– А я бы смогла в него влюбиться, – шепнула Анжела и романтически закатила к пластиковому потолку большие карие глаза, густо подведённые чёрными стрелками.
– Ты смогла бы влюбиться и в самоходный танк, будь у него счёт в банке и дача под Мадридом, – хмыкнула справа от меня менеджер Аня, натягивая на плечи кофту. – И даже добиться взаимного расположения.
Все рассмеялись.
– У Анжелы просто чувство самосохранения отсутствует, но сильно развит дух авантюризма, – добавила рыжая толстушка Марина из бухгалтерии.
– Жить надо легко и красиво, – ответила красавица Анжела, тряхнув пышной грудью.
«Вряд ли он кого-нибудь вообще заметит», – подумала я, помешивая ложечкой пенку в латте.
Только в кафе во время обеда в последнее время и можно было услышать смех в нашем коллективе – на рабочем месте всё, что не касалось производственных вопросов, было категорически запрещено. Зато тот, о ком мы говорили, в кафе на первый этаж не заглядывал. Не царское это дело.
Новый начальник подразделения положительных чувств ни у кого не вызывал. Молодой, спортивный, подтянутый... монстр. Нет, не внешне. Но Андрей Викторович Гринальди не улыбался никогда. По крайней мере, мы не видели, – куда уж снизойти до человеческого общения с подчинёнными старшему сыну владельца фирмы, практически наследному принцу?! Его отец, Виктор Геннадьевич, построивший сеть с нуля ещё в девяностых, тоже добрым нравом не отличался. Но сына, кажется, воспитывал не в Англии, как было сказано в пресс-релизе, а в клетке с тиграми, чтобы рычать научился. Тот выпустился с красным дипломом. Теперь при одном появлении царевича в офисе все концентрируются на задачах в мониторах и дышат через раз, ожидая, на кого он вызверится. Страшно подумать, что будет, когда постаревший отец отдаст ему все бразды управления компанией! Многие из наших уже начали обновлять резюме на Хэдхантере1.
Я тружусь переводчиком в отделе закупок торговой сети «Жираф» достаточно давно и уходить не собираюсь. А потому с грустью вспоминаю прежнюю начальницу Дашу, приятную, рассудительную и спокойную, которую турнули три месяца назад, чтобы посадить на царствие его высочество Андрея Викторовича.
– Вы видели новую форму отчёта, которую он скинул? – с возмущением сказала Аня. – Якобы по международным стандартам прозрачности предприятия. Это же бред! И лишние два часа работы каждую неделю!
– Можно подумать, они у нас есть, – буркнул Максим, старший закупщик.
– Ага, – ответила я и уткнулась в салат с своей тарелке. Очень полезный, зелёный, весенний, трава-травой! Тьфу...
Да уж, у меня в жизни и так ничего не было, кроме любимой работы. Скоро останется одна нелюбимая... Мне не пятьдесят лет и даже не сорок, а всего двадцать семь, но у меня нет мужчины, любовника и даже кота. На шерсть аллергия, в смысле на кошачью. На мужчин в некотором роде тоже. Просто муж ушёл два года назад, оставив ипотеку, оформленную на меня, квартиру без обоев и почти без мебели – на них денег не хватило, зато с древним пианино, разбитое сердце и записку с пожеланием найти своё счастье... Вот только как и где его искать, не уточнил. Я и не ищу. Подруги все замужем, у них семьи, а у меня кредит. В свободное от работы и подработок время я ищу счастье в книжках, музыке и в шоколаде. В нём оно точно есть, я проверяла, особенно в тёмном с орешками.
* * *
Увы, после обеда наследный принц впервые вызвал меня на ковёр. Раньше мне удавалось переводить тихо и незаметно в своём углу, а задания получать по электронной почте и по почте же отправлять. Но сегодня явно был не мой день.
– Что это?! – с вызовом спросил Андрей Викторович и бросил на стол кипу бумаг.
Я осторожно покосилась и спросила:
– Договор с китайскими поставщиками?
– Нет, филькина грамота, – жёстко сказал он и поджал свои красиво очерченные, но бледные губы. – Столько опечаток, что договором это язык не повернётся назвать!
– Простите, – потупилась я. – Я случайно... Я исправлю...
– Уж постарайтесь! – рявкнул младший «Жираф». – Я не потерплю дилетантства и разгильдяйства!
Я подняла глаза, чувствуя себя виноватой. Слова оправдания вертелись на языке, но вдруг я поняла, что впервые вижу нового шефа на расстоянии директорского стола. А потому в животе что-то ёкнуло, и сами собой вспомнились слова Анжелы: она смогла бы в него влюбиться. А я? Как всегда, в самый неподходящий момент у меня появились самые неподходящие мысли. Я отметила про себя красивое лицо, высокий лоб, перечерченный складкой недовольства, сдвинутые, чёрные брови над голубыми, злыми глазами, каштановые волосы, чем-то порочные губы, бледные высокие скулы и упрямый подбородок. Всё это вкупе прекрасно подошло бы коварному, киношному вампиру. Мерзкий тип. Интересно, сейчас поорав на меня, порозовеет? Или только кровь невинных дев придаст юной свежести его коже? А мы ведь ровесники вроде...
Боже, о чём я думаю?! Это всё равно как во время секса решать, стоит ли побелить потолок! Я сглотнула, убрала упавшую на лоб прядь похолодевшими пальцами и почувствовала себя ещё более неловко.
Тем временем вампир продолжал меня отчитывать :
– ...имейте в виду, если вы английский на двухнедельных курсах учили, можете сразу подыскивать себе другое место!
– Извините, – у меня от волнения сел голос, а внутри забушевало цунами.
Он меня за пару ошибок уволить собрался?! А мой красный диплом и грамоты?! А пять лет верной службы компании не в счёт?! Внеурочная работа? Понимание приоритетов начальства? Ярость вспыхнула в груди, но не выплеснулась наружу. Зато я твёрдо сказала себе: нет, в этого субъекта я бы не влюбилась. Никогда и ни за что! Даже в триллере и в фильме ужасов, где ему и место. Он омерзителен! Злой, отталкивающий, зарвавшийся мажор, тут влюбляться не во что, я в мужчинах не внешность ценю. Одного красавца мне хватило, до сих пор оправиться не могу.
– Екатерина, вы нужны мне как женщина! Прямо сейчас! – заявил на весь опустевший, тёмный опенспейс царевич Андрей.
– В к-каком смысле? – у меня отвисла челюсть.
– Собирайтесь, расскажу по дороге, – выпалил он. – Времени нет.
– Но перевод...
– К чёрту перевод! – рыкнул царевич, как голодный тигр.
А мне очень захотелось влипнуть в кресло и домучить документы, вылизать их и перепроверить, перевести повторно и переночевать в офисе, вместо того, чтобы идти куда-то в ночи с этим озверевшим вампиром.
Я вжалась в спинку стула и пробормотала:
– Вы сказали, что меня уволите, если завтра я не сдам...
– Не уволю! Идёмте уже! Ко всем чертям!
Я бессознательно обвила ногами ножку стула – если ко всем чертям, то пусть катит вместе с креслом. Оно хотя бы моё, родное почти. С пятнышком от йогурта и просиженной седушкой.
– Давайте я не пойду? – сглотнув, ответила я.
– Не пойдёте?! – Царевич взглянул на меня так, что в моём животе всё окончательно заледенело, превратилось в сосульки и тоскливо завыло. Он проскрежетал: – Так значит? С вами по-хорошему... А, выходит, надо только по-плохому?
О Боже, он всё-таки хочет меня уволить, – поняла я с ужасом и перед глазами встало большими красными цифрами пятое число на календаре – дата выплаты очередного транша в ипотеку. Отчаяние забило молоточками по вискам, меня накрыла паника, а в этом состоянии я совершаю разные поступки, чаще всего неумные, и я выкрикнула:
– Андрей Викторович, я не хочу с вами спать!
Царевич моргнул и выпрямился так, словно сзади его огрели лопатой.
– Зачем спать?! – спросил он недоуменно. – Я сегодня спать не собирался.
Боже, всё пропало! Он собрался веселиться всю ночь?! Ну что же, ему моделей в клубах не досталось? Если невтерпёж, есть же ночные бабочки. Элитные даже. Они рады будут, он ведь богатый и красавец, хоть и бледный. А я... я же совсем не его весовой категории и не их! В этой вязаной кофте и штанах я наверняка выгляжу асексуально. Неужели, его такое заводит? Что делать?! Автоматически взлохматив волосы – вдруг испугается и передумает, – я слегка подалась вперёд:
– Прошу прощения, вы сказали, как женщина... я вам нужна... Так вот знайте, мои принципы... И вообще я не...
– Принципы – это хорошо. Тем более хорошо, – кивнул он и нахмурился, будто просил не чего-то такого, а за хлебушком сходить: – Долго мне вас ещё ждать?
Я громко выдохнула и отцепилась от кресла. На подлокотниках остались следы от моих влажных ладоней. Голова закружилась.
– То есть мне обязательно придётся?! – во рту пересохло.
– У меня нет выбора, – ответил царевич и снял с вешалки моё пальто, сиротливо висящее во мраке, похожее на бэушные крылья ангела. Чёрного...
Царевич подал мне пальто, я закашлялась. Надела. И решилась:
– Нет, я всё-таки не пойду с вами, извините.
– Вы издеваетесь?! Я же сказал: у меня нет выбора! Есть только вы и всё! Какой тут, к чертям, выбор?! – в голосе царевича вдруг зазвенело такое невыразимое отчаяние, будто речь шла о жизни и смерти. В глазах его разлилась безысходность, даже гнев отошёл на задний план, будто спрятался за зрачки.
И мне стало его жалко. По-человечески. Даже сердце дрогнуло.
– Ну, если всё настолько плохо... – начала я, пытаясь понять, чем же ему помочь: может, валерьяночки накапать – был вроде в офисном холодильнике пузырёк? Для успокоения. Не торговать же мне в самом деле телом из-за его прихоти?!
Однако царевич трактовал мою слабину по-своему, схватил за руку и потащил вниз по лестнице к выходу. Я еле успела сумку подхватить.
– Э-э, погодите...
– Времени нет! Я живу близко! – на бегу проговорил Андрей Викторович.
Стараясь не споткнуться, я открывала рот и выдавала хриплые междометия, как переоравшая по весне кошка, но никак не могла подобрать нужных фраз, возражений и примеров словесной пикировки, растерявшись от подобного напора. Ладонь его была крепкой, горячей и уверенной, чего не скажешь о выражении лица. Уже возле входа, взглянув на охранника, царевич резко затормозил. И я тоже, понимая, что так и не переобула свои растоптанные, как домашние тапочки, удобные мокасины в демисезонные ботинки.
