Он поворачивается не сразу. Сначала — взгляд. Прямой. Без улыбки.
И только когда ты уже не можешь отвести взгляд — уголки его губ приподнимаются. Улыбка — идеальная, отрепетированная до миллиметра. Та самая, что мелькала в интервью и на обложках, но сейчас она не для камер. Она — для тебя. Волосы слегка растрепаны, будто специально. А глаза… синие. Не как у человека. А как будто их подобрали под образ: ровный, холодный оттенок.
— Теперь ты в безопасности, милая — голос звучит мягко. Его ладони опускаются на твои плечи — легко, почти бережно. Но, пальцы тут же слегка сжимаются. Не больно. Просто чтобы ты поняла: «безопасность» — это то, что он позволяет тебе чувствовать. Ты вздрагиваешь под его пальцами, и он тут же считывает эту реакцию. Нажимая на плечи сильнее. В этот момент ты осознаешь: он только что поймал тебя.
Улыбка застыла на его лице, слишком безупречная чтобы быть настоящей.
У тебя возникает неприятное предчувствие. Именно так смотрят те, кто знает правду. Пронзительно, насквозь.
В твоих глазах ужас и восхищение, ты больше не в силах отвести взгляд. По спине пробегает холодок. Если бы ты была кошкой, шерсть встала бы дыбом.
Он наклоняется ближе. Голос становится тише, интимнее — но не из нежности, а чтобы ты услышала каждое его слово.
— А теперь улыбнись.
Пауза. Он уже не просит, а просто ждет, пока ты подчинишься.
— Ты ведь хочешь попасть в мой мир? Не как зритель. А как актриса. Тогда доверься мне… — И я сделаю тебя особенной. Слово «особенной» он не произносит вслух, а просто шевелит губами. Будто проверяет, сможешь ли ты прочитать его по губам.
— Правда? — в твоем голосе легкое удивление.
Потому что это сам… Николас Нисс. Ты знала о нем все, что можно было выучить: первые шаги в балете, интервью после премьер фильмов, как он молчит перед ответом, будто взвешивает каждое слово. Он тот, чьи интервью ты пересматривала бессонными ночами. А его движения… только чистая, безупречная, техника, годами отточенное мастерство. Они заставляли сердце замирать.
Но сейчас… сейчас он смотрит на тебя — и ты понимаешь: что он тоже знает о тебе «все».
— Мне бы хотелось стать кем-то особенным для тебя, —шепотом говоришь ты. Слова звучат слишком тихо, слишком искренне.
Его пальцы едва касаются твоей щеки — движение такое нежное, почти невесомое.
— О, милая… ты уже особенная… Просто ещё не понимаешь насколько. Он чуть запрокидывает голову — и смеется. Точно так же, как в том интервью после «Лунного балета».
— Видишь ли… — говорит он, — я не просто так оказался рядом с тобой. Я всегда знаю, кто смотрит на меня по-настоящему. И кто готов отдать всё.
Пауза. Не долгая. Просто — достаточно, чтобы ты поняла: он не ждет подтверждения.
— А ты, кажется, готова.
Он медленно достаёт из внутреннего кармана кулон — маленькая золотая звезда на тонкой цепочке. Подносит к твоей ладони, но не отдаёт. Твой взгляд падает на кулон он сияет так ярко будто его сделали сегодня. Для тебя. Рука невольно потянулась взять него.
Но он поднимает кулон выше к твоему лицу так чтобы встретились взглядом. Теперь вы смотрите друг другу в глаза. Звезда покачивается в воздухе, отбрасывая золотистые блики на его скулы. Ты замечаешь, как в его зрачках отражается её блеск.
«У него такие красивые глаза» И это все, о чем ты думала в этот момент…
— Это не просто украшение, — говорит он. — Это знак! Особый знак…Знак моего покровительства.
— Но! — Его указательный палец начинает покачиваться в воздухе как метроном.
— Предназначен он не для всех.
— А только для тех.… —наконец продолжает он — кто помогает мне оставаться на вершине.
Он улыбается шире, обнажая идеальные зубы — белоснежные, безупречные, как всё в нём.
— Так что скажешь? — тон становится чуть игривым, почти провоцирующим, будто он предлагает не судьбу, а просто игру.
