Как превратить кота в дракона

Пролог

Марсель

― Ты обещал! ― кричит она, надрываясь так, что стены разносят эхо по всему тронному залу. ― Обещал мне! Обещал, что отпустишь! Все это я делала, только чтобы увидеть дочь!

Не могу слышать это. Все-таки, видимо, я не настоящий дракон, если вопли и слезы женщины выбивают меня из колеи, тогда как я должен быть крепким и жестким внутри, как кристалл.

К тому же ее дочь здесь. Стоит, как истукан. Подошла бы к матери, что ли…

Вытягиваюсь по струнке и делаю каменное лицо. Все как учил меня отец.

К слову, он тоже здесь. Наблюдает за мной. Да что там наблюдает ― сейчас прожжет во мне дыру.

― То, что ты сделала… за это тебя следует казнить самым изощренным способом! ― сквозь зубы цедит король Элдрих, а его глаза при этом загораются желтым: еще чуть-чуть и он превратится в дракона и наверняка сожрет свою непокорную жену. ― И ты еще смеешь напоминать мне о моих обещаниях? Свои бы сначала выполнила! И где луминариум? Где он, ответь, ты, старая кочерга!

Король обычно так не выражается и не показывает эмоций, но сейчас происходит что-то из ряда вон выходящее. Получается, что луминариум, за счет которого наше подземное царство Эйдралис может существовать без солнца, куда-то исчез?

Невольно поглядываю на Серин, дочь короля, стоящую в царственной позе у трона. За все это время на ее лице не дрогнул ни мускул. И как она так умеет?

Ей плевать на родную мать. Что ж, зная эту девчонку, я не удивлен.

То, что жена короля, Реджина Мальфас, молчит, полулежа на полу, означает одно: кристалла больше нет. Что теперь с нами будет?

Без луминариума люди начнут слабеть и болеть. Выход один: подняться наверх и сдаться в руки короля верхнего царства Эсхалиона, откуда триста лет назад часть драконов ушла в горы и основала наше подземное царство ― Эйдралис. В общем, это к тому, что нас там не особо-то ждут, если мы вдруг надумаем нанести визит.

Нас отправят на каторгу. Всех до единого. Но я думаю, что какую-то часть ― особо строптивых ― просто убьют, ведь вряд ли наш народ просто так сдастся без войны.

Лицо короля становится мертвенно бледным ― так на него подействовало молчание жены… а может, уже бывшей жены, ведь за Реджиной водится много разных грешков, помельче и покрупнее. Вряд ли он оставит ее при себе, особенно после того, как она потеряла самую ценную в королевстве вещь, которую ей зачем-то доверили…

― В темницу ее. ― Тон Элдриха не терпит возражений. ― В самую гнилую камеру с самым маленьким окном… И дайте ей тридцать магических плетей. Ты никогда оттуда не выйдешь. Никогда, ― мстительно проговаривает он. ― Молись, чтобы ко дню твоей казни я оказался в настроении, иначе пожалеешь о дне, когда родилась.

Двое стражников подхватывают Реджину под руки. Она не сопротивляется, она сникла и повисла на их руках, будто из нее выдавили все жизненные соки. Уже у самой двери она поднимает голову и смотрит страшным фанатичным взглядом человека, которому уже нечего терять.

― Твое королевство пало, Элдрих, смирись с этим, ― проговаривает она. Ее грубо одергивают и выволакивают за дверь, которая следом с шумом захлопывается.

Наступает гнетущая тишина.

― Мы еще можем вернуть луминариум, ― вдруг объявляет король. По залу волной проходит тревожный шепот.

― Пусть эта идиотка не справилась с заданием, еще и кристалл потеряла, но не время опускать руки. ― Подняв голову, он начинает расхаживать взад-вперед. ― Мы покажем всем в округе, что такое Эйдралис, и что было непоправимо глупо уничтожать нас только за то, что мы лучше и сильнее… Серин!

― Да, отец, ― Та тут же делает шаг к нему и склоняется в поклоне, а я усилием воли отвожу взгляд от этой блондинистой красотки. Всегда бесило то, что ей все сходит с рук, несмотря на странную внешность, ведь драконы в Эйдралисе рождаются с темным цветом глаз и волос. Но она же принцесса, ей все можно. А то, что я уродился рыжим и вместо дракона научился только превращаться в кота ― это, конечно, трагедия века.

Уф, не видел бы ввек эту занозу. Сколько крови она у меня выпила в элитной магической школе ― не передать. Хотя удивительно: я никогда не видел, чтобы она оборачивалась в дракона. Интересно, какой он у нее ― черный, как у всех, или золотистый, под цвет волос?

А вообще, какая мне разница.

― Ты не из мира драконов, дитя, ― говорит король, приподняв ее подбородок двумя пальцами, а моя челюсть при этом падает на пол. ― Ты бы не научилась ни одной из наших премудростей, оставаясь в мире, где волшебство строго порицается. Что ж, настал твой черед отплатить мне за оказанную милость. Ведь я мог в тот же день, когда узнал о подмене, уничтожить тебя… но этого не сделал.

Что? ЧТО? Почему я узнаю об этом только сейчас?!

Вот уж я бы поставил эту пигалицу на место! Она из… даже не знаю, как это назвать. Откуда она вообще? Неужели существует мир, где нет магии?

Это звучит, как мир, в котором нет жизни. Впрочем, теперь могу объяснить, почему Серин такая бесчувственная: один ее взгляд может заморозить до смерти.

Она только кивает, глядя прямо перед собой. В ее холодных серых глазах не отражается ни одна эмоция.

― Луминариум улетел к моей родной дочери в Нимверию, ― продолжает тот. ― Этот кристалл принадлежит моему роду и чувствует истинных владельцев, но только наверху. Здесь, под землей, он не улавливал вибраций наследницы... да только наследники мне не нужны, ― жестко продолжает он. ― Значит, отправишься в отчий дом, познакомишься с родителями и… сестрицей. ― Он недобро ухмыляется. ― Найдешь кристалл и…

― Прошу прощения, ваше величество, ― к ногам короля бросается… о нет, мой отец. В груди неприятно сжимается. Кажется, я предчувствую, о чем сейчас пойдет речь. И… нет. Я не хочу ни с чем таким связываться. Пусть эти существа без магии, или как там их, живут себе припеваючи, а я без проблем поработаю шутом при дворе короля. Мне же эту должность пророчила Серин? Что ж, я не против. Теперь не против.

1 глава

Хлоя

― Вот, полюбуйся, это все твоя недотепа криворукая! Мясо сгорело до углей и пирог туда же… не уследила, мерзавка!

Мачеха орет, не переставая, встряхивает меня как тряпичную куклу, а потом грубо толкает. Спасибо огромному верстаку, который меня задерживает: если бы не он, я бы полетела лицом вперед и пропахала носом.

Выпрямляюсь и сжимаю руки в кулаки, гася в себе естественное желание зарядить по красномордой роже. Еще бы не уследить! Когда постоянно отвлекают от готовки: «А вот там полы помой, не в сарае живешь», «А здесь пыль протри, грязнуля», «Застегни мне платье и живо, живо, шевелись ты, курица неповоротливая!», то удивительно, что только мясо сгорело, а не дом, и как я вообще кукушкой не поехала за сегодняшнее утро ― мачеха сегодня в ударе.

― Что случилось, Матильда? ― Отец выходит из-за ширмы, где хранятся ящики со всякой всячиной ― наверняка снова искал потерянную деталь или инструмент. Его обычно добродушное лицо становится каменным, а во взгляде появляется что-то непривычно тяжелое. Я глазами ему показываю: «Не надо! Пожалуйста. Не лезь. Будет только хуже и вообще… у меня есть план! Папа, услышь меня!»

― А то, что с сегодняшнего дня она здесь больше не живет!

Мачеха снова хватает меня и дергает за волосы, как раз в том месте, где шишка, которую я заполучила вчера. Ожидала, что будет больнее, но все равно неприятно. Стискиваю зубы, чтобы не выругаться этой мегере в лицо, ведь не так больно, как обидно и унизительно.

― Но Матильда… ― пытается слабо возразить отец.

― Я так решила ― и точка! Девчонке уже двадцатник стукнул, а ничего не умеет, нахлебница! Собирай вещи, негодяйка, и чтобы до вечера убралась с моих глаз!

Мачеха снова толкает меня, теперь уже в другую сторону. Я бы, наверное, упала на этот раз, если бы меня не подхватил отец.

― Папа, все в порядке, ― начинаю я, но он меня не слушает и шагает к двери, где только что стояла его строптивая женушка.

― Нет. Достаточно. Ты не должна больше это терпеть.

Хватаю его за рукав.

― Только послушай! Послушай меня, ― говорю я. ― К вечеру она подостынет, и все будет, как раньше! Вряд ли она найдет себе бесплатную помощницу…

― Ты не ее служанка. ― Отец смотрит на меня одновременно с теплом и горечью. ― Весь дом на тебе. Если бы я только знал…

― Но ты не знал, ― пожимаю плечами. Отец не виноват, что женился, когда мама умерла, а ему сосватали вполне приличную партию с приданым. Он не мог одновременно обеспечивать нас и приглядывать за мной. Да вот только мачеха ни дня не утруждалась: наняла няню, а как только я научилась ходить, начала потихоньку скидывать на меня домашние обязанности. Если же отец заступался за меня, она тут же грозилась разводом, но это еще не самое страшное, что могло произойти…

Развод был бы выходом, если бы не одно очень большое НО.

