Зеленые листочки трепетали, потревоженные теплым ветром. С особым шелестом они перешептывались, будто ругая проказника бога воздуха Вайу. Я остановилась посреди утоптанной лесной тропки и в который раз с удовольствием втянула ароматы трав.
— М-м-м, — прищурилась от заигравшегося солнечного зайчика, что на миг ослепил. Погрозила ему и опустила взгляд на ноги. Пошевелила пальчиками, чувствуя, как тесно кожаные сандалии сжимают стопы. В порыве освободиться от оков, скинула обувку, уложила ее на дно плетеной корзины и пошла дальше босая.
До чего приятна прохлада Лихолесья! В зобу дыхание спирало от счастья. Сегодня особый день. День моей свадьбы с Тейлом. Мать с рассвета на ногах у печи. Черничные пироги, жаркое из оленины, закуски из козьего сыра и сочных плодов крамника. Намечался настоящий пир на все село! Глава совета Амрааса старшенькую замуж выдает за сына ювелира.
Сбавив шаг, посмотрела на изящный браслет, овивающий запястье. Провела пальцем по звеньям серебряной цепи, задела ноготком надежную застежку и залюбовалась тремя умело впаянными в металл сапфирами. Камни переливались на свету синими гранями, сияли и поражали необыкновенной красотой. Редкий камень, добываемый нашими смельчаками в Корундовой долине. Тейл сам соткал для меня этот браслет. А в день сезонного затмения, когда небо окрасилось алым и ритуальные костры взметнулись ввысь, сделал свой выбор. Дрожащей от волнения рукой окольцевал мое запястье и поцеловал в макушку. В ответ, традиционно подтверждая согласие на брак, я надела на него белую рубашку, которую с особым трепетом вышивала. Орнамент нашего рода в виде завитушек и крылатого волка у основания выреза горловины, бордовыми нитями украшал дорогую ткань. Вышивками я славилась на все село! С детства мать учила этому ремеслу, и оно очень пригодилось не только для себя самой. Неумехи готовились к затмению заранее, и целый серпий я трудилась не покладая рук, чтобы и другие девицы могли ответить согласием своим избранникам.
Тропка свернула в сторону поляны, к которой я так долго шла. В этом сезоне побеги вереска особенно разрослись, нежась под ласковыми лучиками солнца. Я втянула носом медовый аромат пурпурных цветов. Вошла в ковер поляны и опустилась на колени. Отставила корзину и коснулась трехгранных сизо-белых листочков. Умелыми движениями срывала растение, аккуратно укладывала на траву и думала о женихе. Нашептывала молитвенные слова, как того требовал обряд. Всю свою любовь я должна вплести в подвенечный венок и украсить им голову мужа. Взамен он одарит меня ожерельем и поклянется в вечной верности.
Когда закончила работу, загордилась результатом. Поднялась на затекшие ноги, размялась и уложила венок в корзину. Обратно решила возвращаться другим путем через Острую скалу, нависающую над Угольным озером. Так будет быстрее, и матери с готовкой успею помочь, а то от сестры и забияки братишки толку никакого по хозяйству. Алаида сама уже в помолвочном браслете ходит, а белоручка, каких поискать. Все я за нее делаю, и как только за мужем ухаживать будет?
Выйдя из чащи на каменную дорогу, я обулась и вмиг сорвалась с места. Разрезая ветер, смеясь Вайу в лицо, бежала изо всех сил. Обожала бегать! Это почти как летать. А если раскинуть руки…
Ух! Какой же счастливый день! В памяти рисовался портрет жениха, и сердце замирало от милой улыбки застенчивого Тайла. Совсем скоро на белоснежном брачном ложе я подарю ему сердце, душу и тело. Я рожу ему много детей и буду самой примерной любящей женой. А умрем мы в один день дряхлыми стариками и вновь встретимся в Небесном Ханаане, где текут мерцающие реки, а берега подобны мягким перинам. Там под кучерявыми облаками раскинулись исполинские деревья с сочными вкусными плодами. Там наши вечно молодые души обретут вечный покой и неземное счастье.
Из мечтаний меня выдернул крик, от которого кровь застыла в жилах. Я остановилась так резко, что едва не упала, зацепившись подошвой за камень. Взгляд устремился вперед на выступ Острой скалы. Прищурившись, старалась рассмотреть крохотную фигурку ребенка, над которым кружил горный беркут.
