Каменная кровь

1

Говорят, вышла она из ледяных гор Белогорья — женщина с рубиновым сердцем, каменной кровью и волей, крепче гор.
И сотворила она сыворотку силы, даруя ее простым людям.
Так родились каштуны — драгоценные воины, в чьих венах текли камни, а в глазах отражалась воля Королевы.
С каждым годом они шли вперед — несокрушимые, как скалы, преданные ей без остатка.
Города склонялись добровольно, правители сами несли ключи от стен, славя ее как богиню.
Те же, кто восставал, исчезали без следа.
Так Каменное королевство выросло и стало угрозой даже для могущественных магов Мавридии.

Из летописи Каменного королевства.

Анна

Разноцветные окна банкетного зала в доме Калазиас мгновенно разлетаются в дребезги. Это происходит как раз в тот момент, когда я наклоняюсь, чтобы задуть свечки на торте. Мама приготовила его с любовью в честь моего восемнадцатилетия.

Оглушительный свист заставляет всех в зале пригнуться, заткнув уши ладонями. Прихожу в себя на полу. Остатки стекла продолжают сыпаться, а я чувствую, как на моих руках остается что-то липкое — кровь. Нас оглушило сильнейшее гиперзвуковое заклинание, на которое способно только Каменное войско. Этого не может быть. Я попала в кошмар.

Подползаю к матери. Она опирается на стену возле стола, и медленно сползает вниз, забиваясь в угол. Ее глаза закрыты, а лицо неестественно белого цвета.

— Мама! — кричу, но не слышу своего голоса.

Сжимаю в руках ее лицо, пока мои губы дрожат от ужаса, а глаза наполняются слезами. Она слегка вздрагивает, откашливается с кровью.

— Иван… — указывает пальцем мне за спину, и я оглядываюсь.

Младший брат сидит в противоположном углу, спрятав голову в коленях. Сердце разрывается на части от происходящего. Что делать? Куда бежать?

— Анна… В подвал. Быстрее. — читаю по губам матери.

Дальше не думаю ни о чем. Хватаю под мышки Ивана. Неведомо откуда взявшаяся сила, позволяет быстро проскочить в коридор и толкнуть ногой деревянную дверь на лестницу. Забегаю и оставляю Ивана в подвале. Возвращаюсь в зал, чтобы помочь матери. Краем глаза замечаю, что сестры, Елена и Нина, тоже встали и медленно двигаются в сторону укрытия.

Мне с трудом удается сглотнуть, ощущаю привкус металла на языке. С улицы доносится шум и крики людей. Когда мы все спускаемся, Иван впивается в мою штанину:

— Бри! Бри-и-и! — Напоминает о своем питомце брат, его раскрасневшееся лицо распухло от слез.

— Где? — спрашиваю и присаживаюсь на корточки, в ожидании ответа.

— В саду. В будке. — задыхаясь от истерики говорит Иван и продолжает плакать.

— Нет, ты никуда не пойдешь, — хрипит мама, но я уже направляюсь к лестнице.

— Я быстро! — выдаю на выдохе и кидаюсь вверх.

На улице меня сбивает с ног жуткий ветер. В серое небо закручиваются вихри песка, разорванных газет и щепок. Мавридии. Только они способны управлять стихиями.

Паника сжимает сердце, но я все равно пробираюсь, прижимаясь к стенке дома, туда, где стоит будка Бри. Оставить верного пса одного в такой момент означает только его гибель. Искренне надеюсь, что он еще жив.

Ветер становится сильнее. От угла дома до сада небольшое расстояние, именно там стоит будка.

Я отталкиваюсь от угла и прыжком достигаю входа в сад.

Ветер приносит крики, они словно в метре от меня, просят помощи. Я замираю, в страхе прильнув к калитке. Понимаю, что рядом идет бой. Мавридии сражаются с Каменным войском.

Все знают о вражде двух царств, но никто не ожидал, что полем боя станет Яксинтия, нейтральная и миролюбивая маленькая страна. Теперь нам, местным жителям, остается молиться, чтобы боги сжалились над нами. Уповать на мир без собственной армии, когда рядом сцепились два гиганта: мавридии и Каменное войско — было глупой утопией.

С ужасом смотрю по сторонам — никого. Ползком добираюсь до будки Бри, которую чудом не снесло ветром. Растрепавшиеся волосы хлещут по лицу, загораживая вид. Нащупываю руками теплый комок. Бри еще дышит. Боги, он жив!

Вытаскиваю и прижимаю к себе щенка. Золотистая длинная шерсть вмиг становится серой, покрываясь пылью. Ему всего полгода. Ощущаю, как он дрожит и лижет шею, пока ветер забивает мои волосы в его пасть.

Добраться сюда было сложно, даже если я использовала две руки. А теперь они заняты Бри. Обратный путь будет еще сложнее.

Раскаты грома. Рассекающая небо молния. Свист, рвущий перепонки.

У меня вновь выступают слезы от боли в ушах. Засовываю Бри за пазуху и завязываю крепче холщовый ремень рубашки, пес жалобно скулит, но не дергается.

Я готовлюсь сделать прыжок обратно, в сторону калитки. Стискиваю зубы, на которых скрипит песок. Но чья-то рука удерживает меня за ворот.

Когда оборачиваюсь, мой желудок болезненно сжимается. На меня смотрит темноволосый парень с беспощадным выражением лица. Черный китель, на погонах сверкает вышивка гематитом — похоже, что передо мной каштоун из каменного войска. О таких я много слышала, по Черновску ходили разные слухи о драгоценных воинах, но вижу я их впервые. В их крови течет сам камень, они безжалостны и жестоки, как скала, и у каждого есть способность убивать. Гематит. Значит, по щелчку парня моя кровь может застыть или закипеть. На его усмотрение.

Что самое страшное, он тянет меня вглубь сада, отдаляя от дома.

— Пусти! — Колочу руками по его бокам, пока он не откидывает меня в сторону, как провинившегося котенка.

— В укрытие! — бросает парень, и я замечаю за ним еще пару парней и одну девушку. Все как один каштоуны — драгоценные солдаты каменного войска.

Земля вибрирует под ногами. Раздается ужасающий грохот.

Я не могу поверить в то, что мой дом рассыпается по кирпичику, которые уносит ввысь торнадо.

Меня хватают за плечо и тащат прочь. Рот заполняется песком. Вихрь удаляется, оставив вместо дома огромную воронку.

2

— Еще одна выжившая? — слышу отдаленный голос и постепенно открываю слипшиеся тяжелые веки. Голову пронзает жуткая боль, словно мне стерли череп в порошок.

— Да, смотри, даже глаза открывает! — подтверждает низкий мужской голос, судя по мягкому тембру, должно быть он принадлежит молодому парню.

— Надо было оставить ее там! — шипит девушка. От ее фразы меня словно камнем бросает в пропасть. Сейчас я даже не в состоянии пошевелить и пальцем. Тело сжато, налито неподъемным железом.

Над собой я различаю белый потолок огромного помещения, краем глаза отмечаю, как мимо меня проскальзывают кушетки, заполненные ранеными людьми. Меня куда-то несут. Болезненные стоны, постукивание медицинских приборов, скрежет кроватей, шепот людей — от этих звуков мой желудок сжимается, а боль в голове разрастается сильнее.

Мы двигаемся, но из-за головокружения и подступившей тошноты, я даже не могу разобрать в какую сторону.

Пытаюсь сглотнуть, но сухость режет рот, словно внутрь насыпали битого стекла. У меня нет сил произнести ни слова, я полностью обездвижена.

Замечаю рядом девушку с длинными угольными волосами, в темно-синем платье. Еле различаю блеск драгоценных камней на ее плечах — сапфировые нашивки на китель, указывающих на ее принадлежность к Каменному войску. Образ девушки сразу напоминает о произошедшем. Она была там, с тем черноволосым парнем, каштоуном, который пытался меня спасти от мавридиев. Последнее, что я помню — его напряженное лицо, когда он напал на магов. Меня бы унесло торнадо, если бы не тот самый темноглазый каштоун. Но… Почему я не вижу его? Что случилось потом? Попытки выцепить из сознания все детали произошедшего лишь усиливают головную боль.

Лицо девушки полно ненависти, похоже, она недовольна тем, что я выжила. Я также замечаю ее припухшие и раскрасневшиеся глаза, как будто она плакала всю ночь. Рядом с ней парень, в белой рубашке, несет носилки. Приятный низкий голос должно быть принадлежит ему.

— Что с ней произошло? — спрашивает еще один мужчина, как только меня кладут на твердую как камень поверхность под ослепляющий свет.

Это похоже на ледяной операционный стол, который тут же заставляет меня поморщиться от холода, волной пробежавшего по телу.

— Упала с высоты. Метров десять. Ударилась головой. И еще пара мелких ран, — высокомерно фыркает девушка.

— Обследование. — доносится до меня со стороны незнакомый голос.

Я ощущаю, как мое тело трогают чьи-то холодные щупальца, но не в силах повернуться, чтобы рассмотреть. Мне страшно, хотя я понимаю, что если меня еще не убили, значит и не собираются.

— Хорошо, похоже на сильное сотрясение, позовите янтарщика, как освободится, пусть займется.

Меня убирают с кушетки и вновь куда-то несут. Затем, несколько рук бережно перекладывают меня на постель, по соседству с другими ранеными.

Однако, девушка с сапфировыми погонами все еще здесь, словно коршун, окидывает меня злостным взглядом и приближается ко мне. Знаю, она одна из каштоунов и убить меня ей не составит труда. Сердце сжимает паника, и мне горько от того, что я не состоянии сопротивляться. Когда я чувствую ее дыхание на моем лице, то перестаю дышать.

— Когда тебе станет лучше, ты пожалеешь, что не сдохла. — шипит, ее руки сжимают кушетку, я вижу, как все ее тело напряглось.

— Лейтенант Даларас, спокойнее, она не виновата в том, что произошло! — произносит парень в белом, чьи золотистые кудри почти достают до плеч.

Девушка окидывает его испепеляющим взглядом, ее ноздри яростно раздуваются.

— Если бы не она, Александр… — цедит сквозь зубы, а затем губа девушки дергается, глаза наполняются слезами. Каштоун отворачивается и пропадает из моего поля зрения.

Слышу, как рядом что-то громко брякнуло, словно кто-то кинул силой железное ведро об стенку.

— Лейтенант! Вы в больнице! Имейте совесть!

— Да пошли вы! — женский голос звучит уже издалека.

— Все в порядке, — мне в лицо заглядывает парень в белом, его светлые волосы мягко завиваются в короткие локоны, и кажется, будто голову обрамляет воздушное золотистое облако, — Меня зовут Макс, и здесь ты в полной безопасности. Моргни два раза, если ты меня слышишь.

Карие глаза медового оттенка смотрят в ожидании. Я моргаю, и чувствую, как скатываются слезы по лицу.

— Тебе больно?

Вновь моргаю.

— Сейчас придет янтарщик, он подлечит твою голову.

Мне все равно кто придет и когда. Закрываю глаза. Всплывает картина вихря, уносящего по кирпичикам мой дом вместе с моей семьей. Понятия не имею, где я сейчас. Что со мной будет. Зачем я здесь. Сердце лишь сжимается в маленькую точку, стремясь исчезнуть, выпрыгнуть из кошмара, в котором я застряла. Этого не может быть. Я все еще теплюсь надеждой что воронка на месте родного дома мне просто показалась.

Пусть девушка делает со мной все что захочет, лишь бы моя семья была в порядке.

— А вот и янтарщик. — Лицо Макса кажется спокойным и приветливым, это позволяет хоть на каплю убавить ужас внутри меня.

В поле зрения попадает лицо мужчины в очках, с седыми волосами, усталым лицом и в серой форме, вышитой золотистыми нитями.

— Что с ней случилось? — спрашивает он, и не теряя ни минуты, становится около кушетки со стороны головы. Я ощущаю как теплые руки касаются моих висков.

— Падение с высоты. — вводит в курс дела парень.

— Понятно. — Голос янтарщика приблизился к моим ушам, — Расслабься, дорогая, все будет хорошо.

Я начинаю ощущать теплую нарастающую вибрацию в местах, где пальцы янтарщика касаются моей кожи. Эта вибрация разрастается и проникает вглубь, вытесняя жуткую боль. Когда все проходит, я погружаюсь в сон...

Макс

3

Я открываю глаза. Чувствую тепло рядом стоящей свечи, лёгкое покалывание на коже, будто огонь касается меня даже на расстоянии. Следя за медленно стекающей каплей красного воска, я вдыхаю успокаивающий аромат с легкими ореховыми и травяными нотами. Он расслабляет, но ненадолго.

Я снова в зале лазарета. Вдоль стен тянутся кушетки, на которых лежат раненые. Иногда слышатся глухие стоны, но в остальном — тишина. За окнами темно. Значит, я спала долго.

Головная боль исчезла — янтарщик был прав. Я слышала о таких каштоунах: в их крови течёт янтарная сыворотка, дарующая способность лечить. Иногда они появлялись в нашем городе, помогая людям за определённую плату и практикуясь в лечении простых людей. Но я и подумать не могла, что они способны снять даже ту боль, которую я ощущала.

Но теперь приходит другая боль — жестокая, душащая, сжимающая сердце.

Перед глазами вспыхивает картина: мой дом. Затем — ослепительный свет, крики, удар по земле. Я моргаю, но изображение не исчезает, напротив, собирается пазлом, становясь всё отчётливее.

Ещё мгновение — и лёгкие отказываются принимать воздух. Я задыхаюсь.

Я поворачиваюсь на бок, тело требует движения. Бежать. Искать родных. Глаза застилают слёзы. Я резко встаю, но тут же запинаюсь о подол длинной сорочки, и больно падаю на пол.

Резкий укол боли в колене на секунду заглушает другую, душевную, и я, стиснув зубы, пытаюсь мыслить разумно. Я нахожусь в Каменном войске. Не понимаю, что со мной происходит. Нужно поговорить с кем-то, кто знает.

Я поднимаю голову и замечаю парня в сером халате, который приближается ко мне быстрым шагом.

Макс. Я узнаю его золотистые локоны.

— Спокойно, всё в порядке, ты в безопасности, — его голос звучит ровно, уверенно. Он наклоняется и осторожно помогает мне снова сесть на кровать. — Дыши. Всё будет хорошо.

Он смотрит мне прямо в глаза, делает глубокий вдох, а затем поднимает руку, приглашая повторить за ним.

Я, повинуясь, втягиваю воздух, и вдруг понимаю: его прикосновение странно успокаивает.

— Сколько пальцев? — Он поднимает два.

— Два.

— Отлично. А теперь скажи, как тебя зовут?

Я зажмуриваюсь. Простая, элементарная вещь ускользает от меня. В голове пустота, мысли разлетаются. После мучительной паузы я выдавливаю:

— Анна.

— Фамилия?

Тело бросает в жар. Мысли спутываются, и я с ужасом осознаю, что не помню.

Я качаю головой. Чувствую, как слёзы снова обжигают лицо.

— Спокойно, — Макс достаёт салфетку и осторожно вытирает мои щеки. Но от этого слёзы только льются сильнее.

Я пытаюсь вспомнить… Маму. Брата. Сестёр. Но перед глазами — только размытые лица, словно затянутые густым туманом.

— Дай себе время, ты всё вспомнишь, — тихо говорит он.

Я всхлипываю. Настолько плохо, что падаю лицом ему в плечо. Он медлит, затем аккуратно обнимает меня, его рука мягко двигается по моей спине. От этого я действительно начинаю успокаиваться.

— Сейчас я измерю твои параметры.

Макс отходит, возвращаясь через несколько минут с маленьким чемоданчиком, наполненным приборами. Я наблюдаю за плавными движениями его рук. Они уверенные, размеренные, внушающие доверие.

— Я хочу знать, что случилось, — прерываю молчание.

Он тяжело вздыхает, его челюсть напряжённо сжимается.

— Я не могу пока ничего сказать, Анна. Сначала нужно выздороветь. Янтарщик сделал своё дело, но результат нужно закрепить.

Я вглядываюсь в его лицо, пытаясь уловить хоть намёк, но Макс отводит глаза. Я могу только смотреть на его заострившиеся скулы.

— Однако, твое состояние значительно улучшилось за последние сорок восемь часов. Ты проснулась и вспо…

— Что? Сорок восемь? — мой голос хрипит. Макс растерянно приоткрывает рот.

— Ох. Да, это было необходимо для восстановления.

Он аккуратно складывает приборы в чемоданчик и что-то записывает в тетради.

— Сейчас важно сохранять спокойствие. Тогда ты быстрее придёшь в себя. Если ночь пройдёт хорошо, возможно, завтра тебе разрешат выйти на прогулку.

Он резко оборачивается на стон пациента, лежащего в конце холла.

— Мне пора.

Встаёт, но перед тем, как уйти, оборачивается:

— Если завтра тебе станет лучше, ты узнаешь больше о том, что произошло. Но пока — отдыхай.

Я смотрю ему вслед. Затем перевожу взгляд на красные свечи, расставленные у кроватей пациентов. От них исходит не просто свет, но что-то ещё. Энергия? Магия?

Вдыхаю глубже. Травяной запах вновь окутывает меня, как мягкое облако. Он успокаивает.

Но я знаю — за этим покоем скрывается буря...

4

Я не помню всех деталей, но одно я знаю точно – случилась трагедия. Макс не говорит об этом, чтобы дать мне восстановиться.

Сердце сжимается от боли. Я среди раненых в госпитале, черт возьми! И я понятия не имею что произошло с моей семьей. Молюсь чтобы они были живы. Чтобы мои размытые воспоминания оказались страшным сном.

Я слышу стон, он доносится через кушетку от меня:

– Ма… Ма… Мама…

Я приподнимаю голову, чтобы увидеть маленькую девочку. Ее волосы растрепались, а лоб покрылся испариной. Она крепко вцепилась в простыню, словно пытаясь во сне удержаться за кого-то. От увиденного мое сердце разбивается на части. Она примерно того же возраста что и мой брат… Чье имя пока я не могу вспомнить.

Но я смогу.

Встаю с кровати, чтобы подойти к малышке. Макс все еще в другом конце зала. Приблизившись, я беру руку девочки. Она утихает, но ее глаза все еще закрыты. Надеюсь, что ей снится мама, которую она зовет.

Мне остается просто стиснуть зубы от жестокости произошедшего, полноты которой я еще не знаю в деталях, но могу уже ощущать весь ужас и страдания.

Макс проходит рядом, его взгляд скользит по нашим с девочкой рукам.

– Она открыла глаза? – спрашивает, а я в ответ качаю головой.

– Я могу посидеть рядом с ней?

– Да, можешь. Только немного. Тебе тоже нужно отдыхать. Чем быстрее ты восстановишься, тем скорее узнаешь о том, что произошло.

Я киваю в благодарность и остаюсь рядом с малышкой. Поправляю ее волосы, одеяло, и вытираю лоб. Ее дыхание стало ровным. Надеюсь, что где-то моего брата тоже так успокаивают.

***

– Тетенька, – Будит меня детский голос, а я даже не заметила, что заснула рядом с малышкой.

– Все хорошо? – спрашиваю, и замечаю, что в окнах уже светлеет, а рядом сидит девочка с голубыми глазами, блестящими от горечи произошедшего. Ее губы плотно сжаты, она исподлобья изучает меня,

– А вы не видели мою маму? – Звучит тонкий голосок, а вопрос бросает меня в панику. Даже если ребенок кажется спокойным, я понимаю, что это может в миг измениться, если вдруг к ней придет память, или просто она вспомнит что именно произошло. Я даже сама до конца не понимаю случившееся, что я могу объяснить ей?

– Я… – запинаюсь, не зная, что сказать, но на помощь вовремя приходит Макс.

