Хорошая девочка станет плохой.
Пролог
— Вы же понимаете, что это похищение?!
Кавказец начинает гортанно хохотать. Ему сейчас очень весело и смешно.
— А ты у нас прям кавказская пленница…
Хватает за затылок, резко фиксирует. Черты его лица становятся жесткими, хищными. Я перестаю дышать.
— Ты правда, мелкая дрянь, решила, что можешь вот так унизить меня перед всем институтом и тебе за это ничего не будет?! За свой рамс придется ответить, киска… Чтобы бесстыжие глаза не были такими дерзкими… Научилась держать их на земле, а не смотреть на мужчину как равная…
— Пустите… — говорю, тяжело дыша. — Это противозаконно… Что… Что Вы собрались делать? — голос дрожит, хоть я и храбрюсь из последних сил.
Этому беспредельщику наплевать на любой закон…
— Догадайся, — шепчет хрипло, вжимая в меня свое каменное тело. — Поставлю тебя на колени, киска… Научу быть покорной…
— Не научишь… Никогда, — в уголках глаз собираются слезы. Но это слезы не поражения, а силы. Ему меня не сломать… Не дождется…
В тот день я могла поклясться кровью, что этому мужчине, которого теперь ненавидела всеми фибрами души, не удастся поставить меня на колени…
Но кто я перед злой улыбкой судьбы, которая сделает так, что в один прекрасный день сама опущусь перед ним на колени. Добровольно…
А он поднимет меня так высоко, что у любой бы закружилась голова.
И закружилась…
Наша болезненная страсть была вопреки.
Вопреки разным статусам, традициям его семьи, условностям общества, в котором он рос…
Мы были не пара друг другу.
Из разных миров.
Из разных социальных слоев.
С разными статусами.
Но, черт возьми, когда он смотрел глубоко мне в душу своим орлиным черным взглядом, выжимая педаль газа на максимум, и моя спина вжималась в спинку его суперкара, я чувствовала себя самой счастливой на свете.
Только… Сколько было отведено этому счастью…
Глава 1
Я уже устала кричать и брыкаться. Голос сорван, горло саднит, пальцы ломит от того, с какой яростью я впиваюсь в обивку багажника. Здесь внутри почти ничего нет — разве только аптечка и маленький огнетушитель, при каждом повороте больно утыкающийся мне в ногу. Воздух спертый. Тело затекло и словно бы одеревенело. Не знаю, сколько я здесь нахожусь, но едем мы точно не менее сорока минут.
Точно, за город. И зачем только влезла в эту историю… Я ведь нормальная хорошая девочка… Только есть у меня один недостаток… Вечно я со своей правдой-маткой нарываюсь на неприятности, вечно ложусь грудью на амбразуру за пресловутые правду и справедливость. Мне кажется, я выбрала этот мажорный вуз не только для того, чтобы получить образование, но и чтобы доказать окружающим, что и обычные люди могут учиться в Институте международных отношений, если они умны и талантливы.
В общем, Ленин бы точно принял меня в свою команду, но он лежит в Мавзолее на Красной площади, а я, кажется, все больше удаляюсь от центра Москвы в сторону бескрайних зеленых кущ области.
Машина, наконец, замедляет ход, а через какое-то время и вовсе тормозит. Это явно не остановка на светофоре, потому что двигатель глушат, дверь хлопает, а спустя минуту открывается и багажник.
Моргаю, на автомате в жесте самозащиты выставляя руку перед лицом. Слышу смешки и мужские голоса, которые сливаются в моем панически спазмирующем мозге в единый гул.
Но взгляд все же удается сфокусировать, проморгавшись. Надо мной нависает, все еще удерживая руки на машине, до боли знакомый громила, которого бы я, честно говоря, мечтала никогда больше не встречать, но… злой рок судьбы распорядился иначе… Бородатый кавказец оглядывает меня со смесью усмешки и интереса.
С ужасом замечаю, что моя короткая джинсовая юбка задралась. Хорошо хоть, что черные колготки плотные и трусов через них не видно, но ему все равно хватило, чтобы буквально замазать меня сальным взглядом.
— Отдохнула? — усмехается он и протягивает мне руку.
Не решаюсь ее взять.
— Еще хочешь тут полежать? — снова усмехается.
Ему вторит гогот вокруг. Всем очень весело. Очень-очень весело смотреть на издевательства здорового амбала над бедной простой девушкой…
Все-таки решаюсь и протягиваю ему дрожащую кисть.
Орел резко вытягивает меня наружу.
— На ногах стоять можешь или помочь?
— Могу… — хрипло говорю, но тут же хватаюсь за капот авто, потому что меня и правда штормит. — Где я?
Оглядываюсь по сторонам. Какой-то огромный гараж, а скорее автомастерская. Здесь несколько таких же навороченных машин, как та, на которой он меня чуть не сбил два месяца назад, в первый день моей учебы в университете, когда я безмятежно бежала с ворохом учебников в общежитие.
Сразу несколько человек заняты какой-то работой: кто-то распыляет баллончик по кузову, нанося кислотно-бешеный рисунок на футуристичного вида автомобиль, кто-то копошится под машиной — торчат только ноги.
Чуть поодаль столы, а над ними экраны с видами гоночных трасс. У меня ощущение, что я попала в фильм «Форсаж». Даже было бы интересно рассматривать это хозяйство, не будь я так напугана.
— Пойдем, поболтаем, — выдает кавказец, имени которого я до сих пор не знаю, и тянет меня за локоть в сторону одной из дверей в темно-серой бетонной стене.
— Анзор, ты посмотришь новую тачку? Вчера прислали. Целка... — слышится голос сбоку. И я тут же получаю косвенный ответ на застывший вопрос.
Его зовут Анзор.
Только от этой информации мне легче не становится…
— Посмотрю, — отвечает он, а потом с усмешкой добавляет, кидая и в мою сторону красноречивый взгляд:
— Целки бывают очень непредсказуемые…
Все снова сально гогочут. Это у них, наверное, в моде и привычке.
А я чувствую себя овцой, которую ведут на заклание. Внутри всю выворачивает. Горькое раскаяние, даже отчаяние просто разрывает. Зачем… Просто зачем я облила этого громилу кофе в присутствии половины института…
Семеню за ним. Один его шаг — как три моих.
Поднимаемся по узкой и крутой металлической лестнице. Здесь в коридоре так темно, что черт глаза сломит…
— Куда мы идем? Зачем? Зачем вообще вы засунули меня в багажник? Давайте Вы просто отпустите меня — и я никому ничего не скажу, не заявлю на Вас в полицию. Будем считать, что мы с Вами квиты за то кофе. Иначе придется заявление на вас писать, это ведь по факту похищение…
— Не пизди, — осекает он меня.
И ведь даже не грубо, хоть и гадким матом.
Предельно спокойно и расслабленно, пренебрежительно, словно бы я сейчас не выдавала ему прямые угрозы, а просто жужжала мухой на ухо.
Такая реакция может говорить только об одном: что он собирается меня убить и заявлять в полицию о похищении будет некому…
Или что он чувствует свою совершенную безнаказанность…
Автоматически затыкаюсь. Не потому, что его внушения действуют на меня. Просто в этот момент я судорожно анализирую, какая из двух моих теорий правильная.
Глава 2
Два месяца назад
Мне просто не верится. Я, простая девочка из Иваново, стала студенткой Института международных отношений! Даже произносить страшно… Это ведь даже звучит как-то недосягаемо!
Сколько раз слышала: «Хватит парить в облаках! Выбери что-то по твоим возможностям! Надо реально оценивать свой потенциал»… Конечно, речь шла далеко не об умственном потенциале. Я не просто была лучшей ученицей в нашем городке и должна была получить золотую медаль. В последние два года я брала первые места во всероссийских олимпиадах по литературе, истории и английскому.
— Дело не в том, что ты не сможешь, Радушка, — говорила моя классная руководительница, когда я торжественно сообщила ей, что подала документы в самый престижный вуз страны, — просто ты ведь знаешь, какая там публика… Там все чьи-то сынки и дочурки, все с золотыми ложками во рту…
А меня только раздражали эти разговоры. Для того чтобы принести документы в институт, мне не нужно сдавать кровь на подтверждение своей аристократичности или предъявлять выписку с долларового счета с шестью нулями.
Меня поддерживала только мама, посвятившая свою жизнь мне. Отец оставил нас, когда мне было десять, и больше я о нем ничего не слышала. Мама, работавшая главным бухгалтером на ткацком заводе, жила только мной, и все свои деньги тоже тратила только на меня и мою учебу.
Когда в середине июня из приемной комиссии сообщили, что мои баллы позволяют поступить на бюджет, прыгала от радости до потолка. Чувство гордости и счастья — абсолютное, всеобъемлющее — впервые объяло каждую клеточку тела. Мы плакали и смеялись с мамой, как умалишенные. А еще хотелось кричать всем и каждому: «Я смогла! Верьте в себя! У вас тоже получится! Не слушайте окружающих!».
Два месяца до первого сентября прошли в режиме интенсивной подготовки к жизни в столице. Мама выпотрошила все свои заначки, готовя доченьку к жизни в большом городе. Мне были куплены действительно очень красивые вещи, ультрамодные туфли, потрясная сумочка. Может быть, до элитных брендов эти вещи не дотягивали, но уж точно были качественными и стильными.
Я помню то свое первое сентября… Волнение буквально паром валило из ушей. Модные туфли цокают по серому мрамору пола, джинсовка развивается на легком сентябрьском ветру. Довольно короткая юбка комплектом к куртке могла бы показаться кому-то вызывающей, если бы не плотные темные колготки, зрительно еще больше удлиняющие ноги. В этом осеннем сезоне это был главный тренд, и я с гордостью его несла. Мне ж нужно соответствовать!
Первое знакомство с сокурсниками прошло очень ярко и эмоционально. Потом мы долго толпились у деканата, списывая расписание и делясь впечатлениями от распределения по языковым группам, а после дружно понеслись в библиотеку, чтобы завести читательские билеты и забрать стопки книг, приготовленные для нас в рамках основной программы.
Вот с этими самыми книжками, длинный столбец которых упирался мне в шею, я и вышла, окрыленная первыми впечатлениями. Не терпелось быстрее прийти в свою комнату в общаге, которая располагалась прямо на территории университетского кампуса, позвонить мамочке, все ей рассказать, всем поделиться… Столько всего яркого в моей жизни за один день.
Не иду, почти порхаю. Подхожу к переходу, быстро посмотрев по сторонам, бегу через дорогу. Дикий визг тормозов обжигает перепонки. Я на инстинктах дергаюсь, когда вижу боковым взглядом тормозящий автомобиль, по форме скорее напоминающий космический корабль. Его футуристичная морда в буквальном смысле останавливается в миллиметре от моих коленок в плотном капроне.
От того, что я так резко дергаюсь, книжки рассыпаются по дороге. Только прошел дождь, и потому в ярости морщусь, видя, как белые страницы ныряют в темные лужи на асфальте.
— Урод! — громко кричу, от раздражения, пережитого стресса и досады топая ногой. — Слепой, что ли?! Это вообще-то переход!
— Слышишь, ты, овца дерзкая с длинным языком! — громкий, не менее раздраженный бас в ответ. — Вообще-то он под светофором! У тебя красный!
Растерянно поднимаю глаза. И правда вижу, что пешеходная дорожка регулируется светофором. А потом перевожу глаза на водилу, опустившего окно и прожигающего меня ненавистно-раздраженным взглядом…
Вмиг становлюсь маленькой-маленькой, почти микроскопической. Разом обостряются все инстинкты. Особенно те, что связаны с инстинктом самосохранения…
За рулем космолета сидит брутальный кавказец. С легкой щетиной, мускулистый и пугающий одним своим видом. Про таких обычно говорят, что на них лишний раз даже смотреть не стоит — себе дороже… От таких точно нужно держаться как можно подальше и желательно даже дорогу не переходить на той улице, где они ездят… А я, идиотка, умудрилась не только почти попасть ему под колеса, так еще и обозвать его…
— Вы все равно за рулем, должны смотреть по сторонам! Если Вы меня бы сбили, осознаете, какими бы были последствия?!
Зачем… Вот зачем я продолжаю обострять? Вечно последнее слово должно остаться за мной!
Наверное, потому что на дороге уже скопилась настоящая пробка, а я ползаю в грязи и собираю испачканные библиотечные книжки. И как я буду за них отчитываться? Примут ли их обратно вообще? Нам сегодня вообще-то говорили, что за порчу имущества института, в том числе библиотечного, полагается штраф, и немаленький… Или придется покупать новые книги. Да только где у меня такие деньги… Стипендии явно не хватит, а я надеялась перестать доить бедную мать и постараться как-то вписаться в свой скромный бюджет…
Глава 3
За последние два месяца я уже освоилась в диком темпе московской жизни, приспособилась к интенсивному учебному процессу и даже обзавелась подружками.
Самой закадычной стала Катька Власова, которая училась в моем потоке и была родом из Рязани. После переезда в Москву в ее жизни сразу начались тусовки, клубы и гулянки до утра. Меня эта сторона московской жизни не интересовала от слова «совсем» я жила учебой. Но в институте мы с ней держались вместе и в целом очень хорошо сошлись как соседки по парте.
Я сразу начала прилежно учиться и старалась держаться в стороне от соблазнов Москвы. Не высовывалась, не выделялась, не обостряла. Пожалуй, та жуткая история на переходе у общаги первого сентября — самое громкое и шокирующее мое потрясение.
До сих пор задаюсь вопросом, как так получилось, что мне удалось отделаться от того мужика легким испугом? Он словно сосканировал в моих глазах страх и все-таки решил отпустить. Сам, добровольно. Хоть и понятно было, что от такого можно ждать всего, что угодно.
У нас в институте таких было пруд пруди. Кавказцы вообще составляли отдельную касту. Всегда самоуверенные, держащиеся в стороне, очень богатые. Вот уж среди кого и правда не было простых мальчиков — они бы сюда попросту не попали. Зато были очень-очень влиятельные мажоры, не знающие отказа. Вернее, влиятельными были их отцы, а они лишь наслаждались благами жизни, которые давало их происхождение…
— Вот от кого нужно держаться подальше, — вещала Катька. — Даже с моим аферизмом я сдерживаюсь, хотя, признаться, ой как хочется замутить с каким-нибудь загорелым горячим Магой…
— Почему Магой? — усмехалась я.