Вдруг услышала крики взрослых вдалеке. А мальчишка плакал, страшась когтей огромной птицы, и все ближе подходил к обрыву. Отшвырнув корзину, чтобы освободить руки, с прыжка рванула вперед. Чем больше приближалась к ребенку, тем отчетливее понимала, что знаю этого неугомонного сорванца. Ох, сколько он нам грядок потоптал, обрывая малинник! Из бедной семьи наш Ниото. Батька вечно хмельной слоняется по селу, а мамка померла пять серпий тому назад. Неприкаянный он, жалкий и голодный. Без присмотра и заботы растет. Я все лепешками его подкармливаю, а он мне травки для чая у кромки Лихолесья собирает. Хороший он, добрая невинная душа. Никому не дам сиротку в обиду! Отгоню птицу камнями. А если поймаю, ух, все перья повыщипываю! Еще чего удумал, деток малых пугать.
— А ну! Пошел! — заорала во всю глотку. Притормозила, схватила камень и только хотела запустить, как пернатая тварь, будто в отместку за мою угрозу вцепилась в шиворот мальчишки и скинула добычу с обрыва.
Я и секунды не думала, знала, что Ниото плавать не умеет и воды боится, а я могла его вытащить пусть и в озере этом никогда не плавала. Коварное оно, поговаривали в поселке.
Разбежавшись на пределе своих сил, оттолкнулась от обрыва ногами, вытянула руки вперед и стрелой полетела вниз. Задержав дыхание, увидела барахтающегося и периодически опускающегося под воду мальчишку. Зажмурилась и с ударом о плотную гладь вошла в глубину. Руки сами не выдержали столкновения и расцепились. Все тело обдало сковывающим холодом, а потом я услышала треск. Треск такой, словно ступила в студеную пору на поверхность того же озера и лед трещинами пошел. Я сначала не поняла, что этот звук поселился только в моей голове. Зазвенело в ушах и затылок прошибло дикой болью, будто кто копье всадил в шею, прокрутил и вырвал из тела позвонки.
— Вставай, засоня! Новый светлый день! Завтрак стынет! — из тысячи других узнала бы скрипучий голос бабки Ваакри.
— Я давно уже не сплю, — отозвалась тихо, не отрывая взгляда от опостылевшего потрескавшегося потолка. Долгими часами в одиночестве, лежа в кровати без единого движения, изучила каждую трещинку. Фантазия сплетала из них узоры тех вышивок, которые творили мои руки. Те самые пальчики, что сейчас безжизненными плетьми валялись на простынях.
— Опять пол ночи в облаках летала? — хохотнула старушка и уселась на стул у моей кровати. Поправила подушку, немного приподнимая мое непослушное тело. Взяла с пола тарелку с кашей и щедро зачерпнула деревянной ложкой.
— Летала, Ваакри. Мне снились просторы Лихолесья. Амраас снился с домиками и загонами для скота. Костры и хороводы. Лепешки мамины и Тейл…
— Тьфу! — не дала мне договорить и сунула в рот ложку. — Ты мне тут родню свою поганую не вспоминай! Иш! В Ханаане за чертой берега я видела эту семейку! — знахарка всегда злилась, когда я вспоминала былую жизнь и есть за что.
Ваакри с того рокового дня выхаживала меня с неделю, поила, растирала, мыла, таскала. Поначалу отец ей помогал меня носить и выгуливать. Как только я смогла поворачивать голову, появилась надежда, но от груди я все равно не чувствовала тело. Мать решила забрать меня из лесной лачуги домой, обещала ухаживать. Так и случилось. Первое время родители самоотверженно выполняли все указания знахарки, даже сестра пару раз меня подмывала и меняла белье. Как раз близился день ее свадьбы. Вот тогда то про меня и забыли. Гулянка продолжалась три дня. Изредка в комнату заглядывал пьяный отец. Посидит немного, поплачет, выругается на судьбу злодейку и уйдет пить дальше. Из коридора постоянно доносились крики и звуки борьбы. Мать влетала в дверь в синяках и рыдала на моей зловонной постели. И от нее несло хмелем не меньше, чем от отца.
Я долго терпела, злилась на себя, что столько горя семье принесла. Но однажды не выдержала. Кричала до хрипа, звала на помощь, но ко мне никто не пришел. В забытье, одной ногой в Ханаане, всхлипывала, продираясь через фантомные боли. Уже с белым светом попрощалась и с нетерпением ждала ухода из бренного мира, когда скрипучий голос старухи за шиворот выдернул из трясины. Такой крик тогда подняла Ваакри, что все село на уши поставила. Палками погоняла главу поселения, мать мою нерадивую хворостиной отходила, и сестре досталось тумаков. Так я и оказалась в Изумрудной обители на краю Корундовой долины. Сюда свозили всех неугодных калек. С глаз долой, из сердца вон. Так легче дышать. Так жизнь окрашивается в прежние радужные краски и спадает ярмо.