– Твоя мама сейчас не может быть рядом, но мы позаботимся о тебе. – Парень улыбается, а я чувствую подвох, но понимаю, что, как и я, девочка пока не должна знать правду, иначе она не сможет восстановиться. Я прикусываю губу, напоминая себе, что я не могу плакать сейчас, перед девочкой, которая возможно потеряла семью, так же как и я.

– Хочешь я тебе покажу свои приборы? – Макс открывает чемоданчик. – Сейчас мы измерим твои параметры и дадим тебе конфетку.

– Хорошо, – соглашается, – А мама не будет ругаться если я съем конфетку?

– Нет, не будет, – медленно отвечает Макс, но его скулы напряглись. – Анна, тебе лучше вернуться на свое место, скоро обход.

Я понимающе встаю с постели, но девочка резко хватает меня за руку.

– А можно, она останется? – Жалобно смотрит на Макса, сразу сообразив, кто здесь главный.

– Хорошо, но до тех пор, пока не придут врачи.

Девочка довольно улыбается. Пока Макс измеряет приборами ее показатели, она продолжает крепко сжимать мою руку.

– Отлично, – озвучивает вердикт Макс. — Если так дело пойдет, сегодня вечером ты сможешь выйти на прогулку.

– С Анной? – Девочка поворачивает ко мне голову, ее глаза полны надежды. А меня удивляет, что она больше не спрашивает о своей матери.

– Да, как только я проверю ее показатели. – Он улыбается нам обоим, а девочка прижимается ко мне своим телом. Так делал мой брат, в благодарность за мое согласие прочитать ему историю на ночь. Вспомнив об этом, мне становится невозможным сдерживать слезы, и я отворачиваюсь чтобы скрыть их от девочки.

– Кстати, меня зовут Макс, а тебя? – спрашивает парень невзначай.

– Ма… Ма… Мария… – Неуверенно отвечает девочка.

Парень вручает самой маленькой пациентке конфету в форме мышки—янтарного сахарного леденца, и записывает данные в свою тетрадь. Мы расходимся каждый по своим местам, как только в зал с высокими стенами заходит группа врачей. Я насчитываю шесть человек, их форма отличается от лекарской. Серая, как и у остальных медбратьев и медсестер, но на груди каждого из них висят каменные вшитые вставки. У кого-то я узнаю янтарь, у кого-то - красный рубин, а у кого-то - аметист. Они чем похожи на каштоунов, за исключением того, что их форма висит свободно и не имеет погонов, их лица покрыты шрамами вперемешку с морщинами.

Я наблюдаю как Макс деликатно показывает им карточки пациентов, избегая произносить вслух подробности. Доктора с нейтральными лицами осматривают больных, большинство из которых еще спят. Что-то подписывают в документах.
Мои глаза вновь начинают слипаться. Похоже в свечах есть успокаивающая эссенция, расслабляющая пациентов, отчего у них пропадает желание расспрашивать докторов о своем состоянии… Или о судьбе своих близких.

Поэтому, когда группа врачей проходит мимо меня и делает какую-то отметку в своих записях, я послушно сижу на кровати, как будто загипнотизированная мерцанием свечей.

Госпиталь всегда было страшным словом для меня. Но здесь все кажется иначе. Может из-за заботливого Макса. Может, из-за аромата красных свеч, стоящих маковым полем вдоль кроватей больных. А может, из-за того, что смотря на других, я понимаю, что мне еще повезло, ведь все мои части тела на месте.

После обхода, в зал заходит парочка девушек, толкающих коляски с едой, и оставляют у каждого на прикроватном столике наполненную кашей тарелку. Затем, заходят медбратья и бережно куда-то перевозят тех больных, кто так и не проснулся. Их места освобождаются.
— А куда их везут? — спрашивает Мария.

— Не знаю. А давай поиграем? Кто доест быстрее? — Я подмигиваю девочке, стараясь ее отвлечь, хотя внутри просыпается волна беспокойства.
Очень хочется верить, что их везут в место, где им смогут помочь.

5

Майором Чертога каменного войска не рождаются — им становятся сквозь кровь, камень и пепел.
Это звание — не титул, а клеймо, выжженное на теле и душе: трехсот каштоунов под началом, три сотни каменных сердец, бьющихся в такт с волей одного.
Чтобы стать майором, нужно доказать Королеве свою стоимость — не словами, а телами павших врагов и претендентов.
Сила — лишь начало. Только тот, кто подчинил камень внутри себя, может подчинить и других.
У майора нет жалости, нет сомнений, нет поражений. Его сердце — не пылает. Оно глухо стучит, как удар горного молота.

Из летописи Каменного королевства

Анна

Он приближается в компании темноволосой девушки в синем наряде. Ее я тоже помню. Она была там, в Черновске, когда мой дом унесло ветром. И я видела ее в зале лазарета, когда впервые очнулась в этих стенах. Она угрожала мне расправой. Тогда ее лицо казалось заплаканным, сейчас оно белеет бледным и бесчувственным фарфором.

Я замираю, недоумевая в чем дело. Потому что если парень меня спас тогда, то зачем сейчас он надвигается на меня словно цунами, готовое растерзать своими жесткими волнами. В груди просыпается желание убежать, скрыться за ближайшим деревом, чтобы избежать грозящего столкновения, но я продолжаю стоять, хоть и предчувствую беду. А ведь я должна этому человеку жизнь. Он спас меня. Слова благодарности, почему-то не складываются в достойную фразу, наоборот, они словно чайки, разлетаются в разные стороны по мере его приближения.

– Напоминаю, что вы в госпитале, майор Аркас, – Макс прикрывает меня собой, но как только каштоун подходит ближе, то одним и четким движением врезает кулаком по лицу защищающего меня парня.

От удара Макс падает в сторону, а каштоун грубо хватает меня за плечи и больно припечатывает к стволу дерева, выбивая воздух из легких. Он огромен, выше меня на голову, рядом с ним я ощущаю себя беззащитной соломинкой в надвигающемся урагане.

– Ты… – шипит он, и его губы дергаются от ярости, как будто он много чего собирается мне сказать, и подбирает такие слова, которые сделают мне больнее чем его впившиеся в мои плечи пальцы. Безжалостные руки все сильнее вжимают в кору дерева.

Страх сдавливает горло, я не могу даже умолять его, мой голос пропал. Мои попытки освободится безрезультатны, руки беспомощно скользят по его кителю, но я даже не в силах его оттолкнуть. Он стоит как скала.

– Я уничтожу тебя. – Его глаза сощуриваются, каштоун заносит вверх руку, и начинает поворачивать пальцы, словно вырывая чье-то сердце из груди. И я понимаю, что по одному его щелчку и я буду мертва.
Зачем? Зачем тогда надо было спасать меня, чтобы теперь так убить?

Я сразу чувствую, как моя кровь начинает кипеть — действие сил каштоуна, словно раскаленный металл, обжигает мои вены. С моих губ срывается хриплый крик. Он убивает меня. На глазах у всех. Время растягивается, как будто испытывая мое сердце на прочность: сколько раз оно еще ударит по грудной клетке, прежде чем остановиться под воздействием сил майора.

Я вижу, как пациенты смотрят на нас. С ужасом. Они боятся.
В глазах темнеет.

– Отпусти ее! – Внезапно на каштоуна с кулаками набрасывается Мария. Она с такой яростью колотит его, какой не ждешь от ребенка.

Крики девочки привлекают внимание медсестер, которые окружают нас. Но никто не решается подойти, тем более что спутница майора злобно преграждает путь.

Действия бесстрашной Марии, не понимающей до конца какой опасности она себя подвергает, отвлекают каштоуна, и его хватка слабеет. Я ощущаю как кровь вновь начинает течь в моих венах.

Теперь каштоун поворачивается в сторону девочки, вновь занося руку в ее сторону, я же падаю на колени, с трудом стараясь оттянуть Марию от каменного воина и прикрыть собой. Только не это!

— Не трогай ее. — цежу сквозь зубы, пока пытаюсь совладать со своим телом.

Такое ощущение, что моя душа готова вырваться наружу. Жар с каждой секундой отступает, оставляя место дикому желанию расчесать вены, вырвать их из моего тела.
— У тебя ведь со мной проблемы? — с вызовом смотрю в его глаза. — Оставь ее в покое!

Сердце леденеет от страха, но я продолжаю погружаться с головой в эти черные дыры, поглощающие душу, готовы выпить до капли мою кровь. Черты лица каштоуна холодны как сталь. Он убьет меня, я не сомневаюсь.

Я ощущаю, как руки Марии, обнимающие меня, странно обмякли. А повернувшись к ней, замечаю, что лицо девочки побледнело. Глаза закрываются, и я еле успеваю ее подхватить, чтобы она не ударилась головой. Прижимаю к себе.

— Ты — монстр! — Мой голос срывается. — Помогите, кто-нибудь!

Но все стоят как вкопанные и смотрят на майора. Словно он единственный кто решает кому жить, а кому умирать. Все ждут его разрешения. Даже Макс, сидящий в стороне с разбитым в кровь лицом, молчит.

— Помогите! — всхлипываю. — Она же совсем ребенок!

Я обнимаю обмякшую малышку и неуклюже, задеревенелыми руками, пытаюсь растормошить. Сейчас я ненавижу этот мир. Этот жестокий холодный мир, где из-за взрослых погибают невинные дети!

— Помогите ей, — Приказывает майор, расслабляя и опуская вниз свою руку. Его скулы все еще напряжены, а губы плотно сжимаются в полоску. Медсестры наконец-то подбегают к девочке чтобы оказать помощь. К моему большому облегчению она быстро приходит в себя.

— Что с ней? — нетерпеливо рявкает медсестре каштоун.

— Все в порядке. Похоже просто упала в обморок. — дрожащим голосом сообщает девушка.

Майор Аркас присаживается рядом со мной на корточки так, что наши лица оказываются на одном уровне и впивается глазами.

— Ты пожалеешь, что выжила. Ты будешь умолять, чтобы я тебя убил, — он говорит уже без ярости, но его холодный голос словно острым кинжалом вырезает обещание в моем сердце.

Я чувствую, как дрожит мой подбородок, но не сдаюсь, и смотрю в его глаза до тех пор, пока он не поворачивается к девушке-каштоуну и рывком кивает в сторону выхода. Я упираюсь взглядом в его спину, ощущая беспомощность и понимая, что он обязательно доведет до конца то, что начал. Только когда его силуэт скрывается за входом в парк, я начинаю дышать.

6

— Что? Его брат погиб из-за меня?

Смесь ужаса и вины накрывает меня, когда Макс терпеливо кивает в подтверждение. Верхушки сосен начинают кружиться, над головой, и я сильнее вжимаюсь в ствол дерева, как будто это единственная опора. Боль возвращает меня в тело.
Так вот почему этот парень меня ненавидит. Я вспоминаю тот момент, когда темноволосый парень вышел сразиться с мавридиями, а потом… Я потеряла сознание. Я даже не допускала мысли, что он погиб после того.

— Ты не виновата, Анна. — успокаивает Макс, замечая, как меня начинает колотить мелкой дрожью. — Просто с горя люди совершают ошибки.

— Они все погибли, так ведь? — Я прижимаю к себе коленки, словно боясь, что разлечусь на мелкие части от горя.

Макс смолкает. Он подвигается ко мне ближе, обнимает. А я даю волю слезам.

Он так и не ответил, живы ли мои близкие. Зато я точно знаю, что погиб тот, кто меня спас. Надежда ускользает из моего сердца. Их нет. Поэтому он молчит. Их нет. Нет не просто в сознании, где я с трудом помню их лица, имена… Их нет в моей жизни. Я больше не увижу мою семью… Вдруг, я даже не вспомню?

— Мария тоже осталась одна. Пусть еще этого не знает. Но у нее теперь есть ты. — Макс прерывает горькое молчание, его серая форма намокла от моих слез.

Я понимаю, что осознание того, что я нужна Марии, как возможно сейчас мой брат нуждался бы в ком-то, — помогает мне жить дальше. Я цепляюсь за Марию, словно за последнюю ниточку жизни.

— Но есть же возможность что моя семья еще жива? — сквозь слезы спрашиваю.

— Прости, я не могу дать тебе эту надежду. Меня не было там. Исходя из раппорта Лейтенанта Даларас из выживших только ты.

— Но почему? Почему все это случилось со мной? С моей семьей? — Я проглатываю вместе со слезами слова.

Это несправедливо! Наша семья, наш маленький город, мы никогда не были против кого-то. Не воевали! Всегда жили мирно.

— Почему?

— Мавридии хотели захватить вашу территорию. Поэтому каменное войско пришло вас спасать. Нападение готовилось давно, а ваш дворец отрицал такую вероятность.

— Почему? — Я повторяю вопрос сквозь слезы. — Почему они? — Мое сердце разрывается на части.

Макс кладет мне руку на спину, рядом с шеей. Я начинаю ощущать легкую теплоту и спокойствие.

— Ты тоже? Ты тоже один из них? — спрашиваю, имея в виду то, что у него есть способности, по крайней мере те, которыми он сейчас пытается меня успокоить. Значит в нем тоже течет каменная сыворотка.

— Я… лекарь… Во мне тоже есть сыворотка, но я не воин. Я не каштоун.

Сейчас даже это название заполняет меня ненавистью. Мавридии… Каштоуны… У них есть способности, магия, они могут убивать, могут лечить. Словно боги, сошедшие с небес, они управляют жизнью таких как мы, простых людей. А я не могу даже вспомнить имена родных!

— Анна. — тихо шепчет он мне на ухо. — Можно я покажу тебе кое-кого, только обещай, что это будет нашим секретом.
Я отрицательно мотаю головой. Я никого не хочу видеть. Тем более сейчас.
— Ты будешь рада его увидеть вновь.
Я поднимаю голову, чтобы встретиться с двумя янтарно карими глазами. — Если ты не можешь идти, я отнесу тебя.

Прикосновения парня, заставляют меня обмякнуть в его руках. Я послушно обнимаю его за шею, пока он, с подбитой щекой, поднимает меня с земли и несет вглубь внутреннего двора.

Мы подходим к арке, где нас встречают два охранника. Макс кивает им, и они нас пропускают. Вскоре, белое здание лазарета исчезает за соснами.

Куда он несет меня? Почему в лес? Насколько я могу ему доверять? Жаль, что сил не осталось, голова затуманена, и я прижимаюсь к плечу Макса. Мне все равно.
Пока я не слышу знакомое тявканье.
— Бри! — срывается с моих губ.

Я всхлипываю.

— Это его имя? — интересуется Макс с теплой улыбкой на губах.

— Я сама. — говорю ему, и спрыгиваю с его рук. На мгновение я забываю обо всем, даже о боли и о неприятной встречи с братом погибшего каштоуна. Я в два прыжка подлетаю к заброшенной хижине, и зайдя во двор находу его.

— Бри жив! — вскрикиваю, обнимаю послушный комок золотистой шерсти. Я чувствую его язык, скользящий по моей щеке. — Но как? Если ты жив, то… — Спрашиваю у пса, как будто он сможет мне все рассказать.

Прижимаю его сильнее к груди одной рукой, другой снимая потрепанный, не по размеру ошейник. На помощь подходит Макс, который помогает снять щенка с привязи. Рядом я замечаю даже маленькую будку из деревянной коробки.

Я ловлю взгляд Макса.

— Как он здесь оказался?

— Я не могу тебе это сказать. Нам запрещают заводить животных. Но мы нашли это местечко…

— Мы?
— Прости Анна, я не могу всего тебе рассказывать. Знаешь, если старший узнает, нас будет ждать суровое наказание, а его… — он указывает рукой на Бри, и я холодею от ужаса.

— Здесь все так строго с животными? — неприятно удивляюсь я.

— Таковы правила. Которые мы уже нарушили. Теперь, главное, не усугубить. — Макс ободряюще хлопает меня по плечу, а затем поглаживает мягкую, пусть и измазанную в лесной грязи, шерсть Бри.

— Спасибо. — отвечаю я.
Макс не отвечает. Почесывает радостного щенка за ухом.
— Если он жив, то… Может быть и мои…

— Нет. — качает парень головой. — Прости, больше о выживших я ничего не знаю.

Я сглатываю накопившуюся горечь в горле. Бри жив. Это уже что-то. А еще есть Мария. И Макс…

Визуалы 1

Дорогие читатели,
Представляю вашему вниманию визуалы героев)

Николай Аркас. Гематитник.


Макс

Александр Аркас. Гематитник.

Анна Калазиас с Бри.

Мария с Максом


Если вы хотите увидеть кого-то из персонажей или какое-то место: напишите мне в комментарии.

Приятного чтения!
Мия

7

— Постой, как ты узнал, что это Бри? То есть, как ты узнал, что это мой щенок? — вопросы продолжают слетать с моих губ.
— Его привезли вместе с тобой, он не хотел от тебя отходить и жалобно скулил. Мы не могли впустить его в лазарет. Пришлось вас разъединить.

— Спасибо. — благодарю его еще раз и погружаюсь щекой в его мягкую шерсть.

Я понимаю, что Макс сделал для меня много, его отношение ко мне… Оно совсем другое, по сравнению с тем, как он относится к остальным пациентам. Или мне просто кажется? Или, мне просто хочется в это верить? Потому что сейчас я боюсь быть одна. Одна в лазарете, в этом непонятном месте, в каменном войске… Душа как будто ищет кого-то, к кому можно прильнуть и опустить голову на плечо.

— Нам лучше не задерживаться надолго в лесу. — предупреждает Макс касаясь пряди моих волос и аккуратно заправляя ее за ухо.

— Когда я могу навестить Бри? Он сытый. Вы его кормили? — я не спешу ставить своего любимца на землю и прощаться с ним.

— Кормили. Еще как. Ты сможешь навещать его, когда я на дежурстве.

Я ставлю пса на землю, он скулит и трется об ногу, как будто понимает, что сейчас я тоже уйду.
— А можно я покажу его Марии? Уверена, ей это пойдет на пользу! — продолжаю я говорить, чувствуя, как во мне просыпается желание жить дальше.

Я опускаюсь к Бри, подбираю ошейник. Придется вновь его надеть на любимца.

— Смотря как она будет себя чувствовать. Кстати, о Марии… Ее завтра переведут в детский корпус. Там она продолжит лечение, будет учиться и расти.

Глаза сами собой наполняются слезами, а застежка на ошейнике Бри отказывается закрываться.

— Переведут…

— Она ребенок, и ей нужны другие условия. — объясняет мне Макс.

— Эй… — он садиться рядом на корточки. Два пальца поднимают мой подбородок выше, и я встречаюсь с янтарным взглядом. — Ты сможешь с ней видеться. Она будет рядом. Просто дальше выздоравливай.

Я киваю. Пожалуй, альтернатив у меня мало, я практически ничего не знаю о том, как устроено каменное королевство и что меня ждет. Скоро и меня куда-то переведут. Я не могу оставаться в этом лазарете. Что со мной будет после? Что меня ждет? Смогу ли я забрать с собой Марию и Бри? Смогу ли вернуться в разрушенный Черновск?

Справившись с ошейником, я встаю и грустно улыбаюсь щенку. Мы молча отходим от заброшенной хижины, петляя между деревьев и возвращаясь в лазарет. Ощущаю, что после испытания сил майора на мне, я вновь владею своим телом и иду сама.

— Как твоя щека? — прерываю я лесное молчание.

— Мелочи. Бывало и хуже.

— А почему ты не каштоун?

— Я… Не подумай ничего плохого. Я просто не закончил обучение в Горниле Камня и не смог стать полноценным каштоуном. Для таких как я находят другие применения, например лечение и помощь в лазаретах.

— Горнило Камня… Звучит зловеще. — Почему-то меня внутри коробит от этого названия.

— Ах, это наша военная академия, через нее проходят все способные стать… драгоценным воином. Просто не все заканчивают или… — Макс осекается, но я и не особо горю желанием узнать подробности об этом учебном заведении.

— Как его звали? — спрашиваю я.

— Ты о ком?