— Потому что они все сплошь Маги. Ну, Мага — в смысле Магомед. Это они так сокращенно себя называют. Только, блин, это себе дороже, Рад. Две недели с ним потусишь — он потом тебя полжизни прессовать будет, если увидит рядом с другим. И не потому, что нужна, потому что они все немного тронутые на собственничестве. Относятся к девушкам как к вещи, а к русским — тем более. Короче, лучше я потушу с каким-нибудь лайтовым Иваном и буду представлять на его месте Магу…
Сперва подруга и правда держалась заданного плана. И правда «втрескала» в себя милого и доброго Ивана. Но чудовищнее всего то, что и Мага тоже появился... Вот только роковые последствия для судьбы ее встреча имела не для нее, а для меня. И звали эти последствия не Мага.
Мужчину, которому будет суждено перевернуть мою жизнь, будут звать Анзор или Хищник, как называли его друзья. Анзор Гаджиев. Мой кошмар. Мой палач. Мой рай и ад.
И кто бы знал 1 сентября, что случайная неприятная встреча на светофоре возле общаги обернется тем, чем она обернулась…
Глава 4
Двадцатое октября — это второй день того сумасшедшего года, который я буду помнить в мельчайших подробностях вплоть до звуков, запахов, эмоций, спектр которых мог бы сравниваться с контрастом температур на северном полюсе и тропическом экваторе…
Осень в этом году была теплой и затянувшейся. У мамы день рождения двадцатого октября, потому я всегда отчетливо помню, что в этот день обычно выпадает первый снег. А сейчас даже желтая листва крепко держалась за деревья, словно не желая опадать и уступать дорогу зиме.
Пахло прелостью, которая почему-то дурманила голову. От прохладной влажности волосы завивались, как их не выпрямляй, а тушь оставляла легкую темную поволоку под глазами, которая сильно старит и делает взгляд уставшим в старости, а в юном возрасте, наоборот, придает лицу томную загадочность.
Занятия начинались со второй пары, и потому мы с Катькой решили прошмыгнуть за продуктами в соседний супермаркет, заодно и кофе взять. Разгрузились, похватали рюкзачки, пошли в сторону университета.
Неприятные присвистывания и шепотки услышали сразу, как только поравнялись с компашкой кавказцев в кожаных куртках и длинной щетиной на лице, праздно шатающихся снаружи «на центре». Очевидно, на занятия они не спешили, а просто впустую проводили время, как, впрочем, делали постоянно.
Такие часто могли что-то сказать в спину или присвистнуть, но обычно это все равно было в рамках приличия или не так чтобы сильно громко, а сегодня…
— О, смотри, сосочки, — услышала я гнусный голос одного из «самцов» и почувствовала, как кожа покрывается липким потом. И это был не страх, а раздражение.
Рядом стояла еще какая-то компания студентов. Явно не из категории распальцованных кавказских мажоров. Они со смесью интереса и опаски взирали на происходящее, слушая гнусные замечания козлов в наш с Катькой адрес, но не вмешивались. Почему-то я была уверена, что они с удовольствием раструбят о том, что услышали…
— Катя, а подружка тоже так сладко дает? — продолжал вещать говноголос с акцентом.
Его дебильное замечание было тут же встречено идиотскими похихикиваниями в компании.
— Да, такая давалка, ты бы знал, — обернулся козел, навешивающий на нас гадости в первых ролях, на кого-то из своих. Второй явно что-то уточнял про нас, просто от начинающего пульсировать в голове гнева я ничего уже не слышала.
Мы с Катькой шли под ручку. И потому она сразу заметила, как я напряглась, закипая, сильно сдавив ее локоть.
— Забей, Рад. Они просто уроды… — тихо проговорила она и ускорила шаг, опустив голову.
Пораженно посмотрела на подругу.
Это моя воинственная Катька сейчас?! Что вообще происходит?! Она их боится?! Средь бела дня в собственном институте?! Мы вообще сейчас о чем?!
Вон, обычные парни, бледные и тихие, стоят рядом, а эти козлы гогочут, как кони, совершенно наплевав на то, что они в институте и вообще-то сюда приходят учиться, а не обзывать… Хозяева положения чертовы. Это что вообще за беспредел?! Дальше что?! Будут подходить — шлепать нас под зад безнаказанно?!
— Эй, кудряшка, хочешь, покатаю тебя на своем колесе? — снова услышала уже в спину. А вот это уже адресовывалось точно мне. Потому что у Катьки было идеально прямое каре... Это мои непослушные волосы все время кудрявились от этой погоды. Я застываю. Чувствую, как щеки пылают. И не от стыда. Перед глазами теперь уже красная пелена. У меня такое всего несколько раз в жизни было... Нет, одно дело приставать, даже сально, но ведь это откровенные оскорбления... Средь бела дня... Без повода... Мы даже не посмотрели в их сторону, чтобы дать повод! Разворачиваюсь, крепко сжимая наполовину полный стаканчик кофе в руках. Надеюсь, он еще не остыл...
— Это Вы мне? — подхожу к компании, дрожа от ярости.
— Тебе, крошка, — усмехается один из козлов. Смазливый такой, напомаженный. Прямо светится от холености. Идиот. Лучше бы книгу открыл, почитал…
— Так что, покатаемся? У меня хата напротив универа. Успеешь к третьей паре... Компашка снова разрывается гадким гоготом. А я медленно оглядываю присутствующих. Их не меньше пяти. Хочу их запомнить. Эти уроды с нами «учатся»... А ведь дома наверняка со своими сестрами строят из себя идеальных и вежливых...
Лица почти все фактурные, но для меня сливающиеся в единый черный фон. Они безлики. Потому что интеллект такой толпы обычно равен интеллекту самого глупого из них. А сейчас это уровень барана на пастбище.
— Сестру свою покатай, — выплевываю дерзость и не отвожу глаза.
Уже нет смысла отступать. Я в той точке невозврата, когда уже страх не имеет значения… Это уже вопрос чести…
— Ты не охуела, случаем, пиздаболка?! — слышу его грубое и явно уязвленное. — Ты как разговариваешь?
— Как ты заслужил и чего стоишь, так с тобой и разговариваю, — отвечаю, вздергивая подбородок.
Чувствую, как меня жгут глазами в ответ. Со всех сторон. Но один взгляд ощущаю сильнее всего. Он оставляет на коже следы. Такое я уже чувствовала раз…
Медленно поворачиваю голову на его источник, скорее инстинктивно.
Смотрю и вздрагиваю. Это тот мужик… Блин, а он не мужик, оказывается. Плюс-минус ровесник этих козлов. Старшекурсники. Возможно, уже магистратура. Даже звучит смешно… Бараны и магистратура…
Глава 5
— Рада, нужно поговорить, — уныло и тихо бубнит Катька, стоило нам только выйти из аудитории.
И я, и она после случившегося сегодня утром, мягко говоря, чувствовали себя паршиво.
Ярость отступила, и на ее место пришло сожаление. И на фиг я вообще марала руки об этих уродов? Вот вечно я парю горячку, а потом жалею.
Да только разве можно себя проконтролировать, когда с тобой вот так грубо и гадко... На глазах у всех...
Этот урод еще и меня выставил виноватой в том, что они нас оскорбляли. Да и за подругу хотелось заступиться...
Им просто поржать, а за нами этот гадкий шлейф из их оскорблений будет тянуться все годы учебы...
— Что такое, Кать?
Отходим к большому окну в пол, на батарее под которым вечно сидели студенты.
— Дело в том, — тяжело вздыхает подружка, — что тот чувак не зря мне гадости говорил… Я… Короче, мы ведь в субботу в клубе были с девчонками… Я с ним переспала, Рада. А оказалось… — Она делает паузу и сглатывает. — Он дружит с Ваней моим… Они одноклассниками были в какой-то навороченной школе на Рублевке.
Ваня, с которым Катя уже как месяц крутит бурный роман, тоже учится у нас в институте и ездит на новом шикарном спортивном «Мерседесе». Больше примечательного в Ване я не знаю. Я вообще не поняла, как можно было на него запасть. Разве только что Кате нравится катать свою холеную рязанскую попу на его супертачке… А еще я знаю теперь, что Катька полная дура, раз влезла туда, куда сама зареклась не влезать…
Вот только я еще большая идиотина. Правдистка хренова. Больше всех надо… Стоим друг друга… Она позорится, а я зачем-то лезу защищать ее имя…
— Ну что сказать, Кать, замечательно… — В моем тоне легко считываемое раздражение. И еще больше сожаления от случившегося. — А раньше ты сказать не могла?
— Когда?! Ты так рьяно кинулась на амбразуру! Главное — убила бы хотя бы этого придурка Магу — он трусливый шакал, а ты на Гаджиева полезла! Ты хоть знаешь, кто он такой?!
— Какой-то мажор тупой, — цежу сквозь зубы, хотя внутри, конечно же, все переворачивается. Я не железный человек, а просто девушка. И да, черт возьми, мне страшно!
— То, что он вообще-то сын президента одной из кавказских республик, — одно дело. Я про другое, Рада, он вообще неуправляемый. На голову отшибленный. Хищником не зря его зовут. Он король ночных гонок без правил. Такое творит, ты представить не можешь! Ему вообще закон не писан.
От слов горе-подруги, которая, словно бы нарочно нагнетая, в носу начинает предательски щипать.
Вспоминаю лицо этого грозного «хищника» в момент, когда кофе полилось на него грязно-коричневой струйкой и начало прыгать жирными каплями по идеальной новехонькой кожаной куртке, и внутри все переворачивается…
— Короче, ты влипла, подруга… — выдает Катька, а мне уже едва удается сдержать слезы обиды. На фига мне вечно больше всех надо? Ну что я за дура такая, а?
— А как же моральные принципы, Кать? — слова болезненно царапают горло. — Ты ж вроде как с Иваном, и у вас любовь… А эти клятвы, что никаких маг…
— Ну… Не все ж у нас такие правильные, как ты, Радмилушка… — усмехается она язвительно. — Это ты у нас мисс-идеальность. И учишься лучше всех на курсе, и парни заглядываются. И типа вся такая недотрога, а сама в мини-юбке со своими ножищами длиннющими всем глаза мозолишь…
В шоке смотрю на ту, кого я сейчас так рьяно защищала. А там столько злости и даже… зависти, что ли…
— Так… Я это слушать не хочу… Молодец, подруга, что…
Встаю резко, иду быстрее от нее в сторону. Долго-долго собираю себя в туалете, и потому на следующую лекцию захожу с опозданием. Садимся мы теперь тоже отдельно. Но мозг все равно как отморожен. Слова лектора льются мимо ушей. Голова раскалывается. Мне параноидально кажется, что все на кафедре сейчас смотрят на меня и перешептываются о произошедшем…
От тяжести мыслей я даже учиться не могла толком. На семинарах как-то вяло еще отвечала, а вот лекции вообще прошли мимо ушей…
После профуканного учебного дня уныло плетусь в общагу, мысленно радуясь, что я на территории универа, под камерами. Хотя бы тут мне вряд ли угрожает быть убитой и зарытой…
Прохожу мимо парковки, слышу жалобное мяуканье, оглядываюсь. Котенок. Весь грязный и с загноенными глазками. Стоит, одну лапку поджимает под себя — холодно малышу.
Сажусь на корточки перед ним.
— Где твоя мама, маленький? — руки тянутся к слипшейся шерстке.
Наверное, там, под слоем грязи, она оранжевая и полосатая.
Малыш отвечает мне очередным жалобным мяуканьем.
Прикусываю губу, нервно размышляя.
В общагу брать его мне категорически не разрешит вахтерша. У нас с этим строго.
Но он же замерзнет на улице! Куда пристроить малыша?
Снова слышу мяуканье — уже более решительное, даже паническое.
— Малы-ыш-ш-ш… Ну как мне тебе помочь?
Сердце разрывается.
Не могу видеть страдающих животных.
Глава 6
И вот… Я оказалась на втором этаже гаража-мастерской… В ожидании своего похитителя… Через какое-то время он вальяжно поднимется наверх, будет меня унижать, после чего отымеет…
И самое ужасное, что я даже не знаю, что дальше.
К ужасу понимаю, что сумка с телефоном осталась в машине. Они предусмотрительно забрали ее у меня, когда закидывали в багажник.
От беспомощности закусываю губу и морщусь. Оглядываюсь по сторонам.
Хотя бы нож найти. Буду угрожать ему, как придет. Или пырну себя.
Хоть не так будет стыдно…
Пусть трахает труп…
Может, все-таки испугается? Читала, что такие вещи отрезвляют зарвавшихся мажоров…
Как назло, не нахожу в комнате ничегошеньки, что можно было бы использовать в качестве самообороны.
Даже под кровать залезаю. Открываю шкаф. Там идеально проглаженные вещи, пахнущие химчисткой. Даже заглядываюсь — чистый люкс.
Пара деловых костюмов, кипенно-белые рубашки и футболки с джинсами. Все явно очень дорогое, но без кричащих брендовых логотипов.
Вижу маленький холодильник под письменным столом, как в отелях. Там бутылки воды. Вытаскиваю одну и залпом выпиваю. Мозг спазмирует от обезвоживания. А мне нужно думать… Думать, как себя спасти…
Пока пью, цепляю глазами учебник по международной экономике с эмблемой нашего института. Интересно, он тут для красоты? То, что абрек тоже студент ИМО, я теперь не сомневаюсь, но вот что он что-то за годы учебы выучил — не верю. Впрочем, какое мне дело… Надо сейчас другим озаботиться…
Глаза утыкаются в окно. Тихо подкрадываюсь к нему, потому что смотрит оно не на улицу, а на двор той самой автомастерской, зато с внутренним ликованием замечаю, что на нем нет никаких замков… Всего-то и нужно, что повернуть ручку…
Только… Только я на втором этаже…
Нервно сглатываю, отхожу от него подальше, чтобы ненароком кто-то снизу не увидел, что я тут стою и рассматриваю их…
Когда изучать уже нечего, потерянно сажусь на край кровати.
Время тянется, как резина.
По внутренним ощущениям проходит не менее часов трех.
Здесь невозможно понять, какой сейчас час и вообще стемнело ли уже, но по логике уже глубокая ночь…
Сон накрывает меня болезненными и рваными вспышками. Я то проваливаюсь, то снова выныриваю, нервно оглядываясь по сторонам.
Потом мне снится какой-то странный сад, где очень красивые цветы, но у них огромные острые шипы, и они то и дело касаются моей ноги. Я все жду боли, но вместо нее нежные поглаживания.
Выныриваю из забытья и резко подскакиваю, потому что рядом со мной в темноте сидит внушительная фигура Анзора.
— Выспалась, киска? — спрашивает он хрипло.
Группируюсь и вжимаюсь в изголовье кровати.