– Чёрт! Портмоне забыл! Стойте! Ждите здесь! – рявкнул он и вихрем взлетел обратно – вверх по лестнице.
Охранник в синей форме поглядывал равнодушно то на меня, то в мониторы. Электронные часы показывали 23:00. Засиживаться на работе — зло! И маршрутки уже, наверное, не ходят. Я вздохнула-выдохнула и пришла в себя. Чего я стою? Зачем жду его? Неужели достаточно жалости, ипотеки и неумения сказать «нет», чтобы стать падшей женщиной? Кажется, я сошла с ума...
Чувство собственного достоинства победило. Я неловко кивнула охраннику и, пикнув пропуском, вышла наружу. Сердце колотилось: позади был невменяемый, озабоченный шеф, впереди мрак будущего, долги, коллекторы... Как камень в сказке на перекрёстке: налево пойдёшь – коня потеряешь, направо – совсем трындец... Мне было направо, – там можно угол срезать и через дворы быстрее дойти. Для увеличения эффекта меня окатило дождём и холодом, ветер распатлал волосы и задрал полы пальто. Я задрожала, но пошла.
Не успела я пересечь почти пустую парковку перед нашим зданием, как спринтерским бегом меня догнал Андрей Викторович и щёлкнул кнопкой сигнализации. Прямо перед моим носом сверкнул жёлтыми фарами мрачный танкообразный внедорожник. И шеф прокричал:
– Хорошо, что вы пошли к машине! Надо быстрее! Садитесь!
Я посмотрела на запыхавшегося царевича, окончательно убедившись в его ненормальности, а он резким движением распахнул водительскую дверь и выпалил:
Малышка зевнула и сказала:
– Давай тепель я буду плинцесса, а ты мне песенку споёшь?
– Давай, – согласилась я.
Поставила на пол Машу, сняла, наконец, пальто и выступила из мокасин. Положила сумку на полку под зеркалом. Маша подхватила с пола брошенного медведя и побежала внутрь квартиры, шлёпая по полу босыми пяточками.
– Я здеся!
Я пошла на голос и, миновав большую тёмную комнату, оказалась в детской. Она была просторной, с ночниками в виде цветов, бабочек и птичек, светящихся по разным углам и придающих детскому царству неонового волшебства. В окно, пробиваясь в свободное пространство меж пышных штор, заглядывал ночной город. Мне в глаза бросилось огромное количество игрушек, детский столик со стульчиком и что-то громадное меховое в углу слева. Маша залезла на кроватку, забыв про медведя, попрыгала и бухнулась с лёту на подушку.
– Ласскажешь мне сказку?
– А как же песенка? – удивилась я.
– Сказку. Пло колобка.
– Ну хорошо. – Я села на край кроватки и попыталась извлечь из памяти давно забытую историю про кочующую сдобу.
Чёрт! Как же там было? А!
– Жили-были дед и баба. Домик у них был уютный у леса, огородик, цветочки в саду и красивые занавесочки на окнах.
– В галох? – спросила Маша, хлопая ресничками.
– Ага, в голубой.
– Нет, лучше в класный!
– Ладно. В красный, – согласилась я. – Захотел однажды дед вкусненького, он вообще был тот ещё сластёна.
– Как мапа! Как мапа! – развеселилась Маша и захлопала в ладоши.
– Угу. Вот дед и говорит: «Бабуля-красотуля, свет души моей, испеки мне пирожок».
– А колобок где?! – удивилась малышка.
Я таинственно улыбнулась:
– Колобок тоже будет. В следующем эпизоде.
– Тогда по сусекам-по сусекам... – подсказала Маша, свернулась клубком и положила голову мне на колени.
Я погладила пушистые волосики.
– По сусекам да уж, пришлось бабке поскрести, в карманы курток позаглядывать и старые сумочки повыворачивать – вдруг монетка найдётся.
– Зачем?
– На сахар. У стариков был кредит на избушку, поэтому еды особо в доме не было... И обоев, – вздохнула я. – А денежек так тем более.
Однако не успела я извратить сказку по полной, превратив «Колобка» в кредитный фильм ужасов на основе реальных событий, как малышка поёрзала-поёрзала и мирно засоспела. Где-то тикали часы, где-то шуршали шинами автомобили по мокрой мостовой, а в сказочной детской у меня на коленях спало кудрявое чудо. Трогательное, нежное, ма-аленькое.
Я боялась пошевелиться и смотрела на малышку, как зачарованная. Моё сердце растекалось тёплыми лужицами любви. Мне стало хорошо и ласково, пока не резануло осознанием: «А у меня такой никогда не будет...». Я поджала губы, чтобы не заплакать и не разбудить всхлипами малышку. Нос забился. Вот-вот хрюкну или разревусь. К глазам предательски подступили слёзы.
Я осторожно переложила девочку на подушку и пошла из детской, оставив дверь приоткрытой. Прошмыгнула в коридор как раз вовремя – зазвонил мой телефон. Я поспешно подняла трубку и прошептала, оглядываясь на детскую и прикрывая рот рукой:
– Аллё... – хрюкнула-таки. Встрепенулась и за неимением под рукой салфетки, вытерла нос тыльной стороной кисти. Хорошо, что никто меня не видит, но ужас!
– Как у вас дела? – напряжённо спросил царевич, словно ждал, что у нас уже стены обрушились под натиском бабаек, взорвалась кастрюля с кашей и на крышу упал неучтённый цирком слон.
– Всё хорошо, – тихонько ответила я уже более нормальным голосом. – Она заснула.
Отчего-то мне было стыдно за свои, так и стоящие комом в горле слёзы.
– Хорошо, – ответил он с облегчением. Помолчал немного и добавил: – Спасибо.
– Извините, Андрей Викторович, а как мне завтра на работу выходить? Кто-то придёт меня сменить?
– Не знаю, – нервно ответил он. – Возможно. Я дам знать.
И положил трубку. Через минуту позвонил снова.
– Я даю вам на завтра отгул. В любом случае, – пробурчал царевич. – Но скорее всего вам придётся побыть с Машей. Пока цейтнот. Потом я что-нибудь придумаю...
– Да я могу и посидеть, мне не сложно. Маша очень милая, – вырвалось у меня, а сердце снова потянулось в детскую – убедиться, что мне на самом деле подарено на несколько часов это чудо.
– Спасибо.
Он снова положил трубку. И через секунду перезвонил – у него тариф, что ли такой – «Короткий звонок» называется? Или хочет, чтобы его полиция по звонку не отследила? Я сказала:
– Вы Машу так разбудите.
– А вы поставьте на вибрацию, – распорядился он жёстко, но тут же сменил тон. – Я подумал, что вам надо переодеться.
– Да не стоит, право... – пробормотала я.
– Не перебивайте! – рыкнул он, и я прижала уши. – В гардеробной, в шкафу слева от входа есть чистый халат и нераспакованные футболки. Возьмите любую. Тапочки для гостей, полотенца, постельное бельё. Всё найдёте на полках. Горничная была предупреждена и всё подготовила.
– Но мне неловко...
– Это мне неловко! – огрызнулся он. – Почему вы гундосите? У вас же не было насморка!
– В глаз что-то попало, – соврала я и опять вытерла забитый сожалениями о несбывшемся нос.
– Умойтесь. В квартире две ванные комнаты. Пользуйтесь любой. Я вижу, что вы слишком щепетильны. Оставьте это до офиса. Считайте, что вы в гостях. Берите без спроса всё, что нужно. На кухне есть холодильник, в нём достаточно продуктов. В резной шкатулке на полке я оставил карту, если что-то потребуется купить. Пароль там же на стикере. Мультиков Маше показывать не больше пятнадцати минут в день. Конфетами не баловать. На обед обязательно суп.
Кто бы это мог быть? Ночью!
Я вытаращилась в ночи на косящую на меня неоновым глазом колибри. Волосы встали дыбом. Логика подсказала: если с ключами, значит, точно не грабитель. Хотя вдруг неуклюжий вор грохнул об пол связкой отмычек?
Я поджала губы: нет, это только я везде грохаюсь... Я скривилась от догадки: ах, это наверняка деловая маман вспомнила о дочке. Мне сразу представилась подвыпившая молодая дива на лабутенах, а затем скандал, который она закатит, увидев в квартире меня, то есть постороннюю девицу в одной футболке. Андрей Викторович сейчас уже должен быть в режиме полёта, не дозвониться. Я похолодела: она же меня и в полицию может сдать! Судя по поведению, эта самая Лана не слишком адекватна... Чёрт!
Или это Виктор Геннадьевич срочно вернулся из Парижа ночным рейсом? Час от часу не легче! Чёрт! Чёрт! Он сразу подумает, что у меня с его сыном интрижка... А он такого не любит, я помню, как уволил Ларису из отдела кадров, которая слишком распущенно повела себя на корпоративе. Меня нахлобучило паникой, и я не нашла ничего лучше, как спрятаться под одеялом – когда в таких ситуациях в кино герои лезут проверять, кто и что, обязательно остаются без головы. Нет уж, мне и с головой нелегко живётся!
Я услышала тихие шаги. Забыла, как дышать. Кто-то приоткрыл дверь, постоял секунду и закрыл. Я замерла. Жаль, по дыханию не определить, кто это: мужчина или женщина. И вообще из-под одеяла ни черта не определить.
Шаги отдалились. Я высунула голову и села. Тьфу! Что за день сегодня?! Позвонить царевичу? Я оглянулась и осознала, что, как на зло, оставила телефон возле сумочки в прихожей. Прислушалась, повела носом, как суслик в степях. Неизвестный бабайка походил немного, чем-то снова грюкнул и затих. Я осторожно спустила ноги с дивана. Крадучись, прошла к двери и открыла. В щёлочку протиснулась темнота, еле уловимый запах спиртного и тиканье часов. Видимо, пришедший лёг спать. Точно маман!
Я ещё постояла-постояла в нерешительности. Потом прикрыла плотно дверь, взяла из кучи игрушек что-то непонятное, больше всего похожее на палку. Деревянное и достаточно увесистое. Кажется, это был жираф. Глянула на Машу – кроха посапывала, беззаботно раскинувшись в кроватке. Я накрыла её одеяльцем, вздохнула и села на свой диван. Буду сторожить.
Сколько времени просидела я так, прислушиваясь, разглядывая уголки темноты, неоновые ночники и пытаясь разгадать в наваленной куче игрушек, кто есть кто, не знаю. Но как-то незаметно для себя провалилась в сон.