— О брате майора. Тот, что… — Спрашивать о человеке, который погиб из-за меня — тяжело. Слова застревают в горле.

— Александр. Его звали Александр. Я был с ним знаком в Горниле. Мы учились вместе. Он был отличным студентом. Несравненный гематитник, как и его брат близнец.

— Мне жаль…

— Ты не виновата.

Я понимаю стремление Макса меня успокоить… Но как же сложно просто так взять и избавиться от этого тягостного ощущения, что… Что гибели молодого парня можно было избежать. В голове вертится «если бы не я», а также эхом отбивает голос майора «ты пожалеешь, что выжила».

Молча мы проскальзываем мимо стражей и доходим до входа в зал лазарета.

— Мне пора, иначе я могу не успеть до комендантского часа. Но завтра мы увидимся.

Макс сжимает мою ладонь. И убирает, как только мимо нас проходит та самая медсестра, что накладывала ему ледяную повязку.

— Хорошо он тебя приложил... Макс, тебе еще нужна помощь? — спрашивает она, внимательно разглядывая его подбитую щеку. Затем, обращается ко мне: — Вам лучше поспешить внутрь, дежурный уже проверяет все ли пациенты на месте.

Я прощаюсь с Максом и, пройдя сквозь ряд красно кровавых свечей, возвращаюсь на свою койку. Новый дежурный, парень со смуглым лицом, выглядит сосредоточенным. Меня он удостаивает беглым взглядом и быстрым измерением параметров.

Усталая, я сажусь на койку Марии, обнимаю ее, рассказываю какую-то сказку.

Потом, погружаюсь в сон.

Мне снится он. Черный каштоун. Не майор. Его брат. Мы стоим посреди разрушенных домов, пока вихрь уносит прочь кирпичи и доски зданий.

Он просто смотрит на меня и безмятежно улыбается. На его лице спокойствие. Черный плащ за спиной каштоуна дергается от порывов ветра. Я замечаю на его форме темно красную вышивку, цвета запекшейся крови.

А затем, Александр поворачивается и уходит. Я бегу за ним, прошу вернуться, но он непреклонно шагает вперед. Я хватаюсь за его плащ, который тут же ускользает из рук, как мелкий песок.

Когда он все же останавливается и поворачивается ко мне лицом, взгляд его глаз становится жестким и бессердечным. Это больше не Александр. Это майор. Его рука впивается в мое горло, на губах появляется угрожающая ухмылка, а в ушах раздается: «Ты пожалеешь, что выжила».

8

О призывниках:

Каждый, чей возраст не младше шестнадцати зим и чье тело не сломлено хворью, обязан явиться во дворец Каменной Королевы.
Те, в чьих жилах может пробудиться камень, должны пройти Пещеру Самоцветов и принести присягу Королеве.
Новая кровь для новой эры.

Сомнение — измена. Побег — предательство.

Пещера Самоцветов карает это смертью.

Из летописи Каменного королевства.

Анна

На следующий день Марию переводят в другой корпус - в детское отделение. Девочка отчаянно не хочет расставаться, цепляется за мою руку и умоляет остаться. В ее глазах стоят слезы. Макс, заметив ее состояние, разрешает мне ее успокоить и проводить до нового места.

Путь от основного здания до детского занимает всего пять минут пешком. В детском корпусе атмосфера кажется спокойной и дружелюбной. Гурьба ребятишек разных возрастов быстро окружает Марию. Их около двадцати, каждый представляется и рассказывает новенькой о своем любимом занятии. Вскоре, она расслабляется и бежит играть с ровесницей в какую-то игру.

Я пользуюсь моментом, чтобы рассмотреть стеллажи игровой комнаты, где замечаю не только пестрые издания про каштоунов, но и целую коллекцию игр - от шахмат до домино, изготовленных из разных минералов. Воспитатели приветливы и заботливы, хоть и носят тусклую и серую униформу, как и другие в лазарете. Однако, мне кажется странным, не увидеть ни одной мягкой плюшевой игрушки.

Перед тем, как уйти, я обещаю Марии навестить ее завтра, а потом, возвращаюсь в лазарет с медсестрой Зиной, которая вместе со мной отводила девочку в детский корпус. По пути мои глаза пробегаются по одинаково квадратным двухэтажным серым зданиям, образующих целый городок, обнесенный высокой стеной. Чтобы выйти отсюда, нужно пройти стражей, но как мне объяснил Макс, больных и даже выздоровевших не выпустят без особого на то разрешения или приказа.

Как только я возвращаюсь с прогулки, Макс сообщает, что так как мое состояние стремительно улучшилось, меня тоже переводят в другое отделение. У меня появляется возможность еще раз пройтись вдоль кирпичных серых монстров и толстой бетонной стены, но на этот раз, я вижу за ней высокие верхушки деревьев. Значит, с одной стороны этого городка стоит лес, а с другой — еще предстоит узнать. Манящие из-за стены сосны невольно заставляют подумать, как там Бри, посреди этого леса и в заброшенной хижине. Ветер доносит до меня характерный хвойный аромат, и на мгновение мне кажется, что я слышу шелест листвы, зовущий на свободу. Но страж у ближайших ворот напоминает, что выход отсюда не так прост, как может бы показаться.

Макс лично провожает меня до "корпуса выздоровевших", как он его называет, и миновав длинный серый коридор, освещенный красными свечами, открывает дверь в одну из многочисленных комнат с номером тридцать два.

– Вот. Как тебе? Здесь тебе будет спокойнее. – говорит он мне, показывая новую комнату, в которой я замечаю четыре кровати. Рядом с каждой – маленький шкафчик, размером больше, чем тумбочки в лазарете, на которых помещались только свечи и маленькая миска с едой.

Я вижу, что большинство мест уже занято - на трех кроватях аккуратно постелено белье. Последнее спальное место, расположенное у самой двери, пустует - там только шершавое одеяло без простыни и потускневшая подушка без наволочки. Макс размещает мой узел со свежим постельным именно на этой кровати.

Теперь я стою и осматриваю свое новое место. Комната не кажется маленькой, особенно учитывая, что она предназначается для четырех человек. Радует окно, которое выходит на лес. Однако, меня придавливает какая-то тоска и пустота стен. В глубине сознания я отрывками вижу свой дом и комнату, однако, чем глубже я пробую погрузиться в воспоминания, тем сильнее на меня накатывает головная боль, и я отбрасываю эту затею.

– Мне нравится. – как-то сбито отвечаю я, будто сама не верю в то, что говорю.

Макс подходит ближе и внимательно всматривается мне в лицо.

– Ты не умеешь врать. — Он улыбается с умилением, как отец, который заметил невинную ложь своего ребенка. — Не переживай. Это временно. Если хочешь, завтра вечером мы можем вместе навестить Бри.

Мысль о щенке меня бодрит.

– Конечно хочу. – отвечаю я не раздумывая и погружаясь глубже в янтарные глаза Макса.

Я осознаю, насколько мало расстояние, между нами, только когда слышу скрип двери и замечаю три заинтересованных девичьих личика, заглядывающих к нам.

– Здрасте. – говорит одна из зашедших девушек, с золотистыми волосами. – Извините что помешали, но это наша комната. И как бы…

Пока я прикусываю от стыда губу, Макс окидывает взглядом вошедших девушек.

– Знакомьтесь, ваша новая соседка по комнате. Анна. – представляет он меня.

– Новенькая. – подытоживает темноволосая девушка. – Я Дана. Это Алена, а это Ванда.

– Ладно, я оставлю вас. Анна, увидимся завтра сразу после полдника. – Макс подмигивает мне, его улыбка завораживает не только меня, и как только дверь за ним закрывается, я слышу восторженное тройное “У-у-у”…

– Вы вместе? С ним? – садится на мою кровать Алена.

– Между вами… – Ванда чертит пальцами в воздухе маленькое сердце.

– Нет, мы просто общаемся. И кстати, рада с вами познакомиться.

Дана прищуривает глаза.

– Увидимся завтра сразу после полдника. – передразнивает она Макса. – У вас свидание? – девушка облокачивается на спинку моей кровати и выжидающе смотрит.

Удивительно, я только что встретилась с ними, но единственное что их заботит, это мои отношения с Максом?

Словно прочитав мои мысли Дана поправляется и садится рядом с Аленой.

– Новенькая, здесь не так много развлечений, и помимо серых стен и тошнотворных свечей, расставленных повсюду, включая уборную, у нас нет простых мирских радостей. Здесь даже нет глупеньких романов, которые можно почитать и забыться, одни познавательные книжки и рассказы о величии каменной королевы. Так что, делись. Мы все видели.

9

Все, чьи имена прозвучали в переполненной столовой, немедленно спускаются в подвал. Нас около тридцати человек, среди которых девушки и парни приблизительно моего возраста, и сейчас мы стоим возле двери с надписью «Архивы».

Посланец королевы спускается последним, и когда проходит мимо нас по узкому коридору, освещенному красными свечами, то заглядывает каждому в лицо, словно разглядывая картины в галерее. Мне это кажется странным, я успеваю досчитать до десяти, пока он неподвижно и молча стоит напротив меня.

Он открывает дверь архива черным ключом и вызывает первого из нас.

Затем, каждые десять-пятнадцать минут дверь архива открывается, выпуская очередного бледного как мел человека. Я пытаюсь поймать взгляд Даны или Ванды, но они смотрят в пол.

В коридоре прохладно. Красные свечи на стенах отбрасывают жуткие тени, превращая лица ожидающих в гротескные маски.

Наконец, дверь открывается для меня. Я захожу, в нос сразу же ударяет запах старой бумаги. Посланец сидит за массивным деревянным столом, перед ним – стопка документов. Он указывает на стул напротив и открывает верхнюю папку.

Я присаживаюсь и рассматриваю его китель, в ожидании хоть какой-нибудь фразы, потому что тишина в этой комнате как будто давит на виски. На темно-синей форме посланника поблескивают погоны с камнем глубокого синего цвета с золотистыми прожилками, в тон глаз мужчины. Мне становится интересно, силой какого камня он обладает и на что способен. Он кажется мне довольно молодым, лет тридцати, даже несмотря на пробивающиеся седые волосы.

— Меня зовут Дмитрий и я каштоун-лазурит. — говорит он тихо, не поднимая глаз, но я все равно вздрагиваю от неожиданности. Его голос пронизывает насквозь, как будто добираясь в мозг не через слух, а через что-то еще… Может мне просто показалось.

— Анна. Что вы помните о себе? — внезапно спрашивает он, наконец поднимая на меня темно-синие глаза.

— Я из Черновска. — отвечаю, немного смущаясь и пытаясь понять, что еще я могу ему рассказать: что у меня есть семья, но я ее не помню?

— Этого достаточно. Что вы знаете о Каменном Королевстве? — вопрос застает меня врасплох.

— Я знаю, что оно граничит с Яксинтией. Что находится в конфликте с Мавридией. Что… — голова начинает слегка кружиться. — Что Каменное Королевство пришло нам, черновцем, на помощь, защищая от мавридиев.

Я говорю то, что слышала. Дмитрий кажется доволен ответом.

— А что вы знаете о каменном войске?

— Что оно состоит из каштоунов. Тех, кто получил каменную сыворотку.

— А вы знаете, что дает сыворотка?

— Силы?

— Да. И особые способности. Анна, я вас поздравляю, по всем параметрам вы подходите для присяги и получения каменной сыворотки. Я вручаю вам эту повестку. — Дмитрий кладет передо мной плотный лист пергамента цвета слоновой кости. В верхнем правом углу – герб Каменного Королевства: щит с кристаллом в центре, двумя скрещенными мечами и извивающимся змеем.

"По указу Ее Величества Каменной Королевы..." – читаю я первую строку. Дальше идет мое имя, выведенное каллиграфическим почерком, и номер комнаты.

— Могу я спросить… — начинаю я, желая узнать о том, что значит присяга и сыворотка, но посланник меня обрывает.

— Через неделю вы будете иметь честь явиться во дворец с остальными призывниками. Там вы принесете присягу Ее Величеству Каменной Королеве, докажете свою преданность, пройдя сквозь Пещеру Самоцветов. И когда камни признают вашу искренность и выберут своим носителем — вы отправитесь в Горнило Камня, где подготовитесь к получению сыворотки. После — станете драгоценным воином чтобы служить нашей Королеве и помогать ей восстанавливать справедливость в этом мире.

Слова Дмитрия врезаются в голову словно дротики, въедаясь глубоко и надежно. Он протягивает мне какой-то документ, перо и чернила.

— Распишитесь. — приказывает он, и я послушно выполняю.

Я не задаю вопросов, потому что мне внезапно становится страшно.

— Можете идти. До скорой встречи Анна. — кидает он мне, а затем, словно что-то вспомнив, добавляет: — Моя сила — читать мысли простых людей.

Сначала я ахаю от неожиданности, что спросила об этом вслух и даже не заметила, но потом, я ахаю еще раз, когда до меня доходит, что мне не надо было произносить вопрос, ведь он может читать мысли.

— А… А мысли каштоунов вы тоже читаете? — отчего-то слетает с губ вопрос, и я ловлю его холодную полуулыбку.

— Нет. — отрезает он, и опускает голову к следующей папке, четко давая понять, что наш разговор окончен.

10

— Я знал, что это произойдет, но не думал, что так быстро… — задумчиво говорит мне Макс, пока мы проходим под аркой со своим стражами, направляясь в сторону леса и заброшенной хижины с Бри.

— А я не думала, что у меня не будет возможности отказаться. — грустно отвечаю я, вглядываясь в лучи закатного солнца, играющие в верхушках деревьев. Я чувствую, что когда-то в прошлой жизни, которую я туманно помню, такие закаты вызывали во мне теплоту и предвкушение вечерней сказки. Но сейчас я чувствую напряжение и поднимающийся внутри страх.

Посланец Дмитрий говорил об искренности, но я ее совсем не чувствую. Как я могу с уверенностью сказать, что преданна Королеве? Я ни разу ее не видела, не знаю ее мотивов или даже обещаний. Простое «поиск справедливости в мире» звучит слишком широко. О какой справедливости идет речь?

Внутри меня борются противоречивые чувства - с одной стороны, я понимаю важность присяги, а с другой - всё кажется каким-то неправильным, навязанным и фальшивым. Мне хочется верить в правильность происходящего, но сомнения упрямо прогрызают себе путь изнутри.

— Что, если моя присяга будет неискренней?

— Что ты имеешь в виду? — рывком останавливается Макс и его светлые волосы ловят солнечный свет, загораясь золотом.

— Посланец говорил об искренности и преданности, но что, если я этого не чувствую?

— Даже не думай об этом. Каждая присяга искренна и… — Он тяжело вздыхает, и меня накрывает новой волной тревожности. — Ты должна знать, что не все выживают после Пещеры Самоцветов.

Мои зубы смыкаются, а брови сдвигаются, в попытке вообще понять, как будет проходить присяга.

— Камни выпускают только преданных королеве. Это особая древняя магия, которая позволяет отсеять предателей. — объясняет Макс.

— Точнее, убить их? — слетает с моих губ.

— Тебе следует осторожнее выбирать слова, и следить за тем, что ты думаешь. — Он демонстративно трогает указательным пальцем свой висок. — До присяги и во время перехода через пещеру самоцветов, тебе нужно быть уверенной в преданности королеве. Ты не должна думать о другом или сомневаться. Если хочешь выжить.

Макс говорит это серьезным голосом, и я считываю волнение в его тоне.

Мысли в моей голове путаются, превращаясь в тугой узел страха и отчаяния. Кожа холодеет. Даже думать нельзя свободно? Как в таком случае быть искренней? Получается, нужно полностью стереть себя, чтобы выжить?

Макс словно замечает, как я бледнею. Его рука ловит мою, теплая, надежная.

— Эй, посмотри на меня. – его голос звучит мягче. – Я не хотел тебя напугать. Я уверен, что ты справишься. Как с присягой, так и с сывороткой.

— Ты хочешь, сказать, что принятие сыворотки тоже может быть смертельным?

— Да, но твои параметры сильные. Ты выдержишь. Тебе не о чем сомневаться или переживать.

Паника накрывает меня удушливой волной.

— Анна. – Макс притягивает меня ближе, обхватывает за плечи. – Дыши. Просто дыши.

Я утыкаюсь лбом в его грудь, вдыхаю запах трав и чего-то теплого, древесного.

— Мы сейчас просто дойдем до Бри. Покормим. Поиграем. Все будет хорошо. – шепчет он мне в макушку, и я чувствую, как теплая волна смывает тревогу.

Он воздействует на меня своими силами.

— Я не хочу, чтобы ты делал это. — говорю ему с горечью, потому что понимаю, Макс старается мне помочь, однако я хочу оставаться сама собой и избегать искусственного спокойствия.

Я поднимаю голову, встречаясь с его взглядом. Янтарные глаза смотрят с нежностью и пониманием. Его большой палец мягко проводит по моей щеке, стирая слезу, которую я даже не заметила.

— Понимаю. Я не буду, пока ты сама этого не попросишь. — спокойно отвечает он мне.

Я отстраняюсь от его рук и продолжаю идти в сторону хижины. Мне кажется, что отношения с Максом зашли слишком глубоко, чтобы быть просто дружескими. Я забыла подумать, хочу ли я этого на самом деле? Или просто ищу опору.

— Что будет с Бри, пока меня не будет? — пытаюсь сменить тему разговора.

— За него можешь не беспокоиться. Мы позаботимся о нем… Вместе с Марией. Обещаю. — догоняет меня Макс.

Я представляю как обрадуется Мария познакомившись с Бри.

— Как ты думаешь, когда я смогу вернуться сюда, после присяги и всей этой истории с Горнилом? — продолжаю я расспрашивать детали.

— Эээ… Сложный вопрос. Те, кто получает сыворотку, проходит определенный путь, чтобы синхронизироваться с силой камня, и это занимает определенное время…

— Сколько?

— Может год. Может два.

Я опираюсь на ближайшее дерево, пытаясь осмыслить услышанное. Год или два? Слишком долго. В легких перестает хватать воздуха, настолько я чувствую себя зажатой в новой реальности и правилах. Они сдавливают, словно пытаясь изгнать ту Анну, которой я была до трагедии. Мне даже не хочется больше плакать. Кажется, будто все что было - было во сне. Или наоборот, что я застряла в каком-то непонятном кошмаре.

Я делаю шаг вперед. И еще один. Стараясь не поддаться кричащей внутри беспомощности. Я просто выбрасываю из головы все, что может сейчас помешать моему выживанию.

Впереди показывается хижина. Сквозь щели в досках пробивается свет заходящего солнца, окрашивая всё в теплые оттенки. Едва мы подходим ближе, как изнутри доносится радостный лай.

— Бри! — я подхожу к двери.

Щенок встречает меня прыжками и восторженным повизгиванием. Я падаю на колени, позволяя ему облизывать мое лицо.

— Кто-то явно соскучился, — смеется Макс.

11

Время в лесу пролетает незаметно. Вскоре мы возвращаемся в лазарет, а затем Макс помогает мне раздобыть иголку с нитками, и немного ткани. В этом ему помогает медсестра Зина. Я возвращаюсь в комнату к Дане, Алине и Ванде, но застаю их с унылыми лицами. Они даже не спрашивают о моем свидании-не свидании с Максом, хотя еще вчера их интересовали мельчайшие подробности.

Я устраиваюсь на своей кровати и начинаю делать выкройки, намереваясь сшить мягкую куклу для Марии, маленький прощальный подарок.

— А давайте, станем сестрами? — внезапно нарушает угрюмое молчание Дана.

Я отвлекаюсь от шитья. Ванда и Алина приподнимаются на локтях с кроватей. Мы смотрим друг другу в глаза и пожимаем плечами. Почему бы и нет?

— Мне просто страшно идти на присягу в эту странную пещеру, зная, что у меня нет семьи… — объясняет Дана. — С таким настроем, я точно не выдержу. А если у меня будут сестры… То я точно справлюсь!