— А мое покровительство тебе сейчас очень понадобятся Диана… — Он улыбается тебе.
А твое сердце замирает.
Ты слышишь свое настоящее имя впервые за Два года… Два года ты была Лианой, Элис, Марен — кем угодно, только не собой.
Мой наставник всегда говорил: «Даже если ты точно уверена, что тебя раскрыли не смей выдавать себя, возможно он блефует и у него на тебя ничего нет? а ты ему уже все своим лицом расскажешь, дурында!»
Но тебя парализовало от ужаса. В голове сразу всплыли рассказы коллег по работе, о тех ужасах что происходят с раскрытыми шпионами.
«А в особенности остерегайся власть имущих Диана...»
Он смотрит на тебя. Он ждет. Но внутри уже всё решено — Ты понимаешь если откажешься, то просто исчезнешь из мира. Его взгляд не оставляет тебе шанса на побег.
Разум цепляется за контроль. Но его голос… лишает воли. Быть так близко к солнцу и не ослепнуть было невозможно, сейчас ты уже не видишь ничего, кроме него.
— Это не сон? Кто-нибудь, ущипните меня! —Слова вылетают сами. Такие глупые. Такие наивные.
Он смеется почти ласково, и слегка щипает тебя за мочку уха, будто шутливо.
— Не сон, моя дорогая. Это начало твоей новой жизни. Он нежно берет твою ладонь и кладет в нее тот самый золотой брелок.
— Теперь он твой. Его холодные пальцы сжимают твою ладонь в кулак, костяшки белеют. Ты не можешь разжать руку. Все, что бы ты почувствовала — это не просто подарок.
— А теперь слушай внимательно...— В один миг с его лица пропадает улыбка. Его голос меняется, становится низким, властным, не терпящим возражений. Он оглядывается через плечо, будто проверяя, не подслушивает ли кто.
— Завтра в 8 вечера у меня репетиция в старом театре на Мэйпл-стрит. И ты туда придешь. — Он не спрашивает, он ставит перед фактом.
— Только ты… — последняя фраза звучит как удар молота, вбивающий последний гвоздь в крышку твоего сопротивления.
Он приподнимает твой подбородок, заставляя смотреть в глаза.
— Знаешь ли ты, моя дорогая Диана, что случается со звездами, когда они попадают в черную дыру?
Он делает паузу, давая тебе ответить.
— Они падают… отвечаешь ты, чувствуя, некую тревогу от того, что вопрос задан не просто так.
Одним лёгким, почти небрежным толчком он отправляет тебя в свободное падение. Мгновение и ты уже летишь со цены с софитами во мрак зрительского зала. Напоследок ты замечаешь, как он смотрит на тебя сверху вниз, а его взгляд полон презрения.
Ты разозлила его, возомнила себя равной, решила, что можешь играть с ним, посчитала что можешь лгать ему в лицо, посчитала что все знаешь. И была наказана.
«Спокойно. Он не даст тебе упасть»
Осознание этой мысли невероятно тебя развеселила. Раскинув руки и с легкой улыбкой, ты падаешь вниз, замирая в метре от пола.
Он ловит тебя за талию.
— Я так и знала, — шепчешь ты, глядя ему в глаза.
Его пальцы сжимаются сильнее, а в зрачках разгорается злость. Ты едва сдерживаешь смех, наблюдая, как с его лица сползает эта притворная доброжелательность. Тебе явно по вкусу эта маленькая победа.
Он поднимает тебя на сцену и заинтересованно хмыкает.
— Я так рад что улыбаешься, моя милая. Видеть твою улыбку это просто подарок для меня.
Он улыбается бережно берет твои руки и целует их.
— А знаешь, что еще прекраснее в звездах? его голос становится тише, вкрадчивее, в нем появляются опасные нотки. Его улыбка понемногу сползает с лица.
— Это то, как они рождаются.
Он начинает медленно сдавливать твои руки. Пока его взгляд не каменеет, а лицо не превращается в безэмоциональный камень. Так смотрели на тебя только один раз… В этих глазах, холодных как зимний рассвет, ты увидела то, что когда-то едва не лишило тебя жизни.
Страх.
Это очень сильное чувство...
Оно древнее…
Потому что сначала приходит боль…
Он сжимает твои руки сильнее…
— Звезда рождается в тот момент, когда на нее происходит колоссальное давление!