* * *
– Афф! – разбудило меня радостное, но приглушённое. Я встрепенулась, ничего не понимая, где я, кто и что, и вдруг возле моего живота под одеялом зашевелился тёплый комочек. Что-то пушистое ткнулось мне в ладонь, я откинула одеяло и задорная детская рожица повторила: – Аф! Аф!
– Маша... – пробормотала я, растаяв.
– Нет, я не Маша, я собачка. Аф-аф!
Я хмыкнула. Накрыла её краем одеяла. А малышка захихикала и сказала:
– Я в нолке!
Я открыла одеяло снова, и Маша залилась смехом. Как же тепло было от её смеха и копошения! Настоящее счастье! Я тоже рассмеялась. Но тут же вспомнила, что я чужой человек и так нельзя. И там кто-то есть!
Ох, сейчас зайдёт в комнату маман и обвинит меня чёрт знает в чём...
Я села. Часы в виде весёлого солнышка на стене показывали шесть утра. Маша, как червячок в пижамке, попятилась и снова зарылась в моё одеяло.
– Вылезай, котёнок! – сказала я.
– Я в нолке. И я собачка. – Маша притаилась и через секунду выпрыгнула на меня из засады и смешно зарычала: – Эллл.
– Разве ты сердитая собачка? – удивилась я, пытаясь вспомнить, где мои штаны.
– Я тигл, – заявила Маша и забралась ко мне на колени. – Но я очень доблый тигл. Ты меня не боись. – Посмотрела на меня хитренько. – А ты будешь со мной иглать?
Я кивнула, продолжая выискивать свои штаны. Вроде вчера на стуле оставила. Где же они? И кофты нет. Только один носок валяется на ковре.
– Машуня, солнышко, а ты не брала мою одежду? – поинтересовалась я у новоявленного тигрёнка.
– Одёжку? Какую одёжку?! – сделала подчёркнуто невинные глаза Маша и театрально мотнула головой. Затем съехала на пузе с дивана и с хохотом побежала в открытую дверь. – Догони меня!
Я подскочила. Да где же моя одежда?! Не разгуливать же по чужой квартире в одной футболке, еле прикрывающей причинные места! Тем более где-то там находится нерадивая маман, возможно с похмелья. Я увидела, что кончик моих штанов торчит из-за гигантского игрушечного динозавра в углу. Ах, Маша... Я направилась туда, и вдруг что-то зазвенело, упало и раздался отчаянный детский плач. На кухне?!
– Маша! – кинулась я к ребёнку, забыв обо всём.
Малышка сидела на полу кухни, громко рыдая, а рядом валялась пустая кастрюля и крышка.
– Маленькая моя, ты ударилась? – бросилась я к ней. – Что болит?
– Лучка... – хныкала Маша и протянула мне ладошку: – Тута.
– Котёночек мой, солнышко, не плачь, маленькая. Я сейчас поцелую и всё пройдёт, – подхватила я кроху на руки и, убедившись, что нет царапин и ссадин, принялась зацеловывать миниатюрную ручку. – Вот, видишь. Чмок-чмок, и ручке сейчас будет не больно! И слёзки вытрем.
Шмурыгая носиком, Маша успокоилась и обняла меня. Посмотрела карими глазёнками и спросила:
– Будешь моей мамой?
Я растерянно улыбнулась и пробормотала:
– У тебя же есть мамочка.
– Я тебя хочу.
Почувствовав что-то, я обернулась с Машей на руках и замерла. В дверях стоял заспанный Андрей Викторович в одних домашних штанах и с майкой в руке. Святые все, я аж забыла, кто! Какой торс! Чувствуя, что густо краснею, я опустила глаза и поняла, что сама стою практически в неглиже.
Вышла я на улицу с явным намерением пострадать. Подумаешь, солнышко светит и улыбается? Что и говорить, жизнь не удалась.
Я увидела забрызганный грязью джип царевича. Очень захотелось вывести на лобовом окне что-нибудь типа «Козёл», даже подсознательно палку поискала. Чтобы не наделать глупостей, я прошла поскорее через элитные авто элитного двора при элитном доме, раскрыла красивую кованую калитку и оказалась на проезжей части для простых смертных. Ощущение, что меня использовали и не сподобились ни на «спасибо», ни на нормальное «до свидания» было неприятным. И отгул этот невовремя! На работу хоть придёшь и упрёшься в перевод, чтобы думать было некогда и нечем – режим "робот Вася" онлайн. И девчонки там. Мне все нравятся, кроме Сергея – он первостепенный зануда и всегда жизнью не доволен.
Я набрала Аню, она вроде как мой начальник, хотя в нашем штатном расписании чёрт ногу сломит.
– Привет! Я сегодня не выйду.
– Заболела, Катюша? – обеспокоилась Анечка.
– Нет, Андрей Викторович дал отгул.
– Ничего себе! – ахнула Аня. – С чего это подобный аттракцион невиданной щедрости?!
Признаваться, что я была няней поневоле, не хотелось. Девчонки хорошие, но мало ли что подумают. Особенно Анжела, у неё богатое воображение и всё в одну сторону: ей достаточно сказать «он мне улыбнулся», и от одних её «понимающих» взглядов и шуточек можно забеременеть, родить внебрачного ребёнка, переспать самыми неприличными из способов и почувствовать себя неисправимо испорченной. Нет уж, никому не скажу!
– Просто я допоздна вчера выполняла срочную работу... – пробормотала я.
А что, почти правда!
– Ну хорошо, – ответила Аня. – Аж приятно, что иногда в Андрее просыпается понимание, что мы тоже люди.
«Это вряд ли», – подумала я, но вслух согласилась.
Солнце светило совсем по-весеннему, небесная голубизна отражалась в лужах, расширяя мир во все стороны. Я глянула на забитую маршрутку и пожалела, что подобное расширение пространства на городской транспорт не действует. Так что пошла пешком.
В мокасинах было зябковато, ну и пусть. Зато весной пахнет. Даже странно: все торопятся на работу, а я праздно шатаюсь! Ветки деревьев налились соком, это чувствовалось, хоть и почки были крошечными, почти спящими. Настроение было либо поплакать, либо убить кого-нибудь, либо шоколадку съесть. Поэтому я свернула к центру и пошла по Чехова мимо старых, облупившихся за зиму монументально-жёлтых сталинок. Свернула на Пушкинскую, нашла нужный дом и спустилась в полуподвальный магазинчик под цветастым навесом. Звякнул колокольчик, в нос пахнуло запахом кофе, молочного улуна, специй и индийских палочек.
Вегетарианское кафе и лавка «Весёлый слон» принадлежало Агнессе, лучшей подруге моей тёти, уехавшей жить во Францию лет -дцать назад. Сейчас им обеим по сорок пять. Меня воспитывала бабушка, а Агнесса забегала к ней по старой памяти на праздники. Потом бабушки не стало, и теперь я заглядываю к Агнессе редко, но с удовольствием.
– Девочка моя! – встретила меня распростёртыми объятиями Агнесса, как всегда в чём-то невероятно пёстром и самого смелого кроя.
Сегодня это были широкие штаны-юбка ярко-красные с синим, оранжевая рубашка-полуплатье с синей вышивкой и накрученный вокруг шеи пурпурный с бахромой платок. Полная противоположность мне. Она обняла меня, и я уткнулась носом в тяжёлые серебряные серьги с авантюрином и запах восточного базара. Агнесса отстранила меня:
– Ну как ты, Маська?
– Хорошо, – грустно улыбнулась я.
– Врёшь, – догадалась Агнесса. – Пошли чай пить.
– Лучше кофе, – сказала я. – А у вас как дела?
Накрашенная, как героиня индийских фильмов, Агнесса развела руками с кучей браслетов, показывая на увешанные всевозможными масками, ловцами снов, батиком с изображением лотосов и индийских божеств стены:
– Ни хрена не продаётся! Кризис, мать его за ногу! – тут же шлёпнула себя по губам и сделала быстрые десять приседаний. Потом встала, покрутила бёдрами, разминаясь, и пояснила в ответ на мои вытаращенные глаза: – Это у меня аскеза такая. Мы с девчонками договорились по десять раз приседать, как только выругаемся.
– Зачем?! – опешила я, медленно снимая пальто.
– Как же зачем?! Во-первых, воспитывать чистоту речи, хотя не знаю, с такими продажами у меня наверное, скоро попа будет, как у Дженифер Лопес – накачаю. А во-вторых, – для здоровья и фигуры полезно. Весна же!
– Ага, – пробормотала я и села за деревянный столик, сделанный из нескольких паллет из-под газированных напитков и накрытый бамбуковыми салфетками. Очень демократично.
В кафе «Весёлый слон» не только меню было индийское, но и прочее было всё, как в Индии. Агнесса так и говорила: в Дели на картонке возле пятизвездочного отеля вполне может жить целая семья, должны же мы сохранить дух страны вечных коров? Так что никаких предрассудков!
Агнесса осмотрела меня критически и заявила:
– Тебе бы тоже хорошо бы поприседать. Присоединяйся!
– Да я обычно не ругаюсь.
Агнесса выставила вперёд палец:
– А стоило бы! Сидишь, как медуза тухлая, на своей работе! – Она распахнула полы моей кофты и выругалась неприлично: – Ёперный павлин, ты уже на футболки мужские перешла! Да что же мне с тобой делать?! В следующий раз придёшь в армейских ботинках и бритая под ноль?!
Тут я поняла, что забыла про свою рубашку, она осталась зарытая где-то Машей. Ой, – я схватилась за грудь, – и лифчик!
– Вот чёрт! – вырвалось у меня.
Хорошо, что я успел сдать Марусю в садик.
– Вы мне нужны как мужчина! Прямо сейчас! – вызывающе громко заявила Катерина. Требовательно так.
Ого! Недолго скромницей притворялась!
Сколько работаю с Катериной, выглядит она вечно так, будто мужчины её в принципе не интересуют. Классический синий чулок. И тут такие заявления! Вот и не верь поговоркам насчёт тихого омута... Народная мудрость, мать её!
Ночь у меня была отвратительная, утро ещё отвратительнее, от дня тоже мало что позитивного можно было ожидать, а тут вдруг стало любопытно: с чего вдруг у моей подчинённой такое позднее зажигание? Неужто накатила, воспользовавшись выходным?! Чудны дела твои, Господи! Поэтому я сказал:
– Адрес.
Она продиктовала. И вдруг выдала странный звук, типа стона, какой женщины издают... ну вы понимаете когда. У меня взлетели от изумления брови. В трубке что-то бряцнуло.
– Катерина? – спросил я, быстрее подходя к машине.
Она не ответила. Чем она там занимается?! Офигела совсем?