― Ты же не хочешь, чтобы она нажаловалась лорду Алистеру? ― вздыхаю, понимая, что отец сам себя давно загнал в ловушку, из которой выбраться нам помогут только деньги. Очень большие деньги.

― Мы не можем вечно перед ним пресмыкаться. ― Он складывает руки на груди, становясь в гордую позу, но при его невысоком росте и хрупком телосложении это выглядит совсем не страшно. И не внушительно. И вообще...

Папа сам не выкарабкается. Мы застряли в нашем зависимом положении как раз-таки навечно. Я все чаще срываюсь, отчего получаю от мачехи, отец все больше становится раздраженным и не всегда может говорить с Алистером спокойно, когда тот приходит забирать большую часть заработанных нами денег. Кажется, мы достигли точки кипения, и только вопрос времени, когда у нас отберут лавку, мастерскую и дом впридачу.

Наверное, поэтому вчера вечером в раскрытое окно моей спальни влетел камень размером с кошачью голову.

Мало того, что влетел, так еще и ударил меня пребольно по затылку!

А я в это время сидела на кровати и рисовала новые эскизы для папиных проектов. Ведь мы изготавливаем не просто деревянную мебель, рамы и игрушки, а фирменную, с уникальными резными рисунками ― такой красоты во всей округе не сыщешь.

Вот только мерзкий лорд Алистер ― папаша моей мачехи ― так не считает. Недавно он заявил, что таких мастеров, как мой отец, в городе пруд пруди. Пусть не рассказывает сказки: я была в городе на ярмарке и не видела ни одного изделия, которое выглядело бы так же богато и красиво, как те, что делаем мы!

Вот я сидела, никого не трогала, даже мачеху не выводила из себя и тут… камень. Большой камень, как будто из стекла. С гранеными стенками и переливающимся внутри лазурным морем. Он лежал на моей кровати, а я так засмотрелась на него, что на несколько секунд даже забыла про боль на затылке и злость от того, кто какой-то хулиган жестоко подшутил над нами.

Сбросив оцепенение, я встала, чтобы подойти к окну и высказать все, что думаю о нахале и о его метком броске, но что-то меня остановило. Я снова посмотрела на камень. Он выглядел таким прекрасным, даже совершенным, что ругаться вмиг расхотелось. Любопытство взяло верх, я вернулась к кровати и взяла его в руки.

Все, что помню ― яркое голубое свечение. Слишком яркое, такое, что глаза не могут выдержать. Оно разгоралось и разгоралось, наполняя собой комнату, после чего мои руки, а следом и я сама, начали светиться. Это продолжалось до тех пор, пока я не упала без сознания.

Когда пришла в себя, камень больше не горел. Он лишь поблескивал немного, и по нему пробегали легкие искры. Оказывается, все это время он лежал… на мне. Прямо на груди. И я даже не умерла. Чудо да и только.

Никогда не задумывалась о чудесах. Моя жизнь казалась мне довольно прозаичной, за исключением моментов, когда мы вместе с отцом творили красоту: я рисовала, а он без устали строгал и вырезал узоры, животных, цветы ― все, что мне приходило в голову. А чаще всего я рисовала драконов, ведь они мне снятся почти каждый день. Но я даже не думала, что каких-нибудь диковинных существ могу встретить на самом деле.

Визуал

Марсель

Хлоя

Серин

2 глава

Хлоя

Когда он вошел, не поздоровавшись, я только скользнула взглядом по его статной фигуре, мощному торсу, облаченному в светло-серую рубашку и темно-коричневую жилетку ― обычная повседневная одежда, ― и тут же отвернулась. Мое сердце сделало кульбит, а глаза наверняка стали глупыми и испуганными. Не хочу, чтобы кто-либо видел меня слабой и уж тем более ― играл на этом.

Но долго делать вид, что мне все равно, не получилось: раздался такой грохот, что я подпрыгнула на месте. И, конечно же, обернулась.

Еще и отец куда-то вышел ― все к одному. Что же мне теперь самой с этим идиотом разбираться?

С идиотом ― и его идиотскими выходками. На прилавке лежит мешочек с золотыми монетами. Теперь уже лежит, а несколько секунд назад его туда грубо бросили, чтобы привлечь мое внимание. Две или три монеты упали на пол и маняще блестят.

― Этого достаточно?

От этого голоса спина покрывается мурашками. Он не громкий, нет, напротив… холодный и выдержанный. Но вместе с этим в нем проскальзывает что-то животное ― хрипловатое, будто огромный зверь скребется когтями.

Что будет, если он вдруг вырвется на свободу?

Я невольно ежусь, обхватывая себя руками, и все еще не решаюсь посмотреть этому налетчику в глаза.

― Я спросил ― достаточно? ― Его голос становится еще более тихим и опасным.

Прекрасно знаю, о чем он. Вчера был разговор, очень неприятный. Но этот патлатый тип не внял никаким отказам. Что ж, пусть не думает, что сегодня удача на его стороне.

― Лавка не продается, ― говорю я твердо, стараясь, чтобы голос не дрожал, выдавая волнение. ― И заберите свои деньги отсюда, ― киваю я на золото. Сама к ним не притронусь, еще чего.

Но тот и не шевелится.

― Возьмите, как залог. ― Он придвигает мешочек ко мне. ― И… вот это. ― Одним резким жестом он снимает с себя толстую золотую цепь, кладя сверху на монеты. ― Остальное принесу на днях.

Внутри меня что-то вскипает. Это плохо. Очень. Надо бы выдохнуть, выпустить пар и вообще ― позвать отца, пусть мужчины ведут свои мужские разговоры, чего я должна с этим бараном общаться? Мое дело продавать и мило улыбаться, а не вот это все!

― А вы слов не понимаете, да? ― хватаю первое, что попадается под руку ― длинную ложку с драконьей головой на рукоятке, то еще орудие защиты, но мне так спокойнее. ― Вам же сказали еще вчера…

― Лавка либо станет моей, либо я ее сожгу!

На миг кажется, будто его зрачки сузились, и глаза стали змеиными, но тут же они стали обычными ― человеческими, черными и пронзительными.

― Убирайтесь вон, ― цежу я сквозь зубы, сжимая ложку в руке. Кровь бросается мне в голову и гулко стучит в висках. Если мачеху я вынуждена терпеть из-за обстоятельств, которые не на нашей стороне, то этого придурка не обязана!

Вместо ожидаемой агрессии этот грубиян принюхивается, как будто учуял запах жареного мяса. Он и вчера себя так вел ― сначала вошел и осмотрелся, как обычный покупатель, а потом начал раздувать ноздри, будто хотел вобрать весь воздух в лавке в себя. А сейчас он еще зачем-то проводит пальцами в огромных золотых перстнях с драгоценными камнями по поверхности прилавка. Его взгляд становится расфокусированным.

А потом он шагает ко мне и выхватывает ложку. Я отшатываюсь от неожиданности и чуть не падаю.

― Ваша работа? ― спрашивает он, разглядывая рукоятку с драконьей головой.

― Наполовину, ― бросаю я, складывая руки на груди. Злюсь на себя, что так испугалась, но стараюсь этого не показывать. — Вам что-то не нравится?

― Напротив, ― говорит тот и зачем-то подносит ложку к запястью левой руки. Прислушивается к чему-то. Вот чудак, что это за ритуал у него такой?

― Времени осталось в обрез. ― Он откладывает ложку и смотрит в сторону с таким видом, как будто у него что-то болит, но он хочет это скрыть. ― Я не могу больше медлить. Мне нужна эта лавка, и… покончим с этим.

― Может, вы купите наши товары? ― предлагаю я вполне себе вариант. Пусть забирает все, что видит, и перепродает потом в свое удовольствие ― золота в мешочке, возможно, ему на это хватит.

― Нет, мне нужно все, что здесь ― все, без остатка, ― с нажимом произносит он. ― Вся лавка. И… тот другой дом тоже. ― Он кивает на дверь мастерской.

Хотя я и собиралась продать блестящий камень и вообще уехать отсюда, мне совсем не интересно всю жизнь бегать от лорда Алистера, если мы с отцом согласимся на условия этого проходимца, явно мошенника с большой дороги.

Одно дело ― просто сбежать, не взяв ничего, а другое ― распорядиться чужим имуществом. Да лорд Алистер наймет своих людей, и они с нас три шкуры спустят. Это без преувеличений.

― Ну уж нет, даже не надейтесь! ― Мой тон звучит резко, но мне плевать. ― Раз вы такой, то не получите ничего и впредь вы, как покупатель, занесены в черный список!

Во взгляде этого хама что-то сверкает. Он тянет ко мне руку, а, не раздумывая, хватаю ложку с прилавка и бью его по лбу, да так, что верхушка отлетает, а драконья рукоятка остается у меня. Не жалко. Главное, чтобы ощутимо.

Он забавно моргает и смотрит так, будто не верит, что я на такое способна. На лбу у него проявляется красное пятно. Эх… только пятно, ну почему не шишка? Что у него за лоб такой дубовый?

— В следующий раз будет молоток, — говорю я, пользуясь его замешательством, и отбегаю от него подальше. — Или топор ― он у нас всегда хорошо отточенный.

Он сужает глаза и выглядит так, будто хочет что-то сказать, или больше ― сделать, но вместо этого отступает к двери.

Кажется, мне крупно повезло. Могло быть и хуже.

— Разговор не окончен. Я приду послезавтра. Даю на раздумье один день, а дальше… пеняйте на себя.

Он разворачивается всем своим мощным торсом и хлопает дверьми так, что она чуть не срывается с петель.

