Как обокрасть дракона. Инструкция от попаданки

Шаг 1. Узнать, что твой муж обанкротился

​— Вот черт! Да он банкрот!

​Слова сорвались с моих губ ядовитым шепотом, эхом отразившись от стен роскошного кабинета моего мужа. Кабинета, который, как оказалось, ему больше не принадлежал. Как и дом. Как и машины в гараже. Как и я сама, впрочем.

​Я опустилась на колени на толстый персидский ковер, и тонкий шелк моего изумрудного пеньюара скользнул по бедру, обнажая кожу. Но сейчас мне было не до соблазнов. Передо мной на полу веером лежали документы, вытащенные из стального сейфа. Уведомления о долгах. Закладные. Требования от кредиторов с такими суммами, что у меня потемнело в глазах. Последним ударом стали выписки с его хваленых швейцарских счетов — там сиротливо жались какие-то крохи, которых не хватило бы даже на оплату счетов за электричество этого дворца.

​Пять лет. Пять долгих лет я играла роль идеальной жены. Я улыбалась его тупым шуткам на приемах, терпела его одышку в нашей постели и закрывала глаза на едва уловимый аромат чужих женских духов на его рубашках. Я инвестировала в замужество. Вложила свою молодость, свою красоту, свое тело в этого мужчину, Антона Ветрова, который когда-то был подтянутым и обаятельным хищником с Уолл-стрит, а теперь превратился в ленивого тюленя с пивным животиком и потухшим взглядом.

​План был прост и элегантен, как маленькое черное платье от Шанель. Потерпеть еще год, собрать неопровержимые доказательства его измен — благо, он особо и не скрывался, — а затем подать на развод. И с его счетов, где по моим подсчетам должно было быть не меньше 25 миллионов долларов, откусить ровно половину. Сочный жирный кусок.

​«Помни, Лилечка, — говорила мне мама, укладывая мои длинные рыжие волосы, — главный капитал женщины — это ее красота. А главная задача — выгодно его вложить. Мужчина — это банк. И твоя цель — найти самый надежный из них».

​Я считала, что выбрала самый надежный банк. А он оказался мыльным пузырем.

​Ярость, холодная и острая, как игла, пронзила меня. Ярость не на него — на себя. Как я, такая умная, такая проницательная, могла так глупо просчитаться? Я сжала тонкие листы бумаги в кулак, сминая цифры, разрушившие мою жизнь. Дыхание перехватило. В груди разгорался пожар, требуя выхода, разрушения.

​Мой взгляд метнулся по кабинету. Дорогая мебель из красного дерева, коллекционный виски в хрустальном графине, кожаные кресла... все это было фальшивкой. Декорацией. И среди всей этой мишуры глаза наткнулись на него. На старинное венецианское зеркало в тяжелой, потускневшей от времени раме. Единственная вещь в этом доме, которую Антон купил не ради статуса. Он нашел его на каком-то пыльном аукционе и твердил, что оно его «позвало». Оно раздражало меня своей вычурностью, казалось уродливым пятном в нашем стерильном, современном интерьере.

​Сейчас его уродство показалось мне идеальной мишенью.

​Поднявшись с колен, я подошла к массивному столу. Пальцы сами легли на тяжелый пресс-папье из цельного обсидиана. Холодный камень приятно остудил мою пылающую ладонь. Не раздумывая ни секунды, я развернулась и со всей силы швырнула его в зеркало.

​Звук был оглушительным. Не просто звон разбитого стекла. Это был глубокий, вибрирующий гул, будто треснул сам воздух. Осколки не посыпались на пол. Они застыли в воздухе, и каждый из них вспыхнул нереальным, изумрудным светом, точь-в-точь как мой пеньюар. Свет становился все ярче, он пульсировал, закручиваясь в воронку прямо в центре рамы. По кабинету пронесся ледяной сквозняк, пахнущий озоном и чем-то еще… чем-то древним и диким.

​Меня охватил животный ужас. Я попятилась, но было поздно. Неведомая сила дернула меня вперед, оторвав ноги от пола. Шелковая ткань пеньюара взвилась вокруг меня, а рыжие пряди волос потянулись к светящемуся порталу. Я закричала, но звук утонул в нарастающем гуле.

​Последнее, что я увидела, прежде чем ослепительный свет поглотил меня, — это отражение моего собственного испуганного лица в тысяче вращающихся осколков. А потом наступила тьма, холод и оглушительное падение в никуда. Мой идеальный мир, построенный на лжи и расчете, только что разбился вдребезги. В буквальном смысле.

Шаг 2. Всегда носить украшения. Всегда!

Падение было жестоким. Мир вернулся в сознание не мягким пробуждением, а грубым ударом о камни, выбившим воздух из легких. На мгновение я ослепла от боли, пронзившей все тело. Холодная, грязная вода тут же пропитала тонкий шелк, прилепив его к коже. Я лежала на чем-то твердом и неровном, и в нос ударил такой густой смрад, что к горлу подкатила тошнота. Пахло сырой землей, навозом, гниющими отбросами и чем-то кислым, человеческим.

Я с трудом разлепила веки. Надо мной нависало свинцово-серое небо, из которого сеялся мелкий, промозглый дождь. Вокруг теснились уродливые, покосившиеся дома из темного дерева, нависающие друг над другом, словно гнилые зубы в старческой пасти. Никакого асфальта. Под моими ладонями была грубая, скользкая брусчатка, а по узкой улочке, больше похожей на сточную канаву, текли мутные ручьи.

