пальцев зависело, увидим ли мы ещё когда-нибудь хоть одно спасительное лицо на экране.
Я стояла рядом, не мешая. Не дыша слишком громко. Что-то в его сосредоточенности действовало странно — будто притягивало, завораживало. Я смотрела, как подрагивают жилы на его руке, как тень ложится на скулу, как хмурится бровь, когда искра пробегает по оголённому контакту.
Он дёрнулся, и я увидела — ткань на его плече пропитана кровью. Слишком густой цвет, слишком неправильный.
— Ты ранен, — сказала я.
Он не обернулся.
— Приземление было не из мягких, — отозвался ровно. — Не впервой.
— Не шути. Покажи.
Он медленно обернулся, скептически глядя на меня, но я уже подбирала аптечку. Он не спорил. Лишь склонил голову в знак согласия и позволил мне присесть рядом. Я аккуратно разрезала футболку на плече и откинула в сторону влажную, пропитанную кровь ткань. Под ней — глубокая ссадина, неровная, с рваными краями. Не опасная, если вовремя обработать, но грязная. Потенциально заражённая, наверняка ужасно болезненная.
Я выдохнула, вытерла поверхность, смочила салфетку антисептиком и начала обрабатывать. Он не шевелился, только стиснул зубы, но ни звука не выдал.
Мы были слишком близко. Я чувствовала, как он дышит. Чувствовала под пальцами напряжение его тела, жар кожи, сердце, колотящееся где-то под рёбрами. Словно всё это происходило не с ним — а с нами обоими.
Я всё ещё держала повязку, когда почувствовала, что замерла. Голова была опущена, но дыхание стало медленнее. Я подняла глаза. Он смотрел на меня.
Он не отводил взгляда. Просто смотрел — пристально, глубоко, будто искал во мне ответ на вопрос, который сам боялся задать. Его дыхание сбилось, но он не приближался. Не делал ни шагу, не протягивал руки, не шептал ни слова. И всё же между нами что-то двигалось, нарастало, гудело под кожей — как гроза, затихающая в сердце и тут же вспыхивающая вновь.
В его глазах было больше, чем просто желание. Больше, чем долг, забота или боль. Это было признание — немое, сдержанное, упрямо прорывающееся наружу, несмотря на всё. В этом взгляде была правда, которую мы оба давно хоронили под грудой обязательств, страхов и воспоминаний.
Я не знаю, кто сделал первый шаг. Не помню, кто подался ближе, кто перестал сдерживаться. Всё растворилось в моменте, когда наши губы встретились.
Это не был порыв. Не случайность.
Поцелуй был медленным. Уверенным. Почти нежным, как касание шелка. В нём не было поспешности, только тишина между ударами сердца.
Этот поцелуй был не просто нежностью. Он был обещанием. Прощением. И одновременно предательством.
Потому что я не отстранилась. Потому что он не остановился.
Поцелуй не закончился. Наоборот — стал глубже. Медленнее, но насыщеннее, будто каждый миг вытягивал из нас то, что мы так долго прятали. Его ладонь скользнула вдоль моей щеки, зарылась в волосы, осторожно, но с такой жаждой, будто он боялся, что это всё исчезнет, если дотронется слишком резко.
Я ответила. Слишком легко. Слишком естественно. Будто тело уже давно знало, каково это — быть рядом с ним, и только душа отказывалась признать.
И вот теперь она тоже сдалась.
Что-то внутри меня вспыхнуло — горячее, беззащитное, запретное. Оно поднялось снизу, охватило грудь, живот, разлилось в кончиках пальцев и между бёдер. Я уже чувствовала это раньше. Там, на корабле. Когда всё вдруг стало слишком острым, слишком желанным. Когда желание вспыхивало так быстро, что превращалось почти в боль.
И теперь — то же самое.
Желание заворачивало меня в кольца жара, мягко, но неотвратимо. Сердце билось слишком быстро. Дыхание сбилось. Его губы, его запах, тепло его тела рядом — всё это сводило с ума.
Я тихо застонала, едва слышно, почти испуганно от самой себя, но не остановилась. Не могла. Не хотела. Он тоже дрожал, дышал с хрипотцой, его рука обняла меня крепче, будто защищая от чего-то, будто пытаясь удержать меня в этом моменте.
И я позволила.
Потому что в ту секунду он был всем, что мне нужно.
И весь мир — не более чем шепчущий фон за спиной.
Дейн целовал меня с таким отчаянием, будто в каждом поцелуе пытался сказать больше, чем позволяли слова. Я тонула в этом чувстве, в жаре, охватившем моё тело, в желании, которое вспыхивало внизу живота всё сильнее — будто волна, поднимающаяся с каждым прикосновением.
И вдруг он подхватил меня за бёдра, крепко, уверенно, но бережно, и усадил себе на колени. Я охнула, чувствуя, как плотно мы теперь соприкасаемся. Его ладони удерживали меня крепко, и я чувствовала сквозь ткань, как он меня хочет.
И я тоже хотела.
Жадно, остро. Так, что перехватывало дыхание.
Его руки скользнули под мою одежду, чуть приподнимая ткань, освобождая кожу от лишнего… и я не сопротивлялась. Наоборот — тянулась к нему, впивалась пальцами в плечи, дрожала от жара, который разгорался внутри.
Но внезапно он замер.
Резко. Как будто что-то остановило его изнутри. Его руки, горячие и сильные, застыли на моих рёбрах. Он глубоко вдохнул, отвёл взгляд.
— Стой, — выдохнул он. — Ты беременна. И вообще… ты не в лучшем состоянии. Не думаю, что тебе это полезно.
Он аккуратно помог мне соскользнуть с его колен, и я, всё ещё дрожащая, растерянная, села рядом, чувствуя, как волна жара отступает, оставляя за собой пустоту и непонимание.
— Что это было?.. — прошептала я. — Я… вдруг почувствовала себя так… как тогда, на корабле. Но Алека рядом не было. Кто на меня воздействовал?
Он посмотрел на меня с мягкой грустью.
— Никто, — ответил он. — Это… истинность. Так она действует. Это нормально. Связь между Истинными может рождать не только тепло. Иногда — это жажда. Очень сильная. Тебе не внушали. Это ты. И я.
Я проснулась от громкого звука — резкого, глухого, будто кто-то уронил что-то тяжёлое совсем рядом. Сердце мгновенно врезалось в грудную клетку, дыхание сбилось. Я резко села, охваченная тревогой, и несколько секунд просто сидела, не понимая, где нахожусь.
Темно. Тесно. Металл. Стены слегка дрожат от вибрации, воздух тёплый, пахнет пылью и пластиком. Шаттл. Да. Мы на планете.
Сознание постепенно прояснялось.
Я вспомнила: я легла всего на секунду. Просто прилечь. Опрокинуться в тишину, чтобы хоть немного собраться с мыслями.
Но, похоже, секунды превратились в часы.
Я вздохнула, провела ладонью по лицу — кожа липкая от сна и жара. Волосы спутались, а тело казалось будто не своим. Внутри — сумбур. Слишком много всего, что хотелось вытеснить, но оно возвращалось с яркостью удара.
Я целовалась с Дейном.
Он держал меня за талию. Целовал, будто боялся, что это всё — сон. И я отвечала. Не просто позволяла, а… жаждала его. Я сидела на нём верхом, ощущала его желание, своё — тоже. Почти шагнула дальше. Почти забыла обо всём… Пока он не оттолкнул.
Я обхватила себя руками, опустив голову.
Буря эмоций поднималась внутри, горячая, тяжелая, рвущаяся наружу. Стыд, вина, желание, растерянность. Всё это плескалось во мне, сталкиваясь и превращаясь в один неуправляемый вихрь.
Как мне быть?
Что я чувствую?
К кому?
Я не знала. Не уверена, что вообще когда-нибудь знала. И от этого было страшно.
Резкий стук в дверь каюты заставил меня вздрогнуть. Я не успела ответить — створка тут же со скрипом приоткрылась, и в проёме появился Кайл. Взъерошенные волосы, на одежде пятна земли, в руке — мешок с флягой. Он выглядел уставшим, но живым. Целым. Таким знакомым и… моим.
— Ты не спала? — спросил он, мягко.
Я хотела ответить, но не смогла — потому что в первую секунду, как только увидела его, губы сами собой растянулись в улыбке. Тёплой. Настоящей. Сердце дернулось в груди, будто забытое дитя узнало родной голос.
Он вошёл, закрыл дверь за собой.
А я… замерла.
Потому что вместе с этой радостью в грудь кольнуло другое — холодное, тяжёлое.
Воспоминание. О том, кем он может быть на самом деле.
Я смотрела на него… и всё ещё улыбалась. Но уже иначе.
Разницу он заметил мгновенно. Увидел её ещё на пороге, как только дверь скользнула в сторону и я встретила его взгляд с улыбкой, которая успела родиться — и тут же погаснуть.
Он замер, словно почувствовал перемену всем телом. Его черты лица чуть дрогнули, словно порыв ветра прошёлся по маске, которую он всегда носил в присутствии других.
— Что-то не так? — спросил он, очень тихо.
Сделал шаг вперёд. Осторожный, медленный, будто не хотел спугнуть меня еще сильнее. Я опустила взгляд. Протянула руку, будто хотела дотронуться до него, но рука замерла в воздухе и медленно опустилась.
— Я просто… — слова не хотели рождаться. Они царапали горло, как сорванный голос после крика. — Я не уверена, могу ли тебе доверять.
Молчание упало между нами, как плотная ткань. Кайл не разозлился. Не отшатнулся. Не стал торопливо убеждать или оправдываться. Он просто смотрел на меня.
— Я понимаю, — сказал он наконец. Голос был ровным, но в нём ощущалась горечь. — Если бы я был на твоём месте… я бы тоже не доверял себе.
Он подошёл к столу, молча достал из-за пояса небольшой свёрток.
Размотал кусок ткани, и я увидела: в нём лежали сушёные корни, несколько округлых ягод. После этого он вытащил флягу с мутной, но явно обработанной водой.
— Нашёл это в лесу, — сказал он. — Сделал отвар.
Он налил тёплую, чуть дымящуюся жидкость в кружку, поставил на край стола передо мной.
— Это не полноценное лекарство. Но может помочь от усталости и… стабилизировать фон. Особенно в твоём положении.
Я нахмурилась, глядя на кружку.
От отвара поднимался терпкий, немного пряный запах, с лёгкой горчинкой, будто смесь мяты, древесной коры и чего-то кисло-ягодного. Он не пах отвратительно, но и не вызывал доверия.
— Это безопасно? — спросила я, не глядя на него.
— Проверено на себе. — Его губы едва дрогнули. — Маленькая, я бы никогда не навредил тебе или нашим детям.
Я фыркнула, устало, но всё же слабо усмехнулась. Села, взяла кружку в руки. И не отпила. Потому что вместо того, чтобы чувствовать тепло от заботы, я всё ещё чувствовала холод недоверия.
Кайл медленно опустился рядом, не торопясь, будто проверяя, не отстранюсь ли я, не оттолкну. Он сел так, чтобы быть ближе, но не навязываться. Несколько секунд просто смотрел на мои руки, сжимающие кружку, на мои плечи, на упрямо сжатые губы. И потом тихо сказал:
— Ты… самое дорогое, что у меня есть.
Я вздрогнула. Не от слов — от того, как он их произнёс. Просто, будто сказал, что сегодня хорошая погода.
Я хмуро взглянула на него, не отводя глаз.
— Я не понимаю, кто ты, Кайл. — Голос звучал глухо. — И почему ты так долго это скрывал от меня. Ты был рядом, касался, говорил правильные слова, а сам… ты всё это время знал, что я — твоя Истинная. Что ты не человек. Что эта Миа — не Миа. И, могу поспорить, еще сотню других странных вещей и молчал.
Он кивнул. Не стал оправдываться. Только выдохнул медленно и сказал:
— Некоторые вещи… я действительно не мог тебе рассказать. Не сразу. Не тогда. Но это не значит, что я не люблю тебя.
Его голос стал ниже, тверже.
— Я люблю. Всей той частью себя, которую ты знаешь и той, которую ты ещё не знаешь. И я обещаю: все, кто причинил тебе боль, все, кто хотел использовать тебя — они заплатят. Я сам об этом позабочусь.