— Тогда… — Загадочно улыбается Ванда, — поклянемся перед луной, что будем защищать друг друга чтобы не случилось, словно родные сестры!

— Клянусь!

— Клянусь!

Говорит каждая из нас, после чего мы обнимаемся друг с другом. И пусть все это кажется невинной детской игрой, в которую вдруг решили поиграть взрослые девочки, я ощущаю искренность. Ту, которой мне не хватает в отношении к королеве.

— А теперь, чтобы подтвердить клятву, пусть каждый скажет свой секрет! — требует Дана.

Комната погружается в молчание.

— Хорошо, начну я. — продолжает она. — Это я украла блокнот у парня из соседнего корпуса, когда мы гуляли в саду несколько дней назад. — Дана вытаскивает из тумбочки узенькую тетрадь, пролистывает и показывает нам портрет, сделанный карандашом.

— Дана! Это ты! — удивляюсь я, и она ухмыляется в ответ.

— Я знала, что он не просто так постоянно на меня пялиться и что-то чирикает в своем блокноте. Вот и узнала! — оправдывается она, пока мы с изумлением рассматриваем, насколько точно художник передал черты ее лица.

— Как ты смогла? Когда успела? — интересуется Алина.

— Я… Как-то вышло само. Не знаю, может я в прошлом была воровкой. Просто подошла и незаметно взяла. Ну а отдавать… Как такую красоту можно отдать? — она любуется своим портретом. — А он пусть рисует еще.

Мы наконец-то смеемся.

— Что скажешь ты, Алина?

Девушка, услышав свое имя, берет подушку и прячет в нее свое раскрасневшееся лицо.

— Дмитрий… — вибрирует ее измененный голос сквозь слой пуха. — Сегодня прочитал мои фантазии о нем, пока я сидела в архиве. — говорит Алина, и затем, выпускает подушку из рук и хватается за покрасневшие от стыда уши. — Я не знала, что он читает мысли! Это было так… Стыдно!

— Это поэтому он не выпускал тебя почти полчаса? — старается сдержать смех Дана.

— Ты не представляешь какого мне было, когда он попросил меня перестать думать о… О неприличных вещах.

— Как ты вообще могла о таком думать во время вручения повестки? — изумляется Ванда.

— Он просто… Невероятен. Вы видели его глаза? — объясняет Алина с влюбленным лицом.

— Все с тобой понятно. Кто следующий? — продолжает Дана, смотря на меня и на Ванду

— Макс спрятал моего щенка в лесу неподалеку. Мы ходили сегодня его навещать… — Признаюсь я, понимая, что нарушаю данное обещание и мне стыдно.

— Твоего щенка? — хором удивляются девушки.

— Да, его привезли со мной из Черновска.

— Удивительно. — хмыкает Дана. — Я знала, что здесь животные запрещены.

— Они и запрещены. — подтверждаю я. — Просто Макс…

— Ого, он сделал это для тебя? Нарушил правила? Он в тебя влюблен! — хлопает в ладоши Дана. — Ванда?

— Я… Мне даже нечего рассказать…— тихо говорит она, а потом вздыхает и засучивает свои рукава. — Я нашла странные татуировку на своем теле.

Она сжимает руки в кулаки, и мы ахаем от удивления, потому что на внутренней стороне рук, где расположено сплетение вен, появляются красные татуировки, в виде незнакомых символов. Еще секунда, и метки исчезают, оставляя нас гадать что это было.

— Я не знаю, что это. Они просто есть. Мне не больно, я ничего не ощущаю, но они появляются только если я сжимаю кулаки вот так. — показывает Ванда.

— Но откуда? — спрашиваю я.

— Понятия не имею. Не помню ничего. — грустно отвечает она.

И я ее понимаю. Мы все ее понимаем. За то короткое время, что я знакома с этими девушками, я успела усвоить одно: никто из нас не помнит четких деталей о прошлом. Это раздражает, как когда ты хочешь увидеть, что скрывается за окном, но кто-то замазал его черной краской, оставив лишь несколько мелких щелок. Совпадение ли это? Сколько нас таких в этом лазарете?

Каждый из нас остается по-своему тронут секретами других. Мы стали ближе, и это ощущается.

Этим вечером мы ложимся спать рано и без многочисленных историй, чем радуем Терезу, которая довольно хмыкает, совершая последний обход перед сном. Возможно дело в усталости, или в повестке, или в рассказанных секретах. Голове было необходимо перезагрузиться, и я без особых усилий погружаюсь в сон…

…

Я стою напротив двери в архив и жду своей очереди. Опять. Вокруг нет никого. Я одна в пыльном коридоре подвала

Жду. Я обязана стоять здесь, пока меня не позовут. Мои ноги как будто приросли к полу, а на лбу проступают капельки пота от напряжения. Время словно решило замучить меня. В груди с каждой секундой натягивается тетива напряжения.

Дверь неизбежно откроется.

Потом, я понимаю, что пришла моя очередь.

Толкаю дверь и захожу. Передо мной за столом сидит он. Николай.

— Добро пожаловать, Анна. Я тебя заждался. — Он поднимает вверх свою руку, делая знакомое мне движение, и я начинаю ощущать агонию его сил.

Я хочу убежать, но дверь за мной захлопывается. По моим щекам текут слезы.

12

О Вереташе – столице Каменного королевства.

Вереташ не построен — он вырезан.
Город с сердцем из камня, он прячется в теле скалы, скрыт от неба и глаз чужаков.
В его недрах пульсирует сила: там, в глубине горы, лежит Дворец Каменной Королевы — место, где даже самоцветы склоняются в покоре.
А кто входит туда без права — больше не возвращается наружу.

Из летописи Каменного королевства

Анна

Мелкий дождь моросит на наши плечи, волосы и грубоватую холщовую одежду, выданную нам рано утром Тамарой. Мы стоим за серой стеной лазарета, возле массивных ворот. Я думала, что за их пределами увижу уютные дома горожан и местных жителей, спешащих по своим делам, но передо мной открывается вид на еще одну стену. Такую же серую и высокую. Хотя нет, она кажется даже выше, чем стена окружающая лазарет и прилегающие к нему корпуса.

Тридцать призывников, и я среди них, понуро смотрят в затянутое тучами небо, пытаясь предугадать что нас ждет и когда за нами приедут или придут. Два стража в форме внимательно следят за нашими движениями, как будто кому-то из нас может прийти в голову сбежать. Вот только куда?

Дорога, стиснутая двумя высокими стенами, что справа, что слева, упирается в лес, за которым возвышаются горы. Сложно предположить, что именно скрывается за ними.

Моя одежда, что-то наподобие мешковатого платья, стремительно становится влажной. Холод, несмотря на теплый конец лета, начинает пробираться к костям. Инстинктивно мы с Вандой, Алиной и Даной прижимаемся друг к другу, чтобы согреться. Замечаю, что и другие следуют нашему примеру, кучкуясь.

Неделя пролетела слишком быстро. Я успела сшить мягкую куклу для Марии. Девочка была счастлива. А еще, ее счастью не было предела, когда я познакомила ее с Бри. Уверена, ей будет с кем поиграть, пока… Пока со мной ничего не понятно. Непонимание будущего тревожит, но я все же оставляю в своей голове место мыслям о моем возвращении в лазарет. Я вернусь. Закрываю глаза и представляю, как вновь обниму Марию и Бри. Как вновь буду сбегать на лесные прогулки с Максом.
Однако, в мой разум жестко и без предупреждения вторгается знакомое лицо из недавних кошмаров, которое со злой улыбкой манит к себе. Николай. Меня передергивает так, что рука Даны ложится мне на плечо.

— Что такое? — озабоченно смотрит она мне в лицо.

— Ничего, просто плохое воспоминание. отвечаю я, кротко улыбнувшись.

Вздыхаю, и вновь закрываю глаза. Теперь я пытаюсь заменить зловещий образ Николая на доброго Макса, который заботливо меня успокаивает, объясняя, что с майором Аркасом я не встречусь ни на присяге, ни в Гориниле Камня, что он каштоун высокого ранга и находится на передовой, и что вероятнее всего я с ним встречусь уже пройдя весь курс подготовки драгоценного воина, а значит, смогу ему противостоять.

— Сколько же нам еще ждать? — нервничает Дана, перебивая мои мысли. — Эй ты, нам долго еще здесь стоять? — звонко кидает она одному из стражей, но тот продолжает стоять, как будто в ушах у него застрял моток с шерстью.

— Похоже, идут. — ошарашенно шепчет Алина, и ее уши начинают краснеть.

Повернувшись налево, я понимаю почему. К нам навстречу шагают пять каштоунов. Их форма, украшенная камнями, выглядит безупречно и даже нарядно, особенно по сравнению с нашей холщовой одеждой. Я узнаю Дмитрия в синем кителе. Он выглядит изящно холодным и идеально строгим.

Рядом с ним идет офицер в блестяще-черном кителе, чей взгляд непроницаем и бесчувственен. Обсидианник. Благодаря прочитанным детально иллюстрированным брошюркам в лазарете, теперь я могу более точно определять к какому камню имеет отношение тот или иной каштоун.
Мое сердце замирает, когда я замечаю еще один черный китель с темно красной вышивкой, преследующий меня в кошмарах. Гематитник. На секунду мне кажется, что это Николай — та же выправка, тот же рост. Но нет, черты лица совсем другие. У этого каштоуна квадратный подбородок и прямой нос. Кровь вновь начинает свое движение по моему телу.

— Вот это сила! — восклицает с восхищением светловолосый паренек сбоку от меня. — Я хочу быть черным.

— Сначала пройди пещеру самоцветов, слабак. — зло кидает ему лысый здоровяк, выше его на голову, и толкает его плечом.

Светловолосый парень открывает рот, чтобы что-то сказать, его руки сжимаются в кулаки и трясутся, но он обессилено вздохнув, он замолкает, переключившись на приближающихся каштоунов.

Еще двое офицеров — один в светлой форме медового оттенка, другой в насыщенно-голубой — идут позади. Все пятеро излучают силу и уверенность, от которой у меня, да и у остальных призывников, невольно раскрывается рот, а по спине пробегают мурашки. Неужели, мы станем такими?
Вокруг нас повисает гнетущая тишина, нарушаемая только шорохом капель дождя по земле и глухими шагами.

Каштоуны останавливаются перед нами. Дмитрий выходит вперед, окидывая нас внимательным взглядом. Его глаза задерживаются на Алине на несколько секунд дольше, чем на остальных. И боковым зрением, я замечаю, как она опускает голову вниз, рассматривая что-то под ногами.

— Посмотрите друг на друга, вы — простые люди. Но сегодня может измениться все. Королева дает вам шанс. Не упустите его. Прямо сейчас вы построитесь в длинную цепочку по одному и последуете за нами. Вам не стоит опасаться ничего на своем пути.

— Понял, слабак? — Лысый вновь толкает плечом светловолосого. — Не опасайся, тебе все равно ничего не грозит. — и заходится наглым смехом.

— Имя! — гаркает Дмитрий, обращаясь к здоровяку.
— Василий. — скалясь, отвечает тот.

— Еще ни один нахал не вышел из Пещеры Самоцветов. Камни выбирают ваше сердце. Вашу душу. Излишняя самоуверенность губит.

Лицо Василия замирает, обдумывая полученную информацию.

13

— Это Таш Корун. Ничего он вам не сделает. — нехотя поясняет обсидианник, оглядываясь на взволнованных призывников, словно на надоедливых мух.

Название ожившей каменной глыбы ничего мне не говорит, как и остальным, застывшим в ужасе молодым парням и девушкам. Каштоуны, продолжают стоять на своих местах с непроницаемым лицом и в непосредственной близости с нависающим над ними Таш Коруном. Они вовсе не спешат прятаться. Он их не пугает.

Я стараюсь унять свое волнение. Вероятность быть размазанной по всей долине этим огромным камнем постепенно улетучивается.

А затем, мы все с открытыми ртами смотрим как камень, вместо того чтобы дальше катиться на наши головы, сдвигается в сторону. У него словно вырастает живот, откуда-то появляются ноги и другие конечности, а затем, каменный монстр с грохотом отползает, открывая нам вход в пещеру.

— Ого. — удивляется Дана.

На лицах призывников всплывает изумление, а в глазах каштоунов появляется что-то похожее на снисходительность. Наверняка к такому они уже давно привыкли.

— Возвращаемся в цепочку и проходим внутрь. Каждый по очереди садится в вагонетку. Хватит на всех. Не спешим и не толкаемся. — громовым раскатом звучит голос Дмитрия, он уже манит нас за собой в туннель.

Я замечаю пару железных рельсов, уходящих вглубь темной пещеры, и ряд скрепленных друг за другом вагонеток. Туннель наполняется оживленным шепотом, пока каждый залезает в вагонетку, рассчитанную на трех-четырех человек. Убедившись, что все расселись по местам, сапфирник, сидящий в самом начале, делает несколько движений руками, и цепочка вагонеток сдвигается с места, а с губ призывников слетают восторженные возгласы. Теперь мы катимся вперед так быстро, до щекотки в животе.

Вагонетка накреняется, и я хватаюсь за железный поручень. Рядом Дана взвизгивает от восторга, когда мы проносимся через очередной поворот. Ванда, сидящая напротив, вцепляется в борта так, что костяшки белеют.

— На присягу… Ууух! – кричит кто-то впереди.

Как будто все забыли, что эта присяга может стоить каждому из нас жизни…

Туннель освещается странным красноватым светом, исходящим от кристаллов в стенах. Они проносятся мимо. Несмотря на холодный воздух, который бьет в лицо и треплет волосы, свет от камней, кажется, согревает.

Вагонетка снова ныряет вниз, и мой желудок подпрыгивает к горлу. Визг и смех эхом отражаются от стен. Даже самые хмурые из нас не могут сдержать улыбок.

Вагонетка замедляется, и мой желудок наконец-то возвращается на место. Впереди виднеется яркий свет, который становится все ближе и ближе.

Мы выезжаем в огромную пещеру. Широкий вход на противоположной стороне от туннеля с рельсами, поддерживается массивными колоннами. Они словно разрезают гору на несколько десятков метров в высоту, открывая вид на целый город, высеченный в скале.

У меня перехватывает дыхание.

Вереташ. Передо мной, как на картине раскинулся город, о котором я слышала только легенды.

— Выходим по одному. — командует Дмитрий, когда вагонетки окончательно останавливаются у каменной платформы.

Мои ноги все еще дрожат после поездки. Дана помогает мне выбраться, и мы с остальными призывниками собираемся на платформе. Все как завороженные смотрят по сторонам, пытаясь охватить взглядом это чудо подземной архитектуры.

— Добро пожаловать в Вереташ. — произносит обсидианник, и его голос эхом отражается от стен пещеры.

Мы не выходим из этой огромной пещеры, а сворачиваем в узкий проход справа.

Каштоуны ведут нас по широкому коридору, который постепенно расширяется, открывая проход в просторный зал. Последний настолько велик, что в нем спокойно могут поместиться человек двести, а если втиснуться, то и все триста.

В центре возвышается массивный трон, высеченный из цельного горного кристалла. Красные рубины, украшающие трон, подкрашивают его прозрачность в алый кровавый цвет.

Величественные стены подавляют шепот призывников. Нас настигает понимание — пути назад нет. Сердце ущербно начинает дрожать в груди.

Мой взгляд скользит по залу и замирает. Я перестаю дышать. Среди десятка каштоунов, выстроившихся полукругом перед троном, стоит он.

Я узнаю его черты лица, мучившие меня в кошмарах на протяжении последних ночей.

Николай.

14

Каждый призывник обязан войти в Пещеру Самоцветов — и выйти оттуда не тем, кем был.
Но Пещера не прощает сомнений. Она чувствует ложь, страх и предательство задолго до первого шага.
Слабых она поглощает. Неверных и недостойных — убивает.
В Пещеру нельзя войти в одиночку — каждого призывника сопровождает каштоун-свидетель, чья задача — услышать клятву, принять выбор и стать наставником, если Пещера дарует знак.
Только тот, чье сердце предано Королеве без остатка, может быть признан.
Пещера метит достойных: каплей света в крови, вспышкой боли в ладони, дыханием камня.
Лишь после этого рождается каштоун.

Лишь после этого — начинается служение.

Из летописи Каменного королевства

Анна

Он стоит прямо в центре, его темная форма с бордовой вышивкой, выделяется мрачной, убийственной чернотой, затягивающей воронкой прямиком в бездну.

Ноги подкашиваются, и я хватаюсь за Дану, чтобы не упасть. В горле пересыхает, а сердце начинает колотиться как бешеное.

— Дыши, просто дыши. – шепчу себе, но паника уже накрывает меня волной. Его присутствие здесь – это худшее, что могло случиться. Почему он здесь?

— Ты в порядке? – шепчет Дана, поддерживая меня под локоть.

Я киваю, не в силах произнести ни слова. Пытаюсь сфокусироваться на чем угодно, только не на нем – на узорах в каменной стене, на игре света красных кристаллов, освещающих пещерный зал, на дыхании рядом стоящих людей. И в следующий раз, когда я смею поднять на него свои глаза — я встречаюсь с его сосредоточенным хищным взглядом.

Ему достаточно взгляда, чтобы моя кровь начала кипеть в венах.

Давлюсь воздухом и опускаю лицо. С трудом восстанавливаю дыхание.

Почему он здесь? Разве Макс не говорил, что майор Аркас будет на передовой?

Дмитрий выстраивает всех призывников в шесть рядов по пять человек в каждом, перед троном. Как назло, я стою среди первых, и чувствую себя полностью голой под взглядом Николая. Я знаю, что он смотрит. Я чувствую его взгляд.

Он здесь. Человек из моих кошмаров. И я не могу убежать. Кажется, что даже свет камней помрачнел. Я вспоминаю образ Александра. Как же они похожи! Подумать только, в лазарете я приняла Николая за его брата… Но не теперь. Теперь я смогла бы различить близнецов с одного взгляда.

Александра больше нет в живых, и я тому причина. Чувство вины душит изнутри, в то время как гнетущее присутствие Николая сжимает сильнее своими тисками.

— Сейчас по правую сторону от каждого из вас станет наставник — один из присутствующих здесь каштоунов. Он же станет свидетелем вашей присяги, которая пройдет в Пещере Самоцветов, и наставником, в случае успеха. — объясняет Дмитрий, указывая на один из низких узких туннелей, высеченных в стене огромного зала,и ведущего в темноту. — Не переживайте, если на всех сразу не хватит наставников. Все зависит от того, сколько из вас дойдет до конца.

Каменный зал падает в гробовое молчание.

— Королева прибудет, чтобы поприветствовать своих новых преданных воинов сразу после завершения присяги. — добавляет Дмитрий.

Я вновь прячу свой взгляд в пол. Мое тело бьет мелкая дрожь, с которой я не в силах справиться, как бы ни старалась. Медленные размеренные шаги раздаются по бокам от каждого ряда. Я не осмеливаюсь посмотреть на проходящих мимо меня каштоунов.

Зал вновь погружается в тишину.

Я поворачиваю вправо голову, чтобы окунуться в кошмар наяву.

— Скучала по мне? — Губы Николая растягиваются в жестокой ухмылке, не предвещающей мне ничего хорошего…

— Начнем с вас и вашей подопечной, майор Аркас.

Если бы я была способна раствориться в воздухе, словно дым, то обязательно сдедлала бы это. Но вот оно, мое тело, которое вынуждено следовать приглашению. В поле зрения попадает рука Николая жестом призывающая сделать шаг вперед. Он предназначен для меня, я понимаю это без необходимости поднять взгляд на каштоуна-гематитника.

Шаг. Еще один. Мое тело словно отсоединолось от разума и теперь делает то, что ему приказывают.

— Вперед. — холодный, как лед голос, толкает меня в спину.

