Как мы чуть не передрались, спасая город

«Мяугическое Введение»

«Мяугическое Введение» 🐾

Меня зовут Мурислава. И да, я — кошка. Чёрная, изящная, с сияющими голубыми глазами и врождённым чувством превосходства. Не потому что я высокомерна (хотя, возможно, чуточку). Просто в нашем городе кошки — это не просто домашние любимцы, а уважаемые существа. Особенно такие, как я. Эта история — о том, как мы чуть не передрались, спасая город. «Мы» — это два брата-близнеца, рыжеволосая девчонка и, конечно же, я. Без меня они бы, пожалуй, только передрались.

Наш город называется Ведоград — центр магии, место, где чудеса давно вытеснили науку, а магические трактиры популярнее электропоездов. В нём никто не спрашивает, почему полка парит над камином — все знают, что это обычное бытовое заклинание левитации. Здесь у каждого есть своя руна-подпись, и даже почтовых сов заменили светящиеся споры грибов, передающие сообщения. Мяугично, не правда ли?

Город надёжно укрыт под защитным куполом, сияющим, когда кто-то из-за Предела пытается пролезть в наш мир. Мы зовём их Тени или Порождения Мрака — гнусные, бесформенные сущности, которые шепчут разуму, пока он не сдастся. Никто не хочет встреч с ними. Особенно я. Бр-р-р, мяужасно мерзкие.

Нашим городом управляет Верховный Магистр Всеволод Добродар — величественный старец в изумрудной мантии с золотой каймой и посохом, увенчанным лунным кристаллом. Он всегда кажется уставшим, но справедливым. Его мантия благоухает шалфеем и палёными травами, а его магический посох — по слухам — ворчит, когда недоволен. Но я лично слышала, как он бурчит себе под нос, когда магистр спорит с советниками. Посох, а не магистр.

Великий, но уж слишком серьёзный, Добродар окружён двумя самыми верными помощниками. Первая — госпожа Радомира Светозор, магиня из славного рода, женщина с белыми, как иней, волосами, заплетёнными в две косы. Она носит одежды оттенков красного, персика и жёлтого — и выглядит всегда так, будто её только что выдули из волшебного салона. Её глаза — точные, как алмазы, и такая серьёзность в них, что даже самый буйный заклинатель чувствует себя провинившимся учеником.

Второй советник — дедушка Лавр. Его борода кудрявая и седая, как тучка перед весенним дождём. Лысоват, но усы у него подкручены, как спиральки в пироге. Он всегда пахнет дымом, вишнёвым табаком и… пирогами, кстати. Его мантия — глубокого зелёного цвета, усыпанная вышитыми рунами. А его голос — как бархат: всегда мягкий, всегда добрый. Но поверьте, если нужно, он умеет поднять бурю одним словом.

Наш город расположен на севере королевства Светорусья, прямо на опушке Великолесья. Леса густые, с вековыми дубами и прячущимися лешими, а за ними — сияющие, вечно снежные горы, словно покрытые сахарной глазурью. Вдоль берегов рек стоят мельницы, а на площадях — цветочные киоски, в которых продают поющие ромашки (поют они, кстати, ужасно фальшиво. Мяугически неприятно).

Погоду у нас регулирует магический Календарь Равновесия. Магистр настраивает его по фазам луны и… ну, по собственному настроению, мне кажется. Большую часть времени у нас светит солнце, воздух напоён ароматом свежей булки и летних трав. Иногда бывает дождь — тёплый, ленивый. Фу. Капли так и липнут к шерсти. Мяужасно неудобно!

Город дышит магией. Даже булочник накладывает чары на свою опару, чтобы она поднималась быстрее. Все лавки имеют собственные заклятия от мух и воров. А мостовая шепчет сказки, если ходить по ней ночью босиком.

Город дышит магией. Никакого технического вам прогресса! Все тут построено на чарах, ритуалах и немного — на здравом смысле, если он, конечно, прилагается к зелью.

Лифты здесь магические: поднимаются и опускаются на потоках эфира. Кнопку, правда, нажимать всё равно приходится — уж слишком строптивы эти механизмы, мысли они не читают. Хотя некоторые умники пытались, конечно, договариваться с лифтом шепотом. Один особенно настойчивый маг полдня уговаривал кабину подняться на седьмой этаж, прежде чем вспомнил о кнопке. С тех пор его зовут Шёпот.

