– Соня! Соня, твою мать, остановись!
В спину ударил голос полный ярости. Он бился о стены просторной гостиной, обтянутой дорогой тканью, о дурацкие охотничьи трофеи на стенах, которыми так гордился отец. Яростные, быстрые шаги сзади только подогревали мою панику от которой колени дрожали. Я слетела с лестницы второго этажа едва не падая, хватаясь за деревянные перила.
Единственное, что имело значение сейчас, это свист собственной крови в ушах, быстрый и неровный, как барабанная дробь паники.
Меня вынесло потоком адреналина и чистого, животного ужаса. Паркет под босыми ногами был скользким. Кардиган, накинутый на плечи, не грел. Тонкая шелковая ткань пижамы прилипла к спине от холодного пота. Я рывком открыла дверь на улицу, кое как всовывая ноги в домашние тапочки. Они словно назло не налезали, но я все равно побежала поправляя их на ходу.
Я не чувствовала ступеней крыльца. Только резкий удар ледяного воздуха по лицу, заставивший глаза слезиться. Взгляд сразу же поймал машину которую я оставила у дома.
Отец всегда ругал, что бросаю машину как попало. Но черт, сегодня я была счастлива, что бросила её именно так. Маленькая, неказистая, купленная с рук у перекупа на все отложенные деньги. Эта старая принцесса сейчас была единственной защитой от монстра, что несся вслед за мной.
Я панически хлопнула по карманам кардигана сжимая ткань. Ключи..
Пальцы, одеревеневшие от холода и дрожи, продирались сквозь шерсть. Вот они. Холодный металл, опалил кожу и я не с первого раза попала по маленькой кнопочке разблокировки. В душе молясь, что бы не подвела, не бросила меня в беде.
Снятие блокировки сопровождалось коротким, звуком и вспышкой фар.
Тапочки скользили по обледенелым ступеням. Ноги разъезжались и я отчаянно схватилась за металлический поручень сцепив зубы от ощущения, что кожу прижигает.
Вдохнула воздух до ожога легких. Дверь машины открылась, я нырнула внутрь, хлопнула. И щелчок. Этот глухой, металлический щелчок центрального замка. Он отсек мир. На секунду. Всего на одну хрупкую, драгоценную секунду. Я вцепилась в руль пальцами и выдохнула. Тишина оглушила.
Удар ладони по стеклу рядом с виском был как выстрел. Я вскрикнула, отпрянув к другому окну. Он стоял там, запотевшим призраком за стеклом. Не кричал больше. Просто смотрел. Лицо мужчины, обычно такое правильное и спокойное, теперь было искажено чем-то липким и ненасытным. Глаза – стеклянные, мутные. Он медленно, с нажимом, поставил указательный палец на стекло и повел им вниз, к ручке двери. Беззвучный приказ.
Я отрицательно качнула головой наблюдая как его губы искажаются в злом, почти бешенном и до дрожи пугающем оскале.
В горле встал ком. Я боялась его до дрожи. До немой паники. С тех пор как он стал частым гостем в стенах нашего дома. Взрослый, пугающий. Его взгляд был словно искры костра на моей коже.
Но отец его боготворил и с каждым годом приглашал все чаще, а взгляды мужчины становились все пристальнее. И вот сегодня…
Меня захлестнула ярость. Немая, бессильная ярость.
Опущу окно и он сразу же среагирует. Он откроет дверь. Его рука, сильная, с дорогими часами на запястье, проскользнула внутрь. Он нащупает механизм. И он затащит меня обратно.
Нет. Нет-нет-нет.
Я отвернулась. Уставилась на панель приборов, на мигающие лампочки. Бензина мало. Но если быстро ехать и печку не включать... Мне должно хватить.
Рука сама нашла замок зажигания. Поворот ключа и двигатель ожил с таким протестующим, надрывным воем, будто его вытаскивали из самой преисподней. Он был холодным, непрогретым, но его вибрация, даже такая жалобная, была надеждой для меня.
За стеклом фигура замерла на миг, а потом преобразовалась. Он отступил на шаг, замахнулся. Кулаком. Сжатым, решительным. Мысль пронзила мозг, холодная и четкая: удар кулаком мужчины его комплекции. Он чертовски сильный. Стекло не выдержит. Оно не выдержит.
Я дернула рычаг коробки передач. Врубая заднюю так резко и тут же выруливая на выезд, переключаясь. Машина рванула с места, резина завыла, цепляясь за лед и гравий.
Его кулак пролетел в сантиметре от капота, ударив по пустоте. Потом был удар по крылу, глухой, металлический стук. Я снесла чертов муляж оленя, что стоял тут годами. Плевать.
Он уже был позади. Я вывернула руль, машина скользнула, развернулась и выкатилась на темную ленту дороги.
Первые сто метров я ехала, не дыша. Просто вжималась в сиденье, пальцы впились в обод руля так, что кости ныли. Потом выдох. Длинный, прерывистый, и с ним пришла дрожь. Такая, что зубы стучали. Я закусила губу, пока не почувствовала вкус крови.
Адский холод пробирал до костей после жаркого охотничьего домика. Я сама натопила печь сегодня пожарче. Не собиралась возвращаться домой. Зря. Они на это и рассчитывали.
Дорога была черным туннелем, прорезанным в чаще спящего, безмолвного леса. Мои фары выхватывали из тьмы лишь куски асфальта, покрытые ледяной коркой, и стволы сосен, стоящие по бокам как немые стражи. Запястья болели. Он сжимал их, когда пытался усадить меня рядом, и в его пальцах была не сила, а намерение. Сломать. Подчинить.
Я была не человеком в тот момент, а вещью, которая сопротивляется. Дура. Какая же я слепая, наивная дура. Отец смотрел на него и видел перспективного партнера, надежного человека.
А я, ему никогда не верила. Я боялась его. Но не видела зверя. Не видела эту тихую, ненасытную жадность в его взгляде, когда он смотрел на меня через стол.
Я и подумать не могла, что отец ослепленный перспективами решит подложить меня под него. Я знала, что стану разменной монетой но не думала, что таким образом. Я ведь должна была просто подготовить дом для поездки отца с партнерами по работе на охоту… Закончила поздно и легла спать. А этот мужчина приехал посреди ночи.
В салоне, кроме воя мотора и моего дыхания выпускающего пар, возник еще один звук. Настойчивый, вибрирующий, назойливый. Телефон. В сумке.