Я рада, что Ваакри увезла меня из Амрааса и осталась со мной в обители, чтобы посвятить мне остаток своих дней. Здесь было все, чтобы прилично влачить жалкое существование. Деревянное кресло на колесах, к которому меня привязывали веревками и вывозили во двор. Ваакри возила меня по тропкам и рассказывала о своей молодости. Иногда садилась рядом на лавку и читала мне книги. В них красивые аристократки выходили замуж за королей. Они танцевали на балах в пышных платьях и жили совсем другой прекрасной жизнью. Я обожала эти прогулки. И вот сегодня как раз такой день, когда солнце в зените, а Ваакри в хорошем расположении духа.
Пережевывая вкусную молочную кашу, смотрела на свою спасительницу с благодарностью. Дай Солнцеликая ей долгих лет жизни, тогда и я свою просуществую как-нибудь.
— А о Тейле своем и думать забудь, поняла? — я кивнула, а у самой скопился ком в горле. — Разве любящий мужчина бросит свою зазнобу будь она хоть сто раз калекой? Не бросит никогда! И верить будет и ухаживать и рученьки целовать. Вот такого тебе надо, чтобы под крылышко взял, укутал, заботой окружил.
Первые дни Тейл навещал меня, даже плакал и рученьки целовал. Обещал, что поправлюсь и справим свадьбу, как и собирались. А потом приходил все реже и вел себя все черствее. Ко дню свадьбы Алаиды я вообще забыла, когда был в последний раз. Но духом не падала, понимала, как ему тяжело. Все на браслет сапфировый смотрела, верила, ждала каждую секундочку. А слез сколько выплакала. Так и не явился. Увидела его в последний раз, когда под чутким руководством знахарки меня грузили в повозку, что отправлялась в обитель. Он тогда подошел ближе всех, не побоялся, что старуха погонит. Косился то на палку в ее руке, то на меня. И хотел ведь что-то сказать, уже и рот приоткрыл да только подбежала к нему дочь пастуха, приобняла и увела. А я и почувствовать не смогла, как сердце мое разбивается. Только разумом все и понимала. Может, оно и к лучшему, что парализовало грудь мою тревожную.
— Да где же сокола такого отыскать? Скажешь тоже, — рассмеялась. — Да и кому я такая нужна, — улыбка резко сошла с лица.
— Ну и Ханаан с ними! — махнула она рукой. — И без них хорошо. Командовать зато никто не будет. А то вечно! Вон мой покойный супружник… туда не ходи, щиколотки под платье спрячь, взгляд не поднимай и ведра таскай. Противный был паршивец, но люби-и-ила дура, ой как любила! Аж воздуха рядом с ним не хватало. Красивый был, глаз не отвесть. Как рубаху снимет, как потный весь бревно подымет, жилы как натянет так что мускулы проступают. Ух! — мечтательно заурчала старушка и снова меня рассмешила. — Дуры мы бабы! Покладистого и неказистого искать надо. Чтобы в рот заглядывал и по девкам не бегал, а нам лютых подавай красавцев, чтобы за косу оттаскал и на сеновал замаливать вину.
Хотела сказать, что Тейл и красивый был и заботливый, но смолчала. Нельзя о нем думать, давно пора отпустить и забыть. Година прошла с того дня рокового. Не навестил он меня ни разу в обители. Я слышала, как Ваакри говорила с послушницей, думала, я сплю, а я все слышала. Женился он на дочери пастуха. Обрюхатил уже. Деточку они ждут. А у меня никогда семьи не будет. Хотела хотя бы троих родить, а теперь и одного не смогу.
Убежище обители находилось в сыром подземелье, куда стихийно свозили неходячих и укладывали на узкие каменные кровати с потрепанными матрасами. Дон достал для меня удобную подушку и заботливо укрыл пледом. Затолкал края под матрас, утепляя. Здесь было тяжело дышать холодным воздухом, но никто не жаловался. Столько страха в глазах калек и послушников я не видела никогда. И только Ваакри с улыбкой носилась по помещению, создавая уют. Расставляла свечи, таскала ведра воды наравне с молодыми. Складывала плотными стопками полотенца и сменное белье. Силе духа этой женщины могла бы позавидовать каждая и как я жалела, что не могу просто встать и помочь ей. Лишь во снах из раза в раз я бежала по лесу к той злосчастной скале и чувствовала, как каждая мышца напрягается, как податливо и грациозно мое тело. А потом просыпалась в холодном поту, погружаясь в реальность. Этот миг резкого осознания самый страшный и болезненный. Иногда я невольно вскрикивала и винила себя за это. Не хотела расстраивать Ваакри, старалась чаще улыбаться. Ради нее по сути и жила. Не счесть, сколько раз я хотела покинуть этот мир, но самое смешное, что без посторонней помощи мне и это не под силу.