Уфф, мерзавец.

Таинственный сосед Хлои

3 глава

Марсель

Я ненавижу три вещи: порталы, Серин и ее «гениальные» планы. И вот сейчас со мной случилось все сразу.

Только что мы стояли перед королем Элдрихом, который говорил нам последние напутственные слова и приказал мне превратиться в кота ― впервые в жизни, наверное! ― а теперь летим кувырком через какую-то радужную трубу, где законы физики явно напились и легли спать. Я пытаюсь ухватиться когтями за что-нибудь, но вокруг только мерзкие блестки портальной магии, которые лезут мне в нос.

Мы шлепаемся на траву. Как неграциозно! А еще после этого сверху на меня падает какой-то мешок… то бишь, сумка Серин, набитая, наверное, кирпичами. Уй… мя-яу!

Воздух пахнет странно — никакой магии, только пыль, дым от паленых листьев и что-то жареное.

— Где мы? — задаю тупой вопрос и отряхиваюсь.

— В Нимверии, где же еще, ― равнодушно отвечает Серин.

Она встает, стряхивает с неизменно черного платья налипшие сухие листья и веточки. Критически осматривает себя, потом взмахивает рукой, и ее черное платье превращается в светлое и донельзя простое, как сшитая по бокам тряпка и поясок в придачу. Еще один взмах ― сверху появляется светло-коричневая кожаная жилетка. Непонятно, понравился ли Серин ее новый наряд: она лишь бровь слегка приподняла, но ничего исправлять не стала.

А теперь она разглядывает обычную деревянную скамейку, стоящую под яблоней, с таким видом, будто что-то задумала.

Обычную ― да необычную. В нашем мире живого дерева, что растет под солнцем, днем с огнем не сыщешь ― только железные стоят, как декор. Да и запрещенный это материал: говорят, он вбирает в себя магию, а у нас и так она работает только за счет луминариума, который нас всех подпитывает своей силой. Без него худо Эйдралису придется.

Неудивительно, что Серин, увидев что-то деревянное, залипла на это, хотя как по мне ― ничего особенного.

Лучше бы посмотрела на живые деревья. Вот так красота! И листья шелестят совсем иначе ― нежно и мягко, нет этого сводящего с ума звона, который наполняет воздух, когда у нас поднимаются магические бури. К счастью, они бывают редко.

Серин направляется к скамейке, что-то там колдует, а про меня, можно сказать, забыла. Если я сейчас надумаю улизнуть в подворотню, как та же крыса, никто и не заметит: недаром же в Эйдралисе коты живут наравне с ними и отношение к ним такое же, как к вредителям.

Правда, заметят уже потом, когда наступит мой черед выполнять нашу общую миссию. Серин ― хватает луминариум, я ― убиваю. У меня даже кинжал с собой, не для красоты же висит на боку в ножнах. Точнее… если я превращусь в человека, он там будет висеть. А пока все видят обычного рыжего кота, который жутко линяет в сезон и не в сезон, раздражая всех в округе.

И что эта несносная девчонка задумала? Вместо лавки перед ней стоит симпатичное кресло на колесах. Интересно, зачем оно ей?

Серин степенно усаживается в кресло, пытается проехать немного, толкая колеса, а потом подъезжает к калитке, на которой висит табличка с надписью: «Дом мастера Рейли, вход в лавку слева».

― Ты сошла с ума, да? ― Я с трудом перебираю четырьмя лапами, чтобы не отставать. Это так непривычно! Я не так часто превращался в кота когда научился это контролировать, просто потому, что это всегда было чревато в лучшем случае насмешками, в худшем ― весьма болезненными пинками.

— Напротив. — Серин царственно приподнимает голову, как будто сидит на троне. — Теперь я — хрупкая больная девушка. Меня все будут жалеть и… пускать без очереди.

— Во-первых, никто не поверит, что ты хрупкая, ― бубню я, хорошо, что Серин понимает меня невербально, как и я ее, ей даже не нужно со мной говорить вслух, чтобы мы могли обмениваться взаимными подколками… ну и важной информацией, разумеется. ― Во-вторых, ты забыла, что мы здесь, чтобы забрать луминариум, а не разыгрывать спектакль!

— Да, и это гениально! Кто будет подозревать бедную калеку в скрытых мотивах?

— Каждый! Потому что ты забыла одну маленькую деталь!

— Какую? ― Снова эта по-дурацки приподнятая бровь, как будто я, мудрый кот, говорю несусветную глупость. Себя бы послушала!

— В этом мире нет магии, Серин! Твое кресло через час развалится на доски!

Об этом, между прочим, говорил король Элдрих, но я до конца надеялся, что магия здесь не работает вообще. Хотя тогда было бы затруднительно общаться, и кто знает, смог бы я мыслить, как человек, в образе кота?

Да и вообще ― превращаться туда и обратно? Ведь я не смогу убить девчонку, пока я такой… ну, слишком мягкий и безобидный.

Поэтому да, колдовать можно, только вот эффект будет кратковременным: этот мир всячески отвергает чудеса, оттого возможны сбои.

Но в этом есть и плюсы. Например, как только король Элдрих немного отвлекся, Серин ехидным шепотом пообещала оживить мою подстилку, чтобы она кусала меня за пушистый зад. Так вот теперь можно надеяться, что кусючий кусок ткани быстро выдохнется, а Серин не захочет каждый час тратить на нее свои силы. Очень скоро ей это надоест, так что… я же могу рассчитывать на то, что большую часть времени проведу в блаженном сне и покое? Кот во мне (или я в коте) хочет именно этого!

Серин замирает, как будто не знала об особенностях магии в Нимверии или забыла. Или просто не слушала короля, как обычно. Потом медленно выдыхает и улыбается ― если эту гримасу можно назвать улыбкой.

— Тогда в нашем распоряжении час.

― Ты рассчитываешь за это время найти луминариум, да? ― не удерживаюсь от сарказма. ― Сидя в кресле, да?

Вместо ответа Серин подъезжает вплотную к калитке и дергает за веревку колокольчика.

― На колени, живо, ― шипит она.

Я только собрался возмутиться, что не собираюсь падать перед ней ниц, как она хлопает себя по ляжкам, и я понимаю, что от меня требуется. Прыжок ― и я сижу у нее на коленях, как примерный котенок. Серин ерзает в кресле и натужно вздыхает.

― Драконьи копыта… какой же ты тяжелый и неудобный, Марсель. Кто вообще придумал этих котов?

4 глава

Хлоя

Это не может быть правдой.

Чувствуя, как ледяная волна разливается от макушки до пят. Все внутри меня отвергает слова этой незнакомки. Но когда я перевожу взгляд на отца ― на его бледное лицо, на пальцы, судорожно сжимающие фартук ― мир вокруг внезапно теряет четкие очертания.

Бледная, как призрак, девушка в инвалидном кресле выглядит неестественной, как будто она и впрямь пришелец из иного мира. Я уже после этого сверкающего камня во многое готова поверить! Наблюдаю, как ее тонкие пальцы нервно перебирают складки простого льняного платья, а огромные темно-серые глаза ― слишком яркие на фоне бескровного лица ― с мольбой смотрят на отца… на моего отца. Рыжий кот, что сидит у нее на коленях, глядит на меня, да так осознанно, как человек! А потом переключается на моего отца.

Мне кажется, или желтые глаза кота начинают светиться? Вспыхнули ― и погасли. И померещится же всякое! Несмотря на то, что гостям я, мягко говоря, не рада, мне хочется подойти и погладить его. Ощутить ладонью мягкую шерсть и живое тепло. И чтобы кто-то мне сказал, что у меня сегодня со слухом нелады. И с головушкой тоже. А потом я приду в себя и осознаю, что бедная больная девушка просто просит немного хлеба или денег на пропитание. Да я ей отдам все, что есть в моих скудных запасах, только чтобы стереть ее слова из памяти.

Кот, судя по всему, не слишком-то жаждет моих ласк: смотрит уж больно сурово. И, увы ― слышу я все четко, как несчастная в инвалидном кресле заливает моему отцу, что она его родная дочь, а я так, мимо пробегала. Нет, нет и нет, этого просто не может быть… Пусть убирается немедленно со своими вещами и котом в придачу! Хотя… кота пусть оставляет, я не буду против.

Да вот только мачеха взбеленится и выпрет меня из дому теперь уж точно. Снова начнется: «Шерсть, грязь, много пыли…» Можно подумать, она только и делает, что целый день убирается, а не лежит в кресле, не читает любовные романы пачками и не поглощает кремовые пирожные по целому подносу за раз.

А вот и она. Легка на помине. Идет так быстро, как только позволяют ей толстые коротенькие ножки.

― Что здесь происходит? Люсьен, ты опять бродяжек привечаешь?! Сколько раз тебе говорила…

― Матильда, это… это… ― начинает отец, не дослушав ее до конца. Вот так номер ― раньше он не перебивал свою жену. Никогда. Ведь это чревато тем, что та нажалуется папаше… в общем, отец умеет вести себя благоразумно, чтобы не нарываться лишний раз на неприятности. Но что сейчас с ним происходит?

― Это… моя родная дочь, ― выдавливает он.

― Папа… ― вырывается у меня, хотя лучше молчать и не привлекать к себе внимания. ― Что ты говоришь… опомнись! Ты видишь ее впервые!

Он даже не смотрит на меня. Его взгляд блуждает по чертам незнакомки, словно ища в них что-то… знакомое.

