Кингчесс

Пролог

Подмосковье. Осень 1990 года.

Ветер крутил опавшую листву на аллеях старого парка. Он то затихал, затаясь, то вновь подхватывал сухие листы, закручивая их и взметая в воздух. Дворники матерились вполголоса, однако продолжали героические, впрочем, как и бесплодные, попытки смести всё это безобразие с аллеи. Они честно отрабатывали свою зарплату.

Бездомный пёс, стараясь не попадать в зону досягаемости мётел, спешил по своим неотложным делам. Собачьим умишком он усвоил давно и прочно – человек непредсказуем, и тот, кто вчера приласкал и дал кусок вкуснейшей колбасы, сегодня может наградить пинком, а то и палкой попотчевать. Даже любимый хозяин, ласкавший и растивший со щенячьего возраста, может однажды вышвырнуть за дверь и забыть, как и не было. Пёс осторожничал. Жизнь научила его постоянно ждать удара, поэтому он обегал стороной озлобленных людей с их длинными и оттого еще более опасными мётлами, стараясь лишь, чтобы его зигзаги и круги были не слишком большими.

Внезапно кобель остановился в нерешительности, чутко фильтруя доносимые ветром запахи. За свою недолгую ещё бездомную жизнь он, тем не менее, научился хорошо разбираться во встреченных людях. Ведь в первое время он пытался вернуться к ним, ища хозяина, но нарываясь на ругань и удары.

Мужчина, неторопливо шедший по алее ему навстречу, не был дворником. Неизвестно каким ветром его занесло в этот парк, несмотря на раннее время. Пёс растерялся. Аура незнакомца заставляла его дыбить шерсть, скалить немаленькие клыки, и в то же время, приседать и повизгивать, виляя хвостом, как распоследний щенок, только оторвавшийся от мамки.

Встреченный им человек был опасен, опаснее всех вместе взятых дворников, несмотря на то, что у него не было метлы. И в то же время пёс чувствовал, что этот человек также одинок и бездомен, как и он сам. Наконец, он распластался на асфальте, подметая хвостом листву и прикрыв веки, чтобы не смотреть в глаза человеку, который мог воспринять его взгляд как вызов. Показалось, что прошла целая вечность до тех пор, пока сухая и шершавая ладонь опустилась ему на загривок. Сместившись вверх, сгребла в кучу уши и чувствительно, но ласково тряхнула, заставив заскулить от внезапно нахлынувшей, ему одной ведомой собачьей ностальгии.

- Что, овчароид, вышвырнули? - спросил незнакомец, увидев на преданно смотрящем на него кобеле немецкой овчарки дорогой ошейник, несопоставимый с его грязной, свалявшейся шерстью и впалыми боками. - Бывшая любимая игрушка стала не нужна…

Человек безошибочно определил, что пса именно выгнали. Великолепно тренированный, сходу выполнивший несколько команд он не мог потеряться… Или не выгнали, просто случилась беда с хозяином. В любом случае ему не позавидуешь.

«Немец» сел, склонил набок голову, и, высунув язык, нерешительно помотал хвостом.

- Ну ладно. Коль мы такие все бездомные, пошли, барбос, со мной. Тебя как зовут-то?..

Внезапно человек понял, что сейчас перед ним он сам, только в собачьей шкуре. Хотя в шкуре человечьей, в такой ситуации не легче.

Ещё вчера всё было привычно и обыденно, но разговор с заместителем начальника Управления по кадрам поставил, как говорится, жирный крест на его надеждах. Ему вспомнился вежливый тон полковника Андреева, его безуспешные попытки скрыть сочувствие за нарочито оптимистичным тоном описания призрачных перспектив вольной жизни.

- Увы, Владимир Святославович, с вашим ранением о возвращении к активной оперативной работе, к сожалению, и речи быть не может. Это не значит, конечно… - поспешно добавил Андреев, косясь на его трость и неестественно прямо вытянутую ногу, - что пора на покой. Вам без малого тридцать, но опыта на десяток ветеранов хватит. Пора молодым этот опыт передавать…

Сколько раз, после очередного разноса у начальства, он грозился послать всё к чертям и даже далее, как мечтал о двух выходных, спокойной работе, достойной зарплате…

«На, ешь и ртом и … эту свободу! И где теперь бравурные вопли «брошу всё и уйду»? - самокритично подумал Свят.