Когда все обитатели храма спустились в убежище, настоятельница Камола пришла вместе с Нией, которую я знала по селу как скромную неказистую дочь кузнеца. За всю ту прошлую жизнь мы лишь пару раз на празднике перекинулись фразами. А сейчас я смотрела на ее бледное лицо и ужасалась тому, что ее каштановые волосы поседели у корней. Что такого кошмарного она увидела в моих родных краях, чтобы так быстро из девы превратиться в старуху?
— Мост подняли, заставу закрыли, обитель окружена стеной. Помолимся Солнцеликой, чтобы враг прошел стороной, — Камола осенила нас священным кругом и приложила ладонь ко лбу. Все кто мог, повторили за настоятельницей. И я мысленно молилась нашей великодушной богине о том, чтобы никогда не столкнуться с захватчиками. Просила защитить обитель и мою дорогую Ваакри от беды.
— Ния, твоя койка, — указала она на кровать, что находилась рядом с моей. Девушка робко прошла на свое место и присела на край. Уставилась на меня во все глаза и грустно улыбнулась. — Поддерживайте огонь в факелах. Будем жить по прежнему расписанию. Готовьтесь ко сну.
Ваакри сморило самой первой, а мы с Нией безотрывно смотрели друг на друга. Не выдержав напряжения, я шепотом подозвала ее к себе, и девушка переместилась на мою кровать. Склонилась над моей головой.
— Ты не видела, что стало с моей семьей? — спросила, захлебываясь страхом.
— Ваакри запретила рассказывать.
— Прошу. Я должна знать, — взмолилась.
Ния взглянула на спящую знахарку и припала к моему уху.
— Мы долго не верили, что в наши земли пришли захватчики. А зря. Глядишь, успели бы укрыться. В совете решили не разводить панику. Сказали, байки это все, а у меня тревога так и роилась в груди, покоя не давала. Подумала, что если с воздуха они нападают, то прятаться надо под землей. И не прогадала. Снесла припасы в погреб, а отец все смеялся надо мной. Я не видела, как они пришли, но слышала. Ты даже не представляешь, Мэлори, как кричат люди в предсмертной агонии. От страха я за один час поседела. Казалось, сердце остановится. А когда все стихло, решила выбраться из погреба. Подошла к зашторенному окошку и заглянула в щелочку. А там… — она перевела дыхание и обдала кончик моего уха жаром. — А там мужчины с черными крыльями как у мышей летучих только с загнутыми когтями на пике ходили рядом с загоном для скота и заталкивали в большие металлические клетки девушек. Не всех, только тех, на кого указывал самый крупный мужик. Видимо, предводитель. Когда схватили твою мать, твой отец, мой и все служители совета с подручным оружием кинулись на врагов. И тут… — задышала она часто, будто только что оттуда прибежала. — Главный этих тварей крылатых сверкнул глазами, и мужики наши как есть, все разом полегли. Будто каждого удар хватил. Я так испугалась, что прыгнула обратно в погреб. Сколько просидела, не знаю. А когда вода закончилась, снова решилась выйти. Не было уже тварей. Вообще никого не было. Увидела в загоне твоего Вьюжко, оседлала коня и помчалась в обход через Угольное озеро. К берегу подошла и разрыдалась. Тела наших мужчин прибило к берегу. Лежали среди них и отцы наши. Все, кто на защиту тогда бросился. Похоже, твари скинули мертвых со скалы. Но женщин среди них не было. Что случилось с твоей мамой, сестрой и братом, я не знаю, — закончила она рассказ и хотела отпрянуть, но я не желала ее от себя отпускать. Пусть и через слезы, но задала вопрос:
— И Тейл на берегу лежал? — голос предательски дрогнул.
— Нет, — и ком тут же сглотнулся. — Не было его среди защитников. Он как женился, его словно подменили. Жена дома беременная сидит. Тяжело носит, а он пить стал сильно. Часто я их с Гектором в таверне видела. А однажды сидела за соседним столом и разговор подслушала. О тебе он громко сокрушался. Рыдал истерично и высказывал Гектору, что тот своим сыном всю жизнь ему погубил. Мол, не шатайся мальчонка по селу без присмотра, не случилось бы беды. А Гектор ему и говорит, поезжай, забери любимую, выхаживай и глядишь, случится чудо. А Тейл по столу кулаком стукнул и ответил, что чудес не бывает и лучше бы ты на месте скончалась, чем двум семьям столько горя принесла. Прости, — вдруг прервала рассказ, спохватилась, что лишнее сболтнула и обидела убогую, а мне и не обидно вовсе. Зачем на правду обжаться? Правильно сказал. Еще в день свадьбы умереть должна была. Ваакри спасла. Для чего вот только? Чем я миру этому помочь смогу? Ни себя ни других защитить от врагов не сумею.