И сильнее…
— Боль и агония — вот что создает звезду!
— Вот что делает её ЯРКОЙ!
— НЕПОВТОРИМОЙ!
— И ОСОБЕННОЙ!
Захват. Боль. Крик.
— Я только коснулся тебя, а ты уже кричишь. —произносит он с легкой насмешкой, он тут же тебя отпускает.
Его рука медленно, почти невесомо ложится на твою грудь — он читает тебя на ощупь, как слепой читает шрифт Брайля.
Прижимается лицом к твоей груди и вдыхает…
— Теперь ты пахнешь как надо. Моим одеколоном и своим страхом.
— Дыши, Диана… — шепчет он, обжигая дыханием твою шею. Его губы едва касаются кожи, а пальцы медленно скользят по твоему запястью, отсчитывая пульс.
Ты не сдерживаешь легкой дрожи почти болезненного удовольствия. Его прикосновения жгут, но ты тянешься навстречу.
Теперь он смотрит на тебя, и ты просто проклята его вниманием.
Камера снова включается. Красный глазок — как сердце чудовища.
И ты — в центре его внимания.
— Я…— шепчу, едва дыша от восхищения. «Я теперь твоя», — лицо горит от румянца.
«Но значит, и ты теперь мой»
— Ты мной доволен? — говоришь ты, скромно отводя взгляд, делая вид, что смущена, но на самом деле пытаешься разглядеть что-то в темноте зала.
«В зале кто-то есть? Что это за шум?»
Его рука мягко, но настойчиво поворачивает твое лицо обратно к себе. Не позволяет искать глазами тени в зале.
Ты смотришь только на него. Только он — твой свет. Только он — твоя тьма.
— Доволен? —Усмехнулся он — тихо, почти ласково.
— Ты только что подписала себя моим именем. Не просто доволен... Я собой горжусь.
Он наклоняется ближе, губы почти касаются твоего уха.
— А в зале... никого нет. Кроме нас.
Но ты понимаешь — это ложь. Шум не исчез. Он стал тише... но ближе. Шелест ткани. Лёгкий скрип паркета. Кто-то действительно там есть. Наблюдает. Его пальцы всё ещё держат твой подбородок, не позволяя отвернуться, не давая увидеть того, кто прячется в темноте. Но ты чувствуешь их присутствие — холодный взгляд, изучающий каждую деталь, каждое выражение твоего лица.
— Не отвлекайся! — Он щелкает пальцами у тебя перед носом.
— Ты теперь— на сцене. Со мной. И всё, что происходит дальше... будет только, между нами.
Николас резко хватает тебя за запястье и тянет ближе к центру сцены — прямо под софиты. Свет обжигает кожу.
Ты моргаешь.
—А теперь. Улыбнись!
— Ведь ты же хочешь, чтобы тебя запомнили?
Он оставляет тебя под лучами прожекторов, а сам отходит в тень. Такой яркий свет, подсвечивает каждый твой изъян.
«Он смотрит на тебя, это очередная проверка. Смогу ли я находится под этим светом, выжить в его мире.»
«Но, мой дорогой Николас, ты не знаешь главного — я действительно готова на все ради тебя.»
«Ради того, чтобы стоять с тобой рядом.»
«Ради того, чтобы ты смотрел на меня.»
Ты знаешь, что достойна этого момента.
«Я стану самой дорогой ошибкой в твоей жизни, я врежусь тебе в память, как заноза...»
— Тогда я буду сиять для тебя! — слова срываются с губ так уверенно, и в этот момент чувствуешь, как внутри разливается искреннее счастье.
— Танго? — предлагаешь ты, принимая характерную позу и протягиваю руку вперед с надменной грацией. В этом жесте — вся твоя дерзость и вызов, вся смелость, на которую ты способна.
Пол едва слышно поскрипывает под ногами, и в этой абсолютной тишине каждый звук кажется оглушительно громким. Твое дыхание отдается в ушах, словно удары сердца, отсчитывающего последние секунды перед прыжком в неизвестность.
Его улыбка — как искра в темноте.
— Танго — танец страсти и власти, — шепчет он, приближаясь.
— Посмотрим, насколько ты готова подчиниться его ритму.