Даже в темноте его глаза светятся алчной похотью и вседозволенностью.
Внизу стало тихо. Не слышно даже голосов мужиков и работающих телевизоров с монотонными записями гонок.
По телу бегут мурашки. Опять дико страшно…
— Отпусти меня, — молю, чувствуя, как голос предательски вибрирует.
— Мы это уже проходили... Иди сюда... Я же сказал, что тебе нужно сделать, когда я приду. Не беси меня, киска... Ты заслужила наказание. Я не отпущу тебя... Потому может быть по-нормальному, а может, жестко... Выбирать тебе... Слушаешься или обостряешь. И потом несешь ответственность за последствия...
Резко подскакиваю с кровати.
Он тоже, вальяжно отходит к тому самому проклятому креслу, к которому я должна приползти на коленях, раздевшись.
Садится так, словно бы он хозяин мира. Широко расставив ноги и откинув спину.
Пячусь назад.
Подвоха он не видит.
Думает, что я сейчас выполню все, что он говорит.
И правда, какой у меня выбор?
Какая дура будет сопротивляться, когда и так все понятно?
Сейчас бы кстати пришлась отвратительная фраза «расслабься и получай удовольствие»…
А дальше…
Дальше я действую так быстро, как только могу…
Резко распахиваю окно, быстро взбираюсь на подоконник и, зафиксировав взором его ошарашенное выражение лица, сигаю вниз…
Последнее, что я слышу от шока, это его «идиотка-а-а» вдогонку, но уже поздно…
Глава 7
Я умерла. Нет, точно! Я умерла!
И горю в аду!
Сразу! Во всех кругах ада.
Потому что сейчас все тело горит, особенно нога и ребра. Это даже не просто боль — это агония…
Жалобно скулю. На другие звуки попросту сил не хватает.
Может быть, Бог меня услышит и пожалеет. Заберет отсюда куда-нибудь повыше… Ну, я ведь не совершала никаких смертных грехов… В сущности, даже еще не успела. Меня пока хватало только на прилежную учебу. Дальше книжек я ничего не видела…
Я всего лишь Радмила Тарханова. Простая студентка из Иваново. Мне восемнадцать лет, и я ничего плохого в этой жизни не сделала…
Ну, разве только что оставила свою любимую маму тосковать в родном городе, уехав в большую враждебную Москву с наглыми мажорами. А еще не спасла маленького котенка у общежития, который точно замерзнет сегодня ночью…
Скулю, как волк.
Боюсь открыть глаза. Боюсь пошевелиться.
Все страшно.
— Жива? — слышу хриплый грубый голос рядом, вырывающий меня из болезненной прострации. Понимаю, что вряд ли так может звучать ангел…
Да, точно в аду.
Это демон…
Тогда почему голос спрашивает, жива ли я?
Конечно же, мертва, если я в преисподней…
Может, за тупость тоже посылают в ад и это один из моих соседей «по нарам»?
— Рада! — слышу навязчивый бас, настойчиво взывающий ко мне. Меня касаются чьи-то цепкие пальцы и прощупывают.
Я разлепляю-таки глаза.
А вот лапать меня не надо даже в аду… Я не позволяла!
Ужасаюсь. Отшатываюсь, но тут же дергаюсь от боли.
Нет, все-таки не умерла…
Недоуменно и аккуратно поднимаю голову, которая, слава богу, вроде как цела, и смотрю наверх. Я внутри салона его внедорожника. И надо мной открытый люк и то самое пресловутое окно на уровне второго этажа…
Это что, я влетела в этот самый открытый люк?
Да уж, просто по-ювелирному точно.
Пытаюсь пошевелить корпусом, но тут же чувствую острую пронзающую боль в ноге. И ребро справа болит. Аж дышать больно.
— Больно… — говорю и слышу словно бы со стороны в собственном голосе дрожащие нотки.
Передо мной гад Анзор. Челюсть сжата, дышит глубоко. Внимательно осматривает, продолжая прощупывать руками.
— Где больно? — голос серьезный и сосредоточенный.
— Везде больно! — кричу в ответ и срываюсь-таки на плач. Это не только потому, что реально не могу пошевелить ногой ниже коленки и дух спирает. Еще и мое общее состояние дало о себе знать. Как бы из окна просто так по своей прихоти не сигают… Я была доведена им до отчаяния…
Трогает, продолжает осматривать. Задирает водолазку на талии почти до бюстгальтера. Снова вскрикиваю, когда большие пальцы касаются ребер.
— Так, травма ребер справа и ноги. Надо проверить, есть ли трещина, но перелома вроде нет.
— А ты что, врач? — огрызаюсь я и отворачиваю от него голову настолько, насколько могу в своем скованном положении. Менять позицию тела физически не в состоянии.
— Я гонщик и часто в разное попадал. Да и друзья. Не всегда с травмами можно к врачу после наших кипишей… А вообще везучая ты, Рада. Точно кошка… — усмехается, — это ж надо так умудриться залететь именно в открытый люк. Упала бы на асфальт — крышка тебе… И с чего я решил его открытым оставить… Как чувствовал… Чуйка моя… Капец ты отшибленная! Из окна сигануть!
— Это ты отшибленный! Неужели и правда решил, что я просто разрешу себя поиметь на забаву?! Лучше подохнуть!
Он хмыкает. Чувствую на себе его взгляд. Плевать, что в нем. Мне бы как-то выжить…
Отходит, куда-то звонит. Тут же возвращается ко мне.
— Сейчас приедет скорая. Посмотрим, что ты себе заработала…
А я опять попыталась проявить самостоятельность. Опять стало дико больно, и потому пораженчески брызнули из глаз слезы. Уткнулась головой в кожаную обивку сидения. Стараюсь не давить на ногу. Не получается. Вес тела смещен на эту часть.
Анзор встает коленками на сидение и немного двигает меня, осторожно, видя мои мучения.
— Так легче?
— Легче… — тихо бубню под нос, всхлипывая.
Повисает молчание. Он все еще склонившийся надо мной. Смотрит.
— У тебя, скорее всего, только вывих. Я разбираюсь в травмах. Все нормально будет… — снова повторяет этот свой бред.
— Нормально? — поднимаю на него яростный взгляд сквозь пелену от застилающих слез. Задыхаюсь от возмущения. — Это ты называешь нормальным? А полицию ты вызвать не желаешь, Анзор? Напомнить тебе, при каких обстоятельствах я сиганула со второго этажа?
Наши взгляды снова пересекаются.
Понимаю, что вообще не в том сейчас положении, чтобы качать права и обострять. Мне бы Богу помолиться, чтобы он меня в покое живой оставил, а там уж соберу себя в прямом смысле по косточкам… Если смогу… Считай, еще легко отделалась от такого урода. Но просто эта его утешающая манера…
Глава 8
- Тебе удобно?- мое усаживание в танк Гаджиева заняло не менее тридцати минут.
- Уж поудобнее, чем в багажнике как картошка…-пробубнила себе под нос. Хотелось уже быстрее со всем этим покончить, особенно с его присутствие, которое неимоверно давило на меня.
Сначала он откатил кресло и расположил его так, что я почти легла. Потом долго-долго настраивал спинку, нависая надо мной, почти касаясь моего тела, что сильно напряга
Глава 8
— Тебе удобно? — мое усаживание в танк Гаджиева заняло не менее тридцати минут.
— Уж поудобнее, чем в багажнике как картошка... — пробубнила себе под нос. Хотелось уже быстрее со всем этим покончить, особенно с его присутствием, которое неимоверно давило на меня.
Сначала он откатил кресло и расположил его так, что я почти легла. Потом долго-долго настраивал спинку, нависая надо мной, почти касаясь моего тела, что сильно напрягало.
Я была слишком уставшей и отрешенной, чтобы сейчас хоть как-то реагировать на эти маневры, и просто решила стоически их снести.
— Поехали? — спросил он риторически, дернув мой ремень безопасности, словно бы такие вещи в машинах класса люкс сбоили. Опять навис, опять в глаза заглядывает. Раздражает...
Мы стартуем с места, словно бы от земли отрываемся. По ходу, ему удается летать не только на том космолете, но и на тяжеленном внедорожнике.
Лавирует между машинами, перестраивается в последний момент, газует на светофоре, как пуля.
— А можно помедленнее? У меня вроде как остались еще целые части тела, и я бы хотела их сохранить! — я искренне испугана, вжимаясь в кожу кресла, вцепившись до побеления костяшек в дверную ручку. Дышу порывисто. От того ребра ноют при каждом вдохе и выдохе...
Он слегка сбавляет ход, но не особо-таки. Кидает на меня взгляд с усмешкой.
— Что, быстро реально? Я не чувствую... Извини. Ненавижу тащиться, как черепаха.
Закатываю глаза, пропуская это нелепое замечание мимо ушей.
— Ты в общаге живешь?
— Да, меня туда, пожалуйста.
Он поджимает челюсть, но кивает.
— Там будет кому тебе помочь? С ногой в гипсе быт дается не так легко…
—Разберусь… — отвечаю твердо. Это не твоя забота…
— Тебе уколы прописали, Радмила…
— Медсестру вызову из институтской поликлиники, — нетерпимо раздражаюсь. Подумаю об этом, как останусь в спасительном одиночестве. Без него…
— Я в шестнадцать лет так сломал ногу, что мне пришлось три месяца в больнице лежать с гипсом и подвешенной с гирей ногой, — вдруг откровенничает со мной Анзор. — Отвратительно было.
Усмехается.
— Дай угадаю, ты попал в аварию…
Смеется.
Отец тогда очень сильно выбесился. Я ведь был несовершеннолетним, даже прав иметь не мог, а вляпался в ужасный эпизод. Слава богу, никто не пострадал, кроме моей ноги и тачки. Ну и забора старого. В принципе, можно было и не вешать гирю. Это из старых методов. Чтобы кость правильно срасталась и ничего не укоротилось. Сейчас ставят аппарат Елизарова обычно в таких случаях. Но батя так проучить меня решил, приструнить. Типа три месяца на койке вместо летних каникул.
— И что, приструнил?
Сама не знаю, зачем я участвую в этом диалоге. Просто я реально выжата как лимон. Только поэтому, только-только.
Снова хмыкает.
— Конечно, нет… С того дня дал себе слово, что сделаю все, чтобы быть полностью независимым от отца…
Анзор замолкает и супится. Я тоже больше ничего не говорю. Смотрю в окно на холодную осеннюю Москву. Все так стремятся в этот город, так манятся на блеск его огней, а зачем? Я сама жила с этой мыслью многие годы. Думала, что мое счастье — в столице, что там я найду себя, но верно ли я поступила, бросив на кон все? Уехав от матери, выбрав этот громкозвучащий вуз? На своем ли я месте? Потяну ли во всех смыслах? Ведь вокруг меня и правда столько понтов, что голова кружится. У нас действительно почти нет простых детей. Даже те, кто не на люксовых авто с водителями, и то дети всяких чиновников и дипломатов. Не размером кошелька, так громким именем… Я даже не ожидала, что ярмарка тщеславия может быть и правда такой реальной, а не гротескно-преувеличенной, как в книгах…
Мы подъезжаем к высотному неприметному зданию. Анзор паркует машину в том самом месте, где я вчера пыталась спасти котенка. Как он, маленький? Он ведь надеялся на меня, а я… К горлу подступает ком.
Он выходит из машины, открывает дверь, отстегивает ремень безопасности и берет на руки.
— Ты что делаешь? — возмущаюсь я, отталкивая его рукой, скорее в инстинктивном жесте.
— Здесь нет санитаров и кресел-каталок, Рада. А костыли мы тебе еще не добыли…
Костыли. Черт… Я пока совсем не думала о том, как буду перемещаться по общаге. Санузлы и душевые у нас отведены в отдельный отсек на этаже. До них еще надо дойти… Да и как купаться с гипсом в душевой? Паника начинает слегка бить в голову и кружить ее. И это вовсе не от его тесных объятий.
Глава 9
От подступившего высокой волной возмущения я даже на пару секунд замираю, хлопая ресницами. Это он сейчас серьезно?
Делаю глубокий вдох и выдох. Пытаюсь успокоиться, чтобы размышлять и отвечать рассудительно.
Вроде бы ловлю себя за хвост и усмиряю.
Поднимаю максимально спокойный, выдержанный взгляд на него.
— Анзор, спасибо большое за помощь и участие, но я повторюсь: дальше я сама. Мне больше Ваша помощь ни в чем не нужна…
Поджимает челюсть. Смотрит на меня внимательно и хмыкает.
— «Ваша» — это кого? Мы снова на «Вы»?
— А мы и не переходили на «ты». В простом общении такая форма предполагает дружбу или панибратство, а мы не друзья и ими быть не можем. То, что я могла как-то не совсем адекватно себя вести от шока и боли, неминуемо последовавших за падением, не говорит о том, что кто-то дал Вам право вторгаться в мое личное пространство и диктовать свои правила.
Он быстро подходит ко мне и садится на корточки. Прямо передо мной. Горячий взгляд нагло стекает от моего лица к груди, талии, и… упирается между ног.
Я все еще в той идиотской мини-юбке, но на мне нет колготок, которые были сняты перед наложением гипса, только белье.
Автоматически сжимаю бедра еще сильнее.
Хочется спрятаться от него, скрыться. Это присутствие слишком сильно давит…
— Почему ты такая, а? — спрашивает как-то вкрадчиво и сипло. И снова улыбается недобро этими своими кончиками губ. Очень опасная улыбка. Почти хищный оскал. — Не совсем адекватно вела себя, говоришь? Рада, а когда вообще ты вела себя адекватно? Строишь из себя хорошую девочку, а сама…
— А сама шлюха или как там... Не помню, как ваша компашка меня обзывала, но что-то типа того...
Его лицо вмиг становится заостренным и до невозможности напряженным. Челюсти сжимаются.
— Об этом можешь забыть. Ни одна… — делает паузу, выдыхает шумно, — слова тебе больше не скажет.
А я печально усмехаюсь. И правда сейчас грустно и пусто на душе. Устала я… Очень хочу поспать. Вот очень…
— Будете затыкать всем рот и дальше купюрами? В больнице заткнули, чтобы лишних вопросов не задавали, вахтершу подкупили. Кого еще?
А он все смотрит и смотрит. Впивается в меня своими глазищами. Аж по позвоночнику холодок бежит. И нога в гипсе ноет сильнее.
Вдруг протягивает руку к моему лицу и трогает щеку большим пальцем. Вроде как волос с нее убирает, только нет там никакого волоса. У меня все убрано в тугой хвост на затылке.