— Спасибо тебе, Ния, за правду благодарю. Молиться за тебя буду каждую минуту, за родных. Милостивая Солнцеликая сжалится над нами, отведет беду. Победят наши воины захватчиков, найдут их слабое место. А надо будет, подожгут небеса и сразят тварей, отомстят за наших. Вот бы руки ноги слушались, не сидела бы здесь, пошла бы на фронт хоть поварихой, хоть лекаркой. Жизнь бы отдала, — размечталась так, что вызвала у Нии теплую улыбку.
Солнце безжалостно опаляло вересковую поляну, а я стояла в тени дерева и не решалась выйти. Боялась заживо сгореть. А все потому что небо разверзлось белой бездонной пропастью. Воздух накалился, и пурпурные цветочки вмиг высохли. Я смотрела в небесный провал и ждала тех, про кого все говорят. Но из дыры вылетел проклятый беркут. Покружил над поляной, поймал меня метким взглядом и устремился за жертвой.
Вскрикнула от страха и сорвалась с места. Бежала до тянущей боли в мышцах, чувствуя, как кожа под палящим солнцем покрывается волдырями. Бежала к той самой скале лишь бы скорее прыгнуть в злосчастное озеро и потушить пожар.
Уже у самого края обрыва приготовилась к прыжку, но меня заставил остановиться мужчина. Он опустился на камни с огромными расправленными за спиной крыльями. Я четко не видела его лица, лишь размытые черты, но уловила ухмылку. Боль ушла от одного его движения руки. Крылатый схватил меня, и мы вместе полетели камнем вниз. Как только воды озера захлестнули нас с головой, я проснулась в холодном поту.
От кошмара, что испытала во сне, чуть не закричала в голос. Вернулись фантомные боли. Казалось, каждая клеточка тела горит в тех ядовитых лучах солнца. Глаза остекленели, веки не слушались. Я уставилась в одну точку на каменном потолке подземелья и прошептала:
— Воды, — но никто не услышал моей просьбы.
Послушники мирно спали в своих кроватях. Прикладывая неимоверные усилия, замотала головой, и темные волосы прилипли к взмокшей щеке.
— Надо уснуть, — шептала одними губами себе под нос. — Надо потерпеть. Ваакри проснется и даст воды, — уговаривала себя, но во рту пересохло настолько, что язык к нёбу прилипал. Боль заставляла жадно хватать ртом воздух, и сухость добралась до самого горла.
Невыносимо и жутко, но я привыкла к таким припадкам после кошмаров. Знала, не умру от жажды. Дождусь помощь.
Приглушенный свет от оставшихся гореть на ночь факелов мягко стелился по стенам. Я ловила взглядом его блики, чтобы успокоиться, но мозг предательски пытался поднять меня с кровати. Он помнил те божественные ощущения бега и полета. Ему хотелось повторить, но тело было глухо к его приказам, оттого и ныло, выкручивало, мучало мое подсознание.
В попытке прогнать жуткие ощущения, стиснула зубы и бешено замотала головой — единственной часть тела, что еще подчинялась.
— Мэлори, Мэлори, — зашептала и заключила мое лицо в ладони Ния.
— Воды, — прохрипела в ответ, и девушка побежала к столу. Наполнила чарку из кувшина и вернулась.
Помогла мне вдоволь утолить жажду, смочила лоб остатками воды и зачесала пальцами волосы.
— Не бойся, мы выстоим. Я ведь выжила в погребе. Не спустятся они под землю, — нежно поглаживала меня по щеке и шептала, старалась успокоить.
Я кивала в ответ, а у самой слезы в уголках глаз скопились. Что бы я сделала, не будь прикованной к постели? Как уберечь от беды тех, кого люблю?
— Не уходи, Ния, расскажи еще о крылатых. Неужели наши ни одного не убили? — я цеплялась за нее, как за последнюю соломинку. Хотелось слушать ее тихий убаюкивающий голос.
— В Амраасе ни одного. К ним даже самый сильный мужик близко подойти не может. А еще знаешь, что скажу, — припала лбом к моей подушке и до щекотки зашептала прямо в ухо: — хоть и твари потусторонние, а красивы, как статуи божеств. Все как на подбор. Высокие, крепкие, сильные. Лица прекрасные, хоть картину пиши. И крылья у них по призыву вырастают. Без них да в местной одежде от сиятов не отличишь. У тех тоже мужиков красивых много.
— А женщин крылатых с ними не было? — вроде говорили мы с ней о лютых захватчиках, что лишили жизни моего отца, а боль в беседе уходила и дыхание выравнивалось.