Мой Ровер завёлся с полоборота. Воображение чего только не подкинуло, стало весело и жарко, а ещё сами собой вспомнились ножки нашей мыши-переводчицы. Очень, скажу я вам, зачётные ножки. Вид утром в футболке у неё был гораздо лучше, чем в старушечьем тряпье, которое она носит на работу. Особенно, когда к Маруське наклонилась, и я увидел её ракурс сзади – аж проснулся. Недаром Тёмыч говорит, что самые скромные девочки – самые страстные... Походу ещё и изобретательные! Я хмыкнул под нос.
Хотя завязывать отношения с подчинённой? Да не, ну нафиг. И так не жизнь, а не прекращающийся форс-мажор. Но чёрт, любопытно же!
Упс, да она ж и лифчик наверняка спецом оставила! Типа жирный такой намёк. Хотя странно, конечно, было надевать его глубокими чашечками на головы Маруськиных кукол. Если б не Лана, я б и не заметил!
Я въехал в необустроенный ещё двор нового дома. Очень хотелось оторваться, несмотря ни на что, хотя бы просто назло Лане. Эта стервь задумала устраивать мне сцену ревности! Забыла, что мы в разводе! Тьфу, лучше б не вспоминал, сразу тошно стало. Стервь она и есть стервь.
Я выбрал нужный подъезд. Вышел какой-то мужик, и я воспользовался – проник без звонка в домофон. Задумался: тринадцатая квартира – это какой этаж? Третий-четвертый? Оказалось, второй. Дверь была не закрыта. Я притормозил.
А стоит ли?
Но щель приоткрытой двери выглядела так таинственно и призывно, что у меня аж в животе на мгновение что-то сжалось и взбодрило, как обычно, когда лезешь в какую-нибудь непроверенную пещеру. Я махнул рукой: зря ехал, что ли? И вошёл. Два шага. И оторопел снова.
Меня ждала картина маслом: ободранная квартира, газеты-газеты-газеты, и клоун под куполом цирка – Катерина. Даром что волосы не рыжие, зато кучеряшки дыбом, как парик. Хотя нет, – прищурился я, – не клоун. Скорее девочка на шаре, как у Пикассо, только вместо шара пианино, а в руке японский бумажный фонарик. Воу, а маечка-то и шортики чисто условные. Изогнулась вся, вытянулась. Живописно. Хотя обычно девушки себя лепестками всякими осыпают или укладываются на столе голыми, как тарелка под суши.
Интересно, а у неё шея так не сломается?
– Андрей Викторович, это вы? – жалостливым голосом сказала «соблазнительница», но не обернулась. – Снимите меня, пожалуйста, я застряла.
– Застряла?!
– Волосами зацепилась... Скорее, пожалуйста, а то я сейчас без скальпа останусь!
Я глянул вверх и обнаружил, что её волосы обвивали крюк на потолке. И тут до меня дошло. Вот идиот!
– Сейчас, – выдал я сквозь смех.
Очень кстати на полу, на отрезанной обоине оказались ножницы. Подтолкнул под Катерину раздолбанное советское пианино – такое же, как у нас в школе на пении было.
– Скорее! – ещё жалостливее произнесла она.
Я подобрал ножницы, встал на табуретку.
– У меня всё онемело, – сообщила Катерина. – Особенно рука с фонариком.
Меня разобрало на стёб.
– А вы на пианино обычным способом играть не пробовали? – спросил я, отрезая накрученые намертво на железный крюк каштановые кудряшки.
– Я играю... – пролепетала она. – Ой, падаю!
И Катерина рухнула на меня, еле успел подхватить её и чудом удержался на стуле.
– Оу-оу, полегче, – хмыкнул я. – Я, как вы, в цирковой студии не занимаюсь.
Хотя, по-честному, она и не тяжёлая была. Катерина шевельнулась, и мы снова едва не свалились, как дрова, со стула.
– За шею хватайтесь! – приказал я.
А то будет сейчас вторая картина маслом и сломанный копчик в придачу.
Краснея от неловкости, Катерина обхватила меня руками за шею. Мы оказались лицом к лицу друг ко другу. Ого глаза какие! А я не замечал, что она такая хорошенькая. Или всё дело в трогательной беззащитности? Или в нежной розовой коже щёчек и смущённо хлопающих ресницах? Не длинных, зато точно не накладных. Молчу уже о том, что грудь её так волнительно коснулась меня, что на мгновение в жар бросило и показалось, что между мной и нею нет моей рубашки, куртки и тонюсенькой, вызывающей маечки.
Я подхватил Катерину под попу, тоже приятную на ощупь, и слез со стула. Она тут же освободилась, правда покачнулась.
– Простите, ноги затекли, – виновато сообщила моя переводчица, шатаясь.
– Не прощу, – ухмыльнулся я и, поддержав за талию, усадил на стул рядом. – На следующем корпоративе будете на трапеции выступать.
– На трапеции?! – Её глаза расширились, отчего мне стало ещё веселее.
– Ну, или на шесте, – продолжал веселиться я, с сожалением отпустив её талию. – Попрошу Анжелу обязательно найти заведение с шестом.
Вот гад! Негодяй! – хотелось мне крикнуть громко, чтобы эхом под потолком разнеслось, но кóзлы очень пригодились. Вот почему именно подобные гады знают толк в жизни?! И умеют её портить приличным людям, если вдруг не вздумают помочь, чем ещё больше в тупик поставят.
– Шест потом подвезут, – сказал лысый строитель и, осмотрев меня с ног до головы, понимающе осклабился. – Так ваш этот... молодой человек передал.
Я моргнула. Строители вышли сами. Очкастый подмигнул мне:
– Пилон – это круто! Всегда хотел, чтобы жена меня так развлекала.
– У тебя жены нет, – хмыкнул второй.
– Но будет же!
Они вразвалочку пошли вниз по лестнице, а я захлопнула поспешно дверь.
Ненавижу! Ненавижу своё качество моргать и теряться, когда над тобой откровенно издеваются: шуточки-шуточки-шуточки... Тьфу! Я только в задний след начинаю придумывать: я сказала бы то или то. Намазывая розоватый киселеподобный клей на обоину, я представила, как заехала бы царевичу папкой в лоб. Красной, толстой! С его чёртовыми договорами!
Не знаю, чего я так раздухарилась? Обычно до драк даже в воображении не захожу. Может, всё от того, что хотя глаза его смеялись надо мной, я почувствовала волнение, когда он взял меня на руки. И потом, когда Андрей Викторович наклонился ко мне и тоном киношного злодея сообщил, что ремонт — дело сложное.
Будто я не знаю! Но чёрт! «Маленькая девочка с косичками» внутри меня смотрела на разрумянившегося вампира, раскрыв рот, и была готова ему сдаться. Или наоборот, взрослая была готова, а маленькая девочка залезла под кровать. Я в них запуталась! В общем, ненавижу быть объектом для шуток!
Я была зла. Даже на то, что царевич спас вроде от оскальпирования. Надо было бы «спасибо» сказать, но я злилась и ходила по квартире, как крокодил на выгуле, тихонько рыча себе под нос разные гадости. Всем повезло, что я живу одна!
Правда, я себя такую не люблю. На самом деле я – хорошая, добрая, спокойная и ни разу в жизни никого не ударила, хотя слегка завидовала девушкам, которые могут картинно и красиво залепить пощёчину. Жаль, не проводят по этому лайфхаков, да я бы и не смогла всё равно...
От злости я даже посмотрела в Ютубе девушек на шесте. Удивилась, честное слово: думала, это стриптиз и разврат, а мне попалась какая-то гармоничная француженка, выступающая на Пальм-Бич. Очень было красиво! И музыка, и море на фоне, и ветерок, и сама девушка со своим акробатическим танцем. Атлетически сложенной артистке я поставила лайк, а потом посмотрела на собственные руки и ноги и поняла, что с шеста я максимум могу сползти, как тесто с вилки. Скорее всего вниз головой и со множественными переломами.
Обычно я бы закрыла ролик и забыла, а тут, когда козлы мозолили глаза и память хранила язвительные шуточки, меня дерзость разобрала! Вот так бы взять и научиться элегантным головокружительным трюкам, как эта красавица на шесте! Чтоб увидел, облизнулся, а я гордо ушла в закат... ну, или просто на другую работу.
Когда я с горем пополам приклеила две обоины, позвонила Агнесса.
– Ну как, девочка, купила обои?
– Купила. Сейчас в процессе, клею. – Дышать было нечем, и я открыла окна.
– Вот умница! Слов нет, какая ты умница! Я была уверена, что наш разговор пойдёт тебе на пользу.
– Угу. – Мне хотелось нажаловаться ей или кому-нибудь на проклятого царевича, но второй волны хихиканья над собой я сегодня не перенесу, поэтому смолчала. Как всегда, впрочем.
– А я тебе помощника нашла для ремонта, хороший такой парень! И симпатичный!
– Не нужны мне никакие помощники! – возмутилась я и тут же выпучила глаза, потому что с таким трудом приклеенная полоса вздулась и начала отваливаться от стены. Я сглотнула: – Или нужны...
– Нужен, конечно! – воскликнула Агнесса. – Кстати, он уже едет у тебе.
– Ну зачем...
– Солнце моё! – воскликнула Агнесса, и при её возгласе спрятавшееся за облако солнце выглянуло, словно она его позвала. – Во-первых, я решила за тебя взяться. Утром ты мне совершенно не понравилась! А во-вторых, Славику нужно перевести какое-то письмо на английский. Ты же поможешь?
– Как будто у меня есть выбор, – вздохнула я.
– Выбор всегда есть, – хихикнула Агнесса.
– Но твой неизвестный Славик ведь уже едет!
– Он не неизвестный, а очень хороший. Чайные церемонии проводит, йогой занимается, а ты, конечно, можешь ему просто не открывать.
– И умереть от неловкости под дверью, – ещё тяжелее вздохнула я.
В дверь постучали – звонка-то у меня до сих пор нет. Я отключила развесёлую доброжелательницу и пошла открывать.
Кажется, мир, начиная с царевича, Агнессы и собственного предательского пианино, решительно собирался довести меня до белого каления! А ведь до вчерашнего дня так всё хорошо было! Тихо! Хоть в гроб ложись и крышку изнутри гвоздиками забивай... Но теперь даже солнце, заглядывающее в окна, сообщало: нет, мы от тебя не отстанем!
В последний момент я вспомнила о неприличности своей майки и натянула сверху старую рубашку. Снова почувствовала раздражение: а некоторым Жирафам даже на такую маечку наплевать! Почему-то было очень неприятно, что меня совершенно не воспринимают, как женщину, хотя я сама долго этого добивалась...