Животных для перевозки человеческих задниц использовать запрещено — закон есть закон. Зато есть ковры-самолёты: постелил, шепнул адрес — и в путь! Или кареты без лошадей, левитирующие над дорогами. Есть и бюджетный вариант — летающие метлы, часто б/у и с характером. А ещё — сандалии-скороходы, тапки-прыгуны, омни-шляпы (летают и крутятся), и, конечно, порталы. Но те только для самых важных господ — или в специальных магических арках, под присмотром.

Даже булочник тут маг! Он зачаровывает опару — и та послушно поднимается, как только пробьёт седьмая утренняя нота.

Парикмахерские? Ах, это магия в чистом виде! Мадам Шевелюра — знаменитая магиня-стилистка. Её ножницы сами подлетают к голове клиента и ловко колдуют: добавляют волосы, убавляют, окрашивают, завивают, приглаживают. Один взмах — и ты блондин. Второй — и ты с густой чёлкой. Третий — и у тебя афрокудри. Очередь к ней растягивается на три улицы, но никто не уходит недовольным.

Замучила бессонница? Добро пожаловать в кофейню "У Дядюшки Мормока". Он зачарует турку, и та сварит кофе, от которого вы уснёте, будто по голове дали. Глубокий, тёплый сон гарантирован, но осторожно — дозировка штука капризная. Были случаи, когда люди проспали свадьбы, экзамены и даже налёт теней.

А лавка зелий у Бабушки Калини? Это волшебное место. Там всегда пахнет мятой, сушёными яблоками и чем-то тёплым, как детство. У неё есть зелье от всего: от ушиба и головной боли до тоски по бывшему. Говорят, она умеет варить приворот, но сама всегда повторяет: «Всё дело в чувствах, девочка. И в том, чтобы вовремя испечь пирог».

Для писем — к дядюшке Феликсу. Его зачарованные марки прикрепленные к письму летают по воздуху, не теряются и умеют возвращаться с ответом прямо в руку. Анонимность? Разумеется. Даже если вы пишете любовное послание бывшему преподавателю боевой магии. Мы не осуждаем.

Портные? Искусство! В мастерской "У Златонити" ткань сама ложится под иглу, нити кружат в воздухе, а манекены вращаются, подсказывая фасон. Вышивка оживает, оборки шепчут комплименты, а каждая юбка знает, как сделать из тебя принцессу. Или разбойницу — зависит от заказа.

Глава 1. Брови, бороды и другие катастрофы

/Злата/

За несколько часов до беды...

Как и каждое утро, я собиралась за пирогом.
Не потому что была голодна — хотя мой желудок уже довольно настойчиво подавал сигналы, — а потому что тётушка любит вишню с корицей. Пирог с этим сочетанием у нас в лавке считается почти священным: согревающий, душистый, и, как уверяет пекарь, почти без магии. Почти. Потому что в Ведограде ничего не работает совсем без магии. Даже печи, даже тесто. Даже тёплый привет по утру — и тот будто слегка зачарован.

Я поздоровалась с пекарем. Он, как всегда, вежливо мне улыбнулся, и его круглые щёки порозовели, будто булочки в духовке. Милый человек, в годах, слегка полноват, с руками, пахнущими тёплой мукой. Его зовут Коровай Иванович — так, по крайней мере, он сам себя называет. Добряк чистой воды, и мастер, которому я бы без колебаний доверила все секреты мира в обмен на булочку с лимоном и яблоками.

Сегодня я купила пирог для тётушки, а себе — парочку булочек с яблоками, к чаю. Поблагодарила Коровая Ивановича, отметила, как чиста у него одежда, несмотря на закатанный по локоть рукав и гору заказов. Он снова улыбнулся, поправил косынку на голове и пожелал мне светлого дня.
Так началось утро, которое ничем не предвещало беды.

Корзина с выпечкой приятно тянула руку. Я повернула на соседнюю улицу — и решила заглянуть в салон "Мадам Шевелюра". Подстричь кончики. Совсем чуть-чуть. Для порядка.

— Доброе утро, Злата, — приветствовала меня мадам, как только я переступила порог.
Её улыбка, как всегда, была тёплой и безупречной, а причёска — ну, она выглядела так, словно её создавали духи ветра и магия утренней росы. Всё-таки мадам Шевелюра — не просто стилистка, она легенда. И, как любая настоящая мастерица, всегда соответствует собственному искусству.

