Код красный: кислород

Глава 1

Третий день в новой клинике — это пиздец.

Хочется всех убить, ни черта не понимаешь, так еще и работу никто не отменял. Причем разбираться надо по ходу дела, когда пациентка уже ждет действия, а мне бы хоть имя ее правильно в карточке прочитать.

Достаю пачку сигарет из кармана хирургички и затягиваюсь. В ординаторской курить запретили даже в открытое окно, так что приходится торчать на улице и морозить задницу, потому что тонкие хлопковые штаны дубеют на декабрьском морозе.

И будь я помоложе, наверняка бы пожалел, что перешел в частную клинику, где заморочек в разы больше, чем в государственной. Но сейчас я только облегченно вздыхаю, впуская в легкие никотин. Прикрываю глаза и глубоко дышу. Холод отрезвляет и забирает проблемы, вынуждая сконцентрироваться на одной — поиске тепла. И я ищу его как ненормальный в новой затяжке. Фильтр трещит, звук — моя личная медитация, как будто нервы ослабляет, опаляя проблемы и делая их несущественными.

Зима в этом году хорошая в начале декабря. Сугробов полно, рабочие по утрам только и делают, что лопатами скребут да песком дорожки посыпают. Первая сигарета заканчивается, давлю окурок в пепельнице над урной и достаю вторую. Идиотский ритуал, но ради одной даже выходить курить не хочется. Две — в самый раз.

Перевожу взгляд на окно — Иваныч сидит с бумагами, вижу его лысую макушку между жалюзи. Это он меня в клинику свою перетащил. Зарплату пообещал отличную и нагрузку соразмерную физическим способностям, а не как в государственной: пашут, пока не сдохнешь на рабочем месте. А там в истории напишут причину, не связанную с работой. Усмехаюсь.

Бориса Ивановича я еще с ординатуры знаю. Он тогда еще трудился на благо страны. Заприметил меня опытный хирург, приглашал на операции анестезиологом, да как-то в его голове отложились мои навыки, вот и позвонил, когда ему в клинику понадобился врач.

Я поначалу не хотел, сомневался много. В больнице все свои, знаешь уже каждого, понимаешь, где проебаться можно, какой медсестре больничные карты дать заполнять, а когда вздремнуть на старом просиженном диване в ординаторской, пока никто не видит. Жизнь по накатанной идет. Работа — попытки откосить от работы — опять работа — дом. И так по кругу. В какой-то момент можно привыкнуть, даже втиснуть в расписание свидание или секс с молодой медсестричкой, которая думает, что прожженный циник именно ей предложит руку, сердце и пин-код от карты. А потом слезы в сестринской и обсуждения, какой Верховский мудак, что использовал. И плевать, что я предупреждал: акция действительна один раз. Но все девочки, начитавшись женских романов и насмотревшись сериалов, думают, что после первого секса мужик потеряет голову и падет ниц. Как бы не так. Не ёкает нихера.

Еще ведь торкнуть должно, да так, чтобы хотелось самому и удовольствие дарить, и звезду с неба тащить, и об улыбке скромной мечтать. А тут… только стресс снять.

Затягиваюсь глубоко, втягиваю дым в легкие и держу, пока не начинает жечь. Выпускаю, и наблюдаю, как прямо перед клиникой на единственное свободное место вклинивается красная «Ауди».

Закатываю глаза. Таких клиенток в клинике пластической хирургии пруд пруди. Сделать задницу более упругой, откачать лишний жирок с боков, который прилип во время отпуска, подтянуть лицо — все эти процедуры вместо завтрака, обеда и ужина.

Вот и тут экземпляр типичный. Красотка в черном пальто выходит и даже по сторонам не смотрит. Щелкает сигнализацией и вышагивает так уверенно, что я удивляюсь, как это она на каблуках так ловко по нечищенному снегу ступает. Надо же, удивительный экземпляр. Даже бровью не ведет. Наверное, жена какого-нибудь генерала, который перед ней по струнке ходит. Решила подарок мужу к Новому году сделать — новые сиськи. Хотя лишь бы не плеву восстанавливать, иначе я окончательно в бабах разочаруюсь и сдрочусь.

И ведь каждая пленке между ног значения столько придает, как будто бы ей на запястье Картье отверткой закручивают и инструмент забирают. Да мужикам вообще похер, девственница или нет. С первыми, наоборот, заморочек больше. Хотя, конечно, приятно быть первым, еще охуеннее — единственным. Но мне розовые очки по жизни не перепадали, так что себя я тоже трезво оцениваю на твердые семь из десяти.

А вот женщина почти на девятку. Хотя нет, на восьмерку. Лицо ее, конечно, выдает сучью сущность, с таким до девяти не дотянуть. Склоняю голову и наблюдаю. Она хмурится, губы пухлые поджимает и идет как будто ко мне. Но это мозг, истосковавшийся по женскому вниманию, рисует странные картинки. Я-то у лестницы дымлю, тут каждый посетитель ко мне идет. А эта наверняка импланты вставлять идет ради благоверного — вон какая недовольная.

— Какого хрена персонал курит у главного входа? — сшибает меня с ног вопросом.

— Вас это задевает? — спрашиваю, понимая, что дамочке злость свою сорвать на ком-то хочется. На папике не получилось, решила на простом люде оторваться. На вид не больше тридцати, а бесится на все пятьдесят.