Я открыла дверь и изумилась: передо мной стоял натуральный будда, только со светлыми, пшеничными почти кудрями, лучистыми глазами и добрым, загорелым лицом. Если бы Агнесса не сказала, что он занимается йогой, я бы и так догадалась – у подобного рода парней, существующих в параллельной от меня реальности, всегда присутствует подчёркнуто незамутнённый взгляд, спортивная стройность, хвостик на затылке и деревянные браслетики на запястье – где они только такие берут? Парень ясно улыбнулся мне и сказал:
Понедельник! Как много в этом слове для сердца русского срослось! Скрежет век, которые не хотят разлипаться. Ощущение старой тележки. Разговор с неорганическими существами: «ещё минуточку», – говорим мы вопящему, дребезжащему, тренькающему будильнику, себе и подушке, веря, что её, одной-единственной хватит, чтобы пришло счастье выспавшегося человека и проснулись не только мы, но ещё и желание идти на работу. Баба-яга в зеркале ванной с «домом» на голове. Кофе, крепкий чай и мечта стать богатой только ради того, чтобы никуда в понедельник утром не вставать!
Именно так начинался для меня первый рабочий день недели, отягчённый трудами праведными в воскресенье – мы со Славой доклеили обои. Почти. На последние две полосы не хватило клея. Зато я перевела письмо на английский для девушки Славика, поняв окончательно, что как женщина не интересую даже златокудрых будд, улыбчивых и добрых сердцем. Конечно, Слава мне был и не нужен, но я обиделась. Целых два дня, кидаясь на стены в обойном пылу, я размышляла о том, почему он мне не подходит, а когда выяснилось, что будда помогал мне без задней мысли, я три часа разочаровывалась в жизни.
Славик ушёл, пообещав заглянуть и оставив «хорошего чаю», а я, убрав последствия ремонта, уткнулась обиженно в ленту новостей в соцсети, как будто там можно было найти утешение и рецепт, после которого мужчины складывались бы за тобой паллетами, как шоколадки на дисплеях, а ты бы шла гордо, и тебе было бы всё равно.
«Никто мне не нужен, мне и так хорошо», – пробурчала я и легла спать за полночь.
В шесть-тридцать утро за это отомстило: любой мужчина, увидев меня такую, точно сложился бы под плинтус, лишь бы я не заметила. Так что можно было идти гордо – даже маньяк не нападёт...
Гладить юбку и блузку было лень, потому я натянула на себя коричневую водолазку, которой сносу не было, мешковатые брюки «прощай, молодость» и завязала взрыв на голове в хвост. Но тут я увидела пакет для Маши с книжкой и коником и вспомнила, какая передачка может ждать на работе меня. При мысли о собственном бюстгальтере я покраснела и надела серёжки. Вспомнила сарказм царевича, поменяла штаны на более современные джинсы и полезла за косметичкой. Накрасила глаза и даже замазала круги под ними консилером. Удивительно, что он не засох. Смочила кудряшки, чтобы не торчали во все стороны, выбиваясь из хвоста, и провела розовым блеском по губам. Зомби в зеркале исчезло, уступив место утомлённой нарзаном девице с томным взглядом, неизвестно чем занимающейся прошлую ночь.
– Уже лучше, – сказала я девице в отражении и, яростно сжевав половину бублика, пошла на работу.
Утро красило нежным светом стены бетонного сооружения, окружённого кранами, котлованы и лужи, предлагая трудовому населению зарядку в виде бега по пересечённой местности. Затем я влилась в дружный поток таких же, как я, тружеников, предпочитающих почти эротичному единению полов в набитой маршрутке здоровую прогулку по свежему воздуху.
Подарочки, сложенные в зелёный непрозрачный (чтобы вопросов не задавали) пакет от «Беннетон», жгли мне руки: вдруг Жираф засмеёт, не примет или подумает чёрт знает что. Он ведь способен! Только его пошлый ум красавчика-мажора мог свести мой неловкий инцидент с крюком на потолке к танцам на пилоне. Извращенец!
Я вошла в родной офис, волнуясь так, словно не пять лет на одном месте сижу, а только на собеседование пришла. Всё вампир виноват!
Он пришёл к десяти, видимо выжидая, пока я поседею. Уверенный в себе, хорошо одетый, вальяжный. Барин. Сегодня даже с румянцем на щеках. При виде царевича у меня забилось сердце, а душа скользнула в пятки. Я проследила за тем, как он поднимается по своей лестнице «в небеса» и уткнулась в компьютер.
И на кой чёрт я купила эту книжку и кучерявого пони?! Дёрнуло же! Нет, ребёнок у него чудо, ангелочек и просто прелесть, но я-то не при чём! Ещё решит, что навязываюсь. Я тяжело вздохнула и засунула пакет подальше под стол.
– Ты чего вся красными пятнами пошла? – спросила Анечка. – У тебя не аллергия случайно?
«Аллергия, на работу», – подумала я, но вслух сказала:
– Да так, вспомнилось кое-что.
– А-а, – протянула понимающе Анечка. Она у нас вообще очень добрая, тактичная и понимающая. – Ты, кстати, видела письмо от шефа всему отделу? Нет? Он собирается провести ассесмент для сотрудников: кто соответствует должности, кто не соответствует, кого можно развивать, а с кем пора прощаться.
– Час от часу не легче, – вздохнула я и вспомнила про китайский язык.
– Да уж, – кивнула Аня. – Андрей прислал такую анкету странную: надо указать все свои умения, хобби и чем мы вообще когда-либо зарабатывали.
– Это ещё зачем? – удивилась я.
– Хочешь, у него спроси, – хихикнула Аня.
– О нет! – замахала я на неё руками и бросилась в отдел кадров выполнять поручение начальства, о котором совсем забыла за выходные.
– У нас есть договор со школой иностранных языков «Разноцветный мир», – сказала мне Лариса Павловна, – вот тебе телефон, узнай у них про китайский.
Китайскому в этой школе обучали, правда, в неудобное время – я с работы вряд ли успею, а меня никто отпускать не будет, наоборот, задерживаться заставляют. Так что можно расслабиться – китайский мне не грозит.
Требовательной трелью разразился внутренний телефон и заявил голосом царевича:
– Зайдите ко мне, Катерина.
– Хорошо, – пискнула я.
В голове прозвучала увертюра к бетховенской симфонии номер пять: так судьба стучится в дверь. Я встала, отряхнула джинсы, словно это могло помочь, и пошла.
Говорят, дети повторяют своих родителей во всём. Мне с детства чертовски хотелось доказать, что это не так! Ну, не такой я дурак, как мой папа! Не женюсь я по залёту, а потом не брошу своего ребёнка.
Ага... Облом с первым пунктом не заставил себя ждать: я встрял по полной, едва вернулся в Россию. А так всё мило начиналось: самолёт, красавица, улыбки, секс. Шикарный, скажу я вам, секс! Потом вечеринки, секс. Клубы, секс. Сумасбродства, секс. Бали, секс. И здравствуйте, приплыли: две полоски, свадьба, быт и затянувшийся на годы ПМС.
Жаль, когда втыкаешься взглядом в грудь, ноги и красивое лицо, не сразу учитываешь, что за парадным фасадом может находиться мозг Чебурашки. Кстати, очень рассчетливого Чебурашки, который не просто ищет друзей в апельсинах...
Что касается второго пункта - неа, не выйдет! Тут уж я отца не повторю ни за что! Не то, чтобы отец меня бросил, но родители развелись, когда мне было семь, и папа не особо баловал вниманием – у него был бизнес и пахота по тридцать часов в сутки. А мне доставалось счастливое воскресенье эдак раз-два в месяц.
Но когда мне стукнуло четырнадцать, отец вдруг понял, что ещё пока небольшую, но империю придётся кому-то передавать. И он с воодушевлением взялся за моё воспитание, решив вздрючить наследника так, чтоб аж дурно стало от репетиторов, курсов и прочей хрени. Мама этому особо не сопротивлялась, тем более что снова вышла замуж, и у неё всё по-своему завертелось. Потом папа тоже женился. Меня отправили в Лондон, мама уехала жить в Сочи со своим джигитом, а молодая жена отца родила ему ещё двух сыновей. Я не в претензии, были бы все довольны.
Никите и Валерке повезло: на них отец уже не тренируется, а точно знает, как не надо воспитывать. Поэтому братишки не копают картошку на дедовой даче, мотаются с маман по Куршавелям, не отрывают глаз от гаджетов и растут по принципу «если мальчики учатся плохо, пусть хоть одеваются хорошо».
«Ты был экспериментальным вариантом», – так и говорит мне отец.
Ага, робот Т9. Иногда мне кажется, что папа отрабатывал на мне все методы манипуляции персоналом и бюджетирования в условиях кризиса. Не то, чтобы я в школе ходил бомж бомжом, но в период моего взросления иногда бывало стыдно за свой прикид, так как наша семья тогда жила пос учётом всех популярных лозунгов: экономика должна быть экономной, все деньги в дело; ура, мы открываем новый магазин - какой, нафиг, плейстейшн?
Зато теперь отец призвал меня к «телу» и давит, как каток, чтобы я соответствовал и не расслаблялся. Он орёт и тыкает меня, будто котёнка, носом в каждую ошибку. Обычные родители, как мне представляется, спрашивают у детей, как дела, как здоровье. А мой – как бюджет, как продажи, почему не выполняете план?
Честное слово, хотелось обратно в Москву, где я проработал пару лет обычным менеджером в обычной сети. Лепота была, свобода! Сейчас смотрю на своих подчинённых и слегка завидую – не понимают они своего счастья, работают «от» и «до свидания», а у меня режим корпоративного совещания двадцать четыре на семь.
– Руководитель должен быть жёстким. Ты должен принимать сложные решения. Налоги то, налоги сё, – в таких милых беседах проходят наши семейные ужины.
Сегодня не исключение.
– Витя, Андрей же ещё ничего не съел. Сделайте перерыв, пожалуйста, дела никуда не убегут. Андрюша, киш с лососем и шпинатом попробуй, – сказала Надя, моя мачеха.
Она нормальная, хотя старше меня всего на пять лет. Ноги от ушей, грудь вперёд – в общем, Мелания Трамп ростовского розлива. Отец молодится рядом. Иногда до смешного — в прошлом году волосы себе на залысинах нарастил, теперь орёл! И в спортзал ходит, надеюсь, проживёт дольше. Я тоже на теннисе отрываюсь от души.
– Мама, мама! – закричал Никита, младший брат. – Маша опять мою башню разрушила!
– Ну, она же маленькая, – пожала плечами Надя. – Вы лучше её займите чем-то.
– Мапа, – прибежала следом моя Зена-воительница в шерстяном платьице в цветочек и с двумя хвостиками на головке, – глянь, что у меня есть!
– Она на моего трансформера юбку натянула! – возмутился Валерка.