Он понял, что привык к своей кочевой жизни, что работа, обожаемая и ненавистная одновременно, затянула его всего, как наркотик, не давая вырваться и вздохнуть. Его не пугали перемены. Он привык встречать лицом все перипетии судьбы, однако было нестерпимо жаль чего-то. Чего именно, он и сам не понимал.

Так бывает запоздало жаль погибшего товарища, с которым при жизни иначе как «здрасьте» и «до свидания» не общался, и лишь потеряв, понял, что вместе с ним ушло что-то. Ушло, между прочим, навсегда.

Вежливо попрощавшись с полковником, Владимир забрал необходимые документы и вышел из здания Управления. Видеться с друзьями и сослуживцами ему не хотелось. Сочувственные взгляды и оптимистичные, но фальшивые речи были невыносимы. Не хотелось также идти домой. Он понимал, что пустые стены – наглядное напоминание об ушедшей после его ранения жене – доведут его до стакана и «белочки». Возможно, кто-то и посмеялся бы над его грустью, не поняв её причин и смысла. Именно поэтому общаться ни с кем не хотелось.

Владимир отправился бродить по городу, сторонясь шумных улиц, разгульных ресторанов и иных людных мест. Рассвет наступил незаметно. И когда время успело пролететь? Несколько раз за ночь он встречал группки подвыпивших парней, явно нарывавшихся на приключения. Тем не менее, никто не посмел встать на пути угрюмого майора со шрамом на щеке. Возможных оппонентов не вводила в заблуждение даже трость в руках и правая нога, которую молодой офицер с пугающе холодным взглядом слегка подволакивал…

Глава 1

Харейя. Зардас. 1003 цикл Республики.

День давно уже сменился вечером. Приятная после дневной жары прохлада завладела улицами древнего города. Последние видимые сантиметры закатывающегося за горизонт диска дневного светила заставляли припозднившихся путников спешить в свои уютные обиталища. Их ждал ужин, возможно, бокал вина и заслуженный дневным трудом отдых в кругу семьи.

Город, внешне застывший в веке девятнадцатом, ещё не засыпал, но мощёные шлифованным камнем улицы уже начинали стремительно пустеть. Первые звёзды проклюнулись на небосводе, а на стены домов, словно перенесённых из готических сказок, уверенно наползали первые ночные тени.

Высокого роста сухощавый мужчина медленно шёл по пустынной вечерней улице, предаваясь каким-то своим размышлениям. Он был совершенно сед, но, несмотря на пожилой возраст, разодет как франт. Чуть поодаль за ним следовали темноволосый молодой человек лет двадцати в строгом костюме и невысокая светловолосая женщина не старше тридцати в соответствующем времени и месту вечернем платье. Спутник в разговоре называл её Ирем.

Молодые люди о чём-то перешептывались друг с другом, не решаясь прервать размышления идущего впереди седовласого. Так, держа приличествующую случаю дистанцию, они, словно ниточка за иголочкой, неспешным прогулочным шагом двигались за старшим в их компании, выбирающим маршрут.

Неожиданно мужчина остановился, чем вызвал сбой в плавно текущем разговоре сопровождающих лиц. Повернувшись к спутникам, он опёрся на парапет моста через небольшую речушку, проторившую своё извилистое русло практически через весь город. Женщина, замерев, кинула испуганный взгляд на молодого человека.

Её немного пугал старший из её временных спутников и сам район, в котором они сейчас находились. Несмотря на то, что в видневшемся невдалеке за речкой архитектурном комплексе располагался женский колледж, являя собой форпост благополучия, место пользовалось недоброй славой.

Буквально за забором колледжа начинался самый проблемный из бедных кварталов. Так называемая Накатиловка. То есть район окраин, приютивший все городские человеческие отбросы. В ночное, да и в дневное время, туда было лучше не соваться без серьёзного сопровождения. Даже городской страже и жандармам. А уж тем более – женщине.

То место, в которое они забрели, в такое время обычно было совершенно безлюдным. Городской участок русла реки заботой местных властей был окантован парковой зоной, являвшейся излюбленным метом отдыха горожан. Но то – днём.