― Это можно проверить, ― шепчет он, не отрывая взгляда от инвалидного кресла. От его странно звучащего голоса у меня мурашки по коже. И как он, интересно, собирается это проверять?

― Что это за представление? ― Голос мачехи набирает оборотов и скоро зазвенит у меня в ушах писклявыми интонациями ― просто ненавижу, когда она орет. ― Мало того, что одну нахлебницу держим, так еще и вторая появилась? С кем ты ее нагулял, козлина ты эдакий?

Она замахивается любовным романчиком, который забыла оставить в гостиной, но отец чудом уворачивается.

Девушка в коляске съеживается, будто пытаясь стать меньше.

― Меня... меня выгнали. ― Ее голос дрожит, пальцы судорожно цепляются за подлокотники кресла. ― У меня нет никого… никого больше... Я не знаю, куда идти...

Отец вздрагивает, его рука непроизвольно тянется к ней. В этот момент что-то внутри меня будто ломается на части.

Кажется, весь мой мир пошатнулся, когда незнакомка ворвалась в него на своем инвалидном кресле. Ей очевидно плевать на меня. Она только и боится, что за свою шкуру. Оно и понятно: кому захочется жить на улице? Тем более в нашем приморском поселке, полном барыг и ворюг, которые промышляют по ночам.

― Она останется здесь, ― твердо говорит отец. В его тоне звучит та самая непоколебимость, которую я… не слышала никогда.

Мачеха топает ногами и что-то истерически орет, я даже не разбираю слов. Но… какая ирония! Я впервые в жизни на ее стороне. Мне хочется, чтобы она выгнала незнакомку, как бы это ужасно ни звучало. Чтобы все это оказалось лишь кошмаром, от которого я проснусь, и все вернется на круги своя.

― Всего на несколько дней! ― Отец кладет ей руку на плечо. Мачеха от такой наглости даже кричать перестала ― ловит ртом воздух, задыхается, как толстый сом, выброшенный на берег. ― Пока не пройдем проверку крови у лекаря. Это будет справедливо, не так ли?

Он сказал «справедливо», глядя ей в глаза. Не мне.

Меня он в упор не замечает. Как будто с того самого момента, как он услышал от незнакомки фразу «я ваша дочь», я для него перестала существовать.

Я отступаю на шаг, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

Он верит ей.

А я… кто же я? Которая растила с ним розы на маминой могиле. Которая была рядом в горе и радости, проводила с ним бессонные ночи в мастерской, помогая сделать работу в срок, чтобы на завтра прилавок был полон изделий. Я, чьи руки покрыты такими же, как у него, мозолями от работы с деревом…

Кто же я для него теперь?

Он по-прежнему меня не видит. Все смотрит и смотрит на призрака в кресле с дрожащими губами и слишком блестящими глазами, как будто кукольными… она словно неживая. Ее будто нет, хотя вот она, перед нами, говорит и дышит…

Я ее ненавижу. Просто ненавижу.

Кот, все так же сидящий на ее коленях, вдруг потягивается, выгибая спину и привлекая мое внимание. Его желтые глаза теперь смотрят на меня и кажется, он будто все понимает и сочувствует мне.

Просто кажется. Это всего лишь кот. Вряд ли он осознает, что только что моя жизнь раскололась напополам, и пропасть с каждой секундой становится все шире, отдаляя от меня прошлое, в котором все было привычно и понятно.

5 глава

Хлоя

Вечер. Я сижу в своей комнате, пытаясь осознать все, что произошло со мной за какой-то один день.

Сначала мачеха наорала на меня из-за испорченных блюд ― как будто это я, а не она была виновата. Потом приказала убраться до вечера из отчего дома. Потом пришел сосед со своими угрозами и просьбо-приказами, а еще золотом, которое я ему все еще не отдала ― пусть сам приходит и забирает, больно надо за ним бегать. А потом… случилось самое обидное и даже страшное, чего я не ожидала и даже подумать не могла, что это возможно.

Меня попросту вычеркнули из рода Рейли. Вот так, одним махом. Отец сразу согласился, как будто ждал этого момента всю свою жизнь. Может, эта таинственная незнакомка владеет гипнозом? Вон, даже мачеху заколдовала, та почти не сопротивлялась, что на нее не похоже.

Отец ввез девушку, которая назвала себя Серин, в наш двор, а потом мачеха все-таки уперлась рогом, когда он направился вместе с креслом-каталкой к дому.

― Только не кот! ― категорично заявила она. ― Запрещаю! Не нужны мне эти разносчики глистов, сколько раз повторять…

― Без Марсика… нет! ― Серин судорожно вцепилась в кота, который жалобно мяукнул и съежился, прижав ушки. Честно говоря, мне в этот момент стало ее жаль, несмотря на то, что на душе было гнусно и хотелось всеми силами избавиться от этой «налетчицы». ― Никуда без него не пойду… ― продолжила она, прерываясь и шумно дыша. ― Он единственный, кто у меня остался!

Кот еще раз сдавленно мяукнул. Мачеха брезгливо глянула на него и скривила свой маленький рот. А потом ее лицо судорожно дернулось, глаза расширились, будто она увидела змею или паука. Несколько секунд она силилась что-то сказать, но только плямкала губами, отчего меня чуть не стошнило.

― Л-ладно, ― выдавила она через силу каким-то задушенным, как будто не своим голосом. ― Но только на пару дней, не больше.

Она развернулась всем своим телом-бочкой и потопала в дом, покачиваясь, как лодка на волнах.

А Серин заняла комнату для гостей на первом этаже. Комнату, которая пустовала уже много лет ― какие уж гости с нашей скряжистой Матильдой…

Удивительно то, что Серин ни разу не взглянула на меня, делая вид, что меня здесь нет. Может, не хотела тревожить свою совесть? Если она у нее, конечно, есть.

Интересно, неужели у нашего лекаря и впрямь есть какой-то препарат, который показывает родство? Впервые об этом слышу. Но раз отец говорит… Ох, не нравится мне все это.

Рядом со мной на кровати ― голубой переливающийся камень. Периодически прикасаюсь к нему, ощупывая граненые стенки ― это меня почему-то успокаивает.

Камень больше не горит умопомрачительно ярким светом. Разве что он немного светится голубым, когда я к нему прикасаюсь и чувствую ответное тепло от него, как будто он живой.

Что же это такое в самом-то деле?

А что если это просто стекло? Хорошего качества, конечно, но никакая не ценность…

Просто изобретение какого-то умельца, которое реагирует на человека и светится, чтобы вызвать шок? Уверена, я потеряла сознание просто потому, что испугалась. А шишка… ну, она исчезла потому, что ее и не было. Не такой уж сильный удар был и вообще, как говорит мачеха, меня еще попробуй убей. На здоровье не жалуюсь.

Вот понесу я продавать камень и… сколько за него получу? Пять лет тюрьмы? Десять?

Губы сами складываются в горькую ухмылку. Какая ирония. Нас с отцом обворовывали всю жизнь, сколько себя помню. А как только я нашла что-то более-менее ценное, уже сама себя считаю преступницей.

Просто с появлением Серин все мои мечты и идеи вдруг показались тупыми и надуманными. Разве возможно скрыться от лорда Алистера? Он такой, что из-под земли достанет.

Может, попробовать сбыть камень противному соседу? Взамен на то, чтобы он перестал трепать мне и моему отцу нервы. Представляю, как это будет выглядеть! Уже слышу едкий сарказм в его голосе и то, как он смеется мне в лицо. Нет, этот патлатый тип ― точно не вариант.

Мне кажется, или внутри камня что-то шевелится? Как будто что-то темное мелькает в его глубине.

Я замираю и отдергиваю руки, с опаской глядя на него.

Одна секунда, две… три…

Выдыхаю, тру лоб. Вот дуреха! Сегодня был просто тяжелый день, но закончился он весьма неплохо: можно порадоваться, что мачеха про меня не вспомнила и не выбросила мои вещи за калитку вместе со мной. Да, люблю выискивать хорошее даже там, где его нет. Но… что это? Почему в камне опять что-то движется? Тень? Отражение? Э… чье отражение? Мое? Нет, я ведь отодвинулась от него на краешек кровати… Вон там, что-то живое… мелькает, извивается… Да что же это в самом-то деле!..

Сердце колотится так громко, что, кажется, его слышно во всем доме.

Вместо того, чтобы вскочить и отбежать, придвигаюсь ближе. Я должна увидеть, что там. Увидеть ― и успокоиться. Камень ведь и впрямь удивительный, в нем движутся мраморные прожилки, и это не кажется мне чем-то пугающим. Но… что это… глаза?

Настоящие, живые, человеческие глаза смотрят на меня из глубины камня.

Вскакиваю с кровати, тяжело дыша.

— Дитя…

Голос звучит прямо у меня в голове. Или… нет. Он исходит из камня. Тихий, женский, как будто прорывающийся сквозь толстый слой паутины ― натужный и отчаянный.

Ладони становятся влажными, по спине бежит холодный пот, но я не могу оторвать взгляд от камня.

— Кто... — голос предательски дрожит, — кто вы?

Внутри все сжимается в комок. Может, я схожу с ума? Или это ловушка? Или...

Или я действительно все это вижу и слышу.

Не могу на это смотреть. Пячусь назад, натыкаюсь спиной на комод, упираюсь в него руками… все, дальше некуда. Только бежать, позорно бежать, позвать на помощь отца, который, возможно, совсем не отец и…

Вижу, как из камня поднимается голубоватый дымок, в котором проявляется… образ женщины.