Он на секунду сжал кулаки, а потом посмотрел на меня снова, уже мягче.
— Но сейчас… самое важное — это ты. Твоё состояние. Твоя жизнь. Мне нужно, чтобы ты выздоровела. Остальное не имеет значения.
Я отвела взгляд, опустила кружку на стол.
— Это маловероятно, — выдохнула. — Противоядие так и не найдено. А время уходит.
Моё сердце билось часто, сбивчиво, словно разучилось подчиняться. Я чувствовала его тепло, его запах — всё такое знакомое и давно забытое. И вместе с этим — новую тревогу, что если я позволю себе чувствовать больше… будет больнее, если снова потеряю.
Я подняла взгляд. Он был так близко. Его глаза — всё те же, в которых я когда-то пряталась от мира. Сильные, умные… уставшие. Но сейчас в них не было тени сомнения. Только я. Только мы.
Кайл тоже смотрел на меня. Ничего не говорил. Просто ждал.
И я потянулась к нему.
Наши губы встретились мягко, как будто вспоминая друг друга. Это был не пылкий, голодный поцелуй. Нет. Он был долгим. Нежным. Тихим. Как прикосновение души, не тела. Мы целовались почти не дыша, растворяясь в этом мгновении, где не было ни лжи, ни страха, ни прошлого.
Только чувство. Тёплое. Живое.
Но чем дольше длился поцелуй, тем сильнее что-то внутри меня дрожало. Сжималось. И, наконец, сломалось.
Я отстранилась на полшага, вдохнула — и слёзы сами потекли по щекам.
Без рыданий. Просто тёплые, солёные дорожки по щекам, норовящие затопить все вокруг от невысказанной боли.
Он тут же притянул меня крепче, обнял так, как только могут обнимать тех, кого боялись больше никогда не увидеть.
— Я так по тебе скучала, — прошептала я, прячась лицом у него на груди. Голос дрожал.
Кайл склонился ниже, губами коснулся моей макушки.
— Я рядом, — тихо ответил он. — И не уйду. Никогда больше.
И я позволила себе верить в это. Хотя бы на эту ночь. Хотя бы сейчас.
В этот момент за пределами шаттла раздался звук.
Глухой. Резкий. Неестественно металлический.
Я вздрогнула, отпрянув от Кайла. Он мгновенно напрягся, глаза сузились, руки инстинктивно потянулись к поясу, где висело оружие. Внезапно всё стало слишком настоящим — страх, опасность, угроза, которой не должно было быть в этой тишине.
— Ты слышал это? — прошептала я, замирая на месте.
Кайл кивнул, уже вставая. Его движения стали точными, выверенными, как у хищника, почуявшего чужака в своей норе.
Стук повторился. Уже ближе. Тяжелее.
Будто кто-то ступал по внешней обшивке шаттла… медленно. Слишком медленно. Как будто знал, что его слышат.
— Может Алек возвращается? — предположила я.
— Это не Алек, — сказал Кайл с мрачной уверенностью. — Мы вернулись вместе.
— А кто тогда?
Он не ответил. Лишь подал мне руку, помогая подняться.
Я чувствовала, как изнутри всё снова холодеет. Слёзы на щеках ещё не высохли, но теперь в них больше не было тоски — только тревога. Слишком много всего происходило. Слишком быстро.
Кайл открыл шкаф и достал один из резервных бластеров, проверяя заряд.
— Иди вглубь. К запертой каюте. Закройся изнутри и не выходи, пока я не скажу.
— Нет, я… — начала я, уже внутренне собираясь возразить, но Кайл резко обернулся, и в его голосе не осталось ни тени мягкости:
— Пожалуйста. Сейчас не время спорить.
Его глаза были сосредоточены, как перед операцией. Я замерла, стиснув кулаки, то, что он меня отсылал было понятно и логично, но уйти — значит сидеть в неведении. Опять
Вдруг дверь шаттла с лязгом приоткрылась — и я чуть не вскрикнула, пока в проёме не появился Алек. Взгляд его был напряжён, рука на оружии, дыхание чуть сбито.
— Снаружи неизвестный живой объект, — сразу сказал он, не тратя времени на лишние слова. — На зверя не похоже. Очень… специфическое движение.Словно нечто разумное, но не человек.
Я почувствовала, как внутри всё сжалось.
— Где Дейн?
Алек повернулся ко мне, и во взгляде мелькнуло что-то… беспокойное.
— Он вышел. Захотел убедиться, что это существо тебе не угрожает. Отошёл недалеко от шаттла.
Я резко сделала шаг вперёд, но Кайл перехватил меня за руку.
— Мия, нет.
Он смотрел мне в глаза серьёзно, спокойно.
— Я прошу тебя. Иди в каюту. Закройся. Если это что-то окажется опасным — ты не должна быть рядом.
— Но Дейн… — прошептала я. Страх за него прокрался в горло, острым и колючим.
— Он знает, что делает, — сказал Алек. — Он опытен. Мы его прикроем.
Кайл добавил, тише:
— Позволь нам защитить тебя.
Нехотя. Очень нехотя, сжав губы до боли, я кивнула. Повернулась, чувствуя, как дрожат ноги, и пошла вглубь шаттла, в тёплую темноту каюты.
Я закрыла за собой дверь каюты, но не заперлась — просто прислонилась к ней спиной, будто тонкая перегородка между мной и внешним миром могла удержать всё страшное, что приближалось. Сердце билось громко, гулко, в висках стучало тяжело, как удары снаружи — будто нечто приближалось по земле, врастало в воздух, дышало в ночи.
Я села на пол, подтянула колени к груди, обхватила руками и замерла, стараясь дышать ровно, но воздух не шел в лёгкие.
Где-то в коридоре послышался быстрый шёпот — Кайл с Алеком переговаривались. Их голоса были глухими, сдавленными, но вроде спокойными. Это немного успокаивало. Но не надолго.
Потому что через мгновение всё стихло.
И от этого стало страшнее.
Ни слов, ни шагов, ни движения — только шум крови в ушах и глухое чувство, что снаружи… что-то есть. Что-то иначе устроенное. Хищное.
И я вдруг поняла: это не тот страх, который приходит от темноты или неизвестности. Это древнее, почти животное чувство — когда тело помнит, что оно добыча. Когда каждая мышца знает: сейчас нельзя даже дышать громко.
Я свернулась в комочек, прижавшись спиной к стене, уткнувшись лбом в колени.
Шум за пределами стен шаттла был неразборчив, но слишком… неестественный. Фантазия нарисовала этим звукам самые неприятные образы и я ничего не могла сделать, чтобы развеять свои стахи.
Я сжалась ещё сильнее.
Скорее бы мои мужья вернулись за мной. И лишь бы с ними все было хорошо.
Дейн
Туман в джунглях был густым, как прокисшее молоко. Воздух звенел от насекомых, но сквозь их тонкие, липкие звуки я различал другое. Тяжёлое дыхание. Скользящие шаги.
Живое.
Слишком живое.
Мир плыл. Размывался краями, уходил в белый гул и тьму по периметру взгляда. Я не чувствовал ног. Пальцы на правой руке свело, будто их отняли. Лишь боль в боку была как якорь — острая, тяжёлая, тёплая. Едва не сладкая. Яд. Быстрый.
Кайл тащил меня на себе, дыша резко, коротко. Его плечо под моей рукой было твёрдым, надёжным. Он двигался, будто не чувствовал усталости. Будто от этого зависело больше, чем просто моя жизнь. Может, так и было.
Шаттл показался сквозь пелену листвы, как мираж. Серебристая обшивка, выжженная и помятая. Дом. Последняя крепость.
— Почти пришли, — прорычал Кайл сквозь зубы. — Только не отключайся, слышишь? Ещё чуть-чуть.
Я хотел ответить. Хрипнуть хотя бы. Но язык будто прирос к нёбу. Всё тело стало ватным. Только боль всё ещё держала. Значит, я жив.
Дверь шаттла открылась резким щелчком, и почти сразу на шум появилась она.
Мия.
Растерянная. Бледная. С широко раскрытыми глазами.
Красивая.
Моя.
— Что случилось? — голос сорвался. Она метнулась к нам. — Он… он…
— Ты непослушная, — пробормотал Кайл, опуская меня на импровизированное спальное место. — Я же просил остаться в каюте.
— Не сейчас, Кайл, — выдохнула она и опустилась рядом, касаясь моей руки. — Что с ним?
— Отравление. Сильный яд, быстро распространяется.. — Кайл уже извлекал всё из аптечки, что только могло пригодиться. — Мне нужно пространство. И концентрация.
Она будто замерла. Потом глубоко вдохнула.
Кайл бросил на неё короткий взгляд.
— Ты медик, — сказал он резко. — Так что или помогай — или выйди и не мешай.
И она… собралась. Взяла себя в руки. Протянула руки к моему боку, не дрожащие, чёткие. Такая красивая.
— Помогаю, — ответила твёрдо.
Моя смелая девочка.
Я хотел сказать это вслух, но не мог. Голова налилась свинцом, мысли растекались.
Я чувствовал, как её пальцы работали рядом с Кайловыми: обрабатывали рану, сдерживали кровотечение, очищали край ткани. Кайл прокалывал кожу, вводя противоядие, под контролем её дыхания. Они почти не говорили — только обменивались взглядами, жестами, короткими приказами. Они так слаженно работали, что я даже начал завидовать этому ублюдку. Как хорошо она его понимает.
Моя грудь вздымалась с трудом. Потом легче.
Сердце билось то часто, то будто забывало сокращаться — и снова приходило в себя. В какой-то момент я потерял сознание. На несколько секунд. Может, минут.
А потом…
Потом я услышал её голос. Тихий.
— Он стабилизируется. Давление выровнялось.
Кайл кивнул, и даже в моём затуманенном сознании отразилось: он был впечатлён.
— Хорошая работа, ты молодец.
— Он ведь не умрёт? — прошептала она, но голос её уже не дрожал.
— Нет, — ответил Кайл. — Пока ты рядом — не умрёт.
Успокаивает ее. Мне нужно сделать это самому. И мне так захотелось открыть глаза. Сказать, как я её люблю. Как горжусь. Но я не мог. Я просто дышал.
В моем случае это уже победа. Ее победа.
Мия
Я видела, как он пытается прийти в сознание. Как веки его дрожат, сражаясь за каждую секунду сознания. Как грудь поднимается уже не ритмично, а порывисто, будто организм сам не уверен — продолжать или сдаться.
— Дейн? — позвала я, склонившись ниже. — Слышишь меня?
Он не ответил. Глаза его закрылись. Глубоко. Без усилия. Словно тело решило: достаточно. Можно отдохнуть.
— Чёрт, он отключился, — выдохнула я, чувствуя, как от страха сжимаются пальцы.
Кайл тут же подался вперёд, проверил пульс, затем зрачки. Его лицо стало сосредоточенным, напряжённым.
— Это реакция на яд, — проговорил он, скорее себе, чем мне. — Организм перегружен. Противоядие подействует, но ему нужно время.
— А если не подействует?
Он бросил на меня взгляд. Жёсткий. Суровый. Но не потому, что злился.
Переживал, как я справлюсь, если Дейна не станет.
— Подействует, — ответил он. Чётко. Без права на сомнение. — Просто продолжай делать то, что делала. Контролируй давление, держи его тело в тепле. Пульс пока держится. Он борется. Мы не потеряем его.
Я сжала губы, кивнула. Переборола страх. Он был без сознания, но я видела, как его пальцы дрожат — слабо, но всё ещё живо. Значит, он здесь. Значит, не сдался.
Я взяла его ладонь в свою. Хрупкое, но реальное прикосновение.
— Борись, — прошептала я. — Пожалуйста. Не оставляй меня. Не сейчас.
Он не ответил. Но я молилась всем богам, чтобы он меня услышал.
Дверь шаттла скользнула в сторону, впуская внутрь хриплый, тяжёлый воздух джунглей — и фигуру, окутанную полумраком. Алек шагнул внутрь, в тени его ещё дрожал напряжённый силуэт, но оружие уже было убрано.
— Всё чисто, — бросил он коротко, устало, но уверенно. — Больше никого. По крайней мере, в радиусе пятисот метров.
Кайл поднял взгляд от Дейна, всё ещё лежащего без сознания.
— Ты не ранен?