— Ты права, Рада, мы с тобой точно не сможем быть друзьями… И знаешь, мне нравится, что ты меня на «вы» называешь… Голос сиплый и низкий… Я тебе об этом еще напомню, когда время придет…
— Для чего придет время?
Хмыкает. Встает. Направляется к выходу.
— У тебя в телефоне забит мой номер, Рада. Если что нужно, сразу звони, понятно?
Молчу, стиснув зубы, хотя страсть как хочется ответить: «Непонятно»…
— И когда я буду звонить, чтобы сразу поднимала.
Сжимаю кулаки. Вот же ж… Хамло… Приказывает он мне тут… Он вообще мне кто?
Раздраженно отворачиваюсь к стене.
— Завтра с утра жди медсестру. Придет уколы тебе в попу ставить. У тебя прописан курс антибиотиков и анальгетиков на семь дней.
Эту фразу тоже оставляю без ответа. Таращусь в высокое окно. Долго и упорно.
Отмираю только тогда, когда точно убеждаюсь, что он сгинул.
Козлина. И где берутся такие наглые люди? Сам же вынудил сигануть вниз, сам же сейчас делает вид, что заботится, так еще и как авторитарно!
Резко оборачиваюсь на инстинктах к двери, вздрагивая, когда она распахивается, чуть ли не вылетая из петель.
На пороге соседушка, которая улыбается заговорщицки в тридцать два зуба, сжимая в руках костыли в пластике.
— Офигеть! Это что сейчас было?
Смотрю на нее, подняв бровь.
— Тебя сам Хищник на руках сюда принес? А ты не такая простушка, как мне сначала показалось…
В ее тоне нотки интереса и зависти. Прям такие очевидные, приторные, что аж тошно…
— В туалет не хочешь, Радушка? Или, может, еду какую тебе заказать? Или водички…
— Ты это чего такая вдруг заботливая и сострадающая? — спрашиваю горько-скептически, а сама почему-то и без того знаю ответ…
Она скалится, напоминая в моменте шакалиху, а потом вытаскивает из кармана толстовки нехилую такую пачку пятитысячных купюр.
— Мне тут велено за тобой приглядеть... Я готова... Соседкам нужно помогать, — подмигивает мне, а я все. Краснею, как помидор, от ярости. Снова из-за выходок этого... Срывает все предохранители.
— Теперь слушай сюда, соседушка, — шиплю, словно бы сама хищница, а не побитая кошка...
Глава 10
Ну, что греха таить… Переоценила я свои возможности. Особенно опрометчиво было послать соседку, от которой как-никак была бы хоть какая-то помощь. На второй день своего «заключения» в гипсе осознала я это с лихвой. А теперь между у нас с ней был уже не холодный нейтралитет, а настоящая открытая вражда и неприязнь. Нет, она, конечно, боялась высказывать мне что-то вслух и уж тем более делать пакости, так как страх нарваться на гнев Хищника, видимо, сидел слишком глубоко, но в моем положении это мало помогало. Ирка намеренно почти не появлялась в комнате, то есть помощи у меня не было от слова совсем.
Пачка денег, которую он сунул ей «на мои нужды», тоже нетронутой лежала на столе. Я припугнула ее, что если она прикарманит даже один рубль оттуда, то навру Анзору, что она все потратила на себя, а меня послала.
Ну, а что? Конечно, ничего бы я ему не наврала, но и деньги его, даже опосредованно, ни за что не приму! Просто кину их ему обратно в лицо при первой возможности, и я вернусь в строй.
М-да, с «кину в лицо» я, видимо, все-таки погорячилась… Уже один раз кинула… Вот, последствия разгребаю…
Оказывается, у меня совершенно нетренированные руки, а я считала себя довольно спортивной, и физручка хвалила в школе мои данные.
А в итоге дорога в туалет по ощущениям напоминает путешествие из Петербурга в Москву в лаптях. Или тот самый знаменитый путь Ломоносова до Москвы из Архангельской губернии. Про то, чтобы принять душ, даже разговора не было. Мало того, что душевые в общаге попросту не приспособлены под калек в гипсе, так еще и как технически это было сделать, я не понимала.
Ко мне и правда в первый же день приперлась строгая и высокомерная медсестра, которая явно не была прикреплена к нашей поликлинике, а вообще словно бы совмещала функции модели и ответственной за постановку уколов и клизм «вип»-больным. Да-да, вот прямо хотелось бы думать, что клизмы-то как раз громила у нее и ставил. Так и познакомились…
Она сделала мне укол. Не особо-то церемонясь. Очень болючий, а потом окинула меня скептическим взглядом.
— Условия здесь явно не для Вашего больничного.
Раздраженно отвернулась и больше с ней не заговаривала. А сегодня уже с семи утра начала психовать, что опять, второй день подряд, придется видеть эту молодую грымзу…
И вчера, и даже сегодня с утра пораньше телефон то и дело разрывался от его звонков и смсок, но я, конечно, не поднимала. Не о чем мне с ним говорить. Ясно же дала понять.
В сотый раз пытаюсь погрузиться в чтение пособия по истории Запада, да и про экономтеорию нельзя забывать. Доктор прав — раз автомат мне теперь не светит, то нужно все тщательно выучить. Когда дверь широко распахивается без стука, резко дергаюсь, от чего нога и ребра опять начинают ныть.
Черт. Ну черт! Опять он?!
— Что Вам здесь надо? Мы все уже обсудили! — вырывается с раздраженным выдохом без приветствия.
Брови Анзора нахмурены, смотрит исподлобья, челюсть поджата. Интересно, что говорит его стоматолог — там, наверное, вся эмаль уже стерта от такого прикуса…
Он молча проходит в комнату, тоже без приветствия.
Подходит к кровати и нависает сверху.
— У тебя есть ровно пять секунд, чтобы сказать мне, что из тряпок и книг тебе нужно. Потом спрашивать не буду.
— Да… Что Вы себе позволяете?! — подбираюсь, расправляя плечи в жесте встречного нападения.
— Три секунды…
— Анзор, прекратите это немедленно!
— Одна… Ну хорошо, сама напросилась…
Мужлан бесцеремонно хватает меня на руки и закидывает себе на плечо. Болтаюсь сейчас, дрыгая руками и головой, как полотенце. Верещу, а ему плевать!
Он вот прям в таком виде, в котором я сейчас — в идиотской розовой пижаме с милыми котиками, выносит меня в коридор и размашистой походкой идет к лифту.
Из комнат вылезают сонные лица жителей общаги, но никто, конечно же, не вмешивается…
— Пусти немедленно! Это похищение!
— О, смотри, какой снова прогресс! Мы снова на «ты». Со вторым пунктом тоже вроде разобрались. Ты же кавказская пленница, забыла? Играй роль до конца, Рада. Ты ведь очень упертая девочка.
От возмущения у меня даже язык набухает и не слушается, я буквально захлебываюсь в своем гневе.
Остервенело бью его по плечам, а он только ржать начинает над моей беспомощностью, как только мы заходим в лифт.
И, скотина, шлепает меня своей огромной ручищей по заднице!
Обрушиваю на него еще одну порцию ругательств.
Двери пищат и раскрываются на каком-то этаже. Господи, утро же! Студенты шныряют вверх и вниз пачками!
— Салам, брат, — слышу через тушу гиганта, совершенно не видя ничего, кроме низа лифта. Мои волосы безвольно свисают тряпкой, закрывая остатки обозрения, — украл?
— Украл.
Раздается коллективный гогот. Всем очень весело. Кроме меня. Унижения продолжаются…
— Счастья молодым! — раздается нам вдогонку от попутчиков, стоит лифту остановиться на первом этаже.
Глава 11
Доезжаем до его дома, тоже напоминающего космический корабль, всего за пару минут. Ну еще бы. Все для удобства его Высочества — чтобы до института ездить недалеко было, когда все-таки соизволит поехать…
Он опять несет меня на руках. И уже вроде бы не первый раз, а у меня все равно внутри все скручивается, и сердце начинает неистово стучать. Неудобно до жути…
Заносит меня в просторный холл в футуристичном стиле. Зеркальный лифт стремительно уносит нас куда-то очень высоко наверх.
Пока едем, оба молчим.
Цепляю глазами его улыбку, но не перевожу на него глаза, хотя чувствую, что он смотрит на меня.
— Можешь дышать, Рада.
Вот же гад, а? Со всего ему смешно.
— Отпустишь, отдышусь, — огрызаюсь.
Это происходит спустя пару мгновений.
Анзор открывает огромную входную дверь в свою берлогу смарт-ключом в виде карточки и прям в обуви проносит меня в просторную гостиную, посередине которой низкий диван.
— Давай пристроим тебя пока здесь.
Пораженно оглядываюсь по сторонам, рассматривая это огромное пространство с гигантскими панорамными окнами почти в четыре метра высотой. Никогда даже не видела таких шикарных квартир, что уж говорить о том, чтобы в таких бывать…
Да уж, берлога так берлога…
Здесь можно в футбол играть или петь а капелла — фантастическая акустика…
Анзор ходит по квартире все так же в уличной обуви, с кем-то разговаривая по телефону.
А я так шокирована роскошью этой квартиры, что даже не успеваю поймать нить разговора. Нет, меня не мучает совесть, что я подслушиваю. Потому что я в одном закрытом пространстве с большим наглым кавказцем, который утащил меня на глазах у всего института в одной пижаме…
— Через полчаса будет Эрика. Сделает тебе уколы.
— Эрика? — прыскаю. С самого начала я была настроена против засланки Анзора, поэтому даже не стала запоминать её имя. Даже не удивлена, что ту зовут Эрика. Имя тоже эскортное…
Он закатывает глаза, но тоже улыбается.
— До ее прихода предлагаю тебе помыться, Рада.
Меня аж током прошибает. Это намек на то, что я воняю? Позорище… Снова на глаза слезы наворачиваются…
— Это вообще-то из-за тебя все… — Губы трясутся, отворачиваюсь. — Как бы я купалась с гипсом в душе общаги…
Анзор быстро опускается передо мной на корточки. Кладет руку на коленку. Дергаюсь, уворачиваясь.
— Ты это чего? Рад… Я не про то… Просто понимаю, что ты не могла там физически это делать, и тебе явно хочется помыться. Я в том числе и потому тебя забрал. Это твое геройство излишне… Я виноват, ты права… Потому и исправляю свои ошибки… Послушай, — трогает за подбородок, я опять уворачиваюсь.
— Не трогай ты меня, Анзор! Если ты… Если ты ко мне прикоснешься…
— Тихо! Хватит истерить. Я говорил тебе, что тебе ничего не угрожает! Не буду я тебя ни к чему принуждать!
Встает, отходит. Заметно нервничает.
— Я наберу ванную и помогу тебе в нее опуститься. Ногу в гипсе положишь на подставку и спокойно полежишь. Это полезно при ушибах…
Тут же скрывается за одной из комнат. Слышу шум воды. Спустя минут десять появляется снова в дверях. Рукава свитера закатаны до локтей.
— Идем, — поднимает, решительно заносит в ванную.
А я снова от шока обмираю, когда вижу это пространство, как на картинках спа-салонов. И это ванная? Это целый бассейн…
— Отвернись! — шиплю, начиная поспешно стягивать с себя штаны пижамы, как только он опускает меня на край этого самого бассейна. — Интересно, зачем такие корыта устанавливать дома… Просто интересно, что ты в ней делаешь…
Не могу не съязвить, хоть тут же и прикусываю язык. Потому что он поворачивается на меня, поднимая бровь с явным намеком. Понятное дело, что он там делает и с кем… Вон, скоро как раз Эрика подойдет…
— Если ты уже помогаешь, то помоги, — говорю я резко и немного смущенно.
Он продолжает смотреть на меня с недоверием.
— Ты что, собираешься купаться в кофте и трусах? — спрашивает он.
Замираю на мгновение.
— Даже не думай увидеть меня без одежды, — говорю я сквозь зубы.
Конечно, я в кофте! Это же моя пижама. Я обычно сплю без лифчика. Я же не думала, что меня кто-то вытащит из постели в таком виде!
Он пожимает плечами и начинает помогать мне. Он аккуратно ставит мою ногу в гипсе на деревянную подставку.
— Давай сюда свою кофту, — говорит он и отводит взгляд.
Снимаю кофту и скатываю ее по телу. Пена действительно скрывает меня.
Откидываю голову назад и выдыхаю с облегчением.
— Я вернусь через пятнадцать минут. Если что-то понадобится раньше, зови.
Следующие пятнадцать минут наслаждаюсь блаженством. Теплая вода ласкает мое напряженное тело. Взбиваю невероятно дорогой, судя по запаху, шампунь в шелковистую пену и тщательно мою свои длинные волосы.
Глава 12
— Ай! — вскрикивает лежащая на диване вверх попой Рада, когда тонкая игла в руках Эрики входит в ее ягодицу.
— Можно аккуратнее? — вырывается у меня в защиту девочки.
Сам с детства ненавижу уколы. Это правда крайне неприятно и жутко болюче. И даже не сам процесс, а вот эти гадкие шишки под кожей после укола, которые еще должны рассосаться.
Рада кидает на меня яростный взгляд, поворачивая голову в мою сторону.
— Можно отвернуться?
— Я там ничего не вижу, все целомудренно прикрыто, — хмыкаю, бессовестно ей вру.
Вижу, конечно, и потому нарочно стою и смотрю.
На эти шикарные длиннющие ноги, на начало упругих вздернутых ягодиц, над которыми манящие ямочки. Полотенце деликатно сдвинуто так, что открыто только место, куда медсестра делает укол, а дальше только фантазировать…
А фантазия у меня в последние дни сильно шалит… Так сильно, что до сих пор чувствую под рукой упругую нежность ее округлой охуенной попки, которую не удержался и пару раз шлепнул, пока нес строптивую красотку в машину.
Рада… Радмила… Какое имя красивое, редкое… Какое-то достойное, что ли… Как она сама… Ни соска, ни шлюшка и ни шкура. Эта девочка другой касты. Другой породы. Она сама пока не знает, а я чувствую это. Чувствую ее гордость и достоинство даже не разумом, а какими-то внутренними фибрами. Это удивительное ощущение. И почему-то очень естественное. Мне вообще грешным делом кажется, что это как у самцов и самок в природе — когда они по запаху определяют свою пару даже на расстоянии.
Она тоже это чувствует, я же баб знаю, как свои пять пальцев. По взгляду вижу, по языку тела… Просто упертая пиздец. И даже это в ней торкает не по-детски. Каждая ее дерзость, каждая реакция, каждая фраза — это нокаут. Выбивает меня из колеи, дезориентирует. Заставляет беситься и тут же умиляться, как дебилу.