Я двигаюсь в сторону темного бокового входа в узкий туннель, освещенный тусклыми красными камнями. Шаги майора преследуют меня со спины, словно сама смерть. Даже если бы я вдруг захотела вернуться или попробовать сбежать — все было бы напрасно. Он не допустил бы этого. Путь назад закрыт его темной фигурой.

— Что это? — спрашиваю я, достигнув конца туннеля и заметив небольшой участок поверхности в каменной стене, похожей на черное зеркало и покрытое легкой рябью.

— Вход в пещеру. — Николай смотрит на меня, как коршун, готовый разодрать на мелкие куски свою жертву.

Лучше бы я к нему не поворачивалась.

Меня накрывает такая волна страха, что я чувствую острую необходимость что-то сказать, чтобы почувствовать себя еще живой.

— М-мне н-нужно будет что-то с-сказать? Я… Я д-должна б-буду хоть что-то с-сказать? — запинаюсь я, смотря прямо перед собой и медля перед тем, как шагнуть в эту субстанцию.

Даже если я мало что помню из своей прошлой жизни, уверена, я впервые заикаюсь.

— Нет. — Николай не спешит отвечать. — Камни слышат без слов. Им не нужны твои слова.

Я поднимаю руку и прикасаюсь к поверхности, наблюдая, как мои пальцы пропадают в темноте рябящего зеркала, словно в воде. Я не чувствую боли или чего-то еще. Это похоже на простой мираж.

— Раздевайся. — голос Николая заставляет мои колени подкоситься.

— Ч-что? — я не верю своим ушам.

Это должно быть его способ задеть меня, унизить, растоптать.

— Раздевайся. — таким же холодным и полным презрения голосом повторяет майор Аркас.

— Я не… — мой разум сопротивляется, не желая сдаваться просто так, даже понимая, что это могут быть мои последние минуты жизни.

15

Шаг в пустоту оказывается шагом в свет. Пещера Самоцветов встречает меня сиянием тысячи кристаллов, растущих вдоль стен пещеры. И хоть их свет не ослепляет, но по сравнению с темным туннелем позволяет лучше рассмотреть стены помещения.

Мне даже удается разглядеть широкую каменную линию, выступ в двух метрах над полом, на котором размещаются более двух десятков зловещих черепов, высеченных из разноцветных камней. Они смотрят на меня своими темными глазницами, словно заглядывая в душу.

Каждый из них находится на расстоянии вытянутой руки и размером с настоящую человеческую голову.

Я прохожу вперед, не ощущая прохлады, осторожно прикасаясь ступнями к каменному, теплому, почти горячему, кажущемся живым, полу пещеры. Здесь не пахнет сыростью, наоборот, воздух кажется сухим, как в пустыне под палящим солнцем.

В самом центре каменного зала я замечаю зияющую дыру, диаметром с метр. Она выглядит еще более зловещей, чем пустые глазницы драгоценных черепов.

Я осторожно прохожу вперед к непонятной дыре. Тихие шаги позади меня, подобные кошачьим, заставляют меня обернуться.

— Ты… — нервно вздыхаю я, заметив в тени фигуру Николая. Он останавливается прямо возле входа в пещеру.

— Я. — спокойно отвечает он.

— Почему ты пришел сюда? — я инстинктивно прикрываю руками собственную наготу.

— Я должен убедиться, что ты все сделаешь как положено.

— Почему ты… Одет? — мне кажется жутко несправедливым, что я стою полностью обнаженная, в то время как он в своем идеально сидящем на теле кителе, вышитом бордовой нитью и гематитом.

— Я не человек. Я — каштоун.

Он говорит это так, будто никогда не был человеком. Меня коробит от этой фразы. Неужели, если я выживу, то стану такой? Холодной и бесчувственной как камень?

— Собираешься столкнуть меня вниз? — затравленным шепотом задаю ему давно волнующий меня вопрос, до конца не веря, что делаю это.

Опять холодная улыбка и пронизывающие насквозь бессердечные глаза.

— Ох нет. Я же говорил тебе, ты пожалеешь, что выжила. Я не собираюсь тебя убивать. Но я пойду на все, чтобы сделать твою жизнь настолько невыносимой, и заставить тебя умолять о смерти. — он подходит ко мне так близко, что я сжимаюсь в комок, втягивая шею в плечи.

— А теперь, иди. Дальше все зависит от тебя. Не вздумай провалить присягу.

Во рту пересохло. Смерть кажется даже спасительной, по сравнению с тем, что обещает мне Николай.

Я поворачиваюсь к дыре.

— Я-я должна перепрыгнуть? или что?

— Подойди ближе и сама все увидишь. Я не могу в это вмешиваться или подсказывать. Мне позволено только наблюдать. — его взгляд вновь скользит по моему обнаженному телу, пока я готова расплакаться от ужаса.

Мелкий неторопливый шаг. Еще один. Дыра не кончается, но из нее идет горячий воздух. Я опускаюсь на колени, и всматриваюсь в бездну, пока она не начинает тлеть.

Дальше случается странное. Горячий воздух начинает искрить, становится таким плотным, что его можно ощупать.

Меня поднимает в воздух и буквально переворачивает вниз головой, и я зависаю над дырой, смотря в тлеющею бездну. Глаза наполняются слезами ужаса. Я не могу говорить — горло сдавило. Я пытаюсь цепляться за что-то, полностью потеряв равновесие, но я остаюсь подвешенной в воздухе, в полной невесомости и неопределенности собственной участи.

Глазницы кристальных черепов начинают пульсировать. Они словно делают это в такт биения моего сердца.

Меня вновь переворачивает в воздухе. Я зависаю высоко над дырой. Теперь свечение от камней идет в мою сторону и обволакивает. Оно разноцветное. Мою кожу покалывает. Постепенно боль нарастает, руки и ноги дубеют, как будто наливает свинцом. Из груди поднимается болезненный стон, разрывая легкие, и гаснет, так и не получив возможности вырваться.

Я не могу попросить помощи, не могу зацепиться за что-либо или найти равновесие. Тело перестает меня слушать.

Боль становится невыносимой и крик все же прорезается из груди. В глазах все меркнет, я ничего не слышу и не вижу. Перед глазами темная и зловещая пустота. Это кажется вечностью, пока центр моих ладоней не пронзает острая боль. Теперь темнота наполняется всеми оттенками зеленого, и затем, проникает внутрь. В самое сердце. И я чувствую, как это становится частью меня.

Когда зрение возвращается, меня начинает тянуть вниз. Медленно, словно вытягивая из меня душу. В дыру. Тогда я понимаю, что это конец.

Каким-то чудом мне удается заставить свои руки зацепиться за край дыры, но пальцы один за другим соскальзывают…

Твердая рука словно сталь обхватывает мое запястье, и решительно вытягивает из засасывающей вглубь дыры, при этом, едва не вывернув мне плечо.

Николай отбрасывает меня в сторону от клокочущей бездны, требующей меня сожрать. Я несколько раз перекатываюсь по теплому каменному полу, прежде чем мое тело врезается в разросшиеся по стенам пещеры кристаллы. Не удивлюсь если на них останется моя кровь.

— Ты… — его взгляд полон черной ярости, и, в сравнении, темнота поглощающей дыры кажется милостью. — Ты не имеешь права провалить присягу.

Я слабо хныкаю от боли и ужаса. Николай подходит и рывком хватает мои ладони, вытягивая их на себя. Мне кажется, что я могу слышать вздох облегчения. Даже сейчас я ощущаю пульсирующую кровь в самом центре, и вижу сквозь слезы по крупице темно зеленого минерала в середине каждой ладони.

Майор внимательно вглядывается в эти крупицы, а затем, выпускает из рук.

— Малахитница. Тебя выбрали. Одевайся, вставай и иди за мной. — рявкает он, небрежно кинув рядом платье.

Я чувствую себя полностью обессиленной, но все же нахожу в себе силы натянуть мешок и подняться на ноющие, шатающиеся ноги. Ощущение, что по мне пробежался табун диких и страшно испуганных хищником лошадей.

По выходу из пещеры нас встречает Дмитрий. У него в руках перо и какой-то документ, в котором он делает пометки.

— Покажи ему ладони. — приказывает мне Николай, и я слушаюсь.

16

Задумчивый Дмитрий указывает нам рукой, приглашая пройти вперед, и я только сейчас понимаю, что мы оказались в том же зале, что и ранее. Мы вышли из того же темного туннеля, в который вошли, а я даже не заметила.
Теперь на меня, с нескрываемым любопытством смотрели оставшиеся двадцать девять призывников. Даже сложно представить сколько времени я провела в пещере Самоцветов.

Пошатываюсь, я следую за Николаем, который достигнув противоположной стены, указывает мне на узкую лавку. Я сажусь, но тут же встаю, намереваясь двинуться в сторону своих «сестер». Николай останавливает меня.

— Сиди здесь. — жестко приказывает он.

— Но я…

— Ты сможешь с ними поговорить… Если они выживут. — бесчувственно и сухо произносит он, затем поворачивается ко мне каменной спиной, гордо раздвинув ноги, словно преграждая мне путь и любые попытки побега.

Мое сердце разбивается на части. Ведь я даже не успела обнять девчонок напоследок… Что, если… Вдруг с ними что-либо случится? Вдруг, как только они зайдут в этот туннель, я их больше никогда не увижу?

Дана и Ванда подмигивают мне. Их жест кажется подбадривающим, если бы не вся эта ситуация со смертельной присягой. Я подмигиваю им в ответ, мысленно прося камни оградить моих сестер от смерти.

Каштоун-сапфирник приглашает Дану вперед. Я вижу, как она глубоко вздыхает и проходит в туннель. Затем, я слышу ее крик… Мы все слышим.

— Ты помог мне. Ты… ты не должен был… — шепчу я в черную спину Николаю.

Грудь сдавливает от осознания, что присяга должна была закончиться моим проваливанием в дыру, а я…Николай… Зачем он решил нарушить правил? Что ему за это будет, если королева узнает? И может ли он помочь сейчас Дане…

— Молчать. — рявкает он, даже не удостоив меня взглядом.

Переворачиваю ладони, чтобы впиться взглядом в два мелких кусочка малахита, которые уже начали уходить под кожу.

Секунды растягиваются, прежде чем Дана выходит из туннеля вместе со своим свидетелем.

Дана дрожит, когда она вытягивает перед Дмитрием руки, я замечаю ладони, сбитые в кровь. Однако несмотря на это, я ощущаю улыбку на своем лице.
Она справилась.

Вместе со своим наставником она становится справа от меня, а обсидианник рядом с Николаем. Осанка каштоунов закрывающих нас своими спинами кажется несгибаемой.

— Как ты? — шепотом спрашиваю у нее.

— Ужасно. Это был кошмар.

Она показывает ладони с темно красной крупицей в центре.

— Гранат. А ты? — интересуется слабым голосом Дана.

— Малахит.

— Молчать. — кидает за спину Николай, и мне кажется, что даже обсидианник выпрямляет спину под воздействием голоса моего наставника.

Следом в туннель следует Ванда.

Мы с Даной синхронно выпускаем воздух, когда замечаем, что она, выходит опираясь на каштоуна девушку в синем кителе. Она показывает крупицы аметиста, впившиеся в ее ладони.

Мы устало улыбаемся друг другу, нервно оглядываясь на Алину, переминающуюся с ноги на ногу и на других призывников.

Следующий призывник, молодой паренек, не выходит из пещеры. Выходит, лишь свидетель-каштоун с невозмутимым и непроницаемым лицом, парень в темно серой форме.

Он отрицательно качает Дмитрию головой и проходит к группе призывников, становясь в очередь чтобы стать свидетелем другого человека.

Мою грудь стискивает безжалостный ужас. Я вновь ощущаю себя виноватой. Я выжила, а кто-то — нет. Но самое больное, это то, что я не справилась сама, Николай вытащил меня. Я нарушила правила. Уверена, дыра тянула меня вниз чтобы сожрать, камни почувствовали мою неискренность. Я должна была умереть, как и парень, который не вышел из пещеры самоцветов.

Я смотрю в спину Николаю, и не понимаю, ненавидеть ли мне его, или благодарить за спасение. Одно точно — он все усложнил и намерен играть со мной как хищный кот с маленькой мышкой. Чтобы отомстить мне за брата, он пошел против правил. Что он готовит для меня? В голове роятся идеи: сбежать, но как?

Постепенно скамейка пополняется призывниками, успешно прошедшими испытание. Когда очередь доходит до Алины, последней на присягу, мы замираем, потому что свободных для свидетельства каштоунов не осталось.

Дмитрий закатывает глаза пока медленно идет к Алине. Очевидно, никто не был готов к тому, что из тридцати призывников выживет тринадцать… Точнее, больше двенадцати.

Сколько же их погибает? Ужас ледяной водой окатывает меня.

Дмитрий что-то шепчет Алине, а затем, ведет ее в туннель. Он стал ее свидетелем. Я содрогаюсь от мысли о том, что он может на нее повлиять так, что она не пройдет присягу.
Я нервно считаю в уме, чтобы убить время. И на тысяче восемьсот сорока восьми Дмитрий выносит бесчувственную Алину на руках.

Сердце бьется с удвоенной скоростью, когда он подносит ее в конец скамьи. Я срываюсь с места, но Николай железными клещами впивается в мое плечо.

— Стоять. Я тебе не позволял двигаться. — шипит он.

— Ей плохо! — протестую я.
Зря, потому что я тут же ощущаю как во мне начинает бурлить кровь.

Это он. Я вынуждена повиноваться.

Я забываю дышать, пока из моего угла наблюдаю за тем, как Дмитрий приводит Алину в чувство. И у него это получается. Алина поднимается на ноги как раз в тот момент, когда в огромный зал заходит она.

Королева…

17

Горнило Камня — не школа и не крепость.

Это пламя, в котором переплавляют плоть, волю и страх.
Оно стоит на неприступном острове, окруженном отвесными скалами и бурным морем. Добраться туда можно только по подземному туннелю, прорытом под морским дном.
Туда приходят те, кого выбрал камень. Там они впервые принимают сыворотку и теряют все, что было в них человеческого.
Здесь не учат — здесь ломают и собирают заново. Каштуна ограняют, как драгоценный минерал: болью, дисциплиной, боем.
Оттуда невозможно сбежать. И немногие хотят.
Потому что выжить в Горниле — значит стать оружием. Живым самоцветом в короне Королевы.

Из летописи Каменного королевства

Анна

Атмосфера мгновенно меняется. Каштоуны-наставники шевелятся, заставляя встать на ноги своих подопечных. Я вижу, как Дмитрий заставляет Алину встать в одну с ним линию, придерживая ее одной рукой за шиворот платья. Если до этого ситуация была удушающей и мучительно натужной, то сейчас она стремительно накаляется и течет убийственной лавой, уничтожая все на своем пути.

Королева со своей свитой приближается медленно, снисходительно позволяя присутствующим встретить ее как положено.

Весь пещерный зал озаряется проблесками красного, как будто каменные стены окрасились кровью.
Издалека королева кажется огромным, двигающимся вперед кристаллом, и только когда она подходит ближе — я замечаю бледное лицо молодой женщины.

Ее платье полностью усыпано рубинами. Их так много, что нет места простой ткани или нитям. Высокий твердый воротник как будто создан для того, чтобы поддерживать внушительную корону, также покрытую кроваво-красными камнями.

Но сама королева кажется хрупкой и юной девушкой, едва ли не старше меня. Удивительно, что она продолжает двигаться с такой ровной, несгибаемой, стойкой спиной вперед, как будто все эти камни ничего не весят. Говорят, что ей больше сотни лет… Как она может выглядеть так молодо?

Королева.

Она идет окруженная каштоунами в белой форме — алмазники. Те, которые известны своей телесной неуязвимостью. Ни один клинок или стрела не смогут причинить им ран. Именно они охраняют королеву и сейчас готовы в любой момент прикрыть ее своими телами.

Королева идет плавно, беззвучно, не спеша.

Она улыбается.

Что-то не так с ее улыбкой.

Так улыбаются те, кто нисколько не сомневается в своей власти. Они сама власть, которой нет возможности противостоять. Есть что-то безумное в ее глазах. Одержимое. Кровожадное. Извращенное.

Как только она подходит к нашему ряду каштоунов и удачно принесших присягу, нас заставляют поклониться ей.

Я едва не падаю носом в каменный пол, когда Николай заставляет меня согнуться. Поднимаю глаза, чтобы заметить, как королева направляется именно к майору Аркасу.

Она улыбается ему своей зловещей улыбкой, и мой желудок сворачивается от беспокойства.

Как только она подходит ближе, то протягивает Николаю руку с огромным багровым перстнем. Майор Аркас плавно и элегантно целует ее кольцо.

У меня бегут мурашки по коже, когда я вижу эту сцену. Тот самый бессердечный и хищный каштоун теперь кажется послушным котенком, еще немного и замурчит.

Королева не сводит с него глаз. Она пожирает его взглядом. Становится не по себе. Это выглядит слишком откровенно. И я стою достаточно близко чтобы разглядеть каждую деталь. Я чувствую глубокий, достаточно приторный, аромат роз и орехов, исходящий от королевы. Я задыхаюсь.

Не поворачиваясь назад и продолжая есть глазами Николая, королева подает знак кому-то из свиты, и рядом с ней в ту же секунду появляется алмазник с серебряным подносом, на котором лежит пара драгоценных рубинов размером с перепелиное яйцо.

Королева берет их своими изящными, длинными и слишком белыми пальцами.

— Майор Аркас, за ваш подвиг и взятие Черновска, я удостаиваю вас Затменными рубинами.

Во мне что-то обрывается.

Черновск.

Они взяли Черновск.

Не спасли, не защитили, а взяли. Мне хочется кричать, но я словно скована ужасом и окружающим давящим воздухом.

Королева с довольной ухмылкой на губах закрепляет рубины на погонах Николая. А затем, придвигается к его уху.

— Я буду ждать вас в Скарлатной башне этим вечером, чтобы обсудить детали следующего наступления.

Я слышу каждое слово, потому что стою плечом к плечу Николая, а затем, я готова поклясться, я вижу, как она высовывает язык и облизывает его мочку уха.

Меня едва не выворачивает на месте. Ее нисколько не смущает присутствие других. Она делает то, что хочет.

Николай не двигается. Он словно превратился в статую. Теперь я догадываюсь, почему он позволяет себе нарушать правила.

Мое дыхание сбивается, и я ловлю на себе взгляд королевы.

— Новая подопечная. — Она осматривает меня словно львица, которая вот-вот выпрыгнет из засады, чтобы выгрызть мне горло.

В следующий момент ее ногти больно стискивают мой подбородок. Она яростно вглядывается вглубь моих глаз, будто проникая внутрь и считывая мои мысли.
Надеюсь, ей это не под силу, иначе она убьет меня даже не моргнув. Ее зрачки блестят бордовым и чем-то злым, а еще - проклятием.

— Малахитница. — поясняет Николай.

Королева прищуривает глаза, будто прицеливаясь, и я мысленно готовлюсь к тому, что она запустит свои острые когти мне в грудь и вытащит сердце.

— Интересно. — говорит она и выпускает меня из своих тисков, но я продолжаю ощущать ее прикосновения.

Она еще раз смотрит на Николая и улыбается, а затем, отходит на такое расстояние, чтобы повернуться и оценивающе посмотреть на всех выживших призывников.

Так смотрят на коллекции картин или часов, но не на людей.

— Как много. — с довольным придыханием произносит она. — И кто у нас здесь?

Визуалы 2

Дорогие читатели)

Еще немного визуалов.

Напишите в комментариях, кого еще вы хотите видеть или какое место)

Приятного просмотра!

Королева.


Королева в тронном зале.


Пещера самоцветов.


Тронный зал.


И еще немного...

Таш-корун.

18

Если бы мы простояли в этом пещерном зале еще пять минут, меня бы вывернуло.