– Ну хоть не лифчик на голову, – хмыкнул я, вспомнив о недавнем сюрпризе.
– Не веди себя, как пацан, Андрей! – буркнул папа. – Ты отец уже, когда повзрослеешь?
А мне при мысли о голубом бюстгальтере сразу его обладательница вспомнилась. Смешная. И милая. Хоть и мышка. Маруське она страшно понравилась, а это, если честно, показатель.
Я подумал: интересно, как бы она тут краснела при самом главном-страшном Викторе Геннадьевиче? Опять бы заикаться начала. Я автоматически посмотрел на телефон и даже удивился собственному желанию позвонить. Интересно, как она там – поклеила свои обои? Надеюсь, сама не приклеилась.
На душе при мысли о ней стало чуть светлей, и я вывел формулу: смешные люди на свете нужны. Им, наверное, надо приплачивать за то, как ресницами хлопают, краснеют и выдают всякие неуклюжести. Моделей полно, тёток любого возраста полно, бизнес-леди полно, а вот смешных, но при этом не Чебурашек раз-два и обчёлся. Хоть в Красную книгу заноси.
Отец продолжал пыхтеть.
– Витя, ну почему бы Андрею и не повести себя по-мальчишески? – сказала примирительно Надя. – Ему ведь всего двадцать шесть.
– Вот именно! Двадцать шесть, а не шестнадцать, – не успокаивался отец.
Сегодня он был особенно не в духе. Пучит его, что ли?
– И ещё. Потребуй, наконец, у своей бывшей жены сменить фамилию.
Ага, вот она – причина душевных колик!
– Она не хочет, – ответил я.
– А мне не нужно, чтобы она выставляла в Инстаграмме свои прелести напоказ, позоря нашу фамилию! Были бы мы Ивановы или Сидоровы, но Гринальди в России больше нет. Сегодня пришлось краснеть, когда у Арсения Филипповича у меня спросили: Светлана Гринальди – не ваша дочь случайно?
«Путешествие в тысячу ли начинается с одного шага» – с такой народной мудростью встретил нас учитель китайского и сразу мне понравился. Невысокий, стройный, улыбчивый, в очках, строгих брюках и в рубашке в полосочку, Ли Юн излучал спокойствие и позитив.
Вообще занятия китайским напомнили мне о бабушке, от воспоминаний о которой мне всегда становилось на душе тепло. К моему удивлению, контингент в группе подобрался разнообразный: две студентки, один молчаливый мужчина лет за шестьдесят, домохозяйка, программист Лёша, менеджер Юля и даже три бизнесмена. Двое симпатичные, а третий всё схватывал на лету.
– Недостаточно знать язык, чтобы удачно строить бизнес в Китае, – рассказывал Ли Юн. – Нужно также понимать специфику китайской психологии – то, что является нормальным для западного человека, для китайца будет странным и невежливым. С другой стороны, часто вам, на Западе, китайцы из бизнеса кажутся пройдохами и хитрецами, а это всего лишь разница культур.
Некрасивый бизнесмен лет тридцати пяти с широким славянским лицом и статью Добрыни Никитича подмигнул мне. Я сделала вид, что не заметила, а сама удивилась. Надо же! Сколько времени на меня никто не обращал внимания, словно меня не существовало в принципе, а тут вдруг словно рубильник включили и направили прожектор на меня. В зале, где сидят мужчины. Вчера один парень на улице даже попытался познакомиться, а охранник открыл передо мной дверь.
Неужели дело в весне? Она, кстати, пошла в нешуточное наступление, заставив тюльпаны и ирисы расти с турбо-скоростью, а людей – распрощаться с тёплыми вещами. Или дело в том, что я вытащила из закромов давно не надеванные платья и юбки, туфельки вместо мокасин и валенок, и начала краситься понемножку? Или это царевич разбудил во мне что-то, вызвав сначала разочарование тем, что как женщина я для него не существую, а теперь доставая насмешками и не давая продыху? У нас в классе такой же был, Артур Безножкин. Ух, как я его ненавидела! Но царевича скоро буду ненавидеть сильнее.
Не знаю, какая шлея попала ему под хвост, но вдруг он стал вызывать меня в кабинет каждый день.
– Как занятия китайским? Обои не упали? Почему договор ещё не готов – вы мысленно занимались постановкой танца? Покажете? Но договор надо доделать в первую очередь! Где письмо немцам? Мы им шест с ленточками вместо предложения о поставке не отправим. Как поживает пианино?
И всё в таком роде. Привлекательный до омерзения, он, кажется, решил сжить меня со свету своими ухмылочками и сарказмом. То я не видела его вблизи почти три месяца, а теперь Андрей Викторович соизволил регулярно спускаться из поднебесья и прогуливаться по офисному пространству, шпыняя подчинённых и проверяя, не сидят ли они в телефонах и соцсетях в рабочее время. Многих раздражало.
– Присматривается, кого уволить, – будоражились мои коллеги за обедом. – Везде пошли сокращения! Долбанные американцы со своими санкциями!
«Это буду я», – мысленно отвечала я им, понимая, что деловой китайский за три недели — это нонсенс. Хотя он давался мне сложно только на первых двух уроках.
Зато Анжела теперь приходила на работу так, словно после вчерашнего выхода в театр, на вечеринку или на день рождения с размахом не успела с ночи переодеться. Учитывая, что в наш угол царевич заходил, как к себе домой, и даже беседовал с Аней и Сергеем о планах закупок не у себя в кабинете, а вальяжно закинув ногу на ногу на стуле, стоящем напротив меня и рядом с Анжелой, наша офисная львица бросала на царевича неоднозначные взгляды, громко смеялась его шуткам и пыталась кокетливо шутить сама. Я даже подумала, не подложить ли кнопку? Сначала ей, а потом на стул, облюбованный начальством. Большую, канцелярскую, чтоб и бегемота пробила...
* * *
Я почувствовала на себе взгляд и невольно оглянулась – Добрыня, сидящий справа, изучал меня с неподдельным интересом. Вот что Mexx1 животворящий делает! И сделанный вечером маникюр. Я снова отвернулась с равнодушным выражением лица.
– Вы должны понимать, – продолжал Ли Юн, – что китайцы демонстрируют безразличие к переговорам или к предложенному вами проекту театрально. Они так делают, чтобы заставить своего партнера волноваться, сделать ошибку, а главное – пойти на уступки и снизить цену. Всё это наигранно. Кстати, китайский партнер может даже изобразить гнев, проверяя вас на прочность. Запомнили? Что ж, теперь давайте рассмотрим лексику, полезную на переговорах...
* * *
Урок закончился, и я, как всегда, вышла отдохнувшей. Приятно переключаться и узнавать что-то новое – прямо свежее дыхание в моей жизни!
В холле школы меня догнала администратор и попросила передать акты на подпись – месяц как раз закончился. Я взяла бумаги и вышла на улицу. Лицо обвевало приятное тепло и запах тополиных серёжек. Добрыня стоял у чёрного автомобиля с хищной решеткой на бампере и улыбался. Мне? Хм...
Я прошла мимо, и вдруг меня окликнули мягким басом:
– Катюша, а вы часом не китаец?
Я опешила. Добрыня, похожий на гору в деловом костюме, направлялся ко мне.
– В моём родовом дереве ничего об этом нет, – ответила я строго.
– Но вы очень качественно демонстрируете наигранное безразличие, – подмигнул Добрыня.
– Извините, оно не наигранное, – ответила я.
Богатырь широко улыбнулся.
– Тогда давайте поужинаем вместе?
Я моргнула:
– Не понимаю, как ваше предложение вытекло из моего ответа.
– А никак, – ещё шире заулыбался Добрыня. – Просто вы красивая, мне есть хочется и вам тоже наверняка. После китайских-то наук.
– Извините, но нет, – ответила я.
– Зато вы мне нужны, Катерина. Как женщина, – сказал мой босс.
Я посмотрела на царевича недоуменно и вдруг до меня дошло!
– Вы хотите, чтобы я снова посидела с Машей? – с радостно подпрыгнувшим сердцем спросила я.
Андрей Викторович улыбнулся с видом Мефистофеля:
– На этот раз с этим справится няня, – и сделал паузу.
– А что же ещё? – удивилась я.
Он потянулся куда-то назад и протянул мне огромный пакет с коробкой внутри.
– Это платье, – таинственно сообщил он, скрывая улыбку в уголках губ.
– Маше надо подшить или...
– Нет. В три года, я считаю, рановато носить платье от французских модельеров, даже если оно всего лишь прет-а-порте, а не от кутюр.
Я моргнула, не веря своим ушам. А Жираф голосом искусителя добавил:
– Это вам, Катя.
– З-зачем?
– Ну, наверняка не для того, чтобы обои клеить, – с игривой дьявольщинкой в глазах заявил мой начальник. – Завтра вечером будет одно... мероприятие. Мне нужно сопровождение. И я подумал: мы же с вами друзья и очень удачно друг друга выручаем...
Моя растерянность не продлилась и полсекунды. Гнев. Он стёр всю робость, как ластик карандаш. Думала ли я эти дни о его горячих ладонях и спасительных объятиях? Да! О глазах голубых, от взгляда которых в животе становилось горячо, а в спине холодно, сплошные мурашки? Да! Мечтала ли я о том, чтобы вовсе не Славик помогал мне с ремонтом? Это было смешно и глупо, но да, я мечтала и на телефон поглядывала. Считала ли я, что если у Андрея Викторовича такая чудесная малышка, значит, в глубине души он всё-таки хороший человек? Да! И даже представляла его, закрыв глаза перед сном, – не ехидного и злого, как на работе, а того, каким ласковым он был с Машей, и сонным, взъерошенным, как мальчишка, утром, со своим потрясающим торсом, в одним штанах. Каждый вечер! Он мне даже снился! Потому что я дура!
Я терпела всего его шуточки. Но вот чтобы так, походя, меня унижать?! Сопровождение?! За кого он меня принимает?! За безотказную сотрудницу из дальнего угла, которую можно ещё и вместо эскорта вызывать, сэкономив на девушке по вызову? И при этом с насмешкой предложить платье, вроде как я сама не в состоянии красиво одеться?! А ещё вдобавок говорить, что мы друзья! Друзья?! Угу... Так это теперь называется?! Мой экс-муж тоже сказал, что мы друзья, и оставил разбираться с долгами, в которые сам же меня и втянул, уговорив продать бабушкину коммуналку и влезть в ипотеку. А потом предал, начав встречаться с моей же подругой! Они теперь даже живут вместе!!!
«Друзья»! Да хуже оскорбления придумать было нельзя!
Я расправила плечи и отрезала:
– Нет.