— Дочь моя, — слышу я. — Наконец-то я тебя нашла.

6 глава

Хлоя

Ноги у меня подкашиваются, и я медленно оседаю на пол рядом с комодом.

Кажется, я больна и слышу всякий бред, который мне хочется слышать.

Наверное, я сплю.

Но почему тогда по щекам текут слезы, которые я чувствую, такие горячие, как настоящие? Почему в груди сдавило, и я не могу дышать ― разве так бывает во сне? И почему эти слова отзываются где-то глубоко внутри, будто эхо забытой колыбельной?

— Не может быть... — шепчу я прерывисто. — Это какой-то обман.

Но вряд ли мои глаза могут лгать мне так долго. Марево не исчезает, как и видение женщины с черными волосами и горящими темными глазами, полными слез.

— Дитя мое, — голос звучит так, будто доносится сквозь толщу веков, — это правда ты. Мои глаза меня не обманывают…

Резко встряхиваю головой, тру виски… все остается по-прежнему.

― Мама? ― то ли спрашиваю, то ли утверждаю я. ― Это правда ты? Но ты же… умерла!

Женщина в видении вздыхает и качает головой. Только сейчас замечаю, что волосы у нее собраны кое-как, будто она не причесывалась сегодня, на лице, шее и груди с открытым декольте ― синяки и ссадины, а руки… они закованы в самые настоящие цепи, которые звенят, когда она ими шевелит.

Призрак? Который явился ко мне с того света?

― Нет, я не призрак, ― говорит та, будто читая мои мысли. ― А ты ― наследница рода Мальфас. Я сбежала из подземного королевства Эйдралис, чтобы жить в мире, где светит солнце, и спасти тебя… но меня быстро обнаружили. Все, что мне оставалось ― схватить другого младенца, а тебя оставить здесь, где даже воздух пахнет свободой.

Закрываю глаза и открываю. В ушах тоненький писк, как будто я вот-вот грохнусь в обморок.

― Нет, ― слабо возражаю я. ― Моя мама умерла, когда мне было пять лет, а папа…

― Они тебе не родные, ― перебивает призрак и смотрит на меня с такой нежностью, что у меня в груди снова сладко сжимается и… просто хочется верить в эту сказку, которой, как я думала, не суждено стать явью.

Во рту пересыхает. Я помню маму лишь обрывками — теплые руки, запах лаванды, вечерние разговоры и чтение сказок на ночь, ее тихая поступь, когда она приоткрывала окно, чтобы мне не было душно, и те ароматные сладкие булочки, что она пекла по воскресеньям ― как ни стараюсь, не могу в точности повторить этот рецепт..

— Если... если это правда, — я с трудом сглатываю ком в горле, — почему тогда ты… я…

― О, я жестоко поплатилась за то, что сделала, ― говорит та, а потом надрывно кашляет, отчего мне становится не по себе: эта женщина, назвавшая себя моей матерью… она выглядит очень плохо, как будто над ней жестоко поиздевались.

― Тебя посадили в темницу? ― догадываюсь я. Интересно, как долго она там сидит? Неужто все это время, все мои двадцать лет, сколько я живу на свете?

― Поначалу нет, ― та горько усмехается. ― Я выполняла для мужа ― короля Эйдралиса (о, это очень жесткий человек!) разные страшные задания, убивала драконов, чтобы тот смог быстрее захватить верхний мир Эсхалион и стать его владыкой тоже…

― Драконов? ― перебиваю я, потому что вдруг все становится на свои места. Эти странные сны, когда мне снились живые драконы ― черные, белые, красные… они летали, выпускали огонь, дым и серу, они были такими красивыми, настоящими, и я ― словно одна из них. Я их не боялась. А потом я рисовала эти образы, а папа создавал их из дерева, потому что сказочные существа на изделиях пользуются спросом, а еще у нас считается, что драконы приносят удачу…

― Это значит, что я… ― продолжаю я, чуть не задохнувшись от отгадки, которая меня осенила.

― И ты, и я, ― мягко говорит мать. ― Мы драконы, дитя мое.

Несколько секунд я молчу, пытаясь осознать услышанное.

― Но почему тогда…

— Ты уже изменилась, дитя. С того момента, как взяла в руки луминариум. Сила в тебе — нужно лишь разбудить ее.

Перед глазами ― свет, который будто проник в меня из… как она назвала этот камень? Луминариум? Ох и название! Выходит, что теперь я… одна из них?

Драконица.

Все во мне бурлит. Сегодня утром я была смелой, как лев. Кажется, раньше я так себя не вела. Нагрубила мачехе, сказав, что не должна быть у нее на побегушках, стукнула наглого соседа по башке, решилась продать… э… луминариум купцам, чтобы сбежать вместе с отцом куда подальше… И это все я, которая только и делала, что прогибалась под мачехины приказы и ходила на полусогнутых.

Выходит, что шишка все-таки была. А луминариум ― настоящий волшебный камень, с помощью которого можно связываться с миром драконов! Вот это да!

Вся покрываюсь мурашками от осознания, что я чуть было не отдала эту нереально ценную вещь за какой-то мешок золотых. Идиотка! Этот камень бесценен. И он останется со мной. До тех пор, пока я не пойму, как освободить матушку из плена. Ведь она явно в заточении. Что еще она мне расскажет?

― Хорошо, что ты появилась, ― выдыхаю я. ― Представляешь, я хотела его продать! Вот была бы дурой ― никогда бы не узнала… всю правду.

Замолкаю от того, что понимаю: еще одна деталь встала на место. Серин. Выходит, она ― та самая девочка, которую забрали из нашего мира и перенесли в мир драконов?

А теперь она здесь и хочет занять мое место. Что ж, по-своему она права. Только что делать мне? Как мне вернуться домой? И… стоит ли?

Матушка только качает головой. Впервые за все это время она улыбается. Слегка и вымученно ― видимо, цепи на руках не дают ей радоваться в полную силу от того, что мы, наконец, встретились, пусть и таким странным образом.

― Любой, кто прикоснется к кристаллу, не из рода Мальфас, тотчас умрет, ― проговаривает она.

7 глава

Хлоя

У меня мороз по коже идет от ее слов. Выходит, я чуть не убила какого-то человека, которому хотела продать камень… то есть, кристалл? Чур меня, чур…

В голове тут же вспыхивает образ мачехи. Вот она ― совершенно случайно ― притрагивается к кристаллу, лежащему у нее на столике в гостиной, за которым она любит сидеть и есть пирожные, вскрикивает и падает замертво...

Вот такое молниеносное решение моей пятнадцатилетней проблемы.

Нет, нет и нет! Я зажмуриваюсь, стараясь стереть эту картинку из мыслей. Я не стану убийцей, даже если эта карга того заслуживает. К тому же лорд Алистер может посадить меня или отца в тюрьму, и тогда прощай наше светлое будущее, о котором я так мечтаю.

― Сила кристалла слишком велика, ― слышу я, все пытаясь избавиться от наваждения. ― Ни люди, ни драконы не могут ее выдержать. Луминариум испокон веков принадлежал роду Мальфас и всем тем, кто в него вошел по праву…

― А как ты со мной говоришь? ― не выдерживаю я. ― Ведь кристалл-то у меня…

― Перед тем, как меня заточили в темницу, много всякого произошло, ― уклончиво говорит матушка. ― Кристалл был поврежден, небольшая часть откололась. Сам он прибыл к тебе, как к наследнице Мальфас. А осколок… он нашел меня здесь, чтобы мы могли связаться друг с другом. Кристалл нам помогает, это полуразумный артефакт, но все же он не мыслит сам по себе. В добрых руках им можно сделать много хорошего, а вот в злых… он обладает огромной разрушительной силой.

Мне кажется, или матери сложно об этом говорить по каким-то личным причинам, но я и не стану докапываться. На самом деле у меня уже голова пухнет от этих подробностей.

― Хлоя, послушай меня. ― Голос матери становится тревожным и вместе с тем деловым, а я удивляюсь, что она знает мое имя, ведь я не представлялась. — Тебя ищут. Мой муж... твой родной отец... он ненавидит всех и вся. Он не пожалеет тебя, если отыщет, ему нужен луминариум, без которого Эйдралис зачахнет. Уверена, он не бездействует и уже отправил кого-то, чтобы забрать кристалл и убить тебя, ведь луминариум нашел уже свою наследницу и считает тебя главнее его… он не станет его слушаться, пока ты жива.

Ее голос к концу становится еле слышным.

Час от часу не легче. То мачеха пыталась меня со свету сжить, то родной отец, оказывается, готов уничтожить меня только, чтобы не потерять власть. Хороша же семейка у меня! Что одна, что вторая…

Правда, мой папа… тот, который Люсьен. Он действительно меня любит. Он любил меня все это время, пока…

Я вздрагиваю, пораженная страшной догадкой.

― Значит, ― медленно проговариваю я, ― он прислал Серин, чтобы меня убить?

― Серин? ― вскрикивает та. ― Откуда ты знаешь...

― Она прибыла сегодня утром и назвалась дочерью моего отца, ― обреченно говорю я. ― Значит, это правда? Она и есть его дочь?

Наступает долгое молчание.

― Да, ― говорит та бесцветным голосом. ― Серин ― родная дочь твоего отца. И она пришла за кристаллом, ― продолжает она. ― Пожалуйста, спрячь, спрячь его как можно надежнее! Не дай ей его найти! Без него зло очень скоро будет уничтожено, ― добавляет она едва слышно.

― Но ты говорила, что к кристаллу могут прикасаться только определенные люди...