Алек остановился, чуть приподняв бровь.
— Заботишься?
— Мне просто не нужны два коматозника, — буркнул Кайл, отводя глаза. — Я и так на пределе.
Алек тихо хмыкнул.
— Со мной всё в порядке. Но оставаться здесь всё равно нельзя. Мы привлекли внимание. В ближайшее время они могут вернуться.
Он прошёл вглубь, опустился к пульту связи, оглядел провода, разъёмы, прищурился.
— Дейн говорил, что рация неисправна. Но, если повезёт… время от времени сигнал может пробиться. Я попробую.
Мы замерли, наблюдая, как он ловко встраивает провод в обход, переподключает одну из плат, пробует другой источник питания. Пытается.
Сигнал — молчал.
Он откинулся назад и тихо выдохнул сквозь зубы.
— Пока ничего. Но иного выхода нет. Надо ждать. Либо починится, либо найдут по импульсу. Больше нам делать нечего.
Тишина, давящая, медленная, разлилась по шаттлу.
Я опустила взгляд на Дейна. Его лицо стало чуть светлее. Грудь поднималась ровнее. Он всё ещё был без сознания, но… я видела, как он борется. Каждой клеткой.
Я всё ещё держала Дейна за руку, не в силах отвести взгляд от его лица. Он снова с нами. Его глаза, ослабевшая улыбка, неровное дыхание — всё это казалось мне настоящим чудом. Я не хотела отпускать. Не хотела двигаться ни на шаг.
И в этот момент за моей спиной раздался голос Алека:
— Тебе пора отдыхать.
Я даже не обернулась.
— Я в порядке, — ответила машинально. — Хочу ещё немного побыть с ним.
Но он не стал спорить. Просто подошёл ближе — и прежде чем я успела опомниться, подхватил меня на руки, как будто я ничего не весила.
— Эй! — возмущённо вскрикнула я, дёрнувшись. — Поставь меня, Алек! Я серьёзно, я не устала!
— Ты вырубилась на стуле, свернувшись пополам, — невозмутимо отозвался он. — Спала, как обессиленный котёнок. Это не называется "в порядке".
— Ты не можешь просто…
— Могу, — перебил он спокойно. — И делаю.
Пока я боролась с тем, чтобы хотя бы притвориться сердитой, с другой стороны раздался голос Кайла:
— Он прав. Мы позволили тебе остаться с Дейном, пока он был без сознания, и спать рядом в абсолютно неприемлемой позе — с точки зрения твоего состояния. Но теперь… тебе действительно надо подумать не только о себе.
Он сделал паузу.
— Ты носишь двух детей. Хочешь ты того или нет, но теперь каждый твой поступок должен учитывать их безопасность.
Слова ударили мягко, но точно. Я замерла в руках Алека, сжав губы. Он нёс меня в сторону спального отсека, не говоря больше ни слова. И, странным образом… в этом было что-то успокаивающее. Его тепло. Надёжность. Решимость.
Я только тихо вздохнула.
— Ладно, ладно. Только недолго.
— Столько, сколько нужно, — сказал Алек. И в его голосе не было ни сомнения, ни усталости.
Алек бережно опустил меня на импровизированную койку — всё ещё тёплую, хоть и собранную в спешке из обрывков термопокрывал и мягких слоёв изнутри шаттла. Он укрыл меня одеялом, словно боялся, что я начну вырываться, и всё же не торопился — движения были удивительно нежными, почти домашними.
— Когда проснёшься, — тихо сказал он, поправляя угол ткани у моего плеча, — я найду тебе что-нибудь относительно вкусное. Может, даже с намёком на настоящий вкус.
Я фыркнула, едва улыбнувшись сквозь сонливость.
— Относительно вкусное? Звучит, как кулинарное преступление.
— В этих условиях — почти деликатес, — усмехнулся он в ответ. Его лицо немного смягчилось, и в уголках глаз заиграли лёгкие складки. — Ты красивая, когда смеёшься.
Я замерла, глядя в его глаза. Они были внимательные, глубокие, полные молчаливого терпения. Удивительно, как хорошо он контролирует собственные эмоции.
Он медленно наклонился. Остановился, почти касаясь моего лба, будто ждал разрешения. Сердце в груди будто перескочило удар. Но я не отстранилась.
Поцелуй был лёгким. Осторожным. Как прикосновение лепестка, как дыхание ветра. Он длился всего секунду — но в этой секунде уместилось слишком многое.
Он отстранился так же осторожно, как и приблизился. В голосе его звучала почти удивлённая нежность.
— Спасибо… что не оттолкнула.
Он задержался на миг. А потом, не дожидаясь ответа, встал и вышел, оставив за собой мягкий след тепла и несказанных слов.
Я проснулась от непривычного шума.
Словно шаттл вдруг ожил: снаружи кто-то быстро шагал, разговаривали, шуршали упаковки, щёлкали замки, глухо звенели инструменты. Ни тишины, ни напряжённой тревоги, к которой я уже почти привыкла, — в воздухе витала энергия. Подъём. Движение.
Я села, с трудом сбросив остатки сна. Плечи немного ныли, тело отказывалось понимать, где оно и сколько прошло времени. Но сердце уже билось быстрее — что-то случилось.
Я вышла из отсека, ещё не до конца осознав, что волосы взлохмачены, а на мне только тонкая рубашка поверх нижнего белья. По шаттлу суетился Кайл — аккуратно что-то складывал, рядом стоял Дейн, опершийся на край панели, но уже на ногах. Бледный, осунувшийся, но живой.
Алек стоял у рации с выражением спокойного торжества на лице.
— Что происходит? — спросила я, подходя.
— Доброе утро, спящая красавица, — ответил Алек, оборачиваясь. Его глаза мягко сверкнули. — Пока ты отдыхала, мы тут немного спасали положение. Под чутким руководством Дейна, — кивнул он в сторону, — мне удалось починить рацию. Сигнал прошёл. Нам ответили.
— Нас скоро заберут, — добавил Кайл, поднимая на меня взгляд. — Пара часов, не больше.
Я замерла, позволяя себе выдохнуть впервые за много дней. Нас заберут. Мы справились?
Алек уже подходил ко мне с термоконтейнером — из него доносился вполне узнаваемый запах чего-то съедобного, возможно, даже настоящей пищи. Но Кайл перехватил меня мягким движением руки.
— Сначала — проверка. Дети. Ты. — Его голос был деловым, но в глазах я уловила заботу.
Я не сопротивлялась. Позволила ему усадить себя на ящик у стены, вытянула ноги, молча подставив живот под сенсоры и руки медика. Он работал молча, внимательно, сосредоточенно. Сенсоры отразили два ярких сигнала — два маленьких сердцебиения. Сильных. Чётких.
— С детьми всё хорошо, — выдохнул он и на секунду прикрыл глаза. Как будто… лучше, чем ожидалось.
Но, осматривая меня, нахмурился. Пальцы замерли на моём запястье. Я почувствовала это. Почувствовала, как в нём что-то напряглось.
— Что-то не так? — прошептала, уже понимая, что не хочу знать ответ.
Он замер на мгновение. А потом, выпрямляясь, натянул на лицо лёгкую улыбку.
— Тебе нужно поесть, — сказал он. — Серьёзно, не заставляй карапузов голодать.
Я не задала вопросов. Потому что не готова была услышать ответы.
Алек сжал губы. Дейн оторвал взгляд от монитора. Оба смотрели на меня долго, слишком серьёзно. Но — молчали.
И в этом молчании было гораздо больше, чем в любом объяснении.
Кайл был неумолим — еду я получила немедленно и в руки. Он не стал дожидаться, пока я соберусь или отговорюсь усталостью. Просто сунул мне в руки пластиковую миску, из которой поднимался лёгкий пар.
Они появились внезапно.
Словно пронзив облака, серебристый силуэт спасательного судна скользнул по небу, отражая в корпусе отблески чужого солнца. Небольшой, обтекаемой формы, с лёгким мерцанием по бокам от защитного поля — он был похож на мираж. На надежду с крыльями.
Сначала мы услышали гул. Далёкий, ритмичный, будто пульс самой планеты начал учащаться. Потом — дрожь в земле. Листва у шаттла задрожала, поднялась пыль. И вот они — опускаются в нескольких десятках шагов, мягко касаясь земли.
Я встала, прижав ладонь к животу — не из тревоги, а из тихого трепета.
Нас нашли.
Из корабля вышли трое. В форме синих оттенков, с эмблемой экспедиционного флота. Один был высокий, с обветренным лицом и серыми, прищуренными глазами, двое других моложе, с открытыми, сосредоточенными взглядами. Их шаг был уверенным, но без напряжения — они не чувствовали угрозы. Они шли к своим.
— Алек? — окликнул старший, прищурившись. — Это ты, черт побери? Мы думали, ты сгорел с тем крейсером, что вышел из поля!
Алек усмехнулся, подходя к ним.
— Ну, как видишь, пока ещё жив. Но объяснять долго. У нас тут... не совсем стандартная компания.
Офицер перевёл взгляд на нас: на бледного, но стоящего на ногах Дейна, на Кайла, склонившегося надо мной, на меня с бледным лицом.
— Да уж, — протянул он. — История, похоже, интересная.
— Очень, — подтвердил Алек. — Расскажу позже. Когда будем в безопасности.
Офицер кивнул, без лишних вопросов.
— Пойдёмте. Времени в обрез. У нас ещё два эвакуационных рейса сегодня.
Мы шли к спасательному судну медленно, будто каждый шаг по выжженной, разорённой земле отрывал от этой планеты часть нас. Воздух позади дрожал — тяжёлый, влажный, пропитанный страхом и потом. А впереди, над ровной полосой тропы, уже маячила откинутая аппарель корабля — серебристый, холодный, словно вырезанный из другого мира.
Внутри корабля было прохладно, стерильно — пахло фильтрованным воздухом, пластиком, слабым эхом антисептика. Мягкий свет не резал глаза, но всё равно казался слишком чужим. Слишком… мирным.
Мы расселись в транспортных креслах, надёжных, тугих, с широкими ремнями, которые сами проскальзывали по груди и защёлкивались. Всё внутри казалось будто из другой жизни — далёкой, забытой, невозможной.
Кайл устроился рядом. Он не произнёс ни слова, не спросил, можно ли — просто обнял меня одной рукой за плечи, уверенно, но не властно. Так, как обнимают не для утешения, а чтобы напомнить: я здесь.
Он не смотрел на меня. Просто был рядом. Тепло его тела легко сквозило сквозь ткань, дыхание вровень с моим. И в этом молчании было что-то удивительно спокойное.
Я поддалась.
Просто позволила себе наклониться и уткнуться носом в его шею. Там всё ещё был этот знакомый запах — сухой металл, лёгкий медицинский шлейф, но под ним — он. Мой муж. Настоящий. Родной, каким бы он ни был.
Снаружи что-то взревело — глубоко, глухо, как сердце, пробуждающееся от долгого сна.
Судно вздрогнуло, поднялось, и в иллюминаторе, за мутной плёнкой атмосферы, исчезала та самая планета. Её цвета растворялись, становясь всего лишь пылью, прилипшей к памяти.
Полёт был ровным, гулкий ритм двигателей убаюкивал, как биение сердца. Мы почти не разговаривали — слишком устали, слишком многое оставили позади. Воздух внутри корабля был чистым, прохладным, со слабым ароматом металла и горелой пыли. Я сидела, прижавшись к Кайлу, а он осторожно держал меня за плечи, поглаживая большим пальцем по ткани.
И в этот момент голос спасателя — тот, что знал Алека — разорвал тишину, обращаясь через плечо:
— Слушай, Маршал, — он кивнул в мою сторону, — а это кто с вами? Не похоже, что обычная пассажирка.
Алек даже не моргнул.
— Это моя истинная.
Я вздрогнула, и судно, кажется, на мгновение стало тише.
Спасатель удивлённо вскинул брови, затем перевёл взгляд на меня… и на то, как я прильнула к Кайлу. Тот всё ещё держал меня, не обращая внимания на разговор, и в этот момент легко поцеловал меня в лоб, как будто хотел сказать не волнуйся, всё в порядке.
— Ты уверен, Алек? — неуверенно уточнил спасатель. — Гляжу я на них, и… может, ты что-то путаешь? Может, она его истинная?