Но Королева, неохотно кивнув Дмитрию и продолжив движение в сторону своего рубинового трона, ясно дала понять: на сегодня с нее хватит призывников. А это означало, что мы можем освободить ее логово.

Надеюсь, я больше никогда сюда не вернусь.

Перед выходом Николай поворачивает меня к себе и пихает в рот сахарную конфету, вкусом похожую на леденцы, которые раздавали Марии в лазарете.

— Соси. Медленно. — шепотом он приказывает мне. — И может, ты не свалишься в обморок до приезда в Горнило.

Мне хочется выплюнуть эту конфету ему прямо в глаза, но увидев яростное выражение лица Николая, пробуждающее воспоминания о бурлящей крови в венах, я слушаюсь.

Майор Аркас с несколькими каштоунами остается в пещерном зале, а выживших призывников уводят.

По пути, я ощущаю слезы, стоящие в глазах. Но никто из нас не находит храбрости чтобы расплакаться. Потому что плач сейчас это роскошная и непозволительная слабость.

Боль и усталость немного спадают по мере того, как леденец тает в моем рту.

Нас, оставшихся в живых тринадцать призывников, ведут по коридорам подземелья в полной тишине. Меня окружают хмурые и потерянные лица.

Тринадцать.

Нас осталось тринадцать из тридцати.

Мне не верится, что все это происходит на самом деле. Кажется, что сейчас я повернусь и увижу остальных. Но я не поворачиваюсь и стараюсь смотреть только себе под ноги.

Как только мы доходим до каменной платформы, другой, не той, на которую мы приехали, то рассаживаемся в вагонетки. В этот раз без шепота или энтузиазма. Присяга нам доказала, что мы в полном дерьме.

Я залезаю в вагонетку с Вандой, Даной и Алиной. Дмитрий больше не требует отправить ее в самый конец отряда. Мы опускаемся на дно и прижимаемся друг к другу. Я даже не хочу рассматривать туннель, по которым нас будут вести. Мое любопытство угасло.

— Это было крайне жутко. — говорит Ванда.

— Но мы живы. — комментирует Дана и вытаскивает из кармана три леденца. — Их только три. Я откушу свой и поделюсь с кем-нибудь из вас.

— Нет, не надо. — останавливаю ее я. — Я уже съела один.

— И даже не поделилась? — возмущается Дана, пока остальные разбирают похожие на янтарь конфеты.

— Меня заставили. Он заставил. — ненавижу себя за то, что даже не могу произнести его имя вслух. У меня каждый раз сжимаются легкие при одной мысли о нем.

— Ах… — понимающе ухмыляется Дана. — Повезло тебе с ним. Хоть он больше похож на смерть, чем на наставника. Не говоря уже о том, что королева…

— Тсс… — затыкает ей рот Ванда, и Дана морщится в ответ, как будто надоедливая муха села ей на голову.

— А ты где их взяла? Имею в виду, леденцы. — спрашиваю я.

— А, это… Ну, так… Я просто их нащупала в кармане у своего, как его там, наставника. — невинно объясняет Дана.

— Ты нащупала и взяла? Так просто? — удивляется Алина.

— Ага. Мне нужно было подкрепиться. Он все равно в отличной форме. А мне это жизненно необходимо.

— Ну ты даешь! — С восхищением говорит Алина. — А мне сейчас жизненно необходимо поменять одежду. — Она нюхает себя и морщит нос. — Кажется, что я вытерла ею всю пещеру Самоцветов.

— Постой. — прерываю ее я. — Ты была в одежде?

— Ты так говоришь, будто тебе пришлось раздеться. — усмехаясь комментирует Дана.

— Да. — сухо выдаю, и девушки смотрят на меня так, как будто я сморозила глупость.

— Вы что, не снимали одежду? — переспрашиваю, чувствуя, как дыхание пропадает из легких.

Они отрицательно качают головой и продолжают пристально смотреть, словно требуя объяснения.

— И вы даже платье не снимали?

— А ты, что, даже нижнее белье сняла? — изумляется Дана, и я закрываю глаза.

Николай…

Он просто поиздевался надо мной.

Я сжимаю кулаки, давая себе обещание, что обязательно придумаю способ за это отомстить.

— Так ты голая сиганула? — все еще ждет ответа Дана и другие.

— Да. Он сказал, что для человека можно зайти только голыми. — не верю, что рассказываю это. Щеки предательски горят, но я знаю: подругам я могу доверять.

Дана таращит глаза.

— Я отказываюсь это комментировать. — говорит она, как будто я ее просила об этом. — Он настолько отмороженный? То есть, каменный?

— Лучше молчите. — прошу их, и скрываю глаза за собственной ладонью.

Дорога длится намного дольше чем на пути к Пещере Самоцветов, и я даже успеваю задремать. Лишь когда вагонетки резко тормозят, я открываю глаза.

После того как мы выстраиваемся в ряд возле рельсов, нас заставляют идти вверх по каменной лестнице.

Ступеньки, ведущие вверх по спирали, кажется, никогда не заканчатся. Словно они уходят в небо, только его отсюда не видно. Замкнутый и круглый, широкий туннель освещается всего лишь красными камнями. Я не замечаю ни одного окна, чтобы посмотреть наружу и понять, где мы находимся.

После часа усердного карабканья кто-то из призывников в конце цепочки отказывается подниматься, и запротестовав, садится на ступеньки. Но тут же встает, как только гематитник начинает применять на нем свои силу.

— Что размокли! — громким голосом, усиленным каменными стенами, говорит Дана. — Беремся за руки, и помогаем друг другу. А то мы так все помрем на этой лестницы, кто от усталости, кто от голода! — пытается подбодрить отставших она.

Не все соглашаются, но основная часть все же следует совету.

Когда мы наконец-то достигаем первого окна, то замираем от открывающегося вида.

Море. Море. Море.

Мы на острове…

Я не вижу суши, на которую можно было бы сбежать вплавь…

Я даже чаек не вижу…

Это плохой знак.

Не верится, что мы пересекли море по подземелью.

— Вперед. Нам еще высоко подниматься. — предупреждает Дмитрий. Он с нами, как и остальные четверо каштоунов, которые привезли нас на присягу. Кажется, что драгоценные воины нисколько не устали.

19

Каменную сыворотку получают не все.

Лишь тех, кого признала Пещера, кого отметил сам камень, допускают к ритуалу.
Сыворотка — это пыль самоцвета, смешанная с эликсиром, чья формула известна лишь приближенным Королевы.
Ее вводят в кровь — и тело пылает изнутри, словно становится рудой, готовой к переплавке.
Чтобы выжить, нужно быть крепче стали и спокойнее камня.
Многие не переживают перелома. Но те, кто проходит через него — пробуждаются иными.
В их венах течет каменная сила, и имя им отныне — каштуны.

Из летописи Каменного королевства.

Анна

Королева идет плавно.

Она все ближе и ближе.

Ее глаза сверкают красным огнем.

Ее улыбка безумна и одержима.

Неужели, никто этого не замечает?

Я оглядываюсь назад, но окружающие меня люди смотрят в сторону королевы с обожанием и тотальным поклонением.

— Соскучилась по мне? — я слышу знакомый голос, и внутри все сжимается.

Воздух пропадает из легких.

Тук.

Николая появляется прямо передо мной, и улыбается своей знакомой зловещей улыбкой. Опять.

Тук.

Тук.

Он протягивает мне руку, но я не могу пошевелиться…

Я задыхаюсь, чтобы проснуться…

Тук…

Кошмар сменяется кошмаром, ведь открыв глаза, я замечаю Николая, сидящего за маленьким столиком напротив кровати и пристально наблюдающего за мной.

От ужаса я вскрикиваю и прикрываюсь одеялом, беспорядочно ловя ртом воздух. Как будто это может меня от него защитить.

— Ты слишком много спишь. — говорит он глубоким и холодным голосом, слегка наклонив голову.

Медленно он переводит взгляд на темно-серый округлый камень, зажатый между его пальцами.

Тук.

Тук.

Он постукивает им по деревянному столу, словно высчитывая секунды.

— А ты — нет? — спрашиваю я, осознав, что вряд ли он пришел, чтобы убить меня. Ведь его цель — сделать каждый мой вздох невыносимым, и он заставит меня дышать, даже если я лишусь своих легких.

— Ты проспала тридцать часов. — он игнорирует мой вопрос.

Я поджимаю губы, вспомнив, что это не первый раз, когда я много сплю. Мой рекорд — сорок восемь часов сна, после того как меня привезли в лазарет.

— Мое тело нуждается в восстановлении. — произношу я, немного радуясь, что мой голос больше не дрожит.

Я чувствую прилив сил, а вместе с ними — уверенность.

— Теперь я решаю в чем нуждается твое тело. — От его жестких слов мурашки пробегают по коже.

— Ты говоришь так, как будто мое тело принадлежит тебе. — возмущаюсь я, гордо выпрямляя спину и вспоминая про то, как он заставил меня раздеться.

Обманом. Слишком подло воспользовавшись ситуацией.

Я когда-нибудь припомню ему это.

— У тебя есть в этом сомнения? — его взгляд полон ненависти и презрения.

— Хочешь убедить меня в обратном, применив свою силу? — я бросаю ему вызов, смотря прямо в эти темные бездонные глаза, понимая, что на грани. Ведь в них слишком легко утонуть.

Я мысленно готовлюсь что Николай это разозлит. И, скорее всего, он разрушит меня.
Унизит.

Раздавит.

Когда он поднимается со стула, я начинаю сомневаться в том, стоило ли так с ним разговаривать.

Когда он делает шаг к моей кровати — я жалею, что проснулась.

Когда он прикасается своим пальцем к моей щеке, плавно проводит им вниз, к шее, смотря на меня сверху вниз, словно божество, скучно раздумывающее над тем, как раздавить букашку: одним взглядом, или просто дунув на нее.

Мои внутренности сжимаются, а воздух в горле начинает дрожать.

— Мне не обязательно применять свою силу, чтобы сделать тебе больно или заставить тебя пожалеть о том, что ты еще дышишь…

Я знаю, что он прав. Лучше от этого не становится. Почему я все равно испытываю его терпение?

— Почему ты просто не убьешь меня? — срывается с губ.

Все мои конечности холодеют по мере того, как его палец опускается вниз, к декольте.

— Потому что тогда смерть моего брата была бы напрасной. Ты должна мне за его жизнь. И ты будешь страдать за каждую минуту, что украла у Александра.

Он продолжает смотреть мне в глаза так, словно стремясь исполосовать лезвием всю душу, оставив нетронутой оболочку. К горлу подступают удушающие слезы.

— Мне… жаль. — выдавливаю я.

— Мне не нужны твои слова.

В груди всколыхнулось безжалостное желание понести наказание, искупить вину. Внутри все кричит, разрывается, болит…

Но что-то заставляет вновь посмотреть с вызовом в глаза Николая.

— Этого хотел бы Александр? — задаю я вопрос.

В глазах Николая проскальзывает нечто туманное и неуловимое, прежде чем они сощуриваются на мне.

— Не называй его по имени. — чеканит майор Аркас. — Николай убирает руку и отходит к окну, смотря вдаль. — Собирайся. У тебя минута.

Я выбираюсь из кровати, радуясь, что заснула в одежде. Хотя, майор Аркас видел уже меня голой. И еще не известно, что показывает ему Королева в своей Скарлатной башне.

Меня передергивает при одном только воспоминании об откровенном поведении Королевы в отношении Николая. Неужели, между ними любовь? О нет, это больше похоже на похоть. Он просто фаворит королевы.

На стуле лежит новый комплект формы - черные штаны, серая рубашка и темно-зеленый жакет.

Он поворачивается только тогда, когда истекает мое время.

Минута.

20

— Куда мы идем? — спрашиваю я, шагая за широкой спиной Николая и едва успевая осмотреться по сторонам.

Один каменный коридор сменяется другим. Сомневаюсь, что я смогу запомнить обратный путь или когда-либо привыкнуть к этому лабиринту.

Проход. Коридор. Лестница. Опять коридор.

Это похоже на муравейник.

Внезапно перед глазами открывается просторный зал с множеством деревянных столов и лавок.

Столовая, в которой мы оказываемся одни. Значит сейчас не время завтрака, обеда или ужина… Интересно, который час?

— Есть. Тебе нужно поесть. — холодно кидает он.

Николай проводит меня вдоль рядов, в сторону раздаточной. Я понимаю это, поскольку замечаю кастрюли таких размеров, словно они предназначены для великанов. Однако за раздаточным столом пусто. Мы явно пришли поздно — кухарки уже разошлись.

Уверенными шагами Николай проходит внутрь и сам открывает шкафы с продовольствием, ища что-то.

Достав большой кусок ржаного хлеба, масла и какого-то вяленого мяса, он указывает мне сесть за стол. После чего молча нарезает длиннющий, как драконий язык, ломоть хлеба, намазывает его сливочным маслом, и сверху укладывает кусочки вяленого мяса.

Заботливо.

Я сглатываю, пытаясь подавить урчание в животе, и одновременно морщусь… Этот бутерброд похож не на что иное, как на пасть взбесившегося дракона, которая скорее всего сожрет меня раньше, чем я ее.

— Ешь. — приказывает Николай, и я секунду мнусь, пока он не начинает сверлить меня убийственным взглядом. — Быстрее. У нас мало времени. — шипит майор.

Я вступаю в борьбу с мифическим монстром, давлюсь хлебом, но постепенно поглощаю кусок за куском.

В глубине столовой раздаются грузные шаркающие шаги и из кухни выходит великанша.

Я была права по поводу кастрюль.

Я хлопаю глазами, забывая пережевывать откушенный хлеб. Женщина вынуждена сгорбиться чтобы пройти в дверь, и ее голова почти достает до потолка столовой.

— Аркас! — шипит она, и из-под ее косынки, которая запросто могла бы стать моим одеялом, выпадают волосы, словно живые и злые змеи.
Нет, показалось.

— Майор Аркас. — снисходительно и холодно поправляет ее Николай.

— Как ты смеешь брать провизию без моего разрешения! — ее зрачки с куриное яйцо впиваются в мой бутерброд. — Чего? Это масло? Ветчина? Какого лешего ты позволил ей сожрать масла на целый отряд каштоунов!

Я в ужасе откладываю в сторону две трети недоеденного бутерброда, боясь, что великанша от злости закинет меня в одну из своих кастрюль, и сегодня на ужине я буду плавать в похлебке.

— Валентина, — Николай встает, загораживая меня своей спиной. — Это мое распоряжение. И не забывайте с кем разговариваете.

Николай окидывает ее многозначительным взглядом, и великанша поджимает губы.

— Мог бы спросить. Совсем уважение потерял. Я тебя столько лет кормила! — разочарованно шепчет она. — Неблагодарный.

Николай пропускает ее замечание мимо ушей, поворачиваясь ко мне и взглядом приказывая продолжить трапезу.

Я давлюсь куском, который не успела проглотить. Николай разочарованно закрывает глаза. В то время как великанша огибает стол, подбираясь ко мне ближе и слегка постукивает по спине.

— Спасибо. — я вновь начинаю дышать.

— Ешь. — прерывает меня Николай.

— Куда ты ей столько? Ты что не видишь какая она худая? Твоя подопечная лопнет, если это съест. У нее желудок с мой палец! — Великанша поднимает указательный палец, прямо перед непроницаемым лицом Николая, и отмеряет большим вероятный размер, а затем, недовольно и укоризненно поджимает верхнюю морщинистую губу.

Пожалуй, да. Именно такого размера мой желудок.

Потом Валентина вытаскивает из-за пазухи кусок бумаги.

— Не съест она все! Вот. — Великанша, заботливо и умело заворачивает оставшийся кусок и протягивает мне, в то время как лицо Николая мрачнеет словно грозовая туча. Еще немного и из его глаз посыпятся молнии.

— С-спасибо. — я мямлю, боясь сделать что-то не так, разозлить Николая настолько, что он выместит свой гнев на доброй, пусть и такой большой, кухарке…

Но Николай сдерживается.

— Идем. — небрежно бросает он Валентине, и встает.

Я мимолетно улыбаюсь женщине, которая была настолько со мной добра, чтобы не побояться и воспротивиться самому майору Аркасу, и выбегаю вслед за Николаем.

Мы опять плутаем в каменных коридорах, поднимаясь на верхние этажи. Интересно, сколько их в Горниле?

Достигнув простой двери в одном из туннелях, Николай открывает ее, без стука или какого-либо предупреждения.

Мы заходим в помещение, похожее на мастерскую и заполненную различными поделками из малахита. На стеллаже вдоль стены я замечаю малахитовые доспехи разных размеров, оружие, одежду, вышитую зелеными камнями, широкие браслеты и много-много всего разного и пока далекого от моего понимания.

— Василий, это Анна, моя подопечная.

В глубине комнаты, рядом с окном, я замечаю большой стол, за которым сидит старик. Его волосы и борода — седые, но тело, одетое в зеленый китель, кажется довольно подтянутым, учитывая возраст.

Он поднимает на нас светло-зеленые глаза и внимательно изучает меня, пока Николай усаживается на стул, рядом с большим креслом в центре помещения. Я замечаю на последнем большое количество ремешков, предназначенных для обездвиживания сидящих, и это меня пугает до глубины души.

— Что ты можешь сделать, чтобы повысить ее шансы на выживаемость? — спрашивает майор Аркас.

Я нервно сглатываю. Напоминание о том, что я скоро могу умереть, не приносит мне никакой радости.

— Надо посмотреть. Все зависит от камня, сам знаешь. Малахит бывает разным, как и силы, которые он дарует. — Василий встает, вытирая руки тряпкой, и подходит ко мне ближе.

— Садись. — кивает он мне на зловещее кресло.

Я настолько напугана, что не могу двигаться.

— Садись, я просто тебя осмотрю. — обещает старик.

Я слушаюсь.

21

Если ранее лицо Николая было непроницаемым, то теперь от него повеяло пронизывающим ледяным холодом.

— Она прошла присягу, и я ее свидетель. — говорит он стальным тоном, от которого у меня начинает звенеть в ушах. — Я отчетливо видел крупицы малахита.

— Это невозможно. Ее ладони пусты! — возмущается Василий, вновь подхватывая мои руки и рассматривая их. — А это значит… Она не может здесь находиться. Мы должны уничтожить ее немедленно. Нарушение правил превращения людей в каштоунов карается смертью.

Я слушаю как заминается голос малахитника, и в груди разливается неприятное ощущение, как будто я вновь стою перед дырой в Пещере Самоцветов и меня вот-вот подкинет в воздух, чтобы затянуть вниз. Я уже ощущаю как мои ладони скользят по поверхности каменного отверстия, затягивая вниз. Только в этот раз меня никто не спасает.

— Мы сделаем это сейчас. — приказывает Николай.

Я ловлю его беспощадный взгляд, немедленно лишаясь воздуха. Горло сдавливает ужасом, я даже не могу вскрикнуть. Я словно застряла в кошмаре, где не могу пошевелиться.

— Ввести ей сейчас сыворотку? Это ее убьет. Помимо того, что она не готова, камни не выбрали ее. — продолжает малахитник, складывая руки на груди, и даже не смотря в мою сторону. Они разговаривают о моей смерти, как будто меня здесь нет.

— Она все равно умрет. — бесстрастно кидает Николай.

— Но с сывороткой это в разы мучительнее… Как малахитник высокого ранга, я могу просто усыпить ее. Она ничего не почувствует… — настаивает на своем Василий, но майор Аркас не слышит его.

— Я знаю, что ты связан клятвой и не можешь выпустить ее отсюда живой. Я также уверен в том, что видел, как она прошла присягу, и могу поручиться. Ты введешь ей сыворотку. Сейчас. — голос Николая не терпит отказа.