Ведь с другой стороны реки, словно разделявшей город на две половины, на всём её протяжении располагались кварталы бедноты. Бывали случаи, когда обитатели городского дна забредали по ночам в эту парковую зону, являвшуюся своеобразной границей двух миров: роскоши и нищеты. И горе одинокому чужаку, попавшемуся им на пути в темноте. А уж в этом районе, вблизи окраин…

Так что бедной Ирем было о чём волноваться. Тем более, с одной стороны моста находился глухой забор колледжа, потеснившего парк, а с другой старые деревья парковой зоны полностью перекрывали обзор возможному наблюдателю. Невесть как уцелевшая при реконструкции приречной зоны пара особняков с окнами, наглухо закрытыми на ночь сплошными деревянными ставнями, также не способствовали ощущению защищённости.

Одетые в камень берега реки возвышались на три с половиной человеческих роста. Не пустая мера предосторожности, потому как весной, когда таял снег в горах, и в сезон дождей речушка показывала свой крутой норов, вдруг становясь бурной и полноводной.

Сейчас, в условиях поздних сумерек, стремительно густеющих до полноправной ночной темноты, пространство под мостом смотрелось провалом в бездну. Чахлые фонари едва разгоняли мглу у самой воды. И если каменистые участки ещё как-то отражали их тусклые огни, то сами водяные потоки казались чёрными линиями, прочерченными краской по бликующим в фонарном свете камням.

Ирем пугалась предстоящего разговора, но, вместе с тем, ждала его начала, желая, чтобы всё поскорее закончилось. Женщина уже не раз пожалела, что связалась с представителями этой солидной иностранной торговой фирмы. Она бы никогда, но руководство родного исследовательского центра буквально предало остракизму изобретение группы молодых энтузиастов от науки. Её изобретение.

Ирем совершила, без ложной скромности, прорыв, а не понимающие значения её открытия снобы из Учёного Совета намерены похоронить его на пыльных архивных полках. Сделав столь чёрное дело, они опять продолжат имитировать научную деятельность, топя инициативу молодых в бесконечных научных диспутах и придирках к оформлению бумаг.

Изобретения было жаль. Да и, честно говоря, лишних денег не бывает. А деньги сейчас ой как нужны её группе, вложившей почти все свои средства в материальное воплощение столь прорывных теорий.

Поэтому Ирем и откликнулась на предложение выскочивших как чёрт из табакерки представителей заграничного концерна с Полуденного материка. Именно по этой причине она сейчас находилась здесь, в компании пожилого седовласого франта с безупречными манерами, но очень жёстким взглядом, маскируемым за изысканной велеречивостью словесных кружев.

С каждой минутой волнение нарастало, и только присутствие молодого её спутника вселяло некоторую уверенность.

Уловив сомнения Ирем, юноша приобнял женщину за талию, приободряя её, и в несколько шагов преодолел разделявшую их и седовласого дистанцию.

Глава 2

Земля. Туров. 5 октября 2007 года.

Теплый вечер оделся закатным багрянцем. Деревья тихо шумели о чём-то своем, возможно, осуждая суету ветреных двуногих созданий, которые вечно спешат, ибо век их краток.

Группа мужчин и женщин расположилась в окруженной высокими плодовыми деревьями прямоугольной беседке, притаившейся во дворе небольшой дачи. Поддавшись очарованию заката, компания почти в полном молчании провожала уходящее Солнце. Его стремительно уменьшающийся диск прятался от их взоров за колкими вершинами сосен старого леса, начинавшегося сразу за последними домами дачного поселка. Как-то сами собой затихли важные разговоры «за жизнь». Стих трёп о достоинствах и недостатках мужчин и женщин, скотине шефе, который не ценит, издателе, который (просто завидует, гад такой), раскритиковал гениальную книгу и многих иных проблемах, довлеющих над людьми среди дневной суеты.

Отблески живого огня мангала постепенно становились чётче. Их пляска на лицах и листве как по волшебству изменяла привычные и знакомые предметы, наполняя окружающий мир мистическим таинством, которому бессознательно до сих пор покорен любой нормальный человек, несмотря на то, что не хочет в этом признаваться даже самому себе.