На этот раз заговорил Алек, спокойно, с той ледяной сдержанностью, которую он применял в самых острых ситуациях:
— История запутанная. У неё несколько истинных.
На этот раз повисла абсолютная и очень неловкая тишина.
Спасатель медленно повернулся к Дейну, который сидел чуть поодаль, подперев голову рукой, бледный, но бодрствующий.
— А ты что? Каково тебе в этой супер компании?
— Я в ней “свой”.
— Тоже? Ты… ты тоже ее истинный?
Дейн устало потер глаза.
— Как видишь.
— Да ладно! — взорвался спасатель, глядя на нас с такой смесью потрясения и восхищения, что я не знала — смеяться или смущаться. — Да не можете вы все трое! Я про такое даже не слышал! Ну и девка, конечно, даёт…
— Не называй её так, — тихо, но отчётливо произнёс Алек.
Голос его был спокойным. Но в этой тишине — острым, как нож.
Мужчина тут же замолчал, будто по команде. Кивнул коротко, сдержанно, и отвернулся.
Один из младших пилотов, до того молчавший, обернулся с лёгкой улыбкой:
— Просто… необычно. Очень.
Второй добавил:
— Не каждый день такое встретишь. Или когда-либо вообще. Надеюсь, это не заразно, а то у меня невеста есть.
Я молчала, не зная, что сказать. Только крепче прижалась к Кайлу, чувствуя, его поддержку. Ситуация мне не нравилась. Словно они лезли мне в трусы такими вопросами. Может все потому, что я сама не понимала, как жить со всей этой взбесившейся истинностью. С тремя мужчинами сразу.
Судно снижалось медленно, с той плавной уверенностью, какая бывает только у хорошо запрограммированных машин и опытных пилотов. Сквозь запотевший иллюминатор я смотрела вниз, и пейзаж под нами был совсем не тем, что я ожидала.
Никаких ярких куполов. Никаких флагов Альянса. Ни почётного караула, ни сияющих ангаров, ни медицинских шаттлов, уже готовых к приёму. Внизу простирался серый, бесприютный ландшафт — словно сама планета не могла определиться, мёртвая она или просто заброшенная. Пыльная равнина, редкие пятна выжженной растительности и зловещие, похожие на трещины линии чего-то, что когда-то могло быть рекой.
Посреди этой пустоты — станция.
Прямоугольный, угловатый комплекс, с высокой башней, облупленными панелями и редкими, тускло горящими огнями. Металл казался почти ржавым, серым на фоне серого неба. Как будто её собирали из чужих запчастей. Как будто она сама стеснялась своего существования.
— Это не… — я замялась, — …не станция Альянса?
— Нет, — отозвался Алек, не отрывая взгляда от приборной панели. — В серой зоне — серая станция. Неофициальная. Полуразрешённая. Альянс делает вид, что её нет, потому что планета проблемная. Ее хочет не только Альянс, но бороться за нее пока нет лишних ресурсов. Еще лет двадцать у них руки не дойдут.
— А когда дойдут? — спросила я тихо.
Он лишь пожал плечами, и этого было достаточно.
Когда шлюз открылся, нас окутал воздух, пахнущий озоном, металлом и старой техникой. Платформа встретила нас глухим эхом шагов и гулом удалённого генератора. Нас не ждали с почестями — только трое в форме цвета тёмного графита, с лицами, скрытыми наполовину масками. Один из них — женщина с кибернетическим глазом, двигалась с прямолинейной грацией воина.
— Мы получили координаты, — коротко сказала она, глядя поверх наших голов. — Принимаем на временную аккредитацию. Дальше будем разбираться. Кто из вас старший?
— Я, — отозвался Алек, делая шаг вперёд. — Остальное — при личной беседе.
Женщина кивнула, молча разворачиваясь. Нас повели внутрь станции, по коридорам из металла и каких-то непонятных блоков. Свет был приглушенным и слегка мерцал. Мониторы на стенах показывали старые карты, пометки, строки из отчётов, написанные, кажется, ещё до войны.
Я шла между Кайлом и Дейном. Оба держались рядом, тихо, напряжённо. Алек шёл впереди, уверенный, как всегда.
Станция встретила нас без лишних формальностей.
Никаких сканеров сетчатки, никаких цифровых пропусков, никаких регистрационных терминалов — только молчаливое кивок сопровождающей и направление рукой: туда — жилая зона, туда — технический сектор, ниже — лаборатории и медицинские отсеки.
Каждый шаг отдавался в металлическом полу глухим стуком. Стены дышали старой пылью, и где-то в углу раздавался стрёкот плохо отрегулированного вентилятора. Всё здесь было… временно. Вынуждено. Как будто станция существовала не благодаря кому-то, а вопреки.
Я шла, чувствуя, как с каждой секундой тело становится тяжелее. Словно невидимая сила давила мне на грудь, сковывала движения, обволакивала изнутри густым, липким жаром. Руки начали подрагивать. Воздух вокруг стал плотным, слишком плотным, как будто я вдыхала воду.
— Мия? — раздался где-то рядом голос Дейна, но он звучал, как через слой стекла. — Ты бледная…
— Всё… нормально… — хотела ответить я, но слова рассыпались внутри, и в следующую секунду земля под ногами просто исчезла.
Очнулась я уже в другом помещении — тихом, прохладном, с лампами, дающими ровный белый свет. Воздух был чище. Где-то позади тихо гудела аппаратура, и я чувствовала под ладонью гладкую поверхность медицинской кушетки.
Лаборатория.
Медотсек.
Я узнала по запаху.
В голосе рядом слышалась ярость:
— Я сказал, я сам займусь её лечением! Не трогай её без моего согласия!
Это был Кайл. Его голос дрожал от сдерживаемой злости, как струна на грани разрыва.
— Она потеряла сознание на ваших руках, — холодно ответил кто-то незнакомый, мужской голос с лёгким механическим призвуком. — И вы хотите убедить меня, что справитесь в одиночку? Здесь не полевая станция, а полноценная лаборатория. У нас есть оборудование, и я знаю, что делаю.
— Она — моя пациентка, — отчеканил Кайл. — И я не позволю тебе колоть её чем попало, не зная, как это повлияет на её состояние. Тем более — в её положении.
Я хотела заговорить, но язык был тяжёлым, а дыхание слишком медленным. Только пальцы чуть дёрнулись — и этого оказалось достаточно. Кайл тут же оказался рядом, склонился надо мной, его рука нашла мою.
— Тише, — прошептал он. — Всё хорошо. Ты в безопасности.
Я не успела ничего спросить, но знала: он рядом, значит все будет в порядке.
— Вы не можете быть её лечащим врачом, — спокойно, но с жёсткой интонацией произнёс местный медик. Его голос доносился откуда-то сбоку, и даже не глядя я представила его лицо — каменное, упрямое, слишком привыкшее к приказам и протоколам. — Вы — её муж. У вас личная заинтересованность. Это исключает объективность и нарушает все нормы медицинской этики, даже здесь.
— А вы — посторонний, — не менее твёрдо ответил Кайл, не отрывая взгляда от меня. Его ладонь всё ещё лежала на моей. — И я не готов позволить ввести ей ни один ваш препарат, пока не удостоверюсь, что вы понимаете, с кем и с чем имеете дело.
— Это не военный госпиталь, маршал, — сухо отрезал врач. — Это лаборатория в серой зоне. Здесь мы действуем без протоколов. Но со всей ответственностью. Давайте начнем с малого. Я прошу разрешения провести базовое УЗИ. Просто чтобы убедиться, что с плодами всё в порядке.
Повисла тишина. Только мои неровные вдохи и слабое гудение приборов разбавляли напряжение между ними.
Кайл медленно выпрямился, по-прежнему не отпуская мою руку.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Только УЗИ. И я остаюсь в комнате.
— Разумеется, — коротко кивнул врач.
— Теперь стоит осмотреть и мать, — спокойно сказал врач, выключая монитор УЗИ. Его голос был ровным, деловой, но всё ещё внимательный, как будто он понимал, как много сейчас произошло без слов.
Я не успела даже кивнуть, как Кайл сделал шаг вперёд.
— Я буду присутствовать, — отрезал он. Без колебаний, с холодной уверенностью, за которой пряталось нечто куда глубже — тревога. Тихая, цепкая, почти инстинктивная.
Врач чуть приподнял бровь, но не стал спорить.
— Если это единственный способ провести полноценную диагностику, то хорошо. Главное — чтобы вы не мешали.
Меня осторожно подняли с кушетки и повели в соседный отсек, где в полумраке за матовыми перегородками прятался массивный диагностический аппарат. Он напоминал капсулу для погружения или… что-то из военных архивов: огромный, с гладкими стенками, подсветкой и тонкими направляющими по бокам. Слишком современный. Слишком дорогой.
Я замерла у входа, не в силах скрыть удивление.
— Откуда у вас такая техника? — вырвалось у меня. — Здесь же… глушь.
Никто не ответил. Ни врач. Ни Кайл. И от этого стало только холоднее внутри.
Нелегальные операции?
Чёрный рынок?
Органы?
Думать об этом сейчас не хотелось. Хотелось — выбраться.
Я легла на поверхность капсулы, голая спина коснулась прохладного материала. Механизм зажужжал, верхняя часть аппарата мягко опустилась, обтекая меня по форме. Свет стал приглушённым, бело-голубым. Пространство вокруг сузилось до тишины и лёгкого гула систем.
Кайл был где-то за пределами капсулы. Я знала — он наблюдает, контролирует, готов вмешаться при первом подозрении. Это успокаивало. Почти.
Свет пробежал по моему телу, медленно, плавно. Сначала по ногам, затем по животу, груди, шее. Будто касался, будто сканировал саму душу.Я просто лежала. Ждала. И чувствовала, как время растягивается между каждым биением сердца. Как будто всё затаилось — и внутри меня, и снаружи. Ожидая вердикта.
Свет продолжал медленно ползти по моему телу, касаясь ребер, живота, шеи — ровным, безэмоциональным холодом. Я лежала неподвижно, но мысли шевелились, как муравьи под кожей. Успокоиться не получалось.
Дети от Кайла.
Я уже знала это. Убедилась. Слышала даты. Слышала сердца. Но теперь, в этой тишине, в этом странном металлическом гробу, пока по мне ползали лучи и где-то позади ждал Кайл, а маршалы… маршалы ничего ещё не знали — теперь мысль вдруг стала острой, как лезвие.
Как они отнесутся?
Конечно, они говорили: "Это неважно", "Мы будем с тобой, несмотря ни на что", "Главное — ты жива, и дети здоровы".
Но это до того, как они узнают, чьи дети.
Я представила взгляд Алека — точный, сканирующий, будто он видит не лицо, а структуру мыслей. Представила его сжатую челюсть. Представила, как Дейн вцепится в край стола, чтобы не показать эмоции. У них всегда всё под контролем — особенно чувства. А сейчас?
Я вздохнула — или попыталась. Кислорода внутри капсулы хватало, но ощущение всё равно было, как будто дышу через стекло.
А мне это важно?
Вопрос врезался в сознание неожиданно чётко. Хочу ли я, чтобы дети были от кого-то другого? Хочу ли я… чтобы маршалы были с нами?
Я вспомнила Кайла — его руки, его голос, его взгляд, полные страха, когда я теряла сознание. Его прикосновение. Его поцелуй в лоб. Его тепло рядом.
Одного его… мне ведь вполне хватало.
Так зачем же тогда…
Почему я допустила остальных ближе? Почему позволила себе чувствовать больше? Или… не позволяла вовсе? Это просто случилось?
Я не знала. Я не знала, чего хочу. Я только знала, что сейчас, здесь — под равнодушным светом, внутри гудящей машины — мне страшнее всего было не услышать диагноз. А услышать тишину в ответ на правду о моих детях.
Сканирование закончилось с едва слышным щелчком. Крышка капсулы мягко поднялась, впуская тусклый свет лаборатории и свежий, но почему-то более холодный воздух. Я медленно села, ощущая слабость в конечностях, будто аппарат вытянул из меня остатки сил вместе с изображениями.
Врач уже стоял у консоли. На экране перед ним — череда снимков моего тела. Серо-белые тени, полосы, пятна. Много пятен. Слишком много.
Кайл подошёл ближе, встал за моей спиной. Я обернулась к ним, ожидая вердикта.