Салон был скромным — на десять кресел, не больше. Этого вполне хватало, чтобы зачарованные ножницы успевали обслужить каждого клиента.
— Как обычно? — уточнила мадам, слегка приподняв бровь, густую, завитую почти художественно.

…эта женщина знала толк в красоте. За ней, как говорили в лавке у Златонити, мужчины выстраивались в очередь — по двум вполне понятным причинам. Первая — стрижка, конечно же: мадам творила с волосами такие чудеса, что даже лысеющие маги выходили от неё с уверенностью, что всё ещё возможно.
А вторая… ну, вторая — это уже про сердце. Ей пели серенады, приносили цветы, предлагали руку, сердце и даже фамилию. Романтика буквально вилась в воздухе, когда она проходила мимо.

Иногда я думала: вот бы и у меня так...
Хоть один — достойный. Маг, конечно. Умный, честный, немного загадочный. И чтобы смотрел, как будто я — то самое заклинание, которое он искал всю жизнь.
Впрочем, пока таких в Ведограде было не замечено. Или они хорошо прячутся.

Я кивнула с лёгкой улыбкой и заняла своё место.
— Да, мадам, только кончики. Как всегда.

Она кивнула, достала свои любимые ножницы и, как по обычаю, поднесла их к губам. Несколько слов — заклинание старое, звучное, почти певучее. Ножницы завибрировали в воздухе, зазвенели, заплясали. Они всегда радовались моему приходу — я почти уверена, что это взаимное уважение. Я даже поклон сделала — чуть склонила голову и закрыла глаза.

— Прошу вас, уважаемые, подровняйте мне кончики, — сказала я почти торжественно.
Пусть это глупо, но... разве не стоит говорить с магией уважительно?

Ножницы виляли вокруг моей головы, оценивая длину, форму, настроение локонов — они всегда работали тщательно, с любовью. Я любила это ощущение — ритуала, спокойствия, предсказуемости. В городе, где всё порой живёт своей жизнью, такие вещи казались островками уюта.

И вдруг... раздался крик.

Он пронёсся по салону, как рваный шёлк: резкий, высокий, сбивающий дыхание. Ножницы в воздухе вздрогнули. Мадам Шевелюра замерла, взгляд её стал испуганным — как будто она услышала не голос, а магический сбой, неведомую трещину в заклинании, которое веками было цельным.

Всё произошло в считанные секунды.

Даже я была не готова к такому.
Магия действительно сломалась.
Буквально. Разумеется, если моё зрение меня не подводит в таком молодом возрасте.

Я знала этого мужчину. Его звали Мистер Громовус Свербород, и он славился своей рыжей бородой — густой, ухоженной, такой гордостью, что он называл её "лицом чести". Часто захаживал в салон мадам Шевелюра. Говорили, что он однажды даже делал ей предложение. Деловое, конечно. Хотя… кто знает?

Могла ли она, в отместку за что-то, заколдовать его ножницы? Нет, не может быть!
Он уважаемый человек. Может, немного резкий. Может, ворчит. Но вовсе не... нехороший. С кем не бывает — у всех бывают дни вне гармонии.

Но то, что я увидела…
Он сидел в кресле. Его лицо было идеально выбрито, как фарфоровая чашка. Гладкое, блестящее, лысое. А его борода... его знаменитая борода... — перекочевала.
На лицо. Женщине. Сидящей в кресле рядом.

Если не ошибаюсь, её зовут Графиня Мелитина Заливина, из уважаемого рода зельеваров. Мантия с шитым гербом, осанка, выражение лица — всё выдавало в ней представительницу высших кругов.
Но сейчас…
Ей явно не шло рыжее заросшее нечто, обвившее её лицо.

— Э-э-э… — сказал Мистер Свербород. Его голос дрожал, губы дергались, он судорожно трогал лицо.
Потом — голову. Потом — снова лицо.
Он посмотрел в зеркало… и завизжал.
— Что?..

— Что?.. — насторожилась дама, повернув голову, словно почувствовала перемену в атмосфере.

Мистер Свербород вытянул руку вперёд, как человек, находящийся в лёгком бреду. Его голос дрожал, слова будто выскальзывали.

— Это моя... борода. На вашем лице.