— Это задевает посетителей. Еще и в хирургичке вытаращился! Боже… кого Борис Иванович понабрал?.. — сетует и переносицу картинно трет. Ну актриса! Если еще заплачет, я хлопать начну. Ну вышел врач покурить — подумаешь, беда. Я анестезиолог, на меня вообще всем пациентам плевать. Они обо мне только перед наркозом узнают. А к этому времени дым выветрится.

— Отличных специалистов понабрал, кстати, — улыбаюсь и отправляю бычок в пепельницу. Послать бы эту козу куда подальше, да воспитание не позволяет. Вижу, как она застывает перед лестницей и смотрит на нее едва ли не трагически. — Вам помочь подняться? Тут скользко.

— Ну еще на руках предложите меня донести! — всплескивает руками и продолжает уже тише: — Нет, надо ведь… курить перед главным входом. Так, а с лестницей что? Почистить некому?

Глава 2

Толкаю дверь, колокольчик сверху брякает, и Олеся на ресепшене приосанивается и распрямляет плечи, но, заметив меня, сникает, только улыбка с лица не сползает, а становится шире по мере того, как я подхожу ближе. На ходу снимаю куртку и дарю девчонке улыбку.

— Евгений Дмитриевич, вы что-то хотели? — она на меня с нескрываемым интересом пялится, видно, что я ей очень даже симпатичен. Только вот вряд ли ее устроит секс на кушетке в кабинете по необходимости. А отношения мне пока не нужны — я слишком долгое время был женат на работе и сейчас, найдя место поспокойнее, хочу хотя бы немного отдохнуть, прежде чем нырять в поток бесконечных цветов-свиданий-домой провожаний.

— Да, Олесь. Скажи, — наклоняюсь ближе, в нос бьет сладкий парфюм администратора, и я морщусь. Слишком ванильно, — кто эта женщина, что зашла с минуту назад.

Олеся вздыхает слишком разочарованно, даже я чувствую, что вопрос ей не понравился. Девушка отстраняется, поправляет халат и обиженно выдает:

— Это Кристина Борисовна, она занимается всеми финансовыми вопросами и находит нам клиентов. В общем, неформальный директор.

Ну пиздец. Встрял так встрял. Но время назад не откатить, да я и не хочу. Могла бы как директор нормально со мной поговорить, а не строить королевну, к которой на аудиенцию случайно попал смерд. Неясным остается только одно, поэтому я продолжаю мучить недовольную Олесю вопросами:

— Борисовна?

— Ну да, она дочка нашего Борис Иваныча, — пожимает плечами, будто это очевидный факт, который знают все, кроме меня. — Она просто в отпуске была, пока вас на работу принимали, поэтому вы ее и не видели раньше.

— Ясно. Спасибо, Олесь, с меня шоколадка за информацию, — подмигиваю, вспоминая, что вчера всем врачам довольный новой грудью муж подарил по символическому презенту: коньяк, конфеты и конверты с приятной суммой. Сладкое я не ем, домой нести некому, так что лучше передарить. И девчонке будет приятно, и мне особых хлопот не доставит.

Кабинет ее, полагаю, находится где-то совсем рядом с директорским, так что петлять долго не приходится. По пути закидываю куртку в свой кабинет и мою руки. Подхожу к двери тихо, так что могу расслышать, как она кого-то отчитывает. Либо в кабинете кто-то очень молчаливый и испуганный, либо она болтает по телефону.

Стучу и только сейчас думаю, что надо было выбрать стратегию поведения и придерживаться четкой линии, чтобы не оказаться под каблуком с первого дня знакомства. Но у меня всегда план один «Похер — прорвемся». Не думаю, что она продолжит собачиться со мной. Ну объявит выговор, так у нас правил никаких нет. Прессовать меня невыгодно — толковых анестезиологов с руками и ногами отрывают, мне еще Иваныч приплату солидную делает, чтобы я не срулил в клинику перспективнее. Поэтому ей придется со мной мириться, если не хочет потом папе объяснять, какая кошка между нами пробежала. Хотя там скорее сука красивая пронеслась, облаяв.

— Войдите, — наконец слышу и открываю дверь. У меня еще пять минут в запасе. Думаю, их нам и хватит, чтобы все решить. — А, это вы, — она закатывает глаза, а потом смотрит на часы. Головой недовольно качает, но жестом приглашает меня сесть. Кабинет у нее типично женский — куча бумажечек и причудливых ручек, везде стикеры и заметки. Только ежедневник простой кожаный, зато красный, прямо в тон машине и ногтям, которые я за перчатками сразу не заметил. — Я перезвоню, Эдик, сотрудник пришел, — бросает и, не дожидаясь ответа, отбивает звонок.

Наблюдаю за ней с интересом. Она какая-то дерганая слишком для той, кто только из отпуска вернулся. Смотрит с вызовом. Ждет, что я начну разговор и дам ей преимущество и повод поглумиться? Ну нет, я ей понадобился, пусть первая и говорит. Сажусь удобнее в кресле и сцепляю руки на животе в замок. Приподнимаю одну бровь в немом вопросе и отвечаю на ее взгляд спокойствием. Кристина (отчество никак к ней не приклеивается в моей голове) морщит нос и кусает свои красивые губы, не боясь лишиться красной помады. Этот цвет ей, кстати, идет. Не вульгарный, а дерзкий. Она сама вся колючая и уверенная. Ошибся я с первого взгляда — передо мной бизнес-леди, а не избалованная девица.

— Думаю, Евгений Дмитриевич, стоит прояснить вам правила нашей клиники, — начинает снисходительно, не дождавшись от меня реакции. — Мой отец… Борис Иванович хороший специалист и отличный руководитель, но нам важно не только хорошо делать свою работу. Имидж — составляющая крайне важная в нашем деле. И курить на виду у клиентов, а потом приходить к ним в кабинет с улыбкой неэтично.