Но его не было.
Вместо него — была тишина. И нахмуренное лицо врача. И стиснутая челюсть Кайла.
— Покажите, — попросила я, сама не зная, хочу ли видеть.
Врач кивнул и развернул консоль. Я взглянула на изображения — и сердце сжалось.
Поражения. Чёрные пятна. Глубокие, разрастающиеся. Раньше их было меньше. Я помнила. Когда мы только сбежали с корабля, я проверялась. Там, в аварийной лаборатории.
— Последний раз, когда меня проверяли… — прошептала я, — их было на тридцать процентов меньше.
Врач кивнул, почти не глядя на меня.
— Распространение идёт быстро. Агрессивно. Мы не успеем. С такими темпами…
Он запнулся. Потом посмотрел мне прямо в глаза:
— Вы не проживёте и недели.
Мир стал… слишком чётким. Будто границы вокруг начали резать по глазам. Я не почувствовала, как сжала края кушетки. Слова врача эхом отдавались внутри, как что-то давно ожидаемое, но от этого не менее страшное.
— Тогда… — мой голос дрогнул, но я справилась, — извлеките детей. Сейчас. Я хочу, чтобы они выжили.
Кайл тут же развернулся ко мне.
— Мия, — сказал он резко, но без крика. — Успокойся.
Я посмотрела на него, всё ещё будто сквозь стекло. А он, напротив, был ярок, настоящий, слишком близкий. В его взгляде была боль. И злость. Но не на меня.
— Ты будешь жить, — сказал он. Твёрдо. Без колебаний. — А теперь… уйди отсюда, дорогая. Мне нужно поговорить с твоим доктором.
Он сказал это спокойно. Слишком спокойно.
Я замерла.
— Что?..
— Иди, — повторил он, мягче. — Я всё объясню позже.
Дейн не стал ждать ответа. Просто наклонился и взял меня за руку — мягко, но уверенно. Я не сопротивлялась. Мне вдруг стало невыносимо важно, чтобы кто-то вёл. Чтобы кто-то знал, куда идти, и не спрашивал, могу ли я сделать следующий шаг.
— Пойдём, — сказал он, сжимая мои пальцы. — Тебе нужно отдохнуть. Нам всем нужно.
Мы прошли по коридору станции, где свет мерцал с перебоями, а стены казались будто сделанными из ржавого металла и старой памяти. Здесь всё дышало временным приютом, но было чисто. Пусто. И немного… тихо. Слишком тихо, как для места, в котором наверняка творилось много незаконного.
Он провёл меня вглубь и свернул в один из боковых отсеков. Дверь открылась автоматически, впуская нас в простое помещение.
— Это одна из жилых ячеек, — объяснил Дейн. — Нам выделили три. Здесь ты. Если хочешь — можешь сменить. Но эта ближе всего к медотсеку и к запасному выходу.
Комната была маленькой — металлические стены, встроенная кровать, старый консольный блок, шкаф без дверцы и умывальник в углу. Одна лампа на потолке. Узкое окно с матовой защитной пленкой. Всё максимально утилитарное, но… не без намёка на уют.
Я сделала пару шагов внутрь, осмотрелась.
Жилая.Не тюремная.Это уже что-то.
— Здесь безопасно, — добавил он. — Мы рядом. Кайл… скоро придёт.
Я кивнула. Всё ещё молча.
— Хочешь, чтобы я остался?
— Нет, — выдохнула я. — Спасибо. Просто… дай мне немного времени.
Дейн не обиделся. Не стал настаивать. Он подошёл ближе, коснулся моих плеч, посмотрел в глаза — долго и без слов. Потом кивнул и вышел, оставив дверь чуть приоткрытой.
Я не помню, как именно легла. Только то, что тело дрожало от усталости, разум пытался упаковать слишком много мыслей в слишком маленькую коробку, а под веками стояли два изображения — крошечные силуэты на УЗИ… и глаза Дейна, когда он сказал: они твои, значит, и мои тоже.
Сон пришёл тяжёлый, глубокий, как обморок.
Без снов. Без звуков. Без времени.
Разбудил меня голос.
Низкий. Спокойный. Знакомый.
— Мия.
Я моргнула. Лампа под потолком горела вполнакала, в комнате пахло чем-то едва горьковатым, металлическим. А над моей кроватью стоял Алек, с привычной мрачной складкой между бровей и подносом в руках.
— Пора вставать, — сказал он. — Надо поесть.
Я села, утирая глаза.
— Ты… разбудил меня, чтобы покормить?
— Кайл оставил инструкции, — сухо сказал он, ставя поднос на край койки. На нём была порция чего-то похожего на суп с добавками и небольшой капсульный контейнер.
— И хоть мне это не нравится, — добавил он, — я буду им следовать.
Я удивлённо посмотрела на него.
— А где сам Кайл?
Алек помолчал.
— В лаборатории. Они с врачом… нашли общий язык. Кажется. Работают вместе. И, честно? Не думаю, что он выйдет оттуда, пока не найдёт для тебя лекарство.
Он сел на край кровати, не глядя на меня, и продолжил:
— И я его понимаю. Сам бы поступил так же. Когда… когда теряешь что-то важное — цепляешься зубами. Даже если шансов нет. Но судя по настрою медика, это не твой случай, девочка.
Я сжала пальцы под одеялом.
Даже если шансов нет…
Алек повернулся ко мне и протянул контейнер.
— А сейчас тебе нужно поесть. И принять вот эту штуку. Это не лекарство — просто поддерживающая доза. Чтобы организм не рухнул раньше времени. Дети требуют много твоего ресурса.
Я взяла банку, не споря.
Я взяла ложку, зачерпнула суп — он оказался горячим, чуть солоноватым, с еле заметной горечью — вкус аптечного отвара, замаскированный под еду. Но сейчас было всё равно. Главное — не провалиться снова в слабость.
Алек сидел рядом, не сводя с меня взгляда, как будто был уверен, что я в любой момент уроню ложку или свалюсь в обморок.
— У тебя на лбу не написано «сиделка», — пробормотала я, чтобы хоть как-то разбить тишину. — И всё же… вы с Дейном точно маршалы?
Он усмехнулся краем губ.
— Это был комплимент?
— Нет, — я тоже чуть улыбнулась. — Скорее, удивление. У вас… связи. Слишком странные связи. Как вы вообще нашли эту станцию? Почему вас тут встретили, будто старых знакомых?
Алек откинулся назад, сцепив пальцы за головой. Глаза его стали чуть мягче — как будто он вернулся мыслями куда-то очень далеко.
— Я с их главным выросли на одной планете, — сказал он. — Маленькая, пыльная, без особых перспектив. Были друзьями. Хорошими. Иногда мне кажется, он был мне как брат.
— И что произошло?
— Жизнь, — коротко ответил он. — Наши пути разошлись. Я ушёл служить Альянсу. Он… начал торговать тем, что нельзя. Сначала по мелочи. Потом крупнее. И однажды мы встретились снова. Я его узнал, он — меня. Только мы были уже по разные стороны закона.
Он замолчал, глядя в одну точку на стене.
— И ты его…?
— Отпустил, — спокойно сказал он. — Он знал, что если попадётся снова Альянсу — второй шанс будет последним. И, видимо, с тех пор запомнил и стал осторожнее. Но контактами мы обменялись. Теперь… помогает, если просим. Без гарантий. Просто потому что когда-то я не предал его.
Я смотрела на него, держа ложку у губ. В его голосе не было гордости. Только лёгкая хрипотца сожаления. Но он добавил:
— И знаешь, что странно? Я не жалею. Ни тогда. Ни сейчас. Особенно сейчас.
Я отвела взгляд, глядя на пустую миску.
В дверь бесшумно постучали, и через секунду в комнату заглянул Дейн. Его лицо было спокойным, но внимательным — он оценил меня взглядом, убедился, что я в порядке, и шагнул внутрь, не дожидаясь приглашения.
— Всё хорошо? — спросил он, скользнув взглядом по пустой миске. — Алек всё-таки заставил тебя поесть?
— Он был убедителен, — кивнула я.
И тут меня осенило.
— Подождите, — я нахмурилась, — нам ведь выдали три комнаты, верно?
Алек и Дейн переглянулись. Первый пожал плечами, второй уселся на подоконник с видом человека, который знал, что сейчас начнётся что-то интересное.
Тишина в комнате сгустилась. Я всё ещё смотрела в пол, но ощущала на себе оба взгляда — и прямой, цепкий взгляд Алека, и чуть скользящий, напряжённый взгляд Дейна.
Он найдёт, где переночевать.
Слова ударили сильнее, чем я ожидала. Будто меня вдруг вычеркнули из уравнения, сделав просто переменной в чьих-то решениях. А я… не была переменной. Я была человеком. Женщиной. Беременной. И слишком уставшей, чтобы смеяться над колкими подколками даже самых близких мне мужчин.
В горле встал ком, но я сдержалась. Молчала. И, кажется, это молчание сказало больше любых слов.
Первым среагировал Дейн.
Он поднялся с подоконника, скользнул взглядом между мной и Алеком, и сказал, коротко, сдержанно:
— Я пойду. Проветрюсь.
И ушёл. Просто вышел, прикрыв за собой дверь. Может оно и к лучшему.
Я осталась с Алеком. Он по-прежнему сидел, не двигаясь. Только пальцы сжались на подлокотнике. Секунду. Две. И, наконец, он сказал — тихо, без нажима:
— Прости.
Я подняла глаза.
Он смотрел прямо на меня. Никаких масок. Только упрямое, немного усталое лицо мужчины, который осознал, что ранил — не хотел, но ранил.
— Знаешь, — продолжил он, — мы с Дейном слишком долго варились в одной системе координат. Солдатской. Холодной. Где всё просто, и всё делится на «можно» и «нельзя».
Он замолчал, чуть отвёл взгляд.
— Но ты не часть системы, Мия. Ты — наш центр. И я не имел права говорить так. Никто из нас не имел.
Я кивнула, не сразу доверяя голосу. Но внутри что-то оттаяло.
Алек долго смотрел на меня, будто ждал, что я скажу хоть что-то — осужу, оттолкну, пошлю к черту. Но я молчала. Потому что слова в этот момент были слишком хрупкими.
И тогда он сделал то, чего я меньше всего ожидала.
Он потянулся ко мне и медленно, нерешительно притянул ближе. Его руки легли мне на плечи — крепко, но не властно. Он не тащил меня к себе. Он звал. Ждал.
И я не сопротивлялась.
Он обнял меня. Осторожно. Без резких движений, без попытки что-то доказать. Просто заключил в объятие, как будто ставил вокруг меня незримую броню. Сильную. Тёплую. Спокойную.
— Ты… очень важна, — прошептал он мне в висок, голос стал глуше, тише, — и для меня, и для Дейна. Мы не такие, как Кайл. Мы не умеем вот так… говорить, чувствовать, быть мягкими.
Он сделал паузу, вдохнул, и я ощутила, как его грудь слегка дрожит при каждом слове.
— Но я постараюсь. Ради тебя. Ради наших детей.
Я подняла взгляд. В его глазах не было привычного холода. Только уязвимость, спрятанная за стальной оболочкой, которую он вдруг сам снял. Ради меня.
Он медленно наклонился. Дал мне время. Дал пространство.
И когда наши губы встретились — поцелуй был лёгким, почти невесомым.
Осторожным. Тёплым. Медленным.
Как будто он боялся спугнуть это чувство.
Как будто я была единственным настоящим в мире, где всё шаталось.
И в этой осторожности — было всё, что я хотела услышать.
Без слов.
Поцелуй длился лишь мгновение, но в нём было столько бережности, будто Алек держал в руках не меня — а хрупкое стекло, на котором написана его судьба. Он отстранился медленно, взглядом всё ещё удерживая моё лицо, как будто пытался запомнить его навсегда.
Я не успела ничего сказать, как он вдруг опустился на колени передо мной.
Не торопясь. Без театральности.
Просто — встал на колени. Передо мной. Перед нами.
И его ладони осторожно легли мне на живот. Тёплые. Сильные. Непривычно ласковые.
Он не сказал ни слова. Не спросил разрешения. Не стал объяснять.
Он просто склонился и поцеловал мой живот — легко, почти невесомо.
Как будто клялся.
Мир замер.