И, честно говоря, в этот момент было совершенно непонятно, сорвётся ли он на крик, заплачет или просто упадёт в обморок.

Женщина медленно, почти с опаской, прикоснулась к своему лицу. Её пальцы наткнулись на нечто густое, мягкое и… рыжее. Борода. Чужая. На ней.

Глава 2. День, когда фонари запели

/Алексей/

С самого утра я чувствовал себя героем. Не каким-то там скромным волшебником на побегушках, а настоящим спасителем города. В голове уже вертелся заголовок:
«Близнецы раскрывают магический саботаж! Эксклюзив от очевидцев»

Ну, может, и не совсем близнецы… Всё-таки в этой истории главную роль играл я. Алексей.
Умнее, красивее, харизматичнее — ну, вы поняли. Алекс, конечно, мой брат, да, мы как две капли воды — но только внешне.
Всё остальное у меня: чутьё, рассудок, стиль, склад ума. А ещё чувство драматургии.
Я же несу сюжет в массы.

Я даже успел прогнать через себя первую фразу будущей колонки, напыщенную, с пафосом:

«Когда вокруг рушится магический порядок, в дело вступают неравнодушные…»

Воображение тут же услужливо нарисовало сцену: я стою на ступенях городской башни, высоко, под фанфары. Сам магистр Всеволод Добродар, известный своим хладнокровием и бородой до пояса, вручает мне грамоту с золотым тиснением и магической печатью. Может, ещё и персональный пропуск в Архив Старой Магии? А почему нет?

— Алексей, — говорит магистр, — вы спасли город. А ещё — вы великолепны.
— Ну, я старался, — отвечаю скромно, чуть склоняя голову. — Такая уж у меня привычка: быть лучшим.

А внизу, в толпе, стоит Алекс. С корзиной пончиков. И слегка завистливым взглядом.

— Умница, брат, — подбадриваю его мысленно. — Не расстраивайся. Не всем же быть мной.

С этими тёплыми мыслями и отличным кофе я шагал в сторону редакции. Сегодня был мой день. Я его заслужил.

Всё складывалось идеально. Старший брат (то есть я, если кто сомневался) лично разоблачил виновника, спас репутацию мадам Шевелюра, получил благодарность в виде корзины пончиков и даже пообещал отнести материалы в редакцию. Младший брат остался дома — решать вопросы с арендой, надув щёки до потолка. Как обычно.

По пути к редакции я прихватил кофе и уже представлял, как редактор, поражённый масштабами расследования, скажет:

— Алексей, это сенсация! Срочно — на первую полосу!

Меня не останавливало даже то, что вчерашний инцидент вроде как закончился за три минуты и пострадало от него… ну, от силы человек десять. Не в этом суть.
Мы спасли город. Просто город пока этого не понял.

Нам удалось раскрыть преступление, распутать клубок улик, провести расследование — быстро, чётко, профессионально. Почти как в книгах про Орден Сыщиков Семи Печатей, только без пыльных архивов и с гораздо лучшей укладкой.

Мы выследили падлеца, поймали с поличным, вывели на чистую воду — и всё это без единого допроса с пристрастием. Мозги. Наблюдательность. Харизма. Всё, что требуется от настоящего детектива.

Ну, конечно, без капли везения не обошлось — и без меня, естественно.
Только достаточно талантливый парень, такой как я, мог так ловко связать в единое целое мешочек с проклятием, мадам Шевелюра, и разочарованного кавалера с обидой на весь мир.

И, надо признать, Алекс тоже… помог. Немножко. Не мешал.
Это, на самом деле, редкое и ценное качество, особенно для младшего (на пару секунд) брата.

Он слушал, когда я выдвигал гипотезы. Удивлялся в нужных местах. А главное — не спорил. Что тоже подвиг, если вспомнить, как часто он вставляет свои «А вдруг это всё из-за тебя?»

Нет уж. На этот раз всё было чётко. Логика, дедукция, интуиция и я.
Алексей — решает.

В редакции меня встретили вежливо, но с лицами, которые делают даже утренний чай кислым.

За высокой стойкой, выкрашенной в строгий серо-чернильный, сидела женщина средних лет. Невысокая, с тонкими, выщипанными до ниточки бровями и губами, подведёнными кривовато-яркой помадой. Она ставила штамп за штампом на письмах, и каждый раз, когда его чернильное кольцо касалось бумаги, та сама сворачивалась в трубочку и с лёгким хлопком улетала в воздух — прямиком на нужную полку.