Я, конечно, врал ей безбожно, когда сказал, что привез к себе только потому, что в общаге нет условий в ее положении. Не вернется она туда.
Моя девочка будет жить со мной. Пусть хоть армию против меня поднимет, и весь МУР пришлет меня арестовывать, я все равно верну ее обратно. И буду возвращать до тех пор, пока не поймет, что все, капец ей. Она теперь со мной. Других вариантов по-любому у нее нет…
— Ну, я закончила, — томно выгибается Эрика из своего положения раком. Идиотка, напялившая мини-юбку в виде костюма медсестры из секс-шопа. Приторные духи бьют в нос и вызывают раздражение. Эта вонь сейчас перебивает запах моей девочки. И какого хера я попросил Расула прислать мне медсестру? Ясное дело, что там за медсестры у Раса с его подпольными боями… Девки сначала штопают бойцов. Потом уже бойцы их… Штопают…
Смойся, блядь. Как можно быстрее…
— Свободна, — шепчу и снова жадно хватаю глазами силуэт Рады, который она сейчас старательно прикрывает широким полотенцем, чтобы от меня закрыться еще сильнее…
Да, мне ее еще рассматривать и рассматривать… Чувствую, долго не насмотрюсь…
— Завтра в то же время? — продолжает верещать соска-медсестра.
— Напишу, — хрипло выдаю ей, не удосуживая даже взглядом.
На Раду смотреть хочу. Чтобы она бесилась и смущалась. Пиздец это меня торкает. Я словно каждый раз с тарзанки вниз сигаю. Сердце ухает так громко, что, наверное, слышно на всю квартиру.
Дверь сзади хлопает.
Иду в коридор и заношу пакеты с одеждой и едой из ресторана, которую заказал для девочки.
— Вот спортивный костюм, чтобы тебе удобно было. А вот пакет с завтраком. Поешь, пожалуйста.
Рада ловко группируется, немного морщась от все еще имеющейся боли в ребрах. Садится и царапает взглядом.
— Хватит уже таращиться.
— Сама оденешься?
— Оденусь!
Едва скрываю улыбку. Самостоятельная, епт…
— Кофе сделать тебе?
— Сделай, — смело отвечает на мой взгляд, — ты мне, кстати, должен кофе.
Прыскаю.
Машу головой. Вот же засранка, а?
— Это я тебе должен? Это ты мне кофе испоганила дорогущую кожанку…
— Продолжим этот разговор? — поднимает бровь. Наглая. Охуенно наглая. Искрюсь весь от кайфа и предвкушения, что ей скоро будет за эту ее наглость…
Спустя пару минут возвращаюсь в зал с чашкой дымящегося напитка.
— Я в институт, Рада. Давай ты не будешь вредничать. Скажи, какие учебники тебе привезти… Когда у тебя зачет, о котором ты говорила доктору?
Она дергается, как от удара. И я даже понимаю, почему… Да, киса. Я слышал не только это. Ты чистенкая. Нераспечатанная. Для меня…
— Это не имеет значения, я все равно ничего не сдам уже, — отворачивается к окну.
— Баграмянц не такой уж и цербер, не слушай всяких интриганов. Он не заваливает тех, кто реально учится.
Рада хмыкает.
— А тебе откуда знать? На студента-ботана ты явно не тянешь…
Глава 13
Весь день я предоставлена самой себе и потому хоть, наконец, могу выдохнуть. Даже поспать ночью толком не получалось, зная, что со мной в одной квартире этот громила…
Стоило ему только захлопнуть за собой дверь, сразу даже как-то дышать легче стало. Поудобнее устроилась в гостиной на диване и погрузилась в чтение. Учебу никто не отменял. Может быть, в этом лежании на больничном даже какие-то плюсы есть — можно ударно погрузиться во внеклассное чтение, до которого все никак руки не доходили…
На город опускаются легкие сумерки. В панорамных окнах его шикарной квартиры ранний вечер выглядит загадочно и даже романтично — со всполохами оранжевых лучей на горизонте. Я как раз задумываюсь о вечном в тот момент, когда хлопает входная дверь.
Перевожу напряженный взгляд на дверь и не могу скрыть удивления.
Сначала появляются какие-то бесчисленные пакеты и коробки, потом уже вижу статную фигуру Анзора.
И как он сам все это допер сюда?
— У нас что, Новый год? — не выдерживаю и спрашиваю со скептицизмом.
— Почему Новый год? — откладывает свою поклажу мужчина и смотрит на меня в недоумении, то ли изучая, то ли хмурясь. Никогда не понять этот взгляд…
— Ты прям как Дед Мороз, увешан ворохом какой-то мишуры…
В этот самый момент вижу, как одна из коробок начинает жить своей жизнью. Трясется и качается из стороны в сторону. Становится как-то стремновато…
— Анзо-о-ор… — автоматически подбираюсь на всякий случай, — что это ты такое принес?
Он оборачивается на источник движения. Совершенно обывательским спокойным голосом тянет:
— А, это змея… Милый удавчик… Решил принести тебе сородича, чтобы скучно не было днем в мое отсутствие.
Ужасно то, что с него станется. И правда ведь мог притащить…
Когда крышка на все более активно качающейся коробке внезапно съезжает вбок, я непроизвольно вскрикиваю и жмурюсь. Терпеть не могу всяких скользких холодных гадов…
Слышу жалобное мяуканье и в шоке распахиваю глаза.
— Рыжик? — недоуменно оглядываю милаша, мордаха которого выглядывает из коробки. Бодрый карапуз тут же вылезает оттуда и снова громко мяукает. Теперь уже совсем не грязный, а очень даже холеный, хоть немного и испуганно-растерянный в новом огромном пространстве. В этом мы с ним похожи. Я до сих пор на все тут смотрю круглыми глазами. — Это Рыжик? А как он... такой чистый?
Анзор поджимает губы и слегка их кривит.
— Еще и здоровый. Два часа у ветеринара проторчал. Сделали ему прививки и паспорт завели.
А потом поднимает на меня свои руки, которые все до жути исцарапанные.
— Ты мне должна, Рада! Теперь уже точно!
* * *
Она смотрит на мои выставленные руки, а потом вдруг... улыбается...
Мать его, впервые в жизни смотрит на меня и улыбается.
А я охереваю. Потому что не видел еще на ее лице улыбку. Пиздец красивая. И уже царапины от когтей этого рыжего монстра так сильно не зудят.
Рада вдруг подается вперед и пытается сесть, я быстро подбегаю к ней, потому, что такие резкие движения — явно не то, что нужно для ее восстановления.
— Осторожнее! — говорю громко и грозно. Так что Рыжик группируется и ныряет куда-то под комод.
— Тихо, не кричи! Малыша испугал! Все нормально — я уже приноровилась, знаю, как рассчитать силы и не давить на ребра... А нога вообще после обезболивающего не болит.
Кидает взгляд на тумбочку возле дивана, а там все еще стоит спирт и вата — для ее утренних инъекций.
— Садись, — говорит решительно, а я слушаюсь, как оладушек.
Рада деловито и решительно берет своими пальчиками мою лапищу, внимательно и критически изучает, а потом промакивает вату и начинает безжалостно обрабатывать спиртом мои руки. Я шиплю. Сука, правда больно!
И она... Она подносит мою руку к своему лицу, слегка наклоняется и... дует...
Дует своими губами на вспухшие порезы.
Так спокойно, как ни в чем не бывало. Вытягивает пухлые натуральные губы, которые я хочу сожрать, и дует…
Мне кажется, в этот самый момент из меня вырывается животный стон… А может, это у себя в голове я громко и протяжно стону. Почти в оргазме…
Блядь, если у меня ментальный оргазм от одной ее улыбки и вытянутых дудочкой губ, то, что будет, когда…
— Я не ожидала от тебя... — тихо произносит она. — Спасибо... Это благородный поступок… Животные не могут за себя постоять… Они беззащитные. Больно смотреть на то, как те, кто сильнее, заставляют страдать слабых и беззащитных.
Внутри что-то сначала натягивается, а потом больно лопается…
Я не про афериста рыжего думаю, который наверняка бы все равно хорошо по жизни пристроился возле какой-нибудь колбасной лавки. Я про нее думаю. Вспоминаю, как отчаянно и храбро она вела себя напротив гогочущей толпы мужиков, которые могли разорвать ее в один присест… Вспоминаю свою злость на нее…
Глава 14
— Рада… Рада… — слышу низкий вибрирующий голос, отдающий тягучей тяжестью в животе, пробегающий током по конечностям, — будь моей, Рада… Скажи, что ты моя…
Рвано выдыхаю, замираю. Чувствую, как гулко ухает сердце и стучит нервно в виске…
— Рада-а…
Этот хриплый тембр — как само воплощение соблазна и неизведанного порока, который так хочется попробовать.
— Рада… — дымка сна рассеивается. Я концентрирую глаза и теперь вижу перед собой Анзора, который полностью одет и нависает над кроватью, — вставай, Рада.
Недоуменно моргаю. В груди все еще стучит…
— Я… — нервно сглатываю, стараясь скинуть морок дремы. Надеясь, что мои горящие щеки сейчас не полыхают, как румяные яблоки. Если он только узнает, что мне снилось…
— Рад, семь тридцать утра. Если встанешь, то успеем даже кофе попить.
— Перед чем успеем? — все еще не понимаю я. Потягиваюсь на кровати, резко натягивая одеяло почти до шеи — я в майке, которую он чудом все же вывез в числе прочих моих немногочисленных вещей за пять минут хаотичных сборов. Но она явно просвечивает, и...
— Сегодня твой важный семинар у Баграмянца, который может обеспечить тебе автомат на зачете. Так что поторапливайся…
Отводит глаза. И все равно успевает ими так зацепить меня, что на голой шее чувствую жжение…
— Я… А как я поеду? — продолжаю тупить. Хочется надерзить ему, но робкая надежда внутри…
— На ковре-самолете, — усмехается он, энергично направляясь на выход, — у тебя десять минут на сборы. Привычный вопрос, на который я уже знаю ответ, но все равно спрошу: помощь нужна?
— На фронте без перемен, — усмехаюсь в спину, но внутри ликую. Господи, я в принципе очень хорошо готова к занятию. Может быть, надежда на повышенную стипендию не такая уж и иллюзорная…
Проходит десять минут — и я как солдат. Неизменная джинсовая юбка. Правда, колготок нет, но мы ж на машине. Не замерзну.
— Я готова! — кричу, чтобы он услышал и дал мне костыли.
Анзор появляется в дверях. Его брови сдвигаются на переносице, а губы раздраженно кривятся.
— Ты в таком виде не выйдешь из дома, — категорично режет он.
— В смысле? У меня нет другой одежды.
— Костюм спортивный надевай.
— Я в институт, а не в спортзал.
— Вот именно, что в институт, а не мужиков снимать. Я тебе сказал, что юбку ты сейчас снимаешь, или я подойду и сам с тебя ее сниму.
— Попробуй... — слова вырываются раньше, чем я думаю.
Мгновение — и я громко вскрикиваю, когда он одним прыжком оказывается возле меня, и… хватая за два края джинсы, разрывает ткань с жалобным треском.
Хватаю возмущенно ртом воздух. Внутри все собирается в толстый жгут от шока, раздражения, ярости...
Натыкаюсь на такой же яростный взгляд...
— Ты... что себе позволяешь... — задыхаюсь, захлебываюсь от переполняющих эмоций... — Ты... ты...
Совершенно забыв о травме, как горная коза подскакиваю на одну ногу и со всей силы толкаю его в грудь.
Анзор рычит и тут же притягивает меня к себе. И...
Его жесткие губы впиваются в мой рот присоской. Щетина царапает, наглый язык проникает в меня и совершенно бесстрашно исследует мой рот.
Слышу его сдавленный рык и чувствую, как огромная ладонь сжимается на ноющей от уколов ягодице.
Толкаю, толкаю его в грудь, но... С каждой секундой мое сопротивление становится все более слабым. Мгновение — и я вдруг ловлю себя на мысли, что даже вовсе и не сопротивляюсь вовсе. Позволяя себя целовать.
Дышу тяжело, в прострации. Словно бы не могу поверить в то, что происходящее со мной реально...
Я целовалась с парнями. Три раза. Все из них были совершенно разочаровывающими и незапоминающимися, но этот поцелуй...
Он похож на целую историю...
Анзор слегка отодвигается от меня, заглядывая в глаза и порывисто дыша.
— Рада, договоримся сейчас... — говорит мне хрипло в губы. — Мои приказы в вопросах того, что ты надеваешь на себя, не обсуждаются, это понятно...
— Да что ты... — начинаю снова свой бунт, но он тут же затыкает меня поцелуем, на этот раз вжимая в себя так сильно, что я снова чувствую каменную твердость, утыкающуюся мне в живот.
Глава 15
Мои губы все еще горят от его поцелуев, хоть прошло уже часа три, а щеки… Щеки и не переставали пылать.
Сначала от нашей ожесточенной перепалки по следам его совершенно неоправданного авторитаризма. Потом — потому что нагло и решительно взял меня на руки прямо с пассажирского сидения и на глазах у всего института понес к аудитории. Нас видели все… Просто ужас… Представляю, что теперь вообще будут на эту тему говорить…
Но на этом «приятные» сюрпризы не закончились. Когда Баграмянц увидел Анзора, он расплылся в такой теплой, дружелюбной улыбке, что я даже грешным делом подумала, что они родственники.
— Какими судьбами, Анзор? Консультация только в субботу… У тебя сегодня день самостоятельной подготовки, если я не ошибаюсь.
— А я привел подопечную, — кивнул в мою сторону, — на семинар Ваш рвется. Об автомате мечтает. Вон, на одной ноге даже прискакала.
Мужчина окидывает меня строгим взглядом и слегка морщится.
Убью этого наглого кавказца! На фига он сказал про автомат?! Зачем так очевидно?!
— Значит, рассчитываете не сдавать зачет? — спрашивает с подковыркой профессор, — халява, знаете ли, губительна…
— А я не хочу халявы, — сипло спорю, хотя понимаю, что ступаю на зыбкую почву… Как можно спорить с преподавателем? Это заведомо обречено на провал, — я хочу… заслуженно.
Мужчина усмехается, переводя взгляд на моего цербера.
— Анзор Магомедович, может, тогда тоже поучаствуете в семинаре? Вы ведь ко мне в аспирантуру идете… Придется подключаться к учебному процессу скоро, самому преподавать.