Я сжимаюсь в комок, пока наблюдаю за молчаливой дуэлью между двумя каштоунами. Одним — в возрасте, с седыми волосами, морщинами, с уверенностью жизненного опыта и тщательно почитающий правила. Другой — молодой, жестокий и непредсказуемый. Плюющий на закон, ведь он любимчик самой Королевы.

От их решения зависит моя жизнь.

Хотя нет, единственное что от них зависит — это каким способом я сегодня умру…

Василий остается непреклонен, а на лице Николая начинают ходить желваки.

— Если этого не сделаешь ты, я сам введу ей сыворотку. — прерывает молчание майор таким низким голосом, что заставляет мои внутренности перевернуться.

— Но я не могу нарушить правило… — качает головой малахитник.

— Это приказ. — обрывает его Николай, и переводит косой взгляд на рубины в своих погонах, словно давая Василию возможность посмотреть на них внимательно и передумать. — Ты же знаешь, что Королева не оставляет в живых тех, кто не выполняет ее приказы. С затменными рубинами мое слово — подобно слову королевы.

Лицо Василия кривится в недовольной ухмылке, но тут же белеет. Я замечаю, как нижняя губа малахитника нервно подергивается, а затем, я перевожу взгляд на Николая. Тот замирает, словно внезапно задумавшись о чем-то, и разглядывает свои пальцы, потирая большой об указательный. Проступивший пот на висках малахитника, дает мне понять, что Николай применяет против него свою силу.

— Я… Я сделаю это… — задыхаясь и опираясь на свой стол говорит Василий. — Но если Королева узнает…

— Я решил, что сделаю это сам. Приготовь сыворотку. — Николай поворачивается ко мне, и моя голова дергается от нервного напряжения. — Всегда хотел попробовать. — Его губы растягиваются в зловещей ухмылке.

Может, он передумал носиться со мной и быть моим наставником.

Может, ему надоело угрожать мне сделать существование невыносимым.

А может, он уверен в том, что я смогу подобное пережить…

Макс рассказывал, что не все выживают после принятия каменной сыворотки, даже если прошли присягу в Пещере Самоцветов…

Прошла ли ее я? Выбрали ли меня камни на самом деле? Почему мои крупицы пропали? Может, это все случилось из-за того, что Николай вмешался в мою присягу, когда вытащил меня из дыры?

Я привстаю с кресла, и тут же сажусь обратно. Николаю хватает взгляда, чтобы заставить кровь в моих венах бурлить…

— Т-ты у-уверен? — заикаюсь я.

Николай не отвечает.

Или просто делает вид, что не услышал.

Он вырастает рядом со мной черным айсбергом, чтобы начать мучительно медленно и с каким-то садистским удовольствием застегивать ремни на моих руках и ногах. Его прикосновения обжигают.

Он хладнокровный безумец.

— Что, в этот раз даже не заставишь меня раздеться? — пробую я язвить, почувствовав, как ко мне возвращается голос.

Он знает, что я имею в виду.

Я вижу это по его ухмылке.

Жаль, что так и не отомстила за его издевательство надо мной в Пещере Самоцветов, когда он заставил меня проходить присягу полностью голой.

— Не переживай. У меня еще будет время и возможности. — шепчет он мне на ухо, вызывая дрожь во всем теле.

Он хладнокровный и безжалостный безумец, потому что я ни разу не видела человека, который получал бы удовольствие, азартно рискуя жизнью другого…

Он не человек.

Он — каштоун.

Хорошо, что у меня низкие шансы стать такой безжалостной как он!

Когда Василий передает в руки Николаю большой шприц с зеленой жидкостью, я инстинктивно пытаюсь притянуть к себе ноги и руки, но оказываюсь полностью зажата в ремнях кресла.

— Я могу… — собирается что-то предложить малахитник.

— Не надо. Она справится сама. — отрезает его Николай.

Игла впивается мне в вену на руке.

Сердце заходится, как будто стремится проломить мне ребра и выскочить из груди. Я выгибаюсь от острого желания выпрыгнуть из собственного тела. Боль, жгучая, сильная и невыносимая, накрывает с головой.

Взгляд цепляется за темные глаза майора Аркаса.

— Ты за это заплатишь. Даже если я умру… — выдавливаю я. — Я буду мучить тебя в кошмарах, Аркас! — выкрикиваю, не сразу замечая, как сжимаю его ладонь в своей.

22

Я буду мучить его в снах так же, как он меня.

Он просто так от меня не избавится…

Эта боль…

Она заставляет кричать, рыдать и ненавидеть.

Внезапно, темнота становится моим убежищем. Теперь, я не чувствую ничего… Совсем ничего.

Так выглядит смерть?

Резкая, неизмеримая и безмятежно спокойная.

Я словно разлетелась на миллион частиц и теперь не понимаю, где мое тело, а где — пространство.

Меня нет. И вроде я есть.

Я же думаю, значит, я все еще существую?

Затем, я ощущаю вспышку. Сильную и безжалостную. Темнота рассеивается, чтобы погрузить меня в самое пекло. Я чувствую безумный и всепоглощающий жар. Как будто то, что от меня осталось окунули в кратер вулкана с лавой.

Пекло сменяется ледяным водопадом, смывающим пепел.

Следом, ветер пронизывает насквозь и обдувает каждую частичку меня, которой больше нет.

А потом…

Начиная с ног, я каменею.

Я ощущаю мощную и неразрушимую силу. Она наполняет образовавшуюся пустоту и заново создает новую меня.

Зеленые крупицы разных оттенков липнут к моему естеству, толпятся, сжимаются и уплотняются.

Я слышу шелест, точнее, шуршание… Как будто кто-то трет мелкие камешки друг о друга. Местами, это походит на шепот или чьи-то голоса. Может, это просто бред.

Наконец-то я вновь ощущаю себя.

Однако, меня наполняет нечто неизведанное и совсем непонятное. Это я или не я?

Оно у меня под кожей и в голове.

— Кто ты? — спрашиваю я.

— Ты. — отвечает оно.

Прекрасно пообщались.

Я открываю глаза резко.

Николай сидит прямо рядом со мной.

Ремни кресла уже расстегнуты, поэтому, прежде чем я начинаю дышать — моя рука поднимается, чтобы влепить звонкую пощечину этому высокомерному и непроницаемому лицу.

Молчание.

Николай даже не дернулся.

С таким же успехом можно было дать пощечину каменной статуе.

Но что-то меняется в выражении его лица. Бровь майора Аркаса приподнимается, а губы растягиваются в жестокой и довольной улыбке, больше похожей на оскал.

Я замираю.

Если за этим не последует наказание в виде бурлящей крови в венах, значит я умерла и нахожусь по ту сторону жизни.

Нет.

Он просто наблюдает.

Я — мертва.

— Этого не может быть! — восклицает Василий. — Это же невозможно! Она не может быть живой!

Вот именно. Я тоже думаю об этом.

Василий подходит ко мне и начинает внимательно рассматривать мои ладони, заглядывать в глаза, прослушивать сердцебиение.

Все это под молчаливым взором Николая, переместившегося в угол малахитного кабинета. Он скрещивает руки на груди и что-то обдумывает. Надеюсь, не мое наказание за пощечину, потому что с таким мрачным видом могут только размышлять об убийстве.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает малахитник.

— Прекрасно. Я чувствую себя прекрасно. — Я кидаю многозначительный взгляд в сторону Николая, стараясь мысленно передать ему сообщение, что получила неимоверное удовольствие отомстив пощечиной за его готовность рисковать моей жизнью. В ответ получаю странный прищур, мне кажется, что майор Аркас даже приоткрывает рот.

Василий выдыхает воздух, напрягаясь так, словно он не может разгадать загадку всей своей жизни.

— Ты и правда в отличном состоянии. Я впервые вижу человека, который бы так быстро пришел в себя после каменной сыворотки и начал разговаривать… Интересно, когда начнут пробуждаться силы малахита…

— Василий. — прерывает его Николай. — На сегодня мы закончим. В течение следующей недели я доверяю ее тебе. Уверен, она быстро учится.

Майор Аркас направляет на меня свой прищуренный взгляд.

Я отвожу глаза в сторону.

— Да-да, конечно. — бормочет Василий. — Ты можешь приходить сюда когда захочешь. В Горниле пока ты единственная малахитница-новичок. Это похоже на везение…

— А есть другие? — интересуюсь я.

— Да. Но они уже на другом уровне. Кто-то на передовой, кто-то прислуживает во дворце Королевы… Все зависит от сил камня.

— И какие у меня будут силы? — пока у меня есть возможность, я стараюсь разговорить малахитника.

— У каждого по-своему. Кому-то камень дает способность управлять эмоциями, кому-то — бить в печень или, наоборот, очищать ее от ядов. Я, например могу успокаивать, вплоть до погружения в смертельный сон. Твою способность мы будем исследовать в течение следующего месяца.

— А бывает так, что у каштоуна несколько способностей?

— Да, такое бывает. Два-три таланта. Которые можно развить до разных уровней…

Я с огромным любопытством слушаю Василия, и даже забываю о том, что в помещении находится Николай. Каменная сыворотка как будто придала мне уверенности. Василий подходит к одной из своих полок и начинает что-то искать. Затем, достает из одной шкатулки два малахитовых цельных браслета.

— Вот. — Протягивает их мне. — Попробуй поговорить с камнем.

— Чего? — Я не совсем понимаю, чего от меня хотят.

Василий подносит к моему уху один из браслетов.

— Слушай.

И я прислушиваюсь.

Легкий шепот, я улавливаю его. Он похож на тот, который я слышала до того, как очнулась. Шуршание камней.

— Но я не понимаю, что они говорят! — недоумеваю я.

— Значит ты их уже слышишь… — опешивает Василий.

— Это плохо? — срывается с моих губ.

23

Как только мы выходим от малахитника, Николай кидает мне через плечо:

— Твоя задача запомнить сюда дорогу, потому что я не собираюсь с тобой нянчиться. И еще. — он замедляет шаг, пока не останавливается в пустынном коридоре. — Если ты еще раз поделишься со мной своим ощущением — я поделюсь с тобой своими. — Он поднимает руку вверх, внимательно смотря мне в глаза, и оттесняет к стене.

— Не поняла…

— Все ты поняла. — он разворачивается и шагает прочь.

Я замираю на несколько мгновений, чтобы сообразить, о чем он. Так и не поняв, я бросаюсь ему вдогонку.

— Ты сделаешь мне больно? — интересуюсь я. — Если да, то это означает, что ты чувствуешь боль.

— Тебе не кажется, что ты слишком много разговариваешь? — Майор Аркас продолжает свой путь.

— Нет. Не кажется. Я хочу знать больше об этом месте и что меня ждет. Ты мой наставник! — Я едва успеваю идти за ним, кажется, будто он специально ускоряет шаг. — Разве наставники не должны помогать новым каштоунам?

Николай резко останавливается, и я впечатываюсь носом в его каменную спину. Удивительно, как только я не умудрилась сломать себе нос!

Он медленно поворачивается ко мне лицом, и я делаю пару шагов назад, испугавшись, что сейчас он точно меня накажет.

— Так ты забыла, да? Неужели ты думаешь, что я не помню из-за кого погиб мой брат? Ты здесь просто потому, что я выбрал себе игрушку. И пока я не смогу заполнить дыру, оставшуюся в моем сердце после гибели брата, ты будешь рядом со мной и делать то, что я захочу. Я твой хозяин, а не наставник. Ты должна мне жизнь и будешь расплачиваться.

По спине пробегают мурашки от его взгляда, полного ненависти и боли. Он как будто демон, пожирающий мою душу. Я чувствую головокружение и тошноту. Чего хуже, Николая внезапно становится два.

Я хватаюсь за затылок, почувствовав, как что-то стекает по моей шее.

Кровь?

Нащупываю маленькую рану прямо у основания роста волос.

— Что это? — перебиваю майора Аркаса.

— Это мой тебе подарок. — язвит он, и подходит еще ближе, смещая мои волосы с шеи.

Подарок от Николая звучит как внезапное попадание в капкан обеими ногами. Из него не выбраться и нет возможности отказаться, сказать в последнюю минуту: "извини, мне не нравится, сам держи свой подарок".

Я прислоняюсь к стене, пока Николай достает из своего кармана темный платок. Он прикладывает его к моей кровоточащей ранке, даже не посмотрев на мой затылок, очевидно, понимая, где именно она расположена. Как будто именно он сделал это.

Конечно, это сделал он, ведь это его подарок…

— Что это? — повторяю вопрос.

— Камень-маячок. Или ты думала, что я просто так тебя оставлю без присмотра на неделю? С этим камнем я смогу отыскать тебя даже на дне моря. Так что, не думай, что тебе получится сбежать от меня.

Николай прижимает свой платок сильнее к моему затылку, обхватив ладонью шею и надавливая большим пальцем чуть выше ключицы. Он смотрит прямо в глаза.

В голове темнеет.

Я ощущаю себя так, как будто на мне поставили клеймо. Становится противно и хочется расцарапать ранку еще больше, чтобы достать эту штуковину.

— Не думай, что сможешь избавиться от маячка. Им управляю я, и он может передвигаться по твоему телу. — добавляет Николай, словно прочитав мои мысли.

Я никогда не думала, что камень может передавать сведения на расстоянии… Как же много всего я не знаю!

Я пытаюсь успокоить дыхание, но близость Николая заставляет сердце клокотать. Его пальцы все еще сжимают мою шею, а черные глаза гипнотизируют, не позволяя отвести взгляд. Внезапно он отстраняется, убирая руку. Холодный воздух касается моей кожи там, где только что была его ладонь.

Теперь я действительно принадлежу ему. Как вещь, как игрушка… Как пленница.

— Идем. — приказывает он, но вместо того, чтобы повиноваться, я мотаю головой.

Потолок смешивается со стенами коридора.

Я едва не разбиваю себе нос, в этот раз об пол. Затем, оказываюсь на руках майора Аркаса.

Меня знобит и колотит, как от температуры, все тело словно охвачено лихорадкой. Еле приоткрывая глаза, я наблюдаю за острыми чертами лица майора Аркаса, за его твердо сжатыми губами и напряженной линией подбородка.
Он смотрит вперед, не обращая на меня никакого внимания, будто несет не человека, а мешок с вещами. Я покачиваюсь в его руках в такт размеренным шагам, чувствуя каждое движение. Стены коридора сменяются оттенками камня: от темно-серого до почти черного, размытые пятна плывут перед глазами.
Куда он меня несет, скорее всего в мою комнату.

Я оказываюсь права.

Когда он кладет меня на постель, я начинаю дрожать еще сильнее. Каким бы каменным и холодным он ни был, его тело все же передавало мне нормальную человеческую теплоту.

Теперь же я чувствовала жуткий озноб. Комнату окутывает туманом…

Николай трогает мой лоб.

Уходит.

В какой-то момент меня начинает колотить так, что я слышу, как двигаются ножки кровати.

Вскоре, в комнату заходит мужчина в серой одежде медбрата, я вновь в лазарете?

Нет.

За медбратом я вновь замечаю темную фигуру Николая.

— Прошло слишком мало времени с момента присяги до инъекции. Я никогда о таком не слышал.

— Но она прекрасно себя чувствовала после. Сама встала с кресла. Малахитник измерил ее показатели. Они были в норме. - Я узнаю холодный голос Николая.

— Вы же знаете, майор Аркас, что бывает после. Возможно, запоздалая реакция. Может выживет. А может и…

Я падаю куда-то вниз… В безумную и голодную дыру из Пещеры Самоцветов…

***

Я оказываюсь в странном помещении перед черным зеркалом, похожим на то, что ведет в Пещеру Самоцветов. Его поверхность также плывет рябью, и манит прикоснуться. Вокруг неразличимые бесформенные тени, лишь отдаленно слышен женский смех.

В какой-то момент с правого верхнего угла скользит красная капля.

24

В Горниле Камня пять рангов каштоунов.
Первый — кадеты.

Только что вкусившие сыворотку, они ищут в себе камень и себя в камне.
Второй — мастера.

Их сила не убивает, но создает: лечит, кует, строит. Им позволено надеяться.
Третий — воины.

Прошедшие Обточку. Их способности смертельны, их путь — бой.
Четвертый — элита.

Выжившие после крови и первых военных заданий, наставники и палачи одновременно.
Пятый — легенды.

Те, кто пришел из битв, чтобы закалить новое поколение. Они не живут здесь. Они являются.
Чем выше ты поднимаешься, тем крепче должен быть твой камень.

И тем тише — сердце.

Из летописи Каменного королевства.

Анна

Когда я просыпаюсь, меня бьет мелкая дрожь, капли пота стекают по лбу.

Алый туман медленно покидает мою комнату, и я вижу, как Ванда устроилась на стуле, а Дана примостилась на краю стола.

Я все еще еле дышу.

– Наконец-то, я уже думала, что твою душу похитили верги! – Лицо Даны взволнованно, и она тут же делает несколько шагов, приближаясь. – Ты кричала на все Горнило Камня!

— Кто? Кто такие верги? — удивляюсь я, разглядывая их новую форму: на девушках черные штаны и серые рубашки, но цвета их жакетов разливаются, на Дане — темно красный, который очень идет к ее волосам, а на Ванде — фиолетовый.

— Не знаю, это мне Ванда рассказала. Говорит, это такие существа, которые приходят во сне и крадут души. — поясняет Дана, пока Ванда кивает головой и улыбается:

— Мне рассказывала о них бабушка. Как же я рада что они тебя не похитили.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Дана, всматриваясь в мои глаза и трогая лоб. — ты была без сознания двадцать часов.

Отлично, понемногу я сокращаю часы в отключке. Несмотря на все произошедшее, я чувствую себя намного лучше.

— Все хорошо. — Я пытаюсь подняться с постели.

Ванда тут же подхватывает меня под руку, как будто я сейчас вот-вот упаду.

— Я могу сама. — заверяю я сестер. — А где Алина?

Девушки переглядываются и обмениваются улыбками.

— Она на занятии с лейтенантом Лацисом, он помогает ей… Освоиться. — прыскает Дана. — Ей повезло больше всех, она теперь связана с тем, в кого по уши влюблена. Он все еще способен читать ее мысли, так что… Можешь представить каково ей каждый раз, когда они вместе.

Меня успокаивают голоса и смех девушек.

— Ну а ты? Как у тебя с майором? он сегодня утром привез к тебе королевского доктора, представляешь? Вот это забота!

Ага.

Мне было бы даже приятно, если бы в планы Николая не входило сделать мою жизнь невыносимой.

— Смело. — сухо комментирую я.

— Кстати, поздравляю тебя. Теперь ты каштоун. - Ванда радостно улыбается.

— Еще нет. — поправляю ее я. — Чтобы называться каштоуном, нужно пройти подготовку в Горниле.

— Какая разница? Ты приняла сыворотку. Выжила. Ты просто легенда в каменных коридорах! — уровень оптимистичности Даны поражает.

— А вы?

— Мы еще нет. Неделя на знакомство с камнем, и после мы можем принять сыворотку, надеясь, что все пройдет как по маслу. А пока мы новенькие. Никто. И нас используют, чтобы накрывать на стол, мыть полы и оттирать кровь после тренировок старших.

— Вы серьезно?

— Да.

— Зато я себе уже набрала целую наволочку хлеба. — рассказывает Дана. — Если будете голодны — заходите.

— Дана!

— Что?

— Разве так можно? Валентина знает? — Я вспоминаю суровую женщину повара. Сомневаюсь, что она одобряет подобное.

— Великанша? Нет конечно. Иначе, я бы уже варилась в одной из ее кастрюль. Ей и знать не обязательно. А нам нужно выживать в этом месте. Впереди тренировки, каменная сыворотка и все такое. Мне нужна еда, чтобы все это выдержать! — оправдывается Дана, нисколько не сожалея о сделанном.

Я не могу смотреть на подругу с осуждением. Каждый выживает как может, здесь без этого никак.

— Кстати, нам пора накрывать на стол. Скоро обед. — предупреждает Ванда. — Мы зайдем после и принесем тебе твою порцию.