― Серин вошла в род Мальфас обманным путем, ― мстительно проговаривает матушка.

― Это значит что...

― Да, она погибнет, если прикоснется, ― без сожаления говорит та. ― Думаю, она об этом знает, раз король прислал ее. Кристалл можно завернуть в пергамент или одежду, тогда он не навредит. Пожалуйста, спрячь! ― Она заламывает руки, цепи гремят, но она как будто этого не замечает…

― Но я… я бы хотела еще разок с тобой поговорить! ― Мой голос звучит жалобно, но мне все равно.

― Я тоже, ― говорит та. ― Но твоя безопасность… она сейчас важнее всего. Прощай, дитя. Не рискуй напрасно. Спрячь кристалл. Спрячь!..

Видение начинает гаснуть и как будто всасываться в луминариум. Несколько секунд и все, что вижу ― мерцающий кристалл на моей кровати.

Быстрый взгляд на окно… уже светает. Оказывается, я проговорила с мамой полночи. С мамой...

Медленно встаю, разминая затекшие ноги и спину.

— Куда же его спрятать? — бормочу, засовывая кристалл под подушку. Нет, это глупо, мачеха любит шастать по моей комнате и все проверять, не прячу ли я сигары-самокрутки, виски или, что еще хуже, золотые, заработанные телом. Она спит и видит, чтобы назвать меня потаскухой, да вот только я ни разу и ни в чем не давала ей повода, что ее неимоверно злит.

Хватаю со спинки стула свою черную связанную моими же руками кофту и заворачиваю в нее кристалл.

Что ж, я драконица, а значит ― я сильная, смелая и… находчивая, да. Прямо сейчас отыщу наилучшее место, где луминариум будет в безопасности, а уж потом решу, как избавиться от Серин ― драконьей шпионки. Если она думает, что меня перехитрила, пусть не мечтает: я уже на шаг впереди.

Мои прекрасные драконьи мозги работают отменно: зарою-ка я кристалл в саду! Вот уж Серин пусть ищет ― обыщется. Ей же надо поддерживать свой статус… больной, вот уж не верю, что она увечная, это всего лишь часть спектакля. Вряд ли она на кресле-каталке будет с лопатой шастать по саду. А когда она уйдет, несолоно хлебавши, откопаю луминариум и продолжу говорить с мамой. Мы вместе найдем выход, она сбежит из темницы и… вот бы классно было бы с ней встретиться вживую!

Крадучись и прижимая завернутый к кофту кристалл к груди, выхожу во двор. Мачеха-соня, в пять утра вряд ли будет лазить по двору. Немного успокаиваюсь от этой мысли и иду в сарай за лопатой, очень стараюсь, чтобы дверца не скрипела.

Так, где же лучше всего закопать? Выбираю глазами участок, который находится дальше всего от дома. Можно зарыть рядом забором, как раз там, где краска немного потрескалась. Подхожу туда и слегка пробую лопатой землю.

Мне кажется, или резко потемнело? Как будто надо мной нависла огромная тень или набежали грозовые тяжелые тучи. Поднимаю голову и… сталкиваюсь с горящими черными глазами.

8 глава

Марсель

Кажется, я сплю. А может, нет. Кот спит по шестнадцать часов в сутки и часто теряет связь с реальностью. Поэтому не могу понять, почему я снова вижу Эмиля?

Моего любимого старшего брата, которого отец изгнал в верхний мир, где его ждала каторга.

Стоп… я сейчас явно не кот. Мне от силы лет семь… Кажется, это то самое время, когда отец впервые мне показал, как сильно меня ненавидит.

— Мерзкий ублюдок! — сквозь зубы шипит он, нависая надо мной и сжимая в кулаке плеть. — Ты осмелился украсть у меня?!

Прижимаюсь спиной к холодной дверце кладовой, чувствуя, как дрожь проходит по всему телу. На самом деле я просто хотел посмотреть, что там хранит отец. Да, мне строго-настрого запретили соваться в хранилище эликсиров, которые отец использовал для разных целей, например, чтобы подчинять себе слуг или создавать разные иллюзии. Но я не собирался ничего красть! Только глянуть одним глазком на яркие разноцветные флаконы и… все.

— Я... я не воровал... — шепчу я, зная, что это бесполезно: отец никогда не воспринимает мои слова всерьез.

Плеть свистит в воздухе. Первый удар обжигает плечи, разрывая тонкую рубашку. Второй — по ногам. Третий...

— Прекрати сейчас же!

Эмиль появляется, как из ниоткуда. Он быстрым движением выхватывает у отца плеть и разламывает рукоятку пополам. Высокий, сильный, широкоплечий, ему на тот момент уже семнадцать… Мой лучший друг и защитник.

Отец медленно поворачивается к нему. В его черных глазах бушует целая буря.

Брат становится перед ним, закрывая меня собой.

— Он ― выродок, только место в моем доме занимает! — шипит отец. — Никчемный отпрыск, его магия слабее, чем у мыши!

Вижу, как Эмиль сжимает руки в кулаки. Мне становится страшно: неужели полезет в драку? С отцом. Лучше не надо. Отец владеет такой мощной магией, что и дом может превратить в руины ― он так уже делал, я сам видел…

— Если тронешь его снова, — голос брата звучит тихо и страшно, — я сожгу твой замок дотла.

Эмиль, когда хочет, может выглядеть таким страшным и грозным, что его боятся все в округе. За последние годы он отлично развил и усилил свои способности, благодаря чему с ним начал считаться даже отец.

Наступает мертвая тишина. Я робко выглядываю из-за широкой спины Эмиля. Отец бледнеет, краснеет, его ноздри свирепо раздуваются, слышится характерное потрескивание: его магию можно увидеть невооруженным глазом, когда он злится.

― Ты еще пожалеешь об этом! ― Он разворачивается и выходит, хлопнув дверью так, что его эликсиры в кладовой жалобно звякают.

Отец просто нашел повод, чтобы ко мне придраться и избить меня в очередной раз, выместить злость. Конечно, он наложил на свои эликсиры мощное защитное заклинание от воров, я бы не смог взять ни одного, да я и не собирался…

Эмиль тут же опускается передо мной на колени.

― Как ты? ― Он осторожно осматривает поврежденное плечо, а его голос звучит так мягко, как никогда раньше. Точнее, так он разговаривает только со мной.

― Не надо было… ― тихо говорю, а потом не удерживаюсь и всхлипываю. ― Не надо было его злить… а вдруг он тебя выгонит?

— Пусть попробует. — Брат снимает с себя верхнюю одежду и аккуратно надевает на меня: в замке очень холодно, отец экономит на отоплении. — Я сильнее его.

Я знаю, что это неправда. Отец ― самый могучий дракон Эйдралиса после короля. Эмиль действительно мощный дракон и маг, но, увы ― он не сильнее его.

Брат поднимает меня на руки и несет в мою комнату. Там он снимает с меня рубашку, нагревает воду и осторожно залечивает мои раны, используя наш фамильный амулет, доставшийся от матушки ― небольшой плоский серый камень, который Эмиль научился подпитывать от луминариума, когда король раз в неделю устанавливал кристалл на самой высокой башне своего замка, чтобы серебристые целительные лучи озаряли весь Эйдралис.

Этот камень неизменно висел у него на запястье ― право владения фамильной реликвией, по нашим обычаям, переходит к старшему сыну, ― и Эмиль часто его использовал. По его словам, камень связывал его с умершей матушкой и не позволял одракониться: стать таким же жестоким и безжалостным, как отец.

— Когда-нибудь мы сбежим, ― приговаривает он, гладя меня по ярко-рыжим волосам ― еще одна моя беда, делающая не похожим ни на кого в Эйдралисе. ― Далеко-далеко отсюда. Где никто больше не посмеет тебя обидеть.

Мое сердце тает от его слов. Представляю, как мы и правда сбегаем ― в какой-то другой мир, где жителям все равно, проснулась во мне магия или нет. Где я смогу играть без опаски, не оглядываясь поминутно на дверь в ожидании, что вот-вот может ворваться отец и наказать без причины, болтать с братом обо всем на свете, читать книжки с добрыми сказками вместо мрачных сказаний и легенд и… просто быть.

Почему-то я знаю, что будет дальше. Завтра отец запрет Эмиля в подвале на неделю без еды, чтобы поумерить его пыл. А я буду усердно тренироваться, пытаясь вызвать спящую во мне магию, чтобы стать таким же сильным драконом, как брат. И тогда мы вместе будем непобедимы…

А потом, спустя год, брата изгонят из королевства. Просто за то, что во время очередной дикой вспышки гнева отца он не позволил меня убить и напал на него. Он исчезнет, не успев попрощавшись. А я останусь совсем один в постылом замке.

Спираль закручивается все быстрее и быстрее. Мелькают силуэты, образы, слышатся обрывки разговоров. Я падаю в бездну, лечу с ускорением, пока не шмякаюсь на что-то мягкое и… открываю глаза.

Коричневый коврик для ног и я ― сверху на нем. Ну конечно, я же кот, где мне еще лежать! А все, что мне привиделось ― моя прошлая жизнь. Точнее ― ее малая часть.

Никто и никогда не узнает, что я не стал драконом только потому, что внутри у меня что-то треснуло и окончательно сломалось, когда отец изгнал Эмиля, а потом объявил всем, что тот стал драконом-мутантом с поврежденной психикой и никогда больше не превратится в человека, оттого вернуться назад он не может. Я не верил в это, отрицал всей душой, но с тех пор просто не мог видеть драконов в их драконьем обличии. Я не мог на них смотреть, представляя, как брат и впрямь стал мутантом, как на нем теперь летают в верхнем мире и всячески эксплуатируют. Что он никогда не скажет мне теплых слов, не обнимет и не защитит. Я никогда больше не поговорю с ним, потому что он теперь ― животное, без капли человеческого.