Некоторые письма и вовсе прыгали, как лягушки, — перебирая углами, словно ножками, они вскакивали на стеллажи или ныряли в приёмные ячейки. Одна важного вида папка, не дождавшись внимания, раздражённо захлопнулась и сама втиснулась в узкую щель шкафа, обиженно расправив обложку.

Женщина даже не поднимала глаз. Работала точно и хладнокровно, словно её на эту должность назначили по принципу "эмоции? не слышала". Голос у неё был низкий, чуть хрипловатый, но женственный. Такой голос мог бы звучать у леди в театре, если бы леди было абсолютно всё равно, что происходит на сцене.

— Поджог? — спросила она, не глядя, перелистывая стопку синих бланков.
— Нет, не поджог, — я придвинулся ближе, заикаясь от нетерпения. — Магическая диверсия. Салон "Мадам Шевелюра", ножницы, пение… Очень символично!

Я слегка приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть за стойку. Увидеть, что там у неё происходит, хотелось до ужаса — вдруг она уже оформляет мою колонку?

— Пострадавшие есть? — поинтересовалась она так, будто спрашивала, много ли соли в супе.
— Десять, — я замялся. — Ну… девять с половиной.
— Жертвы?
— Репутационные, — выпалил я, но уверенности в голосе стало меньше. Гораздо меньше.

Я опять встал на цыпочки. Из-за высоты стойки чувствовал себя школьником с рефератом о храбрости перед безразличной учительницей. Где же весь мой утренний героизм? Где фанфары?

Женщина мельком на меня взглянула — усталым, выцветшим взглядом, в котором читалось всё: "Я здесь тридцать лет. Я пережила нашествие живых печатных машин. Я выкуривала по пачке в день, пока ты учился читать. И ты хочешь, чтобы меня впечатлили ножницы?"

— Тогда, извините, — сказала она ровно, беря новый штамп. — На второй полосе конкурс огородов, на третьей — прогноз паводков. Нет места для ножниц.

Я хотел что-то сказать. Возразить. Переубедить.
Но вместо этого только тихо побрёл к выходу, чувствуя, как весь мой пафос сдулся, как неудачный воздушный шарик, вылетевший из редакционного окна.

Глава 3. След песни

/Алекс/

Проснулся я пораньше — дело было важным, и нужно было срочно распутать клубок несчастий, который свалился на наши головы, как снег. Мы собирали информацию весь вчерашний день, так как всё ещё не могли найти источник всех бед. Злата консультировалась со своей тётушкой насчёт возможных теорий, Мурислава тщательно всё вынюхивала, а Алексей был у нас главным по сбору улик — к сожалению, не самым полезным, но другого Алексея у нас нет, поэтому и этот сгодится на тугой конец.

С самого начала день обещал быть неправильным.

Во-первых, Алексей проснулся раньше меня. Во-вторых, он сварил кофе — и не испортил его. А в-третьих… он не спорил. Ни слова. Просто посмотрел на меня с каким-то подозрительно вдохновлённым выражением, пробормотал "вдохновение — не спрашивают" и ушёл.

Подозрительно.

Я даже не стал уточнять, что вдохновение чаще всего посещает идиотов. Потому что был занят.

На столе передо мной лежала карта города, испещрённая разноцветными отметками. Красный — фонари. Синий — лавки. Жёлтый — улицы, на которых кто-то жаловался на поющие клумбы. Всё, что казалось случайным, складывалось в узор, который не давал мне покоя.

Я уже вычеркнул колдовской мешочек из улик. Это была наживка. Отвлекающий манёвр. Глупая подделка, чтобы сбить нас с толку. И, к несчастью, сработала.

Но теперь… теперь было ясно: что-то живое перемещалось по городу. Что-то, что оставляло за собой волны искажённой магии — как слизняк, только не слизью, а… как это назвать? Энергетическим хаосом.

Я сделал глоток остывшего кофе, подвинул перо и написал в углу карты: "Мобильный источник?"

— Думаешь, это тень? — Злата появилась, как всегда, без стука.

Я не удивился. Она редко стучала. Слишком энергичная, чтобы ждать реакции. Пальцы в чернилах, волосы чуть в беспорядке, глаза сияют — типичный её вид в режиме "я принесла вам работу".