– Что нет? – не понял царевич, ещё улыбаясь.
– Нет, я не пойду с вами! И платье не возьму, – ответила я уже не так резко, еле сдерживая рвущееся слезами наружу чувство обиды. Отвернулась к окну, уставившись на развесившуюся серёжками и молодыми листиками плакучую иву, сквозь ещё не полностью одетые ветви которой просвечивал жёлтым фонарь.
– Почему?
Моя обида всё же прорвалась в словах:
– Потому что мы с вами не друзья! Друзья сдерживают обещания. Не издеваются и не насмехаются, когда человек просит о помощи! Только отчего-то наступили такие времена, когда люди, кажется, вообще понятия не имеют, что такое дружба!
Я выдохнула сердито, стараясь не смотреть на Андрея Викторовича. Ещё увидит, как у меня дрожит нижняя губа, и снова начнёт подкалывать, а я не выдержу, разревусь! Ну уж нет!
– Извините, мне пора. Пешком до дома идти далеко, денег у меня не то что на такси, даже на маршрутку нет! А уже, знаете ли, поздно, – выпалила на остатке ярости я и тут же растеряла всю решимость.
Уволит, теперь точно уволит.
Что я буду делать? – судорожно работал мой мозг. – Продам чёртову квартиру и попрошусь жить к Агнессе, а потом выкуплю обратно бабушкину коммуналку – пусть без собственной ванны, зато без ярма на шее...
Ужасно хотелось выскочить на воздух, убежать куда-нибудь под деревья в мрачный проулок впереди и расплакаться. Лишь бы не при нём, наглом и самоуверенном. Я дёрнула ручку на двери автомобиля. Не поддалась. Заблокирована. Как это?!
И не хотелось, но пришлось обернуться.
Царевич сидел, поражённый и злой. Дьявольски, мучительно красивый и опасный, как гепард, которому глупая обезьяна швырнула в морду бананом. Показалось очень явственно, что ещё мгновение он поморщится, зашипит, показав клыки, и... откусит мне голову. Холодок пробежал меж моих лопаток. Боже, надо было сразу уезжать с Добрыней, хоть в ресторан, хоть к чертям на свадьбу!
– Так, значит? – процедил Андрей Викторович.
– Так... – меня охватила робость от его недоброго прищура.
Царевич завёл машину и нажал на педаль газа. Уставился на дорогу.
– Вы куда? Остановитесь, выпустите меня, – попросила я.
Он не обратил внимания, будто меня вовсе тут не было. Разогнался по проспекту и понёсся, лавируя между машин с нарушением всех правил. Да он с ума сошёл?!
– Куда вы меня везёте? – пролепетала я, вжимаясь в кресло и «тормозя» каблучками весенних туфель.
Он не ответил сразу, только остановившись на светофоре, буркнул:
– Домой.
– К к-кому?
Взгляд хищника пригвоздил меня к спинке. Кажется, надо было вежливо отказаться... Я нащупала телефон в сумочке.
Хотя кому звонить? Дорогой Слава, ты не можешь ли помедитировать, чтобы мой сбесившийся босс в чувство пришёл? Агнесса, подыми ароматическими палочками в мою сторону и тибетскими чашами позвени, вдруг демоны моего начальника учуют и испугаются?
Она вообще в своём уме?! Что эта психическая себе позволяет?! Ишь, цирк устроила! – пульсировало у меня в висках. Эго прищемило так, что я аж зубы стиснул зубы, и в челюсти хрустнуло. Хорошо, что зубы натуральные, импланты бы уже со штифтов выкрутились и выпали!
Чтобы я ещё раз вот так, как последний идиот, старался! И ради кого?! Я даже у Нади проконсультировался, где искать нормальные женские штучки. Потому что разбираюсь я кое-как только в детском: трусы, колготки, кофточки, платьица — беру что поярче и посмешнее в проверенном магазине, и нормально. Маруське хоть штаны на голову надень, всё равно на свете всех милее и обаянием за пояс любую модель заткнёт.
Мне костюмы отцовский портной шьёт или Надя в магазине откладывает, когда своим закупается. Она звонит, я прихожу сразу в примерочную, где отложенное висит, а потом пулей из этой адской обители шоппинг-демонов.
Моя б воля, ходил бы в джинсах, футболках и кедах. Толстовка ещё с капюшоном и хватит. Остальное — понты. Хотя в нашем мире понты часто ценятся, в Ростове так особенно: тачки, особняки, прикид – у кого круче, тот и пан. Учитывая, что я собрался выводить Катерину на самую понтовую вечеринку сезона, если не года, надо было соответствовать. А главное – хотелось её порадовать. Вот прям от души, чтобы удивилась, заволновалась, ну и спасибо сказала... А она так со мной!
Насупившись, как хомяк на бубльгум, я завёл тачку и, нажав на газ, поехал прочь от дурацкой новостройки в этой дыре, которую какой-то кретин на рекламном постере назвал «Элитным посёлком почти в самом центре города». Угу, «Рай-ногу-сломай». Гнев сверкал в моих глазах, как гроза в начале мая, в голове рычало раскатами. Не удивлюсь, если вдруг во мне способность к пирокинезу проснётся, как в книге Стивена Кинга. Потому что я был реально зол! Был бы помладше, уже б пошёл фонари бить.
Как она на меня оторвалась, а?! Скромница! Да она так смотрела на меня, что хотелось спросить в лоб у этой яростной сицилийки с наэлектризовавшимися волосами: эй, где моя мышь?!
Обидно. Я ведь намучился, пока ей платье выбирал! Особенное, чтобы понравилось! Столько времени убил! Девушек в бутике затерроризировал, заставляя более-менее похожих по комплекции примерять на себя! Они, конечно, сначала пристали ко мне с вопросом про размеры, чем загнали в абсолютный ступор.
– Э-э, я только наощупь бёдра могу определить, – заявил я, вызвав у продавщиц неистовое хихиканье. Представил, как держу Катерину, снимая с пианино. Потом присмотрелся к продавщицам, обошёл со всех сторон. – Вот где-то как у вас и у вас, если вывести среднее арифметическое.
Девчонки снова захихикали, и только администратор, женщина постарше, резюмировала:
– Значит, в бёдрах 46. А грудь, талия, рост?
Я сосредоточился. Вспомнил, как она на меня снизу вверх смотрит, краснея, и показал на уровне своего носа:
– Макушка ориентировочно тут. И если я — метр восемьдесят два, то она где-то метр шестьдесят шесть получается, – посчитал я навскидку.
– А каблуки?
Вот почему у женщин вечно такие обезоруживающие вопросы? Я что, на Славу Зайцева похож или на этого гундосого с шарфиком в передаче по первому каналу?
– Разве вы не помните, какой высоты ваша девушка обычно носит каблуки, если носит? – продолжала пытать меня администратор.
– Ноги помню, – признался я честно. – Каблуки – нет. Стройные ноги, красивые. А грудь вот такая, – я показал на себе, собрав ладони лодочкой и представив, как в них помещается то, что почти не скрывалось под тонюсенькой маечкой и взволнованно вздымалось под дурацкими офисными шмотками Катерины, стоило мне сказать что-нибудь каверзное.
Я иногда даже забываю, зачем её вызвал. На ходу придумываю. Меня при ней начинает нести, как стэндаппера в камеди-клабе, просто язык становится без костей. Катерина краснеет, а меня несёт. Потому что хочется, чтобы она и дальше разрумянивалась, а то, что под блузкой, рубашкой, свитером или очередным лапсердаком, ещё активнее вздымалось. Причём как ни странно, чем больше одежды на ней, тем больше завожусь. Старею, что ли?
Хотя нет, просто она такая вся свеженькая, не придуманная, не фальшивая, как цветочек в чистом поле. Сразу хочется в собственную вазу поставить. И пусть бы стояла рядышком – глаз радовала. Может, истребовать у отца себе секретаря и Катерину к себе поближе перевести?
Я задумался, глядя в свои ладони. Кажется, в последнее время у Катерины глаза стали ярче. И вся она какая-то вообще... даже не знаю, как определить. Кудряшки эти невинные торчат, пальцы тонкие, фарфоровые, и офигительно женственная неуклюжесть! Я делаю вид, что мне пофиг, но во рту пересыхает...
– Хорошо, с размером приблизительно понятно, – спасла меня от дальнейших мук администратор, – а какое платье вы хотите?
– Синее.
– А именно? Вечернее, для клуба, для работы, повседневное?
– Для светского мероприятия, – с трудом нашёлся я. – Такое, скромное, но не чересчур. И очень красивое...
Через десять минут цирка я устал, а все женщины в магазине воодушевились, даже те, кто к продавцам никакого отношения не имел. Они начали мне подсовывать то одно, то другое и говорить-говорить-говорить. У меня аж в пояснице заломило от желания сбежать, но я выдержал. Я же решил Катерине платье купить! И купил. Выбрал такое, что все дамы восторженно заахали, говоря, как они завидуют моей девушке, какой я классный и щедрый, и внимательный, что их бы мужчины ни за что...
Но моя переводчица, видимо, таких слов не знает. За то, что я хотел преподнести подарок от всей души, в ответ получил отповедь и фырканье дикой кошки. Ещё и чуть не расплакалась. Она точно ненормальная. Вообще не понимаю себя! Другой бы босс уже давно бы уволил такую нахалку, а я с ней либеральничаю.
«На лабутенах, ...ах, и в офигительных штанах»1 – крутилось в моей голове. Хотелось где-то там, в мозгах электричество отключить, чтобы шарманка работать перестала. Но тумблер вкл./выкл. за ушами не предусмотрен разработчиком. Я с укором посмотрела вверх. Увы, жалобная книга свыше тоже не предлагалась. И я перевела взгляд обратно на отражение в зеркале.
Мда... Лохматая девица в умопомрачительном платье переминалась в ношенных тапочках, смущаясь и млея от одного прикосновения натурального шёлка, словно это была не струящаяся, нежная ткань, а чьи-то пальцы. Я в очередной раз покрылась мурашками и позавидовала Золушке. К той в нужный момент явилась крёстная. У меня крёстной не было – я сама сходила покреститься в двадцать один год, так что хрустальные туфельки, укладку и самоходную тыкву ждать не стоило.
Пересмотренные в собственном арсенале туфли подходили под это платье, как гусеничный трактор к белоснежной яхте. Агнесса? О, нет! Моя любимая почти-тётушка предложит мне что-нибудь в духе Болливуда. Представилось, как я выскакиваю перед царевичем с красным бинди на лбу, с тяжёлыми серьгами в виде усыпанных самоцветами слоников, и в сандалиях на босу ногу под весёленькое: «Джимми-Джимми, ача-ача...»
