Кэт

Кэт летит в космос

- Кэт! Кэтрин Вустер! Мы не сделаем Вам ничего плохого, Кэт.

Голос звучал хрипло и как-то... знакомо.

Вот и кончилось ее бегство. Ее долгое бегство, длиной в три года, что началось в тот день, когда Джон... не время сейчас. Вместо ответа, Кэт плотнее вжалась в стену. Еще оставалась надежда, что они ее не найдут. Она проявила неосторожность — и вот результат. Она сама виновата, и тут некого винить. Жизнь на улице всегда заканчивается так. Однажды ты проявляешь неосторожность, и больше тебя  нет. Или жизнь оказывается сильнее. Или  ты, наконец, ослабеваешь настолько, что больше не можешь бежать. И умираешь от болезни, голода или холода, а то и от всего вместе. Это еще в том случае, если до того ты не подвернешься кому-нибудь из местных банд или одиночному отморозку, не попадешь под руку пьяному полицейскому. Много разных «если». Жизнь на улице, в среднем, длится от года до десяти, это Кэт знала еще по своей практике в городских социальных службах. Похоже, что ее лимит исчерпался, и что она попала в ту группу, за чей счет и высчитывался этот «средний срок» - в низшую ее часть.

А ведь она не всегда была бездомной. Еще три года назад Кэт работала медсестрой в частной клинике предместья и жила в маленьком домишке, доставшемся ей от родителей. Родители умерли, лет десять назад — мать попала в автокатастрофу, отец с горя запил и очень быстро подхватил двухстороннюю пневмонию, а лечиться не стал. Кэт в это время была в университете за несколько штатов от дома. Когда ей позвонили соседи, было уже поздно, и приехать она успела только к похоронам. Так дом и остался ей, печальное, ненужное наследие.

Но Кэт оставила его, не стала продавать и вернулась домой после прохождения интернатуры. Что бы ни говорили, это был ее дом, и ей хотелось работать там, где она выросла, быть полезной тем, кто знал ее еще ребенком. Однако работа в городской клинике не дала бы ей возможности выплачивать ипотеку, с этим пришлось повременить — Кэт устроилась в частную клинику, где и работа была проще и зарплата выше, и дорога короче (сорок минут вместо часа двадцати). А чтоб выполнять данное себе обещание, Кэт дополнительно работала волонтером в городском приюте для бездомных, пусть и не каждый день. Это примиряло ее с миром. Там она и насмотрелась на результаты уличной жизни. Иллюзий у нее не было. Попасть на улицу стало самым большим ее страхом.

А это было не так уж и нереально, даже имея профессию и работу. Повсеместно освобождались дома, люди теряли жилье, работу, когда закрывались заводы и связанные с ними учреждения. Целые пригороды освобождались от людей и в приюте все чаще оказывались вполне уважаемые образованные люди, еще вчера имевшие крышу и кусок хлеба. Они бахвалились и обещали себе снова стать на ноги, но, как видела Кэт, почти никто из них на ноги уже не поднимался. Кризис поглотил тысячи человеческих жизней.

А потом был Джон. И Кэт переживала так, что наверно, это сказалось на работе. Во всяком случае, работу она потеряла в связи с сокращением штатов. Дом пришлось продать банку за проценты от первоначальной суммы, а машину отдать обратно фирме, у которой купила ее. Кэт сняла маленькую квартирку на окраине, куда перенесла лишь самые необходимые свои вещи. Что-то взяли друзья. «Это ненадолго!»- сказала им Кэт, но друзья лишь понимающе хмурились. Большую часть пришлось выкинуть. Следующий год она кое-как перебивалась случайными заработками в кафе и офисах, работала уборщицей, официанткой, мыла посуду, разносила заказы из магазинов. Но даже и такую работу находить стало все труднее, а зарплаты едва хватало на оплату жилья за месяц плюс еду. С работой медсестры в приюте пришлось расстаться уже потому, что добираться туда после работы стало невозможно и слишком опасно.

Но пришел день, когда квартплату повысили так, что на погашение не хватило месячной зарплаты. Некоторое время Кэт еще барахталась, но когда пришлось освободить квартиру и другого жилья не нашлось, удержать работу стало невозможно. Кто пустит в офис нищенку в грязной одежде, кто разрешит мыть посуду женщине, которая не мыла голову уже месяц и пахнет как мусорный бак?

Вот и пришло время вспомнить о приюте. Может быть теперь годы работы помогут ей обрести место там, где раньше она помогала другим, может быть старые знакомства сработают теперь в ее пользу, не может быть, чтоб Отец Николай не нашел ей места — так думала Кэт, бредя затихшими улицами к знакомому ей дому. Она оттягивала этот момент, как могла. Прийти сюда означало сдаться, признать поражение, стать на одну ступень с неудачниками, чей путь всегда только вниз. Но настал и ее день.

На месте обнаружились перемены. Отца Николая убили несколько месяцев назад неустановленные лица. Возможно, грабители, хотя, что было у него взять? После его смерти приют отошел к муниципалитету и был закрыт. Здание стояло, щурясь заколоченными окнами на темные улицы, что знали много историй о жизни и смерти, настоящих, непридуманных историй. Найдя знакомую щель в задней стене (раньше, бывало, она использовала ее, чтоб выходить и заходить незаметно, если возникала необходимость), она проникла в здание и переночевала на пустом деревянном полу. Слишком опасный квартал, чтоб ходить по нему даже днем, тем более на ночь глядя. Эти дружелюбные стены оказали ей  услугу еще раз, последний.

С тех пор прошло около полугода. Она пережила за это время такое, что должно было стереть память о прошлом, о Джоне и его уходе, о жизни «до». В жизни «до» она была миловидной пухлой блондинкой с длинными кудрями, уважаемая сотрудниками и обожаемая друзьями. В жизни «после» она стала опустившемся существом, худым, грязно-желтым, в многослойном наряде из грязных тряпок, с колтунами слипшихся прядей непонятного цвета. Грязь, опасность и насилие стали ее постоянными спутниками. Она научилась есть то, на что с отвращением не посмотрела бы раньше, спать на земле, зарываясь в газеты, песок, листья и обрывки картонных коробок. Сложнее всего было переломить внутренние барьеры, привыкнуть к тому, что и такая — это тоже жизнь. Но неистребимое жизнелюбие все еще держало ее на плаву. До этого дня.