— Нет, — ответил я. — Тени так себя не ведут. Они разрушают, пугают, проникают в разум. А это... это поёт.

Злата фыркнула: — Местами — с душой. Местами — как будто по кастрюле били.

Я указал на карту: — Смотри. Очаги сбоя. Не в случайных местах. А по траектории. Это не воронка. Это… маршрут.

— Уверен, что не шальной фокусник? — поддела она, но уже без прежнего веселья. Её взгляд скользнул по линиям, которые я начертил. — Или группа студентов с экспериментальной лирикой?

— Если только они летают. Некоторые зоны слишком высоко, чтобы туда кто-то добрался пешком.

Она достала из сумки аккуратно сложенный свиток и развернула его на столе. На пергаменте — тонкие линии, руны, пересечения. Схема города, но… не совсем обычная.

— Карта магических потоков, — пояснила Злата. — Тётушка одолжила на время. Старая, но базовая сеть совпадает.

Я приложил её поверх своей и прищурился. Потоки магии и маршрут сбоев… почти совпадали. Почти.

— Где-то… вкрапления. Вставлены чужие сигналы, — пробормотал я. — Как будто кто-то… вживляет мелодию в ткань магии.

— Или поёт по дороге, — добавила Злата. — И оставляет за собой припев.

Я хотел отмахнуться, но тут в голову пришла мысль.

— Есть у тебя доступ к артефактам по отслеживанию магических искажений? Что-то вроде флюкс-детектора, только… мобильного.

— У тётушки? Думаю, да. Но ты же знаешь, она не всё даёт просто так. Нужно объяснить зачем.

— Я скажу, — ответил я. — Мы отслеживаем... не сбой. Мы отслеживаем разумное воздействие. Возможно — существо.

Злата кивнула. Медленно, осмысленно. Уже серьёзно. Уже без шуток.

Она сделала шаг назад, но на пороге вдруг обернулась. Свет от окна скользнул по её лицу, и я заметил, как на лбу у неё появилась тонкая морщинка — не от раздражения, а от настоящей тревоги.

— Ты не подумал, что это… не разрушение?

Я медленно оторвал взгляд от карты. Она смотрела на меня пристально, с каким-то непрошенным сочувствием в глазах.

— А что? — спросил я, нахмурившись.

— Может, он не портит магию. А просто… делает по-своему. Как художник, который берёт краску не тем цветом, но всё равно пишет картину.

Я вздохнул. Эта мысль показалась слишком мягкой, слишком… человеческой.

— Это и есть порча, — сухо сказал я. — Если магия не подчиняется правилам — значит, она ломается.

Она чуть усмехнулась. Не насмешливо — грустно. Повернулась к двери, положила ладонь на косяк, как будто собиралась что-то сказать… и передумала.

— Не всегда, — сказала она на прощание. — Иногда — просто импровизация.

Дверь за ней закрылась мягко, почти беззвучно. Я остался один. В комнате повисла тишина, наполненная еле слышным потрескиванием бумаги и настенного часового кристалла.

Я перевернул карту. Взял перо. И, почти не думая, написал на чистой стороне:

"Если это импровизация — нужно найти ноту, с которой всё начинается."

Я откинулся в кресле, глядя на эту фразу. Внутри всё ещё сопротивлялось — логика кричала, что магия не может «играть» без партитуры. Но…

Если она всё-таки играет — я найду мотив.

Даже если придётся слушать каждый фонарь в городе.

Серьёзно, брат будет в восторге.

Чуть позже днем в Бюро

Алексей шуршал в кладовке с энтузиазмом профессора, накануне открывшего портал в кладовую с шоколадом. Оттуда доносилось: — Где же ты, моя штучка на аномалии… где ты, моя любимая трещинка реальности?.. Ах, вот ты где!

— Он в порядке? — спросила Злата, с подозрением наблюдая, как Алексей выныривает с пыльным прибором на голове. Прибор немедленно начал щёлкать.

— В порядке он бывает только во сне, — буркнул я. — И то не всегда.

Алексей с гордостью водрузил прибор на стол. Это было… нечто. Древний корпус из тёмного дерева, вставки из меди, кристаллический зрачок, который вращался, когда на него смотрели.

— Позвольте представить: МПР-03, Магический Потенциометрик Реактивный. В просторечии — Мурлыка.

— Почему мурлыка? — удивилась Злата.