Я слушаю все это с усмешкой. Она со мной как с дебилом общается. Вроде и толковые вещи говорит, но при этом все так наивно, что мне хочется подняться, покрутить у виска пальцем и свалить подальше от ее кабинета. Кристина хочет сказать что-то еще, но я не даю, заговариваю раньше:

— Вы бы тогда сделали нормальную курилку для персонала. Со стороны служебки нормально не выйти. Там здоровенная лужа, которая, наверное, превратилась в мини-каток. А вы предлагаете туда сотрудников гнать.

— Может, вам еще скамейку и кофейный автомат там поставить? — бесится, ногтями в кожу ежедневника впивается, но выражение лица убийственно спокойное.

— А можно? — борзею, хотя надо бы заткнуться и не провоцировать руководство. Но о моем скверном характере знают многие. Не умею вовремя останавливаться, всегда до конца иду.

— Вы невозможно наглый, Евгений Дмитриевич.

— А вы стерва, Кристина Борисовна. Еще очевидными фактами обменяемся или начнем уже сотрудничать? — поднимаюсь, потому что она взглядом так меня сверлит, что к полу пригвоздит и каблуками по голове пройдется. А у нее там шпильки наверняка, если она, конечно, переобувается на работе. Я смотрю сверху вниз, не давлю, скорее, проверяю, как среагирует на потерю контроля, но она не жалеет, с любопытством изучает, ждет следующего шага. Руками в стол упираюсь и наклоняюсь, чтобы быть ближе. — Давайте так: вы оборудуете курилку. Мне не принципиально, какой она будет. Лишь бы козырек, урна и чистый путь до нее, а я пару дней потерплю и дымить на входе не буду.

Глава 3

— Боже, папа, ну какая курилка! — подскакиваю с кресла в его кабинете. Оно отъезжает на полметра, и я начинаю наматывать круги по свободному пространству.

После того разговора три дня назад с Верховским все как будто сговорились! То Олеся спросит, правда ли, что нам наконец сделают новое место для курения. То врачи на кухне шепчутся о новых лавочках с подогревом и навесе. То теперь вот! На планировании бюджета на месяц мы всерьез обсуждаем обустройство курилки.

Я с такими разговорами скоро сама открыто курить начну, а не втихую до и после работы. Тридцать два года, а я отцовского гнева боюсь. Замираю у окна и смотрю, как у главного входа снова Верховский с сигаретой в зубах стоит. Только теперь еще не один, а с коллегой, который раньше дымил с другой стороны здания.

— Людям надо. И порядок будет, все бычки в одном месте, — серьезно заявляет отец.

— Они тогда в этой курилке только и будут торчать, а не работать. Ты как будто не знаешь! — я категорически против этой идеи. Мы четыре года без нее живем, и никто до этого ни о чем подобном не просил, пока не появился этот гад наглющий. И главное, я его подловить ни на чем не могу. Приходит он вовремя, уходит тоже, работу выполняет идеально, никто на него не жалуется, а девочки-коллеги так и вовсе слюни пускают.

— У нас все равно есть лишние деньги.

— Я хотела заказать новую стойку на ресепшн, чтобы в следующем году была красивая, а не эта облезшая, — прищуриваюсь, разглядывая, как Верховский затягивается. Красиво, да. Хмурится, так что над переносицей складка появляется, вбирает дым в легкие глубоко и медленно выдыхает, как будто не травит себя, а эликсир божественный пьет.

— Стойка и так хорошая, а для сотрудников мы и правда ничего давно не делали.

— А некурящим что? — оборачиваюсь порывисто. Папа за Верховского держится крепко, это я поняла еще в первый день, когда просила дать ему выговор. Оснований, конечно, не было, но желание до сих пор зудит. Вот даже сейчас клиентке скалится, а та в ответ улыбается, краснеет смущенно и даже не морщится от сигаретного дыма, хотя мужу своему всю плешь проела за курение.

И как у него это получается? Всех, зараза, очаровал и на свою сторону перетянул. А я последнего соратника в лице родителя теряю. Обычно к его мнению прислушивались. Могли не соглашаться или быть против, но при этом, скрипя зубами, все же мирились с новыми правилами и порядками. Теперь же… приходится мириться мне.

И все из-за гада Верховского. Он оборачивается и прямо в окно, где я стою, смотрит. Улыбка на его лице становится шире, и Верховский салютует рукой с тлеющей сигаретой. Едва ногой не топаю от злости. Так и хочется на улицу вылететь, сигарету из его рук забрать и растоптать каблуком. Представляю удивление на его лице. Опять губы в ухмылке скривит и брови чуть приподнимет, любуясь моими психами. Обалдеет, конечно, а я развернусь и красиво уйду с видом победительницы.

— Это ты уже сама выбери соразмерно, — доносится эхом голос отца, проникая в неуместные мысли.

Отворачиваюсь, потому что наши переглядки через стекло затягиваются. Их вообще быть не должно, как и самого Верховцева в нашей клинике. Он слишком дорого ей обходится. И так получает зарплату больше, чем у остальных врачей. Но в этом папа категоричен. Хорошего анестезиолога еще постараться найти надо, только как теперь с шеи клиники его ссадить, а то больно хорошо устроился. Целый кабинет в распоряжение забрал, так еще и курилку теперь придется делать.

— Кофемашину хочу нормальную вместо этих дебильных аппаратов, — вздыхаю устало. — Но я все еще против твоей затеи.