— Вы тоже важны, — прошептал он, касаясь губами тонкой ткани. — И я вас уже люблю. Даже если вы ещё ничего не знаете обо мне. Я обещаю. Я сделаю всё, чтобы вы росли… рядом. В безопасности. В любви.
Он поднял глаза. В них не было ни страха, ни сомнений. Только — бесконечная, тяжёлая, настоящая вовлечённость. И я почувствовала, как моё сердце тихо сжалось от того, как глубоко это всё заходит. Как тихо, но необратимо.
Я положила ладонь ему на волосы. И впервые за долгое время — не почувствовала в себе хаоса.
Только тишину.
И тепло.
Алек всё ещё стоял на коленях передо мной, его руки лежали у меня на животе, тёплые, крепкие. Но спустя секунду они медленно скользнули ниже — по бокам, к бёдрам. Он не торопился, касался, будто изучал. Ласково, почти благоговейно.
Я затаила дыхание.
Его ладони обхватили мои бёдра, сжались чуть крепче, будто он пытался почувствовать меня глубже. Он гладил, двигался медленно, осторожно, словно задавал ритм тишине между нами.
А моё тело… откликнулось.
Я почувствовала, как внутри поднимается жар, тягучий, тёплый, тихий, но неумолимый. Как дрожь пробежала по позвоночнику. Он это заметил. Конечно, заметил.
Алек поднял взгляд — и в его глазах уже не было только нежности. Там было желание. Настоящее. Не дикое, не рвущее, как у Кайла, но сосредоточенное, тяжёлое, глубокое.
Он приблизился, почти вплотную, его лицо оказалось у моего живота. Он вдохнул глубже, словно хотел заполнить лёгкие моим запахом. И в голосе, едва слышно, прозвучало:
— Ты... пахнешь... как грёбаное искушение.
Он провёл пальцами по внешней стороне бедра, и я вздрогнула — не от страха, не от боли. От того, как сильно я его чувствую. Как будто каждая его ласка расплавляет стены, которые я выстраивала месяцами.
Его пальцы продолжали скользить по моей коже — медленно, терпеливо, с тем внутренним напряжением, которое почти физически ощущалось в воздухе. Алек не торопился. Он касался меня так, будто распаковывал древнюю реликвию, шаг за шагом, с благоговением и ненасытным вниманием к каждой реакции.
Он поднялся с колен, не отрывая от меня рук, и медленно прижал меня к себе, чтобы его бёдра оказались между моих. Губы скользнули по животу, по линии под грудью, потом выше — горячее, настойчивее. Его дыхание было тяжёлым, но сдержанным, почти срывающимся.
— Если я сейчас не остановлюсь… — прошептал он мне в шею, — я не смогу быть таким осторожным, как ты заслуживаешь. Но ты такая тёплая… такая живая… такая моя.
Он взял моё лицо в ладони и поцеловал — на этот раз иначе. Не ласково, не осторожно. С притягательной жадностью, с нетерпением, будто я была воздухом, без которого он не может жить. Его язык мягко скользнул внутрь, обвивая мой, и всё моё тело отозвалось. Грудь налилась, бедра откликнулись пульсирующим желанием, ноги сами собой сдвинулись ближе.
Я не хотела останавливаться.
Не хотела думать.
Только чувствовать.
Пальцы Алека вновь нашли мои бёдра, сжали крепче, и он прошептал мне в губы:
— Скажи, если хочешь, чтобы я остановился.
Но я не сказала.
Я только потянулась к нему — ближе.
Горячее.
Глубже.
Он понял мой ответ без слов.
Алек осторожно опустил меня на матрас, будто боялся, что даже ткань может быть для меня слишком грубой.
Он стоял надо мной, высокий, уверенный, напряжённый до предела. Его руки вновь легли на моё тело — ладони скользнули под рубашку, осторожно, медленно, будто спрашивали разрешения, которого я уже давно дала. Кожа вспыхнула под его прикосновением, как будто в каждом касании был ток.
— Скажи мне, если станет некомфортно, — снова повторил он. — Я клянусь, остановлюсь.
— Не остановливайся, — прошептала я.
Он наклонился и поцеловал меня снова — сдержанно только вначале. Я отвечала, и он углубил поцелуй, одна рука ускользнула к моей талии, другая — выше, ласково обвивая грудь через тонкую ткань. Я выгнулась к нему, не в силах больше сдерживать то, что копилось слишком долго: желание, напряжение, голод.
Он раздел меня с такой бережностью, будто я была фарфоровой. Каждое движение — как ритуал. Он будто запоминал всё: каждый сантиметр кожи, каждый вздох, каждый звук, что срывался с моих губ.
И когда я осталась под ним — открытая, трепещущая — он замер, глядя на меня так, будто я была для него последним, что осталось в этом мире.
— Такая красивая, — выдохнул он. — Такая настоящая… такая моя.
Он провёл ладонью по моей щеке, скользнул пальцами по линии ключицы, будто хотел убедиться, что я реальна. Его рука легла на мой живот — тепло, надёжно, защищающе — и задержалась там на несколько секунд. Потом скользнула ниже, к бедру, а затем снова вверх, обвивая меня полностью.
Его губы прижались к моей шее — мягко, сдержанно, как будто он пытался успокоить не только меня, но и самого себя.
— Я хочу, чтобы ты чувствовала только хорошее, — прошептал он, едва касаясь губами кожи. — Ни боли. Ни страха. Только это… только нас.
Он вошёл в меня так медленно, будто каждая секунда была священной. Я задохнулась от волны ощущений — сладкой, глубокой, тянущейся от позвоночника до кончиков пальцев. Он замер, давая мне привыкнуть, его лоб прижался к моему.
— Всё хорошо? — спросил он почти беззвучно.
Я кивнула, обвивая его ногами, притягивая ближе. И тогда он начал двигаться — не торопливо, не грубо, а так, будто знал каждую грань моего тела, будто чувствовал, что мне нужно, прежде чем я успевала осознать это сама.
Он смотрел на меня, ни на миг не отводя взгляда. В нём было столько… не страсти — преданности. Будто в этом соединении он пытался сказать больше, чем мог позволить себе вслух.
И я слышала. Чувствовала. Отдавала себя полностью, зная, что он бережно примет всё.
Он не брал меня, он любил, я не знаю как, но ощущала это без слов и клятв. Я выгибалась ему навстречу, словно обещала что-то взамен. Его толчки становились смелее, а мои стоны громче.
Внутри разрасталось напряжение, тёплое, пульсирующее, словно волны, сливающиеся в один ритм. Он почувствовал это и усилил темп, чуть крепче прижал бёдра к моим, и я вскрикнула — тихо, почти в его губы. И тогда всё взорвалось. Мягко, но неумолимо. В теле, в сердце, в душе.
Он кончил почти сразу за мной, вжимаясь в меня до самого конца, срываясь на выдох, как будто сдерживал всё это слишком долго.
А потом замер. Не отстраняясь. Только держал меня, тяжело дыша, уткнувшись лбом в мою щеку.
Мы лежали молча.
Всё вокруг будто затихло. Даже гул станции — ровный, фоновой — стал далеким, приглушённым. Как будто этот мир, со всей его усталостью, грязью и болью, остался где-то за пределами комнаты. Здесь были только мы.
Алек не спешил уходить. Он остался во мне, чуть прижимаясь, будто и сам боялся, что движение разрушит это хрупкое, невозможное спокойствие. Его ладонь скользила по моей спине — медленно, почти лениво.
Потом он аккуратно отстранился, поцеловал меня в висок — нежно, почти по-детски, — и поднялся. Я чувствовала его движения, слышала, как он накидывает одеяло, наклоняется к консоли, что-то выключает. Он вернулся, обнял меня, притянул ближе.
Я устроилась у него на груди, слушая биение его сердца. Оно било ровно. Спокойно.
— Всё хорошо? — тихо спросил он.
Я кивнула, уткнувшись в его шею.
— Прости, — добавил он спустя минуту. — За то, что не был рядом раньше. За то, что не сказал, как ты для меня важна. Я… я просто не умею. Но теперь — буду учиться. Обещаю.
Я проснулась в одиночестве. Постель была холодной, и на ней остался лишь смутный след чьего-то присутствия. Я коснулась рукой того места, где, казалось, совсем недавно лежал один из моих мужчин — и мне стало странно пусто.
Потянувшись и зевнув, я выбралась из комнаты и направилась туда, где почти всегда можно было найти хоть кого-то — в столовую.
Свет мягко заливал помещение. Я остановилась у входа, выгнулась, потянулась — и тут же уловила два взгляда. Такие тёплые, внимательные…
Кайл. Алек.
Улыбнулась им, почти автоматически — и в ответ на лицах вспыхнули легкие, тёплые улыбки.
— Доброе утро, — сказала я, проходя к столу.
— Доброе, — Кайл встал первым, отодвинул для меня стул. — Садись, всё готово.
Алек молча кивнул, следя, чтобы я устроилась удобно. Запах еды ударил в нос, и вдруг я поняла, что голодна как никогда.
— Я себя чувствую… — я сделала паузу, прислушиваясь к телу, — прекрасно. Даже чересчур.
Они переглянулись.
— Потому что пока ты спала, — сказал Кайл, — я ввёл тебе первую дозу лекарства.
— Что ты сделал? — изумилась я.
— Мне удалось создать рабочий прототип. Конечно, особо времени на испытания не было, пришлось положиться на опыт и удачу. Алек меня чуть не придушил, так переживал, что я могу навредить тебе или детям.
Я улыбнулась, представляя себе это сражение и порадовалась, что я спала в этот момент. Интересно, когда Кайл пришел с вакциной, я все еще спала на Алеке? Как он это воспринял. От этих мыслей щеки вспыхнули, но я постаралась отогнать смущение. Они знают, что их трое. Все нормально… Нормально же?
— Первую? — я нахмурилась, стараясь отвлечься от непрошенных мыслей. — А сколько их?
— Три, — пояснил он. — Мне не удалось стабилизировать смесь в одном составе, поэтому я разбил её на три этапа. Каждая доза усиливает предыдущую. Если принять всё вовремя — ты поправишься.
Я замерла, с ложкой в руке. Потом медленно подняла глаза на него.
— То есть… я действительно выздоровею?
— Если будешь слушаться. — Он мягко улыбнулся. — Пока всё идёт даже лучше, чем я ожидал.
У меня пересохло во рту — не от страха, а от нарастающего счастья.
— А где ты взял всё необходимое?
— В лаборатории этой станции были кое-какие редкие ингредиенты. Всё ушло на эти три дозы. И, если честно, шансы, что мы найдём новое сырьё вовремя, крайне малы. Поэтому… — он сделал паузу, — эти ампулы теперь дороже золота.
Я кивнула, чувствуя, как в груди разливается непрошенная преждевременная радость. — Поняла... А когда — остальные?
— Следующая доза — ровно через неделю, — ответил он. — И ещё через неделю — последняя.
Он накрыл мою руку своей, и я почувствовала, как в пальцах его всё ещё живёт напряжение. Я уже смирилась с тем, что ничего не поможет, но Кайл… Он, как всегда, прекрасный муж. Справился даже с невозможным.
— А мы… эти две недели останемся здесь? — спросила я, осторожно отставляя пустую чашку и глядя то на Алека, то на Кайла.
Молчание повисло на мгновение. Алек опустил взгляд, подбородок его чуть напрягся. Затем он выдохнул:
— Нет. Мы уезжаем сегодня.
— Что? — я замерла. — Почему?
— Нас просят покинуть станцию, — сухо ответил он. — Мы слишком… заметны. Наше присутствие здесь создаёт ненужные риски для тех, кто помогает нам неофициально. Они итак пошли нам навстречу. Дальше — нельзя.
Мне стало немного холодно.
— Но… куда мы полетим?
Кайл коснулся моей руки и мягко улыбнулся, будто пытаясь сгладить тревогу.
— Тебе не стоит переживать об этом, малышка. Всё под контролем. У тебя целых три мужчины, которые способны об этом позаботиться.
Алек кивнул, чуть напрягая плечи:
— Хорошая новость в том, что на этот раз у нас будет нормальный транспорт. Не драндулет, а кое-что посерьёзнее. Условия — тоже.