— Нет. Небольшое мужское войско пришло. Говорю же, наших женщин отбирали и в клетки сажали. И не всех подряд. Да и детей не трогали. Думаю, мама твоя, сестра и брат спаслись, — я вздохнула, в душе надеясь, что так и есть. И пусть оставалась вероятность, что Ния приукрашивает, чтобы меня не расстраивать, все равно приятно думать о лучшем.
— Что же они ищут в нашем мире? Может, женщин поработить хотят? Мне Ваакри иногда читает древние фолианты с легендами. Так там рассказывалось о древней расе кочевников, что пленяли чужих женщин, чтобы те вынашивали для них потомство, а потом забивали как скот после родов и искали новых. По их поверьям считалось, что женщина, выносившая и родившая первенца, пустой использованный сосуд и никогда больше родить истинного воина не сможет. А если девочка рождалась, их заживо вместе с матерью и закапывали.
— Во нравы, — передернулась от моего рассказа Ния. О! Это она еще легенду о черном драконе не читала. Вот где нравы, от которых кровь в жилах стынет! — Если у крылатых все так, как ты говоришь, лучше умереть на месте, чем в плен попасть.
— Судя по твоему рассказу, они магией обладают, а нам противопоставить нечего. Сияты, тэрры и горги в древности обладали зачатками простейшей магии, но со временем ее растеряли. Если и есть в Шаардане маги, если верить истории происхождения сиятов, то их явно не достаточно для сопротивления. А мы тэрры вообще пустые. Горги физически сильный народ, а толку-то…
— Тише, — прижала она палец к губам и широко распахнула глаза. Тогда и я услышала звук, от которого ресницы затрепетали.
Это был гонг, извещающий о нападении на обитель. Звон нарастал, доходя до убежища по трубам. От него невозможно не проснуться, поэтому помещение погрузилось в возню, перерастающую в дикую суету.
Лучше умереть на месте, чем жмуриться под покрывалом, затаив дыхание, и слышать жуткие крики послушников. Голос Нии зазвенел мольбой сохранить ей жизнь. А Ваакри во всю глотку закричала:
— Уходите! У нас ничего нет!
— Проявите милость к послушникам Солнцеликой богини, — запричитала Камола, а у меня глаза наполнились слезами. — Забирайте, что хотите, только пощадите! — ее голос стих вместе с другими звуками. Это случилось так резко, что пугающая тишина едва не разорвала перепонки. Фантазия рисовала в голове страшную картину расправы, когда крылатый одним взглядом убивает всех послушников. Всех, кроме меня. И гнить мне теперь с ними заживо, накрытой пледом, будто крышкой гроба придавленной.
Нет! Не смирюсь со страшной участью!
Как только услышала чьи-то тяжелые шаги, разом решила, что и мне пора отправиться за всеми в Небесный Ханаан.
— Будьте вы прокляты! — закричала на надрыве и замотала головой, в попытке стрясти с себя ткань.
Реакция захватчиков не заставила себя ждать. Покрывало вмиг слетело с моего лица, и пронзительный взгляд сверкающих синих глаз затянул в зыбучую трясину. Словно сапфиры из моего браслета они искрились и засасывали, погружали на темное дно. Я смело смотрела в потусторонние глаза врага и мысленно молила о быстрой смерти. Но шли секунды, а белые врата Ханаана не раскрывались.
— Твари, — пропищала и одним слитным движением мужчины была перекинута через мощное плечо.
Убежище закружилось перед глазами. Взгляд выхватывал разбросанные по полу тела. Я увидела безжизненную руку… Ту самую руку, что несколько минут назад погладила меня по щеке и накрыла пледом.
Душа разлетелась на острые осколки, и немой крик ужаса застыл в горле. Мне хотелось кричать так громко, чтобы поразить этим криком безжалостного убийцу, смести его с ног звуком, сделать хоть что-нибудь, чтобы навредить. Но с губ срывался лишь жалобный писк. Слезы застили глаза, и я не сразу поняла, что оказалась на улице. Было темно и жутко тихо. Справа блеснул ручей, поглотивший сияние царствующей в это время Луноликой богини. Казалось, даже Вайу от испуга притаился и запутался в листве. А меня безжалостно несли вперед мимо знакомых троп.
Казалось, время остановилось и мелькание перед глазами не закончится никогда, но вскоре захватчик замер. Я увидела часть его кожаного сапога с золотыми острыми шпорами.
— И это твой трофей, Кайс? — раздался насмешливый мужской голос где-то совсем рядом.
— Не густой улов, согласен. Я уже собрался уходить, когда услышал мышиный писк. Лежала и бормотала что-то в углу. Хорошо заметил, — глумливо ответил похититель.
