Кафе "Святой источник"

- Здравствуйте, девушка… Это правда, что вы… Что вы можете мудрый дать совет или историю нужную рассказать… Вы уж простите, но ведь я сама слышала. Вот на входе прямо, где билеты продают… Про девушку из кафе «У Святого источника».

Лиза медленно повернулась, чувствуя, как рождается внутри длинный тяжкий вздох. Но что поделать – репутация у неё такая. Не хотела она, видит Бог, даже не думала, что ее увлечение – маленькие философские размышления о жизни, такую службу ей сослужит.

Но Бог – он ведь всё видит – а значит, быть Лизе мудрой сказительницей на лесной тропе. Раз нужно это людям – значит, и она, Лиза, не зря на свете живёт.

Посетительница - женщина в годах, в изящной соломенной шляпке, смотрела на неё, немного щурясь – за стойкой кафе в помещении было намного темнее, чем на залитой южным солнцем террасе.

- Вам с мятой, с жасмином или чабрецом? - спросила Лиза, доставая из коробки пакетик зелёного чая и раскладывая на подносе свежесобранные травы. Аромат стоял на всё кафе – свежий, с ледяной ноткой перечной мяты. – Печенья есть домашние, - улыбнулась она. – Хрустящие, на меду – м-м-м, как вкусно. Хотите?..

Слегка озадаченная посетительница потеребила сумочку.

- Чаю, да… С мятой, пожалуй. А печенье – ох, милая, я столько с зубами маюсь… Не грызу уж давно ничего, яблоки, и то чистить приходиться, корки хлебные срезать… Сколь уж нервов да денег на врачей этих перевела, сил никаких нет. Вот жизни прям нет с этими зубами…

Она вздохнула тяжко, и в этом вздохе её словно вся печаль вселенская собралась – хоть бери этот вздох да на капусту осенью клади вместо гнёта. Но Лиза неторопливо положила в высокую кружку тонкого фарфора с диковинной птицей на боку веточку мяты, вкусом и ароматом помягче, бросила пакетик хорошего зелёного чая, на который никогда не скупилась. И подставила кружку под носик самовара.

Посетительница, как заворожённая, следила за тем, как с уютным журчанием льётся в кружку прозрачный кипяток, как взлетает облачком тёплый пар, чтобы тут же быть пойманным фарфоровой крышечкой, которая ловко накрыла кружку.

- Тогда оладушков возьмите, милая дама, - не дожидаясь согласия, Лиза выложила на тонкое блюдце с такой же птицей три оладушка из толстостенной чугунной жаровни, что уже час под тёплой попонкой прятала в себе круглые пышные солнышки оладий, не позволяя им остыть. – На домашней простокваше готовлю, на деревенских яичках. А мёд… - Лиза замерла на секунду, чуть прищурясь на женщину, - мёд вам каштановый подойдёт. Сейчас.

Отойдя к дальней стене, она открыла створки высокого шкафчика, и посетительница увидела, как янтарно блеснули толстенькими боками баночки с разными-разными медами. Ох, и радость для какого-нибудь Винни-Пуха!

- Почему каштановый? – тихо спросила она, наблюдая, как Лиза деревянным веретёнцем для мёда поливает оладушки тонкой коричневой струйкой и почему-то чувствуя близкие слёзы.

Лиза подняла на женщину тёмные, синие-синие глаза. На её подбородке женщина заметила длинный белёсый шрам, будто от ножа. Тёмные волосы собраны в простую косу, прихваченную лёгкой косынкой с незатейливым узором, повторяющимся на кипенно-белом фартуке. Тонкие, но крепкие смуглые руки порхают легко и уверенно, расставляя на подносе чай, оладьи, салфеточки в деревянной подставке.

- Каштановый – горчит немножко, - пояснила Лиза. – Совсем как жизнь ваша – чуточку горчит. Но это всё равно – мёд, да ещё один из полезнейших. Микроэлементов много в нём всяких, зубкам вашим помощь. А ещё в нём жизни много… Жизни – понимаете? Радости в нём много, солнца нашего южного, богат он всевозможными оттенками вкуса. А вы уж, наверное, и позабыли, что жизнь – это вкусно?..

Она проводила молчащую растерянно женщину к столику на террасе, с которой открывался отличный вид на источник. Усадила в плетёное кресло, поставила поднос со снедью и… присела рядом.

- Была у меня подружка когда-то, - сказала она, устремив глаза вдаль, к пологим изгибам гор, – Маша. Мы с ней на пару так боялись зубы лечить, не представляете!.. Тогда, в бесплатной, кто с нами церемонился-то… Вдвоём всегда ходили, за руки в приёмной держались, а потом, после лечения, дома у меня или неё киношку смотрели и закатывали пир – пережили, слава Богу!..

Лиза улыбнулась, смахнула слезинку салфеткой и перевела взгляд на посетительницу.

- Нет её больше, подружки моей. В катастрофе погибла. И не надо больше зубы лечить. И не надо ипотеку платить. Одежду покупать не надо. Детей растить. Ничего не надо… А вы – кушайте. Попробуйте мёду нашего, южного, бархатного. И – живите.

Тихонько поднялась Лиза и неслышными шагами удалилась в глубину кафе.

А женщина пожилая всё плакала и плакала, уже и не сдерживаясь, и салфеток словно специально Лиза ей оставила многонько, ох, многонько…

Будто знала.

Вспомнила женщина, вспомнила всех, кому зубы лечить уже не надо. Через боль сердечную, через душу промёрзлую словно влага живительная потекла, горячая, с привкусом южного мёда. И увидела она сквозь слёзный туман вершины далёких гор, курчавые от зелёных лесов, услышала журчание источника, что хрустальной влагой сбегал по скале, собираясь в мерцающую сапфиром купель, из которой туристы берестяными ковшиками черпали воду, пили, умывались, по бутылкам разливали, чтобы домой увезти. Донеслись до неё детские голоса с площадки чуть в стороне и лёгкий ветерок залетел на террасу, раздвинув чуть-чуть плотные массы жаркого воздуха и ласково коснулся её мокрой щеки…

И по горлу разливалась мятная мягкая прохлада. И зубам совсем не больно было откусить воздушный бочок круглого, как солнышко, оладушка. И тёрпкая, бархатная сладость тёмного мёда будто подхватывала в тёплые объятия, гладила, ласкала уставшую душу.

Жизнь – это вкусно…

Господи, как хорошо жить, думала женщина, садясь на нагретое солнцем сиденье автобуса и прижимая к себе холщовую сумку с заветной толстенькой банкой каштанового мёда…

… А Лиза, улыбаясь, протёрла столик у окна и положила в центре свежую веточку лаванды. Лаванда - травка особенная, любую душевную хворь лечит, следы все горькие в пространстве в себя вберёт, всё подчистит.