Из семинара гребаная пара превращается в какой-то мини-экзамен для меня. Баграмянц подкалывает, и все время задает каверзные вопросы. Я отвечаю, хоть время от времени запинаюсь. Во многом потому, что черный взгляд острых глаз ни на секунду меня не оставил. Справедливости ради, мне пока далеко не все понятно в экономтеории. Многие вещи я просто слепо заучила и потому могу плавать в каверзных вопросах…
Чувствую, как недоуменно на нас смотрят другие мои согруппники, которых словно бы не существует для двух «очень плохих преподавателей». Хочется провалиться под стол. У нас сегодня явно театр одного актера.
Пара заканчивается после полутора часов, а мне кажется, что прошло полвека. Я выжата, как лимон.
Если бы могла сейчас ускакать куда-нибудь в уголок и прикорнуть, то сделала бы это непременно…
— Ну что, Радмила, — слышу обращение к себе Баграмянца после того, как они безмятежно что-то обсудили за кафедрой с Анзором, пока выходили студенты, а я тупила из-за ноги, — Вы и правда молодец… Есть провисания, конечно, но Анзор Магомедович пообещал с Вами поработать. В целом да…
— Да? — не поняла я.
Он поджал губы в раздражении. Есть такие преподаватели, которых страсть как бесит любая на свете реакция студента.
— Да, в смысле, заслужили автомат. На следующий семинар придете с зачетной книжкой. Поставлю Вам, не будем тянуть до декабря…
Одна моя часть хочет ликовать и радоваться. Другая — зла.
Внутри толстым червяком разрастается ощущение, что получила автомат незаслуженно. Что это он уломал препода… Прям чувствую себя какой-то бездарью с протекцией… Все эти намеки про его шефство надо мной. Честно говоря, я вообще в шоке. Уж чего-чего, а прилежности в учебе от этого горного орла не ждала…
Когда Анзор снова неожиданно подхватывает меня на руки и быстро несет к выходу, я чувствую, как вся напряжена. Даже руки сжаты в кулаки.
— Выдохни уже. Про то, что ты со мной, и так уже знает весь универ, — выдыхает в волосы удовлетворенно.
— А я не с тобой, Анзор! — раздраженно шиплю на него, ударяя по спине.
Он втягивает воздух через зубы.
— Умерь свой темперамент, Рада. Не надо сейчас показывать всему универу, какие у нас страсти. Дойдем до машины — там поговорим.
Теперь уже моя очередь стискивать зубы. Закрываю глаза. Не хочу и не могу ни с кем пересекаться взглядами…
Открываю глаза только тогда, когда удивленно обнаруживаю, что под попой не широкое кресло внедорожника, а низкое, почти в горизонтальном положении ложе того самого космолета, на котором он чуть меня не сбил.
Анзор бережно пристегивает меня, быстро запархивает в машину и стартует так, словно бы пытается преодолеть скорость света.
— Мы сейчас взлетим?!
Хмыкает и уверенно дает в сторону объездной дороги, съезжая с маршрута до квартиры.
— И куда ты едешь? Вернее, несешься, как пуля…
— На наше первое свидание, конечно же, — усмехается он, а потом, не отрываясь от дороги, закидывает руку назад на пассажирское сидение и перекладывает мне на коленки огроменный букет красных роз.
— Поздравляю с автоматом, Рада! Будем отмечать!
— Я не хочу ничего отмечать, — тушуюсь, не зная, куда себя деть от эмоций. Все рядом с ним слишком стремительно закручивается. Как в воронку… Этот букет, забота, очевидный авторитет в глазах строго преподавателя и явно не за взятки… А теперь вот эта поездка и ощущение господства над гравитацией в этом космолете из фильма «Форсаж»…
Глава 16
Мы в каком-то неимовернейше дорогущем ресторане на Воробьевых горах, на которые такие, как я, даже смотреть обычно боятся.
Чувствую себя крайне неуверенно. Вокруг сплошной пафос: надутые губы, груди на выкат, люксовые лейблы чуть ли не на лбу, и я… с гипсом на ноге, распущенными волосами без укладки, с минимумом косметики и в спортивном костюме…
Злюсь на него, смотря в свою тарелку и ковыряя салат вилкой. Была бы я мобильна, сразу бы развернулась и ушла, не дожидаясь всего этого унижения в виде десятков обращенных на меня удивленных глаз с накладными ресницами. Нет-нет, сначала они красноречиво-вожделенно осматривали Анзора, а потом задавались вопросом: кто это с ним?
— Я здесь неуместна. Зря ты меня сюда притащил, — бубню под нос.
— В смысле неуместна, Рада? — усмехается Анзор моему замечанию. — Здесь замечательная кухня. Я люблю это место...
— Кухня замечательная? Или вид... — хм, пытаюсь сострить, — на московские холмы?
Киваю головой в сторону очередной проплывающей мимо гурии, сиськи которой почти полностью оголены под черным агрессивным корсетом. Вот уж точно. Холмы так холмы...
Он прыскает со смеху.
— Какой же у тебя язык злой, змея, а? — машет головой и смотрит, смотрит... — Ты здесь самая охуенная, если нарываешься на правду... Хочешь комплимент — так и скажи прямо, что обижать убогих и обделенных...
Фыркаю.
— Скорее голых и смешных. Но вообще-то мне не нужны от тебя комплименты. И вообще, на комплименты обычно не напрашиваются...
Анзор откидывается на кресле. Серьезен вдруг.
— А я не мастак их делать, Радмила. Я человек дела. И, по-моему, уже всем показал, насколько ты на меня произвела впечатление… Это разве не самый громкий комплимент? Даже у ректора, судя по всему, после сегодняшнего твоего дефиле по универу почти у меня на шее сомнений не осталось…
— Ректору?
— Его машина как раз заезжала на парковку, когда я заносил тебя в здание, - пожимает плечами.
Я снова краснею от стыда, смущения и молчаливой злости. Вот вечно с ним все через край. Блин, мне правда тут неуютно. Хотелось бы выглядеть эффектно. Чтобы эти дуры так не смотрели на меня свысока. Вспоминаю про свою рваную джинсовую юбку — и зло берет. Вот разрешил бы он мне в ней поехать, хоть немного бы лоска образу... А потом сама себя осекаю от этой мысли... Это как я рассуждаю?! Что значит «разрешил»?! Я вообще это о чем?!
Видимо, быстрая смена моих эмоций отражается на лице, потому что Анзор заводит беспокоящую меня тему сам, инициативно.
— Рад, — прокашливается и говорит серьезно, — ты понимаешь, почему мы здесь...
Теперь моя очередь многозначительно смотреть ему в глаза.
— Честно? Нет… Вернее сказать, да. Я понимаю, к чему ты клонишь, но считаю, что это все нелепо и нереально…
Анзор наклоняет голову в оценивающем взгляде.
— Что именно ты находишь нереальным в том, что красивая, достойная девушка нравится мужчине и он хочет с ней отношения?
Закатываю глаза и выдыхаю.
— Начнем с того, что мы с тобой слишком разные… Ты намного старше, из другого круга, ты… Анзор, ты пойми, без обид. Ты очень эффектный мужчина, даже слишком, но… Я другая… Я приехала в Москву не приключения искать, а учиться, понимаешь? Ты богат, успешен, свободен, дерзок. У тебя вон, — развожу руками, — московские холмы, гонки без правил… А у меня… учебник по экономтеории и общага…
— Вроде как мы с тобой разобрались, что гонки по ночам и даже кавказская фамилия мне не мешают тоже быть неплохим студентом с учебником экономтеории. Разве только что купить мне его пришлось самому, а не в библиотеке взять. Туда мне вход закрыт — я еще на первом курсе профукал где-то редкий учебник по политустройству арабских стран. Так мой читательский билет аннулировали. Вот и приходится всю литературу покупать. Дорогое удовольствие, я тебе скажу. Мой железный конь на гонках жрет поменьше…
Он усмехается. Я тоже заражаюсь его легкой иронией, но… легче на душе от этого не становится.
Глубоко в душе я понимаю для себя, что Анзор привлекает меня как парень. Иначе и быть не может. Он эффектный, статный, властный… Ну, трогают такие, как ни крути. Особенно девочек из Иваново, где на десять красавиц один щуплый трусишка… Но мы не в сказке, а он не принц… Да и я не Золушка…
— Я не смогу быть такой, какой ты хочешь, Анзор, — говорю искренне, смотря ему в глаза, — вся эта покладистость и покорность — не мой удел. Наверное, ваши девочки так воспитаны. Да и многие русские девчонки с удовольствием будут готовы прогнуться под строгого, но заботливого мужчину, но я… Хорошо, даже если мы в это впишемся, что будет после очередного твоего приказа? Я ведь не послушаю, а ты это не примешь…
— Я не собираюсь превращать тебя в безропотную лань, стоящую в углу. И в паранджу не собираюсь облачать, Рада. Мне нравится твой характер и смелость, я уважаю тебя как личность, иначе бы точно здесь не сидел и не тратил ни твое, ни свое время, очевидно же… Мои приказы касаются того, что задело бы любого уважающего себя мужчину, вне зависимости от того, какой он национальности и темперамента. Ты ведь сейчас тоже в спортивном костюме, который так обтягивает твою офигенную аппетитную попку, что я еле сдерживаюсь, чтобы опять ее не потискать, но я сам ведь тебе его купил. Есть просто одежда на красивой девушке. Поверь мне, и паранджу на тебя надень — ты будешь красавицей, я не смогу спрятать твою красоту, даже если очень буду стараться. А есть одежда, которая говорит мужчине о том, что девушка в поиске, что она доступна, что к ней можно подкатить. Знаешь, что будет, если к тебе подкатят? — его глаза чернеют, — я… Мне будет искренне жаль этого мальчика, но я сделаю ему больно, потому что он позарился на мое. Зачем давать ему повод? Зачем провоцировать? Вот в чем смысл моих приказов, Рада.
Глава 17
— Анзор, не надо! — кричу я, жмурясь. — Я боюсь!
— Расслабься, Рада... И доверься мне... Учись доверять мужчине... Может, тогда и его приказы не будут тебя коробить...
Голова кругом от переизбытка эмоций.
Визг покрышек, клубы пара позади нас, мы выписываем крутые виражи корпусом авто, в то время как его умелые пальцы цепляют мой клитор и надавливают на точки, о существовании которых я даже не знала.
Меня выгибает и корежит. Хочется обрести опору, но не получается.
Он проделывает со мной что-то нереальное снова и снова. Перед глазами все плывет, тело вибрирует от двойного адреналина: властные пальцы между ног, дикая скорость и полная потеря координации.
— А говоришь, что не хочешь быть моей... — усмехается хрипло. — Сладкая Рада... Ты такая мокренькая...
Автоматически сжимаю ноги от стыда. Мне кажется, что это ужасно стыдно... Все это неправильно, неуместно...
От того, что сжимаюсь, становится еще более остро. Выгибаюсь дугой и не могу удержать сорвавшегося с губ стона.
Он стонет в ответ.
— Это пиздец, Рада... — сиплый рваный шепот, еще один источник вибраций по всему телу. Его голос сейчас с акцентом. Что-то пещерное в этом есть, до предела самцовое... Чувствую себя в его власти и... кайфую от этого, черт возьми... Впервые в жизни чувствую это, и мне дико нравится сидеть на руках у огромного мужика с мощными волосатыми руками, который... Управляет мною, как марионеткой...
Ты будешь течь от моих приказов...
Этот взгляд, эти сильные руки, это мощное тело подо мной, его возбуждение — каменное, упирающееся мне в бедра...
Не хочется ничего решать, хочется просто подчиняться...
Чудовищно, но факт...
Второй рукой он хватает мою кисть и кладет поверх руля, накрывая сверху.
— Почувствуй эту власть над силой, Рада... Почувствуй этот кайф... Свободу... Ты на вершине пищевой цепочки. Ты лидер. Ты...
Разворачивает мою голову и целует жадно в губы. Так же, как сегодня с утра. А я, мне кажется, еще сильнее теку от его горячих губ, наглого языка, запаха, вкуса...
Рука в моих штанах начинает двигаться интенсивнее, а я снова улетаю — и от того, что чувствую внизу живота, и от того, как рычит под нами машина, теперь направляемая и мною.
— Мне не нужна безропотная кукла, — шепчет он и целует в шею. — Мне нужна моя пара, Рада… Моя самка… Моя королева… И я ее нашел…
Мотор яростно рычит, очередной крутой вираж заставляет перед глазами побежать мурашки.
Живот спазмирует, скручивает, напряжение нарастает.
Каждая женщина мечтает услышать такие слова от такого. Не лукавьте. Это то сумасшествие, ради которого стоит рисковать. Да, скорее всего, рано или поздно наступят последствия осознания горькой реальности, но… Сейчас, в моменте…
— И ты сама это сразу поняла, Рада… — продолжает искушать, рычит в вожделении, приподнимая бедра и вжимаясь в меня своей эрекцией. — Поняла, что ты моя…
Я громко вскрикиваю и окончательно теряю себя, когда он вновь касается клитора, и это так...
— Но ты даже представить не можешь, киска, насколько ты моя…
Все, улетаю. Рассыпаюсь, воспаряю в небо и растворяюсь в миллионах звезд… В удовольствии. В сладости и эйфории. В первом своем оргазме от рук этого кавказского хищника. В первом оргазме в своей жизни…
Глава 18
- Как ты?- его рваный шепот и обжигающее дыхание в шею продолжают посылать по телу волны наслаждения.
Я в прострации. В абсолютной, тотальной прострации.
То, что сейчас произошло, разрывает шаблоны, перекраивает восприятие реальности, заставляет сердце сжиматься от всей палитры эмоций- от стыда до дикой эйфории, которая все еще гоняет бешеным темпом кровь по венам.
Я молчу, но Анзор и не давит. Этот змей-искуситель, как я потом прочувствую с лихвой, мастерски владел искусством манипулирования и контроля, что касалось всего, начиная от вождения авто, заканчивая его мастерством управлят женским телом.
Все так же молча он пересаживает меня на пассажирское сидение. Бережно и аккуратно, как самую ценную ношу.
Теперь мы едем намного медленнее.
Даже спокойно, я бы сказала.
В салоне машины все еще пахнет чем-то острым и запретным.
А я мечтаю поскорее выбраться отсюда и вдохнуть свежий воздух.
Он заколдовал меня, парализовал, лишил дара речи и благоразумности…
Въезжаем на паркинг, поднимаемся наверх.
- Я бы хотела отдохнуть,- говорю превентивно, не давая возможности ему начать снова свои колдовские речи.