Нет! Требовалось что-нибудь эдакое! Чтобы этот гад рухнул у моих ног, ну или хотя бы удивился...
Я глянула на вешалку из Икеи, заменяющую мне шкаф. Уныло, как всё уныло! И почему сейчас не жаркий май, а прохладный апрель? Поверх платья тоже что-то требовалось. Мой плащ можно было надеть лишь для эффекта «вау, не ожидали»: явиться серенько так, потом распахнуть резко – а там не голое тело, а платье ценой в мою зарплату: та-дам!
Вот так я стояла и мучилась, пока не услышала странное кап-кап на кухне. Капли ускорились, я бросилась к мойке и перед моим обалдевшим взором по стенке потёк водопад. Мамочки! Заливают!
Забыв обо всём, я кинулась на третий этаж, подобрав шёлковый подол, и затарабанила в дверь. Деспозито, которое от частоты повторения соседями у меня уже на подкорке прописалось, притихло. Дверь распахнула платиновая блондинка почти моего возраста, ярко накрашенная, в золотом платье с диким декольте до пупа и шнуровкой по бокам, почти как в клипе. Окинула взглядом мой наряд, и на лице мгновенно отобразилось одобрение.
– Привет! Тебе чего?
– Заливаете! Вы нас заливаете! – воскликнула я, запыхавшись, перевела взгляд на ноги блондинки. И прилипла. К туфлям. Золотым, кожаным, ультрамодным, на высоченном каблуке, с изящными носами и тонюсенькой перепонкой, обвивающей щиколотку. Не пошлым, а будто только что материализовавшимся из журнала Вог. О Боже!
– ***! Ванная! – криком ответили мне.
И золотые туфли быстро удалились вглубь квартиры, стуча каблучками. Я, как привязанная, последовала за ними. Дурацкие мысли наводнили мою голову. А что? Она, кажется, у меня соль просила месяц назад... И в моей квартире, наверное, обои уже отклеились. Хотя над мойкой я как раз их и не наклеила. Что за чёрт, я даже на приличный шантаж не способна!
Планировка квартиры сверху была совсем не такой, как у меня. Блондинка распахнула дверь в ванную, смачно выругалась и, скинув явно дорогую обувь, босиком пошлёпала по залитому водой кафелю. Я подошла, подняла вожделенную туфельку и поднесла к глазам. Божественна! И, кажется, мой любимый размер...
Блондинка возилась с тряпкой и ругалась так, что пришлось обратить и на неё внимание – чтобы так материться, кажется, надо особые курсы проходить, ибо девяносто процентов её фраз были изощрённее китайского, и тем не менее, интуитивно понятны.
– У тебя там, наверное, вообще трындец? – виновато подняла глаза соседка.
Я пожала плечами: мол, да, что-то в этом роде...
– Зашибись, расслабилась! Потанцевала под *** Деспозито! – продолжила блондинка, а я заметила на краях широкой угловой ванны ароматические свечи, розовые лепестки и пену на кафеле. Блондинка принялась выжимать тряпку в ведро и выдохнула: – Да ты не бойся, я всё возмещу! В зарплату!
Мне стало неловко причинять человеку неудобства и вообще высказывать какие-либо претензии. Но вдруг в голове звякнул колокольчик, как на наших уроках китайского, и голосом учителя прозвучало: «Всё, что случается, случается вовремя2». И я решилась на то, на что никогда бы не решилась, если бы не обстоятельства.
– Не надо возмещать, – произнесла я. – Лучше одолжи мне на один вечер эти туфли.
Блондинка аж выжимать перестала.
– Туфли?! – глаза у неё чуть не выпали.
Я засмущалась и забормотала как можно неразборчивей, отступая назад:
– Ой, нет... Извини-те... Вырвалось, просто очень нужно... но это глупо... простите... Это неуместно... Я прошу прощения...
– Стой! – оборвала мою речь забитого мотылька соседка. – Если так нужно, дам, конечно. Только не поцарапай. Свидание намечается?
Я покраснела, потому что никакое у меня было не свидание. Но сам факт, что царевич купил мне для презентации платье, сбивал с толку. Как-то это было странно, по меньшей мере.
Не вдаваясь в объяснения, я просто кивнула.
– Прикид зачётный, – сказала блондинка и поправила грудь, почти выпавшую из декольте в результате вытирания полов и ползания по кафелю.
Я робко улыбнулась.
– Благодарю! А все мои туфли не походят...
Господи, как же неловко! С этим царевичем и ипотекой я уже совсем покатилась по наклонной — у чужих людей туфли выпрашиваю... Надо бежать!
– Примерь, – сказала блондинка. – Я, кстати, Жаклин, – произнесла она на американский манер с апломбом, но тут же перешла на нормальный тон. – Родители нарекли Евгенией, но мне так не нравится, все вечно Женька да Женька. Жаклин лучше, правда?
Если бы не Маруська, утром не встал бы. Но с такими будильником в кучеряшках разве проспишь?!
– Мапа, мапа, а ты будешь лошадкой?! Ну позялуста!!! Мапа! – орало в ухо моё счастье, устраивало взрыв ладошками в моих волосах и целовало в щёку.
Кажется, я вчера хватанул лишнего. Голова раскалывалась, но я открыл один глаз:
– Тебя конь в пальто устроит?
– А на тебе неть пальта, ты в тлусах! – радостно взвизгнула Маруська и давай по мне прыгать, как бешеный пони.
О, дети...
– Оно невидимое, – пробурчал я и выбрался из-под одеяла. – Как в сказке про короля, из волшебных нитей, а на трусы волшебства не хватило, пришлось обращаться в Келвин-Кляйн.
– Покатай-покатай! – слишком звонко требовала Маруська.
Куда денешься, усадил на шею и заржал тихонько:
– Иго-го.
Маруська от радости аж пяточками засучила. На кухне спустил её на стул и сказал:
– Теперь умываться, потом завтракать, скачки кончились.
– А исё? – взглянула на меня кокетливо доча.
– Если ещё, то конь сдохнет, – ответил я.
Маруська посерьёзнела:
– Не сдыхай, ты мне нлавися.
А у меня аж мурашки по коже побежали, потому что я снова в дочке увидел Катерину. Почему они так похожи?! От вчерашнего рычания на мою офисную мышь стало как-то неловко – подумалось: вот моя Маруся вырастет, а на неё какой-нибудь такой дятел орать станет. Хотя Катерина тоже хороша... Я взглянул серьёзно на дочь:
– Точно нравлюсь? А вдруг я плохой конь?
Маруська потянулась ко мне через стол и обхватила щёки ладошками:
– Хало-оший. Самый лучший на свете!
Я поцеловал её в носик-кнопку, подмигнул и при виде задорного сияния дочкиных глазёнок повеселел:
– Ну, тогда пошли умываться.
– На коне-на коне! – засмеялась Маруська.
Я подставил загривок:
– Залезай.
Она тут же захомутала меня, и мы поскакали в ванную. Вот и говори после этого, что гены – ерунда. Ещё три года, а уже вся в маму – знает, как мужчине на шею сесть и ножки свесить. Правда, в случае с Маруськой я и сам этому рад.
* * *
Когда я пришёл на работу, задержавшись на станции техобслуживания, радость снова как корова языком слизала. Глянул в дальний угол, там сидела нахохлившаяся, будто воробей, Катерина и что-то угрюмо строчила. В очках почему-то. Зализанная вся, в несусветном сером вязаном свитере. У каких бабушек она эти шмотки отбирает? Я и то горничной сказал, чтобы выходной костюм подготовила. Думал, в связи с предстоящим походом Катерина хоть слегка принарядится, а она наоборот. Назло? Война, значит?! Ну-ну!
И я мгновенно разозлился. Рванул в свой кабинет.
Мысль о том, чтобы идти с ней куда-то, тем более на презентацию Бауффа, где будут не только заинтересованные лица, но и вся ростовская элита, показалась бредовой. Какой я кретин! Даже набрал её в корпоративном чате, чтобы написать «отбой». Но тут же притормозил. Упрямство было сильнее меня. Уступить?! Ей?! Да ни за что! Достаточно мне перед отцом прогибаться, а слабость собственной подчинённой я показывать не стану. Есть одна единственная женщина, которой всё можно, – это Маруська. Других строить буду я, мне грабель хватило с бывшей. Спасибо, больше не надо. Так что раз я сказал Катерине, что мы пойдём, значит, пойдём! Как на работу! Кстати, это работа и есть, чего я навыдумывал? Я бы сам лучше на теннис пошёл вместо этой ярмарки тщеславия. Всё равно Марусю вечером из садика Надя с отцом забирают.
* * *
Весь день я рвал и метал, наорал на программиста, который мне всё лепетал:
– Так нельзя сделать, технически невозможно...
– А ты сделай, чтобы было возможно! Меня почему «нет» не интересует, мне нужно, чтобы корпоративная программа была удобной и прозрачной.
– Но Андрей Викторович...
– У тебя три дня! – рыкнул я и указал на дверь.
В общем, всем досталось на орехи, только Катерину я не вызывал к себе, как обычно. В четыре часа написал ей в чате с жирным намёком:
«Если надо переодеться, уйдите раньше. Я вас заберу из дома».
А она тут же ответила:
«Да, благодарю. Но забирать меня не надо. Я буду у входа к Конгресс-холла в семь-двадцать».
Я пыхнул, как факел. И тут она хочет по-своему! Настрочил, вдалбливая клавиши в ноутбук, как только не задымились:
«Нет. Я вас заберу. Если не из дома, пишите адрес».
«Не надо».
Я аж подскочил. Ну и ладно! Пусть шлёпает пешком или на такси, если хочет.
Я встал, потом сел и дописал:
«На вас должно быть синее платье!»
«Будет».
Да она Мисс Лаконичность! И вообще не понимаю, чего меня так типает? Я разволновался, как дурак. Думал, что просто приятно проведу скучную пятницу, ведь до вчерашнего дня у меня настроение от Катерины только поднималось, а теперь наоборот – от слова вскипаю. Хоть яичницу на голове жарь. Ерунда какая-то, сам себя не узнаю.
Впрочем, я не могу себе позволить явиться на подобное мероприятие в обычном костюме. Поэтому, делая вид, что мне абсолютно всё равно, я уехал из офиса. По дороге натолкнулся на Анжелу. Она подобострастно улыбнулась: вот кто всегда готов хоть в Куршавель, хоть в Красную Армию! Я кивнул и прошёл мимо. Один вечер за пивом – ещё не повод навязываться мне в друзья.
* * *
– Девочки! Знаете, с кем я вчера провела вечер?! – захлёбываясь от восторга, заявила Анжела у нашего «кофейного столика».