— Просто сделай, Кристина. И займись сегодня: выбери мебель, материалы, чтобы было красиво и надежно. Ну и не слишком дорого.

— Ладно, будет твоему Верховскому курилка. Надеюсь, он не сбежит от нас через месяц, иначе все будет зря.

— Не сбежит, на этот счет даже не волнуйся. Женя надежный человек и у нас надолго.

Хотелось бы верить.

Дальше совещание перетекает во вполне себе будничное обсуждение проблем. Папа рассказывает, как они тут были без меня целый месяц. Я стараюсь вникнуть и оценить масштабы катастрофы. Новый сотрудник, отказ от четырех операций и шесть новых клиентов. Мы пока в отличном плюсе и даже без акций закрываемся в этом месяце хорошо. Но все же Новый год — традиционное время для скидок и интересных предложений.

Возвращаюсь в кабинет в отвратительном настроении, поэтому по пути все же заглядываю на кухню и готовлю растворимый кофе. Нужно все же забить на Верховского, понять, что курилка будет не только для него, и сделать наконец заказ.

Мне дурно от одной только мысли, что приходится искать работников, выбирать материалы и думать над дизайном. Конечно, можно сделать просто, дешево и сурово. Так я точно насолю Верховскому, но при этом и всем остальным. Нет, не подходит. Может, в кабинете его ремонт затеять? Или лучше в соседнем, чтобы ему работать было невыносимо. Точно!

Верчу в руках ручку и перебираю варианты, которые мне с энтузиазмом предложило агентство. Прицениваюсь к каждому и думаю, как можно их скомбинировать, чтобы выполнить папино пожелание. Нужно записать названия и уточнить.

Ручка вылетает очень невовремя и катится под стол, словно сама Вселенная намекает о провальности всей затеи. Я тоже в нее не верю, но иногда нам приходится делать не то, что хочется, а то, что нужно. Поэтому, напрочь забыв об элегантности и задрав повыше юбку, лезу под стол. Ручка поддается не сразу, еще пытается укатиться.

Хватаюсь за столешницу и выползаю обратно. Пальцы задевают чашку, и та переворачивается прямо на мою спину.

— Бля-я-а-а! — подскакиваю, макушкой задевая край стола. На нем брякает органайзер с кнопками и скрепками, приглушая мою гневную тираду. Кофе все еще горячий, и он течет не только по блузке, но и по юбке.

Глава 4

Вот уже четвертый день курю у входа, раздражая нашу начальницу. Сегодня со мной, набравшись смелости, идет и гинеколог. Мужик забавный, моего возраста, вот мы и заприятельствовали. Толик, конечно, порывался утащить меня курить на служебный, но я остался непреклонен. Курим у главного и раздражаем мисс стерву.

Кристина, кстати, до сих пор на меня злобно зыркает. Я, конечно, тоже не подарок: устроил ей стресс-тест, распустил слух о курилке, но, если задуматься, ничего серьезного я не прошу. Тем более, мне она вообще не нужна. На крыльце нормально курится, даже уютно почти.

Вот, например, пациентка идет. Через два часа будем делать из ее крохотных единичек упругие троечки с маленькими ареолами. Она мне глазки строит и краснеет, я же улыбаюсь, отвечаю что-то невпопад, потому что затылком чувствую присутствие Кристины. Оборачиваюсь и натыкаюсь на ее взгляд. Недовольный, но задумчивый. Прикидывает, как лучше со мной расправиться? Да никак. Только принять таким, какой есть.

Салютую ей. Готов поспорить — глаза закатывает. И так у нее это красиво выходит, что невольно представляются другие ситуации, в которых она так делает. Улыбка шире растягивается. Я уже не тут, машинально затягиваюсь под бубнеж Толяна и даже киваю ему, а сам на Кристину пялюсь, мысленно ее раздевая.

Не знаю, как долго это продолжается, но она отводит взгляд первой. А мы докуриваем и возвращаемся в холл. Берем по кофе и идем по коридору — каждый до своего кабинета. Да, выбрал местечко я себе почти что в глуши. Самый дальний — зато людей почти нет.

Зарываюсь в карточки и проверяю, правильно ли рассчитана дозировка. Ухожу в монотонное дело с головой. Кофе остывает, я к нему даже не притронулся, хотя это и кофе-то не назовешь. Так, черная жижа с привкусом дешманского кофе.

— Верховский, ты на месте? — слышу голос Иваныча за дверью и стук.

— Да, заходи, Борис Иваныч, — кричу в ответ и отодвигаю ноутбук в сторону. Измайлов обычно только по делу меня дергает, а значит, что-то важное.

— Привет, Жень, — он заходит, но ближе не идет. Так и стоит у входа. — Я ненадолго. В общем, курилке быть. Так что в ближайшие дни Кристину постарайся уж не провоцировать, ладно?

Ого себе! Вот это поворот. Интересно, она сама сдалась или Измайлов родительским авторитетом додавил? Жутко любопытно, конечно, узнать побольше, но я только киваю. Действительно, когда руководство идет на уступки, грешно ими пренебречь.

— Конечно, Иваныч. Сделаю все в лучшем виде. Спасибо!

Разговор выходит коротким и скомканным. И вроде бы мне радоваться надо, что получается, как хотел, а как-то на душе неспокойно. Получается, Кристине перешагнуть через себя пришлось, пока я живу как жил. В два глотка выпиваю остывший кофе и поднимаюсь. Надо хоть поблагодарить, раз уж мы идем друг другу на уступки. Она мне благоустроенное место для курения, а я ее провоцировать перестану. Конечно, шантаж получается, но другого нет.

