Кистью по континенту

Глава первая: Первый водопад

Эдмунд Хейл прибыл к западным воротам Колумбийского ущелья в тот час, когда утренний туман всё ещё цепляется за базальтовые стены каньона, словно паутина за тёмный камень. Воздух был прохладен и влажен, насыщен ароматом мха и папоротников, растущих в расщелинах скал. Река Колумбия внизу катила свои мутно-серые воды к океану, и над водной гладью поднимался лёгкий пар — дыхание великой реки в утренней прохладе.

Путешественник остановил коня у прибрежной рощицы, где древние кедры и дугласовы пихты образовали естественный навес над мягкой подстилкой из папоротников и мха. Здесь, под защитой вечнозелёных гигантов, он устроил первый привал. Достав из седельной сумки полевой атлас и латунный компас, Хейл расстелил карты на поваленном стволе, покрытом изумрудным бархатом мха.

Компас дрожал на ладони, указывая на магнитный север сквозь завесу тумана. Эдмунд сверил показания с грубыми очертаниями на карте — той самой карте, которую составили исследователи Льюис и Кларк полвека назад, когда прокладывали путь к Тихому океану. Многое изменилось с тех пор, но основные ориентиры остались неизменными: могучие базальтовые столбы, террасы древних лавовых потоков, изгибы реки, врезавшейся в твёрдый камень за тысячелетия неустанной работы.

Художник-картограф настроил свой планшет, закрепив на нём лист плотной бумаги для топографических зарисовок. Первые линии должны были лечь точно — они станут основой для всех последующих работ. Хейл взял в руки карандаш и начал набрасывать контуры видимых с этой точки уступов и террас. Каждый штрих требовал внимания, каждая линия — точности. Ведь его задача состояла не только в том, чтобы создать красивую картину, но и в том, чтобы зафиксировать географические детали этого удивительного места.

Туман медленно рассеивался, открывая всё новые подробности пейзажа. Вдали, словно из молочно-белого покрова, проступили очертания первого водопада — тонкая серебряная лента, спадающая с высокого уступа в глубину ущелья. Хейл отметил его положение на карте, прикинув расстояние и высоту падения. Этот водопад станет первой важной ориентирной точкой на его пути вглубь каньона.

Собрав карты и инструменты, путешественник седлал коня и двинулся дальше по тропе, вьющейся вдоль обрывов. Тропинка была узкой, но хорошо утоптанной — по ней не одно десятилетие ходили индейцы, охотники и торговцы. Справа поднимались отвесные стены из чёрного базальта, исчерченные вертикальными трещинами, по которым сочился конденсат и росли крошечные папоротники. Слева открывался вид на реку, текущую далеко внизу между зелёными островками и песчаными косами.

Каждый поворот тропы открывал новую панораму. Хейл останавливался, чтобы отметить в своих записях особенности рельефа: здесь река делала плавный изгиб вокруг скалистого мыса, там с противоположного берега спускался к воде небольшой ручей, образуя веер размывов на крутом склоне. Всё это требовало фиксации — каждая деталь могла оказаться важной для будущих путешественников.

Солнце поднималось выше, и туман начинал отступать, открывая во всей красе масштабы ущелья. Стены каньона уходили вверх на сотни футов, слой за слоем обнажая геологическую историю этих мест. Тёмные пласты базальта чередовались с более светлыми прожилками, рассказывая о древних извержениях и медленном остывании лавовых потоков. Между слоями камня зеленели узкие полоски растительности — там, где скапливалась влага и находили пристанище семена растений.

Примерно через час пути Хейл заметил внизу небольшую пристань, где покачивалось на волнах несколько лодок. Дым поднимался от костра, возле которого хлопотал одинокий лодочник — пожилой человек в потёртой фланелевой рубашке и широкополой шляпе. Эдмунд решил спуститься к воде, чтобы расспросить местного жителя о здешних местах.

«Доброе утро», поприветствовал Хейл, спешиваясь возле пристани.

«И вам того же», отозвался лодочник, поднимая голову от сетей, которые латал. «Рано поднялись. Большинство путешественников предпочитают дождаться, пока туман рассеется».

«А я как раз хотел увидеть, как он рассеивается», объяснил Эдмунд. «Я художник, изучаю эти места для своих работ».

«Художник, говорите?» лодочник отложил сеть и внимательно посмотрел на незнакомца. «Тогда вам стоит знать об утренних ветрах. Они поднимаются с реки около девяти утра и разгоняют туман. А к полудню обычно дует уже сверху, с плато. Это важно знать, если собираетесь рисовать водопады — от ветра водяная пыль может испортить краски».

«Благодарю за совет», кивнул Хейл. «А скажите, как называется тот водопад, что виден отсюда вверх по течению?»

«Ах, это Латурел», ответил старик. «Хороший водопад, высокий. Индейцы называли его по-своему, но я забыл как. А вон там, дальше к востоку, есть ещё больший — Малтнома. К нему тропа идёт по самому верху, но она непростая. Если соберётесь туда, лучше не один ходить».

Лодочник указал на едва различимую в тумане тропинку, поднимавшуюся серпантином по склону.

«Безопасна ли она?» поинтересовался Эдмунд.

«Для осторожного человека — да. Только камни бывают скользкие от мха, особенно в тенистых местах. И берегитесь больших каменных плит — под ними иногда гнездятся медведи. Впрочем, сейчас они больше по ягодникам бродят, выше в горах».

Поблагодарив лодочника за ценные сведения, Хейл отметил их в своём дневнике и двинулся дальше. Тропа действительно начинала подниматься, уводя путника всё выше над рекой. С каждым пройдённым ярдом открывались новые виды на противоположный берег, где склоны были покрыты густым лесом из дугласовых пихт и западных тсуг.

Примерно через полчаса подъёма Эдмунд достиг площадки, с которой открывался превосходный вид на водопад Латурел. Поток воды срывался с базальтового уступа высотой около двухсот пятидесяти футов, падая почти отвесно вниз и разбиваясь в облако водяной пыли о камни у подножия. Утренний свет, пробиваясь сквозь остатки тумана, превращал водопад в серебряную ленту, переливающуюся всеми оттенками серого — от жемчужно-белого до стального.