— Мерцающая? — уже серьезно отозвался второй.
— Да, убогая, но мерцающая. Пора отдохнуть. Полетели на прииск. Найдем и ей применение, — с этими словами раздался противный металлический скрежет.
Спиной вниз меня грубо закинули в клетку, как успела уловить боковым зрением. Широкое расстояние прутьев и такая же крыша сооружения позволили рассмотреть ночное небо. Там Луноликая, окруженная мерцающими звездами, лениво отбрасывала холодные лучи. Мягко светила мне в лицо и предвещала беду. Зачем я нужна этим тварям? Как хотят применить мое безжизненное тело?
Клетка пошатнулась и взмыла ввысь, а у меня дыхание сперло, как во сне, когда раз за разом падала со скалы. И тут Вайу разошелся не на шутку, стараясь посильнее отхлестать меня по влажным от слез щекам. Я щурилась и глотала воздух. Его было слишком много в моем носу и легких. Приходилось дышать ртом, чтобы не задохнуться. Глаза слезились, их резало ветром до острой боли, а в голове так и застыла картина бледной старческой руки на холодном полу подземелья. Так почему же мое неуемное сердце до сих пор продолжает биться где-то в недрах мертвого тела? Ему впору остановиться от боли и перестать сражаться за жизнь. Хотелось закричать: Прекрати! Хватит! Но слова застряли в пересохшем горле. Я билась в агонии, заставляя смерть явиться по мою душу и прекратить страдания, сжалиться, наконец, а она смеялась мне в лицо темнотой страшной ночи.
Эта пытка длилась так долго, что я решила покончить с ней собственными силами. Всего лишь надо перестать дышать. Казалось бы, что может быть проще? Но проклятое тряпичное тело сопротивлялось. Не желало покидать этот мир, и всякий раз жадно заглатывало воздух.
Зажмурившись, я застонала, не видимыми руками потянулась к Ваакри, что святым образом застыла в памяти и звала в свои объятия. Я тянулась к ней изо всех сил, но знахарка утонула в сизом тумане, а мне вдруг стало легче дышать.
Ветер поменял направление потока, а клетка спикировала вниз. Где-то рядом ухнул филин, будто специально оповестил о грубом приземлении. Тело подскочило от удара, и я больно ударилась затылком. Застонала и прутья раскрывающейся клетки лязгнули. Меня снова поразили сверкающие глаза врага. Он подтащил меня к краю за ноги и взвалил на плечо.
Я старалась рассмотреть местность, но он слишком быстро шагал, раскачивая меня из стороны в сторону.
— Куда ее, Кайс? В общий шатер? — раздался грубый голос второго.
— Нет. Придушить могут. К себе пока заберу, все равно не убежит, — противно рассмеялся похититель, а я прикусила губу от злости.
— Что б ты сдох, — выпалила в сердцах. Мне нечего терять! Пусть лучше придушат!
Оставшись наедине с чудовищем, вальяжно расхаживающим по комнате, думала лишь о том, что ждет меня впереди. Не понимала, что ему от меня надо и почему не убил еще в убежище. Что толку от говорящей головы? Разве что и правда за веревки подвесить бесчувственное тело и дергать марионеткой на потеху публики.
Кайс разделся по пояс и прошел мимо, сверкая горой мышц на крепком торсе. Склонился над сундуком и достал большой обрез голубой ткани. Подошел ко мне и укрыл до шеи. Задумчиво вгляделся в мое лицо.
Хотелось тут же отвести взгляд, но я не собиралась показывать страх перед врагом. Смотрела смело, с вызовом, пускай это было смешно и напоминало предсмертный трепет слабой мухи в сетях огромного паука, но я морально никогда не склоню голову перед захватчиком. За родину буду радеть до конца своих дней.
Он долго смотрел на меня, не моргая, потусторонним взглядом проникал в нутро и выворачивал наизнанку. А потом вдруг занес ладонь над моей грудью и плавно опустил ее на ткань. Черные зрачки сузились до крохотных точек, и белки глаз заволокло сапфировым сиянием. Я остекленела и затаила дыхание. Казалось, этот жуткий взгляд убьет меня на месте, как и остальных в обители, но ничего не случилось. Как только эспер отнял от меня руку, его глаза вновь вернулись в прежний вид.
— Кто это сделал с тобой? — вдруг спросил, указывая на всю меня. Отошел на шаг назад и с прищуром склонил голову набок.
— Жизнь, эспер Кайс, — выплюнула его имя со злостью.
Он иронично улыбнулся.
— Давно?
— Година прошла с того дня, — ответила честно. Какой смысл что-то придумывать?
