Касабо

КАСАБО

Его первый звонкий лай устроил в нашем доме настоящий праздник.
Он заливался им без остановки, как будто боялся утратить этот бесценный собачий дар.
Отец улыбался. Мама подначивала щенка. Мол, давай еще! Ну, еще! Сестра бегала на кухню за печеньем.
А я стоял и наблюдал за его удивленными глазами.
Мы боялись остановить этот процесс.
Так радуются постановке голоса у юных дарований. Молча, не выдавая радости. Именно так сдерживают себя, чтобы не засмеяться, молодые родители, помогая ребенку самому первый раз убирать разлитое молоко.
В его голосе чувствовался призыв и нотки первого собачьего счастья. Он изредка переходил на щенячий визг, сбивал дыханье, и, все равно, не останавливался…

Наша семья была бы идеальной иллюстрацией к басне про лебедя, рака, щуку и телегу.
Все упорно тащили в свою сторону. Но в целом результат получался забавным.
Отец – выходец из обрусевших финнов народности саамы. Когда-то его семья жила на просторах большеземельской тундры недалеко от Оулуйоки, пасла оленей и строила дома на расстоянии нескольких километров друг от друга. И обязательно так, чтобы окна не выходили на сторону соседей.
В общем, жили дружно.
Отец унаследовал от предков выдержанность, скромность, хорошее зрение и способности к промышленному дизайну.
- Что значит, нет цветной фотографии? – разговаривает он с дочкой Люсей, которая готовит доклад о природе родного края и ищет подходящий снимок для обложки. – Бери черно-белую и раскрашивай…
У отца неплохое чувство юмора. Когда он служил на финско-русской границе, отпускал шуточки про «наших и ваших», заставляя смеяться одинаково и бойцов красной армии и финских лыжников-стрелков.
Я склонен думать, что военных конфликтов на этой территории давно не было именно поэтому.
Вспоминается такой случай с отцом.
Проходя таможню в аэропорту Калининграда, отец, еще в военной форме финского пехотинца, видит, как двое русских таможенников, раскрыв рты и хихикая, глазеют на эффектную дамочку, которая в международной секции не может понять почему «пищит» металлодетектор. Поэтому вынуждена снимать с себя все больше и больше одежды.
Один из таможенников уже расстегнул ворот форменной рубашки. Повернул назад кокарду фуражки. Другой где-то откопал маленький транзистор и тихо включил бодрую музыку.
Вот песня подходит к концу. Детектор не успокаивается. Девушка, соответственно, тоже.
Отец тогда подходит к стойке, смотрит на таможенников и спрашивает:
- Досматривать будете?!
Один из погранцов, слегка удивленный вопросом, весело обнадеживает пассажира:
- Неа..
Тогда отец мягко отодвигает обалдевших таможенников в сторону, устраивается на их месте поудобнее и, глупо улыбаясь, пялится на раздевающуюся сексапильную дамочку.
Как говорится, досматривает за таможенников. Кто поспорит?
Отец уже давно живет в российской тундре, недалеко от Хановея. Окружить себя высокими деревьями и многоэтажками не захотел.
Остался на севере, только соседнего с родиной государства, завел семью, детей, собаку и все еще не разучился шутить. Как в коллективе, так и в одиночестве.
Мне всегда хотелось услышать именно эти шутки, которым он едва заметно улыбается, когда смотрит в окно.

Мама и порядок – это вещи, отличающиеся друг от друга только набором букв в словах.
Следить за порядком в своем доме, во дворе, в головах детей, животных и насекомых ее приучила моя бабка, у которой было три дочери и муж-геологоразведчик.
Мама была старшей дочерью, поэтому ей больше всего и доставалось. Может поэтому теперь даже мухи летают у нас на балконе строго по одним и тем же воздушным линиям, через одинаковые промежутки времени.
Порядок и чистота – это мамина страсть. Ее фетиш, ее смысл жизни, ее религия и кумир.
Мы поначалу, все по очереди, протестовали, упирались и даже скандалили. Но поняли, что маму, которая, как известно всем, моет раму, не переделать.
Это, как воздух. Перекрой кислород и хана человеку.
Но в основном это удобно. Хоть и похоже на медицинский кабинет с его невеселой стерильностью.
А иногда даже и забавно.
- Мам, где моя бритва? – спрашиваю я.
- Какая? – отвечает мама, вытирая пыль со шляпки гвоздя, на котором висит портрет основателя фабрики по производству гигиенических салфеток.
- Электрическая бритва. В чехле. Серенькая такая. Третий день не могу найти…
- Что значит, где? На месте, естественно.
- На каком месте?!
- Я не помню, сын, посмотри в ящике с чистыми носками…
- Какая связь?! – бубню я про себя, почесывая подбородок с недельной щетиной.
Вот такой человек наша мама. Организовала порядок для отдельно взятого пространства вещей и понятий. Забыла, как ненужную уже информацию, и принялась за соседнее пространство.
А бритву я тогда все-таки нашел. На кухне в шкафу, где аккуратно выстроены кастрюли с алюминиевым днищем.

Кстати, про меня.
Бриться я начал рано. И в школу пошел в шесть лет. И читать научился раньше, чем кататься на велосипеде.
А родился вообще в здании, где впоследствии находился спорткомплекс «Покорителям заполярья слава!».
Из студенческой жизни вспоминаю только такую сцену.
Мы с приятелем сидим в коридоре студенческого общежития, играем на гитаре и горланим песни.
То ли это было окончание очередного экзамена, то ли его начало… Не помню точно.
Рядом с нами проходит какой-то студент с этого этажа общаги и интуитивно бросает мелочь.
Мой приятель, изображая крутого парня, говорит прохожему:
- Эй, гражданин! Вы че о себе думаете?
- Вам тут не переход на Пушке... Мы же в общаге находимся! – добавляю я, эффектно «съезжая» с аккорда.
Прохожий спокойно останавливается, возвращается и, со словами «А, да, извините», кладет нам батон и ленту сосисок.
- Ну, вот!!
- Совсем другой аккомпанемент...
Для кого-то студенческая жизнь самое веселое и беспечное время. Для меня это череда путешествий по стране - из военного училища в гражданское, из технического ВУЗа в гуманитарный, из лучшей общаги в худшую…
И все это по разным городам. С чемоданами, конспектами, обещаниями писать письма.
Короче, высшего образования я так и не получил.
Зато научился играть на гитаре, разбираться в людях и лечить аллергию.
По-моему, очень ценные знания…