У двери замираю, думая, надо ли ей мое спасибо, или она лесом пошлет и попросит никогда в ее кабинет больше не заваливаться? Ай, не сделаю — не узнаю. Главное — мою совесть очистить, и дело с концом.

Стучу. Кристина открывает дверь моментально, и я шагаю внутрь, натыкаясь на слишком поразительную картинку. Она стоит в красном белье и руки ко мне тянет. Бля, у нее другого цвета, кроме красного не существует? Меня замыкает на охерительной фигуре. Полная грудь в кружевном лифчике, красивая натуральная, на такую не только смотреть хочется. Плоский мягкий животик, женственно и симпатично. И полупрозрачные трусики, отсекающие любой простор фантазии.

Она ждала мужика своего, чтобы на рабочем месте пошалить? Склоняю голову набок и бесстыдно разглядываю свою растерянную начальницу. От того, что она ждала здесь кого-то другого, в груди прокатывает странная волна, которую я не успеваю поймать. С кем-то служебный роман? И с кем? С Толяном? Он тут единственный, относительно молодой и симпатичный.

Зачем я вообще об этом думаю? Ну есть у нее кто-то, и черт с ними. Я здесь вообще за другим.

И вроде убеждаю себя, а оторваться от ее тела не могу. Кристина отступает, она босиком, без каблуков, такой мелкой кажется. И фигурка от этого только лучше выглядит. Как привязанный, шагаю следом ровно настолько, насколько она отходит.

— Кристина Борисовна, а вы всех подчиненных так встречаете или только тех, кого особенно ненавидите?

— Я вас не ненавижу, Верховский, — она бегом прячется за спинкой высокого кресла и обнимает то так, будто я стану его отбирать. — Вы мне попросту очень не нравитесь.

— И поэтому вы разделись? — спрашиваю насмешливо. Но узнать, для кого этот перформанс, хочется дико.

— Да я кофе пролила! — рычит недовольно и кивает в сторону опрокинутой чашки.

Мне требуется несколько секунд, чтобы оценить обстановку. И правда опрокинутая чашка, где-то там наверняка еще лужа осталась. На столе мятой горкой лежит одежда, на блузке коричневое пятно. Как все просто оказалось. И никаких залетных Толиков.

Кивнув, снимаю с плеч халат и протягиваю через стол. Хочется, конечно, подойти и самому накинуть на нее, чтобы еще раз полюбоваться, но Кристина и так в шоке. Я со своим рвением буду на насильника похож.

— Надень пока. Он чистый.

Ей все же приходится еще раз для меня открыться, потому что просто так дотянуться не выходит. Смотрю на упругую задницу и едва не присвистываю. Кристина замечает, да я и не скрываю, что пялюсь. Галантность осталась в моих восемнадцати, а на ее место пришел циник, которому плевать на все, кроме собственных желаний.

Кристина, взяв халат, отворачивается к окну. Торопливо в него кутается и застегивает на все пуговицы. Он ей явно не по размеру, поэтому выглядит как невзрачный балахон. Но я-то теперь знаю, что под ним прячется шикарное тело в красном белье, и моя фантазия шалит.

Глава 5

Сижу на кушетке в кабинете Верховского, болтаю ногами и халат до колен тяну. Нехорошо как-то мы выглядим вдвоем. А если к нему кто-то придет? Задумываюсь об этом я очень поздно. Но, казалось, останься мы у меня, случилось бы что-то непоправимое.

Верховский до сих пор меня взглядом жрет. И даже не стесняется ни капли. Похотливый гад! Как будто я перед ним не в костюме, а голая сижу. И ведь не предъявить ему ничего, а то потом еще съязвит, что я на него пялюсь и вообще слишком много о своей привлекательности для мужчин думаю. Такому надо давать слово первым, чтобы потом жалить им же. Но Евгений молчит, только взгляд периодически от ноутбука отрывает и ко мне обращает.

Доставить вещи пообещали через два часа. Чтобы не терять драгоценное время, решаю заняться делом, точнее, сущей глупостью — звоню строителям и обговариваю сроки. Тащить в новый год не хочу, поэтому обещаю крохотную надбавку, на которую мужчина клюет.

Расхаживаю по кабинету с видом победительницы и улыбаюсь. Хорошо, что все выходит быстро и складно. Быстрее бы избавиться от дебильной идеи и забыть как страшный сон.

— Воды? — спрашивает Верховский, когда я заканчиваю разговор.

— Не помешает, — соглашаюсь. Женя поднимается, моментально собой все пространство кабинета заполняя, и проходит мимо меня к кулеру, задевая плечом то ли нарочно, то ли по случайности, не рассчитав расстояние. А у меня от нашего случайного контакта через три слоя одежды мурашки бегут по рукам.

Как девчонка перед ним. Подумаешь, в белье увидел. Врачи — существа бесполые, а то, что Верховский вдруг свое внимание так активно проявляет, будем считать сбоем в системе, который завтра уже забудется. Тем более, он вольностей себе не позволяет — не лапает и не флиртует больше. А пялится… и пусть.

— Держи, — он останавливается за моей спиной и протягивает пластиковый стаканчик. Вода едва прохладная, почти теплая, и я морщусь от первого глотка.

— Охладитель не работает? — поворачиваюсь и хлопаю глазами — мы очень близко, едва носами не сталкиваемся. Он ловит мой изумленный вздох, я кожей ощущаю его горячее дыхание. Не делаем ничего — замираем и момент смакуем. Снова получается слишком интимно, так, как не должно быть с коллегами, тем более не должно быть между начальницей и подчиненным.