9 глава

Хлоя

Медленно выдыхаю. Снова этот сосед. Смотрит на меня через забор сверху вниз, да так, что мороз идет по коже. И чего ему не спится-то?

Он подозрительно оглядывает меня с ног до головы, как будто я воровка какая-то, пришла в его сад полакомиться поздними яблоками. Не представляю, чего съедобного можно найти в его дворе: от одного его жгучего взгляда все плоды скукожатся и прокиснут!

Мельком смотрю на него и делаю шаг назад. Все же успела заметить на нем шикарный черный халат, явно из дорогого шелка, который подчеркивает его мускулистый торс… да что там, он полгруди оголил, хвастаясь мышцами. На мощной шее у него еще одна толстая золотая цепь, а может две… не слишком-то хочется на него пялиться. На грубых пальцах ― неизменные золотые кольца. Он что, спит во всех этих побрякушках? Внушительный типчик, ничего не скажешь. И зачем ему, этому багатею, понадобилась еще наша лавка?

― Что это? ― бросает он вместо банальных вежливостей и «доброго утра» и кивает на завернутый в кофту луминариум. ― Собираетесь зарыть чью-то голову?

Только сейчас осознаю, как нелепо выгляжу: стою тут, с лопатой, в старой залатанной льняной ночнушке, держу что-то подозрительно круглое. И впрямь, что еще можно подумать?

― Юмор у вас оставляет желать лучшего, ― чеканю я, хотя вообще-то немного испугалась.

― А все же, что там? ― Он протягивает руку, вот нахал! Уворачиваюсь от него и чуть не роняю луминариум. Ткань выскальзывает из-под пальцев и... картина маслом: кофта уныло свисает с руки, а кристалл светится всеми боками, демонстрируя свое величие, будто только и ждал этого момента.

Хорошо, хоть сам луминариум не уронила. Чудом подхватила в последний момент.

У соседа такой взгляд, будто увидел чудовище.

Делаю глубокий вдох и выдох. Главное успокоиться, не пороть горячку, а там глядишь ― и найду выход. Всегда же находила.

― Где вы это взяли? — Его голос звучит хрипло и отрывисто.

― Нашла, — судорожно сжимаю кристалл. Мне бы отойти, отбежать в сторону, пока не поздно, но не могу: цепенею от мысли, что если сделаю шаг, меня схватят, и тогда луминариум окажется на земле. Совсем не хочу, чтобы он разбился, ведь может: уже одного осколка в нем не хватает…

― Что это? Кажется, это… ― Сосед заминается, не отрывая своих темно-карих глаз от голубого сияния.

― Скажу, если пообещаете больше не цепляться к моему отцу и оставите нас в покое! ― выдаю я, а сама усиленно придумываю, что бы ему соврать.

― Луминариум, ― произносит тот.

― Что?

Мой голос звучит истерично, как бы я ни старалась держать себя в руках. Нет… откуда он знает, как это называется?

― Это луминариум, оберег Эйдралиса, ― тихо говорит он, как будто сам с собой.

Я отшатываюсь, но он тут же протягивает свою лапищу через забор и хватает меня под локоть, чтобы не сбежала. Вот то, чего я и боялась: кофта падает под ноги, благо, что кристалл не уронила. Еще крепче прижимаю его к себе, отчего свечение в нем усиливается.

― Вы... из рода Мальфас? Но этого не может быть… ― Сосед разглядывает меня, словно диковинку, и… странно. Его взгляд уже не такой презрительный, как раньше. Да что там, кажется, он ужасно удивлен, переводит глаза с кристалла на меня.

Некогда думать, размышлять и ужасаться ― нужно действовать. Пользуюсь его замешательством и выдергиваю руку. Молниеносно подхватываю кофту с земли и заворачиваю в нее кристалл.

Сосед вместо того, чтобы продолжать меня атаковать или перелезть через наш низенький забор ― ему это ничего не стоит, ― хватается за свое левое запястье, как тогда, в лавке, словно оно у него болит.

― Теперь я понимаю, почему он изменил цвет, ― говорит он глухо и снова как будто сам с собой, ведь я ничегошеньки не понимаю. ― Предупреждение сработало. А я даже не догадывался…

― И что это ты здесь прячешь? ― слышу визгливый голос и невольно вздрагиваю. ― Своровала, небось, что-то у меня?

Подоспевает мачеха, на ходу завязывая тесемки халата. И этой пронырливой карге вздумалось встать сегодня пораньше ― ну почему мне так не везет! Может, она встала по нужде и увидела меня из окна? Ох, надеюсь, она не видела кристалл!

Мачеха подходит все ближе, я пячусь от нее, и прижимаюсь спиной к забору ― тупик, дальше некуда. С одной стороны мачеха, с другой сосед... меня загнали в угол в полном смысле этого слова.

― Вы, наверное, не знаете об одном старинном обычае, ― елейным голосом произносит сосед. ― Мужчина делает девушке предложение, и если она согласна, она отдает ему одну из своих вещей.

С этими словами он выдергивает у меня кофту: я едва успеваю подхватить кристалл и завернуть его в передник.

Мачеха подозрительно и исподлобья смотрит на меня, а потом быстро проскальзывает взглядом по его золотой цепи на шее и дорогому шелковому халату и вдруг… расплывается в улыбке.

― Так вы будущий зятек, значит, ― сюсюкает она, а мне противно, ведь этот так названый «женишок» только что чуть не выдал мою тайну! ― Заходите к нам на завтрак, будем очень рады!

Эта дурочка клюнула и уж точно хочет, чтобы ей перепало что-то из богатства этого сноба.

― Непременно, ― учтиво кланяется тот с холодной улыбкой. ― Нам ведь нужно уточнить детали свадьбы.

Какой еще свадьбы, он что, с дуба рухнул? Я прям закашливаюсь от его наглости. Небось, он хочет подобраться поближе к кристаллу и к нашей лавке в придачу. Да вот только ничего не выйдет: я тоже не лыком шита, спрячу его там, где он точно не додумается его искать!

― Будем ждать!

От сладенькой улыбочки мачехи меня вот-вот вывернет. Я облегченно выдыхаю, когда она уходит. Но не в дом ― прямиком в мастерскую, наверное, хочет там найти моего отца, который встает до рассвета, и сказать… что? Вот этот бред, что наш дорогой соседушка только что наплел?

На миг мне становится плохо, но потом вижу, как мачеха будто передумывает и она идет в лавку. А там ей что понадобилось?

10 глава

Марсель

Смотрю на Серин, которая сладко посапывает в подушку, лежа на животе. До меня только доходит ужас всего: жить с ней в одной комнате! Видеть ее постоянно. Сидеть у нее на коленях… а она будет продолжать терзать мою шерсть.

Правда, может эта боль поможет мне ожесточиться и быстрее решиться на то, что я должен сделать?

Тогда все закончится. Я вернусь в Эйдралис, получу ярко-синий эликсир, стану драконом и… здравствуй, новая жизнь.

Лучше мыслить позитивно, да. Думать о том, что меня ждет в случае успеха и постараться пережить эти маленькие неприятности, просто не обращать на них внимания.

Превращаюсь в человека, пока Серин не видит. Никогда еще не был в образе кота так долго. Эх, хорошо снова ощутить себя в своем теле! Разве что неудобно на подстилке сидеть, не умещаюсь. Но что это? Серин сладко потягивается, переворачиваясь на спину. Я замираю, стараясь ее не разбудить, чтобы не нарваться на возмущения и колкие высказывания. Она не просыпается, только лишь отбрасывает верх одеяла, обнажая грудь, которую не держит слишком откровенная атласная черная ночная сорочка.

На миг перехватывает дыхание, становится жарко и холодно одновременно. Где-то на задворках ума понимаю, что надо бы превратиться в кота, но забыл, как это делается, весь задеревенел и застыл на месте.

Усилием воли отвожу глаза. Медленно вдыхаю и выдыхаю.

Вот бесстыдница, жарко ей, видите ли! А мне что делать со всем этим?

Подумаешь, чего я там не видел... На самом деле, не видел. Девушки в академии обходили меня стороной, даже самые неприметные не хотели иметь со мной дел. Только Серин, как заноза в заднице, вечно крутилась рядом и доставала меня, а я ее... но это не то. Совсем не то.

Вот когда стану драконом, мигом все изменится! Они еще пожалеют...

Как ни стараюсь отвлекаться, но глаза-предатели то и дело смотрят туда, куда не следует.

Так, это никуда не годится. На цыпочках подхожу, чтобы хоть немного прикрыть этот срам, но не успеваю протянуть руку, как получаю прямо в глаза мощным воздушным потоком, и теперь дыхание перехватывает уже по-настоящему.

― Ай... совсем что ли... ну зачем перцу-то? ― никак не могу откашляться, слезы катятся градом, видок еще тот.

― А ты что забыл возле моей кровати, да еще в таком виде, раздери тебя дракон?

Серин натягивает одеяло до подбородка ― вот так бы сразу!

― А ну быстро превратился в кота! ― приказывает она.

― Вообще-то я собирался в душ! ― огрызаюсь я. ― Мне надо привести себя в порядок.

