Клиника 4

Евгений сидел на холодном пластиковом стуле в коридоре поликлиники и чувствовал себя так, будто ему снова семнадцать. Сердце колотилось где-то в горле, сбивая ритм. Он сжимал и разжимал кулаки, пытаясь взять себя в руки.

Волнение было не за здоровье. С ним, слава богу, все было более-менее стабильно. Нет, причина его трепета сидела за той самой матовой стеклянной дверью с табличкой «Врач-кардиолог Яковлева М.Н.».
Рыжая. Марина Николаевна. Врач. Женщина, вскружившая мне голову так, что даже солидный возраст и зашкаливающие риски не смогли заставить меня одуматься. Тот день в ординаторской навсегда врезался в память: солнечный свет, превративший ее халат в соблазнительный полупрозрачный экран, ее влажный взгляд, ее стоны, заглушаемые моими поцелуями. Я сбежал тогда, как мальчишка, испугавшийся собственной дерзости. Испугавшийся, что это мираж, который исчезнет при свете обычного дня.

Уже дома в первый же день после выписки Евгений стал искать в соцсетях Марину. А найдя смотреть и пересматривать все фото с ней. С Мариной.
Получив выписные документы в самом низу под подписью лечащего врача обнаружил неярко карандашом записанный телефон. Телефон он сразу переписал, а надпись стер. Жена. У него была жена.
Он ей так и не позвонил, но страничку соцсетей Марины просматривал постоянно.
Разглядывал фотографии с ней. Её фото на фоне федеральной клиники и соснового бора где и была расположена клиника. на природе с друзьями. На реке на отдыхе. А потом начал узнавать интерьеры городского отделения клиники, её поликлиническое отделение. Что бы больным можно было не ездить далеко если нужно получить консультацию кардиолога. Он был уже там ранее потому сразу их узнал. Сначала решил, что она там появляется просто периодически, но потом сообразил, что таких фото многовато стало.
В регистратуре подтвердили, что да теперь врач кардиолог Яковлева М.Н. принимает больных в поликлинике. Конечно он при желании мог ей и раньше позвонить, телефон был. Мог поехать за город в клинику найти ее. Мог да не мог. И на вопрос регистраторши «Записать вас к Яковлевой?» неожиданно для себя самого сказал- «ДА».

Всю неделю перед приемом он волновался и думал идти или отказаться. Идти или отказаться. Откладывал решение. И только в последний вечер перед приемом сообразил, что время потеряно, и он уже не сможет не пойти. Наверняка у нее в компьютере уже есть список всех пациентов к ней на завтрашний прием. И там его фамилия. И если против его фамилии появится надпись отмена …. Нет он пойдет.

И вот он сидит у ее кабинета. Время попросил попозже. Ему дали на 18 40. Хоть это он сделал правильно. – ругал он себя. Придурок. Не мог просто позвонить. Идиот. Позорище. Не мужик. Выбрал самый нелепый, самый сложный путь. А как бы он позвонил через полгода? А раньше не мог. Тут же оправдывал он себя.
Он боялся, что она выйдет в коридор и увидит его. Встречаться с ней в коридоре, вот так сидя у ее кабинета он не хотел. Поэтому сел немного в стороне что бы если что она его не заметила.
Он конечно понимал, что она наверняка уже знает, что он должен прийти (если конечно не забыла его фамилию). Все же в компе записано. Блин. Блин. блин.

Дверь в кабинет была стеклянная матовая поэтому кое что там долетало. Просто какой-то гул легкий. Ну да все-таки не такая дверь как ординаторскую в клинике. Там толще. Неожиданно пришла мысль.
Стеклянная дверь открылась, вышла пациентка- пожилая женщина, что-то бормоча. Вот и все. Сейчас.
Встал. Выдохнул
– Можно? – его голос прозвучал хрипло и неестественно громко в тишине почти пустого коридора.

Марина сидела за столом перед монитором и что-то щелкала клавиатурой. На секунду подняла голову взглянула на него.

- Да проходите – и снова опустила голову продолжая что-то набирать на клавиатуре.
Евгений сидел как школьник на экзамене. Внутри все тряслось. Глазами обводил кабинет, стараясь не смотреть на нее прямо.

- Здравствуете Евгений Петрович – начала она. Закончив печатать. –Что-то случилось? – голос ее был ровный. Обычный медицинский голос. Которым врачи разговаривают с пациентами. Чуть-чуть участия и много-много отстраненности. Нейтральный голос.
– Да так… плановый осмотр, мне говорят нужно периодически показываться кардиологу – выдавил он, чувствуя, как горит его лицо.
– Понятно. Давайте для начала измерим давление, – она взяла тонометр.

Прием у кардиолога в основном состоит из измерения давления, выслушивания стетоскопом. Рассматривания кардиограммы (если таковую делали). И коррекции в случае необходимости назначения лекарств.

- Рубашку снять?

- Нет пока не надо, у вас она не толстая. Можно так.
Евгений сидел от врача сбоку стола отвернутый от нее на 90 градусов. Марина Николаевна начал разматывать манжету и пытаться ее надеть на руку не сходя со своего места. Что-то не получалось. Видимо сидел он слишком далеко. Он не мог ей помочь. Боялся встретится своими пальцами с ее. Поэтому она встала и обойдя стол надела манжету на его руку.
Когда встала рядом с ним Евгений замер. Шуршание халата. Легкий запах духов или дезодоранта. Ее дыхание. Казалось все сегодня было усилено в 100 раз. Снова сев на свое место врач стала накачивать грушу и вслушиваться в приложенный к его руке стетоскоп

- Давление высоковато
Еще бы.. только и подумал он. И самому стало смешно. Прошлый раз после виагры заставили снять трусы, а сейчас меряют давление.
- Сколько?

- 170 х 110

- Хм – хмыкнул он

Марина начала снимать с его руки манжету тонометра. Опять не получилось и опять ей пришлось вставать и обходить стол подходя к нему.
И опять шелест халата. Запах. Ее дыхание.
Что бы снять манжету ей пришлось снова немного наклониться и перегнуться через него.

И тут случилось то, чего я сам от себя не ожидал. Когда она снова наклонилась ко мне, я не выдержал. Моя рука сама потянулась к ней. Я коснулся ее спины, ощутив под тонкой тканью халата тепло ее тела. Она распрямилась. А я потом, не думая, не рассуждая, прижался лицом к ее животу, к ее бедрам, обнял ее за талию и просто застыл, вдыхая ее запах, чувствуя, как колотится мое сердце.
Она тоже замерла, молча.
– Ну ты чё… – - произнесла она наконец и положила ему на голову свою руку.
Это ее обращение на ты –хотя минуту назад они говорили на вы. И это дурацко-деревенское «ЧЁ» произнесенное кандидатом медицинских наук было как последний камень который пробил наконец эту плотину.