— С чего ты так решила? — безжалостно крушит формальности.

— Она теплая, — морщусь и поднимаю стаканчик на уровень его глаз. Верховскому хватает полусекунды, а после он снова приклеивается к моему лицу взглядом. — Я такую не люблю.

— Полезно. Чем ближе вода к температуре тела, тем легче ее воспринимает твой организм. Про пищеварение и кровообращение надо рассказывать? — усмехается, забирая из рук хлипкую пластиковую тару.

— Я лучше работой займусь. Да и вам не помешает сделать то же самое, Евгений Дмитриевич, — отступаю, но Верховский снова не оставляет меня в одиночестве. Шагает следом — эта дурная привычка начинает надоедать. Я не мышь, а он не кот, объявивший охоту, но чувствую себя загнанной в ловушку.

Женя не предпринимает попыток что-то сказать или сделать: ставит стаканчик на стол за моей спиной и выпрямляется, наконец разрушая вмиг образовавшееся напряжение.

— Тогда не буду отвлекать.

Он ловко меня обходит и падает в кресло, что скрипит от габаритов хозяина в первые секунды встречи с мощным телом. А я так и стою посреди кабинета, не зная, за что взяться. Выбивает меня Верховский из равновесия. И вроде немаленький уже, а ведет себя как подросток, у которого гормоны буянят.

Забираюсь с ногами на кушетку, открываю ноутбук нервным движением и агрессивно сверяю таблицы. Оставила одних, так отчеты теперь буду до Нового года собирать и ловить косяки! Надо инструкцию по подготовке спустить, чтобы херню прекращали слать. Ну как можно в этом бардаке хоть какие-то данные найти?

Мы молчим, барабаним по клавишам и делаем вид, что не бросаем друг на друга заинтересованные взгляды. Один раз Верховскому звонят и сообщают, что операции сегодня не будет — пациентка решила сначала слетать с единичкой в отпуск, а потом уже расти до третьего. На этом разговоры в кабинете обрываются, и мы снова соседствуем своими мирками, ощущая себя на удивление спокойно.

— Жека, ты на месте? — звучит за дверью, а затем раздается стук, чисто символический.

С Верховским мы переглядываемся всего секунду. Потом я подскакиваю с кушетки и, схватив свои пожитки, несусь за ширму, пока, не дожидаясь ответа Жеки, в кабинет входит коллега, гинеколог-эндокринолог Анатолий.

— На месте, операцию отменили, — хмыкает Женя и потягивается в кресле. Я едва-едва спряталась, но Верховского со своего места прекрасно вижу. Пошевелиться не могу — тогда Толя услышит цоканье каблуков, и к черту всю конспирацию. Так и стою, надеясь, что скоро третий лишний из кабинета исчезнет. — Покурить сходим?

Анатолий проходит к столу и усаживается на стул для посетителей. Закатываю глаза. Этого только не хватало.

— Можно. А куда пойдем? На главный или служебный? — его рука тянется к стаканчику, который Верховский оставил на своем столе. — Слышал, ты своего-таки добился и дожал нашу противозину с курилкой.

— Откуда такая инфа? — хмурится Женя и быстро взгляд на меня бросает, понимая, что противозина все слышит.

— Да уже все об этом говорят, — хмыкает Толя. Вот сплетник хуже баб! Вечно все новости знает и языком треплет. Неужели от клиенток нахватался желаний пообсуждать всех? — Она же до этого нас тут в бараний рог скручивала. Офис крутой — ее рук дело, но дисциплина у нее жесть. А ты на место поставил, когда линию свою гнуть начал. Так что теперь ты местный авторитет.

Чего? За какую-то ободранную курилку авторитет? Они охерели все, что ли? Или забыли, кто им премии в конце месяца начисляет? Закипаю моментально. Авторитет, блядь. Знали бы они, что у него зарплата больше, чем у каждого из защитников Верховского, вмиг бы корону, которую сами же на голову надели, лопатой снесли.

Глава 6

Это тотальный кабздец.

Надо же было так лохануться с Толей. Стоим, курим, молчим. Я в табло ему прописать хочу за неуместные разговорчики, а он только ржет и снова что-то заводит про Кристину. Мы обсуждали ее до этого только один раз, когда я спросил, что из себя наша Борисовна представляет. Мне тогда, конечно, в красках Толян все расписал. А сегодня вот опять завелся. Кисточки чистые взял, холст новый и колоры другие совсем.

И не в том дело, что я какими-то чувствами к Кристине воспылал. Ни капли. Разве что возбудился немного на красоту такую смотреть. Но там любой нормальный мужик прилив крови почувствовал — слишком уж складная у меня начальница. А ровно в том, что не по-человечески получилось. Журить руководство за глаза — это одно, а вот личные качества ее примешивать — совсем другое. Низко это как-то и не по-мужски.

Так что Толяну ситуацию надо прояснить однозначно и четко.

— …Как щас помню, я тогда чуть заявление по собственному не написал. Так она на меня вызверилась за беспорядок в картах, — он ржет, а я думаю, с чего, собственно, угорать? Правильно сделала выволочку, если сам не умеет все под контролем держать.

— Я бы еще на дежурство оставил и премии лишил, — хмыкаю, затягиваясь. — В общем, легко ты отделался, Толян! — хлопаю по плечу, прикладывая силу. Больно не должно быть, а вот силу почувствовать сможет. Толик едва сигарету из зубов не роняет, но хватает ее губами в последний момент и на меня смотрит испуганно-удивленно.