Я медленно кивнула, стараясь сдержать растущее беспокойство. Они выглядели уверенными, но внутри всё равно скреблось — неизвестность, дорога, снова путь…
— А где Дейн? — выдохнула я, оглядываясь. — Он в курсе?
— Проверяет транспорт, — коротко ответил Кайл. — Захотел убедиться лично, что с ним всё в порядке. Упрямый, как всегда. Но в этом весь он.
Я кивнула, не зная, что сказать. Глупо, наверное, но мне вдруг захотелось видеть их всех рядом. Здесь. Сейчас. Как будто трещины между нами, которые начали понемногу затягиваться, могут снова раскрыться, стоит только рассыпаться по разным уголкам.
Кайл, будто прочитав мои мысли, наклонился ближе и прошептал:
— Мы все рядом, маленькая. И все с тобой.
Он поцеловал меня в висок, и на секунду тревога отступила.
Как раз в этот момент дверь отъехала в сторону, и в комнату зашёл Дейн. Я сразу улыбнулась ему — тепло, потому что видеть его было неожиданно приятно. Может, потому что я чувствовала себя хорошо и хотелось делиться этим ощущением с миром. Но он только скользнул по мне взглядом и хмуро сдвинул брови.
Улыбка на моих губах чуть дрогнула.
Почему он так смотрит? Я же… Разве это не мне стоит обижаться на него?
— Всё в порядке с транспортом? — спокойно спросил Алек, отставляя чашку и вставая.
Дейн кивнул, не отрываясь от меня.
— Через два часа вылетаем, — буркнул он, затем медленно провёл рукой по волосам и тяжело выдохнул.
Пару секунд просто смотрел на меня. Что-то хотел сказать? Или передумал? Я не поняла.
Он шумно выдохнул, отвернулся и вышел из столовой.
Я ошеломлённо перевела взгляд на мужчин.
— Что… это было?
Алек мягко коснулся моей руки.
— Не бери в голову. Он сейчас весь в отлёте. Ответственность, проверка, расчёты… Знаешь Дейна — если он не уверен на сто процентов, то будет злиться на весь мир.
Кайл коротко кивнул, будто соглашаясь, но в его глазах мелькнула тень.
Я всё ещё смотрела на дверь, через которую ушёл Дейн, и чувствовала, как внутри сжимается тревожный узел.
И почему вдруг стало так неуютно в груди…
Мы собирались молча, словно каждый шаг был чем-то последним, прощальным. Я бросила взгляд на спартанскую комнату, в которой провела совсем немного времени, но всё равно ощутила укол… будто оставляла что-то важное.
Последняя проверка. Последние приготовления.
Врач настоял на ещё одном УЗИ — «на дорожку», как он выразился. Я лежала, сжимая пальцы на груди, пока по животу скользил холодный датчик. Экран мигнул — и вот они, два крошечных сердечка. Два моих огонька.
— Всё стабильно, — сказал врач. — Они крепкие. Как их мама.
Я слабо улыбнулась.
Потом началась суета. Рюкзаки, сканеры, личные вещи. Все двигались быстро, слаженно — каждый знал, что делать. И всё же напряжение витало в воздухе.
Когда мы подошли к кораблю, мне стало тревожно. Я не боялась полёта. Но тревожилось что-то внутри. Будто всё хорошее, что было здесь — моменты близости, забота, надежда — могло остаться на этом клочке заброшенного мира.
Алек первым поднялся по трапу и помог мне забраться. Внутри было чисто и прохладно. Ремни казались новыми, обшивка — почти не затёртой.
Я села на своё место, и Алек, не дожидаясь моей просьбы, опустился передо мной на одно колено.
— Разрешишь? — спросил он тихо.
Я кивнула.
Он пристёгивал меня с такой аккуратностью, будто я могла треснуть от одного неверного касания.
А когда закончил — поправил ремень, посмотрел в глаза и прошептал:
— Всё будет хорошо. Мы с тобой. До конца.
Позади сел Кайл. Я почувствовала, как Кайл положил ладонь мне на плечо — уверенно, по-домашнему, как только он умел. Я не поворачивалась, но тепло его прикосновения говорило больше, чем слова.
Дейн молчал, но я знала: он тоже здесь. Тоже со мной.
Корабль загудел. Стены дрогнули. Мы отрывались от земли.
Я смотрела в иллюминатор, и серый пейзаж отдалялся, сливаясь в пыльное пятно. База исчезла. Планета исчезала. Всё, что было — оставалось позади.
Но внутри меня билось два сердца. И рядом были трое мужчин, ради которых я выбрала бороться за жизнь.
— А куда мы летим? — наконец, спросила я, когда шум двигателей стал ровным, почти убаюкивающим.
Некоторое время никто не отвечал. Только мерное гудение, свет панели над головой, ощущение движения вперёд. Потом голос раздался сбоку — спокойный, но с оттенком усталости:
— Нам порекомендовали одну планету, — ответил Дейн. Он сидел чуть поодаль, но я чувствовала, как его взгляд скользит по мне. — Там есть лаборатория. Конечно, не такая, как здесь… не такая продвинутая. Но вполне подойдёт. Особенно если у нас есть Кайл.
— Она безопасна? — Я не знала, чего именно боюсь. Возможно, снова оказаться в незнакомом месте. А может, потерять ту иллюзию покоя, что возникла рядом с ними.
— Относительно, — вмешался Алек. — Но точно безопаснее, чем здесь, где любой встречный мог бы продать нас за пару кредитов.
— Нам просто нужно место, где можно закончить лечение и переждать, — добавил Кайл, склонившись ближе. — Я просчитал всё. Если не будет перебоев, тебе хватит оставшихся доз. Главное — чтобы мы добрались вовремя.
Я кивнула, глядя куда-то в пространство.
— А что потом? — спросила я тихо, почти не осознавая, что вслух. — Когда мы прилетим… когда всё будет хорошо… что будет потом?
Молчание затянулось.
Первым ответил Алек. Его голос был ровным, но за внешним спокойствием я уловила что-то ещё — напряжённое, сдержанное.
— Потом… — Он сделал паузу, как будто подбирал слова. — Когда мы убедимся, что с тобой и с малышами всё в порядке, ты уедешь. Вместе с Кайлом. В безопасное место. До самых родов.
— А вы?
Он не сразу ответил. И это молчание было хуже любых слов.
— Мы с Дейном… должны будем вернуть судно, — наконец, произнёс он. — И завершить миссию, которую пришлось прервать.
Внутри всё сжалось. Я отвела взгляд, прикусила губу. Конечно. Их долг. Я могла и догадаться.
— Надолго? — спросила я, даже не надеясь услышать то, что хотелось.
Алек посмотрел на меня, и в его взгляде мелькнула мягкость, которая тут же исчезла.
— Надеюсь, нет. Мы вернёмся. Но…
Он не закончил. И я не спросила, чего именно он боится — или что считает возможным.
Потому что и так знала. Они оба шли туда, откуда можно не вернуться.
И всё, что я могла — это не мешать. Но внутри уже поднималась тревога. И желание не отпускать.
Когда Дейн закончил настраивать автопилот и корабль лёг на курс, все как-то разом разошлись: Алек сказал, что заглянет в грузовой отсек, Кайл ушёл в медицинский модуль проверить оборудование, а я осталась одна в основном отсеке, вцепившись пальцами в край сиденья.
Всё было… слишком тихо. Слишком спокойно. Казалось, будто корабль затаил дыхание вместе со мной.
Я посмотрела в сторону своей каюты. Дверь приоткрыта. Белая подушка. Одеяло ровно заправлено. Тишина и покой.
Но мне не хотелось покоя. Не хотелось оставаться одной. Не сейчас.
Не раздумывая, я поднялась и направилась к рубке.
Дверь была полуоткрыта. Я постучала лёгко, но Дейн всё равно сразу обернулся. Смотрел внимательно, сосредоточенно, как будто ждал, что я что-то скажу важное. Или сама не знала, зачем пришла.
— Я… — начала я, немного растерявшись под его пристальным взглядом. — Не хочу спать.
Он кивнул, не задавая лишних вопросов.
— Проходи.
Я зашла и, чуть помедлив, села рядом. Он снова повернулся к монитору, будто давая мне возможность просто быть рядом, не требуя ничего.
Некоторое время мы молчали. В тишине гудел корабль, огоньки экранов мягко светились в полумраке рубки. Я смотрела на его профиль — сосредоточенный, резкий, но в то же время знакомый до дрожи.
— Спасибо, что не ушёл, — прошептала я. — И за то, что был рядом, когда…
— Когда Кайл лечил тебя? — он чуть улыбнулся уголком губ. — Думаешь, я мог уйти?
Я покачала головой и, не отрывая взгляда от его рук на пульте, спросила:
— Ты злишься на меня?
Он вздохнул, но не сразу ответил. Только спустя несколько долгих секунд сказал:
— Я… злюсь на себя. За то, что не сказал раньше, как много ты для меня значишь.
Я не знала, что ответить. Потому просто дотянулась до его ладони — и легко, почти несмело, накрыла её своей.
Он не убрал руку.
Он сидел молча. Его ладонь под моей оставалась неподвижной, но я чувствовала, как с каждой секундой напряжение в нём возрастает. Будто что-то рвалось наружу — злое, ранимое, настоящее.
— Я не хотел быть с тобой грубым, — наконец сказал он, глядя прямо перед собой. — Просто… мне сложно.
— Сложно?
Он резко выдохнул, и уголки его губ дёрнулись в сухой усмешке.
— Я всегда знал, что ты не будешь моей. Или не только моей. С самого начала. Но когда ты выбрала Кайла… — он замолчал, сцепив пальцы. — Это было как удар под дых. Потому что… Какого черта вообще его!
Я затаила дыхание. Он продолжал:
— Мне нравится, когда ты смотришь на меня. Когда ты смеёшься. Когда просто рядом. И я ненавижу, что каждый раз, когда ты уходишь к нему — я завидую. Я злюсь. А потом, когда ты возвращаешься… или, как сейчас, прикасаешься первой… это убивает меня ещё сильнее.
Он повернул голову и наконец посмотрел на меня. Слишком близко. Слишком честно.
— Я хотел бы быть твоим мужем. Хотел бы быть единственным. Но если не могу… то хотя бы быть рядом.
Он наклонился — медленно, как будто давая мне время отпрянуть. Но я не отпрянула.
Губы почти коснулись моих. Почти.
Но он замер.
— Прости, — прошептал он. — Я не должен.
Я едва заметно улыбнулась. Медленно, тихо сказала:
— Не прощаю.
Он вздрогнул, немного отстранился, нахмурился.
Я встретилась с ним взглядом и добавила:
— Потому что, чтобы извиняться, надо хотя бы что-то сделать.
Он смотрел на меня, как будто не верил. А потом — рвано выдохнул, словно теряя контроль, и поцеловал.
Без сдержанности. С жадностью человека, который слишком долго ждал.
И я ответила ему.
Его губы были горячими, настойчивыми, и в то же время осторожными. Будто он боялся разрушить момент, которого ждал слишком долго. Его ладони скользнули к моим щекам, обрамляя лицо, словно я была чем-то священным, чего касаются впервые. Я чувствовала, как дрожат его пальцы — или это дрожь была моей?
Мой ответ был таким же жадным. Я прижалась ближе, словно хотела стереть расстояние между нами, раствориться в этом поцелуе. Он углубился, стал смелее, сильнее. С каждой секундой росла жажда, с которой мы искали друг друга, будто это было жизненно необходимо. Он держал меня за талию, а я крепче вцепилась в ткань его рубашки, ощущая, как внутри загорается огонь, слишком яркий, чтобы его игнорировать.
Воздуха стало не хватать, но мы не останавливались. Казалось, этот поцелуй — всё, что у нас есть. Всё, что мы хотим. Всё, что мы могли себе позволить в этом хрупком настоящем.
Он оторвался лишь на миг, чтобы заглянуть в мои глаза. Дыхание сбивчивое, взгляд такой… открытый. Уязвимый.
— Скажи, что это не ошибка, — прошептал он. — Скажи, что я не просто тень рядом с ним.
Вместо ответа я лишь накрыла его губы своими. Без слов. Горячо. С нежностью, в которой пряталась вся моя неуверенность — и вся вера в него. В нас. Я подалась ближе, почти вслепую, всем телом, будто хотела слиться с ним, стать частью, неотделимой и нужной.