— Я возьму тебе двойной кусок хлеба. — шепчет мне Дана.

— Подождите. Я пойду с вами. — я подхожу к шкафу с одеждой.

— Майор Аркас приказал тебе передать… Чтобы ты не выходила из комнаты без его разрешения.

— Чего?

— Он впустил нас только потому, чтобы мы могли за тобой проследить.

— Но Аркаса здесь нет, а я хочу есть. Немедленно. — Я одеваюсь, ловя на себе взволнованные взгляды подруг.

— Анна, если тебе станет плохо?

— Не станет. Я себя чувствую отлично. Спасибо что позаботились обо мне. А с майором я поговорю сама. Если он, конечно, появиться. Ну, чего вы так взволновались?

Я ищу свой жилет, но вместо него нахожу темно-зеленый китель с погонами. Я замечаю по малахитовой пуговице на каждом из них. В груди что-то волнительно встрепенулось.

— Это означает, что тебе уже ввели каменную сыворотку. — объясняет Ванда, поняв мое замешательство.

Я медленно одеваю китель. Он идеально ложится на мои плечи. Материал невесомый и приятный на ощупь.

— Ты выглядишь… Сногсшибательно! — Глаза Даны расширяются от изумления. — Госпожа малахитница, просим вас в столовую!

25

Внутри Горнило Камня похоже на огромный муравейник. Длинные коридоры, где-то с узенькими окнами, а где-то без, соединяются, расходятся и приводят в разные помещения. Мне срочно нужна карта этого места… Иначе, я рискую потеряться здесь на целую вечность.

Удивляюсь как Дана и Ванда находят дорогу. Еще немного и мы заходим в уже знакомую мне столовую. Я замечаю несколько призывников, с которыми мы прибыли на присягу, и еще несколько тех, кого вижу впервые. Возможно, это призывники, прибывшие до нас, кто еще не получил сыворотку и находится в ожидании успешной синхронизации с камнем. Теперь ими командует грозная Валентина, заставляя натирать столы. Нас она сразу же замечает и манит рукой.

— Ну что? Вижу, что масло пошло тебе на пользу. — не без укоризны говорит она мне, окидывая мой новый китель. — Ты пришла рановато. Можешь сесть за тот стол и подождать, пока остальные закончат накрывать на стол. — Валентина небрежно кивает в сторону, и обращается к Дане с Вандой. — А вы — на раздаточную, бегом!

— Я тоже могу помочь. — отвечаю кухарке.

Суровые большие глаза великанши оценивают меня.

— С чего это вдруг? — удивляется она.

— Как с чего? — отвечаю я ей взаимностью. — Мы прибыли вместе, мы подруги.

— Каштоуны не накрывают на стол, дорогуша. Каштоуны занимаются более важными делами. Так что иди, давай. - она вновь кивает мне на один из столов.

— Я уже здесь. И пока у меня нет никаких важных дел. — мне становится немного не по себе.

Не из-за настойчивости Валентины или ее сурового взгляда, а из-за внезапного особого отношения ко мне. Ведь мы приехали сюда вместе с остальными призывниками, с Даной, Вандой и Алиной. Сидеть и смотреть на них, пока они занимаются делами, заставляет чувствовать себя неудобной. Особенной… Но я ничем не отличаюсь от них, помимо того, что моя присяга не была искренней и Николай буквально вытащил меня с того света… Ну и помимо того, что мне ввели сыворотку и я выжила.

— Хочешь неприятностей? — предупреждает Валентина. — Как пожелаешь. Иди на раздаточную с твоими подругами. И потом не жалуйся.

Я не совсем понимаю, что имеет в виду великанша, но молча следую за Даной и Вандой, ловя на себе укоризненные взгляды других призывников. Как будто я украла у них что-то ценное.

Время летит незаметно, пока мы с девчонками орудуем черпаками и кастрюлями, при этом подшучивая друг над другом.

Ванда объясняет, что за каждым рядом столов закреплен свой особый ранг каштоунов. Всего их пять в Горниле Камня.

Первый — кадеты-новички. Они получили свою каменную сыворотку и теперь, выясняют какими способностями их наделил камень. Они располагаются у самой стены столовой, подальше от окон.

Второй — это мастера, чьи способности полезны вне поля боя, например: лекари, камнерезы, создающие оружие, ремесленники работающие на войско… Несмотря на название мастер, они на самом деле еще учатся быть мастерами. Поэтому сидят рядом с кадетами-новичками.

Третий — воины, чьи способности преимущественно боевые. Их стол ближе к окнам столовой, выходящих на бесконечное море. Чтобы стать воином, кадет-каштоун должен выявить у себя смертоносные способности и показать их в особых испытаниях… Воинов учат убивать.

Я ежусь от шепота Ванды, когда она рассказывает мне об этом.

Четвертый ранг — это элита. Это те, кто успешно прошел одно или несколько боевых заданий Королевы или ее поверенных, отличился результатом и выжил. Их также используют для того, чтобы обучать определенным навыков кадетов, мастеров и воинов. Это почетный ранг, и многие стремятся именно сюда. Здесь есть власть и возможность расти, приближаясь к королеве…

Мастера не могут достичь этого ранга и сесть за четвертый ряд, потому что их способности не убивают, а создают.

Я не хочу власти и не горю желанием приближаться к Королеве. Всем сердцем надеюсь, что попаду за второй стол, так я быстрее смогу вернуться в лазарет, навестить Марию и Бри… встретиться с Максом. А может, я смогу узнать больше о судьбе моей семьи…

Мастера более свободны в выборе своей судьбы, чего не скажешь о воинах и последующих рангах… Те обязаны быть на поле боя и… творить ужасные вещи, каждый раз совершенствуясь в своих разрушительных способностях и в бессердечности… Их сердце со временем каменеет…

Пятый ранг — легенды. Это командующий состав, побывавший в сражениях и затесавшийся в Горнило, чтобы задать очередное испытание для каштоунов других рангов, провести судейство в соревнованиях, выбирая потенциальных воинов для будущих битв, наставники, прибывшие проведать своих каштоунов…

Они сидят за пятым столом, рядом с окнами. И именно за последним столом я сидела вместе с Николаем, когда он заставлял меня есть огромный бутерброд — драконий язык.

Пока мы разносим еду, я замечаю еще один стол. Небольшой. На террассе. За окном.

Дана поджимает губы и шепчет:

— Это стол Королевы, когда она приезжает в Горнило для особых испытаний. Говорят, что оттуда видна боевая площадка и так Королева может наблюдать за ходом действий, рассматривая и оценивая способности воинов.

Интересно… Как она попадает на эту террасу? Потому что я не вижу никаких дверей ведущих туда.

Зал наполняется гулом и в столовой появляются каштоуны разных мастей. От обилия цветных кителей с драгоценными нашивками, столовая становится похожа на торжественный изысканный бал, только без смеха и веселья.

Принесшие присягу, для которых нет никакого ранга в Горниле Камня, садятся в ряд возле дверей на простую узкую скамью. И чего-то ждут.

— Мы едим после остальных. — отвечает Ванда, словно услышав мой вопрос.

Рядом с нами проходит группа из кадетов, молодые и красивые парни с девушками, только вот с понурыми и злыми лицами, как будто они в поиске на ком бы отработать собственные силы…

— Эй, ты! — останавливается рядом со мной каштоун в темном кителе с обсидианами на погонах. — Какого молота ты здесь забыла?

26

— Я? — удивленно спрашиваю, переводя взгляд с Даны на Ванду. — Что не так?

Но они не успевают ответить. Парень подходит и хватает меня за руку, грубо дернув на себя. Я вскакиваю со скамьи.

Что. За. Манеры!?

— Эй! — я вырываюсь из его рук, замечая, как вокруг нас начинают скапливаться каштоуны-кадеты. На них такие же кители, как и на мне, только разных цветов.

— Новенькая. — ехидно смеется девушка в темно-красном кителе. — Тебе лучше не спорить с Кострисом.

— Стойте! — я замираю, не понимая, что происходит. — Почему я не могу быть здесь?

Мое сердце бьется с бешенной скоростью, я чувствую, как все взгляды в этом недружелюбном, таком чужом и каменном месте устремляются на меня.

— Потому что они… — Кострис, он же обсидианник, с презрением смотрит на призывников. — Не прошли через то, через что прошли мы. И под вопросом, пройдут ли.

Что за несправедливая мания величия? Я окидываю взглядом всех каштоунов-кадетов, которых это нисколько не смущает. Откуда столько безразличия в их глазах?

— Как не прошли? — срывается с моих губ, когда я задерживаю взгляд на Ванде, вжавшей голову в свои плечи, то ли от стыда, то ли от страха. — Разве они не пережили Пещеру Самоцветов и присягу? Разве не рисковали своей жизнью, как и вы?

Девушка в голубом кителе драматично вздыхает.

— Не факт, что они переживут сыворотку. А пока они — никто.

— Они люди! — вскрикиваю я.

Внутри что-то вскипает. Как можно просто так забыть о том, кем ты был до этого? Что ты был человеком, и проходил через все испытания. Неужели, они все, как один, окаменели? Кажется, что меня сейчас вывернет наизнанку.

— Я… Я не буду с вами сидеть.

Не знаю, почему это говорю. Мне страшно, что я стану такой же как они… Надменной и ощущающей себя кем-то особенным. Вдруг эпидемия бесчеловечности коснется и меня, если я сяду рядом с ними за один стол?

— Не позорь нас. Ты должна сидеть за кадетским столом. — выдавливает Кострис, пока остальные каштоуны-кадеты с укоризной смотрят на меня.

— Позорю вас? С чего это? — на меня накатывает жгучее возмущение.

— С того, что они не каштоуны и может, никогда ими не станут! Хватит мнить из себя человека. — ехидно бросает мне девушка в темно-красном кителе, с длинными темными волосами.

Это как удар под дых.
Я человек.

Я человек.

Сыворотка не превратила меня в бессердечного монстра…

Пока.

Один из парней призывников, сидящих позади меня, шипит:

— Чего ждешь, иди на свое место!

— Да. Не создавай нам тут проблемы. — продолжает лысый парень, который прибыл вместе со мной в Горнило.

Я вновь окидываю взглядом лавку призывников. Прошло всего пара дней в Горниле Камня, но большинство из них даже не смеет поднимать глаза на кадетов…

— Я сказал, иди за свой стол. — он толкает меня в сторону стола, и меня это жутко раздражает.

— Кто ты такой, чтобы я тебя слушалась? — Мне все говорят, что я должна делать. Но на каком основании? С Николаем я усвоила один урок — каштоуны умеют врать, например, чтобы поиздеваться над тобой и заставить зайти в Пещеру Самоцветов голой…

— Он ефрейтор Кострис, новенькая. Пока нет твоего наставника, и ты находишься в ранге кадетов, его слово для тебя закон. — объясняет мне блондинка с ярко голубыми камнями на ее погонах, точь-в-точь цвета ее глаз.

Я чувствую, как наливаюсь кровью. Она подступает к шее, а это значит, что я очень сильно злюсь, а еще, я не знаю, как реагировать.

Слишком много глаз смотрят на меня с осуждением.

Шепот усиливается.

— Да кто она такая?

— Новенькая…

— Только приехала…

— Уже приняла сыворотку…

— Кого она из себя строит?

Окружающие нас кадеты-каштоуны, с надменным и уничтожающим взглядом смотрят на призывников.

— В Горниле Камня есть четкие правила, прописанные самой Королевой. — не отступает обсидианник, говоря о королеве, словно она богиня. — Ты обязана им следовать. Мы все обязаны им следовать. Не смей позорить каштоунов. Неужели твой наставник тебе этого не объяснил?

Опять он про позор…

Конечно… Николаю больше нечего делать, как объяснять мне правила поведения в Горниле. В любом случае, пусть эти правила и прописаны Королевой, мне они кажутся несправедливыми.

— Во-первых, я никого не позорю. А во-вторых, я вас даже знать не знаю, и вы сами себя позорите! — меня начинает нести.

Не знаю, что больше меня задевает: то что мне говорят, что я должна делать, или то, что моих друзей и сестер ставят ни во что.

— Какая дерзкая!

— Сейчас ее приведут в чувство…

— Ой, что будет…

Парень с обсидиановыми пуговицами на погонах подходит ко мне впритык. Он смеряет меня высокомерным и угрожающим взглядом.

— Думаешь, ты такая смелая?

— Вовсе нет. Просто хочу понять как у вас тут все устроено, и где логика?

— Я здесь логика. Иди. За. Стол. — чеканит слова парень.
Ага.

Он и закон, и логика…

Это похоже на бред всемогущества.

Лицо обсидианника заметно напрягается.

Я чувствую, как откуда-то сверху на меня наваливается чужая воля. Она эхом звенит в ушах: "иди… иди… иди…"

Я хватаюсь руками за голову.

Чужая воля настолько тяжела, что готова раздавить кулаком словно мошку.

Дана выходит вперед, и толкает парня в грудь.

— Оставь ее в покое! — кричит ему она, но тут же получает удар в грудь от кого-то сбоку.

Я сжимаю зубы, и поднимаю глаза на парня. На секунду я вижу в нем удивление, которое тут же сменяется яростью.

— Иди за стол. — повторяет обсидиановый каштоун.

Давление усиливается, но я не позволю себе стать его марионеткой. По столовой разносятся удивленные вздохи…

— Никаких применений сил в моей столовой! — кричит Великанша, заметив что-то неладное.

С удивлением я чувствую, как давление слабеет. Похоже, Валентина здесь имеет вес.

Глаза парня чернеют от ярости. Он готов разорвать меня в клочья за отказ повиноваться у всех на глазах. Не удовлетворившись исходом, он хватает меня за воротник.

27

Кадеты приходят в движение, чтобы расступиться перед ним и пропустить вперед.

— Что происходит? — знакомый холодный голос нарушает тишину, и я с трудом поднимаю глаза на Николая.

Он останавливается рядом с обсидианником, который поспешно поднимается на ноги, сжимая свою покрасневшую руку.

— Ефрейтор Кострис. — представляется он, отдавая честь майору Аркасу. — Новенькая решила сесть рядом с призывниками. Она. — он тычет в меня пальцем, затем переводит взгляд на Дану. — А она, полезла к нам драться!

— Я защищалась! — гордо отвечает Дана.

Николай смеряет обсидианника непроницаемым взглядом, а затем и меня.

— В Горниле Камня у каждого свое место. Правила есть правила. Их нарушение влечет наказание. — Майор Аркас подходит ко мне ближе.

Я могу поклясться, что увидела на его лице садистскую довольную ухмылку.

Накажет ли он меня?

Обязательно.

Пусть. Я не сделала ничего плохого. Поэтому отвечаю с вызовом на его уничтожающий взгляд, даже несмотря на то, что тело жутко ноет от только что полученных ударов.

Затем, майор Аркас проходит мимо меня и останавливается перед призывниками.

— Сто отжиманий. Никто из вас не выйдет, пока не закончит. Ты. — он смотрит на Дану. — Двести. Ефрейтор Кострис, проследите за выполнением.

Я хватаю ртом воздух от возмущения, пока мои щеки заливаются краской. Вместо меня, он наказывает других… Он делает вид, будто я не существую.

Это несправедливо.

По группе призывников проносится ропот, а вот каштоуны кадеты засияли довольными лицами, как будто сами никогда не были на месте призывников!

— Они здесь ни при чем! — прихрамывая, я подхожу к Николаю. — Ты не можешь наказывать их!

Столовая затихает, словно в ожидании бури. Каштоуны устремляют на нас свои взгляды, просчитывая насколько быстрой будет моя смерть. Еще бы, перечить самому майору…

Но на лице наставника появляется зловещая ухмылка.

Опять.

Она не предвещает ничего хорошего.

— Двести отжиманий каждому из призывников. — меняет он свое решение, увеличивая наказание.

Он смотрит поверх моей головы.

Я еле дышу.

Теперь я ловлю на себе злые взгляды тех, с кем прибыла в Горнило Камня. За мой поступок расплачиваются они. Их наказывают вместо меня, и теперь я чувствую себя бессильной из-за собственного поступка. Как я могу смотреть на это?

Я становлюсь напротив Николая, заглядывая в его бездонные черные глаза. Если он хотел сделать мне больно, у него это получилось.

— Ефрейтор Кострис. — обращаюсь я к обсидианнику, выдавливая из себя каждое слово, продолжая смотреть прямо в лицо Николая. — Есть ли правило, запрещающее каштоунам—кадетам отжиматься рядом с призывниками?

По толпе проносится шепот. Правая бровь Николая дергается, но выражение остается каменным и неприступным.

— Такого правила нет. — объявляет Кострис.

Я вздыхаю. Собираюсь с силами. Они мне понадобятся.

Если Николай играет со мной, то пусть знает, что я буду отвечать на каждый его шаг. Или, хотя бы попытаюсь…

Он не намерен меня убивать, пока.

Хочет сделать мою жизнь невыносимой. И с этим он справляется. Но я не собираюсь стоять и молча все это терпеть. Пусть это глупо, по-детски. Но я не могу наблюдать за тем, как другие напрягаются из-за моих действий.

Я поворачиваюсь, и иду к Дане, которая уже отжимается. Становлюсь рядом с ней и начинаю выполнять наказание вместе с остальными призывниками.

Толпа каштоунов-кадетов удивленно вздыхает.

Может, они думали, что майор Аркас разорвет меня на части? Нет. Он не станет. У него для меня другие планы…

Боковым зрением, я все еще вижу, как Николай стоит неподвижно, наблюдая за призывниками и мной. Я чувствую его тяжелый, полный ярости взгляд.

Что он может сделать сейчас, когда мы окружены толпой кадетов?

Ведь теперь я все делаю по правилам его обожаемой Королевы.

Я дохожу до пятидесяти отжиманий, когда Николай отходит в сторону. Он направляется за свой стол. Стол легенд…

Я продолжаю отжиматься, хоть и чувствую безумную усталость. А тело с каждым отжиманием тяжелеет все больше и больше…

Мне приходится останавливаться и переводить дыхание, чтобы заново продолжать.

— Не думай, что я оставлю это просто так. — раздается рядом шепот Костриса.

Он как бы невзначай пинает мою дрожащую от напряжения руку. Я падаю на каменный пол.

Я делаю вид, что ничего не услышала…

Каждый, кто заходит в столовую, считает нужным посмотреть на нас.

Я пытаюсь отвлечься, разглядывая одежду каштоунов разных рангов. Запоминаю лица. Их так много.

Сжимаю зубы. Пот капает со лба.

Постепенно столовая пустеет.

Я теряю счет отжиманиям и времени. И даже выпускаю из виду, остался ли в столовой Николай, или уже успел уйти.

Призывники, закончив двести отжиманий, еще немного лежат на полу, отдыхая и массажируя свои руки. Пока Кострис не заставляет их подняться и направится убирать со столов.

Мы все еще корчимся от усилия с Даной. Пусть мы и в хорошей форме, но сделать триста отжиманий оказывается не так просто.

— Лучше к нам больше не подходи. — шипит один из призывников, я вижу его впервые.

Становится обидно. Досада ядом расползается по телу, усиливая усталость. А вина сжимает грудь.

— Я не знала. Простите. — выдыхаю между одним отжиманием и другим.

Сомневаюсь, что завтра я смогу поднять руки вверх или что-то взять.

Дана всхлипывает. И мне хочется заплакать вместе с ней.

А может, я уже плачу, просто пот смешался со слезами обиды и несправедливости.

— Закончили. — приказывает Кострис, когда столовая опустела. — Но не с тобой. — Он вновь хватает меня за воротник. — С тобой мы разберемся позднее. Готовься к своей Ночи Раскола. Молись, чтобы она не стала для тебя последней…

Визуалы 3

Дорогие читатели!

Немного визуалов для вас)

Анна Калазиас


Дана


Алина


Ванда


Горнило камня.