— Ты чего, Жек?

— Хорош Кристину Борисовну обсуждать. Я уже все, что хотел, услышал. Дальше сам разберусь, как с ней беседы вести.

— Понравилась, да? — хмыкает Толян и голову набок склоняет, за моей реакцией наблюдая. Нет, блядь, ему точно в табло надо прописать, чтоб не трындел. — Да, баба она горячая, — вот опять! Как будто я не предупреждал. Закипаю моментально в порыве какой-то ненормальной ревности, как только представляю, что Толян на нее слюни пускал. — Но тебе не по карману. Ей бриллианты и Мальдивы подавай. А еще тачку скоро новую надо будет покупать. На этой три года катается. Все, что тебе может с ней светить, это случайный трах в ее кабинете, — он усмехается и меня по плечу хлопает, зеркаля мое движение, пока я осмысливаю информацию.

— Ты чет хуйню несешь, Толян. Завязывай со сплетнями, — цыкаю и, затянувшись в последний раз, ухожу, не дождавшись приятеля.

Самолюбие, конечно, уязвляет. Я и сам знаю, что таким женщинам бизнесменов подавай и шикарные подарки, но слышать это от других пиздец неприятно. Да и не собираюсь я ничем подобным заниматься. Мне бы нормальные рабочие отношения наладить, и хватит. Мы при желании можем даже не пересекаться, разве что на совещаниях раз в неделю. Там вариантов нет, быть надо всем. И то я скоро со сменщиком в пару попаду, и мы будем работать два через два. Одним словом, поводы для встреч будут ликвидированы, и каждый продолжит жить своей жизнью.

Сейчас только надо не усугубить, поэтому лечу к кабинету на всех парах. Открываю дверь и с порога осматриваюсь, ощущая тяжесть, волочащуюся по душному воздуху.

— Кристина, ты здесь? — спрашиваю у тишины, уже чувствуя, что ушла. Отвратительное ощущение. Я как будто в грязи выпачкался, только, на самом деле, в нее женщину окунул.

На душе гадко. Скинув куртку, выхожу в коридор и прямиком к ее двери шагаю. Там курьер топчется. Кажется, кому-то одежда приехала. Значит, не обиделась и сбежала, а просто к себе вернулась?

Останавливаюсь рядом и киваю в знак приветствия. Курьер руку не протягивает, так и пялим друг на друга. Он-то шмотки ждет, а я чего? Зайти, может? Чего я там не видел-то уже? Но компрометировать Крис не решаюсь. Она этого курьера хоть первый и последний раз видит, но мнение о ней он может составить не лучшее.

Ладно, примерка может затянуться, а у меня наркоз. Стою еще минуты две и ухожу. Готовлюсь. Тщательно намываю руки, несмотря на то что в операционной сделаю это еще раз. Проверяю еще раз все данные и ныряю с головой в работу.

Проходит хорошо. Дама спит, врачи жир качают. Проснется уже высушенной. За процессом не наблюдаю, периодически только показатели проверяю, но наркоз действует безотказно, так что похудевшую леди увозят в палату, а я, убравшись, плетусь к себе.

По дороге меня примораживает у двери Крис. Надо как-то углы сгладить. Я обычно их только заостряю, но иногда полезно попробовать что-то новое. Стучу и с замиранием сердца жду ответ. Тишина. Еще три раза бью согнутым указательным в дверь. Реакция та же — полное ее отсутствие. Давлю на ручку — заперто.

Упустил. Нехорошо это все.

— Кристины до конца дня не будет, — слышу голос Иваныча в коридоре и оборачиваюсь, — уехала на встречу. Тебе срочно нужна?

— Да так, по мелочи, потерплю, — приваливаюсь плечом к косяку. — У нас сегодня все по плану или опять кто отменится?

— Еще двое, потом все. Со мной будешь работать, — Иваныч кивает мне и уходит, а я думаю, где так сильно прокололся, что только-только устаканивающиеся отношения с начальством опять переходят в ураганную стадию.

День проходит уныло. Делаю все на автомате, постоянно думая о Кристине. Ну вроде обижаться ей не на что. Грустно, конечно, но руководителей всегда обсуждают за спинами, криминального тут ничего нет. А она женщина сильная, уверенная и красивая, еще и так высоко по карьерной лестнице скаканула — тут все поводы для сплетен сходятся. Да и я ничего такого криминального не сказал. Толю не поддерживал, но и не затыкал, в общем, так себе защитник.

По мужскому самолюбию бьет ощутимо.

Кристина и правда не возвращается. Машины у входа нет, и я вечером ныряю в свою, доезжаю до дома через магазин и, приготовив холостяцкий ужин из сметаны с солеными огурцами на закуску, падаю в кровать до самого утра.

Глава 7

Барабаню пальцами по столу и отсчитываю минуты. Прошло уже тридцать пять, Верховский снова опаздывает, а я опять его жду. Это невыносимо. Мало того, что этот чертов провокатор уже половину коллег против меня настроил, так еще и себя в лидеры неформальные возвел. Профсоюз ему организовать, что ли, чтобы неповадно было за спиной руководства бурную деятельность разводить.

И работой же заняться не могу. Читаю договор, а слова в единую мысль не складываются. Потому что жду! Докапываюсь до какой-то чуши, но так обидно стало, что придурка Толика не заткнул. Все знают его, как сплетника, поэтому никто особо при нем не болтает, иначе через час в курсе будут все. А Верховский сдружился и мне косточки моет. И я перед ним голая ходила. Подумать только, с каких сторон они меня обсудят.