Мне и правда сейчас нужно переварить все, что между нами было, проанализировать…
Анзор молча кивает, провожая меня в комнату.
Он тоже напряжен. И явно ждет моей реакции.
Не знаю, на что он рассчитывал.
Что вот так возьмет и одним своим крутым пике у меня в трусах завоюет мое сердце?
Не завоевал?
Черт его знает…
Я запуталась…
Мне страшно, волнительно, сама себя не узнаю…
И почему только все это завертелось вокруг меня?
Я ведь просто хотела спокойно учиться…
Мужчина выходит, прикрывая за собой дверь, но от легкого сквозняка она немного отходит от рамы и потому я слышу, как он ходит по гостиной, как включает телевизор, делает себе кофе и принимает звонок.
-Да, пап! Ва алейкум ас-салам,- здоровается он на кавказский манер. Говорит почтительно, с паузами. Слушая и отвечая на вопросы, очевидно, набравшего его отца, - с приездом… Я в городе… Давно не был, да… Виноват… Джамиля еще на парах. Могу забрать её и приедем вместе, да… Хорошо. В семь будем. Пока…
Внутри все сжимается.
Кто такая Джамиля, которую нужно забрать?
Где он будет?
С одной стороны, испытываю облегчение, что он сейчас уедет.
С другой…
Какое-то интуитивное беспокойство набухает и першит в горле.
Анзор уходит к себе, явно переодеться.
Проходит минут двадцать, после чего входная дверь хлопает.
Сна ни в одном глазу.
Беру костыли и ковыляю в зал на диван, пользуясь его отсутствием, потому что интернет там работает лучше. Здесь такие дистанции, что один модем не справляется.
Открываю поисковик в телефоне.
Впервые за время нашего «знакомства» хочется почитать о нем и его семье, про которую так распиналась Катька.
А Гаджиевы и правда небожители…
Отец- глава одного из субъектов федерации. Пришел в политику из крупного бизнеса. Мать- его односельчанка, сейчас занимается благотворительным фондом, который двигает народно-прикладное искусство их республики. Репутация у семьи, судя по всему, безукоризненная. Трое детей. Анзор- старший. Есть средний брат Расул и сестра Джамиля… Когда наткнулась на ее имя, прям отпустило. Потому что… грешным делом напридумывала себе невесть чего… Все трое учатся со мной в одном университете, но на разных курсах. Джамиля, так сама первокурсница и только поступила, как и я.
Красивые, статные, породистые…
Все немногочисленные фото из их жизни- какие-то картинки из карты желаний. Все было настолько гармонично и правильно, что возникал единственный вопрос- каким боком в этой сказке могла оказаться я, простая девочка из Иваново…
За своими тяжкими думами не заметила, как ключ в дверях.
Когда спустя мгновение вместо Анзора на пороге показалась высокая статная девушка восточной внешности, но с красиво мелированным в светлый тон волосами, такая вся шикарная и ухоженная, я замерла.
Она не сразу замечает меня, но как замечает, тоже застывает, сначала концентрируясь на моем лице, а потом стекая на ногу в гипсе.
Нет, это точно не Джамиля. Та- жгучая брюнетка и типаж другой. Женщина передо мной- типичная представительница прекрасного пола, созерцать который мы имели удовольствие вчера в ресторане.
Острые скулы подчеркнуты хайлайтером, пухлые губы со свежим розовым блеском, духи сносят резкостью аромата наповал, как и дороговизна брендов на натренированном в спортзале теле…
Мгновение- и недоумение в ее глазах сменяется гневом.
Глава 19
Даю себе пару отрезвляющих секунд, чтобы прийти в себя и сохранить лицо. Потому что неприятно. Да, я уязвлена и мне неприятно, как бы ни было раздражающе это признавать…
И дело не в том, что всего пару часов назад он заставил меня кончить на свои пальцы, страстно шепча о том, какая я уникальная. Дело в целом в идиотской ситуации, в которую меня поставил Анзор. Чувствую сейчас себя какой-то дешевкой-приживалкой посреди квартиры, а главное, перед девушкой, которая уж явно более «продвинута» в вопросах корыстных отношений с мужчинами, если оценивать по внешности…
— А Вы?.. — спрашиваю я, игнорируя ее истеричную подковырку, надеясь, что мое лицо не пошло красными пятнами волнения и смущения, хотя тщетно, наверное. Кожа горит, словно бы обожженная... Позорище... Наверняка я сейчас как помидор.
— Я вообще-то девушка Анзора, — вскидывает бровь девица, принимая агрессивную стойку с руками в бока, — кстати, Кристина. А к Вам как обращаться?
— Радмила, — говорю, сглатывая неприятный ком в горле. Девушка... девушка — вибрирует в висках звоном... Заливал он мне в уши про наши возможные отношения первоклассно, конечно... — Вообще-то не девушка Анзора и таковой быть не собираюсь.
Усмехаюсь, копируя ее манеру и фразу.
— Тогда... Что Вы здесь делаете, можно узнать?! — она продолжает раздраженно обострять. Наверное, не без основания, раз речь о том, что они встречаются... Я бы вообще всех поубивала за своего парня... Думаю, я очень ревнивая, хотя еще не доводилось проверять. У меня не было серьезных отношений, и теперь уже понятно, что, несмотря на сладкие речи кавказца, он точно не станет тем, с кем следует начинать...
— И тем, о чем Вы подумали, тоже не занимаюсь, — добавляю я, потому что липкое ощущение, что она приняла меня за потаскушку на один день, не покидает.
— Тогда что здесь делаете? — на лице Кристины появляется растерянность и недоумение. Сейчас, в живом разговоре, она кажется уже гораздо менее эффектной и безукоризненной. Словно бы глянцевая картинка, внезапно обретя жизнь, потеряла свою лощеность.
— Понимаете, так получилось, что Анзор по факту стал причиной моей травмы. Мы учимся в одном институте. Он… взялся помочь… Не могу сказать, что эта помощь мне приятна, но в силу мобильной ограниченности я на нее согласилась. Но… вот Вы появились очень кстати. Хотела бы Вам кое-что предложить. — План рождается на ходу, на горячую голову. И потому он, конечно же, совершенно несовершенный, но оттого не менее действенный в самом главном — возможности ретироваться. — Мне кажется, этот вариант нас обеих мог бы устроить — и Анзора порадовать…
Она смотрит с недоверием, но интересом. Какой пустой взгляд, надо же. Но на удивление добрый… Нет в нем злобы.
— И… какой же вариант?
Девица, очевидно, все-таки недалекая… Тем и лучше для меня…
— Понимаете, завтра с утра у меня назначен плановый осмотр у травматолога в поликлинике института. По идее, если все заросло, то гипс можно снимать и возвращаться к нормальной жизни… Я бы, честно говоря, не хотела тянуть со своим нахождением здесь. И, если вдруг Вы любезно согласитесь мне помочь, то готова отсюда съехать прямо сейчас… Соберусь оперативно даже на одной ноге. Моих вещей здесь совсем мало… Институтская общага рядом — на все про все уйдет не больше часа. Анзор, как я понимаю, на семейном ужине и приедет не скоро. Так что… У Вас будет возможность не только решить вопрос со мной, но и вернуться, дождаться его здесь и сделать сюрприз. Как на это смотрите?
Она на секунду замирает. Думает, анализирует. А потом деловито машет рукой.
— А давай! И вещи помогу собрать…
Спустя четверть часа мы уже готовы выходить. Кристина оказалась очень расторопной. А может, ей просто так не терпелось устроить Анзору «красивый сюрприз»... Я даже успела не только собрать свой скарб, но еще и прибрать после себя, так сказать, замести следы... Сняла постельное белье с кровати, закинула его в стиралку вместе со своим полотенцем. Помыла чашку, из которой пила кофе. И его даже помыла. Мне не тяжело. В благодарность за «гостеприимство». А еще выкинула в мусорку спортивный костюм, который он мне купил...
Когда стоим в дверях, из-под облюбованного теплого местечка над конвектором вылазит Рыжик и сонными глазками смотрит на меня...
Сердце болезненно сжимается... Малыш... Грымза ни за что не разрешит забрать тебя к себе, а гадина-соседка точно сдаст...
— Это что еще за животина? — пораженно переводит глаза на котенка Кристина.
Пустота внутри нарастает. Как-то больно. Больно и пусто. Решительно сжимаю кулаки и выдаю ей...
— Он тоже со мной... Едет... Поможете занести вещи наверх? Рыжика я спрячу на груди за пазухой...
Глава 20
Выхожу на помпезное крыльцо нашего дома, или, как любит говорить моя мама, входная группа… Нервно закуриваю, со смаком выпуская дым.
Смотрю в темное небо без звезд.
Удивительно, как люди быстро привыкают к роскоши и достатку, как молниеносно в них вырабатывается интуитивная тяга к чему-то эксклюзивному, вычурному, статусному…
Нет, я не пытаюсь казаться бунтарем, Робин Гудом, который готов идти против системы. Я тоже люблю достаток и уже вырос в нем. В отличие от родителей, видавших разные времена, в нашей жизни с Расулом и Джамилей дом всегда был полная чаша, родители — каменной стеной. До одиннадцати лет меня это вполне устраивало, и стена казалась опорой и защитой, после одиннадцати, как в крови начали играть гормоны и отцовские упертые гены, которые в принципе и сделали его победителем в этой жизни, эта самая каменная стена стала скорее препятствием…
Я любил родителей и очень их уважал. И искренне понимал, что все, что они говорят и делают, — на наше благо. Как минимум в их представлении. Но все равно, сука, каждый раз, когда нужно было приезжать в отчий дом, отсиживать дежурно эти семейные ужины, а потом удаляться к отцу в кабинет на «важный разговор про жизнь», внутри все сопротивлялось и скукоживалось.
— Что, братец, сорвался? Не доиграл на этот раз пай-мальчика? — слышу усмешку младшего брата в спину.
Протягиваю пачку с сигаретами. Он отрицательно кивает.
— Я бросил. Дыхалка начала шалить. В боях это слабое место.
— В боях все слабое место, Расул. Дыхалка начала не из-за сигарет шалить, а потому что тебя хреначат каждый день на тренировках по грудине…
Он хмыкает.
— Пахан сейчас увидит, что ты куришь, кипишь поднимет.
Игнорирую его слова.
— Он уже его поднял. Что изменится от одной сигареты?
Какое-то время молчим и смотрим перед собой на гектары ухоженной территории в самом дорогом месте на карте России.
Да, отцу есть чем гордиться и за что держаться…
Наверное, в его возрасте понять недовольство блудно-отмороженными сынками, которые ведут себя не по указке, можно. Только внутри это мало что успокаивает.
— Это правда? Когда Расул начинает говорить таким тоном, значит, что-то знает.
— Что именно?
— Про девку, на которой ты помешался... Первокурсница... Рассказывают, что носишь ее на руках, как вазу хрустальную...
— Чаще бы в институте появлялся и не прогуливал, чтобы я потом тебя у декана отмазывал, не собирал бы искаженные сплетни. И она не девка, а хорошая девочка. Скромная, добрая, домашняя и умная.
— Воу-воу, полегче, мужчина, — усмехается братец, а я думал, что привирают. А оказывается, даже недооценивают степень попадалова... Что, так сладко подмахнула, что ты от буйной холостяцкой жизни отказался? А если родаки прочухают, что ты ее у себя на хате поселил? У них на тебя планы другие, и после сегодняшнего ужина, по-моему, для всех понятно, что на довольно близкую перспективу...
Подрываюсь к Расулу с такой скоростью, что мой мозг не успевает за мной. Мои действия диктует только первобытность.
— Еще раз хоть слово про Раду скажешь, я тебе башку оторву, усек? — шиплю, понимая, что моя агрессия сейчас реальна и даже опасна. Давно я вот так на брата не кипишил.
Расул поднимает руки, словно бы сдаваясь.
— Молчу, молчу… Хорошая — так хорошая… Правда, на хрена, Анзор? Если хорошая и чистая девочка, на хрена ты ее портишь? Тусил бы дальше с Кристинами. Привязываешься, ее привязываешь…
— Замолчи, Расул… — продолжать этот говнодиалог нет никакого желания, а навязчивое обсуждение моей Рады делает желание побыстрее к ней вернуться почти нестерпимым, и я чувствую, как туго становится в районе ширинки, стоит мне только о ней подумать. — Лучше присмотри за Джамилей. Не нравится мне компания девиц, с которой она связалась в универе. Зеленая еще, первый курс, людей не выкупает. Это соски какие-то, которые строят из себя папенькиных мажорок, а по факту бабки у них от того, что они сосут у папиков, но других девочек…
Мне и правда не понравилось, что сестра была не на парах, когда я за ней заехал, а возвращалась из кафе с какими-то однокурсницами шлюшьего вида. Ее репутация должна быть безукоризненной. Женщины Гаджиевых не могут после себя оставлять флер из шепотоков в спину.
— Мне пора, — прощаюсь с братом и быстро иду к авто.
Сажусь и блаженно закатываю глаза, потому что в салоне все еще Ее запах.
Полный пиздец. То, что сделала со мной Рада одними своими вздохами, чувствительностью, стонами, острее и вкуснее, чем самый дикий секс, который был у меня за последний год.
Уже не помню, чтобы так остро по телу вибрировало возбуждение от женщины. И это я ее даже не раздел, даже не раскрыл ее красоту для своих глаз…
На пальцах все еще был ее аромат, и я слушал его, словно бы это самые изысканные, дорогие духи. Шелк ее кожи, мягкость губ, упругость аппетитной попки.
Эта женщина была создана для меня. Попадание сто из ста. Любое ее действие отдавало во мне таким естественным, полным удовольствием, что хотелось просто сидеть и улыбаться, как придурку, какое бинго я сорвал по жизни.
Глава 21
— Так, до входа мы с тобой доковыляли. Осталось всего-то ничего. Еще полтора километра до больничного корпуса, — усмехается Катька, помогая мне выйти на крыльцо общаги.
Мы помирились.
На самом деле, Катя предпринимала попытки пойти на мировую еще когда я была в квартире у Анзора. Отвечала сухо.
Обида все еще клокотала во мне.
Нет, я не жалела, что заступилась за подругу.
Обижало то, что она в итоге обвинила во всех смертных грехах меня.
Но не сомневалась в том, что Катька отходчивая и в целом неплохая девушка.
Я в принципе довольно неплохо разбираюсь в людях и гнилую сущность бы точно заметила.
Ну и что, что по-женски в голове моча. Я сама-то какова. Чуть не поддалась на уговоры этого змея-искусителя.