― Душ за той дверью, ― ледяным голосом произносит Серин, сузив глаза. ― И чтобы вернулся в образе кота, другим ты мне здесь не нужен, ― шипит она.

― Коты не умеют открывать запертые двери, ― напоследок бросаю я и выхожу на свой страх и риск в маленький коридор.

К счастью, душ вместе с туалетом совсем рядом, напротив. Стягиваю с себя неудобный камзол, латы и другие принадлежности формы «почти-министра» и мельком оглядываю себя.

Бессильная тупая злость вдруг захлестывает меня, да так, что хочется ногтями впиться до боли в деревянную стену. Чтобы подумать о чем-то другом, чтобы ушел этот идиотский жар в теле. Врубаю на всю холодную воду в надежде, что ледяные струи приведут меня в чувство. Капли впиваются в меня иглами, но напряжение не отпускает. Да что это со мной, в самом-то деле?

Даже если допустить ― просто допустить ― безумную мысль, что можно влюбиться в эту каменную статую без сердца, то уж лучше сразу в могилу и самому себя земелькой засыпать, потому что похоронить вряд ли кто-то потрудится.

Жестко натираюсь грубым мылом без запаха ― спасибо и за это, я к такому привык, ― после чего смываю с себя легкую пену и с досадой обнаруживаю, что не вижу ни одного полотенца, пусть даже самого захудалого. Идти в комнату в обнаженном виде ― лучше уж сразу на плаху, не хочу больше испытывать на себе магические способности Серин.

С горем пополам вытираюсь нижней рубашкой и натягиваю на себя влажную ткань. А все-таки хороша была реакция! Это же надо, спросонья, без подготовки, в мире, где магия частично блокируется, сотворить перцово-жалящее заклинание! Инстинкты защиты у Серин то, что надо для неродной дочери короля, которая и в дракона-то превращаться не умеет...

Что-то я слишком много думаю о ней, много чести. Надо завязывать с этим. И кажется, мне полегчало: вода творит чудеса. Выхожу, открываю дверь напротив и быстро превращаюсь в кота. Бросаюсь на свой коврик, и давай валяться, вытирать шерсть! Ведь ощущение, будто и кот побывал в душе. На Серин ноль внимания. К счастью, она уже переоделась и стоит у окна спиной ко мне. Что ж, тем лучше.

Тишина слишком затянулась. Я не решаюсь что-то сказать, даже невербально, и вообще хочу казаться поменьше. Неловкость нарастает между нами до такой степени, что Серин заговаривает сама. Но когда она это делает, у меня кровь стынет в жилах: уж лучше бы молчала!

― Этой ночью, ― говорит она. ― Когда мне никто не будет мешать, я найду луминариум. С помощью детектора. А девчонку ты убьешь во сне ― меньше криков будет.

Вот так, взяла и все за меня решила. Как обычно.

К счастью, она никак не комментирует то, что произошло несколько минут назад, но мне от этого не легче.

― После этого мы исчезнем, ― продолжает она, все так же глядя в окно. ― Я так надеялась увидеть родную мать, а вместо нее ― эта визгливая бочка, ― произносит она невпопад, но тут же встряхивается и резко оборачивается ко мне. ― Но… тем лучше, правда? ― говорит она нарочито бодро. ― Никаких привязанностей, никаких сожалений.

Смотрю на нее и думаю: что у нее в голове? А в душе? Есть ли она у нее вообще?

Серин так спокойно рассуждает, как я убью дочь ее родного отца. Ну это понятно, была воспитана при дворе, жила рядом с жестоким королем Элдрихом, для которого казнить кого-то, избить плетками до смерти ― так, ерунда. Я тоже был воспитан, мягко сказать, не ангелом, и мою жизнь не розы устилали. Но почему тогда, когда думаю о том, что мне придется вонзить кинжал в грудь ни в чем не повинной девушки, у меня внутри все сжимается?

11 глава

Марсель

Мое маленькое котячье сердце бьется так громко, что кажется, его слышно всем. Когти сами впиваются в колени Серин. Я их прячу, только когда та ощутимо тыкает пальцем мне в бок.

Нет. Нет, этого не может быть.

Но это он.

Такой же, как и всегда. Точнее ― как тогда, когда я видел его в последний раз. Высокий, мускулистый, те же резкие черты лица, черные глаза, только теперь в них больше жесткости, меньше той теплоты, что я помню. Его волосы, когда-то темные и густые, теперь слегка тронуты сединой у висков, хотя ему… ему ведь только тридцать.

Эмиль.

Он жив.

Он здесь.

Я думал, он в стране Проклятых. Я думал, он и впрямь превратился в мутанта и в Эсхалионе на нем летают или возят тяжелые товары до тех пор, пока не ослабнет и не выдохнется. Я думал, горы непроходимы. Я думал… что никогда его больше не увижу.

А он стоит в дверях, холодный и чужой, и даже не догадывается, что его младший брат — вот он, в двух шагах, в обличье жалкого кота, которого терпят в этом доме только потому, что Серин заявила, что «не может без меня».

Конечно, не может. Убить. Ведь это моя миссия.

Во второй раз в момент накатившей паники я вовремя соображаю спрятать когти. Иначе Серин точно что-то заподозрит, а мне это не нужно. Она знает о моем брате, но заочно. Вряд ли она его видела, ведь мы с ней виделись только в школе, а потом в академии.

Эмиль ничего не знает о моей второй ипостаси. Он не застал время, когда это произошло.

И не должен узнать.

Съеживаюсь, стараясь казаться поменьше. Если бы я мог вообще исчезнуть…

― Вы… ― Отец Хлои бледнеет и встает. ― Что вам здесь нужно? Я не впускал вас…

― О, не беспокойтесь, сегодня на рассвете я получил приглашение на завтрак от вашей прекрасной жены. ― Он кивает в сторону толстой красномордой Матильды. ― И не менее прекрасной дочери… ― он переводит нечитаемый взгляд на Хлою, ― которая согласилась выйти за меня замуж.

Хлоя вся вскидывается, глаза сверкают, а пальцы сжимают ложку так, что костяшки белеют. Что-то мне подсказывает, ей это не слишком приятно было слышать.

Эмиль же в мою сторону даже не смотрит.

Это и к лучшему. Не хочу, чтобы он видел меня… таким.

Но… почему тогда так обидно, в груди сдавливает от боли и досады?

Когда-то он защищал меня. Когда-то он дрался с теми, кто смеялся надо мной и издевался по-всякому. Он не позволял отцу выпороть меня, когда тот неистовствовал из-за моей искаженной магии, которая все никак не хотела проявляться в виде золотистых крыльев, светящихся за спиной в воздухе ― это начало созревания дракона после семи лет… но мой увечный дар никак не хотел подчиняться приказам отца.

Когда-то… он называл меня братом. Носил на руках. Лечил. Придумывал на ходу сказки, рассказывал о матушке, которая умерла, когда я появился на свет, потому что отец пожалел денег на повитуху…

Наверное, поэтому и со мной оказалось что-то не так. В этом был виноват отец, но он не из тех, кто способен признать свою вину, даже если она очевидна.

Он лишил меня всего, что когда-либо радовало в жизни. Последней каплей стало исчезновение брата.

А теперь Эмиль здесь, а я — нет.

Меня просто нет. Я всего лишь кот. И им останусь ровно до того момента, пока луминариум не окажется в руках Серин.

Но вот… Эмиль смотрит прямо на меня. Мне в глаза. Всего секунда, но мне кажется, что сердце остановилось.

Его взгляд скользит по мне — равнодушный, чуть презрительный.

Он не узнал.

И он не любит котов. Да их никто не любит, это ясно. В котах нет ничего красивого, привлекательного и ценного. Все, что по-настоящему важно ― крепкая чешуйчатая броня и стальные мышцы.

А я все еще глупо надеюсь, что хоть что-то во мне напоминает того рыжего мальчишку, которого он когда-то любил.

Смешно.

Но нет.

Того мальчишки больше нет. И никогда не будет.

Воздух пропитан напряжением, похожим на запах гари после пожара. Наверное, я сгущаю краски, а может, и впрямь чую дым, ведь я же кот с чувствительным носом. И передо мной, между прочим, сам дракон, который уже в свои семнадцать умел создавать дым и огонь из ничего, даже в образе человека.

Люсьен сжимает кулаки, он бледен, зрачки расширены, будто он только что увидел призрак.

― Повторите, что вы сказали? — Его голос дрожит, словно он боится услышать ответ.

Вместо ответа Эмиль степенно подходит к Хлое и кладет ей руку на плечо. Вторую же руку он почему-то держит за спиной.

Я замечаю, как Хлоя вздрагивает от его прикосновения.

— Отчего же вы молчите? Не стоит так волновать отца, ― говорит мой брат достаточно учтиво, но шкурой ощущаю, как Хлоя вся напряглась.

— Мы же договорились, что скажем ему вместе… ― продолжает он.

— Мы ни о чем не договаривались! — выдает та и резко сбрасывает его руку. Эмиль вздыхает так, как будто перед ним ― всего лишь капризный ребенок, который сам не знает, чего хочет, и к которому нужно относиться снисходительно.

― Отчего же, ― проговаривает он медленно, как будто раздумывает над каждым словом. ― Вы же сами пришли ко мне… сегодня ночью и сказали, что устали от этих споров насчет лавки. Разве я не гарантировал вам… э-э… безопасность взамен на брак?

Не могу поверить ушам. Вот так поворот! Эмиль, мой брат, собирается жениться на девушке, которую… я должен убить?

Что ж, час от часу не легче!