Мозг отказывался принимать реальность. Где мраморный пол холла? Где осколки венецианского зеркала? Почему не сработала сигнализация? Первая мысль была до смешного абсурдной: это розыгрыш. Жестокая, продуманная инсценировка, устроенная Антоном, чтобы напугать меня. Он нанял актеров, построил декорации…

— Это сон… — прохрипела я, пытаясь сесть. — Какой-то идиотский, реалистичный сон.

Но боль в ребрах была слишком настоящей. И холод, пробирающий до костей, тоже. Как и люди, которые начали меня окружать.

Они появлялись будто из-под земли: женщины в грубых платьях и чепцах, мужчины с нечесаными бородами, одетые в холщовые рубахи и кожаные жилеты. Они стояли на расстоянии, глазея на меня так, будто я была диковинным зверем, выброшенным на берег. В их глазах не было сочувствия. Только жадное любопытство, подозрительность и… похоть. Мужчины смотрели на мои обнаженные ноги и мокрый пеньюар с неприкрытым, хищным желанием.

Я инстинктивно попыталась запахнуть шелк, прикрыть тело. В этот момент я впервые за много лет почувствовала себя не охотницей, а добычей. Паника ледяной змеей поползла по позвоночнику. Где я? Что это за маскарад?

— Гляньте-ка, полуголая девка с неба свалилась! — выкрикнул кто-то из толпы, и несколько мужчин грязно захохотали.

— Ведьма, не иначе! — прошипела какая-то старуха, осеняя себя неуклюжим крестным знамением.

Язык, на котором они говорили, был похож на мой, но слова звучали тверже, архаичнее. Я поняла их, и от этого стало только страшнее. Это не съемки фильма. Это не чей-то розыгрыш. Это реальность. Другая реальность.

Портал. Зеркало. Все это не было галлюцинацией.

Страх сменился яростью. Той самой спасительной яростью, что не раз вытаскивала меня из передряг. Я не буду лежать здесь, в грязи, позволяя этим дикарям пожирать меня глазами. Я — Лилия Ветрова. Я не жертва. Никогда.

Собрав все силы, я поднялась на ноги. Я пошатнулась, но устояла. Высоко вскинув подбородок, я обвела толпу ледяным, презрительным взглядом, который не раз заставлял трепетать прислугу в нашем пентхаусе. Это было единственное оружие, которое у меня осталось. Толпа на мгновение смолкла, сбитая с толку моей внезапной дерзостью.

Нужно было укрытие. Тепло. И еда. Мой взгляд заметался по улице и зацепился за вывеску неподалеку — грубо нарисованная на доске пивная кружка. Таверна. Универсальный символ цивилизации в любые времена.

Игнорируя шепот за спиной, я двинулась к ней. Каждый шаг давался с трудом. Острые камни резали босые ступни, а каждый мускул в теле кричал от боли. Я чувствовала себя голой, уязвимой, но шла так, словно под ногами у меня была красная ковровая дорожка, а не помои. Актриса во мне взяла верх.

Дверь таверны тяжело скрипнула. Внутри было темно, дымно и шумно. Пахло кислым пивом, потом и жареным луком. Десятки глаз тут же уставились на меня. Разговоры смолкли. Я замерла на пороге, представляя собой сюрреалистическое зрелище: рыжеволосая женщина в мокром изумрудном шелке посреди сборища оборванцев и пьяных вояк.

За стойкой стоял дородный лысый мужчина с густыми усами. Он смерил меня взглядом с головы до ног и хмыкнул.

— Заблудилась, красавица? Или ищешь работу? — его голос был пропитан сальным намеком, а глаза уже прикидывали, сколько может стоить такая «пташка».

Я подошла прямо к стойке, стараясь не обращать внимания на липкие взгляды и грязный смешок, пролетевший по залу.

— Мне нужна комната. И горячая вода, — произнесла я ровным голосом, хотя зубы стучали от холода.

— Комната стоит денег, — ухмыльнулся трактирщик, демонстративно протирая стойку грязной тряпкой. — А судя по твоему… наряду, с деньгами у тебя туго. Но, может, договоримся об оплате натурой?

Смех в зале стал громче. Я испепелила его взглядом.

— Натурой я плачу только тем, кому сочту нужным, — отчеканила я. — И уж точно не тебе.

У меня не было с собой денег – в пеньюаре не было ни единого кармана. Да и вряд ли эти оборванцы смогли бы понять ценность стоевровых банкнот. Черт.

— Думай, Лилия, думай! — приказала я себе.

И тут мои пальцы нащупали мочку уха. Холодный металл. Серьга! Одна из сережек от Тиффани, подарок Антона на нашу вторую годовщину. Маленький, но безупречно чистый бриллиант. Уверена, эта валюта будет понятна даже этому неотесанному болвану.

Я решительно вытащила серьгу из уха и положила сверкающий камень на грязную стойку.

— Этого хватит?

Трактирщик недоверчиво прищурился. Он взял серьгу, поднес к глазу, повертел на свету. Затем он царапнул ею по дну оловянной кружки, оставляя глубокую борозду. В его глазах мелькнула жадность, смешанная с удивлением. Бриллиант, пусть и небольшой, в этом мире, видимо, стоил целое состояние.

— Хватит, — пробасил он уже совсем другим, уважительным тоном. Он выпрямился, убрал сальную ухмылку и посмотрел на меня почти с подобострастием. — Хватит на лучшую комнату, на ванну и на лучший ужин, какой у нас найдется. И на одежду, госпожа. Если пожелаете, — на последних словах его сальная ухмылка снова вернулась, но лишь на мгновение.

— Пожелаю, — твердо сказала я. — Что-нибудь простое, но чистое. И прочное.