Московские парни, искушенные в пикапе, те еще соблазнители…
— Рада, — слышу до боли знакомый хриплый голос и в сиюминутном испуге поднимаю глаза.
Да, мне сейчас вдруг резко страшно, потому что от него можно ждать чего угодно, если что-то идет не по его плану и несогласно желаниям.
А я явно ослушалась султана Сулеймана…
Страх тут же сменяется гневом и возмущением. Мне нечего бояться и не за что оправдываться. А вот ему бы стоило…
Осекаюсь о его потрепанный вид.
Мятый и потрепанный. Словно бы он дома не ночевал.
— Что такой хмурый, Анзор? Сонный… Всю ночь с девушкой своей любимой кувыркался? — не могу сдержать желание поязвить.
— Нужно поговорить, — сжимает челюсть и кулаки.
— Я занята, — отвечаю ему, отворачиваясь.
Катька набирает одногруппнику, который вызвался провести нас по территории кампуса до больничного корпуса. Идти и правда не вариант.
Машина тут же подъезжает, и милый приветливый блондин выходит из своей стильной темно-синей «бэхи», приветливо нам кивая.
— Ну и кто тут у нас больная?
Я изо всех сил улыбаюсь парню. Назло Анзору.
Зря, наверное.
Почему-то вдруг страшно за мальчика. Но девочки такие эгоистки.
Вибрирует во мне это зудящее желание его уколоть так же, как он меня вчера. Как ни крути.
— Помочь? — протягивает мне руку парень. — Я Вадим.
— На хуй пошел, Вадим, — тут же оказывается рядом горячий полигамный кавказец.
— Слышь, парень, — осекает его парнишка, явно, как оказывается, не из робкого десятка.
Теперь мне точно страшно.
Катька что-то верещит недовольно в стиле «черт, я не знала, что этот твой абрек дежурит у общаги».
— Я сказал, сдрыстни... — говорит таким пробирающим голосом, глядя парню в глаза, что у меня и вторая нога подкашивается.
Надо вмешиваться.
— Вадим, все нормально. Дай нам пять минут поговорить, — говорю примирительно. — Если спешишь, извини, что дернули. Сами доковыляем.
Вадим поджимает губы. Снова враждебно окидывает Анзора, но отступает.
— Я в машине жду. Если нужно, зови...
— Кать, садись к нему. Я сейчас подковыляю, — обращаюсь к подруге, на которую гордый кавказец даже внимания не обратил, словно бы она пустое место.
— От меня сбежала, а сама с шлюхой якшаешься, и какие-то кобели тебя за руки дергают, в машины к себе сажают? — вываливает на меня, сжимая челюсть так, что я снова начинаю мысленно сочувствовать его стоматологу.
— У тебя нет права мне что-то выговаривать, Анзор, — говорю предельно четко. Не горячась. Я достаточно обо всем подумала за эту бессонную ночь. — Спасибо тебе за помощь, но все. Сейчас мне снимут гипс, и я вернусь к нормальной жизни. Думаю, мы в расчете. Я была неправа. Ты тоже перегнул палку. Хватит. Наша история пошла не туда, куда нужно, изначально. Да ее и в принципе быть не могло.
— Наша история еще даже не началась, — усмехается он. — Ты реально поверила этой шмаре? Рада, Кристина мне никто. Просто телка, которую я время от времени потрахивал.
Усмехаюсь.
— Так ты и про меня рано или поздно скажешь очередному своему увлечению…
— Не скажу, — осекает меня жестко, — ты другая…
— А ты хочешь сделать меня именно такой, как Кристина, — внутри клокочет обида, но не на него. Скорее на всю ситуацию в целом. Такие, как Анзор, просто хозяева положения. И да, они сжигают девочек своей страстью. А потом своим равнодушием. Мне было жаль вчера эту Кристину…
Он смотрит так, что внутри все переворачивается, но я тверда в своем решении. Не позволю ему себя сжечь… Не поддамся…
— Она ничего не значит, Рада… Просто сделала слепок моих ключей, когда… была в квартире в последний раз… Я как зашел домой и ее обнаружил, тут же вышвырнул за дверь. К тебе приехал, но вахтерша, сука, не пустила наверх. Сказала, проверка, что даже за взятку ночью нельзя…
Глава 22
— Рад, мне вообще-то уже надоел этот цирк, — недовольно надувает губы Катька. — Я вам что, передатчик?
Дело в том, что я заблокировала Анзора, и теперь он усиленно пишет Катьке, заставляя ее отчитываться о каждом моем шаге.
Да, алилуйя, шаге! Я свободна! Долой проклятый гипс! Уже с понедельника могу почувствовать себя нормальным человеком!
— А ты ему ничего не отвечай. На фига ты это делаешь?! — раздражаюсь я. Вообще-то я думала, что она его действительно игнорит...
— Ага, чтоб меня тоже заставили сигануть со второго этажа? Нет уж! С такими связываться — себе дороже…
О том, что выходит во всех смыслах «дорого», я тоже уже с лихвой смогла убедиться.
Анзор заваливает меня цветами. Нет, не так, как вы подумали. Он реально заваливает…
Когда позавчера я зашла в комнату, то чуть в обморок не упала — она была вся в красных розах. Хабалистая соседка буквально источала раздражение, за которым на самом деле скрывалась зависть…
— У меня вообще-то аллергия на розы, — заявила она, подперев руками бока.
— Что-то я этого не заметила, когда ты любовно продлевала всеми правдами и неправдами жизнь пожухлого веника последнего своего «ухажера», — раздраженно ответила я.
Розы-то не виноваты… Что им с того, что кавказский цербер скупил половину оптовой базы, сделав полугодовую выручку…
Признаться честно, я, конечно, никогда вживую не видела сотни роз. Сердце буквально разрывалось, когда позвала ребят с этажа вынести эту красоту из комнаты. В несколько этапов справились, разместили все в фойе. Стоит ли говорить, что только у суперленивого не было фотографии «в цветах» для соцсетей.
— Он спрашивает, есть ли у нас планы на вечер… — морщит лоб Катя, впиваясь в свой экран. — Что ему ответить?
— Ответь как есть. Что у тебя они есть, а про меня ты не знаешь…
На самом деле нет у меня никаких планов. Я в полудепрессии. Как-то мутно на душе и пасмурно. Наверное, это погода такая. Хорошо, что скоро ноябрьские праздники и удастся на пару деньков вырваться к маме в Иваново. Соскучилась по дому и по самому родному человеку. Она не в курсе о том, что со мной приключилось. И слава богу…
— Я пошла, у меня пара у Баграмянца. Сегодня зачет автоматом по идее должен поставить, допиваю свой кофе одним махом, подхватываю стаканчик и в сотый раз за неделю ловлю себя на мысли, как же это кайфово — ходить на своих двоих. Иногда мы просто не задумываемся о том, как же много нам дает этот мир. Роскошь в простом: в свободе выбора и движения, в уважении к себе, в четком понимании своих целей.
— О, Радмила, здравствуйте, — бодро приветствует меня противный профессор, — Вы без костылей.
Его грубая прямолинейность, которую он почему-то выдает за юмор, каждый раз застает врасплох, но что делать. Он именитый профессор, и мы будем все это терпеть.
— Левон Карапетович, я принесла зачетку, как Вы просили, — говорю я, улыбаясь и протягивая синюю прямоугольную книжечку, пользуясь тем, что мы сейчас одни в аудитории.
Мужчина смотрит на нее, слегка хмурится и поджимает губы.
— Вы не совсем правильно меня поняли, Рада, — вдруг выдает он, — кажется, договоренность была в том, что Вы позанимаетесь над некоторыми сюжетами, в которых плаваете, с моим магистрантом. И уже потом можно будет говорить об автомате. Как успехи? Анзор Магомедович мне почему-то ничего не говорил о результатах Ваших занятий...
— Я… э-э… — начинаю плавать в сюжете, совершенно шокированная таким поворотом вещей… А если он сейчас узнает, что…
— Все под контролем, Левон Карапетович, — слышу за спиной до боли знакомый голос. — Рада перечитала всю литературу, которую я попросил. Если позволите, мы могли бы провести контрольное занятие во время семинара.
— А почему нет? — соглашается Баграмянц. — Аудиторию свободную можно на кафедре присмотреть.
Анзор победоносно показывает ему ключи в руке, поясняя тем самым, что все у него уже схвачено.
Сверкает на меня зловеще-победоносной улыбкой. Прямо предвкушаю, как же ужасно сейчас будет. Вот же гад, опять обставил меня на пару ходов вперед…
— Пойдем, студентка, — кивает в мою сторону.
Не найдя спасения в уже потерявшему к нам интерес профессору, который уткнулся в просмотр каких-то дурацких видео в ожидании студентов, иду за кавказцем, как на казнь.
Через минуту оказываемся у аудитории. Он открывает дверь, обманчиво пропускает меня вперед. Как только я оказываюсь в дверном косяке, со всей силы ощутимо так, смачно шлепает меня по заднице своей лапищей.
— Ты охренел? — оглядываюсь на него, шипя. Больно!
Тру место удара. Униженная и раздраженная.
—Ну ты сама напросилась, — присвистывает, как ни в чем не бывало проходя в аудиторию и небрежно бросая ключи от своего то ли танка, то ли космолета на стол, — я уже говорил об этом, Рада. Когда девушка надевает одежду в стиле «трахни меня», она и получает соответствующее отношение мужчины. Ты в лосинах, которые так твой смачный зад обтягивают, что вот-вот треснут по шву. Какую реакцию ты от меня ждала? Только лишь желание поставить тебя раком, и…
Глава 23
-Поехали со мной.- его нос утыкается в мою шею прямо под мочкой. Он горячо дышит. Это щекотно. При том, почему-то щекотно внизу живота.
Сильная рука сжимается на талии и притягивает к себе.
-Хочу тебя, Рада…- хриплый голос тоже посылает вибрации по всему телу.
-Нет…- противиться его натиску все сложнее.
Я пытаюсь, но плавлюсь от его прикосновений.
-Нет… Ни за что…- выдыхаю, сцепив зубы.
-Рада! Да проснись уже!- распахиваю глаза и смотрю на недовольно-быдловатое лицо соседки по комнате,- что там тебе снится? Орешь на весь этаж! Не хочу! Не буду! Словно тебя насилуют.
Пытаюсь отдышаться. Реалитичность сна все еще отдает сухостью во рту и диким сердцебиением.
С недавних пор этот демон снится мне еженощно. И что это за наваждение?
Он и в реальности прохода не дает, а теперь еще и во сне совсем не оставил личного пространства…
Не могу не думать о том, как он прижимался ко мне во время «занятий». Как изучал глазами, пожирал.
Конечно, ни о каком эффекте Снобба с таким поведением учителя и думать не хотелось…
-Я поговорю с Баграмянцом, Рада. Он, конечно, поставит тебе зачет автоматом, но скажу ему, что работы еще очень много…- заключает меня между стеной и своим мощным торсом, когда моя пытка завершилась,- тебя еще много чему нужно учить.
Его наглая белозубая улыбка, порочная и чувственная одновременно, так и просит хорошего такого ивановского кирпича.
Но я терплю, чтобы не нахамить и снова его не спровоцировать…
-Мне пора…- бубню под нос, а он вжимает в стену.
-Поехали со мной, Рада… Покатаю тебя…
Вжимается бедрами. Лишает меня кислорода.
-Хочу тебя… Хочууу…
Я смогла-таки увернуться и сбежать от него из аудитории.
Только его «знаки внимания»- по градации наглые и очень наглые- не оставляли ни малейшего маневра для того, чтобы выдохнуть.
- Там тебя комендант общаги вызывал. Ты дрыхла еще,- небрежно бросает мне сожительница и выходит из комнаты.
Удивлена, но плетусь вниз. Сегодня суббота, полувыходной. У меня есть одна языковая пара в десять тридцать, потому получилось немного поспать с утра.
- Добрый день,- осторожно стучусь в дверь.
- Тарханова? Проходите, ознакомьтесь,- пожилой мужчина с толстыми очками на носу особо даже не смотрит на меня, тут же тыча бумагой в лицо.
Я недоуменно смотрю на опись мебели, которую подписывала, когда заселялась в общежитие.
-Это что?
- Акт приема-передачи инвентаря в Вашей комнате. Распишитесь в нижнем правом углу, в обед придет вахтерша и все проверит по списку, но думаю, что все нормально. Вряд ли Вы за два месяца смогли ушатать кровать и стол, выделенные под Ваше пользование.
Вообще-то там и ушатывать было нечего, потому что гламурная жизнь у нас в институте только у гламурных студентов, поглядывающих в сторону общаги с примесью пренебрежения и раздражения. А для нас, простых смертных грызущих гранит науки все более чем аскетично и демократично. Моя кровать точно покупалась в то время, когда в Институте международных отношений учились будущие советские дипломаты, урегулировавшие Карибский кризис (прим. 1962 г.). Но дело чейчас даже не в этом…
- Подождите… А зачем мне подписывать этот акт? Его же подписывают, когда выселяются?- зарапортовалась я… По телу пробежал очередной холодок.
-Да, все верно,- невозмутимо произнес главный по нашему корпусу,- у нас тут небольшая рокировочка произошла. Накладка произошла с расселением китайских студентов. Не все влезли в корпус для иностранцев. И потому мы немного оптимизировали койко-места.
-То есть…- в тембре невольно вибрирует шок, ужас, раздражение и… страх… Это куда меня «оптимизировали», интересно? И почему именно меня?
- Не покрывайтесь красными пятнами, дорогуша,- безапелляционно прервал меня бывалый комендант,- Вы переезжаете в другой корпус. Он у нас вообще считается самым современным и оснащенным. И жилищные условия намного лучше- там ванная в каждой секции. И даже кухня небольшая есть. Так что заживете, Тарханова. Считайте, удача подвалила. У нас туда обычно селят только аспирантов и преподавателей без жилплощади в столице.
Таак… А вот последняя фраза мне совсем не понравилась…
Я возвращалась в комнату, переполненная опасками и подозрениями, но в то же время, пыталась себя утешить, что может быть, моя мания преследования здесь и правда лишняя.
То, что у нас по обмену небывалый наплыв китайцев, был известный факт. И действительно, на этаже энергично засновали ребята азиатской внешности, а с общей кухни запахло жареной селедкой и перевареным рисом, отчего все начали нос воротить. И сселяли, оказывается, не только меня.
День выдался суматошным. После короткой пары я быстро собрала вещи, прошла строгий контроль вахтерши на предмет того, не засунула ли я в свои трусы грешным делом их допотопный матрас с кровати или еще какой артефакт времен наркома Громыко.