Женя заходит, опоздав ровно на десять минут. Он уже переодет и, кажется, доволен. Выглядит как сытый кот, объевшийся сметаны. Не принял ли чего на грудь для хорошей работы? Хмурюсь, разглядывая анестезиолога, а он идет так медленно, будто себя демонстрирует. И зачем? Как дети себя ведем, задевая друг друга без конца.

— Вы опоздали, — начинаю с тяжелым вздохом, когда Верховский садится в кресло напротив. И делает это с таким видом, будто это я к нему пришла раньше назначенного времени.

— Писать еще одну объяснительную? — кладет лист на стол и толкает ко мне. Тот с шелестом скользит, упирается в папки. — Листок дадите, Кристина Борисовна?

— Нет, не нужно, — как же вынести его без криков? — Но могли бы предупредить, позвонив по внутреннему телефону.

Он усмехается, перебирает пальцами по столу и задумчиво на меня смотрит, не отрываясь. Вскипятить меня решил? Жарко от глаз голубых, по плечам моим скользящих.

— Мне показалось, вы не слишком-то хотели разговаривать. Вам же по душе переписки, — он кивает на объяснительную. — Не прочитаете? Я старался.

— Обязательно ознакомлюсь с вашим творчеством, — тянусь через стол и беру чертов листок. Почерк у Верховского красивый, тонкий и острый. Буквы, конечно, пляшут, но разобрать все очень легко. — Так, Я… опоздал по причине производственной травмы. Что?

— Вы читайте дальше, Кристина Борисовна, — улыбается гад так довольно, будто там меня ждет идеально написанное сочинение, за которое я поставлю сто баллов.

— Сегодня утром коллега Измайлова К. Б. хладнокровно разбила мое сердце, проигнорировав у входа. Чтобы залечить душевную рану, пришлось долго пялиться ей вслед и восхищаться. Затем… Это что? — тычу в Верховского листком. Придушить бы его или на мелкие кусочки раскромсать. А еще лучше уволить, чтобы не мешался у меня под ногами!

Ну какой же хам! Сердце свое склеивал, глядя на мою задницу. Обставил все так, будто это я виновата, а не он, решивший опять покурить у входа.

— Объяснительная, — поджимает губы.

— Это бред, Верховский. И вы прекрасно это знаете, — демонстративно разрываю на две части листок, складываю обрывки и рву еще раз. И еще.

— Изложил все так, как было на самом деле. Считаете, на вас нельзя засмотреться?

Козлина похотливая! Знает ведь, что можно. И я знаю, потому что ради этого в зал три раза в неделю хожу. И очень приятно, когда труды остаются замеченными. Но гадом от этого Верховский быть не перестал.

— Считаю, это не должно влиять на работу, — скрещиваю руки на груди. Вид у меня довольный, потому что победа в маленькой битве осталась за мной. — И вот, — протягиваю ему распечатанную брошюру. — Правила поведения сотрудников, вы ведь расписывались в журнале, я проверила.

Женя вертит ее в руках, даже делает вид, что изучает с серьезным видом, а затем кладет на стол. Он поднимается, и я сразу себя мелкой в сравнении с ним ощущаю. Верховский — громадина. Мы как Моська и Слон. Я лаю, а укусить не могу. А этот меня в два счета расплющить способен.

— Торопился, забыл. Объявите выговор за нарушение, Кристина Борисовна, — он подходит ближе. Я выставляю руки, защищаясь, и поворачиваюсь к нему, не вставая с кресла. Женя опирается бедрами на стол и наклоняется ко мне. — Я извиниться вчера еще хотел. Нехорошо с Толиком вышло, хоть повлиять я никак и не мог. А ты сегодня кусаться начала, — эти его скачки с «ты» на «вы» сбивают меня с толку.

Я себя заложницей положения ощущаю. А ведь все задумывалось с точностью до наоборот. Это Верховского надо было строить. И это он должен был смотреть на меня виновато и покаянно качать головой. Теперь же отчитывают меня, да так мягко, что я не понимаю, наказание это или прелюдия к нему. Или не к нему вообще?..

— Кусаться? Евгений Дмитриевич, не забывайте о субординации! — задеваю его бедро коленом и спешу разорвать неуместный контакт. Мы так глупо сосредотачиваемся на этом, что на мгновение забываем, зачем вообще оказались в моем кабинете.

— Как же о ней забыть, если вы постоянно о ней напоминаете, Кристина Борисовна, — цедит мое имя и наклоняется ближе. Пытаюсь отъехать, но Верховский хватает подлокотник. Наши лица так близко друг от друга, что взгляд расфокусируется. — Я серьезно говорю, Кристина. Не надо было вчера тебе так быстро сбегать.

— Не надо обсуждать женщин за их спинами, — летит рикошетом, но Верховский стена непробиваемая. Только ухмылка на лице проскакивает. Меня от нее скоро тошнить начнет.

— Значит, все-таки обиделась, — констатирует капитан прозорливость.

— Скорее, разочаровалась, — отвожу взгляд первой. Не могу на него смотреть, все кажется, что кто-то из нас непременно сорвется. У меня вот уже руки чешутся пощечину отвесить.

— Рано. Я еще не пытался тебя очаровать, — он подмигивает. Боже, что вообще происходит? Мы работаем вместе или что? Такое ощущение, что меня начальство кадрит, а не объявляю выговор сотруднику, нарушающему распорядок дня.