Внезапный скрип калитки отвлек людей от созерцания борьбы покидающего мир света и тьмы, властно осваивающей сданные им позиции. Вошедший человек в форме сотрудника МВД уверенно направился к деревянной беседке, приютившей собравшихся гостей. После обмена приветствиями, по настоянию уже успевшей захмелеть компании, вновь прибывший мужчина молча выпил положенную за опоздание «штрафную». Глубоко вздохнув и не притронувшись к протянутой закуске, вновь подвинул свою рюмку ответственному «за налив». Под одобрительные возгласы «это по-нашему», «молодец», он поздравил именинника и вручил незамысловатый сувенир. Поблагодарив хозяйку, хлопотливо наводившую порядок на столе и придвигавшую к нему чистые приборы, новый гость выпил вторую, уже вместе со всеми, и занял предложенное ему место, сразу как-то выпав из центра внимания собравшихся.

Вскоре прерванные закатом и появлением очередного гостя беседы потекли своим чередом. Остановить их не мог даже одуряющий аромат свежей партии шашлыка, поданной на стол виновником торжества и вновь налитая в рюмки водка. После очередного тоста был объявлен перекур и гости разбрелись по саду.

Разбившись на группки, они продолжали обсуждать извечные застольные темы...

- Привет, мент.

- И тебе, Саша, коль не шутишь, - ответил опоздавший, протянув говорившему руку для приветствия. - Слышь, Берестов, ФСБэшная твоя морда, вот ты когда-нибудь нормально поздороваться можешь? Без «мента»?

- Паш, а ты не пробовал вовремя приехать? Хотя бы по случаю Вовкиного дня рождения? Академик все волосы на пятой точке выдернул, а тебя всё нет…

Несмотря на седые пряди в волосах, мужчина, обратившийся к «оштрафованному», был ещё молод. Если бы не ранняя седина, местами выбелившая тёмно-русые волосы и не внимательный оценивающий взгляд много повидавшего в жизни человека, ему бы вряд ли дали больше двадцати пяти лет, несмотря на полные тридцать. Телосложение Берестов имел внешне не эффектное, далёкое от штампованных видеоидеалов. При том, что среди понимающих в этом людей нашлось бы не много желающих без веской причины преградить ему дорогу в темном переулке.

Сухощавый и подвижный, выше среднего роста, с правильными чертами лица, он не был «красавчиком», но многие женщины находили его приятным внешне и в общении. Мужчины ценили в Берестове надежность и умение держать слово.

Собеседник Берестова был заметно ниже ростом, телосложение имел плотное, атлетическое. Из-за перебитого в детстве носа и шрама над бровью, его можно было принять за классического хулигана из старого кино. Не хватало только золотой «фиксы» для полноты образа, однако во взгляде Павла читался ум и не меньший жизненный опыт. Этим они были очень похожи. Не внешне. Характерами. И, судя по всему, знали друг друга очень долго. Именно поэтому за их нарочито грубыми фразами угадывалась взаимная симпатия и расположение.

- А! - отмахнув рукой, Павел потянулся к открытой бутылке водки. - Давай лучше выпьем. Уворованный тост, он, как говорится, самый сладкий…

- Что случилось?.. - спросил Берестов, придвигая рюмку.

- Давай сначала выпьем, потом закусим, и снова выпьем. Не будем нашему Академику вечер портить. А то Вова, нас сирых послушав, как всякая творческая личность впадет в депрессию и вечер будет похерен.

Молча выпив, мужчины дружно захрустели огурчиками.

- И сильно драли?

- С чего взял?

- Паша, ёлки… Перестань. Ты же форму надеваешь только когда по начальству за выволочкой едешь. А уж в одну харю угрюмо водку жрать…

- Ага, типа опер, да? Типа наблюдательный, - горестно усмехнувшись, Павел вновь наполнил рюмки, но пить не стал. - Знаешь, по-взрослому отымели. Но дело даже не в этом… О!.. Вон все уже и к столу идут. Замнём для ясности…

Вернувшиеся гости дружно потребовали «наполнить тару», оттеснив Павла и Берестова друг от друга и прервав их беседу. Друзья, сделав вид, что захвачены общим весельем, на самом деле каждый по-своему анализировали разговор. Берестов понимал, что Павел не зря принял предложенную тему. Он знал его ещё со времен их школьных драк и первых робких попыток ухаживать за одноклассницами, то есть, казалось, уже тысячу лет. Не желая общаться с ним на эту тему, опытный опер мог бы удачно имитировать веселье, да так, что никто и не заподозрил бы того, что его терзают весьма невесёлые мысли. Ну а если было бы совсем невмоготу, нашел бы предлог не прийти на день рождения закадычного ещё со школьных лет друга, которого Павел и Александр в своём кругу в шутку называли Академиком.