Он замер на секунду, как будто боролся с собой, а затем его руки всё же скользнули вниз — по моей спине, к талии, а потом ниже. Пальцы дрожали, расстёгивая ткань. Слишком медленно, слишком бережно.
Я чувствовала, как он тяжело дышит, как держит себя в руках, но не останавливается. До того момента, пока не сорвался короткий выдох:
— Нет… — голос хриплый, натянутый, почти больной. Он замер, закрыв глаза, и прошептал: — Ты беременна. Я не должен. Мы не должны.
Я посмотрела на него, на лицо, полное сдерживаемого желания и заботы, и всё во мне сжалось от этой нежности. От того, как он всегда думает обо мне — прежде, чем о себе.
— Пожалуйста, — сказала я тихо. — Не останавливайся. Мне это нужно. Ты мне нужен.
И снова потянулась к его губам, даря поцелуй, в котором было всё: мольба, обещание, любовь.
Он сдался. Его руки вновь нашли моё тело, притянули меня ближе. Он не спрашивал больше ничего. Только смотрел в глаза, будто хотел убедиться, что я действительно здесь — с ним, что не исчезну в следующую секунду, не оттолкну, не скажу "нет".
Я не сказала. Я тянулась к нему так же, как он ко мне.
Он раздвинул ткань на моих плечах, словно боялся, что даже шелест может потревожить магию момента. Его губы прошлись по моему ключице, ниже — мягко, бережно. Как будто каждый поцелуй должен был запомниться телом. Его руки скользнули по моим бокам, нежно, не спеша, будто он хотел почувствовать каждый изгиб, каждый вдох.
Когда он вошёл в меня — медленно, осторожно, словно проверяя, не причинит ли боли, — я выдохнула и выгнулась навстречу. Всё было правильно.
Он двигался во мне, удерживая темп, будто считал удары моего сердца. Лоб прижат к моему — дыхание горячее, губы шепчут моё имя. Я гладила его по спине, чувствуя, как напрягаются его мышцы, как дрожат руки от сдерживаемой страсти. Мы были одним целым — плавно, ритмично, красиво. И каждое движение было признанием.
Я почувствовала, как его тело напряглось, как в воздухе повисла новая, темная энергия.
— Ты моя, — повторил он, но на этот раз в его голосе звучала решимость.
Он чуть приподнялся, заглядывая мне в глаза, пальцами обвёл контур моей скулы, потом задержался у губ.
— Скажи… ты бы когда-нибудь согласилась стать моей женой? По собственному желанию?
Я удивлённо моргнула. Сердце пропустило удар.
— А ты сначала развестись не хочешь со своей нынешней?
Молчание. Оно не было долгим, но весомым.
Его взгляд потемнел. Он отстранился совсем немного, но этого хватило, чтобы почувствовать перемену. В нём словно включился кто-то другой. Более жёсткий. Более опасный.
— Я сверну ей шею, как только смогу, — сказал он хрипло, будто сам сдерживал ярость. — Своими руками.
Я приподнялась на локтях, глядя на него.
— Ты же не шутишь, да?
— Не шучу, — ответил он. — Она знала, что делала. Знала, что творила со мной. С другими. Она ответит за всё. И уж точно не будет стоять между мной и тобой.
Он вновь притянул меня ближе, прижимая к себе. Но теперь в его прикосновениях было что-то новое — тяжесть клятвы, горечь воспоминаний и какая-то пугающая, ледяная решимость.
— А ты, — прошептал он, — просто оставайся со мной. Пока. Этого достаточно.
Я молча кивнула, пряча лицо у него на груди. И тихо подумала, что, возможно, это чувство… сильнее, чем я себе позволяла признать.
Дверь в рубку открылась мягко, без звука, и в проеме возник Алек.
Он не торопился входить, просто застыл на пороге, переводя взгляд с меня на Дейна и обратно. Его лицо было спокойным, даже… тёплым. Без тени упрёка или злости.
— Я… — я вскочила, прикрывая себя руками, смущение окатило с головой. — Мы просто…
— Всё в порядке, — спокойно сказал он. — Правда.
Я торопливо начала собирать одежду, отыскивая свои вещи на полу. Руки дрожали, пока я застегивала застёжки. Алек медленно подошёл и без слов помог — подал рубашку, застегнул на шее застежки, потом аккуратно пригладил волосы, которые сбились в беспорядке.
— Спасибо, — пробормотала я, стараясь не смотреть ему в глаза.
Он всё равно наклонился и легко, почти невесомо, коснулся моих губ. Не по-хозяйски, не требовательно — как будто просто напомнил, что он рядом.
— У тебя три мужчины, малышка, — сказал он, с чуть заметной улыбкой. — Таких моментов будет немало. Нам всем придётся научиться взаимодействовать.
Я покраснела, уткнувшись взглядом в пол. Алек чуть склонил голову, снова коснувшись моего лица ладонью.
— Ты очень красивая. Даже когда не в моих объятиях.
Смущение вспыхнуло ещё сильнее, но внутри стало как-то спокойно. Без напряжения. Без страха. Только тепло.
Алек посмотрел мне в глаза чуть дольше обычного — и прежде чем я успела что-либо сказать, его губы накрыли мои.
Поцелуй был уже не таким сдержанным, как прежде. Он стал глубже, насыщеннее. В нем было всё: страсть, нежность, терпение, которого ему так долго приходилось придерживаться. Его рука скользнула к моей талии, прижимая ближе, будто он хотел впитать меня в себя, раствориться во мне.
Я едва успела перевести дыхание, как почувствовала, как Дейн накрывает мою ладонь своей рукой. Он мягко потянул меня к себе, отрывая от Алека. Его глаза сверкали, будто в них отражалась сама планета за иллюминатором. И в тот момент, когда я повернулась к нему, он не стал спрашивать разрешения — просто наклонился и поцеловал.
И снова — огонь. Другой. Жестче, смелее, но такой же… правильный.
Я стояла между ними, охваченная вниманием сразу двух мужчин. Моих мужчин. Всё внутри вибрировало от этой странной, пикантной, почти невозможной близости — и в то же время всё было на своём месте. Необычно. Неловко. Странно. И совершенно правильно.
Когда я думала, что ситуация уже достигла пика неловкости — дверь рубки мягко заскользила в сторону, и внутрь вошёл Кайл.
Он окинул нас взглядом, задержавшись на моих покрасневших щеках, на близости между мной, Алеком и Дейном, на том, как моя рука всё ещё лежала в ладони одного из них. В его глазах мелькнуло что-то — то ли насмешка, то ли интерес — и, конечно, хорошо знакомая мне тень собственничества.
— Что тут происходит? — спросил он, приподняв бровь.
Алек даже не смутился. Повернулся к нему и ответил совершенно спокойно:
— Мы учим нашу девочку не стесняться проявлять чувства.
Кайл хмыкнул, скрестив руки на груди.
— И странно, что меня не пригласили на это обучающее мероприятие.
Прежде чем я успела хоть что-то сказать, он уже оказался рядом, легко, почти играючи, притянув меня к себе, и склонился ближе.
— Ты же не против, если я поучаствую? — прошептал у самого уха, а затем, не дожидаясь ответа, коснулся губами моей щеки, шеи… губ.
Я с удовольствием поддалась его прикосновениям. Губы Кайла были такими родными, тёплыми, уверенными — я отвечала на его поцелуи, увлекаясь, ощущая, как внутри разгорается тот самый огонь, который они умели так легко разжигать. Кайл прижимал меня крепче, а сзади я чувствовала руку Алека, лёгкое касание Дейна — они были рядом, они были моими… и это было слишком.
— Стоп… — выдохнула я, отстраняясь, тяжело дыша. — Пожалуйста, прекратите.
Мужчины замерли. Один за другим.
— Всё в порядке? — первым спросил Алек, чуть наклонив голову.
— Да. Нет… — я провела рукой по лицу, пытаясь собраться. — Просто… слишком много. Я… я запуталась. Мне нужно… нужно немного воздуха.
Кайл мягко сжал мою руку, не удерживая.
— Хорошо. Мы понимаем.
Летели мы три дня. И пусть большую часть времени занимали обыденные дела, тренировки продолжались с завидной регулярностью — и я была за них благодарна.
Они не торопили меня, не заставляли делать ничего, к чему я не была готова. Но каждый день, шаг за шагом, я всё меньше стеснялась. Всё чаще ловила себя на том, что тянусь к ним первой. Что хочу прикоснуться. Поцеловать. Быть рядом.
Я привыкала. К каждому из них. К их разным прикосновениям, взглядам, к их любви. И, может, впервые за всё это время, я позволила себе поверить, что у нас действительно может получиться жить вчетвером.
В этот момент, когда я сидела, прижавшись щекой к плечу Кайла, мне казалось — всё наконец начало налаживаться.
— Пристегните Мию, мы приземляемся, — донёсся голос Алека из рубки.
Кайл тут же повернулся ко мне, заботливо помогая с ремнями и прижимаясь губами к виску.
— Вот наше путешествие и заканчивается, маленькая. Дальше все будет проще, — тихо пообещал он.
И я улыбнулась. Воодушевлённая. Ведь впереди было главное — приземлиться, принять оставшиеся две дозы…
И мои малыши будут в безопасности. До самых родов.
Мы мягко коснулись поверхности новой планеты — посадка прошла без сбоев, ровно и почти беззвучно. В иллюминаторах скользили незнакомые оттенки неба, расплывчатые очертания построек и густая зелень, окружавшая посадочную площадку. Всё выглядело… слишком спокойно.
Слишком.
Когда трап опустился, первыми сошли Алек и Дейн, напряжённые, настороженные. За ними — Кайл, а уже потом, под его надзором, вышла и я. Тёплый воздух обнял нас, в нём витал слабый металлический привкус, как перед грозой.
И в следующую секунду стало ясно — мы попали в ловушку.
Вокруг начали сдвигаться тени. Из-под деревьев, из-за зданий — показались люди в одинаковых тёмных костюмах. Не военные, не охрана, но вооружённые. Их движения были выверены и слаженны. Позиции — заранее отработаны.
Кайл резко развернулся, заслоняя меня собой.
— Назад! — бросил он через плечо, но было уже поздно.
Из прохода между двумя модулями вышла она.
Миа.
На её губах играла беззаботная, почти детская улыбка.
Мгновение повисло в воздухе — натянутое, как струна. Ни один из мужчин не пошевелился, но я чувствовала, как изменилась их осанка, как кожа натянулась над мышцами, готовыми к бою.
— Кто-то сдал нас, — произнёс Алек, слишком тихо, чтобы его услышала Миа, но достаточно громко для нас троих.
Кайл резко обернулся, глядя на него.
— Ты уверен?
— Слишком точное время, слишком идеальная ловушка. Кто-то знал маршрут, знал сроки…
Дейн выругался сквозь зубы, отступая на шаг назад, будто пытаясь оценить, есть ли путь к отступлению. Его рука легла на пояс, где раньше была кобура. Сейчас её не было. Мы разоружились, чтобы не вызвать подозрений у тех, кто должен был нам помочь.
Глупцы.
— Слишком поздно, — сказал он, спокойно, но с таким напряжением, что мне захотелось сжаться в комок. — Мы в западне.
Миа тем временем шагнула ближе, раскинув руки в жесте «мир».
— Добро пожаловать, — произнесла она, как будто нас ждали на семейный ужин, а не в пасти капкана. — Как же хорошо, что вы всё-таки прилетели.
Мы переглянулись.
— Ну зачем же так мрачно? Вы же знаете, что я всегда действую только из лучших побуждений. Уверена, мы можем договориться.
Алек усмехнулся, губы его скривились в холодной полуулыбке.
— Договориться? — Он сделал шаг вперёд, заслоняя меня. — Не думаю, что нам понравятся твои условия.
— А у вас нет выбора, — мягко ответила она. — Впрочем… мы обсудим это чуть позже.
Позади нас закрылась рампа, судно теперь казалось куском мёртвого металла на пустой площадке.
Выхода действительно не было.
Миа сделала шаг ближе, и воздух словно сгустился. Её губы растянулись в вежливой, почти дружелюбной улыбке, но в глазах не было ни капли тепла.
— Вы же будете хорошо себя вести, правда? — её голос был мягким, почти ласковым, но бластер, нацеленный на мой живот, говорил куда красноречивее.