— Ты тэрра? — только сейчас уловила легкий акцент в его словах. Чужаки на удивление в совершенстве владели нашей речью.
— Да.
— Хорошо. Спи. Придумаю, что с тобой делать, — махнул на меня рукой, будто разочарован ответами.
Прошел к кровати и завалился на спину, закинув руки за голову. Я же молча смотрела на огонь в очаге и не могла уснуть. От страха, что поселился внутри не спрятаться, не скрыться. Моя жизнь в руках врага, и какую участь он мне уготовил, неизвестно. Поиграется и бросит шакалам на растерзание? В лес, как обещал? С меня и взять-то нечего. Из самого дорогого только сапфировый браслет на безжизненном запястье. Но Кайса он вовсе не заинтересовал. Интересно, что его смутило в моей расе, и почему крылатый назвал меня мерцающей? Да что им вообще нужно от нашего мира?!
В глубоких раздумьях под треск костра провела остаток ночи, а под утро сморило сном. Впервые за долгое время мне ничего не приснилось. Пустота и темнота. Наверное, Солнцеликая так дает понять, что пришел конец моей никчемной жизни. Глупо ждать милости от жестоких захватчиков.
В полудреме я услышала, как эспер ходит по скрипучим половицам, но глаз не открыла. Пусть думает, что все еще сплю. Хотелось как можно меньше привлекать внимание крылатого. Пугал меня его синий взгляд и грозный голос. Казалось, в любой миг может придушить одной рукой без предупреждения или испепелить взором. От чего-то именно здесь в совершенно незнакомом месте в лапах чудовища захотелось жить так сильно, как никогда. Я мысленно цеплялась за последнюю ниточку, что удерживала меня на этом свете. Только кто будет заботиться о калеке? Уж явно не захватчики, которые преследуют какую-то свою цель.
— Приветствую, Кайс! — в хижину с порывом ветра ворвался новый не знакомый мужской голос.
Я нервно сглотнула слюну и зажмурилась сильнее.
— Имин! И тебе доброго дня! — послышались хлопки, как при крепких мужских объятиях. Похоже, этот Имин очередной дружок моего похитителя. — У меня для тебя работа. Осмотри девчонку. Не ходячую мерцающую нашел на обратном пути. Хорошо бы использовать по назначению.
Меня сразу смутило это «по назначению», но не успела опомниться, как острый край ткани резанул по горлу. С меня явно смахнули покрывало.
— У-у-у, Кайс, ты где ее откопал? Пролежни, язвы, — он что, уже успел сорвать с меня и ночную рубашку? Стыда не испытала, давно привыкла к тому, что тело мне не принадлежит, но смутилась. — За ней плохо ухаживали, — а вот это не правда! Ваакри делала для меня все! Заботилась, как о кровиночке родной.
Вдруг ощутила прикосновение горячей руки на затылке, и резко бросило в пот. Казалось, сковородой раскаленной огрели.
— С захвата летели. Там обитель для убогих рядом с Корундовой долиной показалась. Они прятались в подземелье… — он говорил, а я вновь окунулась в жуткие воспоминания. Не стерпела душевной боли, не сумела остановить слез. Просочились сквозь щели, окутывая влагой трепещущие ресницы.
— Травма серьезная, но на ноги поставить смогу, — после этих слов я невольно распахнула глаза и столкнулась лицом к лицу с мужчиной. Тоже эспер. Сразу стало понятно по необыкновенным слишком ярким для обычного человека глазам. Они будто сочная трава на лугу светились зелеными отблесками. — Придется отдать всю силу. Потом нужны будут камни для восстановления. Уверен, что хочешь их на нее потратить? Проще тихо утопить, чтобы не мучилась. Вряд ли она сразу работать сможет.
— Жить захочет, сможет, — где-то сзади раздался насмешливый голос. — Лечи.
— Как знаешь, — пожал плечами зеленоглазый. — Подойди. Держи за ноги, ее может начать лихорадить.
Все происходило словно во сне. Я увидела, как похититель схватил меня за щиколотки, а другой эспер склонился над головой. А может, я действительно сплю, и мне это мерещится? Но как тогда объяснить свет, исходящий из зеленых глаз и врезающийся в мои зрачки узкими тоннелями. По ним будто пылинки блесток кружили в вихре и оседали на поверхности моих распахнутых глаз. Оседали и создавали тонкую сизую пелену, через которую виднелся лишь образ мужчины. А когда и он растворился, пугающая темнота окутала сознание. Стало так спокойно и тепло, что захотелось навсегда остаться в этом состоянии. И тут вдруг от макушки до кончиков пальцев меня прошибло дикой болью. Столь сильной и невыносимой, что сердце на миг перестало биться.